Бесплатный фрагмент - Полынья

Глава первая

Отец был в ярости. Адриан понял это еще в дверях, не успев переступить порог кабинета. Герцог Роберт держался с привычным ледяным спокойствием, но сейчас его голос звучал в сто раз холоднее обычного — а это было верным признаком настоящей бури внутри.

— Маркиз, благодарю, что пришли, — проговорил герцог очень сдержанно. Так сдержанно, что Адриан тут же стал перебирать в уме все сделанное в последние дни, пытаясь понять, что же такого он натворил. Не вспомнив ничего подходящего, Адриан хотел было спросить напрямую, но не осмелился: несмотря на то, что ему уже давно исполнилось двадцать три, отца он боялся как огня. Краем глаза он оглядел себя в зеркале, словно ища поддержки у отражения. Рослый, крепкий, с фамильными золотистыми волосами, чуть отливавшими в рыжину, и с фамильными же карими глазами, он был не слишком похож на герцога Роберта — Адриан знал, что внешность ему скорее досталась от матери. Но и отцовские черты можно было угадать.

— Вас не было в Стейнбурге два дня. Впрочем, вы предупреждали, что отправитесь с друзьями на небольшую прогулку верхом по окрестностям. Хорошо покатались?

Голос герцога Роберта по-прежнему был спокоен, и от этого спокойствия у Адриана пошли мурашки по спине.

— Да, благодарю.

— Как вам новые лошади? Стоят они уплаченных денег?

— Без сомнения.

Герцог кивнул, окинул сына долгим взглядом, потом негромко спросил:

— Не случилось ли во время вашей поездки чего-нибудь интересного или необычного?

— Нет, — удивился вопросу Адриан и, поняв, что отец ждет рассказа, продолжил. — Мы выехали позавчера ранним утром. Со мной были Артур, Кристиан, Ян и Стефан.

— Все ваши приятели, — снова кивнул герцог.

— Да. Поехали вдоль реки, к границе герцогства, туда, где лес редеет и переходит в степь. Всем хотелось вволю поскакать, не уворачиваясь от веток и не пригибаясь каждое мгновение. Хотелось на простор, вокруг же апрель, весна, вся степь в цветах, и все уже давно просохло после схода снега. Земля сухая, можно нестись во весь опор. Мы менялись лошадьми, чтобы каждый попробовал каждую, и останавливались, чтобы дать им отдых. Переночевали в вашем охотничьем доме, вы же мне разрешили, — на всякий случай неуверенно уточнил Адриан. — Там все было уже готово к нашему приезду. А на второй день просто носились по степи и перелескам. Все.

— И никого не встретили?

— А, вот вы о чем! Встретили двух женщин. Кажется, из кочевников. Одна совсем молоденькая, другая постарше, средних лет.

— И что же? — герцог резко обернулся и в упор посмотрел на сына.

— Мы… Мы решили пошутить и немного попугать их. Догнали и окружили. Они были на крепких степных лошадях, каких любят все кочевники, и мы на ваших прекрасных конях догнали их в два счета.

— Зачем?

Молодой маркиз растерялся:

— Просто так. Пошутили.

— Дальше.

— Мы… мы взяли их в кольцо. Они хотели уехать, но мы только теснее встали вокруг них.

— Дальше.

— Мы бы их и сами выпустили, мы же просто шутили. Но старшая очень перепугалась, а молодую это разозлило. Она выхватила плетку, хлестнула со всего размаха Кристиана, затем огрела этой же плеткой своего коня так, что он сначала присел на задние ноги, а потом бросился вперед, проломившись между лошадьми Кристиана и Артура. Старшая поскакала за ней следом. Мы могли бы их догнать, но не стали.

— Это все?

— Да. Мелочь, вы же видите. Я даже не сразу вспомнил.

— А что с вашим другом, с Кристианом?

— Да ничего. Она ударила плеткой по торсу, его защитила меховая куртка.

Герцог не отвечал. Адриан уже думал, что отец сейчас его отпустит, но тот вдруг после долгого молчания произнес:

— Вы, конечно, знать не знаете, кто были эти две женщины?

— Нет. Да и какая разница? Я же сказал — похоже, из степняков. Кочевники.

— Они говорили с вами или друг с другом?

— Почти нет. Старшая пыталась просить нас, чтобы отпустили, но младшая ее резко оборвала, сказав, чтобы та не смела унижаться.

— И вам совсем не интересно, кто они?

Маркиз не успел ответить — герцог продолжил сам, и от его слов, от ледяного тона Адриана бросило в жар.

— Эти женщины — не простые кочевницы. Младшая — дочь самого Косматого.

— Верховного старейшины степняков? — ахнул Адриан.

— Именно. Итак, младшая — дочь старейшины степняков, старшая — ее наставница. Вы, получается, напали на дочь Косматого. Пятеро мужчин. И какое-то время она была у вас в руках. Вы знаете, что это значит для кочевников?

— Никто к ней даже не прикоснулся!

— Если бы вы ее хоть пальцем тронули, наши приграничные деревни уже догорали бы. Незамужняя девушка в окружении чужих мужчин — страшное оскорбление для степняков. А если это дочь их верховного старейшины, то оскорбление нанесено всему племени. Много лет все спокойно ездили через степь, и жители ближайших деревень не боялись никаких набегов. Но теперь кочевники станут мстить. Открытой резни они не устроят, все-таки девушку вы не тронули. Но о привычной тихой жизни можно забыть. О спокойной торговле с соседями — тоже. Причем на пару поколений вперед.

Адриан оторопело смотрел на отца.

— Я… я же не знал… Я готов принести им извинения…

— Я отправил в лагерь Косматого гонцов, как только узнал о том, что случилось.

— И что?!

— Они не смогли даже приблизиться: кочевники встретили их градом стрел. Нет, никого из гонцов не задели. Стреляли не для того. Хотели бы — изрешетили бы стрелами, да и ружья у них есть. Не удивлюсь, если и пушки, — от Косматого всего можно ожидать. Но пока эти стрелы были лишь предупреждением. Косматый дал понять, что он в ярости, что принимать моих гонцов кочевники не собираются.

Молодой маркиз наконец поднял голову:

— Получается, теперь нам надо ждать нападений?

— Пока нет. Пусть Косматый и не принял моих людей, но я хорошо знаком с обычаями степняков. Есть единственный способ искупить вину, и мы попробуем им воспользоваться.

Герцог Роберт на несколько мгновений замолчал, потом потянул за витой шелковый шнур, висевший у окна. Вскоре за дверью кабинета раздались шаги.

— Нам нужен человек, владеющий языком степняков, как родным, — быстро пояснил герцог сыну, потом повернулся к вошедшему слуге. — Найдите мне Эдгара. Он здесь?

— Должен быть здесь, ваше высочество. Он дрался рано утром на дальней поляне с бароном Германом, но давно вернулся.

— Тогда ступайте за ним, — скривился герцог. — Позовите Эдгара и принесите из дальнего кабинета бумагу, чернильницу и перо.

Он проводил слугу взглядом и замер. Адриан растерянно смотрел на него, не понимая, чего ждать, и от волнения поминутно вытирал ладони о зеленые бархатные штаны, густо расшитые золотой нитью. Герцог опустился в кресло у окна и кивком велел Адриану занять место за письменным столом. Едва молодой маркиз устроился, как на пороге возник слуга с бумагой и чернилами, а следом в дверях появился мужчина в очень простом и сдержанном темно-сером костюме — личный секретарь и переводчик герцога Роберта.

Он казался лет на десять старше Адриана. Среднего роста, широкоплечий, стройный, чуть суховатый, он держался прямо и вместе с тем свободно. Лицо с правильными точеными чертами могло показаться слишком строгим, но его смягчала легкая, едва заметная улыбка. Черные волосы были, вопреки моде, отрезаны выше плеч, синие глаза смотрели открыто и невозмутимо.

— Ваше высочество, — вошедший поклонился герцогу Роберту и повернулся к Адриану, — ваша светлость…

— Эдгар, вы лучше всех нас знакомы со степняками, их языком и обычаями, — начал герцог. — И наверняка уже знаете, что случилось.

— Знаю.

— Косматый примет письмо, если я все сделаю по их законам?

— Он в ярости и ясно дал это понять. Косматый больше всего сейчас заботится о чести рода.

— Как и все мы, — нахмурился герцог.

— Да. Но его племя оскорблено, и он слишком буйствует.

— И они перебьют гонцов, если я снова пошлю людей к ним в лагерь?

Эдгар спокойно улыбнулся:

— Я отвезу письмо.

— Правда?

Герцог Роберт выдохнул, едва скрывая облегчение. С самого начала разговора он подбирался к этому моменту и не знал, как попросить Эдгара направиться к разъяренным кочевникам, лагерь которых сейчас наверняка гудит, как растревоженный улей.

— Возьмите с собой полдюжины лучших стражников, — начал он. — Или целую дюжину.

Секретарь только покачал головой:

— Нет, ваше высочество. Я поеду один и не возьму с собой даже перочинного ножа. Косматый сейчас — оскорбленный отец, да. Но в первую очередь он — предводитель племени, и он не прикажет палить по безоружному послу.

— Пожалуй, — согласился герцог. — А чернокрылые? Если вы им попадетесь? Я слышал, их недавно снова видели в степи.

— У меня прекрасная лошадь, ваше высочество. Никаким чернокрылым ее не догнать.

Адриан, раскрыв глаза, уставился на отца.

— В степи видели чернокрылых? — выдохнул он. — И вы… вы не предупредили меня, когда мы с друзьями поехали кататься верхом?

Голос молодого маркиза задрожал. Если с грозными кочевниками-степняками вполне получалось договариваться, жить бок о бок, поддерживать ровные отношения и даже вести торговлю, то от чернокрылых стоило держаться как можно дальше. Их свирепое племя верило, что пришло в этот мир лишь для истребления всех прочих народов. Долгое время о них ходили лишь легенды, но в последний год небольшие отряды чернокрылых изредка появлялись в степи, налетали на путников или на маленькие беззащитные деревушки и удалялись, изрубив своими клинками в клочья всех, кто не сумел скрыться.

— Перейдем к делу, — сказал герцог Роберт, не отвечая на упрек. — Берите перо и бумагу, Адриан. Письмо должно быть написано вашей рукой и от вашего имени. Эдгар продиктует вам, что именно писать, — он лучше всех нас знает язык и нравы кочевников.

Маркиз растерянно переводил взгляд с отца на его секретаря и обратно, словно предчувствуя недоброе.

— Что я должен написать?

— Как что? Что раскаиваетесь в содеянном и просите руки дочери Косматого.

Адриан не поверил своим ушам.

— Жениться на кочевнице? Мне?

— Не мне же, — криво ухмыльнулся герцог. — По законам степняков искупить вину должен именно тот, кто провинился. Тронул — ходи. Пишите, маркиз. Это единственный способ избежать долгой войны.

Адриан в отчаянии взглянул на отцовского секретаря, но по его серьезному лицу понял, что другого способа действительно нет.

— А Каталина? — выдохнул он.

— Что же вы о ней не подумали, когда набрасывались в степи на двух женщин? — сухо, почти сквозь зубы ответил герцог и кивнул секретарю. — Диктуйте, Эдгар. Вы уже узнали ее имя?

— Да, ваше высочество.

Адриан взял перо, руки его дрожали.

— Разве у степняков есть имена? — пролепетал он и посмотрел на Эдгара.

— Только у женщин, ваша светлость. Мужчина еще в детстве получает боевое прозвище и дальше живет с ним. Вашу будущую супругу зовут Динарой.

Маркиз замер, силясь вспомнить лицо степнячки, но в памяти всплывал только свист плетки и блеск яростных черных глаз.

Через четверть часа письмо было готово. Адриан кончиками пальцев отодвинул от себя бумагу.

— Запечатывайте, — процедил он и опустил голову вниз, чтобы не сталкиваться взглядом ни с отцом, ни с его секретарем, но все-таки не выдержал. — Жениться на кочевнице! Мне, маркизу!

— Она — дочь верховного старейшины, — холодно отозвался герцог Роберт. — Ее происхождение ничуть не ниже вашего, а по меркам степняков — даже выше.

— Да провались оно все! Поеду в оперетту, потом напьюсь и пойду к артисткам, потом пущу себе пулю в лоб!

— Последнее излишне. Лучше объяснитесь с Каталиной.

Адриан растерялся:

— Я… я отправлю ей письмо.

— Нет, маркиз. Вы поедете к Каталине и объяснитесь с ней лично, — с этими словами герцог поднялся с кресла, перегнулся через стол и пододвинул к себе чернильницу с чистым листом бумаги.

— Я напишу еще отдельное письмо от себя. Эдгар, вы отправитесь прямо сейчас?

— Да, ваше высочество. Мне нужна четверть часа, чтобы переодеться и оседлать лошадь. Еще до темноты я буду в лагере степняков.

— Если Косматый вас благосклонно примет, то вы вернетесь только завтра, — произнес Роберт, сворачивая свое письмо.

Эдгар рассмеялся в ответ:

— А если нет — никогда. Не беспокойтесь, ваше высочество. Я знаю кочевников, они могут размышлять и не один день. Точнее, делать вид, что размышляют. На самом деле Косматый все решит с первой минуты.

Он дождался, когда герцог лично запечатает оба письма. Потом, когда печати остыли и затвердели, секретарь вложил письма в плоский кожаный футляр и ловко обвязал его шелковой лентой, концы которой тоже скрепил пломбой. Адриан сидел за письменным столом, уронив голову на руки. Эдгар, не говоря ни слова, убрал в карман запечатанный футляр с письмами и направился к выходу из кабинета, но уже в дверях обернулся. Строгое лицо его было спокойно, на губах играла неизменная легкая улыбка.

— Ваше высочество, я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить письма Косматому, — Эдгар почтительно поклонился Роберту и повернулся к Адриану. — Ваша светлость, когда будете в оперетте у артисток — прошу вас, передайте Сюзанне из кордебалета, что барон Герман не будет ей докучать по меньшей мере месяц.

Через несколько минут секретарь герцога, уже в высоких сапогах, кожаных штанах и дорожной куртке, был на конюшне. Он наскоро почистил рослую серую кобылу, расчесал ей гриву и хвост, оседлал — и вскоре копыта серой лошади бойко застучали по брусчатке Стейнбурга, древней столицы герцогства. Эдгар рассчитывал добраться до лагеря Косматого часа за четыре, к закату, но резвая тонконогая Мышка принесла его к цели даже раньше. Солнце еще не опустилось, а впереди среди пустой степи заблестела зеркальная лента реки, уже вернувшейся после весеннего разлива в свое обычное русло.

Лагерь кочевников был прямо перед рекой. Эдгар перевел Мышку из легкой рыси в шаг и быстро скользнул взглядом по сторожевым вышкам. Наверняка степняки уже рассматривают его в подзорные трубы. Что ж, пусть. Он нарочно не стал надевать дорожный плащ — пусть видят, что при нем нет никакого оружия, что он ничего не прячет.

Он приблизился на расстояние ружейного выстрела и почувствовал, как во рту все пересохло, а по спине пополз противный холодок. Тревога передалась лошади — кобыла взволнованно прядала ушами. В другую минуту Эдгар погладил бы ее по шее, но сейчас каждое лишнее движение степняки могли истолковать по-своему, поэтому он просто успокоил лошадь голосом:

— Не бойся, Мышка, все хорошо.

Лагерь оказался уже совсем близко, и Эдгар выдохнул: хотели бы пристрелить — давно бы пристрелили. Значит, Косматый и в самом деле ждет посла и прекрасно понимает, о чем именно пойдет речь.

Шатры и постройки степняков были раскиданы вдоль реки, с трех сторон лагерь охватывала плетеная изгородь. Еще несколько шагов Мышки — и из-за изгороди с разных сторон раздался звонкий собачий лай, словно все псы в стане кочевников вдруг разом почуяли чужака и встрепенулись. Эдгар направил лошадь к проему, заменявшему ворота, и через миг уже был за оградой. К нему бросились несколько собак, но вышколенная лошадь не удостоила их вниманием. Казалось, что все попрятались по шатрам — никто, кроме псов, не вышел встречать гостя. Люди в шатрах, стадо наверняка возле реки. Никого. Шатры, наскоро сколоченные сараи, кострища, веревки с сохнущим тряпьем, несколько повозок, две смотровые вышки по краям. На одной из вышек что-то быстро блеснуло. Он так и знал — смотрят в подзорную трубу. Значит, Косматый велел никому не выходить. Ну что ж.

Эдгар спешился, закрепил повод у изгороди и направился по протоптанной тропинке, выискивая самый большой и самый яркий шатер. Собаки кинулись следом. Тропинка огибала маленькую деревянную постройку, Эдгар шагнул за угол и увидел наконец человека: девочка-подросток старательно расчищала копыта лошади — саврасой, как и почти все кони кочевников.

— Благополучия всем вам и вашему стаду, — улыбнулся он.

Девочка повернулась, в ее черных глазах мелькнуло удивление — она явно не ожидала, что гость-чужак говорит на языке степняков, как на родном.

— И тебе благополучия, — кивнула она. — Не нужна ли тебе помощь, гость?

— Я ищу вашего старейшину, Косматого.

Может, Косматый и велел всем сидеть по шатрам и не показываться, но девочка явно делала то, что хотела.

— Видишь шест с красными лентами на верхушке? Ступай прямо туда.

— Спасибо.

У шатра старейшины не было никаких дозорных. Собаки, поначалу с лаем провожавшие Эдгара, теперь оставили его в покое, словно кто-то их отозвал. Полог оказался откинут в сторону, будто гостя ждали. Изнутри тянуло теплом, запахом степного травяного настоя, меда, сквашенного кобыльего молока и жареного мяса. Эдгар остановился в полушаге от входа, безуспешно поискал взглядом колотушку, потом громко повторил древнее приветствие степняков:

— Благополучия всем вам и вашему стаду. Можно ли мне войти?

Он понимал, что ответа не будет. Старейшина и его окружение сейчас в шатре, и по обеим сторонам от входа наверняка замерли крепкие воины, но никто не собирается отзываться на его слова. Эдгар выждал несколько мгновений и шагнул внутрь. Две кривые сабли тут же со звоном скрестились прямо у него перед носом.

— Значит, нельзя? — улыбнулся он. — Я пришел без оружия, но с посланием от герцога Роберта из Стейнбурга.

— Пропустите его, — прогрохотал из глубины шатра голос, и сабли немедленно раздвинулись.

Эдгар сделал несколько шагов и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку — несмотря на тусклый свет из проема в крыше и от нескольких факелов на стенах, в шатре было почти темно. По стенам в беспорядке висели ковры, доспехи, лук со снятой тетивой, собольи и лисьи хвосты, сабли, ружье и пара пистолетов. Посреди шатра был разведен огонь. Вокруг очага на овечьих шкурах полулежа устроились все старейшины кочевников. Эдгар никогда раньше не видел Косматого, но тут же узнал его: глава племени не зря получил свое боевое прозвище. Буйные кудри, казалось, ни разу не встречали гребня. Огромные усы и борода скрывали почти все лицо предводителя, а в вырезе богато расшитого халата мелькала заросшая густыми волосами грудь. Он явно был намного моложе всех остальных старейшин — Косматого окружали дряхлые седые старики, тогда как самому ему, казалось, едва ли пятьдесят. Значит, заработал уважение племени делами, а не возрастом.

— Без оружия? — снова прогрохотал голос. — Подойди-ка. Давно я не видел полоумных.

Эдгар спокойно приблизился к старейшинам.

— От герцога Роберта Стейнбургского? А ты кто такой?

— Я его секретарь и переводчик, меня зовут Эдгар.

Косматый раздраженно скривился: по прямой осанке, тонкому и строгому лицу гостя старейшина решил, что герцог отправил к нему человека высокого рода, и теперь был задет тем, что посол — всего лишь секретарь и толмач. Он молча протянул руку, и Эдгар вложил в его ладонь кожаный футляр с письмами. Косматый повертел футляр в руках, не развязывая ленту и не ломая печать, потом быстро вскинул голову и крикнул двум бойцам у входа в шатер:

— Хитрый, останься здесь, а Корсак пусть отыщет Динару и приведет сюда. К ней гости.

Один из кочевников со всех ног бросился выполнять приказ. Старейшины молчали, опасливо поглядывая на Косматого, а тот, не говоря ни слова, по-прежнему крутил в руках футляр с письмами, но не распечатывал его. Долго ждать не пришлось: в шатер проскользнул Корсак, а следом за ним вошла дочь верховного старейшины. Эдгар с удивлением узнал девчонку, которая возилась с лошадью. Теперь было видно, что она старше, чем ему показалось сначала. Невысокий рост, узенькие хрупкие плечи и тонкая фигура обманули его — сейчас стало ясно, что девушке не пятнадцать-шестнадцать, а около двадцати. Она успела нарядиться: теперь на ней было не затрепанное платье, а длинный кафтан из расшитой серебром зеленой парчи, отделанный драгоценным белым соболем. В черных косах блестели нити речного жемчуга, на тонких запястьях переливались жемчужные браслеты, но по всему виду молодой кочевницы было понятно, что приоделась она только из уважения к отцу. Будь ее воля — так бы и предстала перед послом в драном платье. Даже самый беззастенчивый льстец не назвал бы дочь Косматого красавицей, но была в ней какая-то неясная сила, которая не давала так просто отвести взгляд.

— Подойди, — коротко произнес Косматый. — Это тебе.

Он протянул дочери нераспечатанный футляр.

— Ступай к себе, прочти.

Эдгар заметил, как полыхнули черные глаза девушки. Косматый не представил его, не сказал дочери ни единого слова, но по ее взгляду было ясно, что она и так все поняла. Динара молча взяла футляр и вышла из шатра. Глава племени посмотрел на старейшин, сидевших по обе стороны от него, потом обратился к послу:

— Наш ответ ты получишь завтра утром. Корсак устроит тебя на ночлег и принесет еды. Лошадь привяжешь у ручья, он покажет, где. Там ей и вода, и трава свежая. По лагерю можешь спокойно ходить.

Косматый замолчал и кивком указал на выход из шатра, давая понять, что разговор окончен.

Полчаса спустя Эдгар уже устраивался на войлочной подстилке в маленькой деревянной постройке недалеко от шатра старейшин. Постройка эта скорее смахивала на недоделанный сарай, чем на жилище для гостей. Снаружи почти стемнело. Он понимал, что после утренней дуэли с бароном Германом и после долгой дороги по степи должен бы заснуть как убитый, но вместо этого ворочался с боку на бок, а потом надел штаны, накинул куртку и вышел под открытое небо.

Ночь выдалась совсем светлой: облаков не было, полная луна заливала степь мягким серебристым сиянием. С реки тянуло легким влажным ветром, во всем лагере стояла тишина, не слышно было ни собак, ни овец, ни лошадей. Простояв несколько минут под сырым ветром, Эдгар почувствовал, что начинает мерзнуть, и повернулся уже к двери, чтобы снова нырнуть под войлочное одеяло, но вдруг услышал голоса, которые доносились от большого шатра. Еще через несколько мгновений звуки приблизились. Он снова услышал тихий разговор и узнал Косматого — верховный старейшина даже шептать умудрялся грохочущим голосом.

— Зачем ты меня вытянула на холод, что, нельзя все сказать в шатре?

— Нет, — откликнулся другой шепот, женский. — У тебя нас услышат твои старейшины, у меня — Ная.

Эдгар замер. Это была Динара — пусть в шатре, принимая футляр с письмами, она и не сказала ни слова, но он помнил ее голос, ведь именно она была первым встреченным в лагере человеком. Он сделал шаг в сторону, чтобы окликнуть Косматого и его дочь и не стать невольным слушателем чужого разговора, но тут девушка быстро и жарко произнесла:

— Не заставишь! Никак не заставишь, не пойду!

Теперь выдавать себя было глупо.

— Еще как пойдешь. Ты была в руках чужих мужчин. Весь наш род оскорблен, да что там род — все племя. Пощечина всем кочевникам. Пойдешь, это дело чести.

— Может, я сама решу, оскорблена или нет? Ерунда. Если бы Ная не перепугалась так и не разболтала бы все, никто и знать бы не знал.

— Ная правильно сделала, что рассказала мне. Сын герцога задел твою честь и теперь пытается загладить вину, так что замуж ты выйдешь.

— Мою честь он никак не может задеть, — резко прошептала девушка. — И никто не может. Замуж в город? Жить в каменном доме, ходить по булыжникам, носить корсеты?

Эдгар невольно улыбнулся — тонкий стан степнячки уж точно ни в каком корсете не нуждался.

— Молчать! — рявкнул на дочь Косматый. — Тебе почти двадцать, ты уже давно должна быть при муже! Все решено. Ступай к себе. Завтра отправим ответ герцогу и начнем собирать приданое.

— Все решено, да, — отозвалась девушка, и Эдгар удивился, как твердо прозвучал ее шепот. — Никогда. Ты говоришь, честь рода и племени? Сильно я защищу честь рода и всего племени, если ускачу в степи от герцогских посланников, которые за мной приедут? Или если скажу «нет» прямо во время свадебной церемонии?

Он снова улыбнулся. Мямля Адриан, похоже, попадет в настоящие железные руки. Впрочем, ему только на пользу.

— Замолчи и ступай к себе, — повторил Косматый.

Если Динара и хотела что-то ответить отцу, то не успела: в один миг обе сторожевые вышки с грохотом полыхнули ружейными выстрелами, потом с вышек в степь полетели стрелы, а над лагерем раздались зычные крики часовых:

— Чернокрылые! Чернокрылые скачут!

Глава вторая

Лагерь кочевников, уже почти заснувший, стремительно пробудился и наполнился криками, лаем, сабельным звоном, топотом и выстрелами. С реки донеслось тревожное ржание.

— Женщин в самый дальний шатер! Старейшин тоже! — рявкнул Косматый. — Корсак, отвечаешь за них!

Вокруг него уже сгрудились наспех вооружившиеся степняки. Кочевники, хоть и считались грозным племенем, по сути были не воинами, а скотоводами, но отпор врагу дать умели. Любому, даже самому грозному. Но не чернокрылым.

Эдгар в последний год много слышал о чернокрылых, но до этой минуты ни разу не сталкивался с ними. Никто никогда не видел среди чернокрылых женщин, стариков или юнцов, — это всегда были сильные зрелые мужчины, которые не брали добычу, от которых нельзя было откупиться. Чернокрылые бились не за скот и не за золото. Им нужно было просто уничтожить как можно больше других людей. Других, не чернокрылых.

Налетели они стремительно, как степной вихрь. Грозные всадники на огромных вороных — другой масти для них словно не было — лошадях. Черные кожаные плащи, из-за которых племя и получило свое название, развевались на скаку. Из-под плащей при свете луны посверкивали панцири. Ходили слухи, что дротики чернокрылых убивают, даже если лишь чуть царапнули, и что их плащи обработаны чудодейственным составом, от которого с черной кожи соскальзывает любой клинок.

Со сторожевых вышек навстречу чернокрылым раздалась еще пара выстрелов. Потом, когда ружья разрядились, полетели стрелы. Двое всадников упали, еще один покачнулся в седле и отстал, но остальные ни на миг не замедлились и все так же мчались к лагерю плотным черным строем. Эдгар быстро огляделся в полутьме, ища хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием. Взгляд его упал на вилы, закрепленные на стене сарая. В следующий миг чернокрылые ворвались в лагерь: двое или трое промчались сквозь проем, остальные просто перемахнули через ограду. Он схватил вилы и бросился вместе со степняками на чернокрылых, стараясь не попасть под копыта. Отбил клинок одного из всадников, молниеносно развернулся и всадил вилы в бедро другому. Чернокрылый соскользнул с седла и замер у ног лошади.

Рядом бесстрашно орудовал двумя саблями длинный и юркий степняк — Эдгар вспомнил, что его называли Хитрым. Чуть в стороне огромным боевым топором отмахивался от нападавших сам Косматый, у ног которого уже лежали двое поверженных врагов. Старейшина быстрым оценивающим взглядом скользнул по незваному помощнику, но ничего не сказал.

Эдгар выдернул вилы из бедра чернокрылого и тут же добил его ударом в незащищенное горло, пригвоздив к земле. Потом выхватил из его ладони легкий прямой палаш, сорвал черный кожаный плащ и, не заматывая его, набросил себе на левую руку. Все это заняло долю мгновения. Он обернулся, увидел летящего прямо навстречу всадника, быстрым взмахом палаша рубанул передние ноги коня. Лошадь рухнула, увлекая за собой седока, и Эдгар понял, что этому больше не подняться. На земле уже лежали вперемешку и степняки, и чернокрылые. Пара лошадей, оставшись без всадников, металась в гуще драки. Эдгар схватил одного из коней под уздцы, взлетел в седло. Он немного опасался, что в горячке боя кочевники теперь примут его за чернокрылого, но раздумывать было некогда. Перед глазами мелькнула сабля. Он успел отбить удар, вынудил противника опустить руку, тут же набросил ему на голову плащ и затянул, придушив.

Чернокрылые, не ожидавшие такого яростного отпора, дрогнули. Эдгар стащил своего пленника плащом с седла, ударил палашом по плечу одного из немногих оставшихся, почувствовал хруст ключицы под клинком. За спиной у него раздался голос Косматого — слабый, совершенно лишенный былой силы:

— Никого не отпускать живым, добивать всех!

Еще через минуту все было кончено. Эдгар спешился и обернулся к Косматому. Верховный старейшина кочевников с серым лицом сидел на земле, двое степняков поддерживали его, не давая упасть.

— Что с остальными? — произнес предводитель.

— Сурок, Тощий и Гром убиты, — отозвался один из кочевников. — Рыжий получил копытом по голове и пока без памяти. У Хитрого дротик в ноге. Остальное несерьезно.

— Знахарь сейчас займется тобой, — вступил второй кочевник.

Косматый слабо замотал головой.

— Нет. Знахарь пусть займется Хитрым. Ногу ему не спасти, но его самого пока можно. Не теряйте времени.

Он замолчал, потом едва слышно добавил:

— Отнесите меня в шатер.

Эдгар снял с одного из убитых чернокрылых плащ и помог степнякам переложить Косматого, который уже лишился чувств. Предводитель племени бросился в бой, в чем был, — в своем богато отделанном халате. Сейчас, когда Косматого перекладывали, окровавленный халат распахнулся, и стали видны три маленькие ранки от дротиков: две в груди, третья — под нижним ребром справа. Сами дротики Косматый, наверное, выдернул сразу во время драки. Ранки почти не кровоточили — похоже, халат был залит кровью порубленных чернокрылых.

Вместе с кочевниками Эдгар донес старейшину на плаще до большого шатра. Когда Косматого опустили на овечьи шкуры, предводитель степняков еле сдержал стон, выругался и открыл глаза. Несколько мгновений его мутный взгляд плавал из стороны в сторону, потом он окончательно пришел в себя. Косматый узнал Эдгара, пристально посмотрел на него, прошептал:

— Значит, говоришь, секретарь и толмач?

Серые губы дрогнули в усмешке. Верховный старейшина пытался собраться с силами, но голос его слабел с каждым мигом.

— Останься тут.

Он снова замолчал, затих, потом пробормотал:

— Огня. В глазах темнеет. Принесите огня.

Двое степняков тут же бросились за факелами, принесли их и укрепили рядом с ложем предводителя. Сейчас, когда на Косматого со всех сторон лился яркий свет, Эдгар увидел, что от трех ранок на его торсе расходятся темные пятна.

— Теперь приведите остальных старейшин. И Динару. Ступайте оба, — предводитель сверкнул глазами на своих кочевников. — Ступайте, наш гость пока побудет со мной.

Степняки удалились. Косматый долго лежал, не произнося ни слова. Эдгару показалось, что темные пятна разрастаются прямо на глазах.

— Герцог Роберт Стейнбургский, я слышал, человек достойный, — пробормотал старейшина.

Эдгар быстро кивнул, но ничего сказать не успел: полог шатра приподнялся, и к Косматому бросилась Динара, а следом за ней подошли старейшины. Предводитель уже едва говорил, но было понятно, что он по-прежнему в здравом уме. Он решительным жестом отстранил дочь, затем еле слышно спросил:

— Все здесь?

— Все с тобой, Косматый, — ответил один из старейшин.

Откуда-то снаружи, издалека, донесся страшный, почти нечеловеческий крик.

— Хитрый, — выдохнул предводитель, потом обвел глазами собравшихся возле него. — Хорошо. Все старейшины здесь. Сын герцога Роберта Стейнбургского, по незнанию и горячности оскорбивший все наше племя, просил руки моей дочери. И я перед всеми вами отдаю ему эту руку. Воля последних минут священна и должна быть исполнена.

— Нет! — закричала Динара. — Ты… ты не можешь со мной так поступить!

— Это честь нашего рода, — ответил Косматый. — И моя. Позорно умереть, не оставив своему роду достаточно скота и не выдав созревших дочерей замуж. Скота у нас в избытке. Остаешься ты, — старейшина посмотрел на дочь и, не дождавшись ответа, продолжил. — Ты отправишься к жениху, как только под моим погребальным костром остынет земля. Лагерь снимется отсюда и переберется ближе к Ирбистану. Это два дня пути. Молот и Туча знают место, о котором я говорю, — Косматый обвел старейшин меркнущим взглядом. Двое ему кивнули, подтверждая, что знают новое место.

Динара, которая до этого пыталась кинуться к отцу, теперь отступила на шаг и стояла в стороне, не сводя с Косматого горящих глаз, и никто не мог понять, чего в этом взгляде больше: отчаяния от того, что она остается сиротой, или ярости от того, что ее выдают замуж против воли.

— Теперь уйдите все, — неожиданно твердо проговорил Косматый. — Оставьте меня. Степные боги вот-вот придут за мной. Если они задержатся — Знахарь поможет мне уйти, когда освободится. Уйдите все.

Косматого не стало через час. Под утро, не перенеся отсечения ноги, умер Хитрый. Кочевники не устраивали траура по погибшим в бою: отдать жизнь, защищая свой род, считалось великой честью для мужчины, — значит, и горевать было не о чем. Эдгар помог степнякам добить раненых коней, привести лагерь в порядок после нападения, подготовить костры для Косматого, Хитрого и других погибших кочевников и вырыть за оградой яму для убитых чернокрылых. Перекидывая чернокрылых в яму, он без зазрения совести придирчиво перебрал их оружие и стал обладателем не только палаша, отнятого в схватке, но и прекрасного кинжала.

Весь следующий день в лагере горели погребальные костры, а наутро старейшины племени уже собирали Динару в путь. В небольшой крепкой повозке уместилось приданое — степняки никогда не давали за невестой ни скота, ни денег, но всегда посылали жениху и его родителям щедрые дары в виде выделанных собольих шкур, дорогой посуды, оружия, расшитых золотом и серебром тканей, конской сбруи прекрасной работы. В этой же повозке вместе с дарами должна была ехать Ная, наставница Динары.

В схватке с чернокрылыми степняки потеряли пятерых воинов. Еще один — Рыжий, получивший удар копытом — уже пришел в себя, но пока еще не мог работать. В другой раз дочери верховного старейшины дали бы дюжину сопровождающих, но сейчас с ней послали лишь четверых. Собранная в дорогу повозка стояла у выезда из лагеря, рядом кочевники держали оседланных лошадей. Ждали только невесту с наставницей. Ни один из степняков не смел заходить в шатер к женщинам, и Эдгар решил сам сказать дочери Косматого, что все уже готово. Он здесь все равно чужак, и не будет ничего страшного, если он поведет себя не совсем правильно.

Он остановился у входа и замер, вспомнив, что еще день назад точно так же стоял возле шатра Косматого. И тогда, день назад, в лагере все было мирно, и были живы и верховный старейшина, и Хитрый, и все остальные.

Эдгар постучал колотушкой, подвешенной у входа.

— Мы идем, идем! — откликнулся незнакомый женский голос. Эдгар понял, что это Ная, наставница Динары. Внутри послышались шаги, полог всколыхнулся, и из шатра вышла сначала крепко сбитая женщина лет сорока пяти, а следом — дочь Косматого.

По древним обычаям, которые чтили все кочевники, невесту следовало отправлять в путь в красной одежде — это был цвет степных тюльпанов и маков, цвет страсти, цвет первой брачной ночи. То ли Динара смирилась и сама не стала противиться обычаю, то ли старейшины ей не дали этого сделать, но она была в красном: темно-красные высокие сапоги, темно-красные бархатные штаны, алый парчовый кафтан, перехваченный в талии широким вышитым поясом. Она вскинула голову, отбрасывая со лба черные пряди, и Ная тут же принялась вокруг нее суетиться и смахивать с алого кафтана несуществующие пылинки.

— Прекрати, — резковато одернула ее Динара.

— Сейчас, сейчас… — Ная отступила на шаг, окинула воспитанницу пристальным взглядом. — Какие все-таки у тебя косы! Загляденье, а не косы!

Длинные смоляные волосы Динары были заплетены в две косы, в черных прядях блестели алые шелковые ленты.

— Ну хватит!

— Разве я вру? — удивилась Ная. — Твой будущий муж с ума сойдет от таких кос!

— Что?!

На миг Эдгару показалось, что дочь Косматого готова ударить свою наставницу. Скорее всего, так и было, но Динара молниеносно опомнилась. Она отвернулась от Наи, посмотрела на него, взглядом указала на кинжал на поясе:

— Он острый?

— Очень.

— Можно? Дай мне. Я не заколюсь, — горько улыбнулась девушка.

— Не заколешься, — спокойно подтвердил Эдгар, протягивая ей кинжал. — Воля последних минут священна, и ты ее выполнишь. Да и ваши степные боги не разрешают сводить счеты с жизнью. И я успею перехватить твою руку.

— Не сомневаюсь, — фыркнула она.

Динара повертела в руках кинжал, всматриваясь в причудливые разводы на клинке, потом чуть оттянула левой рукой левую же косу, уверенно ее отрезала и швырнула на землю. Ная охнула, бросилась было к воспитаннице, но тут же замерла: теперь, когда одной косы уже не стало, останавливать Динару не было смысла. Через несколько мгновений вторая коса упала рядом с первой.

— Спасибо, — тихо сказала девушка, возвращая кинжал.

Наконец все было готово. Тронулись в путь. Двое кочевников ехали впереди, за ними держались Эдгар и Динара. Следом громыхала повозка с приданым и подарками, где устроилась Ная. Она, казалось, надулась на воспитанницу — и теперь, не глядя на девушку, правила крепенькой буланой лошадкой. Еще двое кочевников замыкали процессию. Эдгар украдкой посматривал на спутницу, которая, казалось, не обращала ни на что внимания и лишь пару раз потрепала своего саврасого коня по шее. С короткими волосами лицо ее стало совсем открытым и оттого каким-то беззащитным. Степной ветер лохматил неровно обрезанные пряди, в которых до сих пор остались несколько алых нитей от лент, но Динара даже не пыталась как-то пригладить волосы. Она ехала молча, сжав губы и глядя прямо перед собой сухими глазами.

Под взглядом Агнессы, своей несостоявшейся тещи, Адриан съежился и невольно попятился к выходу. Каталина рыдала в кресле, закрыв лицо руками, зато ее мать сверлила молодого маркиза взглядом.

— Объяснить? — холодно переспросила она. — Что вы собирались объяснить моей дочери, ваша светлость? Что тут вообще можно объяснять?

Агнесса смотрела на него, как смотрят на таракана или крысу, и Адриан почувствовал, как у него начинают дрожать губы. Почему с ним все так обращаются?

— Я…

— Вон из нашего дома. Да, мы, по несчастью, живем в городе вашего отца и в его герцогстве, но мы с Каталиной начнем искать себе новое жилье уже завтра. Я уже отправила управляющего со всеми бумагами, надеюсь, мы вскоре уедем и не станем тяготить вас нашим присутствием рядом. Но пока это наш дом, и я имею полное право вас выставить. Что и собираюсь сделать.

Агнесса замолчала. Каталина по-прежнему сидела, уткнувшись лицом в ладони, и Адриан видел, как вздрагивают ее плечи. Он боязливо перевел взгляд с дочери на мать — та стояла со вскинутой головой и сверлила его зелеными глазами. Адриан никогда не спрашивал о возрасте Агнессы, он мог только догадываться: Каталине было восемнадцать, значит, ее матери — около сорока. Наверное, чуть меньше. Высокая, стройная, рыжеволосая и зеленоглазая, Агнесса совершенно не старалась казаться молоденькой, не копировала платья юных модниц, и Адриан втайне очень надеялся, что Каталина пошла в мать и тоже всегда будет оставаться самой собой. Но теперь Каталина была для него потеряна.

— Мне… мне очень жаль, — выдавил он и шагнул к выходу, но Агнесса, встряхнув своими пламенными локонами, остановила его:

— Подождите, маркиз. Одну минуту.

Она взяла бронзовый колокольчик, быстро позвонила и коротко бросила вошедшей горничной:

— В спальне Каталины на столике — лакированная шкатулка. Принесите.

Сама Каталина так и не поднимала голову. В глубине души Адриан был даже рад, что она не в силах объясняться, что ему не придется смотреть невесте в глаза. Бывшей невесте. Он хотел было снова начать извиняться, но на пороге показалась горничная со шкатулкой.

— Пожалуйста, госпожа.

Агнесса взяла шкатулку и, кивком отпустив горничную, повернулась к Адриану.

— Забирайте, ваша светлость.

— Что… что это? — пробормотал он.

— Драгоценности, которые вы дарили моей дочери. Жемчужное ожерелье, гарнитур с топазами, серьги и браслет с рубином. И помолвочное кольцо, разумеется, — Агнесса не удержалась от горькой улыбки. — Забирайте, маркиз, и покиньте наш дом.

— Это… это же подарки… — заморгал Адриан. — Не надо назад, я не возьму… я ведь от всего сердца…

— Думаете, вашей кочевнице это не подойдет?

Отвечать он не стал. Адриан в последний раз взглянул на Каталину, которая так и не повернулась к нему, потом осторожно попятился к двери и только на пороге комнаты развернулся и опрометью бросился на улицу.

Когда его шаги затихли, а входная дверь хлопнула, Каталина подняла голову. На лице ее не было и следа слез. Наоборот, казалось, что девушка еле сдерживает смех.

— Восхищаюсь тобой, мама! — сказала она, глядя на Агнессу, которая по-прежнему держала в руках шкатулку. — А если бы он все-таки забрал?

— Никогда. Уж поверь мне, мужчин я знаю. Этот — размазня, но понятия о чести и достоинстве ему герцог вбил намертво. А герцогу Роберту в бреду бы не пришло в голову забирать подарки. Зато теперь твой Адриан убедился, что мы — люди бескорыстные и честные.

Каталина поднялась с кресла и подошла к матери.

— Ловко ты с ним, мне еще учиться и учиться. Как все хорошо устроилось!

— Нам повезло, что дружки подбили его на это дурацкое нападение, — улыбнулась Агнесса. — С тех пор, как я узнала, что из трех герцогских имений одно заложено и что у Адриана есть две единокровные сестры — а значит, такие же наследницы герцога — я только и думала, как бы нам половчее от него избавиться. Маркиз — это, конечно, неплохо, хотя сословий уже давно нет. Но сам по себе титул тебя не накормит и не обогреет.

— Я на него ухлопала почти три месяца! — насупилась Каталина, но ее мать в ответ лишь весело погремела шкатулкой:

— Жемчуга, рубины и топазы, не считая всяких мелочей, — не так и плохо за три месяца.

— Ты правда хочешь уехать прямо сейчас?

Агнесса на миг задумалась:

— Я бы уже приказала собирать вещи и послала бы узнать, когда обычно приходит дилижанс, но мне не терпится увидеть лицо нашего маркиза, когда его и кочевницу объявят мужем и женой. А это будет со дня на день: степняки — суровое племя, они не отстанут, пока не доведут дело до конца.

— Ты собираешься на свадьбу?!

— На празднование в доме герцога — конечно, нет. Да нас туда никто и не позовет. А вот в городскую канцелярию на регистрацию их союза точно набежит толпа. Вот и мы заодно посмотрим.

Каталина смутилась:

— Нас все узнают… надо одеться как-то неприметно.

— Наоборот! Самые яркие платья — такие, чтобы на грани уместного! — Агнесса вскинула голову, зеленые глаза заискрились. — Как знать, вдруг там будут интересные люди?

— Друзья Адриана?

— Еще не хватало! Про них мы и так знаем — там ни гроша за душой. Я не про этих детей. Герцог Роберт едва ли кого-то будет приглашать, но пара-тройка его давних недругов может приехать, чтобы поглумиться. А давние недруги герцогов — люди обычно достойные.

— Им и лет, как Роберту? — поникла Каталина.

— И что? Мы обязательно пойдем! Только не делай такое кислое лицо.

Агнесса оказалась права — посмотреть на регистрацию брака в городской канцелярии Стейнбурга собралась целая толпа. Приглашенных гостей было совсем немного, зато зевак и случайных прохожих набежало едва ли не полгорода. Старый герцог Роберт держался так, словно его сын женился не на кочевнице, а по меньшей мере на королеве. Сам молодой маркиз смотрел сквозь гостей пустым невидящим взглядом. На нем был нарядный белый кафтан, расшитый серебряными нитями и самоцветами; на обильно украшенной кожаной портупее болталась сабля в дорогих ножнах, на башмаках сверкали серебряные пряжки. Невеста, невысокая и тонкая, едва доставала рослому Адриану до плеча. Алый шелк платья обрисовывал гибкую фигуру кочевницы — может быть, слишком беззастенчиво. Коротко обрезанные черные волосы невеста по степному обычаю украсила венком из маков. Губы девушки — Агнесса забыла ее имя — были плотно сжаты, черные глаза горели решительно и твердо, словно в противовес унылому взгляду Адриана.

Парадный зал городской канцелярии был увешан живыми цветами. В напольных вазах стояли букеты, перехваченные белыми лентами. За резным письменным столом восседал бургомистр, перед ним лежала раскрытая толстая тетрадь в кожаном переплете. От самого входа до стола тянулась ковровая дорожка, по которой к бургомистру должны были подойти новобрачные и свидетели. Слуги разносили игристое вино немногочисленным гостям — тем, что были внизу. Вся остальная публика устроилась на широкой открытой галерее, которая по периметру охватывала зал. Каталина стеснялась пробиться в первый ряд, к самой балюстраде, но Агнесса ловко проскользнула вперед и устроилась чуть в стороне от стола бургомистра. Отсюда и ей было все видно и слышно, и ее — яркую и эффектную женщину с копной рыжих волос — было хорошо видно. Она быстро осмотрела всех, кто был внизу. Жених с невестой. Четверо празднично одетых молодых людей — друзья Адриана. Другие четверо, постарше, — кочевники, приехавшие вместе с невестой. Герцог Роберт в нарядном, но строгом костюме, гордый и важный. Двое мужчин рядом с ним — похоже, самые приближенные из герцогской свиты. Один, высокий и крупный, был управляющим, это Агнесса услышала, когда протискивалась к ограждению. Именно ему предстояло стать свидетелем со стороны жениха. Кто второй, она не знала. Брюнет лет тридцати с небольшим, среднего роста, с прямой осанкой и отточенными движениями, был одет очень просто и держался, не привлекая к себе внимания. Агнесса отвела взгляд в поисках гостей побогаче, и словно по ее заказу дверь распахнулась. В зал вошли двое слуг, за которыми показался крупный и крепкий мужчина чуть младше герцога.

— Жените сына и заключаете долгий надежный мир с кочевниками, ваше высочество? — с порога, без всяких церемоний, обратился он к Роберту. — Прекрасный ход, прекрасный, поздравляю!

Сердце Агнессы заколотилось. Вошедший был владельцем двух ткацких фабрик и швейной мануфактуры в Стейнбурге, дела его процветали, и едва ли не на каждом из гостей была по меньшей мере одна вещь, купленная именно в его магазине.

— Благодарю, господин Томас, — сдержанно ответил герцог. — Игристого вина? — он жестом подозвал слугу с подносом.

Томас и Роберт вежливо улыбались друг другу, но опытная и искушенная в интригах Агнесса чувствовала яд этих улыбок. Впрочем, ни для кого в Стейнбурге не было секретом, что хозяин города и главный городской богач терпеть не могут друг друга.

— Вы вовремя успели, господин Томас, — мягко продолжил герцог. — Церемония вот-вот начнется, но время пока есть, и я наконец-то познакомлю вас с моим сыном, — он отошел в сторону и тут же вернулся с Адрианом, рядом с которым чуть в стороне шла его невеста. Девушка молчала, и Агнесса даже засомневалась, понимает ли эта дикарка стейнбургскую речь.

— Господин Томас, это мой сын, маркиз Адриан, — церемонно кивнул герцог, потом обратился к сыну. — Маркиз, это господин Томас, самый успешный из промышленников и торговцев Стейнбурга. Оставляю вас друг на друга, а я должен сейчас поговорить с бургомистром, — он обернулся к управляющему. — Бруно, пойдемте со мной, вы тоже будете нужны.

Томас, крутя в руке бокал искрящегося вина, посмотрел вслед герцогу, потом обернулся к его сыну.

— Всегда уважал вашего отца за умение держать любой удар, — вкрадчиво улыбнулся он. — Даже из вашей вынужденной женитьбы на дикой неотесанной кочевнице он устроил свадьбу века, словно так и надо.

По вспыхнувшим глазам степнячки Агнесса увидела, что та все-таки понимает по-стейнбургски. Адриан оторопело смотрел на незваного гостя, и Агнесса, зная о чересчур мягком нраве маркиза, даже подумала, что Томасу все сойдет с рук, но вдруг рядом раздался очень сдержанный голос:

— Господин Томас, маркиз не может должным образом вступиться за свою невесту, — он хозяин праздника, и это оказалось бы нарушением законов гостеприимства.

Это был брюнет с прямой спиной и движениями хищника. Он говорил с Томасом совершенно спокойно. Агнесса с интересом заметила лазурно-синие глаза и почти неуловимую улыбку.

— Что? — насупился гость.

— Со стороны его светлости маркиза Адриана это стало бы нарушением правил, а вот с моей — ничуть. Поэтому, господин Томас, предлагаю вам или немедленно извиниться перед дамой, или выбрать время, место и оружие, с которым мы продолжим нашу беседу.

Глава третья

Томас, не ожидавший отпора, изумленно посмотрел на собеседника, но тут же взял себя в руки.

— Не будем тянуть, — кивнул он, грозно глядя на Эдгара. — Сегодня вечером, прямо после свадебного ужина. Вы, надеюсь, успеете привести в порядок свои дела и будете в состоянии держать шпагу после банкета?

Синие глаза смотрели в ответ так спокойно, словно насмешка Томаса не достигла цели.

— Постараюсь.

— Пустырь около западных ворот? — спросил Томас.

— Подходит.

Адриан оторопело проводил Томаса взглядом, потом обернулся к секретарю и собирался что-то сказать, но тут к нему подскочил Бруно, управляющий делами герцога.

— Ваша светлость, вас ждет бургомистр. Пока только на минуту, — извиняющимся тоном добавил он, — я тут же верну вас обратно к вашей невесте, а потом уже провожу к бургомистру вас обоих — для церемонии и подписей.

С этими словами он стремительно потянул Адриана за рукав и увлек его в другой конец зала. Динара осталась одна среди скопления незнакомых людей. Кочевники, приехавшие с ней, тоже были уже в другом конце зала, рядом со столом бургомистра. Сама она, может, и хотела бы сейчас затеряться среди других и скрыться от множества направленных на нее взглядов, только в ярко-алом платье и венке из пылающих маков спрятаться было непросто. Но если ее и тянуло съежиться и затаиться, то об этом никто не узнал: дочь Косматого вскинула голову, распрямила плечи и наконец повернулась к Эдгару. Тот едва заметно улыбнулся: он знал, что женщинам нравится, когда за них дерутся на дуэли. Черные глаза степнячки яростно полыхнули в ответ. Динара еще выше вздернула подбородок и чуть прищурилась, но не успела ничего сказать: Бруно, отведя к бургомистру Адриана, вернулся за его невестой.

— Все вас ждут, — сбивчиво начал он, словно не понимая, как держаться с девушкой, которая через несколько минут окажется в ранге молодой хозяйки дома. — Я должен вас проводить.

Кочевница кивнула, не отвечая, потом снова бросила гневный взгляд на Эдгара, резко отвернулась и пошла следом за управляющим. Тот подвел ее к Адриану. Молодой маркиз, почти не глядя на невесту, протянул ей руку, и Динара решительным и бесповоротным движением вложила в его руку свою ладонь. Бургомистр Стейнбурга важно занял место за столом, громко откашлялся, потом поднял увесистый бронзовый колокольчик и несколько раз качнул его. Раздался мелодичный звон, голоса в зале канцелярии смолкли, легкая музыка стихла.

— Сегодня в нашем городе совершенно особенный день, — начал бургомистр. — Это день рождения новой семьи, и все мы здесь собрались, чтобы поздравить счастливых жениха и невесту и от души порадоваться за них.

Адриан и Динара стояли в самом начале длинной ковровой дорожки. Они выглядели очень эффектной парой — статный рослый мужчина в белом и хрупкая девушка в ярко-красном. Новобрачные застыли, дожидаясь распоряжения бургомистра. Напротив, возле большого стола, ждали герцог Роберт вместе с управляющим. Рядом стояли приехавшие с Динарой степняки: мужчины молчали, Ная вытирала рукавом покрасневшие заплаканные глаза. Чуть в стороне были гости и пара репортеров из местных стейнбургских газет. Наверху, на галерее, толпился народ попроще. Прямо над собой Эдгар увидел двух ярких рыжеволосых красавиц, удивительно похожих друг на друга. То ли сестры с очень большой разницей в возрасте, то ли мать и дочь с совсем небольшой разницей. Младшая смущалась и прятала лицо, зато старшая держалась, словно актриса, играющая королеву.

Бургомистр поправил пенсне и придвинул к себе большую тетрадь.

— Подойдите ко мне, — проговорил он.

Все вокруг замерли. Маркиз и кочевница прошли по дорожке и оказались прямо перед столом бургомистра.

— Ваша светлость, — начал бургомистр, обращаясь сначала к Адриану. — Маркиз Адриан, сын его высочества герцога Роберта Стейнбургского, согласны ли вы взять в жены эту женщину?

— Да, — выдавил Адриан.

— Динара из племени степняков, дочь верховного старейшины по прозвищу Косматый, согласны ли вы взять в мужья этого мужчину?

— Да! — решительно откликнулась Динара.

Бургомистр поднял голову, обводя взглядом людей в зале и на галерее, потом продолжил:

— Если кто-нибудь из присутствующих знает причину, по которой эти двое не могут стать мужем и женой, пусть скажет об этом сейчас — или же не говорит никогда.

Он замолчал, выдерживая паузу и будто ожидая, что кто-то в зале и правда прервет церемонию. Но все словно не дышали. Было так тихо, что Эдгар слышал тиканье своих карманных часов.

— Никто не имеет ничего против, — произнес бургомистр. — Кто будет свидетелем брака со стороны жениха?

— Я, — откликнулся Бруно.

— Назовите себя.

— Я Бруно, управляющий делами его высочества герцога Роберта Стейнбургского.

— Вам надо будет расписаться под строкой о бракосочетании, — городской глава кивком указал на тетрадь.

— Хорошо, господин бургомистр.

— Кто будет свидетелем брака со стороны невесты?

Один из степняков шагнул вперед.

— Я.

— Назовите себя.

— Мое прозвище — Корсак, — на корявом стейнбургском наречии произнес кочевник. — Я из стана Косматого, да примут степные боги его душу. Я шорник, хотя владею и другими ремеслами.

— Вы тоже, как и господин Бруно, должны будете поставить подпись.

Корсак растерянно улыбнулся:

— Господин бургомистр, я не умею ни читать, ни писать. Я могу поставить отпечаток пальца. Или размазать каплю крови.

— Хорошо.

Бургомистр окунул перо в чернильницу и склонился над тетрадью, тщательно выводя буквы. Казалось, скрип пера слышен на другом конце зала. Наконец глава Стейнбурга поднял голову.

— Адриан и Динара, в присутствии гостей и свидетелей объявляю вас мужем и женой. Господин Бруно, прочтите мою запись и подпишите вот здесь. И вы, господин Корсак, подойдите.

Управляющий, скользнув взглядом по строчкам, расписался на тетрадной странице. Корсак снял с пояса широкий охотничий нож, быстро провел лезвием по указательному пальцу левой руки и старательно размазал выступившую кровь рядом с подписью Бруно. Бургомистр перевел взгляд на Адриана и Динару.

— Поздравляю вас, и пусть в вашем доме царит лад, верность, любовь и благополучие. А теперь скрепите ваш союз поцелуем.

Маркиз повернулся к одеревеневшей невесте.

— Его сейчас вырвет, — прошептала прямо над головой Эдгара младшая из рыжеволосых красоток.

— Она сейчас его загрызет, — рассмеялась в ответ старшая.

Адриан наклонился, Динара чуть привстала на цыпочки, их губы встретились. Герцог Роберт переглянулся с бургомистром, кивнул музыкантам, и на весь зал грянул торжественный марш. Эдгар увидел, как степнячка легко и почти незаметно выскользнула из рук мужа. Наверху, на галерее, толпа стала редеть, люди потянулись к выходу. Выждав несколько тактов, герцог жестом прервал музыкантов.

— Спасибо всем, кто разделил с нами радость этих минут, — сказал он. На лице Роберта при этих словах играла ясная приветливая улыбка, и можно было легко поверить, что он действительно рад такому союзу. — А через два часа мы ждем в нашем доме всех тех, кто приглашен на свадебный ужин. Вы увидите первый вальс наших новобрачных, а мой повар, надеюсь, сумеет всех удивить угощениями.

На улице уже ждали два экипажа. В одном разместилась Ная с четырьмя другими степняками, в другом — новобрачные, герцог Роберт, Бруно и Эдгар. Лошади тронулись, колеса загрохотали по стейнбургской брусчатке. Адриан и Динара сидели рядом, не глядя друг на друга. Карета свернула на длинную прямую улицу и набрала ход. Пару раз кочевница осторожно покосилась на мужа, словно собиралась что-то сказать. Эдгар понял, что она, чтобы не ошибиться в стейнбургском наречии, на котором давно не говорила, сначала выстраивает фразу про себя.

— Ваша светлость, — наконец негромко произнесла девушка, обращаясь к Адриану, — что такое первый вальс?

Маркиз скривился:

— Все образованные люди должны знать, что… — он встретил тяжелый взгляд отца, запнулся и оборвал фразу на полуслове. Вопрос Динары повис в воздухе.

— Вальс — это танец, маркиза, — вежливо, но очень сухо ответил герцог Роберт.

— Спасибо, — кивнула Динара. Она не стала ничего переспрашивать и уточнять, и до самого герцогского дома сидела молча, глядя прямо перед собой, — с точно таким же выражением лица, с каким за день до этого ехала верхом через степь. Больше всего на свете ей сейчас хотелось оказаться в стане кочевников или хотя бы затеряться где-нибудь в высокой траве и лететь во весь опор на своем любимом саврасом коне. Но она была в городе, в дурацком экипаже, с чужими людьми, которые даже не скрывали, что совсем ей не рады. А ее земляки нарочно посажены в другую карету. И завтра же утром все они отправятся обратно. Все, даже Ная.

Копыта застучали спокойнее, экипаж замедлил ход, и Динара только теперь поняла, что они уже подъехали к большому дому герцога Роберта. За почти два дня, что она тут провела, девушка еще не успела ничего осмотреть, кроме тех комнат, что выделили ей и Нае. А теперь ей стало не по себе при мысли, что придется делить спальню с Адрианом. Но она лишь прищурилась и выпрямила спину. Экипаж остановился. Тут же подбежали слуги, открыли снаружи дверь и помогли герцогу Роберту выйти, хотя он, даже в зрелости сохранивший легкость движений, совершенно не нуждался в этой помощи. Следом за ним на землю соскочил Адриан. Он сделал было шаг в сторону дома, но потом, спохватившись, обернулся и протянул Динаре руку. Кочевница ловко спрыгнула вниз, словно не замечая руки мужа. Маркиз резко развернулся и направился к парадному входу. Управляющий последовал за ним. На миг Динара растерялась, но тут же услышала, как к ней обращаются на родном языке:

— Вперед, смелее!

Она не смогла ответить. Дочь Косматого вовсе не была робкой или пугливой, но на сегодня, казалось, запас душевных сил у нее уже был исчерпан. А еще предстоял долгий праздничный ужин. И какой-то непонятный вальс.

— Не бойся, — снова сказал Эдгар. В языке кочевников не было церемонного обращения на «вы», поэтому, говоря на родном наречии Динары, он перешел на простое «ты». Степнячка не отвечала. Он мягко коснулся ее руки, направляя к дому, и Динара, собравшись, кивнула, выпрямилась и пошла рядом с ним.

Во всем доме герцога Роберта царила суматоха: готовились к ужину и приезду гостей. Слуги поспешно наводили последний лоск: мели пол, на котором уже не было ни единой соринки, смахивали несуществующую пыль с причудливой лепнины, до блеска протирали стекла. Динара, не привыкшая к жизни в большом доме, снова растерялась.

— Иди за мной, — Эдгар осторожно направил ее в сторону, и она послушно двинулась за ним, хотя и помнила, что ее комнаты выше, что в них надо подниматься по широкой лестнице. Эдгар открыл какую-то дверь, жестом показал Динаре, чтобы та вошла внутрь, потом шагнул следом за ней и тут же закрыл дверь изнутри на щеколду.

Кочевница удивленно разглядывала помещение, куда ее привели. Это оказался большой зал с высокими окнами, через которые с улицы шел солнечный свет. Мебели внутри почти не было, кроме нескольких низких лавок вдоль стен. Зато со всех сторон на стенах висели огромные зеркала, а еще — сабли, палаши, шпаги, несколько масок и нагрудников.

— Здесь нам никто не помешает, — начал Эдгар. — Ты же спрашивала про вальс?

— Да, — спохватилась она. — Его высочество мне сказал… это танец, да?

— Да. И ты с Адрианом должна будешь его исполнить перед гостями. Как подтверждение клятвы в вечной любви, которую вы только что дали друг другу.

Динара горько улыбнулась.

— Я в вечной любви поклялась уже дважды за два дня, как-то многовато.

— Это кому еще?

— Вчерашней ночью, — выдохнула вдруг она. — Хитрому.

Степнячка задрожала, Эдгар понял, что не надо сейчас ее утешать и успокаивать, надо просто дать ей выговориться.

— Он… он ведь был влюблен в меня. Не потому, что я такая уж замечательная, а потому, что больше и не в кого было влюбляться. Не в Наю же, которой за сорок. И не в жену Знахаря, той и вовсе восьмой десяток. Я знаю, что он просил меня у отца, но отец никогда бы не отдал меня за простого пастуха.

Она замолчала.

— Хитрый тебе нравился?

— Нет. Когда… когда отец умер, Знахарь попросил меня побыть с Хитрым. Отцу было уже нельзя помочь, а Хитрому — еще можно.

Эдгар кивнул, показывая, что понимает.

— Знахарь отнял ему ногу, которую задел дротик чернокрылых. Хитрый был страшно измучен, но благодаря каким-то снадобьям Знахаря не сошел с ума от боли и не умер сразу. Умер он позже, под утро. А тогда, ночью, — Динара вскинула голову, словно пряча выступившие слезы, — тогда я клялась ему, что люблю, что всегда любила и буду любить, что отец теперь не сможет запретить мне выйти за него, даже за безногого.

— А он?

— Он почти не мог говорить. Улыбнулся, схватил меня за руку, а потом впал в забытье и больше уже не очнулся.

— Если бы он выжил — ты бы исполнила обещание? — спросил Эдгар, заранее уверенный в ответе.

— Конечно.

Он осторожно сжал ее плечи.

— Скоро праздничный ужин, времени мало. А тебе еще вальс танцевать.

— Но я не умею!

— Сейчас научишься. Не волнуйся: других пар там не будет, весь парадный зал — только для вас. Свадебный вальс — медленный, не собьешься. И Адриан прекрасно танцует, ты просто позволь ему тебя вести.

— Это как?

— Смотри. Сначала он берет твою правую руку в свою левую, вот так, — Эдгар взял ладонь Динары. — Потом делает полшага к тебе, кладет вторую руку тебе на лопатку. И ты тоже кладешь руку ему на плечо. Вот так, да. Теперь смотри, нам с тобой надо как будто пройтись по квадрату. Просто повторяй за мной, хорошо? Шаг вперед, шаг в сторону, потом приставляешь ногу.

Он мягко направил девушку, отсчитывая вслух ритм. Она растерянно подняла голову, огромные черные глаза смотрели недоверчиво и в то же время благодарно.

— Не надо так сжиматься в комочек, выдохни, это же танец. Давай еще раз. И еще раз. У тебя все получается. Теперь дай мне обе руки, вот так. Теперь одну, и давай быстро поменяемся местами. Еще раз, с самого начала и быстрее.

Эдгар перестал отсчитывать ритм и начал просто напевать вальс, который обычно играли на свадебных банкетах.

— Прекрасно! Только учти, что маркиз повыше меня. Давай повторим, но теперь быстрее и без остановок. А в конце так: Адриан опускается на колено, обводит тебя вокруг, ты садишься к нему на колено и обнимаешь его, — и Эдгар стремительно проделал все то, о чем рассказывал: опустился на колено, ловко обвел Динару вокруг — и через миг почувствовал ее тонкие руки у себя на плечах.

— Да, вот так, — кивнул он, покосившись на девушку. От вальса у степнячки засверкали глаза, на смуглых щеках показался нежный румянец. — Все запомнила?

Динара кивнула.

— Ничего не бойся, держи спину прямо и улыбайся, — Эдгар помог ей подняться и тут же перешел на стейнбургское наречие. — Нам пора, ваша светлость. Еще пара минут — и вас хватятся. Идите за мной. Если я выйду из фехтовального зала — это никого не удивит и не насторожит. А вы, маркиза, держитесь следом. Если за дверью кто-то будет, я его отвлеку разговором и отведу в сторону, а вы потом выйдете.

Динара снова кивнула, не отвечая. Она стояла, повторяя про себя показанные движения: шаг вперед, шаг в сторону, приставить ногу… Эдгар отодвинул щеколду, открыл дверь, вышел в коридор. Он никого не заметил и хотел уже позвать Динару, но тут с лестницы раздались шаги, и Эдгар увидел спускающегося герцога Роберта.

— Ваше высочество, — поклонился он, обращаясь к хозяину дома чуть громче, чем было необходимо, — так, чтобы Динара его услышала и не показывалась пока из-за двери.

— Эдгар, — герцог остановился, не дойдя до первого этажа нескольких ступеней. — Вы, я смотрю, вспомнили, что Томас — один из лучших фехтовальщиков города, и не теряете даром времени? — Роберт указал взглядом на приоткрытую дверь зала.

— Поздновато учиться, ваше высочество. Мы деремся сразу после ужина.

— «Городские вести» знают о поединке?

— Думаю, да. В канцелярии крутился их репортер, да и «Новости Стейнбурга» там были.

— Значит, щелкоперы придут на пустырь в надежде на кровавые подробности, — герцог поморщился. — Вы уже слышали про постоялый двор на полпути к Синему броду?

— Нет, ваше высочество. Что-то случилось?

— Да. Мне сообщили сегодня утром. Я не стал пока никому говорить и не стал посылать своих людей — сегодня свадьба, всем не до этого. Идемте, — Роберт словно забыл, что спускался куда-то по лестнице, и кивком указал Эдгару вверх, на второй этаж, где в конце коридора был кабинет герцога.

— Да, ваше высочество, — откликнулся секретарь. — Значит, мы отсюда уходим? — переспросил он нарочно громко и отчетливо, чтобы его за неплотно закрытой дверью услышала Динара.

— Да.

Они поднялись в кабинет. Герцог опустился в кресло, Эдгар встал рядом.

— Что случилось, ваше высочество?

— Ночью на постоялый двор напали чернокрылые.

— Кто-нибудь уцелел? — спросил Эдгар. Он был почти уверен, что услышит в ответ. И не ошибся.

— Нет. Сын хозяйки был еще жив, когда его нашли. Он успел рассказать, что случилось, но вскоре умер. Да и рассказал мало — он почти ничего не видел, ни сколько их было, ни откуда налетели. Был в погребе, искал бутыль с вином. Услышал наверху крики и звон, сдуру выскочил, тут же получил саблей по голове, упал прямо под копыта. Дальше ничего не помнит.

Эдгар не ответил. Какая-то смутная мысль вертелась у него в голове еще с боя в лагере кочевников. Что-то было не так, он это чувствовал, но не мог осознать, что же именно кажется ему таким странным.

— И опять чернокрылые, — продолжил герцог. — Много их стало в наших местах в последние дни. Вы были в стане Косматого, когда напали чернокрылые. Страшно это?

— Очень.

Со времени своего возвращения — уже почти два дня — Эдгар так и не успел рассказать герцогу подробностей. И самому Роберту, и всем в его доме было не до того — всем пришлось срочно заниматься подготовкой свадебного праздника и устраивать за полтора дня то, что другие делают чуть ли не за полгода.

— Они правда не берут никакой добычи?

— Правда, ваше высочество. Они явно налетели не за добычей. Они словно просто прискакали убивать, — ответил Эдгар и вдруг понял, что именно показалось ему странным. Смутная мысль, крутившаяся у него в голове, наконец обрела четкую форму.

— Племя убийц, — произнес Роберт, но Эдгар тут же покачал головой.

— Нет, ваше высочество. Это не племя.

Герцог с немым вопросом взглянул на секретаря.

— Ваше высочество, я ведь помогал кочевникам после нападения — привести в порядок лагерь, подготовить костры для погибших. Своих степняков они, согласно обычаям, сожгли со всеми почестями, а прах развеяли по реке. Они издавна так делают.

Роберт кивнул, показывая, что внимательно слушает.

— А убитым чернокрылым просто вырыли одну большую яму, бросили всех туда и засыпали. Я сам их скидывал вниз, проверяя, точно ли все мертвы. И заметил — заметил сразу, но понял это только сейчас — что они все друг на друга совершенно не похожи. Словно не из одного племени, не одних кровей, а совсем разные.

— Вы о чем?

— Вы же бывали в юности в северных рыбацких деревнях? Вспомните людей там. Да, они разные, у каждого свое лицо, но есть общие черты, по которым видно — это одно племя. Высокие, белокожие, светловолосые и светлоглазые… не все, конечно, но в основном — видно общее. Или степняки, наши соседи. Взять хотя бы наших гостей сейчас, да и ее светлость маркизу, — каждый неповторим, но все в основном — невысокие, смуглые, скуластые, с большими раскосыми глазами.

— А эти чернокрылые — нет?

— Нет, ваше высочество. Они все разные. Никаких общих черт, никакой общей породы. Сильные, прекрасно подготовленные воины в самом расцвете сил. Все рослые, крупные.

Герцог Роберт насторожился.

— И что вы думаете? — осторожно спросил он.

— Что нет никакого племени чернокрылых, а есть опытные наемники. Которых явно наняли не для того, чтобы охранять наши земли — и ваше герцогство, и владения степняков.

— Мы много десятилетий ни с кем не воевали.

— А теперь, похоже, кому-то перешли дорогу.

Герцог кивнул, словно соглашаясь, потом перевел взгляд на изящные часы в кованой рамке, стоявшие на каминной полке.

— Еще полчаса — и начнут собираться гости. Увидимся на празднике, — проговорил он.

Эдгар направился в свою комнату. Он быстро переоделся в костюм, более подходящий для торжественного вечера. Простому секретарю и переводчику не пристало наряжаться, да он и не любил пышности, поэтому праздничное одеяние состояло из бархатных черных брюк и такого же сюртука, а единственное, что было хоть как-то украшено, — лазурно-синий жилет с ненавязчивой вышивкой. Окна комнаты выходили прямо на улицу, и Эдгар услышал, как к герцогскому дому подъехал сначала один экипаж, потом второй, — стали собираться те немногочисленные гости, которых Роберт пригласил на свадебный ужин. На весь вечер наняли музыкантов — струнный квартет — и с первого этажа полилась легкая мелодия. Пора было спускаться. Хозяин дома и новобрачные наверняка уже встречают приглашенных.

Внизу действительно кипела жизнь. Герцог Роберт радушно беседовал с несколькими гостями. Адриан и Динара стояли рядом, держась за руки, и старательно смотрели на визитеров, а не друг на друга. Маркиз был все в том же белом кафтане, сверкал серебристой вышивкой и переливающимися камнями. А вот Динара — Эдгар еще не приучил себя мысленно называть ее маркизой — сменила свой венок и облегающее шелковое платье на другой наряд, тоже красный, но вечерний. Ее узенькие плечи теперь были обнажены почти до непристойности, коротко обрезанные волосы открывали стройную шею. Эдгар даже поймал себя на мысли, что ничуть не удивится, если вскоре среди дам Стейнбурга появится мода на короткие волосы.

Наконец прибыли последние гости — семья бургомистра. Был конец апреля, день уже сильно прибавился, и за окнами еще не начало темнеть, но в большом зале герцогского дома зажгли свечи. Музыканты заиграли медленный свадебный вальс, и Адриан обернулся к своей молодой жене, протягивая руку. Все гости были уверены, что на губах маркиза приветливая улыбка, но Эдгар прекрасно видел, что это высокомерная, даже брезгливая усмешка. Динара подняла голову, в черных глазах ее мелькнули лукавые искры. Она в точности повторила уже знакомые ей движения, и Эдгар заметил озадаченное лицо маркиза. За несколько минут мало чему можно было научиться, но кочевнице помогла природная гибкость, а еще больше — природное упрямство. Дочь Косматого очень боялась сбиться или сделать что-то не так. Она ждала, чтобы эта музыка наконец закончилась и вальс прекратился, — но во время танца лицо ее лучилось улыбкой.

В конце вальса маркиза, так же искристо улыбаясь, легко опустилась на колено Адриана и нежно обняла мужа. Эдгар вдруг почувствовал, что у него перехватывает горло, и отвел взгляд в сторону. Динара, тепло приветствовавшая всех гостей, с самого начала вечера ни разу на него не взглянула, словно он был каким-то пустым местом. Впрочем, какое ему дело до жены Адриана?

Свадебный ужин прошел легко и весело. Герцог Роберт выглядел как победитель, заключивший важный союз. Адриан после нескольких бокалов вина оживился. Динара, хоть и держалась немного неловко, улыбалась — и никто этой неловкости не замечал. Когда гости стали разъезжаться, было уже поздно, но луна, едва пошедшая на убыль, сверкала так, что на улице оставалось светло — почти как днем.

Эдгар вместе с хозяевами дома и управляющим провожал гостей. Герцог прощался со всеми у порога, Динара и Адриан стояли чуть в стороне от Эдгара. Один из слуг вдруг подошел к секретарю:

— Там к вам посыльный от господина Томаса.

— Так веди его сюда.

— Нет-нет, он просто просил передать. Напомнить, что господин Томас вас будет ждать на пустыре у западных ворот. Через полчаса.

— Я помню, — улыбнулся Эдгар.

Адриан и Динара, стоявшие совсем рядом, слышали этот разговор. Маркиз, казалось, готов был втянуть голову в плечи — еще бы, из-за его жены уже в первый день брака затеяли дуэль. Однако сама Динара даже не повернулась.

Наконец все гости разъехались. Эдгар посмотрел на настенные часы — времени оставалось как раз на то, чтобы быстро переодеться в удобный для дуэли дорожный костюм, почистить и оседлать Мышку и добраться до пустыря. Вскоре он уже был готов. Он вывел лошадь из конюшни на задний двор, вскочил в седло, проехал под аркой и оказался на улице. Копыта застучали по мостовой. Краем глаза Эдгар увидел на балконе второго этажа невысокую тонкую фигуру. Он тут же отвернулся, но успел заметить левую руку с поднятой ладонью, протянутую ему вслед.

Левая рука с поднятой ладонью. Древний охранный знак, которым степнячки из века в век провожали на охоту, на битву или в долгие опасные походы.

Он грубо ударил Мышку хлыстом и тут же разозлился на себя — лошадь-то ни в чем не виновата.

Глава четвертая

Два газетчика, не зная о точном времени поединка, торчали у западных ворот уже час и успели изрядно продрогнуть под переменчивым апрельским ветром.

— И ведь ничего не напишешь заранее, никаких набросков, — ворчал репортер «Городских вестей».

Его коллега из «Новостей Стейнбурга», не отвечая, поднял повыше воротник, втянул кисти в рукава и лишь потом хмуро буркнул:

— Угу. Не угадать, как пойдет. Оба — прекрасные фехтовальщики. Оба дерутся чуть ли не каждую неделю по любому поводу.

— Друг с другом они раньше не дрались?

— Нет, мы бы знали. Да и этот герцогский секретарь не так давно объявился в Стейнбурге.

— Откуда он, кстати?

— Никто не слышал, — репортер покосился на собрата из «Городских вестей», сомневаясь, стоит ли делиться с трудом добытыми сведениями, но потом решил не жадничать: мало ли как дальше повернется жизнь. — Герцог с сыном и с частью двора на все прошлое лето уезжал к морю, а когда в сентябре вернулся — с ним уже был новый секретарь. О, едет кто-то!

Вдали в тесном переулке показался экипаж, и в ту же минуту на соседней улице — той, что тянулась от герцогского дома — оба газетчика увидели всадника на высокой серой лошади.

— Ага, секунданты с хирургом тут, Эдгар тоже. Сейчас и Томас должен появиться, он не любит опаздывать.

— Да вон он, тоже едет, — «Новости Стейнбурга» кивнули, указывая на западные ворота. Томас, гордо выпрямившись в седле, подъезжал к месту поединка. Оба противника оказались возле пустыря одновременно. Они приветствовали друг друга холодными кивками, не спешиваясь. Газетчики молча следили за происходящим, надеясь увидеть что-то необычное, о чем можно будет написать, но пока все шло по издавна заведенному порядку: секунданты предложили примириться и, получив от обоих вполне ожидаемый отказ, стали еще раз повторять все условия, прекрасно известные дуэлянтам. Наконец Томас и Эдгар замерли друг напротив друга, ожидая команды секундантов.

Газетчики заинтересованно разглядывали обоих. Томас был выше и намного крепче, к тому же все в Стейнбурге прекрасно знали о его военной юности. Эдгар со своим средним ростом и худощавым сложением казался хрупким в сравнении с мощным противником, но оба репортера, повидавшие не один десяток поединков, сразу отметили его верткость, быстроту и выносливость. Не успели Томас и Эдгар обменяться и парой ударов, как газетчики поняли: если Томас явно собирается убить или по меньшей мере серьезно ранить противника, то Эдгар, похоже, совершенно не стремится отправить его на тот свет. Ни один из сокрушительных выпадов Томаса пока не достиг цели, но тот был уверен в своем мастерстве и считал, что намного сильнее соперника. Он собирался нанести один из своих коронных ударов, но вдруг шпага Эдгара скользнула вдоль его клинка, и Томас, хоть и понял в последний миг, что именно делает противник, но отреагировать уже никак не мог — пальцы его словно сами собой разжались, и шпага с глухим звуком упала на утоптанную землю пустыря.

— Прием трусов, — сквозь зубы процедил Томас, еле сдерживая бешенство.

Эдгар улыбнулся, кивком указывая на лежащую шпагу:

— А мне-то говорили, что вы умеете ее держать в руках, — он подцепил шпагу Томаса острием своей, приподнял и протянул ему. — Продолжим, как и договаривались, — до тех пор, пока оба можем вести бой?

Томас, скрипя зубами, взял шпагу.

— Я ж тебя сейчас в клочья изрублю!

— Вперед. У вас уже была пара минут для этого.

Шпаги снова зазвенели. Томас изо всех сил сдерживался, зная, что ярость — плохой союзник, и старался вывести Эдгара из равновесия.

— Искромсаю, как щенка, — рычал он. — Ты ж еще молодой парень. Разве дикая кочевница этого стоит?

— А, понял, — Эдгар снова улыбнулся, — объяснять про честь женщины и про честь дома, где я служу, вам бесполезно. Чего же вы ждете? Кромсайте! Или у вас всегда слова так расходятся с делом?

Томас, окончательно потеряв самообладание, ринулся на него с утроенной силой и в пылу броска даже не сразу почувствовал боль — но остановился, заметив, что его правый рукав окрасился кровью, а рука стала словно чужой. Эдгар отступил на шаг, синие глаза смотрели с едва уловимой насмешкой.

— Сможете продолжать?

— Нет, — прошипел Томас, жестом подзывая обоих секундантов, которые тут же подтвердили, что поединок завершен.

— Выздоравливайте. Я передам ваши извинения маркизе Динаре, — Эдгар улыбнулся уже чуть свободнее, встретился взглядом с соперником — и замер.

Карие глаза Томаса вдруг показались ему похожими на темную воду. Темная, почти черная ледяная вода. Ледяной холод. Эдгар почувствовал, что перед глазами у него все начинает плыть, а ноги словно подкашиваются. Он застыл, боясь рухнуть прямо перед противником, секундантами и газетчиками. Осторожно выдохнул. Наваждение не проходило. Ледяная темная вода, бездонная полынья. Повсюду. Не видя ничего перед собой, кроме холодной воды, он на негнущихся ногах шагнул к Мышке, радуясь про себя, что привязал лошадь совсем рядом. Руки не слушались. Эдгар едва отвязал повод и, перекидывая его на шею Мышке, прикоснулся к ее теплому бархатному носу, а потом — к шее. Теплый нос и теплый конский мех словно привели его в чувство. Он покосился на место дуэли: похоже, никто и не заметил, что ему не по себе. Секунданты вместе с хирургом были заняты Томасом, а оба репортера, поняв, что продолжения не будет, развернулись и двинулись в сторону от пустыря — Эдгар видел, как удаляются их силуэты. Он сделал несколько глубоких вдохов, собираясь с силами. Надо сесть в седло. Легко и красиво — все-таки на него могут посмотреть. А, уж хоть бы как. Мышка фыркнула. Он окончательно оклемался, вскочил в седло, подобрал повод, выпрямился, подставляя лицо холодному апрельскому ветру. Холодному, но живому.

Через несколько минут Эдгар уже въехал во двор герцогского дома. На улице начало темнеть, почти все окна в доме тоже были темны — у герцога Роберта рано вставали и рано ложились, так было заведено. Эдгар невольно поднял взгляд на окно, из которого совсем недавно молодая маркиза послала вслед ему древний охранный знак. Окно было таким же темным, как и остальные, но ему показалось, что тяжелая штора чуть колыхнулась. Он завел Мышку в денник, расседлал, обтер, принес ей ведро воды и только после этого направился к дому. Как обычно в это время, свечи везде уже были погашены, лишь внизу у парадной лестницы горела пара масляных ламп. Эдгар прикрыл за собой дверь и вдруг услышал легкие шаги на лестнице.

Он поднял голову. По ступенькам быстро сбегала вниз Динара. На долю мгновения он растерялся, думая, как к ней обратиться — на языке степняков или на здешнем наречии — но решил заговорить по-стейнбургски, словно нарочно увеличивая дистанцию.

— Ваша светлость?

Она растерянно улыбнулась:

— За весь день с этой суматохой даже не заглянула на конюшню, а там мой Янтарь.

— Конюх присматривает за всеми.

— Конечно, но… — Динара, словно вдруг спохватившись, посмотрела на него пристально. — Вы дрались с этим важным господином… с вами все в порядке?

— Да, спасибо.

— А господин, с которым вы дрались? Вы убили его?

— А вы бы этого хотели?

— Нет, нет! — испугалась она.

— Не убил, не тревожьтесь за него. Немного раскроил ему руку.

— Значит, он не умрет?

— Умереть и от царапинки можно, вам ли не знать, — усмехнулся он, вспомнив, что Динару, как и всех знатных степнячек, учили искусству врачевания. — Но не должен.

Эдгар не решался встретиться с ней взглядом — он помнил, что у маркизы черные глаза, и сейчас боялся, что ему снова начнет мерещиться ледяная темная вода.

— Правда все в порядке? — повторила она несмело. — Вы совсем зеленый.

— Наверное, так в потемках кажется, — отшутился он и, собравшись с силами, все-таки заглянул ей в лицо. Отворачиваться дальше было уже просто невежливо.

Черные глаза не были холодными, как вода. Наоборот. Жаркие, как раскаленная степь в июле, они словно согревали. Нет, скорее даже жгли.

— Помочь вам на конюшне, ваша светлость?

— Нет, спасибо, — Динара проскользнула мимо него, замерла на миг на пороге. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, ваша светлость.

Две газеты лежали на изящном чайном столике. Читать, держа газету левой рукой, было неудобно, но Томас, недовольно хмурясь, все-таки пробежал глазами и «Городские вести», и «Новости Стейнбурга». Оба репортера постарались на совесть — вчерашний поединок был изображен со всеми подробностями. Томас неловко повернулся и задел правой рукой, подвешенной на косынке, край столика. Он зашипел и снова, как завороженный, уставился на бумагу. Газетчики умолчали о причине схватки, явно опасаясь, что если они упомянут в печати имя маркизы, то тут же будут вызваны на дуэль — и вовсе не факт, что секретарь герцога обойдется с ними так милосердно, как с Томасом.

Он потянулся к колокольчику и, прежде чем позвонить, повертел его в руке, любуясь тонкой работой: сделанную на заказ вещицу украшал узор из лент, ниток и рулонов ткани, которые образовывали букву Т. Томас, никогда не имевший фамильного герба и титула, давно уже мог себе позволить купить хоть графство, хоть даже герцогство, но не видел в этом никакой необходимости. Это раньше человек без титула не мог ни на дуэли драться, ни в городском собрании голосовать, — а теперь права у всех равны, будь ты хоть принц, хоть лавочник. Вот герб — другое дело. Томас давным-давно заказал художнику герб, и теперь первая буква его имени, словно увитая рулонами ткани, красовалась на многих его вещах, но главное — бирки с этим знаком были на всех тканях с его фабрик и на всей одежде из его швейных мастерских.

Покрутив в левой руке колокольчик, Томас позвонил, приказал принести завтрак и стал осторожно устраиваться в кресле. Спускаться из своего кабинета в столовую ему не хотелось: болела рука, кружилась голова, а настроение было таким мерзким, что он боялся сорваться на кого-нибудь из ни в чем не повинной челяди. Ничего. Теперь он знает финты этого секретаришки и в следующий раз будет наготове. А в том, что следующий раз будет, Томас ничуть не сомневался.

Слуга принес поднос с завтраком.

— Что-нибудь еще прикажете?

Томас быстро покосился на еду. Он был не в духе и не уточнил, что именно хочет к завтраку, поэтому теперь придирчиво рассматривал поднос. Все то, что можно легко взять одной рукой. Кухарка сама сообразила, или так случайно вышло?

— Нет. Налей мне кофе и молока и ступай.

Когда слуга вышел, Томас заерзал в кресле, чтобы поудобнее устроиться, и потянулся наконец к подносу. Ватрушки с творогом, корицей и яблоками его кухарка всегда делала просто сказочные. Он решил начать именно с ватрушек, хотя рядом с ними на подносе лежали и аккуратно поджаренные кусочки хлеба, и мягкое масло, и тонко нарезанный сыр. Томас уже представил себе вкус ватрушки и потом — вкус горячего кофе с молоком, как вдруг в дверь кабинета постучали.

— Ну что еще? — рявкнул он и тут же про себя подумал, что зря так. Грубить челяди не стоило.

— Господин Томас, вас… вас хочет видеть дама.

— Что?!

— Дама, — пролепетал слуга, удивленный едва ли не больше господина.

— Какая еще дама?

Томас лихорадочно думал, пытаясь угадать, кого могла принести нелегкая в такой ранний час. У него промелькнула мысль, что к нему зачем-то явилась молодая маркиза, но это было совершенно невозможно. Он опустил ватрушку и вдруг понял, что раздражение проходит. Стало интересно.

— Проси! — приказал он.

Слуга исчез за дверью и через несколько мгновений снова показался, уже вместе с посетительницей. Томас тут же ее вспомнил — он видел ее вчера в городской канцелярии во время свадебной церемонии. Он быстро окинул незнакомку взглядом. Лет тридцать пять, а то и все сорок. Высокая, стройная, уверенная. Очень броская: ярко-зеленые глаза, вьющиеся рыжие волосы, чересчур нарядное платье.

— Прошу прощения, что не встаю навстречу вам, — улыбнулся он.

— Я знаю о вчерашнем поединке, — кивнула гостья. — И рада, что все более-менее обошлось. Меня зовут Агнесса.

— Вы стояли вчера на галерее во время свадьбы? — спросил он, хотя был уверен, что не ошибается. — С младшей сестрой, кажется?

— С дочерью.

— Никогда бы не поверил, — Томас покосился на чайный столик, поднос и колокольчик. — Кофе совсем горячий, завтрак только что подали, я прикажу принести вторую чашку и приборы?

— А я не откажусь, — Агнесса улыбнулась. Улыбка у нее была, пожалуй, тоже чересчур напористая, но Томасу это даже понравилось.

— Вот и славно, — он потряс колокольчиком, призывая слугу. — За завтраком и поговорим о делах. Вы же не просто так пришли?

— Я пришла предложить вам свои услуги, господин Томас.

— Вот как? И что это за услуги?

— Я, господин Томас, зарабатываю себе и Каталине на жизнь тем, что оказываю разным обеспеченным людям помощь в деликатных делах. У влиятельных людей полно недругов, вы это знаете как никто.

Томас уклончиво покачал головой, не зная пока, соглашаться с этой напористой дамой или нет.

— И порой влиятельному человеку хочется узнать что-то о своих недоброжелателях. Скелеты в шкафу, тайные отношения, да мало ли что. Вот в таких случаях я и стараюсь помочь.

— Вы не так давно в Стейнбурге, — заметил Томас.

— Меньше полугода. С такой деятельностью мы не можем жить на одном месте, приходится часто переезжать.

— А с чего вы взяли, что я что-то о ком-то собираюсь разнюхивать?

— Прекрасные ватрушки, ваш повар — божество! — заметила Агнесса. — Я знаю о том, что вы и герцог Роберт недолюбливаете друг друга.

— Это еще мягко сказано.

— Два самых влиятельных человека в городе могут либо высоко ценить друг друга, либо ненавидеть, — кивнула она. — У герцога Роберта меня обидели. Точнее, не меня, а мою дочь, Каталину. Но тем хуже для них — за себя я бы так не мстила. Так вот, Каталину обидели, жестоко и совершенно незаслуженно, и я очень хочу в отместку подпортить герцогу жизнь. Я прекрасно осознаю, что едва ли смогу серьезно ему навредить. Но устроить неприятности, пусть и мелкие, — тоже хорошо.

— Понимаю.

— Утром я прочитала в газетах о вашем поединке. Получается, что и вас обидели у герцога Роберта. Вы и так его не любили, теперь, может быть, эта неприязнь стала сильнее. Вот я и решила к вам заглянуть, представиться и предложить сделку.

— Вы собираетесь искать непонятно какие сведения, обличающие герцога, и хотите, чтобы я за это заплатил? — рассмеялся Томас.

Агнесса ничуть не смутилась.

— Герцога Роберта, похоже, трудно на чем-то поймать. Если вообще возможно. Человек старой закалки, сейчас таких безупречных и не бывает. Он, может, потому и невзлюбил вас, что как-то случайно узнал, каким именно образом вы достали денег на покупку самой первой вашей ткацкой фабрики.

— Я вижу, вы подготовились. Как же именно такой безупречный герцог обидел вашу дочь?

— Каталина была невестой маркиза Адриана. По счастью, газетчики об этом не узнали, и ее имя не попало на страницы. Но маркиз уже подарил ей помолвочное кольцо — и вдруг женился на дикарке.

— Я видел вашу дочь в канцелярии. Она очень хороша и легко найдет себе жениха куда лучше маркиза.

— Я сказала ей то же самое. Но все равно очень хочу устроить неприятности герцогу и его дому.

— Дом Роберта Стейнбургского, — нахмурившись, пробормотал Томас. — Что вы там можете разнюхать? Там то еще сборище… Старый герцог, такой безупречный, что аж скулы сводит. Две его дочери, которые давно замужем и живут своими семьями в предместьях, и сын, бесхребетный олух. Управляющий, ни разу не проворовавшийся, что странно. Секретарь с подготовкой боевого офицера и манерами короля в изгнании. И молодая маркиза — дикарка из стана кочевников. Цирк, а не дом первого человека в городе.

Агнесса опустила чашку.

— Прекрасный кофе, прекрасные ватрушки. Благодарю вас за завтрак, господин Томас. Жаль, что мое предложение вас не увлекло, но что поделать.

Томас чуть повернулся в кресле, снова неосторожно задел столик правой рукой и едва удержался, чтобы не выругаться. Чертов этот секретаришка.

— Подождите, — произнес вдруг он. — Я бы, пожалуй, заплатил вам, если бы вы узнали все о моем вчерашнем противнике. Мне о нем ничего, кроме имени, не известно.

— Он служит у герцога Роберта с прошлой осени, я это знаю от дочери. Ведет всю переписку от имени герцога, помогает ему разбираться в залежах старинных книг в библиотеке. Переводит, когда к герцогу являются посыльные, не слишком хорошо владеющие стейнбургским наречием, или когда старый Роберт ведет переписку на других языках. Навскидку больше ничего не скажу, но я и не узнавала.

— Сколько стоят ваши услуги?

— Одну норму в день. И отдельно — накладные расходы. Иногда мне приходится тратиться: подкупать собеседника, например. Или угощать.

— Четверть нормы в день, — ответил Томас.

— Еще раз благодарю за завтрак, — фыркнула Агнесса, поднимаясь с кресла. — Выздоравливайте.

Она направилась к выходу из кабинета.

— Полнормы.

— Одну, господин Томас.

— Три четверти.

Агнесса даже не повернулась. Томас удивленно смотрел ей вслед. Уверенная, напористая, жадная до внимания, до денег, до ярких ощущений, она ему нравилась. И точно уж была тем человеком, которого лучше держать в союзниках, а не в противниках.

— Хорошо, пусть будет норма в день.

— Я знала, что мы договоримся.

Весной и летом герцог Роберт поднимался с рассветом. Раннее утро было его любимым временем. Дом еще спал, и герцог мог провести час-полтора в библиотеке, наслаждаясь в одиночестве книгами. Роберт собирал книги с юности, привозя их отовсюду — а путешествовал он тогда постоянно. Он продолжал покупать книги и сейчас, хотя давно уже понял, что ни старшие его дочери, ни Адриан не проявляют к драгоценным томам никакого интереса. Ничего. В завещании, давно подготовленном и до поры хранящемся в городской канцелярии, указано, что все книги достанутся городу, чтобы стать основой общей библиотеки.

При мысли о городе Роберт нахмурился — в окрестностях Стейнбурга в последнее время все чаще появлялись чернокрылые. Герцог даже думал, не нанять ли пару отрядов для защиты жителей, но пока решил подождать. Да и расходы для Роберта оказались бы слишком внушительными — он не Томас, который и армию содержать может.

Он снова перевел взгляд на книжные полки и шагнул в сторону — к высокому шкафу, где ждали своего часа еще не разобранные книги. Герцог всегда тщательно расставлял тома по собственной системе: богословие к богословию, науки к наукам, поэзия отдельно, романы отдельно, философия и вовсе в особом шкафу. Иногда он терялся: куда, например, поставить рыцарский роман в стихах? К романам или к поэзии? Но любой фолиант из своего огромного собрания Роберт мог найти за считаные мгновения.

Сейчас старый герцог размышлял, куда бы определить толстую книгу в грубом потрепанном переплете. Он велел позвать секретаря и, дожидаясь его, еще раз открыл том. Положив книгу перед собой, Роберт заскользил взглядом по строчкам.

— Доброе утро, ваше высочество.

Герцог приветствовал вошедшего быстрым кивком, но потом оторвался от книги.

— Вы читали «Мысли о морали, добре и зле»?

— Первые три-четыре страницы, — улыбнулся в ответ Эдгар.

— Куда бы вы ее поставили — к философии или к романам?

— К философии. На редкость занудная книга, ей там самое место.

Роберт закрыл том и молча протянул секретарю, тот так же молча поставил книгу в шкаф с философскими трудами.

— Осталось совсем немного, — указал герцог на полки. — Разобрать тома на других языках — и все.

— Вы сейчас хотите это начать, ваше высочество?

— Да. Кстати, — Роберт вдруг замер, словно ловя какую-то смутную мысль, — о языках… Вы вот решили, что чернокрылые — наемники. А на каком языке они между собой говорили?

— Ни на каком. Они вообще друг с другом не перекрикивались. Налетели, пытаясь раскроить все и всех. Но не вышло. Думаю, я обратил бы внимание на язык, хотя и было немного не до того.

— В последние дни их видят повсюду. Все чаще и чаще. В основном они нападают на отдаленные трактиры и постоялые дворы.

— Пока — только на востоке от Стейнбурга, — кивнул Эдгар. — Но потихоньку оказываются все ближе и ближе.

— С тем небольшим гарнизоном, что у меня есть, их не остановить. Тем более что часть людей я отправлю вместе с Адрианом и его женой в Золотые Сады.

Золотые Сады были одной из загородных усадеб герцога, и это имение должно было перейти к Адриану после свадьбы. Эдгар на миг замер, потом спокойно кивнул:

— Там сейчас намного безопаснее.

От Стейнбурга до Золотых Садов был целый день пути. Далеко. Эдгар осторожно выдохнул, представил жаркие черные глаза молодой маркизы. Что ж, чем большее расстояние будет между ним и Динарой, тем лучше.

— Они поедут еще до завтрака, я уже велел все подготовить. Степняки отправились в свой стан на рассвете, а через полчаса-час Адриан с женой и небольшим отрядом тоже тронется в путь.

Эдгар отвернулся в сторону, искренне надеясь, что герцог сейчас смотрит на книжные полки, а не на него. Через полчаса-час. Скорее всего, он даже не увидит Динару до отъезда — а если так, то неизвестно, когда встретится с ней снова. Разве что герцог отправит его в Золотые Сады с какими-нибудь письмами. Хотя вряд ли: для развозки писем есть посыльные. Но Роберт может приказать ему поехать, если надо будет передать что-нибудь особо важное…

Усилием воли он заставил себя вернуться к книгам.

— Что-нибудь еще разобрать, ваше высочество?

— Пока нет, спасибо. Я хочу закончить это сегодня, но сейчас мы прервемся. Продолжим потом, когда все уедут. Ступайте, я пришлю потом за вами.

— Благодарю.

Выйдя из библиотеки, Эдгар быстро спустился по лестнице. У главного входа была суета, слуги грузили наскоро собранные корзины и баулы в экипаж, запряженный парой рыжих лошадей. Переезд молодой четы был более чем скромным — всего один экипаж да десять всадников из личной стражи герцога. Эдгар подумал, что Динара наверняка предпочла бы поехать верхом. Но что пристало степной кочевнице — не пристало маркизе, невестке самого герцога Роберта. А она, наверное, и настаивать не пробовала: Эдгар чувствовал, что степнячка, оставшись в одиночестве в чужом городе, решила принять здешние правила игры.

Наверху показались Адриан и Динара. Маркиз шел по лестнице и, казалось, бережно сводил вниз жену, но друг на друга счастливые новобрачные не смотрели. Динара проскользнула мимо Эдгара, словно не замечая, и устроилась на подушках экипажа, глядя прямо перед собой. Апрельское утро было теплым и солнечным, верх экипажа заранее опустили, и Эдгар видел стройную шею кочевницы и ее коротко обрезанные черные волосы. Адриан сел возле жены, кучер хлестнул лошадей, копыта застучали по брусчатке, и вся процессия тронулась. Сразу за домом герцога улица уходила налево. Эдгар стоял, провожая экипаж глазами. Перед самым поворотом Динара обернулась, на миг их взгляды встретились, и экипаж тут же скрылся за углом.

Глава пятая

Вернувшись в библиотеку, Эдгар погрузился в разбор книг и начал расставлять по полкам последние фолианты — те, что были написаны на других языках. Не все работы и не все авторы были ему знакомы, и иногда он, раскрыв очередной том, на несколько минут углублялся в текст, чтобы понять, куда же определить книгу. Через несколько часов, разобрав все оставшиеся тома, Эдгар направился в кабинет герцога, зная, что Роберт ждет отчета. Но начать разговор секретарь не успел: едва он вошел в кабинет, как внизу на лестнице раздались испуганные крики прислуги, а по ступеням загрохотали башмаки. Герцог и секретарь быстро переглянулись — кто-то со всех ног мчался вверх по ступеням, к самому кабинету. Еще через миг дверь распахнулась, и в тихий уютный кабинет ворвался всклокоченный маркиз Адриан.

Его дорожный костюм был изорван в клочья, перепачкан пылью и кровью. Левая щека, шея, плечо и бок казались стертыми, словно молодого маркиза протащили на этой стороне по мелким острым камням. Справа тоже виднелись несколько царапин и синяков, но в сравнении с измочаленной левой стороной правая выглядела почти целой. Герцог Роберт на миг смешался, но тут же понял, что сын вполне твердо стоит на ногах, и принял обычный ледяной вид.

— Чернокрылые! — с порога выдохнул Адриан.

Роберт в упор посмотрел на сына:

— Что с остальными? Где на вас напали?

— За переправой, перед лесом. Мы… мы ехали не очень быстро… Тяжелая карета, вещи, стража…

— Садитесь, маркиз, — герцог кивком указал на глубокое кресло.

— Ваше высочество, я приведу врача? — спросил Эдгар.

— Потом. Срочная помощь, насколько я вижу, не требуется. Пока останьтесь, ваше мнение важно, тем более вы — единственный, кто бывал в схватке с чернокрылыми.

— Теперь уже нет.

Адриан рухнул в кресло, упер локти в колени и опустил голову на руки.

— Мы переправлялись через реку, — начал он. — За один раз на пароме все не уместились, пришлось перебираться в два приема. Сначала мы с ее светлостью, — он запнулся, упорно не называя жену по имени, — и семеро стражников с лошадьми. Потом — карета с вещами и лошадьми, кучер, оставшиеся трое стражников. Мы переправились первыми, были уже на берегу, и паром поплыл обратно — забирать остальных. Когда они погрузились и оказались уже почти посреди реки, из леса вылетел отряд чернокрылых.

Эдгар почувствовал, что у него пересохло во рту, а по спине поползли отвратительные ледяные мурашки. Он, не отрываясь, смотрел на Адриана — тот продолжал свой рассказ, не поднимая голову:

— Стражники бились насмерть, но их было меньше, чем чернокрылых. Их всех порубили в считаные мгновения.

— Вы, тем не менее, уцелели, — спокойно заметил Роберт.

Адриан смутился:

— Я… я упал сразу, в самом начале схватки. Меня сбили с ног, я проехался прямо по камням. Чернокрылые решили, что я мертв.

— Что с вашей супругой? — герцог наконец задал тот вопрос, что не давал Эдгару покоя.

Маркиз тихо пролепетал:

— Я не видел… Я лежал, не поднимая головы, чтобы они не заметили, что я жив. Повернулся, когда все стихло и топот удалился. Ее нигде не было.

Герцог Роберт застыл.

— И вы не попытались вступиться за вашу жену?

— Жену? — взвился вдруг Адриан и наконец поднял голову. — Вступиться за жену, которую мне навязали? Которая в первую брачную ночь не подпустила меня к себе и легла в постель, сжимая в руке охотничий нож? Я думал, ее убьют вместе со всеми. Чернокрылые же никогда не берут пленных!

— Думали или надеялись? — холодно уточнил Роберт.

Адриан не ответил.

— Где остальные? Кучер и трое уцелевших стражников, которые во время нападения были на пароме?

— Их всех перебили. Прямо на реке, не дав повернуть. У чернокрылых не только дротики и сабли — у этих были и ружья. Остался только паромщик, он спрятался за каретой, и его не тронули.

— Он вас и перевез обратно?

— Да. Я… я взял одну из лошадей и помчался сюда.

— Маркиза Динара теперь входит в нашу семью, и мы должны ее найти, — ледяным тоном произнес герцог. — Живой или мертвой. Ступайте к себе, приведите себя в порядок и будьте готовы снова отправиться в путь.

Маркиз ушел, ничего не ответив. Эдгар выждал несколько мгновений, потом негромко обратился к герцогу:

— Ваше высочество…

— Да? Что вы обо всем этом думаете?

— Никогда прежде не слышал, чтобы чернокрылые брали пленных.

Роберт кивнул, соглашаясь, и хмуро ответил:

— Ее не найти. Адриан был так напуган, что даже не обратил внимания, куда они умчались. Вы верите, что маркиза смогла вырваться и убежать?

— Нет, ваше высочество. Хотел бы верить, но нет. Ее светлость выросла среди кочевников, и если бы в момент нападения она была верхом — наверняка попыталась бы скрыться. Скорее всего, и сумела бы. Но все были пешими. Я знаю это место, до леса там далеко, и шансов убежать и спрятаться у маркизы не было, — тихо проговорил Эдгар.

— Значит, она в руках чернокрылых, — подытожил герцог. — Где ее искать, куда они ускакали? Это ляжет позором на весь мой род.

Роберт замолчал. Эдгар выждал несколько мгновений и, поняв, что герцог не собирается продолжать фразу, тихо сказал:

— Ваше высочество, я вам уже говорил, что чернокрылые больше похожи на наемников, чем на племя?

— Да. Теперь я, пожалуй, с вами соглашусь.

— Если это наемники — значит, они постоянно пополняют свои ряды. Стычки в последнее время участились. Чернокрылые — прекрасные воины, но и они гибнут, а значит, им всегда нужны новые. Все нападения были на востоке от Стейнбурга. Почти все.

— К чему вы клоните? — заинтересовался герцог.

— Ваше высочество, с разбором библиотеки мы пока закончили. Встреч с гостями, которым нужен переводчик, у вас, кажется, не запланировано. Если вы не будете против — я поеду на восток, в ту сторону, откуда идут чернокрылые. Им нужны толковые обученные воины. Мне кажется, я вполне подошел бы.

— Вы хотите наняться к чернокрылым?

— Почему бы и нет? Похоже, это единственный способ узнать, где искать ее светлость маркизу. Если только она не вырвется из их лап раньше.

— Думаете, от них можно убежать?

— Я совсем мало знаком с ее светлостью, но она показалась мне решительной и смелой девушкой.

Роберт задумчиво пересек комнату, несколько раз прошелся из угла в угол, потом замер возле секретаря:

— Эдгар, я никогда не спрашивал вас о прошлом. У меня были разные секретари и переводчики. Вы — лучший из всех.

— Благодарю, ваше высочество.

— И если вы деретесь на дуэли чуть ли не через день, отправляетесь в одиночку в стан разъяренных кочевников или беретесь усмирять вооруженного до зубов бывшего стражника, который решил прямо во время представления в театре выяснять отношения с соперником, — значит, у вас есть на то причины.

Секретарь спокойно пожал плечами:

— Кто-то же должен это делать.

— Как вы собираетесь искать чернокрылых?

— Думаю, они меня сами найдут.

Роберт понимающе кивнул.

— Хорошо. Я думал поехать на место схватки с Адрианом, но он, похоже, ничего не запомнил, и это пустая затея. Делайте как знаете.

Эдгар направился к двери.

— Подождите. Когда вы поедете?

— Немедленно.

— Вы представляете, какие пойдут слухи, когда станет известно о пропаже маркизы? Все решат, что мой сын это подстроил. Найдите ее.

— Ваше высочество, я ничего не знаю о порядках и дисциплине среди чернокрылых. Предполагаю только, что с дисциплиной у них крайне строго, так что не уверен, что найду способ передавать вам весточки. Но я постараюсь.

— Что ж, удачи.

Эдгар мягко улыбнулся в ответ:

— Спасибо, ваше высочество. Она мне понадобится.

Городские платья по последней стейнбургской моде Динаре совсем не нравились, но сейчас именно модная одежда ей помогла. Молодая маркиза отправилась в путь, накинув на тонкое платье дорожный плащ — и под этим плащом Динаре удалось спрятать охотничий нож. Обыскивать пленницу чернокрылые не стали.

Сейчас, когда ее уже заперли в комнате, неожиданно просторной и светлой, Динара снова и снова прокручивала в голове нападение и пыталась понять, где она ошиблась и что сделала неправильно. Но нет, никакой возможности вырваться и убежать во время схватки у нее не было. Как только чернокрылые показались из леса, она тут же бросилась к лошадям, но под градом пуль отступила. Стражники пытались защищаться, но их было слишком мало. Адриан в первые же мгновения рухнул на землю, и Динара сначала даже подумала, что он убит. Она хотела отскочить в сторону, чтобы ее не затоптали копытами, но вдруг чьи-то руки схватили ее за талию, и девушка почувствовала, как ее перебрасывают поперек седла. Лицо уткнулось в черный конский мех, куда-то под ребро больно уперлась передняя лука, и в следующий миг Динара поняла, что всадник, схвативший ее, удаляется от остальных. Следом за ними летели, кажется, еще двое чернокрылых. Остальные добивали стражников герцога.

Ее дорожный плащ был сшит из гладкого шелка, и Динара боялась соскользнуть с лошади или выскользнуть из этого плаща прямо под копыта. Всадник придерживал ее рукой, но ей все равно было не по себе. Она осторожно повернулась и смогла ухватиться за длинную черную гриву коня. Лошади неслись через лес, девушка чувствовала, как всадник постоянно уворачивается от хлестких веток, и боялась, что мчащийся конь шарахнет ее об какое-нибудь дерево. Дышать было тяжело, казалось, что бок уже отбит о жесткое кожаное седло.

Наконец всадники перешли с галопа на шаг. Динара осмелела, открыла глаза и осмотрелась. Ее крепко удерживал мужчина в черном кожаном плаще, рядом с ним ехали двое таких же. Вороные кони, кожаные черные плащи, — все было точно так же, как и в день нападения чернокрылых на степной лагерь. Эти твари убили ее отца. Пусть не именно эти, но такие же. Динара почувствовала, как ее страх сменился яростью и жаждой мести. Именно из-за чернокрылых она оказалась не в любимой степи, а в ненавистном городе и в ненавистном браке. Если бы не нападение, если бы не воля последних минут отца — никто и ни за что не заставил бы ее выйти замуж за Адриана.

Лошади остановились. Всадник, который вез Динару, остался в седле, двое других спешились.

— Давай ее сюда, — произнес один из них, и девушка замерла: это было хорошо знакомый ей язык Ирбистана.

Кто-то подхватил ее на руки. На миг она испугалась, что чернокрылый ощупью почувствует нож у нее на поясе, но похититель ничего не заметил. Динара решила пока не подавать вида, что понимает разговор.

— Э, да она даже не лишилась чувств! — удивился чернокрылый и осторожно поставил ее на землю. — Не вздумай бежать, — он перешел на язык степняков, но Динара только ухмыльнулась в ответ и вскинула голову.

Дом, возле которого остановились всадники, стоял посреди леса и со всех сторон был укрыт от посторонних глаз. Динару провели в большую светлую комнату. Она заметила маленькую дверь в дальнем углу, потом быстро скользнула взглядом по окну — никаких решеток не было. Чернокрылый перехватил этот взгляд и усмехнулся:

— Смотришь на окна? Тебе отсюда не удрать, даже не пробуй.

Он распахнул ставни, открыл окно, пронзительно свистнул — и Динара увидела снаружи двух крупных волков.

— Они не выпустят тебя и не впустят никого чужого.

Чернокрылый затворил окно. Волчьи морды ткнулись было носами в стекло, но тут же отступили.

— Ты можешь его открывать. Внутрь они не сунутся. Но не выпустят. Эй, ты что молчишь? Поняла?

Динара кивнула. Степняков всегда сопровождали собаки, почти такие же крупные и зубастые, как волки. Она не любила собак, никогда не любила — ей нравились независимые и своевольные кошки, но кошек кочевники не держали. А вот собаки в стане степняков были постоянно, так что Динара, хоть и не любила их, но и не боялась.

— Еду тебе будут приносить утром и вечером. Уборная там, — чернокрылый указал на дверь в углу. — Ни с кем, кроме меня, не пробуй заговаривать: бесполезно. Со мной, впрочем, тоже бесполезно. Бежать даже не пытайся. Волки не станут задерживать или останавливать — они просто загрызут и сожрут. Наши часовые тоже в случае побега не останавливают, а убивают. Что ты сама удавишься поясом или чем-то еще, я не боюсь — ты степнячка, а степные боги запрещают вам лишать себя жизни.

Он вынул из кармана плаща часы, взглянул на циферблат и добавил:

— Завтрак скоро принесут. Будешь вести себя смирно — вернешься обратно целой. Может быть.

Дверь за ним закрылась. Оставшись в комнате в одиночестве, Динара быстро осмотрела все углы, стены, потолок, разглядела каждую щель. Комната была старательно выметена, выглядела аккуратной и ухоженной. Кровать оказалась застелена чистым бельем. Похоже, этот уголок специально подготовили — а значит, нападение чернокрылых было не случайностью, а частью какого-то плана. Она заглянула в дальнюю дверь, надеясь, что можно будет удрать через уборную, но там оказался просто глухой крошечный закуток с горшком, большой лоханью воды и сушеными травами, отбивающими запах.

Вернувшись в комнату, Динара распахнула окно, и в тот же миг перед ней, словно из ниоткуда, появились волки. Первым побуждением было захлопнуть створки, но она заставила себя сдержаться. Волки замерли возле окна. Как и говорил чернокрылый, они не пытались просунуть морды в комнату, но было понятно, что стоит Динаре выпрыгнуть — на нее тут же накинутся.

Она спокойно и плавно, стараясь не показывать волкам страха, отступила на шаг и медленно выдохнула, но тут же замерла: клацнул замок входной двери, и кто-то снаружи отодвинул засов. Динара потянулась к припрятанному охотничьему ножу.

В комнату вошел чернокрылый, уже не тот, что разговаривал с ней несколько минут назад. Он молча опустил на стол поднос, щедро заставленный дымящимися плошками, и так же молча вышел. Динара, которой давно уже хотелось есть, живо подскочила к столу. На подносе лежал большой кусок круглого ржаного хлеба. В одной глубокой миске была густая мясная похлебка, в другой — тушеная капуста с крупными кусками мяса. Динара была готова наброситься на еду, но вдруг остановилась. Она покосилась за окно — оба волка по-прежнему крутились рядом. Кочевница постояла несколько минут, дожидаясь, когда еда немного остынет, потом осторожно выглянула в окно и посмотрела по сторонам. Чернокрылых поблизости не было — видно, они понимали, что волки и правда не выпустят пленницу. Динара чуть высунулась из окна, волки тут же подступили ближе и грозно ощерились.

— Собачки, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал мягко и ласково. — Вы же почти как большие собачки. Я вас совсем не боюсь. Совсем не боюсь, — повторила кочевница скорее для себя, чем для волков.

Отступив к столу, она взяла в каждую руку по кусочку мяса и медленно протянула волкам, едва сдерживая дрожь. Голос не слушался, по спине ползли отвратительные мурашки, сердце колотилось как бешеное. Динаре казалось, что вот-вот волки кинутся грызть ее пальцы и откусят ей руки чуть ли не до плеч.

— Песики, хорошие пушистые песики, — проговорила она и замерла от отвращения, когда волчьи языки коснулись ее ладоней. — Съели? Еще будете? Только не кусайте меня, берите аккуратно.

Она обернулась к миске с тушеной капустой и выбрала оттуда оставшееся мясо. Потом, чуть осмелев, скормила волкам и похлебку, и хлеб, который сначала окунула в мясное варево. Каждый раз, когда ее рук касались носы, языки или зубы, Динара цепенела, но старалась не подавать виду.

— Хорошие, хорошие собачки! — бормотала она, думая про себя «да чтоб вы подохли».

Через несколько минут на подносе осталась только капуста. Хоть она и пропиталась мясным соком, волки на нее не польстились, и Динара, которой ужасно хотелось есть, расправилась с капустой сама. Сложив пустые плошки на поднос, кочевница медленно подошла к распахнутому окну. Волки ощерились и заворчали, предупреждая.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулась она. — Я и не надеялась, что вы сдадитесь с первого раза. Ничего, подождите вечера, мне обещали еще и ужин.

Она не стала закрывать окно, но отошла вглубь комнаты и опустилась на кровать — сначала осторожно присела на край, но через несколько минут забралась на покрывало с ногами, не раздеваясь. Перед глазами стояли порубленные стражники герцога, жмущийся к земле Адриан, конский мех у самого лица. Еще совсем недавно, всего несколько дней назад, Динара была свободна, счастлива, жила посреди любимой степи. И отец был жив, и рядом были знакомые с детства люди. А теперь она и сама не знает, где находится. И неизвестно, что с ней собираются делать.

За окном был лес, но Динара понимала, что она совсем не знает здешних тропинок, — а вот чернокрылым наверняка знакома каждая стежка. Пешком, без лошади, ей не скрыться — значит, нужна лошадь. И нужно понять, в какую сторону удирать.

Дверь снова распахнулась, и один из чернокрылых молча забрал поднос и пустые миски. Может быть, за ней подсматривали и поняли, что вся еда досталась волкам? Нет, тогда ее остановили бы. Да и первый чернокрылый говорил о волках с такой уверенностью, что было видно — лохматым охранникам тут точно доверяют. Динара, не поднимаясь с кровати, в который раз обвела комнату глазами, рассматривая все швы и стыки. Нет, никаких других дверей, никаких щелей не было. Удрать можно либо через окно, либо через входную дверь. Маленькая дверь в тесный закуток уборной ничем не поможет.