16+
Попытка

Объем: 102 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

Горсточкой яда, лихою верёвкой

Заставят молчать неудобную птаху

Быстро и смело, чуточек с издёвкой

Сверните ей шею, ударьте с размаху!

Сломайте хребет, изуродуйте смело!

Пускай замолчит, насовсем и надолго

Останется только молчащее тело

Заройте и спрячьте — ведь это недолго

Всё это просто, легко, безопасно,

Необходимо, удобно, понятно,

Выгодно даже и этим прекрасно,

Довольно изящно и благоприятно

Сквозь дерево, землю и толщу гранита

Не докричаться болтливой той птахе

Бесследно исчезла, бесславно убита

Нет больше песен в том сереньком прахе

А если воскреснет, то пусть уж боится

Найдётся по шее ей снова верёвка

Завяжется узел, пенька заструится

Опять будет жалкой и грязной концовка

«Пускай замолчит»

Лида поняла, что не стоило рисовать, сидя на кухне. Даже в такую рань. Она пришла сюда ещё пару часов назад, чтобы в тишине порисовать, а заодно и понаблюдать за рассветом и просыпающейся улицей. Разумеется, приятно творить, когда под боком горячий чайник, способный в любой момент снабдить чем-нибудь согревающим. Уже выпито по кружке любимого эрл-грея и какао. В блокноте вырисовывался кудрявый молодой человек. А потом счастливые мгновения создания портрета омрачились приходом мамы. Она, видимо, не выспавшись, недовольно поморщилась, видя блокнот с эскизом и разложенные на столе краски.

— Нет бы работу поискать, она опять своих уродцев чиркает… Хобби — это хорошо, но делом тоже надо заниматься. Небось, и в университете долгов полно…

В обычный выходной мать вставала ближе к обеду, но, кажется, именно сегодня был так необходим ранний злобный подъём. Высказав своё негодование, она с картинным вздохом удалилась в ванную. Лида снова поставила чайник, стараясь не думать о её словах.

Через несколько минут мама вернулась. Умытая и даже довольная.

— Ну, что? Может, кофейку? — Весело предложила она, подсаживаясь к столу, будто вовсе и не сорвала только что на Лиде своё дурное невыспавшееся настроение. — А пирожные почему не берёшь? Давай позавтракаем, потом дорисуешь!

Лида кивнула, закрывая блокнот. Спорить с мамой выходило себе дороже. Метаморфозы её настроения было трудно объяснить. Да и не хотелось. И вообще, будет очень неплохо, если этот воскресный день пройдёт мирно. Она не будет провоцировать маму, и та не станет взрываться и бесноваться. Сложно, но Лида имела достаточный опыт «приспособленца».

— Кого рисуешь? — Спросила родительница, кивая на блокнот.

— Да так… персонаж один.

— Нет бы кого-то хорошего нарисовать!

Лида улыбнулась, пожимая плечами. Доказывать маме она ничего не хотела. Хотя было что доказать! Что он более чем хороший. Что он замечательный и вообще лучше него Лида не знает никого. Но нет, откровенничать с мамой — идея не самая блестящая. Почти все такие моменты, когда она хотела поделиться чем-то, выходили боком. Вдруг оказывалось, что и персонажи недостойные, и Лида сама каких-то неправильных взглядов придерживается и вообще, лучше б делом занялась… Проходили уже.

После выпитого кофе и мирного разговора о неожиданно тёплой погоде, Лида вновь вернулась к рисованию. А мама, как всегда в стремлении проводить с дочерью как можно больше времени, притащила на кухню рабочий ноутбук и маленькую кипу документов. Она не терпела тишины и тут же включила какое-то видео с новостной сводкой. «В очередной раз первые! Совместная разработка российскими и китайскими магами нового типа биоматериала позволит значительно снизить нагрузку на фермы уже к две тысячи двадцать пятому… Благодаря новейшей технологии будут синтезированы… Ещё ни в одной стране мира, что в очередной раз доказывает… " Лида постепенно погрузилась в рисование, привычно игнорируя посторонние звуки. Уходить к себе было нельзя — это разозлило бы маму и заставило придумывать новые способы извлечь Лиду из её раковины. Так что придётся соседствовать.

С карандашом и над блокнотом она была почти не здесь. Где-то в своих мыслях, рядом с кем-то приятным, кто теперь смотрел на неё с листа блокнота. Там они тоже пили вкусный чай. Болтали о чём-то. А она не ощущала страха или постоянной готовности отражать нападение. И он, конечно, её не осуждал…

Лида отводила глаза от фотографии, будто запечатлённый мог отругать её за праздные идеи. Она всеми силами избегала его взгляда, скользя глазами по линии роста волос, опуская их вниз, на губы и подбородок, проезжаясь по плечам, запрятанным под тёмный пиджак, а после снова, опасно близко, ступала по толстой оправе очков, всё так же избегая взгляда.

Дыхание замирало, а после вырывалось громче и более рвано, чем должно.

— Чего так громко дышишь? — Недовольно поинтересовалась мама, которой подобные посторонние звуки мешали сосредоточиться на выставлении счетов.

Лида восстановила дыхание. Сегодня она была твёрдо намерена не вступать с мамой в споры, которые часто начинались вот с таких глупостей, вроде чьего-то шумного дыхания, а кончались скандалами, швыряниями вещей, а затем медитативной уборкой. Не лучше ли пробовать мирно рисовать, не огрызаясь на провокации?

Вернулась к портрету. Пока выходило неплохо. Хоть и немного нервно, будто она писала с натуры.

Лида любила его рисовать. Просто иногда, на некоторых фотографиях, он так невыносимо-цепко смотрел, что делалось неловко и стыдно. На таких снимках люди смотрят прямо на тебя, в какой бы угол ты ни отошёл. Но дело, конечно, не только в этом. Её голова, дурная голова великовозрастной фантазёрки, понятное дело, воображала много лишнего. Было стыдно, что его рисует именно она. Хотелось тут же попросить прощения и оправдаться. «Простите, Виктор Александрович, вы мне так нравитесь, что я вас рисую, потому что по-другому просто не могу выразить…» Или «Извините, я совсем ничего не понимаю в химии, но мне так нравится, как вы говорите…» «Я, правда, ничего плохого не имею в виду, просто…» И ещё с десяток виноватых воображаемых пожиманий плечами и вздохов на неоконченных мыслях.

Лида познакомилась с ним в период, когда времени было достаточно, чтобы смотреть телевизор, усевшись на полу в гостиной. В тот день она пришла из школы, сбросила рюкзак, такой тяжёлый, какой бывает только в начальных классах, и, разогрев нехитрый обед, расположилась перед телевизором.

Отсутствие дома взрослых позволяло поставить прямо в комнате деревянный табурет, на котором уютно разместился поднос с обедом: слегка недоваренные, но божественно горячие макароны. Разумеется, можно было лить столько кетчупа, сколько хочется. А ещё сидеть на полу, на жёстком ковре, и щёлкать каналы прямо во время еды.

Тогда она была счастлива. На завтра задали только прочитать и пересказать короткий рассказ — это чепуха. А значит можно было насладиться прекрасным временем, когда дома тихо и свободно.

Но не всё шло гладко. Первым разочарованием стал неработающий «СТС». Экран шёл помехами и шипел. По времени уже должны были идти мультики. Лида залезла на стул и пошевелила антенну, но шипение лишь усилилось.

Вздохнув, она защёлкала дальше. На Первом шли новости, и она тут же переключила — этого добра хватит и дома за ужином. На «ТНТ» дурацкое шоу с визгливыми скандалами — мимо. Криминальный сериал про работу милиции тоже был переключён. Обед так и прошёл бы в тишине перед чёрным экраном, однако она в упрямой надежде листала дальше и наткнулась на что-то необычное. На экране было мультяшное изображение взрыва, а диктор (тот самый, что обычно озвучивал любимые ею «документальные» истории про всяких маньяков!) загадочным голосом вещал про взрыв на какой-то станции, выбросах радиации и возможном вмешательстве в это дело НЛО, а может даже и американских спецслужб. Её привлекло именно упоминание НЛО, разумеется. А потом Лида увидела его. В одном кадре он сам вещал о взрыве и о том, какая это непростая ситуация. В следующем же кадре диктор безжалостно отрапортовал, что это академик Багров, один из главных героев ликвидации, впоследствии сведший счёты с жизнью «при загадочных обстоятельствах» всего через два года после аварии. На экране появилось мутное фото «той самой» верёвки и монохромный рисованный силуэт повешенного. И это была вся информация о его смерти и её загадочных обстоятельствах в том фильме.

Разумеется, её, падкую на зловещую музыку псевдо-документальных фильмов, на таинственные истории и налёт научности (радиация! взрыв! ликвидация!) мгновенно заинтересовала эта история. Авария на Астраханской атомной электростанции стала новым увлечением, потеснив прежний интерес к египтологии.

Минимум год она смотрела все возможные, разной степени паршивости и достоверности, документалки, которые удавалось отыскать. Родители с раздражёнными вздохами, всё же покупали, когда она замечала за стеклом витрины ларька очередной несчастный жёлтый журнальчик с сакраментальным «Тайна взрыва на Астраханской АЭС. Мутанты в зоне отчуждения» на обложке.

Во всех фильмах об аварии упоминался примерно один и тот же набор людей, так или иначе причастных к самой аварии или её ликвидации, поэтому Лида надолго запомнила не только Багрова, но и приличную часть других академиков атомного института, а ещё с десяток разных министров СССР. Однако Багров со своей жутковатой, но героической историей запомнился, конечно, больше всех.

Потом было затишье и перемены интересов. Хотя, разумеется, детское увлечение никогда не уходит насовсем. Незримые силуэты большой аварии и мёртвого академика незаметно присутствовали в её жизни даже тогда, когда она ни о чём таком не думала, увлекаясь супергеройским кино и мюзиклами.

Но долго силуэты стоять без движения не могут. И на первом курсе на Лиду вновь обрушилось пыльное, но ещё поразительно живое увлечение. Всё из-за случайно взятого по скидке томика нашумевшего романа. Какой-то американец смело да правдиво вдруг написал про ту самую аварию, напомнив о ней всему свету, хотя прошло больше тридцати лет.

Роман вызвал много критических откликов — «Как он смеет писать о нас?!» Но были и другие — «Плохо только, что этот роман написан не нашими!»

Лида, конечно же, мимо пройти не могла. Детство отозвалось в груди томительным чувством «О, в десять лет я бы любого эксперта урыла в этой теме». Девочка в ней запищала от восторга. На этой волне книга была куплена и прочитана за два вечера и одну ночь, полную обгрызенных ногтей и тех трясучих моментов, когда надо непременно отложить книгу лицом вниз, походить по комнате, может, сделать себе чай, в крайнем случае издать тихий стон, съехать вниз на стуле, а после снова вернуться к чтению.

Роман не был идеален. Менталитетный невпопад. Однако прошлое, её личное прошлое, всколыхнулось и вновь стало живее всех живых. Снова стоял перед глазами образ смелого академика, рвущегося в самое пекло.

И снова, как когда-то давным-давно: документалки, статьи, интервью… Теперь Лида стала гурманом. С интернетом, которого не было в её детстве, можно без проблем читать любые статьи, быстро находить нужное, выискивать что-то редкое.

Скоро она заметила, что всё дальше отклоняется от темы самой аварии и всё больше кренится в сторону того, кто эту аварию ликвидировал. Потанцевав какое-то время с «я интересуюсь им исключительно из-за его роли в ликвидации», она быстро перешла к стадии принятия: «я интересуюсь им просто так».

И это действительно было пресловутое «просто так». Она всегда числилась абсолютной троечницей в физике, химии и подобном. Хотя тройки в этом случае служили, скорее, щедрым подарком. Нынешняя её специальность была максимально далека от очаровательных в своей непостижимости атомных электростанций, химико-физических процессов, графитовых стержней и прочих неясных вещей. Хотя, это не мешало ей слушать немногочисленные записанные лекции академика Багрова. Даром, что она не понимала из них и десяти процентов. Голос, манера речи — Лиде было отчего-то приятно просто слушать этого человека, пока на листе рождался внеочередной его портрет.

В этот раз рисунок вышел неплохим. Хотя мог быть и лучше, конечно. Лида улыбнулась. Ещё не профессор и не академик, а только выпускник института Виктор Багров, смотрел на неё с блокнотного листа. Такой юный, но уже такой взрослый. Ей почти удалось передать его тяжёлый взгляд. Она была рада, что нашла это фото. В бесконечно-приятных бессонных ночах Лида путешествовала по анналам интернета в поиске статей, фото и видео, которых она ещё не видела. С каждой такой вылазкой новых материалов находилось всё меньше. Кажется, в её телефонной галерее были собраны все фотографии Багрова, имеющиеся в интернете. Ей нравилась его абсолютно обычная внешность. Если не знать, то ничего особенного в нём и не увидишь. Мужик как мужик, таких тысячи ходят по улице. Но стоило начать копать, как выяснялось много интересного, заставлявшего растекаться безвольной восхищённой лужицей. Он был крупным учёным, прирождённым лидером и просто очень талантливым творческим человеком. Он был героем, чёрт возьми.

Наверно, сложись его судьба иначе, она бы и не обратила на его историю особого внимания. Да и никто бы не обратил. Мало ли на свете этих геройских героев, которые осыпаны славой и плюшками за свои деяния? И что, всеми восхищаться теперь? Да тот же академик Павленко, вон, тоже герой — и что? Он какой-то слишком благополучный и по- живому вертлявый для того, чтоб его как-то особо выделять… Впрочем, может, не только в трагической судьбе Багрова дело? Он ведь сам по себе ей тоже нравился. Не только манерой красиво говорить и приятной улыбкой, разумеется. Ей нравились многие его качества, на которые она смотрела с белой завистью. Например, умение критически мыслить, что, наверно, присуще любому учёному. А ещё способностью идти напролом и доказывать свою правоту, даже если это обернётся провалом или неприятностями для него самого. Лида бы не отказалась отсыпать себе хоть каплю этой его смелости. Он бы вряд ли побоялся запретить маме помыкать им и обзывать себя… Хотя, наверно, будь у него такая мама, то он едва ли вырос бы таким…

Лида жадно читала о нём всё, что могла найти. И с каждым новым фактом очаровывалась всё больше. Одарённый мальчишка, окончивший школу с золотой медалью. Молодой многообещающий учёный, легко идущий вверх по карьерной лестнице. Уверенный и успешный академик, без пяти минут глава института атомного производства.

А потом авария на Астраханской АЭС. Он не был реакторщиком, и Лиде поначалу было непонятно, почему именно его отправили туда. Но потом стало ясно, что там был нужен именно химик, который сумеет погасить взорвавшийся реактор. И, как говорили, никто кроме Багрова с этим бы не справился. Конечно, там потом побывала уйма учёных, но он сделал главное в первые дни и часы, не паникуя и сохраняя холодную голову.

«Он лез везде первым, чтобы знать куда отправляет людей, — говорит в интервью уже довольно старый военный в медалях, а на момент аварии лишь один из десятков дозиметристов. — Провёл в опасной зоне гораздо больше времени, чем должен был — всё боялся перестать контролировать». «…будто случайно всегда забывал дозиметр в раздевалке, потому что иначе бы его отправили обратно первым же рейсом!» — с ухмылкой замечает бывший председатель совета министров. Лиде было трудно остаться равнодушной после подобных слов. А Багрову, при такой бурной деятельности, оказалось трудно сохранить здоровье.

Он губил себя в процессе ликвидации. И дальше череда кошмаров: травля в собственном институте, унижение и полное непринятие его инициатив, в общем-то направленных на исключительно благое дело — повышение безопасности. Увы, его рвение привело лишь к конфликтам с другими учёными и даже с руководством страны, как намекали некоторые сочувствующие. В конце концов, он не выдержал.

Лида гадала, что ощущали те, кто его травил, когда узнали о его самоубийстве? Судя по интервью и книгам, написанным многими из них, было ясно, что большого раскаяния они не испытывают. Почти везде звучали фразы: «О, мы и подумать не могли, что он…»

Ложь. В их равнодушных глазах не было никакого сомнения. Они могли подумать. Они знали, куда бить и делали это. Лиду трясло от возмущения.

А академик Багров, со своей историей, достойной экранизации, стал для неё своеобразным кумиром. Увы, она родилась через много лет после его смерти и какой-то настоящей связи с ним почти не ощущала. Лиде никак не удавалось прочувствовать, что он был таким же живым человеком, как она сама.

Лида несколько раз навещала его могилу, благо та располагалась на кладбище в центре города. Однако и там, стоя возле тёмной гранитной плиты, ей было тяжело уловить это ощущение его реальности. Он воспринимался ею, будто персонаж.

Иногда Лида плакала, читая обо всех несправедливостях, что выпали на его долю. Она искренне ненавидела самодовольных выскочек, которые подтолкнули его к петле. Но он всё равно оставался персонажем для неё. Любимым, но не настоящим. Может, и к лучшему?

Лида любила воображать, как она могла бы брать его за руку, слушать его рассуждения о чём-нибудь. Может, ходить с ним на концерты классической музыки, которые ему нравились. А ещё хотелось бы взглянуть на его рисунки. Она знала, что он любил и умел рисовать, даже после школы хотел учиться на художника.

Часто в тяжёлые моменты, когда мама «выходила из берегов», а отец трусливо спасался бегством «за продуктами», Лида воображала его рядом с собой. Когда она плакала у себя, после очередных маминых речей о её никчёмности, было приятно представить, что он её утешает. Спрятаться, пусть и мысленно, за его спиной. Переждать бурю, в воображении держась за его руку. Глупо? Очень. Работало ли это? Вполне. Лида была мастером в вопросах сбегания от проблем в фантазию.

Со временем проблем становилось всё больше. А может, это ей просто понравилась прятаться в воображении. Хвалебные статьи называли его не иначе, как «Тот, кто спас мир от радиации». Лида не знала, как там с радиацией, но от одной отдельно взятой матери Багров защитить её мог.

***

Открытие и признание магии произошло внезапно, хотя, как говорили, закономерно. С той же закономерностью, с какой открыли огонь, электричество, ядерную энергию и всё прочее. Однако магия, как оказалось, имела мало общего с тем, что было в сказках и тут же обросла всеми возможными конвенциями, международными соглашениями и прочими контролирующими штуками.

Лида не вникала. В новостях были радостные, но сухие сводки о достижениях российской «магической науки». Никакой тебе волшебной палочки и шапки-невидимки. Магией занимались строгие люди в лабораториях. Какие уж тут полёты на метле? Но кроме детского разочарования были и хорошие моменты. И, если новые виды энергии и топлива Лиду не интересовали, то, когда начались испытания перемещений во времени, любопытство подняло голову. Пока что полноценные путешествия больших групп были невозможны и тщательно изучались, но перемещения мелкие и единичные стали возможны уже к моменту её поступления в университет.

Когда Лида только поступила в университет, студенты получили возможность перемещаться в прошлое на лекции, которые пропустили. Пока только так. Это был затяжной процесс, требующий большого количества бумажек, проволочек и заполнения бесчисленных формуляров.

А ко второму курсу началось самое для Лиды интересное: лекции прошлых лет буднично и монотонно каталогизировались. Она с замиранием следила за обновлениями в каталоге на старом и неудобном сайте университета. Дошло до восьмидесятых и дальше. Записаться на такие лекции было труднее, но всё же возможно, если, конечно, у рассматривающих заявку не возникнет вопросов.

Лида не помнила, в какой из дней ей пришла в голову одна странная идея. Прошлое было нельзя пытаться менять, и, если бы она решила предотвратить аварию на АЭС, то ничего бы не вышло — проход для студента действовал на сутки, а добраться до Астрахани так быстро точно бы не удалось. К тому же, за всем этим следили Наблюдатели. А вот попробовать просто разговором повлиять на человека — разве это считается? Да и не отследит этого никто. Выбор-то всегда за человеком.

После лекций не из своей эпохи студенты имели возможность немного погулять. Этим она бы и хотела воспользоваться.

Мысль оформлялась постепенно, вырисовываясь всё чётче, превращаясь в какой-никакой план. Хотя пока это напоминало нечто бесформенное, как и все её планы.

1.Попасть в прошлое.

2. Поговорить с Багровым и отговорить его от самоубийства.

3.Вернуться обратно.

Второй пункт был самым трудным. Что сказать-то?

***

Вечером воскресенья Лида, лёжа на кровати, методично добавляла книги в корзину. Столько новых появилось… Все книги так или иначе были связаны с той самой аварией или Багровым. Многие из книг были старыми, ещё прошлого века, однако имелись и те, что отпечатаны в этом году. Конечно, уже завтра она, если всё пойдёт, как надо, увидит Багрова вживую и новых эмоций ей хватит надолго, так что будет не до книг. Но на будущее, конечно, хотелось запастись. Лида чувствовала сладковатую зависимость от присвоения себе какой-то малой частички, связанной с ним.

Среди новых книг Лиду особенно заинтересовала свеженькая автобиография того самого соперника Багрова по институту — академика Павленко, который, как автор, был удивительно плодовит в свою почти сотню лет. Она видела этого человека однажды на лекции, посвящённой годовщине аварии на ААЭС. Прийти туда, как оказалось, мог любой желающий.

Академик Вениамин Павленко был похож на старого крота. Однако передвигался сам, говорил абсолютно внятно и связно, да и держался неплохо. В нём всё ещё была та изворотливая подвижность, которую Лида знала у него по фильмам об аварии. На той лекции Лида сидела в первом ряду, хотя впоследствии и жалела об этом. Он стоял близко. Совсем старик, с блестящей лысой головой, и в пиджаке, что своей прямоугольной солидностью скрадывал возраст.

Сначала он в общих чертах рассказал о своей роли в ликвидации. Или почти о своей. В его рассказе логичное «мы», как это было в рассказах других ликвидаторов, постоянно перебивалось вездесущим «я». Говорил он приятно и, несмотря на возраст, довольно громко. Было видно, что он привык толкать речи. На аудиторию он практически не смотрел, постоянно устремляя взгляд то поверх голов, то сосредоточиваясь на какой-то одной точке. Лида слушала внимательно, периодически отмечая, что уже слышала ту или иную фразу в каком-нибудь из интервью. Павленко ловко вёл рассказ, называя лишь фамилии тех, с кем, как знала Лида, был в связке. Тот его заместитель, тот его ученик, этот его высокопоставленный друг, вон тот коллега и соратник… Впрочем, говорил Павленко главным образом о себе. Полученная им доза радиации была невероятно огромной, но он мужественно продолжал делать своё дело. И, конечно, все его решения оказывались наиважнейшими и судьбоносными. Мероприятия же, к которым он отношения не имел, были либо ненужными и избыточными, либо вовсе вредоносными. Эти действия совершали люди без фамилий. «Кто-то», «они» или вовсе иронично-безликие «товарищи-коллеги». К концу рассказа было ясно, что Павленко работал среди ослов, которые только и делали, что мешали и предлагали всякий бред. Багрова он не упомянул ни разу, по крайней мере прямо. Делал ли Багров что-нибудь? По рассказу была однозначно ясно, что нет. Кто знает, может Багров в моменты собраний правительственной комиссии просто сидел в уголке и разукрашивал простенькую раскраску, пока Павленко с командой спасал мир? Кажется, за столько лет повторений, Павленко и сам уверовал в эту версию событий…

Рассказ, хоть и сочившийся самолюбованием, сорвал бурю аплодисментов. Лида тоже вяло хлопнула. Нет, она прочитала слишком много статей об этом, чтобы теперь её могла впечатлить полуправдивая ода о собственном героизме. Впрочем, всем собравшимся, кажется, хватило этого и недовольных не было.

После Павленко отвечал на посыпавшиеся вопросы. Один раз с дальних рядов спросили про Багрова. Лида внимательно вглядывалась в морщинистое лицо Павленко, выискивая хоть какую-нибудь эмоцию. Но он лишь равнодушно пожал плечами, ответив какой-то избитой фразой о том, что Багров пошёл против научного сообщества и вообще после аварии стал неадекватным из-за депрессии. Лиду это тогда возмутило до побелевших костяшек…

Теперь же, судя по доступному на сайте оглавлению, в автобиографии Павленко целую главу посвятил Багрову. Глава многообещающе называлась «Истинное лицо „героя“ ликвидации». Саркастичные кавычки над героем мозолили взгляд. Лида на этот, без сомнения, дешёвый ход повелась и отправила книгу в корзину, уже предчувствуя, как будет плеваться и ненавидеть этот опус и его автора, который как-то лихо разошёлся в своей писанине. Багрова критиковали за некоторые решения — это так. Но ещё никто не пытался оспорить его героизм. Это точно стоит прочесть…

Если бы Багров выжил, то наверняка тоже что-нибудь бы написал. Она была бы рада даже изданным лекциям по химии или сборнику научных статей. Мысль о путешествии в прошлое снова упала в благодатную почву. Лида ощущала, как мысль эта прорастает внутри. Скоро, уже совсем скоро.

Книжек набралось целых семь… Все довольно редкие, так что из продажи пропадут уже через пару дней… Она решительно нажала на заветное «Оформить заказ»

Приветливый сайт поинтересовался, с какого счёта она хочет оплатить… Лида, не колеблясь, выбрала мамину карточку, что была у них почти общей. Мама, конечно, не обрадуется, но что Лида может поделать? Книги сами себя не купят. А раз работать ей, по мнению той же мамы, нельзя из-за полного отсутствия мозгов, то какой вообще может быть спрос?

Доставка ожидалась через два дня.

Лида завернулась в одеяло. Мама спала у себя, и на сегодня можно было считать день удачно прожитым. Скандала не случилось, как это обычно бывало в выходные. Она порисовала. Заказала книги. Много и уютно пребывала в своих мыслях, так что почти не замечала окружение. Очень хороший день.

Теперь можно было и поспать.

***

Пара по алгебре была первой и оттого абсолютно нежеланной. Впрочем, алгебра никогда не была для Лиды желанной. Выйти из дома пришлось рано — идти далеко, но не настолько, чтобы она согласилась спускаться в душное метро.

Как обычно встретилась с подругой. До этого они жили по соседству много лет и не пересекались, но потом обе поступили на статистику и потихоньку сдружились той дружбой, что связывает людей непохожих, но волею судьбы оказавшихся в одной лодке. Она сама не проходила на бюджет и так бы и осталась за бортом высшего образования, если бы бабушка не восстала и не оплатила её обучение. «У тебя должно быть высшее образование! Как у всех нас!»

Её подруга, напротив, была умницей.

Пусть на бюджет она сразу не прошла, но потом, в начале второго курса, её перевели, когда освободилось место. И уж она со своего бюджетного не уйдёт, можно было не сомневаться. Она вообще была молодцом. А ещё умела смотреть на вещи трезво. Даже приземлённо, чего Лиде категорически не хватало.

— Жень, как думаешь, что сказать человеку, который хочет, например, с крыши прыгнуть?

— Попутного ветра, — язвительно отозвалась Женя и сунула руки в карманы светлого пальто.

— Я серьёзно. Что такого можно сказать, чтобы человек передумал?

Женя посмотрела на неё серьёзно и настороженно.

— Это ты сейчас о ком?

— Да ни о ком. Просто… Книжку читаю, там герой, вот глупость такую сделать хочет.

— А-а-а-а… — протянула Женя, успокоившись. Художественная литература не слишком её волновала. — Так пускай делает.

— Но мне он нравится. Переубедить бы.

— А без него лучше не станет?

— Нет, но он считает, что будет лишним. Но он неправ, конечно же.

— Я бы ему так и сказала. Что ты не прав, что надо вообще перетерпеть и к доктору походить. Это у тебя какая книга, у них там есть доктора?

— Думаю, есть.

— Тем более! Я бы сказала, чтоб пошёл к врачу, чайку успокаивающего попил и переждал это всё. А то эгоист какой! Чуть что — и сразу с крыши.

Женя была из тех людей, что депрессию отрицают как вид, предпочитая думать, что нужно просто больше работать и никаких депрессий не будет. Понавыдумывали.

Лида кивнула. Действительно, эгоист… Уточнять что-либо было опасно, ведь Женя могла раскусить её зарождающийся план.

***

После трёх пар и четырёх стаканов скверного кофе все основные дела на сегодня закончились. Женя упорхнула на встречу с парнем, что в скором времени станет ей мужем, а Лида была абсолютно свободна. Насколько вообще может быть свободен человек с долгами из прошлого семестра… Но сейчас её волновало другое.

— Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой? — Переспросила пожилая женщина, похожая на гардеробщицу или библиотекаря.

— Да, десятое марта, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого. Лекция по технологической безопасности, — ещё раз повторила Лида. Всё это было и в заявке, и в формуляре.

— Заполняйте! — Недовольно буркнула женщина, толкая ей бланк и ручку.

Руки дрожали. Неужели она попадёт на ту самую лекцию? Увидит его? Она начала заполнять бланк, положив паспорт рядом с собой. Фамилия. Имя. Отчество. Буквы выходили кривоватыми, а под строгим взглядом сотрудницы Отдела перемещений и вовсе норовили расплясаться мимо строки.

Ошиблась в серии паспорта и неловко исправила тройку на необходимую четвёрку. Это же не страшно?

Хотела отдать бланк, но женщина разочарованно цокнула языком.

— А вторую сторону я, что ли, буду заполнять? И почему вы не написали кем выдан паспорт?! Это я буду писать?

— Но тут же нет места…

— Пишите под строчкой, поубористее. Все пишут и ничего.

Лида принялась теснить буквы. «Отделом УФМС…»

Наконец бланк был заполнен. Женщина просмотрела его, кивнула, а после сложила все принесённые бумаги в тоненькую папку, на которой было полное имя Лиды и название её группы. Там хранились все её заявки на посещение пропущенных лекций. И теперь ещё была эта, сегодняшняя.

— А зачем, интересно знать, статистику понадобилась технологическая безопасность? — Ядовито поинтересовалась женщина, поправляя очки.

— Хочу подготовить презентацию, — с готовой улыбкой ответила Лида. — А это была очень хорошая лекция по теме.

— Профессор Багров читает, — пробормотала женщина, смотря куда-то в экран старого пыльного монитора. — Первая и последняя его лекция по этому предмету, потом больше такой не было — поменяли… Много народу было, хорошо затеряетесь.

— Да, много…

Женщина закивала, не отрываясь от экрана, и тепло улыбнулась, будто забыв о Лиде. Компьютер старомодно загудел и булькнул.

— Думает, — уважительно шепнула женщина. На её столе кроме компьютера и стойки с папками стоял также новенький «принтер». Прибор, который печатал порталы для студентов. На его передней панели сиял серебристый логотип со звучным «Аквариус-3000», но для всех аппарат моментально стал просто «принтером» из-за их очевидного сходства. Настоящий принтер тоже имелся, он смотрел на самозванца с тумбочки, стоявшей недалеко от стола.

Принтер-аквариус, в отличие от своего древнего коллеги-компьютера, работал бесшумно. Почти моментально он выплюнул небольшой кругляш с указанием дат, на манер надгробных: 2021-1988-2021.

На бейдже женщины, ранее скрытом объёмными бусами, удалось рассмотреть имя: Галина Николаевна. Фамилию прочитать всё ещё не удавалось — бусины мешали.

Желудок Лиды болезненно сжался. Ноги стали тяжёлыми, а голова совсем пустой, без единой мысли. Она увидит его! У неё не будет другого шанса. Она должна. Должна!

Пока Галина Николаевна заканчивала оформление, она вытащила смартфон и бездумно открыла первую попавшуюся соцсеть, листнула бесконечную ленту, проверила сообщения, хоть прекрасно видела, что новых нет. Поставила на беззвучный. Подумав, перевела в авиарежим. Зубы отбили весёлый костяной мотив, и она тут же сжала челюсти.

Женщина сочувственно вздохнула:

— Девушка, вы же не в первый раз. Не волнуйтесь, у нас одни ребята недавно вовсе в шестидесятые отправились — и ничего. Вернулись, всё хорошо было.

Лида кивнула и натянуто улыбнулась, начиная дёргать нитку, неосторожно вылезшую из шва розовых джинсов. А может, стоило бы всё отменить? Продумать план? План, план! Она и на два хода продумать ничего не может, какие там планы?! Раз взялась, надо делать. Сразу и до конца. У неё будет один шанс, и она обязана его не упустить.

Как же велик соблазн удрать! Просто взять и сказаться больной, ведь нельзя же перемещаться, если есть недомогание… Желудок будто прижгли паяльником — гастритное наследие школьных лет. Она бы с удовольствием выпила успокоительное, но с собой не было даже валерьянки. Да и не хотелось идти на такое дело с туманной головой.

Галина Николаевна отвлеклась на телефон. Лида прошла к кофейному автомату, что стоял в ряду других подобных, и ткнула в «Шоколад». Поднесла часы к дисплею автомата. Приготовление тут же началось, стоило пройти списанию. Через минуту она уже держала дымящийся стаканчик и цедила пластиково-приторный «Шоколад», который, впрочем, ничем не отличался от всех остальных напитков во всех подобных автоматах. Галина Николаевна спорила с некоей Наташкой о том, как именно им стоит провести выходные. Лида прошла дальше. Один из автоматов был чем-то вроде обменника. Нужно было выбрать год, в который отправляешься и сумму, которую хочешь перевести в деньги того периода. Лида нажала нужные клавиши. Снова приложила руку с часами к дисплею. Автомат выдал несколько монет и небольшую сложенную бумажку с кратким описанием исторического периода и сводкой примерных тогдашних цен. Лида закинула всю мелочь в карман и заспешила обратно к стойке, где, кажется, подходил к концу разговор о выборе досуга.

Галина Николаевна толкнула ей «номерок» и кивнула на ближайшую кабинку, не отрываясь от разговора. Кабинки были нужны в качестве коридоров. Каждая из них вела в определённое место в университете. Достаточно незаметное, чтобы оттуда мог выскользнуть некий студент и успеть на пару, а потом снова исчезнуть.

Лида прошла в кабинку. Отсюда она попадёт прямиком в библиотеку химфака. Что ж, это недалеко от той аудитории. Точнее, от Большого зала, где лекция и пройдёт. Вернее, проходила. Лида поёжилась. Всё так перепуталось и, как ей показалось, возникло чувство чего-то неотвратимого. Впрочем, скорее всего, это опять её расшалившийся гастрит решил вступить в дружный союз с мигренью, которая никогда не отказывалась посетить её во время особенно волнительных моментов. Пока что, однако, это всё было лишь предчувствием, грозящим сорваться и перелиться через край, став самой настоящей реальностью. Благо, скоро любые телесные проявления станут наименьшей из её проблем…

Она взяла в руку номерок и, повернувшись лицом к стене, прикрыла глаза, а после резко рассекла воздух датированным кругляшом. Тут же на неё пахнуло духом книг. Запах бумаги, пыли и душной тишины библиотеки. Она открыла глаза. По бокам и впереди стеллажи. Кажется, отдел с литературой по неорганической химии. Лида вышла в проход. Так и есть. Выход из библиотеки был совсем рядом.

Она проскользнула мимо небольшой группы студентов, увлечённо рассматривающих, кажется, пластинку. До Лиды долетели обрывки разговора.

— Еле достал!

— Да она же вышла еще в сентябре прошлого года…

— А я на их концерте в ДК МАИ была, кстати…

Она бы хотела послушать подольше, может даже подойти, но… Она ведь здесь не за тем. Да и Наблюдатели не одобряют, когда студенты вступают в беседы со сверстниками из прошлого. По крайней мере, так говорили. Лида никогда не встречала Наблюдателя лицом к лицу, да и среди её знакомых таких «счастливцев» не попадалось. Зато слухов и домыслов было хоть отбавляй. Кто-то знает кого-то, кто знает парня, которого Наблюдатели сцапали за чем-то, нарушающим правила. Таких «парней» было валом, однако лично с ними почему-то не знаком никто, кого ни спроси… Ну, и в интернете об этом не спросишь и не напишешь, конечно…

Когда она уже была у двери, сзади послышался недовольный голос библиотекарши, которая появилась откуда-то из-за стеллажей, чтобы разогнать расшумевшийся кружок меломанов.

Над дверью висели часы, показывающие, что до лекции осталось меньше получаса. Лида заторопилась. До Большого зала было недалеко, но… Но разве она могла не спешить? Понятное дело, до лекции его не выцепить, можно лишь позже. Однако опаздывать не хотелось, равно, как и толкаться с другими студентами за более удачное место.

Насколько она знала, никто из студентов её времени пока на этой лекции не был. Это понятно, наверняка по теме существуют лекции более информативные и современные. Если бы тот роман вышел теперь, то здесь бы отбоя от желающих не было. Конечно, не ради технологической безопасности, а из любопытства. Посмотреть на него — главного героя романа, который не просто был самым настоящим и живым, но ещё и лекции тут читал. Живой, но без пяти минут мертвец. Лида порадовалась, что бестселлеры, коим объявили роман, живут не дольше месяца и теперь о нём просто никто не помнит. А значит, и её интерес останется только при ней. Как непопулярная книжка в библиотеке, которую до тебя брали один раз много лет назад…

Зал уже был открыт. Студенты торопливо входили внутрь, некоторые, наоборот, не спешили, сбиваясь в небольшие кучки неподалёку. Лида нервно озиралась. Университет мало изменился с тех пор. Разве что на стенах не было скучных пёстрых плакатов с ценной, однако никому неинтересной информацией про противодействие коррупции, правила поведения при вооружённом нападении и прочем. А ещё не было никакой разметки на полу, призывающей к социальной дистанции. И никаких санитайзеров в каждом углу… И лица. Ни одного человека в медицинской маске или респираторе! Лида мельком посматривала на открытые лица людей вокруг. Весёлые, серьезные, смеющиеся, сосредоточенные…

Мимо прошла строгого вида женщина с большой папкой в руках. Её поприветствовали сразу несколько голосов. Лида отошла в сторону, давая женщине пройти. Видимо кто-то из преподавателей.

Лида вошла в зал, тихонько радуясь, что людей там ещё немного. Она думала раньше, где ей сесть. Было бы логично где-то в середине, ведь там её не будет видно. А одним из правил таких перемещений была как раз неприметность и удалённость от «местных». Но ведь она ничего не увидит с середины! Не с её зрением садиться чёрт знает куда. Да и вторые ряды не годились — кто знает, какой баскетболист перед тобой рассядется? Поэтому, ещё раз подумав, она прошла к середине первого ряда и уселась, тут же доставая свой блокнот. Конечно, там были её рисунки, но именно сегодня блокнот сыграет роль конспекта. Да и для Наблюдателей, если они тут вообще будут, нужно создать видимость деятельности. Не зря же перемещалась.

Зал потихоньку заполнялся. В основном, все студенты были её возраста. Она наблюдала, как вошла группа ребят, обсуждавших какой-то матч. Они оживлённо и добродушно спорили, пытаясь доказать друг другу, что «тот гол не должен быть засчитан, Андрюша! И тренер так говорит…» Ребята перебивали друг друга и, кажется, даже не надеялись переубедить оппонента. Одеты они были в пиджаки и рубашки, но пыльные кеды намекали, что матч был сыгран на предыдущей паре. Лида заметила, как позади группы футболистов тихо, не отставая, шёл парень чуть постарше, чем они. Хоть он и зашёл с ними, но в споре не участвовал, да и вообще на студента был не очень похож — слишком взрослый, слишком серьёзный и отутюженный. И сел довольно далеко для человека, который выглядит круглым отличником и жутким аккуратистом. Лида отвернулась. Лезут же мысли неуместные…

Вошли три смеющиеся девушки. Лида узнала одну — красотку с дерзким маллетом, которую она видела в библиотеке в числе ребят, обсуждавших пластинку. Девушки прошли мимо и тоже уселись в первом ряду, но с краю. Одеты они были по-студенчески строго, однако на одной Лида заметила джинсовую куртку. Вспомнились рассказы отца, как было трудно достать такую. Их вроде ещё в белизне вымачивали для достижения нужного цвета. Или так делали только с джинсами? Лида отвернулась от девушек. Хоть магический номерок и позволял «отводить» лишние взгляды от прибывшего из другого времени, он терял свою способность, если прибывший вступал в контакт с кем-то из прошлого. И вот этого Лида не учла, одеваясь нынешним утром. Привычная толстовка, вновь вернувшаяся в моду, слишком узкие бледно-розовые джинсы и кроссовки с кричащими неоновыми шнурками выглядели здесь совершенно неуместно и делали Лиду похожей на инопланетянку. Она спрятала ноги под стул. Не сдержавшись, тяжело вздохнула и подпёрла лицо рукой. Могла бы хоть попытаться одеться более подходяще. Это её нынешние преподаватели привыкли ко всему, и, если студент пришёл не в шортах, это уже, считай, деловой стиль. Но, несмотря на опережающие время идеи, профессор Багров всё же, по большей части, был человеком своей эпохи. И он едва ли оценит и не осудит её внешний вид, если она вступит с ним в диалог и таким образом впустит в пузырь, который создаёт вокруг неё номерок.

Может, не стоит вообще рисковать? Прошлое есть прошлое. У неё появилась возможность увидеть его лично! И, если она не станет пытаться с ним говорить, можно будет, наверно, посетить другие его лекции. Смотреть на него, слушать голос и целых полтора часа верить, что он так же реален, как и она. Кто знает, может быть ей удастся побывать на всех его лекциях? Это было заманчиво…

Она почти не сомневалась, что какая-то кара за такие художества предусмотрена. Нельзя ведь просто так взять и попытаться спасти человека из прошлого? Конечно, нельзя. Но разве считается за спасение разговор? Не из петли же она его вытащит, а просто поговорит. Хотя кого из комиссии, про которую так часто говорили, это оправдание вообще впечатлит?

Так может, не делать ничего? Она не потеряет возможность видеть его. Он будет по- прежнему жив, просто в своём времени…

Мысли прервал нервный шёпот, прокатившийся по залу. Голоса стихли. Последний смешок, как одинокий камушек, брошенный в спокойную воду.

Она уставилась в стол и крепко сжала ручку. Перед глазами плыл пустой бескрайне-кремовый разворот блокнота. Глубоко вдохнула. Ощутила, как по руке течёт холодная капля пота, спрятанная под мешковатым рукавом толстовки, который так удачно не касался кожи. Уши будто заложило. Боковым зрением она видела высокую фигуру, замершую в дверях.

Зубы опять застучали, так что пришлось сжать челюсти. Лида перевела взгляд на девушку с маллетом. Мелькнула очередная неуместная мысль, что у мамы когда-то тоже была такая причёска.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.