Протоиерей Александр Акулов
ПОТЕРЯННЫЙ В МИРУ
(остросюжетная повесть)
По благословению Блаженнейшего Онуфрия, митрополита Киевского и всей Украины, предстоятель Украинской Православной Церкви
© Протоиерей Александр Акулов
Часть первая (отец Олег и другой мир)
О том, что отец Олег пропал, стало точно известно лишь поздно вечером в один из воскресных весенних дней. До этого момента всё шло как обычно и в церкви, где он служил, и в семье, которую он очень любил и ценил, несмотря на то, что «малая церковь» пока состояла всего из двух взрослых людей — мужа, то есть его самого, и жены, матушки Анны.
По традиции день начался с Божественной Литургии в храме, который уже много десятилетий стоял и радовал православных людей в одном из пригородов Киева, в тридцати минутах езды от столицы. Ничего особенного в этот день не происходило, и прогнозов по поводу последующих событий никто не высказывал. Не было среди прихожан и священников ни пророков, ни предсказателей.
Разными людьми наполнялась церковь. Каждый по-своему готовился к службе в ожидании совместной и дружественной молитвы, чтобы покаяться в своих накопившихся грехах, поблагодарить Господа за прожитые дни и, не стесняясь, попросить у Бога по своей духовной и житейской нужде. Многое объединяло этих людей, и не было среди них особых разногласий. Всё шло своим чередом без особых чудесных ожиданий. И никто даже предположить себе не мог, что уже через несколько часов развернутся такие события, в круговороте которых резко изменится жизнь сразу нескольких людей.
Как всегда служба в храме прошла торжественно и чинно, но народу сегодня было не так много, как обычно. Начались весенние огородные хлопоты, и многие прихожане решили с утра заняться рассадой и всякими земельными работами. Это всегда расстраивало отца Олега, нашего главного героя, так как он никак не мог понять, почему нельзя отложить важные хозяйственные дела на более позднее время, чтобы обрабатывать землицу уже после службы, помолившись Христу с остальным страждущим народом, верящим, что только по благословению Божьему, а не по суете человеческой мысли, возможно получить максимальную пользу от своего труда.
Это обстоятельство очень расстраивало не только отца Олега, но и других священников. Отец-диакон, к сожалению, частенько бывал более категоричен в своих суждениях, чем другие его коллеги, и, из-за своей горячности, как потом оказывалось, не всегда был прав. Но выяснялось это уже позже, а пока он искренне переживал за те или иные не совсем христианские поступки православных людей, которых он встречал на своём пути. Отец Олег искренне не понимал, как можно без особой причины не приходить на воскресные и праздничные службы, да ещё месяцами жить без Исповеди и Причастия. Для него воздух церкви, наполненный Божьей милостью и Благодатью, был самым свежим и лучшим на земле, и он искренне полагал, что так же думают (или должны думать, а как иначе!) и все остальные православные христиане по всему миру.
Отец Олег в церковь пришёл в довольно зрелом возрасте и сразу полюбил всё, что было с ней связано: и службы, и таинства, и прихожан храма, и священников, которыми он восторгался, как мальчишка, увидевший перед собой людей как будто из другого мира. И когда он слышал, что кто-то не очень хорошо говорил о священниках, даже если это было справедливо, то он всегда за них заступался и просил с пониманием относиться к их ответственному служению. Но особенно ему нравилось общение с прихожанами, которых он считал главными носителями православной веры и своими первыми и главными учителями благочестия.
В то же время он переживал, когда люди опаздывали на службы, разговаривали на Литургии в самые важные моменты Богослужения, шептались по углам о всяких житейских пустяках, невнимательно слушали проповеди, лишая себя толкования Слова Божия, и просто мешали другим людям молиться. Отец Олег искренне старался жить по Заповедям Божьим, по-христиански любить всех без исключения, и так же от всего сердца прощать ради Христа и своего спасения. Но частенько, опять же из-за излишней горячности, которую он путал со здоровой ревностью ко Господу, его терпение заканчивалось, и он мог не сдержаться и сделать замечание тем, кто вёл себя на службе не подобающим образом, а это редко нравилось таким нарушителям церковной дисциплины. В ответ он мог услышать разные слова недовольства, на что он пытался улыбаться и просил молитв, понимая, что это не совсем его дело — делать замечания другим людям. Но где взять столько терпения?
Отец Олег загорелся духом христианской веры пятнадцать лет назад, когда впервые попал в храм, и до сих пор оставался горящим костром ревностного служения Христу и Его церкви, со всеми своими достоинствами и недостатками, первые из которых он хотел преумножать, не останавливаясь на достигнутом, а от вторых непременно избавляться по мере укрепления своей веры и возрастания любви к людям.
После первой же службы, на которую он попал случайно, точнее, за компанию со своим другом, увидев священников, он тут же решил стать таким, как они. Правда, друг Андрей, с которым он сразу после службы восторженно поделился мыслями о своём будущем, только посмеялся над ним и начал рассказывать что-то не очень хорошее о священниках. Тогда Олег сильно поругался с другом, не веря его словам, и на этом их совместное посещение храмов закончилось навсегда. Уже после второго богослужения Олег сообщил родителям о своём решении стать священником, и это привело к такому скандалу, что родители просто хотели выгнать его из дома. Они были людьми далёкими от церкви и совсем не одобряли начало его активной церковной жизни. Папа называл себя убеждённым атеистом, а мать только и делала, что собирала всякие сплетни о священниках и прихожанах, которые считали себя православными, а действовали как язычники, раздражая её своим поведением в обычной жизни.
Олег, ещё будучи простым прихожанином, очень переживал за них, и сам старался соответствовать высокому званию христианина, чтобы стать примером для родителей. Он сразу бросил курить и совсем отказался от спиртного, хотя никогда не был крепко пьющим человеком, но мог с друзьями иногда выпить пива или хорошего вина. Это как раз и заметили родители, но отнесли его поступки не к милости Божьей и вере сына, а к обычному стремлению вести здоровый образ жизни, как всю жизнь поступал отец.
Его рассказы о хороших священниках и красивых службах тоже не действовали на отца с матерью, и все их разговоры на религиозные темы всё равно сводились к критике церкви и её начальства. Также они осуждали новый церковный образ жизни сына, думая, что именно из-за этого Олег никак не может жениться, и даже предупредили, что если он захочет уйти в монастырь (что однажды в пылу очередного спора было сказано), то они и вовсе от него официально откажутся. Такого абсурда Олег вообще не ожидал, поэтому совсем прекратил общаться с родителями на темы церковной жизни, чтобы сохранить мир в семье.
Он очень переживал, что они его не понимают, и ещё очень долгое время, уже будучи священнослужителем, не мог оправдать и других людей, не желающих ходить в церковь. Отец Олег категорично считал, что если тебя крестили, то будь добр, всей душой, через силу и лень, стремись к церковной жизни. Все аргументы старших товарищей, что «Вера — это дар Божий… каждому своё время… или что силой в храм ходить не заставишь и этого делать нельзя», для отца Олега были лишь слабыми оправдательными попытками оградить людей от собственной более активной проповеди. Но когда со временем он убедился в правоте слов своих коллег, то сначала расстроился, а потом понял, что нельзя так сопротивляться Богу и Его Воле, которая проявляется и в том, что не все могут быть глубоко православными людьми.
Возвращаясь к родителям отца Олега скажем, что огорчало его и то, что они уже были людьми не молодыми и довольно тяжело болели, а вся их злость только усугубляла болячки, от которых они очень рано отошли ко Господу, не пожелав покаяться за всю свою жизнь и причаститься Святых Христовых Тайн. Для него это стало двойной болью, от которой он пытался избавляться молитвой и надеждой на всепрощающую любовь его любимого Христа.
До женитьбы и последующего рукоположения сына родители не дожили ровно год, хотя это важное событие в жизни Олега вряд ли могло бы изменить их нетерпимое отношение к православию. Отцу Олегу своих родителей было молитвенно жаль и подвигло к ещё большей ревности в служении Богу и людям, чтобы с другими не случилось так, как с его родными.
Его горячность была заметна даже тогда, когда он уже стал священнослужителем. Наивности отца Олега удивлялись и настоятель храма отец Александр, и другие священники, не всегда его понимающие и более трезво относящиеся к церковной жизни. Их опыт позволял более реально оценивать духовное состояние православных людей, они искренне молились Богу за вразумление Христова люда. К этому стремился и отец Олег, но его беспокойный характер не давал покоя всем, с кем он служил и дружил.
Матушка Анна старалась, как могла, сдерживать своего любимого, чтобы тот не стал всеобщим обвинителем в маловерии. Поэтому отца Олега редко благословляли произносить проповеди в храме и давали поручения, не связанные с тесным общением с прихожанами. Он, понимая свои недостатки, на это не обижался и с радостью делал то, что ему поручал настоятель.
Надо сказать, что раньше он был человеком чрезмерно инициативным, но в последнее время ему очень нравилось то, что он становился послушным и более скромным в своих желаниях. Возможно, сказывался и возраст. Ведь ему уже было под сорок лет, из которых он только последние десять служил диаконом, а до этого трудился на предприятии обычным инженером, но очень высокой квалификации. Поэтому отец Олег любил помогать по церковному хозяйству, и всё, за что бы он ни брался, получалось у него хорошо, добротно и качественно. Настоятель не мог нарадоваться и не спешил подавать прошение о его рукоположении в священники, понимая, что у того сразу появятся другие заботы, которые помешают его хозяйственной деятельности. А отец Олег в свою очередь, понимая настоятеля, и сам не торопился в звание, требующее от человека полной самоотдачи не только во время службы, но и в обычной жизни. Ну, куда ему в иереи с таким характером! Народ Божий пугать своими упрёками? Таким образом, всех устраивали такие отношения, и поэтому у настоятеля храма и диакона никогда не было серьёзных конфликтов и особенных споров. Так, короткие размолвки по мелочам, которые только укрепляли их дружбу.
Вот и сегодня после службы они немного посетовали на то, что в храме было не так много прихожан. Пару минут поговорили о планах на следующую неделю и с удовольствием, по старой и доброй традиции, пошли общаться с прихожанами церкви, которые уже их ждали во дворе храма. Собралось человек пятнадцать: мамы с детьми и несколько молодых людей, особенно любимых отцом Олегом. И если в храме ему не всегда давали слово, то уже после службы его никто не мог остановить или запретить разговаривать с прихожанами, сколько он или они захотят.
Но сегодня отцу Олегу было не до активного общения. Он был каким-то особенно сосредоточенным и молчаливым. Диакон лишь скромно улыбался и совсем не проявлял инициативы в разговоре настоятеля с прихожанами. Что-то его волновало и тревожило, как никогда, и он сам никак не мог понять своего настроения. Поэтому он собрал вокруг себя детей, тем самым помогая мамам сосредоточиться на общении с отцом Александром, а сам с удовольствием возился с детишками, раздавая просфорки и всякие сладости шумной детворе, которые, в свою очередь, в прямом смысле садились ему на голову, вызывая молчаливые упрёки со стороны родителей. Те не могли возмущаться, потому что это их в общем-то устраивало, освобождая всё внимание на общение с настоятелем.
А отцу Олегу нравилось возиться с чужими детьми. У них с матушкой пока ещё не было своих, и поэтому любое общение с приходскими детьми ему было в удовольствие и в радость. Матушка Анна, стоящая среди большинства прихожан и внимательно слушая отца Александра, всё-таки старалась наблюдать за своим мужем, который искренне поддавался детям в их играх, а сам был каким-то грустным, не таким, как обычно во время общения с малышами. На какое-то мгновение они встретились взглядами. Отец Олег привычно улыбнулся и даже подмигнул, но в его взгляде матушка вдруг уловила грусть, которую раньше у него не замечала. Ей даже показалось, что в глазах мужа появились слёзы.
— Что-то случилось, дорогой батюшка? — спросила матушка, решившая всё-таки подойти к мужу, всматриваясь в его уставшие глаза.
— Да вроде бы нет, но что-то мне неспокойно, — честно признался дьякон, освобождаясь от детских рук, обнимающих его за шею. — Но, я думаю, что это погода. Смотри, как меняется, а это плохо для рыбалки.
— Так может и не стоит ехать тогда, раз погода не очень…
— Да ты что, любимая, — перебил матушку отец Олег, отбиваясь от атак двух мальчишек. — Как же я без рыбалки? А Андрей? Он же меня убьёт, если откажусь. Ведь я уже целый месяц обещал. Так что, матушка, прости. Надо ехать.
— Что-то твоё волнение и мне передалось, — как-то грустно выговорила матушка. — Может это из-за рыбалки?
— Да она-то здесь причём? — удивился батюшка. — Рыбалка только может настроение поднять, а не испортить. Тем более, говорят, рыбы столько в этом году, что ловить некому. Надо обязательно поехать и помочь рыболовному братству!
— Ладно, — согласилась матушка. — Тебя всё равно не переубедить. Только будь осторожен, а Андрюху я предупрежу, чтобы без фокусов там…
— Это, пожалуйста, я не против, — согласился отец Олег и поцеловал матушку в щёчку. — А теперь пошли к народу, да и отца-настоятеля надо уже освободить от общения. Всё-таки после службы человек. Ему уже пора отдыхать.
Как раз в это время раздался дружный смех в тесном людском кольце, окружившем отца Александра. Видимо, кто-то удачно пошутил, но уж точно не батюшка. С юмором у него были проблемы, поэтому все смеялись негромко, краем глаза наблюдая за реакцией настоятеля, чтобы не перегнуть палку с децибелами восторга. Но он сегодня смеялся громче всех, чем изрядно удивил не только прихожан, но и отца Олега, который уже стоял рядом с ним, нежно обнимая свою матушку за плечи.
— И чего мы так смеёмся, честной народ? — не скрывал своего удивления диакон.
— Да здесь Сергей такой анекдот рассказал, что я и сам не сдержался от смеха, — с улыбкой на всё бородатое лицо признался настоятель. — Вот послушай, батюшка. Серёга, повтори, пожалуйста, для диакона с матушкой, а то у меня вряд ли получится рассказать с такими интонациями.
— Как скажете, батюшка, — с удовольствием согласился молодой человек, не менее бородатый, чем сам отец Александр. — Стоят, значит, два наших гаишника, Иван и Петро, на пустой дороге. Вдруг видят, появилась «Жигули», но едет как-то странно, виляет, как будто водитель выпивший. Останавливают, а там за рулём священник. Правая рука у него в гипсе, а сам вроде трезвый. Петро его и спрашивает: «Батюшка, а что так криво едем? Может вы выпивший?». «Да нет, — говорит. — Просто я в ДЖАКУЗИ руку поломал, вот и подруливаю левой рукой. А как по-другому?». Иван минуту подумал и отпустил с Богом священника. А сам думает: «А что же такое ДЖАКУЗИ? Дай, думает, спрошу у кума Петра». «Петро, а что такое ДЖАКУЗИ?». Тот, долго не думая, отвечает, пожимая плечами: «Откуда я знаю! Я в церковь не хожу…»
Раздался повторный взрыв смеха, но уже не такой сильный, а главное, многие заметили грустный вид отца Олега, который даже не улыбнулся, услышав действительно забавный анекдот.
— Так над чем смеяться? — оправдываясь, спросил дьякон, не поднимая глаз, как будто ему было стыдно за непонимание. — Что священник ехал за рулём «Жигулей», а не на иномарке?
От этих его слов первым взорвался от смеха настоятель. Да так, что другим было просто невозможно не засмеяться. Даже матушка еле себя сдерживала, чтобы не обидеть мужа.
— Во ты дал, отец Олег, — еле успокоился отец Александр, вытирая слёзы от смеха. — Видно тебе уже так нужна машина, что ты во всём видишь только её. Там же суть в джакузи! Как будто она в храмах есть. Понял теперь?
— Да у меня и дома этой штуковины нет, — как-то слишком грустно подметил диакон. — Одна старая стиральная машинка, и та ломается каждый день.
— Всё с тобой, отче, понятно, — уже серьёзно сказал настоятель. — Ладненько, друзья, закругляемся, и по домам, а то у меня сегодня ещё крещение, да и отдохнуть немного надо.
Прихожане стали по очереди подходить к настоятелю за благословением на предстоящую неделю, и потихонечку покидать церковный дворик. Матушка сказала, что подождёт на остановке трамвая, и с другими женщинами вышла за церковные ворота.
Священнослужители остались одни посреди церковной площади, как её любил называть настоятель,
— Стареешь, отец Олег, стареешь, брат, — вздохнул настоятель, поглаживая свою густую бороду. — Былая романтика, да и юмор куда-то от тебя убежали. Удивил старика. Что-нибудь случилось?
— Так вы сами романтику из меня и выгнали, батюшка, — немного обиженно ответил отец Олег. — А ещё, помните, как я мечтательно рассказывал о разных там природных вещах, погоде, природе и даже об НЛО, в которые верил и искал.
— Надеюсь, сейчас уже не веришь? — перебив дьякона, строго, но как всегда с улыбкой, посмотрел на отца Олега настоятель.
— Да вроде нет. Хотя так хочется с ними встретиться, поболтать о том, о сём. А вдруг они тоже в Бога верят? Где-то там, на далёких планетах, храмы строят, — мечтательно попытался ответить дьякон, пытаясь не смотреть в глаза настоятеля, чтобы не увидеть его настоящей реакции на смешные признания насчет «инопланетян».
— Да уж, батюшка, чего-то я недосмотрел в тебе, — с некоторой укоризной заметил настоятель, пытаясь сдержать весёлую улыбку опытного психолога.
— Да шучу я, — быстренько оправдался дьякон, чтобы в очередной раз не напугать настоятеля своими детскими фантазиями. — Честное дьяконское слово. Шу-чу… Раз в Библии о них ни слова, значит, их нет. И точка! Хотя так хочется…
— Давай лучше о погоде, раз больше не о чем, — устало предложил настоятель.
— Да чего о ней говорить. Люблю я весну, и даже зиме радуюсь, но осень — это грибы, ягоды, — поддержал начальника отец Олег, провожая матушку взглядом.
— Да знаем мы про твои грибы, — вспомнил отец Александр. — В последний раз, отец, ты их двое суток подряд собирал. Мы уже собирались поиски организовывать.
— А вы-то, батюшка, откуда про это знаете? — удивился отец Олег, перебивая настоятеля. — И про поиски я раньше ничего не слышал.
— А кому, как не мне, про тебя всё знать? — запинаясь от смущения, ответил настоятель.
— Понятно, кто в семье шпионит. Матушка, что ли? Разберёмся и накажем кого попало, — с улыбкой произнёс отец Олег, вспоминая армейскую шутку.
— Я тебе разберусь! — строго предупредил настоятель. — Матушка у тебя мудрая. Чего с тобой зря ругаться? Ты у нас человек резкий. А так и ей стало легче, да и я нашёл способ, как тебя проучить. Ладно, не будем вспоминать прошлое. Главное, что живым вернулся, слава Богу, и здоровым.
— Так там не я. Там опять эти инопланетяне. Они тоже грибы собирали. Это они меня задержали. Время остановили. Сначала просили о грибах рассказать, ну, чтобы поганок не набрать, а потом, возле костра, они попросили о Боге с ними поговорить. А как я могу отказать в таком вопросе? — практически серьёзно начал вспоминать дьякон, отходя подальше от настоятеля, чтобы не получить дружеского подзатыльника.
— Всё, хватит, брат, а то я тебя за такие разговоры от церкви отлучу. И вроде бы непьющий ты, батюшка. Или на природе попиваешь, отец Олег? — вдруг хитро спросил отец Александр.
— Да нет, вроде бы, — как-то задумчиво и даже серьёзно ответил дьякон. — Всё, шутки в сторону, а то и вправду сейчас договорюсь до какого-нибудь наказания, и вы не отпустите меня на рыбалку.
— Какую такую рыбалку? — поинтересовался отец Александр, как будто не знал об увлечении своего дьякона.
— Вы что, забыли? Да с дружком своим вот решили на окуньков сходить, точнее съездить. Здесь недалеко. Я же вам рассказывал уже, — почему-то заикаясь, ответил отец Олег.
— Да помню я… Езжай куда хочешь, я тебе не указ, — довольно сердито сказал настоятель. — Но учти, что искать не будем, если что. Сам выкручивайся или проси помощи у своих марсиан, прости, Господи, — перекрестившись, решил пошутить настоятель.
— Батюшка, так вы меня благословляете на отдых? — слегка согнувшись и сложив руки под благословение, подошёл поближе улыбающийся отец Олег.
— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! — благословил священник, обняв диакона. — Только будь осторожен. Что-то мне за тебя неспокойно, честное слово. Может, тебя не отпускать?
И даже ещё в этот момент можно было предотвратить то, что стало неизбежным уже через несколько часов после их прощания. Но этого не произошло, а, значит, на все последующие события была святая Воля Божия, не всегда сразу узнаваемая и очевидная, но бесспорно единственно правильная, без всяких «но», «однако» и «может быть».
— Первое благословение дороже второго, — так же решил отшутиться отец Олег, вставая перед настоятелем по стойке «смирно».
— Иди уже, баламут. И мне на ушицу не забудь пару рыбёшек доставить. Уху в нашей семье все любят. Особенно тёща, — вдруг, вспоминая семью, произнёс настоятель, потирая от предвкушения удовольствия руки.
— Тёще привет, отец Александр, — с хитринкой сказал дьякон, зная, какими сложными были их отношения.
Теперь уж точно отец Олег был свободен, но что-то его удерживало возле храма. Он ещё раз взглянул на настоятеля, но тот уже был занят разговором со своей женой, матушкой Ниной, которая как раз в эту минуту подошла к отцу Александру, выходя из храма. Она увидела отца Олега, машинально помахала ему рукой, на что обратил внимание настоятель, и уже двумя руками, словно прогоняя надоедливых мух, махнул в сторону диакона, показывая всем своим видом, что, мол, «иди уже, наконец». Матушка не могла не спросить своего мужа:
— А куда ты отправляешь отца Олега, мой дорогой батюшка?
— Да на рыбалку он едет с друзьями. Пускай отдохнёт. Ему перед рукоположением во священники отдых сейчас просто необходим, — буднично ответил настоятель, как будто не сказал ничего удивительного.
— Ты это серьёзно? Отец Олег будет священником? — удивилась матушка, не скрывая своей радости.
— И чему ты удивляешься? Заслужил батюшка, — мудро подчеркнул настоятель, пытаясь уйти от более подробного разговора.
— А он-то про это знает? — чуть ли не хлопая в ладоши, тихо спросила матушка.
— Вот после рыбалки и узнает, а то опять отказываться начнёт. А будет благословение Блаженнейшего, уже никуда не денется. В понедельник всё решится, — с уверенностью ответил настоятель, показывая, что ему пора в церковь.
— Хоть какое-то утешение для его матушки, а то она совсем расстроенная из-за детей ходит, — грустно проговорила матушка, пытаясь разглядеть встречу дьякона с матушкой за воротами храма.
— В смысле из-за того, что у них детей нет, я правильно тебя понял? — спросил уставший настоятель, потихоньку направляясь в сторону служебного входа.
— Именно так. Она уже и про монастырь стала думать…
— Нам только этого и не хватало…
— А что в этом плохого? Я бы тоже…
— Сейчас, матушка, договоришься, — строго заметил настоятель, открывая служебную дверь в церковь. — Иди-ка ты уже домой, корми семью.
— Молчу-молчу и ухожу, — попыталась отшутиться Нина, целуя мужа в бороду. — Ты, как всегда прав, дорогой батюшка. Пошла я, действительно, варить обед.
— Вот так-то лучше. В монастырь они собрались, — ворчливо проводил взглядом настоятель свою любимую жену, и подумал, что ведь и он-то сам, было дело, размышлял о монастыре. Наверное, так бывает у всех, кто долго служит в церкви и в старости хочет своего особого покоя и какого-то, пока ещё не изведанного служения Богу. Но каждый раз отец Александр отгонял от себя эти мысли, как не угодные Господу, потому что очень любил свою семью и не мог представить себя одного в келье без общения с родными и близкими.
2
Отец Олег остановился у самых ворот и оглянулся на эту замечательную пару. Для него они были больше чем друзья, а порой даже заменяли ему родителей. Именно отец Александр предложил ему поступить в семинарию и взял к себе на службу. А матушка Нина, ещё до его рукоположения, познакомила Олега с его будущей женой Анной, будучи уверена в их скорой свадьбе, и всегда радовалась тому, что они по-настоящему друг друга полюбили, а не женились по необходимости, чтобы Олег мог быстрее стать священнослужителем. Такие случаи матушке были известны. Нельзя сказать, что все они заканчивались плачевно, но боязнь за будущую прочность таких браков «по служебному расчету» была вполне очевидна.
В свою очередь, отец Олег не уставал восхищаться матушкой Ниной, которая поражала его своим поведением, природной кротостью и настоящей любовью к мужу. К тому же она была красивой, ладной, с яркими, всегда улыбающимися карими глазами, как будто у неё и вовсе не бывало плохого настроения. И как оказалось, не только на людях, но и в любых жизненных ситуациях внутри семьи она оставалась сама собой, такая же приветливая и терпеливая. Но одновременно, семейная жизнь настоятеля была настолько сложна, что отец Олег не всегда мог понять их взаимоотношения. Особенно это касалось тёщи отца Александра. Но даже в такие сложные моменты общения со своей мамой, когда, казалось бы, отец Александр готов был уйти из дома из-за тёщи, матушка Нина всегда была образцом выдержки и смирения, пытаясь быть добрым миротворцем, что не всегда получалось к огорчению всех сторон.
С самого начала её мама не приняла Александра — жениха дочери, будущего священника Александра Нечаева. Хотя мама была человеком верующим и глубоко церковным, но вот в повседневной жизни ей почему-то очень трудно было проявлять свои христианские добродетели. Терпение куда-то исчезало при виде зятя, который по неизвестной для всех причине постоянно её раздражал. Она постоянно слышала в церкви призывы к терпению и смирению, но проявить эти качества в семье ей удавалось очень редко, только, в основном, по отношению к внукам.
Видимо, сказалась одинокая жизнь и патологическая ненависть к мужчинам. Муж её оказался пьяницей, хотя и был довольно безобидным мужиком. Но она считала свое замужество неудачным и с тех пор невзлюбила всех мужчин, а когда приходила в церковь, старалась не общаться даже со священниками, которые для неё были просто теми же ненавистными мужиками, только в подрясниках и облачениях.
Она знала, что поступает не правильно, но ничего с собой поделать не могла, и только жалела о том, что среди священников нет женщин, которым она точно могла бы открыть свои грехи без стеснений и даже с радостью. Пару раз в этом её упрекал зятёк, будучи уже священником, пытаясь в доходчивой форме донести до нее истину, но всё это приводило лишь к новым скандалам на религиозной почве.
Он несколько раз искренне признавался ей в любви, но и это выглядело в её глазах каким-то оскорблением. В итоге, они разъехались по разным домам. С тех пор тёща ни разу не была в храме у отца Александра и даже упрекала свою дочь за то, что та ходит на службы только в свой храм и совсем забыла про мать. Но в этом отношении матушка была строга и довольно резко пресекала попытки мамы поссорить её с мужем. Каждый раз матушка пыталась говорить с мамой о христианской любви и всепрощении, или хотя бы выяснить причины такой нелюбви к своему мужу. Но всё было тщетно.
Отец Александр и матушка понимали, что мама хоть и ходила всю жизнь в церковь, но христианкой по своему образу жизни так и не стала. К сожалению, таких людей в церкви немало. Это всегда огорчало отца Александра и заставляло чаще смотреть на себя со стороны, чтобы не оступиться и не впасть в осуждение людей. Господь призывает к себе большинство людей уже при крещении, так рассуждал священник, но, к сожалению, большинство приходящих в церковь ограничиваются лишь некоторыми внешними действиями и совсем малыми знаниями, которые не могут дать полного духовного представления о церкви и не позволяют в полной мере проникнуться духом христианского мировосприятия. Не исключением стала и тёща отца Александра, за которую он всегда молился в надежде на чудо её истинного обращения в христианскую веру. А пока их отношения были похожи на разрушенный дом без стен и потолка, но с фундаментом, которым являлась жена отца Александра и их дети.
С детьми у них был полный порядок. Сколько Бог давал, столько и рожали, хотя были уже и не молоды. Детишек было шестеро: три девчонки и три мальчугана с разницей в пару лет. Все уже были довольно взрослыми детьми и подростками, заводилами среди приходских детей и примером для многих новых прихожан.
Почему-то именно об этом думал сейчас отец Олег, наблюдая за настоятелем и его супругой. Они о чём-то тихо переговаривались, посматривая в его сторону. Дьякон вспомнил не свою тёщу, а именно тёщу своего настоятеля, и сам удивился. У него с тёщей всё вроде было в порядке, за исключением её упрёков в том, что у них не было детей. В отличие от тёщи настоятеля, мама его жены в церковь не ходила, но и никого не упрекала в том, что они молятся и пытаются служить Господу. Она была добрым и отзывчивым человеком, любила книги, животных и свою семью. Ей даже было не важно, что отец Олег мало зарабатывал. Главное, что он любил её дочь, и они жили дружно и счастливо. Но вот детишек им Бог так и не давал. И если отец Олег с матушкой понимали, что на всё Воля Божия, то тёща искала причины в болезнях то одного, то другого. Она пыталась их направлять на лечение к самым разным врачам, а батюшка с матушкой молились Богу, паломничали по святым местам, окунались в разные источники и даже последний раз попросили одного священника, чтобы он привёз с Афона, из монастыря Хиландарь, виноградинки со святой лозы, которые частенько помогали бездетным парам. А в итоге получалось, что всей семьёй они самыми разными способами стремились к одному и тому же — продлению своего рода.
Пока у них не было большой семьи, отец Олег мог позволить себе съездить с друзьями на рыбалку и порадовать своих родных свежей рыбкой. Это у него получалось хорошо. Как говорили его друзья, «дьяконам всегда везёт», и поэтому каждый раз брали его с собой, обеспечивая «счастливый талисман» всем необходимым, чтобы не было у него возможности отказаться.
Но на этот раз события стали развиваться, как оказалось позже, совсем не по их продуманному и общинно утверждённому плану. Но это будет потом, а сейчас, после Богослужения, в эти счастливые минуты отец диакон старался думать только о рыбалке с друзьями. Точнее, другом он считал одного человека, того самого Андрея, который впервые привёл Олега в церковь, а остальные мужики из их рыбацкой компании были для него просто хорошими товарищами. Он не особенно любил отдыхать без своей матушки, но она не очень любила дикую природу с её надоедливыми комарами и неустроенным бытом. И тем более не понимала пустого времяпровождения за удочкой, хотя саму рыбку очень любила и всегда хвалила батюшку за хороший улов. Поэтому отец Олег просто был обязан приезжать домой с уловом. И даже пару раз ему приходилось хитрить, когда рыба ловиться не хотела, и он был вынужден покупать пару килограммов рыбы по дороге на базаре, выдавая её за собственный трофей. Каким-то образом матушка всегда об этом знала, но тактично молчала, чтобы не обидеть своего заботливого мужа.
Рыбалка с друзьями у отца Олега была, пожалуй, единственным жизненным увлечением, не связанным с церковью, когда муж и жена расставались на несколько дней. Да им и не хотелось надолго расставаться. Они по-настоящему сильно любили друг друга. И всё равно, каждый раз матушка с большим трудом отпускала своего мужа на рыбалку. Поэтому отец Олег был вынужден придумывать какие-то новые причины, чтобы особенно не расстраивать жену и одновременно не подводить своих друзей. Вот и сейчас он думал, как отшутиться и быстренько умчаться к другу, потому что уже серьёзно опаздывал на очередную рыбалку.
Матушка Анна стояла на остановке в ожидании своего мужа. Она относилась к этому вполне спокойно. Ей нравилось проявлять терпение (правда, получалось это не всегда), и с уважением относиться к увлечению мужа. Он и так был всегда в семье и совсем не любил шумных компаний. Конечно, у них были недостатки: у него — одни, у неё — другие. Ведь семейных людей объединяют не только хорошие их стороны, за что они друг друга полюбили при первых встречах, но и то, что нужно научиться прощать в последующей жизни, и принимать друг друга такими, какими они есть на самом деле: в радости, горести, и печали. Поэтому матушка очень любила моменты общения с мужем, когда она могла проявить настоящее терпение и не упрекать друг друга по мелочам.
Ещё не став женой будущего священнослужителя, Анна со всей серьёзностью относилась к изучению Библии, старалась воспринимать Слово Божие как руководство к жизни и очень хорошо запомнила слова апостола Петра в первом его Послании, которое относится к отношениям между мужчиной и женщиной, где в третьей главе говорится:
«… Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно перед Богом. Так некогда и святые жены, уповавшие на Бога, украшали себя, повинуясь своим мужьям».
Как мудро и с какой любовью к женщине это сказано, но как тяжело воспринимаются эти слова современными представительницами слабого пола. Эти слова не запрещают женщине красиво одеваться, а только указывают на определённое место для этих забот. Сначала кротость и молчаливый дух с повиновением своим мужьям, а потом уже внешнее украшение самой себя для других. Она старалась так поступать, не забывая, конечно, о своей прекрасной внешности. Но, как говорится, всему время и место, особенно в жизни православного человека, желающего угодить Богу.
Вот и теперь она стояла на остановке трамвая с удочками и рюкзаком мужа, не ругая его за лишние минуты ожидания, не нервничая, как обычно бывает с жёнами, не умеющими терпеть, а просто молча ждала, молясь за мужа. Тем более волнение, которое её охватило в церкви по поводу сегодняшней рыбалки, не только не исчезало, но всё больше усиливалось по мере приближения их расставания.
На трамвайной остановке напротив храма стояло всего несколько человек. Кто-то недовольно ворчал, что давно не было трамвая, а кто-то просто ждал, посматривая туда, откуда должен был появиться запаздывающий трамвай. Конечно, в последние годы здесь появилось много разного транспорта, на котором можно было удобно и быстро добраться до Киева, но люди так привыкли путешествовать на старом добром трамвае, что многие и не собирались переходить на ставшие уже привычными «маршрутки».
Наконец, матушка увидела бегущего к ней отца Олега. На ходу он махал ей рукой в сторону путей, показывая, что, мол, уже виден трамвай, и как только батюшка подбежал к остановке, кто-то с облегчением сказал: «Наконец-то идёт…». И, действительно, на горизонте уже была видна точка, медленно ползущая по трамвайным путям, распухая в своих размерах и приобретая чёткие очертания совсем не молодого трамвая, который возмущённо издавал звуки противного скрипа и истеричного повизгивания.
— Вот и мой трамвайчик идёт, — улыбаясь, подбежал батюшка, целуя жену в щёчку. — Давай-ка мне мою поклажу и прости, что заставил тебя так долго ждать.
— Я уже привыкла, — пытаясь выразить притворное недовольство, ответила матушка, отдавая рыбацкие снасти. — Ты, отец, как всегда торопишься…
— А как же по-другому, мать? Ещё пару часов, и всю рыбу выловят, — попытался отшутиться батюшка, прикрывая любимую жену от ветра.
— Смотри, как бы тебя никто не поймал, — предупредила матушка. — Хотя бы пообедали вместе, как нормальные люди.
— Не-ког-да, мать, — весело ответил отец Олег, посматривая на часы. — Мы где-нибудь с Андрюхой перекусим. Не переживай, всё будет хорошо!
— Что-то на сердце у меня тяжело, — пожаловалась матушка своему мужу, потирая от холода руки. — Может, не поедешь? Или в следующий раз?
— Вот те здрасьте! — удивился дьякон, обнимая матушку за плечи. — Я же тебе все выходные испорчу своим нытьём. Ты меня знаешь.
— Знаю, поэтому и волнуюсь, — по-детски, как бы жалуясь, оправдывалась матушка, посматривая в сторону трамвая.
— Ну, ты со мной прямо как с ребёнком, честное слово, — по-отцовски упрекнул отец Олег матушку.
— Были бы у нас дети, я бы с тобой по-другому разговаривала. Да и на рыбалку сегодня ты вряд ли бы поехал.
— А с сыном отпустила бы? — вдруг спросил отец Олег, внимательно всматриваясь в грустное лицо матушки.
Матушка ничего не ответила, а лишь отвернулась в сторону, чтобы не показывать своих слёз.
— Ну, прости дурака старого! — искренне извинился отец Олег, ударяя себя удочками по голове. — Ляпнул, не подумав…
— Ничего страшного, — вытирая слёзы, повернулась к своему мужу матушка. — Да и не такой ты дурак, как про себя говоришь. Не дурак ты, Олежек, а просто очень доверчивый. Как будто живёшь в монастыре, а не в миру, среди людей. Вот и тревожно мне каждый раз, когда ты куда-нибудь едешь.
— Э, матушка. Ты говоришь прямо как неверующая старая дева, — слегка упрекнул дьякон свою любимую. — Я же к друзьям на рыбалку еду, а не за смертью в столицу. И всего-то на одну ночь. Так что готовь праздничный ужин. Рыба с меня, а холодец и плов с тебя. Договорились?
— Договорились, и — с Богом! — уже более весёлым голосом ответила матушка, благословляя своего мужа крестным знамением.
Как раз в этот момент на остановке с тяжёлым скрипом затормозил старый трамвай, приглашая таким же противным звуком открывающихся дверей пассажиров в свое металлическое нутро. Людей в трамвае было так мало, что всем хватило сидячих мест у окон. Отец Олег ещё немного покривлялся из окна на строгий прощальный взгляд матушки и показал жестами, чтобы она ему чаще звонила. Они расставались, как будто это был железнодорожный вокзал, а не трамвайная остановка, и отец Олег уезжал куда-то в далёкую командировку на очень долгое время. Но ничего, как оказалось, в нашей жизни просто так не бывает…
3
На удивление тяжёлый и совсем не молодой трамвай довольно быстро стал набирать ход, и уже через мгновенье его длинное колеблющееся тело скрылось за поворотом в парковой зоне, как будто его поглотил какой-то страшный лесной зверь, весь обросший кустами и деревьями. Матушка ещё немного постояла на остановке и уже через несколько минут была у калитки своего одноэтажного деревянного дома, одного из многих, выстроенных в ряд вдоль кривой асфальтированной дороги. Матушка почему-то без особой охоты зашла во двор своего дома, где давно ждал любимый рыжий кот, возмущённый её долгим отсутствием. Он что-то кричал на своём кошачьем языке, подлизываясь и путаясь под ногами. Матушка взяла его на руки, и, разговаривая с животным на своём языке, не совсем ему понятном, на ходу открыла дверь, которую они с батюшкой, как оказалось, забыли закрыть на ключ. Она не удивилась, что дверь была открыта, вспоминая, что последним из дома выходил отец Олег, возмущённо выталкивая ногой на улицу как раз того самого кота, который сейчас мирно сидел на её руках. А вот когда кот увидел на кухне свою миску с едой, то резко вырвался из рук матушки и уже через пару секунд с довольным урчанием поедал содержимое.
На кухне было чисто убрано, а в холодильнике стоял вкусно приготовленный обед, часть из которого она ещё с утра упаковала с собой мужу. Но, как оказалось, кулёк с лотками для еды спокойненько лежал прямо на середине стола, и это очень расстроило матушку. Скорее всего, подумала она, отец Олег незаметно сам его выложил, поэтому и выходил последним, чтобы поехать налегке, без лишних тяжестей. Но ещё больше она расстроилась, когда на том же кухонном столе обнаружила телефон мужа. Аппарат лежал рядом с этим кульком, и матушке показалось, что он даже был доволен таким соседством с вкусной домашней едой. Матушка медленно опустилась в кресло и с грустью посмотрела на телефон. И только она хотела взять его в руки, как он тут же задребезжал, издавая любимую музыку батюшки — молитву «Господи, помилуй» на греческом языке. От неожиданности матушка испугалась, но всё-таки взяла телефон в руки, нажимая кнопку ответа. Медленно и осторожно, как будто впервые видит мобильный телефон, она поднесла его к уху, и только со второго раза ей удалось правильно нажать кнопку, чтобы услышать звонившего.
— Слушаю вас, — очень тихим голосом ответила матушка.
— Не понял, а вы кто? — послышался возмущённый мужской голос.
— А кто вам нужен? — чуть громче спросила матушка, не узнавая голос звонившего.
— Олег, мой друг, — честно ответил неизвестный.
— А вы кто, простите? — вежливо спросила матушка.
— Я его друг Андрей. А вы-то, кто? — так же спокойно и без возмущений ответил Андрей.
— Фу-ты, Андрюха, напугал, — почему-то с облегчением вздохнула матушка, наконец-то узнав друга их семьи.
— А чего меня бояться? Так это ты, матушка? Не узнал.
— О богатстве ни слова, болтун.
— Да какое там богатство. Знаю, что главное твоё богатство в этой жизни — это твой Олег, — довольный своим комплиментом, с гордостью произнёс Андрей. —
Кстати, простите за любопытство, а где сей верный муж? Он что, ещё не в Киеве?
— Думаю, что скоро уже будет в столице. В трамвай я его точно посадила минут пятнадцать назад, — призналась матушка. — А вот телефон свой он, получается, забыл, растеряха.
— Я почему-то этому не удивляюсь. А он хоть прикормку и кашу для рыбы не забыл? — весело спросил Андрей, уже подумывая о запасных способах связи с другом.
— Вот ведь у вас заботы, мужики, — по-женски возмутилась матушка. — Просто мирового масштаба. Да не забыл. Точнее, это я не забыла ему всё приготовить. А вот обед свой он специально не взял, чтобы было легче.
— Да у нас еды столько, что на весь ваш приход хватит, не переживай. И великое тебе спасибо, спасительница ты наша. Я думаю, что он найдёт способ, как со мной связаться.
— Я тоже на это надеюсь. И даже не сомневаюсь, что ты мне об этом сообщишь.
— Можешь, Аннушка не переживать, всё будет хорошо. Пока и до связи. Не скучай!
— С Богом, рыбаки, — на прощание только и успела ответить матушка, с грустью посматривая на телефон мужа, будто хотела в нём разглядеть Олега.
Ей почему-то стало вдруг очень некомфортно, и сердце заныло какой-то особенной болью, от которой потекли слёзы, и физически испортилось всё воскресное настроение. Но она решила не паниковать, потому что ничего страшного пока ещё не случилось, а заняться домашними делами, хотя бы тем же огородом, который не очень любил отец Олег, но всегда помогал, стараясь угодить своей любимой жене.
4
Трамвай разогнался до приличной скорости, раскачивая свои вагоны из стороны в сторону, словно огромная гусеница, умеющая не только ползать, но и бегать. Некоторых это даже пугало, но не отца Олега, очень любившего этот старый вид транспорта, к которому привык с самого детства. Он был уверен в его надёжности и не мог себе представить, что с ним может произойти что-то аварийное и трагичное.
Трамвай привычно мчался с шумом и скрипом по извилистым путям, выжимая из себя последние соки, уверенно двигаясь по удивительно красивому лесу, окружающему Киев со всех сторон. Это было одним из самых любимых занятий временных жителей трамвая — любоваться здешними красотами, до которых пока ещё не добрались жадные градостроители и богатые киевляне, любящие застраивать своими безвкусными, почему-то обязательно многоэтажными частными домами, всё, что находится вблизи города, и особенно в парковой зоне. Но местные трамваи всё ещё пользовались своей дорогой и могли жаловаться только на старые и ржавые рельсы, давно требующие капитальной замены. Так что пока ещё ворчуны-трамваи могли с привычным шумом пробираться сквозь лесную чащу, расталкивая своим длинным железным туловищем густую растительность вдоль путей и строго по расписанию доставлять пассажиров в Киев.
Но именно сегодня отцу Олегу было почему-то не до природы. Он только в самом начале пути полюбовался весенними лесными пейзажами и машинально переключил своё внимание на соседей по трамваю. Отец Олег ещё с детства любил смотреть на людей, а ещё больше с ними разговаривать. Правда с возрастом он стал смущаться этой своей привычки, особенно когда люди вызывали в нём возмущение своими словами и поведением. Из-за этого он старался как можно реже смотреть на посторонних людей, проходя толпу, низко склонив голову, чтобы не искушаться чужим поведением, словами и внешним видом. Но так как совсем оградиться от людей он был не в состоянии, живя в активном обществе, то решил воспитывать терпение и любовь ко всем людям, которых Господь посылает ему на жизненном пути.
Он медленно осмотрел пассажиров, и его взгляд остановился на мальчике лет восьми, который, видимо, уже давно пытался привлечь внимание отца Олега озорной улыбкой и детским кривлянием в его сторону. Диакон решил ответить тем же, принимая игривое настроение ребёнка. У мальчика в руках был игрушечный автомат, который он пытался по очереди нацеливать на всех трамвайных жителей. Но в итоге мальчик остановился на отце Олеге и стал в него стрелять, целясь только в батюшку. Отец Олег, принимая игру мальчишки, сделал вид, что тот стал в него попадать, прикрывал руками раненые места, и будто убитый начал сползать с сиденья. Мальчишка продолжал стрелять и смеяться, радуясь своей победе, в пылу игры не замечая соседей и даже собственную мать. Отец Олег так заигрался, что на повороте не удержался и по-настоящему упал на металлическое брюхо вагона с шумом, который не на шутку напугал соседей. Но когда они поняли, что это часть игры, то стали уже вслух возмущаться бородатым мужчиной, который вёл себя хуже ребёнка. Вставая с пола и отряхивая себя от пыли, отец Олег жестами извинился перед всеми, показывая мальчику, что, мол, игра закончена, а иначе нас высадят. Смущённый, он сел на место, поднял упавшую удочку и сумку, опять показал мальчику, что надо молчать, и отвернулся к окну. Мама мальчика, дремавшая всё это время у окна, возмущённо отняла у ребёнка автомат. Покрутив пальцем у виска в сторону отца Олега, она пересела с сыном на другие места спиной к батюшке. Отец Олег, приложив руки к груди, молча пообещал, что больше так поступать не будет, прислонился головой к краю окна, подложив сумку, закрыл глаза и тут же уснул. Ему приснилось, будто они с друзьями наловили столько рыбы, что не могут вытащить наполненную сеть, пытаясь спасти хотя бы часть улова. Но сеть рвётся у них на глазах, и вся рыба уплывает из рук. Он пытается спасти улов, ныряет в воду и тут с ним начинают разговаривать рыбы на понятном ему языке, обращаясь к нему, чтобы он их больше не ловил, а жалел… И как только он хотел удивиться своему знанию рыбьего языка, как вдруг услышал сквозь сон:
— Вставай, бородатенький. Приехали.
Поднимая голову, он увидел стоящую перед ним кондукторшу, хотя сквозь туман пробуждения ему показалось, что над ним нависла огромная щука с раскрытой пастью, вот-вот готовая откусить ему голову. Он даже заслонился рукой, чтобы защититься, но сон быстро прошёл, и он виноватым голосом сказал:
— Да, конечно, выхожу. Спасибо. Простите.
— Да чего там. Главное, что трезвый и не буянишь. Иди с миром, — добрым напутствием проводила кондукторша отца Олега.
Диакон уже на ходу посмотрел на часы и понял, что серьёзно опаздывает. До рыбного рынка, куда ему ещё надо было заехать и купить прикормку с червяками, добираться не меньше получаса, а встреча с другом была намечена уже через десять минут. Поэтому диакон срочно решил перезвонить и сказать, что может опоздать. Пару минут он безуспешно искал телефон, хотел даже вернуться в трамвай, но увидел, что тот уже отправился в обратный путь. Ещё раз заглянув в сумку отец Олег решил, что в лучшем случае он забыл свой телефон дома, а в худшем — потерял по дороге. Но неунывающий диакон, как всегда искренне поблагодарил Бога за всё и даже, если что, за потерю телефона и стал быстро соображать, как ему дальше поступить. Он тут же вспомнил о телефонной карточке, которая у него всегда хранилась в паспорте, а этот документ он постоянно носил с собой, и довольный такой предусмотрительностью, достал спасительную картонку.
Ближайший телефон-автомат был свободен, и отец Олег без проблем дозвонился своему другу.
— Андрюха, привет, — прокричал батюшка в трещащую от посторонних шумов трубку. — Это я, звоню из автомата, а телефон забыл дома. Ты меня слышишь?
— Слышу, не глухой. Не ори в трубку, — раздражённо ответил Андрей. — Уже знаю про твой телефон. Матушка мне всё рассказала и очень
переживает по этому поводу. Ты хоть не забыл, зачем в Киев приехал?
— Даже удочку взял и кашу свою фирменную сварил. Так что клёв обеспечен при любой погоде, Андрюха. Осталось только червячков с опарышами купить, и вперёд, — скороговоркой выпалил отец Олег, боясь потерять связь с другом и быстро обо всём договориться.
— Так где и когда тебя забрать?
— Думаю там же, возле рыбачьего рынка. Только я опоздаю минут на десять, — предложил батюшка. — И перезвони матушке. Скажи, что со мной всё в порядке, а то у меня две копейки на карточке…
— О’кей. Бери такси и мчись на рынок. Я оплачу. Минут через сорок я тоже буду на месте, — согласился Андрей, нажав кнопку «отбоя».
Про себя он добавил «если Бог даст», так учил его друг-священнослужитель, понимая это словосочетание не как пустой звук и не как заклинание, а просто как проявление искренней надежды на милость Божию. Андрей не считал себя глубоко верующим человеком, хотя раньше друга стал по праздникам заходить в храм. Но особенно его церковная жизнь не взволновала, а вот история друга по-настоящему впечатлила. Ещё бы: за несколько лет Олег из простого прихожанина стал клириком храма! Чудеса, да и только! Андрей очень уважал христианские убеждения своего друга и всем сердцем хотел стать по-настоящему верующим человеком. Но одновременно он был человеком рационального склада ума и понимал, что просто так верить в Бога, а тем более довериться Ему целиком и полностью он пока не может. Ему не нужны были материальные доказательства Бога. Да и слишком уж простодушное поведение отца Олега его частенько смущало. Он понимал, что можно быть «не от мира сего», но не до такой же степени!
Отец Олег никогда не говорил о деньгах, хотя всегда в них нуждался. И при этом у них с матушкой практически всегда всё было для нормальной жизни. Им хватало того, чем они фактически располагали. И каждый раз Андрей думал, что они просто скрывают свою нужду и не признаются в бедности. Но в этом случае Андрею было всегда жаль матушку, которую он знал ещё со школы и никогда не понимал, зачем она вышла замуж именно за романтика Олега, а не за другого, более практичного мужика. Так что многое ещё смущало Андрея в вопросе веры в Бога, но в целом он был на правильном пути.
Но сейчас он думал о более простых, но не менее важных вещах. Как, например, успокоить неожиданно нахлынувшее плохое настроение и даже раздражение по отношению к своему другу. Что-то было не так, а что именно, Андрей так и не мог понять. Но он точно знал, что надо срочно позвонить матушке:
— Матушка, ещё раз привет! Это Андрей. Всё нормально. Позвонил твой любимый из телефонной будки. Через часик, Бог даст, уже будем двигаться к месту отдыха.
— Андрей, я тебя очень прошу, смотри за батюшкой. Что-то мне уж очень неспокойно. Ты уж прости меня, — принялась извиняться матушка.
— А куда я от него денусь. Аннушка, да всё будет нормально, не переживай так сильно, — оптимистично ответил Андрей. — И молись за нас, бестолковых путешествующих и отдыхающих. Пока. Обнимаю. Не волнуйся…
Этот звонок немного успокоил матушку, но всё равно она не могла найти себе места. Такого странного волнения она ещё никогда не испытывала, поэтому и не знала, как себя вести. Ей очень хотелось прямо сейчас оказаться рядом с мужем, где бы он ни был, понимая, что это практически невозможно, а значит ей оставалось только молиться и ждать. А это уже для неё было вполне привычным делом.
Тем временем отец Олег решил всё-таки сэкономить деньги друга и вместо такси сесть в маршрутку.
Очень редко отец Олег сожалел, что у него нет машины. Такие минуты наступали, когда ему хотелось с матушкой поехать куда-нибудь в лес за грибами, или вот, как сегодня, когда он уже опаздывает и ему приходится зависеть от общественного транспорта. Всё остальное время он мог спокойно обходиться без личного транспорта, и с удовольствие перемещался по земле «на своих двоих». А вот сейчас ему машины точно не хватало.
Маршрутка была битком забита и ехала очень медленно, останавливаясь через каждые двести метров на радость одним и к раздражению других пассажиров. В этой тесноте отец Олег даже не видел любимого Днепра, а лишь мог догадываться, что он протекает слева от него по ходу движения. Раньше с друзьями они далеко на рыбалку не ездили, а ловили прямо на берегу Днепра в черте города. Но со временем река обмелела, а рыба стала другой даже по вкусу, поэтому они решили ездить подальше от Киева, на более чистые и тихие места, где если и не поймаешь много рыбы, то хоть нормально отдохнёшь с друзьями за шашлыком и ушицей на костре. Для них рыбалка на Днепре уже была в прошлом, хотя и сейчас берега не пустели, но это уже было не то, что раньше.
Эти мысли отвлекли отца Олега от давки в маршрутке. Наконец кто-то попросил остановить у рынка, и старая маршрутка, почему-то несущая громкое название «такси», резко затормозила у «рыбного рынка». Отца Олега вынесли вместе с ещё несколькими ругающимися пассажирами прямо на трамвайные пути, практически выплюнув к самой границе рынка.
Этот рынок, прозванный в народе «Бухарой», был настоящим «культурным рыбацким центром столицы». Здесь продавали всё, кроме живой рыбы, которую надо было ловить самим на то, что здесь покупали. Отец Олег всегда удивлялся обилию всяческих снастей, удочек, лесок и крючков, которые здесь предлагали сотнями и тысячами со всего мира. Их продавали килограммами, штуками и метрами. Тысячи покупателей тратили здесь свои кровные и немалые деньги, чтобы поймать рыбу, стоимость которой обычно была в несколько раз меньше стоимости снастей и наживки, находили здесь общие интересы, рассказывали те самые рыбацкие байки, которые стимулировали к рыбалке в первую очередь новичков, и, собственно, никуда не торопились, потому что в этом пространстве заключался целый рыболовный мир со своими неизменными правилами и законами. Здесь особенно хорошо чувствовали себя продавцы мастики, червяков, опарыша и многого другого, что любила кушать рыба. Говорят, что хозяева здешних лотков зарабатывали настоящие миллионы на корме для рыб. Как раз к ним и направился отец Олег, и только подошёл к первому «червячному» лотку, за которым торговал его хороший знакомый, как за спиной услышал неприятную ругань:
— Вот, жлобьё грёбанное. Ещё никто ни одного рубля не дал, — произнёс возмущённый и совсем не приятный молодой голос.
— Куркули драные, — поддержал его другой скрипучий бас. — Сами бабло мешками гребут, из дерьма делают, а бедным монахам жить не дают.
— Ничего, братан, пошли на второй круг. Сейчас кого-нибудь по любому раскрутим, — уверенно перебил своего друга первый неизвестный.
Сначала отец Олег не хотел даже поворачиваться на эти голоса, но жалость к людям, которые так рассуждают о других, взяла верх. Тем более, что прозвучало слово «монах». Он всё-таки оглянулся и к своему удивлению увидел двух молодых людей, одетых в подрясники, которые обычно носят православные священнослужители и даже церковники, помогающие в храмах. Он еле сдержался от замечания, решив не портить себе настроение, и молча повернулся к продавцу, который уже давно ждал его вопроса.
— Что будем брать, дружище? — доброжелательно спросил продавец батюшку. — Вот червячок свеженький, красненький. А вот смотрите, какой опарыш, шустрый, как карась на крючке! Про мастику я уже не говорю, сами знаете. Не в первый раз…
— Да, простите. Пожалуйста, две порции червя. Три опарыша и две мастики, — сбивчиво попросил отец Олег, поглядывая в сторону молодых людей в подрясниках.
— Сейчас всё сделаем, да ещё и прикормки добавим, — с радостью стал набирать наживку продавец в баночку, которую протянул ему отец Олег.
— Можно у вас спросить? — тихо произнёс батюшка, — А что это за молодые люди в священных одеждах?
— Да стыдно мне за них и жалко одновременно. Приходят каждый день и побираются. Говорят, что деньги нужны для строительства нового монастыря. Вот и ходят сюда, как на работу. А мы из жалости иногда и просим их освятить товар за пару рублей, — ответил продавец, заворачивая заказ в плотный пакет. — Вот ваш заказ, уважаемый. С вас пятнадцать наших родных рубчиков.
— Да, конечно. Спасибо большое. Всего вам доброго и с Богом!
— Счастливой рыбалки. Что вам, уважаемый? — уже к следующему покупателю обратился доброжелательный продавец, провожая любопытным взглядом отца Олега, которого уже не первый раз видел на рынке.
5
А в центре Киева в это же время образовалась настоящая «стоячая» пробка. Именно в неё и попал Андрей, понимая, что может опоздать на встречу чуть ли не на час. Как всегда не вовремя, возмущённо подумал про себя Андрей, нервно поглядывая на соседей по движению, при этом понимая, что «пробки вовремя» просто не бывает. Он переживал, что отец Олег ожидает его на улице, а связи между ними не было. Вот и оставалось только надеяться на чудо на дороге и на терпение друга.
Терпения у него должно, конечно, хватить, но рыба ждать не будет, злился Андрей. Самое интересное — вечерний клёв, ради которого они ехали именно на то место, уже явно находился под угрозой срыва. Правда, почти все остальные участники рыбалки отказались от неё по разным причинам, поэтому рыбачить придётся Андрею с Олегом практически вдвоём, не считая незнакомых рыбаков на том же водоёме. Конечно, терпения у Олега было намного меньше, чем у Анны, но всё равно больше, чем у самого Андрея, поэтому Андрей всегда полагался на терпение друга и сейчас надеялся, что тот не будет его сильно ругать за опоздание, а примет всё за Волю Божию. И Андрей подумал об этом абсолютно серьёзно, хотя раньше мог бы и грубо пошутить на этот счёт. А «пробка» становилась всё плотнее и возмущённей…
Отец Олег в это время на какое-то момент забыл о цели своего визита на рынок и о друге, который уже давно должен был ждать на стоянке. Его почему-то очень сильно взволновали эти странные молодые люди в облачении священнослужителей. Они ходили по рынку с банкой воды и кропили всех подряд в торговых рядах, подсовывая под нос каждому деревянный ящичек для сбора денег. При этом они грубо разговаривали с продавцами, небрежно крестились и по-хамски смеялись над покупателями. Всё это возмущало не только отца Олега, но и многих на рынке.
Но лишь на минуту батюшка упустил их из виду, как они исчезли из его поля зрения. Он стал повсюду искать глазами, но их как будто и не было вовсе. Отцу Олегу надо было бы успокоиться и идти искать друга, но что-то ему мешало забыть об этих молодых людях.
— Отец, скажи, а куда пошли люди в подрясниках? Я у них кое-что спросить хотел, а они куда-то пропали, — спросил батюшка у продавца, торгующего уже за пределами рынка, рядом с трамвайной остановкой.
— Да в подземный переход они спустились, проходимцы, — сплёвывая, ответил дядька.
— А почему вдруг проходимцы? Ведь всё-таки в подрясниках, — решил заступиться за неизвестных отец Олег.
— Проходимцы, да ещё и воры, — возмущённо ответил торговец. — Вот недавно подходила одна такая парочка, а они всегда разные ходят, так пока я одного отгонял от прилавка, второй украл у меня несколько поплавков и лески пару упаковок.
— Думаю, вы ошибаетесь. Всё-таки они в святых одеждах…
— Да они это, — громко перебил диакона продавец. — Больше некому. Только позорят церковь и православных священников. Я после этого случая в церковь ходить не могу.
— Да ладно, отец. Не обижайся на них, — попытался исправить настроение продавца батюшка. — И среди священников люди разные есть. Но воров я ещё не встречал. Только, отец, в церковь ходить не прекращай из-за этого. Куда же мы без нашей матушки-церкви. Плохо нам без Христа, ой, как плохо, отец. Прости ты их. А я побежал. Спасибо тебе, старик.
— Какой я тебе старик, — слегка возмутился продавец, поправляя куртку, и закуривая очередную сигарету.
Отец Олег ускорил шаг и направился в сторону подземного перехода. Только сейчас он подумал об Андрее и вспомнил, что именно на другой стороне они и должны были встретиться, а значит, он идёт в правильном направлении, и в переход ему всё равно пришлось бы зайти. Осталось только встретиться с этими молодыми людьми и просто по-хорошему поговорить с ними. С трудом отец Олег воспринимал критику в адрес церкви и её священнослужителей. Он многое понимал и готов был всех простить, но когда клеветали на церковь, он с трудом сдерживал гнев и проявлял минимум своего хвалёного терпения. А здесь была какая-то ложь со стороны людей в подрясниках, и они явно позорили Церковь. Просто так диакон этого оставить не мог, это было не в его характере. Он решил разобраться немедленно, на месте. Этим местом оказался самый тёмный, наверное, в Киеве переход, он же был, пожалуй, и самым грязным в городе. Дойдя до половины, отец Олег услышал громкие голоса тех, кого он преследовал.
— Достали уже эти платья, — кричал один из них, срывая с себя подрясник. — Как бабы ходим целыми днями, асфальт подметаем…
— Зато толк есть, и никто против слова не скажет. Боятся попов, грешники, — смеясь, аккуратно складывал облачение второй.
— Ну, и придурки же они, — поддерживал разговор третий. — За каплю воды башляют, хотя и возмущаются, барыги.
— Пацаны, не гневите Бога, — грубым голосом попросил четвёртый, выкладывая деньги из ящиков. — Ещё накаркаете, перестанут платить. А так хоть какая-то копейка на каждый день имеется.
— Да разве это деньги! — возмутился первый, бросая под ноги подрясник.
В этот момент к ним незаметно подошёл отец Олег, поднял брошенный подрясник, отряхнул его от грязи и перекинул себе через руку.
— Спаси вас Господи, отцы. Здравствуйте, — бодрым голосом, но с явным волнением спросил батюшка. — Откуда будете? По чьему благословению трудитесь?
— А тебе какое дело, мужик? Проходи и не задавай идиотских вопросов, — резко ответил первый из компании, сплёвывая в сторону отца Олега.
— Да странно всё это как-то. Вроде вы, отцы, и в подрясниках, а ведёте себя
совсем не как священнослужители. Вон как на рынке на вас жалуются, — попытался объяснить своё вмешательство отец Олег, стараясь говорить спокойно и убедительно.
— А ты, вообще, кто такой, чтобы нас допрашивать? — включился в разговор второй парень, ухмыляясь дьякону.
— Диаконом я служу в Пуще-Водице у отца Александра. Отцом Олегом меня зовут. Вот в гости приехал. Рыбки половить…
— Вот и иди к себе в гости, отец, лови свою рыбу. У тебя свой бизнес, у нас свой, — довольно спокойно предложил третий паренёк, самый молодой из их компании.
— Не трогай нас, старец. Ступай с миром. Так вроде у вас говорят. А хочешь, я тебе пару рубчиков отвалю. Пивка себе купишь, — пошутил четвёртый, доставая из кармана мятые купюры.
Компания заржала от такой шутки и обступила отца Олега с четырёх сторон.
— Страшно мне за вас, хлопцы. Грех-то какой совершаете. Давайте вы отдадите мне подрясники. Или хотите, я их у вас выкуплю. Христом Богом прошу, не позорьте вы Церковь нашу. Займитесь другим делом, — попросил отец Олег, перекрестившись перед ребятами.
— Всё, мужик, достал. Иди, а то заставим на себя работать. Вали отсюда. Пошли, пацаны. Нам до вечера ещё три рынка объехать надо, — решил закончить разговор первый из них, он же самый старший.
— Никуда я вас не отпущу, хоть убейте. Если не согласитесь на моё предложение, я сейчас же полицию позову, — решил не отступать дьякон, с некоторой опаской осматриваясь по сторонам.
— Да ну его, пойдемте, — не обращая внимания на отца Олега, махнул рукой в его сторону один из них и взял свою сумку.
Отец Олег вдруг схватил молодого человека за руку и попытался забрать сумку.
— Ты чего, мужик, офигел?! — рявкнул на диакона возмущённый парень. — Вали отсюда, чтобы мы тебя больше никогда не видели!
И тут самый молодой член компании поднял какую-то железяку с асфальта и со всего маху ударил по голове отца Олега. Тот, повернувшись к нападавшему с окровавленной головой, только и успел произнести «Господи, помилуй» и упал к его ногам лицом вниз.
6
Матушка Анна уже успела отдохнуть после службы. Ее немного успокоил звонок Андрея, и она принялась за рассаду, которую сама выращивала в таком количестве, чтобы и семье хватало, и прихожанам можно было раздать. Любила она свой огород, а вот её муж — не очень, но всегда старался помочь, когда было время. Правда, всегда ворчал при этом, но делал это так смешно, как маленький ребёнок — без злости, но, чтобы его слышали и понимали, что это дело не для него, мол, не приучен он к садовому труду, вот и всё. Матушка с улыбкой вспоминала последний случай, когда он пытался перекопать грядки и сломал самую лучшую лопату, но не захотел про это рассказать, поэтому тихонько, как будто за хлебом, побежал в магазин покупать новую, а точно такой уже не было. Вот и пришлось признаться в содеянном, за что получил «наряд вне очереди» на кухню чистить картошку. Как раз сейчас матушка вспомнила про картошку, которую перед посадкой нужно было бы перебрать. И тут внезапно почувствовала острую боль в сердце. Такого раньше с ней не было, поэтому она испугалась, но успела присесть на скамеечку и успокоиться, подперев руками левый бок. Тут же рядом оказался кот, и собака завыла так грустно и протяжно, что даже кот навострил уши, удивлённый. Как только утихла боль, матушка зашла в комнату, взяла телефон и набрала номер Андрея.
— Андрюша, как у вас дела? Где вы уже? — спокойным голосом спросила матушка.
— Да в пробке я застрял. Надеюсь, через несколько минут буду уже на рынке, и мы сразу с батюшкой тебе перезвоним. Не переживай, — уверенно ответил Андрей, выруливая между рядами медленно тянущихся машин.
— Тогда жду звонка. И не ругайся за рулём, а то я тебя знаю, — наставила матушка друга и нажала кнопку отбоя.
Андрей посмотрел на телефон, будто услышал что-то удивительное или даже увидел на его экране лицо матушки, словно говорил по скайпу. Ещё раз проверил, что связь прервалась, и с облегчением вздохнул, потому что буквально перед разговором он обругал одного водителя, а матушка за такое поведение его точно бы не похвалила. Она про него не просто всё знала, но даже чувствовала, и порой Андрею было очень стыдно, но не всё он мог в себе изменить в один момент и навсегда. Ему, действительно, было о чём сожалеть, с грустью вспоминая многие поступки из своей жизни, особенно в отношении семьи отца Олега. Его мысли по отношению к матушке были не всегда чистыми и дружескими, но что с этим поделать — он не знал. Вот и мучил себя уже много лет, пытаясь смириться с обычными дружескими отношениями, считая своим лучшим другом именно Олега, надеясь, что делает он это искренне и честно. С этими противоречивыми мыслями он, наконец-то, вырвался из «пробки» и помчался на встречу.
Матушка оставила телефон на столе и заметила, что не сняла рабочие перчатки после огорода. Она почему-то улыбнулась этому обстоятельству и, снимая на ходу перчатки, подошла к иконе Спасителя, первому образу Христа, который ей подарила матушка Нина. Тогда она знала наизусть лишь одну короткую молитву, которой её научила бабушка, и которую она непременно произносила в самых разных случаях: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси и сохрани раба Твоего Олега от всех бед и напастей».
7
В подземном переходе стало ещё темнее и почему-то тише. Казалось, что над ним совсем перестали ездить машины, и всё вокруг было неподвижным и мёртвым. Жулики стояли в оцепенении, окружив неподвижно лежащего отца Олега. Еле заметной струйкой, смешиваясь с водой из лужи, вытекала из разбитой головы дьякона кровь, в темноте похожая на уползающего червяка. Тот, кто ударил отца Олега, так и стоял с железкой в руках. Другой прислонился к стене и судорожно срывал с себя бутафорскую бороду. Третий машинально крестился, что-то про себя бормоча. Но всё это продолжалось всего лишь несколько секунд, пока кто-то из них не увидел, как с другого конца перехода появились люди, что-то громко обсуждая и смеясь.
— Ты чего, придурок, наделал! Ты ж его убил! — прошипел первый, выхватывая железку из рук нападавшего.
— Да нет, жив он. Крови почти нет. Вроде дышит. Но как-то странно и хрипит, — поставил диагноз один из них, наклонившись над лицом отца Олега.
— А чего он грозился? Ведь не отстал бы, — пытался оправдаться ударивший.
— Заткнись, урод, — прокричал старший, оттолкнув его к стене. — По-любому надо валить. Вон и люди идут сюда. Но оставлять его здесь нельзя. Очухается и всё равно нас сдаст. Потеряем точку и кучу денег. Давай грузить в машину. По дороге выбросим.
— А там он и не вспомнит, где был, — поддержал друга третий жулик, собирая вещи отца Олега.
— Согласен. Поднимайте его и быстро в машину. Только тихо. Увидят — скажем, что напился, сволочь, — подвёл итог главный и первым схватил отца Олега под руку, чтобы побыстрее выйти из перехода.
Компания быстро собрала свои пожитки, под руки подхватила отца Олега и волоком потащила его к машине. Старенький фургон «Фольксваген» стоял возле выхода из перехода. Когда батюшку заталкивали в машину, на противоположной стороне дороги к рынку подъехал Андрей. Он уже не успевал развернуться, и поэтому решил встретиться с другом прямо возле рынка. Фургон с визгом рванул с места, подрезав идущую слева по главной дороге машину, и влился в общий поток, беспрерывно текущий по Набережному шоссе.
Андрей спешно вышел из машины и быстрым шагом направился на рынок. По дороге он машинально оглядывался по сторонам, всё время почему-то посматривая на телефон, как будто ждал звонка от друга. Чувство тревоги его не покидало, а лишь усиливалось, хотя он уже был у цели, и у Андрея не было сомнений, что через пару минут они с другом встретятся и наконец-то поедут на рыбалку. Его что-то удерживало перед самым рынком, как будто он стоял перед воротами кладбища, которого он боялся с детства, и этот страх жил в нём до сих пор.
В это же время фургон с отцом Олегом на большой скорости обгонял другие машины и весь гудел от напряжения, готовый в любое время разлететься на части.
— Братела, ты поосторожней, — со страхом обратился один из компании к старшему, который управлял машиной. — А то наша колымага может развалиться в любую минуту. Колёса старые, тормозов почти нет…
— Не бойся, напарничек. Бог даст, выживем, — спокойно ответил старший, резко обгоняя очередную машину. — Вы лучше обшмонайте дьячка.
— Уже, — отчитался самый молодой, рассматривая всё, вынутое из карманов отца Олега. — Паспорт. Денег рублей сто, наверное, наберётся. Даже «мобилы» нет! Часы какие-то старые, да вот крестик. Похож на золотой.
— Крест не трожь! — вдруг крикнул старший. — Хватит и так с него. А что в сумке?
Молодой посмотрел на старшего, ухмыльнулся, и совсем незаметно, одним движением руки снял крестик с шеи дьякона. Тайком на него посмотрел и, довольный своим приобретением, положил в карман вместе с паспортом.
— Какие-то бутерброды да червяки с опарышами. Фу, гадость! — уже через тридцать секунд возмущался всё тот же молодой воришка, проверяя сумку и с отвращением бросая на сиденье банку с прикормкой.
— Выбрось эту гадость, а то ещё расползутся по машине, — предусмотрительно приказал старший, притормаживая перед светофором.
Кулек вышвырнули на проезжую часть. Сзади послышался скрип тормозов машины, которая решила объехать кулёк и чуть не выехала на встречную полосу.
— Ты что опять творишь! — возмутился водитель. — Аварию хочешь сделать, придурок?
— Да ладно тебе, — расслабленно сказал третий жулик. — Так даже прикольно получилось.
В машине раздался громкий смех всей компании, машина со свистом рванула на «зелёный» сигнал светофора, пытаясь первой прорваться по левому ряду.
8
Андрей уже десять минут безрезультатно бродил вдоль торговых лотков, пытаясь разглядеть среди покупателей своего друга. Он несколько раз выходил на остановку и вновь возвращался на рынок. Андрей даже начал злиться на отца Олега, потому что считал, что тот должен был стоять на одном месте, то есть на остановке, и ждать хоть до ночи. С другой стороны, Андрей понимал, что так оно и было бы, если бы с его другом было всё в порядке. Отец Олег просто не мог по-другому поступить, а это значит, что с ним могло произойти что-то непредвиденное. Подождав минут пять, Андрей всё-таки решил позвонить матушке.
— Матушка, ты только не волнуйся. Я ведь опоздал и, наверное, Олег куда-то пошёл. Так что мы пока не встретились. Он тебе не звонил? — скороговоркой, но как можно спокойней, «выстрелил» Андрей в трубку.
— Нет. И что теперь будешь делать? — так же спокойно ответила матушка.
— Ждать. Никуда он надолго не пропадёт. Думаю, что через пару минут объявится. Ты же знаешь его. С кем-то разговорился, а на часы и не смотрит, — с надеждой изложил свою новую версию испуганный Андрей.
— Звоните немедленно, а то я здесь с ума сойду от неизвестности. Пока, — как-то резко оборвала разговор матушка.
— Да-да, конечно. До связи, — ответил Андрей, протирая от волнения экран телефона, как будто хотел там увидеть отца Олега и высказать ему всё, что о нём думает.
Фургон с жуликами всё ещё резво мчался по киевским улочкам, нарушая все возможные правила дорожного движения. Последний светофор он проскочил на красный свет и резко остановился у стены кладбища, недалеко от входа, прямо возле мусорных ящиков. Из машины выскочили двое и стали помогать вытаскивать из неё отца Олега, не подававшего видимых признаков жизни.
— Да быстрее вы, — громко торопил своих друзей старший. — Прислоните к стене, посадите его, как будто пьяный спит, и бегом в машину!
— Сам бы попробовал, умник, — проворчал самый маленький, поправляя руку батюшке.
Второй попытался отца Олега посадить прямо, но у него ничего не получилось, и дьякон сполз по стенке.
— Да хрен с ним, пусть лежит, — криком остановил своих друзей старший. — Бегом в машину, а то сейчас попалят.
Практически на ходу напарники прыгнули в машину, и фургон, быстро набирая скорость, умчался по пустынной дороге.
9
Андрей всё ещё метался между рынком и остановкой, растерянно посматривая на часы и на телефон. Ему казалось, что все уже знают о его проблеме. Андрей старался не паниковать, но мало того, что он не был оптимистом, так ещё и сердце так разболелось, что впору было вызывать врача. А это означало лишь одно — с отцом Олегом случилась настоящая беда.
Лишь один раз у Андрея так сильно болело сердце, когда внезапно умер отец, и это он почувствовал за тысячу километров от родительского дома, будучи в отпуске на далёких островах. И вот сейчас то же самое. Он себя подбадривал мыслью, что если что-нибудь случилось бы здесь, на рынке, то все давно об этом уже знали. А тогда что и где? Он начал вспоминать молитвы, которым его учил отец Олег, но всё путалось в голове: «Помилуй… прости… сохрани… Боже…». Он ругал себя за то, что до сих пор не выучил эти молитвы, хотя, как-то раз, даже со слезами на глазах, обещал выучить их матушке, когда у него совсем разладилась личная жизнь. Но всё быстро устроилось, и он забыл о своём обещании. Даже простые мысли о молитве его немного успокоили, и тут раздался звонок телефона. От неожиданности Андрей вздрогнул, но очень обрадовался этому звонку и особенно тому, что звонила матушка, хотя пять минут назад именно этого звонка он боялся больше всего.
— Я уже поняла, что вы так до сих пор и не встретились, — спокойным тоном сказала матушка, выдержав паузу для ответа. — Чего молчишь? Я права? Только ничего не придумывай, а говори правду, Андрюша.
— Действительно, как-то странно. Уже прошёл почти час, а его всё нет. Даже не знаю, что и делать, — без особого волнения, что было удивительно для него самого, ответил Андрей, присаживаясь на скамейку трамвайной остановки.
— Вот и я не знаю, что произошло, но чувствую что-то очень нехорошее.
— Я ещё раз пойду по рынку и поспрашиваю об Олеге, а ты будь пока дома, Аннушка, — с нежностью попросил Андрей.
— У тебя же в телефоне есть его фотографии, — рассудительно предположила матушка. — Вот и покажи людям. Наверняка, кто-нибудь его видел. С Богом, Андрей! Жду звонка!
Андрей со всей силы ударил себя по лбу! Как же он мог не подумать об этом? Он судорожно начал перебирать фотографии и быстрым шагом зашёл на рынок. Наконец он нашёл фотографию, где отец Олег стоял один на фоне церкви в праздничном облачении и с цветами в руках. Андрей стал подходить к каждому продавцу и спрашивать про Олега, показывая фотографию, то увеличивая её, то уменьшая. Наконец он дошёл до торговца «прикормкой» и сразу понял, что его поиски увенчались успехом.
— Да, этого молодого человека я видел и продал ему червяка, опарыша и мастику, — уверенно подтвердил продавец, тыкая в центр фотографии рукой в перчатке, которой только что отвесил порцию «червяка».
— И куда он пошёл? — с надеждой спросил взволнованный Андрей.
— Так на выход и пошёл, — показал той же рукой в перчатке продавец в сторону выхода из рынка. — Да, ещё он спрашивал про этих попрошаек в рясах, и, вроде бы, он пошёл именно за ними.
— Каких ещё попрошаек? — торопливо спросил Андрей.
— Да ходят здесь. Водой товар мочат и просят за это деньги, — сплюнув от злости, ответил продавец.
Андрей даже не сказал спасибо продавцу и быстрым шагом направился на выход из рынка, на ходу набирая матушку:
— Матушка, привет. Не волнуйся. Я его почти нашёл, — стал успокаивать матушку Андрей, пытаясь сам поверить в свои слова.
— Вот когда я его услышу, тогда и будет «нашёл», — как можно спокойней постаралась ответить матушка.
— Согласен… и прошу молитв, — искренне попросил Андрей, крестясь прямо на ходу и не замечая удивлённые лица прохожих.
— Только и делаю, что молюсь. С Богом! — ответила матушка, до глубины души веря в силу молитвы любимого человека.
Андрей почти бегом выбежал за ворота рынка и подошёл к последнему продавцу, который уже собирал свои вещи.
— Батя, помоги, — взволнованно обратился Андрей к продавцу. — Ты не узнаёшь этого молодого человека?
— А, вот почему он так о Боге говорил, — произнёс продавец, забирая телефон из рук Андрея.
— Значит, ты его видел? — почти закричал Андрей спокойному продавцу.
— Видел, и говорил с ним, — протяжно подтвердил продавец, надевая очки, чтобы лучше рассмотреть фотографию в телефоне.
— И куда он пошёл?
— Вон туда, в переход, — показал рукой продавец в сторону подземного перехода. — Видимо за этими жуликами в священной одежде и пошёл.
— И всё? — почти криком спросил Андрей.
— А я что, за ним следить должен! — возмутился продавец, возвращая телефон Андрею.
— Прости, батя, — забирая телефон, извинился Андрей. — Просто друг пропал, вот я и волнуюсь. Спасибо…
— Иди с Богом, — только и сумел ответить продавец, складывая раздвижной свой столик в небольшую ручную поклажу. — И кстати, из перехода он не выходил. Я бы заметил.
Андрей бегом спустился в переход, быстрым шагом прошёл до выхода на другую сторону дороги. На улице возле перехода никого не было видно, кроме двух рыбаков, сидящих на тротуаре и пьющих пиво из одной большой пластиковой бутылки. Он даже не стал к ним подходить, а вернулся в переход и стал почему-то внимательно всматриваться в черноту асфальта. Было очень темно, и он включил фонарик в телефоне. Он сам не понимал в эту минуту, что он ищет. За пару минут внимательного осмотра он вроде бы ничего особенного не заметил, но что-то его волновало и настораживало. Андрей ещё раз прошёлся фонариком по стенам и асфальту и только сейчас заметил какую-то странную лужицу, выделяющуюся своей формой и особым блеском. Андрей приблизил фонарик и увидел, что лужа была светло-красной. Он зачем-то достал свой платочек и намочил его в красной лужице, а потом положил пропитанный этой жидкостью платок в кулёк, который был предназначен для прикормки. И тут же ему на глаза попался металлический прут, изогнутый в двух местах и брошенный в самый угол перехода. Андрей решил и его взять, но зачем он это сделал, объяснений пока не было, и он даже не задавался этим вопросом. Андрей ещё раз огляделся по сторонам и с каким-то особым чувством тревоги пошёл на стоянку, где стояла его машина.
Металлический прут он положил в багажник машины, обернув его какой-то тряпкой, а сам сел за руль, даже не понимая, что же ему дальше делать. В полицию обращаться рано. Матушке звонить он просто боялся, да и не мог, потому что у него разрядилась батарея в телефоне — ещё одна напасть! А что он может ей сказать? Что её муж действительно исчез, и пока нет никаких следов? Он просто не понимал, что вообще могло произойти с его другом. На рынке уже делать было нечего и как дальше себя вести, Андрей не представлял. Он по-настоящему стал паниковать, потому что испугался своих догадок. И всё-таки после долгих размышлений он решил позвонить матушке, одолжив телефон у охранника рынка, который уже был наслышан о проблеме Андрея.
Андрей попытался сформулировать Анне свои предположения по поводу того, что могло произойти. А версий было не так уж и много. Первая и самая оптимистичная — отцу Олегу стало плохо, и его отвезли на «скорой» в больницу. Он ещё пока не пришёл в себя, а так как у него с собой не было документов и мобильного телефона, то и сообщить некому. Значит, надо ждать и молиться, чтобы всё стало известно в ближайшие часы. Версия похищения вызвала лишь смешок матушки, и она сочла ее неприемлемой, хотя Андрей считал ее вполне разумной. Матушка даже не могла себе представить, кто и за что мог бы её мужа украсть. Андрей же не исключал даже этого странного варианта исчезновения друга.
Андрей попрощался с матушкой до следующего звонка, а сам остался возле рынка на случай, если вдруг отец Олег вернётся сам, или произойдёт ещё что-то необычное, что поможет им разобраться в странном исчезновении дьякона. Но чуда не произошло, и уже ближе к семи часам вечера Андрей сел в машину и поехал к себе домой. К матушке он решил не ехать, потому что не умел утешать и боялся, что ещё больше её расстроит.
Матушка даже не знала, что и думать. Она согласилась с Андреем, что нужно подождать до утра. В полицию всё равно было идти бесполезно — там принимали заявления о пропаже не сразу, а через три дня после исчезновения. Поэтому она решила не паниковать раньше времени и даже не звонить настоятелю, чтобы зря не волновать, а хорошенько помолиться и лечь спать пораньше, если вообще получится уснуть. В любом случае она верила, что всё будет хорошо и не смела думать по-другому.
10
Кладбище только на первый взгляд представляет собой тихое и безлюдное место, если, конечно, нет поминальных дней. На самом деле здесь проходит своя особенная жизнь, связанная не только с похоронами и поминками. Но одновременно здесь явно ощущается какая-то особая пустота, и не только на самом кладбище, но и вокруг него, как будто именно там есть особая зона отчуждения от остального мира.
И даже здесь присутствуют местные жители, по разным причинам поселившиеся на кладбище. Вот и сейчас вдоль забора вразвалочку шли два бомжа с тяжёлыми сумками, до краёв наполненными пустыми бутылками и всяким хламом. Они уже было прошли мимо лежащего на асфальте отца Олега, но один из них вдруг остановился и дёрнул товарища за рукав.
— Смотри, Саня, пьяный, что ли? — тихо спросил бомж по имени Колька, показывая свободной рукой на отца Олега.
— Да хрен его знает, — не поворачиваясь, ответил Саня. — Пошли отсюда от греха подальше.
— Да подожди ты, ссыкун, — прошипел Колька, останавливаясь рядом с телом дьякона. — Смотри, какие на нём шмотки классные.
Оба поближе подошли к дьякону и склонились над ним. Колька стукнул отца Олега по ботинку и испуганно сделал шаг назад.
— Это кто из нас ссыкун? — ехидно спросил Саня, нагибаясь ближе к лицу батюшки и прощупывая пульс на шее. — Жив он, только слабо дышит.
— И чё будем делать? — всё ещё с опаской спросил Колька, выворачивая карманы отца Олега.
— Бери, что есть и валим отсюда, — скомандовал Саня.
— Да ничего у него нет. Ни денег, ни документов, да и чистенький он какой-то, — отчитался Колька, вытирая руки о куртку батюшки и закуривая сигарету.
— Снимай куртяк и пошли, — предложил Саня. — Да и ботинки померь. У меня новые, а у тебя совсем рваньё.
— А вдруг сегодня ночью мороз ударит? — почему-то спросил Колька, всё дальше отходя от отца Олега.
— Какой мороз весной? — возмутился вопросом Саня. — И если даже так, то чё теперь?
— Да не хорошо это, Саня. Замёрзнет он, — тихо, вздрагивая от волнения, ответил Колька. — Я ведь тоже когда–то вот так лежал и ты, между прочим, меня спас.
— Всех не обогреешь, — философски заметил Саня, посматривая по сторонам.
— Так-то оно так…
Но не успел Колян донести мысль до своего напарника, как из-за поворота появился полицейский «бобик». Друзья в один миг спрятались за баком с мусором. «Бобик» на скорости проехал вдоль забора, но вдруг полицейский, сидящий на пассажирском сидении, крикнул:
— Останови!
— Ты что, Лёха, забыл, что мы твоего тестя на прицепе тянем. А у него тормозов на две остановки не хватит, — попытался возразить второй полицейский.
— Тормози, тебе говорю. Дела важнее любого тестя, — с важностью произнёс напарник, оглядываясь назад.
— Как скажешь, — согласился водитель и резко нажал на тормоза.
Визг тормозов наполнил пространство вокруг кладбища. В «бобике» послышалась ругань, принадлежала она мальчишке лет десяти, который ехал на заднем сидении, а от резкой остановки оказался чуть ли не на месте водителя.
— Вы чё, офигели, мусора! Чуть меня не угрохали, — громко возмутился пацан, поправляя кепку и возвращаясь на своё место.
Но вместо ответа последовал сильный удар сзади, и пацан снова оказался с головой между передними сидениями. От этого удара досталось и полицейским, один из которых ударился головой, точнее фуражкой, а у второго из рук выпал телефон и улетел под ноги. После нескольких матюков все трое одновременно посмотрели назад, откуда раздавались крики погромче сирены. В зеркале заднего вида было видно, как к «бобику» быстро приближался пожилой мужчина, так сильно размахивающий руками, что водитель от неподдельного страха быстро выбежал из машины и отошёл в сторону. Его напарник замер на месте, потому что точно знал, что от этого человека ему всё равно не скрыться.
— Вы чего наделали, придурки! — осипшим голосом на ходу кричал пожилой мужчина, всё сильнее размахивая руками. — Зачем же так тормозить? Я ведь даже не успел отреагировать.
Это был тесть одного из полицейских, которого они решили после дежурства дотащить до мастерской, где как раз и должны были отремонтировать тормоза на его старом «Москвиче».
В ответ не прозвучало никаких оправданий. Оба напарника словно разучились говорить и молча смотрели на озверевшего тестя.
— Валерий Иванович, так тут такое дело, — попытался оправдаться его зять, показывая рукой в сторону забора кладбища.
— Какое дело, зятёк? — зло отреагировал тесть. — Ты хоть что-нибудь по нормальному можешь сделать?
— Мы всё исправим, — вмешался водитель. — Честное слово.
— Ну и зачем было так тормозить? — продолжал возмущаться тесть, не обращая внимания на напарника. — Ведь до гаража осталась всего пара метров… А теперь что?
В это время Саня толкнул Коляна, и они оба подбежали к отцу Олегу.
— Ну, что делаем, братан? — на ходу спросил Саня напарника. — Тащим, или сами бежим?
— Не болтай, а бери под руки быстрее нашего побитого и бегом домой, а то загремим в мусарню ни за что, — взял инициативу в свои руки Колька, и первый схватил дьякона за рукав.
— Благодетель хренов, — возмущенно ответил Саня, подхватывая отца Олега за другую руку. — Помрет, будешь сам выгребать!
— Если что, к нашему Вовану подхороним, — согласился Колян, бросая кулёк с бутылками, чтобы было удобней тащить отца Олега.
Они практически поставили его на ноги и волоком потащили к кладбищенским воротам. Ещё через минуту они уже были на кладбище и спрятались за первым большим саркофагом.
Трое возле машины о чём-то громко переговаривались, доказывая каждый друг другу свою правоту. Но вскоре они замолчали и удивились, что на улице было тихо и спокойно.
— А чего, действительно, мы так тормозили? Кто тебя клюнул, напарничек? — наконец пришёл в себя водитель, обращаясь к возбуждённому напарнику.
— А ты туда посмотри, — не поворачивая головы, второй показал рукой в сторону забора. — Лежит какой-то человек… Может пьяный, а может и того… мёртвый. Их что, проверять нам не положено?
Напарник с тестем одновременно посмотрели туда, куда показывал их родственник-напарник. На довольно значительном расстоянии было трудно что-либо рассмотреть, но там точно не было ничего подозрительного и тем более лежащего человека. Мусорный бак был, а человека — нет.
— Ну и что? Стена. Ворота кладбища. Кого ты собирался проверять? — сделал вывод напарник, обращаясь к товарищу.
— Зятёк, а может ты сегодня уже тяпнул граммов двести, и тебе привидения мерещатся? — с подозрением и ехидцей поддержал напарника тесть.
— Да сидел, точнее лежал… Я не мог ошибиться, пошли искать, — пытался оправдаться полицейский, понимая, в каком положении он оказался после всего, что произошло на дороге.
— Куда ты пойдёшь? — возмутился водитель. — Потом вернёмся, если захочешь. Поехали, и так получим за машину, а теперь ещё за тестя твоего…
— Вот именно. Ты лучше думай, что с моей машиной делать будешь? — не успокаивался тесть, показывая в сторону «Москвича».
— Да это не проблема, — отмахнулся зять, не отрывая взгляда от ворот кладбища. — А вот там что-то не так…
Но его слов никто не услышал. Тесть с водителем стали обходить два спаренных ударом автомобиля и каждый по-своему оценивал ситуацию. Первым паузу прервал тесть.
— ГАИ вызывать надо. Пускай фиксируют, — по-деловому рассудил тесть, доставая телефон.
— Ты чего, Иваныч, какое ГАИ? — возмутился водитель, отбирая телефон у тестя.
— Смотри, что вы натворили? — никак не успокаивался тесть, размахивая руками. — У меня только тормоза были слабые, да аккумулятор подсел, а теперь ещё и фар нет, и капот менять надо. Эх… зятёк, зятёк…
— Да ладно, Иваныч, всё сделаем. Будет, как новая. Не серчай… Поехали… Только давай теперь я за руль твоей машины сяду. А то в таком состоянии ты ещё куда-нибудь въедешь.
— Ну, ты и наглец, зятёк! Как с тобой моя Нинка живёт?
— Как сыр в масле. Только никто этого не ценит… Ладно, поехали, — закончил разговор тот, садясь за руль «Москвича».
Через минуту возле кладбища воцарилась тишина. Не было слышно даже дыхания Кольки, который внимательно следил за отъезжающей машиной. В это время ещё никогда не было так тихо, как сегодня. Колька только сейчас стал чувствовать, что ему холодно и, поежившись, и ещё раз осмотревшись по сторонам, всё равно в полусогнутом состоянии, как будто кого-то боялся, подбежал к Сане, который ждал его возле саркофага.
— Они уехали. Всё нормально, — перевел дыхание Колька, садясь рядом с отцом Олегом.
— Слава Богу. А то пришлось бы бросать нашего нового друга, чтобы самим спастись и место наше не засветить. Слушай, я так и не понял, а что, — «мусора» тащили на прицепе машину? — спросил удивлённо Саня своего друга. — Она же в них и въехала?
— Да я сам ничего не понял! — возбуждённо вступил в рассуждение Колька. — Я думал нам капец, а тут — бабах!
— А ты слышал, как они ругались? — начиная смеяться, спросил Саня, толкая друга в бок.
— Да это ваще капец, — заливаясь от смеха, поддержал друга Колька. — Они сами себя, свою же машину, как последние придурки…
Смех друзей, казалось, должен был разбудить всю округу. Но сторож кладбища спал крепким и полупьяным сном, а больше здесь тревожить было некого. Только один человек мог слышать истеричное веселье бомжей, но и он был без сознания.
А друзья-бомжи продолжали веселиться. Обычно они боялись практически всего, но особенно того, что их могли выгнать с насиженного места в любой момент. Это могла быть и полиция, и просто другие такие же бомжи, но помоложе и посильнее. А где им ещё можно было найти такие условия, как на этом кладбище? У них было небольшое жилище в виде домика из досок и всякого подручного утеплительного материала. Была печка, плита и даже действующая розетка, питающая множество приборов — новых и не очень. У каждого из них были мобильные телефоны и, конечно, кухонные приборы, позволяющие приготовить нормальную еду и выпить горячего чаю. Поэтому им совсем не хотелось лишаться всех этих благ, зная, как живут такие же люди, как и они, оказавшиеся на улице по разным обстоятельствам и не обязательно по тем причинам, за которые их осуждают большинство людей, не знающих, каково это — жить на улице. Но сегодня они себя сдерживать не могли, и это было слышно на всё кладбище.
— И я уже думаю, что нам делать. Куда бежать? А здесь …бац, — не мог сдерживать истерический смех Колька, толкая своего друга в плечо, чтобы поддержать общее веселье.
— В «мусоров» со всего маху. Я такого ещё не видел, — ещё громче смеялся Саня, стуча ногами по земле.
Тем временем отец Олег лежал без движения, не подавая признаков жизни.
Колька первый вспомнил, что они были не одни.
— Смотри, — показал Колька на дьякона. — Он, похоже, ещё жив.
— Вот и Слава Богу, — с хорошим настроением ответил Саня и вплотную подсел к отцу Олегу. — Живой всё же лучше дохляка. Согласись?
— Тогда давай тащить его в дом, а то выпить и спать охота, — поддержал друга Колька, пытаясь поднять отца Олега.
— А повод вмазать есть. Ты прав, Колян, — согласился Саня, помогая другу тащить тело отца Олега к их жилищу.
Если бы полицейский-зять не огрызался в машине так громко, то они наверняка услышали бы безудержное веселье на кладбище и могли бы что-нибудь предпринять. Как и его напарник, который решил отвлечься от неприятностей громкой музыкой в стареньком «Уазике» и поэтому тоже пропустил смех осмелевших бомжей.
— Ну как дела? — перекрикивая тестя, спросил напарник по рации, пытаясь отвлечься от разговора с родственником. — Надеюсь, пацан цел?
— Что ты спросил? — переспросил напарник, делая музыку тише.
— Да спрашиваю, как наш малолетний арестант? Ты меня слышишь?
— А что с ним может быть? — уверенно ответил напарник, совсем выключая музыку.
Он обернулся назад и вдруг понял, что пацана в машине нет! Он снова резко нажал на тормоза, да так сильно и неожиданно, что водитель «Москвича» ничего не успел сделать, чтобы так же резко затормозить, и на всей скорости повторно врезался в милицейский «бобик». Удар был не такой сильный, но достаточный, чтобы тесть ударился головой в приборную панель, а сам напарник только и успел, что некрасиво ругнуться, даже боясь посмотреть в сторону тестя. Но его ругательство по сравнению с тем, что он услышал в свой адрес от родственника, вытирающего кровь из-под носа, было просто литературное откровение удивлённого подростка.
— Ты что делаешь, гад? — возмутился напарник, с опаской посматривая на тестя.
— Да нет этого пацана, сбежал!
— Вот теперь нам точно «писец». Мы же о нём уже сообщили. Что теперь делать будем? — спросил напарник, удивляясь наступившей тишине и притихшему тестю.
— Да хрен с ним, с этим пацаном. Не такой уж большой улов. Да и ничего особенного он не сделал. Поехали побыстрее от этого чёртового кладбища…
— Ладно, трогай, а то меня тесть совсем сожрёт, — как можно тише сказал напарник, воспользовавшись моментом, пока тот вышел из машины посмотреть на результаты нового столкновения.
Через минуту тесть уже сидел в машине, и если бы у него был пистолет, то возможно, он бы им воспользовался и застрелил своего зятя, уверенный, что его поступок одобрили бы все родственники. В ответ на столь очевидные мысли тестя, тот лишь пожал плечами и с виноватой улыбкой завёл мотор старенького «Москвича», которому, видимо, уже было уготовано место на свалке.
Саня с Колькой наконец-то затащили отца Олега в своё жилище, положили в углу на гору старого тряпья, а сами решили выпить и закусить. Из своей сумки Саня достал кульки с едой. Колька же притащил припрятанную заранее бутылку водки.
— Ну, ты и жук, Колян. Вчера говорил, что водки у тебя нет, а сегодня — пожалуйста, — возмутился Саня, открывая бутылку.
— Нечего каждый день пить. Не дело это, — серьёзно ответил товарищ, раскладывая закуску по тарелкам. — Давай наливай и не скандаль.
Саня с удовольствием налил каждому по целому стакану и первым выпил свой до дна. Колька аж сморщился от такого поступка и сделал лишь один глоток. Им стало легко и весело…
Когда водка взяла своё, бомжи стали задумываться над своим добрым поступком.
— А на хрена он нам сдался? — вдруг резко возмутился Саня и толкнул ногой отца Олега.
— Уже ничего не вернуть назад, — спокойно рассудил Колян. — Будем помогать, пока сможем.
— А вдруг мусора заявятся? Что тогда делать будем?
— Всё. Хватит базарить, что сделано, то сделано. И не ной, коллега. Ты же знаешь, что всё и всегда к лучшему.
— Это ты мне говоришь? — никак не мог успокоиться Саня.
— А кому ещё? Этот ещё не очухался, — взглядом показал Колян на дьякона и в очередной раз проверил его пульс.
Вдруг отец Олег резко повернул голову и тихо вздохнул. Его руки пришли в движение.
— Гляди, Саня, он очнулся. На нас смотрит. Неси воду быстрей! — скомандовал Колян, поднимая голову дьякона.
— Да вот она. Чего орать!
Колька пытался напоить отца Олега, но вода лишь растекалась по его бледным губам.
— А вдруг ему нельзя? Смотри, какая ссадина на затылке, синяки на морде, нос разбит…
— Думаю, что хуже не будет, — огрызнулся Колян, разливая воду по лицу дьякона.
Но постепенно губы отца Олега сами стали искать капли воды. Сделав пару небольших глотков, отец Олег слегка приоткрыл глаза. Сквозь пелену он увидел расплывчатые лица. И если даже вместо бомжей была бы матушка, он всё равно в таком состоянии не смог бы её узнать. Отец Олег снова отключился.
— Слышь, браток, ты кто будешь? Откуда? Можешь говорить? — быстро стал спрашивать Колян, похлопывая батюшку по щекам, пытаясь привести его в чувство.
— Да в обмороке он опять. Не видишь? — зло отреагировал на попытки друга Саня.
— Я? А где я? Кто вы? Почему так темно? — с закрытыми глазами вдруг произнёс первые слова отец Олег.
Оба бомжа даже обрадовались его вопросам. Колян подмигнул Сане и взглядом попросил приподнять отца Олега чуть выше, чтобы тот мог сидеть. Они вместе аккуратно подложили под голову ещё одну подушку и стали внимательно наблюдать за реакцией своего нежданного подопечного.
— Раз говорит, значит, всё нормально, — прошептал Саня, заботливо поправляя подушку.
— Вот и слава Богу! — неожиданно громко обрадовался Колян и так же шумно хлопнул в ладоши, потирая свои большущие руки.
— Давай его на улицу вынесем. Может быстрее очухается, — быстро сообразил Саня.
Отца Олега далеко нести не стали, а положили прямо у порога дома на старый диван, который служил им и скамейкой, и летним топчаном. Саня заботливо накрыл дьякона одеялом, а под голову подложил мешок с их старым тряпьём.
— Ты меня слышишь, друг? — тихонько спросил Колька, поправляя одеяло.
Тут подошёл Саня и пару раз не сильно дал отцу Олегу по щекам, приводя его в чувства.
— Ты что делаешь, придурок? — зло выругался Колька.
— Да так быстрее в себя придёт. Сколько ещё можно ждать? — нервно ответил Саня, разливая водку по стаканам.
Тут вдруг отец Олег пошевелил рукой и ногой. Слегка приоткрыл глаза и тихо спросил:
— Где я? Что со мной?
— Вот видишь, что значит по морде дать во время, — обрадовался Саня, выпивая свою порцию.
Колька ещё ближе нагнулся к дьякону и тихо сказал на ухо:
— Ты в гостях у друзей. А сам-то ты кто?
— Я не знаю… всё болит и …голова, — с трудом произнёс отец Олег, не в силах поднять руки.
— Может я за помощью? Отца Игоря может позвать? — испуганно спросил Саня.
— Да погоди ты со своей помощью. Подумать надо, чтобы глупостей не наделать, — деловито ответил Колька, вставая с колен.
— Ничего не помню, — опять прошептал диакон. — Плохо мне. Всё болит.
— Понятное дело, что болит, — с пониманием отреагировал Саня. — Как ты ещё живёшь, я не знаю. Били тебя точно, чтобы убить, а ты вон, гляди, выжил.
— Кто бил? — сквозь зубы спросил отец Олег.
— Это мы тебя спросить должны, — сказал Колька, прохаживаясь вдоль скамейки. — Да всё нормально с тобой, раз говорить можешь. А зовут-то тебя как?
— Не помню. Не знаю…
Колян отвёл друга в сторону. Посмотрел по сторонам и спросил:
— Слышь, Саня, а вроде точно ничего не помнит?
— Ну и что? Чего тут хорошего. Куда мы с ним теперь? Может всё-таки к отцу Игорю за советом?
— Да подожди ты со своим попом! Слушай, Санёк, есть идея, — загадочно начал разговор Колян, присаживаясь на пенёк. — Он ведь ничего не помнит, так?
— Похоже, что так, — согласился Санёк, разливая остатки водки.
— Так мы теперь с ним можем делать всё, что захотим. Он же теперь наш. Как раб, понимаешь?
— На хрена он тебе сдался? Самим жрать нечего, — возразил Саня, предлагая другу чокнуться с ним.
— Как был ты дураком, Саня, так и сдохнешь придурком! — сказал Колян, отвешивая Сане лёгкий подзатыльник, но от выпивки не отказался.
Они залпом выпили, и тут вдруг Саня ударил себя по лбу.
— Колян, ты гений! Скажем, если кто спросит, что он наш друган. Только вот напился вчера вечером и ничего не помнит. Типа, память у него пропала по пьянке…
— Молодец, начинаешь соображать. Только не друг он нам, а должник наш, вот пусть и отрабатывает, делает, что мы ему скажем.
— Классно придумано! — обрадовался Саня, пытаясь обнять Коляна.
— Отстань от меня, пьянь, — брезгливо оттолкнул товарища Колян. — Давай лучше приводить его в порядок, чтобы быстрее в дело запустить этого раба.
— И куда мы с ним?
— А ты, Саня, совсем отупел. Или не помнишь, какое дело мы задумали?
— Да помню, а думаешь, он подойдёт? Вдруг он откажется?
— Не откажется. Он ведь такой же, как и мы… Понял, сирота? — уверенно сказал Колян.
— Тогда давай прямо сейчас подойдём к нему и сделаем вид, что мы над ним пошутили. Что, мол, разыграли и знаем, кто он, корефан наш, и точка, — на ходу придумывал Саня.
— А как мы его назовём?
— А давай Володькой. В честь помершего нашего Володьки. Как будто бы тот и не умирал.
Колька согласно кивнул. Санька так обрадовался их решению, что не сдержался и крепко обнял друга. Уже около самой скамейки Саня с криком бросился обнимать батюшку, разыгрывая сцену долгожданной встречи.
— Володя, друган, ты чё, шутки не понял? Это же мы, Санька и Колька, не узнаёшь, что ли?
Кольке явно понравилась актёрская игра товарища. Мало того, что он не ожидал такой прыти от Саньки, так ещё и сам решил исполнить роль старого друга с особой искренностью, чтобы всё было правдоподобно и не вызывало сомнений у будущего Володи. Кольке удалось посадить отца Олега и по-братски, что есть силы, обнять еле живого диакона. Они с двух сторон так его сжали, что кроме стона отец Олег ничего не мог произнести. Он и так был обессиленным, а тут ещё эта бурная встреча. Но благодаря такой неожиданной встряске отец Олег вдруг немного ожил и удивлённо стал рассматривать своих новых друзей. Они почему-то очень шумно себя вели, говорили, перебивая друг друга, и постоянно толкали отца Олега в плечи. В ответ он тоже вдруг начал улыбаться, посматривая то на одного, то на другого своего товарища.
— Вот видишь, Колян, ожил наш дружбан. Да, Володька? — весело спросил Саня.
Отец Олег внимательно посмотрел на Саню и тихо, обессиленным голосом спросил:
— Меня зовут Володей?
— А то как? — вступился Колька. — Володька и есть Володька. Наш кореш по несчастью.
— А мы уж думали, что ты от этой сивухи совсем сдохнешь, — начал сочинять историю Саня. — Ведь три дня почти не дышал. Мы уж хотели тебя хоронить. А ты вон — выжил. Молоток!
— Ничего не помню. Даже как вас зовут. Я что, просто напился и потерял память? — еле выговаривая слова произнёс отец Олег уже в роли Володи.
— Ты не первый и не последний, корешок. Так часто бывает. Тьфу-тьфу, только бы не со мной, — смачно сплюнул Колька, подмигивая другу.
— Главное, что ты жив, а всё остальное устроим. Точно, Саня?
— А как же, — уже совсем уверенный в своей правоте, подтвердил Саня. — А я сейчас за пивком сгоняю, водочки ещё возьму, а то наш Володя без этого дела вряд ли обратно в норму придёт…
— Хорошая идея, брат. Только давай сначала его в дом затащим, чтобы наш новый дружок не простудился.
Через пару минут Володя лежал на кровати Сани, а того уже и след простыл. Колька вышел на улицу, закурил сигарету и почему-то весело улыбнулся. День был просто замечательный и довольно тёплый. Кольке надоело здесь жить, но выхода другого у него не было. По улицам он уже давно скитался, и никого, кроме Сани, и нескольких своих «коллег» не знал много лет. Слава Богу, что хоть здесь нашлось место под солнцем. Всё же лучше, чем просто на улице, как многие из его корешей. Он лениво смотрел по сторонам и курил одну сигарету за другой. Саня куда-то пропал, и ему становилось скучно. И тут он увидел издалека местного священника, отца Игоря, который с кем-то разговаривал по телефону, прохаживаясь вдоль своей церкви. «Только его нам здесь не хватало», — зло подумал Колька, но в дом не пошёл, а остался ждать Саню на улице.
11
Весь этот разговор видел и слышал пацан, сбежавший от полицейских. Он спрятался за крестом соседней могилы и внимательно наблюдал за кладбищенскими жителями, одновременно глазея по сторонам и осматривая кладбище. Ему нужно было найти безопасное место, чтобы спрятаться от посторонних глаз и где-то переночевать, а потом уже решать, что дальше делать. Хотя ему и было всего десять лет, но он уже был опытным жителем улицы и много чего пережил за свою короткую жизнь. Скитания по приютам и временным ночлежкам научили его быстро ориентироваться на местности и моментально принимать решения, чтобы выжить и прокормиться. Ему даже нравилась такая жизнь. Во-первых, потому что он другой жизни просто не видел, а во-вторых, он чувствовал себя вполне взрослым человеком, который умеет выживать, как никто другой, и ему нравилось быть равным среди взрослых мужиков. Вот и сейчас за несколько минут он быстро сообразил, что еду он найдёт у этих бомжей, а ночевать останется в небольшой кладбищенской церквушке, которую он высмотрел неподалеку. Ему уже стало неинтересно наблюдать за этими тремя типами, похожими на него, но намного старше, и всё его внимание сейчас было приковано к священнику, который прогуливался по лужайке возле храма и довольно громко разговаривал по телефону:
— Вот и договорились. Завтра к восьми вас жду. Только обязательно приезжайте. Не опаздывайте, а то у меня церковь остаётся без замка. Одну ночь ещё как-то переживу, а дальше, сами понимаете, опасно.
Пацан не ожидал такого фарта! Даже замок ломать не придется. Только нужно улучить момент, чтобы его никто не заметил. И только он об этом подумал, как увидел, что священник закрыл дверь, благословил её, как живого человека, и пошёл как будто в его сторону, но через пару метров повернул к хижине бомжей. Пацан вжался в землю, будто хотел зарыться в могилу, но это инстинктивное движение лишь заставило его быстро принять решение, что именно сейчас у него есть хорошая возможность проникнуть в церковь. И когда священник повернулся к нему спиной, он быстро, согнувшись в три погибели, перебежал к церкви, тихо открыл дверь, и так же бесшумно ее за собой закрыл. Священник ничего не заметил, но по какой-то причине оглянулся на церковь и, не увидев ничего подозрительного, пошел к жилищу бомжей. Колька заметил его приближение уже в последний момент, и в панике резко захлопнул дверь домика, чуть не оторвав ее. Про себя выругавшись, он быстро занял место на скамеечке, делая вид, что читает газету, которую подобрал тут же на земле.
— Привет, Колян. Как дела? — приветливо спросил священник, протягивая руку бомжу.
Тот, слегка привстав, ответил крепким рукопожатием и пригласил присесть рядом.
— Да вот просвещаемся, отец Игорь, — с деловым видом ответил Колян, подвинувшись по скамейке и пытаясь перевернуть грязную страницу неизвестной газеты.
— А ничего, что этой газете уже два года? — с улыбкой спросил священник, указывая на дату выпуска. — Да и не мешало бы её перевернуть другой стороной, а то как-то не совсем удобно читать вверх тормашками.
Смущённый Колян машинально перевернул газету, и, как ни в чём не бывало, продолжал рассматривать выцветшую страницу, пытаясь молча перенести свой позор, думая только об одном: что делать, когда объявится Саня с пивом и начнёт нести всякую чепуху.
— Да ладно тебе, Колька, не обижайся, — вдруг прервал молчание священник. — Я ведь по делу к вам пришёл.
— Говорите, раз пришли, — деловито согласился Колян, с радостью складывая газету в несколько раз.
— Коля, тут такое дело. У меня замок в храме поломался. Изнутри закрывается, а снаружи — ну никак! А я не могу на ночь церковь без присмотра оставить. Может, подежурите с Саней на пару в эту ночь, а утром мастер придёт, замок сделает.
— Да никаких проблем. Мы всегда за… Святое дело…, — чуть не захлебнулся от радости Колька, ожидая чего-то более худшего от прихода священника.
— Вот и договорились. Давай через полчасика и подходи. Я там вам хлебушка оставлю. Только не пейте в храме. Очень прошу…
— Так мы это… давно уже не пьём. И я, и Саня…
И в этот момент из-за угла появился напарник, держа в правой руке бутылку водки, а в левой уже открытую банку пива:
— А вот и я, братва…
Не успел он договорить, как увидел священника, который уже вставал со скамейки, чтобы попрощаться с Коляном. Сцену неожиданной встречи прервал еле слышный стон и какой-то стук в хижине. Священник посмотрел на вход в жилище через плечо Коли, а тот в свою очередь несколько раз кашлянул, чтобы заглушить посторонние звуки. Но священник переключился на Саню, не придав значения стону.
— Говорите, что не пьёте? — с некоторым укором заметил священник, посматривая на Кольку, который уже был готов провалиться сквозь землю.
— Да это мы не себе, — стал оправдываться Саня. — Тут выставиться надо за одно дело. Сами понимаете…
— Ладно, — с сожалением сказал священник. — Ваше дело. Только выпившими я запрещаю вам в храм приходить. Договорились?
— Как скажете, батюшка, — стал приходить в себя Саня, виновато опустив бутылки и понурив голову.
— Тогда я пошёл и надеюсь, что вы меня не подведёте. Договорились? — с большим сомнением спросил священник.
— Всё будет нормально, мы не подведём, батюшка. Не переживайте, — нестройным дуэтом ответили бомжи, пытаясь даже помахать священнику руками в знак своего доброго расположения к нему.
Когда священник исчез из поля зрения бомжей, они, не сговариваясь, пулей влетели в хижину и накинулись на Володю:
— Ты чего шумишь? — злобно спросил Саня, одновременно делая глоток из банки с пивом.
Колян показал Володе кулак и вырвал бутылку водки у своего друга, начиная нервно её открывать.
— Значит так, друзья, — наконец-то открыл бутылку Колька, делая первый глоток прямо из горлышка. — Сейчас расслабляемся, а потом за работу.
— А церковь? Мы же обещали, — попытался возразить Саня, наливая себе пол стакана водки.
— Да пошёл он со своей богадельней, — зло отреагировал Колька, чокаясь с другом гранёнными стаканами. — Кому она нужна? Только ему, да бабкам его. Плачут там, рыдают, а чё толку…
— Не говори так, братан. Они нам всегда помогают. Добрые они…
— Ты ещё поплачь, Санёк, может они тебя услышат… А может и их бог…
Колька вдруг нервно рассмеялся, разливая ещё по одному стакану, но теперь уже на троих, посматривая в сторону лежащего в углу Володи.
— Ну что, корешок, давай лечиться, а то мы с Саней так всё и выпьем без остатку. Мы такие, — с какой-то своей гордостью обратился Колька к Володе, поднося к его лицу стакан с водкой.
— Давай, Володенька, поправься! — поддержал друга Саня, чокаясь с обоими. — За нас!
Володя несмело взял стакан с водкой, и молча выпил до дна. Его лицо тут же исказилось от горечи спиртного и ощутимой боли. Он закашлялся, и через несколько секунд его вырвало прямо на кровать.
— Во блин! — только и успел крикнуть Саня, отскакивая от Володи.
— Ничего, так надо, — с пониманием отреагировал Колька, подавая Володьке недопитую банку с пивом. — На, братан, выпей, полегчает.
Володя закрыл рот руками, глазами показал, что не может, и отвернулся к стенке.
Друзья вышли на улицу и сели на свою домашнюю скамейку — диван-топчан, разливая остатки водки по стаканам.
— Чё делать-то будем, напарничек? — спросил Саня, одним глотком выпивая свою порцию водки.
— Да ничего особенного, — спокойно ответил Колька. — Спать пойдём. Сегодня уже не до работы. Завтра рано утром на сбор урожая, а там посмотрим…
— Спать, так спать, — согласился Саня. — А может ещё за одной сбегать?
— Не, брат, хватит, — рассудительно ответил Колька. — Мы же не алкоголики. Расслабились и хватит, а то нас турнут отсюда, куда пойдём?
— И то верно, Колян, — согласился Саня и первый зашёл в хижину.
Стало темнеть. Кольку давно уже не пугала ночь на кладбище. Он почему-то больше боялся блеска храмовых куполов и звона колоколов перед службой. Они его раздражали какой-то весёлостью что ли, а он считал, что на кладбище всё должно быть грустно и тихо. Он вообще не понимал, зачем здесь нужна церковь. Хотя батюшка был к ним всегда добр, но уже достал своими приглашениями на службу, пытаясь убедить бомжей, что какой-то их Господь им обязательно поможет, если они начнут посещать службы. Если люди им не помогают, а только пинают и обзывают, рассуждал Колька, то как может помочь тот, кого не видно и не слышно? Правда, они помогали убирать территорию, но за деньги, которые платил священник, пытаясь приучить их к доброму труду, и вполне нормально могли общаться с батюшкой, но дальше этого они идти не хотели. Санька больше тяготел к церкви, но Колька всегда его высмеивал и грозил выгнать напарника из хижины, если тот и дальше будет так часто разговаривать со священником.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.