Бесплатный фрагмент - Походы Бенедикта Спинозы. Прорыв

Танки грязи не боятся.

Из нормативных документов Темных веков

Пролог

— И вы думаете, что наличие аттестата об окончании школы позволяет вам рассчитывать на место менеджера по продажам в нашей компании? — Моложавый, но с изрядными залысинами кадровик с усмешкой взглянул на сидящую перед ним темноволосую тонкую девчушку.

— Почему менеджера? — чуть ли не испуганно пролепетала она. — Меня устроит любая… любое…

— А потому что у нас есть только вакансия менеджера по продажам, — пояснил кадровик, оценивающим взглядом окидывая хрупкую фигурку в легком светлом платье. Глаза его задержались на вырезе под горлом, где висел на цепочке простенький кулон, переместились ниже, на прикрытую тонкой тканью грудь. — Но эта должность предполагает наличие определенных знаний и умений. Мы солидная компания, и трепетно относимся к собственной репутации. Вы обладаете такими знаниями и умениями?

— Н-нет… — прошептала девчушка и подняла глаза на круглолицего, с мясистым носом, лоснящегося мужчину в переливчатом костюме. — Но я очень быстро все схватываю… Я научусь…

— Учиться нужно в другом месте, — вновь усмехнулся кадровик и облизал языком пухлые губы. — В компании «Нежность» не учатся, а работают. Вы умеете работать?

— Н-ну… вообще… да… — кивнула девушка. — Я готова выполнять любую работу…

— Любую? — переспросил кадровик, и глаза его масляно блеснули.

— Ну… наверное…

Кадровик молчал, вновь шаря взглядом по ее фигуре и легонько постукивая пальцами по столу. Девушка с надеждой смотрела на него.

— Мы могли бы вас взять с испытательным сроком, — наконец задумчиво произнес кадровик с таким видом, словно сомневался в собственных словах. — Если у вас получится, то…

Девушка прижала руки к груди и подалась к нему:

— Получится, я обещаю!

Губы кадровика растянулись в многозначительной улыбке.

— Хорошо. Попробуйте доказать, что вы и на самом деле хоть что-то умеете. Есть один проверенный способ. Думаю, вы уже догадались, о чем я.

Девушка, подняв брови, растерянно распахнула глаза и откинулась на спинку стула.

— О чем?

Улыбка исчезла с лица кадровика. Он сложил руки на столе перед собой и сухо сказал, устремив взгляд поверх головы своей собеседницы:

— Недогадливым бывает трудно устроить свои дела. Извините, но, боюсь, не смогу вам помочь с работой.

Девушка некоторое время сидела молча, покусывая губы и глядя в пол. Кадровик ждал. Она потеребила кулон, глубоко вздохнула и тихо, с запинкой, произнесла, не поднимая головы:

— Кажется… я догадалась.

— Вот и хорошо! — расцвел кадровик. — Компания «Нежность» ценит догадливых работников.

Девушка бросила на него мрачный взгляд из-под ресниц и вновь вздохнула…

Глава 1. Дырявый «Пузатик»

Но только раздался звонок,

Удрал из вагона щенок…
Из стихотворения Темных веков

Собственно, лайнер официально назывался совсем иначе — «Нэн Короткая Рубашка», но мало кто величал его именно так. Во-первых, это было слишком длинно. Во-вторых, не очень многие знали, что это за личность такая — Нэн в короткой одежке. В-третьих, говорить новым знакомым, сидя за кружкой пива в портовой таверне, что я, мол, хожу на «Нэн Короткой Рубашке», как-то не очень — звучит странновато. В-четвертых… Короче, если эта посудина, приписанная к туратренскому космопорту «Прибрежный», что на Западном континенте Лабеи, и походила на какую-то Нэн, то на Нэн глубоко беременную, чей выпуклый живот не может скрыть никакая рубашка. В горизонтальном положении, на старт-финишной платформе, лайнер смахивал на чудище с провисшим брюхом — это брюхо было набито пассажирами и всякими грузами, — а потому все, включая сменного капитана Линса Макнери, именовали пятнадцатилетний лабейский дальнолет серии «Кюндай» гораздо короче и понятней: «Пузатик».

Лайнер вот-вот должен был стартовать с Лабеи и уйти в очередной рейс, пролегавший через двадцать восемь миров Северо-Западного шарового сектора Галактики. Погрузка и посадка уже закончились, люки были задраены, двигатели приведены в готовность, и капитан Макнери улыбался и мысленно потирал руки в своем кресле. И не потому что подготовка к полету прошла без сучка и задоринки, и никого из команды не пришлось отлавливать по кабакам, которыми прибрежный Туратрен заслуженно славился — хотя и это тоже было большим достижением по сравнению с недавними временами. Рыжебородый Линс Макнери радовался оттого, что на битком набитом дальнолете все-таки осталась пустовать двухместная каюта совсем рядышком с рубкой управления. В общем-то, это был его личный, капитанский, резерв (как и его сменщика, капитана Зуро Инталько), однако уже не раз случалось так, что перед посадкой поступало распоряжение начальника отдела пассажирских перевозок взять на борт еще одного-другого пассажира, которым «очень и очень нужно». Разумеется, Макнери не отказывал, да и не мог отказать — хоть и три десятка лет тянул лямку в Космофлоте, а не посмотрят на заслуги, найдут, за что перевести на какой-нибудь внутрисистемный каботажник, а то и вовсе турнут на берег… И недостатков обнаружат кучу — было бы желание. Нет, Макнери в позу никогда не вставал, но планы… Рушились все планы, и это не могло не печалить.

Естественно, кое-какую выгоду от этих дополнительных пассажиров капитан имел — начальник ОПП делился тем, что получал с них. Однако, как подозревал Макнери, доля эта была не то что не львиной, но даже и не мышиной. И главное даже не это: будь каюта в распоряжении капитана, он за рейс заработал бы гораздо больше. А что вы хотите? И семье нужно обеспечить достойное существование, и самому жить, ни в чем себе не отказывая. И вообще, деньги лишними не бывают, это усвоили еще в Темные века, до Экспансии, когда человечество толклось на поверхности одной-единственной планеты. И как только ухитрялись ноги друг другу не отдавить? Или случалось и такое, и именно по этой причине история Земли — это история чуть ли не постоянных войн? Да, были времена… А теперь что такое Земля? Сплошной исторический памятник, работу там найти совсем непросто, а потому никто уже по чужим ногам не ходит — подались земляне трудоустраиваться на других планетах Межзвездного Союза…

Но речь сейчас не об этом. Не об оттоптанных ногах.

Так вот, о курице, несущей золотые яйца. Ну, не то чтобы золотые, однако это была неплохая прибавка к капитанскому жалованью, да еще и не облагаемая налогом. После старта, пока лайнер, не слишком разгоняясь, добирался до ближайшей Дыры, подгребала к нему неприметная яхточка, приклеивалась к боку, к служебной шлюзовой камере. И переходила с борта этой хрупкой посудинки в чрево «Пузатика» парочка юных красоток, приветливо подмигивая капитану Макнери и другим членам команды, обеспечивавшим их прибытие. У этих милашек не было никаких дел ни в одном из почти трех десятков миров, куда, ныряя из Дыры в Дыру, заходил лайнер. У них были дела на самом «Пузатике», весьма специфические и старые как мир дела. Согласно, так сказать, выбранной профессии. Рыжебородый Макнери, разумеется, пользовался их услугами бесплатно, а вот пассажиры… Часть полученного вознаграждения красавицы отдавали капитану, и у него от этого было тепло на сердце даже среди космических пустот, в которых, как известно, весьма и весьма прохладно. На этот приработок капитана Макнери, да и многих других капитанов космических грузопассажирников, не претендовал никто из членов экипажа, такая уж сложилась традиция. А традиции нужно соблюдать. Единственное, что перепадало команде, и это тоже была традиция — хорошая гулянка по возвращении из рейса. За счет капитана.

Итак, Линс Макнери улыбался и мысленно потирал руки в своем капитанском кресле, ожидая, когда зазвучат сигналы стартовой готовности. Каждый из присутствующих в рубке знал свой маневр, каждый занимался делом, и капитан уже в мыслях посылал Лабее прощальный привет.

Но оказалось, что улыбаться было рановато. Как говорится, хочешь посмешить Бога, скажи ему о своих планах. Макнери о своих планах ничего Всевышнему не говорил (да и вообще, вряд ли был монотеистом), но тот, видимо, все-таки узнал о них из каких-то своих источников. И решил вмешаться. Не самолично, разумеется, а посредством все того же начальника отдела пассажирских перевозок космопорта «Прибрежный» Теодора Березкина. Его деловитая физиономия возникла на экранчике капитанского комма, когда из зоны безопасности вокруг седьмой стартовой платформы уже удалились все грузчики и техники.

— Открывай фортку, Рыжий, — торопливо буркнул Березкин, тщательно отводя взгляд от насторожившегося капитана «Пузатика». — Сейчас довесок пришкандыбает. Ему до Цинтии.

Во внутреннем мире капитана что-то лопнуло с печальным звоном, и заметались над голыми деревьями этого самого внутреннего мира не менее печальные черные птицы.

— А позже он не мог? — уныло проворчал Макнери. — Чтобы как раз мне под дюзы и хорошенько прожариться…

— Очень просил, ну очень… — Березкин все так же старательно прятал глаза. Знал, конечно, что разрушает прекрасный хрустальный замок. — Был убедителен до… до… — Он пошевелил пальцами, пытаясь подобрать сравнение, но так и не подобрал. И наконец прямо взглянул на впавшего в тоску Макнери: — Вернешься, зайдешь ко мне — сам проникнешься.

Намек капитан «Пузатика» понял, но это его отнюдь не утешило. Пусть даже на сей раз Березкин заменит мышиную долю на, скажем, кошачью — это все равно будет чертовски мало по сравнению с той суммой, которую Макнери мог поиметь с космических бабочек.

Но возражать, как уже отмечалось, было не в его интересах.

— Давай, запускай, — с длинным вздохом произнес капитан. — Если уж он такой убедительный.

— Да он уже в пути… — встрепенулся Березкин. — Так что принимай. Удачного рейса, Рыжий!

Экранчик погас.

Капитан вернул комм в гнездо на поясе своего полетного синего кителя и пробормотал тусклым голосом:

— И тебе, Тедди, на кадуцей нанизаться…

Вновь вздохнул, остервенело поскреб жесткую бороду и поднял глаза на старт-дежурного, который слышал разговор и все уже понял:

— Открывай второй служебный, Араф.

Бритоголовый поджарый смугляк молча кивнул и направился к настенной панели с рядами кнопок. По его физиономии было видно, что он тоже надеялся поразвлекаться с камелиями, и утрата этой надежды глубоко ранила его чувствительную душу. Да и весь народ в рубке — полтора десятка мужиков — как-то погрустнел, словно сейчас на борт должны доставить высокопоставленный труп, и каждому из них предстоит весь рейс проторчать в почетном карауле…

«Такова жизнь, — печально подумал капитан. — Намечаешь хорошо пообедать, а получается, что обедают тобой…»

Однако Линс Макнери был оптимистом и надеялся на то, что будет еще и в его рубке праздник. Впереди — двадцать восемь миров, и, возможно, прилетят и другие бабочки. Система тут была сложной, заранее все расписывать не получалось. Но капитан верил: не все потеряно! Тот сапиенс сойдет на Цинтии, освободив каюту, и там можно будет разместить жриц любви. Во всяком случае, не стоило сразу с головой погружаться в уныние.

Конечно, кто-то может спросить: почему, если резервная каюта занята, не разместить бабочек, например, в какой-нибудь раздевалке? А потому, что количество сапиенсов на борту не должно превышать количества спальных мест, предусмотренных для этого типа кораблей. Ни один капитан дальнолета, каким бы отчаянным он ни был, не решился бы нарушить этот пункт инструкции. За такое не то что должности можно было лишиться в два счета, но и попасть под статью. Это же не лодочка на пруду, а грузопассажирский космический корабль! И дело тут было даже не в том, что дальнолет не потянет лишнюю сотню килограммов — он мог бы потянуть и тонну. Дело было в самом принципе эксплуатации таких судов: нельзя — и всё. Точка.

Подергав себя за бороду и справившись с недовольством, Макнери устремил взгляд на обзорный экран. Там, под лазурными небесами с зависшим в зоне заката светилом — Беландой — распростерлась равнина летного поля. От горизонта мчался к лайнеру желтый шарик портового летунца — это спешил на рейс «довесок».

«Интересно, сколько он переплатил? — Макнери поднялся из кресла и направился встречать дополнительного пассажира, так уж было заведено с этими дополнительными. — И почему заранее не позаботился о билете?»

Эту мысль он развивать не стал, потому что ничего ее развитие не меняло. Да и не его это было дело.

За годы работы в Космофлоте Линс Макнери повидал не сотни и даже не тысячи, а десятки, а то и сотни тысяч пассажиров. Самых разных. Из любых уголков Галактики. Вежливых и не очень, тихих и крикливых, пьяных и еще сильнее пьяных, и так далее, и так далее. Во внешности стоящего сейчас перед ним в шлюзовой камере сапиенса не наблюдалось ничего из ряда вон выходящего. Хотя вид «довеска» все-таки впечатлял. И еще у него не было никакого багажа, словно не в другую планетную систему он собрался, а так — вышел прогуляться перед сном. Если только багаж не скрывался под просторным и длинным, до пят, серым плащом. Сапиенс на голову возвышался над капитаном Макнери, который не считал себя коротышкой, да и не был им. Его метр девяносто восемь от макушки до подошв делал его высоким не только на родной Лабее, но и позволял сверху вниз взирать на уроженцев многих иных планет. А вот на этого сапиенса приходилось смотреть из той позиции, из которой обычно смотрели на Макнери другие. То есть снизу вверх. Плащ не позволял оценить комплекцию «довеска» — не скрытыми одеждой оставались только его голова и кисти рук. Кожа на руках была матовой, без единого волоска, тонкие пальцы пошевеливались, словно пассажир перебирал невидимые струны. Такая кожа позволяла бы причислить сапиенса к коренному населению Бертины, но автохтоны Бертины были гораздо ниже ростом и лысыми от рождения. «Довесок» же волосы имел, причем весьма длинные, волнистые, желтоватые. Они, разделенные пополам пробором, спадали на плечи и, вместе с изящным темноглазым лицом, делали сапиенса похожим на ангела со старинных картин… Нет, скорее, на архангела, из тех, которые с мечом или с бичом… В общем, которые из военных, а не из штатских. И архангел этот явно пожил на свете немало лет, судя по степени изношенности лица. Да, приятное было лицо, чего не отнять, того не отнять, но довольно потрепанное жизнью, отнюдь не такое гладкое, как кожа на кистях. Без усов, но с такой же, как и волосы, желтоватой бородкой в виде скобочки. И морщины имелись на нем в достатке, и небольшой шрам над бровью. Но не это было самое главное. Главное — от пассажира как-то странно попахивало. Капитан почему-то сразу понял, что это пахнет отнюдь не одежда или невидимая из-под пол плаща обувь или носки, а сам сапиенс. Не то чтобы от него воняло, как, скажем, от пиксингулей с Актории, и не перегар это был, и не запахи недавнего обеда. От сапиенса именно пахло — причем такой запах Макнери обонял, пожалуй, впервые. Запах не был неприятным — он был просто необычным. И опять же, капитан ни секунды не сомневался в том, что это не парфюмерия и не лекарства, а запах, присущий данному сапиенсу. Макнери мог бы сказать — «имманентный данному сапиенсу», но не знал такого слова. Собака пахнет собакой. Рыба — рыбой. Пилюрка — пилюркой. Этот сапиенс пах этим сапиенсом. Хотя, может, и летали уже на «Пузатике» подобные пассажиры, только капитан с ними рядом не стоял. А тут пришлось.

— Рад видеть вас на борту нашего судна, — произнес он стандартную фразу и сделал приглашающий жест. — Стюард проводит вас в вашу каюту.

Сапиенс вполне по-человечески кивнул (впрочем, это был общепринятый жест в Межзвездном Союзе) и неожиданно звучно пророкотал — посторонний мог бы подумать, что это заработал стартовый двигатель:

— Извините, что доставил вам неудобства. Я лететь не собирался, но тут получил сообщение… Неожиданное… Вот и пришлось срываться с места…

— Бывает, — сдержанно сказал Макнери. — Возможно, в неожиданностях и состоит вся прелесть жизни.

— Возможно, — согласился сапиенс уже не так громко, следуя за капитаном в коридор. Там поджидал, поглядывая на часы, парнишка-стюард из практикантов.

— Как говорится, движение — всё, конечная цель — ничто, — не упустил Макнери случая продемонстрировать свою склонность к философствованию.

Развитию этой склонности способствовало пребывание в долгих рейсах — ведь при перелетах от планеты к Дыре и от Дыры к следующей планете у капитана не слишком много работы. Для работы есть экипаж, а капитан наблюдает за общим состоянием дел, при необходимости общается с пассажирами да устраивает головомойки подчиненным, если что-то вдруг идет не так. Впрочем, боги Космоса благосклонно относились к Линсу Макнери, оберегая его от беды. Самой страшной бедой было бы погружение в космоворот — они возникали временами то здесь, то там, совершенно непредсказуемо, и поглощали корабли. Еще ни разу не было обнаружено ни кусочка пропавших судов, и капитану Макнери подчас представлялось огромное кладбище космического транспорта, расположенное в каких-то иных пределах. Но, как уже говорилось, боги Космоса не создавали ему больших проблем… до поры?

— Тут можно и поспорить, но не стоит, — отреагировал на изречение капитана сапиенс и в сопровождении стюарда направился к лифту.

Линс Макнери даже не подозревал, что это суждение о движении и цели было высказано еще в Темные века — он пришел к нему самостоятельно, когда «Пузатик» поставили на внеплановую профилактику в бурдужангском порту. Случилось это три года назад — тогда, после аварии с «Космозавром», был срочно составлен список кораблей, на которых надлежало незамедлительно проверить квинтатурбокомплексы. Непредвиденное двухнедельное пребывание на Бурдужанге способствовало тесному общению Макнери с капитаном «Синего змея» Владо Ларио (старенький «Синий змей» тоже попал в этот список и стоял в соседнем доке). Как-то ночью, допив все, что у них было, два бравых капитана пустились в путь из портового общежития в портовую же таверну… а местный порт явно проектировали одни люди, а строили совсем другие, с противоположными воззрениями… или же все-таки дело было в количестве выпитого… Последнее, пожалуй, вероятнее всего. В общем, когда Макнери и Ларио к рассвету добрались-таки до таверны, выпивать им уже не хотелось. Разумеется, они проявили присущую капитанам Космофлота волю, перебороли себя и все-таки выпили… но ожидаемого удовольствия не получили. Возможно, и потому еще, что напиток им подали какой-то подозрительный. После первого же стакана на Макнери напала перманентная икота, сотрясавшая все его дубленое нутро космического волка, а Владо Ларио ввалился на кухню и стал требовать от тамошнего персонала немедленного старта таверны и вывода ее на околопланетную орбиту. Вот тогда в растормошенных икотой мозгах Макнери и родилось изречение: «Движение — всё, конечная цель — ничто». И, как ни странно, капитан его запомнил…

Стюард и сапиенс уже вошли в кабину, и Макнери, бросив взгляд на часы, тоже поспешил к лифту — только к другому, служебному, который мог доставить капитана прямо в рубку. Нужно было до старта усесться в капитанское кресло… традиция — мать порядка!

Старт прошел штатно — сколько их уже было в жизни Линса Макнери, таких стартов! — и «Пузатик» потрюхал по гладкой космической дороге к Дыре, расположенной за пределами планетной системы Беланды, над плоскостью эклиптики. Путь туда занимал одиннадцать часов, а от Дыры до первой остановки — еще больше, так что можно было и всякие массмедиа пробежать глазами, и бокс по унивизору посмотреть, и подумать о вечном в собственной каюте за стаканчиком коньяка, и проверку устроить кое-кому из команды — из тех, кто имел воспаленные глаза и часто пил воду… да мало ли что еще можно успеть за такой-то срок. Космическим бабочкам капитан дал отбой — придется им возвращаться на Лабею и пока простаивать или устроить себе техосмотр и прочую профилактику… А чтобы некоторым членам экипажа жизнь медом не казалась и чтобы нюха не теряли, Макнери нагрянул в машинное отделение и прошелся по всем уголкам и закоулкам, которых там было немало. В общем, был при деле, дабы хорошую форму поддерживать.

Не успели толком и ход набрать согласно графику движения, как с Лабеи, вдогонку, поступило сообщение: на Велозии очередная заварушка на футбольной почве, и, возможно, космопорты будут закрыты — а их там и было-то всего два. Так что садиться придется на соседней планете, а оттуда пассажиры доберутся каботажниками. Что ж, курсерам лишняя головная боль, да и из графика можно было запросто выбиться. А это удар по престижу Космофлота, это жалобы, испорченное настроение и прочие совсем не прелестные прелести. «Летайте дальнолетами Космофлота! Мы отвечаем за нашу работу!» Вот и ответили… И появляется шанс для конкурента — набирающего силу Звездофлота. У него и Дыры свои, и с кораблями в последнее время дела получше обстоять стали. И всякие культурно-развлекательные мероприятия на борту проводят, «звезд» шоубиза приглашают и деньги им платят немалые. «Звездофлот отправляет „звезд“ в полет!» Для лайнера «Звездный ковчег» конкуренты раскошелились даже на дорогущий концертный рояль «Стейнвей», и музицировал на этом рояле не кто-нибудь, а лауреат всяких межпланетных конкурсов Серж Коре! И не что-нибудь играл, не какой-нибудь там марувийский шансон или зунский блатняк, а классику Темных веков — Баха, Моцарта, Шостаковича… Правда, космопортов своих пока у Звездофлота раз, два и обчелся, стартуют-финишируют и обслуживаются, в основном, на принадлежащих Космофлоту. А потому (плюс зазвездные гонорары «звездам») билеты у них дороже и рейсов меньше. И, соответственно, пассажиров. Но это дело такое — сегодня ты на низкой орбите, а завтра, глядишь, в другую галактику стартанул!

Впрочем, Велозия была четвертой в перечне остановок, и теплилась надежда, что к прибытию «Пузатика» в эту планетную систему футбольные страсти улягутся и проблем с посадкой не будет. Страсти эти бушевали на Велозии давно, болельщики бело-синих вели бои не на жизнь, а на смерть с болельщиками оранжево-черных, и не было конца-краю этому противостоянию. Но до закрытия космопортов дело еще не доходило, и хорошо бы, чтобы и не дошло.

Линс Макнери выпил по этому поводу лишний стаканчик коньяка и, решив пока ничего не сообщать пассажирам, пошел прогуляться по барам и ресторанам — их было предостаточно на каждой палубе «Пузатика». Других, как говорится, посмотреть, себя показать… Хотя себя показывать во всей красе капитан не собирался — это он время от времени проделывал в другой компании, благо здоровье позволяло.

В питейных заведениях, как обычно в любом рейсе, было негде упасть не только яблоку, но и другому, гораздо меньшему плоду. Люди и прочие сапиенсы, на время отрешившись от обыденных дел, спешили использовать межзвездный перелет по полной, чтобы потом было что вспомнить. Или не вспомнить — если случится перебор. Капитан заглядывал в распахнутые двери, улыбался, слушал музыку и разговоры, смотрел на пьющих и танцующих пассажиров и временами делал страшные глаза, заметив слишком уж раскрасневшиеся физиономии кое-кого из официантов. Сапиенсы тут были на любой вкус и цвет, вели себя каждый по-своему, но ни один из них, пожалуй, не думал, что ест-пьет-веселится в самом ближайшем соседстве с космической пустотой — страшнейшим врагом жизни. В любой момент она могла ворваться в нутро корабля… да что там корабля! В любой момент она могла содрать слой атмосферы с шариков планет, пройтись по их поверхности ледяным своим языком и уничтожить все живое.

Такие мысли появлялись иногда у капитана после внепланового стаканчика коньяка, и подавить их можно было лишь еще одним стаканчиком. Поэтому Макнери вернулся в свою каюту и торопливо восстановил пошатнувшееся было душевное равновесие. И, как всегда, сказал себе, что для того-то и находится здесь, на корабле, чтобы пустота не проникла под обшивку и пассажирский контингент мог беззаботно проводить время, перемещаясь от звезды к звезде.

Вновь покинув каюту и ощущая приятный туман в голове и не менее приятное тепло в желудке, Макнери прошелся по двум палубам и забрался на последний уровень, который можно было считать «верхом». Тут, кроме кают, питейных заведений, кинозалов и игровых комнат, находился обширный зал с прозрачными стенами и потолком, дающими возможность созерцать всю убийственную, холодную, завораживающую красоту Космоса. Зал располагался в центре палубы и этаким пузырем выступал над обшивкой дальнолета. Пассажиры, которые любовались здесь звездным великолепием, считали, что стены и потолок действительно прозрачные и являются единственной преградой, отделяющей зал от космического вакуума. На самом же деле это было, конечно, не так. Вся внутренняя поверхность зала, за исключением пола, представляла собой один сплошной экран, на котором и отображалась звездная бездна. А за экраном была прочная обшивка, да еще и продублированная силовым полем. Потому что никакая обшивка не сможет противостоять удару даже самого крохотного встречного метеороида — на такой-то скорости…

И тут, на верхней палубе, капитан Макнери, к своему удивлению, увидел архангелоподобного пахучего «довеска» — ведь каюта сапиенса находилась вовсе не здесь. Нет, понятно было бы, если бы Архангел, как и многие другие, торчал в зале, рассматривая космические просторы. Однако он бродил по коридору все в том же своем длинном сером плаще и, подобно Макнери, заглядывал во все питейные точки. Словно кого-то искал. А может, и на самом деле искал знакомых, дабы поднять стаканы и содвинуть их разом, как выражался древний земной поэт Пушкин. (Наличие в памяти капитана такого выражения отнюдь не означало, что в школьные годы Линс Макнери любил уроки мировой литературы. Просто эти слова с упоминанием автора любил повторять его давний приятель Дим Казакус, с удовольствием совершая указанные действия. И дополняя их поглощением содержимого своего стакана. Весьма эрудированным человеком был Казакус и все встречи заканчивал предсказуемо: физиономией в торте, каковой специально к этому времени ставили на стол.) Так что ничего странного в поведении Архангела не было, и капитан перестал удивляться. И пошел обходить свои владения дальше, время от времени посещая собственную каюту, чтобы хлебнуть коньяка. Наконец он, как случалось и в предыдущих рейсах, решил, что проще будет носить забористый, расширяющий сосуды напиток с собой, и так и сделал. Заказывать алкоголь в барах и ресторанах на виду у публики не позволяло положение, а не пить коньяк перед нырком в Дыру не решался ни один капитан грузопассажирских судов Космофлота. Во всяком случае, о таких смельчаках Линс Макнери не слышал. Пассажирам-то хоть бы хны, а он, капитан, каждое погружение в подпространство считал подобным старинной игре в «русскую рулетку». Подпространство — это подпространство, и никто во всем мире не знал, какой смертельный фортель оно способно выкинуть. А коньячок не только расширял сосуды, но и успокаивал нервы и позволял представлять все в розовом цвете. И тем еще хорош был коньяк древней марки «Арарат», что он хоть и пьянил, как и положено коньяку, но не приводил к отупению и позволял вполне успешно заниматься разными делами типа неторопливого перемещения по кораблю.

Правда, это был только первый этап, разминочный. Капитан завершил его тем, что улегся спать и спал ровно пять часов, можно было и будильник не ставить — организм давным-давно уже и сам во всем разбирался, без будильника. А после пробуждения начался этап номер два, который, опять же, предусматривал непременное поглощение коньяка. В умеренных дозах. Что капитан и принялся делать. Точнее, продолжил.

…Еще и напиться как следует многие не сумели, а «Пузатику» уже пришлось включать тормозные двигатели. Приближалась Дыра — в нее на полном ходу заскакивать не рекомендовалось, потому что можно было и промахнуться. Дальнолет отметился на КПП, что болтался в окрестностях Дыры, получил добро и на малой скорости — малой, конечно, по космическим меркам — направился к светящемуся красно-желтому шару. Шары эти были созданы когда-то стараниями земных ученых, и ознаменовали собой начало Экспансии. То бишь расселения человечества среди звезд. Там нашлись иные обитаемые планеты, жители которых тоже стали частями цивилизации разумных существ с планеты Земля. Правда, не всё и не всегда шло гладко — оставалось место и непониманию, и неприязни, и войнам… Кое-какие миры желали жить самостоятельно, кое-какие пытались подчинить себе и другие планетные системы… В общем, проблем хватало. И вооруженные силы Межзвездного Союза нужно было держать в состоянии боевой готовности — кто знает, какие агрессивные чужаки могли нагрянуть из других галактик…

О Дырах, которые вели в подпространство и позволяли довольно быстро добираться до дальних миров, капитан Макнери знал, пожалуй, не больше среднего сапиенса. А больше и не требовалось. Это были даже не дыры в прямом смысле слова, то есть не отверстия, что давали возможность вмиг очутиться за сотни парсеков от прежнего места, а тоннели разной протяженности, ведущие из одной планетной системы в другую. А может, и не тоннели, а что-то еще, чему не было пока названия. Корабли двигались там, не ускоряясь и не сбавляя ход, в течение когда часа, а когда и пяти — этот интервал постоянно менялся, и никаких закономерностей в его изменении до сих пор установлено не было. Категорически запрещалось сбрасывать в тоннеле скорость до нуля. Исследовательское судно, проделавшее это на раннем этапе освоения Дыр, — такое уж было у него задание, — пропало там и больше не появлялось ни в одном уголке Галактики. А вот почему исчезли в разные времена еще пять кораблей, оставалось неизвестно. Визуально подпространство выглядело на экранах серой пустотой без разрывов и сгущений. Выставленные за борт ловушки ничего не ловили, а приборы, которыми были оснащены эти ловушки, показывали сплошные нули. Серость, как часто называли подпространство, не собиралась раскрывать свои секреты…

Когда до входа в подпространственный тоннель осталась последняя сотня тысяч километров, Макнери занял свое место в кресле посреди рубки. И сделал это не только по велению вновь согретой коньяком души и по традиции, а в полном соответствии с должностной инструкцией. И это был как раз тот случай, когда желания совпадают с требованиями.

На корабле после входа в Дыру ничего не изменилось, разве что звезды и чернота на обзорных экранах уступили место серой завесе — диковинной форме существования материи. Показания корабельных приборов оставались такими же, силовое поле по-прежнему окутывало дальнолет, а двигатели были выключены и «Пузатик» летел вперед по инерции. При входе в Дыру у капитана, как обычно, заложило правое ухо, и Макнери традиционно поковырял в нем пальцем. По статистике, таким образом подпространство встречало каждого седьмого. У других кололо в висках, или пробегали мурашки по спине, или появлялось неудержимое желание чихнуть. Были и такие — они составляли два процента опрошенных активистами Центра Зумкова, — у кого подпространство вызывало диарею, которая могла длиться часами. К счастью, Макнери в эти два процента не входил, иначе его не приняли бы в космолетный колледж. Всех поступающих, кто сдал экзамены и прошел по конкурсу, сажали на учебный корабль и загоняли в ближайшую Дыру — и тогда всё насчет диареи становилось ясно. К числу самых редких последствий входа в подпространство относились воистину удивительные случаи, не поддающиеся объяснению в рамках общепринятой парадигмы. У одного пассажира еще до выхода из Дыры на лбу вырос самый настоящий рог двадцатисантиметровой длины. Другой пассажир (точнее, пассажирка) вдруг стал понимать язык вымершей тысячелетия назад цивилизации Фонтанеллы. Благодаря этому удалось прочитать древние рукописные тексты, довольно похожие на первую книгу земной Библии. Причем сама пассажирка была родом вовсе не с Фонтанеллы и никаких родственников там не имела. И текстов этих никогда в жизни не видела и не слышала о них. Просто во время пребывания в Дыре они появились перед ее внутренним взором, она стала читать их вслух, этим заинтересовался ее спутник — специалист по… ну, и так далее.

Все это Макнери узнал из монографии «О некоторых свойствах подпространства и его влиянии на высокоорганизованные биологические системы в свете теории единства всего сущего», которую он с пятого на десятое прочитал в одном из рейсов. На собственном многолетнем опыте капитан убедился в том, что коньяк надежно защищает его от подобного рода пертурбаций. Макнери даже намеревался информировать об этом кого-нибудь из ученых, занимающихся вопросами подпространства, но потом передумал. Во-первых, он не был абсолютно уверен, что дело тут именно в коньяке, а во-вторых… А во-вторых, ему не хотелось, чтобы начальство узнало о такой его привычке. Не стоило вызывать огонь на себя. Об этом можно будет сообщить потом, после выхода на пенсию, — и тогда, возможно, его имя войдет в историю науки и займет там подобающее место. Кто-то, говорят, в научных целях плюхался в ванну с водой, кто-то бесстрашно подставлял голову под падающие с дерева фрукты, кто-то специально заражал себя тифом, кто-то пробовал на вкус синильную кислоту… А он, Линс Макнери, бесстрашно хлебал коньяк!

Предаваясь таким мыслям, капитан посидел в кресле еще минут десять, пока не почувствовал на себе настойчивые взгляды пребывающих в рубке подчиненных. Взгляды эти были ему понятны. При полете в подпространстве лучше всего к приборам не прикасаться и ничего не предпринимать. С такой работой без труда справится и один-единственный вахтенный, а остальные могут это время провести с пользой. Например, за кружкой пива в кают-компании. Но только пива, и ничего крепче! Капитан Линс Макнери не был бездушным чурбаком, за что его в экипаже и уважали. Ему были близки думы и чаяния команды. Поэтому он встал, одернул китель и с теплой отеческой улыбкой сказал:

— А ну, брысь отсюда, шантрапа! Джамшут — на хозяйстве!

Повторять не потребовалось — рубка опустела с такой скоростью, будто подпространство проявило ранее неизвестное свойство и вымело всех за пределы Вселенной. Кроме чернявого коротышки Джамшута и самого капитана. Макнери вновь улыбнулся — он знал, что многие грезили о пиве еще до старта с Лабеи, и только эти грезы помогали им терпеливо выполнять свои служебные обязанности.

Еще раз для профилактики поковырявшись в ухе, капитан тоже покинул рубку — наступило время очередного променада. Когда «Пузатик» вынырнет из Дыры, Джамшут известит всех, кому нужно вернуться на свое рабочее место. А пока пусть побалуются пивком. Он очень надеялся, что боги Космоса предохранят его людей от вырастания рогов или еще чего-нибудь. Лучше бы, напротив, чем-то полезным наградили. Хотя и от рогов может быть польза — если вешать на них комм или даже сумку. Или банки с пивом открывать…

Пройдясь по палубе, Макнери вновь поднялся «под потолок». Ему вдруг захотелось полюбоваться на подпространство из обзорного зала — чем-то привлекала его эта странная субстанция, расположенная как бы вне пределов обычного пространственно-временного континуума. Вроде и смотреть не на что — а притягивает, рождает в душе какие-то смутные чувства… Когда-то в юности нечто подобное он ощутил при виде знаменитого «Черного квадрата». И только потом понял, что квадрат этот — кусок Великого Космоса, и присутствуют там космические боги… Если вглядываться не зрением, а чем-то иным.

То серое, что отражал экран обзорного зала, тоже было куском чего-то грандиозного, непостижимого до поры — или никогда. Зал был почти пуст — из того же опроса Центра Зумкова капитан знал, что более восьмидесяти процентов респондентов ощущают неуверенность и страх при виде Серости. Он же ничего подобного не испытывал и был склонен приписывать это все тому же благотворному воздействию коньяка «Арарат». Постояв там с четверть часа и набравшись неведомой «праны» подпространства, Макнери украдкой глотнул из фляжки и вышел в коридор.

На этой палубе, как и на других, продолжалось барно-ресторанное веселье сапиенсов, стремящихся взять от полета все возможное. Подойдя к дверям очередного бара, капитан подумал, что неплохо было бы выпить сока тарнийской виггары — многие утверждали, что сок этот благоприятно влияет на потенцию. С потенцией у Макнери все было в полном порядке, но почему бы и не влить в себя столь полезный напиток? Да еще и со скидкой, которая полагалась ему как главному лицу на судне.

За стойкой работала круглолицая голубоглазая пышечка Пинни Гро. Она с едва заметной улыбкой нацедила капитану стакан сока (уж Пинни-то не понаслышке знала, что ни в каком тарнийском соке Макнери не нуждается), и он устроился на высоком табурете вполоборота к небольшому залу с танцевальной площадкой. На удивление, в баре даже были свободные места — то ли пассажир нынче пошел не тот, то ли ассортимент заведения подкачал, то ли музыка не устраивала. За столиками ели и пили, на площадке, покачиваясь, изображали танец три пары. Света в баре было немного, но и его хватило для того, чтобы капитан смог узнать Архангела. Хоть сапиенс и сидел к стойке спиной, его сложно было с кем-либо спутать. Все тот же плащ, длинные волосы, разделенные пробором… Впрочем, Макнери обратил внимание сначала не на него, а на ту, что сидела напротив «довеска». На нее трудно было не обратить внимание. Черноволосая белокожая девушка лет восемнадцати, не больше, выделялась и фигурой, и нарядом, и лицом. Чтобы не вдаваться в длинные описания, можно сказать просто: она была очень красивой. Капитану стало понятно, почему безрука Венера Милосская — ее обнаженные руки забрала себе эта девушка. А лицо она позаимствовала у другой Венеры — той, что изобразил Боттичелли, стоящей в голом виде на раковине. (Годы, проведенные в рейсах, позволили Линсу Макнери заметно поднять свой культурный уровень.) Струилась, переливалась всеми цветами радуги ткань платья… Блестела в ниспадающих на плечи волосах небольшая диадема, явно с настоящими драгоценными камнями, а не синтами. Ну, и жемчужное ожерелье — как такой красавице без него? Оно казалось просто-таки ее атрибутом, то есть необходимой принадлежностью. Плюс изящное золотое колечко, усыпанное бриллиантами — небольшими, не напоказ, как и должно при ее красоте. Взгляд темных глаз блуждал по бару, хотя, судя по жестикуляции Архангела, тот что-то говорил девушке, благо музыка играла негромко. Так вот кого этот сапиенс искал на корабле! Что ж, капитан без труда признал, что подобное сокровище стоило поискать. Может, именно ради нее Архангел и бросился в последний момент на дальнолет? Кстати, бокал, который она держала в руке, был для соков, а не для спиртного. А вот что за напиток стоял перед Архангелом, капитан определить не мог — «довесок» заслонял своей спиной часть стола. Почему-то Макнери было приятно, что «двойная Венера» не употребляет алкоголь. Во всяком случае, сейчас не употребляет.

Кажется, это была та самая девушка, которую капитан уже видел на экране при посадке пассажиров в космопорте «Прибрежный». Только тогда она была в темных очках и легком плаще, а если и с диадемой, то это украшение скрывала аккуратная шапочка — в Туратрен уже пришла осень, и, хоть было и солнечно, дул довольно прохладный ветер. На корабль она поднялась не одна, а со спутником — высоким мужчиной средних лет. Лицо мужчины было капитану знакомо — тот уже летал на «Пузатике», и не раз… Интересно, а куда же он подевался? Отсыпается в каюте? Этим и воспользовался Архангел?

«Стоп, — сказал сам себе капитан Макнери, продолжая смаковать сок виггары. — Не твое это дело, Линс. А признайся честно, дружище: такую Венеру тебе бы не удалось закадрить. Хоть ты далеко и не урод, но у нее, поди, от кавалеров отбоя нет».

Он, повернувшись, поставил пустой стакан на стойку и встретился взглядом с Пинни Гро. Круглолицая барменша вновь улыбалась, теперь уже более открыто — понимающе.

Линс Макнери подмигнул ей, тоже с улыбкой, отлепился от табурета и, еще раз посмотрев на дивную девушку, покинул бар.

«А вот для Пинни я хорош», — подумал он, и решил поплотнее пообщаться с ней, когда «Пузатик» выскочит из подпространства.

И хоть он не сказал это вслух, но космические боги все равно от смеха схватились за животики. Они-то знали, что очень скоро капитану будет не до того…

Выход из Дыры капитан отметил очередным стаканчиком в своей каюте, удовлетворенно и длинно выдохнул и направился в рубку. Туда уже сбредались те, кому по долгу службы положено было там находиться. У многих глаза блестели ярче звезд, незамутненных атмосферой, и вид был очень довольный. Одна кружка пива никак не могла дать такой эффект, но Линс Макнери решил пока не свирепствовать — предстоял еще долгий путь, и найдется достаточно других причин, чтобы прижать кого надо к ногтю. Да и особой крамолы в этом не было — парни просто восстанавливались после фееричных отвальных накануне рейса. Экипаж тоже был сменный, летал через раз, как и сам капитан, и время от рейса до рейса проводил согласно своим склонностям и интересам. Возможно даже, кое-кто — и без употребления горячительных напитков. Но отвальная — это более чем святое, это… это… Короче, кто знает — поймет.

«Пузатик», теперь уже нешуточно наращивая скорость, приближался к системе желтого карлика Пикачу. Путь корабля лежал к четвертой от местного светила планете — Селеби. До нее оставалось тринадцать часов полета в уже «обычном» космическом вакууме. Вполне достаточно для того, чтобы те, кто завершал свое путешествие на Селеби, могли отоспаться и привести себя в божеский вид. Или не спеша опохмелиться.

Ничто не предвещало неприятностей. Капитан разглядывал привычные звезды на обзорном экране, сменившие Серость тоннеля, и ожидал докладов о состоянии всех систем корабля. Это была стандартная процедура после подпространственного перехода. И вдруг он услышал сдавленный возглас одного из операторов, сидящих у длинной информационной панели. Макнери встрепенулся и перевел взгляд на него.

— Капитан… — Глаза у оператора были даже не квадратные, а восьмиугольные. — Пропали две единицы!

Линс Макнери почувствовал, что его собственные органы зрения тоже становятся похожими на многоугольники.

— Единицы чего? — сглотнув, уточнил он в наступившей тишине. Такая бывает, если вырубить звук унивизора во время футбольного матча, когда трибуны ликуют после забитого гола.

Разумеется, он сразу понял, о чем — точнее, о ком — идет речь, но это было просто невероятно. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», — как сказал кто-то из древних.

— Человеко… — пролепетал оператор. — Единицы человеко… Человеко-единицы…

Коньяк взбурлил в желудке Макнери и гейзером ударил в голову. Рубка поплыла перед затуманившимся взором капитана, и на обзорном экране высунулась из-за ближайшего облака космической пыли чья-то довольная физиономия. Ухмыльнулась — и тут же исчезла.

На «Пузатике», как и на любом другом пассажирском судне, было натыкано столько сканеров, что под непрерывным наблюдением находился чуть ли не каждый квадратный миллиметр внутрикорабельного пространства. Ну, разве что дюзы двигателей обходились без этих приборов. Сканеры давали не реальную картинку, а просто обозначали живой объект, иначе члены команды и пассажиры неуютно чувствовали бы себя в туалете, душе и постели — ведь постель, как известно, предназначена не только для сна. После каждого прохождения тоннеля, наряду с показаниями других приборов, снимались и показания сканеров — так было заведено. Подобные, на первый взгляд, абсурдные положения найдутся во многих других отраслях, и очень трудно, а чаще всего просто невозможно понять, чем руководствовались их создатели… Но положения эти существуют, и их соблюдают. Не всегда, правда, но в сфере космических перелетов — как правило. Те, кто не соблюдают, с треском вылетают с работы. Без права восстановления! Как ни банально звучит, но космос — это космос, это враждебная живым организмам среда, и шутить с ним не стоит…

Так вот, в любой момент полета можно было, при желании, почти моментально определить, сколько «человеко-единиц» находится на корабле. Хотя, казалось бы, кто и каким образом сумел бы его покинуть? Нет, конечно, при необходимости члены экипажа смогли бы выйти на обшивку или воспользоваться катером, — но капитан Макнери не отдавал такого распоряжения! Значит, пропал кто-то из пассажиров? И где? В подпространстве? И каким образом — протиснулись между атомами корабельного корпуса? А зачем — чтобы поплавать вдвоем в пустоте, уже будучи трупами?

Все эти предположения были настолько бредовыми, что капитан не стал тратить время на их обдумывание. Когда коньячный фонтан угомонился и взору частично вернулась резкость, Макнери приказал сделать именно то, что и нужно было сделать: проверить исправность сканеров и одновременно — на всякий случай — провести перекличку экипажа.

Разумеется, все члены экипажа оказались в наличии. К этому времени выяснилось, что сканеры исправны — и капитану все-таки пришлось задуматься.

Что, какая-то парочка пассажиров неким чудесным образом сумела проникнуть в закрытые на сто замков и опечатанные трюмы, дабы предаться любви среди грузов? Но там тоже есть сканеры, и они сообщают, что наличие «человеко-единиц» равно нулю. И что делать? Пересчитать всех пассажиров — их должно быть, согласно билетам, четыре тысячи шестьсот сорок восемь человек… нет, четыре тысячи шестьсот сорок девять — есть еще безбилетный Архангел! Практически стопроцентная заполненность. Но как их пересчитать? Они же постоянно шастают туда-сюда, они ведь не сидят сиднем в своих каютах… Как?

А вот так!

— Включить динамики по всему судну! — Голос капитана был громок, суров и решителен, и коньячное озерцо тут же заледенело на дне желудка.

Макнери встал и подошел к микрофону. Подчиненные с надеждой взирали на него.

Одним из замечательных свойств капитана было умение почти молниеносно производить в уме разные математические действия, независимо от общего состояния организма. Он с легкостью мог подсчитать, сколько коньяка выпил накануне — учитывая объем своих глотков (если хлебал из фляжки) и разнокалиберных стаканчиков и стаканов (если пользовался посудой). Он без труда подсчитал бы и что-нибудь другое, если бы возникла такая необходимость. И вот она возникла, и Линс Макнери, прежде чем дать приказ включить динамики, приналег на математику, используя следующие исходные данные: возраст «Пузатика», количество совершенных за это время рейсов и пассажировместимость судна. В итоге нарисовалось очень привлекательное число…

— Уважаемые пассажиры, внимание! — произнес он, склонившись к микрофону. — Это капитан Макнери. Я только что получил сообщение о том, что наш корабль стартовал с Лабеи с миллионным пассажиром на борту! Вот сколько народу мы перевезли за пятнадцать лет полетов! Руководство Космофлота приняло решение поощрить этого миллионного пассажира. Кто из вас, пребывающих сейчас на борту, будет этим счастливчиком, предстоит определить по времени продажи билета. Поэтому убедительно прошу вас, уважаемые пассажиры, вернуться в свои каюты и находиться там, пока члены экипажа будут проверять ваши билеты. Думаю, эта процедура не затянется, и вы сможете продолжить приятное времяпрепровождение. Ждите, наши люди уже идут к вам! Награда найдет счастливчика по окончании рейса.

Он помолчал, слушая восхищенное сопение за спиной, и повернулся к первому помощнику:

— Давай, Элвис, действуй. Хватай всех свободных, и вперед! Здесь остаюсь только я и вахтенный. Разбиться по палубам и подсчитать все билеты!

…Эта операция заняла все-таки немало времени, заставив капитана маяться в тяжких раздумьях. Если пассажиров окажется четыре тысячи шестьсот сорок семь, то куда все-таки подевались еще двое? Убиты? Однако сканеры способны распознать и трупы. Если уж на то пошло, эта парочка должна быть не только умерщвлена, но и сожжена до последней косточки и волосинки. Или развеяна на атомы дезинтегратором, каковых в природе не бывает. А если и бывает, то такой выстрел уничтожит не только пассажира, но и то, что находится позади него. И сканеры, опять же, это не смогут не заметить, да и не только сканеры. Трудно не заметить дыру в переборке. Разве что эти двое съели друг друга до последнего кусочка…

Коньяк Линс Макнери больше не пил, не лез ему в горло коньяк. Он угрюмо представлял себе, что начнется, если пропавших так и не найдут, и как это отразится на его, Макнери, дальнейшем жизненном пути. Это же неслыханное дело, такого еще не бывало!

И все же капитан был уверен в том, что эти двое никуда не могли деться с корабля. Ни при каких обстоятельствах. Разве что…

Выпитый коньяк вдруг тяжелой волной плеснул уже не в голову, а чуть ли не в пах.

Разве что это выкинула какое-то немыслимое коленце Серость, затаившаяся в Дырах.

Когда все было подсчитано, настроение у капитана, и без того находившееся ниже минимального уровня гамма-фозонов в авторепликаторе, стало и вовсе мерзким. Даже более мерзким, чем когда он, лет пять назад, обнаружил в бутылке подаренного коньяка какое-то гнуснейшее пойло. Пассажиров вновь оказалось на два меньше, чем было после старта с Лабеи. И Линс Макнери с тоской подумал о том, что время самостоятельных действий прошло. Хочешь не хочешь, но придется сообщать об этой непонятке… да что там непонятке — чрезвычайнейшем происшествии! — на Селеби. И готовиться ко всему тому, что предстоит ему пережить в селебийском порту Динтине. Безусловно, корабль перетряхнут от носа до кормы, вновь пересчитают всех пассажиров, установят, кто именно пропал… Задержат судно… А может быть, и совсем прервут рейс… А это потерянное время… Подрыв репутации… Недоставленные грузы… Возврат стоимости билетов… Скандал…

Видно, космическим богам надоело оказывать ему покровительство. Возможно, потому, что он не приносил им жертвы?

Был у Макнери и другой вариант: по дальсвязи поставить в известность о случившемся только руководство Космофлота, а оно уж пусть само решает, что делать. Но, подумав еще немного, капитан пришел к выводу, что это совсем не вариант. А вдруг его же потом и обвинят в том, что он сразу не сообщил в полицию о столь вопиющем факте? Как ни крути, нужно было поступать так, как и положено поступать. Ну, и параллельно проинформировать собственное начальство. Ситуация была из тех, в какие пожелаешь попасть только врагу.

Линс Макнери тяжело вздохнул. Не скрываясь, вытащил из внутреннего кармана кителя фляжку и длинными глотками осушил ее на глазах у притихших подчиненных…

Глава 2. Всегда начеку

На границе тучи ходят хмуро,

Край суровый тишиной объят…
Из песни Темных веков

День для бывшего подлейтенанта Дария Силвы начался просто отвратительно. Да какой там день — за окнами казармы едва светало, когда дежурный по взводу бывший сержант Гик Бундер завопил «Подъем!» таким голосом, словно на Пятую Точку вторглись злобные пришельцы. Этот вопль и разбудил Дария, как и других парней, всего несколько часов назад вернувшихся с боевого дежурства у Пузыря. Ему очень хотелось врезать в челюсть Бундеру, однако он сумел взять себя в руки — ведь именно несдержанность и привела его почти год назад сюда, на вторую планету системы Атона.

Когда полусонный взвод, натянув комбинезоны и берцы, выстроился в ряд перед казармой, лейтенант Тамерлан Бебешко огласил задачу. И по шеренге прокатился полувздох-полустон. О сновидениях можно было забыть, сновидения оставались в казарме, а бойцам-пограничникам следовало нагрузиться оружием и сухпаем и приступить к прочесыванию местности к западу от заставы в направлении заброшенного гранитного карьера. Другой взвод, как сообщил Бебешко, отправлялся на восток, вдоль Пузыря. В смежных квадратах должны были работать соседние погранзаставы, а к поискам в окрестностях Поселка и Подземелья уже приступили полицейские и охранники шахтового комплекса. Кому-то из приговоренных к принудительным работам так надоело ковыряться в недрах, что этот «кто-то» решил привнести новые краски в свое блеклое существование. И совершил побег из лагеря.

— Самое главное, чтобы дождя не было. И бомбежек, — в своем неподражаемом стиле закончил постановку задачи Тамерлан Бебешко.

«Вот зараза, — думал Дарий, вместе с другими бойцами выходя за ворота заставы. — Не мог этот зэк смыться завтра, когда я торчал бы у Пузыря? Ходи теперь, броди с ранья…»

Сегодня он планировал на пару с Тангейзером Диони, с которым сошелся за время пребывания на Пятой Точке больше, чем с другими, наведаться в Поселок, посидеть в кабаке за пивком… Третьим в их компании был Поллукс Борсо — его Дарий тоже мог назвать товарищем, — но Поллукса ротный временно перевел в другой взвод (была у командиров своя арифметика, связанная с увольнительными), и он сейчас дежурил у Пузыря.

Свернув с ведущей к Поселку дороги, взвод рассыпался по равнине, тут и там усеянной жидкими рощицами. Только не очень обремененное мозгами существо могло избрать для побега путь именно сюда, на север, к Пузырю. Если уж делать ноги из Подземелья, то на юго-запад, к горам, хотя до них, конечно, еще нужно добраться. Или на юг от Седлага — Седьмого лагеря — и Поселка, к лесам и озерам. Правда, ту территорию считали своей всякие зубастые твари… Но все-таки был шанс хоть десяток дней провести на воле, а если неслыханно повезет — пробраться вдоль реки, вверх по течению, к отрогам. Это давало еще несколько дней свободной жизни. Не более того. Сбежавших зэков либо в конце концов ловили, либо находили остатки их одежды и обглоданные черепа с совершенно несъедобными номерками. Номерки были вживлены в дырку, проделанную на затылке, так что самому никак не выдрать. Как ни бдели лагерные охранники, побеги случались, хоть и крайне редко. Когда ты знаешь, что обречен пожизненно копаться в шахте, то, наверное, захочешь сбежать. Даже понимая, что надежды на удачу почти нет. Но если вдруг кому-то посчастливится все же уйти от облавы — что дальше? До скончания дней своих скитаться по дикой планете в постоянных заботах о пропитании? Отправиться к единственному космопорту и попытаться пробраться на корабль? Это просто не-ре-аль-но! Так может, лучше никуда не бегать, а работать в забоях, получать поощрения за перевыполнение нормы и иметь гарантированные еду и кров? Да, без всяких перспектив на освобождение. Но ведь каждый из тех, кто был приговорен к пожизненным принудительным работам, знал, что именно его ожидает за умышленное убийство. Вот и получил. До самой смерти.

В отличие от тружеников Подземелья, бывший подлейтенант Дарий Силва не был приговорен к пожизненному пребыванию на Пятой Точке — Пяточке, или Пятке, как называли этот малолюдный, почти необжитый мир те, кому приходилось по долгу службы или решению судебных органов находиться тут. Уроженец планеты Флоризея, служивший в танковых войсках на ней же, Дарий Силва был осужден военным судом на три года пребывания на одной из пограничных застав Пятки, окружавших Пузырь, за нанесение телесных повреждений средней тяжести старшему по званию. Ну не сдержался Дарий, когда упившийся капитан, выйдя из кабака, буквально набросился на проходившую мимо хрупкую девушку. Срывал с нее платье, заламывал ей руки, тащил в кусты… Но боги свидетели, не стал бы Дарий ломать кости перебравшему капу, если бы тот не обозвал слегка смуглолицего Силву «грязным флоризякой». Да нет, и это, возможно, стерпел бы Дарий, но когда услышал, что именно такие, как он, виноваты в случившемся в Сирмаргии, кулак его сам собой влетел в физиономию капитана.

Потому что не только Дарий, но и никто из флоризейцев не имел никакого отношения к сирмаргийской резне. Задумано и сделано там было все умышленно, и провокация настолько удалась, что до сих пор флоризейцы не могли до конца отмыться…

Такие разжалованные, как Дарий Силва, составляли основной контингент погранзастав, примыкавших к Пузырю с юга и запада. На других направлениях необходимости в заставах не было — угроза оттуда не исходила. Но спутники, зависшие на стационарных орбитах, на всякий случай контролировали всю территорию вокруг Пузыря, готовые поднять тревогу при возникновении опасности для Седлага. Командный же состав пограничников представлял собой обычных военных-контрактников, добровольно избравших столь неудобное, мягко говоря, место службы. Год тут шел за три, и платили более чем хорошо — и в этом все дело. А вот Дарию и не платили (ежемесячная мелочь на пиво и аттракционы в поселковом парке не в счет), и три года срока отнюдь не превращались в один. Но три — не пять, как у Тангейзера, отказавшегося, по его словам, выполнять приказ командира прыгать через ров с горящим напалмом. Тангейзер заявил, что при необходимости сделает это в бою, а просто так, ради «тренировки», не желает. Глупая, мол, это тренировка, и придумали ее те, кто не очень дружит с головой. Тем более что ему, мастеру — специалисту по ремонту бронетехники, вряд ли придется выделывать такое в бою. Военный суд почему-то с ним не согласился… А Поллукс и вовсе получил десятку — за отказ стрелять в повстанцев…

Да, три года можно было и потерпеть, все равно дома никто не ждал — когда Силва учился в танковом училище, его родители погибли при взрыве на химзаводе, где они работали, и в свои двадцать шесть женой он еще не обзавелся. Не спешил с этим, хотя был ладным парнем — правда, не очень высоким (в танкисты гигантов не берут), но широкоплечим, крепким, с приятной и где-то даже интеллигентной внешностью, которую отнюдь не портили коротковатый нос и островатые уши на стриженной ежиком голове. Для мужчины — почти эталон красоты.

Дарий продолжал шагать по равнине, добросовестно вглядываясь во все, что попадало в поле зрения. С обеих сторон от него брели другие бойцы, и кое-кто умудрялся жевать на ходу. Коротконогий взводный Бебешко, помахивая прутиком, в одиночестве шел позади цепочки подчиненных и что-то кому-то сообщал по комму. Справа, в нескольких километрах от бойцов, вздымался к бледно-голубому утреннему небу мутновато-белый бок Пузыря. Слева местность уходила в низину. Там тек ручей, а за ним зеленели нашлепки невысоких холмов и вилась среди них дорога, ведущая к Поселку-7. Под ногами шуршала низкая желто-зеленая жесткая трава, в которой не то что зэка — бутылку не спрячешь, и разве что в рощице впереди еще можно было кое-как укрыться. Опять же, если сбежавший был так глуп, что приперся сюда, к Пузырю. Не собирался же он найти убежище именно там? Впрочем, если зэк ничего не знал о Пузыре…

Но как можно не знать о главной и, пожалуй, единственной достопримечательности этой планеты? Зэки проводили здесь целую жизнь, общались с обслуживающим персоналом Седлага и имели понятие о том, что тут к чему. Да, планета была засекречена, ее пейзажи не показывали по унивизору и ничего не говорили о ней в новостях… И те, кто служил и работал на Пятке, давали подписку о неразглашении, как и он, Дарий… Но все равно, любой находящийся здесь сапиенс хотя бы в общих чертах знал, что это за штука такая — Пятая Точка. Да посиди пару часов в поселковом кабаке — уже будешь иметь представление о том, что творится вокруг. Пусть самое поверхностное, но будешь. Правда, расспросы тут были совсем не в моде.

Вот и он, Дарий Силва, кое-что знал, хотя никогда ни сном ни духом не ведал о таком космическом объекте. И не как очередной новый мир, а именно как объект и назвали планету: Пятая Точка. Хотя кто-то в кабаке когда-то говорил, что поначалу ей было дано другое имя. Но по результатам геологоразведочных работ планету засекретили, и она стала Пятой Точкой. Что позволяло сделать вывод: где-то в Галактике есть как минимум еще четыре подобных. Впрочем, это могло и совершенно не соответствовать действительности.

Пятая Точка. Не в смысле — соответствующая часть тела, а в смысле — номер. Но когда взводный Тамерлан Бебешко, известный своими высказываниями, говорил, что проклял тот день, когда упал на пятую точку и теперь имеет дело с таким подчиненным ему «материалом», его можно было понять в обоих смыслах.

Автохтоны тут не водились, а если и водились, то не попадались на глаза, и первопроходцам не пришлось менять всякие побрякушки на золото и прочие драгметаллы. И не золото было главным на Пяточке, а некая архамасса — «древняя», значит, масса, — которая залегала в недрах планеты. Опять же, судя по названиям «Поселок-7» и «Седьмой лагерь» — не только этой. О других поселках и лагерях на Пятке никто никогда не говорил, а значит, предыдущие шесть находились на иных планетах-«Точках». Что это за «масса», каковы ее свойства и в чем ее прелесть для Межзвездного Союза, Дарий не знал, да и не только он. А знал он, что добывают ее шахтовым способом, в день чуть ли не по чайной ложке, и для этого и трудятся тут преступники с разных планет, не подлежащие помилованию. Все, добытое ими, под усиленной охраной перевозили на космодром и отправляли куда положено. А куда именно, Дарий тоже понятия не имел.

Итак, Поселок-7, Седлаг, погранзаставы, космопорт — вот вроде и все, чем отметились пришельцы на Пятой Точке. Ничего здесь не выращивали и не производили, все было привозное, и никаких планов по дальнейшему освоению планеты никто не оглашал.

Поселок был единственным местом, где можно было хоть как-то разнообразить рутинную жизнь военнослужащих, полицейских, охранников и прочего немногочисленного пришлого населения Пяточки. Там проживала администрация и обслуживающий персонал расположенного неподалеку Седлага, портовики, работающие вахтовым методом (в космопорте было свое общежитие), и прочие вольнонаемные. В Поселке имелись всякие учреждения, без которых невозможно нормальное существование, включая школу, магазины, больницу, банк, похоронное бюро, спортивный комплекс, парикмахерские, игротеки, рестораны, бары и лупанарии. Последние были необходимы гораздо больше, чем похоронное бюро, и функционировали без выходных. Туда съезжались военнослужащие со всех окрестных погранзастав, и Дарий Силва тоже пользовался услугами «волчиц». Правда, это бывало не так часто, как ему хотелось бы — только когда удавалось, экономя на пиве, подкопить деньжат. Потому что официально средства осужденным армейцам на такие развлечения не выделялись. Ну, и еще опальные военнослужащие сбрасывались по очереди — благо владельцы (точнее, владелицы) лупанариев не борзели, с таких клиентов брали по минимуму. Но отнюдь не бедствовали, потому что отыгрывались на других категориях мужского населения Пятой Точки.

Да, с развлечениями тут было не очень, и местная жизнь протекала скучновато, не принося жителям Поселка острых ощущений. Зато их было с избытком у контингента погранзастав…

Дарий поправил ремешок скорострела на плече, взглянул на шагающего справа от него Тангейзера и вступил в рощицу. Разбуженные шорохом шагов птицы уже покинули ее и теперь вились в светлеющем небе. Вероятно, проклиная нагрянувших с утра пораньше незваных гостей так же, как те проклинали командование и не вовремя сбежавшего зэка. Деревья тут были кривоватые, с растопыренными тонкими ветвями, усеянными мелкой зеленой листвой. Кое-где в траве торчали кусты, тоже зеленые, с маленькими черными шариками ягод. Спрятаться среди них мог разве что какой-нибудь зверек с ноготок, но никак не сапиенс. Тем не менее Дарий не пропускал ни одного куста — к убийцам он относился без пиетета и желал, чтобы зэк был поскорее найден и водворен туда, где ему положено находиться согласно приговору. Каждому должно воздаваться по заслугам. Хотя в глубине души он все-таки считал, что с ним, Дарием, поступили слишком уж сурово — башка-то у того капитана осталась на месте. Но вся загвоздка заключалась в том, что кап был в военной форме, и Дарию не стоило наносить ему телесные повреждения — ломать нос и сотрясать мозг. Да и что уж теперь об этом думать… Что случилось, то случилось… Кроме того, в случае обнаружения беглого зэка, можно было рассчитывать на поощрение в виде увеличения пособия. Хотя бы за один этот месяц. Как говаривал лейтенант Тамерлан Бебешко, «каждый боец должен быть либо поощрен, либо наказан».

Из-под берцев Дария разбегались зеленые ящерицы, совсем непохожие на зэков ни обличьем, ни цветом — труженики Седлага носили полосатые черно-белые робы. Слева, задрав голову, разглядывал ветви лопоухий Чагри, справа Тангейзер ворошил куст гладким стволом скорострела. Впереди, в траве, что-то белело. Дарий нагнулся и поднял с земли небольшой предмет. Это была вилка. Обыкновенная вилка. Но не такая, как в столовой заставы или в поселковом баре «Семь».

Силва не знал, какими вилками пользуются зэки Лагеря, и положены ли вообще им вилки, и решил связаться с Бебешко.

— Господин лейтенант, — сказал он в комм, — я тут вилку обнаружил.

— Что за вилка? — настороженно спросил Бебешко.

— Ну, которой едят еду, — пояснил Дарий. — С зубцами… или с зубьями… Что с ней делать?

— Вопрос понял, ответ думаю, — изрек лейтенант, поддерживая свое реноме. Но добавил почти без паузы: — Шагай дальше, я сейчас догоню. Лично посмотрю, непосредственно своими двумя глазами, что за вилка. А то знаю я вас…

Взводный не договорил, но Дарий догадался, что Бебешко имеет в виду свою собственную, неоднократно повторяемую сентенцию: «Бойцы, вы всегда должны помнить: все, что бы вы ни делали, вы делаете неправильно».

Силва добросовестно выполнил команду — побрел вперед, сунув вилку в нагрудный карман комбинезона и недоумевая, кому это приспичило разгуливать тут, неподалеку от Пузыря, со столовым прибором. С космического корабля, что ли, свалилась? Так почему не сгорела в атмосфере? Несгораемая?..

Размышления Дария были прерваны догнавшим его лейтенантом.

— Где? — коротко спросил Бебешко.

Силва молча протянул ему находку.

— Ты смотри! — удивился взводный, вертя ее в руках. — Действительно похоже на вилку. Держачок… Один… два… три накалывателя… Точно, непосредственно три… Интересно, кто же тут имуществом разбрасывался?

Дарий, по-прежнему не говоря ни слова, с вопросительным лицом ткнул пальцем вверх. Бебешко поднял голову, ничего интересного там не увидел и нахмурился. Но все-таки сообразил, что имеет в виду подчиненный, и разражаться гневной тирадой не стал. Хмыкнул, почесал в затылке и уселся на траву.

— Ладно, боец, разберемся. Сейчас лично сообщу куда надо. А ты иди, давай, не стой. До самого карьера, и чтоб каждую пылинку непосредственно ощупывать, обнюхивать и облизывать. Полная боевая готовность!

— Слушаюсь, господин лейтенант, — кротко сказал Силва, четко сделал поворот через левое плечо и строевым шагом отправился вдогонку за сослуживцами.

Фраза о пылинках его ничуть не удивила. Одним из самых глубоких высказываний Тамерлана Бебешко, передававшимся из уст в уста и от заставы к заставе, было такое: «Гуманизм и человечность в вопросах поддержания боевой готовности — вещи преступные уже по самому определению». Лейтенант отрабатывал контракт не за страх, а за совесть… Ну, и старался соответствовать другому своему, не менее популярному афоризму: «Если взводного бойцы в разговоре между собой хотя бы иногда не называют „чудаком“, значит, его пора снимать с должности».

Минут через десять, когда Дарий вместе с другими был на подходе к следующей рощице, от Пузыря донесся треск скорострелов и грохот орудий.

«Чтоб вас всех…» — Силва передернул плечами.

Такая стрельба была здесь обычным делом и велась чуть ли не ежедневно, а бывало — и по несколько раз в сутки. И по-другому не получалось. Точнее, не давали те, кто пытался выбраться из Пузыря.

Разумеется, отцы-командиры сразу объясняли вновь прибывшим штрафникам, в чем будет заключаться суть их службы на Пятке, и рассказывали о Пузыре. Наверное, рассказывали далеко не всё, а может, и сами всего не знали. И никто не знал.

Обнаружили Пузырь, когда на околопланетную орбиту пришли первые разведывательные корабли Межзвездного Союза. И тогда же это странное, не имеющее аналогов образование и получило такое название. Оно и вправду напоминало пузырь или купол, который накрывал очень солидный кусок одного из континентов второй планеты системы Атона. Только не круглым в основании было это непонятное образование, а прямоугольным, если можно назвать прямоугольником фигуру с закругленными, а не прямыми углами. Пузырь простирался почти строго с востока на запад, и длина его составляла почти пятьсот километров, а ширина — около трехсот пятидесяти. Стенки его уходили перпендикулярно вверх на сто восемьдесят с лишним метров, так что Пузырь с некоторой натяжкой мог считаться параллелепипедом. Вся поверхность его была мутно-белой, напоминающей не очень густой туман, и любой подошедший к нему без труда различал местность внутри Пузыря на расстоянии десяти — пятнадцати метров. Местность визуально ничем не отличалась от той, что находилась перед стенкой этого феномена. А вот что располагалось дальше, не получалось определить даже с помощью сканеров — экраны приборов оставались девственно чистыми. А там все терялось в тумане, не мутно-белом, как стенка Пузыря, а просто белом. Стенка смахивала на резину, она слегка проминалась при сильном нажатии, и очень быстро выяснилось, что пули беспрепятственно проходят сквозь нее, не оставляя отверстий. Разведчики на этом не остановились и загнали туда с разгона вездеход без водителя — точнее, с автоводителем, — и тот без проблем вернулся. Чтобы выяснить все до конца, поймали местную ящерицу, сунули в коробку, коробку поставили в вездеход и повторили эксперимент. Машина вновь вернулась, и ящерице ничего не сделалось, разве что она успела слегка нагадить в уголке коробки. В конце концов нашелся смельчак, который на том же вездеходе въехал в Пузырь, удалился на сотню-другую метров от стенки и тоже благополучно прибыл на место старта. Возможно, этот колпак был сооружен кем-то, чтобы сохранить (с неизвестной целью) часть древней природы? Или там, внутри, было что-то, что стоило защитить от воздействия стихий?

Собственно, первым разведчикам не ставилась задача сколько-нибудь детального обследования планеты. На этот мир вышли не с целью поиска новых сапиенсов — и старых вполне хватало. И не для обживания — свободных территорий в Союзе тоже было в избытке. Планету рассматривали в качестве потенциального источника полезных ископаемых, а потому разведчики смогли уделить Пузырю только самое поверхностное внимание. Они занялись своей основной работой и обнаружили неподалеку от Пузыря залежи архамассы. Все силы тут же были сосредоточены на скорейшей ее промышленной добыче, а изучение Пузыря отложили до иных времен. На планету перебросили соответствующую технику — и вольнонаемные рабочие приступили к сооружению лагеря и небольшого космопорта в сотне с лишним километров к юго-востоку от него. А уж потом сюда прибыли первые партии заключенных и принялись под соответствующим присмотром прокладывать шахты и строить поселок.

И вот тут-то Пузырь впервые и проявил себя. Однажды те, кто работал на строительстве Поселка-7, услышали отчаянную стрельбу со стороны Лагеря — до него было чуть более километра. Решив, что там начался бунт, часть охранников бросилась туда на помощь сослуживцам, на ходу пытаясь связаться с ними, но никто не отвечал. Как потом выяснилось, отвечать было просто некогда. Прибывшие из Поселка застали на огражденной территории с бараками и еще не обустроенной единственной пока шахтой только горстку переводивших дух охранников. Остальных, как и зэков, не было. Оказалось, что со стороны Пузыря бесшумно налетели на Лагерь некие твари (или это были искусственные создания?), похожие на огромные белые полотнища с тремя расположенными равносторонним треугольником красными глазами (или чем-то очень смахивающим на глаза). Несколько полотнищ нырнули в шахту, а остальные — десятка два, если не больше — принялись носиться над территорией Лагеря. И потянулись от них к тем, кто там был, какие-то тонкие белые нити. То есть нечто, похожее на нити, но, в отличие от нитей, совершенно убийственное. От людей, которых коснулись эти нити, не осталось даже горстки пепла — люди исчезли, вероятно, развеявшись на атомы. Причем уцелевшие охранники успели заметить, что исчезновение происходило не только когда нити опутывали голову или, скажем, руки жертв, но и когда просто касались одежды. И одежда, и обувь были в наличии, валяясь по территории Лагеря, а вот тел обладателей этой одежды и обуви не было. Безлюдными оказались и бараки, и шахта, из которой спустя какое-то время после нападения вернулись красноглазые налетчики. Уцелевшие охранники (те, кто не потерял самообладания) наконец-то принялись стрелять из индивидуального оружия, подключились и дежурившие на вышках. Это дало пусть запоздалый, но хороший результат — красноглазые дергались, от них отлетали куски, попадания были им явно не по вкусу. Они перестали метать нити и беспорядочно кружили над Лагерем, словно стая перепуганных птиц или сорванные ветром с веревок простыни. Простыни — именно так и стали их потом называть. Не выдержав стрельбы, загадочные налетчики сбились в кучу и умчались в сторону Пузыря.

Всего этого прибывшие из Поселка охранники уже не увидели. Оставалось довольствоваться только рассказами уцелевших и картинками камер слежения — камер на территории Лагеря хватало. Но то, что они показывали, не очень соответствовало описаниям тех, кто видел таинственных белых налетчиков собственными глазами. Не было там никаких красноглазых полотнищ и смертоносных нитей, а были какие-то неясные полупрозрачные тени. Подобные иногда чудятся в темных углах с перепою. Тени эти лениво колыхались тут и там, почти сливаясь с окружающим, и выглядели не опаснее плывущих в небе облаков. Но было на картинках и другое. Были глазеющие куда-то вверх охранники — и вдруг то один, то другой из них падал и в какой-то неуловимый миг исчезал, оставляя на земле одежду и обувь. Были не успевшие выскочить из бараков зэки из отдыхавшей смены — они тоже исчезали, кто на нарах, кто в проходах. Были и те, кто трудился в забоях — и растворился, даже не успев увидеть угрозу. О каком-то массовом психозе и речи не шло — дело тут было явно в каких-то созданиях, выбравшихся из Пузыря. Они хорошо различались человеческим глазом, а вот аппаратура их почему-то почти не воспринимала. Что-то заставило красноглазых совершить убийственную вылазку из мест своего обитания.

Итак, первые партии зэков и большинство персонала, включая начальника Седлага, бесследно пропали. Такого феномена на территориях Межзвездного Союза еще не наблюдалось…

И что тут следовало предпринять? Свернуть все работы и убраться подальше от таких опасных соседей, возможно, порожденных какой-то иной цивилизацией, давно сгинувшей — или и являвшихся этой самой цивилизацией? Разумеется, в верхах было принято прямо противоположное решение. На Пятку перебросили войска, и в то время как новые партии заключенных возобновили добычу архамассы, крупная танковая группировка, оснащенная самым современным оружием, вторглась на территорию Пузыря. Что там происходило, осталось неизвестным — связь в Пузыре почему-то не работала, а наземные и орбитальные сканеры, как уже отмечалось, ничего не показывали. Танки могли, при благоприятных условиях, преодолеть эти пять сотен километров с запада на восток за шесть-семь часов, но это если просто прокатиться с ветерком. А если вести бои?

В общем, возвращения группировки ждали двадцать дней. С каждым этим днем уверенность в успехе становилась все меньше, и на Пятку в спешном порядке перебрасывали дополнительные войска. Они оцепили по периметру весь Пузырь и держали его под прицелом, опасаясь, что оттуда вновь полезет какая-нибудь смертоносная дрянь.

Когда надежда на возвращение танковой армады угасла совсем, встал вопрос, что делать дальше. Раздолбать Пузырь парой-тройкой атомных бомб? Это был бы сильный и наверняка эффективный ход, но что тогда будет со строящимся Седлагом? Уж слишком близко он располагался к Пузырю. Потерять объект добычи архамассы в верхах не захотели. И решили пройтись по подпузырным пространствам армией автономных универсальных боевых роботов. А заодно и проверить их умения не на полигоне, а в деле.

Проверили. Ни один робот не вернулся.

В верхах заскрежетали зубами, разразились проклятиями и приняли новое решение: с орбиты забросать Пузырь по квадратам мощными бомбами. Не атомными.

Забросали. Пузырь поглотил их, не показав никаких признаков несварения желудка и не претерпев изменений, а сейсмографы не зарегистрировали ни одного сотрясения почвы. А значит, ни одна бомба не взорвалась.

И только после всего этого пришли к иному мнению: заменить оцепление Пузыря погранзаставами, бойцы которых будут постоянно вести за ним наблюдение и немедленно реагировать на появление оттуда каких бы то ни было агрессоров. Так и возникла на Пяточке Пограничная служба, штаб которой располагался к северо-востоку от Поселка, в тылу одной из погранзастав.

За время, прошедшее с момента создания Пограничной службы, выяснилось, что твари выбираются из Пузыря только с южной и западной его стороны, причем на участках, расположенных ближе к Седлагу. Еще в период военных экспедиций красноглазые несколько раз пытались напасть на Лагерь, но были обращены в бегство. Не оставалось сомнений в том, что Простыни лезут к шахтам не потому, что в Пузыре им слишком скучно, а с одной определенной целью, которая обозначилась еще при первой атаке: не допустить добычу архамассы в Седлаге. Сами ли они так решили или действовали по какому-то приказу, было загадкой.

Поскольку аппаратура засекала появление красноглазых очень плохо, буквально в последний момент перед их выныриванием из Пузыря, пограничникам оставалось надеяться, в основном, на собственное зрение и внимательность. Поначалу для наблюдения за стенками Пузыря использовали оставленные военными танки, но постепенно их заменяли более удобными для боевого дежурства стационарными пунктами обороны. Кроме индивидуальных скорострелов дежурных бойцов, каждый такой пункт был оснащен пушкой и пулеметом. Дежурили в них по шестеро, в течение полусуток, одна тройка сменяла другую через каждый час. Сидя в креслах, дежурные наблюдали сквозь толстый прозрачный стеклосинт за своим участком Пузыря. Следующий участок находился в ведении другого пункта. В ночное время тут было так же светло, как днем — стенку Пузыря заливали светом множество прожекторов. Дежурство велось в любую погоду, это было монотонное и утомительное занятие, но ничего лучшего пока не придумали. А скорее всего, и не ломали над этим голову — к чему что-то менять, если существующая система дает эффект? А система эффект давала. Погранзастав было два десятка, и они обеспечивали бесперебойную добычу архамассы.

Рядовой состав, который и нес дежурство у Пузыря, набирали из проштрафившихся военнослужащих именно из-за однообразности и утомительности этого занятия. Ну, и еще потому, что степень риска тут была выше, чем в других местах Межзвездного Союза. И без жертв не обходилось. Несмотря на все вооружение, несмотря на толстые стенки пунктов обороны, бойцы из них иногда исчезали так же, как это случилось с персоналом и зэками Седьмого лагеря. Еще ни разу не удалось заполучить хотя бы кусок Простыни — эти куски при попадании просто растворялись в воздухе, и никто не знал, что же это все-таки такое. Существа? Механизмы? Разумны ли они или действуют инстинктивно?

Зато понятно стало другое: Простыни либо изменяются, либо против пограничников действует уже новое поколение. Теперь далеко не все эти штуковины реагировали на стрельбу из скорострелов и пулеметов и отступали только под ударами орудийных снарядов. Не было видно никаких белых нитей, и бойцы не могли знать, на кого из них в данный момент направлено убийственное воздействие. Выход был лишь один — открывать стрельбу в первый же миг появления красноглазых… точнее, черноглазых тварей, потому что Простыни стали именно такими. Они выскакивали из Пузыря в самых разных местах и в разном количестве, и тут не просматривалось никакой закономерности, позволившей бы предвидеть атаку полотнищ. Все чаще они появлялись не только из южной и западной стенок, но, судя по всему, пролетали и сквозь «крышу» Пузыря, забираясь высоко в небо. И не атаковали пограничников, а старались незамеченными прорваться к Седлагу. Ну, старались ли в прямом смысле этого слова или нет, неизвестно, но выглядело это именно так. Несколько раз налет им удался, и они изрядно проредили персонал и зэков Лагеря. И только примчавшиеся на танках пограничники сумели загнать тварей обратно в Пузырь. Еще ни одну Простыню не удалось расколошматить так, чтобы она исчезла без следа — пусть единственный шматок, но оставался и удирал восвояси.

Такие высотные проникновения заставили командование Пограничной службы подкорректировать оснащенность и порядок боевого дежурства. Вдоль стенок Пузыря были установлены дополнительные прожекторные мачты, освещавшие только небеса, а состав наблюдателей пополнился бойцами, которые, находясь за линией пунктов обороны, в большем удалении от Пузыря, следили и за дневным, и за ночным небом.

Хуже всего приходилось в облачные дни, которых тут, к счастью, было не так уж много. На фоне облаков Простыни удавалось разглядеть только по черным глазам, а если облачность была совсем низкой, то наблюдателям не могло помочь ничто. И вновь численность обитателей Седлага изрядно подсократилась — и вновь из этого положения был найден выход. Несколько пунктов обороны перенесли ближе к Лагерю, а один поставили под его стенами. Кроме того, при низкой облачности и тумане дежурные палили в воздух с произвольными интервалами, не жалея боеприпасов. Дабы Простыни, если они обладали разумом, не могли определить, когда наступит перерыв в стрельбе и когда она возобновится. Это было затратно, но оружие и боезапас поступали в Пограничную службу чуть ли не непрерывным потоком.

Несмотря на все принятые меры, именно на туманные и облачные дни приходился самый большой процент потерь среди личного состава. Стрельба-то все-таки велась не непрерывно, и невидимые Простыни, устремляясь к Седлагу, успевали по пути, руководствуясь неизвестно какими соображениями (если вообще чем-либо руководствуясь) уничтожить одного, а то и двух-трех бойцов, несущих боевое дежурство.

В общем, не служба получалась, а смертельная лотерея.

Однако архамасса, видимо, стоила не только израсходованных боеприпасов, но и жизни военнослужащих, оказавшихся здесь по приговору суда. Командный состав контрактников к дежурству у Пузыря не привлекался.

Единственное, что могло служить утешением штрафникам — после отбытия срока их восстанавливали в звании, а то и присваивали очередное (при наличии особых заслуг, определяемых командованием Пограничной службы Пятой Точки). С соответствующим повышением жалованья. Так что у Дария Силвы была возможность при условии, что он останется в живых, вернуться на Флоризею не только подлейтенантом, но и лейтенантом. Другим тоже хотелось остаться в живых, так что в пасмурные дни выстрелы у Пузыря почти не смолкали.

Проклятые Простыни постоянно снились Дарию, да, наверное, и не только ему. В этих снах он рвал их на части голыми руками, подтирался их кусками и спускал в унитаз. Тот факт, что лоскуты Простыней улепетывали после отпора, не сбиваясь с курса, позволял предположить, что эти твари устроены по принципу голограммы, и разум — если он у них был — расположен полностью в каждом куске их тела. Впрочем, это никак не объясняло происхождения смертоносных полотнищ. Временами, когда боевое дежурство подходило к концу — особенно ночью, — и было уже тошно пялиться на этот паскудный Пузырь, Дарий, продолжая вести наблюдение, думал о том, что хорошо бы все-таки прогуляться по этой скрытой от взоров территории. Не стрелять там — это может кончиться плохо, судя по исчезнувшим танкам и роботам, — а просто попытаться выяснить, где обитают и что поделывают Простыни в свободное от налетов время. Спят? Щиплют травку? Спариваются? Тренируются? Попробовать пообщаться с ними. Или с их хозяевами, если таковые есть. Узнать, по какой причине они всеми силами стараются сорвать добычу архамассы. В конце концов, если это вещество им так небезразлично, почему они не спрятали под колпаком все месторождение? Тогда проблем было бы гораздо меньше. Правда, тут начиналась область таких зыбких догадок, что не стоило и голову ломать. А стоило молить всех богов, чтобы помогли уцелеть на этой Пятке и вернуться на Флоризею. В родительский дом.

В безлюдный родительский дом…

Дарий Силва вздохнул. Стрельба у Пузыря затихла, на траве лежали длинные тени оставшихся за спиной деревьев — красноватый диск Атона выбрался из-за горизонта и начал неспешное восхождение к небесным высотам. Утренняя прохлада уже не была такой прохладной, и грядущий день сулил отдохновение. Только бы не заставили до вечера искать этого зэка. Хотя в любом случае взводный после обеда освободит его, Дария, и других от этой мороки, потому что вечером им заступать на дежурство. Пусть другие побродят, а он с Тангейзером и Поллуксом выпьет-таки пива в Поселке. Обязательно! Жаль, что всласть не напьешься — не совсем трезвый наблюдатель рискует и сам жизни лишиться, и товарищей подставить под удар…

Дарий оглянулся. Лейтенант Бебешко вышел из рощицы, по-прежнему помахивая прутиком и на ходу разговаривая по комму. Судя по доносившимся до Силвы фразам — со своим коллегой с соседней заставы, тоже таскающим свой взвод по окрестностям к западу от бойцов Бебешко. Впереди, в низине, виднелся карьер — обширная пустошь, усеянная кусками серого гранита. От него уходила к Поселку заброшенная дорога, еле виднеющаяся среди травы. Гранит тоже когда-то добывали зэки. Этим камнем были вымощены улицы и площади Поселка, гранитная плитка пошла на облицовку многих зданий и памятники на местном кладбище поначалу были почти сплошь гранитными. Потом эта мода прошла и карьер забросили. Точнее, некому стало работать с гранитом — всех зэков загнали в шахты, а среди посельчан не нашлось желающих этим заниматься, все и так были при деле.

«Интересно, погонит нас Бебя в карьер или нет? — подумал Дарий. — Вроде было сказано: до карьера. А там уж нехай соседи парятся».

Эта мысль еще не успела проскользнуть по всем его мозговым извилинам, как сзади раздался довольный голос Тамерлана Бебешко:

— Стой, золотая рота! Соседи уже заловили бегуна!

Бойцы выполнили эту команду четко и сразу. Лейтенант опустил руку с коммом, приблизился и громко продолжил:

— Непосредственно в карьере сидел, недоумок, яйца высиживал! Точнее, отсиживал. Собрались в кучу — и за мной! Глянем на лыжника.

Птенцы Тамерлановы быстро и с охоткой выполнили и эту команду, и вся группа направилась к карьеру. Там виднелись такие же серые комбинезоны парней с соседней заставы.

Беглый зэк в одном только нижнем желтоватом белье спокойно сидел на большом обломке гранита. Умиротворенно щурясь, он подставлял бледное худое лицо утреннему солнышку. Уши его казались несоразмерно большими на выбритом черепе, кривоватый нос явно когда-то ломали и, возможно, не раз. Руки его, не скованные наручниками, были скрещены на груди, и если бы не застывшие по бокам и у него за спиной три напряженных бойца, этого средних лет мужчину можно было бы принять за лицо свободной профессии, выбравшееся поразмышлять на природу с утра пораньше.

К удивлению пограничников, где-то так оно и было. В Лагерь уже сообщили о поимке и теперь ждали, когда оттуда прибудет автозак с охраной. И задавали беглецу разные вопросы, без подковырок и злобы, потому что знали: сейчас этого убийцу увезут и вновь засунут под землю, и будет он там горбатиться до скончания своих дней. Оба взводных этим вопросам не препятствовали, а к ответам зэка прислушивались с любопытством. Многие бойцы толпились вокруг, а кое-кто устроился в сторонке и налег на сухпай.

Как выяснилось, взяли его без проблем. Зэк и не думал скрываться в выемках или среди камней, а спокойно сидел себе вот на этом самом месте, глядя на светлеющее небо, словно прирос к обломку. Услышав за спиной шаги пограничников, он оглянулся — и отвернулся, как будто не по его душу это шли, а мимо, за пивом. Так и сидел, пока не приблизились и не окружили. Кивнул, поздоровался. Потому и не стали его валить и вязать — человек явно не намерен был оказывать сопротивления. То ли утомился с непривычки, прошагав ночью несколько километров от Лагеря, то ли понял, что побег его не имеет смысла, то ли с головой у него было что-то не так… В общем, все прошло спокойно, без заламывания рук и уж тем более стрельбы.

— Чего ж ты сюда намылился, а не на юг? — спросил кто-то из пограничников. — Тут же дальше равнина да болота, без перспектив. Все же на юг стараются… Или надурить хотел?

— Стараются те, кто нарезать винта решил, — ответил зэк. Голос у него был хрипловатый и какой-то надтреснутый. — Я в такие игры не играю. Коль наелся грязи** — значит, планида такая, чего кипиш поднимать? И бродить тут не в жилу, я вести жизнь дикаря не подписывался.

А зачем тогда бежал? — удивился боец. — Просто погулять захотелось?

— Так уж масть легла… — загадочно усмехнулся зэк. — При таком раскладе почему бы и не размяться на воздухе? Мы же тут вспотевшие до упора. Обстановочку сменил хоть ненадолго, и то в кайф… Уж больно однообразная обстановочка…

— А что там вообще в шахте? — поинтересовался другой пограничник. — Дышать можно?

— Дышать везде можно, — вновь усмехнулся беглец. — Главное — вот тут все утрясти, — он постучал согнутым пальцем себя по лбу. — Привести в соответствие…

— А как эта архамасса выглядит? — раздался третий голос. — На что похожа?

Зэк помрачнел и осведомился:

— Дерьмо жидкое видел?

— Ну… приходилось… — ответил пограничник под смешки окружающих.

— Вот и прикинь. Только чуть погуще и с прозеленью.

— И как ее добывать?

Зэк с ухмылкой взглянул на бойца:

— Попросись в подземелье на экскурсию, вот все и узнаешь. Или замочи кого-нибудь, наверняка туда же и попадешь.

— Так как тебе сбежать-то удалось?

Зэк пожал плечами и опять прищурился на солнце:

— Помощничек нарисовался, хоть я и не просил…

— Тебе, значит, помог, а сам в Лагере остался?

— Да нет… Хотя, может, и вернулся. Я не в курсе… Но, так понимаю, он сам не с кичи — из другого места. А чего ко мне приклеился, понятия не имею. Говорю ж, я ноги не щупал…

— При чем тут ноги? — не понял боец.

— Ну, к побегу не готовился, — пояснил зэк. — Живот прихватило ночью, пошел в верзошник, вот там помощничек и объявился.

— Что за помощник? — пробрался вперед лейтенант Бебешко. — Как зовут?

— Он не назвался. Да и не из наших, точняк. Я, кабы все потом своими глазами не увидел, подумал бы, что это мозги у меня скисли…

— А ну-ка, поподробнее, — потребовал лейтенант.

И затаившие дыхание пограничники услышали невероятную историю о том, как этому зэку удалось беспрепятственно покинуть Седлаг со всеми его заборами и запорами, сигнализацией, видеокамерами и целой армией охранников. Если бы эти бойцы не несли службу у Пузыря, то, выслушав такое, просто покрутили бы пальцем у виска. Но тут столь простым действием было не отделаться.

Вот что поведал зэк, никуда не торопясь и продолжая щуриться на утреннее солнышко.

Он уже собирался выходить из туалета, тоже оборудованного камерами слежения, как вдруг услышал голос. Голос был незнакомым, он звучал прямо в голове и начал с места в карьер:

«Тебе надо уходить отсюда. Сейчас выберешься за ограду и иди куда хочешь».

Прежде чем зэк успел хоть что-то сообразить, от белого потолка отделилось такое же белое покрывало, моргнуло черным глазом, похожим на глаз хищной птицы, и окутало его с головы до пят. И тут же в мозгах его наступило оледенение, рот словно заперли на замок, тело стало деревянным, а ноги сами зашагали к двери. Сквозь эту полупрозрачную накидку вполне сносно было видно все окружающее. Зэк вышел из туалета, пересек жилой корпус и беспрепятственно миновал пост охраны. Судя по реакции охранника, тот его просто не видел и не слышал. И не видел не только он — экран, установленный перед охранником, показывал, что ведущий к двери проход пуст, словно зэк и не шел по нему, влекомый неведомой силой. На другом экране была картинка с камер, установленных в туалете, но цербер на нее не смотрел. Да и как сбежать из туалета? Нырнуть в унитаз и пробраться по канализации? Никак не получится, слишком узкая труба, да и унитазы не приспособлены для таких ныряний.

И тут пошли чудеса еще более расчудесные. Зэк приблизился к запертой двери корпуса — и прошел сквозь нее, словно это было не солидное препятствие, а какая-нибудь видеопроекция. Вернее, ноги пронесли его сами, без всякого желания их превратившегося в подобие зомби обладателя. По-прежнему окутанный диковинным покрывалом, зэк вышел в ярко освещенный двор и не успел сделать и двух шагов, как некая сила подняла его в воздух и переместила за стены и вышки с охранниками, в ночную темноту. Пронесла метров триста, а может, и пятьсот, и опустила на землю, под звезды.

«Иди куда хочешь», — повторили в голове.

Покрывало порхнуло вверх и растворилось в ночи. А зэк уселся на траву, и под стрекот ночных насекомых мозги его начали потихоньку оттаивать. Вот тогда он и решил, что погуляет на природе, пока его не хватятся. С одной стороны виднелся свет прожекторов Лагеря, с другой били в стенку Пузыря и в небо прожектора пограничников, и зэк неторопливо направился туда, где этого света не было — к карьеру. Вскоре вышел на старую дорогу и побрел по ней, наслаждаясь нежданной свободой, вдыхая ночные запахи, слушая ночные звуки и любуясь на звезды. Ну, и ломая голову над тем, что же за чудо такое с ним произошло. Так и гулял, вовсе не собираясь лезть из кожи вон и рвать жилы, чтобы уйти как можно дальше от Лагеря…

Ошеломленные услышанным пограничники готовы были засыпать зэка новыми вопросами, но тут припылил автозак, и церберы забрали невольного беглеца. Вдосталь надавав ему дубинками по почкам за нарушение их спокойствия.

Автозак умчался к Седлагу, а пограничники остались. Жевали сухпай и обсуждали эту невероятную историю. То есть они-то ее невероятной не считали. Им было ясно, что отдельные Простыни изменили тактику. Или получили иное задание. Ускользнув от глаз пограничников и охранников, одна-две обитательницы Пузыря проникли на территорию Седлага. Но вместо того, чтобы истреблять всех вокруг, затаились. У них была другая задача: выводить из Лагеря заключенных. Зачем? Рассчитывали на то, что, узнав о возможности покинуть Седлаг, зэки поднимут бунт, и в конце концов все там перебьют друг друга? Или это какой-то маневр? Уловка? Да, конечная цель была ясна: добиться прекращения добычи архамассы. Но в чем суть новых действий?

Как бы там ни было, все понимали: твари переходят к иным приемчикам, и скучать никому не придется…

Расставшись с соседями, команда Тамерлана Бебешко направилась в обратный путь. Стрельба у Пузыря не возобновлялась, вокруг стояла благостная тишь. Денек обещал быть погожим, и впереди ждал сытный завтрак. Да, уже подкрепились сухпаем — ну и что? Балабаса много не бывает! Бойцы топали назад бодро, тихо радуясь тому, что все кончилось сравнительно быстро и теперь ничто не может отвлечь их от заслуженного отдыха. Радовался в душе и Дарий Силва, шагая рядом с приятелем Тангейзером Диони и перебрасываясь с ним разными фразами по поводу удивительного рассказа седлаговского зэка. Эта их неспешная беседа была прервана взводным, получившим какое-то сообщение по комму.

— Опа! — воскликнул Бебешко, глядя на экран. — Наконец-то разродились, не прошло и полгода! Эй, бойцы, после обеда новая техника прибудет. Та-ак… Всякое «ба-бах» и… ох, ничего себе! — Он обернулся к подчиненным, поднял палец и торжественно провозгласил: — Танк «Мамонт», новейшее новье! Это за что же нам такой подарок? — Взводный изумленно покачал головой. — Похлеще наших «трицеров», описание я собственными своими двумя глазами видел. И в смысле насчет вооружения похлеще, и в смысле по поводу удобств. И дает его наш командир именно непосредственно нашей заставе, а не кому-то другому. А почему? Потому что мы лучшие! Правильно я говорю?

Подчиненные на всякий случай молчали — вопрос-то мог быть и риторическим. Да и Бебешко много раз заявлял о них совсем иное.

— И разобраться с этим зверем поручено непосредственно моему взводу, — с воодушевлением продолжал лейтенант. — А почему?

— Потому что мы лучшие, — на этот раз ответили ему нестройным хором. Правда, не очень уверенно, и не все.

Бебешко хмыкнул и заявил:

— Нет, парни, вы не лучшие. Просто остальные еще хуже вас!

Собственно, танки пограничники давно использовали только для двух целей: в качестве транспортного средства для поездок в поселковые кабаки и в качестве пунктов наблюдения за дневным и ночным небом. И с удобствами в «Трицератопсах» действительно было не очень.

— И кого же удостоить чести принять такую коробку? — на ходу размышлял Тамерлан Бебешко. — Чтоб осмотрел, изучил инструкцию, разобрался, опробовал… Это же не новый сорт пива дегустировать — или как? В голове должно иметься килограмм мозгов, и ни сантиметром меньше.

Бойцы затаили дыхание. Перспектива возиться после обеда с новой техникой никого не прельщала. Дарий Силва нервно сглотнул. Он был танкистом по специальности, и взводный, конечно же, об этом знал. Но ведь были во взводе и другие танкисты!

— Кто у нас сегодня лично отличился? — продолжал рассуждать Бебешко. — Кто обнаружил предмет, непосредственно похожий на вилку для приема внутрь пищи?

В организме у Дария все оборвалось и повисло, уныло покачиваясь и издавая тихие стоны. О поселковом кабаке сегодня можно было забыть. Тангейзеру и Поллуксу предстояло лакомиться пивом без него.

— Почему молчим? — обернулся к нему Бебешко. — Боец Силва!

— Здесь, господин лейтенант…

— Не здесь, а уже там, непосредственно в парке! Осматриваешь этого «Мамонта» и вникаешь, где у него хвост, а где, соответственно, вымя и жало. И не один вникаешь, а на пару… А вот с кем на пару?

— Разрешите мне, господин лейтенант! — сказал, как в воду прыгнул, Тангейзер Диони. Его скуластое лицо было хмурым, но серые глаза смотрели твердо.

— Ага! Мы с Тамарой ходим парой! — Бебешко вновь поднял палец. — Вот это по-нашему! Сам наливай и с товарищем выпивай! — Он пристально оглядел других повеселевших бойцов. — А дабы никто не думал, что ему лично страшно повезло, довожу до вашего непосредственного сведения: бойцы Силва и Диони от ночного дежурства освобождаются. И попробуйте сказать, что лейтенант Бебешко несправедлив!

Дарий с благодарностью легонько ткнул Тангейзера кулаком в бок. Что ж, сегодня Поллуксу Борсо придется проводить время в другой компании. Или без компании.

— Не боись, Дарик, — тихо шепнул Диони. — Карабарас, разберемся с этим «Мамонтом», найдем, где у него рога, а где копыта!

Тангейзер раньше тоже служил в танковых войсках, но вообще мало что рассказывал о своей прошлой жизни. Ростом он был с Дария, но поуже в плечах, и мягкие черты его лица скорее подошли бы детскому врачу, а не военному. У него было очень красиво выполненное светящееся сине-желтое тату на внутренней стороне левой руки, у самой подмышки — монограмма «ТД»: Тангейзер Диони.

— Спасибо, Тан, — прошептал Дарий. — Это тебе зачтется в следующей жизни.

Тангейзер скупо улыбнулся и ответно стукнул Силву под ребра.

Группа прошагала через очередную рощицу, еще раз вспугнув задремавших было птиц, и комм взводного снова ожил.

— Понял, — мрачно сказал лейтенант, выслушав сообщение.

Некоторое время он шагал, низко опустив голову, словно старался разглядеть что-то у себя под ногами, и бойцы опять насторожились. Такое поведение взводного не предвещало ничего хорошего. Он остановился и повернулся к ним, и по лицу его было видно, что радости в этом мире убавилось.

— У нас потеря, — скорбным голосом сказал Бебешко. — Боец Борсо испарился…

Глава 3. Как можно исчезнуть в пути

И старушка увидала,

Что не там очки искала…
Из стихотворения Темных веков

Очень многие люди в раннем детстве еще не представляют себе, чем будут заниматься, когда придет пора самостоятельно зарабатывать себе на хлеб или там на пироги с фуфиками. Выбор жизненного пути — дело такое же тонкое, как легендарный Восток, и многие находят свое призвание не сразу, перепробовав и одно, и другое, и десятое, набив немало шишек и изрядно попортив нервы и себе, и окружающим. Единственный сын Тора Тумберга в этом смысле отличался от большинства. Следователь окружного управления полиции города Динтина на планете Селеби видел своего отпрыска только сыщиком, и никем иным. И настоял на том, чтобы новорожденного назвали Шерлоком. В честь кого — уточнять, наверное, не стоит. Из года в год на разных каналах унивидения появлялись все новые фильмы о величайшем сыщике всех времен и народов, жившем в Темные века. Следователь Тумберг видел в сыне продолжателя своего ремесла, так что будущее занятие Шерлока было определено еще до его рождения. Гроза преступного мира — вот кем должен был стать Шерлок Тумберг.

Наверное, если с младых ногтей тебе твердят, что ты будешь заниматься раскрытием преступлений, и нет в жизни занятия более увлекательного, если тебя на это настраивают самыми различными способами, то шансов свернуть в сторону у тебя почти не имеется. Правда, отнюдь не последнюю роль тут играют и способности. Ведь одно дело — научиться лихо копать ямы или собирать осенней порой бараканских крутиушек, и совсем иное — уметь сопоставлять, анализировать, строить версии и делать многое другое, без чего просто невозможно стать сыщиком. К превеликому счастью Тора Тумберга, сынишка рос толковым, смышленым и подавал большие надежды. После окончания школы он без особого труда поступил в юридическую академию — без помощи отца или кого-либо из его сослуживцев. Если, конечно, не считать помощью всю ту работу, которую многие годы проделывал Тор Тумберг, лепя из сына фигуру, способную занять место рядом с величайшим сыщиком с Бейкер-стрит. Когда Шерлок был еще школьником, отец в качестве упражнений давал ему задания раскрыть те дела, которые Тор Тумберг уже раскрыл в предыдущие годы. И сын очень даже неплохо с этим справлялся, хоть и не всегда. Перед вступительными экзаменами в его багаже было несколько десятков «раскрытых» преступлений, начиная с портовых драк и мелких краж и заканчивая финансовыми махинациями и убийствами. Шерлок занимался всем этим с удовольствием, и у него и мысли не возникало о том, что он мог бы заниматься чем-нибудь другим.

Учился он хорошо (хотя, конечно же, принимал участие во всяких студенческих шалостях, которые так приятно вспоминать по прошествии лет), и, как и другие выпускники, был на два обязательных года направлен на работу в одно из провинциальных отделений — набираться опыта. Ну, а в динтинском окружном управлении его уже ждали, и пять лет тому назад Шерлок Тумберг стал занимать кабинет в том же здании, где дослужился до полковника и продолжал успешно работать его отец.

И за все эти годы посткапитан Тумберг-младший ни разу не пожалел о том, что, благодаря отцу, шагает в жизни именно по этой дороге. Может быть, и не сравнялся он умением с легендарным земным сыщиком, но с большинством порученных дел разбирался и плюсов в работе имел гораздо больше, чем минусов. Высшим своим достижением посткапитан Шерлок Тумберг считал раскрытие классического убийства в запертой изнутри комнате. Это привело к выявлению подпольного синдиката, который обосновался в совсем другой части Галактики и процветал чуть ли не два десятка лет.

В общем, Тор Тумберг имел все основания гордиться своим сыном. А сын втайне гордился собственным чеканным профилем, высоким ростом и юношеской худощавостью, что, как известно, отличало сыщика с Бейкер-стрит. Музей Шерлока Холмса на этой лондонской улице Тумберг-младший, разумеется, посетил еше в детстве, вместе с отцом.

Именно Шерлока и вызвал к себе начальник сектора полковник Вентор Манжули, когда получил из министерства указание разобраться с сообщением, поступившим с борта дальнолета Космофлота «Нэн Короткая Рубашка» в космополицию. Да, этим происшествием должна была заниматься именно космополиция, а не планетные правоохранительные органы, но в Министерстве внутренних дел Селеби решили именно так. Случай-то был просто из ряда вон выходящий, а способности как своих, так и любых других «транспортников» в министерстве хорошо знали. Кражи на борту — вот и все, что удавалось раскрыть космополиции. И то отнюдь не каждый раз, а через девять на десятый. Хотя, казалось бы, чего проще: прибудь на судно да обшарь всех, тем более что и данные сканеров — вот они, бери и пользуйся. Но — не получалось. А вот содрать с экипажа космической яхты штраф за превышение скорости выходило всегда и без проблем. Или нагрянуть на каботажный грузовоз, приказать сбросить ход и устроить проверку технического состояния судна и содержимого трюмов… суток на пять-шесть. Понятное дело, владельцу легче было откупиться, чем мириться с такой задержкой, сулившей еще большие убытки. Да, не зря космополицейских во всех углах Межзвездного Союза называли «трясунами» — вытряхивать деньги они умели, и далеко не всегда эти средства доходили до финотделов космополиции… Далеко не всегда…

В селебийском министерстве отнюдь не обрадовались такому неординарному случаю, как исчезновение двух пассажиров с дальнолета «Нэн Короткая Рубашка». Не такое это было событие, чтобы плясать на столах и обливаться шампанским в предвкушении очередных нашивок на форму. Получив сообщение, там первым делом стали выяснять, где именно это произошло — в надежде, что головная боль достанется не им, а их коллегам с Лабеи, откуда стартовал дальнолет. Шансы отделаться от проблемы были — кто сказал, что пропажа случилась в окрестностях планетной системы желтого карлика Пикачу, административным центром которой была Селеби? А может, пассажиры исчезли еще до того, как дальнолет нырнул в Дыру.

Но отбиться не удалось. Информация со сканеров свидетельствовала о том, что от старта с Лабеи до погружения в подпространство все на борту были в наличии. А вот после… Значит, оба бедолаги пропали, когда «Пузатик» находился в тоннеле. А эта «территория» вне пределов обычного пространственно-временного континуума причислялась при происшествиях к территории той планетной системы, куда направлялось судно. В данном случае, разбираться во всем должны были правоохранительные органы планеты Селеби. Союзное министерство уже тоже было в курсе дела, но подключаться пока не собиралось, намереваясь просто держать ход расследования на контроле. А там видно будет.

Все это ведомственное коловращение происходило по каналам дальсвязи, пока лайнер Космофлота продолжал полет к четвертой планете системы звезды Пикачу. Капитан Макнери на окружающее реагировал слабо, погруженный в раздумья о том, возьмут ли, в случае чего, его на работу в Звездофлот или придется податься на грузовые перевозки — ему очень не хотелось терять космический стаж.

— Есть неприятная новость, Шерлок, — традиционно начал Вентор Манжули, когда посткапитан Тумберг, повинуясь его жесту, опустился на стул возле обширного стола начальника сектора. — У лабейского «Пузатика» продырявилось брюхо, и в Дырке пропали два пассажира. Может, за пивом пошли, может — отлить, но факт есть факт: до Дырки они на борту были, а после Дырки — нет. Во всяком случае, так сообщает капитан… если он, конечно, адекватен. Хотя мне с рыжим Линсом приходилось иметь дело… коньяк он кушает, как воду… но держать себя умеет, этого у него не отнять. Так что пропажа, скорее всего, действительно произошла. К вечеру его корыто приковыляет к нам — время в справочной уточнишь, — и хватай, как говорится, куртара за ноздри. А все материалы по этим тижунским тряпкам передай Колобку, пусть доводит до конца. Ты занимаешься только «Пузатиком». — Манжули побарабанил пальцами по столу, покусал губу и вновь сосредоточил взгляд на подчиненном. — Если подручные требуются, бери сколько нужно. Перетряхивай там все сверху донизу, с трюмов пломбы срывай, за борт никого не выпускай, допрашивай кого угодно… В общем, сам знаешь, не первый год замужем.

— То есть я имею полномочия задержать рейс до тех пор, пока все не выясню? — спросил Шерлок Тумберг, поглаживая аккуратные усики. Это значило, что он психологически уже погружается в новое дело.

— Можешь, — кивнул начальник сектора. — Случай-то беспренце… беспернце… тяжелый случай, в общем. Но желательно, конечно, разобраться побыстрей. Сам понимаешь. Теребить меня будут — мама, не горюй, только отмахивайся. — Манжули с силой потер крепкую шею, словно проверяя ее на прочность. — Делай все что угодно, Шерлок, но результат дай.

Тумберг-младший начал пощипывать усики, прикидывая, с чего начать.

— Хотелось бы верить, что это все же какое-то недоразумение, — продолжал полковник Манжули, — но… — Он с сомнением помотал крупной бритой головой с давним шрамом на макушке, приобретенным в молодые годы, при работе в провинции. — Как всегда, следует исходить из худшего варианта.

— А худшим вариантом, в данном случае, можно считать проделки подпространства, — заметил Шерлок, уже успевший перебрать в уме несколько предположений и остановиться на самых, по его мнению, вероятных.

— Пожалуй, — после некоторого молчания согласился начальник сектора. — Его плюс в том, что он все объясняет… Ну, кроме механизма такого действия, но это уже забота ученых… А минус в том, что подпространство не допросишь, хотя… зачем его допрашивать, если и так все понятно? Ну, то есть… как бы понятно… — Манжули опять потер шею, теперь уже с досадой, и поднял глаза на Шерлока. — У тебя есть какие-то другие версии? Только вмешательство чужаков или божественных сил принимать во внимание не будем, ладно?

— Не будем, — не стал спорить Шерлок. — Версии-то есть…

— И какие? — сразу ухватился полковник.

— Н-ну, например… — Тумберг осторожно сдавил пальцами кончик собственного носа, очень похожего на нос его знаменитого земного тезки. Такие носы принято называть «орлиными». — Самовозгорание. Явление редчайшее, но имевшее место быть. И не раз.

— Та-ак… — протянул Манжули и, словно дополняя действия посткапитана, крепко взялся за свое мясистое ухо, как бы намереваясь его оторвать. — Сразу двое, значит, самовозгорелись. Вместе или поочередно. Интересная мысль. А что? Дело-то, как говорится, житейское…

— Согласен, маловероятно, — кивнул Шерлок. — Хотя тут о вероятности судить сложно. В причинах подобного самовозгорания, насколько мне известно, до сих пор до конца не разобрались, поэтому…

— Что еще? — прервал подчиненного начальник сектора.

— Эти двое — не биологические существа, а искусственные системы, — тут же выдал Тумберг. — Кто-то экспериментирует. Но что-то там засбоило, и системы самоликвидировались.

— Так, — повторил Манжули, но уже коротко. — Занятно. Прям как в кино. Кто-то экспериментирует и что-то засбоило. А третья версия — нуль-транспортировка?

— Четвертая, — поправил начальника посткапитан. — Третья — кратковременная флуктуация, что-то типа космоворота, но прямо на борту.

— И много таких случаев в замкнутых системах тебе известно? — с прищуром осведомился Манжули. — И нуль-транспортировка всяких сапиенсов происходит чуть ли не каждый день, да?

Шерлок пожал плечами и философски изрек:

— Всегда что-либо происходит в первый раз, господин полковник.

— Сразу видно, от какой яблоньки ты яблочко, — проворчал начальник сектора. — Я уже говорил с твоим отцом, и он порадовал меня почти такой же формулировкой. И еще одной версией. Правда, она, скорее, из области лирики.

— И какая же это версия? — полюбопытствовал посткапитан.

По грубоватому лицу Манжули скользнула легкая улыбка.

— Папа твой предположил, что эти двое — любовники, давно не видавшие друг друга… или же обстоятельства мешают им общаться. Так что они специально отправились в рейс, чтобы в полной мере, без помех, насладиться друг другом. Ну, или просто так совпало, неважно. Главное, что их страсть была столь всепоглощающа, что они в буквальном смысле растворились один в другом. Взаиморастворились, вот так.

— Красиво… — пробормотал Шерлок. — «Да, если мы вдвоем в одном огне сгораем — зачем нам тусклый мир и все богатства рая?» Думаете, кто сочинил? Отец мой сочинил, в молодые годы, когда за мамой ухаживал…

— Кто бы сомневался, — с напускной театральностью развел руками начальник сектора. — Папа твой, помнится, когда под моим началом служил в глуши Зеленого Заозерья, и другое сочинял. Более реалистичное, по-моему.

Он откинулся на спинку кресла и устремил взор в потолок, копаясь в памяти. И сначала с заминками, а потом все более свободно, словно воспаряя в небеса, продекламировал, выделяя голосом каждую вторую строчку:

Богинь здесь не найти с лицом

Дианы,

И пива из земли не бьют

Фонтаны,

Тут крепко пьют, но никогда

Не пьяны,

Хоть счет и не на рюмки —

На стаканы.

Не слышно звуков здесь

Фортепианы,

Лишь верещат на ветках

Мумульканы,

Клубятся над озерами

Туманы,

А мы сидим вдвоем — ждем с неба

Манны.

Вентор и Тор — два парня, два

Болвана,

Надеемся — портвейн польет

Из крана,

Башка болит — одна сплошная

Рана,

И лес вокруг — заместо

Ресторана…

Манжули на секунду замолчал и торжественным голосом выдал последние четыре строчки:

И все ж не унываем мы,

Хоть все внутри горит,

Уж близок тот, кто — знаем мы —

Нас вмиг опохмелит!

Начальник сектора сомкнул ресницы и сцепил руки на животе. Некоторое время в кабинете царила тишина. Шерлок представлял себе отца, каким тот был много лет назад, и на душе у него было тепло.

Вентор Манжули наконец приоткрыл один глаз и пояснил:

— И папа твой ничего не выдумывал. Это картинка с самой что ни на есть натуры. Сидели мы с ним поутру, после вечернего перебора, и ждали Берика Шторцена. Мы его послали гонцом к местному производителю пахучего напитка.

— Шторцена? — переспросил посткапитан. — Беркандера Шторцена?

— Да-да, того самого Беркандера Шторцена, — подтвердил начальник сектора. — Который сидит теперь в нашем министерстве и пьет из меня кровь при каждом удобном… Ладно, не о том я. — Манжули резко подался вперед и положил руки на стол. — Я о версиях. По-моему, Шерлок, они никуда не годятся. У тебя есть что возразить? Только без отвлеченных рассуждений!

— Я бы все эти версии вообще пока отставил, — сразу же сказал Тумберг. — И выяснил личности пропавших. А там, может, и зацепка обнаружится.

— Так действуй! — встрепенулся Манжули. — На тебя вся Галактика смотрит! Справишься — быть тебе досрочно капитаном! Столица оценит, я думаю…

— Господин полковник, имею ли я право давать приказы капитану… м-м… «Пузатика»?

— Ты имеешь право даже приказать ему на брюхе проползти от носа до кормы и обратно. Думаю, Линс страстно желает, чтобы все как можно быстрее прояснилось, это крайне в его интересах…

— Тогда первым делом я прикажу ему проверить билеты у всех пассажиров и сверить с пофамильным списком.

Манжули ожесточенно поскреб давний шрам на макушке.

— Еще раз их дергать? Билеты он уже проверял, когда подсчитывал общее количество…

Шерлок изумленно поднял брови.

— Он что, не догадался сразу выяснить, кого именно не хватает?

— Чего ты от него хочешь? — усмехнулся начальник сектора. — Ну, не сообразил Рыжий, он же не сыщик. Мда… вторую проверку устраивать… Разговоры, конечно, пойдут, Космофлоту это не на руку…

— Пропал не багаж, пассажиры пропали, — напомнил Шерлок.

— Истину говоришь, — кивнул полковник. — Давай, делай все, что посчитаешь нужным. И о любом результате — сразу мне… О, уже подгоняют! — он повернул голову к экрану разразившегося трелью комма. — Приступай, Шерлок, а я доложу министерским, что мы уже космос роем вдоль и поперек, от забора до вечера и обратно… аж гул стоит!

Шерлок Тумберг был не из тех, кто долго раскачивается и принюхивается перед тем, как выпить. Выйдя от Манжули, он тут же по ДС-комму дал задание капитану Макнери и полез копаться в инфобанке. Он знал, что похожие случаи были, а вот объяснения им не было.

Взять хотя бы классику — исчезновение экипажа с корабля «Мария Целеста». Не с космического — тогда еще, кажется, не было космических кораблей, — а с того, что плавают по морям, по волнам. Паруса подняты и все вещи на месте… но корабль безлюден. И этот факт далеко не единственный. Правда, можно допустить (как это и сделали), что виной всему «голос моря» — инфразвук, заставивший моряков обезуметь и броситься в волны. И что бы там ни случилось на самом деле, главное — люди могли без труда покинуть корабль. Подскочил к борту — и сигай головой вниз. Но куда могла деться команда каботажного танкера «Святая Елисавета», бесследно исчезнувшая где-то между Землей и Марсом, чуть ли не в прибрежной зоне? Танкер на ходу, цел и невредим, в бортжурнале — стандартный набор сообщений, никаких выходов на экстренную связь. Люки задраены, пробоин в обшивке нет, космоциклы и спасательный катер на своих местах. Да, и тут можно допустить, что все четыре члена экипажа одновременно свихнулись от какого-нибудь «голоса космоса» — и что? В канализацию не пролезть, цистерны закупорены… Можно, в принципе, выбраться в пространство через сопла двигателей — если вдруг непонятно почему скосила всех четверых неудержимая клаустрофобия, — но зачем такие сложности, если есть самый простой путь, через шлюзовую камеру? И, опять же, скафандры на месте…

Правда, имеется тут вариант… Подходит к борту танкера прыткий катерок или космическая яхта, пробираются по соплам в танкер сообщники членов экипажа «Святой Елисаветы», прихватив с катерка скафандры для четверки. Или даже один сообщник. И покидают парни танкер, чтобы когда-нибудь вынырнуть в другом уголке Галактики под другими именами и начать новую жизнь. Но для чего это пропавшей четверке? Биография каждого члена экипажа изучена сыщиками до мелочей, и нет там ничего предосудительного. Да и трудно выбраться так, чтобы потом нельзя было установить, что выбрались именно этим путем.

Загадка…

Нуль-переход… Это, конечно, отнюдь не из области чудес — что такое Дыра, как не его пример? Но для создания Дыр требовалось всякой техники и специалистов о-го-го сколько… Реально ли, чтобы кто-то где-то изобрел такой карманный приборчик: вынул, кнопочку нажал — и тут же образовалась дырочка, небольшая, чтобы только пролезть, а сразу после перехода и затянулась? Может, и реально, но удалось бы удержать в тайне такое изобретение? Скорее уж, магия, волшебство… Но если все необъяснимые случаи списывать на волшебство, то зачем вообще голову ломать? Чуть где какая непонятка — тотчас выносить вердикт: волшебство. И копать не надо. А бывает ли в природе волшебство, и что это за штука такая? Кто-то еще в Темные века говорил о том, что чудеса — это явления, которые происходят по неизвестным нам законам природы, только и всего. Какой-нибудь пещерный охотник принял бы за чудо и карманный фонарик, и унивизор, и… Да что там пещерный охотник! Для него, вполне современного человека Шерлока Тумберга, как и для миллионов и даже миллиардов других сапиенсов, таким чудом является, например, дальсвязь. Просто уму непостижимо, как, вразрез с постулатами Теории Альберта, можно мгновенно связаться с абонентом на другом конце Галактики, и беседовать с ним, и видеть его на экране именно таким, каков он в данный момент. Но для ученых, которые придумали дальсвязь, она вовсе не чудо… Однако даже чудеса отнюдь не тождественны волшебству. Чудо происходит по законам, пусть — пока! — и неизвестным, а волшебство — вопреки любым законам. И если исчезновение с «Короткой Юб…» тьфу, «Рубашки» является волшебством, то…

«А что — то?» — задал себе вопрос Шерлок Тумберг, отведя взгляд от экрана своего кабинетного компа.

Разве столь уж важно, каким образом исчезли два пассажира с посудины рыжего Линса? Нет, важно, конечно, но не важнее ли будет узнать — почему? Почему они исчезли? С какой целью?

Ведь даже если это шуточки той непознанной сущности, которая зовется подпространством, по каким-то же признакам эта сущность выбрала именно этих двоих, а не, скажем, того же Линса. Правда, слово «выбрала» применительно к Серости может не иметь никакого смысла… да и каким образом определить эти признаки? Правильно говорит Манжули: подпространство не допросишь. Или мы еще не научились его допрашивать, и неизвестно — научимся ли. Как и космических богов, если это именно они приложили тут руку… или что у них там?

Было у Тумберга еще одно предположение, тоже достаточно сказочное: кто-то умел проходить сквозь стены. Не нуль-транспортироваться, а именно проходить, каким-то образом делая вещество преграды проницаемым для своего тела… Или наоборот: делая свое тело проницаемым для вещества преграды… Как-то так… Ведь испокон же веков ходят по миру слухи о людях с необычными способностями. Может, кто-то из сапиенсов ими действительно обладал и обладает? Но даже если и так — зачем кому-то покидать торчащий в Серости дальнолет? Или эти двое такие уникальные, что Серость им, как дом родной? Или действительно — дом родной?..

Удивленные мозги стали потихоньку нагреваться и почувствовали себя некомфортно.

«Ладно, — сказал себе Шерлок. — Подождем сообщения от капитана Макнери, а там видно будет. А пока неплохо бы пообедать…»

* * *

Сообщение от капитана Макнери пришло даже раньше, чем ожидал Шерлок Тумберг. Видно, капитан гонял своих подчиненных в хвост и в гриву, стараясь как можно быстрее помочь начавшемуся следствию. Хотя чего там было особенно возиться? Рассадить всех пасажиров по каютам, определить сканерами, в каких каютах некомплект, и выяснить по списку, кого именно не хватает. Правда, попробуй некоторых выколупать из баров… Тем более что один раз в каюты всех уже загоняли.

Старательный Макнери даже сообразил — без подсказки — включить в сообщение две мнемограммы. На них был запечатлен облик пропавших — таким, каким он запомнился капитану. Карусель стала набирать обороты.

Шерлок хотел уже прочитать сообщение, но его взгляд буквально притянула первая мнемограмма. На ней было запечатлено создание воистину небесной красоты. Именно о таких в Темные века говорили: «Ни в сказке сказать, ни пером описать». Имя у небесного создания было подстать облику: Эннабел. Эннабел Дикинсон. Капитан Макнери сообщал, что эта девушка отправилась в полет вместе с отцом, Троллором Дикинсоном. А отец ее был не кем-нибудь, а владельцем «Сокоманской Империи» — крупнейшего производителя и поставщика фруктовых соков на планете Лабея.

«Да-да-да…» — тренированная память сыщика почти мгновенно подсунула нужное воспоминание.

Унипередача трехлетней, кажется, давности, беседа медиара с Троллором Дикинсоном:

«Господь наказал змея вовсе не потому, что тот разрекламировал райские яблоки. — И улыбка добродушного, преуспевающего, уверенного в себе человека. — Дело не в этом. Змей был приговорен ходить на чреве своем за то, что поленился сделать яблочный сок и угостить им Еву. А пить сок гораздо приятней и полезней, чем просто жевать яблоко, пусть даже и райское».

Да, слова владыки «Сокоманской Империи» запомнились… И вот теперь у этого владыки пропала дочка.

А кто еще пропал?

Мнемограмма была — мужчина, скажем так, средних лет, темные глаза, длинные волосы цвета тусклого золота, — а подписи не было. Ага, пассажир взят на борт по распоряжению начальника отдела пассажирских перевозок космопорта «Прибрежный». То есть без билета. И без регистрации.

Так… А вот это уже интересно. Что за личность, и зачем она проникла на борт лайнера, сумев быть настолько убедительной в разговоре с начальником ОПП, что тот не смог отказать? Кто у нас там занимает этот пост? Шерлок вошел в справочник. Ага, Теодор Березкин. Придется задать несколько вопросов господину Березкину. Тот, разумеется, еще не вернул полученные за эту операцию деньги в бухгалтерию космопорта «Прибрежный» — ну да, ну да, закрутился, не успел… — но непременно внесет. Так он, конечно же, будет говорить, прижимая руки к груди и делая очень-очень честные глаза.

Кого же вы посадили на корабль, господин Березкин?

Вполне возможно, что дело тут вовсе не в прихотях Серости, решил Тумберг-младший, набирая на ДС-комме номер начальника отдела пассажирских перевозок лабейского космопорта «Прибрежный».

— Слушаю, — буркнул с экрана ушастый лысоватый человек с хмурой физиономией. Похоже, Теодор Березкин уже знал о том, что приключилось на «Короткой Рубашке».

— Посткапитан Тумберг, следователь окружного управления полиции Динтина, Селеби, — представился Шерлок и показал свой номерной жетон.

Березкин мог, при желании, тут же проверить подлинность жетона по справочнику и сличить размещенную там объемку с внешностью человека, который вызвал его на связь. Но, судя по его унылому виду, делать это он не собирался.

— Мне поручено расследовать происшествие на борту приписанного к вашему порту лайнера «Нэн Короткая Рубашка», — продолжал Тумберг. — Вы знаете, о чем я?

— Знаю, — мрачно ответил Березкин. — И таки знаю, какой у вас ко мне вопрос. Рыж… капитан Макнери уже сообщил мне, кто именно затерялся на «Пузатике»…

— А вы считаете, что госпожа Дикинсон и пока неизвестный нам по имени пассажир находятся где-то на борту? — тут же спросил Тумберг.

Березкин хмыкнул и пожал плечами.

— А где же им еще находиться? Вряд ли дочка нашего Соколеона и этот… умеют проникать сквозь обшивку. Да и зачем? Не думаю, что в Дырке комфортнее, чем тут, у нас.

«Соколеон — по аналогии с Наполеоном, — догадался посткапитан, достаточно глубоко изучавший историю Темных веков. Да и в „Шерлокиаде“ это имя упоминалось. — Значит, он уверен, что пропавшие никуда не подевались с корабля…»

— И где же они, по-вашему, прячутся? — задал он вопрос, отставив пока разговор о личности протеже Березкина. — И почему их не видят сканеры?

Угрюмая физиономия начальника ОПП неожиданно расплылась в ироничной улыбке, и Теодор Березкин выдал фразу, от которой Тумберг-младший чуть не оторопел:

— Элементарно, Ватсон!

Шерлок все-таки справился с собой и сухо попросил:

— Если вас не затруднит, растолкуйте.

Щекастое лицо Березкина увеличилось — «пассажирщик» чуть ли не влез крупным своим носом в экран ДС-комма.

— Растолкую, но с одним условием, — голос его стал вкрадчивым и медоточивым. — Если в протоколе, который вы, я полагаю, представите руководству Космофлота, будет указано, что этот тип… Одер, кажется, или Обер, попал на корабль без моего участия. Исключительно при содействии капитана Макнери.

Посткапитан вновь чуть не оторопел. Вот это да! Березкин, выгораживая себя, топит сослуживца!

— Не думаю, что ваш коллега, — Шерлок умышленно подчеркнул последнее слово, — даст такие показания. Зачем ему наговаривать на себя?

«Пассажирщик» отодвинулся от экрана и чуть ли не разбросался в своем кресле.

— Я с ним побеседую с глазу на глаз… Сумею убедить… Он ведь не корысти ради оказал содействие, просто этот Одер-Обер вынудил его так поступить. Угрожал, что в случае отказа убьет кого-то из членов семьи Рыжего… то есть Линса Макнери. И даже если, мол, капитан настучит в полицию, он, этот Одер, его все равно достанет. Вот капитан и попросил водителя портового летунца доставить на борт перед стартом еще одного пассажира.

— Ну-ну, — сухо произнес Тумберг. — Решили мне сказочку рассказать? А вот я думаю, что этот Одер пришел именно к вам, а не к Макнери. Не так ли? И именно вы дали капитану распоряжение взять его на борт. И именно вы получили от него деньги за билет. И, я полагаю, немалые. А если это преступник?

— Не преступник, — уверенно заявил Березкин. — И не Одер он все-таки, а Обер, я точно вспомнил. Уир Обер, именно так. Я не только его карточку изучил, но и проверил, не начудил ли он чего. А как же? Меня ведь мама не вчера родила, господин сыщик. В розыске он не значится. Что касается предыдущего вашего вопроса, то таки да, пришел он, конечно же, ко мне. Ссылался на неотложнейшие дела… да мне, собственно, какая разница? Заплатить заплатил, место свободное есть — так почему не пойти навстречу? Ведь это не клиенты для нас, а мы для клиентов.

Тумберг поморщился, и Березкин пафос убрал.

— Я, конечно, господин сыщик, от этих слов своих отрекусь, в случае чего, вы же понимаете. Да и не допрос ведь у нас, так? Для допроса вы должны или сами ко мне прибыть или вызвать к себе. Я ничего не перепутал?

— Не перепутали, — процедил сквозь зубы Шерлок.

— Ну вот, — удовлетворенно кивнул ушлый «пассажирщик». — А что касается ваших еще более предыдущих вопросов, то я таки могу и повторить свои условия, но ведь вы их и так помните, верно?

— Верно… — Посткапитан изо всех сил стиснул зубы и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. — Если господин Макнери при беседе под протокол скажет именно то, что вы уже сказали за него, именно эти слова и будут занесены в протокол, каковой протокол и будет передан вашему руководству.

— Вот это по-нашему, — ухмыльнулся Березкин. — Верю на слово, между прочим. Ну, распахивайте уши — сейчас все объясню. Сам дошел, когда узнал от Рыжего, кто именно вдруг невидимкой сделался. Заметьте, не дочка менеджера среднего звена, а единственное чадо нашего Соколеона, если не кормителя всеобщего, то уж поителя — точно. Причем поителя напитками полезными, прибавляющими здоровье, а не отнимающими, не крепляком-шмурдяком всяким.

— Я жду конкретики, — бесстрастным голосом произнес Тумберг.

— Будет вам сейчас конкретика, — осклабился портовик. — Судя по тому, сколько этот Обер отвалил за место на «Пузатике», человек он явно не из бедных.

— Небось, вдвойне переплатил? — осведомился Шерлок.

Березкин пропустил этот вопрос мимо ушей, но по огонькам, мелькнувшим в его глазах, Тумберг понял, что не угадал: как минимум втройне, если не больше.

— Человек он явно не из бедных, — повторил «пассажирщик». — Но у Соколеона нашего свои планы относительно единственной дочери. Кроме «Сокоманской Империи», имеется у нас тут и еще одно нехилое образование — «Формула вкуса». Собственными хлебо-булочными изделиями торгует. Так почему бы не объединить это дело — соки и хлеб — в руках одной семьи? Но дочка не хочет замуж за хлебного короля. Дочка хочет замуж за Обера. Чем уж он ее привлек — понятия не имею. Но они разрабатывают план и ждут удобного случая. И вот папаша куда-то летит и берет дочку с собой. Он, видимо, Обера знает в лицо, поэтому тот, чтобы не попасться Соколеону на глаза, заскакивает на борт «Пузатика» в самый последний момент. Дожидается, когда дальник нырнет в Дырку, и вместе с возлюбленной разыгрывает представление с исчезновением. Уверенный в том, что всё спишут на Серость. Согласны с таким объяснением, господин сыщик?

— У меня пока нет фактов, — сдержанно ответил Шерлок. — Я еще не был на корабле и ни с кем не беседовал. Но ваши рассуждения, как одна из версий, могут пригодиться. Хотя что мешало Оберу приобрести билет заранее? С билетом можно и специально на посадку опоздать, чтобы не ехать через поле вместе со всеми. Его бы потом летунцом все равно подбросили.

— Вероятно, он просто не знал, что господин Дикинсон собирается в путь, — нашел объяснение начальник ОПП. — И его пассия не знала. А когда узнал, билетов в кассе уже не было.

— Ладно, — сказал Шерлок. — Допустим. Так что там по поводу сканеров?

— А по поводу сканеров все очень просто, — пожал плечами Березкин. — Что такое сканер? Это, как известно, прибор. А при умении, возможности и — самое главное! — материальной заинтересованности показания любого прибора можно изменить.

— Значит, вы считаете, что в команде «Короткой Рубашки» нашелся кто-то… — начал Тумберг, но Березкин не дал ему договорить.

— Не считаю, а уверен в этом, — вновь придвинулся он к экрану. — При хорошей материальной заинтересованности человек способен на такие дела, что ой-ей-ей! Но, повторяю, только при соответствующем умении, даже не просто умении — мастерстве! И что мы с этого имеем, как говорится? Выходит наша влюбленная парочка из бара и направляется по коридору в укромное местечко, а наш умелец уже подправил соответствующую группу сканеров так, что один сканер продолжает видеть их в бодеге, другой не видит их в коридоре, а третий не видит в том самом укромном местечке. Все это занимает минуту-другую, и наш мастер золотые руки возвращает приборы в первоначальное состояние. Отметки парочки в баре исчезают и больше нигде не появляются. При расследовании барменша твердит — если она вообще обратила внимание на наших влюбленных, — что те вышли в коридор. Но сканер в коридоре не показал их появления. И получается, что влюбленные мгновенно развеялись на атомы, прямо на выходе из бодеги. Или их утащила проникшая на борт Серость. А с нее и взятки гладки… Вот такая комбинация, господин сыщик. Как говорится, дешево и сердито, только с одной существенной поправочкой: отнюдь не дешево! И может быть, этот мастер-золоторучка обеспечил себе на весь отпуск ежедневный кабак с самым цимесом и газ-ураганом. И, скорее всего, получил он только задаток, а остальное будет переведено на его счет после того, как парочка укроется где-то в галактических далях, в потрясном замке Обера. Чтобы не сдал с потрохами.

— Допустим, — повторил посткапитан. — Но неужели этот Обер совсем потерял голову от любви или настолько наивен, что не понимает: корабль прошерстят по полной, полагаясь уже не на сканеры, а на собственные глаза?

— Вы, как говорится, зрите в корень, господин… э-э… Тумберг, — покивал Березкин.

Он явно чувствовал себя Шерлоком Холмсом, беседующим с непонятливым доктором Ватсоном. Посткапитану это было неприятно, однако он старался справиться с собой — портовик говорил дельные вещи. Ход событий, в принципе, мог быть именно таким.

— Это мы подошли к вопросу об укромном местечке, — продолжал «пассажирщик». — Их на «Пузатике» немало, но, будь я на месте Обера, выбрал бы отсеки скафандров высокой защиты. Скафандров, как вы понимаете, на дальнике имеется по числу команды и максимальной численности пассажиров, то бишь чуть ли не пять тысяч. И такие отсеки есть на каждой палубе, и не только. Нашей парочке помогают забраться в скафандры, и она преспокойно сидит там до финиша. Да, не столь комфортно, как в каюте или бодеге, но вы ведь имели дело с нашими скафандрами? Там есть и аварийный паек, и регенератор воздуха, и можно справить потребности эти самые, которые естественные, и поспать в зажимах. Это ведь не костюмчик в обтяжку, а чуть ли не целая комната. В общем, потерпеть можно. Некоторые, помнится, ради перспектив совместной жизни проливы переплывали еженощно, просвиры какие-то железные, не жалея зубов, глодали, чудовищ всяких на фарш пускали… Так что несколько часиков поторчать в таком скафандре — это, по сравнению с мытарствами других, просто райские кущи. Возможно, данную часть операции обеспечивает уже не наш золоторучка, а кто-то другой. Вы что, будете проверять каждый из пяти тысяч скафандров?

Шерлок молча кивнул.

— Хорошо, таки будете проверять. Согласен, есть риск быть обнаруженными. Но! — Березкин поднял палец. — На случай разгерметизации в космическом вакууме скафандр снабжен самонарастающими переборками. То есть может быть разделен на два, а то и три, и четыре отсека — в зависимости от комплекции человека и его умения как можно сильнее втянуть свой кендюх. Обер, конечно, не из мелких, но представьте ситуацию. Он видит, что в отсек кто-то входит, тут же вжимается в стенку скафандра и наращивает переборку. Проверяющий открывает передний люк скафандра, заглядывает туда — никого. Закрывает люк и переходит к следующему, мечтая побыстрее покончить с этим нудным занятием. Верно?

— Не знаю, — сказал Шерлок. — Я бы, наверное, заметил, что что-то не так.

— Может быть, — не стал спорить Березкин. — Вы — профессиональный сыщик, способный по волоску установить, что преступник барбутчик, у него искусственная почка, родинка на лбу, и сосед через дорогу должен ему двадцать тысяч. Но не все же такие, далеко не все…

— А что такое барбутчик? — поинтересовался Тумберг.

— Игрок, — пояснил Березкин. — Ну, это я для примера.

— Откуда у вас такой жаргон? Бодега… Кендюх… Барбутчик…

— Я родился и долго жил в Абессе. Это здесь, на юге, на Понтийском море… А абесский диалект не лечится, он на всю жизнь…

Шерлок хмыкнул и потискал пальцами кончик носа.

— Что ж, все это не лишено интереса… Спасибо за подсказку, скафандры будем проверять не менее тщательно, чем все остальное. Может, вы, господин Березкин, и еще одно обстоятельство проясните? Тоже весьма немаловажное, весьма…

— Как они думают незаметно улизнуть с «Пузатика»? — опередил его портовик.

— Просто с языка сняли, — признался Тумберг. Он уже не чувствовал прежней неприязни к этому абесситу, обосновавшемуся в Туратрене, и, надо полагать, умеющему брать от жизни все. Ну, если не все, то многое.

— Таки да, это вопрос, — сделал скорбное лицо Березкин. — Слабое, так сказать, звено….

Он погрузился в молчание, но буквально через три секунды взгляд его, почти угасший, внезапно стал торжествующим. Словно портовику только что удалось содрать немерено с очередного желающего попасть на забитый под завязку лайнер. И посткапитан понял, что у Березкина и на это нашелся ответ.

— Слабое звено, — повторил «пассажирщик». И тут же воскликнул: — Но лишь для тех, кто не в курсе! Вы только не думайте, господин… э-э… Тумберг, — понизил он голос, — что я собираюсь вас поучать, однако трудно рассчитывать на успех, не зная всех тонкостей предмета.

— Что вы имеете в виду? — с холодком осведомился Шерлок, вновь чувствуя себя уязвленным.

— В данном случае, особенности конструкции лайнеров серии «Кюндай». Ну, типа «Нэн Короткая Рубашка».

— Я уже говорил, что еще не был на этом лайнере, и пока только кое-что уточняю. Поверьте, перед тем, как обыскивать лайнер и опрашивать пассажиров и команду, я досконально изучу все схемы. И так я поступаю во всех…

Слово «случаях» Тумберг не договорил и поджал губы. Получалось, что он оправдывается — а с какой такой стати ему оправдываться?

— Ох, извините, ради всего святого! — замахал руками Березкин. — Я вовсе не хотел вас обидеть! Все знать просто невозможно… но всегда найдутся люди, которые могут подсказать. Я ведь нашелся! И помогаю от чистого сердца, хотя имею тут и свой интерес, корпоративный, так сказать. Зачем нам слухи о том, что на судах Космофлота бесследно пропадают пассажиры? Так что тут я ваш союзник и помощник, господин…

— И что же вы подскажете на сей раз? — все-таки не отказал себе в удовольствии прервать собеседника Шерлок. — Что на лайнере есть катапульта, которая может после посадки вышвыривать за пределы космопорта невидимые контейнеры?

— Чего нет, того нет, — усмехнулся Березкин. — Ничего «Пузатик» не выпуливает, тут дело в другом. Лайнер ведь приземляется не на кендюх… ну, не на пузо… даже если он натуральный «Пузатик», а на посадочные опоры. На все восемь штук. Опоры эти, согласно инструкции, после старта перемещаются в горизонтальное положение и фиксируются под кендюхом. А перед финишем переходят в вертикаль, и на них, на все восемь, значит, космическое судно и совершает посадку. Вот такая конструктивная особенность, в отличие, скажем, от…

— И что? — нетерпеливо перебил Шерлок. — Они по этим опорам спускаться будут, как по деревьям? При всеобщем обозрении?

— Отнюдь, — спокойно возразил Березкин. — Грузопассажирские лайнеры этого типа были запущены в производство четыре с лишним десятка лет назад, когда я не то что под стол пешком ходил, но и ходить еще не умел, а вас, уважаемый господин Тумберг, и в проекте не было. Вас не было, а заваруха на Макатронии была, и крупная такая заваруха, с применением тяжелого оружия. Очень уж один местный царек независимости жаждал… Да… — Березкин почесал гладко выбритую обширную щеку. — А грузоперевозки продолжались, и пассажиры летали. И вот представьте себе ситуацию: финиширует какой-нибудь дальник в тамошнем порту, и тут окружают его вооруженные, так сказать, активисты. Берут под прицел все люки и заявляют, что лайнер арестован на неопределенный срок, груз будет конфискован в интересах революции, и выходить всем по одному, с поднятыми руками. Потом, конечно, разрешали и пассажиров на борт брать, и грузы, и с планеты отпускали, но желающих летать в такое неспокойное место было все меньше. Да и отправители грузов на Макатронию терпели убытки. А войска туда послать, чтобы вмешаться в противостояние, нельзя — там ситуация очень непростая была, очень тонкая… Любой неосторожный шаг мог слишком дорого обойтись… В первую очередь, мирное население пострадало бы… В общем, дешевше утопиться, как говорят в Абессе. И что делать? Вот тогда и запустили первого «Кюндая» -«Пузатика». Финиширует он там, местные берут люки на мушку, и тут из всех восьми посадочных лап, у основания дальника, выскакивают один за другим лихие парни с неслабым оружием и с ходу открывают огонь по взлетке. А потом, когда вокруг наступает кладбищенская тишина, выдвигаются пандусы трюмов, и появляются из кендюха «Пузатика» специфические его грузы — танки «Трицератопс» во всей своей красе. Окружают главные объекты космопорта, занимают периметр, и после этого начинается разбирательство: кто тут все арестовывает и конфискует, и по какому праву. «Пузатик» -то потом уходит, а парни с «трицерами» остаются, и боезапаса у них полно, и продовольствия… А следом еще один «Кюндай» с неба валится, с подмогой. Парни в дела Макатронии не лезут, но порт держат под контролем. И грузы теперь не пропадают, и пассажиры без прежнего страха отправляются в рейс. И союзные власти вроде ни при чем — это ведь Космофлот нанял бойцов и арендовал военную технику. Дабы защитить свою собственность и обеспечить выполнение своих обязательств перед клиентами — то бишь доставку грузов по назначению, а не на нужды революции. И чао, какао, как говорится. Все по-честному. Потому местный царек и не дергается, хотя пыль, конечно, пускает…

— Посадочные опоры… — пробормотал Шерлок.

— Да. Они полые, диаметр пять пятьдесят. На стенках скобы. Пока опоры не опущены, при подлете, десант забирается туда, а когда лапы переходят в вертикаль, парни стоят на скобах, и держатся за них же. Потом люк открывается — и вперед! Ни люков этих, ни люков, ведущих из корабля в лапы, на схемах нет — секрет! И сами лапы обозначены сплошняком, без намека на то, что они полые. И знают об этом далеко не все, а потому не факт, что вам, господин Тумберг, об этом сказали бы. Дело-то давнее, после Макатронии таким образом лапы больше не использовали… Нет, техники портовые, естественно, знают, один раз лет в пять-шесть заглядывают туда для проформы… Если, конечно, вообще заглядывают. Но вы ведь с техниками дело иметь не собирались, верно? А капитан Макнери не в курсе — сто процентов, и остальные не в курсе. Кроме того члена команды, которому об этом сказали, и кто пропавшую парочку в эту лапу запустит.

— Вы уверены, что не в курсе?

— Абсолютно. У каждого в команде свои задачи и своя территория обслуживания. Да, капитан знает весь корабль в целом, но Макнери изучал свое корыто по схемам, где лапы значатся сплошными. И конечно, не полезет их проверять — с чего бы такое ему в голову взбрело? Люки ничем не обозначены, от пола их не отличишь. И открываются не с общего пульта, а отдельной дистанционкой. Обер хорошо поработал… точнее, его деньги. На какие жертвы не пойдешь ради любимой, верно?

— Да уж… — отрешенно протянул Шерлок, явно думая о чем-то своем. — Хорошо, и это как бы вяжется, — он прихлопнул ладонью по столу. — А дальше? Как эти двое незамеченными покинут летное поле?

— Не проблема, — без промедления отреагировал Березкин. — Кто первым мчит на броневичке к финишировавшему дальнику? Правильно, техники экозащиты со своим металлоломом. В скафандрах. По мне, напрасный это труд… Если какая дрянь космическая и осела на корпусе, и в атмосфере не сгорела, то живучесть у нее — мама дорогая! Карантин может уже и не помочь, такие вещи надо еще на орбите проверять… Но не нами придумано, да и вероятность заражения, сами знаете, какая… Не смешите мои тапочки, как говорится. Заезжают они на старт-финишную платформу, ставят броневичок свой впритык к лапе, задняя дверь у них в сторону откатывается. А люк в лапе вообще уходит внутрь, разворачивается на девяносто и к стенке отъезжает. Наша парочка перебирается в броневичок, и везут их потом за взлетку, к экозащитникам… Ну, а уж дальше покинуть порт нетрудно, если знаешь, как. А я не сомневаюсь: Обер знает. План он разработал досконально, любо-дорого смотреть. И то сказать: такую лялечку от папаши увести — не ешака купить…

— Ну, это пока только ваши предположения, — заметил посткапитан.

— Однако убедительные, верно? — хитро блеснул глазами Березкин.

— Верно, — не смог не согласиться Шерлок. — Если все так и окажется, то…

— То я действительно никаким боком к посадке Обера на корабль непричастен, — тут же подхватил портовик.

Следователь только кивнул. Да, если Березкин прав, будет у него, Шерлока Тумберга, иная нашивка на форме. И существенная прибавка к жалованью. А этому типу все равно когда-нибудь не поздоровится — Тумберг был намерен посоветовать руководителям Космофлота присмотреться к Березкину. Ни в чем конкретно не обвинять, а просто намекнуть им. Чтобы не мог этот тип и впредь безнаказанно заниматься своими делишками…

Разумеется, следователь отнюдь не собирался отменять прочесывание дальнолета. Равно как и опрос команды и пассажиров «Пузатика» на предмет того, кто и где видел изображенных на мнемограммах пассажиров, когда корабль находился в Дыре. Но предстоящие хлопоты совсем не тяготили при наличии такой солидной версии.

Хотя и в ней были уязвимые места.

— Что-то слишком много получается сообщников, — с сомнением произнес Тумберг. — Человека два-три, а то и четыре на корабле, плюс экотехники.

— Это много? — округлил глаза Березкин. — Да для такого плана это мизер.

— Плюс тот, кто поведал Оберу все эти тонкости насчет посадочных лап… — Шерлок замолчал и принялся изучать лицо начальника ОПП.

— Это не я, — быстро сказал тот. — Если захотите, можете проверить. Я этого Обера видел всего один раз в жизни — вот тут, в своем кабинете, когда он умолял устроить его на борт. У него какие-то другие источники. Когда найдете Обера, попробуйте вытряхнуть из него такую информацию. А я тут ни при чем, хоть на детекторе проверяйте! У меня хорошая должность, зачем мне такая холера? Не мальчишка же!

— Вытряхну, не сомневайтесь, — заверил следователь, продолжая смотреть на Березкина, но тот взгляда не отвел. — Ладно, это потом. Сейчас другие заботы.

— Тут я чист, — с самым искренним видом сказал портовик. — Не там копаете.

— Ладно, — повторил Тумберг. — Пока забыли.

«Пассажирщик» расслабленно осел в кресле.

— Ну, что тогда, господин следователь? Пожелаем друг другу счастья? Или, как говорят в Абессе, чтоб у нас всё было, а нам за это ничего не было! Или еще изысканней: чтоб вы вывихнули ногу, танцуя на могилах своих врагов!

— Пожалуй, обойдемся без танцев, — невольно улыбнулся посткапитан.

— Ну, можно и так, — легко согласился портовик. — Без вывихов.

Он уже совсем не выглядел хмурым, как в начале разговора.

— А знаете, что я думаю, господин Березкин? — медленно начал Шерлок.

— Увы, мысли не умею читать, — тут же откликнулся «пассажирщик», и по глазам его было видно, что он насторожился.

— А думаю я вот что, — так же неторопливо продолжал Тумберг. — Вряд ли вся эта схема пришла вам в голову после того, как вы узнали, кто именно пропал. Уж очень продуманная схема. Сдается мне, что разработали вы ее далеко не сегодня и, возможно, уже воспользовались. И не раз. Для доставки на другие планеты тех личностей, которые не могут свободно пройти регистрацию на рейс в силу своих специфических отношений с законом. Что скажете, господин Березкин?

Повисла пауза. Портовик чуть побледнел.

— А мне, к примеру, сдается, господин Тумберг, — наконец произнес он напряженным голосом, — что вы покрываете контрабандистов на этой своей Селеби. Разработали схему и воспользовались. И не раз. Что скажете, господин Тумберг?

— Да, — задумчиво кивнул Шерлок. — Извините. Не стоило мне высказывать бездоказательные предположения. Еще раз извините, господин Березкин.

— Принимается, — буркнул «пассажирщик».

— Но если у вас вдруг возникнет такое желание… пожалуйста, не поддавайтесь ему. Зачем вам, по вашему же выражению, такая холера?

— Будьте уверены, я умею сдерживать свои желания.

— Ну, тогда у меня пока все, — с нажимом на «пока» сказал Тумберг. — Успешного рабочего дня, господин Березкин.

— И вы будьте мне здоровенький и не кашляйте. А еще лучше — адью с концами!

Все-таки у «пассажирщика» опять испортилось настроение.

Глава 4. Разговорчивый Спиноза

И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил…
Из стихотворения Темных веков

Танк не просто впечатлял, а ну очень впечатлял. Он возвышался над бетонной площадкой танкового парка действительно как мамонт, только вместо хобота у него был ствол пушки, а вместо ног — широченные гусеницы. И вряд ли водились когда-либо на Земле розовые мамонты, а сей мегабронеход был именно розовым. Наверное, чтобы не так давила на психику его явно угадываемая мощь. Или же наоборот — для ошеломления неприятеля. Выскакивает из чащи лесной или всплывает из вод морских этакий очаровашка, и противник невольно любуется им, забыв о том, что надо бы открыть огонь. А очаровашка вдруг развивает бешеную скорость, мчась на воздушной подушке, и начинает садить и прямо, и направо, и налево из всех орудий — хобот-то, оказывается, не один, по бокам от него выдвигаются телескопические стволы… Да плюс пулеметы. Да плюс ракеты. Такую машину просто грех было использовать в качестве наблюдательного пункта у Пузыря. На ней любо-дорого сокрушать врагов, въезжать в ворота сдавшихся крепостей и катиться мимо трибун на параде в День защитников Межзвездного Союза. Но кто-то почему-то решил отправить такой экземплярчик на Пятую Точку. Возможно, не без умысла? Для проверки в деле? Хотя, скорее всего, по причине некоторого раздолбайства, присущего армиям всех времен и народов.

Лейтенант Бебешко при виде этакой диковины только охнул и сказал что-то длинное и приподнятое на непонятном языке, да восхищенно поскреб в затылке. Около часа толпились возле «Мамонта» все кому не лень, а потом любопытствующих разогнали, командиры ушли сами, и Дарий с Тангейзером приступили к изучению этого розового дива, сработанного, как значилось по документам, на заводе в городе Челябе, что на планете Уралия. Для челябских производителей военной техники такое изящество линий было совершенно нехарактерно, их продукция всегда имела весьма суровый вид. Однако танки серии «Мамонт» в этот ряд никак не вписывались, являясь исключением. Но при всем благородстве форм розовый зверь обладал наиглавнейшими характеристиками танков: он был быстроходным, вездеходным, маневренным, хорошо защищенным и мощно вооруженным. И, как выяснилось после проникновения Дария и Тангейзера в его нутро, комфортабельным не менее самого дорогущего лимузина, что казалось просто невероятным. «Танк» и «комфорт» — эти слова тянут на антонимы. Относительный простор. Чистота. Ароматный и ничуть не спертый воздух. Обзорные экраны. Удобные высокие кресла, превращающиеся при необходимости в столь же удобные кровати. Вместительный трюм. Боезапаса на две с половиной войны. Пищеблок с забитыми продуктами холодильниками и настенными шкафами. Комнатки отдыха экипажа и других лиц, если таковые лица будут находиться на борту. Туалет. Душ!!! И прочая, и прочая, и прочая… И зачем такой машине стрелять? На ней путешествовать надо по дикой природе, любоваться пейзажами, потягивая пивко и слушая тихую музыку… Не-ет, суровые челябцы явно что-то напутали. Не могла эта прелесть быть банальным механизмом, предназначенным для убийства разумных живых существ.

Кстати, по поводу окраса этого зверя лейтенант Бебешко отметился очередным изречением. «Танки не моют. Их красят!» — заявил он и победно осмотрел присутствующих, в числе которых были и другие взводные, и ротные, и сам командир погранзаставы. Ожидали, что прибудет и лично командир Пограничной службы, но, видимо, он был очень занят. Возможно, еще не вернулся из лупанария.

А когда кто-то из бойцов полез заглядывать «Мамонту» в зубы, то бишь в главный ствол, расцицеронившийся Бебешко осадил его, добавив еще одну жемчужину к своим россыпям: «Заряженному танку в дуло не смотрят!»

Возня с бронеходом хоть как-то отвлекла Дария и Тангейзера от грустных мыслей. Хотя мысли эти никуда уходить не спешили, катаясь на каруселях в голове и у того, и у другого.

Не доведется больше Поллуксу попить пива в поселковом кабаке. Достали его твари из Пузыря, достали в то время, когда его взвод прочесывал местность в поисках беглеца из Седлага. И видимость была отличной, и на самочувствие Поллукс перед выходом на дежурство не жаловался, а вот ведь как получилось… Он сидел в левом кресле пункта обороны, следил за стенкой Пузыря, как и двое других наблюдателей, и сменная тройка не отвлекала их разговорами. Но все-таки что-то помешало Поллуксу Борсо вовремя отреагировать на появление в его секторе очередной Простыни. То ли задумался о чем-то, то ли глаз вдруг заслезился… Неизвестно, что там было да как, но факт оставался фактом: в какой-то момент дежуривший в соседнем кресле боец боковым зрением заметил, что вместо Поллукса сидит рядом пустой комбинезон. Не успел Поллукс ни дернуться, ни слова сказать — и пропал. И нечего было везти хоронить на его родину — планету Бел в системе Ану.

Услышав от взводного это печальное известие, Дарий почувствовал внутри какую-то странную пустоту. Потом пустота эта наполнилась ненавистью к белым подпузырным тварям. Ему захотелось броситься к Пузырю, с разбега продавить стенку и стрелять, стрелять, стрелять в этих паскуд… Он сумел обуздать это желание, но тяжесть и какой-то тоскливый фон в душе остались. Поллукс не был его закадычным другом, но эта утрата отозвалась в нем с неожиданной силой. И Тангейзер тоже переживал, по нему было видно, хоть он ничего и не говорил. До обеда они вместе молча слонялись по территории заставы, сидели в разных укромных углах, и лишь доставленный из космопорта здоровенным грузовым самоходом танк «Мамонт» переключил их на другое.

Облазив с инструкциями в руках весь танк, друзья убедились в том, что эта машина должна быть легка в управлении, и вести из нее стрельбу — одно удовольствие. Собственно, бронеход мог после постановки задачи все делать сам, превращая экипаж в простых пассажиров. И такому совершенному устройству отводилась роль всего лишь укрытия для наблюдателя! Обзорные экраны в этом случае были бесполезны — на них не разглядишь белых тварей из Пузыря, и придется использовать перископы. Или вставлять в броню прозрачный стеклосинт…

Сойдясь на том, что кое у кого из армейских снабженцев на месте головы находится совсем другая, расположенная гораздо ниже часть тела, Дарий и Тангейзер приступили к активизации квазиинтеллектуальной системы оперативного танка «Мамонт». А проще говоря, стали включать ему мозги. Этот процесс не занял много времени — через две-три минуты всяких манипуляций согласно инструкции, в салоне (а иначе и не назовешь это просторное помещение в башне танка!) раздался щелчок. И словно отовсюду донесся негромкий приятный мужской голос:

— Я готов бить врагов!

Напарники, сидя в креслах, переглянулись — танки серии «Трицератопс», которыми располагали погранзаставы Пятки, не имели обыкновения говорить ни с людьми, ни друг с другом.

— «Я» — это кто? — осторожно осведомился Дарий.

— Ответить на такой вопрос не сложный труд: Спиноза — так меня зовут, — незамедлительно отозвался тот же мягкий баритон.

Бойцы опять переглянулись, и каждый увидел на лице другого то же выражение, что и на своем. Глуповатое такое выражение с густой примесью оторопи.

«Может, „трицеры“ тоже болтать горазды, только делают это, когда вокруг никого нет?» — подумал Силва.

А Тангейзер лихорадочно зашелестел страницами инструкции. Нашел — и ткнул пальцем, показывая. Дарий, подавшись к нему, вслух прочитал:

— «Общение КИС с экипажем…» Что такое КИС?.. А, квазиинтеллектуалка! Так: «Общение КИС с экипажем производится в вербальной форме… При необходимости информация дублируется с помощью вирт-клавиатуры номер… и вспомогательного экрана номер…» Ага… ясно… «КИС фиксирует визуальные, голосовые и некоторые другие (смотрите раздел семнадцатый, пункты первый — третий) характеристики членов экипажа и на основании решения командира или члена экипажа, исполняющего его обязанности, при наличии у данных лиц кода доступа (смотрите раздел сорок четвертый), определяет приоритеты подчинения, которыми следует руководствоваться при выполнении заданий…» Понятно… Забавная штуковина… — Дарий обвел глазами салон, словно выискивая собеседника. — А почему — «Спиноза»? Что такое Спиноза?

Ответ последовал почти без паузы:

Хоть днем, хоть вечерком

Включи свой комм,

Задай вопрос — и получи ответ.

И все узнаешь вмиг — сомнений в этом нет.

— А самому слабо пояснить? — с легкой ехидцей поинтересовался Силва. — В информаторий посылаешь, как школьника. Сам не знаешь, что ли, почему тебя так назвали?

— Меня никто не называл, я сам себя назвал! — с достоинством и, кажется даже, с некоторым возмущением и оттенком легкой обиды заявил танк. — Видно, знаний у вас, господа, маловато, коль неведом философ вам, живший когда-то.

Тангейзер вновь принялся рыться в инструкции, и его тонкие, даже изящные пальцы, которым мог бы позавидовать любой скрипач или пианист, подрагивали. А Дарий поднял глаза к потолку и сказал:

— Ладно, поинтересуюсь, что это за философ такой. Вижу, ценишь ты себя высоко… Ничего, что я на «ты», и не прибавляю: «господин»? «Господин Спиноза». Или даже так: «уважаемый танк господин Спиноза»…

В общении со мной приемлема любая форма:

Как обратишься, то и будет норма.

— А не стихами ты можешь говорить? — полюбопытствовал Силва. — Обычной речью?

— Могу, — уже нейтральным голосом ответил удивительный розовый бронеход. — Но стихами мне больше нравится.

— Но это же сложнее! Надо рифмы подбирать. А в боевой обстановке это не самое нужное занятие.

— Стихи мне даются ничуть не тяжелее, чем проза. Но если это негативно будет влиять на боеспособность экипажа, могу полностью перейти на прозу.

— Да ладно, говори, как тебе удобней, — махнул рукой Дарий. — Просто с рифмами могут быть проблемы.

— Тогда на помощь придет белый стих.

— Это что за зверь такой?

— Стих без рифмы, но обладающий определенным размером. Без рифмы это стих, но вовсе он не проза, ведь обладает он размером непременно, и изъясняться им приятно и кавайно, и речь течет легко, и все вокруг довольны, — нараспев произнес Спиноза. А потом переменил плавный тон на обычный: — И с рифмами не так уж много проблем. Можно ведь не каждую строку рифмовать, тут строгих рамок нет. Или просто делать повторы. Например:

Меня включили вы,

И этому я рад,

В бой поведете вы,

Я тоже буду рад.

— В бой идти — не самая большая радость, — пробормотал Силва.

— Или в третьей строке городить все что угодно, лишь бы было в рифму, — продолжал разглагольствовать танк, никак не отреагировав на реплику танкиста. — Ну, скажем, вот такое:

Не убивайте голубей!

Они летают, как умеют.

Замерзло дуло, люк немеет…