Бесплатный фрагмент - Послание сверчку

Стихи Петра Межурицкого известны читателю по публикациям в журналах «Континент», «Интерпоэзия», «22». «Иерусалимский журнал», «За­рубежные записки», «Южное сияние», «Крещатик» и других, на сетевых ре­сурсах «Топос», «45-я параллель», «Сетевая словесность», в альманахах и антологиях современной русской поэзии. «Послание сверчку» — пятая книга ав­тора. Предыдущая книга стихов «После мюзикла» была отмечена премией имени Давида Самойлова Союза писателей Израиля. В разделах «Кесарь и мухи» и «По обе стороны» представлены стихи, написанные в 2015–2016 гг.

В разделе «Новые гностические поэмы» собраны произведения, продолжаю­щие публиковавшиеся ранее циклы стихов под общим названием «Гностиче­ские поэмы». Новые смыслы в поэтике Межурицкого генерируются в интер­текстуальном пространстве иудео-христианской культуры от античности до наших дней, нередко рассматриваемом сквозь призму трагикомедии.

Слово автора

1

Подготовив это предисловие, закончил его словами: «В русской поэтике есть два полюса: полюс Иосифа Бродского — это стихи от Бога, и полюс Александра Пушкина — это стихи от Музы».

С этого вывода и начну.

2

А пока скажу вот что: приводить строки поэта в качестве аргумента в идеологическом споре неприлично.

Например, сегодня стихи поэта могут, казалось бы, восхвалять деяния власти, а завтра, а то и сегодня же, эту самую власть, казалось бы, хулить. Никакого противоречия тут нет, как нет у поэзии задачи расточать похвалы или хулу возводить.

Моисей Маймонид, благодаря трудам которого европейская историография получила счастливую возможность отметить, что «…не только арабы оказали влияние на западную научную мысль, но и евреи», говорит: «Тебе известно, как часто мудрецы замечают: «один стих говорит то-то, а другой — то-то» и констати­руют, что налицо явное противоречие, а затем объясняют, что в рассматриваемом тексте опущено условие или что субъекты двух высказываний различны. Таково их изречение: «Соломон, мало того, что твои слова противоречат словам твоего отца, они противоречат и друг другу…».

Воистину о стихах больших поэтов всех времен и народов иначе и не скажешь.

3

Но кое-что о стихах всё-таки ещё добавлю, поскольку Маймонид по своим философским воззрениям был последователем Аристотеля, который утверждал, что поэзия обладает большей научностью, чем история.

Я эту точку зрения Аристотеля разделяю с той небольшой поправ­кой, что, по-моему, поэзия обладает большей научностью, чем наука, и большей религиозностью, чем религия.

Почему?

Так я ведь уже сказал: потому что стихи — от Бога, потому что есть Муза, потому что в начале была Свобода Слова — в конце концов.

4

Я это к тому, что Читатель найдёт в этой книге стихи и не найдёт ничего, кроме стихов.

И это всё, что я Ему обещаю.

Пётр МЕЖУРИЦКИЙ

Кесарь и мухи

Книга первая

Девичник

Афродита и Афина

пили водку из графина,

будто обе не богини,

но обычные княгини,

будто мыслимое мнимо

и всё выдержит скрижаль,

будто жизнь проходит мимо,

будто молодости жаль.

Воспоминания о Сократе

Насельник известного края,

как все там, конечно же — псих,

Ксенофонт говорил, что, не повторяя

стихов, забываешь их

и что любящий плоть не удержит фронт —

да мало ли что говорил Ксенофонт.

Судьба человеков

1.

Он появился на свет и с него исчез

в концентрационном лагере.

Между этими двумя событиями

сменилось несколько исторических эпох,

но на примере его судьбы

они так и не смогли показать

ни себе, ни людям,

чем, собственно, отличаются

одна от другой.

Да, он пережил семерых диктаторов

и девятерых деспотов,

десять из которых

были просто кровавыми,

пятеро — кровавыми маньяками

и лишь один относительно точечным

отравителем.

Понятное дело,

что он век свободы не видал,

ни отбывая сроки наказаний,

будучи всегда невиновным,

ни равно вне стен пенитенциарной системы,

за которые изредка его по недоразумению

или амнистии отпускали

лишь для того,

чтобы в рамках очередной кампании

по борьбе с новыми вызовами

и традиционными напастями

было кого со всей убеждённостью

в правоте своего дела

упечь

обратно.

Будучи по своей сексуальной природе натуралом,

он так и не познал женщин,

зато его познали мужчины,

чаще всего такие,

которых ни за какие посулы и награды

не захотели узнать даже те из женщин,

любовь которых можно было купить

за самое скромное вознаграждение.

Через полтора часа после его смерти,

наступившей в результате долгой

и мучительной болезни

в обстановке изощрённых физических

и психологических издевательств над ним,

в чём не смогли отказать себе тюремщики,

на землю пришёл Мессия.

2.

Он появился на свет и выжил

во время войны Трехтысячелетней

в семье партократа и белошвейки,

а может быть, и в другой семье.

Во всяком случае, он не умер

до того, как закончил колледж,

построил дом, выдал замуж дочку,

увидел Париж и покинул службу

в чинах, приличных его летам.

Через двадцать минут

после смерти лёгкой,

которой он не успел заметить,

на эту землю пришёл Мессия

во славе, в силе и на осле.

3.

Он родился таким,

что лучше бы не родился,

о нём и песни ещё при жизни

его почти всенародно пели

о том, что он гимназистку Веру

в колодце будто бы утопил.

Потом, конечно, цареубийцей

став, он и царство себе присвоил,

чиня невиданные злодейства

на протяжении многих лет.

Когда, напившись невинной крови,

при полноте абсолютной власти

он всё же умер своею смертью,

тогда в тот час, как его не стало,

пришёл Мессия творить добро.

Эпилог

Какой бы кто бы ни сделал выбор,

о ком бы что бы ни говорили,

гадать мы можем лишь в свете смерти,

кому действительно повезло.

Успех

Расселся, понимаешь — Громовержец,

устроился — и бабы, и богини

к его услугам, а ещё бессмертен,

да и проблем не знает бытовых —

короче говоря, зажрались боги:

кому не позавидуешь — тот Бог,

с чем человеку легче примириться —

ну как благополучного любить

от всей души и как себе признаться,

что он во всём удачливей тебя,

поскольку такова его природа?

А вот кого повяжут злые люди

и мордой об асфальт до самой смерти,

и ни ему ни званий, ни наград,

тогда и наградить его не в тягость

для психики посмертною любовью

и можно даже гением признать,

да что там, право — хоть Творцом вселенной,

вот до чего людей довёл Олимп —

ему то что, когда бессмертны боги.

Столица мира

«А если Бог изменит имидж,

то станет эта весть благой?» —

спросил в районе Гринвич-Виллидж

меня скорей еврей, чем гой, —

он глубь времён провидел зорко,

и речь его была тонка —

типичный гражданин Нью-Йорка,

не от сохи, так от станка.

Завещание

Эти строки он писал, ни с кем не споря,

абсолютной очевидностью дыша:

«Лучше жить в глухой провинции, у моря;

рекомендую США».

Проза

Ни на что тот не способен,

кто ни разу не съедобен,

и отрада для меня

пожиратели огня.

Разве райские селенья

только для совокупления?

Не тревожься, мой осёл,

всё проходит, да не всё.

И опять на Фридрихштрассе

я скажу несчастной расе,

что в ближайшие три дня

вся надежда на меня.

И примерно в этой фазе

на арену выйдет кайзер,

как всегда, учён на вид,

и себя благословит,

словно тупо глядя в воду,

и опять решать народу,

созерцая формы обе,

кто ни разу не съедобен.

Я осла сменю на посох,

раз уж кайзер — самодур,

а народ у нас — философ,

в каждой хате — любомудр.

***

Хоть свысока поплёвывай на шторм,

хоть вырубайся до седьмого пота,

в искусстве гениальное — ничто,

в искусстве лишь божественное — что-то.

Шанс

Здесь каждый город, как лакей

и что ни княжество, то рай,

и это в принципе ОК

и не без послевкусья драйв,

и шанс изгнание из рая

забыть, резвяся и играя,

на день, а может — на года,

кто как сумеет, господа,

спасибо доброму трамваю

морскому на его тропе —

я в мыслях тоже здесь бываю —

от Ниццы и до Сен-Тропе.

Голем

Здравствуй, русское поле

евразийских равнин —

Буратино был Голем,

пара Карло — раввин.

Вроде дружим с Китаем

и довольно давно —

что за книжки читаем,

что у нас за кино?

Словно виги и тори

пронеслись по тылам —

и куда же, блин, смотрит

комитет по делам?

***

Сплю со временем не в ногу

крепко, сладко и помногу

и от яви вдалеке —

не в гробу, а налегке,

как рисунок на мольберте,

до, а лучше — после смерти.

Стихи и царства

(на смерть Евгения Евтушенко)

…Если будет Россия

значит, буду и я.

Евгений Евтушенко

Дело, может быть, в моде —

почему бы и нет —

государство уходит,

остаётся поэт,

вечно снова творимый

для нездешних снегов —

нет империи Рима,

есть поэты его.

Вопросы математики

А всё-таки

деление клетки —

это деление

или умножение?

Практики

Я отошёл от Стены Плача

уже не тем, кто к ней подошёл.

Я вышел из базилики Святого Петра

уже не тем, кто в неё входил.

Я спустился с Акрополя

уже не тем, кто на него поднялся.

Невозможно разрушить Храм.

Безмолвие

Язык богов для смертных — феня,

в чём нет малейшего сомненья,

хотя для смертных нет врагов

страшней молчания богов.

Освободителю в традициях высочайшей духовности

Освободитель наш, начни с себя,

освободи хотя бы от тебя.

Ответ

— Скажи мне, Господи Иисусе,

Израиль — место для дискуссий?

Как относиться к фарисеям,

а то ещё не то посеем,

и что народу дать на ужин?

— Рим, Пётр, должен быть разрушен.

Освободительное движение

Уж как русские мальчики

всех племен и народов

во все времена —

курбские и пестели,

желябовы и бронштейны,

джугашвили и солженицыны,

ульяновы и навальные —

в искрах и правдах постили и репостили,

в тюрьмах сидели, ссылки отбывали —

просто восторг!

О процессе преображения

В этой доменной печи

и орала, и мечи,

и соломенный бычок,

что попался на крючок,

и от всех замков ключи

в этой доменной печи —

как на всём скаку не лечь

в эту доменную печь?

Царь немного подучился,

в печь вошёл, процесс включился.

Собрание сочинений

Не социальным существом

себя не помню я —

всегда в контексте мировом

слагалась жизнь моя.

Подъём промышленный и спад

чужим подобны снам —

меня водили в детский сад,

а в школу шёл я сам.

И на мели, и на нуле

я отбыл срок до дня —

на этой долбаной земле

все книги про меня.

Вся жизнь моя из книг одних,

и, раздобыв чернил,

возможно парочку из них

я сам и сочинил.

Философская лирика

Я доказал тебе детально,

с чем ты согласна стопроцентно,

что страсть весьма трансцендентальна,

а вот любовь лишь трансцендентна.

Издевательство

Желаю здоровья и счастья

в духовной жизни.

Разговор с другом о невозможном

Неодолимых сил агент

и даже хуже, друже,

конечно, город Карфаген

не может быть разрушен,

не может быть убит Ахилл,

о чём все знают, кореш,

хотя Парис его убил,

с чем тоже не поспоришь.

Встреча

Весьма устав от повседневности,

за неимением иного

я вышел из черты оседлости

и сразу встретил крепостного.

Не то чтоб сердце было ранено,

или мороз пошёл по коже —

он мне казался марсианином

и я ему, конечно, тоже.

И разойдясь без чувства сильного

по тем краям, где будет туго,

мы больше, вплоть до штурма Зимнего,

уже не видели друг друга.

Призыв

Вот я — поэт моложе некуда —

и до сих пор моложе нет —

перемещаюсь в роли рекрута

из кабинета в кабинет.

Сюжет под стать житейской драме и

судьбы мира на кону —

я сачкану от этой армии,

но от судьбы не сачкану.

И в свете всякого оружия

узнают и чужой и свой,

что к строевой не годен службе я,

а годен я — к нестроевой.

Конец лета

На повестке конец пусть не света, но лета

всё равно я никак не приветствую это,

потому что противно душе и уму

подчиняться опять неизвестно чему,

потому что час от часу будет не легче,

потому что до Судного дня недалече,

потому что амнистия выйдет врагу,

потому что живу не на том берегу,

потому что, устав от сомнений бесплодных,

я не выдержу натиска птиц перелётных,

потому что представить себе не могу,

как бывают красивы деревья в снегу.

Беглец

Апостол Павел тот ещё Декарт,

что больше чем серьёзная материя —

товарищи, внимание! На старт

выходит христианства бухгалтерия,

о чём предупреждали в старину,

и я в последний раз в своей гордыне

смотрю на вавилонскую луну,

которая родней земли отныне.

Вопросы древнейшей истории

Да — тьма густа, а свет весьма рассеян,

в чём, вероятно, мирозданья стать —

не дали, как мы знаем, фарисеи

уже при жизни истуканом стать

раввину одному из Назарета, —

спасибо им от нации за это!

Особенности национальной охоты

А Лента новостей Израиля вообще как роман,

написанный рукой мастера.

Читаешь — оторваться не можешь:

такого и не придумаешь,

и в жизни так не бывает.

Вот новость плохая:

«В Холоне нервный пациент сжёг медсестру»,

а вот и хорошая:

«Задержан подозреваемый

в изнасиловании адвоката».

Искупление

Он пересел в партер из ложи,

но к счастью нашему, моложе

от перемены мест не стал —

в пути от ложи до партера,

кряхтя, заканчивалась эра,

освобождался пьедестал.

От Колымы до Красной Пресни

страну спасали их болезни,

и воплощая Божью блажь,

по всенародному хотенью

небытие являлось тенью,

внося изрядный оживляж.

Пусть этого казалось мало,

а после и того не стало,

но до чего хорош был слив

и распрощаться с прошлым повод, —

кто знал, что мне был уготован

великий город Тель-Авив,

откуда сутки, если прямо,

пешком до гроба Авраама,

в чём искупление моё,

хотя узнаем мы едва ли,

зачем нас и кому сдавали,

но точно — каждому своё.

Индульгенция

В низинах ели печенье с чаем,

в высокогорьях пасли овец:

«Сын за отца не отвечает», —

сказал народу его отец.

Политкоррект

лишить Израиль

легитимации

путём

окончательного решения

еврейского вопроса

Музе

Супостаты и угрозы

доведут меня до прозы,

до ответственности груза,

или ты не слышишь, Муза?

Посреди чудовищ бала

ну чего нам не хватало

от прозрений до потерь

всех и вся, а что теперь —

под конвоем к алтарю,

где уродов помирю?

На черта сдалась нам, Муза,

социальная обуза,

раз и впрямь добро со злом

мёртвым связаны узлом?

Нет, дорожкой неземной

приходи, побудь со мной,

а Всевышнего сексот

пусть вселенную спасёт.

Местечко Кейсария близ Хадеры

Неважно, где зарыт был Ирод,

но важно, где и кем был вырыт,

а древнеримский акведук

здесь, как психический недуг,

зато не так уж, чтоб вдали,

стоят изделия Дали

и успокаивают разум —

вот Путин из морских глубин

выходит, обнимая вазу, —

везёт же некоторым, блин —

его встречает древний аспид,

и кто тут только не был распят…

А мне за то, что я хороший,

в аренду эту землю Ротшильд

сдал на полвека… Нынче в хате

считаю дни свои — мне хватит.

Детство

Я накопил деньжат на компас —

мне это было по плечу —

передо мной зияла пропасть,

я до сих пор в неё лечу.

***

Какой в последнем поце ум,

такой на свете социум,

что для вождя и media,

похоже, не трагедия.

Аншлаг

Когда-то поэты собирали стадионы,

сейчас и футбол стадиона не собирает —

казалась Чаша сия бездонной,

казалась даже подобьем рая

земного, правда, где — было, было —

толпа пускала Судью на мыло,

спасая душу свою и тело, —

и толпы живы, и судьи целы,

и никуда не девались гунны —

не замечай, что пусты трибуны.

Место в строю

Боюсь, в пределах Ойкумены

все тексты боговдохновенны,

к тому же и все люди братья,

что, может быть, и не проклятье,

и только украшают ряд

слабейший текст и худший брат.

О чаше и разумных началах

1.

Царство разума не блеф:

в клетке волк и в клетке лев,

что для данного предмета

очевидная примета.

Может быть, кругом темно,

даже нелюдимо, но,

если зверь не на свободе,

значит, разум есть в природе.

2.

Если зверь не на свободе,

значит, нет самой свободы,

потому что нет в природе

ничего, опричь природы,

и тому, кто не помрёт,

не видать иных природ.

3.

За всё держись, работы кроме,

иначе что увидишь в коме?

Метод

Это, конечно же, надо уметь —

выйти по-доброму из пике:

что у Достоевского на уме,

то у Смердякова на языке, —

если и впрямь предначертана грань

и заповедано скиснуть уму,

пусть уж такое несёт эта дрянь,

что и подумать нельзя самому.

Вольера

Скажем, что слону дробинка,

но чужбинка есть чужбинка:

ходит слон в своей вольере,

как язычник в новой вере,

с ним слониха и слонята —

разве это не занятно?

***

С кем вы, покойные мастера культуры?

Из Соломона Маркса

Восходит солнце, и заходит солнце,

и на место своё поспешает,

чтобы там опять взойти

один раз — как трагедия,

другой раз — как фарс.

Идёт ветер к югу и переходит к северу,

кружится, кружится на ходу своём,

и возвращается ветер на круги свои

один раз — как трагедия,

другой раз — как фарс.

Все реки текут в море, но море не переполняется:

к тому месту, откуда реки текут,

они возвращаются, чтобы опять течь

один раз — как трагедия,

другой раз — как фарс.

И т. д.

Профессия

Явленье Бродского Иосифа народу

повестку изменило, но не сходу,

не привело в смятение умы —

не то что эпидемия чумы.

Без суеты сует поэта слово,

подобно дудочке волшебной крысолова,

из дома отчего зовёт сестру и брата

туда, откуда в город нет возврата.

Первопослание

Под нож, под пресс,

под пули, недотрога —

Христос воскрес,

и мне туда дорога.

Этногенез

народ-вертухай

народ-победитель

народ-вор

народ-лох

народ-богоносец

народ-рогоносец

народ-людоед

народ-вегетарианец

народ-скиталец

народ-отшельник

избранный народ

народ-невидимка

лишнее зачеркнуть

недостающее добавить

Семейные саги

Что ни род, то эйфория:

добрый батюшка Илья,

вождеродица Мария —

вот Ульяновых семья.

А Бронштейны? Джугашвили?

Боже, что за люди были!

***

Что может поколение сие?

Успешен как ты, право, но постой —

легко родиться там и в той семье,

а ты не там попробуй и не в той.

Сын земли

Слушай да разумей,

падая по трудам:

что на славянском — Змей,

то на другом — Адам.

Нету земли иной,

хоть на луне помрите:

Змей — это земляной —

как «земля» на иврите?

Русское подворье

Кто бы что бы ни впарил

мне про Божьего Сына,

РПЦ — не Израиль,

РПЦ — Палестина,

что, возможно, обидно,

но достаточно честно,

да и не про Давида

Голиафа невеста.

Никто не забыт

И мне досталось из прочих множеств

одно из многих единобожеств.

Ковчег и Синай

1. Заповеди потомкам

(почти из Маймонида)

Дети, аксакалы, господа,

чистить зубы — это навсегда,

до, прошу прощения, гробов,

даже если нет во рту зубов;

и не забывай про остальное,

если ты и впрямь потомок Ноя.

2. Монолог

(почти из Пятикнижия)

Слушай, не убий, не укради,

не валяйся стройки посреди,

не ходи, поддав пивка, на лёд,

не купи билет на самолёт,

не прелюбодействуй и не лги —

что ещё сказать? Не лезь в долги

и скажи спасибо, что есть Бог,

раз уж сам додуматься не мог.

Знак

Где поселиться, ждал я знака,

и получилось, что в Монако,

а за окошком Магадан,

хотя мне знак иной был дан,

чему не удивился ребе,

сказав: «Напрасно не тужи,

не путай наш телесный жребий

с преображением души».

Строки века

мнезнакипрепинаньянипочём

язнаетелиграмотеучён

Его величество

Я император-государь,

мне подарили календарь,

консервный ключ и банку шпрот

за то, что я люблю народ.

И пусть мятежный генерал

и ключ, и шпроты отобрал,

которые, подлец, сожрёт,

я всё равно люблю народ.

Иосиф Флавий и пророки библейские

Если философа называют греческим,

значит он — грек.

Если поэта называют римским,

значит он — римлянин.

Если историка называют античным,

значит он — еврей.

И если пророков называют библейскими,

то значит они — какие?

Правда жизни

А между прочим, «Гамильтон» — фигня —

агитка на дурную злобу дня,

по мере сил всей Библии левее,

но замирает сердце на Бродвее.

И прав был гений партии Ильич:

из всех искусств — важнейшее есть китч,

и лучше нет игры, чем revolution,

а после в сани — и айда на ужин.

И я вам говорю: искусство масс —

оно само собой для высших каст —

без дураков и прочих репродукций,

а массы правдой жизни обойдутся.

Крамола

До чего банальное —

письменно и устно —

всё, что актуальное,

в том числе искусства

кочевая пасека —

хуже только классика.

***

Травы друг к другу подогнаны плотненько,

птицы и звери творят церемонии,

бог из семьи иудейского плотника

с этим безумием в полной гармонии, —

тем хороша воскресения мания,

что ублажает подобием вальса,

и никогда не придёт понимание,

как я на этой земле оказался.

Сущность нечисти

Как нечисть ни корчит из себя нечисть,

а получается фальшиво до тошноты.

Старое кино

Если кто-то кое-где у нас порой

Честно жить не хочет…

Песня из советского кино

Крепнет духом наш народ-герой

и вредит державе, господа,

кто-то кое-где у нас порой,

а не каждый всюду и всегда.

Браво, наше старое кино!

Но иллюзий даром, враг, не строй —

марши несогласных всё равно

будут кое-где у нас порой.

Психофонетическое доказательство

Хоть не пчёлы мы, но строим

город наизусть,

если имя Бога — Фроим,

я не удивлюсь,

потому что как иначе

Бога назовёшь —

будь ты дева или мачо, —

не впадая в ложь?

Рынок

Любовь к Израилю не продаётся,

поскольку кто в своем уме

такое купит?

А ненависть к Израилю — товар,

как и любовь к России,

между прочим.

Помазание

Туда сойдя отседова

в критический момент,

он мёртвым проповедовал

о том, что смерти нет, —

назвав её химерою,

на ней поставив крест,

он одарил их верою

и лично сам воскрес,

а значит, был покойником —

что может быть подлей —

живым его поклонникам

пошли, судьба, елей,

в порядке снисхождения

смягчая круговерть,

на каждый день рождения,

а главное — на смерть.

Gnosis

Во время чумы — чума есть банальность —

такова обыденности реальность,

в которой мается естество,

но дух зато прозревает победно:

чума не появляется из ничего

и не исчезает бесследно.

Помех всевозможных сбивают шумы

с пути на голгофы и биеннале,

и если бы не было в мире чумы,

то мы бы о ней ничего не узнали —

и было бы знание наше бедней

во веки веков до скончания дней.

Синдром

Ругать ли евреев за смерть Иисуса —

это, граждане, дело вкуса,

зато попрекать их блокадой Газы —

это благости метастазы,

то есть светло и ничуть не мутно

и посильнее, чем «Фауст» Гёте,

а если что непонятно кому-то,

то сразу ясно, кто этот кто-то.

Почему Кураев ненавидит Пурим

Мы собой играем

не всегда от дури:

например, Кураев

ненавидит Пурим.

Управляя раем,

Бог, конечно, видит,

почему Кураев

Пурим ненавидит.

Срок

Из двух миллиардов лет

прошло уже пару десятков,

оставивших письменный след

и массу других отпечатков,

пастух подключает плеть

во славу амбиций стада —

конечно, всего не успеть,

но, в сущности, и не надо.

Имя

Кто его знает, что значит духовная рента,

правильно что и неправильно,

но разве Антихрист может быть кем-то,

кроме анти-Израиля?

Как бы то ни было, странно и то,

что в милой реальности сей,

имени Бога не знает никто,

а имя Христа знают все.

О люстрации

Конечно, начальство всегда виновато,

но если ты впрямь демократ,

то за диктатуру пролетариата

люстрируй пролетариат,

причину всех наших горчайших обид,

а то он стоял у станка и стоит,

как будто никто не в ответе

за всё, что творилось на свете, —

неужто, товарищи, в мороке дней

мы так и не стали начальства умней?

Сын человеческий

Камень я в него не брошу,

потому что он хороший,

а что было между нами —

во Втором осталось Храме,

во вселенской катастрофе

и, конечно, на Голгофе.

Кесарь и мухи

Так не бывает, но было бы дельно —

кесарь отдельно, котлеты отдельно,

чтоб за обед у себя на столе

тенью живой не болтаться в петле.

Мало ли что не умеет смотрящий —

космос и этак и так настоящий —

кто, господа, на какой из планет

любит котлеты, а кесаря нет?

Время хорошее или плохое,

разве нельзя обозначиться в хоре,

где, опасаясь за голоса медь,

можно в конце концов вовсе не петь?

Наши дела обязательно глухи —

кажутся данностью кесарь и мухи,

что пробиваются в частную жизнь,

как за неё иногда ни держись.

Нам не понять, как не канули в леты

кухни, где мамы готовят котлеты.

Народ и народы

От эры к эре

канва сквозная —

народы верят,

евреи знают,

что хоть и сложно,

но благородно,

ведь верить можно

во что угодно.

Об официальной пропаганде

Германия — гибрид,

и ничего не значит,

что Геббельс говорит —

нельзя ему иначе.

Стихи

Стихи, конечно, это сумасшествие

поболее, чем первое пришествие, —

ещё, пожалуй, несколько сырое

в деталях всяческих… а то и чем второе.

***

За столом у нас не лишний

и, пожалуй, даже пуще

Вездесущий и Всевышний,

да ещё и Всемогущий.

Космонацизм и неополярная ночь

Космонацисты и космополиты

кровушкой, а не водою разлиты,

хоть их водою и не разольёшь:

нация — правда и космос не ложь.

И на войне, и в тюрьме, и в столовой

нет ничего, кроме честного слова,

и хоть до Лондона вырежь Париж,

только себя одного и казнишь,

будучи крайним в любой нумерации, —

но до чего хороши декорации,

смена которых не кажется сном,

ночь или всё ещё день за окном.