Бесплатный фрагмент - Подростковый возраст

Посвящается тем, кто верил в меня и был рядом.

Спасибо, солнышко.

Все что здесь написано, является больным воображением автора.

Глава первая

Незапланированное поколение

Я помню, как моя ладонь скользила по спине девятиклассницы, и я то и дело натыкался на бретельки ее лифчика под футболкой. Хотя они давили и натирали кожу, сам лифчик не выполнял своих функций. Он был ей не нужен. Но она хотела казаться старше.

Когда я нащупывал выпирающий бугорок замка, внутри все сжималось. Становилось неловко, будто я сделал что-то похабное. Но ей, кажется, это было и нужно. Нужен был этот провинившийся взгляд, резкое отдергивание руки, как от горячего. Она хотела чувствовать контроль, как и любая другая девушка, над любым другим парнем.

Она прожигала меня взглядом, вопрошая:

— Ну как тебе, когда я в твоих руках? Так близко и одновременно так далеко. Нас разделяют друг от друга лишь тонике слои ткани, представь, чтобы было, если бы их не было? Какими бы красками заиграло твое лицо?

Я знал ответ: никакими. Мне было совершенно плевать на эту девчонку. Она была на год младше по возрасту и на три по развитию.

И как же так случилось, что я оказался в ее объятиях?

За день до этого меня подозвала учительница истории Карина Куратова. Она была молода, лет двадцати трех, у нее имелся лишний вес, и по школе ходили слухи, что она спит с одиннадцатиклассником.

— Я хочу подготовить танец к празднику последнего звонка. Поучаствуешь? — спросила она.

«Нет. Конечно же нет» — ответил бы я, если бы умел говорить эти три буквы в правильной последовательности, когда мне хочется. Но я с кивком головы отчеканил:

— Да.

Теперь вот он я. Стою в спортзале школы на третьем этаже. Приобнимаю девятиклассницу и ощущаю, как футболка на ее спине пропитывается потом и становится влажной, а сам думаю о другом, пытаясь уйти от происходящего, хотя бы мыслями.

Вот смотри. Мы рано пробуем алкоголь. Рано разочаровываемся в жизни. Рано впервые занимаемся сексом. Мне порой кажется, что это следствие того, что наше поколение было, отчасти, незапланированным.

Мы переняли в наследство от родителей все прелести раннего взросления. Пока те вынужденно работали за копейки, прогибаясь под ужасную экономику страны, мы слонялись по разбитым районам, и не знали куда себя деть в этом мире уничтоженных мечт.

Единственное, почему мы не стали такими же, как наши родители — это интернет. Он позволил забываться и безобидно выпускать пар. Сколько судеб он спас по началу? Вместо того чтобы связаться не с той компанией, ты смотрел видео и смеялся с тупых шуток. Вместо того чтобы пробовать без презерватива, ты смотрел порно. Вместо того чтобы загонять иглу в вену, ты смотрел очередное паршивое американское кино, где мир не похож на наш.

Ты смотрел, смотрел, смотрел, пока в один прекрасный миг, не понимал, что единственное, что ты умеешь — это смотреть. Ты насмотрелся многого и выходишь в свет. Туда, где нет картонных декораций. Где по улицам ходят нескладные люди в мешковатой одежде, а не подкачанные статисты, одетые в голливудском гардеробе. Пытаешься говорить фразами, подсмотренными в фильмах, но ни один Тарантино не говорит на таком же языке, как окружающие. Тебя не понимают.

За то ты сохранил себя для того, чтобы умирать в мире, который тебе не подходит.

Интернет спас многих, отобрав у них вкус к жизни.

И сейчас я приобнимаю то, что породил интернет: раскрепощённую, глупенькую, в какой-то мере извращённую и эгоистичную девчонку.

Самолюбие. Когда тебе ставят лайки незнакомцы, комментируют фотки люди, которых ты едва-едва знаешь, кажется, что ты центр вселенной, внутри тебя растекается что-то теплое и конечности превращаются в приятно болтающиеся канатики. Но все это иллюзия. Иллюзия необходимости. Иллюзия собственной важности.

Девчонку эту звали Аня Одинокая и до сегодняшнего дня мы знали друг друга лишь заочно.

Спустя сорок минут попыток выучить танец, мы выдохлись.

— Давайте отдохнем, — объявила Куратова, все время глазеющая на нас со стороны.

Улыбка от уха до уха. Щеки закрывают маленькие глазки. На большом носу в дневном свете блестит жир.

— На хрена мы подписались на это? — спросил мой одноклассник, отводя меня в сторонку.

— Я не знаю, Ром. Оно как-то само получилось.

Он покачал головой и уселся на лавочку под стенкой. К нам тут же подбежала Аня:

— Как круто все-таки танцевать вместе, — пропела она.

— Ага, — безразлично произнес я. — Просто супер!

Она видимо не поняла сарказма в моем голосе и потому продолжала стоять и улыбаться.

— Я думала ты не согласишься со мной танцевать.

— Почему? — машинально спросил я, рассматривая выпачканные кроссовки.

— Ну, не знаю, потому что я мелкая и… может, потому что у тебя кто-нибудь есть.

— Нет у меня никого, — бросил я, чтобы она поскорее отцепилась.

— Ладно, — еще шире улыбаясь, ответила Аня и, развернувшись ушла к своей подруге, с которой в паре стоял Рома.

— Это что?

Рома пожал плечами.

— Меня больше интересует, — сказал он, — зачем танцевать на последнем звонке. Этим одиннадцатый класс занят как-бы.

Я обернулся к Ане, сидевшей со своей подругой в другом конце спортзала, к ним подошла Куратова и присела рядом. Они начали что-то обсуждать и хихикать.

— А как вторую зовут?

Рома посмотрел в их сторону:

— Аля.

— Ты раньше с ней общался?

— Не. Мы тусим в разных компаниях.

Тут девчонки вместе с Куратовой повернулись к нам и уловив на себе наши взгляды начали смеяться.

— Тебе не кажется, что Куратова как-то странно себя ведет?

— Ты слышал слухи, что она спит с Крюковым? — вопросом на вопрос ответил Рома.

— Ну.

— А я слышал, что это не слухи. Так что да. Мне кажется, что она странно себя ведет.

— Откуда ты знаешь, — удивился я.

— Я общаюсь с его сестрой.

— Бедный Крюков.

Рома рассмеялся:

— Да-а-а, — протянул он, — бедный Крюков.

***

— Марковна в бешенстве, — сказал Дэн.

Марковна — это наша классуха.

— Из-за чего? — спросил я.

— Из-за того, что вас Куратова забрала. Мол: как можно прогуливать уроки математики! Ее же надо сдавать на экзамене.

— Пускай Марковна выдыхает. До экзаменов еще год. Ничего страшного, — отмахнулся я.

— Так пойди и скажи ей это.

Мы сидели в столовой, пили чай и болтали. Вскоре к нам присоединились Лиза и Сара.

— Марковна в ярости, — произнесла Лиза, глядя мне в глаза.

— Я знаю, Дэн уже рассказал.

— Выйдем сегодня прогуляться вечером? — спросил Дэн у всех.

Лиза пожала плечами:

— Можно.

Лиза мне нравилась. Но, как и все парни я боялся себе в этом признаться. Когда ты говоришь:

— Да, мне нравится эта девушка.

Ты даешь зеленый свет мыслям об этом человеке. Ты думаешь о нем. О его улыбке. Фразах. Представляешь его глаза. Вспоминаешь неловкое, случайное касание, произошедшее где-то в темном коридоре на бегу. А в это время в груди что-то мечется жгучее, и во рту пересыхает, и дурно становиться.

Я пытался подолгу не смотреть на Лизу — всегда вскользь. Никогда не передерживать в объятиях. Поменьше говорить. И будучи рядом с ней вел себя скованно, потому что не хотел выдать ей свои чувства. Но тем самым показывал их. И она прекрасно это понимала.

Я сидел лицом ко входу в столовую, и когда вошла Куратова, а за ней хвостиком Аня и Аля, я их увидел. А они меня. Аня тут же помахала мне рукой, а Куратова, наблюдая за этим расплылась в улыбке.

«Твою же…» — подумал я.

— Это что было? — спросил Дэн, отпивая чай.

Сара и Лиза повернулись, и посмотрели на Куратову с девчонками. Те тут же опустили взгляд и пошли к буфету.

— Я не знаю. Историчка ведет себя, как маленький ребенок. Вы этого не заметили?

— Еще как, — кивнула Сара, не отводя взгляд от троицы.

— Мне рассказывали, что она с какой-то шпаной районной водится, — сказал Дэн.

— А Крюков… — напомнила Лиза.

Глава вторая

У космоса другие планы

— Привет, — улыбаясь произнесла Лиза.

— При… — ну же -… вет, — кое как выдавил я.

— У тебя все хорошо? — она с удивлением посмотрела на меня.

— Да… да… — конечно же, нет — Просто Дэн звонил. Сказал, что не сможет встретиться.

— А у Сары голова болит. Но я уже настроилась прогуляться, — Лиза развела руками.

— Тогда пойдем.

— Пойдем, а куда?

***

Была средина мая. На часах начало девятого.

Я с Лизой сидели на крыше вагона, на сортировочной станции, и смотрели на синее небо, с белой полосой у горизонта.

— Я вижу звезду, — сказал она, не отводя взгляда от еле заметной блестящей точки. — Жаль в городе их плохо видно. Я бы могла смотреть так часами. Ты только представь, какая мы песчинка среди всего этого космического хаоса.

— Когда думаешь о космосе твои проблемы уходят на второй план.

— Да! В любой момент может упасть астероид и стереть с лица земли человечество. А людей волнует какую одежду одела Джоли на красную дорожку. Или что лучше андроид, или айфон. Все эти мысли кажутся такими мелочными во вселенском масштабе.

— Знаешь, люди сами усложняют себе жизнь. В следствии промышленных революций и развития цивилизации уменьшается количество проблем. И чтобы заполнить оставшееся время на диване, люди придумывают себе те или иные ценности. Начинают верить в тех или иных идолов. Пока один знаменитый человек не сказал, что Гуччи — это круто, всем было плевать. Умные люди награждают вещи смыслом, глупые начинают верить в этот смысл. Это как религия, только вместо иконы шильдик. Думать об этом куда приятнее, чем о камне из космоса.

Лиза посмотрела на меня и улыбнулась. Мы сидели, поджав ноги под себя, и она положила руку мне на колено:

— Интересно…

— Да нет в этом ничего интересного, — отмахнулся я. — Я часто устаю от таких мыслей.

— Это почему?

— На такие мысли наталкивает человеческая глупость. А в последнее время глупых людей чересчур много. И я от них порядком устал.

— Ну, не все же глупые.

— Не все, — согласился я, — но тех, что я встречаю, чаще всего… — мне вдруг вспомнилась Историчка, — да что уж тут, взять Куратову, училку нашу. Заметила, какой она странной стала? В начале года, когда она только пришла, она казалась нормальной. А сейчас ведет себя, как школьница какая-то. Ты же видела, как она с Одинокой общается. Как ровесница! Дай волю, и они в щеки целовать друг друга будут при встрече.

— Ты веришь слуху про Крюкова? — вдруг спросила Лиза.

— Если бы мне задали этот вопрос в начале учебного года, я бы сказал нет. Но сейчас, — я повел плечами, — все может быть.

Повисло молчание. Мне так не хотелось говорить о Куратовой и об Одинокой. Я ведь был с Лизой наедине. Что мне мешает ее обнять? Что мешает поцеловать? Я только сейчас понял, что все это время ее рука лежала у меня на колене, и меня словно током ударило. Я попытался вдохнуть воздух, но в легких был вакуум, как в космосе, о котором мы говорили.

Лиза снова подняла взгляд в небо, где звезд стало побольше. Я тоже поднял голову, но взгляд скосил на Лизу, исподтишка следя за ней.

Она завороженно смотрела на одинокие бусинки-звезды, блестевшие в темнеющей синеве неба. А я смотрел на нее. Она все еще держала руку на моем колене, и я, осмелев, накрыл ее ладонь своей. Она чуть вздрогнула и взглянула на меня. Темнело, но я увидел, как ее глаза блеснули.

***

Я провожал Лизу домой, и мы держались за руки. Когда с нами рядом не было друзей, было как-то легче — скованность не чувствовалась, а вот сердце бешено стучало.

Впереди, нам на встречу, шла компания. Мы видели, как они то появляются в островках света, отбрасываемого фонарями, то исчезают в темноте. К нам долетали басистые голоса парней и хихиканье девушек.

Эта компания была похожа на стаю. Она растягивалась по дороге и собиралась в кучу. Кто-то из них отставал, а потом нагонял других, выбегая вперед. И звук, который издавали несколько глоток сливался в один нескладный визг.

Расстояние сокращалось. В темноте уже можно было разглядеть отдельные фигуры, а не одно бесформенное пятно с кучей ног. Я узнал Володю Крюкова: коренастый парень, мускулистые руки, ладони болтаются у ног ковшами экскаватора, короткая стрижка и неприятное лицо.

Днем его вид отталкивает. А ночью пугает.

Компания подходила все ближе и чувствовалась какая-то тревога. Так всегда, когда находишься в меньшинстве.

Я сжал ладонь Лизы.

И вот мы поравнялись. Мой взгляд скользнул по нескольким лицам. Не считая Крюкова, я узнал парочку районных гопников своего возраста. Среди них так же была Одинокая, она смотрела то на меня, то на Лизу, то на наши руки. Могу соврать, но я увидел на ее лице возмущение, смешанное с удивлением.

Такое же удивление появилось и у меня, когда я увидел рядом с Одинокой Куратову. Она по началу не заметила ни меня, ни Лизу — она хохотала, заливаясь звонким смехом, который оборвался, как только мы попали ей на глаза. На мгновение наши взгляды пересеклись, и мы с Лизой пошли дальше.

***

Куратова протянула сигарету, а Одинокая, зажав ее между пальцами, поднесла к губам.

Они отделились от компании, сев на качели, на детской площадке.

— А что он тебе сказал? — спросила Историчка, поднося огонек зажигалки к концу сигареты.

— Сказал, что у него никого нет.

— Какой подонок!

— А он мне так нравится! А тут эта… как ее зовут?

— Лиза… Не расстраивайся, Ань.

— Как тут не расстраиваться? — Одинокая выпустила сизый дымок изо рта.

— Легко! — вскрикнула Куратова.

— Ты говорила, что у тебя получится нас свести.

— Но ведь полдела сделано, вы стоите в паре на танцах, как я и обещала. Все будет хорошо. Я тебе помогу. У меня есть идея.

Одинокая взглянула на Куратову и улыбнулась.

Глава третья

Цепной пес

Крюков оглянулся — в коридоре никого не было. Где-то на нижних этажах галдели дети. Он взялся за ручку двери и потянул ее на себя. В кабинете истории за столом сидела Куратова. Она хорошо делала вид, что занята, просматривая бумаги, но на самом деле она ждала его. Об этом говорил воткнутый в замок ключ, который Крюков повернул, войдя в кабинет.

Дыхание замерло.

Он зашел ей за спину, приобнял и уткнулся носом в волосы, вдыхая запах шампуня, отдаленно напоминающий яблоко.

— Сейчас? — томно дыша спросила она.

— А почему нет? — коротко сказал Крюков.

— Но ведь средина дня. Кто угодно может постучать, — прикрыв глаза прошептала Куратова.

— Это хорошо, — он убрал с шеи в сторону ее волосы и поцеловал. — А куда вы вчера с Аней ушли?

— У Ани проблемы с парнем.

— С тем, что мы вчера видели?

— Да.

Крюков снова коснулся губами ее шеи.

— Он ей изменяет?

— Что-то вроде этого.

— Ты дрожишь, — прошептал Крюков на ухо.

— Еще бы, — откинув голову назад, сказала Куратова.

— И что Аня собирается делать?

— Я ей помогу с ним разобраться.

— Может лучше я разберусь? По-пацански.

— Пока не надо.

— Рассчитывайте на меня.

— Обязательно.

И они поцеловались.

***

— Как тебе мой план? — спросил Дэн, когда мы вышли со школы на перемену.

— Ты о чем?

— А ты думал я просто так не смог встретиться? Или у Сары просто так болела голова? Чувак, все знают, что тебе нравится Лиза. А тут на горизонте эта Одинокая появилась. Ты бы глупостей наделал. Ведь Лиза хорошая девчонка, а ты тупой парень, как, впрочем, и все парни на свете.

— Какая же ты сволочь.

— Ты потом спасибо будешь говорить, — отмахнулся Дэн.

А ведь действительно, вчера я был рад тому, что ни Дэна, ни Сары не было.

— Эй! — вдруг нас окликнул Рома, он стоял на крыльце. — Подождите! — он спустился по ступенькам и подбежал ко мне, схватив за руку:

— Ты слышал, что Одинокая говорит?

— В смысле?

— В прямом! Ты вчера с Лизой мимо нее проходил?

— Да.

— И вы держались за руки?

— Ну, — кивнул я.

— И это все было для того, чтобы заставить Одинокую ревновать?

— Чего!?

— А вот Одинокая думает, что это так. Растрезвонила всем.

— Твою же… надо линять с этих танцев, пока хуже не стало. С чего эта дура вообще взяла, что нравится мне?

— Я не знаю, — развел руками Рома, — Не знаю. Но ты ей нравишься, — он ткнул в меня пальцем.

— Я с ней разберусь.

— Да уж, разберись, пока полшколы не думает, что ты мразь, Лиза потаскуха, а Одинокая бедная девочка с разбитым сердцем.

— Мне кажется, уже все так думают, — сказал Дэн. — Люди охотнее верят слухам. А твоя правда для них будет оправданием.

— Я втянул в это Лизу. А она здесь вообще ни при чем.

Пока Рома не рассказал о слухах я не замечал косых взглядов, и не слышал перешептываний за спиной. Но, идя по коридору, после перемены, мне казалось, что я был центром вселенной. Каждый смотрел в мою сторону с каким-то презрением. Когда про тебя говорят за спиной, всегда такое чувство будто кто-то знает про тебя больше, чем ты сам.

Школа была маленькой. Всего в три этажа. И училось здесь, чуть больше трехсот человек. Как я до сих пор не пересекся с Одинокой в этих коридорах?

А если бы пересекся, то что? Что бы произошло? Что бы я ей сказал?

— Ты, лгунья несчастная, хватит рассказывать про меня гадости!

Так, что ли?

Удивительно. Я был знаком с Одинокой сутки, а уже повяз в болоте сплетен.

Почему все хреновое происходит так быстро?

***

Щелкнул замок, и Крюков выскользнул из кабинета истории незамеченным.

Куратова посмотрела ему вслед и достала маленькое зеркальце, поправила волосы, отдернула юбку. Губы, налившееся кровью, пульсировали. Засос, оставленный на толстой шее, ныл приятной болью. Как она не старалась, она все равно имела растрёпанный вид, который говорил о том, что она так пыталась скрыть.

В дверь постучали. Куратова прикрыла засос волосами, проверила юбку, еще раз взглянула в зеркало.

— Да-да.

В кабинет вошла Одинокая с подругой:

— Привет, — улыбнулась она. — Только что Крюкова видели на ступеньках.

Куратова многозначительно заулыбалась, пряча глаза за щеки.

— Поня-я-ятно, — хлопнув ладонями, протянула Одинокая и переглянулась с Алей. — Я сделала, как ты сказала. Пустила слушок.

— Молодчина. Все будет как надо… я ведь уверенна, что ты ему нравишься.

— Думаешь?

— Да! Как он на тебя смотрел, когда вы танцевали. А как держал за талию!

***

На следующей перемене, перед уроком истории, я стоял у кабинета завуча. Меня послали в соседний класс предупредить, что у ребят будет замена, но те дописывали какую-то контрольную, поэтому я, чтобы скоротать время, рассматривал стенды. Вдруг в сторону кабинета завуча, бросив на меня короткий взгляд, пронеслась Куратова.

— Здравствуйте, Наталья Ивановна, — сказала девушка, войдя в кабинет.

Я был неподалеку поэтому все слышал.

— Здравствуйте, Карина.

— Вот, я принесла журнал…

Наталья Ивановна сняла очки, и положила их на стол.

— Да, спасибо. Но позвала я вас не ради журнала, — немного помолчав, завуч сказала. — Ученики отпрашиваются с уроков, чтобы отрепетировать, какой-то танец.

Куратова вздохнула. А завуч продолжила:

— Но никаких танцев администрация не планировала. Спросив у учеников, с кем они ставят танец, они сказали, что с вами. Но, кажется, мы говорили об этом. Никаких танцев не надо. Ближайший праздник — это последний звонок, и на нем должен танцевать только одиннадцатый класс. Вы же ослушались и меня, и директора, Карина.

— Я просто…

— Никаких просто! — повысила голос завуч. — Чтоб я больше не слышала о таких вольностях со стороны. Вы поступаете мало того, что не педагогично, дак ещё и показываете свою некомпетентность. Школа — это не то место, где можно нарушать правила, и ослушиваться. От ваших поступков зависит дальнейшая жизнь учеников. Вам все ясно?

— Ясно, — чуть не плача сказала Куратова. — Можно идти?

— Идите.

Куратова бросила журнал на стол, развернулась и выбежала из кабинета, вытирая на ходу слезы.

«Интересно» — подумал я.

***

Куратова закрылась в кабинете, плача и всхлипывая.