Роман Костюхин
ПОХОД
В
ПРЕИСПОДНЮЮ
(приключения, драма, ужасы)
часть первая
(ад совсем рядом)
Таганрог 2021г
События и герои повести вымышлены, любое совпадение с реальностью считать не действительным.
ВВЕДЕНИЕ
(мои планы на жизнь и почему они изменились)
Я родился в сельской семье и был единственным сыном у папы и мамы. Рос я обыкновенным мальчуганом, иногда озорничал с детворой из соседних домов, а так, был довольно-таки спокойным и послушным ребёнком. Мама работала на ферме с утра до позднего вечера, в рабочие дни мы виделись с ней мало, я начинал за ней скучать, а на выходные с радостью помогал ей по-домашнему хозяйству, лишь бы подольше побыть рядом. Когда вспоминаю то счастливое время, проведённое рядом с мамой, я пытаюсь представить её такой, какой она была в то время. Но все мои тщётные попытки, в ясности увидеть черты самого дорогого и любимого существа, ограничиваются смутными видениями. Пытаясь рассмотреть всё особенно, до мельчайших подробностей, я представляю её карие глаза, с едва заметными морщинами, выражающие всегда одинаковую любовь и доброту. А на фотографии, пожелтевшей от времени, я вижу её счастливую улыбку гордый взгляд, короткие вьющиеся волосы.
Фотографии папы у меня не сохранилось, но зато помню, с каким интересом проводил с ним время. Я любил наблюдать, как он отвёрткой ремонтировал разные электроприборы, при этом тихо насвистывал весёлые мелодии и, поглядывая на меня, приветливо подмигивал глазом. А когда точил ножи на крутящемся абразиве, мне было интересно смотреть на струившиеся от стали оранжевые искры, напоминающие праздник Новый год с бенгальскими огнями. Ещё, мне нравилось ходить с ним на рыбалку. Правда я не любил просыпаться на заре, но зато, всякий раз, когда мы уже спускались к реке, что тихо протекает внизу за нашим огородом под обрывом, я с любопытством прислушивался к звукам окружающего ночного мира и открыл для себя величайшее открытие. Ещё с раннего детства я воображал, что когда ложусь спать, вместе со мной погружается в сон и весь окружающий меня мир, что ночью всё окутывается мраком. Все формы живой и не живой материи оживляются лишь только в том случае, если я обращаю на них внимание, когда просыпаюсь по какой либо причине, но вскоре засыпая, я снова перестаю видеть эти формы и они так же, в свою очередь, снова погружаются во мрак. Бывало, я долго не мог заснуть от большого прилива несообразных мыслей о моём существовании и моей связи с окружающим миром, но мой наивный рассудок, на все возникающие вопросы, ответа так и не находил. Я тогда долго всматривался в тёмный угол моей комнатушке, пока мой ум не начал мутнеть, а в моём воображении не начали рисоваться параллели из царства снов.
Но в отрочестве как-то, лежа в постели, я вспомнил вдруг, что сквозь сон не раз слышал лай собаки, мычание коровы и некоторые другие звуки, доносящиеся из глубины деревни. Мой разум тут же осенился свежим открытием и чрезвычайно новые и ясные рассуждения прилили мне в голову с такой свежестью и силой, что я принужден был встать с кровати и подойти к окну. Моё внимание было обращено к зияющему полотну ночной деревушки, над которой распростёрт купол звёздного неба, озарённого серебряным светом луны; она проглядывала сквозь острые гребни чёрных крыш домов и крон могучих тополей. Редкие ночные фонари кое-где видны с жёлтыми ореолами, за открытой форточкой слышится стрёкот множества сверчков. Моё новое открытие довело меня до такой глупости, что я несколько раз закрывал глаза и резко открывал, надеясь врасплох застать пустоту, но ночной мир не изменялся, никаких парадоксальных явлений не происходило, лишь лунный диск уходил куда-то в сторону. Значит, в своих прежних взглядах я ошибался. Моё мировоззрение изменилось убеждением, что все живые и не живые материи, составляют сложный механизм, а я являюсь лишь мелкой живой частичкой его. И каждая эта частичка, живой и не живой материи, выполняет свою функцию круглые сутки, отсюда вывод, что окружающая меня природа продолжает жить даже в моё отсутствие. С этим открытием в мой разум начали впиваться новые вопросы, да с такой живительностью, что непременно захотелось знать о своём назначении, но они предлагались мне в такой высокой ступени, что наивный ум мой, не был способен уяснить их. И что в детстве, и что в отрочестве, мне хотелось спросить ответа у папы, но почему-то никогда не решался, стеснялся, что для него подобные разговоры окажутся глупой детской затеей. От отвлечённых рассуждений я быстро уставал и откладывал их на потом, да они и сами по себе всегда рассеивались с появлением первых лучей солнца, ослепительно золотивших контуры лиловых облаков, висевших над горизонтом. А отец, мне навсегда запомнился темноволосым с усами и загорелым продолговатым лицом.
Счастливое невозвратимое детство сменилось юностью, где я хорошистом закончил восьмилетку и профессиональное училище, что здесь в райцентре; вдобавок к этим знаниям, я с интересом перенял у отца профессию комбайнёра и готов был начинать самостоятельную жизнь, оставалось пройти срочную военную службу.
Я вернулся домой с твёрдыми убеждениями на свою счастливую будущность, они состояли в том, что к большим знаниям меня не тянуло, а вполне устраивало полученное образование, при котором я спокойно могу приспособиться к родной земле и вести осёдлую жизнь обычного крестьянина, оставалось только обзавестись семьёй. Но прекрасным планам на моё скромное существование, свершиться было не суждено. Впереди меня подстерегали невероятные испытания, изменившие мою дальнейшую судьбу и унёсшие меня совершенно к иным берегам, о которых я даже и не предполагал, а всё было связано с тем, что рассвет моей молодости совпал со временем перемен. Вступившим в силу новым законам и порядкам сельская жизнь для государства оказалась не пригодна. Река моей жизни столкнулась с плотиной, течение остановилось, я оказался в тупике и безвыходности.
Находясь вдали от центра событий происходящих перемен, я и мои родители толком не осознавали смысла всего творившегося в стране, жили в тревоге и не зря, ведь в итоге, мы оказались за чертой бедности. А за себя мне стало обидно и горько, что в это суровое время я не могу стать опорой для своих стариков. Пожалел я и свои годы и считал непременным делом найти новые решения, чтоб выйти из такого унизительного и трудного положения, нежели остановиться на спасении в бутылке, как это сделали многие сверстники. Рассуждая, я днями бродил по окрестностям, общался с соседями и в них видел только одно — подобную, безвыходную ситуацию. То, разгуливая по улицам, я умствовал на разные темы, и мысленно погружался в философские теории. Сначала я мыслил о составлении новых планов на мою будущность, но ничего не видел пока, а потом мои мысли, снова стали пересекаться с отвлечёнными рассуждениями, в которых я представлял смерть, загробную жизнь, образы наших создателей, внеземную цивилизацию. Все эти трансцендентальные явления рисовались в моём мышлении смутно, ровно на столько, насколько способно вообразить моё мышление, вне опыта. Возникшие вопросы мне были уже знакомы с детства и преследовали меня в юности, они безжалостно осаждали мой рассудок и предлагались всё в той же сложной степени, перед которыми мой ум выглядел совершенно безнадёжным, как тогда, так и сейчас, в зрелости. Но в те дни, разгуливая по деревне в рассуждениях, я сделал для себя утешительный вывод, что космические дали, постигаемые человеческим умом, преодолеть простому смертному не дано и тот пыл, та страсть и жар с какими представлялись мне эти вопросы, навсегда остыли.
Сосредоточенный в эти истины, я как-то забрёл на территорию гаражей сельскохозяйственной техники. Двухэтажное правление пустовало уже несколько лет, в окнах выбиты стёкла, на заколоченной досками входной двери краска ссохлась и полупилась, а вся прилежащая территория заросла бурьяном, искорёженный асфальт покрылся мхом, природа медленно заметала следы деятельности человека. Я подошёл к поржавевшему комбайну, навечно приколотому к забору, и с грустью смотрел на него. В нём я видел вчерашние сельские будни, рокот тяжёлых мотоциклов с коляской, лязг тракторных гусениц, голоса людей счастливо занимающимися сельской работой, — «Да уж, такие вот дела старик!», — сказал я машине, — «Раз колхоз умер, значит надо ехать в город!».
Мысль переехать в город и начать жизнь с чистого листа пришлась мне, как навязчивая идея. Я не хотел покидать родные места, где чистый воздух пропитан запахом смешанного леса, что за околицей. По осени я любил с родителями собирать грибы и ягоды, а ещё, уединиться на берегу реки с удочкой и сосредоточиться на все отвлечённые вопросы, ответы к которым я никогда так и не находил. Думки о новой жизни нагоняли тоску и грусть, стоило только вспомнить тяжёлый от пыли городской воздух, пропитанный отработанными газами и копотью из заводских труб, как сразу становилось не по себе. Но другого выхода не было, я настроился на новые испытания и учения, чтобы спасти свою жизнь, идти в ногу со временем и не позволить родителям прозябать в старости. В таком вот удручённом состоянии я собрался ехать в город. А дальше, со мной произошла необычная история, которую я решил поведать вам спустя много лет. По стечению обстоятельств, линия моей судьбы расположилась так, что вся моя дальнейшая жизнь навсегда связалась с тайной, хранившейся совершенно посторонней мне семьёй, я оказался в центре печальных и трагических событий, от которых, уже отступиться не мог. С первой главы я начинаю рассказ о своей новой жизни, не имеющей ничего общего с моими прежними взглядами и убеждениями. А было это так…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
(мои взгляды на городского жителя)
Летним днём, когда солнце стояло уже высоко, от зноя не спастись даже в тени, горячий воздух стеснял дыхание. В полуденные часы улицы города пустуют потому, как люди предпочитают спасаться от ненастья в своих прохладных жилищах. В частном секторе извилистые переулки окутаны горячей тенью от крон плодородных деревьев. Эти криволапые, неуклюжие исполины стоят неподвижно, сбрасывая к своему подножию переспевшие плоды, возлегая на земле долгое время, фрукты поддаются брожению и издают дурманящий запах. Безмолвная местность достигла полного умиротворения, ни малейшего шороха, ни пение птиц, будто летний пейзаж навечно застыл на холсте художника.
В одном из таких переулков, эту молчаливую будничную обстановку нарушил стук и чирканье об асфальт пластиковых каблуков моих летних туфель. Мне казалось, что мои шаги слышит весь город, что я своим шумом нарушаю здешние порядки, что даже испытывал чувство неловкости. Мой внешний облик располагал в пользу моего двадцати двух летнего возраста. Я среднего роста, худощав, русый с белым лицом, подрумяненным на солнце с едва заметными веснушками, эти черты не отличались особой правильностью, но считаю себя вполне симпатичным человеком. Редкую улыбку, за последние те дни, рисовали мои тонкие губы, скрывающие за собой два ряда зубов, ровных и белых как слоновая кость, грустный взгляд моих синих глаз внимателен и добродушен. Одет я был опрятно, в белые брюки на тонком кожаном ремешке с выдавленным орлом на бляхе и цветную рубашку, эту одежду мне покупала мама на выход, ещё до моёй службы в армии, тогда рубашка была на меня немного великовата, а брюки приходилось подшивать. За два года я вытянулся и возмужал, стал немного шире в поясе и плечах, теперь мне приходится всё в пору и я выглядел вполне современным для города в начале девяностых.
Я шёл по узкой дорожке из искорёженного асфальта, изрезанного трещинами от дождевых потоков и выпуклого в некоторых местах растениями, пробивающимися к солнцу. Я вышел на нужную мне улицу и развернул газету, чтобы сверить указанный в объявлении адрес с местностью, шелест бумаги резко пронизывал пустоту, до дома указанного в объявлении, оставалось несколько номеров. Уже второй день я ищу сдаваемое жильё и никак не найду себе подходящее. Если и сейчас будет промах, то придётся возвращаться домой и набираться новых сил и возможностей для продолжения поисков.
Раньше, мы часто с мамой ездили электричкой в город на рынок, возили молочку и яйца, а во второй половине дня возвращались домой. На этот раз, я впервые задержался здесь надолго, ведь приходилось ещё оставаться ночевать на вокзале, в целях экономии денег на проезд, от чего, плохо выспался и чувствовал уже сильную усталость.
На квартиру в многоэтажных домах я ещё не мог рассчитывать, а вот комната в частном доме или пригодный для жилья флигель, хотя бы с частичными удобствами меня вполне устроили бы. Бродил я по районам города на своих двоих, отказавшись даже от общественного транспорта, чтобы сэкономить ещё и на бутерброды с кофе. Обошёл тогда немало адресов но ничего подходящего для себя не нашёл, предлагаемые условия сдачи жилья меня не устраивали по разным причинам.
Если я раньше общался с городским жителем в лице обычного деревенского продавца, где между нами решался вопрос только купли — продажи, то в данном случае, мне приходилось с горожанами немного откровенничать и рассказывать о безвыходной ситуации деревенского жителя, что казалось мне унизительным. И ко всему прочему, совершенно посторонним людям, приходилось неоднократно повторяться, а это меня уже начинало раздражать. Но маленьким утешением служило то, что сдатчики жилья тоже располагались ко мне со всей своей откровенностью, жалуясь на нелёгкую жизнь в городе, что является причиной, по которой они просто вынуждены искать квартиранта. В конструктивных диалогах с горожанами я со многими легко находил общий язык и в случае заключения с кем-либо устный договор, мы бы поладили. Но, расходились в цене.
Ещё, мне никак не хотелось проживать на квартире с одинокими бабушками, они постоянно проявляют излишнее любопытство, во всём подозревают, вникают в твою личную жизнь и ко всему прочему, запрещают приходить домой позже девяти вечера. Но, на самый крайний случай я настраивался и на такие условия, на первых та порах. Тем более, мне довелось увидеть людей, о которых у меня сложилось негативное мнение от предложенных мне вариантов проживания, в самых жалких и оскорбительных условиях. Мне предлагали кров на кухне или в прихожей, во флигеле с протекающей крышей или в пустующем железном гараже, как бездомной собаке. И бродя по городу, я размышлял на разные темы и настолько проникновенно, что мои мысли погружались в глубокую философию. Я призадумывался о качествах человеческой души, большой ценностью которой являются нормы нравственности, которых не хватает в людях моего времени. На первый взгляд, кажется, что горожанин выглядит более образованным и воспитанным в сравнении с сельчанином, обладающим меньшими достоинствами наряду со своим скромным образованием и проживанием вдали от цивилизации. Вспомнить только наше деревенское наречие, неграмотное сливание русского и украинского языков, например, предлагаю рассмотреть предложение, которое начинается с русских слов и заканчивается украинским словом, — «Я тебя не добачаю!», — выражение содержит смысл, когда кто-то кого-то не понимает. Но это ещё не всё. При использовании несуразной местной речи, народ использует ещё и диалект донского казачества сам того не понимая, теперь, выше рассматриваемый пример выглядит так, — «Тю, чи я тебя не добачаю!», — не каждый горожанин поймёт нас — деревенщину. Вот и получается, что только прояви сельчанин свою необразованность перед городским жителем, который тут же, возвысится над ним своей цивилизованностью и подумает — ДЕРЕВЕНЩИНА!
Лично мне, как представителю сельской земли, раньше не стыдно было за такое прозвище и нисколечко не обидно. В предыдущей главе я рассказал читателю о своём образовании, которого мне вполне хватало обрабатывать землю и кормить Родину. Но наставшие времена отняли у меня мою гордость и теперь, я в действительности чувствую себя полной деревенщиной. Но извольте, где, же воспитанность и порядочность горожанина, где чувство собственного достоинства, а если не уважаешь себя, то хотя бы научись уважать окружающих тебя людей. Да разве сельский житель предложил бы горожанину ночлег в сарае, в свинарнике или вовсе на стоге сена под открытым небом, да ещё, за высокую плату, — «Нет, нет и нет!».
ГЛАВА ВТОРАЯ
(необычное знакомство)
По переулку, где я нахожусь, тянутся две шеренги одноэтажных домов с архитектурой в стиле 50—70х годов, выглядевших уже престарелыми, с ветхими деревянными заборами, с железными воротами, поржавевшими в некоторых местах. Меня заманило в эту часть города любопытное и довольно таки заманчивое объявление, где сдаётся жильё за помощь по хозяйству. В моей трудной ситуации это предложение оказалось самым приемлемым наряду со всеми указанными в газете, осталось только выяснить сферу деятельности и условия проживания.
В ряде с ветхими ограждениями неожиданно выделяется массивный забор из красного кирпича. За ним величественно возвышается двухэтажный дом с острой крышей; строение выполнено, так же, из красного кирпича и крыто черепицей, большие окна здания отражают солнечные лучи, они слепят и мешают любопытному взгляду внимательно рассмотреть современный модерн. Высокие ворота и калитку, с узором из чугунной ковки, разделяет парапет, выложенный из точёного кирпича в виде шахматной ладьи, к нему прикреплена бронзовая табличка с гравюрой, указывающей адрес. Искорёженный асфальт под моими ногами закончился, и я вышел на ровную площадку из плитки с лавочкой со спинкой и двумя ночными фонарями, под старинку. И тут прям, как в сказке, я диву дался, — «Ну и чудеса!». Мне не поверилось, что объявление, обведённое мной карандашом, указывало местоположение именно этого дома. В моём мышлении взлетели фантазии, унёсшие меня далеко от действительности, где я вспомнил русскую народную сказку о тереме и всех лесных зверей, поселившихся в нём. Я в шутку вообразил себя сказочным героем увлекательного сюжета, чуть даже не вымолвил, — «Терем — теремок! Кто в тереме живёт?», — где добрые жители выглянут из окон и вежливо пригласят, — «Иди к нам жить!».
В безоблачном сказочном мире хотелось остаться навсегда, но пришлось возвратиться на землю с её пасмурными явлениями сущности, в котором моё жалкое существование представляется в пылу ничтожной борьбе за свою жизнь. Где меня и принесло в город с истоками новых желаний и стремлений, ведь я решительно настроился приспособиться к изменившемуся миру, перенести все трудности и испытание с полной отдачей сил, что бы смело идти в ногу со временем. Правда, эти призывы кипели во мне ещё, когда я только ехал в город, но в половине второго дня, при моём присутствии здесь, они начали предательски утихать, да с такой выразительностью, что во мне вызвало полное отвращение ко всем моим предшествующим действиям. От чего захотелось развернуться и бежать домой, сбросив с плеч всю нагрузку, которую я на себя возложил по принуждению. Из меня вырывался вулкан ненависти и презрения ко всему происходящему, от чего я почувствовал лёгкое помутнение рассудка и даже отупел. Я как баран смотрел на новые ворота и не знал, что дальше делать. И всё же, я нашёл в себе силы справиться с собой, тем более мне было жаль потраченное время, на которое было выложено много умственных и физических сил. Мой рассудок терзало сомнение, что указание дома в объявлении опечатка или чья-то дерзкая шутка. Но просто так, развернуться и уйти, не было смысла, почесав затылок, я всё-таки решился надавить на большую кнопку звонка.
Как обычно, после нажатия кнопки я рассчитывал на какое-либо электронное благозвучие, но мне отвечала прежняя тишина. Я снова надавил на кнопку, сосредоточив своё внимание к внутреннему участку вокруг дома, тишина. Эта молчаливая обстановка мне уже настолько опротивела, что прежние предательские чувства, подавляющие всю мою внутреннюю сущность, начали натиском сдавливать меня ещё с большей силой в умственных и физических отношениях. Я не исключал тот факт, что на меня действует жара и в своих рассуждениях я остановился на последней версии, что раз всё оборачивается против меня, то стать городским человеком мне не суждено, надо немедленно возвращаться домой. Я повернулся и пошёл прочь от этого дома, от всего задуманного мной неудачного мероприятия. Находясь ещё на переулке, окутанного этой злосчастной тишиной, я мысленно перенёс себя в родные края. В моём воображении возникли ясные пейзажи местности сельской земли да с таким жаром что, в тот час, меня понесло домой с головокружительной силой. Мне даже стало жаль городского жителя, живущего вдали от чистого воздуха и сладкой родниковой воды, что ему не суждено так глубоко проникнуть в саму суть тонкости окружающего мира. Новое озарение понесло мои мысли к самому прекрасному, о чём хотелось мыслить ещё многое и многое. В это мгновение мне даже захотелось стать художником и начать писать картины о родных местах.
Но неожиданно, внутри меня всё перевернулось, уму моему вновь начали предлагаться прежние мысли о переезде в город, выглядевшие уже несообразными, ведь я решительно настроился ехать домой. А дальше, мне вдруг представилась беспроглядная жизнь на родной земле за последнее время, моё бесцельное скитание по родной деревне и, в общем плене, вся та безвыходность, от которой я пытаюсь бежать и куда, всё-таки, мне не хочется вновь возвращаться.
Мой разум подхватили абстрактные качели и раскачивали из стороны в сторону, от резкого колебания у меня кружилась голова. Взметнусь в одну сторону, вижу родную землю простор и покой; в другую, тревогу и неопределённость; а опускаясь вниз для разгона, я вижу город с двухэтажным домом из объявления и маленькие зацепки за новые надежды и перспективы на будущее. Мне ничего не оставалось делать, как спрыгнуть с качели, вскружившей мой рассудок, и вернуться на прежний курс к поставленным задачам и целям, с которыми я приехал в город.
Возвращаясь к прежнему адресу, я рассудил так, что если решу вопрос с жильём в этом доме, то мне суждено остаться в городе, если нет, то пропади всё пропадом. Словно играя в русскую рулетку, я испытывал свою удачу. Подойдя к железным воротам, украшенным узором из чугунной ковки, я вспомнил знаменитое шекспировское изречение, — « Быть, или не быть, вот в чём вопрос!» — и, уже с особенной принципиальностью, я снова надавил на кнопку звонка. Мне тогда казалось, что судьба моя доигралась и уже висела на волоске. А тут, как назло, в ответ на мой звонок царила прежняя тишина. Недолго думая, я вышел на грунтовую дорогу, разрезающую переулок, подобрал камушек и с демонстративным упорством постучал им о калитку. Звон железа разлетелся по всей округе словно колокольный набат и наверняка проник в глубину дома, — «Если хозяева не ответят, значит, их попросту нет дома, придётся ждать их появление до вечера! В противном случае, я снова переночую на вокзале и рано утром застану их в доме!». Да, именно, я был уже настолько решительно настроен на вопрос с домом, что принуждённо поверил в настоящее чудо, которое удивляло меня ещё в раннем детстве, когда я верил в Деда Мороза, а под ёлочкой находил подарки.
В описываемом со мной случае, что бы избавиться от томительного ожидания хозяев дома и ночлежке на вокзале, я мысленно погрузился в религиозные представления. В моём мышлении вновь начали рисоваться трансцендентальные образы, лики святых и облик самого Господа. Я представляю себе Бога в лазурной тунике, белолицым с большими синими глазами и ослепительно белыми волосами, ниже плеч свисающими прядями. Он величественно восседает на могучем золотом троне, возвышенном на пирамиде из круглых мраморных ступеней, держа в правой руке архиерейский посох. За его спиной сияет небесный свод, а вокруг головы нимб лимонного цвета. Образ главенства видится мне таким с того времени, когда я начал только осознавать свою сущность. Меня никогда не убеждали в существование Бога, но я всё равно мысленно представал пред ним, да в такой ясности, будто это явление уже происходило со мной. А в том случае, что у ворот, я мысленно предстал пред самой первой ступенью пирамиды и взмолился о помощи у Всевышнего, мне больше не на что было наделяться, как на сотворение маленького чуда, а оно заключалось в том, что бы хозяева были дома и отозвались.
Я снова постучал камнем о калитку и умерщвлённая обстановка вдруг начала оживать. На дребезжание железа отозвались псы из соседних дворов. За воротами забрякали звенья перекатывающейся цепи, это четвероногий страж лениво вылез из своей конуры, он грозно зарычал и залаял. Так же послышалось клацанье замка входной двери дома, а потом едва слышимые странные звуки с неясно выраженной тональностью, они были глухи и прерывисты, похожие на разрезание дерева двуручной пилой. На переулке заиграла жизнь, я поверил, что это радостное явление, было вызвано вмешательством божественной силы, — «Ура! Я спасён!», — с невероятной силой мой дух охватил поток новых надежд, я почувствовал такую лёгкость, что оставалось только взмахнуть руками и оторваться от земли, — «Слава тебе, Господь!».
Непонятные шумы, доносившиеся от дома, с приближением усилились, стали отчётливей и разборчивей, после чего всё стало проясняться, оказалось, что прежние шорохи и есть не что иное, как шарканье о землю обуви и глухое постукивание деревянной опоры. Я представил пожилого человека, неторопливо передвигающегося по двору, опирающегося на палку. Когда шаги, ещё не известного мне существа, совсем приблизились к калитке, послышалось бряканье связки ключей, а потом, скрежет стального засова. Все эти звуки, так же резко пронизывали всю округу. Наконец-таки, калитка приоткрылась ровно настолько, насколько позволила натянувшаяся цепочка. В проёме показалось загадочное человекообразное существо, представляющее себя мистическим персонажем из русских народных сказок. Оно было облачёно в несколько цветных халатов и шёлковым платком на голове с повязанными концами на лбу, из-под которого свисали седые букли. Лицо старушки безжалостно истерзали глубокие морщины, глаза скрывались под гущей седых бровей, стекающей каплей большой нос тянулся вниз, тонкие губы были втянуты и плотно сжаты. От явившегося предо мной нечеловеческого облика я снова мысленно понёсся в мир волшебства и фантастики. Но позвольте, о какой сказке можно мыслить, если я в действительности увидел перед собой настоящую Бабу-Ягу,
— Слушаю Вас, молодой человек! — произнесла старуха монотонно и грозно, будто уже начала наговаривать на меня заклятие.
От неожиданного поворота событий, где мне показалось, что реальность пересеклась с мистикой, я был крайне удивлён и ответил заикаясь,
— Я…, я по объявлению! — но так скоро начал приходить в себя, что уже готов был истерически рассмеяться над всем разыгравшимся сюжетом, да так громко, чтоб этой несчастной старушке, специально облачённой в колдунью, что бы поиздеваться надо мной, стало потом не по себе. Но здраво осмысливая сложившуюся ситуацию, я всё же, нашёл силы сдержаться от излишних насмешек, лишь слегка улыбнулся,
— Это Вы сдаёте жильё?
Женщина ответила мне не сразу, она стояла неподвижно, смотрела на меня и едва шевелила губами, будто снова нашёптывала заклинание. Её глаза я не видел, но зато испытывал на себе её сканирующий взгляд, да с такой чувствительностью, что по спине пробежал лёгкий озноб. Разбирая меня по косточкам, предусмотрительная старушка пыталась разглядеть всю мою сущность, что бы выявить во мне ту безупречность, на которую она может потом рассчитывать,
— Ах…, вот оно в чём дело!? — наконец-таки заговорила бабушка, смягчив тон и одобрительно закачав головой, — Тогда заходите, проходите за мной в дом!
Хозяйка закрыла калитку, что бы отцепить блокирующую цепочку, а потом распахнула её и снова повторила, — Проходите, проходите смелее!
Я вошёл во двор и вынужден был снова замереть в растерянности; тем четвероногим стражем, издающим грозный рык, оказалась взрослая восточно-европейская овчарка. Увидев постороннего, собака повела себя ещё агрессивней, она залаяла так раздражённо, что даже охрипла. Хозяйка закрыла калитку на замок и, задвинув засов, направилась обратно к дому,
— Смелее проходите за мной, молодой человек! Не бойтесь, пёс до Вас недостанет!
От калитки до крыльца дома простилается дорожка длиною в пять, шесть метров, вымощенная плиткой. В своём возрасте старушка преодолевала эту дистанцию довольно таки уверенно, на мой взгляд, ей было за восемьдесят, умеренными шагами она волочилась в тяжёлых шоркающих тапочках и, слегка ссутулившись, держалась правой рукой за палку, постукивая ей о землю. За калиткой я мог только догадываться об источнике этих странных звуков, теперь я вижу их точное определение, значит, в своих предположениях я не ошибался.
Дальше, мне нужно было преодолеть самое опасное препятствие — это собака. А пёс, тем временем, продолжал оглушительно лаять, толкаться от земли задними лапами, неоднократно пытаться прыгнуть в мою сторону но, к счастью, прочная цепь не пускала зверя за пределы отведённого ему места. Мне ничего не оставалось делать, как трусливо пробираться к крыльцу, спрятавшись за старушку. Тут я снова взмолился о помощи у Господа, на сей раз, я просил Всевышнего только об одном, что бы цепь ни рвалась и оставалась настолько прочной, что не разорвать её даже десятку привязанных таких псов. Но, в дальнейшем, ситуация сложилась так, что моя мольба до Бога ещё не успела дойти и похоже было на то, что каким-то образом, её услышала хозяйка дома, находившейся ко мне значительно ближе верховного могущества,
— Фу…, уймись Байкал! Иди в будку! — старуха скомандовала животному, да так грозно, будто она снова произнесла заклинание и взмахнула полкой, словно волшебным посохом, из которого вот-вот сверкнёт зигзагообразная молния.
Видимо пёс хорошо знает, что его хозяйка облачена в колдунью не зря. Не смотря на то, что при совершённом действии старухи ничего сверхъестественного не произошло, он всё же повиновался её приказу и, в сею же минуту, смолк. Волоча за собой бренчащую цепь, он заскулил подобно жалкой шавки и смиренно полез обратно в свою конуру.
Преодолев все препятствия и оказавшись во дворе, я только потом смог разглядеть прилегающий участок к дому и обратил внимание на то, что вся земля устлана красивым зелёным ковром. На нижнем ярусе со мхом живут подорожники, над этим покровом возвышаются другие сочные травянистые растения, как ромашки, васильки и пионы. Со всем луговым сообществом мирно соседствует чистотел, мать-и-мачеха с жёлтыми венчиками и золотая ковыль. Воздух пропитан медовым ароматом разнотравья со сладким запахом мяты. В разбрасывающем фитинге для полива шипит вода и выбрасывается вверх короткими струйками, потом мелким крапом она медленно оседает на здешнюю флору, а так же, придаёт свежесть раскалённому на солнце воздуху. Картина лета, в этом дворе, выглядела оживлённей прежней, что на переулке и эстетичной. Будто после долгого скитания по бескрайней пустыне я оказался в оазисе. Вокруг единственного источника жизни собрались все представители живого мира и пируют. Пёстрые бабочки являлись главными персонажами разыгравшегося спектакля. Пчёлы, шмели и бражники своим жужжанием озвучивали постановку. Словно из оркестровой ямы разносилось эхо птичьего базара.
Наружный настил, перед входной дверью, выглядел из трёх каменных ступенек с перилами и навесом, выполненными из железных прутьев, гнутыми в узор. Старушка, охая и тяжело вздыхая, поднялась на крыльцо, при помощи палочки и правому перилу. Подошла к высокой двустворчатой двери, расположенной между пилястрами, и, клацнув дверной ручкой, позолоченной с узором, распахнула створку,
— Проходите молодой человек в переднюю и остановитесь, там подождите, пока я доберусь до второй двери, я скоро! — то ли это была команда, то ли вежливое приглашение, я не придал особое значение строгости этих действий, а просто повинуясь, прошёл в прихожую с деревянной полкой для обуви и расписным паласом на полу, дошёл до середины и остановился, разглядывая помещение. Оно оказалось довольно таки просторным, будь здесь пять человек в зимней одежде, всем бы хватило место свободно раздеться и спрятать вещи в зеркальном шкафу. Пока я осматривался, старушка закрыла за собой входную дверь и прошла ко второй, точно такой, высокой и белой с матовыми стёклами,
— А теперь молодой человек, приготовьтесь! Дальнейшие свои действия выполните в точности, как я Вам скажу! Первой в дом пройду я и поверну налево, а там, зайду в столовую, Вы строго следуйте за мной, но не задерживайтесь! А всё то, что сейчас увидите, Вас не касается! И не задавайте мне лишних вопросов!
Мало того, что этот довольно таки подозрительный дом с его странной хозяйкой, выглядят не от мира сего, меня это конечно удивило. Но предостережение при входе в жилое помещение, мне показалось уж слишком. И, тем не менее, ход дальнейших событий обернулся для меня в такой интерес, что я начал просто сгорать от любопытства, — Что же я должен увидеть? Или кого?
Времени на раздумье я меня совсем не было, лишь каких-то несколько секунд. Но одна мыслишка, всё же, успела промелькнуть у меня в голове. Она заключалась в том, что в этом большом доме много отдельных комнат и что старушка уже держит квартирантов, а меня предупредила, что бы я с ними не контачил, пока не решу с ней вопрос и всё.
Я ещё не переступил порог спальных расположений здания, как оно уже манило меня к себе своей таинственностью, мне начало казаться, что сейчас произойдёт что-то невероятное. А когда бабуля распахнула вторую дверь, то все мои предчувствия не просто оправдались, а переступили все границы. То, что мне довелось увидеть, об этом я бы никогда не догадался.
Как и просила меня хозяйка дома, я молчал и повелительно вошёл во внутреннее помещение здания. Предо мной открылся большой зал с высоким потолком, с золотым карнизом, скрытым в центре двенадцати рожковой люстрой, позванивающей хрусталём тихо и мелодично. Лестница с балюстрадой изначальна чуть левее от центра помещения и устлана ковром ручной работы. Справа от неё, на всю стену, противоположную от входа, выложен камин, обрамлённый писаной плиткой с нишей для дров и высокой топкой со стеклянным ограждением в виде двухстворчатой дверце. К правой стене приставлен большой кожаный диван с резьбой на спинке и старинные немецкие часы с музыкой, а по всей стене развешаны подлинные картины известных мастеров. Перед самим камином расположены два кожаных кресла, а между ними журнальный столик с резными ножками, на котором малахитовый ларец сверкает бисером из драгоценных поделочных камней. Слева, чуть от угла, стена начата с лакированной двустворчатой двери, дальше расположена мебель из дерева, где антресоли забиты сервизами из фарфора и хрусталя, их притесняют высокие кубки, выполненные из дорогого металла. Стены, клены светлыми обоями с редким узором, поблескивающие серебряным и золотым налётом. Свободные места на них украшают медные, бронзовые и серебряные подсвечники, долговязые канделябры из золота придают яркость роскошному убранству дома. Пол покрыт паркетом, а справа от лестницы и перед креслами у камина устлан круглый ковёр, тоже ручной работы. В подлинной ценности всех антикварных предметов я тогда ещё не разбирался, но открывшейся мне зал представлял собой настоящую сокровищницу, от восторга мой разум помутнел, и меня вновь понесло в мир приключений, где я представил себя главным персонажем индийской сказки про Али — Бабу,
— « Вот те, на!.. Ну, действительно, прямо в сказку попал! И Баба Яга, и дворец, и сокровище! А может я уже умер, когда ночевал на вокзале или это всё мне ещё сниться?».
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.