Бесплатный фрагмент - Под щебет птиц

Глава I

Поплавок дрогнул, по воде пошли круги, чуть колыхнув плотные, размером с тарелку, листья кувшинок. Блестевшие скромным глянцем под утренними лучами солнца они покрывали, наверное, едва ли не четверть поверхности озера. А вот наткнуться взглядом на величавые, лучезарные цветы кувшинок, к сожалению, было непросто, хотя август — в конце лета кувшинки не цветут — еще не наступил. Так мало их белело над водой. И были виновны в этом склонные к пошлости местные Ромео, охапками бросавшие нежные цветы к ногам своих юных избранниц, которые тоже любили матушку-природу, несомненно, намного меньше, чем себя.

Валентина Васильевна Рыбакова, совсем недавно завуч муниципальной средней школы города Бирючинска, а ныне рядовая российская пенсионерка, но, следует отметить, все еще очень привлекательная женщина — до шестидесяти лет поддерживать себя в хорошей форме не так сложно как кажется, подалась вперед, с напряжением следя за поплавком.

— Ну… Ну… Давай-ка, милая, — прошептала она, чуть дыша. — Червячок вку-у-усный…

По осторожной поклевке было ясно, что это не окунь в настоящий момент наживкой интересуется. Полосатый разбойник, как известно, хватает червя нагло, с жадностью. Интеллигентности в нем ни на грош. А тут налицо ярко выраженная осмотрительность.

«Как пить дать, какая-нибудь плотвичка возле крючка вертится», — подумала Валентина Васильевна, слегка выставляя вперед для упора правую ногу.

Поплавок дрогнул еще раз. Женщина приготовилась подсекать осторожную рыбешку — плотва сама на крючок крайне редко садится.

— Давай, малышка, — прошептала она снова. — Рискни…

Доля секунды и поплавок наполовину ушел под воду. Валентина Васильевна сделала короткую быструю подсечку и сразу потянула крючок из воды. Леска натянулась.

— Оп! Что-то есть…

Над быстро успокоившейся озерной гладью повисла небольшая — с ладошку, ладная рыбка с красноватыми плавниками и красноватым хвостиком.

— Вот дуреха…

Женщина отцепила сверкнувшую на солнце золотистой чешуей красноперку и бросила ее в ведро с водой. Мелочь должна была пойти на обед кошке Люсе, которая ждала хозяйку дома.

Люся рыбу очень уважала. Еще с детства. Правда, вкушать ее сырой категорически отказывалась. Вероятно, боялась паразитов, о которых могла узнать из какой-нибудь телепередачи. Она любила вечером посидеть с хозяйкой возле телевизора.

Поправив червя, Валентина Васильевна снова забросила удочку в озеро. Она уже научилась делать это аккуратно, без бульканья.

— Какая ты мо-ло-дец, — оценила она чуть слышно свои действия.

Если Валентина Васильевна принималась разговаривать вслух сама с собой, это означало, что настроение у нее сейчас просто чудесное. Об этой милой ее особенности знали все мальчики и девочки, когда-либо учившиеся у нее.

А почему бы таковому не быть, подумала бывший завуч средней школы, если погода сегодня стоит замечательная, природа кругом восхитительная и здоровье у тебя, несмотря на годы, — тьфу-тьфу! — тоже отменное.

От свинцового грузила по воде одно за другим разбежались и тут же пропали три едва различимых колечка.

— Кто там у нас следующий?..

Валентина Васильевна больше любила удить рыбу на реке, но в Бирючинске, где она жила уже не один десяток лет, этим летом неожиданно развелось столько рыболовов, что ей приходилось, переехав Лигань на лодке, отправляться на какой-нибудь лесной водоем, чтобы порыбачить в полном одиночестве. Благо в окрестностях городка озер было немало. Впрочем, как и прудов. Но к прудам Валентина Васильевна относилась с презрением, считая их большими лужами. Как она заметила, на пруды ходили и ездили лишь те, для кого главной целью рыбалки был большой улов.

«Ловить рыбу в пруду, — говорил дед Дубко, ее платонический бойфренд и один из ближайших соседей, — то же самое, что рыбачить в аквариуме. Промысел в чистом виде. Никакой романтики».

Валентина Васильевна часто вступала с соседом в полемику по самому широкому кругу проблем, но в данном вопросе была с ним полностью солидарна.

Взглянув на часы — без пятнадцати одиннадцать, она наклонилась над стоявшим слева от нее синим пластиковым ведерком. Присмотрелась: не считая мелюзги, шесть окуней, линек, плотвичка и четыре красноперки. Весь улов тянул примерно килограмма на полтора. Вернее, чуть меньше. Процентов на восемь. Но рыбаки ведь любят прихвастнуть.

— Так, на обед нам с Люсей хватит, — сделала вывод Валентина Васильевна.

Смотав удочку, она бросила снятого с крючка червяка в воду.

— Рыбки, можете съесть страдальца…

Никакого юмора в этой фразе не было. Бывший завуч знала, что земляные черви тоже испытывают боль. Она почерпнула эти сведения на одном из сайтов в Интернете. Всемирная сеть, надо отметить, не только неразумное и гадкое в народ несет.

Вымыв руки, Валентина Васильевна поднялась по густо заросшему травой пологому скату, пересекла неширокую тропинку, которая опоясывала озеро и, углубившись в лес, принялась рвать крапиву.

Ее заросли, плотно обступая кусты и деревья, простирались сразу на три стороны, и казалось, что нет им ни конца ни края. Нырни в это зеленое море ребенок, а число неразумных детей в стране за последние тридцать лет выросло неимоверно, он скрылся бы в нем с головой, ибо многие из этих растений были высотой не менее полутора метров. Отдельные же экземпляры дотягивали и до двух…

Сламывала Валентина Васильевна крапиву очень аккуратно, беря двумя пальцами под самый корень, и прежде высмотрев с краю менее рослую. Чтобы потом при перекладке рыбы лишний раз не ломать жгучие стебли.

Солнышко начинало припекать, а бывшей учительнице очень хотелось сохранить улов в наисвежайшем виде. Для этого ей и нужна была крапива. Дома ведь она могла оказаться, в лучшем случае, только через час — озеро Красное располагалось в полутора километрах от реки, да еще саму реку надо было пересечь. На тяжелой деревянной лодке. А течение на Лигани из-за перекатов сильное — вверх, к пристани, даже крепкой женщине выгрести непросто.

Полюбовавшись разложенным на траве уловом, Рыбакова выплеснула воду из ведра и аккуратно уложила в нем крапиву и рыбу слоями. Этому старому способу ее дед Дубко научил. «Даже через пару часов такого хранения рыба будет первой свежести», — заверял он. Как показывала практика — критерий истины, данный способ был вполне надежен и при жаре за тридцать.

Собрав немногочисленные пожитки, Валентина Васильевна огляделась: мусора на траве нигде не осталось (не все русские — свиньи как кое-где принято считать)? Нет, не осталось. Значит, можно было трогаться домой.

Надев подаренные зятем модные темные очки, кстати, итальянского производства, и поправив шляпу из золотистой соломки, она поднялась с поросшего травой берегового откоса на хорошо утоптанную тропинку. По ней Рыбаковой предстояло идти минут пятнадцать, и в весьма комфортных условиях — кроны деревьев давали приятную легкую тень, воздух здесь был, как говорится, напоен озерной влагой, а веселый гомон птиц ласкал слух и мог служить дополнительным подтверждением тому, что жить хорошо. Правда, сразу за леском начинались знойные и пыльные степные дали, которые в свою очередь давали весьма серьезный повод в этом усомниться. Однако о предстоящих трудностях лучше было пока не думать.

— Впе-е-ред! — задорно скомандовала вслух Рыбакова и словно полководец шпагой указала себе направление движения складным удилищем. — Шагом… м-марш!

Выбравшись через четверть часа на проселочную дорогу, которая пролегала по степи вдоль лесной кромки до самой Лигани, Валентина Васильевна увидела бодро шагавшего ей навстречу невысокого мужчину в светло-серой кепочке, бордовой клетчатой рубахе и какого-то неопределенного цвета штанах. Его до безобразия заношенные штаны — возможно, когда-то коричневые, были заправлены в коротенькие, уже целиком покрывшиеся пылью, а потому матово-серые, резиновые сапоги.

Рыбакова раньше, на улицах Бирючинска, этого мужчину никогда не видела. Но едва они поравнялись, он с ней поздоровался. Что, впрочем, не выглядело странным. Ее как вдову погибшего в Чечне и посмертно награжденного орденом милиционера знали многие бирючинцы. Она всегда приглашалась руководством района на начальственную трибуну во время больших праздников.

— Как улов? На жаренку хватит? — оживленно, словно старинный приятель после долгой разлуки, спросил ее незнакомец, поправляя лямки своего видавшего виды рюкзака.

Рыбакова остановилась. Разговор надо было радостно поддержать, иначе прослывешь гордячкой и невежей. Таков народный уклад во всех маленьких городках России еще со времен царя Гороха. Правда, молодежь, в большинстве своем, уже лет двадцать пять-тридцать старается этот старинный уклад усердно игнорировать.

Кстати, к вящему удовольствию местных старожилов самые рьяные из хулителей исконных русских традиций рано или поздно всегда сбегали из Бирючинска в какой-нибудь ближайший мегаполис, а то и в Москву. Как говорили в народе, догнивать. При этом очень многие бирючинцы жалели, что туда же в темпе вальса нельзя отправить навечно — вместе с их семьями, и три четверти городских и районных начальников. Бывших, настоящих и будущих.

— На жаренку? Хватит, — с улыбкой заверила Валентина Васильевна приветливого незнакомца. — Еще и кошке останется.

— А я на утреннюю зорьку опоздал. Брат уже заждался меня, наверное. Они с женой до Красного озера на машине добирались — брат у меня в Битюгово живет, а я через Лигань на лодке… Да-а-а… Думал, так быстрее будет. И вот…

— Проспали?

— Ага! Вчера уморился сильно. Но главное не это. Труп чей-то нашли на Змеином озере. Меня полиция и тормознула, когда я там мимо проходил. При мне ни снастей, ни документов. Кто, куда направляюсь, не встречал ли кого по пути?.. Думал, до полусмерти запытают. — Мужчина ухмыльнулся. — Ох, и додельные… Хорошо мобильники теперь есть. Брату позвонил, он разъяснил ментам ситуацию. Он у меня в поселковой администрации заместитель главы. Отпустили. … Пока что, как они мне сказали. Нашли убийцу, мать твою через Москву… Ладно, доброго здоровьица!

— Счастливо!

Змеиное озеро было тем, что осталось несколько веков назад от старого русла Лигани. Когда-то действительно, вокруг него водилось несметное количество гадюк, но теперь там и ужа можно было не чаще, чем раз в год встретить. Не говоря уже о ядовитых гадах.

Последний раз Рыбакова видела гадюку на Змеином озере лет сорок тому назад, да и то убитую. Кто-то ей голову размозжил. Толстая, с черным зигзагом на спине, почти с детскую руку толщиной, змея произвела на Рыбакову неизгладимое впечатление. Она на нее тогда чуть не наступила. Увидела в траве в самый последний момент и замерла с уже поднятой ногой. Даже поняв, что змея мертва, она убирала ногу медленно-медленно, и чуть дыша от страха. Наверное, по сантиметру в минуту убирала. Ей тогда и в голову не пришло пожалеть убитую тварь, так она испугалась.

А вот ужей Валентина Васильевна совсем не боялась. Небольших даже в руки брала. Под крики и визг подруг.

Несколько раз она вживую видела, как эти пресмыкающиеся охотятся, как пожирают свою добычу. Но и лицезрев целый ряд подобных жутковатых картин, она не стала к ужикам хуже относиться. Один у нее даже некоторое время в саду жил. Пока там ежик не поселился.

Повернув налево и выйдя из-за куста боярышника, Рыбакова увидела стоящую на обочине проселка, в сотне шагов от нее, полицейскую машину. Возле «уазика» топтался полицейский. Кто это узнать было трудновато, хотя почти весь личный состав местного отделения полиции Валентина Васильевна знала поименно. Мешали надвинутая на лоб форменная кепка с длинным козырьком и солнцезащитные очки.

Заметив Рыбакову, старший сержант радостно помахал ей рукой и бодрым шагом двинулся навстречу.

«Господи, это же Самарин, — догадалась Валентина Васильевна. — Ему новое звание дали».

— Здравствуйте, Валентина Васильевна! — подходя, весело поприветствовал ее полицейский и протянул руку к ее ведерку. — Давайте я вам подсоблю немножко.

— Доброе утро. Спасибо, оно не тяжелое.

— Давайте, давайте!

Рыбакова передала парню ведро.

— Раз уж вы настаиваете…

Самарин с преувеличенной важностью кивнул.

— Настаиваю, настаиваю. Разомнусь заодно. — Старший сержант чуть приподнял ведро и втянул ноздрями воздух. — На рыбалку ходили?

— Да вот, пристрастилась в этом году…

— И как улов?

— Хорошо. Полноценный рыбный день у нас с Люськой будет.

— Точно, сегодня как раз среда.

Переговариваясь, они не спеша пошли по дороге.

— Как Люськино здоровье? — спросил старший сержант. С Люськой он был не один год знаком и питал к ней большую симпатию. Как и она к нему. — Мышей гоняет?

— Гоняет. А вы что здесь? По службе?

— На Змеином озере труп обнаружен. Разбираемся.

— Павел Петрович здесь?

— Само собой.

— Вы меня к нему пропустите?

— Без вопросов. Только вы там поаккуратней. В смысле улик. С тропки не сходите.

— Приказ ясен. Спасибо, Самарин.

— Угу…

— Кстати, поздравляю вас с новым высоким званием.

— Спасибо. Досрочно получил. Павел Петрович поспособствовал.

Личный состав бирючинской полиции относился к начальнику местного уголовного розыска с огромным уважением. Это было понятно уже из того, с какой теплотой Самарин произнес имя-отчество майора Посохина.

Рыбакова улыбнулась.

— Павел Петрович не всякому в вопросах продвижения по службе будет содействовать. Значит, заслужили. Давайте ведро и держите приз.

Рыбакова остановилась и достала из кармана штормовки, которую она держала в руке, целлофановый пакетик с большим краснобоким яблоком.

Самарин, судя по его лицу, был немного смущен.

— Спасибо…

— Ешьте смело. Оно мытое. Из моего сада.

— Спасибо.

— И вам спасибо, Самарин. За помощь. Давайте ведро.

— Что? А! Чуть не забыл, — заулыбался старший сержант и, передав Рыбаковой ведро, указал рукой на узкий прогал между терновыми кустами:

— Вон там тропинка, вы по ней до самого озера дойдете.

— Ясно, — слегка кивнула головой Валентина Васильевна.

— Кричите, если столкнетесь с проблемами.

— С проблемами?

— Ну, в лесу всякое бывает…

— Хорошо, покричу.

Свернув с дороги и пройдя метров двести по узкой, но хорошо протоптанной дорожке, Рыбакова вышла к Змеиному озеру, к самому его началу. Довольно широкое, изгибаясь, оно тянулось с востока на юго-запад примерно на полкилометра. Больше него по площади из всех озер в районе было только Красное.

Остановившись на развилке — одна тропка вела налево, другая сворачивала направо (между ними было примерно сорок пять градусов), Валентина Васильевна внимательно осмотрелась. Людей поблизости она не заметила, но откуда-то с правого берега до нее донеслись мужские голоса. Рыбакова смело пошла на эти звуки и минуты через три увидела на тропинке майора Посохина. Стоя у лежащего на траве накрытого камуфлированной курткой трупа и глядя себе под ноги, он внимательно слушал капитана Православского. Оба они были высокого роста, но рядом с тяжеловесом Посохиным сухощавый узкоплечий капитан выглядел школьником.

— Петрович, я тебе говорю, — горячился капитан, — интересного тут вообще ничего нет. Берег облазили от и до. Правда, криминалисты у кострища все еще ковыряются — ты видел, но… Думаю, несчастный случай. … Сознание он наверняка сразу потерял. А, может, и сразу того. Травма тяжелейшая.

— Поскользнулся, значит? Водкой от него, вроде, не сильно пахнет…

Православский пожал плечами.

— Согласен, но подозрительного ничего… Что мы обнаружили на месте происшествия по прибытии, при первичном осмотре? Значит, камень, о который он башкой ударился… — Православский принялся загибать пальцы. Начал он, как водится, с мизинца. — Его ребята уже упаковали. Стульчик складной, алюминиевый… Удочка в озере плавала… Еще сумка спортивная с едой и разными банками. Там в них крючки, грузила, подкормка… Садок из металлической сетки с рыбой к колышку был привязан… Все.

— Как он сюда попал, рыбак этот? Машины никакой поблизости вы не нашли? Или другого транспортного средства?

— Установлено: попал он сюда пешком. Лодку его Кукушкин — он парень дотошный, на Лигани у второго переката обнаружил. В кармане куртки у погибшего ключи лежали. Один из них и подошел к замку «казанки». Он ее к дереву примкнул. Цепь у него длинная, метров семь… Хватило, чтобы полный оборот вокруг ствола сделать… Кроме весел в лодке ничего.

— Он их так бросил?

— Не, цепь через уключины была продернута.

— С народом пообщались?

— Да. Рыбаки сказали, что он через Лигань один переезжал. Где-то в половине пятого или чуть раньше.

— Как с документами?

— Документов при нем не было. Но это Генка Старухин. Я его немного знаю. Знаком лично. Геннадий Владимирович, если полностью… Спиртным особо не злоупотреблял. Малопьющий, в общем. По большим праздникам мог стопочку-другую опрокинуть, но не более того…

— Деньги, телефон, часы?

— Телефон в сумке нашли, был отключен. Телефон так себе, простенький… Часы в нагрудном кармане куртки лежали, в левом. Хоть не новые, но хорошие, японские. Браслет из нержавейки. У нас с рук тысячи за три влет ушли бы. В Ростове же по-быстрому такие «котлы» можно сбыть штук за семь-восемь. Во внутреннем кармане куртки пятьсот рублей сотками было. Ну, и мелочь… С полгорсти. Пока не считали.

Заметив Рыбакову, капитан замолчал. Стоявший к ней боком Посохин, мигом повернулся. Взгляд у нег был недобрый.

— Здравствуйте, — кивнула Рыбакова. — Извините, что помешала.

— Здравствуйте, — улыбнулся Посохин. Взгляд его изменился. — Порыбачить хотели?

— Я на Красном озере была. С уловом уже иду. — Валентина Васильевна слегка приподняла ведро. — Голоса ваши услышала и свернула вот…

— Неужели мы так орем? Никого по пути не встретили?

— Мужчину какого-то с рюкзаком видела. Но он сказал, что вы с ним уже говорили.

— Да, — кивнул капитан. — Это Дробилин Николай. Говорили с ним. Все в порядке.

— Его личные данные записал? — спросил Посохин.

— Само собой.

Посохин посмотрел на часы.

— Ладно, Алексей. Еще раз местечко это ты все-таки осмотри. Хорошо? И возьми пошире.

— Сделаем. Жалко, что у нас служебной собаки нет. Все вопросы сразу бы сняли.

— Не факт. Труповозка выехала? Не поторопить их?

— Я им недавно звонил. Сказали, будут минут через десять.

— Тогда все, я поехал. Вас подвезти, Валентина Васильевна?

— Вы на своей машине?

— Да.

— А я что-то ее на дороге не увидела…

— Все правильно. Я за полицейским «уазиком» ее поставил. Вы ее просто не заметили, если от Красного озера шли.

— Тогда добросьте до реки, если вам не трудно. У меня там лодка.

— Хорошо. Пойдемте.

— А что с рыбой делать? — спросил Православский. — Выпустить? Садок Денис сфотографировал. И в воде, и так…

— Какой рыбой? — удивился Посохин. — А! Себе возьми. Побалуй семейство ухой.

— Моим оглоедам на всех не хватит. Улов, в общем, не слишком богатый.

Посохин на секунду задумался.

— Значит, так себе улов?.. Самарину вон отдай. Им с женой хватит?

— На двоих хватит.

— Вот и отдай. Только пусть жене не говорит, откуда рыба. Женщины иногда брезгливы не в меру. Для нас вроде пустяк, а им такое в голову взбредет, что…

Посохин махнул рукой. Как ни странно, Валентина Васильевна была с ним согласна. Но, как считали многие, она имела мужской склад ума. Не смотря на женственность форм.

— Рыба-то живая еще? — спросил майор, опуская со лба на нос темные очки.

— Живая. Что ей сделается. Денис щелкнул несколько фоток и сразу обратно садок в воду опустил.

— Назад будете ехать, по пути Самарина сразу тогда домой подбросьте. … Чтоб рыба не пропала.

— Само собой.

Добираясь до машины, Рыбакова и Посохин почти не разговаривали. Шедший впереди майор предусмотрительно придерживал низко нависавшие над тропинкой ветви деревьев, пока Валентина Васильевна их не перехватывала. Она тихо говорила «спасибо», Посохин только кивал в ответ.

Когда машина тронулась, Посохин, глядя на дорогу, спросил:

— Что скажите?

— Про этого рыбака? Я его не знала совсем.

— Я тоже. — Посохин немного помолчал. — У меня такие случаи в практике уже бывали. … Раза три, кажется. Да, раза три. Нога поехала у человека, ударился головой о камешек и каюк. … Один раз на стройке случилось — прораба потом осудили, условно. Еще пару человек зимой на улице долбанулись, по пьяни.

— Шел, споткнулся, упал, закрытый перелом, — процитировала Рыбакова часть знаменитой фразы из фильма Гайдая.

— Угу, потерял сознание… Берег илистый. Там даже след от сапога остался. Где у него нога поехала.

— Может, он был все-таки пьян?

— Не сказал бы… Так, слегка выпивши, скорее. Это будет правильнее. В «чекушке», что у него в сумке лежала, граммов сто не хватает. Да и Православский говорит, что он не из таких… Проверим.

— Будете вскрытие делать?

— Конечно. Только не мы, а Следственный комитет.

— Дело они забирают?

— Ага. Уже звоночек от них был.

— Кто из следователей его поведет? Карельский?

— Не думаю. Кому-нибудь из молодых поручат. … В управлении как раз сейчас решают, кому из них на место выезжать.

— Понятно… У него дети были?

— У мужика у этого? Не знаю… Я не спросил. Жена есть. Ей уже сообщили.

— Печальная весть. Даже страшная.

— Мы же не в роддоме работаем. Хотя и оттуда поступают иногда печальные вести.

— К сожалению… Все, приехали.

Посохин остановил машину у старой переправы. Местные называли ее «гаткой». Когда-то здесь был понтонный мост, а теперь об этом напоминали лишь каменные насыпи по сторонам спускавшейся прямо к реке неширокой дороги.

— Спасибо, что подбросили, — поблагодарила майора Рыбакова, вытаскивая свои пожитки с заднего сиденья.

— До лодки вам со всем этим придется еще по песку тащиться, — заметил майор.

— Ничего. Тут совсем рядом.

— Может, вам помочь?

— Нет-нет, спасибо. Я сама. У меня улов тоже не ахти. Не надорвусь.

— Ну, смотрите…

Посохин захлопнул дверь машины, включил зажигание и начал сдавать назад. Рыбакова поставила ведро на песок и помахала ему вслед. Майор два раза нажал на клаксон.

Добравшись до дома, приняв душ и пожарив рыбу, Валентина Васильевна позвонила Смазневой, своей самой информированной соседке, и после короткого «светского» вступления спросила, знает ли та Старухина Геннадия Владимировича.

— Старухина? Генку? — повысив голос, переспросила Смазнева. — Конечно, знаю! Он в параллельном классе с мужем моим учился. Он на пять лет меня старше. Они вместе с Алексеем в седьмую школу ходили. Родители Алексея моего тогда на Красноармейской жили, поэтому в седьмую он и ходил. Генка у нас иногда лодку раньше брал. Он непьющий, не хитрован — чего не дать. Потом он «казанку» себе купил. Прямо с мотором. У Вовки Зуйка. А что случилось?

— Сегодня утром он был на рыбалке, на Змеином озере, поскользнулся и разбил себе голову.

— Что?! Насмерть? Или как?

— Умер он. Крепко очень ударился. А помочь было некому.

— Так он непьющий почти был! С чего ему падать?

— С любым может случиться. Поскользнулся.

— А, ну да… Я тоже прошлой зимой так навернулась, что три дня с синей задницей ходила. Слава Богу, ничего не сломала. — Смазнева вздохнула. — А он мужик здоровый был, башка большая… Она и перевесила. Раз головой ударился.

— А каким он был? — спросила Рыбакова после секундной паузы.

— В смысле?

— Что он был за человек?

— А-а-а! В школе? — почему-то спросила Смазнева. — Или потом?

— Он что, повзрослев, сильно изменился?

— Не знаю… Вроде, нет. Он такой был…

Смазнева замолчала.

— Какой?

— Ну, как бы сказать?.. Был как все, в общем. Обычный. Только он при этом всегда держался особняком. Ни с кем особо не дружил.

— Совсем?

— Почему? Был у него в школе один приятель хороший. Но он на мине подорвался. Почти весь Бирючинск тогда на его похоронах был. Я тоже с мамой ходила. Только-только восьмой класс мальчонка закончил.

Смазнева тяжело вздохнула.

— На мине, — напрягая память, повторила Рыбакова. — Что-то такое помню… Я, кажется, тогда домой, в Белгород, уезжала. У папы инфаркт случился, и я попросила директора на полгодика меня из школы отпустить. Слава Богу, тогда было кем меня заменить. … А как того пацаненка угораздило-то на мину налететь?

— А вот!.. У нас же тут, на той стороне Лигани, жуткие бои шли. Ну, в Отечественную. Железа разного в земле до энтой матери осталось… Да-а-а, бои были страшные. Бабка моя рассказывала, что трупы по реке иной раз десятками плыли. И наши, и немцы… Еще итальянцы попадались. Но их мало было. Народ, кто посмелей, с понтонного моста мертвяков крюками вылавливал и на берег. Охрана их не трогала. Даже наоборот. … Шинели целые, без дырок, снимали, сапоги, ремни. Все, что в хозяйстве могло пригодиться. У отца моего куртка была из немецкой шинели сшитая. Он в ней почти три года проходил. … Пуговицы еще спарывали…

— А трупы куда девали?

— Чужих, случалось, опять в речку кидали — еще фашистам могилы капать, своих в комендатуру сдавали. Сложат на берегу, потом пацана какого-нибудь пошлют, чтоб доложил…

— Где же этот приятель Старухина на мине подорвался?

— Конкретно? А в лесу, по правому берегу, повыше острова. Где линия обороны проходила. Там до сих пор следы от окопов и блиндажей видны. Когда я в школе училась, старшие мальчишки в каникулы там целыми днями пропадали. Не все, конечно. Самые бедовые. Харчей возьмут, лопаты и тайком от родителей на раскопки.

— И Старухин туда ходил?

— Про Старухина не знаю. Я же говорю, он ни с кем особо не дружил. Только с Колькой этим, что погиб. Между прочим, Старухин его матери до ее последних дней помогал. Она, вот, совсем недавно померла. Месяца три, наверное, назад.

— А как его фамилия?

— Колькина? Ой, я не помню! Надо мужа спросить.

— Спроси, будь любезна, — попросила Валентина Васильевна и тут же подумала, что как же часто людей побуждает к действию лишь чье-то праздное любопытство. Или в данном случае ее любопытство вовсе непраздное?

— Это только вечером, — уведомила ее Смазнева. — Когда он с работы придет.

— Хорошо. Всего доброго.

После невеселого разговора про войну и трупы Рыбаковой захотелось выйти в сад, на солнышко. Люська, пообедав, удалилась в спальню, и теперь часа два ее вряд ли что-либо могло поднять на ноги, поэтому Валентина Васильевна вышла на свежий воздух одна.

Разувшись, она по сырым прохладным ступеням спустилась в погреб, зачерпнула половником из эмалированного ведра едва отгулявшего тягучего квасу и, наполнив кружку, поднялась наверх, в сад, где села за дощатый стол под раскидистой старой яблоней.

Зной уже начинал терзать городок, но в тени густой яблоневой кроны, да еще когда тебя овевает долетающий с Лигани ветерок, он воспринимался не таким уж безжалостным.

Валентине Васильевне было приятно ощущать под рукой влажные стылые бока стальной кружки, а под босыми ногами — упругую, мягкую травку.

«Немногие из людей умеют ценить простые маленькие радости, — подумала она, — но именно они делают нашу жизнь более или менее сносной. Ведь больших радостей можно так никогда и не дождаться. Как не дождался их, наверное, этот погибший рыбак со Змеиного озера. Хотя, с другой стороны, его тоже можно назвать счастливчиком. Он умер быстро, не испытывая мучений и не ведая страха».

Она вдруг подумала о муже. Он тоже, слава Богу, умер быстро. Если ей не соврали. Хотя, наверное, могли. Но есть ли у нее весомые причины сомневаться? Нет. Кажется, что нет.

Валентина Васильевна решительно встала из-за стола.

«Нечего рассиживаться, — приказала она себе. — Нужно сегодня обязательно вымыть пол в доме, погладить белье, вымести двор. Но двор — это вечером, когда жара спадет. Сейчас разумнее заняться полом».

Стальная кружка с недопитым квасом осталась стоять на столе под яблоней.

Глава II

Когда на следующее утро Рыбакова возвращалась из магазина домой, на парковой аллее с ней поравнялся ее стародавний сосед и горячий поклонник Лев Сергеевич Дубко.

Заслуженный учитель РСФСР был абсолютно трезв и по привычке чисто выбрит как римский патриций. По мнению Рыбаковой, у Льва Сергеевича и черты лица были донельзя патрицианскими: мужественный нос с легкой горбинкой, резкие носогубные складки, тонкие саркастические губы, волевой подбородок. Для полноты картины следует также отметить две суровых вертикальных морщинки над переносицей и три горизонтальных, глубокомысленных, на широком лбу. А какой говорящий взгляд был у старого учителя! Гордый, даже несколько презрительный, но при этом, как ни странно, полный легкой отеческой грусти.

Да, подумала Рыбакова, будь Дубко одет сейчас не в голубые джинсы и красную майку с портретом Че Гевары, а в белоснежную тогу, граждане Римской республики наверняка приняли бы Льва Сергеевича за своего. Нет, не приняли бы. В руках «надменный патриций» тащил два объемистых пластиковых пакета с провизией. Как типичный российский простолюдин.

— Васильевна, привет! Тебя не сразу догонишь. Настоящая физкультурница. Как говорится, готова к труду и обороне!

Заслуженный учитель несколько сбавил шаг, подстраиваясь под походку Валентины Васильевны.

— Здравствуйте, Лев Сергеевич! — улыбнулась Рыбакова. — Вы тоже мужчина хоть куда.

Сурово сдвинув брови, Дубко потряс головой.

— Васильевна, ты такие хвалы мне возносить поостерегись. Теперь они звучат неоднозначно.

— В каком смысле?..

— В том самом, кое-где главенствующем.

— А, — догадалась Рыбакова, — вы про европейские ценности…

— Про них, про них… Теперь в русском языке полно скрытых смыслов. Как сейчас наши коллеги-филологи на уроках выкручиваются, ума не приложу…

— Им не привыкать.

— Согласен. Сначала их красные третировали, потом в девяностые — белые, теперь голубые…

— Есть еще зеленые, коричневые…

— Да-а-а… Куда бедному учителю податься?..

Рыбакова покосилась на скудный волосяной покров на голове заслуженного учителя. Ей это было совсем не трудно, поскольку его макушка находилась на уровне мочек ее ушей.

— Лев Сергеевич, а почему вы без головного убора?

— Что, думаешь, могу сверху пригореть?

Бывший учитель с иронией относился не только ко всем окружающим, но и к себе любимому.

— Не исключено, по такой-то погоде, — сказала Рыбакова и бросила короткий взгляд на голубое безоблачное небо.

— Васильевна, без паники. Я парнишка пусть и невысокий, но зато весьма термоустойчивый. Вплоть до температуры кипения. Воды, разумеется.

— А я предпочитаю не рисковать.

— И правильно. Красота требует особого за собой ухода.

— Лев Сергеевич!

— Не спорь, Рыбакова. Думаешь, я так говорю только потому, что как мужчина питаю к тебе слабость? Нет, подруга. Сначала я увидел в тебе удивительное сочетание скромности и красоты, и лишь после этого начал испытывать к тебе безграничную симпатию.

— Не вгоняйте меня в краску.

— Валентина свет Васильевна, я даже в комплиментах никогда не выхожу за рамки приличий.

— Признаю.

— Поэтому меняю тему. Поскольку к ним приблизился.

Валентина Васильевна мысленно с ним согласилась.

— Что-то я хотел у тебя спросить?.. — уже не глядя на Рыбакову, пробурчал себе под нос Лев Сергеевич. — Что-то хотел… Эврика! Как когда-то сказал, плескаясь в ванной один греческий дедушка.

— И о чем же будет ваш вопрос?

— Не догадываешься?

— О Древней Греции?

— Отнюдь! О воде, Васильевна, о воде. А если точнее, об одном природном водоеме.

— О каком водоеме?

— О природном. Местном.

— Лев Сергеевич, давайте без этой словесной мишуры.

Дубко искоса, снизу вверх, взглянул Валентине Васильевне в лицо.

— Скажи-ка, красавица, что там, на Змеином озере случилось вчера? Ты случайно не в теме? Бабы в магазине какую-то галиматью плели, я так до конца и не понял. То ли какой-то рыбак напился и утонул, то ли один рыбак другому голову проломил за то, что тот его место прикормленное занял. Убили что ли опять кого-то?

— Нет, тот рыбак просто поскользнулся — на Змеином озере берег илистый — и голову себе разбил. О камень.

— Угу… Выпил лишнего, наверное. С нашим братом такое случается. Сам грешен.

— Не знаю, — вздохнула Рыбакова. — Может, и выпил. Но, говорят, что человек он не очень и пьющий-то был. По праздникам, если только.

— На природе мог себе и лишнего позволить.

— Вполне возможно, вполне возможно…

— Фамилию его не слышала?

— Старухин.

— Старухин? Не помню такого. Молодой?

— Где-то лет сорок пять, кажется.

— Значит, не в нашей школе учился. А то бы знал…

— Не в нашей.

Вдруг мимо них по дороге проскочил полицейский «уазик» и тут же, прижавшись к обочине, резко затормозил. Водительская дверь открылась, тотчас захлопнулась, и на тротуар, обежав машину, вылетел Самарин.

— Валентина Васильевна, а я к вам!

— Что случилось?

— Очки вы у Павла Петровича в машине забыли!

Подбежав, старший сержант протянул Рыбаковой солнцезащитные очки. Она остановилась. Дубко тоже.

— Спасибо, Самарин! Вы очень любезны.

— Да чего там! Я их протер. Можете надевать. Здравствуйте, Лев Сергеевич!

— А мы знакомы?

— Нет, но с уважаемым человеком грех не поздороваться.

— Ну…

Дубко был явно польщен. Опустив один из пакетов на асфальт, он протянул руку полицейскому.

— Что ж, давайте тогда знакомиться, молодой человек. Дубко Лев Сергеевич, учитель физики и астрономии.

— Старший сержант Самарин.

Полицейский сначала отдал честь и только потом пожал старому учителю руку.

— Зовут-то вас как? — спросил Дубко.

— А вы так и зовите — Самарин. Я один такой на весь Бирючинск.

— Хорошо. Договорились.

Рыбакова поставила пакет между ног на тротуар и, поправив челку, нацепила на голову очки.

— Скажите, Самарин, а вскрытие уже проведено?

— Какое вскрытие? А, вы про вчерашнего рыбака что ли?

— Да. Про Старухина.

— Провели. Олег обслужил его вне очереди.

— И что? Он был выпивши?

— Вы про труп? — уточнил Самарин, поскольку вопрос Валентины Васильевны можно было отнести и насчет криминалиста. — Так, самую малость.

Дубко опустил на асфальт и второй свой пакет.

— Как же его угораздило? — поинтересовался он, с прищуром глядя на сержанта.

— А черт его знает! — сдвинул фуражку со лба на затылок Самарин. — Но приложился он здорово. Прямо рядом с виском… Жалко мужика… Спасибо ему за уху. — Старший сержант вздохнул. — Классная уха получилась…

— Пойманную Старухиным рыбу Самарину отдали, — пояснила Дубко Валентина Васильевна.

— Я понял.

— Жена уху варила? — спросила Рыбакова.

— Не-е, сам.

— Каким образом? У вас же никакого опыта, как я помню.

— Сосед проконсультировал. Я ему рыбу показал, и он посоветовал чего сварить, а чего пожарить… Там даже две белоглазки были — никогда про такую рыбу не слышал, еще карасики, окуньки… Карасики хорошие — сантиметров около двадцати длиной… Вот окуньки мелковаты… Но их четыре штучки всего было… Я же в этом не секу совсем. А Иваныч, сосед мой, он все тонкости знает. — Самарин поправил кобуру. — Думаю, может, самому начать рыбачить… Жена не против. Карасики жареные — супер!

— А она про погибшего рыбака слышала? Отпустит она вас в лес после такого происшествия? Тем более вы женаты всего ничего.

— Слышала! — Самарин махнул рукой. — Сказала, такое раз в сто лет случается. Она права. Проще у нас в городе на Центральном пляже утонуть, чем где-нибудь за сто километров отсюда, в лесу, башку себе вдребезги расшибить.

— В этом есть резон, — заметил Дубко.

— В районе за год до пяти жмуриков из Лигани вытаскиваем. Пловцы хреновы… А голову только Старухин за все время моей службы умудрился проломить. Вот, так вот! — Старший сержант поправил фуражку. — Ладно, заболтал я вас. Удачи!

Он козырнул и, придержав кобуру, быстро развернулся.

— Самарин, спасибо за очки!

— Человеку помочь — святое дело! — уже на ходу, оглянувшись, крикнул полицейский.

Самарин обежал машину. Водительская дверь открылась, над крышей мелькнула форменная фуражка старшего сержанта. Уже буквально через секунду дверца захлопнулась. Полицейский «уазик» сделал крутой разворот и, выпустив клуб синего дыма, рванул по дороге назад в центр.

Дубко проводил его взглядом.

— Хороший хлопец, — сказал он, поднимая пакеты. — Как он на вас смотрел, однако…

— Как?

— Васильевна, не вводи меня в заблуждение. Я калач тертый. Любая баба — это своеобразный природный радар. Сразу улавливает, если кто-то к ней неровно дышит.

— Лев Сергеевич, он мне во внуки годится.

— Не годится он вам во внуки. Ему лет тридцать уже.

— Ну, в сыновья.

— Кого сейчас это останавливает.

— Лев Сергеевич!

— Да, ревную. И что? Я тоже человек. Кстати…

Дубко остановился и, прищурившись, посмотрел на Рыбакову.

— Я иду и думаю: что же меня в рассказе этого молодого человека смущает?.. А сейчас вот понял.

— И что вас смущает?

— Есть один странный нюанс в том, что мы сейчас от Самарина услышали.

— Странный нюанс?

— Именно.

— Не томите, Лев Сергеевич.

— Васильевна, ты говорила, что Старухин на Змеином озере рыбачил. Так?

— Да.

— А Самарину отдали его улов, я правильно понял?

— Да, Посохин распорядился. Вас это смутило?

— Нет. С этим как раз все понятно. Семье погибшего гражданина выловленную им перед смертью рыбу передавать как-то… не того. Но не выбрасывать же ее, в самом деле?

— Ее и не выбросили.

— Разумно. Но Самарин сказал, что там две белоглазки были.

— И что?

— Это и есть тот загадочный нюанс, что меня, так сказать, смутил.

— Не понимаю.

— На Змеином озере белоглазка не ловится. — Дубко сделал многозначительную паузу. — Ее там нет. Совсем нет.

— Разве?

— Я тебе говорю!

— А где она есть?

— В Лигани есть. А еще в Пионерском озере. Его Лигань во время паводка заливает. Не часто, но бывает. Поэтому там, в Пионерском, она тоже есть.

— А вы в этом уверены?

— Васильевна, сколько лет я здесь живу?

— Много.

— Вот! Рыбачу я чуть меньше, но достаточно, чтобы знать, где и что у нас ловится. Мне не веришь, можешь у Ищенко Григория спросить.

— Это тот Ищенко, который рыбой торгует?

— Тот самый.

— И тогда что получается?

— Женщина ты неглупая, сама можешь на данный вопрос ответить. — Дубко посмотрел по сторонам. — Так, давай иди вперед, а я немного приторможу.

— Зачем?

— Нам лучше сейчас разойтись. Вдруг моя благоверная нас вместе увидит. У нее фантазия богатая…

— Все равно кто-нибудь ей скажет. Сколько времени мы по улице вместе шли…

— Скажет кто — это одно. А тут живая картина маслом.

— Что ж, вам решать.

— Тогда всех благ и до новых встреч! И подумай насчет рыбки.

— До свидания! Подумаю.

Войдя в дом, Рыбакова прислонила в коридоре пакет с покупками к стене и секунду другую смотрела на телефон. Потом переобулась в тапочки и отправилась на кухню готовить завтрак.

Она решила позвонить Посохину минут через сорок. У майора наверняка сейчас какое-нибудь совещание идет, с некоторым раздражением подумала она. Почему с раздражением? Уж очень ей хотелось поделиться с ним полученными от Дубко сведениями.

Повязывая фартук, она вдруг услышала Люсин крик. Мерзкий до дрожи. Вероятно, Люся проверила свою миску и пришла к выводу, что в ней слишком мало еды. Или наоборот, сходила в туалет и теперь считает, что ее лоток слишком полон.

— Люська, хватит материться! Ты уже давно вышла из подросткового возраста. Нормально сказать нельзя? Потерпи немного. Сейчас помогу. Только продукты из пакета вытащу. Кстати, там и твоя еда есть.

Подсыпав кошке корма, позавтракав сама, Валентина Васильевна вымыла посуду и только потом, тщательно вытерев руки, потянулась к мобильнику. Час настал!

— Посохин на телефоне, — раздалось в трубке. Судя по интонациям, майор явно пребывал в хорошем настроении. Наверное, за сутки в районе не произошло ни одной драки или кражи. Не говоря уже об ограблениях и убийствах.

— Здравствуйте, Павел! Это Рыбакова.

— Какие-нибудь проблемы?

Посохин нередко помогал Валентине Васильевне в трудных ситуациях. Как-никак, ее муж, майор Рыбаков, был когда-то его наставником. И теперь, после его гибели, Посохин считал своим долгом заботиться о жене командира. Почетным долгом.

Валентина Васильевна подумала, как хорошо иметь рядом человека, который готов прийти к тебе на помощь в любую минуту. Пусть она и предпочитала решать свои проблемы сама.

— Нет, — ответила Рыбакова, — у нас с Люсей все в порядке. Просто у меня для вас есть подарочек.

— Что за подарочек?

— Интересные сведения. По поводу гибели господина Старухина.

— Мы это дело завтра закрываем. Вернее, Следственный комитет закрывает. Они возбуждали. По факту гибели.

— А не рано ли закрывают?

— Вы против?

— Мне кажется, что торопиться не стоит. Есть в этом деле кое-что странное.

— Я весь внимание.

Рыбакова рассказала майору обо всем, что услышала утром от Дубко по поводу рыбных пород населяющих местные водоемы. Выслушав ее, Посохин долго молчал. Так долго, что Рыбакова не выдержала и спросила с тревогой:

— Вы намек поняли?

— Все я понял, — вздохнул Посохин. — Но…

Продолжить он не успел.

— Ой! Извините, — воскликнула Рыбакова. — Я не подумала, что Старухин сначала мог рыбачить на Пионерском, а только потом отправился на Змеиное. Извините еще раз! Как я упустила?

— Валентина Васильевна, если бы Старухин сначала рыбачил на Пионерском озере, а потом по какой-то причине пошел на Змеиное, то почему вся рыба в его садке живая была? Ну, когда мы тело его обнаружили.

— А она точно была живая?

— В том-то и дело. Даже белоглазка, которую, как вы говорите, можно поймать только на Пионерском озере. А от него до Змеиного идти почти полчаса.

— Предполагать, что Старухин тащил с собой ведро с водой глупо…

— Угу. Ведь никакого ведра при нем не было. Ну, когда мы его нашли.

— Тогда все правильно. … Подождите, но его могли подвезти на машине. А в ней и было ведро.

— Что ж, возможно, тот, кто его подвозил, и явится к нам потом. Если он был, конечно.

— У вас есть сомнения?

— В чем?

— В том, что Старухина кто-то подвез?

— Есть. Машины в районе Пионерского редко бывают. Да и те, в основном, иногородние. Они либо на Лигань, либо с Лигани едут. Будут они брать с собой незнакомого человека? Еще и вышедшего из леса, между прочим. Вряд ли. Лет тридцать пять назад взяли бы, а теперь…

— Да. Впрочем, и с ведром как-то… Зачем им в машине ведро с водой?..

— Вот именно. Со следователем надо переговорить. Придется, наверное, растолковывать… Поеду прямо сейчас.

— А кто это дело ведет?

— Криницына Варвара Юрьевна.

— Что-то я такой не знаю.

— Она месяца два всего у нас в районе работает.

— И как она? Вы с ней уже познакомились?

— Конечно. Вроде с головой дружит.

— А с совестью?

— Об этом пока рано говорить. Она начинающая, может, и постесняется спорное дело вот так походя закрывать.

— А Карельский нам не поможет? Он ведь теперь замначальника межрайонного управления СКР.

— Схожу, конечно, и к нему, если будут проблемы. Я потом вам сам перезвоню.

После разговора с Посохиным Валентина Васильевна полезла в книжный шкаф и достала оттуда увесистый фолиант о рыбалке, заказанный ею в начале года через Интернет. Дороговато вышло, но что делать? В единственном книжном магазине Бирючинска на полках стояли в основном школьные учебники и сладенький женский ширпотреб. Время от времени туда привозились, конечно, и классические романы, вроде «Унесенных ветром» или «Поющих в терновнике». Для представителей, так сказать, бывшей советской интеллигенции. Но хороших книг о рыбалке в Бирючинске давненько в продажу не поступало.

А чего их возить, как выразилась с глубокой печалью заведующая книжным магазином, если мужики к нам вообще ходить перестали. Она положила перед Валентиной Васильевной затрапезного вида брошюрку и сказала: «Это все что есть». Книжонку даже в руки брать не хотелось, а фотографии в ней оказались такого качества, что ни одну породу рыб по ним было не установить.

Рыбакова села на диван и погладила ламинированную обложку. Конечно, в Интернете выгоднее электронные книги покупать, только Валентина Васильевна их не любила. Статьи с монитора она еще могла читать, но книги…

А вот в Битюгово книжный магазин совсем закрыли, с грустью подумала Рыбакова, пробегая глазами оглавление. Еще пять лет назад. Теперь в том здании располагается пивная. Принадлежит она тестю главы района. Номинально. А кто на самом деле является хозяином этого заведения, догадаться несложно.

Но справедливости ради надо отметить, что данное питейное заведение до сих пор имеет пристойный вид. И снаружи, и внутри. Впрочем, иного и ожидать было нельзя. Книжный магазин на том месте все-таки не меньше полувека просуществовал. Его аура не может за пять лет бесследно исчезнуть.

Валентина Васильевна нашла в книге раздел с описаниями рыбных пород и принялась внимательно его изучать. Упоминание о белоглазке она нашла в статье о синце.

— Итак… Семейство карповых… Относится к тому же роду, что и лещ. Подвид синца. Ведет в основном придонный образ жизни и на удочку попадается гораздо чаще синца. Может весить до пятисот граммов.

Рыбакова закрыла книгу и вслух сказала:

— Ну, в Пионерском озере она вряд ли полкило нагуляет… Да, Люся?

Умывавшаяся после второго завтрака Люська на секунду прекратила свое занятие и бросила многозначительный взгляд на хозяйку.

— Считаешь нужно заняться этим делом всерьез? Тогда побеспокоим наших соседей Смазневых. Что-то они вчера вечером нам так и не позвонили. Может, были очень-очень заняты?

Люська коротко мяукнула и с еще большим усердием продолжила свой туалет.

— Я тебя поняла. Как бы они не были заняты, нам про Старухина нужно знать все.

Валентина Васильевна набрала номер мобильника Смазневой. Та отозвалась только после повторного набора.

— Валя, ты? А я думаю, кого там от нетерпения распирает… Здравствуй! Я чего не позвонила вчера тебе, — сходу перешла к делу Смазнева. — Лешка вчера поздно пришел, устал… Я не стала к нему лезть…

Рыбакова поняла, что Смазнев явился вчера домой навеселе.

— Ничего. Не к спеху. Он сейчас спит?

— Ага, отдыхает.

— Как проснется, ты мне позвони. Я сама с ним поговорю. С ним ведь, наверное, лучше разговаривать после того как он хорошенько подкрепится, да?

— Ой, сама знаешь, с мужиками нормально можно разговаривать, только когда они себе пузо набьют!

— В общем, договорились: ты мне сообщаешь, когда Алексей созреет для беседы, а я через десять минут вам перезваниваю. Идет?

— Ага.

Однако в тот день Смазнева подруге так и не позвонила.

Глава III

Валентина Васильевна отошла на несколько шагов от погреба и, держа перед собой малярную кисть, словно олимпийский факел, оценивающим взглядом окинула свежевыкрашенную в ярко-зеленый цвет металлическую дверь.

Дверь выглядела оптимистично. Даже празднично.

— Ну, в общем, как-то так, — сказала Рыбакова, взглянув на присевшую возле ее ног кошку. — Как твое мнение?

Люся повела головой вверх и влево. Ее долгий открытый взгляд в лицо подруги (Валентина Васильевна уже давно заметила, что Люся не воспринимает ее как свою хозяйку) говорил о том, что она считает качество представленной ей на рассмотрение работы вполне приемлемым. Цвет ее, кажется, тоже устраивал. Все что невкусно имело право быть зеленым.

Как показывала практика, если бы Люсю сейчас что-либо возмущало, то, противно и резко мяукнув, она тотчас бы встала и ушла. Но она продолжала сидеть, поглядывая то на Валентину Васильевну, то на свежевыкрашенную дверь. И это было странно, ведь запах от эмалевой краски шел далеко не самый приятный.

Валентина Васильевна под разными ракурсами снова осмотрела дверь в погреб.

— Да, я тоже думаю, что получилось неплохо.

Из переулка донесся рокот мотора. Он становился все громче и громче. Потом вдруг стих.

Рыбакова прислушалась и с любопытством повернула голову к воротам. Итак, судя по всему, возле них остановилась какая-то машина. И явно не грузовик. Поскольку ее дом стоял в переулке последним, у Валентины Васильевны не было сомнений, что некто на легковушке приехал именно к ней. Но с какой целью?

Она осторожно пристроила кисть поперек открытой банки с краской — длинная ручка позволяла, и пошла к калитке, на ходу снимая хлопчатобумажные перчатки.

Из-за приоткрытых дверей веранды до нее донеслась трель звонка. Валентина Васильевна специально не стала их закрывать, чтобы во дворе звонок можно было услышать.

— Иду, иду! — крикнула Рыбакова. — На кнопку можно уже не жать.

— Валентина Васильевна, это Посохин! — раздалось из-за ворот.

— Секунду! Я уже на подходе!

Рыбакова открыла задвижку и, положив перчатки на металлическую перекладину ворот, потянула калитку на себя.

Посохин приехал не один. Рядом с майором стояла среднего роста привлекательная девушка в бледно-розовой, абсолютно непрозрачной блузке с короткими рукавами и серой, на ладонь выше колен, узкой юбке. На загорелых ногах у нее были недешевые светло-серые матерчатые туфли на невысокой платформе. Наряд смотрелся довольно строго, но в тоже время мило. Обычно так одеваются, подумала Валентина Васильевна, представительницы прекрасного пола не утратившие в карьерной гонке всей своей женственности.

— Здравствуйте, — сказал Посохин. — Извините, что я без предупреждения.

— Доброе утро. Ничего, вам можно, — улыбнулась Рыбакова. — Заходите, пожалуйста.

Гости, поблагодарив за приглашение, вошли во двор.

— Это следователь Бирючинского межрайонного отдела СКР, — жестом указал на девушку Посохин. — Зовут ее Варвара Юрьевна Криницына.

Рыбакова назвала себя и протянула девушке руку. Ладошка у той оказалось крепкой.

— Очень приятно, — сказала следователь.

— Взаимно.

— Мы собирались к гражданину Ищенко заехать, — продолжил Посохин. — Чтобы насчет местных рыбных пород у него кое-что разузнать. Я в разговоре участвовать не буду. Чтобы Григорий Степанович более раскованно себя чувствовал — в прошлом году были у нас с ним по весне, так сказать, терки и расстались мы тогда далеко не друзьями. А поскольку он большой женолюб, то держать его в нужной для нас теме Варваре Юрьевне, я полагаю, будет сложновато. Я предложил ей взять с собой вас.

— В качестве сдерживающего фактора, так? — спросила, склонив голову к плечу, Рыбакова.

— Именно! — весело сообщил Посохин. — Хотя Варвара Юрьевна уверена, что она и сама справилась бы, но нельзя одновременно стимулировать мужчину на откровенность и тут же изображать бесполое официальное существо.

Девушка чуть заметно усмехнулась, но вслух из ее уст ничего не прозвучало.

— Тогда бегу переодеваться, — сказала Рыбакова, забирая положенные ею на перекладину ворот перчатки. — Только краску приберу и кисточку в растворитель брошу.

— Хорошо, — улыбнулся Посохин, потом добавил: — Валентина Васильевна, предпочтителен деловой стиль.

— Я поняла. Вы проходите в дом.

— Нет-нет, мы в машине вас подождем.

— Ну, как хотите. Только калитку тогда прикройте.

Переодевшись и отнеся в дом кошку (Люсины претензии на равенство прав были нагло похерены), Валентина Васильевна заперла калитку на замок и села в машину на заднее сиденье.

Когда они выехали на улицу 20-летия Октября, следователь обернулась назад и спросила:

— Это вы подсказали Павлу Петровичу насчет рыбы?

— Я, но с чужих слов. Не такой уж я опытный рыболов. Не смотря на фамилию.

— А кто вам подсказал? Человек он действительно сведущий?

Лексикон молодого следователя оказался, как ни странно, не слишком современным. Разве теперь услышишь от человека младше тридцати слово «сведущий»?

Наверное, подумала Валентина Васильевна, девушка читала классическую русскую литературу в подлиннике, а не в пересказе филологов-постмодернистов.

— Вполне. Это заслуженный учитель РСФСР Дубко, — ответила Рыбакова. — Мы с ним когда-то работали вместе, в одной школе. Теперь оба на пенсии.

— Слышала о нем. У него неоднозначная репутация.

— Все люди неоднозначны. Но в рыбе он разбирается.

— Что ж, пока примем за данность.

Следователь отвернулась. На переднем сиденье, где она сидела, что-то щелкнуло. Скорее всего, металлическая застежка папки. Зашелестели листы бумаги.

— Я не сомневаюсь, — подчеркнула Рыбакова, — что он готов дать официальные показания.

— Хорошо, я поняла.

Криницына эту фразу словно уронила.

«Интересно, — подумала Валентина Васильевна, — кто выставил перед барышней из органов моего соседа-звездочета в столь негативном свете, что он уже выглядит в ее глазах лицом, не заслуживающим доверия?»

— Скажите, — слегка подалась вперед Рыбакова, — много нехорошего поведали вам о Дубко? Кто же его так вам расписал? Фамилия у доброжелателя есть?

— Неважно кто, но рассказали о нем немало.

Майор, заметив, что разговор приобретает излишнюю жесткость, решил в него вмешаться:

— Дед Дубко, конечно, резковат, но человек он дельный. Зря болтать не будет. Проверено.

— Прекрасно, когда есть люди, которым можно верить, — сказала следователь, ни на секунду не оторвавшись от изучаемых ею документов.

Было понятно, что Криницына желает, во что бы то ни стало, оставить за собой последнее слово. Ни Посохин, ни Рыбакова не стали усугублять ситуацию и скромно промолчали.

Криницына, не поднимая головы, покосилась на сидевшего слева от нее Посохина. Майор боковым зрением ее взгляд поймал, но никак не отреагировал, продолжая сосредоточенно следить за дорогой.

Между прочим, некоторые полагают, что скромность это и есть наивысшее проявление гордыни. Молчание двух взрослых людей Криницына запросто могла истолковать как непризнание ими всех ее претензий на лидерство. Но она, видимо, так не считала и поэтому, удовлетворенная исходом беседы, снова углубилась в свои бумаги.

Взбрык молодого следователя произвел на обоих представителей старшего поколения не очень приятное впечатление. По нему они сделали вывод, что девушка довольно амбициозна и, вероятно, очень высоко метит.

Машина оставила позади мост через речку Серебрянку и, одолев подъем, выехала к церкви.

— Так, — сказал Посохин, чуть прибавляя скорость, — дальше нам по улице 2-ой Советской… Сразу за хлебным магазином и будет переулок Вербный… Нам нужен дом номер семь.

— Большая у вас церковь, — отметила следователь, оторвавшись от бумаг и посмотрев в окно.

— Большая, — кивнул Посохин. — Только вот все никак не восстановим ее в полном объеме.

Церковь в Бирючинске действительно была немаленькая. Но, к сожалению, она не являлась памятником архитектуры. Солидное здание из красного кирпича было типовой постройкой XIX века.

— А вы верующий? — спросила вдруг Криницына.

— Я? Нет. Я, скорее, агностик. Существование Бога допускаю, но считаю, что это маловероятно. Особенно в общепринятой форме. Но, в принципе, было бы очень даже хорошо, если бы все негодяи, хотя бы после смерти, получали по заслугам.

— А сами в ад попасть не боитесь, если Он есть? — спросила следователь.

Вопрос, по мнению Рыбаковой, был еще более бестактный, чем предыдущий. Возможно, девушка выросла в большом городе, в семье широких взглядов. А может, ее воспитанием занималась только мать, а отца она никогда и не видела. Барышни, выросшие без отцов, весьма часто ведут себя очень раскованно с мужчинами старше себя.

— Если ад существует, то я туда обязательно попаду. Есть за что. А бояться неизбежного глупо.

— Почему неизбежного? — Следователь разговаривала с Посохиным, деловито перебирая на коленях бумаги. — Если чувствуете за собой грехи, то почему вы их замолить не пытаетесь?

— Я не считаю, что грехи можно замолить. В какой-то мере искупить — да, можно. Делом. Впрочем, иногда даже словом. Бывают такие ситуации… А вот и нужный нам дом номер семь.

Посохин остановил машину у высоченного красного забора из металлопрофиля.

— За этим трехметровым устрашающим тыном и проживает гражданин Ищенко, — сказал майор, отстегнув ремень безопасности.

— Павел Петрович, а вы уверены, что он сейчас дома? — спросила Криницына, защелкивая папку.

— Был бы не уверен, вас бы не привез. Мой человек сказал, что он дома.

— Отлично. Пойдемте, Валентина Васильевна? — оглянулась назад следователь.

— Пойдемте.

Выйдя из машины, Криницына одной рукой оправила юбку, и, кокетливо держа черную папку за уголок, направилась к воротцам. Кнопку звонка, закрепленного на квадратном металлическом столбе, она придавила плавно, но решительно.

Рыбакова подошла и стала за ее спиной — от девушки чуть-чуть пахло дорогими духами — и посмотрела по сторонам. Уютный переулок, подумала она. Ни разбитой колеи посередине, ни сорняков вдоль заборов…

— Кажется, никого нет, — сказала Криницына, снова давя на кнопку.

— Он дома, Варвара Юрьевна, — заверил ее сидевший в машине с открытой водительской дверью Посохин. — Дома. Жмите.

— Кто там еще? — раздался из-за забора недовольный мужской голос.

— Здравствуйте, Григорий Степанович!

Поздоровавшись, Криницына оглянулась и вопросительно посмотрела на майора. Тот кивнул, подтверждая, что это голос Ищенко и мягко захлопнул дверь.

— Григорий Степанович, не найдете пару минуток для разговора с нами? Я из Следственного комитета.

Секунд пять за забором было тихо. Потом оттуда донеслось:

— А какие проблемы?

— У вас никаких. Они у нас. Хотим с вами проконсультироваться по одному вопросу.

— Не понял.

— Требуется ваша консультация. Научная.

Наступила длинная пауза. Удивление хозяина можно было почувствовать даже сквозь металлический забор. Это было именно удивление. Не страх.

— Правда что ли? Во, блин… Ну ладно, сейчас открою.

У мелких и средних российских предпринимателей весьма развито чувство опасности. Без этого качества им в стране просто не выжить. И если Ищенко так легко решился на незапланированную встречу с представителем органов власти, значит, каких-то особых угроз для себя он сейчас не учуял.

Защелкали замки. Их, судя по ячейкам, было два — на уровне груди и чуть выше коленей. Наверняка на ночь все хозяйство Григория Степановича запиралось еще и на засов. Это означало, что у человека в доме есть материальные ценности. И в большом количестве.

Воротца распахнулись. Маленький худенький мужчина лет сорока пяти в белых шортах и черной футболке — на груди портрет Брюса Ли, с интересом оглядел гостей.

Это был Ищенко. Рыбакова иногда покупала у него в ларьке рыбу. Некоторую ее часть ему поставляли местные мужики. Но все знали, что он промышляет, кроме того, и браконьерством. А вскоре, по слухам, ушлый предприниматель собирался запустить еще и рачью ферму.

— Вы из Следственного комитета? — с явным любопытством спросил он Криницыну. Заметив за спиной девушки Рыбакову, он на секунду перевел на нее взгляд. — Здравствуйте, Валентина Васильевна. Вы не в качестве понятой?

— Здравствуйте. Нет, — покачала головой Рыбакова и доброжелательно улыбнулась.

— Так, — Криницына деловито раскрыла черную папку и достала удостоверение, — я следователь, Криницына Варвара Юрьевна.

— Ни к чему это, — махнул рукой Ищенко. — Спрячьте. Я вам и так верю. Внешность у вас располагающая. Итак, милые дамы, зачем я вам понадобился?

— Требуется ваша помощь, — как можно душевнее сообщила Валентина Васильевна.

— Требуется — поможем. — Ищенко отступил в сторону, освобождая проход. — Прошу, девушки-красавицы.

Криницына смерила Григория Степановича с ног до головы деморализующим взглядом и с толикой кокетства произнесла:

— Спасибо. Вы очень любезны.

Заперев воротца, Ищенко провел нежданных гостий в просторную садовую беседку.

— Мы же ничего секретного обсуждать не будем? — с иронией спросил он, засовывая обе руки в задние карманы шорт. — Или в доме поговорим?

— Можно и здесь, — сказал Криницына, садясь за сияющий белизной пластиковый стол.

— Чего-нибудь выпьете освежающего?

Ищенко словно официант услужливо склонил голову.

— Нет, спасибо. Григорий Степанович, я вот к вам по какому вопросу… — Следователь положила папку с бумагами на стол. — Повторяю: вопрос абсолютно не имеет к вам никакого отношения. Так что не волнуйтесь.

— Я и не волнуюсь. — Ищенко сел рядом с Криницыной. Его тонкие пальцы, будто когти хищной птицы, ухватились за край стола. — Я даже рад. Такие красавицы не каждый день в гости ко мне приходят.

— Спасибо за комплимент, хотя визит у нас деловой. Говорят, что вы досконально знаете все рыбные водоемы Бирючинского района. Верно?

— Ну, в общем, правильно говорят. Знаю. Очень хорошо знаю.

Ищенко рассматривал девушку с нескрываемым интересом. Но Криницыну трудно было смутить даже самым плотоядным взглядом. Она с подобным к себе отношением впервые еще в тринадцать лет столкнулась. Уже привыкла.

— Я хотела кое-что узнать у вас про местные озера, — сообщила она деловито.

— Могу и про озера рассказать. Какое вас озеро интересует? Извините, Варя вас зовут?

— Лучше Варвара, — с улыбкой поправила его Криницына. — Расскажите про озеро Пионерское.

— Ага, про Пионерское… Что ж… Милая Варвара, раньше оно называлось Степкиным. Название вроде веселое, но история за этим кроется трагическая. В нем одна девушка утопилась. Степанида ее звали. В семнадцатом или восемнадцатом веке все это произошло. Ее казаки поймали в лесу во время сбора ягод и, так сказать, обесчестили. После всего этого безобразия она и утопилась в ближайшем озере. Раньше на Руси среди девиц так было принято. Это сейчас после подобного происшествия она на телевидении в карьерный рост пошла бы, как Опра Уинфри или какая-нибудь наша… барышня, а в восемнадцатом веке таким девушкам было очень даже непросто жить.

— Я в курсе. Даже в девятнадцатом веке им ой как непросто было жить. Читала и Куприна, и Достоевсого, и Толстого.

— Да? Это похвально. — Ищенко легким взмахом кисти смахнул со стола маленькую божью коровку. — Кыш!.. История, конечно, печальная, но какая есть. Что еще вам рассказать? А! Пионерским оно стало уже после революции. Октябрьской. Там в двадцатые годы наши бирючинские большевики летний лагерь организовали, пионерский. Палатки, костры, линейки, короче. Интересно было. Я сам до четырнадцати лет там каждое лето проводил. Потом я на каникулах уже в колхозе подрабатывал. А в войну там…

— Про войну можно опустить. Скажите, какие породы рыб водятся в Пионерском озере?

— Какая рыба водится? Разная. Из хищных окунь, в основном. Щуки там мало, а из таких… ну, карасики есть, плотва, красноперка…

— А еще? Что-нибудь особенное?

— А! Особенное… Синец попадается… Редко, правда. Белоглазка может взять. Ее там побольше будет.

— А эта порода, белоглазка, еще где-нибудь встречается?

— У нас?

— Да, поблизости от Бирючинска.

— В Лигани есть. А в Лигань она из Цимлянского водохранилища попала. В пятидесятые годы туда мальков запустили, ну, они после расплодилась и вверх пошли, к нам.

— А в Змеином озере белоглазка водится?

— Нет. Там ее нет.

— Точно?

— Точнее не бывает. В Пионерское она из Лигани попала, а Змеиное озеро, оно же в половодье Лиганью не заливается.

— А Змеиное же когда-то было руслом Лигани.

— Было. Только в то время белоглазки здесь не водилось. Я же говорю, что ее искусственно развели. Вернее, разводили синца, а белоглазка это его близкая родственница. Ответвление, так сказать. У нее чешуя крупнее, рыло такое… расплющенное, а рот вниз немного направлен. А главное, у нее глаза здоровые, лупатые… Белоглазка она, в основном, придонная рыба. В отличие от синца. У того рот такой, что на дне ему трудно пищу добывать.

— А письменно все это сможете изложить?

— Милая Варечка, я техникум закончил с красным дипломом.

— А кто вы по профессии?

— У-у-у, об этом теперь лучше не вспоминать. Сейчас я ИП, индивидуальный предприниматель. Розничной торговлей занимаюсь.

— А все-таки?

— Я потомственный садовод. В третьем поколении, между прочим. В девяностые, как только колхозные сады забросили, поскольку фрукты стало выгоднее из-за рубежа возить, я подумал-подумал и чуток переквалифицировался. Пошел в торговлю. И не жалею. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Теперь применяю свои прежние навыки только на своем участке. Приходите как-нибудь в гости. Угощу вас такими абрикосами, что пальчики оближите. Черешня у меня замечательная, виноград… Какие сорта вы любите?

— Мандарины.

— Вот мандарины у меня пока не растут. Но, знаете, для вас я выведу новый сорт и назову его вашим замечательным именем.

— Я соглашусь принять от вас такой дорогой подарок при условии, что вы мне сейчас изложите письменно все про белоглазку. И, конечно, укажите, где она водится. И где не водится тоже. Как?

— Ладно… Время только нужно.

— Сколько?

— Ну, в полчасика уложусь. Вам же нужно в научном стиле?

— В научном. Приступайте, пожалуйста.

— Я тогда… в дом пойду. Чтобы на таких замечательных красавиц не отвлекаться. А вы тут располагайтесь. Если хотите, можете по саду погулять. Он у меня большой, двадцать соток. Еще огород есть. Я ведь мужчина хозяйственный, работящий. Без дела не люблю сидеть. Скоро у меня, между прочим, свой бассейн будет. С ночной подсветкой, два с половиной метра глубиной. Приходите поплавать.

— Спасибо за приглашение. Пока бассейна нет, мы вас здесь подождем, в беседке. А вы приступайте, приступайте.

— Я тогда вам журнальчиков принесу. Чтобы вы не скучали. Совершенно свежие. Про моду есть.

— Спасибо, у меня в смартфоне Интернет имеется.

— А, ну да… Тогда я побежал излагать. Надеюсь, девушки скучать не будут?

— Да, пожалуйста. Мы найдем, чем заняться.

Когда Ищенко наконец ушел, следователь раскрыла папку и снова углубилась в бумаги, не обращая внимания на Рыбакову.

Валентина Васильевна не восприняла это как личный выпад. Девушка, вероятно, была не слишком общительна. Хотя в работе следователя умение наладить контакт с абсолютно незнакомым человеком имеет большое значение.

Впрочем, зачем ей налаживать со мной контакт, подумала Рыбакова. В нашем медленно, но верно угасающем Бирючинске эта целеустремленная девушка вряд ли надолго задержится. Пару лет поиграет в шерифа, и гуд бай моя деревня.

Валентина Васильевна вышла из беседки и огляделась. Дом у Ищенко был пусть и не новый, но добротный: кирпичный, под металлочерепицей, с мансардой и большой закрытой верандой.

«Наверное, — прикинула про себя Валентина Васильевна, — метров восемьдесят квадратных будет, а то и больше. Учитывая, что ни жены, ни детей у хозяина нет, по меркам Бирючинска площадь просто великолепная. Газ подведен, своя скважина… Учитывая размер и ухоженность участка, то денег на новую квартиру в Воронеже или даже Ростове хватит, если продать. Но хозяин, кажется, не больно туда спешит. Ему и здесь хорошо. Лучше быть первым в деревне, как говорит Дубко, чем десятым в городе».

Корин дослушал прогноз погоды, выключил радиоприемник и посмотрел на часы. Что-то беседа начинает затягиваться, подумал он. Тридцать четыре минуты уже прошло, как они вошли во двор. Неужели возникли какие-то сложности? Идти дамам на помощь или не идти?

Майор достал смартфон. В этот момент калитка отворилась и в переулок вышли Варвара, Валентина Васильевна и Ищенко, который держал в руке небольшое пластмассовое ведерко. Он был гораздо субтильнее и ниже своих гостий, и, стоя между ними с красным ведерочком, в грязноватых шортах, походил на детсадовца, только-только вытащенного из песочницы двумя строгими воспитательницами.

Ищенко собирался было направиться к машине — он уже сделал от калитки пару шагов, но Рыбакова его придержала за плечо. Потом что-то сказав, она взяла у него из руки ведерко. Ищенко заулыбался, зажестикулировал.

Варвара протянула ему руку. Неожиданно тот ее поцеловал. Девушка погрозила ему пальцем. Ищенко прижал руки к груди и, вероятно, начал горячо извиняться.

Когда Криницына и Рыбакова расселись в машине, Посохин спросил:

— Что за ведро?

— Это хозяин мне клубники преподнес со своих плантаций, — ответила Варвара.

— Зачем вы взяли?

— Это я взяла, — пояснила Рыбакова. — Варвара Юрьевна сразу отказалась. Сказала, что ей этика не позволяет. А мне позволяет. Я лицо неуполномоченное. Мы эту клубнику малышам в детский сад отвезем. Я господину Ищенко так и сказала, что он участвует в благотворительной акции.

— Этот мужичонка не столько клубникой хотел меня побаловать, сколько рассчитывал со мной поближе познакомиться. — Судя по тону, девушка была в этом абсолютно уверена. — Ведерко ведь мне пришлось бы назад везти. Надеялся, что я приеду без Валентины Васильевны. Ушлый тип.

— Про рыбу все разузнали?

— Да. Хотите почитать?

— Вы что с него письменные показания взяли?

— Конечно. Я и с Дубко их еще возьму. Приложу к ним фотографии пойманной Старухиным рыбы, а еще снимки и рисунки белоглазки из Интернета. Для продолжения следствия нужны весомые аргументы.

— Запрос в Агентство по рыболовству не будете направлять? — пошутил Посохин.

Но Варвара ответила по-деловому:

— Было бы неплохо, но вряд ли там знают что-либо про наше Пионерское озеро. Оно ведь маленькое и там наверняка никогда не велся рыбный промысел. Может, кто-то из местных природоохранителей в курсе наших рыбных дел? — Она обернулась назад. — Что скажите, Валентина Васильевна?

— Не думаю, что в последние двадцать лет у нас велись хоть какие-то исследования в этой сфере. Бюджет в районе скудный.

— У меня тоже есть подобные сомнения. Поэтому я и взяла письменные показания с Ищенко.

— Значит, дело вы закрывать пока не будете?

— Пока не буду. Надо с криминалистами еще раз побеседовать. Пусть повнимательнее все изучат. Не торопясь. Так… Мне, наверное, все-таки стоит в региональное управление Рыбоохраны позвонить, как вы считаете?

— В общем, не помешает, — согласился Посохин. — А я завтра утром еще раз берег озера осмотрю. Может, мы позавчера упустили что-нибудь.

— Да, стоит еще раз туда съездить. Знаете, поезжайте прямо сейчас. Пока рыболовы не затоптали там все окончательно. Завтра ведь суббота. Да и погода в любой момент может испортиться.

— Погода не испортится. Только что прогноз прослушал. Ясно, плюс тридцать два.

Но Криницына была неумолима.

— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Высадите меня где-нибудь ближе к центру, я до своей конторы и пешком доберусь.

— Хорошо. Сделаем. Начальнику по телефону доложусь и сразу на другой берег.

— У меня с собой есть фотографии с места гибели Старухина. Я вам оставлю. Могут пригодиться.

— Вы их в файлик переложите. Там, в дверном кармане, гляньте.

Криницына повернула голову направо и посмотрела вниз.

— Какой вы запасливый… У вас тут и целлофановые пакетики…

— Они тоже иногда бывают нужны. Нашел что-нибудь подозрительное и сразу в пакетик. … Криминалистов с собой весь день я не могу возить. Штат у нас небольшой…

— А сколько вы уже в полиции работаете?

— Почти двадцать лет. Сначала в милиции, теперь в полиции…

— Но в советское время вы не служили?

— Нет. Но если вас интересует, как тогда работа была построена, то поговорите с Карельским. Он много чего любопытного вам о тех временах поведает. Только про НКВД его не спрашивайте. В НКВД он не служил. Даже в качестве сына полка.

Варвара засмеялась. Она смеялась так искренне и звонко, что Рыбакова усомнилась в своих нелицеприятных выводах о ее душевных качествах.

глава IV

Свернув на обочину, Посохин остановил машину в нескольких шагах от тропинки, ведущей к Змеиному озеру, и попросил Рыбакову подать ему файл с фотографиями.

— Надо восстановить в памяти все нюансы. Вы можете пока размяться, подышать свежим воздухом. По идее он тут еще должен быть.

— Сейчас на свежем воздухе даже в тени жарковато уже. А у вас в салоне кондиционер как-никак.

— Это да… Радио тогда включите. Или возьмите в бардачке флэшку с записями.

— А я не буду вам мешать?

— Не волнуйтесь, никакого вреда вы мне не нанесете. Даже наоборот. Под музыку и думать сподручнее.

Рыбакова, склонив голову к плечу и заглянув в бардачок, протянула вперед руку.

— С правого края смотрите, — подсказал ей Посохин.

— А что у вас за музыка записана?

— Та, что делает людей добрее.

— Классика?

— Валентина Васильевна, я простой дядька из провинции. Какая классика?

— А как же Карельский? Он, например, большой поклонник классической музыки.

— Во-первых, он не простой дядька, а во-вторых, он вырос в большом городе, в интеллигентной семье… А я сын шофера и лаборантки, родился в городишке с населением в тридцать пять тысяч человек…

— Сейчас в Бирючинске побольше, чем тридцать пять тысяч проживает.

— Но филармонии здесь как не было, так и нет.

Посохин разговаривал с Рыбаковой и одновременно изучал фотографии, оставленные ему Криницыной. Вид у него был крайне сосредоточенный.

— Я точно вам не мешаю? — засомневалась Валентина Васильевна.

— Нет… Можете, как говориться, бухтеть и дальше про Большой театр…

Оказалось, что у майора на флэшке были записаны советские песни шестидесятых годов: Миансарова, Кристалинская, Мондрус… Странный выбор для брутального мужчины. Это были песни даже не времен его юности. Что давало бы хоть какое-то объяснение такому выбору.

Прослушав несколько песен, Рыбакова спросила:

— Если не секрет, почему вы предпочитаете мелодии шестидесятых?

— Они помогают мне окончательно не потерять веру в человечество.

У Посохина иногда было трудно понять: говорит он серьезно или шутит.

— А как же Шадэ? По-моему, вы слушали раньше Шадэ.

— Она что-то стала меня раздражать. Хочется благородной простоты, как говорит наш друг Карельский… В современных песнях много животного и мало человеческого. Теперь в приоритете инстинкты. Причем самые древние. Неумное желание обжираться всем и вся. Кстати, еда как таковая уже стоит далеко не на первом месте. … Что самое печальное, инстинкты эти до небес превозносятся еще и всем современным воспитательным комплексом… Кино там, телевидение, Интернет… Даже хорошим родителям очень трудно этому противостоять. Да еще школа все больше и больше утрачивает свои воспитательные функции.

— С Викторией что-то случилось? — в ответ на эту тираду сделала предположение Рыбакова. Посохин просто до чертиков обожал свою единственную дочь.

— С Викторией все в порядке. Пока, во всяком случае.

— Но страхи есть…

— Конечно. Мир медленно, но верно сходит с ума. И, возможно, сойдет с ума уже при нашей жизни.

Эдита Пьеха пела:

— Расскажи-ка мне дружок,

Что такое Манжерок.

Это место нашей встречи…

Посохин сложил фотографии и вопросительно посмотрел на Рыбакову.

— Со мной пойдете или в машине посидите?

— С вами, конечно, если можно. Хотя здесь и комфортнее.

— Ну, тогда пойдемте. Только не забудьте воду взять.

— Пусть бутылка лучше в машине остается. В холодке. Тут от озера три-четыре минуты ходьбы всего.

— Как хотите.

Посохин шел по тропинке первым и, как в прошлый раз, придерживал ветки кустов и деревьев, чтобы они не били по лицу Валентину Васильевну.

— Кстати, надо будет потом отвезти ведерко Ищенко, — напомнила она майору.

— Отвезем. Клубнику малышне мы передали… Ведро можно здесь, в озере, сполоснуть даже…

— Точно! Может…

— Сейчас возвращаться не будем, — предугадывая ее просьбу, бросил майор.

Первым делом Посохин направился к выложенному камнями кострищу. Падая, именно на него попал головой Старухин.

— Что тут у нас имеется?

Майор, присев на корточки, задумался.

Остановившись поодаль, Валентина Васильевна с любопытством присмотрелась к выложенной из камней окружности. Булыжники были увесистые. О любой из них разбить голову даже взрослому мужчине ничего не стоило. Но того камня, о который ударился Старухин, в этой цепочке, разумеется, уже не было. Место его прошлого пребывания прикрывал какой-то придавленный сухим комом земли увядший лист лопуха.

— Кровь на том самом камне есть, — вслух сказал Посохин, словно отвечая на немой вопрос Рыбаковой, — и это кровь Старухина. Соскоб ребята сразу взяли… Так, что дальше?..

Посохин, убрав лопух, внимательно осмотрел скрывавшуюся под ним глубокую вмятину.

— Валентина Васильевна, принесите мне пару-тройку пакетиков из машины. Они там, в дверном кармашке… Надо было бы сразу взять, но… — Майор выпрямился и расстегнул нагрудный карман рубашки. — Ловите ключи. Только запереть машину не забудьте.

Рыбакова выполнила полуприказ-полупросьбу быстро и без разговоров. Как говорится, назвался груздем — полезай в кузов.

— Держите, — только и сказала она, вернувшись и протягивая Посохину три целлофановых пакетика.

— Спасибо. Ничего, что я вас гоняю?

— Вы же здесь командир, — улыбнулась Рыбакова.

— Кровь на камне, об который приложился Старухин, присутствует… И на фотографии видно, что она с него стекала… Проверим, есть ли она в почве рядом с вмятиной от того камушка.

Посохин достал из кармана джинсов довольно большой перочинный нож и с помощью лезвия взял несколько проб земли рядом с углублением. Их он разложил по разным пакетикам. Что-то надписав на них шариковой ручкой, майор протянул эти три пакетика Рыбаковой.

— Отнесите все в машину, если вам не трудно.

Когда Рыбакова вернулась, Посохин стоял у кромки воды и внимательно смотрел на кострище. Пепла и головешек в нем было немного. Наверное, это место рыбаки посещали нечасто. Или кто-то не так давно привел все в порядок?

— Могли его толкнуть? — спросил майор, подняв на Валентину Васильевну глаза. — Включите воображение.

— Старухина? Ну… Теоретически, наверное… А следов борьбы на теле нет?

— Нет. Ни на теле, ни на одежде… У него вообще нет никаких особых ушибов. Земля тут довольно мягкая, травка…

— А кто труп нашел?

— Рыбак один. Он на другом конце озера сидел, пришел туда еще затемно… Наткнулся на тело гражданина Старухина, когда домой шел…

— Тот был жив?

— Нет. Я же сказал: наткнулся на тело. Старухин умер примерно через три часа после получения травмы.

— Рыбак ничего не слышал? Падая, Старухин мог вскрикнуть, ругнуться… Может, он стонал потом… Озеро ведь не очень большое. И утром тихо совсем. Да, птицы щебечут, конечно, но шумом это назвать никак нельзя.

— Говорит, что никакого крика не слышал. Но это не значит, что Старухин упал без единого звука. Да и застонать он мог, хотя почти сразу же потерял сознание. Дело в том, что рыбак этот человек весьма пожилой, а мужчины с возрастом нередко в значительной мере теряют слух. С женщинами такое случается реже…

— А больше никто в тот день здесь не рыбачил?

— Нет.

— Уверены?

— Православский лично два раза все озеро обошел. У нас народ неаккуратный, если бы что-то свежее было — кострище, окурки, бутылки, капитан не упустил бы.

— Змеиное среди рыбаков не очень популярно.

— Вот именно… — Посохин снова спустился к воде. — От следа сапога Старухина до камня, о который он навернулся, согласно протоколу два метра двадцать три сантиметра. Сам он ростом чуть более ста восьмидесяти… Поскользнувшись, он, скорее всего, сделал небольшой шаг назад… — Посохин огляделся. — Вполне возможно, вполне возможно… — Или два совсем маленьких. Уже падая, инстинктивно оглянулся…

Полицейский изобразил резкий поворот головы.

— Он точно не затылком ударился?

— Нет, рана у него чуть повыше уха.

— А какой у него был вес?

— Приличный. Девяносто восемь кило. И башка у него здоровенная. — Посохин еще раз измерил взглядом расстояние от кромки воды до кострища. — В крайнем случае, следственный эксперимент проведем. Подберем подходящего человечка и проведем. Если на то будет воля сверху, конечно. Да, Валентина Васильевна?

— Вам виднее. Подождите, а куда он голову повернул — налево или направо?

— Налево. Камни же от него слева. Справа только травка.

— Да, тогда правильно. Опасность была слева.

— На первый взгляд несчастный случай. На второй тоже. А не могли мы с этой белоглазкой ошибиться? Вдруг пару-тройку рыбин каким-то Макаром сюда все же занесло?

— Павел, вы у меня спрашиваете?

— Валентина Васильевна, а тут больше никого нет. Ладно, давайте еще здесь полазаем.

— А зола в костре теплая была, когда труп нашли?

Посохин улыбнулся.

— Предполагаете, что кто-то сжег секретные документы прямо здесь, не отходя от трупа? Шучу. Нет. Никто костер тут утром не разводил. И ночью, скорее всего, тоже. В описании места происшествия ребята это отметили бы.

— И никто по берегам Змеиного костров той ночью тоже не жег?

— Я же говорил: Православский два раза озеро обошел. Следы от костров он нашел в четырех местах, но все они давние.

— Проезжать утром или ночью мимо озера никто не мог? На той стороне озера дорога есть. Проселочная. До нее отсюда всего метров двести.

— Я знаю. Но вряд ли что-то из окна машины можно оттуда толком разглядеть. Да и кто, едучи по проселку, будет по сторонам глазеть? Обойдется себе дороже.

— Давайте, я на ту сторону схожу. Все-таки посмотрю на вас прямо с дороги.

— Ну, сходите. Хотя Православский оттуда уже дважды смотрел. … Что ж, проверим еще раз. — Посохин выпрямился во весь рост. — Я здесь останусь, на этом месте. Буду изображать Старухина.

Рыбакова вернулась минут через пятнадцать.

— Быстро вы, — отметил Посохин.

— Я бегом. С дороги ничего не видно. Кстати, камни для кострища, скорее всего, оттуда принесли. Там пара ям ими засыпано. Вы не приседали?

— Нет. Минут десять стоял примерно там же, где Старухин поскользнулся. Потом поднялся на середину склона, к кострищу. Я, кстати, ростом даже повыше него.

— Камыши и кусты мешают хоть что-то разглядеть. Ивы еще. Я и туда-сюда прошла, и даже подпрыгивала — вас все равно не видно. Но горящий костер рассмотреть, скорее всего, оттуда можно.

— Костер тут никакой особой роли не играет.

— А если вдруг большую часть продуктов горения выбросили в озеро?

— Валентина Васильевна, не нужно сосредотачиваться на головешках. Если их выбросили, то мы эти головешки уже не найдем. Не забивайте себе голову. Давайте лучше мы еще раз все кругом осмотрим. Где-то в радиусе пяти метров.

— Почему пяти?

— У нас очень немногочисленная группа. Поэтому.

— А если мы упустим что-то важное? Павел, вдруг что-то из улик было выброшено вон туда, в лес. Подальше отсюда.

— Валентина Васильевна, мы еще ограничены и по срокам. Законом ограничены. А мы здесь можем провести в поисках не один день. Но если, как вы говорите, нечто важное и было выброшено нашим воображаемым преступником, то оно было выброшено в озеро, а не туда. — Посохин сжал кисть и через плечо указал большим пальцем в сторону леса. — Именно водоем для такого противоправного действия оптимальный вариант. Как показывает практика.

Рыбакова на секунду задумалась.

— Да, пожалуй, я сглупила. Воображение сыграло со мной в данном случае злую шутку.

— С начинающими сыщиками такое случается. Кстати, там, на дне, наверняка изрядный слой ила. Думаю, вам по пояс будет. Как, будете нырять?

Рыбакова покачала головой.

— Я очень боюсь пиявок. И я знаю, что они тут есть.

— Не пиявки главное препятствие. Тут довольно глубоко и вода очень холодная. Поскольку ключей бьет много на дне. … Нет, водолазов, конечно, можно вызвать, но не вижу особого смысла. Нам их дадут максимум на сутки. Как показывает практика. Ибо мы ищем не труп и не оружие.

— Возможно, вы и правы… Значит, время смерти уже определили?

— Конечно. Наши приехали в самом начале двенадцатого. А умер он часов около восьми.

— Что ж, давайте осмотримся еще раз.

— Я здесь у берега проверю, а вы возле тропинки посмотрите.

Когда Валентина Васильевна закончила осматривать обе обочины, Посохин продолжал, согнувшись в три погибели, выглядывать прибрежный участок.

Рыбаковой хотелось пить, и она после недолгого раздумья пошла по тропинке назад, к машине.

— Нашла, нашла! — закричала она через несколько шагов.

— Что там у вас?

— Жевательная резинка!

— Ну? Ее кто-то выплюнул? Комочек что ли?

— Нет! Пачка начатая.

— Не трогайте!

Посохин быстро подошел к Рыбаковой.

— Где?

— Вон! — указала носком кроссовки Валентина Васильевна.

Посохин сделал несколько снимков на смартфон, потом достал из кармана рулетку и замерил расстояние от тропинки до лежавшей в траве пачки.

— Двадцать семь сантиметров…

Майор с помощью перочинного ножа поднял примерно наполовину использованную упаковку жвачки.

— Она тут недавно. Почти не запылилась. … Фруктовая… Как ее Православский просмотрел?

— Я ее заметила, потому что фольга на солнце блеснула. Сейчас солнце вон где, а в двенадцатом часу оно было там… Вот этот кустик тень давал.

— Логично.

— Думаете, это Старухин ее потерял?

— Допускаю, но… Место не слишком глухое. Надо спросить у вдовы, использовал ли Старухин по жизни жевательную резинку или нет.

— А вы что-нибудь нашли?

— Две копейки советские, три монетки современные по пятьдесят копеек, грузило и цевье от сломанного крючка. Но все это ничего нам не дает. Как и жвачка, скорее всего… Так, несите ведро. Вы же к машине шли? Пополощем его и поедем.

— Слушаюсь, товарищ майор.

Набирая в ведро воды, Рыбакова обратила внимание на половинку сигаретной пачки, лежавшую в нескольких шагах от нее.

— А вон то что? — обернулась она к Посохину, указывая на кусочек картона. — Вы смотрели?

— Это я положил. А пачка старая… Возле кустов валялась. Пока вы ходили за ведром, я взял образец ила из озера. Положил, чтобы он подсох немного. Сверим с тем, что на сапоги Старухина налип.

— А разве вчера ваши ребята образец не взяли?

— Взяли. Должны были взять. Но лучше подстраховаться.

— Да. Позавчера все не выглядело как убийство.

— Сейчас этого тоже однозначно утверждать нельзя. У нас лишь появились некоторые факты, которые требуют своего объяснения.

— И?

— Будем выяснять. И сделать это надо как можно быстрее.

Посохин, достав смартфон, ткнул два раза пальцем в экран и поднес аппарат к уху.

— Олег, — после небольшой паузы произнес он жестко, — тебе пробы ила со Змеиного озера представили?.. С грязью на сапогах не сверял?.. Приказа не было? Понятно. … Проверь. … Прямо сейчас проверь. … Да, срочно. Проверишь — позвони.

Посохин отключил смартфон и сунул его в нагрудный карман рубашки.

— Слышали? Пробы ила они все-таки взяли, только не стали их сверять с грязью на сапогах Старухина. Им, видите ли, и так было все ясно. Ежиков блиндаж!

— Так что, в город возвращаемся?

— Пока нет. Подождем результатов экспертизы. Может, придется на Пионерское озеро заехать, ковырнуть там землицы. Ведь белоглазку Старухин мог поймать именно в его водах. — Майор немного помолчал. — Или в Лигани. Однако, это менее вероятно. Никто не видел, чтобы он в то утро там рыбачил. Хотя, и на Пионерском его никто не видел. Но про озеро Пионерское во время опросов рыбаков наши даже не заикались. Кто ж знал, что рыбка-то оттуда.

— Тогда будем ждать.

Посохин посмотрел на часы.

— Подкрепиться не хотите? У меня в машине бутерброды и чай есть.

— А вы будете?

— Надо бы.

— Если на двоих хватит, то не откажусь.

— Виктория всегда с запасом кладет.

— А я думала, что жена о вас заботится.

— Пока каникулы дочь по утрам папу кормит и сухпай ему собирает. Позволяет маме подольше поспать.

— Молодец.

— Угу… Решайте, в машине перекусим или на бережке расположимся?

— Пойдемте в машину. Здесь уже что-то совсем жарковато становится.

Валентина Васильевна соврала. На берегу озера было не так уж и жарко. Просто ей не хотелось сидеть и есть бутерброды, пить чай почти на том же месте, где недавно умер человек.

— Что ж, берите тогда ведерко и вперед.

Они уже допивали чай, когда Посохину позвонили из лаборатории. Слушал он молча, а по его лицу было трудно догадаться о чем идет речь. Отключив смартфон, майор сказал:

— Грязь на сапогах Старухина идентична пробам ила из Змеиного озера.

— И что теперь? На Пионерское озеро мы уже не поедем?

— Да, сегодня не поедем.

Посохин допил чай и, завинтив крышку термоса, вышел из машины. Валентина Васильевна, держа перед собой пластиковый стаканчик с недопитым чаем, тоже выбралась наружу.

Майор стоял на обочине проселка в четырех шагах от машины и, заложив руки за спину, смотрел куда-то в степь. Рыбакова понимала, что сейчас ему лучше не задавать никаких вопросов и тем более не давать никаких советов.

По голубому небу медленно плыли восхитительно-белые зефирины облаков, легкий ветер невидимой рукой гладил ковыль, пряно пахло степным разнотравьем и на секунду Рыбаковой показалось, что не расследовать смерть человека приехали они с Посохиным сюда, а просто полюбоваться чудесной русской природой.

— Ай! — воскликнула Рыбакова. — Вот чертовка…

Она двумя пальцами аккуратно сняла с края стаканчика небольшую черную букашку и откинула ее в сторону.

Посохин резко обернулся.

— Ну что, едем домой?

— Давайте еще немного здесь побудем, — попросила Валентина Васильевна. — Красиво. … Я как раз чай допью.

Майор огляделся.

— Да. Красиво. … Что ж, допивайте чай и потом поедем.

Глава V

— Все, Павел Петрович, дело по факту гибели гражданина Старухина я закрываю, — усаживаясь за стол, сказала Криницына. В больших модных очках она выглядела еще эффектнее.

— Несчастный случай? — похлопывая себя по колену ладонью, спросил Посохин. Он вырос в простой семье и поэтому присел на стул еще до того, как это сделала женщина. Но, возможно, он поступил бы иначе, не будь эта женщина очень молодой, довольно красивой и весьма напористой.

— Да, — с излишней беззаботностью, как показалось Посохину, ответила следователь, — несчастный случай. Вы видели результаты экспертизы?

Посохин слегка кивнул.

— Видели, — открывая папку с бумагами и не глядя на майора, констатировала Криницына. — На подошвах сапог Старухина у нас что? Правильно! Ил. Он откуда, как установила экспертиза?

Посохин перестал постукивать себя по колену и потер висок указательным пальцем. Это означало, что он готов к бою.

— С озера Змеиного, — сказал майор с веселым вызовом.

Криницына подняла голову.

«Как же ей идут эти очки, — подумал Посохин. — Почему она их постоянно не носит?»

— Да, как ни странно, именно оттуда! Скажите, что этого вам мало? Пожалуйста, могу продолжить. Форма раны на голове совпадает с формой камня, на который он упал? Совпадает. Падая с высоты своего роста, мог он получить травму такой тяжести? Легко! Между прочим, если бы его нашли раньше, у него был бы шанс выжить.

— Шанс остаться на всю жизнь идиотом у него был.

— Нет, это что-то! — всплеснула руками следователь.

Жест у Криницыной получился умилительным, полудетским. Посохин хотел было улыбнуться, но вовремя спохватился. Его улыбка запросто могла усугубить ситуацию. В спорах с женой именно так всегда и происходило. В эмоциональном запале Марина всегда трактовала его улыбку как уничижение ее женского достоинства. Криницына тоже могла подобным образом отреагировать. А ему сейчас это надо?

— Хорошо, а как же белоглазка? — стараясь придать лицу смиренный вид, спросил Посохин.

— Вы исключаете возможность попадания икры или мальков белоглазки в Змеиное озеро? — сбавив тон, ответила вопросом на вопрос следователь. Она, видимо, почувствовала, что перегибает палку. Портить отношения с начальником уголовного розыска наверняка не входило в ее планы.

Посохин тоже не собирался с ней ссориться. У него и так врагов в районе было выше крыши. Особенно среди чиновников.

— На сто процентов нет, — сказал он прямо, надеясь, что и Криницына продолжит курс на сближение их позиций в этом деле.

— Отдел экспедиционных исследований водных биоресурсов Азовско-Черноморского территориального управления Росрыболовства тоже считает, что нет. Читали их заключение?

Посохин покачал головой.

— Так о чем мы с вами здесь разговариваем? Впрочем…

Криницына достала из папки два скрепленных листа формата А4.

— Ознакомьтесь.

Майор прочитал заключение и, не говоря ни слова, вернул его Криницыной.

Следователь снисходительно улыбнулась. Видимо, сочла молчание собеседника признанием ее правоты. Однако она пожелала это признание еще и услышать.

— Ну, что теперь скажите? — спросила она, с победным видом подавшись вперед и сложив перед собой руки словно первоклассница.

— Можно позвонить? — вежливо поинтересовался Посохин, доставая смартфон.

— Конечно. Вы же тоже на работе, кажется.

Криницына сказала это с легкой иронией.

Посохин не обиделся. Он слышал в свой адрес и не такое. В том числе и от представительниц прекрасного пола. Правда, когда дамы или барышни начинали изрыгать площадную брань, он мысленно лишал их права называться женщинами. Они переходили у него в сонм гражданок.

По его наблюдениям, откровенная грубость обычно была свойственна гражданкам либо очень недалеким, либо крайне эгоистичным. Варвару Юрьевну никак нельзя было отнести ни к одной из этих категорий. К счастью для окружающих.

В криминалистической лаборатории долго не брали трубку. Наконец, Посохин услышал голос Гурова:

— Петрович, ты?

— Я. Не разбудил?

— Прикалываешься?

— Не-а, шутю. Сделал, что я просил?

— Петрович, извини, у меня не тысяча рук. Подожди еще минут десять. Идет? Я сам тебе позвоню.

— Договорились. Жду.

Посохин не стал прятать смартфон в карман, а положил его перед собой на стол.

— Вы у меня весь день будете сидеть? — спросила Криницына. — Собираетесь взять меня измором?

Вопросы были заданы Посохину уже без намека на иронию, а с легкой печалью, что все-таки давало ему надежду на положительное разрешение маленького служебного конфликта.

— Нет. С минуты на минуту должны поступить новые данные.

— Какие?

— По делу Старухина.

— Я вам не достаточно ясно все объяснила?

— Варвара Юрьевна, вы все очень хорошо объяснили. Ваши доводы мне понятны. Давайте немного подождем.

— Чего?

— Результатов экспертизы.

— Еще одной? И что это даст?

— Я пока не знаю.

— Не знаете? Замечательно!

Следователь снова повысила голос. Посохин тотчас мягко заметил:

— Варвара Юрьевна, ее результаты, между прочим, могут подтвердить не мою, а вашу правоту.

— Даже так, — Криницына пристально посмотрела на майора. — То есть, шансы на победу у нас равные?

— Конечно. Все по-честному.

Но Криницыной, вероятно, показалось, что есть во всем этом какой-то подвох.

— Итак, при раскладе в мою пользу дело Старухина мы закрываем? — не сводя глаз с лица майора, спросила она.

— Закрываем. В связи с отсутствием состава преступления.

— Ловлю вас на слове. — Криницына включила компьютер и подвинула к себе клавиатуру. — А пока продолжаем работать и ждем результатов…

— Так точно. Дайте только мне какую-нибудь книжку почитать. Чтобы ожидание не было тягостным.

Криницына протянула майору дешевое издание Уголовного кодекса в затертой бумажной обложке. Оно лежало у нее на углу стола поверх стопки папок с документами.

— Читайте.

Посохин сначала протянул руку, но потом опустил ее и спросил:

— А с комментариями у вас нет? Желательно самое свежее издание.

Вернув книжицу на место, Криницына открыла ящик стола и положила перед Посохиным толстый том в добротном синем переплете.

— Могу предложить только прошлогоднее.

— Годиться.

Олег Гуров позвонил из лаборатории спустя двадцать семь минут. Выслушав его, Посохин сказал:

— Варвара Юрьевна, к сожалению, дело пока закрывать рано.

— Почему? — выглянула из-за монитора Криницына.

— Крови гражданина Старухина в образцах почвы, взятых рядом с камнем, о который он расшиб голову, нет ни капли.

— Она точно должна там присутствовать?

— Криминалисты говорят, что да. Рана проникающая, и кровопотеря у Старухина была довольно значительной.

— Выражайтесь точнее. Мне еще не все материалы экспертизы передали.

— Не менее пятисот миллилитров.

Посохин соврал. На самом деле, потеря крови составляла не более четырехсот миллилитров.

Криницына сделала серьезное лицо.

— И что вы предлагаете?

— Нужно ехать на Пионерское озеро.

— Думаете, мы кровь Старухина именно там найдем?

— Предполагаю, что там. Поедете?

Криницына задумалась.

— Может быть, вы и правы, — сказала она, выразительно вздохнув, и посмотрела на часы. — Сколько времени это займет?

— Доедем за полчаса. А как дальше сложится, не знаю.

Следователь забарабанила пальцами по столу. Ногти у нее были длинными, и звук получался звонким, цокающим.

— Ну, хорошо. — Она потянулась к телефону. — Я только начальство в известность поставлю. И попрошу, чтобы нам дали криминалиста. Ехать нужно во всеоружии.

— Полностью вас поддерживаю.

Когда они садились в машину, Криницына с горечью бросила:

— Мне из-за вас сегодня придется почти до ночи на работе торчать. А я на вечер уже… Ай!

Криницына махнула рукой. Ее расстройство не выглядело нарочитым.

— Если мы кровь Старухина на Пионерском не найдем, — успокоил ее Посохин, — я вам и вашему возлюбленному в кафе «Магистраль» ужин оплачу. Вам надо будет только дату и время назвать.

— Нет у меня никакого возлюбленного.

— Тогда что вы так расстроились?

— Не знаю.

Озеро Пионерское было не таким большим, как Змеиное, но времени, чтобы его обойти и наметить все береговые участки, где мог рыбачить Старухин, понадобилось все-таки немало.

— Ну, с какого места начнем? — спросил Гуров, отряхивая зеленоватую пыльцу со стареньких джинсов. Было трудно определить, к кому криминалист обращается, поскольку стоял он буквой «г» и смотрел вниз.

— Давай с наиболее перспективных, — взглянув на сердито молчавшую Криницыну, сказал майор. Он предположил, что следователь уже немного подустала лазить по зеленям, и поэтому ее настроение снова начало портиться. А, значит, инициативу следовало взять на себя. — Таковых мест у нас три. Одно из них прямо перед тобой.

— Три — не десять, — заметил Гуров, кладя чемоданчик с реактивами на дощатые мостки. — Уже хорошо.

— Возможно. Итак, сначала ищем следы крови визуально.

— А они должны тут быть?

— Они могут тут быть. Как мы с Варварой Юрьевной полагаем.

Криницына возражать майору не стала, а лишь строго на него посмотрела. Посохин сделал вид, что благодарен ей за молчание. Прикрыв глаза, он кивнул.

— Намекаешь на то, что мне надо быть крайне внимательным? — спросил Гуров и почесал нос.

— Намекаю.

— Вас понял. Ищем по-взрослому.

Криминалист достал из чемоданчика резиновые перчатки.

Осмотр первого участка положительных результатов не дал. Больше всего расстроилась Криницына.

— Если уж здесь нет… А место ведь самое подходящее: мостки, никакой травы у берега, костер есть даже где развести…

— Ну, вряд ли Старухин выбирал место для рыбалки по таким критериям. Комфорт здесь не главное.

— А что главное?

— Главное: клюет здесь рыба в данный момент или нет. И если клюет, то насколько хорошо.

Следующий участок тоже оказался чистым. Криницына совсем скисла.

— Зачем я вас только послушала… Уже больше двух часов потеряли. И у меня такое впечатление, что это только начало. Я права?

— Варвара Юрьевна, не надо горьких сожалений. Все будет тип-топ, — успокоил ее Гуров. — У Павла Петровича нюх знаете какой — ого-го! Прямо доберман пинчер.

— Он что, никогда не ошибается?

— Путь к истине часто очень извилист. Ошибки неизбежны.

— Ага, значит, иногда проколы у него все-таки бывают.

— Среди преступного элемента тоже не все дураки. Иногда такое сварганят, что с первого раза и не сообразишь. Но подавляющее число задач Павел Петрович решает влет.

— Ваши слова вселили в меня бешеный оптимизм.

— Тогда переходим на другое место, — извиняющимся тоном предложил Посохин.

Следующий предназначенный для осмотра береговой участок был менее окультурен, чем два первых: отсутствовали мостки, на значительной его части трава доставала почти до колен, а прогал между распластавшимися по водной глади листьями кувшинок не превышал и четырех с половиной квадратных метров.

— И здесь можно ловить рыбу? — удивилась Криницына.

— Вполне. Смотрите, — взмахнул рукой Гуров, — какая голенькая тропка к берегу идет. Понятно, что ходят по ней регулярно. А значит, рыбка тут ловится.

— Олег, исследуй те места, где травы либо совсем нет, либо она очень невысокая.

— Остальной ландшафт не осматривать? — словно хирург, шевеля поднятыми вверх пальцами в резиновых перчатках, игриво спросил Гуров.

— Какой смысл. Если бы в зарослях болотной крапивы или плакуна лежал человек весом в сто килограммов, то он все стебли поломал бы. Но ведь ничего такого здесь не наблюдается. Согласен?

— Ну да, ну да…

— Простите, а где вы здесь видите крапиву? — спросила Криницына, как понял Посохин, с изрядной долей небрежения. — Я знаю, как она выглядит.

— Варвара Юрьевна, идите сюда.

Криницына спустилась ниже по склону.

— Вот это растение, — Посохин присел на корточки, — с ветвистым стеблем и белыми цветками в народе называется болотная крапива. А вы, скорее всего, имеете в виду крапиву двудомную. Коренные бирючинцы ее жигукой кличут. Кстати, — Посохин выпрямился, — а вон там, дальше, с розовыми цветками, — мята. Можете нарвать.

— О, мяту вижу! — воскликнул Гуров. — Надо будет потом себе тоже нарвать.

— Где мята? — повернулась к нему Криницына.

— Смотрите правее.

— Где?

— Еще правее.

— Это? — указала наманикюренным пальцем следователь.

— Угу.

— А почему она такая большая?

— Мята почти до полуметра вырастает, — пояснил Посохин. — Олег, приступай. Время идет.

— Работаю!

Через некоторое время Гуров подозвал к себе майора.

— Смотри, здесь кто-то дерн сверху снял. И вроде недавно.

— На кровь почву проверь. Может, кое-какие следы все же остались.

— Один момент.

Гуров достал из чемоданчика ультрафиолетовый осветитель.

— Расступись честной народ…

— Ну?

— Ямщик не гони лошадей, — весьма приятным баритоном пропел Гуров. — Фюнф минутен, гер майор, фюнф минутен…

Но уже через полторы минуты он радостно закричал:

— Есть кровушка, Петрович, есть!

— Возьми пробы. Сверим с кровью Старухина.

— Считаете, здесь его убили? — спросила Криницына, внимательно наблюдая за манипуляциями криминалиста.

Посохин огляделся.

— Похоже. С другого берега, думаю, тела не видно было — кусты мешают, а если смотреть сверху, с тропинки, его заросли болотной крапивы от посторонних взоров в то утро прикрывали. Лежащее тело могли еще и чем-нибудь накрыть. Для пущей безопасности. Плащом, например. Накрыли, осмотрели окрестности, а потом подняли и понесли.

— Все равно риск большой, — заметила Криницына. — Случайный прохожий мог и к воде спуститься. Скажем, рыбак какой-нибудь. Предположив, что здесь клюет.

— Вряд ли. По рыбацким обычаям это было бы хамством. Человек место за собой уже застолбил и нечего другим сюда лезть. … Допускаю, что рядом с телом все время кто-то оставался. А его соучастник в это время проверял, безопасен ли путь…

— Безусловно, — поддержал майора Гуров. — А если бы какой-нибудь дурачок после убийства Старухина сюда все же спустился бы, то сейчас, как минимум, мы имели бы еще один труп.

— Но вы забываете, что сюда все-таки кто-то спустился, если Старухин был убит, — заметила Криницына саркастически.

— Тот, кто спустился к Старухину, не рыбачить здесь собирался.

— Но одет он был, — веско предположил Гуров, — скорее всего, как рыбак. В плаще, в сапогах… Шел вроде бы мимо, достал сигарету, спустился к воде, попросил прикурить…

— Старухин не курил, — напомнила ему Криницына.

— Правильно. Убийца извинился и, пристроившись сзади, шандарахнул его по голове камушком. Берег здесь с довольно крутым подъемом, поэтому бить Старухина по голове было удобно даже человеку среднего роста.

— Так удар был нанесен, когда Старухин стоял?

— Варвара Юрьевна, у меня, кроме Старухина еще четыре трупа на руках. Про аварию на трассе слышали?

— Значит, работу по Старухину вы до конца не довели?

— Вы же сами сказали, что это не убийство. Что время было зря терять.

— Я сказала: вряд ли это убийство. Улавливаете разницу? Я напишу докладную Александру Петровичу.

— Пишите. Но дела, между прочим, не я закрываю.

— Тихо. Ударил он слева, — в раздумье протянул Посохин, — а не справа…

— Предполагаете, что убийца левша?

— Возможно. Но допускаю, убийца просто учел расположение кострища на том месте, куда он собирался перетащить труп и изобразить несчастный случай.

— А почему он не изобразил его здесь?

— Черт его знает…

Гуров осмотрелся.

— Берег тут довольно крут… Угол почти пятьдесят градусов. Даже, наверное, больше. При падении смертельный исход маловероятен. Даже если сюда камней натаскать. А на Змеином наклон около пятнадцати градусов. Чувствуете разницу?

— А если их поближе к воде положить? — с деловым видом задала очередной вопрос Криницына.

Посохин слегка поморщился. Для него ответ был очевиден.

— Тогда Старухину, чтобы на них головой попасть, пришлось бы зайти прямо в озеро, а тут уже у самого берега глубоко. А на нем были обычные сапоги, не бродни.

— Да, что-то я не подумала, — безропотно согласилась Криницына. — Или он должен был бы упасть не назад, а влево, боком. Что было бы странно… Пожалуй, место действительно неподходящее.

— Полностью с вами согласен, — кротко произнес Посохин. Амбициозным девушкам нужно время от времени поддакивать, чтобы они как можно дольше не заносили вас в список своих врагов.

Криницына сделала глубокомысленное лицо.

— Получается, убийца очень хотел все представить именно как несчастный случай. Возможно, камень со Змеиного озера он даже некоторое время с собой носил. Ждал подходящего момента.

— Не исключено, — заметил Гуров, застегивая свой чемоданчик.

Посохин кивнул.

— Очень хотел. Потому что в случае насильственной смерти Старухина, он не мог остаться вне подозрений.

— Кто-то из ближнего круга Старухина это убийство совершил, — сделала вывод Криницына.

— Не обязательно, — присев на корточки и ополаскивая руки, сказал Посохин. — Но они наверняка были знакомы. И учитывая, что дело дошло до смертоубийства, очень возможно, неоднократно ссорились.

— Интересно из-за чего?

Глава VI

— Здрасьте… Я Старухина. Мне к следователю надо. У меня мужа убили…

Романтичное бирюзовое платье на гостье соответствовало модным тенденциям текущего сезона. Но даже в нем она очень походила на советскую парковую скульптуру «Женщина с веслом». Подобные могучие изваяния нередко можно видеть в старых кинофильмах. Кстати, черты лица у Старухиной тоже были скульптурные.

Криницына указала рукой на стул.

— Здравствуйте, Вера Андреевна. Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь.

Старухина переложила сумочку в левую руку и закрыла дверь.

— Это вы следователь, да? — поворачиваясь лицом, спросила она. — Вы не думайте, что я не переживаю по поводу мужа… Ну, что я не в черном. Просто у меня ничего подходящего нет. Я договорилась с соседкой одной насчет платья — у ее старшей сестры почти такой же размер как у меня. Но к ней ехать надо на другой конец города, а соседка с ночного дежурства пришла, я постеснялась ее беспокоить…

— Хорошо, хорошо. Я все поняла. Проходите. Меня зовут Варвара Юрьевна Криницына.

Вдова чуть ли не солдатским шагом, постукивая каблуками, прошла к столу и села на предложенный ей стул. Он под ней скрипнул, хотя женщину нельзя было назвать толстой.

— Вы такая молодая, — ставя сумочку на пол, сказала Старухина с нарочито подчеркнутым удивлением.

Наверное, гостье хотелось сказать это с упреком, но она все-таки не посмела. Криницына снисходительно улыбнулась.

— В Следственном комитете, как ни странно, я уже не первый год работаю. Будьте любезны, ваш паспорт…

— Да-да…

Документ Старухина достала из сумочки быстро, особо в ней не роясь.

— Вот. Он не просрочен. Менять мне его только через три года, — сообщила она зачем-то.

Вероятно, причиной тому послужил обычный административный трепет. Ведь страх перед государственной машиной у российского обывателя почти животный и, сталкиваясь с чиновником, он всегда, так или иначе, старается подчеркнуть свою законопослушность. Тем паче, если этот обыватель — женщина. Они более подвержены всяким фобиям.

— Так-так… Скажите, Вера Андреевна, у вашего мужа были враги? — просматривая паспорт, спросила Криницына. Ее особо интересовало, был ли брак со Старухиным для этой крупной, но довольно симпатичной женщины первым. Привлекательные женщины очень редко ограничиваются одним мужем, а оставленные мужья иногда бывают мстительными. Особо опасны в подобных случаях мужчины умные. Даже если они не слишком образованны.

— Враги? — Старухина пожала крепкими плечами. — Не знаю… Какие у него могли быть враги? Мы люди простые, миллионов в зарубежных банках не прячем. Живем от зарплаты до зарплаты.

Жену погибшего, судя по ее недешевой одежде, было довольно сложно отнести к простым людям. Симпатичное бирюзовое платье в мелкий белый цветочек приобреталось явно не на одном из местных базаров. Белые босоножки, скорее всего итальянские, тоже (Криницына, выросшая в большом городе, неплохо разбиралась в нарядах). А если сюда приплюсовать красивые золотые сережки с алмазиками в небольших, плотно прижатых к голове ушках вдовы, то картина после ее слов о жизни на одну зарплату вырисовывалась весьма интригующая. И она требовала серьезного анализа.

Криницына перефразировала вопрос:

— Он с кем-нибудь ссорился в последнее время?

— В последнее время?

— Ну да. Может, неделю, две назад.

Старухина опустила глаза и задумалась. Ее молчание затянулось на целую минуту. Едва секундная стрелка устремилась на следующий круг, Криницына спросила:

— Вспомнили?

Вопрос был задан так, чтобы побудить вдову к действию.

Старухина вскинула голову и кивнула.

— Да. Третьего дня с Иваненко. Чуть до драчки дело не дошло.

— Что за Иваненко?

— Сосед наш, который непосредственный. — Вдова приподняла руку, устремив направо свой крепкий палец. — От нас справа дом у них. Синий такой забор… высокий, метра два с половиной…

— И что легло в основу этой ссоры?

— Так Ленька, ну, если по вашему, — вы пишите? — то Леонид Григорьевич Иваненко, на прошлой неделе привез песок и ссыпал его возле нашего забора, свинья. И так он там и лежит какой день уже… В смысле, песок. Здоровенная куча. — Для большей убедительности Старухина показала ее размер, раскинув руки. — Ну, муж ему, козлу этому, и сказал вежливо, что убирай песок или я… на него… это… схожу по-маленькому. В смысле, на песок. Сосед обиделся. А чего обижаться? Нет, в самом деле, не по большому же… Ну, они и поругались. Ленька стал орать, что тогда он моего мужика в этой мокрой куче и закапает. А моего мужика просто так не испугаешь. Он хотел чисто в шутку Леньке тапком шлепнуть по лысине. В ответку, так сказать, но тот к себе убежал и стал в милицию звонить… По телефону дежурному сказал, что его убивают, свинья брехливая. Ну, менты приехали, поржали и уехали. Ленька после этого еще полчаса из-за забора орал, что всю нашу семью гадскую прикончит, козлина поганый. Вот так все было. Записали?

— Ссоры между ними и раньше случались?

— С Иваненко? Так мы с ними все время ругаемся. Как они рядом поселились, так ругань и пошла промеж нас. С Горбиками, которые Иваненко дом два года назад продали, мы никогда не собачились. Жили душа в душу. Мы их и на праздники, и на дни рождения к себе приглашали. Они нам сарай помогали строить, мы им — баню. А эти Иваненко вредные как черти. Злые, жадные, и все за чужой счет нажиться пытаются.

— Ссоры с Иваненко всегда у вас на бытовой почве происходили?

— Так… Ссоры… Ссоры… Я вам сразу и не скажу… Ну, вроде как на бытовой. А вы думаете, это они мужа могли… убить?

— Вера Андреевна, чтобы что-то такое утверждать, нужно сначала собрать соответствующие факты. Их у нас пока нет.

— Потом будут?

Вопрос можно было бы воспринять как шутку, но вдова выглядела серьезной и смотрела на Криницыну с большой надеждой.

— Наверняка сейчас ничего утверждать нельзя. Вас я тоже попрошу пока никого в убийстве мужа не обвинять. Особенно в общественных местах.

— А! Я поняла. В секрете все надо держать. Тайна следствия, короче.

— В секрете. В долг они у вас денег не брали?

— Не смешите! — Старухина скривилась. Упоминание семьи Иваненко снова вызывало у нее сильные чувства. И явно не самые положительные. — В долг… Они у нас, даже если бы с голоду подыхали, ничего не попросили бы. Вот украсть, это запросто. Они из тех, кто норовит все кругом приватизировать. Дай им волю, они всю нашу улицу себе присвоили бы — я такое по телевизору видела, а потом установили бы с двух сторон шлагбаум и за проход по ней со всех соседей деньги взимали бы. Думаю, рублей по пятьдесят. А с каждой машины — по сто. Или даже по двести.

— Они такие агрессивные?

— Говорю, прямо черти!

— А что позволяет им так себя вести?

— Мама моя, они же торгаши бесстыжие! Денег полны карманы, есть чем администрацию подмазать. Милиция или как они там теперь называются, тоже на их художества сквозь пальцы смотрит. Мафия, одним словом.

— Интересно… Может, ваш муж случайно что-то узнал о противоправной деятельности Иваненко? Что-то серьезное. И пытаясь их урезонить, намекнул об этом.

— Серьезное? А что вы имеете в виду?

— Например, нелегальную торговлю алкоголем. В этой сфере большие деньги крутятся. Иваненко, кажется, владеют магазином?

— Ну, это как сказать. Так, старую избу свою вагонкой обшили… Нет, Иваненко «паленой» водкой не торгуют.

— Вы уверены?

— Нет, но вот прямо так и сказать, чтобы совсем торгуют, я не могу. Пусть они и свиньи, но нет… Нет, короче.

— Я вас понимаю. У них большой приусадебный участок?

— Большой. А что?

— Ничего запрещенного они на нем не выращивают?

— Чего запрещенного? А, вы про коноплю что ли? Вроде нет, не выращивают. А что, ее начали и у нас культивировать?

Криницына почувствовала, что Старухина начинает вызывать у нее раздражение. Следовало приглушить негативные эмоции, и она, мило улыбнувшись, пошутила:

— Начали. Только не в нашем районе. В соседнем.

Старухина шутки не поняла.

— В каком районе? В Новолиганьском?

Криницына тихо, но глубоко вздохнула.

— Дети у Иваненко есть?

— Сын есть. Но он в Москву уехал. Два года назад. Как только они дом у Горбиков купили. Вернее, месяца через два. Или три.

— Чем он там занимается?

— Не знаю. Он какой-то институт в Воронеже окончил и решил с друзьями в Москву на заработки податься. А где он там работает?..

Старухина снова пожала широкими плечами.

— К родителям он приезжает?

— Прошлым летом как-то заезжал на пару дней. Подарки привозил. В этом году не видела его.

— Что он из себя представляет? По-человечески.

— Обычный мальчишка. Вежливый, даже тихий. Никогда пьяным его не видела. По-моему, он даже не курит.

Криницына порадовалась за сына Иваненко. Поскольку Старухина не причислила его к сонму своих врагов. Попасть в их число, кажется, было несложно, но вот выпасть из этого ряда…

— А его отца вы пьяным видели?

Криницына на минуту допустила, что Старухина могли убить и случайно. Внезапная вспышка ярости и готово. А когда убийца понял, что натворил, испугавшись, стал заметать следы. Но перемудрил.

Не услышав ответа на свой вопрос, следователь подняла глаза от протокола на вдову.

— Так видели или нет?

— Леньку? — переспросила Старухина. — Нет, не видела. Но раньше, говорят, он пил. И не слабо. Потом, вроде, подшился и теперь ни-ни.

Криницына уже не сомневалась, что Старухина не имеет к смерти мужа никакого отношения. Убийца действовал довольно хитроумно, а она была явно не семи пядей во лбу. Спланировать и осуществить такое преступление она никак не могла.

— Как его зовут? — спросила Криницына, решив до конца разобраться с семьей Иваненко. Хотя, скорее всего, они тоже были ни при чем.

— Кого?

— Сына Иваненко.

— А, сына! Славик.

— Вячеслав? — уточнила Криницына.

Старухина на секунду задумалась.