Бесплатный фрагмент - Попытка номер три

***

Надежда спешила в салон красоты, торопилась, практически не касаясь земли. Конечно, было бы намного проще, если бы коляску с малышкой можно было оставить дома на попечении няни, но муж категорически настаивал, чтобы ребёнком она большую часть времени занималась сама. Спрашивается — зачем же тогда вообще тратить деньги на приходящую три раза в неделю няню, если она, Надежда, практически постоянно находится возле ребёнка? Вот что значит разница в возрасте с мужем, четверть века — это не шутка. Женщина усмехнулась. Переживает, старичок, да и как же иначе, когда рядом с тобой молодая красивая женщина? Хорошо хоть не имеется у мужа привычки экономить на ней. Осознает, что салон красоты, косметика, массаж, хорошие духи и другие мелочи — не просто прихоть жены бизнесмена, а необходимые для жизненного тонуса вещи. Михаил Никифорович замечал, какая она возвращается после посещения салона — веселая, просто искрится вся, посвежевшая, похорошевшая и очень уж охочая до любовных утех.

Еще пять-шесть лет назад он был только рад такому вот преображению своей женщины, но время шло и годы, как ни крути, нагло брали своё — с запросами молодой жены в постели он уже не справлялся, и здесь не помогали ни горячие ласки, ни широко разрекламированные медицинские препараты. Да, всё-таки возраст критический, за шестьдесят, и ничего тут не попишешь. Вот и стал, чего уж греха таить, ревновать свою супругу к её молодости, дру́жкам-подружкам, даже был грешок, детектива нанимал, чтобы последить, чем молодушка занимается в его отсутствие, но подозрения не оправдались. Надя сидела дома, лишь изредка, раз-два в неделю выбираясь на маникюры-педикюры-массажи в дамский зал, который находился на первом этаже их многоэтажного дома, и все. Ни загадочных звонков, ни SMS — ничего.

Когда у них родилась долгожданная дочка, пожилой отец ощутил вторую молодость. Сонечка была его радостью, светом в окошке. Три дочери от первого брака уже давно сами бабушки, он — даже прадед, а тут такое счастье на старости лет! Он холил и лелеял малышку, просто не спускал её с рук и волновался, когда вынужден был уезжать по делам: сеть магазинов косметики и парфюмерии, самая крупная в их городке — это вам не тяп-ляп, нужно поддерживать уровень. А тут ещё по телевизору разные «жутики» показывают про нянь и прочую прислугу — и детей похищают, и хозяев убивают, и другие мерзости-подлости творят. Нет, он не допустит, чтобы с его кровиночкой, его Софьюшкой, приключилось несчастье. А чтобы ничего подобного не было — за ребёнком, прежде всего, должна смотреть мать. И никаких возражений. Идёшь куда — ребёнка с собой, и дитя на воздухе побудет, и дела переделаются. Точка.

Надежде пришлось смириться с такой постановкой вопроса, никуда не денешься, она привыкла принимать непререкаемый авторитет мужа, как должное… Во всяком случае, так казалось со стороны.

Она снова легко усмехнулась. Неужели он думает, что ребёнок станет помехой, если она, к примеру, захочет немного развлечься? Какие пустяки. Всегда можно заплатить щедро какой-нибудь обслуге в том же салоне и с малышки глаз не спустят столько, сколько будет нужно.

Надя посмотрела на часы. Нужно поспешить, вот-вот начнется обеденный перерыв в массажном кабинете, нужно успеть. Она сладко зажмурилась в предвкушении. Артём с его сильными руками и тонкими пальцами, которые так хорошо знают её тело…

Глава первая. Красивой быть не запретишь…

Дверной колокольчик возвестил о новом посетителе. Администратор салона красоты, на пышной груди которой сиял позолотой бейдж с именем «Елена», подняла голову от монитора компьютера. Дежурная улыбка и тихий вежливый голос:

«Доброе утро! Чем можем вам помочь?»

По-другому нельзя, дамочка из постоянных клиенток, капризная, заносчивая, из тех, что «из грязи — в князи», но платит всегда сверху, да ещё и чаевые подаёт щедрые. И опять с коляской. Блин, снова придётся просить девочек присмотреть за ребёнком, пока мамашка жир с боков убирать будет.

— Леночка, дорогая, доброе утро, — проворковала вошедшая Надежда, — я договорилась с Артёмом Павловичем, что он примет меня в обеденный перерыв. Как вы думаете, это не помешает другим посетителям?

— Ну что вы! — дежурная улыбка стала заметно шире, — если мастер согласен обойтись без обеда, это его право. Проходите, пожалуйста, вас уже, наверное, ждут.

— Леночка, у меня будет к вам небольшая просьба — присмотрите за малышкой. Я оплачу услугу, как обычно, — умоляющий тон, но в глазах холодок превосходства, мол, куда ты денешься!

— Конечно-конечно, не беспокойтесь, всё будет в лучшем виде.

Надежда прошмыгнула мимо стойки администратора и устремилась вглубь салона. Вот она, третья дверь слева. Постоять секунду, немного отдышаться. Улыбка. Пора.

— Доброе утро Артём Павлович, — прощебетала она громко, чтобы слышали в коридоре, — к вам можно?

На неё смотрел высокий черноглазый мужчина с тёмными вьющимися волосами. Даже под белым медицинским халатом угадывались стальные мускулы и поджарое натренированное тело

— Проходите, Надежда Владимировна, я жду вас.

Она вошла в просторный ослепительно-белый кабинет и ловко закрыла за собой дверь на задвижку.

— Здравствуй, любимый, я так соскучилась!

Быстро прошагала к нему и повисла на шее. Сильные руки обвили ее тело, губы жадно встретились. Она не видела его целых четыре дня, это просто вечность. Жар предвкушения разлился по её телу. Словно осенние листья, на пол полетела одежда и уже через несколько минут, без всяких вступлений и прелюдий он мощно вошел в неё прямо на массажном столе.

Она словно отключилась от времени, её тело стало невесомым, а в голове было натуральным образом пусто, казалось, что нет ни мыслей, ни чувств, ничего. Уж стыда точно не было. А чего стыдиться-то? Она — молодая, здоровая, в самом расцвете женской красоты и привлекательности и ни её вина, что муженёк в последнее время стал всё чаще лениться в постели. Хотя… Их с Артёмом связь длится не год и даже не два, лет пять точно, и обстоятельства, при которых они познакомились не самые романтичные, но какое кому до этого дело? Она влюбилась в него просто до помутнения рассудка, даже на долю секунды задумывалась уйти от мужа, но так и ни на миг больше. Оба они прекрасно понимали, что жить в бедности — это не для них. Надежда давно привыкла к большой уютной квартире, шикарному загородному дому, забитому деликатесами холодильнику, шкафу, который ломился от нарядов и обуви. И что — бросить всё это и согласиться на рай в шалаше? Нет, это неправильно. Да и зачем? Муж не вечен, он человек пожилой, в последнее время часто хворает и даже жалуется на сердце. Пускай всё остается так, как есть. Стоит немного потерпеть — и она богатая вдова, а там — живи в своё удовольствие.

Дочерей своих супруг обеспечил, всем, а их у него трое, не считая крохи Сонечки, помог открыть бизнес и дела у них процветали. Внуков и внучек выучил в престижных вузах, даже правнукам открыл вклады «до востребования». Так что никто не станет претендовать на их с Соней денежки. А она, Наденька, как только станет наследницей, продаст всё к чертям собачьим и уедет жить к тёплому морю. Сибирь с её морозами и дождливыми летними днями обрыдла до чёртиков.

Хорошо, что Артём соглашается с её доводами и не берётся «качать права». Его, пусть и не вполне, но устроило всё, что она предложила — нужно пожертвовать малым, чтобы получить многое. Он умеет ждать, жизнь научила, подождёт и в этот раз.

Она взглянула на часы на стене — пора. Прошло больше часа, как они здесь проходят курс массажа, обеденный перерыв заканчивается, вот-вот придёт очередная посетительница.

— Когда мы увидимся, дорогой? — свидания назначались сразу же, на месте, ведь ни звонить, ни переписываться они не могли, слишком велик риск. Кто знает, что в очередной раз взбредёт в голову уважаемому Михаилу Никифоровичу — возьмёт да поставит её на прослушку или «маячок» подсунет. Было дело, слежку за ней установил, да она оказалась не дурочкой, вмиг просекла, что ведут её. И не показала виду, ничем себя не выдала! Муженёк до сих пор думает, что она ни сном, ни духом о детективе не знает. Как же! С богатенькими старичками всегда надо ухо держать востро! У них подозрительность — сродни возрастному маразму, даже если ничего нет — всё равно себе в голову вобьют, а если уж будет «леваку» документальное подтверждение, то церемониться точно не станут — вылетишь из хоро́м белым лебедем с голым задом и вернуть себе былое положение уже никогда не удастся. Как ни крути, а она тоже не молодеет, ей уже тридцать с длиннющим хвостиком, часть из них отдана этому браку, собственным сыном пожертвовано ради красивой и сытой жизни. Где ей теперь угнаться за алчными молодками с длинными ногами и цепкими глазами, её поезд ушел… Надежда помрачнела от таких мыслей.

— Ты хоть немного любишь меня? — постоянно спрашивала она любовника и таяла от его страстных слов и поцелуев.

— Я жду тебя в пятницу, у меня будет небольшое «окно», — уже в дверях, целуя её в шею, прошептал он, и она тут же начала отсчитывать минуты и часы до их новой встречи.

— Малышка у вас просто прелесть, — щебетала девушка-администратор, провожая дорогую во всех смыслах клиентку до дверей, — проснулась, лежит себе тихонечко, по сторонам посматривает. Я её на руки взяла, она даже не сморщилась — узнаёт, наверное.

— Да, она у меня умничка, — поддержала разговор мамаша, — нам уже скоро восемь месяцев, мы большие девочки и совсем не глупенькие. Правда, солнышко? — малышка смотрела на мать огромными карими глазами и растягивала в улыбке пухлые щечки.

— Ты снова развлекался с этой стервой? — глаза Елены метали молнии, и она еле сдерживала себя, чтобы не заорать в голос. От напряжения белоснежная блузка на её груди натянулась, и пуговицы грозились очередью изранить неверного кавалера. — Сколько можно повторять одно и то же? Скажи ей правду, объясни, что она тебе не нужна, что тебе нужны только её деньги, а любишь ты меня! Меня, черт возьми!

— Успокойся, — властный голос Артёма заставил женщину замолчать, — ты чего добиваешься? Хочешь жить в любви и согласии на одну зарплату? В твоей съёмной квартире? Или в моей коммуналке? Да, меня тоже воротит от этих жирных кошек не первой свежести, но это всё, что я умею. У меня есть внешность и сильные руки — и больше ничего. Именно этим я зарабатываю деньги. Понимаешь? Это — работа. Или прикажешь мне лезть в шахту? Нет уж, дорогуша, не надейся!

— Но ты клялся, что любишь меня, — по щекам девушки потекли слёзы.

— Дорогуша, — погладил её по щеке, смахивая слезинки, — я же не отказываюсь от своих слов, но одной любовью сыт не будешь. Иди сюда, — он обнял её и нежно погладил по спине, — потерпи совсем немного, дорогая. Совсем чуть-чуть, и мы сможем уехать отсюда навсегда. И забудем, как страшный сон всё, что с нами было. Только ты и я. И никаких «кошек».

— Ты — фантазёр, ведь для такой жизни нужны миллионы. На «кошках» ты не заработаешь их и через двадцать лет, а время летит. Я замуж хочу, хочу детей, мне уже тридцать, ещё немного и я тоже превращусь в старую кошку. Но только шансов прийти к тебе на массаж у меня не будет, ты мне не по карману.

— Через двадцать лет на меня уже и бесплатно никто не взглянет, — засмеялся он. — А сейчас тебе пора, у меня через десять минут клиентка. Иди, так надо. Иди, — он осторожно выставил её за дверь. Ох уж эти бабы с их вечной любовью! Лет «дцать» он слушает их вздохи и клятвы. Любовь! Тоже мне, клятвы в кровати раздавать они все горазды, а вот бросить своих старых жирных котов никто не хочет. Твари продажные! Изменяют налево и направо своим престарелым муженькам, стонут, что живётся им тяжело и беспросветно в золотой клетке, а что-то лететь на волю не стремятся. Узницы хреновы!

Нет, он слишком долго продавал свою душу и тело в надежде обрести счастье, потом всё стало просто работой. А сейчас ему уже недостаточно «евриков», засунутых в трусы, как дешёвому стриптизеру и побрякушек, которые в виде презентов преподносят щедрые дарительницы. Нет, ему нужно всё и сразу. И он знает, как это осуществить.

План продуман до мелочей, никаких сбоев быть просто не может, каждая минута, каждая секунда учтены. Жаль, что нельзя всё провернуть одному, придётся довериться этим дурам с их непостижимой женской логикой, которую просто невозможно просчитать. Придется быть с ними пожестче, где-то припугнуть, где-то приласкать, но всё должно пройти ровно. И тогда он свободен…

Она возвращалась домой. Сентябрь только начался, но в этом году выдался переменчивым, временами до странности холодным, ветер дул просто пронизывающий, да ещё эта постоянная сырость — брррр. Скорее бы уже забежать в свою теплую уютную квартирку и принять расслабляющую ванну… Ещё несколько необременительных шагов и она дома. Хорошо, что в их доме всё оборудовано по последнему слову техники: лифты всегда исправны и вместительны, удобный пандус, чтобы можно было войти в подъезд с коляской. Не то, что было раньше — тащишь, бывало, «совдеповскую» коляску-короб сперва на себе на улицу, а потом снова на себе же на пятый этаж. Тут и прогулка ни тебе, ни ребенку не в радость. Да и что у неё было радостного в те годы? Ничего. Она жить начала, только когда стала женой Михаила Никифоровича. Да, она тогда считала, что он послан ей Богом, долго считала, а потом поняла, что не подвернись ей такой шанс, она всё равно сбежала бы из своего дома, просто жила бы теперь по-другому, без ошибок, которые никогда не исправить, но всё же…

Диму Надя знала еще со школы, он был старше на два класса и тогда, в школе, не обращал на неё никакого внимания, а она… Она просто млела в тот момент, когда он проходил мимо с гитарой и под ручку с очередной барышней. И вот, спустя несколько лет они случайно встретились в городе, постояли, поболтали и больше уже не расставались. Дима вернулся из армии, он отслужил в ВДВ, и на его долю выпало нелегкое испытание — служба в полыхавшей огнем Чеченской республике. Надежда и другие девчонки с восхищением и жалостью смотрели на таких парней — восхищались их мужеством и жалели их молодость, сломанную войной.

Встречались молодые люди недолго, пожениться решили уже чуть ли ни через неделю. Мама девушки хоть и удивилась такой спешке, но мешать не стала — молодость для того и дана, чтобы семьи создавать, да деток рожать.

На Михаила Никифоровича, уже состоятельного вдовца, она в ту пору и внимания не обратила, а ведь он был ей фактически родственником — одна из дочерей мужчины, Оксанка, была замужем за старшим братом Димы и гордо носила фамилию и статус индивидуального предпринимателя Толстиковой. Они с Володей (не без помощи тестя, конечно) открыли сразу же два частных предприятия — Оксана пошла по стопам отца и занялась косметикой-парфюмерией, а муж её вполне неплохо управлялся с таксопарком. Жили они очень небедно по тем временам, растили двоих детей и даже в отпуск каждый год ездили в Турцию, что считалось в начале «нулевых» показателем достатка.

Димка сразу же после армии пристроился к брату таксистом и пока наполеоновских планов не строил, но Надя сразу решила — они будут жить не хуже. Почему бы и нет? Димка парень работящий, брат, если с ним по-хорошему поговорить, должен войти в положение и немного потесниться — пусть берет его в партнеры, а там, со временем, они смогут и своё дело открыть. Такси — бизнес вполне рентабельный — город растет, спрос будет. Но, увы, радужным мечтам не суждено было реализоваться.

Уже через три месяца после свадьбы Надя поняла, что совершила непростительную ошибку. Оказалось, что жить с человеком, прошедшим горячие точки сможет далеко не каждый. Это было невыносимо — слышать, как ночами он кричит и уворачиваться от его сжатых в кулаки рук. А самое страшное было в те дни, когда у Дмитрия наступал срыв. Тогда он напивался до беспамятства и смотрел, словно сквозь неё, не узнавая никого и ничего вокруг. Пустые глаза, сжатые в узкую линию губы и стремительные попытки схватить её и придушить. Лишь чудом она однажды осталась жива.

Наутро он ничего не помнил, слушая её рассказы, хватался за голову и умолял простить и потерпеть ещё немного — не будет же это длиться вечно. За три месяца их совместной жизни такие страшные минуты повторились уже дважды. Надя понимала, что третий раз может оказаться последним. Теперь она внимательно присматривалась к поведению мужа, и как только видела, что в нём начинает подниматься очередная волна, просто-напросто уходила из дома к родителям. Сам придет утром, они поговорят и всё наладится. Наверно.

Так прошел год, а на втором году их совместной жизни она поняла, что беременна. Удивительно, но известие о том, что у них скоро родится ребёнок, словно волшебное заклинание повлияло на мужа — он полностью отказался от спиртного, и агрессия улетучилась, словно и не бывало. Ночные кошмары стали значительно реже, а романтические минуты, полные нежности, наоборот, участились. Неужели она вознаграждена за терпение?

Сын, Серёженька, родился в июне, настоящий богатырь — четыре восемьсот и пятьдесят восемь сантиметров! Дмитрий был на седьмом небе от счастья, но даже в такие радостные для каждого мужчины минуты не позволил себе ни капли алкоголя.

Летели дни, подрастал сын, жизнь вошла в стабильную, накатанную колею и вдруг произошло то, чего Надежда подсознательно боялась все эти годы — Дима снова начал выпивать. Сначала это было просто пиво, так, пара баночек с друзьями после тяжелого трудового дня, а потом она снова увидела его стеклянный бессмысленный взгляд и поняла — это конец, конец их спокойной жизни, конец безоблачным отношениям. Всё, для себя она решила, что на этом пора заканчивать брак, пока не искалечена психика единственного сына, да и пока она сама цела.

Пожаловаться по большому счету было некому, кроме мамы да родственников мужа. Второй вариант был не совсем правильным, где гарантия, что они не примут его сторону и расскажут всё ему, да ещё, как это часто бывает, добавят чего или приукрасят, тогда уж точно ей не жить. В полицию пойти — тоже не получится. Там заставят написать заявление, потом его вызовут на беседу и тут же отпустят, ну пусть штраф выпишут. А ведь вернется он домой, злой, обиженный её поступком, посчитает это предательством и снова будет этот стеклянный пустой взгляд в его глазах и ходящие ходуном желваки. Надя закрыла глаза. Что же делать? Было страшно, но другого выхода она не нашла.

— Конечно, мы поможем тебе, — выслушав родственницу, горячо поддержала Оксана, — я считаю, что тебе надо на время уехать куда-нибудь с ребёнком, отдохнуть, развеяться, да и момент выдержать, пока всё немного поутихнет и страсти поулягутся. А вообще, дорогая, дело такое — раз он в неадеквате, то тебе лучше будет развестись. Мало ли что, а вдруг он тебя пришибёт однажды? Вдруг ребёнку навредит? Эх, — тяжело вздохнула женщина, — по уму, так пролечиться бы ему в больничке, так ведь не пойдёт… А тебе, Наденька, надо о себе подумать, ты ещё молоденькая совсем. Ну не удалась попытка номер раз, будет и вторая. И кто знает, может тогда тебе больше повезёт.

Заручившись поддержкой мужа, Оксана купила в турагентсве для Нади и племянника путевку в загородный санаторий и занялась поисками съемной квартиры. Как ни крути, а путевка закончится, и молодой женщине с дитём надо будет куда-то возвращаться.

Никто не ожидал, что в ситуацию вмешается Михаил Никифорович.

— Здравствуй, дочь, — пришёл он к Оксанке примерно через неделю после всех событий. — Я краем уха слышал, что тут у вас дела неладные творятся, — женщина молчала и смотрела на отца, знала, что в таких случаях перебивать его не стоит, — я с Димкой пообщался… Впечатления остались от разговора не самые приятные, знаешь ведь, как я отношусь к тем, кто к стаканчику прикладывается… Да, ты тут права — уходить надо Надежде от мужа, нельзя ей там оставаться. Я и Димке сказал, что конец их семье и браку, только вот он слушать не стал, не до разговоров ему было — друзья в гости, видите ли, пришли, некогда… Я к чему разговор-то веду… Пускай Надя пока у меня поживёт. А что? — жестом перебил он Оксану, пытавшуюся возразить, — квартира у меня большая, места всем хватит, да и за съёмное жильё платить надо, а где она сейчас денег возьмёт? Сама не работает, и от мужа ещё не скоро алиментов ждать. Я дома практически не живу, сама знаешь, всё больше на строительстве коттеджа пропадаю, вот и пусть бабёнка с дитятей найдут у меня приют. Ты поговори с нею, как вернётся. — Михаил Никифорович тяжёлым шагом вышел из комнаты, оставив родственницу в полном недоумении.

Надежда сперва не очень обрадовалась такому предложению, ей не хотелось стеснять людей, тем более — родственников бывшего мужа. Но хорошенько поразмыслив на досуге, поняла — это действительно реальный выход из положения: работать она пока не могла, ребёнок еще маленький, требует постоянного внимания, а нет работы — нет денег, значит — нечем платить за съёмную квартиру. Что ж, раз предлагают — надо хвататься за такую возможность, а там видно будет.

Она жила в квартире Михаила Никифоровича уже почти полгода, он и в самом деле не появлялся, не беспокоил её, Надежда уже практически начала свыкаться с ролью хозяйки в этом доме, нервы успокоились, восстановился сон — в общем, вернулась нормальная жизнь. Муж, теперь уже практически бывший, не появлялся, но, как оказалось, пропал он не навсегда…

Звонок в дверь разбудил ее часов в семь утра. Накинув поверх ночной рубашки халатик, Надежда осторожно подошла к двери. Настойчивый звонок повторился. «Кому там чего понадобилось? — досадливо поморщилась женщина. — Еще ребенка разбудят!» Она, не глядя в глазок, открыла дверь. На пороге стоял Дмитрий — спокойный, деловитый, как будто ничего не случилось, вроде как вышел он полчаса назад в магазин и вот домой возвращается.

— Чего тебе? — сердито осведомилась Надежда.

— Пришёл тебя с сыном домой забрать, — всё также невозмутимо ответил бывший муж. — Подурила — и хватит, давай, топай домой, нечего по чужим углам скитаться.

— Я никуда не пойду.

— Хорошо, оставайся, но сына я отсюда заберу.

— С какой это радости? — знакомая волна тревоги и страха начала подниматься откуда-то из самой глубины.

— А с такой. Это мой сын, и он будет жить дома, я сказал.

— Я не пущу тебя. Убирайся отсюда! — она попыталась закрыть дверь перед незваным гостем, но он с силой оттолкнул её и ворвался в квартиру. Надежда бросилась следом за мужчиной, повисла на его руках, пыталась уронить на пол, хоть как-то остановить — безрезультатно. Он оттащил её за волосы, буквально оторвал от себя и отшвырнул в сторону, больно пнув ногой в живот. На какое-то мгновение молодая женщина отключилась.

Она пришла в себя от истошного крика ребёнка: мужчина схватил малыша вместе с одеялом и пытался вынести его из спальни. Резко вырванный из сна ребенок не на шутку перепугался.

— Оставь в покое моего сына! — взвилась Надежда и вновь кинулась на бывшего мужа.

— Да отвали ты, — презрительно процедил он и четко, со знанием дела, залепил ей точный хук слева. Свет померк и она провалилась куда-то, вничто…

Во второй раз она очнулась от резкой боли в руке. Открыла глаза — вокруг суетятся какие-то люди, мужчина в белом халате и маске протирает ваткой сгиб на её руке. Наверное, ставил укол.

— Что случилось? — с трудом спросила Надежда.

— Теперь уже всё в порядке, милая, — защебетал кто-то рядом. Надя с трудом скосила глаза в сторону говорившего и узнала соседку из квартиры напротив. Имени женщины она не знала, но частенько здоровалась, когда сталкивалась с ней на лестничной площадке. — Я из магазина шла, — своим щебечущим голосом продолжила пожилая женщина, — смотрю, а по лестнице мужик несётся с орущим ребёнком на руках. Чуть с ног меня не сбил, придурок. Поднимаюсь выше, а там ты на пороге без памяти лежишь. Я уж грешным делом подумала — всё, кончилась, но потом в «скорую» позвонила и в милицию. Врачи приехали, мы тебя в дом занесли. Доктор говорит, что опасности для жизни нет.

Из глаз Надежды вдруг бурным потоком полились слёзы. Значит этот урод, муженёк бывший, всё же увёз ребёнка. Где их теперь искать? Что делать?

— Я должна идти, — пыталась она подскочить с кровати.

— Куда? Зачем идти? Тебе лежать надо, — пытались утихомирить её медики.

— Лежать? У меня ребёнка похитили! Вы понимаете? Ребёнка! — она снова залилась слезами.

— Успокойтесь. Вам силы сейчас нужны. Ребёнком милиция займётся, всё будет хорошо. Главное — успокоиться, всё в деталях вспомнить и рассказать следственной группе.

Разговор с прибывшими оперативниками длился долго: её подробно расспрашивали о жизни с бывшим мужем, о его образе жизни, и успокаивали — ребёнок, мол, с отцом, всё будет в порядке, не враг же он собственному сыну. Слова утешали мало, да и сказать с точностью, куда Димка мог увезти их мальчика Надежда не могла, просто не знала. Друзей у её сверхобщительного бывшего мужа было предостаточно, в том числе и в других городах, и даже за границей, так что могло случиться и такое, что она потеряет своего сыночка из виду на долгие-долгие годы… Как с этим жить?

Голова просто отказывалась работать, всё тело пронизывала такая боль, что она просто не знала, куда от неё спрятаться, чем притупить.

— Скажите, моего мальчика найдут? Он ведь вернётся? — с собачьей преданностью она заглядывала в глаза мужчинам в милицейской форме. Видела, что они отводят глаза, но верила, хотела верить, когда слышала от них в ответ:

— Ребёнок обязательно будет вам возвращен. Всё будет хорошо.

Укол, по-видимому, начал действовать. Глаза закрылись, и она утонула в спасительном сне, беспокойном, чёрно-белом, но все же — сне. Да, силы ей ещё понадобятся…

Когда она проснулась, рядом с ней были родители и семейство Лёвкиных — Толстиковых в полном составе.

— Есть новости о Серёженьке? — прошептала она непослушными губами.

— Пока ничего, — с горечью ответила ей мама, — но в милиции говорят, что у них есть какие-то данные о том, где может скрываться сейчас Дима. И вроде бы даже он ещё не покинул пределов города.

— Ты не волнуйся, дорогая, — вмешалась в беседу проворная Оксана, — этим вопросом занялся наш отец, у него свои подвязки и источники информации. Думаю, что уже скоро мы получим первые новости.

Предсказания молодой женщины полностью сбылись. Каким-то чудом пожилой бизнесмен смог обойти оперативников и выйти на след непутевого родственника и их с Надеждой сына.

К вечеру Серёженька был дома.

— Я не знаю, как вас благодарить, Михаил Никифорович, — Надя с каким-то благоговением смотрела мужчине в глаза и даже дышала через раз в его присутствии.

Малыш преспокойно спал в своей кроватке, сытый, чистый и довольный, а Надя с хозяином квартиры сидели на уютной кухоньке и пили чай.

— Не представляю, как бы я дальше жила, если бы с сыночком моим что-то случилось. Просто умерла бы, наверное.

— Не говори ерунды, — проворчал в ответ мужчина, — всё же хорошо, всё в порядке. С муженьком твоим я серьезно поговорил, разъяснил ему кое-что. Сюда он больше не сунется и вообще обещался больше близко к тебе не подходить. Хотя обещаниям тех, кто бутылку сделал своим идолом, я верю с превеликим трудом, но думаю, что ещё раз проделать такой трюк он не рискнет. А продумать нам твое дальнейшее существование нужно очень даже основательно. Прежде всего — на работу тебе надо выйти, когда есть свой кусок хлеба, есть и уверенность в завтрашнем дне.

— Да понимаю я это, Михаил Никифорович, но ребёнок ещё маленький совсем, ему ведь и трех лет нету. И с садами детскими нынче очень непросто, сами же видите, что в стране творится — зарплату не платят, предприятия закрывают. Даже не знаю, как поступить…

— Предприятия закрывают, это точно, но пришло время тех, кто умеет считать деньги, кто умеет предоставить спрос на рынок и получить на этом прибыль. Нас таких зовут презрительно торгашами, но без нас-то никуда на самом деле. Ты давай-ка, договаривайся с матерью, пускай она малышом займется, а сама выходи ко мне в магазин. Поработаешь продавцом, подучишься, товар узнаешь, а там и директором тебя поставлю. Подумай над моим предложением, я тебе дело говорю. А теперь пора мне, оставайся с Богом, и, если что — звони, не стесняйся.

Мужчина давно ушёл, а Надя всё сидела в задумчивости над остывшим чаем и пыталась осознать, что готовит ей судьба.

В конце месяца она уже стажировалась в одном из магазинчиков Михаила Лёвкина, а вскоре он пришел в квартиру, где продолжала жить Надя, и остался в ней полноправным хозяином. Молодая женщина даже пикнуть не посмела, когда он навалился на неё своим огромным телом и с кряхтением и одышкой принялся «столбить территорию».

Михаил Никифорович всю сознательную жизнь проработал в шахте, начинал с горнорабочего, а потом постепенно поднялся до начальника участка. Со своей женой, Маргаритой Семёновной, он познакомился после службы в армии и практически сразу женился — обстоятельная, чистоплотная, она так умела вести домашнее хозяйство, что было бы величайшей глупостью потерять такую девушку. Он всегда знал, что женится именно на деревенской, те знают о жизни не понаслышке, не капризничают, способны стойко переносить трудности, а, как известно, у молодых семей в первое время трудностей хватает.

Лёвкины поначалу снимали комнатку в частном секторе, позже смогли позволить себе квартиру, а через полтора года после переезда, когда родилась старшая дочь Светлана, предприятие выделило семье двухкомнатную квартиру в одной из городских многоэтажек. Это было настоящее счастье — свой угол, где она станут настоящими хозяевами, и пусть жилище уже и тогда считалось далеко не новым, этот недостаток скрашивали огромные окна, высокие потолки и широкие межкомнатные двери. Кухня, на которой можно было танцевать вальс, просторный коридор и прихожая — и всё это наполнено светом, воздухом и радостью.

Работа шахтёра не самая легкая и безопасная, ежедневно человек, спускаясь в забой, рискует своей жизнью, ежедневно жены и дети с нетерпением смотрят на часы и считают минуты до возвращения своих мужей и отцов. Судьба была милостива к Михаилу и Маргарите, словно оберегала она эту семью от бед и несчастий, посылая им добро и благополучие.

Коммерческую жилку Лёвкин открыл в себе еще в то время, когда спекуляция была не основой рыночной экономики, а уголовным преступлением. Зарплата на передовом участке, где трудился Михаил, позволяла каждое лето выезжать с семьей к морю и в лучшие здравницы страны. Говорят, в те далекие времена забота о здоровье и благополучии трудящихся была приоритетной задачей государства. Так вот, дальние поездки, новые города и приличная зарплата давали возможность приобретать дефицитные товары, вещи, продукты и потом с выгодой перепродавать их в родном городе. Например, из небольшого посёлка в Средней Азии, где он гостил у армейского друга, были привезены три женские меховые шубы и пять шапок-формовок. Товар оторвали буквально с руками. Народ недоумевал — отчего в Сибири, где морозы зашкаливают за сорок градусов и зима длится девять месяцев в году, меховых вещей днём с огнём не сыщешь, а в ауле узбекского пригорода их с аппетитом поедает моль, потому как спроса нет.

Когда Светланке исполнилось пять, у неё появилась сестренка Оленька, а ещё через два года — Оксана. Многодетной семье было тесно в двухкомнатной квартире, больше похожей к тому времени на выставочный зал — дефицитная мебель, ковры, хрусталь, фарфор — весь тот минимум, который говорил советскому человеку о достатке, находился в этих стенах. Впрочем, скоро он переместился в четырехкомнатную квартиру в новостройке.

Потом грянула перестройка с её сухим законом и полным отсутствием товаров в магазинах, а там и лихие девяностые с дележками и переделами всего и вся. Здесь Михаил Никифорович смог развернуться по полной программе: он начал с подпольной торговли спиртом, самогоном, водкой. Именно в это время ему повезло сколотить свой первый миллион, именно в это время тихо и незаметно ушла из жизни его верная спутница Маргарита Семёновна.

Похоронив жену, Лёвкин задумался о том, как будет один растить троих девчонок. Их нужно выучить, дать в руки кусок хлеба, обеспечить жильём и удачно выдать замуж, а, значит, нужно грамотно вложить те деньги, которые он смог заработать.

Так появился первый небольшой магазинчик косметики и парфюмерии, который довольно быстро приобрел популярность в Междугорске и вполне смог конкурировать со стихийными прилавками городских рынков, заваленных всякой всячиной. Он сумел договориться с «крышей», разного ранга смотрящими и следящими, платил всем во время и заслужил репутацию честного и порядочного торгаша.

Постепенно бизнес рос, выделялись доли дочерям, они становились хозяйками в своих семьях и в своих домах, а он всё чаще задумывался о том, что приходит старость, вместе с ней одиночество и полное отсутствие заботы. Он чувствовал себя молодым, но внешность, увы, не соответствовала чувствам — он погрузнел, обзавелся брюшком и одышкой, женщины, которые клевали на его кошелек, слишком быстро разочаровывались: он был требователен к ведению домашнего хозяйства, наличию детей от предыдущих браков, денежным расходам. Одна хозяйка сменяла другую, но никто так и не задержался в его жизни. И вот однажды он увидел Надежду и понял, что эта молоденькая девочка, наивная и неопытная, сможет стать ему идеальной женой. Он сам воспитает её такой, как нужно. Ну а то, что она замужем, лишь вопрос времени. И денег…

Глава вторая. Случай в Междугорске

В квартире Никиты и Натальи Глушковых раздался телефонный звонок. Трубку сняла Наталья, муж отсыпался после суточного дежурства.

— Хорошо, я сейчас ему всё передам, — женщина положила трубку на тумбочку возле аппарата и с сожалением пошла будить мужа.

Минувшие сутки выдались у полицейских нелегкими, и она надеялась, что в ближайшие день-два супруга не побеспокоят, но, увы, мечты так и остались мечтами.

— Просыпайся, дорогой, — она легко коснулась руками его волос, — там дежурный на проводе и машина вышла. Надо ехать.

Никита открыл глаза и сел на кровати. Всё, выходные закончились. Он был очень лёгок на подъем, это помогало в работе, но Наталья знала, насколько тяжело морально и физически вот так, день за днём, практически без отдыха выполнять свою работу, ту самую, которая на официальном языке именуется «охрана общественного порядка». Что стоит за этими сухими строчками знают только сами сотрудники да их родные.

Наталья на кухне готовила свой фирменный кофе, мужу нужно хорошенько взбодриться. Термос с чаем, бутерброды — всё готово. Вряд ли будет время пообедать горячим в столовке, так пусть хоть перекус будет не из фаст-фудовской забегаловки, а свой, домашний.

Они познакомились три года назад при очень печальных обстоятельствах — тогда, в сентябре, погибла жена Андрея, её первого мужа, и Никита вёл дознание здесь, в Междугорске, по просьбе коллег из соседнего Ленинска. Так уж вышло, что смерть этой несчастной женщины помогла им с Никитой найти свою любовь, а год спустя и семейное счастье. Они настолько подходили друг другу, настолько понимали достоинства и недостатки своей половинки, что было жаль потрачено впустую времени, тех дней, когда рядом были другие люди, чужие по духу.

Ещё несколько минут, и они прощаются у входной двери. Она в тревожном ожидании остается в пустой квартире — взрослая дочь живёт далеко отсюда, перебралась в теплые края, к Черному морю, а сынишка в школе, потом секции, кружки, и дома он будет не раньше шести вечера… Ей предстоит сидеть одной и ждать возвращения своих мужчин. На работе она хоть немного отвлекалась, но сегодня и завтра у нее выходной, так редко совпавший с мужем, а его снова нет рядом. Главное, чтобы всё было хорошо, чтобы все вернулись домой живыми и здоровыми. И чтобы у тех людей, которым понадобилась срочная помощь её мужа, тоже всё обошлось.

Наталья посидела немного перед выключенным телевизором, а потом потянулась за трубкой мобильного телефона.

— Привет, Алёнушка, чем занята? — на том конце провода слышался привычный галдёж — у её собеседницы куча ребятишек и тишины практически не бывает. Но сегодня ей и не хотелось сидеть в тишине. — Ты не будешь против, если я загляну к вам в гости?

— Ой, ну что ты такое говоришь, конечно же, приезжай, я буду ужасно рада. И вообще, могла бы не звонить, а просто приехать — сюрпризом. Сама знаешь, у нас всё по-простому.

— Ну, тогда я рисую лицо и через полчасика — минут сорок у тебя. Хорошо?

— Жду, дорогая, приезжай скорее! — в трубке короткие гудки. Всё, подруга помчалась на кухню, сейчас снова сворганит какую-нибудь вкуснятину, от которой невозможно оторваться, но потом дня два придется сидеть на яблоках и минералке. Эх, прощай фигура, подруга дороже!

— В общем, обстоятельства таковы, — в кабинете начальника управления внутренних дел по городу Междугорску шло расширенное совещание. — Сегодня из салона красоты «Забава» была похищена девочка, Софья Лёвкина, восьми месяцев от роду. Пока её мама была на сеансе массажа, за девочкой присматривали сотрудницы салона. Малышка спала в коляске, тут произошел скачок напряжения, на несколько минут вырубился свет. В салоне все окна тонированные и завешены экзотическими баннерами, чтобы с улицы народ не пялился. Освещение только электрическое, а в некоторых спа-кабинетах во время проведения процедур и вообще свечное. Так вот, нескольких минут, пока не было электричества, хватило, чтобы девочка исчезла. В самом салоне камер видеонаблюдения нет, но есть на соседних домах, там отделения банков, камеры должны работать. Просмотрите записи, опросите весь персонал салона, жителей дома, старушек на скамейках — всех, кого посчитаете нужным. И, конечно же, поговорите с родителями малышки. Возможно, что похитители потребуют выкуп — папа девочки мужик не бедный. Глушков, это твоя часть работы. Переговоришь с родителями, с соседями этой семьи, другими родственниками. Телефоны на «прослушку». Мне докладывать каждый час. Вопросы есть? — вопросов не оказалось. — Все свободны.

С Надеждой Лёвкиной, мамой похищенной девочки, поговорить пока не удалось — врачи скорой помощи накололи её успокоительным и она спала. Отец держался молодцом, но было видно, как тяжело даётся ему это внешнее спокойствие.

— Скажите, есть гарантия, что Соня вернётся домой живой и невредимой? — он пристально смотрел в глаза Никите, словно старался прочитать, что творится у того в голове.

— Мы делаем всё, что от нас зависит, поверьте, — Никита старался говорить как можно более твёрдо и убедительно, а сам боялся даже представить, что может произойти с малышкой. Он никогда не поймет людей, у которых рука поднимается на беззащитного ребёнка — ударить, похитить, убить — это выше человеческого понимания, такого просто не должно быть. Никогда.

— Я понимаю, что сейчас ещё трудно что-либо сказать определенно, я просто хочу обрести хоть какую-то надежду, понимаете? — этот пожилой и грузный мужчина выглядел совершенно растерянным. — Я глава семьи, мне нужно так настроить своих близких, чтобы у них даже мыслей не возникло о плохом исходе дела, но для этого я и сам должен иметь хоть призрачную надежду.

— Работа ведётся, — повторил Никита. Большего сказать он пока не мог. — О вашей супруге есть, кому позаботиться?

— Да, конечно. Сейчас позвоню дочерям, они приедут. Тёща моя уехала в санаторий к морю, она сердечница, но девчонки мои помогут нам. Да, они помогут, — мужчина трясущимися руками взял мобильный телефон.

Наталья и Алёна сидели за столиком на кухне в квартире Терёхиных. За окном снова полил дождь, да резко, с перестуками, словно старался напроситься гостем за стол в теплой и уютной квартире. Здесь была какая-то особая атмосфера, которая не тяготила, а даже, наверное, излечивала усталую душу. Ребятня помладше носилась из комнаты в комнату, затихая на несколько минут и снова возобновляя возню. Старших дома не было. Сама хозяйка дома, слегка встрепанная и без привычного макияжа, разливала кофе из аппарата в симпатичные чашечки. У неё впервые за две недели был выходной, и она наслаждалась суетой в доме и ребячьим беспорядком.

— Расскажи, наконец, подробно, как у тебя дела? — Наталье не терпелось знать все подробности. Жизнь подруги была непростой — дети, одна из них — дочка мужа Алёны от первого брака. Потом родственники этого же самого мужа, не то чтобы ненавидевшие женщину, но всячески старавшиеся испортить ей жизнь. Работа, которую она обожала, но с которой не могли примириться те же люди в виде мужниной родни. И при всём при этом — вечный позитив, улыбки и желание обогреть своим теплом весь мир.

— Не знаю даже, что такого любопытного тебе рассказать, — пожала плечами Алёна, помешивая ложечкой пышную пену в кофейной чашке. — Сама знаешь, у нас с переменами туго, особенно, если им нужно повернуться в лучшую сторону. Ребятишки вроде в порядке и с Катериной мы ладим, но как только она побывает в деревне у бабки и сестры — всё, словно подменяют девчонку. Приезжает притихшая какая-то, недоверчивая, смотрит волчонком и сквозь зубы разговаривает. У неё и так сейчас не самый простой период — переходный возраст, первая любовь, да ещё и безответная, как часто в этом возрасте бывает, а эти курицы ей еще мозги промывают. Вроде уляжется всё, успокоится, опять жить начинаем — нет! Как каникулы — прямо требования с той стороны — присылайте Катю к нам, не имеете права отлучать, не давать общаться, иначе опека, суды, полиция и прочее, прочее, прочее. И что людям ровно на попе не сидится? Свекровь еще… Маразм старческий, что ли, подкрадывается?

— Что с ней?

— Тоже история давняя. Когда Сашка мой с Маринкой вместе жили, то брали они кредит на покупку земельного участка. По договору они несут совокупную ответственность, но платил по кредиту Саша. Тут у них разводы, делёжки, она все деньги и карты стащила — платить нечем. Банк выставил требование Сане и Марине, как созаёмщикам. Та в панику, звонит свекрови, мол, в чём дело? У меня малолетние дети, а тут кредиты всякие, почему я должна у детей кусок хлеба отбирать, а сынок твой жировать? Нельзя о покойниках плохо говорить, не принято, но это дело былое и всё — правда.

В общем, свекруха моя добросердечная, от большой и неземной любви к внучкам, даёт бывшим супругам двадцать тысяч на последний взнос. Кредит погашен. Вскоре Марина единолично продает участок, денежки все до копейки забирает себе, с бывшим мужем не делится и свекрови долг не отдает. На эти денежки они с Андреем, бывшим муженьком твоим, потом взнос первоначальный сделали за дом и благополучно забыли про Нину Шахаевну и её товарищескую помощь. Но она-то долг помнит и, не долго думая, выставляет претензию мне — мол, гони деньжата! Я к её совести взывать, мол, ты ж не мне их давала, а сношке бывшей, с неё и бери, а та в ответ — Марина меня «послала», сказала, что это Сашины проблемы. Да и дети там. Вот. Там — дети, а здесь так, недоразумение. Свинство, в общем, сплошное. Уже и Маринки давно нет, а долг её до сих пор свекруха мне в глаза тычет и попрекает. Достала, сил нет!

— Пошли её подальше и забудь. Своих проблем хватает, ещё чужие на себя вешать! А что касается Кати, я бы пошла на принцип и не отпустила девчонку в этот гадюшник. А зачем? Нервы себе и ей мотать? Хотят видеться — пускай приезжают. Погуляют по городу, поговорят, посмотрят друг на друга — и адью! Нефиг неделями ей в уши дуть да всякий бред в голову вкладывать. В конце концов ты — её мать теперь, законная, и они обязаны считаться с тобой!

— А ведь ты права. Почему я сама об этом не подумала?

— Ты привыкла жить их желаниями, боясь всем навредить, а о себе думаешь в последнюю очередь, — решительно заявила подруга, — а этот серпентарий быстро слабину нашел и давит на больное место.

— Это ещё что! Тут недавно тетушка Надя отчебучила — умереть, не встать! Представляешь, позвонила моему начальнику и расписала, какая я тварь, мол, чужие семьи разрушаю, детям жизнь порчу, в Интернете у меня на стенах сплошь матерные фразы, и столько ещё всего — не переслушать. Требовала уволить такого сотрудника. Вся контора ржала, менеджер по кадрам, блин.

— А что муж?

— Не знаю, говорит, что пообщался с ней в резкой форме, на место поставил, да только фигня всё это, её не проймет. Люди, которые привыкли по парткомам бегать и кляузы строчить, так просто не успокоятся. У меня впечатление, что она и Володю своего только таким «макаром» около себя и удерживала всю молодость: почует опасность для семейной жизни — сразу к руководству, а те кулаком по столу и приказ — жить с женой, как требует коммунистическая партия, как завещал товарищ Ленин. И пипец — тянет мужик лямку семейного быта до очередной пропесочки.

— Ох, Алёнка, сильный у тебя характер, но не с этими суками, прости за выражение! Я бы их давно к ногтю прижала, а ты всё старость уважаешь. Тем временем маразм крепчает. А про парткомы как здорово ты рассказываешь, — расхохоталась Наталья, — я прямо-таки картинку себе в голове нарисовала — «Ходок у профсоюза». Представляешь, стоит такая баба — разъяренная, волосы дыбом, глаза навыкате и тычет пальцем в престыженного мужичка. Тот поник, потупив очи, держит в руке чемодан, типа удирать собрался, а на заднем плане сидят за столом с красным сукном товарищи и серьезно и укоризненно взирают на происходящее. Да, прямо картина маслом!

— Ну ты даёшь, — рассмеялась, наконец, и Алёна, — просто художник-карикатурист, Кукрыникс, честное слово! Ну да хватит о моих делах, давай о тебе поговорим. Как она, жизнь полицейской жены? Поделись опытом.

— Непроста моя жизнь, очень непроста, — вздохнула Наталья, — и не потому, что приходится вставать то с утра пораньше, то за полночь, а потому, что я до ужаса боюсь, что однажды Никита просто не придёт. Боюсь упустить возможность лишний раз обнять, поцеловать, прижаться, сказать, что люблю. Сто раз взгляну на телефон и не решаюсь позвонить первая — а вдруг он на выезде или у него люди, у которых случилась беда. И ещё до обморока боюсь звонка на городской телефон. Ведь если что случится, звонить будут именно на него.

Алёна посмотрела в помутневшие глаза подруги и вышла в другую комнату. Через минуту она вернулась с бутылкой коньяка и двумя фужерами.

— Достань лимон из холодильника, — попросила она Наталью. — Давай выпьем за то, чтобы все наши страхи оказались лишь больным воображением, а в реальности — пусть всё будет хорошо и у нас, и у наших родных, и у всех, кто живет с нами рядом, — звякнули фужеры и вот уже подруги морщат носы, закусывая шоколадную жидкость лимончиком. Глаза засияли, внутри потеплело и захотелось повторения…

…Он успел выбраться из города и вроде бы даже не допустил никаких серьёзных ошибок. Девочка спала, когда он выносил её из салона, спрятав в большую спортивную сумку. Вся остальная часть операции будет проходить при минимальном его участии. Его дело было — забрать девчонку и доставить по адресу, где ждала Медуза. А уже она знала, куда везти малышку, чтобы за ней приглядывали и хорошо заботились. Конечно, в таких случаях чаще всего похищенных не возвращают живыми, но он согласился на это дело только с одной оговоркой — никакой «мокрухи». Ещё не хватало на его совести невинного младенца! Нет уж. Он заберёт свои «бабки» и свалит подальше отсюда, к тёплому морю, где полно «герыча» и легко затеряться среди приезжего народу.

Дорога серпантином вьётся под колёсами, то шуршит асфальтом, то скрипит щебёнкой и при этом всё дальше и дальше уносится от Междугорска в тихое местечко, где много свежего воздуха, зелени, запаха печного дыма и мало любопытных людей.

«Шубаново», — мелькнула белая дорожная табличка, освещенная робким осенним солнцем. Он почти на месте. Всю дорогу не мог толком расслабиться. Озирался по сторонам и волновался, когда автобус надолго останавливался, чтобы забрать очередную партию пассажиров или впустить в салон контролёров для проверки билетов. «Только бы эта дура не опоздала», — подумал он, вглядываясь в окно. Нет, вон она, стоит на обочине, замерзла, видать — нос покраснел, голову в плечи втянула и прикрыла уши воротником плаща. Всё форси́т, кокотка! Приодела б куртёжку да шапчонку и не задубела б на ветру, да и от местных не шибко б отличалась.

— Автобус в деревню не заходит, тут придётся либо попутку брать, светиться, либо идти пешком, — инструктировала Медуза, перед тем, как сослать его сюда, — лучше второе. Домик, точнее, часть его, я сняла на самом краю деревни, никто и внимания особого не обратит — приехала городская пара погостить в деревню, воздухом подышать. Побыли недельку и уехали — всего делов. Главное, без дела по округе не шарохаться, а все остальное уже продумано до мелочей и это не нашего с тобой ума дело.

И правда. Ему причитается доля и это всё, что его интересует.

«Напомнить этой курице, чтобы пробила, где можно „геру“ добыть, а то бегай потом с выпученными глазами», — лезли в голову мысли приезжему гастролеру.

— Привет, как доехал? — Медуза поцеловала его в щёку и, взяв под руку, повела по тропинке по известному ей адресу.

Молодая женщина, прозванная Медузой, сама выросла в пригородном посёлке и к деревенской жизни относилась без предубеждения. Ей нравилось вдыхать запахи прелой листвы, перекопанной земли, свежего сена. Село, в котором им придётся некоторое время прожить, было вполне для этого пригодным — добротные дома, асфальтированные широкие улицы, почта, супермаркет, клуб, библиотека и прочие блага цивилизации, которыми, впрочем, им воспользоваться не придётся. На первое время запас продуктов она привезла с собой, потом, если вдруг возникнет какой форс-мажор и понадобится в этих местах подзадержаться, сбегает она пару раз в магазин, ничего в этом криминального нет. Но она была уверена, что ничего в плане, составленном Любимым, менять не придётся, он человек прогматичный, знает, чего хочет от жизни. Интересно, насколько в его планы на будущее вписывается она? Он никогда не осыпал её словами любви и заверениями в верности, но от него исходит такая сила, такая огромная волна мужского обаяния, что устоять перед всем этим просто нет сил. И становится не важно, что там, в будущем, главное то, что здесь и сейчас.

Она никогда не признается своему теперешнему напарнику, что изнывает от ревности с той самой секунды, как выполнила свою часть плана и покинула город. Любимый! Возле него всегда стаями вьются бабы, попробуй только оставить его без присмотра хоть на миг и они тут же с готовностью падают в его кровать! Боже, зачем ты сотворил его именно таким? Почему не подпортил совершенство хоть каким-нибудь изъяном? Хотя, кто знает, может, будь он косой или горбатый, бабьё прилипало бы к нему с ещё большим азартом — к жажде обладания прибавилась бы ещё и жалость. Да, не знаешь, что лучше. Лучше было бы, наверное, вообще с ним не встречаться никогда. Жила себе и жила, кого-то встречала, с кем-то расставалась, но всегда это происходило без душевных терзаний и боли.

Медуза вздохнула, глядя в пасмурное осеннее небо и выбросила недокуренную сигарету. От скверных мыслей её вдруг замутило, а никотин только добавил дискомфорта.

— Соседи, идите чай пить, настоящий, из самовара, — позвала их баба Маша, хозяйка этого милого домика на окраине. Приятная, шустрая такая старушка, чем-то напоминает бабушек-сказительниц из советских фильмов-сказок, прихрамывает вот только немного, но это не мешает ей управляться по хозяйству, лазать в погреб и на чердак.

— Я в шесть лет ногу повредила, с лошади упала, — рассказывала старушка, — что-то срослось там неправильно и теперь одна нога короче другой, однако и в колхозе наравне с другими работала, и на танцы в клуб ходила и замуж выйти сумела, ещё и мужика своего пережила. И никогда и никто не считал, что я ущербная какая-то, век доживаю людьми не обиженная и на мир не злая, дай Бог каждому так!

Медуза смотрела на бабульку и стыдилась собственных мыслей, ведь она-то как раз наоборот, не калека, не уродина, а озлоблена на этот мир и на всех людей вокруг. Парадокс…

Глава третья. Загадки редакционного фотоаппарата

Инка Макарова проснулась сегодня счастливой до чёртиков — да и как иначе, сегодня её первый официальный рабочий день в качестве внештатного корреспондента местной газеты. И задание дали серьёзное — нужно сделать фоторепортаж о доступной среде для инвалидов. Она должна будет пробежаться по городу и посмотреть, что сделано для этой категории граждан, чтобы они могли беспрепятственно выйти из дома и посетить различные городские учреждения. И даже фотоаппарат выдали для этих целей редакционный, с дорогущим и громоздким объективом.

Девушка поднялась с кровати ещё ранним утром и в радостной суете провела его до самого будильника. Хотелось разом сделать множество нужных и важных дел и обнять весь мир. Инна любила свою квартирку, она досталась ей от бабушки Полины, матери отца, за которой девушка ухаживала много лет. Она многое оставила от бабушкиной обстановки и теперь эти вещи напоминали ей о дорогом человеке. Вспоминается, как бабушка учила её чистить эту громоздкую мебель, натирать стёкла и латунные ручки. А ещё она научилась вязать тонкие кружевные салфетки, скатерти и даже шторы, бабуля свято верила в то, что будущий муж оценит золотые руки Инны.

Муж… Девушка сморщилась от воспоминаний о нём.

Со Славиком они познакомились на дне рождения общего друга. Его представили как гениального писателя, твёрдо глядящего в светлое будущее отечественной литературы. Добавляли, правда, что написанный им чемодан рукописей пока не оценило ни одно издательство, но твёрдый взгляд от этого своего направления не менял.

Отдать ему должное, ухаживать он умел и Инна, которая к тому времени ещё ни разу даже не целовалась, растаяла перед его манерами. Бабушке Поле хватило одного взгляда, чтобы дать исчерпывающую характеристику гению русской литературы — трутень. Конечно, мама Славика была с этим категорически не согласна, она считала, что Инна для её сына самый настоящий мезальянс, она мечтала о невестке из творческих кругов, которая по достоинству смогла бы оценить перлы её отпрыска, а не эта девица с дипломом политехнического техникума. Инна же очень хотела «соответствовать». Ей тогда и в голову не приходило даже намекнуть «элитной» свекрови, живущей на подселении в общаге, что она должна бы вообще закрыть свой рот и молиться о благополучии невестки, поселившей гения в своей квартире (бабушки в ту пору уже не было в живых), взвалила на себя все бытовые и финансовые заботы, пока её сыночек сидел дома, дрых до опупения и шлифовал фигуру в спортзале. На её же, Инкины, денежки. За время их совместной жизни он не написал ни строчки, но регулярно находился в поиске муз. Однажды это и поставило точку в их браке и дало толчок к тому, чтобы полностью изменить представление о жизни.

Инка одним глотком допила чай и начала одеваться. Погода сегодня с заскоками, поэтому хочешь — не хочешь, а надо будет надевать сапоги и даже брать перчатки, ничего не скажешь, хорошенькое начало золотой осени! Блин, совсем чуть-чуть и она промечтает автобус!

Девушка ещё раз взглянула в зеркало, взъерошила свои непослушные космы, подкрасила губы модным блеском и выскочила за дверь.

Ленинск город немолодой, но всё ещё продолжает расти и строиться, а от этого улицы его порой становятся запутанными и похожими на лабиринт. Летом в этих местах красиво: много зелени, цветов, парки и скверы наполняются воздухом и ароматами, а вот осенью вся красота словно по мановению волшебной палочки теряет цвет и яркость. Если бы не жёлтая листва на фоне серого тумана и потемневших от сырости деревьев, то вообще глазу не за что было бы зацепиться — одно сплошное однообразие. Но Инна любила свой город, хорошо его знала, а как настоящий творческий человек, умела находить красоту во всём, даже в самых обыденных вещах: голубях, купающихся в луже под робким лучом солнышка, облаках, хороводом кружащихся под дуновением ветра, облетевших ветках, похожих на сказочных птиц… Она не любила межсезонье, но против воли очаровывалась картинами увядания природы, готовящейся нырнуть под снежное крыло древней богини Морены и продремать под её чутким присмотром до самой весны.

Работы оказалось много — практически каждое заведение и жилой дом не отличались доступностью. Инна фотографировала, разговаривала с людьми, спрашивала мнение тех, кто работал в «недоступных» учреждениях. Во второй половине дня у неё уже набрался солидный материал. Теперь надо расшифровать диктофонную запись, потом просмотреть в редакции на компьютере фотки и дозвониться в администрацию города, чтобы они прокомментировали сложившуюся ситуацию и хоть что-то пообещали на будущее жителям.

Погода испортилась. Небо затянуло тучами, где-то вдалеке загрохотало и засверкало и на улице стало темно, словно уже одиннадцать часов вечера. Она направилась было домой, но вдруг вспомнила, что для просмотра содержимого фотоаппарата у неё нет ни подходящего шнура, ни картридера. Что ж, придется забежать в фотосалон, пусть скинут все фотки на флешку, а потом она разберется.

Через полтора часа, уставшая и окончательно измотанная, Инна вошла в подъезд своего дома, и как оказалось — вовремя: зашумело и зашуршало так, будто с неба на землю пролился Ниагарский водопад. Вот это дождина! Не зря небо хмурилось полдня! На площадке было темно, видимо из-за грозы вырубился свет. Вот досада, а она хотела попить чайку с устатку. Ну что ж теперь, обойдется пока бутербродом с колбасой.

Инна вставила ключ в дверь и вдруг почувствовала резкую боль в затылке. Она ещё пыталась что-то разглядеть сквозь пелену в глазах, даже изобразила попытку закричать, но только пробулькала неразборчиво и всё померкло…

— Вот и умница, очнулась, — услышала она голос, звучавший как будто из-под земли. — Постарайся открыть глаза и посмотри на меня, — это ей снится или кто-то в самом деле хочет, чтобы она куда-то и на кого-то посмотрела? Открывать глаза не хотелось, хотелось спать, а еще пить. И дико болела голова. К этой боли примешивалась противная тошнота и еще какие-то неприятные ощущения.

— Открой глаза! — снова этот голос. Она попыталась разлепить непослушные веки. В веки резко ударил свет, и все вокруг закружилось в бешеном танце. Она снова погрузилась в вязкую и теплую темноту…

Сколько прошло времени, прежде она снова смогла открыть глаза, Инка не знала. Когда она очухалась, за окном было серое небо и все. Догадайся — день там или вечер. Она смотрела по сторонам и не могла сообразить, где находится, только когда молоденькая медсестра зашла в помещение с капельницей, до Инки дошло, что она в больничной палате.

— Приветствую, — поздоровалась с ней девушка. — Как чувствуете себя?

— Не пойму пока, — призналась Инна. — Я в больнице, а что случилось?

— Черепно-мозговая травма. Вас «скорая» привезла, помните?

— Нет. А где это произошло?

— Сейчас придет доктор и всё вам подробненько расскажет, хорошо? А теперь нам с вами нужно сделать одно очень важное дело. Дайте руку, — она ловко установила систему, воткнув иглу в тонюсенькую венку на руке, зафиксировала руку бинтом, чтобы каким-то неловким движением пациентка не «надула» себе шишку и вышла из палаты. Буквально через минуту она вернулась в сопровождении доктора.

— Ну вот, вижу, что уже намного лучше, — бодрым голосом заговорил врач, по возрасту годящийся Инне в несильно старшие братья, — как чувствуете себя?

— Голова болит, — прошелестела Инна, прикоснувшись свободной рукой к бинтам на лбу.

— Если болит, значит — она есть, а это уже неплохо, — философски изрек молодой доктор и засмеялся, — не смотрите на меня такими глазами. Это юмор у нас такой. А теперь давайте серьезно. У вас есть родные, кому можно сообщить о происшедшем? И вообще, что вы помните?

— Для начала скажите, сколько времени я здесь у вас нахожусь и какое сейчас время суток?

— Вы у нас третий день, сегодня суббота, 16 сентября, десять часов утра.

— Ясно.

— Ну а теперь, когда ваше любопытство удовлетворено, давайте займемся моим, — он снова улыбнулся и подмигнул ей. — Как зовут вас, возраст ну и дальше по анкете.

— Меня Инна зовут, Инна Сергеевна Макарова, двадцать семь лет, живу на бульваре Химиков, девять «б». У меня мама, брат. Они отдельно живут, на улице Седьмого Ноября. Ой, вы сказали, что сегодня суббота! Они там, наверное, с ума сходят! Я же маме по три раза на дню звоню, а тут… А как же мой репортаж? Как фотографии? Я же их не сдала! — она буквально рванулась на кровати.

— Тихо-тихо, — успокоил её доктор, — всё будет улажено, всё будет хорошо. Сейчас к вам придет следователь, вы подробненько все ему расскажете, что помните о происшествии. Очень хорошо уже то, что с памятью порядок. Да и вообще, скажите спасибо своим родителям, наградили вас таким твёрдым черепом. Сотрясение, конечно, есть, но кости целы. Несколько швов наложили и всё на этом. Ладно, отдыхайте пока, из полиции приедут, я к вам провожу. И не волнуйтесь, повторяю, всё будет хорошо.

Инна попыталась лежать спокойно, но мысли не давали. Кому понадобилось дубасить её по голове? Да и за что, собственно? И что теперь будет с работой? Она только-только обрела по сути работу своей мечты и вот такое дело… И фотоаппарат… Надо будет уточнить, с ней его привезли или нет. Не дай бог, его нападавший свистанул, тогда… Она даже думать боялась, что будет тогда. Редакционный «Никон», дорогущий до ужаса. Ей не рассчитаться за него лет за десять.

Она устала от тяжелых мыслей и даже попыталась немного задремать, но дверь в палату снова открылась и в сопровождении доктора вошла симпатичная стройная женщина с папкой в руках. Ясные голубые глаза, модная стрижка.

— Здравствуйте, я следователь ОВД по Ленинску и Ленинскому району Шувалова Галина Викторовна. Мне поручено вести ваше дело. Сейчас мы с вами побеседуем, вы расскажете мне, что помните из событий трехдневной давности и дальше начнется наша работа.

— Вы найдете того, кто это сделал?

— Мы постараемся сделать всё, что от нас зависит, это я вам гарантирую. Начнём? — она устроилась на стуле рядом с кроватью и раскрыла свою папку.

Через пару часов, сидя у себя в служебном кабинете, Шувалова просматривала протоколы и суммировала все, что удалось к этому моменту собрать.

Итак, Инна Макарова находилась у двери своей квартиры, когда на неё напали, ударили чем-то тяжелым по голове, похитили сумку и фотоаппарат. Девушке повезло, что дома была соседка из квартиры напротив, она вызвала скорую помощь и полицию.

Соседка, Алевтина Архиповна Лазарева, одна тысяча девятьсот тридцать девятого года рождения, показала, что обратила внимание на шум на лестничной клетке и принялась звонить в полицию. Что именно происходило, она не видела, «потому, как темно на площадке было, как у афроамериканца с торца… впрочем, вы поняли, у кого и где» — юмористка, блин. Потом она услышала тяжёлые шаги убегающего человека и рискнула выйти из квартиры.

— Когда я Инночку увидела, то чуть рядом не грохнулась, — рассказывала впоследствии пожилая женщина дознавателю, — лежит бедная девочка, все кругом в кровище и не понятно — жива или нет. Я давай в «скорую» звонить, хорошо, приехали быстро.

Человека, который напал на девушку, она не видела, слышала только топот, но эксперты говорят, что есть следы обуви — дождь помог. И ещё один момент. Кусок кирпича, которым ударили потерпевшую, нашёлся тут же, во дворе, на клумбе у подъезда. Делаем вывод. Какой? А такой, целенаправленно за девушкой шли. Двор очень чистый, ухоженный, стройматериалов поблизости не валяется, то есть, каменюку по дороге подобрали. Шли зачем? Ограбить. Фотоаппарат явно привлек чьё-то повышенное внимание, мимо такой вещи грабитель не пройдет. Надо дать наводку ребятам-операм, чтобы взяли под контроль ломбарды и тряхнули частных скупщиков, вдруг да всплывет где техника.

Сумка. Потерпевшая говорит, что в ней ничего ценного, кроме документов, не было. Так, по списку — редакционное удостоверение, паспорт, кредитная карта и около трехсот рублей мелочью, расчёска, помада и зеркальце. Всё. Ничего стоящего, действительно, нет. Пропал ещё и дешёвенький мобильный телефон. Тоже надо подключить спецов из техотдела, может, получится отследить местоположение аппаратика.

Одежду осмотрели, ничего особенного. Украшений никаких при поступлении в больницу при девушке не было, вся одежда скорее удобная и добротная, чем модная. Да, перчатка одна. Надо будет еще раз осмотреть всё в подъезде, где произошло нападение, расспросить уборщицу и соседей. Если найдется, может на ней есть хоть какие-то следы…

Галина Викторовна сняла очки и потерла уставшие глаза. Сегодня нужно еще постановление составить о возбуждении уголовного дела, а завтра уже трясти экспертов с их умозаключениями, вдруг да всплывет что-нибудь.

Она посмотрела на часы. Вот-вот должен подойти свидетель еще по одному делу. «Мутный дяденька», — так определили его оперативники. Поглядим, что он там мутит и мутит ли. Может, человек просто испугался контактов с органами и зажался. Такое, кстати, с честными гражданами случается гораздо чаще, чем с тем контингентом, с которым правоохранителям приходится иметь дело.

Раздался осторожный стук в дверь.

— Можно? — в проем просунулась взлохмаченная рыжая шевелюра.

— Проходите, Самойлов, присаживайтесь, — она достала из сейфа очередную папку. — У меня возникли к вам дополнительные вопросы. Чтобы их прояснить, ознакомьтесь, пожалуйста, вот с этими документами.

— Ты ещё работать не начала, а уже по башке получила, — посмеивался над Инной её брат, Гоша. Родственники приехали навестить девушку в больнице. Что они пережили за эти дни — не передать словами, но теперь ужас прошел, и к молодежи вернулось чувство юмора, чего нельзя было сказать о старшем поколении — матери Инны и Георгия, — я думаю, ты засняла попытку мафиозных кланов отмыть «бабосы» через строительство пандусов и теперь тебя ждет страшная месть!

— Ой, отвали, шуточки у тебя дурацкие, правда! — Инка сморщила нос, — просто какой-то урод покусился на мой фотик, точнее, не на мой, а на редакционный. Пас меня, по ходу, пока я щёлкала, причём не только затвором, если судить по тому, что случилось, но и другим местом… Что же теперь будет?

— Ничего не будет, тебе за героизм ещё медаль дадут, — продолжал балагурить брат.

— А ну-ка, брысь отсюда, — шикнула на весельчака подошедшая мать, — нашёл, над чем смеяться. Как ты? — она смотрела на дочь с нескрываемой тревогой.

— Да всё хорошо, ма, — Инка старалась говорить с улыбкой, но ныло всё тело, даже кожа на лице, — ты две минуты назад об этом спрашивала.

— Мне когда позвонили из больницы, я чуть с ума не сошла, — призналась Ольга Юрьевна, — картины рисовала себе жуткие, не знаю, как сюда доехала. Ну вот зачем тебе понадобилось переезжать в ту квартиру? Нам вместе всем плохо жилось, что ли?

— Ма, перестань, я уже большая девочка и мне давно пора жить отдельно. И я ни «где-то там», а в бабулиной квартире живу, причём, заметь, уже скоро десять лет. Я же тебя не бросаю, я к тебе постоянно приезжаю. И хорошо нам всем было, да, но тесно. Гошка уже вон какой кабан здоровый, ему своя комната нужна, своя территория, чего мы будем в двух комнатах тесниться?

— Замуж тебе надо, милая, замуж, и не спорь со мной, — Ольга Юрьевна увидела, как недовольно сморщилась Инна, — не все же такие козлы, как твой Славик, не все пьют и шляются по бабам, вокруг полно достойных мужчин, а ты ещё достаточно молода, чтобы ставить на себе крест.

— Ма, давай поговорим об этом в другой раз, — она устало закрыла глаза.

Да, со Славой они расстались пять лет назад, до этого три года прожили семьей, но любовь испарилась, как только муж попался с поличным — она застукала его в процессе любовных утех со своей подругой Женькой. Простить их не смогла, выкинула обоих из своей постели, квартиры и жизни. Теперь эта счастливая парочка растит двоих детей, а растолстевшая мать семейства постоянно жалуется на измены своего разлюбезного, который, как оказалось, совершенно не в состоянии удержать в штанах свои причиндалы, едва только в поле зрения появится хоть какая-то представительница противоположного пола. Ну и бог с ними! Устраивает их такой расклад — флаг в руки. А она, Инна, больше не верит в розовые сны и никогда и никого не пустит больше в свою душу.

— Скажите, доктор, с моей дочерью все будет в порядке? — Ольга Юрьевна с тревогой всматривалась в молодого врача, щурившего близорукие глаза под ее пристальным взглядом.

— Знаете, такого рода травмы всегда несут в себе некоторую опасность, — заговорил он нерешительно, — но организм у Инны Сергеевны молодой, крепкий, девушка она решительная, так что всё у неё наладится. Но понаблюдаться у врача придется. Голова — это не шутки.

— А вы женаты, доктор? — она сама не ожидала, что вот так, в лоб, станет задавать мужчинам подобный вопрос. Инка узнает — прибьёт её на месте.

— Нет, — он покраснел до самых корней волос, а потом смущённо улыбнулся, — не берет никто при моей-то работе.

— А сколько вам лет?

— Тридцать три. А что случилось?

— Пока ничего, — загадочно улыбнулась женщина и поспешила к выходу. Доктор удивлённо и задумчиво смотрел ей вслед.

Подъезд, в котором нашли раненую Инну, осматривали во второй раз, опрашивали уборщицу, дворника — злосчастную перчатку никто не видел.

— Может, потерпевшая её совсем в другом месте потеряла?

— Всё может быть, всё может статься, — ворчала Шувалова, стоя на заплёванных подсолнечной шелухой ступеньках. Рядом, со скучающим видом стояли соседи потерпевшей, приглашенные в качестве понятых, и, лениво перебрасываясь между собой короткими фразами, делали вид, что внимательно следят за работой полицейских. Действительно, может так оказаться, что перчатка вообще не имеет никакого отношения к делу и потеряна она была где-нибудь километров за сто от места происшествия, а может быть, как раз с точностью «до наоборот» — с таким ей тоже приходилось сталкиваться — не учтёшь порой какую-нибудь безобидную мелочь, а потом окажется, что на этой мелочи вся доказуха, собственно, и держится. — Кстати, вы опросили соседей, когда в подъезде в последний раз убирали? Может быть, с уборщицей стоит поговорить?

— Да такое впечатление, что тут вообще никто и никогда веником не махал, — бубнил себе под нос один из молодых оперативников.

— Не всегда то, что очевидно и есть истина, — глубокомысленно изрек старший группы Антон Тихонов, — я ведь прав, Галина Викторовна?

— А то, — усмехнулась она, — так что поговорить с техническим персоналом всё же придется, ребятки.

Уборщица и по совместительству дворник тетя Оля жила в соседнем подъезде.

— Не поверите, через день лестничные клетки мету, а толку — ноль, — возмутилась она, когда официальные лица поинтересовались регулярностью уборок, — да ведь результатов своего труда совсем не вижу. Молодёжь местная торчит сутками в подъезде, пиво хлещет, да семечки грызёт, вот и безобразие такое под ногами. Каждый раз по огромному мешку мусора на помойку уношу, а вечером можно всё сначала начинать.

— Скажите, Ольга Константиновна, а после нападения в этом подъезде вы давно уборку делали? — осторожно прервала поток слов Шувалова.

— Так на следующее утро. Тут ведь всё в кровище было, я панели протёрла, пол с хлоркой промыла, убрала всё.

— А вам не попадалась случайно женская перчатка, легкая такая из кожзама, светло-коричневого цвета?

— Была такая, — поразмыслив, произнесла пожилая женщина, — она тут валялась на ступеньке, чистенькая такая, кровью не испачкалась. Я её подняла и в почтовый ящик Инне сунула, подумала, что это её перчатка. На этой площадке из молодых она одна живёт, её соседкам в обед сто лет, они такие вещички носить не станут. Я ведь Инну с детства знаю, она сейчас в квартире своей бабки живет, Полины Архиповны, царство ей небесное. Она, бабка, Инночку очень любила и квартиру свою ей по завещанию оставила. Девочка здесь часто бывала, а когда Полина слегла, то и переехала, чтобы за ней ухаживать. Потом бабку схоронила, замуж вышла, развелась и всё это у нас на глазах.

— В почтовый ящик, говорите, перчатку кинули? — перебила Шувалова воспоминания словоохотливой дворничихи и подошла к покореженным от времени металлическим конструкциям. Ящик с номером квартиры Макаровой был открыт, и внутри кроме рекламного буклета ничего не было.

— Да вы не туда смотрите, Инкин ящик вон тот, закрытый на ключ. Видите, номера квартир два раза какой-то умник написал на соседних ящиках.

— Ребята, замочек надо бы вскрыть. Пригласите понятых поближе.

— Да чего там вскрывать-то? — снова вступила в разговор словоохотливая уборщица, — это только с виду замок такой серьезный, а на самом деле его ногтем открыть можно — у меня такой же.

Полицейским понадобилось всего несколько секунд, чтобы отрыть почтовый ящик. Несколько рекламных листочков, счет за электроэнергию и вот она, та самая перчатка, в поисках которой они облазили все залитые мочой закутки лестничных пролетов. Лежит себе часть женского гардероба, помалкивает, хранит какие-то там свои тайны. Осторожно, пинцетом, кожгалантерею извлекли из недр почтового ящика, и собрались уже было упаковать в персональный полиэтиленовый мешочек для вещдоков, как обратили внимание на небольшую странность.

— В ней что-то есть, Галина Викторовна, — негромко произнес оперативник, — вы знаете что там? — это уже вопрос уборщице.

— Откуда мне знать? — округлила глаза она, — я её не щупала, подняла с пола, да в ящик сунула, не до обысков мне было, начальство потребовало, чтобы подъезд сиял к вечеру первозданной красотой. — Полицейские криво усмехнулись, оглядывая «красоту», состоявшую из облупившихся чуть не до арматуры стенных панелей и потрескавшейся плитки на полу.

— Извлекаем, — вынесла вердикт Шувалова. С осторожностью на свет были извлечены два съемных носителя — один, «весом» в четыре «гига» — для компьютера, другой, по всей видимости, для фотоаппарата. — Интересно. Понятые вам все видно? — парочка дружно закивала головами, сонное состояние с них словно ветром сдуло. — Ребятки, быстренько всё это добро в лабораторию, пусть выжмут, что можно и из перчатки и из флешек, может быть, хоть какой-то свет прольется на это тёмное дело.

Позже она разговаривала в больничной палате с потерпевшей. Инна понемногу приходила в себя — лицо уже не было таким бледным и тёмные круги под глазами исчезли. Вставать ей еще разрешали ненадолго, но поговорить уже возможности было побольше.

— Инна, мы нашли в подъезде вашу перчатку, в ней две флешки — одна от фотоаппарата, а другая обычная, компьютерная. Как они могли там оказаться?

— Понимаете, у меня привычка такая — если варежки надеваю или перчатки, то в них складываю сдачу, билеты автобусные ну и всякую мелочь. Наверное, и флешки автоматом сунула, когда из фотосалона вышла. Видите ли, у меня дома компьютера нету, вот я и решила, что заскочу к девчонкам знакомым в фотосалон, они мне перекинут все снимки на флешечку, а я в редакции отснятый материал просмотрю, отберу, что покачественней получилось. У меня первое задание было в газете, важное, самостоятельное, а я не просто его провалила, не сдала вовремя, так ещё и фотоаппарат умудрилась проворонить. Не видать мне этой работы, как своих ушей…

— Не расстраивайтесь вы так. Мы в редакцию вашу позвонили, рассказали, что с вами произошло несчастье. Все с пониманием отнеслись и с сочувствием, ведь люди же, не звери дикие. Вот увидите — всё у вас наладится. А вы не могли бы мне пока пояснить, что именно на ваших снимках?

— Я должна была сделать фоторепортаж на тему «Доступная среда», то есть походить по городу, посмотреть, насколько у нас приспособлены различные учреждения для того, чтобы их могли посещать инвалиды и другие группы маломобильных граждан. Я прошлась по некоторым торговым точкам, банкам, аптекам, была на автовокзале, во дворах жилых домов. Поснимала крылечки возле Домов культуры, школ. В общем, цель нашего материала такова — показать рядовым гражданам насколько непросто приходится в самых обыденных вещах людям с ограниченными возможностями. Как непросто им покинуть собственное жилище, побывать в кино, кафе, на выставке или в парикмахерской. Даже не каждое медучреждение соответствует, что уж тут скажешь про ЖЭКи, например. Конечно, сейчас практически у каждого человека есть компьютер, по которому можно и кино посмотреть, и архитектурные памятники соседних стран, можно счета оплатить, не выходя из дома, но ведь инвалиды — тоже люди, им хочется живого общения, так же с подружками в магазин сходить, с друзьями футбол на стадионе посмотреть. Ну вот что-то в этом роде.

— Понятно. А когда домой возвращались, не слышали, что за вами кто-то идет?

— Не обратила внимания, торопилась очень. Дождь собирался, я старалась домой поскорее добежать, уж очень не хотелось под холодным дождём мокнуть, да и за аппаратуру переживала.

— Как вы думаете, мог кого-то привлечь ваш дорогой фотоаппарат или, такое тоже может быть, в кадр попало что-то, что не должно было попасть?

— Мне сейчас трудно сказать, вот так, наобум, — сморщила нос Инна, — надо фотки посмотреть, тогда может быть, и скажу что-нибудь конкретное.

— Что ж, это я попробую вам организовать. Сегодня в лаборатории распечатают снимки с вашего фотоаппарата, и завтра я загляну к вам ещё разок, посмотрим вместе, подумаем, в каком направлении дальше работать. А пока отдыхайте, набирайтесь сил. До свидания.

— Спасибо и до завтра, — Инка откинулась на подушку и закрыла глаза. Завтра, возможно, что-то прояснится, а возможно и нет. Эх, ей бы сейчас не на кровати валяться, а пробежаться по тем местам, где она фотографировала, глядишь, может быть что-то и всплыло бы в памяти…

«Так, я первым делом обошла аптеки в нашем районе, школы, детские сады и ДК, — перебирала она в памяти свой недавний маршрут, — несколько магазинов было, что самое удивительное — та „пивнуха“: в таком заведении и пандус есть, смешно, однако… Что же ещё? Автовокзал был, кафешка с Wi-Fi, там ещё какой-то придурок мне чуть дверью объектив не покорёжил… Два супермаркета, где пандусы есть, но двери открываются так, что эти самые пандусы перегораживают и на коляске в них не заберёшься, как ни старайся… Жилые дома уже в моем районе… Нет, ничего странного или подозрительного на ум не приходит. Ничего»…

Распечатанные с флешек фотографии стопкой легли на стол Шуваловой. Она перебирала их все по очереди, составляла из них какой-то только ей одной понятный пазл, рассматривала через лупу до рези в глазах, но ничего из ряда вон выходящего не находила — дома, здания, лестницы, люди, спешащие по свои делам — обычная повседневная рутина. Но она чувствовала, что где-то здесь, среди этих людей есть тот, кто проводил впоследствии Инну до подъезда. «Завтра покажу потерпевшей и её соседям эти фотографии. Как знать, а вдруг кто-то да и засветился».

— Не стоит отметать и версию о причастности бывшего мужа потерпевшей, — на утренней планерке Галина Викторовна давала указания сотрудникам, работавшим с ней по этому делу. — Конечно, уверенности особой у меня в этом нет, но расстались супруги не слишком хорошо, до сих пор, насколько мне известно, стараются не общаться друг с другом, но кто знает, как повернулась жизнь за эти годы. Бывает, что «гулёвые» мужики ещё долгое время не оставляют в покое бывших жён, преследуют или тайно следят за их жизнью. Проверить всё равно надо будет. Дадим это задание участковому. Опросите и мужа «б.у.» и его нынешнюю супругу, которая, кстати, была подругой нашей потерпевшей. И по-прежнему не забываем про ломбарды, скупки и комиссионки — вдруг да всплывут похищенные вещи. Вопросы есть? — тишина, — тогда работаем.

Найти бывшего мужа потерпевшей не составило большого труда, вот только разговор с ним не заладился с первой же секунды — мужчина сразу пошёл в наступление, решив, что это будет для него самой лучшей защитой:

— Я? Напал на Инну? — орал, выпучив глаза, «б.у.» по имени Славик, а по документам Вячеслав Олегович Зорин.

«Симпатичный мужичок, высокий, накачанный, видно, что следит за своей фигурой и внешностью. Такие бабам нравятся», — сделала вывод Галина Викторовна.

— Мы с ней пять лет уже, как в разводе и не общаемся вообще никак!

— Почему же?

— Да она дура припадочная, вот почему, — продолжал возмущаться мужчина, — на ровном месте закатила мне сцену ревности, чуть руки не переломала какой-то кухонной деревяхой и вышвырнула меня из нашей квартиры и своей жизни. Конечно, я пытался наладить отношения, как-то поговорить, воззвать к остаткам её мозгов. Но ничего не вышло — упёрлась и всё. И я ушёл, да, я тоже гордый! Ушёл и не стал делить ни квартиру, ни имущество, оставил ей всё и оставил её в покое! У меня семья, жена, дети — всё в полном порядке. Госпожа Макарова может жить, как хочет.

— Как вы думаете, у Инны Сергеевны могли быть недоброжелатели?

— Я даже не удивлюсь! С её дурацким характером запросто могла кого-нибудь против себя настроить! Она даже с лучшей своей подругой разругалась. Мы с Евгенией теперь женаты, на этой почве и сошлись.

— Ну, допустим, здесь вы не совсем достоверную информацию предоставляете, — усмехнулась Шувалова, — но это и не важно. Глядя на вас, можно с уверенностью сказать — вы на покушение не пойдёте.

— Да. Я — вменяемый и порядочный человек, — подхватил Славик.

— Вы — трус и слабак, думающий только о себе и своих удовольствиях. Вам ваша внешность дороже всего мира. Идите, Зорин, вы свободны.

— Да как вы смеете так разговаривать со мной? — заверещал мужчина, — приберегите такой тон для своих жуликов, ворюг и прочего сброда! Я буду жалобу писать на беспредел вашему начальству и прокурору.

— Пишите, Зорин, пишите. В коридоре есть информационный уголок. Там вывешены все образцы и даны адреса контролирующих органов. Бумагу и ручку дать? — он злобно посмотрел на женщину и выскочил из кабинета, с силой хлопнув дверью. «Урод», — мысленно поставила точку Шувалова.

Ничего интересного не сказала и новая жена Зорина, Евгения. Поплакала от жалости к бывшей лучшей подруге, посетовала на тяжелую бабью долю и всё на этом. Нет, здесь точно ловить нечего, эту версию можно считать нерабочей.

У него заканчивался «герыч», ещё чуток и всё, тогда жди диких болей и глюков от ломки. Вот ведь чёрт, ему говорили, что всё закончится уже через сутки, максимум двое, а прошло уже почти четыре дня и никаких сдвигов. Он только раз позвонил папашке и сразу же попал в поле зрения этой девицы с фотоаппаратом наперевес. Пришлось приложить её как следует в подъезде. Но опять беда — в фотоаппарате не было ни одного снимка, значит, она куда-то успела перепрятать флешку. В сумке тоже ничего толкового не оказалось, бумажки какие-то да денег сущие копейки, поэтому дамский аксессуар после обследования был благополучно выброшен в первый попавшийся люк. Вот сука, не могла хоть тыщонку за подкладку заныкать! Чёрт, срочно нужны деньги! Аппаратуру не продашь — сразу засветишься, стопудово ищейки уже рыскают в поисках. Да, Медуза свою часть работы выполнила, а он свою завалил, тут не поспоришь, но если они решат его наколоть с деньгами, то им всем не поздоровиться, всей этой шайке. Он подумал о своём светлом и вполне безопасном будущем. Эта дура безмозглая часами воркует по телефону со своим хахалем и идейным вдохновителем. Думают, что тут никто ничего не понимает! Нет, ребятушки, если топтать зону, то всей честной компанией, уж он-то об этом при случае позаботится. Ну где же раздобыть денег? Хотя бы на пару доз, тогда сразу станет легче…

Глава четвёртая. Жаркая осень в Шубаново

Дорога мелькает под колесами машины, за окном то и дело поля сменяются деревьями, а деревья домами. На улице серо и промозгло, золотая осень как-то сразу сменилась на самую обычную слякоть. Проезжая часть в деревне не самого лучшего качества — сплошные повороты, колдобины да ямы, но всё же какой-никакой, а асфальт, не каждый сельский населенный пункт может похвастаться таким богатством.

Андрей Морган не любил осень, ему и раньше была не по душе слякоть и дожди, которые так и норовят пролиться ручьём за шиворот, но с некоторых пор он это время года просто возненавидел. Сколько прошло времени? Ему казалось, что уже очень-очень давно изменилась его размеренная жизнь, с того самого времени, как он овдовел, а потом едва не вляпался в отношения, которые могли запросто перечеркнуть всё, что с таким трудом создавалось. Хорошо хватило ума вовремя остановиться и не связаться с этой полоумной девчонкой, возомнившей себя влюбленной женщиной. Одно дело — поддаться сиюминутной страсти и завалиться в постель, и совсем другое — строить после всего этого отношения, да ещё с кем, с собственной падчерицей? Да его родственники покойной жены сотрут в порошок, разорвут на сотню клочков и пустят по ветру. Да, хотелось, очень хотелось женского тепла и понимания, хотелось горячего обеда и совместных посиделок вечером перед телевизором, но не с этой дурочкой, смотревшей на него преданным взглядом безропотной овцы и ловящей каждое его слово.

Ту их ночь он сдуру посчитал настоящим даром для себя, настолько неистова и страстна была та, которая отдавала ему себя, и запах этих духов манил и увлекал за собой в неизвестные далекие дали… Очарование развеялось уже утром, в тот момент, когда он проснулся и осознал, что же произошло. В этот самый миг стало ясно — он вовсе не обязан исполнять мечту этой глупой девчонки со зрелым телом. Он не собирается жениться на ней, пусть его хоть под дулом пистолета волокут в поссовет. И здесь дело вовсе не во мнении окружающих, очередных сплетнях и пересудах, которые снова будут трепать его имя, просто Ирка — не тот человек, которому он готов доверить своё будущее и будущее дочери. Да, виноват, пошел на поводу у собственного члена и ошибки придётся исправлять, но есть масса других способов, кроме штампа в паспорте.

А Ирина между тем начала планировать свадьбу.

Свадьба… Вот уж получился бы бесплатный цирк, честное слово! Андрей ясно представил себе эту картину: невеста вся в белом, а-ля невинность, он пьян, что называется «в дрова», причём с самого утра. Этот дебильный выкуп, какие-то конкурсы, придуманные её малолетними подружками. Потом ЗАГС в соседнем Ленинске (поселковый совет ей, видите ли, масштабом не вышел!) и шикарное застолье в местном клубе, куда сползётся не только вся родня, но и практически вся деревня. Тосты, подарки, бесконечные вопли «Горько!»… Фу, хрень какая-то!

Он с той ночи стал избегать Ирину, насколько это возможно, когда людям приходится жить под одной крышей, оттягивал серьезный разговор, боясь её реакции и в тайне надеялся, что вся эта ненормальная ситуация рассосется сама по себе, но чуда всё не случалось. Девушка встречала его с работы при полном параде и всё время норовила поцеловать в губы. Ночами она буквально ломилась в его комнату, пришлось подпирать дверь столом, а однажды утром он обнаружил её спящей на стуле возле этой самой двери. Тянуть дальше было просто нельзя.

Разговор действительно получился очень тяжёлым, но нужно во что бы то ни стало прекратить весь этот балаган. Он поставил её в известность о своём решении — дом, который они покупали с покойной Мариной, останется ей, Ирке, дочь он заберёт, и они уедут в Междугорск — там квартира его матери, так что без крыши над головой они не будут. Квартирантов он уже предупредил, чтобы они подыскивали себе другое жильё, так что путь свободен. Деньги, что откладывались на покупку машины, она может полностью оставить себе и распорядиться так, как посчитает нужным. Она молодая, симпатичная, жопа вот только весит тонну, но ничего — захочет мужика удержать — похудеет. Она ещё встретит своё счастье, обязательно. Ей нужен мужик молодой, а ему, Андрею, уготовано другое — покой, тишина и домашний уют, к которому его с детства приучала мама. Не обошлось без соплей и скандала, всего того, чего он так не любил. Она убежала на улицу, не ночевала дома, явилась только на следующий день вся какая-то притихшая и потухшая, но действовала решительно.

— Я собираю вещи и уезжаю, — заговорила Ирина, глядя ему прямо в глаза, — ты ещё поймешь, что я нужна тебе, так же, как и ты нужен мне. Но пусть нас рассудят время и разлука. Сегодня стали известны результаты вступительных испытаний, я документы подавала в техникум на строительный факультет и в педколледж. С техникумом, увы, вышел облом, о мечте детства придется забыть, — она усмехнулась, — а вот в «шарагу» меня берут с распростертыми объятьями, даже мой средний балл в аттестате не стал помехой. В общем, помоги мне перебраться в Кемерово, место в общежитии забронировано, с первого сентября я начинаю учиться. Тебе не нужно уезжать, хотя бы сейчас, я обещаю бывать в этом доме как можно реже. Надеюсь, что однажды ты захочешь меня увидеть, — она собиралась бесконечно долго, наверное, в душе надеясь на то, что он попросит её остаться, но он не попросил и даже сам собственноручно погрузил пожитки в машину и отвез к новому месту жительства. Да, она права, так будет лучше для всех. Ей нужно учиться, получать профессию и строить свою жизнь, а ему — растить дочь. Да, такова судьба, а от неё не уйдешь.

И вот теперь он ехал по знакомой дороге и прокручивал в голове события двухлетней давности. Всё позади, Ирка с удовольствием учится, перешла на второй курс, в Шубаново за это время была всего несколько раз и то домой при нем не заглядывала — потусила у бабки с тёткой и снова умотала в областной центр, его, Андрея, никак не беспокоит, ни звонков, ни SMS, ни слёзных писем. Может, даст Вселенная, найдет себе там кого и угомонится, наконец?

Она очень хотела быть нужной кому-то, хотела внимания и свиданий, всего того, о чем мечтают девчонки, но у неё никогда не было парня, а те, кто обращал внимание, отвергались, в них она всегда находила изъяны. Андрей помнил, как она нафантазировала себе ухажёра, даже создала в Интернете страничку с его именем, Роман Емина («Аниме», если читать наоборот) и переписывалась сама с собой, создавая видимость отношений. Нет, одиночество никому на пользу не идёт. Скорее всего, эта дурочка вцепится мертвой хваткой в первого попавшегося парня и потом опять будет рыдать от разочарования, когда он сбежит — увы, не любят мужики тех, кто слишком на них вешается и слишком опекает. Мужик — свободное существо, в вечном поиске побед.

— Эх, сейчас бы бабу, — произнес он вслух, чтобы отвлечься от горестных мыслей, — тощую блондинку, тупую и с большегрудую. Да чтоб оттрахала меня до беспамятства.

«Мечты, мечты», — ухмыльнулся он и включил радиоприемник погромче. В этот момент он и увидел Её. На обочине голосовала молодая женщина — блондинка с лошадиным лицом. Туго затянутый пояс плаща подчеркивал тонкую талию и пышную грудь. Андрей остановил машину. Девушка впорхнула в салон, сверкнув стройными ногами, обтянутыми тонкими колготками и обутыми в модные сапожки на шпильке.

— Спасибо, что остановились, — проворковала она грудным голосом, — думала совсем закоченею. Ну и мерзкая же погодка сегодня.

— Куда вас подвезти? — он еле шевелил языком.

— На Заречную, пожалуйста, — она сверкнула на него глазами.

— Я раньше вас тут не видел, — снова проблеял он.

— А мы погостить к родственникам приехали, — снова милая улыбка. — Я и мой брат. Он недавно с женой развёлся, так переживает — ужас просто. Решила свозить его сюда — свежий воздух, смена обстановки, может, полегчает на душе, — она все щебетала о чем-то, а он не мог отвести взгляда от её призывно торчащей груди. В паху сладко заныло.

Казалось, что они доехали слишком быстро.

— Может горячего чаю? — она смотрела так, словно понимала, чем может закончиться это предложение.

— Не откажусь, — произнес он. Да, «чаю» ему сейчас хотелось больше всего на свете…

Чай они, действительно попили — потом. Она оказалась потрясающей любовницей — горячей, неистовой, всё в её теле функционировало, как единый механизм, а мышцы были так крепки, что он вначале побоялся остаться без своего мужского достоинства, когда его мощно схватили там, внутри. Воспоминания об этих нескольких часах в постели всё никак не хотели отпускать его.

— Скажи хоть, как тебя зовут, — неловко поинтересовался он, — а то ситуация просто как в анекдоте.

— Эля, — спокойно ответила женщина. Она сидела напротив него в накинутом на плечи шёлковом халатике и курила длинную сигарету с вишнёвым запахом. Ему не нравились курящие женщины, но в этой было столько изящества, что он невольно залюбовался. Поворот головы, тонкие длинные пальцы, стройные ноги… А может это просто из-за её мастерства в постели?

— Какое у тебя имя красивое и необычное — Эля. Элина или Эльвира?

— Зачем тебе? — она удивлённо приподняла тонкую бровь, — просто Эля и всё.

— Можно я ещё приеду к тебе? — ему вдруг и в самом деле снова захотелось увидеть её, окунуться в те же самые ощущения.

— Я тебя пока ещё не выгоняю, — улыбнулась она сквозь табачный дым, — а что будет дальше — не планировала. Может быть, уже завтра мне придется уехать, а может — на неделю задержусь. Всё зависит от брата. Он пока не хочет ни с кем в городе общаться, а совсем одного я его бросить не могу — не дай бог забухает, сам понимаешь.

— Да, измена — это очень страшно, — он вдруг вспомнил, как больно резануло его душу при упоминании о том, что у его Марины появился другой.

— А ты сам-то женат? — голубые глаза пристально смотрят на него.

— Уже нет, — вдохнул Андрей, неловко пожав плечами, — так получилось.

— Получилось? — она рассмеялась.

Этот смех неприятно поразил его — теперь она не казалась ему небожительницей, в эти минуты она чем-то напомнила ему лошадь: с этим своим лицом со скошенным подбородком, крупными белыми зубами и гривой распущенных выбеленных волос.

— Надо же, такую версию слышу впервые. Я по твоим глазам поняла, что бабские измены тебе хорошо знакомы и приятного в них ты ничегошеньки не находишь, а сам-то, голубь сизый, что, безгрешен? Поди своей жёнушке не раз презент преподносил в виде рогов, вот она от тебя и сбежала. Не так ли?

— Нет, — он решительно встал и шагнул к ней, — не так. Ты ведь ничего не знаешь обо мне, зачем судить? Да и зачем тебе знать? У нас есть дела поважнее, — он сорвал с её плеч халатик, подхватил на руки и унес в другую комнату на диван. Она не сопротивлялась, только по дороге выбросила окурок сигареты в ведро с углём.

Андрей уехал домой, а та, которая назвалась Элей, смотрела через окно вслед уезжающей машине. Почему её жизнь складывается так, что она всё время оказывается в роли любовницы? Видно же, что мужчинам нравится проводить с ней время, многие увлекались и достаточно сильно, но едва только у них появлялась нужда в женитьбе, как возникали из ниоткуда совсем другие женщины — не яркие, не умные, не сексуальные, но именно им предназначался золотой ободок на пальчик, а она оказывалась не при делах. Её оставляли на десерт, ею пользовались, но никто не желал видеть рядом в качестве жены, матери и хозяйки дома. А время уходит, неумолимо уходит. Сейчас, наконец, появился шанс на простое женское счастье и она изо всех сил постарается его не упустить.

— Накувыркалась, шлюха ненасытная? — в комнату заглянул «брат», — никак не угомонишься. А как же твоя неземная любовь?

— Заткнись, — зло бросила она.

Андрей — ее маленькая месть за тех баб, которых женишок пользует, пока она тут подставляет свою голову.

— Может, и мне не откажешь по старой дружбе, козочка? — он больно схватил ее за грудь.

— Убери лапы, — почти плюнула она ему в лицо. — Вот тебе твоя доза, иди, наслаждайся, — маленький пакетик полетел на пол. Мужчина с жадностью бросился за ним.

— Сука, — услышала она из-за двери.

— Козёл, — процедила сквозь зубы в ответ.

Зачем она только с ним связалась? Толку от этого придурка, как коту от вазелина — только замараться. Но никуда не денешься: на первом этапе нужен был беспринципный типус, а этого у Дрюни не отнять — на пакости он всегда готов, а если ещё и бабосиков за это пообещать, то и подавно, но сейчас он уже мешает, надо переходить на вторую ступеньку, а этот урод под ногами путается. Ладно, пора звонить милому, пусть даёт инструкции к дальнейшим действиям.

За окном снова зашумел дождь. Почему было велено ехать в деревню? Почему нельзя было остаться в соседнем Ленинске? Там и затеряться проще, ведь их никто не знает, а тут каждый новый человек на виду. Наркоман Дрюня товарищ не надежный, начнёт на свои «лекарства» деньги искать, обнесет соседей и всё, считай, дело провалили. Вот тебе полиция, вот тебе камера, а там и ниточка потянется и намотает клубок им лет по десять строгого режима, а это в планы никак не входило.

Телефон занудным женским голосом сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети. Она набирала номер ещё несколько раз и все безрезультатно. Чёрт, неужели что-то случилось? На постоянный номер звонить нельзя, но неизвестность настораживала. Как же быть? Сколько ещё торчать в этом доме с обдолбанным придурком, который каждый день требует только две вещи — денег и дозу, а у неё пока нет ни того, ни другого?

— Я в магазин сбегаю, а ты сиди тихо, не высовывайся, понял? — прокричала она в соседнюю комнату. Ответа не последовало. Всё ясно, ширнулся и завис в эйфории, ну да это к лучшему, можно спокойно заниматься своими делами.

Андрей с огромной неохотой ехал домой, теперь там ему будет пусто и одиноко. Вот что значит длительное воздержание! На пользу такие вещи точно не идут! Хорошо, что в ночную смену на работу, хоть не ночевать в этих стенах. А ведь когда-то, и ещё совсем недавно, он был здесь даже счастлив.

Это было так здорово уехать из опостылевшего города в деревню, на свежий воздух, на свои овощи, свои продукты питания. В первый год они с Мариной размахнулись — набрали без счета кур, завели шесть свинок, двух коров и бычка, планировали завести пчёл, но, оказалось, для этого нужно много каких-то разрешений, если обзаводиться ульями в черте посёлка. Вот в лесу на полянке — пожалуйста, арендуй земельный участок и используй его на здоровье, но от такой перспективы Марина отказалась.

Им нравилось чувствовать себя хозяевами на земле, они мечтали о настоящем поместье, своем родовом гнезде. Когда родилась Варвара, они получили право на бесплатную землю и думали, как бы грамотно это право реализовать, чтобы можно было расширить границы своего домовладения, но потом… Потом Марина решила, что с неё достаточно, она устала быть помещицей, которая вкалывает на земле от зари до зари, ей захотелось перемен, захотелось заграницы, средневековых замков, мраморных лестниц и большой чистой любви. Она быстро вычеркнула из списка желаний их совместное будущее и стала рисовать для себя совсем другие жизненные картины и рядом с собой в тот момент она видела совсем другого человека.

Он подошел к комоду и вытащил из него их свадебную фотографию. Она не стояла теперь на «стенке» в большой комнате, с того самого дня, как он овдовел, но мужчина частенько доставал её из ящика, смотрел на знакомые и любимые когда-то черты и даже порой разговаривал с женщиной, изображённой на фото.

У них не было фаты и пышного торжества: невеста надела очаровательное платье в зеленых тонах, которое облегало фигуру и очень шло к её каштановым волосам, уложенным в простую прическу. Он — в белой рубашке и брюках, свидетели — супруги Беленцовы, Руслан и Светлана, давние друзья Мариши, организовали букет и шашлыки на природе. В ту пору его влекло неоязычество, он с удовольствием посещал встречи славянских общин, приохотил к этому и Марину. Первое время она слушала его, открыв рот и вместе с ним познавала новые исторические факты, поэтому решение, что их обвенчает глава общины они принимали вместе и единогласно.

Он до сих пор помнит сияние ее синих глаз, когда их объявили мужем и женой. Почему всё вдруг разрушилось? До этого дня он пытался найти ответ, но сегодня вдруг понял, что это ему совершенно безразлично. Он ещё раз всмотрелся в глаза покойной жены и убрал фотографию в ящик комода.

— Мёртвое — мёртвым, а живое — живым, — сказал и почувствовал невероятное облегчение. Да, ему нужно начинать жить, ради себя, ради Вареньки и начинать как можно быстрее.

Глава пятая. Надеждины надежды

Михаил Никифорович с супругой перебрался в загородный дом на следующий день после исчезновения дочери и вдруг почувствовал себя плохо. Ещё бы, время идёт, а о Софьюшке ни слуху, ни духу. Похитители позвонили вчера с неопределившегося номера, сказали, что девочка находится у них, что с нею всё в порядке и ему остаётся только ждать дальнейших указаний.

— В полицию ты всё равно заявишь, тут угрожать бесполезно, — металлическим голосом твердил звонивший, — но знай, если мы не получим денег, тебе не видать своей дочуры. С суммой определимся позже. Жди звонка.

Не дали даже слова вставить. Он и предположить не мог, как там его маленькая принцесса, так привыкшая к ласке и вниманию. Вдруг стало тяжело дышать, в глазах зарябило, и боль пронзила тело. Он всей массой с грохотом рухнул на пол.

— Милый, что с тобой? — Надежда подбежала к мужу. Он лежал с серым лицом и не отвечал. Она бросилась к телефону. — Скорая? Моему мужу плохо с сердцем!..

Пара уколов помогли мужчине прийти в себя, от госпитализации он отказался категорически и пригласил домашнего врача. В такую минуту нельзя оставлять Наденьку одну. Он муж, он должен всё вывезти и разрулить сам.

— Никита Сергеевич, здравствуйте, Лёвкин вас беспокоит. Был звоночек, отследили ваши спецы откуда?

— Номер не определился, но мы работаем, — на другом конце провода Никита Глушков, практически не спавший всё это время пытался разобраться с кучей бумаг, ворохом лежавших на его столе. Заключения, постановления, определения — в глазах просто рябило от букв. Кофе, ему срочно нужно выпить кофе и побольше. Увы, термос был пуст, так что придётся довольствоваться напитком из пакетика, который по своему качеству ни в какое сравнение не идет с тем, что готовила ему жена. Надо позвонить домой, Наталья, поди, извелась вся. И просмотреть, что удалось ребятам нарыть за эти часы.

— Значит так, — подводил итоги начальник ОВД «Междугорский» полковник Корнеев, — наши эксперты сделали практически невозможное — перевернули с ног на голову весь салон, перепроверили кучу отпечатков. Хочется сказать, что за те деньги, которые персонал берет со своих клиентов, могли бы уборку и получше производить. Но нам их срач только на руку. В общем, други, всплыл один отпечаточек, всего один, но за него и попробуем зацепиться. Товарищ Глушков, ознакомьте присутствующих с документами.

— Отпечаток большого пальца левой руки был обнаружен на ящике кассового аппарата, который находится за стойкой администратора. По всей видимости, наш неизвестный решил еще под шумок прихватить деньжат из кассы, да ящик оказался заперт на ключ, а возиться времени у него не было. Кроме этого отпечатка на кассовом аппарате только три группы «пальчиков» — двоих администраторов и хозяйки салона, гражданки Сусловой Елены Ивановны. Больше отпечатков, подобных обнаруженному в салоне и рядом с помещением не найдено. Итак, отпечаток принадлежит Давыдову Андрею Николаевичу, одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, уроженца города Берёзового нашей области, ранее судимому по части четвертой статьи сто одиннадцатой «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Был приговорён к семи годам, отсидел от звонка до звонка, освободился. В поле зрения правоохранительных органов попадал несколько раз из-за мелких правонарушений, связанных с его пристрастием к наркотикам. Последнее время курсировал между двумя городами — Междугорском и Ленинском, где проживает его родная сестра, Пукалец Галина Николаевна, пенсионерка. Сам Давыдов давно разведён, с семьей отношений не поддерживает, нигде не работает.

— Справки о нем навели?

— Да, в городе его нет, «коллеги» Давыдова по иглоукалыванию твердят, что он уехал и перед отъездом хвастался, что вот-вот на него свалятся халявные деньжата, благодаря которым он может несколько лет безбедно существовать у самого Чёрного моря.

— Свяжитесь с Ленинском, каналы у вас там вроде есть, пусть пообщаются с сестрой этого Давыдова, может быть, ей что-то да известно. Что ещё?

— Записи с камер видеонаблюдения нам выдали, но здание банка расположено на почтительном расстоянии, так что лиц входящих и выходящих людей практически не разобрать. Надо же, банкиры, а жмоты, — посетовал Никита, — не могут приобрести нормальную аппаратуру.

— Не ворчи, что-то же на этих камерах есть?

— Ну да, конечно. Люди — входящие и выходящие, мужчины и женщины, кто-то заскакивал на пару-тройку минут, кто-то задерживался надолго. Нашли момент, когда потерпевшая вошла с коляской. После этого было несколько посетителей, двое мужчин с довольно объёмными сумками. Один оставался в помещении больше часа, второй вышел буквально через пять минут. Еще через некоторое время на крыльцо выскочила девушка-администратор, потом потерпевшая, ну и приезд полиции.

— Какие версии будем рассматривать?

— Работаем с ближайшим кругом семьи Лёвкиных, вряд ли кто-то со стороны замешан в этом деле. Только свои могут хорошо знать расписание Надежды Владимировны, то, где она бывает с ребёнком и что есть моменты, когда малышка остается без присмотра. Сейчас работаем с родными, друзьями и сотрудниками салона красоты — всё-таки Лёвкина там постоянная клиентка, её все знают, возможно, что кто-то решил подзаработать на богатенькой тётеньке.

— Звонки о выкупе поступали?

— Звонок был, но пока никаких денег никто не требовал. Отцу девочки сказали, что с ребёнком всё в порядке, за ней хорошо присматривают и пообещали, что с малышкой ничего не случится, но похитители нуждаются в денежных средствах, поэтому заплатить за досмотр за ребёнком родителям придётся. Сумму и место передачи денег назовут позже.

— Место определили?

— Да. Звонили с незарегистрированной сим-карты из города Ленинска. Точнее сказать сложно.

— И снова Ленинск, — Корнеев почесал подбородок, — что ж, Никита Сергеевич, поднимай там свои связи, пусть товарищи помогут нам. При необходимости сам съездишь на место. Попроси, чтобы подробно допросили сестру этого Давыдова и материалы сбросили нам. Продолжайте проверку работников салона. Если нет вопросов — все за работу, — оперативники покинули кабинет начальника.

Никита нашел в записной книжке заветный номер.

— Шувалова, — раздался спокойный голос.

— Галина Викторовна, здравствуйте, Глушков вас беспокоит из Междугорска.

— Никита! Я очень рада вас слышать! Не буду спрашивать о делах, скорее всего, нужна моя помощь?

— Да, вы правильно решили, — Никита собирался с мыслями, чтобы правильно сформулировать свою просьбу. Бывали у него моменты, когда он вдруг становился косноязыким, поэтому старался вовсю контролировать свою речь. — В вашем городе проживает Пукалец Галина Николаевна, её требуется допросить по поводу брата, Давыдова Андрея Николаевича. Он подозревается в похищении ребёнка с целью выкупа. С сестрой периодически общается. Возможно, что они недавно виделись, и она что-то знает о его местонахождении. Ну не мне вас учить, о чём спрашивать. Данные на этого Давыдова и его фотки в базе есть, вот с адресом сестры помочь не могу, но, думаю, у вас проблем не возникнет — фамилия у тетки редкая.

— Я всё поняла, Никита. Сегодня же займусь розыском этой Пукалец и постараюсь как можно скорее пообщаться с ней. Помогу всем, чем будет необходимо.

— Что же, тогда до связи?

— До связи, Никита. И успехов вам и вашим ребятам. Дай бог, чтобы с малышкой ничего не случилось.

— Спасибо. Мы будем делать всё возможное, — связь прервалась. Сегодня у него встреча с сотрудниками салона красоты «Забава», день предстоит не самый легкий.

— Здравствуй, родная, — это уже звонок жене, — как ты там без меня?

— Наконец-то ты позвонил, — голос Наталья предательски дрожал, — я свято соблюдаю правила не звонить на работу и не звонить первой, но это так утомительно. Ты сегодня приедешь домой?

— Да, я постараюсь, не волнуйся, моя хорошая. Всё в порядке.

— Я жду тебя, любимый, возвращайся скорей.

Она прижала трубку к груди и облегченно вздохнула. Уже больше суток город буквально стоял на ушах из-за пропажи Сонечки Лёвкиной, Наталья понимала, что никто из коллег мужа не останется в стороне, все, каждый из них, будут носом землю рыть, чтобы поймать урода или уродов, которые посягнули на жизнь ребенка. Никита сегодня обещал прийти домой, а это значит, что он нуждается в хорошем ужине, горячей ванне и полноценном сне. Первые два пункта она ему гарантирует, а со сном — уж как повезет.

Наталья засобиралась в магазин, надо прикупить чего-нибудь из продуктов.

— Не сиди возле меня с таким лицом, — ворчал на Надежду Михаил Никифорович, — сходи, прогуляйся, цветы у матери полей, а то засохнет вся её экзотика, пока она там на солнышке свои бока греет. Иди, иди и позови ко мне Егора, нам поговорить надо.

Надя послушно начала собираться. Когда муж вызывает своего телохранителя и водителя Егора Сытина, ей лучше не присутствовать при этих разговорах, тем более, сейчас. Муж, скорее всего, попросит начальника охраны и его ребят провести параллельное расследование, их водитель когда-то служил в органах, но его выперли за избиение подозреваемого. Его и ещё парочку оперов, с которыми он работал. Теперь каждый из них подряжался на ниве охраны у разных богатеньких «буратин» и выполнял за дополнительные деньги различные мелкие и крупные поручения своих хозяев.

Она вышла из дома и пошла к гаражу — если Егор занят приватными беседами с боссом, значит можно беспрепятственно воспользоваться машиной. Конечно, по своим делам не покатаешься — сказано — к маме, цветы поливать, значит именно так и предстоит сделать — машина оснащена системой слежения, объясняй потом мужу, где шлялась. Впрочем, ни в какое другое место она и не собиралась. Мать Надежды жила в пригороде Междугорска в трёхкомнатной «хрущёвке», превращенной ею в настоящую оранжерею. Цветы и деревца не были какими-то слишком экзотическими и редкими, но буйно росли и цвели и требовали внимания и ухода. Сама Татьяна Петровна с удовольствием занималась своими детками, как любя называла их, и возилась с листочками, горшочками и землёй дни напролет.

«Мамочка, ты у меня просто чудо, — с какой-то потаенной нежностью рассуждала Надя, сидя за рулем огромного мужниного „Ниссана“, — всегда выслушаешь, поймёшь, пойдёшь навстречу, дашь дельный совет. Ну почему ты тогда не остановила меня и позволила влезть в эту золотую клетку? Почему не подсказала, как выбраться из неё потом, когда у меня появился Артём? Кто знает, может быть, если бы ты почаще вмешивалась в мои дела и направляла на путь истинный, то не случилось бы всего того, что происходит сейчас»…

С тех пор, как она узнала подробности своего второго замужества, её частенько захлестывала волна неприязни к мужу. Деньги, эти его проклятые деньги, его торгашеская привычка всё покупать… Даже её он фактически купил, совершил одну из своих спекулятивных сделок и приобрел себе подругу жизни, мать для своего ребёнка и няньку по совместительству.

Тот день она запомнила очень хорошо. В гости приехал Серёженька, он позвонил, сказал, что остановился как обычно у Татьяны Петровны и спросил, хочет ли она повидаться. Конечно, она очень хотела этого! Сын рос вдалеке от дома, от матери, воспитывался в суворовском училище, где, по словам Михаила Никифоровича, из него должны были слепить настоящего мужика. А она частенько выла ночами в подушку, кляня себя за то, что не настояла на своём, оторвала ребёнка от своего сердца и выставила его за порог. Что у них места мало что ли? И вот сыночек приезжает и словно чужой звонит и спрашивает, хочет ли она его видеть. Надежда помчалась в дом матери и во дворе неожиданно наткнулась на бывшего мужа. Вопреки обыкновению, Димка был трезв, чист и даже приветлив.

— Какие люди! Что за ветер занес такую даму в наши края? — насмешливо заговорил он, загораживая ей путь.

— Здравствуй, Дима, и дай, пожалуйста, пройти, я спешу к маме.

— А, на свидание с Серёгой, — снова усмехнулся бывший, — а муженёк-то дозволил или осмелилась ослушаться?

— Не твое дело, — попыталась она пресечь дальнейшие разговоры.

— Удели-ка мне три минуты, дорогая, — вдруг вполне спокойно сказал Дима. — Я тоже только что побывал в доме тёщи, пообщался с сыном и скажу тебе, что парень растет правильный, спасибо за это Никифоровичу, вот если бы он ещё по-честному всё это провернул…

— А в чём по отношению к тебе нечестность? — Надежда была возмущена. — Ты помнишь о том, что похитил моего сына? Да я чуть с ума не сошла тогда! Правильно он решил убрать ребёнка подальше от тебя, от твоих заскоков! Да, я очень скучаю по Серёже, зато уверена теперь, что он будет жив и здоров!

— Значит, ты до сих пор ничего не знаешь? — Дима реально был удивлен, — я-то думал, что бабье Толстиковское тебе давно донесло и по полочкам разложило, а, оказывается, твоя душа всё еще невинно-чиста! Ну-ну! Так ты спроси у своего благоверного поподробнее про это похищение! Каюсь, повелся я на его уговоры, но у нас уже всё равно к тому времени житьё разладилось, я не собирался клеить то, чего нет, вот и купился.

И тут Надежда с ужасом узнала, что весь сыр-бор с похищением Серёженьки организовал сам его «освободитель». За крупную сумму денег Дима должен был навсегда отступиться от бывшей семьи и сделать так, что бы он, добрый дяденька Лёвкин, стал героем в глазах Надежды. Тогда ей легче будет решиться стать женой пожилого и далеко не атлетичного мужика. И бывший муж дал добро.

— Так ты стала результатом взаимовыгодной сделки, — подвел итог Дмитрий. — и не смотри на меня, как на врага, ты ничего не потеряла, я тоже, Никифорович тем паче, никто внакладе не остался.

— Это ложь, грязная ложь, — шипела Надя, из глаз норовили брызнуть слёзы, а сердце отзывалось холодом. И она чувствовала, что всё до последнего слова — правда, чувствовала, но не хотела верить.

— Спроси у него сама, — пожал плечами бывший и пошёл своей дорогой, — удачи, крошка!

С этой минуты она возненавидела своего мужа и его деньги. Но вот только терять их ей совсем не хотелось…

— Ты с ума сошла, доченька, — глаза матери смотрели испуганно и укоризненно, — ты не имела права так поступать со своим мужем. Михаил Никифорович, дай бог ему здоровья, никогда и ни в чём не упрекнул тебя, никогда не обидел даже словом, не говоря уж о рукоприкладстве. Вся семья на нём держится! Серёжка вон какой вырос красавец, настоящий мужчина. Пускай не заладилось у них, но ведь он всё равно не бросил сына твоего на произвол судьбы, определил в суворовское училище, поддерживал, подсказывал, как по жизни идти. Ты одета-обута-сыта, по курортам-заграницам каждый год мотаешься, ну чего тебе не хватает? Скажи, объясни мне!

— Мамочка, — Надя рыдала в диванную подушку, сидя в квартире Татьяны Петровны, — я задыхаюсь под его постоянным присмотром и контролем. Я жить хочу, любить и быть любимой. А сейчас что? Он пользуется моим телом, постоянно поучает — то сижу, как деревенская, то ем не так, то растолстела, нет уже фигуры той двадцатилетней барышни, которая его очаровала. И постоянно попрекает меня тем, что я не могу родить ему наследника. А Артём — он другой. Ему нет дела до моих манер и воспитания, он не смотрит на мою фигуру с пренебрежением, он просто любит меня!

— Любит? Да он деньги любит, которые ты на него спускаешь! — всплеснула руками мать, — погоди, доиграешься, Миша подобьёт финансы до копеечки и тогда ты поплачешь! Как не стыдно содержать альфонса? Ты же взрослая женщина, у тебя сын! Очнись! Подумай, тебе надо вернуться в семью, к мужу, родить ему ребенка, как он уже давно мечтает. Ты не молодеешь, родная моя, — Татьяна Петровна с нежностью обняла дочь, — и жить пора начать не одним днём, а с планами на будущее. Ну что даст тебе этот Артём? Как только просвистит твои деньги — вышвырнет из своей жизни и исчезнет, как он, видать, проделывал уже не раз и с чем останешься? То-то же, — она увидела, что глаза дочери высохли и в них, наконец, зашевелилось что-то, похожее на разумные мысли, — послушай меня, Наденька. Я всегда буду на твоей стороне, но в данном случае ты совершаешь страшную ошибку, такую ужасную, что никогда после не сможешь себя простить. Я понимаю, тяжело слушать упреки и обвинения, вряд ли в том, что у вас нет детей виновата ты, вот только такому амбициозному мужчине, как твой муж, обратного не докажешь. Так будь умнее, раз уж снюхалась с этим альфонсом, извлеки из ситуации пользу для себя. Подумай, я знаю, что советую…

Этот разговор состоялся года за полтора до рождения Сонечки. Прошло еще несколько месяцев, прежде, чем она решила, что мать во многом права. Она воспользуется помощью Артёма и вновь встанет на крепкие позиции жены, матери, хозяйки дома. Конечно, если всё получится, временно придётся забыть о любовнике, не хватало ещё шантажа с его стороны!

Последний пункт оказалось легче загадать, чем исполнить — Артём, когда она предложила ему расстаться и в качестве прощального подарка широкий золотой браслет, вышел из себя, хотя Наде показалось, что гнев его был несколько наигранным и ненатуральным. Женщина не удержалась от едкого комментария по этому поводу. В тот день они жутко поссорились, а потом несколько часов жарко мирились в постели в небольшой съёмной квартире, на удивление чистенькой и уютной. Именно тогда он и сказал:

— Я не хочу мешать тебе. Ты вправе выбирать, как тебе жить — с мужем или со мной. Да, я не смогу дать тебе ничего, кроме себя и коммунальной квартиры и прости, я был не прав, когда кидался обвинениями в твой адрес. Ты заслуживаешь всего самого лучшего на свете, а я, увы, этого дать тебе не смогу. Думай, решай. Я уезжаю на некоторое время к родственникам, меня не будет в городе, для тебя это возможность сделать выбор.

Она слушала, молчала и плакала, а уже через месяц выбор был сделан — Надежда поняла, что ждёт ребёнка.

Телефон Артёма не отвечал, попытки разыскать его она не предпринимала по той простой причине, что не имела общих с ним знакомых. Что делать? Терзаться? Винить себя во всех смертных грехах? Нет, жизнь научила её многому, например тому, что ложь во спасение — не ложь, а всего лишь шанс поменять к лучшему свое существование. Если она сейчас рискнет, то может вытащить счастливый билет.

— Милый, я должна сообщить тебе радостную новость, — она нежно прильнула к мужу, сидящему в кресле у телевизора. — Через восемь месяцев ты станешь папой!