Бесплатный фрагмент - Подземный бастион. Завод им. Войкова

Архивные фотографии предоставлены поисковым сайтом 361sp.ru (руководитель сайта В. Н. Можаров) и Керченским музеем истории обороны Аджимушкайских каменоломен, а также взяты из личного архива автора.

Место действия — г. Керчь 1942 г.

Умеющий ходить не оставляет следов.

Умеющий говорить никого не заденет словом.

Умеющий считать не пользуется счетами.

Умеющий запирать не пользуется засовом, а запертое им не отпереть.

Умеющий связывать не пользуется веревкой, а связанное им не развязать.

Вот почему премудрый человек всегда спасает людей и никого не отвергает.

Всегда спасает вещи и ничего не отвергает.

Это зовется «сокрытое преемствование просветленности».

Посему добрый человек — учитель недоброму человеку,

А недобрый человек — орудие доброму человеку.

Не чтить учителя, не любить орудие —

Тут и великий ум впадет в заблуждение.

Вот что такое предел утонченности.

«Дао Дэ Цзин», стих 27.

Действующие лица

Советская сторона:

Бурмин Григорий Михайлович, подполковник, 24 танковый полк 44 армии.

Скрыль Иван Саввич, капитан, командир роты, 768 стрелковый полк 138 стрелковой дивизии.

Парахин Иван Павлович, старший батальонный комиссар,

Политуправление штаба Крымского фронта.

Храмов Федор Иванович, военный комиссар.

Иванов, лейтенант НКВД.

Реут Николай, политрук.

Гусейнов Мехбала Нуралиевич, военврач 3 ранга, 479 медицинский санитарный батальон 396 горнострелковой дивизии 44 армии.

Коляда Иван Афанасьевич,

лейтенант, командир топовычислительного взвода

957 артиллерийский полк 396 стрелковой дивизии 44 армии.

Анисимов Даниил Владимирович, младший сержант, минометчик, 105 горнострелковый полк 77 горнострелковой дивизии 47 армии.

Армаш Петр Тимофеевич, старший сержант, минометчик,

минометный батальон 530 стрелкового полка

156 стрелковой дивизии старший сержант, командир отделения.

Григорьев, сержант.

Кожух Иван, красноармеец.

Михайличенко Михаил, красноармеец.

Сиверцев Андрей, красноармеец.

Дьяковская Юлия, гражданское население.

Руденко Мария, гражданское население.

Бугаева Мария, гражданское население.

Колесникова Татьяна, гражданское население.

Сторона Вермахта:

Фрейлих Ганс, капитан, 88 саперный батальон.

Браун Бернгардт, обер-ефрейтор, 88 саперный батальон.

Гуземан Рудольф, обер-ефрейтор, 88 саперный батальон.

Вожжов, полицай.

Кончаловский, полицай.

Зяблов, полицай.

Кулаков, полицай.

Пролог

Май 1942 год, г. Керчь. Район завода им. Войкова. Слышна тяжелая канонада. Повсюду видно хаотическое движение отступающих войск Красной Армии. Большое скопление солдат и техники. Две санитарных машины останавливаются у поста, недалеко от металлургического комбината. Из головного фургона выходит военврач Гусейнов. Его встречает красноармеец Михайличенко.

Михайличенко. Здравия желаю, товарищ военврач! Здесь закрытая территория завода, куда направляетесь? Предъявите документы!

Гусейнов. (протягивая бумаги) 479 медицинский санитарный батальон 396 горнострелковой дивизии. Мне бы главного! Кто здесь вообще есть? Ничего не понятно….

Михайличенко. А вы, с какой целью? Если на переправу, вам прямо… Если на передовую — надо разворачиваться! А мы гостей не ждем. У нас стратегический объект. Особо охраняемый.

Гусейнов. Сурово! Мы сами с передовой, если можно так сказать, сейчас она не пойми где. А у вас, что на заводе? Воинская часть?

Михайличенко. Это секретная информация. Старшего командира сейчас вызову. Ваня! Кожух! Позови товарища лейтенанта! Обоз тут какой-то прибыл, медицинский, интересуется… Разобраться надо!

Кожух. (поднимает телефонную трубку) Сейчас Михай! Сделаем… Если он не отбыл в штаб. Минутку, организуем!

Михайличенко. Неспокойно тут у нас, даже для тыла. Вам бы до переправы! Судя по состоянию машин, издалека вы прибыли и с приключениями.

Гусейнов. Это уж точно! Приключений хватило. Еле ноги унесли… Фашист на хвосте сидел — и «юнкерсы», и мотоциклисты. Еле отбились!

Михайличенко. Вы, я так понял, с прифронтовой полосы. Как там?

Гусейнов. Неразбериха полная. Сам ничего не понял. Фрицы бомбят, стреляют со всех сторон, где линия фронта — захочешь, не найдешь. Все меняется с быстротой выстрела.

Михайличенко. Да, дела! Вань, ну что там? А то так у нас очередь образуется. Увидят, что кто-то стоит, и пристроятся в ряд… Нам лишних глаз не надо.

Кожух. Сейчас будет… Кстати, Михай, нам надо будет прикрыть северо-восточный сектор. Бомбы попали, все разворотили! Дыры как в решете. Не порядок!

Михайличенко. Займемся! У нас где-то железнодорожники были, восстановительный батальон. Надо к ним обратиться. Они быстро все сделают, надо, так целый бастион заново возведут. А вот и товарищ лейтенант! Здравию желаю…

Подходит лейтенант Иванов.

Иванов. Вольно! Что тут у вас?

Михайличенко. Прибыли две санитарные машины, просят старшего по званию для выяснения ситуации.

Иванов. Ситуация у нас противоречивая и неоднозначная. Здравствуй, Мехбала Нуралиевич! Вот так встреча! Откуда ты, родной? Как тебя к нам занесло, какими неспокойными ветрами? Каких только неожиданностей на войне не бывает…

Гусейнов. Здравствуй, командир! Вот уж не думал тебя увидеть! Сколько мы с тобой, в 41-м пережили, не передать! Мы из Феодосии прорываемся, с боями! Штабное руководство госпиталя сбежали раньше нас, как только первые взрывы услышали далеко в степи, нас всех бросили, вместе с ранеными, вот мы и скитаемся, как сироты неприкаянные… Не знаем где причал найти, к кому присоединиться!

Иванов. У тебя сейчас раненые или только медперсонал?

Гусейнов. И те, и другие… Раненых конечно больше, намного. Не знаю, куда деваться! Все бегут, никакое командование найти не могу, сумасшествие какое-то…

Иванов. Ясно. Тогда сделаем так. Штаб фронта сейчас находится в старых каменоломнях, здесь недалеко. Мои бойцы проводят, дорогу покажут… Там же располагается госпиталь. Там все и решите, на месте. Или оставаться здесь, или эвакуироваться. В зависимости от сложившейся обстановки и ваших возможностей.

Гусейнов. Спасибо! А вы то, здесь как? Для обороны или наступления?

Иванов. Мы на посту. Отвечаем за этот участок. Готовимся для развития любых непредвиденных событий. Если фашисты здесь окажутся, им точно не поздоровится!

Гусейнов. Я вообще ничего понять не могу, все эти дни. Что здесь творится? Мы же наступали! А сейчас, все сюда, колоннами к Керчи бегут, к переправе… Где оборона? Где фронт? Хаос какой-то…

Иванов. Разберемся. Каждый должен отвечать за свой рубеж. Тогда будет порядок и ясность понимания происходящего. Мы пока здесь… А там поглядим.

Гусейнов. Как-то все пугающе странно. Все утопает в каком-то тумане. Не разберешь, где свое, где чужое… Как найти правильное решение?

Иванов. Мой совет тебе, и твоим подчиненным, срочно уходить на Тамань, пока есть возможность. Если тут начнется битва, она будет очень жестокой. Вряд ли такая бывала…

Гусейнов. Обижаешь командир! Чтоб я от опасностей бегал? Раненых я из пекла вывез… Жизнь им сохранил. Долг выполнил. Теперь могу и сам винтовку в руки взять! И бить врага, не хуже других.

Иванов. Дорогой ты мой, Мехбала Нуралиевич! Как я уже говорил, каждый должен заниматься своим делом. Твои золотые руки в госпитале, в тылу нужны, солдатские жизни спасать, а не под фашистские пули подставляться! Оставь это нам. Это наш профиль. И прислушайся к моим словам, плохого рекомендовать не буду. Уход за пролив — это не трусость, а здравая дислокация. Врага нужно переигрывать, и зря жизни не отдавать. Это недопустимо.

Гусейнов. Я тебе верю, командир! Но обещать ничего не буду! Как сердце и совесть подскажет, так и сделаю! Нельзя сейчас бежать… Нужно оборону организовывать, сильную и толковую. Фашиста надо остановить!

Иванов. Остановим! Но не ценой гибели лучших врачей нашей армии. Это непозволительно. Медперсонал надо беречь, как самое дорогое!

Гусейнов. Я умирать не собираюсь! Меня убить — постараться надо! Я белый халат сниму, горы содрогнутся! Эти нацистские шакалы побегут в свои темные норы, поджав хвосты…

Иванов. Я ни капли не сомневаюсь в твоем мужестве, Мехбала! Мы с тобой не одну переделку прошли. Но сейчас другой расклад. Чтобы загнать зверя в яму, надо его приманить и сидеть в засаде, чтобы все прошло наверняка. Понимаешь?

Гусейнов. Понимаю. Но хочу отомстить за гибель своих товарищей! Фашисты по палаткам и машинам били, где красный крест был нарисован… Били специально, как по мишеням. Ничего человеческого в этих тварях нет! Никакого кодекса военной чести! Шакалы… Я спать спокойно не смогу! Все кипит! Пролитую кровь нельзя оставлять без расплаты! Наши деды так говорили…

Иванов. Нравишься ты мне, Мехбала Нуралиевич! Свой ты человек. Я бы тебя к себе взял, но больно жарко у нас будет. Не хочу тебя терять. Еще и на собственных глазах.

Гусейнов. Да что ты меня все хоронишь? А? Я что, мальчик? Воевать не умею? Врага одолеть не смогу?

Иванов. Война долгая предстоит, тебе еще хватит сражений. А пока, лучше послушай меня. Так будет действительно лучше.

Гусейнов. Хорошо, я подумаю. Но вряд ли отсюда уйду, тем более, если ты рядом будешь! Вместе будем этих шайтанов бить!

Иванов. Это да. Только если тут что-то начнется, будет все не так, как привыкли! Очень замысловато и непредсказуемо. Как идти в полной тьме, не зная, кто тебя ждет и сколько. Кто ловчее окажется, тот и выживет.

Гусейнов. Жизнь сама по себе непредсказуема. Если честно, меня преследует внутреннее чувство, что здесь что-то странное начинает происходить, выходящее за рамки обычной войны. Как буря в горах, сметающая все…

Иванов. Я примерно об этом тебе и толкую! У меня особых романтических чувств нет. Больше холодного анализа и кое-какие выводы. Все складывается в непростую шараду, с учетом соотношения сил, возможностей и специфики местности. И кто ее быстрей решит, тот и одержит блестящую победу!

Гусейнов. Значит больше игра ума? А сражения как производное? Шахматная партия?

Иванов. Точно… И наша игра должна быть безупречной. От нас зависит очень много. Именно на этом рубеже.

Гусейнов. Что тут можно сделать? Грандиозного? Войска отступают… Те, кто остается в арьергарде придется очень туго. Им бы просто выстоять.

Иванов. Как я уже говорил, хищник, бегущий в яму, уверен в своем превосходстве. А ям здесь много. Мы поможем ему рухнуть поглубже…

Гусейнов. Может мне какая-нибудь роль все-таки найдется? Раз уж такое начинается?

Иванов. Твоя роль пока на той стороне пролива, и очень важная. Не беспокойся, далеко не отпущу.

Гусейнов. Я почему-то не волнуюсь. Мне кажется, мы уже связаны до самого конца. В одном свирепом водовороте крутиться будем…

Акт 1

Сцена 1

Май 1942 г. Окраина г. Керчи. Полуразрушенный бомбежкой металлургический завод им. Войкова. Вся территория затянута дымом пороховой гари. Идет упорный бой между советским сводным отрядом прикрытия подполковника Бурмина и осаждающими его фашистскими войсками.

Развалины завода то и дело вспыхивают сплошным огненным смерчем выстрелов — кажется, стреляют сами обвалившиеся плиты и курганы камней. Красноармейцы отбивают одну атаку за другой. Над разрушенными почерневшими цехами завода, ставшими бастионом, висит призрачная давящая сумеречная взвесь.

Бурмин. (наблюдая в бинокль) Танки слева! Бронебойщиков туда, живо!

Усильте пулеметами западный сектор. По центру пехота ползет, приготовьте гранаты, будем встречать!

Скрыль. Есть! Сейчас мы им покажем пролетарское гостеприимство…

Бурмин. Следите внимательно за каждым камнем. Они уже пробовали скрытно в дыму подползти… Доставили неприятностей, пока бойцы Иванова не перестреляли этих прытких штурмовиков.

Скрыль. Все сделаем, мышь не проскочит. Фашист изгаляется как может, только пока ничего у него не получается! Все силы на нас бросил, и авиация, и артиллерия. А нам хоть бы что!

Бурмин. Остановили мы их здесь… и надолго! Теперь хорошо бы их вспять повернуть и заставить по степи побегать!

Скрыль. Не понимаю… Как так?

Бурмин. Что?

Скрыль. Мы же начали наступать. Три армии развернуты в полном боевом порядке. Операция тщательно готовилась, все были уверены в победе… даже окопы в тылу не рыли. И долговременных укреплений не строили.

И тут… Как колдовство прямо какое! Раз и все рухнуло… И, говорят, от Акмоная до Керчи, все трупами усеяно и сгоревшей техникой, а остатки наших армий сейчас спешно в порту, переправляются на тот берег! А мы закрываем переправу, делаем все возможное, чтобы спасти хоть часть Крымского фронта… За считанные дни, мы оставили обширный плацдарм, потеряли весь восточный полуостров, который с таким трудом завоевали в 41-м!

Бурмин. Никакого колдовства здесь нет. А есть серьезные просчеты, непростительные для войны.

И о них докладывали многие офицеры в штабе фронта и Козлову и Мехлису. Но никто ничего не стал слушать. Вот и результат! Вся степь кровью наших солдат залита и пролив тоже… Голубая морская вода стала багровой от крови, без преувеличения! А всего этого можно было избежать…

Я кстати, тоже ходил с докладом, указывал на конкретные недопустимые ошибки в обороне. Но в ответ получил только обвинение в «пораженческих настроениях»! (с сарказмом) «… Как Вы, товарищ Бурмин, герой Акмоная, про которого пишут в газетах, можете говорить такие вещи? И призывать к строительству фортификаций в нашем глубоком тылу? Вы хотите наступать или сдавать позиции? Когда вся наша доблестная Красная Армия рвется в бой, на разгром ненавистного врага? Может, Вы еще не оправились от ранения? Лечитесь и настраивайтесь на победный боевой лад!» Вот так вот… Весь разговор.

А теперь, все кто еще жив, расхлебывают эту ситуацию!

Скрыль. Так в чем просчеты?

Бурмин. Три армии согнали на передовую, затылок в затылок. Смотреть страшно. Кучность как на митинге. Даже одно шальное попадание снаряда — и сразу братская могила! Так видимо все и случилось, и покатилось по нарастающей, когда немцы перешли в контрнаступление.

Все наши объекты практически не были замаскированы. Все как на ладони. Базирование пехоты, батареи, блиндажи — стояли как мишени в тире… И когда фашисты перехватили стратегическую инициативу, начался кровавый цирк. Особенно с воздуха! «Юнкерсы» — «штуки», бомбили и расстреливали наши отступающие колонны как табуны лошадей в загоне. Тяжелая артиллерия перепахивала землю вместе с телами наших солдат… То есть началась настоящая бойня! Голая степь. Никаких укреплений от горизонта до горизонта. Бескрайняя плоская ширь. Вот и попробуй дать там бой. Никаких шансов. Отдельные подразделения оказывают яростное сопротивление, кто-то пытается выровнять ситуацию… Вообщем все это продолжается теперь и у нас. За нами бомбят переправу, а мы сдерживаем натиск всего немецкого фронта.

Скрыль. И все-таки как они сумели прорвать оборону на Акмонае? Какая бы бомбежка ни была, а все-таки три армии на позициях. Это немало…

Бурмин. Побеждает не число и мощь оружия. А правильная стратегия. Манштейн и Козлов несопоставимы. Я еще до войны изучал тактику самых разных полководцев и генералов. Так вот Эрих фон Манштейн, хоть и наш первый и заклятый враг, но надо признать очень редкий талант.

Я говорил, что с ним надо быть особенно внимательными и осторожными. Его трудно просчитать. Он почти непредсказуем, до авантюризма, не характерного немцам. И я, к сожалению, оказался прав. Кровавое кладбище по всему Восточному полуострову!

Как взломали наши позиции? После усиленной бомбардировки с воздуха, когда наверняка была нарушена связь между штабами войск и воинскими частями, перешли в наступление на парализованные подразделения. От атаки немцев растерялись. Никто не знал что делать, и что происходит вокруг. Ждали приказов. А им прийти уже невозможно. Все линии оборваны. Тяжелое ожидание. Которое недопустимо в боевой обстановке. Иногда достаточно считанных минут, чтобы переломить ход сражения. А здесь… Словом армии оказались скованы.

А потом, скорее всего, Манштейн нанес свой излюбленный танковый удар серпом, как во Франции, причем там, где не ждали — с юга, и перерезал нашу оборону, как ломоть пирога и вышел в тыл 51 армии!

Вот и начался полный хаос.

И мы сейчас пытаемся еще что-то сделать и что-то спасти под этими руинами!

Скрыль. И что же дальше будет?

Бурмин. Удержим рубеж здесь. Дадим возможность эвакуироваться уцелевшим частям Крымского фронта. Перегруппируемся, нанесем ответный удар и погоним фрица назад… Война — это как шахматная партия. Где-то отступил, а где-то контратаковал, устроил врагу ловушку. Главное найти правильное направление и провести хороший маневр.

Скрыль. Где силы только возьмем? От трех армий почти ничего не осталось…

Бурмин. Резервы есть… Мы не одни, за нами вся страна!

Скрыль. Я думаю, немцы крепко вцепятся в этот плацдарм. Место очень удобное, выгодное. На побережье можно много фортификационных сооружений возвести, а город в крепость превратить. Трудно придется все это вновь отвоевывать…

Бурмин. Пробьем! Красным бронебойным снарядом! Никакая крепость не устоит. Мы в 41-м этот неприступный участок Крыма лихо взяли, даже несмотря на ледяной шторм…. А сейчас и подавно.

Скрыль. А Вы как, Григорий Михайлович, с нами в пехоте оказались?

Бурмин. После госпиталя сразу. Назначили командиром сводной группы прикрытия. А танки мои родимые сейчас где-то в степи догорают от Акмоная до Керчи! Из танкистов, здесь, со мной горстка уцелела. Остальные сгинули в этом пекле…

Скрыль. У нас тоже много из полка погибло… Живых по пальцам пересчитать можно. Мы еще отомстим фрицам за всех наших павших товарищей! Мало не покажется…

Бурмин. Без сомнений! Воздаяние будет очень грозным и беспощадным… Мы, им устроим и «Блицкриг» и «Блиц-драп»… Побегают еще по степи в последней судороге! А вот к нам кто-то идет…

Появляются лейтенант Иванов и комиссар Реут.

Иванов. Ну, как у вас тут, жарко?

Бурмин. Еще как! Как и подобает на металлургическом комбинате. Плавимся как в доменной печи! Пятая атака за день… Главное — боеприпасов бы хватило. А у вас как, на северной стороне? Как переправа?

Иванов. Идет полным ходом. Несмотря на сумасшедшую бомбежку… Почти все зенитные батареи разбиты! Наших самолетов в воздухе мало. Аэродромы горят.

Реут. Много гибнет в самом проливе. Корабли тонут под ураганным обстрелом. Все побережье в трупах… Кому-то удается достичь Тамани, кто-то уходит на дно. Люди пускаются вплавь кто на чем… Кто на сколоченных наспех плотах, кто на автомобильных шинах, кто соломой набивает мешки и плащ-палатки, кто просто на бревне… Кому везет, а кого уносит течением в открытое море. Вообщем картина жуткая! Вода багровая от крови вся кипит от ураганного обстрела… как адское зелье из человеческих тел. Преисподняя наяву!

Бурмин. Как обстановка западнее?

Реут. Там сражается еще один сводный отряд, в районе старых каменоломен.

Иванов. Там положение стабильное, достаточно прочное. Фрицы на месте топчутся. Как и у нас. Налетели на грабли… Ситуация интересная складывается. Скоро подойдет лейтенант Коляда, расскажет все подробней. Он сейчас на трубе сидит…

Бурмин. На трубе?

Иванов. Да, на одной из труб. Теперь это наш наблюдательный пункт. Самый точный и достоверный. На трубе сидит, далеко глядит! Коляда не обычный лейтенант — топограф… Не просто смотрит, но и сразу анализирует обстановку, делает выводы.

Скрыль. Не опасно? Одну из труб уже бомбежкой снесли… Совершенно открытая цель!

Иванов. Жить — вообще опасно. По сути своей. От нее умирают! А на войне просто обнажаются определенные природные механизмы, либо ускоряются. Кому где суждено. Кто-то в диком шквале пройдет и не царапины, а кого-то шальная пуля в тылу срежет… Это жизнь! Во всей ее маскарадной противоречивости.

А позиция наша просто замечательная. Там все как на ладони. Кто, где, сколько и куда идет… Картина во всей красе, как на столе, на карте. По всему району в мельчайших деталях до самого горизонта. А если еще бинокль взять, вообще ничего не ускользнет. Вот сейчас будет полная информация, как в передовице в газете!

Бурмин. Сколько тебя знаю, не перестаешь меня удивлять, товарищ лейтенант…

Иванов. Служба такая, веселая. У нас вообще фокусы в крови. Мы тут гансам еще не одно представление устроим. С иллюзиями и фейерверками. Советский цирк — самый лучший цирк в мире!

Реут. Отсюда, с этого плацдарма, начнется наше новое наступление! Этот завод и все окрестные подземелья, станут отправной точкой для нашего сокрушительного Возмездия! Скоро будет перелом, а дальше этого завода фашисты не продвинутся!

Скрыль. Завода уже нет… Одни руины! Если подкатят тяжелую артиллерию, нас сравняют с землей.

Иванов. Есть подземные коммуникации… Они весьма обширные и надежные. Снарядами и бомбами не пробьешь!

Скрыль. Сражаться под землей? И как долго?

Бурмин. Сколько потребуется! Пока не изменится обстановка…

Реут. Нам этот рубеж необходимо удержать. И лучше до подхода наших основных войск!

Иванов. На самом деле место нам досталось занятное. Тут можно много чего придумать и воплотить. И шкуру фашистскому зверю хорошо подпалить! Самый сильный удар тот, который враг никогда не ждет, и не подозревает, откуда…

Скрыль. Но тут же все предельно ясно. Территория завода. Место приметное, как верстовой столб… Квадрат, отрезанный от всего остального. Никакого маневра для ведения боя.

Иванов. Под нами такой подземный лабиринт, что незнающему человеку годами бродить можно. Думаешь, фриц сюда полезет? Нет. В этом наше преимущество. Стоит спуститься в тоннели, и нас здесь не найдешь…

Скрыль. Но это же блокада на измор…. Если мы останемся здесь!

Реут. Все крепости так воевали, испокон веков. И выдерживали еще не такую осаду. А у нас, получается не просто форт, а подземный!

Бурмин. Заманчиво. Но нам все равно нужна связь с армией, которая на поверхности. Необходимы оружие, боеприпасы, продукты. Без этого мало что получится. Если наладим постоянное снабжение, тогда мы здесь, хоть до скончания века простоим!

Иванов. Пока мы не в изоляции, так что можно…

С шумом осыпающихся камней появляется лейтенант Коляда — весь грязный, в копоти и в пыли.

Коляда. Увы! Уже в изоляции. Я с трубы слез, только что… С двумя солдатами. Мы в плотном кольце! Бронетехника, пехота, все как положено… И все новые силы прибывают! Удавка стягивается. К переправам нам уже не выйти… На юге понятно — даже пытаться не стоит. Город захвачен. Керчь горит… Зарево — кажется, ни одного дома целого не осталось! Один громаднейший костер, сплошное пепелище… Почти как у нас!

Скрыль. А море?

Коляда. В сторону пролива вообще страшно смотреть. Кровавое варево от разрывов! «Юнкерсы» висят как тучи… Все простреливается, каждый метр. В воде — обломки кораблей, утвари всякой и масса мертвецов в волнах качается… Они, словно в воде шагают. Многие в вертикальном положении. Не знаю, почему. Странно гипнотизирующее зрелище!

Вода красная от крови! Как открытая рана на несколько километров, расходящаяся в стороны. Сколько убито — не вообразить… С ума сойти можно!

Реут. Мрази фашистские! Заплатят за каждого погибшего! В землю здесь врастем, но отомстим! Никто не уйдет!

Скрыль. Эх… Только дождаться боя, на куски рвать буду!

Бурмин. А что на западе?

Коляда. Там наши крупные соединения стоят крепко. Пока… Но окопы наспех, серьезных укреплений и особенно противотанковых нет. Степь ровная как праздничная скатерть на столе. Их сметут, даже минометами. Поддержки никакой нет — ни артиллерией, ни с воздуха! Я у них ни одной пушки не заметил. А на них танки прут…

Бурмин. Это же район каменоломен. Там штаб фронта располагался в последние дни.

Скрыль. Ага! Пока не сбежали все… На тот берег! Теперь там только такие же, как мы остались — солдаты и полевые офицеры, ни одного генерала!

Бурмин. В катакомбах тоже можно крепость создать, еще более крупную и надежную…

Недалеко разрывается снаряд, осыпая сверху комьями земли и обломками камней. Потом еще один и еще…

Иванов. Началось! Неугомонные какие. Ну сейчас отхватят…

Бурмин. Все по местам! Орудия на исходные… Пулеметы на фланги! Рассредоточиться! Огонь по моей команде. Подпускаем ближе, бьем точно! Зря не палить. Беречь патроны! Один выстрел — один немец.

Скрыль. (устанавливая ручной пулемет Дегтярева в проломе стены) Ну сейчас я вам сыграю русскую народную! Попляшите, псы поганые!

Иванов. Надо сверху бойцов поставить. Обзор отсюда не очень. Толком не видно, сколько их идет. Могут приподнести неожиданные проблемы.

Бурмин. Нормально. Сейчас сами выползут… на этот пятачок. Здесь им между двумя цехами особо не развернуться!

Реут. Наше зрение — конструкция забавная, можно менять углы, можно в статичности заметить движение. Или вертеть этот хитрый шарик как угодно. Мы видим только маленький срез реальности или то, что хотим.

Коляда. А наверху все по-другому! Спустишься на землю — иной мир. Сверху все такое маленькое, как на карте на столе… А потом, все вырастает в великанов! Прямо как в сказке. Странный бывает наш мир, будто играет с тобой!

Реут. Этот мир — штука непростая и занятная. Все есть. Что надо и чего совсем ненужно. И Жизнь, и Смерть, и Любовь и Ненависть, и Слава и Позор! Все возможные грани существования. Выбирай, что хочешь…

Иванов. Главное, не ошибиться с Выбором, как некоторые…

Коляда. «Alea jacta est!». Жребий брошен! Кто ступил на темную тропу, пусть не удивляется последствиям! Силе Воздаяния и необратимости событий. Из черной пропасти выбраться очень сложно. Как из болотной топи.

Реут. Вот здесь их триумфальный путь из Берлина и закончится! Этот алтарь омоется их черной паучьей кровью!

Вон уже побежали на смерть! Короткая дистанция, последние метры… Сейчас всех вас отправим в вашу Вальгаллу призрачную…

Сквозь завесу взрывов начинают бить пулеметные очереди. Из-за разбитого забора появляются цепи пригнувшейся пехоты. Завязывается яростный бой. Огонь пляшет по сумеречным развалинам. В сизом дыму проступают зловещие контуры танков, напоминая надвигающихся черных монстров… Но из-за многочисленных завалов, они не могут подойти близко и выстраиваются в изогнутую линию, открывая огонь по обороняющимся красноармейцам. Обломки камней разлетаются с комьями окровавленной плоти. Несколько танков вспыхивают, подбитые бронебойщиками и подожженные бутылками с горючей смесью… Немецкая пехота продолжает наседать, прячась за груды обвалившихся после бомбардировки, камней.

Огненно-жалящий вихрь пуль и осколков сумасшедшее носится над руинами. Кажется, что шансов ни у кого нет…

Бурмин. Прижимайте их к правому краю! Там наша засада, их там встретят, как положено…

Скрыль. Вот фриц то глазенки выпучит, когда ему в спину свинец раскаленный польется! Славная выйдет банька…

Иванов. У тебя, Григорий Михайлович, вижу, тоже неплохой спектакль получается! Впору аплодировать.

Бурмин. А то, как же! Не только вам в разведке и НКВД фокусничать, мы тоже не лыком шиты! Все мы тут на войне режиссерами человеческих судеб становимся…

Иванов. (глядя в бинокль) Толково! Сейчас фашист в клещи попадет. И мало кто выйдет…

Бурмин. Мы все рассчитали. Затянули их сюда… И обратно уже не выпустим! А это кто… Кадриль под пулями пляшет? Вот чертяка!

Иванов. Это из моих… Андрейка Сиверцев. Пронырливый, ловкий как мангуст, молодец, отчаянный парнишка!

Бурмин. Да я уж вижу! Танк запалил… и еще гансов дразнит, постреливает. Давай же быстрей назад!

Скрыль. Сейчас прикроем героя! (стреляет длинными очередями)

В развалины вкатывается запыхавшийся красноармеец Сиверцев, весь опаленный, чумазый, разгоряченный от схватки с железным чудищем.

Сиверцев. (распалено выдыхая) Все! Уделал эту стерву стальную! Две гранаты и бутылка с горючкой. От души, капитально запалил. Прогорит до основания, как дрова в печке! Есть хлебнуть чего?

Реут. Держи — вода, еще холодная!

Бурмин. Отставить! (протягивает свою фляжку)

Сиверцев. Что это?

Бурмин. Коньяк армянский. Пей, заслужил!

Сиверцев. Спасибо, товарищ подполковник! Я пару глотков…

Бурмин. Давай, давай герой, не скромничай! Сегодня твой день, сынок!

Реут. Танков много… Везде как сыпь на коже. Как бы, не перепахали они нас огнем и гусеницами!

Иванов. Что думаешь, Григорий Михайлович? Это по твоей части…

Бурмин. А тут и думать нечего. Они далеко не пройдут. Увязнут в наших развалинах, как в болотной трясине… Тут пехота путается — каменные джунгли! А эти железные бегемотики, дальше пропускных пунктов цехов не проползут… Те, что рискнут пройти — из подвалов подобьем и сожжем, что и ахнуть не успеют!

Это поле битвы не для танков. Я уверен, немцы тоже это понимают. Поэтому и используют их пока как передвижную артиллерию с дальней дистанции. Пусть прут. Чем больше их сюда заедет, тем больше здесь и останется! Вот и все… Несколько пушек, ПТР-ы, гранаты, бутылки с горючей смесью есть, так что волноваться нечего. Здесь бой для пехоты, но не для обычной, а для штурмовых и разведывательных отрядов, с особой подготовкой. А таковых у фашистов здесь пока мало. А простая пехота рукопашной схватки с нами боится, избегает, поэтому и забуксовали они тут, не зная, что делать… Русский кулак пострашнее гранаты будет! Прыгают на стены как шавки стаей, а толку мало!

Скрыль. А давай, Григорий Михайлович, мы тебе танк фашистский захватим, в качестве презента… И ты на нем, как Чапаев на коне, поведешь нас в атаку!

Бурмин. Ну и балагур, ты Ванька! Хочешь — захвати. А лучше сожги его на хрен! Потому как я уже говорил, это место не для танковых поединков. Маневра никакого, из-за каждого угла граната может вылететь, в любом завале бронебойщик сидеть, или мина в полях этого мусора подстерегать… Голая мишень. Так что… Бронетехника пойдет — уйдем, кто вниз, как в доте, а кто наоборот сверху — они так, как на ладони. И всех перещелкаем! Благо здесь есть, где скрыться, не то, что в степи! В каком-то смысле нам повезло…

Иванов. Рубеж нам интересный достался. Степь, подземелья, завод, море, город… Пять лучей одной звезды! Можно для фрицев хорошую головоломку построить. Фатально смертельную, а Григорий Михайлович?

Бурмин. Ну, насчет головоломки не знаю, но по зубам хорошо съездить гансу вполне можно. Что и делаем!

Коляда. Да, ландшафт где мы находимся действительно необычный, я бы сказал неожиданный! Если подойти с умом, много чего забавного можно натворить…

Иванов. Ну, вот этим и займемся! Так сказать вольным творчеством, будем ваять новые произведения по законам военного времени. Такое, чего еще не было. Чтобы Микеланджело и Леонардо позавидовали с того света…

Нашу битву надо сделать с двойным, с тройным, если не с десятикратным дном! Чтоб фашист сразу в свою преисподнюю и провалился! Навеки вечные…

Бурмин. Что-то ты товарищ лейтенант замыслил непростое…

Иванов. Служба такая, товарищ подполковник! У нас просто не бывает… Для врага! А для нас — все предельно прозрачно и ясно. Где нужная нить, сколько надо козырей, и чтоб всегда был джокер в рукаве!

Коляда. То есть у нас здесь крупная партия намечается?

Иванов. Достойная крупных миллионеров людских судеб. Кто спасает, кто губит. Насколько нам хватит ума и воли все доиграть до конца.

Бурмин. Ну, что ж… Товарищи мэтры иллюзий и трюкачи, раз так, давайте покрутим рулетку Фортуны, как пулеметный диск, поглядим, что будет, может и завод у нас в Цитадель превратится!

Сцена 2

Часть 1

Май 1942 г. Завод им. Войкова. Штаб сводного отряда в помещении заводской кухни. Подполковник Бурмин, усталый и осунувшийся, изучает карту. Сверху доносится канонада и шквал не стихающего яростного боя. Отряхивая пыль, входит капитан Скрыль.

Скрыль. Разрешите, товарищ подполковник?

Бурмин. Давай, Ваня, чего у тебя там?

Скрыль. Мыслишки кое-какие есть относительно иноземцев и их дислокации.

Бурмин. Мыслишки это хорошо… Особенно на войне. Побеждает ум, а не оружие! Ну, выкладывай, что у тебя?

Скрыль. Вам бы поспать, Григорий Михайлович, хоть чуток, вторые сутки на ногах…

Бурмин. Выйдем отсюда, отоспимся, за все эти дни, с лихвой, а пока это не позволительная роскошь в наших условиях. Давай к делу…

Скрыль. (подходя к карте) Вот схема завода, вот противник. Я только от наблюдателей. Здесь немцы выдвинулись вперед между этими цехами. Увлеклись. Оставили стандартно пехоту охранения и пару пулеметных расчетов. Участок очень узкий. Мы можем скрытно пройти вот тут, у разбитого ангара и взять их с флангов. И этот немецкий аппендикс замкнется отличным кольцом! Восстановим прежние позиции, ну и фрицев окруженных положим… Как Вам?

Бурмин. Замечательно. Медлить не будем! Надо сформировать ударные группы. И взвод прикрытия. И усилить минометами. И тогда им точно крышка!

Скрыль. Понял. Разрешите выполнять?

Бурмин. Давай, капитан! И поторопись. Фрицы прут как горная лавина! Со всех сторон… Обстановка меняется. Надо успеть! План хороший. Молодец, Ваня, быстро реагируешь! Далеко пойдешь…

Скрыль. Разрешите возглавить одну из штурмовых групп?

Бурмин. Разрешаю! И смотрите осторожней, зря не подставляйтесь… Мертвые, мы Родине не нужны. Чтоб все было как надо. Быстро, жестко, эффективно! Как полет метеора… И чтоб ни одна фашистская гадина не ускользнула!

Скрыль. Есть! Всех положим, аккуратно, как экспонаты в музее… Все там в камнях и останутся!

Бурмин. Для разъяснения боевой задачи, младших командиров ко мне!

Скрыль. Понял, я мигом, Григорий Михайлович!

Бурмин. Ага! Давай лети, сокол ясный, и возвращайся побыстрее…

Через какое-то время, из темноты коридора появляется несколько красноармейцев во главе с капитаном Скрылем.

Скрыль. Вот! Они подойдут…

Бурмин. (внимательно оглядывая вошедших) А офицеров, что не нашлось?

Скрыль. Офицеры, те, кто есть, ведут бой на южном направлении завода. Фрицы опять атакуют… Эти парни бравые, хоть к черту в пекло!

Бурмин. Да и мы и так здесь в пекле, и чертей фашистских вокруг нас немеренно скачет. Кто будете?

1-й красноармеец. Сержант Григорьев!

2-й красноармеец. Младший сержант Анисимов!

3-й красноармеец. Старший сержант Армаш!

Бурмин. Кто ваш непосредственный командир?

Анисимов. Если брать по уставу, по роду войск — нет у нас больше командиров. Погибли все. Остатки наших частей поступили в Ваше распоряжение, влились в сводный отряд. Теперь здесь наше воинское соединение.

Григорьев. Мы из разных подразделений…

Армаш. Мы с Анисимовым минометчики, он из 105 горнострелкового полка, я — из 530 стрелкового полка. А сейчас вместе, в одной батарее.

Григорьев. А я пехотинец. От моего батальона осталось 13 человек, пятеро раненые лежат.

Анисимов. Ну а пока мы на западном участке, под началом лейтенанта Иванова.

Бурмин. (улыбаясь) То есть, он вас как-то отбирал?

Армаш. Ну вроде того…

Бурмин. Тогда понятно. Другой разговор. Иванов просто так к себе не возьмет… У него пропускной режим как у апостола Петра в рай. Захочешь — не пролезешь… Он самых лучших и отчаянных собирает.

Скрыль. Я же говорю, бойцы что надо! Им впору офицерские звания давать…

Бурмин. Посмотрим. Звания никуда не уйдут. Пока мы в армии. Как всегда говорят, награды находят своих героев. У нас еще много чего впереди…

А сейчас внимание сюда. Подойдите к столу. Вот ваш объект… Группа сержанта Григорьева идет по этим коммуникациям у блока коксовых батарей слева, группа капитана Скрыля по подвалам справа. Центр держим мы. Вы — минометчики, разместите свои расчеты вот здесь, у этих полурухнувших доменных печей. Позиция удобная, скрытая и надежная. Ваша задача — накрыть немцев минами в образовавшемся кольце и отрезать их огнем от основных сил. В случае прорыва пресечь все попытки. Чтоб никто не проскочил! Все ясно?

Армаш. Так точно! Если что, мы можем менять позиции, в зависимости от сложившейся ситуации.

Бурмин. Хорошо, но все действия по нашим условным сигналам. Все координируем. Никакой отсебятины и самоуправства, действуем строго по обозначенной схеме! Операция должна пройти быстро и четко. Чтобы немец и ахнуть не успел… Проносимся как штормовой ветер! Вопросы?

Григорьев. Как лучше нападать — с небесным громом или неслышно, как тени?

Бурмин. (смеясь) Ты прям поэт, Григорьев, еще бы стихами заговорил! Начинаете тихо… и душевно. Как певчие на клиросе. Снимаете часовых. Подходите в непосредственное сближение с основными силами противника. Поскольку перевес в сторону фрицев большой, пускаете в ход гранаты… И добиваете оставшихся!

Анисимов. Нам когда вступать?

Бурмин. Как я уже сказал — по сигналу. Обрабатываете вот этот квадрат и переносите огонь вот сюда — по позициям немцев за территорией завода. Работаете грамотно и ювелирно! Вы должны создать завесу огня, чтоб враг и головы поднять не мог… Сумеете?

Армаш. Так точно, товарищ подполковник! Покажем высшую математику! Все будет согласно симметрии, как в бильярдной партии, каждая мина в свою лузу ляжет…

Скрыль. Может, потом контратакуем?

Бурмин. Посмотрим по обстановке. Людей терять тоже просто так нельзя. Здесь мы под защитой стен… Фашисты нас уже оплели войсками, как стальной паутиной! И необдуманная атака может привести к ненужным большим потерям.

Скрыль. Хорошо бы к ним в тыл проскользнуть! Да устроить крупную диверсию. Дезорганизовать, шуму наделать, поднять переполох… Разворошить осиное гнездо!

Бурмин. Пока это очень сложно… Но подумаем. Для этих дел надо лейтенанта Иванова привлекать. Он мастер на такие вещи! А мы пока по старинке, по-фронтовому, фрицев постреляем. Да так, чтобы…

Сверху раздается сильный взрыв. Сыплется штукатурка, качаются стены, гаснет свет…

Скрыль. Черт бы их побрал! Псы поганые… Ну подождите, мы вам скоро покажем, что к чему!

Армаш. Похоже на авианалет, судя по мощности взрыва.

Анисимов. Да он тут не прекращается, уже какие сутки! Не по нам, так по городу и переправе… Самолеты со свастикой тучами в небе висят, черно вокруг! Эх, нам бы хоть пару зениток, узнали бы они тогда, как землю цветущую уродовать! Попадали бы огненным дождем вниз…

Красноармейцы зажигают фонари «летучая мышь», осматриваются.

Бурмин. Надо проверить, что там наверху… и что с электричеством.

Скрыль. Сейчас узнаем… Я думаю, что генератор цел, он в глубине, в подвалах находится. Или порыв, или от ударной волны лампочки лопнули! Скоро все вернем, минутное дело!

Григорьев. Фриц на взрывчатку не скупится! Грохот не стихает, ни днем, ни ночью! Уши трескаются, болят, разум раскалывается! Уже забываем, что такое тишина…

Армаш. Еще бы, фашист пожадничал тротила! На него вся Европа пашет буржуйская… Уже сколько суток все бомбами завалено, каждый метр. Вся земля прожжена до основания, вглубь…

Анисимов. Скоро и мы пройдемся здесь бурей Воздаяния до самого Севастополя. Недолго им зверствовать осталось!

Григорьев. Они уже на наши заводские арматуры напоролись. Тут они у нас попляшут «комаринского» и еще как… Место нам выпало занятное. Это им не степь… Первая крепость, которая их встречает со всем нашим гостеприимством! Пусть еще больше сбегаются, все под этими камнями и полягут! Русской земли для всех хватит!

Часть 2

Небольшое полуподвальное заводское помещение, побитое взрывами. В нем расположилась группа красноармейцев. Среди них Кожух, Михайличенко и Сиверцев. Входит сержант Григорьев.

Григорьев. Доброго времени суток, товарищи красноармейцы!

Кожух. Здравия желаем, товарищ сержант! Что-то намечается?

Григорьев. Угадал! Спецзадание нам поручили.

Михайличенко. Наконец-то! Разомнемся хоть чуть-чуть. А то закисаем в каменных окопах. Сходим, авось и фрица вблизи пощупаем.

Сиверцев. А что за задание?

Григорьев. Окружение и уничтожение подразделений противника у литейного цеха №5. Мы идем одной из штурмовых групп.

Кожух. Вот это дело! Сколько можно отстреливаться? Пора харю нацистскую в кровь разбить! Самая стоящая вещь на войне — это рукопашная! Вот где удаль молодецкая раскрывается во всей красе! Фрицы, кстати, всегда стараются ее избегать. Факт! Знают, падлы, что такое русский мужик в ярости! Ледовое побоище хорошо запомнили!

Михайличенко. Мы им здесь еще похлеще организуем — Крымское! Век не забудут! Еще один урок истории! Чтоб не повадно было…

Сиверцев. Немцев сколько будет? Известно? Какие части? Вооружение?

Григорьев. Не меньше роты. Обычная пехота. Кроме пулеметов вроде ничего не заметили. Артиллерия легкая и тяжелая, у них на другом участке. Но перевес в численности значительный. Поэтому в драку лезем только вначале, снимаем караулы, и в конце, когда добиваем. Середина должна быть огневой.

Кожух. А они нас не могут ждать? Я имею в виду что-то типа засады или ловушки?

Григорьев. Полагаю, нет. Они уверены в своем превосходстве. И наш удар будет полной неожиданностью.

Михайличенко. Нам бы патронов и гранат не мешало бы раздобыть… А то, с тем, что у нас есть, впору только с кулаками в ближний бой и лезть!

Григорьев. Нам выделят. Бурмин распорядился. Пойдем с полным боекомплектом.

Сиверцев. По общей обстановке, какие-нибудь новости есть? Как переправа? Будет ли нам дополнительная помощь людьми или оружием?

Григорьев. Пока ничего не слышно. Приказ держать этот рубеж. Если и будет подмога, то случайная — из отступающих частей. Поэтому рассчитываем только на собственные силы. Эвакуация войск закончится — или будем уходить через пролив, или нам дадут подкрепление, и мы организуем оборону этого участка полуострова по типу Севастополя. Какие будут приказы туда и двинем.

Кожух. Под Севастополем мощные артиллерийские батареи есть. И серьезный укрепрайон. А у нас, что — голая степь и этот завод… И город в черных руинах, залитый кровью!

Михайличенко. Каменоломен здесь много. Огромных и запутанных. Там тоже воевать можно.

Григорьев. Не представляю, как в тех катакомбах сражаться можно. Там зайдешь и не выйдешь — все немыслимо запутанно, лабиринт бескрайний! Еще и несколько ярусов. У нас тоже не равелин, но хоть рукотворное человеческое строение. Все понятно и разумно. Не сгинешь во тьме, как там!

Сиверцев. Может в этом и есть определенное преимущество. Фашист под землю не полезет, побоится!

Григорьев. Полезть не полезет, но что-нибудь придумает, свое фашистско-изощренное! Он на варварские выходки, ох, как горазд…

Ладно, приводите себя в порядок. Оружие будет. И скоро выступаем!

Немецкий часовой, зевая, прислоняется к выступу побитой пулями и осколками стены. Опускает руку в карман, доставая пачку сигарет… Из темноты появляются цепкие руки. Одна зажимает рот, вторая скользит лезвием ножа кругообразно вдоль горла…. Постовой издает сдавленный булькающий хрип и оседает вниз. Тут же, едва заметными тенями из мрака как порыв ветра, пролетают силуэты красноармейцев, обволакивая немецкие позиции. Слышаться стоны и глухие вскрики. Фашистские патрули лежат мертвыми. Где-то раздается первый выстрел. Потом еще… Немцы пробуждаются и открывают огонь. Ночь озаряется яростной перестрелкой. С той и с другой стороны летят ручные гранаты… По фашитскому «форту» начинают бить минометы Анисимова и Армаша. Немцы оказываются в капкане. … Пытаются прорваться, но гибнут под двойным огнем. Им пытаются помочь внешние подразделения у завода. Но шквал советских минометов их останавливает.

Когда обстрел окруженных затихает, Григорьев и Скрыль поднимают своих солдат в атаку… Завязывается жестокая рукопашная схватка.

Григорьев сбивает с ног высокого немца, и наваливаясь, душит его, давя карабином на шею. Михайличенко ловко орудует винтовкой, с примкнутым штыком, насаживая на него фашистов, и прокладывая себе дорогу в пылу боя… Кожух, крепкого атлетического сложения, как великан, раскидывает немецких солдат в стороны. В руке у него сверкает окровавленный финский нож… На неприметного Сиверцева нападает двое рослых фашистов, но вскоре они падают — один с вывернутой челюстью, другой согнувшись пополам. Красноармеец добивает их из автомата.

Бой кипит…. Тут и там падают советские и немецкие солдаты. Из дымки порохового тумана, поднимается литая фигура Бурмина, в танкистской кожанке и кубанке, а за ним — цепи красноармейцев.

Бурмин. Рота за мной! За Родину! За Сталина!

Нарастающим громом прокатывается грозное «Ура!» Уцелевшие фашисты пытаются скрыться, но оказываются в плотном кольце. Как буря, на них обрушиваются отряды красноармейцев.

Бурмин, на ходу стреляя из ППШ-а, влетает в гущу сражения. Первого немца сшибает с разворота прикладом в голову… Во второго стреляет короткой очередью. Третьего бьет ногой в пах, потом прикладом в голову. Приседает от налетевшего четвертого… Над головой описывает дугу винтовка со штык-ножом. Нырнув под нападающего, опрокидывает его через себя и яростно бьет кулаком в лицо, еще и еще… Вынимает из сапога нож и всаживает несколько раз сбоку в район сердца. Разворачивается… На него, замахиваясь, летит фашист, впереди блестит отточенное жало штыка. Его останавливает брошенный навстречу нож… Который застревает в груди, у горла. Немец хрипит, запрокидывая голову, и падает навзничь… Бурмин, подхватывает свой автомат, и стреляя короткими очередями, идет дальше, в сизых клочьях сумеречной гари…

…Когда все стихает, красноармейцы собирают оружие и перевязывают раненых.

Кожух. Глянь-ка, Михай, я себе два парабеллума приобрел! Блестят как новенькие, загляденье…

Михайличенко. А у меня карабин и автомат. И гранат до кучи. Теперь жить можно…

Сиверцев. А я рацию нашел. Правда, мне кажется, она маломощная, но может пригодиться!

Григорьев. Ну, ты Андрюшка, даешь! Молодчина! Вот это трофей так трофей! Нам это позарез нужно… Целая?

Сиверцев. Да ни царапины! Я радиста прикладом в затылок хлопнул… Он даже морзянкой пискнуть не успел…

(все смеются)

Кожух. Здорово! А скажи мне, Андрейка, как ты так, лихо фрицев разбросал, которые вдвое больше тебя были? Самбист что ли?

Сиверцев. Боксер. КМС. Мне ближний бой — одно удовольствие! Давно уже прямого контакта не было. А тут, прямо крылья за спиной выросли. Вспомнил себя на ринге и понеслось!

Михайличенко. Классно! Нас поучи, потом, в свободное время. Пригодится…

Григорьев. На войне все пригодится. Любое умение, любая наука!

Кожух. Да, а твоя наука, Андрейка, особенно!

Сиверцев. Тебя, Вань, чему учить? Ты только встанешь, во весь свой богатырский рост — гансы разбегутся, попрячутся кто куда — по углам, как мыши… (все смеются) А если своей ручищей попадешь по фрицу — там все кости треснут, до основания!

Кожух. Ну, положим, природная силушка у меня имеется, но навыки борьбы тоже не помешают! Учиться всегда надо. Это и товарищ Ленин нам завещал.

Сиверцев. Поучу конечно, о чем разговор…

Григорьев. Вот и будет чем заняться, долгими подземными вечерами. А я вас стрелять поучу, из разных положений, в сложных ситуациях, с учетом специфики оружия.

Кожух. Это тоже замечательно! С учетом того, что нам скоро придется переходить на немецкое оружие и привыкать к нему.

Михайличенко. Было б чем бить! Хоть нашим, хоть германским — неважно…

Григорьев. У немецкого вооружения есть свои особенности, и их надо учитывать. Особенно ручные гранаты «долгоиграющие».

Михайличенко. Ну, это мы уже знаем. Их повсеместно назад к немцам перекидывают они там и взрываются! И здесь мы уже так делали. Работает почти безотказно.

Сиверцев. Винтовки у них ничего, надежные, а вот автоматы — чушь полная, с нашим ППШ-а не сравнить.

Григорьев. Это да. Но скоро, похоже, будем воевать только ими, заморскими. У них вон автоматов — пруд пруди… Даже сейчас насобирали больше автоматов, чем чего-либо другого. Обычно наоборот бывает.

Кожух. Ничего, научимся. Мы чем угодно воевать можем! И кирпичом по башке, если надо…

Сиверцев. Это важное умение — использовать все подручные средства. Когда враг и не ожидает…

Григорьев. Мы тут им покажем, все грани советского народного творчества! У нас и камни стрелять будут… Надолго запомнят, ком посчастливиться выжить. Нет у них уже выхода!

Кожух. Фатальная ошибка, что они на нас поперли… Теперь Германии конец. Возможно навсегда.

Михайличенко. Да, скоро еще другие страны поднимутся. 2-й фронт откроют и амба фашистам!

Григорьев. Они обречены, скоро раздавим всю эту мерзость, во веки веков! Жаль, только гибнет много наших самых лучших советских людей. Какие у нас потери в этом бою?

Михайличенко. 16 убитых, 9 раненых. Для нашего отряда очень ощутимо.

Кожух. Но фрицев в разы больше полегло, все ими услано…

Григорьев. Каждая наша жизнь — это целый мир, который мог продолжиться в детях… И строить новую небывалую эпоху! Целые судьбы, не расцветшие, нереализованные, в этих обугленных камнях лежат… Эх, выпала нам доля! Ну, да ладно, пошли, что ли до «дому», в свое расположение…. Миссию мы выполнили. Иванов поди уже ждет!

Чуть поодаль, Бурмин внимательно осматривает захваченный участок.

Бурмин. Вот там надо подходы укрепить. Там стены уже хлипкие, покосились. У той рухнувшей постройки впереди, поставить мины, как раз по направлению движения. Пулемет на второй этаж… У пересечения центральных балок. Лучших стрелков рассредоточить по периметру в качестве снайперов. Следить внимательно за малейшим передвижением противника!

Скрыль. Сделаем! Лихо мы прошлись! Все удалось…

Бурмин. Славно получилось! Фриц порядком в зубы отхватил… Буквально. У меня костяшки пальцев до сих пор в крови «сверхчеловеков» избранной расы. Хиловаты ребята для ближнего боя. Зато пафоса через край. Теперь задумаются. Время парадных маршей прошло. Теперь они массово будут умирать. Как полевые паразиты, как тля… И здесь особенно! Пленные есть?

Скрыль. Да, среди них три офицера. Один легкораненый.

Бурмин. Очень хорошо. Допросим, узнаем, что они здесь планируют и что за войска еще к нам подойдут. Тогда будем делать выводы и решать что дальше.

Скрыль. Ситуация, конечно, не совсем понятная. Что с переправой, и сколько нам здесь стоять? Кругом бои. Связи нет… Раненых все больше. Продукты кончаются! И с боезапасом тоже не разбежаться. Хорошо у немцев стали брать контратаками. Но надолго нас здесь не хватит! По несколько штурмов в сутки отражаем! Надо что-то думать…

Бурмин. Сообразим. Решим, и как рубеж удержать и как людей уберечь от напрасной гибели. Без оружия, конечно, воевать мы не сможем. Умирать просто так нельзя. Врагу должен быть нанесен максимальный урон. Попробуем выслать разведгруппы во всех направлениях. И наша наблюдательная служба Коляды, может, принесет какие-то известия. На основании которых мы и примем окончательное решение.

Скрыль. Неясно все. Такое чувство, как будто мы в вероломный туман зашли или в непроницаемый мрак. И неизвестно что нас там поджидает, и куда мы выйдем…

Бурмин. Война чем-то похожа на хитрую головоломку или коварный темный лабиринт, с неизменными ловушками. Одна ошибка — и все…

Скрыль. Не может же человек быть всегда безупречным. Мы же часто ошибаемся, если не постоянно.

Бурмин. Менять себя надо. Избавляться от ошибок. Закалять себя как сталь. Мы советские люди или нет? Чтобы ничто не могло нас сломить. Ничто и никогда!

Скрыль. Все равно мы остаемся людьми со своими слабостями. Человек не может не любить, не сочувствовать. Может как раз в этом и есть наша сила?

Бурмин. Это и есть Любовь взлетевшая в пламя! Долг по отношению к Родине, к близким, к родным, к дому… Если мы не будем как отточенный беспощадный клинок, все наше любимое и дорогое, погибнет под натиском этой черной фашистской чумы! Мы обязаны это остановить и искоренить любой ценой…

Скрыль. Это понятно. Да и нас уже не сдвинешь ничем. Мы тут в землю вросли как столбы и цеха этого металлургического великана! Что ни делай — взрывай, бомби, жги… будем незыблимо стоять в любой огненной буре!

Бурмин. Может и правда, мы уже превращаемся в камни! Похожи… Такие же посеченные осколками и пулями, опаленные, серые, пыльные, кровью омытые. И непримиримые! У тебя, Ваня, кстати гимнастерка в крови, ты не ранен?

Скрыль. Это не моя кровь. А избранной расы — «высочайше-арийской»! Вот я ей и омылся. Теперь наверно посвященным каким-нибудь стал по их понятиям, болезненно-бесновато истеричным! Они же любят всякие экзальтированные культы якобы мудро-древние. Дикари, одно слово!

Бурмин. Шутник! Будешь новым жрецом подземно-заводской касты… И потом обряд построения утренней и вечерней поверки не забудь провести. А то паства не поймет! У нас много интересного намечается. Еще ни одна литургия пройдет… С песнопениями орудий и мелодиями стрелкового оружия! Минометчики молодцы, четко сработали!

Скрыль. Грамотные ребята! Такое ощущение, что у нас лучшие собрались. Против нас весь немецкий фронт, а нам хоть бы что… Ни на метр не отошли!

Бурмин. Лучшие не лучшие, но оборону держим достаточно крепко! Никто не дрогнул. Это факт. Из того кошмара, который на Акмонае случился, мы хоть что-то смогли отстоять и выровнять. И сейчас надо думать и маневрировать, как в танке на поле боя. Обстановка меняется… Нужно искать правильное направление удара. И бить наверняка!

Скрыль. Может нам морем уйти отсюда? Когда переправа кончится, немцы в порт хлынут…

Бурмин. Переправа еще идет. Поглядим. Плавсредств у нас практически нет. Под обстрелом немецкой артиллерии и авиации, на самодельных плотах, почти все на дно уйдем! Должен быть еще какой-то выход… Будем осматриваться, искать лазейки. Может из штаба конкретный приказ придет. Тогда проще будет.

Скрыль. В том хаосе, который творится вокруг нас, сомневаюсь, что из центра будут какие-нибудь распоряжения. Все напоминает ужасную Катастрофу, стихийное бедствие. Для ликвидации которого и приведения в норму, потребуется много сил и времени.

Бурмин. Поражение нашей армии серьезное. Но никак не фатальное. Перелом в войне уже за нами. И немцы уже не те, как вначале. Пропал у них победоносный пыл. В глазах больше страха, чем спокойной уверенности. Чуют свой конец.

Скрыль. Полагаете, в ближайшее время будет масштабный десант, и мы выбьем отсюда фашистов?

Бурмин. Я уверен. Этот успех немцев временный, из-за наших допущенных просчетов. Мы достаточно сильны, чтобы развить успешное наступление.

Будет операция подобная Керченско-Феодоссийскому десанту 1941 года и этот полуостров, и весь Крым вновь станет нашим!

Скрыль. Ну а мы пока здесь будем фашистскому зверю бока подпаливать, чтоб силенки у него ушли….

Бурмин. Да, пожалуй, это главное для нас и есть — не бежать за пролив, а воевать тут и бить врага в спину! Путать все его планы, вносить сумятицу и разлад во всех его войсках! Нам бы только оружием помогли и припасами.

Скрыль. Может когда связь будет, снабжение наладят, с самолетов будут сбрасывать, тогда и зимовать здесь можно…

Бурмин. Время покажет. А пока, пойдем, приведем себя в порядок, и еще раз обойдем линию обороны нашей крепости-завода.

Сцена 3

Май 1942 года. Завод им. Войкова. Одно из маленьких подсобных помещений. За столом, сидит лейтенант Иванов, внимательно рассматривая карту. Входит подполковник Бурмин.

Бурмин. Привет, лейтенант!

Иванов. Здравствуй, Гриша! Не спится? Решил старого друга навестить?

Бурмин. Уснешь тут с фрицами! Третьи сутки атаки отбиваем без сна и отдыха… Некогда спать! Удивляюсь, как ты на ногах держишься.

Иванов. Подготовка… специальная. Учился хорошо!

Бурмин. Оличник?

Иванов. Скорее «ударник»… Но это к делу не относится. Ты ведь не просто так пришел?

Бурмин. От тебя ничего не утаишь.

Иванов. Работа такая. А у тебя все на лице написано, крупным текстом, как передовица газеты.

Бурмин. И что же ты там читаешь?

Иванов. Какое-то очень непростое, важное решение, которое тебе далось очень тяжело. И оно относительно нашей обороны… Чтобы оставить за тобой преимущество, предлагаю озвучить его тебе самому!

Бурмин. Ох, и чертяка же ты, Иванов! Ну хоть что-то мне оставил… И на том спасибо! Сколько мы с тобой уже вместе, а все к твоим штучкам шпионским не могу привыкнуть! Каждый раз чем-нибудь да удивляешь!

Иванов. Да мы с тобой, Гриша, много чего хлебнули, еще в Иране. Всегда бок о бок шли. Ты в танке своем любимом, облаченный в железо, как рыцарь на коне или на колесах…

Бурмин. (улыбаясь) На гусеницах!

Иванов. Ага… а я в окопах, и не только! Где только не доводилось с немецкой и английской разведкой разбираться. Приключений хватило всем.

Бурмин. А как ты вдруг «лейтенантом» стал? Явно не понижение в звании. Ты же безупречен. Как античный бог. Очередной трюк вашего ведомства?

Иванов. Ты прав. Советский цирк — самый лучший в мире! На нашей оперативной работе офицерские звания относительны. Я и рядовым могу быть, если надо…

Бурмин. Представляю… Серьезно работает ваша контора!

Иванов. Если бы мы дурака валяли, от нашего государства уже бы ничего не осталось!

Бурмин. Это верно. Холодный ум, горячее сердце, чистые руки…

Иванов. Все верно! Феликс Дзержинский — великий человек, со всех сторон. Образец для подражания.

Бурмин. С этим никто не спорит. У нас в стране много героев. И мы их всех чтим.

Иванов. Мне нравится его высказывание, помню наизусть, как молитву: «Я возненавидел богатство, так как полюбил людей, так как я вижу и чувствую всеми струнами своей души, что сегодня люди поклоняются золотому тельцу, который превратил человеческие души в скотские и изгнал из сердец людей любовь…» Это по поводу Западного мира, их ценностей и модели жизни в СССР. Мы ведем людей к высшей нравственности, а капиталисты играют на низменных страстях человека…

Бурмин. Нам еще предстоит много битв выиграть, в том числе и духовных, чтоб привести человечество к всеобщему счастью.

Иванов. Ну так, что Гриша, будешь говорить? Или мы так и будем до утра байки травить, да прошлое вспоминать?

Бурмин. Ты опять прав, времени на сантименты у нас тоже нет…. На нас раскаленное железо льется как майский дождь! И каждая минута на вес золота. Обстановка меняется в часы. И неизвестно, что дальше ждет!

(тяжело выдыхая) Вообщем, я ухожу… со своими.

Иванов. И куда? Если это не великая тайна бронетанковых войск?

Бурмин. Да какие от тебя могут быть тайны? Захочешь, не скроешь… Будем прорываться в Аджимушкайские каменоломни!

Иванов. (грустно улыбаясь и качая головой) Ох, Гриша, буйная головушка! И куда ж ты все время мчишься, как стрела каленая?

Тебе бы хоть чуть-чуть остановиться, да поразмыслить о том, что имеешь… Ну да ладно! Хочешь сменить одно подземелье на другое? Тебе этого мрака мало? Там еще гуще, беспросветней и глубже…

Бурмин. Наша оборона скоро исчерпает себя, нас уже почти вытеснили с поверхности. Необходимо соединиться с более крупными силами нашей армии, а в Аджимушкае сражается большое соединение, такой же сводный отряд, и возглавляет его не кто-нибудь, а сам полковник Павел Максимович Ягунов! Да и распыляться нам нельзя на отдельные отряды…

Иванов. Ах, вон оно что! Понятно. Ягунов… Да, он безусловно талантливый и отважный офицер. Авторитет Ягунова обладает просто магической силой. Солдаты верят ему больше чем родной матери! Жаль, что он не успел переправиться на Тамань…

Бурмин. Ты о чем?

Иванов. Да так… Ничего… Просто таких людей нельзя кидать на произвол судьбы после выполненной задачи в арьергарде! Таким впору и фронт возглавить. Очень редкий и замечательный человек. Именно Человек, что в армии, порой бывает экзотикой… Это все прекрасно конечно. Где-то, даже романтично. Только скажи мне, зачем идти вглубь, в тыл наступающему противнику?

Бурмин. Успех немцев временный, я убежден… В каменоломнях мы сможем создать сильный очаг сопротивления и стать существенным подспорьем предстоящему десанту!

Иванов. Десант? Может быть… Даже если так, мы то здесь гораздо ближе, и стратегический выгодней! Вон он — Змеиный мыс прямо под боком! Море у нас за забором плещется! Где логика?

Бурмин. Площадь каменоломен огромная, и их просто так штурмом, с наскока не возьмешь! А сюда рано или поздно немцы прорвутся… И запасы у нас кончаются всего — и оружия и продуктов. Оставаться здесь больше нельзя. Пока крепкая оборона у фашистов не сложилась, надо уходить!

Иванов. Не знаю, что ты туда так рвешься! Странно это все… Был я в этих каменоломнях. Гиблое место! Каменная топь… И на психику человека действуют очень плохо. С ума сойти можно… И с чего ты взял, что там положение наших лучше? Ты думаешь, там райские кущи или курорт Ессентуки? С едой и оружием, там может еще хуже… Оборона такая же стихийная, укрепленной базы там не создавали! Добавь еще многочисленные госпиталя, которые не успели эвакуироваться, плюс гражданское население, которое там укрывалось от авиационных бомбежек, а сейчас наверняка осталось там! Я полагаю, там проблем больше, чем у нас.

Бурмин. Дело не в проблемах, а в том, какой урон мы можем нанести врагу в создавшихся условиях.

Иванов. Обстановка сложилась неоднозначная, и сгоряча решать не стоит. Надо все обдумать! Осмотреться, проанализировать, сделать выводы.

Бурмин. Да некогда нам сидеть и размышлять. Потом уже поздно будет! Фриц прет со всех сторон. Нужно выбирать оптимальный выход из того, что есть и действовать!

Иванов. (с иронией) И этот выход — Аджимушкайские каменоломни?

Бурмин. Я думаю, да!

Иванов. Ну а мне здесь больше нравится.

Бурмин. Чем? Скоро здесь все сравняют с землей, тяжелой артиллерией и авианалетами. Камня на камне не останется. Мы уже сидим в руинах…

Иванов. Наверху, положим, разрушат основательно, а из нижних подземных уровней, собственно, где мы и находимся, можно сделать неплохую подземную крепость. На поверхности, они увязнут в развалинах комбината. А внизу, все эти сложные коммуникации, цеха, склады, погреба и прочие прелести индустриального мира, дают очень хороший простор для неожиданного маневра! Стены прочные, двери на многих помещениях можно сказать бронированные. Это огромный дот, почти неприступный. И не просто дот, а мобильный дот-головоломка… Попробуй, найди нас, в этих каменных джунглях! Бетонные тоннели очень протяженные. Помещения изолированные. Чего здесь только нет. Целый подземный город! Можно и засады устраивать и сражения замысловатые… И есть возможность развернуться очень масштабно. Можно действовать очень непредсказуемо и неуловимо, и место удобное рядом ни один поселок располагается, где можно установить связь с местными жителями. До города близко и пролив прямо перед нами. Неограниченные перспективы для диверсий и крупных боев.

И воздух чище, и мы не такой большой глубине, как в тех каменоломнях! Коридор имеет логический конец и потолки не давят… Есть большая разница между промышленными блоками и ангарами предприятия, схожими с человеческим жилищем и холодными, сырыми пещерами Аджимушкая. Словом, преимуществ, очень много. И я не вижу смысла покидать это место…

Бурмин. Каменоломни для меня выглядят более заманчиво и привлекательно. Они контролируют более обширную территорию. Много лазов-выходов… Они как каменная паутина или накинутая сеть. Фашистам придется очень трудно. К тому же у Ягунова, по нашим данным, уже целая армия собралась… Это тоже о чем-то говорит. О неприступности подземелья и серьезности ударов по противнику! Можно проводить не мелкие диверсии, а полноценные военные операции.

Иванов. Крымский фронт становится Подземным?

Бурмин. Уже стал! И будет таковым до прихода наших войск.

Иванов. Ну что ж, значит, будем бить врага с двух сторон, что может, еще и лучше.

Бурмин. Ты хочешь остаться здесь?

Иванов. Конечно! Я отсюда никуда не уйду. Здесь мой Пост. И я буду выполнять свой долг.

Бурмин. Обстановка изменилась. Необходим маневр, чтоб бить врага более эффективно… Тебя, что здесь держит? Пойдем со мной!

Иванов. Нет, Гриша, как я уже говорил, мне этот плацдарм больше по душе… Да и если бы хотел, не ушел бы!

Бурмин. Почему?

Иванов. У меня задание. Мне надо быть здесь! И выполнить его любой ценой…

Бурмин. (вздыхая) Понятно. И как долго?

Иванов. Сколько потребуется…

Бурмин. Что за задание?

Иванов. Увы, сказать не могу. Даже тебе…

Бурмин. Ясно. Значит не все так плохо на нашем рубеже, если разведка и здесь работает исправно.

Иванов. Мы везде и всегда стараемся не уронить планку… А в том хаосе как сейчас, враг упивается кратковременным триумфом и просто слепнет!

Бурмин. Сколько с тобой останется людей? Ты уже успел свою гвардию сформировать в этом пекле?

Иванов. НКВД никогда не дремлет… Война или мир — мы свое дело знаем, и выполняем весьма результативно! Со мной будет около трех сотен.

Бурмин. Не мало? Я могу часть своих предоставить?

Иванов. Даже, я бы сказал, много! Для моей миссии хватит с лихвой! Тут много народу не нужно. Приказ я выполню, даже если я один здесь останусь.

Бурмин. Значит, дорожки наши расходятся…

Иванов. Выходит так! Все в мире разрушается, потом опять соединяется и так до бесконечности.

Бурмин. Когда ж мы теперь свидимся?

Иванов. (вздыхая) Кто знает… Может очень скоро, может никогда. Предчувствия у меня не хорошие.

Бурмин. Это ты, с твоим холодным аналитическим умом, доверяешь мимолетным чувствам? Полагаешься на смутные переживания и эмоции?

Иванов. Чутье не раз меня выручало. Это просто интуиция — важное составляющее нашей работы…

Бурмин. И что же она тебе говорит?

Иванов. А говорит она, что не увидимся мы больше и что ты совершаешь большую ошибку, уходя в каменоломни! Там верная смерть!

Бурмин. Ты что, меня уже хоронишь что ли? Не рановато?

Иванов. Нет. Я не в том смысле. Может, я здесь первый сгину… Просто там шансов меньше на какой-либо успех!

Бурмин. Кто-то из нас погибнет?

Иванов. Все может быть… Это война! Даже от шальной пули никто не застрахован. Может просто судьба окончательно разбросает нас в разные стороны. Не знаю… Но чувствую, что здесь последний наш бой, Гриша! Дальше мы пойдем разными путями.

Бурмин. Ну, что ж, поглядим, был ли ты прав. И насчет судьбы и относительно каменоломен…

Иванов. Было бы здорово, потом встретиться и по-дружески посмеяться над нашими нынешними оракуловыми прогнозами. Но что-то мне подсказывает, что все будет иначе…

Бурмин. Да ты и впрямь сегодня, какой-то смурной и суровый, я тебя таким никогда не видел!

Иванов. Приближается что-то такое Темное и Зловещее, и с ним предстоит очень Жестокий поединок!

Бурмин. Ну оно давно приблизилось — вон за стенами бегает в фашистском мундире… Мерзость в человеческом облике!

Иванов. Я не только об армии. Что-то тут еще закручивается, более глубинное, до самых основ Жизни…

Бурмин. Насчет этого я не знаю! Поспать тебе все-таки надо, хоть немного, собственно как и всем нам, перевести дух чуток… А то, в таком бешенном темпе начнет что угодно мерещиться…

Иванов. Химеры рождаются из слабости и страха. Но здесь что-то другое наступает.

Бурмин. И что же это?

Иванов. Встретимся лицом к лицу, поглядим! Может, поймем…

Сцена 4

Июнь 1942 г. Руины завода им. Войкова. Мирное население под охраной полицаев разбирают завалы. Два полицая, Кончаловский и Вожжов, стоят в тени, прячась от жгучего летнего солнца, и внимательно наблюдают…

Кончаловский. Как они мне надоели… Смотреть уже не могу! Мусор этот весь… Перестрелять бы всех и дело с концом!

Вожжов. Лучше здесь, на солнышке припекаться, так охранять, чем партизан ловить…

Кончаловский. Тут их тоже хватает! С избытком… Второй месяц из подвалов стреляют!

Вожжов. Придурки! Все равно их всех или взрывами завалят или сами с голоду сдохнут… Не понимаю, зачем в героев играть. Понятно, что обречены. Сидят в подземелье как крысы!

Кончаловский. Пусть гниют и мрут побыстрей! Коммунистические свиньи… Дикий продукт совдеповского эксперимента. Это же уже ненормальные люди! Больные, фанатики… Серпасто-молоткастые! Марионетки! У них желаний даже не осталось никаких естественных. Только вкалывать с утра до ночи на товарища Сталина! Этого усатого упыря… Рабы! Никого не жалко…

Вожжов. Немцы то подчистят весь этот скотский загон СССР, вернут нормальный уклад жизни. Я хоть жрать стал как человек, когда к немцам служить пошел. А при наших председателях одна баланда непонятная, от которой мутит. Надоело!

Кончаловский. Да, хорошо, что к немцам попали в доверие, а то бы сейчас сидели с комиссарами в окопах и бросали бы нас как пушечное мясо, на верную гибель… Наверно ты прав, лучше этих животных пасти, чем за красное знамя умирать! У меня вон доходяги, старики да калеки убогие… пусть роют, хоть какой-то от них прок…

Вожжов. У меня в команде не лучше — старухи квелые, да школьницы сопливые малолетние… А тут горы камня кругом! С них какой толк? А у нас приказ… Норма!

Кончаловский. Не выполнят — накажем. Как полагается! От страха все здесь перевернут и вычистят! Скоты! Держи, закуривай!

Вожжов. Ого! Немецкие?

Кончаловский. Конечно! Не эту же дрянь советскую теперь курить. Надо привыкать к лучшим европейским традициям! Глядишь, в будущем где-нибудь в Германии обустроимся, если хорошо себя покажем!

Вожжов. Да, Европа — это центр мира! Все лучшее всегда было там. И техника, и товары. И сама жизнь — богатая, сытая! Не то, что в наших диких краях.

Кончаловский. У нас начальники все портят. Кто до власти дорвался, будет барином все жилы из народа тянуть и кровь пить. А там Закон во главе угла. И уважение к отдельно взятой личности. Да и сама культура — ни чета нашей! На это и надо ровняться. И учиться! Такому же порядку как у немцев.

Вожжов. Научимся! У нас все впереди. Повезло, что нам шанс такой выпал. Во время сообразили, куда идти.

Кончаловский. А это самое главное и есть — найти правильную для себя дорогу. И чтоб мозги не запудрили всяким политическим бредом… Не заразили окончательно.

Вожжов. Коммуняки то вон как страну в оборот взяли, железной хваткой! Штык к горлу — и в колхоз, или на завод до конца дней, пока не загнешься… Да не тут то было! На кося выкуси, комиссарская сволочь! Не будет больше им… Так, это что там? Пойду я гляну, что-то зафилонили там мои…

(спускается к месту разбора завалов) Эй, курицы, чего расселись, а ну за работу! А то сейчас всыплю!

Колесникова. (одна из девушек) Притомились мы дяденька! Еще жарища такая, пекло настоящее как в печке… Дай передохнуть чуток, третий час спины не разгибаем!

Вожжов. На том свете передохнешь! А ну, живо подорвались, взяли инструмент и к тележкам!

Дьяковская. Ладно, поняли мы, все… идем!

Вожжов. Не ладно… А извините господин полицейский за нашу провинность! Ты поняла, тварь?

Руденко. Извините, господин полицейский, больше не повторится!

Вожжов. Вот так-то лучше, сучки комиссарские! Смотрите у меня… А то одно слово в комендатуре и все в расход пойдете, вслед за вашими папашами.

Вожжов зло сплевывает и отходит в сторону. Девушки принимаются за работу.

Бугаева. Ирод проклятый! Так и зырит на нас… Бельма выпучил! Как бес из преисподней.

Дьяковская. Да все они оттуда и есть! Ничего, придет Красная Армия, поквитаемся!

Колесникова. Надо медленно от него отойти, вон к тем кучам… Не могу даже рядом с ним находиться!

Руденко. Еще и цигаркой пыхтит! Как индюк напыщенный… А был то до войны — тряпка половая… Кто бы мог подумать!

Бугаева. Такие и лезут к фашистам — гниды и проходимцы. Все отребье, которое нам жить мешало!

Дьяковская. Нам надо как-то своим помогать, фронту.

Колесникова. Каким образом? Немцы кругом…

Дьяковская. С подпольем связи искать. Присматриваться!

Колесникова. Где же его сыщешь, подполье это? И кто нас возьмет, таких дурех малолетних? Только от школьной парты… Да и что мы можем? Там стрелять уметь надо, хитрости всякие знать.

Дьяковская. Стрелять необязательно. А вот собирать секретные данные, наблюдать — вполне возможно!

Руденко. В Аджимушкае наши сражаются уже какую неделю! Вот бы с ними связаться!

Бугаева. Там оцепление такое — мышь не проскочит! А подземные ходы из поселка все завалили. Никак не пройдешь!

Дьяковская. Здесь же на заводе наши есть… До них бы достучаться!

Колесникова. Да как до них доскребешься, в этих руинах громадных, бескрайних? Днем здесь мертвая тишина… Они только в сумерки выходят! А ночью тут и караулы немецкие и комендантский час. И нас могут за фашистов по ошибке принять, в темноте, подстрелят!

Дьяковская. Надо подумать, верную лазейку найти можно.

Руденко. Ага! Подумаешь здесь, с таким псом бешенным за спиной, шагу ступить не дает…

Дьяковская. Ну, этого дурака можно обмануть, а вот с немцами сложнее…

Бугаева. Да что вы придумываете такое… Куда нам с этим всем тягаться! Что мы можем, девчонки простые?

Дьяковская. Война идет… И простых больше никого нет. Нас уже, как военнопленных, по заводу, под дулами винтовок гоняют, это что, по-твоему, игры? Нет, Маша, все, детство кончилось, и мирная жизнь тоже… Нам надо свой выбор делать!

Бугаева. Да какой выбор? Что на патрули, на здоровенных мужиков, с ножами и кулаками прыгать? Или ты знаешь как бомбу собрать?

Дьяковская. Не в бомбах дело. Можно такие сведения добыть, похлеще любой бомбы рванет!

Колесникова. Тихо! Опять этот урод топает…

Руденко. Что ему опять надо? Работаем же!

Бугаева. Да нет… мимо прошел, вообще в сторону. Приехал кто-то из немцев, побежал начальству отчитываться, пес шелудивый…

Дьяковская. Уф! Можно и дух перевести немного. Пока эта собака фрицам сапоги лижет…

Бугаева. Пойдемте-ка туда, к той трубе огроменной, там поспокойней… Посидим немножко в тенечке!

Руденко. Пошли, лопаты и ломики только прихватим для видимости! Если что, ковырять начнем.

Колесникова. Что? Ходу девоньки! Пока супостатов нет…

Девушки садятся у побитой осколками внушительной высокой трубы.

Дьяковская. День все-таки хороший сегодня! Не так сильно жарко, как вчера… Ветер северо-восточный, с моря прохладой дует. Как будто и войны нет…

Колесникова. Прежняя жизнь уже сном кажется… Все изломано! Весь город разбит, черный как кладбище. Вся земля сгорела… А людей погибло — тьма!

Бугаева. Война кончится, все отстроим, еще лучше. И завод наш заработает как прежде… Опять будет гордостью всей страны.

Руденко. Построить все что угодно можно, только жизни человеческие уже не вернешь! Ни одну… А сколько кануло в черную пропасть — подумать страшно.

Дьяковская. Мы никого не забудем! Всем памятники поставим — и известным и неизвестным! Наш советский народ героев, во век чтить будет…

Колесникова. Какими мы будем после войны? Изменимся, повзрослеем. Семьи свои заведем…

Бугаева. Семья — это самое главное. После войны, тем более. Столько народу погибло… Население надо возвращать!

Руденко. А я не думала о семье еще… Выучиться сначала надо, профессию получить, а потом все остальное.

Дьяковская. Все сложится в сумме, как математический пример… И даст результат и расцветет земля наша многострадальная! И будет новая небывалая эпоха! Настанет наконец-то ленинская эра…

Колесникова. И все будут счастливы и не будут бояться черных туч кошмаров авианалетов… И грохота железа за окном! Все будет иначе, не так, как сейчас!

Бугаева. А мы здесь… в огне этом! Под бомбежками уцелели — чудо просто. Моих соседей почти никого уже нет. И что еще дальше будет…

Руденко. В Германию бы не угнали. Я больше всего этого боюсь! Лучше умереть. Чем туда — в звериное логово… Там точно сгинешь.

Дьяковская. Это верно! Надо держать ухо востро — узнаем, если что, сбежим! В Крымские леса подадимся, к партизанам. Потому как Германия — это просто темный… Ой! Слышите?

Колесникова. Что?

Дьяковская. Голоса рядом?

Руденко. Ну ты чудачка, Юлька! Тут везде голоса — вокруг нас вон сколько народу ходит, орет, землю копает…

Бугаева. Перегрелась малость на солнцепеке…

Дьяковская. Тише! Голоса-то снизу!

Колесникова. Чего? Ты разыграть нас вздумала, егоза?

Бугаева. Ага! Сейчас еще серьезное лицо сделает для убедительности, как обычно. Как заправская актриса! Прямо из московского театра!

Руденко. Ну и где твои голоса?

Дьяковская. Да замолчите вы, чего раскудахтались! Лучше послушайте…

Колесникова. И вправду шум какой-то из трубы идет… Может там еще до сих пор станки работают?

Бугаева. С ума сошла? Тут камня на камне нет… Станки тут заработали, как же!

Колесникова. А что тогда? Звук то какой-то странный.

Руденко. Привидения гуляют… Или сквозняком что-нибудь треплет!

Дьяковская. А давайте-ка в пролом в трубе заглянем, и тогда все станет ясно.

Колесникова. Ты смотри только не рухни вниз, а то назад уже точно не достанем!

Дьяковская. Не боись! Сейчас все узнаем…

Бугаева. Ну как там? Что видишь?

Руденко. Смотри, чтоб призраки подземные за нос не цапнули! И не утащили к себе навеки в черную пропасть!

Дьяковская. Да ну тебя! Сейчас сама полезешь…

Колесникова. Видно чего?

Дьяковская. Пока нет… Пусто и темно. Вроде шевелится кто-то… Ой, девоньки! Люди тут похоже. Смотрят на меня… Прямо в глаза. Ой, мамочки! А вы кто?

Колесникова. Что за люди?

Дьяковская. А я почем знаю? Молчат они…

Руденко. Живые или мертвые?

Дьяковская. Живехонькие вроде, шевелятся чуть-чуть…

Бугаева. Так спроси, уже… чего тянешь?

Дьяковская. Не знаю, че спросить то? Они как окаменелые, серые и грязные…

Руденко. Может мертвяки все-таки? Утащат сейчас тебя во мрак могильный! Навсегда…

Колесникова. Вылазь-ка ты оттуда, от греха подальше. Кабы не вышло что…

Бугаева. Танька права, да, давай назад!

Дьяковская. Да подождите вы! Они ближе подходят… И движения такие заторможенные, медленные, правда, прямо как у вставших покойников, аж не по себе!

Колесникова. Ой, Юлька! Вечно ты приключений найдешь. Давай обратно, дуй пока не поздно…

Дьяковская. Нет! Надо понять…

Хриплый голос снизу. Ты кто?

Дьяковская. Юля…

Голос. Из местных?

Дьяковская. А из чьих же еще?

Голос. Ты одна?

Дьяковская. Нет… с подругами.

Голос. А что делаете здесь?

Дьяковская. Завалы разбираем.

Голос. Немцы пригнали?

Дьяковская. Конечно, не сами пришли.

Голос. Порядок товарищ старший сержант, наши это… гражданские!

Армаш. Уверен?

Кожух. Сами гляньте!

Армаш. И вправду наши…

Михайличенко. Девчонки малые! Во дела!

Сиверцев. Ого! Слетелись свиристелки — была одна, уже четыре головы торчат!

Бугаева. Не такие уж мы и маленькие! Мы уже школу закончили! У нас взрослая жизнь вовсю идет…

Михайличенко. Ишь ты! И где же ваша школа? Не видать чего-то поблизости…

Руденко. Она на месте! Мы здесь теперь работаем. Заставили нас…

А вы что тут делаете?

Кожух. Ну сейчас можно сказать обедаем. Маслины едим… остатки добиваем! Держи, угощайся! Налетайте все, девчата!

Дьяковская. Ой спасибочки!

Колесникова. Одни маслины кушаете? А хлеб?

Сиверцев. Мы уже забыли что это такое… Маслины и те случайно оказались, можно сказать, боевой трофей!

Михайличенко. У нас рацион подземный суровый! Скоро кабель грызть начнем…

Дьяковская. Дяденьки, а вы точно наши?

Сиверцев. А ты сомневаешься? Немец да полицай сюда точно не полезет…

Дьяковская. Это точно. А кто у вас старший?

Кожух. Во дает! Боевая…

Армаш. Я командир! Этой группы.

Дьяковская. А звание?

(Солдаты смеются)

Кожух. Сейчас она, Петр, у тебя все выведает и родословную и послужной список, и соседей на гражданке…

Армаш. Старший сержант!

Дьяковская. Ага! Значит сержант…

Армаш. Сержант, а что не так?

Дьяковская. Все так. Очень даже так. Мы искали вас.

Михайличенко. Так уж и искали?

Бугаева. Точно-точно, все взаправду! Это Юлька… Она нам все уши прожжужала — надо говорит, наших солдат отыскать!

Сиверцев. А зачем мы вам?

Дьяковская. Как зачем? Помогать!

Кожух. Кто кому?

Дьяковская. Мы вам, конечно!

Сиверцев. Да чем вы нам поможете? Сами вон ободранные все и измученные!

Руденко. Нормальные! Юлька знает чем! Сейчас все скажет…

Армаш. Ну коли так, говори, Юля!

Дьяковская. (заговорщически оглядываясь по сторонам) У нас продукты есть… Мы каждый день носить можем. Еще одежду гражданскую, может документы какие добудем и сведения… нужные! Надо только место тайное установить, для связи и передачи!

Кожух. А ведь это дело, Петр! Фортуна поворачивается к нам лицом. А то мы ноги скоро вытянем на нашем скудном пайке, который на нет сходит!

Армаш. Заманчиво это все… Но опасно! Они же дети еще, тем более девочки! Не гоже им в шпионов играть. Поймают — всех порешат! Долго разбираться не станут…

Дьяковская. Да вы не беспокойтесь, товарищи солдаты! Опасности почти никакой! Мы официально здесь работаем, в трудовом отряде. По расчистке территории завода. Никто ничего не увидит и не догадается. Нам сверток в щель кинуть или записку оставить — пару пустяков!

Армаш. А если выследят? Тут предателей в округе хватает… пруд пруди!

Руденко. Мы осторожно! Мы все повадки немцев изучили. А своих полицаев и подавно знаем. Многие соседи бывшие…

Бугаева. На нас никто никогда не подумает. Мы работаем исправно. Без замечаний. Все надежно!

Михайличенко. Может рискнем? За одно и за ними присмотрим. Если что, поможем огоньком в трудной ситуации!

Сиверцев. Удача сама идет в руки. Нам хоть какой-то контакт с местными нужен. Там глядишь, и на подполье выйдем.

Армаш. Да какая к чертям удача? Они дети еще! Мы их под удар ставим. Это не шутки! Тут одна оплошность и их растерзают как котят…

Кожух. Не сумеют! Это и будет защитой. Михай правильно сказал — чуть чего, выйдем, порвем на куски любого!

Дьяковская. Да-да… нам защитники нужны, такие как вы! Если вы рядом и нам спокойнее.

Михайличенко. Товарищ старший сержант… Петр! Все путем! Все прочно как броня танка! Никаких изъянов. Риск для них минимальный. Как почтовая доставка. Минуты и все! И все при деле…

Армаш. Ладно! Я подумаю, поговорю с комиссаром и командиром. Не по душе мне это все…

Кожух. Вот и славно! А сейчас, малые вы наши, дорогие, дуйте по своим местам, чтоб фриц ничего не заподозрил.

Дьяковская. Все поняли! Исчезаем… Завтра встретимся на этом же месте, в такое же время. Мы вам еды принесем. Ждите!

Сцена 5

Май 1942 г. Завод им. Войкова. Подземное помещение одного из цехов, полностью заполненное советскими солдатами. Впереди, на возвышении стоит лейтенант Иванов, рядом с ним комиссар Реут.

Иванов. Товарищи! Мы собрались здесь, чтобы торжественно объявить о создании отряда особого назначения на базе металлургического завода им. Войкова. Несколько суток мы сражались как сводная группа прикрытия. Обстановка изменилась и нам предстоит решать уже совершенно другие задачи. А они стоят перед нами самые различные, в зависимости от складывающейся ситуации. Первое — это максимальная дестабилизация оккупационных войск на нашем участке. У нас положение особенное, если не сказать исключительное. Находясь в тылу врага, мы способны сделать многое. Уничтожать технику и живую силу противника. Нарушать снабжение фашистской армии. Собирать стратегически важную информацию. И даже организовать подпольные группы сопротивления из местных. Нас мало, но при грамотной организации мы можем нанести большой урон фашистам. Они не знают где нас ждать. И, по сути, мы сейчас контролируем немалую территорию с прилегающими поселками.

Мы с комиссаром готовы выслушать ваши предложения и ответить на имеющиеся вопросы.

Армаш. Как долго планируется наша активная оборона? Есть ли установленные сроки?

Иванов. До высадки десанта. Я думаю, около месяца. Все зависит от ситуации на фронте. Точные даты сейчас назвать нельзя, сами понимаете, обстановка меняется. Может раньше, может позже. Мы должны быть готовы к выходу каждый день и все это будем отрабатывать.

Михайличенко. А связь с Большой землей будет? А то наша полевая рация погибла, как солдат в строю… Всю осколками прошило, вместе с радистом! Трофейные не того калибра оказались, не тянут. Что будем делать?

Иванов. Свяжемся с подпольной группой в Керчи. У них есть действующие радиостанции. Есть и другие варианты, думаю, этот вопрос решим. Связь будет.

Анисимов. Почему ушла группа подполковника Бурмина?

Иванов. У нас разные боевые задачи. Бурмин рядом, далеко не ушел — в соседних каменоломнях сражается, можете в гости сходить! (солдаты смеются) Вместе с полковником Ягуновым они будут отвечать за проведение крупных военных операций в тылу врага… У нас работа более тонкая и деликатная — глубокая разведка и диверсии. Каждый отвечает за свой рубеж. В малом количестве нам будет проще рассеяться в этот индустриальном гиганте, если надо — затеряться совсем. И действовать очень мобильно и непредсказуемо. Мы уже стали большой проблемой для немцев. Они здесь не хозяева. Территория завода оцеплена, но ступить сюда они просто боятся!

Кожух. А если фрицы просто число, массой задавят, устроят масштабный прочес?

Иванов. Все попытки штурма подземной части завода закончились ничем. Наверху они практически все смели, превратив металлургическую гордость нашей страны в руины и пепелище.

Но в подвалы они не продвинулись, ни на сантиметр. И не смогут! Здесь крепкие стены и сложный лабиринт тоннелей и помещений. Это настоящий подземный форт, где за каждым углом их ждет неминуемая смерть! Этот орешек им не по зубам!

Армаш. Наши действия будут координироваться с Тамани или у нас «автономное плавание»?

Иванов. Когда наладится постоянная связь, я думаю, будут конкретные приказания из штаба армии.

Григорьев. Как быть с едой и боеприпасами? И того и другого у нас все меньше остается…

Иванов. И то, и другое будем брать у немцев. Да и местные подсобят…

Анисимов. А если фрицы нас замуруют? Взорвут выходы, зальют цементом?

Коляда. Исключено. Специфика конструкции. Много запасных отводов и бреши пробить можно где угодно через вентиляционные шахты. Тут система сложная, всего сразу не увидишь.

Иванов. У нас подробный план всех коммуникаций завода, включая те, специальные, строившиеся на случай войны, где мы собственно и будем базироваться!

Реут. Родина поручила нам этот рубеж. И мы должны с честью выполнить наш долг. Не забывайте чье имя носит этот завод. Пламенного революционера Петра Войкова — непримиримого борца с царской тиранией. Его имя станет нашим знаменем, и будет вдохновлять на борьбу и вести в бой!

Вся наша страна стонет от ран фашистской нечисти, от ее черной орды, напрягая все силы в борьбе с лютым врагом! Каждый, чем может, вносит свой вклад в Победу!

Наша битва здесь может сильно изменить положение не только на нашем фронте. Но и повлиять на ситуацию под Ленинградом, Ржевом и Харьковом. Когда мы возьмем врага в огненное кольцо, и земля будет гореть у него под ногами на всех просторах нашей любимой Родины! За нами — наши семьи, дети, отцы и жены, собственно все то, что мы называем Жизнью! И это мы должны отстоять любой ценой… Отстоять здесь и сейчас! Истребляя под корень фашистское зверье! Без устали — днем и ночью… Победа будет за нами! Встанем грудью на защиту социалистического Отечества! За наши села и города! За наше правое дело! За партию Ленина! За нашего дорогого товарища Сталина! Ура, товарищи!

Эхом прокатывается « Ура-а-а!»

Иванов. Среди нас, здесь стоящих нет случайных людей. Каждый из вас сделал выбор. Остались те, кто готов сражаться до самого конца… С хитрым, вероломным, превосходящим по силе врагом! Остались даже не по приказу, а по зову сердца и совести… Кто хотел, тот ушел. Я беседовал с каждым из вас, выбирая самых достойных. Передо мной стоят лучшие из лучших, кто готов идти до самого края, до полной Победы! Я вижу ваши горящие непреклонным пламенем глаза, слышу неистовое биение ваших сердец, чувствую безмерную силу вашей стальной несгибаемой воли!

Нас нельзя победить! Никогда и ничем!

Реут. Мы подняли знамя революции в 17-м году! Знамя Освобождения от векового гнета и жестокой эксплуатации! Мы прошли сквозь черные бури и лишения, и сумели все одолеть. Змеи капитализма пытались задавить нашу молодую советскую республику еще в 20-е годы. Но ничего у них не получилось. Сейчас подняла свои головы фашистская гидра, чудовище рожденное западной буржуазией! Но и оно падет во прах и сгорит в праведном огне народного Возмездия! Мы несем избавление всем страдающим, обездоленным и угнетенным. И нас никто и ничто не остановит! Солнце социализма, свободы, равенства и братства, взойдет над всем миром! И сделает его наконец справедливым и счастливым!

Земля нашей страны обильно омыта кровью народных героев Гражданской войны. Мы — их преемники и продолжатели большевистского дела! Так докажем, что мы достойны своих отцов, дедов и старших братьев! Разобьем фашистскую сволочь и изгоним эту погань с родимой земли нашей!

Михайличенко. Не подведем, товарищ комиссар! Костьми ляжем если понадобится… Верно, братва?

Кожух. Порвем тварей на куски…

Григорьев. Все здесь останутся тевтонцы, мать их!

Армаш. Мы им напомним, и Чудское озеро и Первую Мировую все в чернозем лягут. «Избранная раса»! Патроны кончатся, голыми руками задушим!

Иванов. Мы должны стать не просто отрядом, а одной семьей, единым организмом! Понимать и чувствовать каждого, как самого себя. Помогать друг другу в любых ситуациях. Своих товарищей не бросать! Ни при каких обстоятельствах. Один ритм, один печатные шаг, одно дыхание… Только так мы достигнем успеха!

Коляда. Бой у нас необычный получается, можно сказать специфический. Поэтому будем привыкать и учиться прямо на ходу и реагировать быстро и результативно.

Реут. Ну и блюсти армейскую дисциплину соответственно… Никакой расхлябанности, вольных блужданий и безалаберного отношению к делу. Все нарушения будут караться по всей строгости военного времени. Все по уставу! Мы — часть РККА… Маленький подземный бастион нашей Родины. О он должен стать неприступным! Враг должен найти у его стен только смерть.

Коляда. Под землей еще никто не воевал, и нигде этому не учат…. И мы должны пройти этот суровый этап и преодолеть все преграды и доказать, что воин Красной Армии непобедим!

Иванов. И еще. Никакой самодеятельности. Все действия, каждый шаг согласовываются со штабом. К каждой операции — большой или малой, будем готовиться очень тщательно, продумывать все детали… Мы должны функционировать как раньше эти машины и дизели вокруг нас — слаженно, четко, без сбоев, эффективно и грозно! И выдавать продукт безукоризненного качества!

Реут. Крымский фронт не разбит, пока жив хоть один из нас!

Сцена 6

Июнь 1942 г. Завод им. Войкова. Немецкий патруль обходит территорию. В руинах, у одного из полуобваленных цехов, ощетинившегося искореженными балками и трубами, фашисты замечают в мусоре, недавно брошенные, очевидно впопыхах красноармейские вещи — мятую пилотку, подсумки, кое-какие предметы личного обихода, смятый котелок, консервные банки, обрывки бумаги. Фашистские солдаты подходят ближе и рассредоточившись, внимательно осматривают место предполагаемой стоянки. Просчитывают направление движения. К ним подходит подкрепление. Они начинают перебирать кинутые вещи, довольно улыбаясь…

Унтер-офицер. Как они могут этим пользоваться? Уродство…

1 солдат. Варвары, тупиковая ветвь развития, что говорить!

2 солдат. Ну и вонь отсюда идет…

Лейтенант. Русские свиньи, их ждет новый загон, наш немецкий! Сейчас мы их выкурим, приготовьтесь, мальчики!

Унтер-офицер. Да, повеселимся на славу, приготовьте гранаты и дымовые шашки!

1 солдат. Эти красные выродки забились в щели, вон там еще что-то есть, смотрите, господин лейтенант, вон у того провала…

Лейтенант. Смотрите осторожней, держите палец на курке, здесь каждая щель…

Мощнейший взрыв подбрасывает фашистов в воздух и рвет на куски… Ударная волна сметает все вокруг, вспышка ослепляет и раскалывает пространство. Окровавленные тела живых и мертвых, разбрасывает на острые камни. Прокатывается еще несколько взрывов рядом, прошивая воздух раскаленным железом и обломками камней…

1 голос. Проклятье!

2 голос. Русские!

3 голос. Откуда?

4 голос. Где они?

5 голос. Ничего не вижу!

6 голос. У нас раненые! Помогите вынести!

7 голос. Кто еще есть живой?

8 голос. Отходим!

Фашисты откатываются назад, открывая беспорядочный огонь по развалинам. Руины, застывшие бездонной чернотой, молчат… Немцы кидают гранаты, чуть ли не во все стороны, и неистово простреливают каждую щель и поверхности причудливых завалов. Свинцовый ливень высекает каменную крошку и поднимает завесу сизой пыли….

Невдалеке, в одном из подвалов, сидят старший сержант Армаш, младший сержант Анисимов и еще несколько красноармейцев, внимательно наблюдая сквозь едва заметные щели. Появляется комиссар Реут.

Реут. Это вы тут концерт устроили?

Анисимов. А кто же еще? Немцы сами себя, что ли взрывать будут? Мы с Петром постарались!

Реут. Фрицев не на шутку раззадорили… Они вон, огнем извергаются, как чудища из сказки, только каменная крошка летит во все стороны! Просто буря пламени.

Армаш. Придурки! Палят куда попало… Ну пусть боезапас тратят! Меньше в наших полетит.

Удивляют они меня порой. Все то у них отлажено, просчитано, надежно и проверено. Но как только попадают в экстремальные или нестандартные условия, вся из безупречная система сразу дает сбой и летит ко всем чертям…

Примитивное у них мышление, без гротескных узоров, прямое как рельсы железнодорожные… Несутся на всех парах, сами себе радуются безмерно и не в упор не замечают, что рядом с ними происходит! Можно сказать слепые солдаты! Видят только то, к чему привыкли, и что сами хотят. А на войне так нельзя… Они не умеют воевать в крайних пограничных ситуациях. А это и есть самое главное на войне — выстоять в самой жесточайшей и безнадежной обстановке! То, что и отличает нас, солдат Красной Армии, мы сражаемся где угодно, как угодно, с чем угодно в руках, в любых нечеловеческих условиях… И побеждаем! А господа европейцы так не могут! Если что-то пошло не так, вопреки их логике и здравому смыслу — лапки кверху! Белый флаг! Гуманная сдача в плен. Аллес… Это не бойцы и не воины! А бабы с ружьем… Отними оружие и у них начнется истерика. Они и рукопашной то боятся как огня, уже проверено. А снаружи все красиво, глянцево, торжественно… Погоны и нагрудные знаки блестят как солнце! Как на балу дамском расфуфыренном. Одно бахвальство. Самовлюбленность через край, заливает… И презрение ко всему другому, соответственно не замечают ничего кроме распрекрасных себя. Хотя бы немного измени правила, логику ведения боя и хваленный немецкий ум заходит в безысходный тупик! Все грандиозное здание непобедимости и мощи, рушится, совершенная Машина ломается, броня становится бесполезной, бескрайний колосс вязнет, не понимая, что происходит.

А всему виной зацикленность на своем мнимом превосходстве. Избранничество… Чушь! Вот и тонут в собственном болоте.

Реут. Возможно с ними так и надо. Не сила против силы, а смекалка и приготовленная яма для лютого зверя, который мчится, кипя от злобы… Хорошая приманка и сам упадет в свою родимую преисподнюю!

Вы как это все организовали, всю эту феерию?

Анисимов. Заминировали по периметру, тем что имеется… Ну и растяжки поставили. Еще вещичек заметных ярких набросали. Как на рыбалке! Ловим фрица на живца! Они в пыли увидят кусок обмундирования с красной звездой, сразу теряют голову, начинают землю рыть, как ищейки обезумевшие или кабаны голодные… Ну вот и находят… Свою черную судьбу. Как сейчас!

Реут. Замечательно! Знатно полыхнуло, раскидало их по углам и по всей площади как тряпки ураганным ветром… Самое главное, они не поняли, что произошло, откуда и кто! Потом догадаются, конечно, но будет уже поздно…

А наши местные жители, кого пригоняют на работы в завалах, на ваши сюрпризы не наткнутся?

Армаш. Исключено! У нас все под контролем. Мы выучили схему и график их работ. Ставим взрывчатку там, где наших граждан не бывает. Часто мы даже минируем мобильно, по направлению движения групп противника. И ближе к подземелью, куда немцы да полицаи любят нос совать… Пока работает. А там еще что-нибудь придумаем, чего фашист не ожидает!

Реут. Это грамотно. Тактику надо менять. Чем больше неожиданности, тем врагу хуже.

Анисимов. Здесь можно много чего придумать — каменные и металлические джунгли! Главное все рассчитать и весь этот хаос оживет и нашим незаменимым помощником будет. Только нужно знать как к нему подойти… И как его завести, как заглохшую машину! И этот, казалось бы, мертвый гигант, еще как заревет и поедет! И врагов подавит как танк, немало…

Реут. У нас, в России, и развалины становятся крепостями.

Армаш. А наш завод сильно сбивает с толку! Казалось бы, все… Цеха разбиты, стены рухнули… В плотном кольце окружения сидим. В сырых подвалах. Без какой-либо надежды… Немцы так и думают. И несказанно удивляются, когда из под земли на них смертельное пламя рвется!

Анисимов. Тьма вообще обескураживает… Хоть кого! Мы не привыкли находиться во мраке, это враждебная нам среда обитания. Мы, люди, инстинктивно ждем в ней опасности. Только мы, это здесь преодолели, и весьма успешно… А фриц так и боится, даже собственной тени. А здесь на заводе, теперь и каждого шороха…

Реут. Мне кажется, они уже поняли, что проиграли эту войну!

Это им не Европа, по которой они бравым маршем за считанные дни прокатились. У нас каждый камень стреляет… Буквально!

И нет им обратной дороги! За все свои преступления ответят.

Армаш. Зло должно понести заслуженное наказание. Иначе и смысла никакого не будет в дальнейшей жизни. Так! Отошли, немчура, еще дальше… Только из пулеметов бьют, с дальней дистанции! Сейчас закатят своего Вагнера, ухающе-визгливого! Привычную оперу артобстрела… По-другому ничего не умеют! Пора нам уходить, до дому подземного! Сейчас они тяжелые шестиствольные минометы подкатят и начнут тут все ровнять с землей. Поступь германского цивилизационного и культурного духа!

Так что, в путь, товарищи, на сегодня дело сделано!

Враг понес потери и остервенел до крайности! У нас никакого урона нет и с легким сердцем мы возвращаемся на базу…

Реут. Что ж, пошли! Медлить не будем… Может еще ночью их навестим.

Красноармейцы узким проходом спускаются вглубь и идут по запутанному подземелью…

Анисимов. (оглядываясь по сторонам) У нас тут просто мифический Тартар! Чего только нет… Все искорежено до неузнаваемости. Просто кошмарный сон!

Реут. Это мы фашистам оставим на будущее. Весь этот ад! Им там и место…

Вообще хорошо, что у нас в стране от религиозной идеологии избавились. Мы бы с ней далеко не уехали! Никакого мужества и стойкости, с этой пассивной моралью всепрощения.

Представь, у тебя фашисты дом сожгли, семью убили! А ты складываешь винтовку у ног, улыбаешься блаженно им, и говоришь: «На то воля Божья, аллилуйя!» И кланяешься до земли!

Прямое руководство как стать рабом. Навеки!

А дальше больше… Возлюби врага своего! То есть полюби этого изверга, возлюби фашиста, больше чем своих родных и самого себя! Пусть он убивает стариков и детей, насилует жен и сестер, глумится над всем что тебе дорого… А ты терпи и только молись за его заблудшую грешную душу! И люби его и служи ему! Это что за моральное извращение! Непостижимо.

Нет уж! Это точно не наше… Если нас задели по одной щеке, то мы в ответ и голову оторвем, чтоб не повадно было! И не одну… Зло нужно искоренять до самых основ, чтоб этого больше не повторилось! Любому дракону надо головы рубить, а не прощать его черный выжигающий все живое, аппетит! И Свет и Добро надо защищать, и не ничтожным смирением, а остро отточенным штыком!

Армаш. Согласен. Религия делает человека слабым, немощным, социально пассивным и безразличным ко всему людскому. Превращает в эдакое привидение, бесполезное и никому не нужное. Как будто он не живет, а спит. Никакого прогресса и созидания!

Реут. Поразительно, как люди любят обманываться и верить в химеры, созданные своим разумом! И как это можно использовать веками для своих целей. Одна из форм управления массовым сознанием. Весьма эффективная. Человек всегда будет верить в утопический Рай, земной или небесный!

Анисимов. Но есть, же какие-то странные силы, которые нам пока неподвластны и которые вторгаются в наше существование, совершенно непостижимым образом. Даже это место, где мы сейчас находимся, неудержимо притягивает внутренне, словно какие-то двери запретные распахиваются!

Реут. Есть объективные здравые законы природы. Они…

Сверху прокатывается серия сильных взрывов. Стены содрагаются, потолок местами трескается, сыплется штукатурка и песок….

Армаш. Начали! Музыка Великой Германии! Вот это они и несут в цветущий мир… Черную Пропасть Смерти! Все на что способна их «великая культура» — Жечь, Уродовать, Истреблять…

Реут. Ничего, и раньше с темными озверевшими ордами справлялись и сейчас эту погань одолеем! Наш форпост держится крепко!

Анисимов. По сути, каждый человек, как маленькая крепость — сильная или слабая, против того, Темного, чего мы не совсем понимаем. Вообще, так подумаешь, на что способен человек? Каковы наши возможности? Мне кажется, наш потенциал бесконечен…

И то, что имеем и представляем, кем являемся внешне, лишь начало, верхушка чего-то совершенно необъятного. И как мы можем меняться, постигая самих себя в этой немыслимой Глубине?

Армаш. Ну ты замудрил, Данилка! В дебри какие-то залез… У нас сейчас другие глубины и уровни, вполне реальные и осязаемые! Вон «красотища» какая вокруг. Как все изувечено в безумной фантазии войны! Чертям в аду не приснится! Ну а человек действительно может многое. Была бы мотивация и воля, как ключик к твоей волшебной двери абсолютных возможностей. Только беда в том, что человек может натворить беспредельно и в сторону Тьмы! С чувством, с умом, с неимоверной силой! Как фашисты…

А так то, да, если мы захотим, никто нас не остановит — «…ни Бог, ни царь, и не герой! Добьемся мы освобожденья, своею собственной рукой!»

Реут. Это верно. Надо верить в себя. В свою неисчерпаемую мощь и тогда все получится! Насчет нашего беспредельного запаса, я думаю, ты прав, Данил. Человек — явление интересное! Нам еще предстоит себя узнать и удивиться!

Армаш. (напевает) « Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Преодолеть пространство и простор!» Мы строим новую эру, и сами меняемся вместе с ней! Скоро мы возведем небывалую цивилизацию социалистических титанов!

Реут. И наши научные открытия изменят облик мироздания до неузнаваемости. Все, что было фантастикой, станет явью! Мы еще в космос полетим, будем планеты осваивать! И человека изменим так, что боги, если они где-то есть, нам позавидуют…

Анисимов. Только смерть как-то непонятно здесь вклинивается, перечеркивает весь наш творческий полет!

Реут. Я думаю, и с этим справимся. Ученые найдут способ дать человеку бессмертие. Прогресс не остановить, как поезд, несущийся на всей скорости!

Армаш. Человек от дикого первобытного существа шагнул так далеко к цивилизованному облику, и что дальше нас ждет? Какими мы будем?

Анисимов. Всегда ли мы участвуем в этом прогрессе? Или нам кто-то помогает? Из скрытых природных сил? Что вокруг нас? Реальный мир или просто смеющийся занавес? И что за ним находится? Какое оно? Кем нам приходится? И сейчас, мы шагаем по темному лабиринту, мы сами, это наше полыхающее желание? Или кто-то нас ведет?

Сцена 7

Июнь 1942 г. Завод им. Войкова. Лейтенант Иванов, комиссар Реут и лейтенант Коляда идут по подземным тоннелям завода.

Иванов. Ну что скажешь, лейтенант, какова твоя оценка нашей цитадели? На что она способна?

Коляда. На многое! Потенциал, можно сказать неисчерпаемый. Комбинат он и есть комбинат… Хоть в мирное время, хоть на войне. После ознакомления и изучения карт завода, а также некоторых оставшихся нам интересных документов, и проделанной на основе этого работы, можно констатировать, что нам удалось возвести из пепла и руин отличную боеспособную крепость!

Реут. Со своими особенностями?

Коляда. Несомненно! Как говорил Суворов — со смекалкой и палка станет шпагой! А у нас просто простор для ума и фантазии! Этот завод можно переворачивать, как грани кубика, в разных ипостасях…. То, что мы уже сделали — почти неразрешимый ребус для врага! Куда бы, они не ткнулись — везде получат хорошую порцию свинца, мину или безвозвратную ловушку!

Но самое главное, они не представляют и не ожидают, что здесь может быть… И что их, и где встретит!

Их убежденность в своем превосходстве, обернется для них полным крахом! Они считают, что мы забились в темный угол, с винтовкой в руках, и ждем только спасения Красной Армии! И больше ни на что не способны… А мы еще тут такого натворим, что им в романтических голубых цветочных снах не приснится!

Иванов. Да, это все верно… Одна из тактик японских средневековых ниндзя! Это воины-тени. Лучшие на те времена. Спецслужбы всех стран многое у них взяли. У них был один занятный прием. В бою, они убеждали врага, что они повержены, ранены и обессилены, падали на землю, имитируя полное поражение, и истекая искусственной кровью…

А когда враг, упоенный своим успехом, приближался, они наносили внезапный роковой смертельный удар!

Реут. Интересно! У нас что-то подобное получается, только в большем масштабе…

Коляда. Мы, пожалуй, точно становимся воинами-тенями, чуть ли не буквально. Насчет обороны. Я все продумал. Завод станет для фашистов огромным капканом! Они уже сюда свою мохнатую лапу сунули, теперь обратной дороги им нет!

Иванов. Молодец, Иван Афанасьевич, славно потрудился! Без тебя нам бы туговато пришлось. Тебя надо к ордену представлять или к очередному званию, как минимум….

Коляда. Не один я! Солдаты помогали с замерами и с исследованием всех уголков этой индустриальной громадины! Куда только не залазили — и в трубы, и в печи, и еще невесть во что… Если награждать, то всех надо! Да и не до этого сейчас… Эту битву закончим, потом праздники будем устраивать. А сейчас времени нет, о деле нужно думать! У нас здесь бой очень непростой получается… Одна ошибка и под откос!

Реут. Да, наш подземный дозор, пожалуй, ни с чем в сравнение не идет! Воевать под землей, еще и в заводских подвалах, такого в учебниках по тактике не писали!

Коляда. Значит, будем первыми! Внесем свою лепту в военное искусство. Глядишь, какое-нибудь новое направление появится! Будем использовать большие подземные крепости.

Иванов. Побеждает тот, кто идет дальше установленных стандартов. Необходимо всегда видеть со стороны, встать над ситуацией… И тогда можно увидеть разные варианты развития событий, каких еще не было.

Коляда. Да, жизнь как игровое поле… Ты или послушная судьбе фигурка, или парящий разум, который ей управляет.

Реут. Это уже попахивает религиозными концепциями, с идеей Бога и прочими абстракциями.

Коляда. Если бог и есть, то он в самом человеке живет, в его лучшей, творческой стороне. В его разуме и воле! Нельзя не допустить, что в природе есть что-то выше нас… Но это никак не старички на облачках, ни ангелочки с крылышками и прочие бредни воспаленного ума. Это что-то Необъяснимое, Созидающее, Могучее как необузданная стихия! Как живой природный механизм, только более Грандиозный…. И невероятно разумное, вписывающееся в законы логики и равновесия сил. Без этих сказок о грехопадении, вине, искуплении и прочем! Жизнь — зеркало этих, пока неизвестных нам сил, которые мы постигнем без всякой мистики, экстазов, бдений, а с циркулем и линейкой!

Иванов. Все правильно. Напоминает буддизм. В нем проповедуется отрицание Бога как личности, и существования «бессмертной души» как конкретного явления. Там вера в Человека, в его безграничные способности. Из всех религий, мне эта кажется симпатичней всех! Буддизм обращается к человеку, к самому себе, в свои тайные глубины…. Он практичен. И может принести пользу, особенно в экстремальных ситуациях. Из него, кстати, вышли многие воинские искусства Востока. Жесткая самодисциплина и постоянное преодоление себя. Можно сказать постоянный поединок, и больше с самим собой.

Первый твой враг — это ты сам! Твоя слабость, лень, страх, и прочие теневые вещи. Победишь себя — победишь всех остальных, весь мир!

Реут. Неплохая система. Похожа на нашу! Хоть мы и отвергаем религии как мракобесие и пережиток старого мира, а здесь есть здравый смысл, и есть чему поучиться! Какие-то вещи могут пригодиться.

Иванов. Учиться надо всему и всегда! И у друзей, и у врагов. У врагов, может даже больше.

Коляда. Когда-нибудь этот раскол закончится, на «свои» и «чужие». Все мы люди, в конце концов! Из одного земного племени… А с начала времен, только и заняты тем, что истребляем друг друга!

Реут. Потому что определенной, обезумевшей от алчности и ненависти категории «нашего племени» не живется спокойно. И она узурпирует других, не дает никакой жизни. И с этой опухолью надо бороться! Поэтому есть и «Свет» и «Тьма», «День» и «Ночь» и «Добро» и «Зло»! И мы сражаемся за то, чтобы на планете был только Свет, процветание, равноправие и мирный созидательный труд!

Иванов. (улыбаясь) В каком-то смысле, мы даже на стороне мифических богов выступаем. Они изначально бились с порождениями Тьмы и Ужаса, со всеми этими демонами, чудовищами, и препятствовали их распространению! Вот мы как-то это дело и продолжаем! Но уже без сказок и приукрашенных легенд…

Коляда. Дорогой ценой дается нам Свет… Сколько людей, самых лучших погибло за века, чтобы светило Солнце тихого спокойного семейного счастья! И чтобы что-то могло свободно и радостно расти.

Реут. Все имеет начало и конец! Как ты говоришь, когда-нибудь и наша драматическая человеческая история закончится и начнется эпоха всеобщего процветания! Увидеть бы это… Посмотреть за что мы сражались так неистово!

Иванов. Увидим! Война кончится, все по-другому будет! Мир изменится. И темпы строительства коммунизма пойдут значительно быстрее… Успеем еще наглядеться и вкусить новой жизни!

Коляда. Только там уже все иначе будет. Впишемся ли мы, в эту картину беспечности и наслаждений? У нас, считай, вся жизнь пройдет в тяжких и опасных испытаниях. Мы уже привыкли воевать, терпеть лишения, смиряться с невосполнимыми потерями.

Обычная жизнь уже кажется сном или далекой неосуществимой мечтой… Найдется ли нам место, с нашим буйным военным нравом, когда постоянно надо кого-то спасать, с кем-то драться, не жалея сил, забывая о себе?

Реут. Найдется, еще как! При коммунизме всем нормальным людям место есть… Это сейчас кажется, что мы больше ни на что не способны.

А придет время — станем забавными старичками-пенсионерами, которые сидят на лавочке во дворе, играют в шахматы, и вспоминают былое…

Коляда. Что-то мне, наш славный командир, как-то не представляется простым милым дедушкой, склоненным за игровой доской, и упоенно слушающим щебетание птиц. (все смеются) Конечно, я допускаю мысль, что он может сидеть с почтенными старцами в уютном дворике, но только опять выполняя какое-нибудь спецзадание…

Иванов (смеясь) Уморил, Иван Афанасьевич! А почему нет? Все это штампы… Я бы сейчас с удовольствием погонял в футбол, позагорал, поболтал с отдыхающими на побережье, искупался бы в море… Или просто покопался бы в огороде, выпалывая сорняки!

Коляда. (шутливо) Да-да! Знаем мы этот футбол… и морские процедуры, а сорняки особенно!

А если серьезно, нам несказанно повезло, что Вы с нами! Без Вас, мы бы уже были мертвы. Это точный математический расчет… Только Вы смогли здесь порядок навести и организовать людей так, как надо! Со всей спецификой, где каждый на своем месте!

Иванов. Один в поле не воин. Иногда бывает правда, но крайне редко. Но в данном случае, все зависит от каждого находящегося здесь. Мы — единый организм и отлично поняли друг друга.

Реут. Вы же нас выбирали, в конце концов! Получается, Вы — Разум, а мы руки и ноги! Так и двигаемся! И шагаем семимильными шагами во мраке этом, и вполне уверенно…

Иванов. Не преувеличивай, Николай! Я могу быть источником, загоревшейся спичкой, но Костром мы становимся вместе! Важны все — любой офицер и рядовой. Все вносят от себя неоценимый вклад. Каждый человек уникален неповторим. И это нужно всегда четко понимать!

Коляда. Жаль только, сколько их гибнет — замечательных и незаменимых… Тысячами! Вся степь в крови! Уходят во мрак безвозвратно… И сколько еще погибнет! Даже подумать жутко.

Реут. Ни одна жертва в нашем деле не бывает напрасной! Каждая капля крови, как семя, дает неповторимый плод Будущего.

Иванов. Это правда! Будущее никогда не появится без того, что свершилось в Прошлом. От прошлого зависит каким именно будет наше Грядущее…

Реут. Так что не зря это все… И кровь, и раны, и утраты безвозвратные! Это такая же работа, как в литейном цеху!

Коляда. Вообще странное явление человек! Зачем нам все это послано? И в чем смысл? В преображении? Или поддержании того, что есть? Почему так все устроено? И куда мы в итоге придем?

Реут. Жизнь бывает непредсказуемой! Нам компас — наше сердце! И с его помощью мы и найдем свою обетованную пристань…

Иванов. Насчет будущего не знаю, а сейчас мы уже пришли к одной из наших казарм… Поглядим, чем наши бойцы дышат. Милости просим, товарищи офицеры!

Входят в небольшое рабочее помещение, где расположилось около тридцати красноармейцев. Горит несколько костров… Доносится заразительных смех.

Григорьев. Здравия желаю, товарищ командир! 1-й взвод отдыхает, согласно распорядку, дежурный по 4-му участку сержант Григорьев!

Иванов. Вольно! У вас тут просто праздник, чему веселимся, товарищи?

Армаш. 2-му отделению про трактор рассказали, до сих пор отойти не могут… Умора!

Реут. Что за трактор? Анекдот что ли?

Анисимов. Да нет. Все реально. Из жизни. Такого при большом желании не придумаешь!

Иванов. В чем суть? Введите в курс дела… посмеемся вместе!

Армаш. Да мы тут фрицам сюрприз устроили! Сержант Григорьев постарался, придумал эту штуковину…

Коляда. И что за изобретение? Что вы до сих пор хохотом стены сотрясаете?

Григорьев. Ну что? Лазил я тут во всем этом цеховом железе… на предмет полезности для нашей обороны. Гляжу — в одном из ангаров подземных стоит трактор. Целехонький! Проверил — на ходу, работает, рычит как зверь изголодавшийся… Тут меня муза военная и посетила!

Анисимов. Муза то, красивая была? В одежде, али без?

(солдаты смеются) Адресочек не оставила?

Григорьев. Да ну вас, черти окаянные! Не мешайте товарищу командиру докладывать!

Армаш. Ух ты! Как официально! А когда мы это все закрутили, с хохоту все падали…

Григорьев. Так вот… Посетила меня значит муза!

Анисимов. И долго вы с ней посещались? Час или два?

Григорьев. Данил! Ей богу, угомонись!

Анисимов. Ладно, все, молчу! Валяй свой исторический эпос!

Григорьев. И так она меня вдохновила…

Анисимов. Ооо!… И как? Все… замолкаю, нем как рыба!

Григорьев. …Что решил я из этого трактора брандер сделать, как на флоте, а как именно, это уже вот эти балагуры минометчики помогли! Но идея была моя…

Анисимов. Еще бы! Кто ж до такого кроме Григорьева додумается! Трактор в движущуюся бомбу превратить! Ему в конструкторское бюро после войны надо. Будет изобретать новые виды оружия! Далеко пойдет!

Иванов. То есть вы решили заминировать трактор… Толково! И что дальше?

Анисимов. Не просто заминировать и выставить в статичном положении. А отправить его к немцам, грозной красноармейской торпедой! Нарядили его как новогоднюю елку, всем чем можно… И шашки динамитные, мины и снаряды от орудий, уже бесхозные, гвозди, шарики от подшипников, и прочее мелкое железо для убойной осколочной силы, горючее — все в ход пошло!

Армаш. Все укрепили надежно, прикрыли металлическими листами. В кабине поставили пулемет. Перед пуском одновременно гашетку прижали… Время и расстояние рассчитали, установили замедленный взрыватель, и покатилась наша красава на свидание к немцу! Вот это была картина маслом!

Ночь… Тишина. Звезды… Только сверчки где-то вдалеке стрекочут… Фриц на посту кимарит, видит свою пухлую Гретхен во сне, да сосиски баварские, облизывается…

И тут из под земли вылетает наше чудо-юдо! Конек-горбунок! И летит на всех парах в сторону фашистских позиций, прошивая все пространство пулеметными очередями!

Анисимов. Фриц натурально очумел… Глаза протирает, понять ничего не может, что к чему! То ли танки на него пошли, (откуда вдруг?), то ли десант с самолетов высадили! То ли новое оружие у Красной Армии появилось! Ну они по нашему храброму железному коню огонь из всех стволов обрушили. Только мы его надежно от пуль обшили… Очереди секут по корпусу искрами, а ему все ничего! Несется он как танк на опостылевшего заклятого врага!

Реут. И что потом?

Григорьев. А потом… домчался наш скакун до фашистских заслонов и встал на дыбы! Рвануло так… что все содрогнулось, до основания! И светло стало как днем… Фейрверк необычайный! Как царицины именины. Столб огня до небес! Пламя… осколки огненные, как кометы во все стороны, крики! Не описать….Фрицы, кто уцелел, врассыпную! Мы из подвалов еще из пулеметов дали по полной… Пока они очухались, мы весь периметр простреляли, уложили немало фашистской нечисти…

Коляда. И чем закончилось?

Анисимов. Финал стандартный. Шуганули мы их знатно. Они потом с перепугу, как обычно, начали минометами и пулеметами шмалять, куда попало… Во все стороны света! (солдаты смеются) И в направлении Аджимушкая, и в сторону Капкан, и пролива, куда только можно ствол развернуть! «Лучшая армия Европы»! В штаны наложили и обстановку даже оценить не могут!

Армаш. Вот такая история. Как один советский трактор-труженик элитного фашиста обратил в бегство!

Иванов. История интересная, бесспорно. И то, что фашистам нанесли урон и озадачили их — молодцы! Хвалю! Только вот с дисциплинкой то у нас, опять непорядок!

Григорьев. Да что не так? Товарищ командир! Мы ж гансов положили немеренно и напугали их до чертиков. Можно сказать, провели полноценную боевую операцию!

Иванов. Вот именно! Без согласования со штабом! Мы здесь не в игрушки играем. У нас не кружок самодеятельности «Умелые руки»! Каждая военная акция, как я уже говорил, тщательно готовится, и соотносится с общим планом действий. Необдуманные поступки могут привести к необратимым последствиям и подставить под угрозу существование нашего гарнизона. Если каждый начнет выбегать наружу и стрелять в свое удовольствие, у нас отряд превратится в черт знает что…

Армаш. У нас все быстро и спонтанно получилось. Сымпровизировали на ходу. Результат есть…

Иванов. Это хорошо… Но впредь ничего подобного, без ведома штаба не предпринимать. Я думаю, все меня поняли?

Григорьев. Так точно, товарищ командир! Больше не повторится!