Бесплатный фрагмент - Письма хрупкой души, или Made in USSR

Часть 1. Застолья

Глава 1. Затмение 08.04.2024

Уже почти двенадцать месяцев я пишу свои книги. Я планировала написать одну, но все не влезло в одну и персонажи требовали еще развития событий. Теперь я уже практически написала вторую, ее осталось только отредактировать, с этим я не собираюсь сильно заморачиваться, потому что первую все равно никто не напечатал и не купил, поэтому тратить время на правку не имеет смысла. Редактировать я не люблю, потому параллельно начну писать эту книгу, чтобы как-то сгладит ощущение от бесперспективности происходящего.

Вчера смотрела фильм «Мир по Гарпу» там про двух писателей, которые могут жить за счет своих произведений. Интересно, у меня это будет когда-нибудь? Пока у меня есть средства с предыдущей работы, и я могу постирать белье, оплатить квартплату и купить еды, но вот все остальное становится под вопросом. Например, сейчас я мучаюсь вопросом: продавать ли мне, мои горные лыжи, для фрирайда?

2025. Лыжи я продала в январе, их было жалко. Эту книгу я пишу уже третий год, дается она мне трудно, это не про приключения экипажа Боливара писать. Так что там, где будет указано 2025 — это дополнение, написанное спустя два, три года. Обычно на один абзац.

Я уже задумала третью книгу. Соседи снова продолжили делать свой безумный ремонт, кто-то видимо, чтобы заглушить его включил громко музыку. Я бы пошла и утихомирила всех, если получится, но сегодня затмение лучше никуда не выходить. Планирую только погулять по городу ближе к вечеру.

Не знаю, хватит ли у меня средств, для спокойного написания книги, у енота что-то с глушителем, нужен ремонт, смею надеяться, что все будет хорошо.

2025. С глушителем я разобралась. Теперь енот не заводится, не видит иммобилайзер. Надо звонить и ехать в ремонт. Все бы ничего, но надо решать, то или это. Енот постоянно требует вливаний. Енот — это моя машина. Я не могу решиться продать или оставить его и тяну, как обычно до последнего.

Я совсем, почти никуда не хожу и не с кем не общаюсь. Единственное с января подсела на Паскаля, в контакте девушки смешно его обсуждают, это немного развлекает меня. Интересно, мы когда-нибудь познакомимся?

Третья книга задумалась мной давно, но я не могу писать одновременно несколько и история с Хатсом очень захватила меня. На один сюжет вдохновил меня Педро, я не собиралась это писать, но может быть пришло время, достать это из своей головы, почему-то хочется, чтобы он читал это и сильно рыдал, прям крокодильими слезами, возможно, это произведет нужный эффект.

Еще про Паскаля: у меня стоит заставка на телефоне его черно-белая фотография а-ля Хавьер Пенья. Никогда прежде не доходила до такого и вот рубеж перейден. Она помогает собраться и начать делать, конечно, понятно, что в реальной жизни он совсем не такой, что возможно он не любит принимать душ по утрам и его фотографии на фотоссесиях слишком отфотошоплены. С учетом происходящих событий в моей стране, это очень помогает не зацикливаться на новостях и не читать их лишний раз.

К сожалению Педро, теперь занят и у него меньше публичных появлений, не так как было в январе, феврале и марте, честно говоря, я думала, что так будет постоянно, и теперь приходится справляться с отсутствием новостей от него. Хотя, с этим гораздо легче справиться, чем с остальным и я очень благодарна ему, что он вообще есть на этом свете. Йога и медитации уже не помогают, тапас от былых заслуг давно закончился и все что мне хочется в эти времена: тратить дофамин, рассматривая фотографии ПП и его интервью. Так что спасибо тебе Педро Паскаль за то, что ты есть и за то, что в этом году у тебя полно работы и возможно, когда эти книги начнут выходить, ты мне будешь еще интересен, а возможно и нет, и все это будет уже неважно.

Я пробираюсь вперед и надеюсь, хотя не понимаю, как это возможно, что смогу проложить себе дорогу своими книгами. И открыть новую Вселенную, хотя если это не случиться в текущих реалиях будет достаточно радости при условии определенных событий, но как учит йога ты там, где ты и должен быть и этот опыт, который те получаешь, тебе действительно нужен.

Вопрос стоит так: нужны ли мне, в самом деле, лыжи или мне нужен еще месяц свободы, чтобы написать хотя бы часть третей книги и не нужно ли мне работать еще больше и продуктивнее, чем сейчас? И не трачу ли я свое драгоценное время на удовольствия вместо того, чтобы скорее выполнить свою работу? Так много вопросов и на них нет ответов, и возможно мой стиль работы и состоит в том, чтобы много работать и потом отдыхать.

Это все Затмение, оно не приносит ясность ума и мне не хватает участия в курсе у учителя, но что поделать время идти самой. Затмение затмевает разум и вот вместо того, чтобы закончить старое, пусть оно даже не принесет средств, я продолжаю давно заброшенное новое и планирую разбить этим много сердец, хотя и с последующим восстановлением.

Это предисловие к моей книге, чтобы, когда вы ее читали, вы понимали, что никто не совершенен, нет никаких алгоритмов к действию и надо просто, начать действовать и, например, писать какую- то забавную книгу не надеясь, что ее вообще когда-нибудь кто-нибудь прочтет.

Пока я это писала, ко мне прилетела ворона или сорока, я не успела разобрать, но я думаю это хороший знак провидения, что я занимаюсь действительно нужным делом. Опирайтесь на знаки, вороны и сороки для меня хороший знак.

Глава 2. Как все начиналось

Итак, приступим, странные вещи СССР. Их было много, может и хватит на целую книгу, может и не такую большую, как следовало, но я должна достать это из своей головы и отпустить. Пусть летят в вечность!

Первая и самая странная вещь, с которой мне пришлось познакомиться сразу после рождения, за исключением, конечно, моих близких, моей болезни и прочего быта окружающего младенца в СССР — это бесконечные застолья по любому поводу. Повод всегда был, будь то коммунистические праздники, которые по каким-то неведомым обстоятельствам совпадали с церковными, дни рождения родственников, или просто суббота, например.

В детстве помню, мы ходили по гостям, это было занимательно, нас детей иногда отправляли погулять, и ты шла и исследовала новый район. Новые игрушки в гостях, цветы на подоконнике, которые почему-то можно было есть, их кислый вкус остался со мной навсегда. Это было у бабушкиной сестры бабы Полины. Полное ее имя было Аполлинария, она была второй из четырех девочек.

Думаю, уместно будет сейчас рассказать эту историю, потому что это многое объясняет. Их было четверо девчонок, предполагаю, что прадед хотел сына и у него даже было заготовлено имя для него — Александр, но поняв, что этого не случится он назвал так четвертую самую младшую из сестер, что не принесло ей счастья.

Старшую, назвали — Екатерина, она родилась в далеком 1908 году, Аполлинария в 1910, моя бабушка Ираида в 1914. Потом был перерыв, прадед ушел на войну. Первая мировая война не прошла мимо многих семей в тогдашней Российской Империи.

— Что мы сейчас знаем о ней? О подвигах тех, кто участвовал в ней? Ничего! Почему? — спросите вы. — Потому что власть сменилась, и перечеркнула все, что делало предыдущее правительство. Вот так бывает, имейте в виду.

Иван Васильевич Кузнецов вернулся с войны вместе с боевым конем и весь больной. Бабушка рассказывала маме, что тот конь мог прыгать через изгороди и его променяли на спокойную деревенскую лошадь, а ту потом, видимо, и вовсе забрали в колхоз.

Еще бабушка помнила, как она маленькая четырехлетняя девочка не хотела есть сало в супе, и отец измазал ей весь рот этим салом, заставляя его съесть. Видимо, хотел как лучше, накормить ребенка. Он отслужил казаком. Вологодское казачество, тогда было на службе у государя императора. Помню, как я спросила у бабушки глядя на его фотографию с его супругой, моей прабабкой Надеждой Ивановной:

— Где он служил, он же в форме?

— Все тогда служили, — ответила бабушка.

Это была казачья форма с погонами младшего состава и буркой. В 1918 у них родилась дочь Александра. Он умер вскоре после возвращения. Неизвестно убили ли его или он умер своей смертью. Бабушка этого не рассказывала, хотя я и спрашивала. На мой вопрос, она отвечала просто:

— Сначала умер папа, потом мама заболела и умерла.

Прабабушка истекла кровью после домашнего аборта, неизвестно был ли это ребенок прадеда или чей-то другой. Дома при дочерях. Раньше пока я не знала этого, у меня был страх истечь кровью, как-то месячные шли, не переставая, и мне приходилось год пить гормоны, чтобы останавливать их каждый месяц. Потом я узнала о случившемся, а еще потом я съездила к остеопату и вылечила все это.

— Почему ничего из этого не рассказывалось? — спросите вы.

Представьте, мы живем в новой стране с новыми традициями. И вот, я такая пионерка с красным галстуком и значком, слушаю историю о том, что мой прадед не хотел идти в колхоз или отдавать туда лошадь и его убили: проткнули штыком легкие и бросили в реку, так сказал мальчик на расстановке, который замещал его. А моя прабабушка умерла в муках. Что из этого я должна была узнать?

В четырнадцать лет дядя Григорий взял мою бабушку в Москву работать, но там ей показалось скучно, работа на заводе и все. В деревне весело, там был клуб, и она попросилась обратно. Там она встретила своего мужа Михаила Ивановича Серова, после у них родилось двое детей: Маргарита и Борис, вот тут, кажется, и начинается счастливая жизнь.

— А что же дальше? — спросите вы.

— А дальше война.

Летом сорок первого бабушкин муж ушел на фронт, в декабре родился дядя Боря, они даже не виделись. В феврале 1942 Михаил Иванович погиб под Ленинградом. Похоронки не пришло, бабушка ждала его всю жизнь. Только после ее смерти архивы рассекретили, и я нашла его. Она не получала от государства никакого пособия по утере кормильца. Причем в архивах четко прописано его имя и фамилия, только место жительства немного изменено. Самое интересное, что там, где он погиб, потом в техникуме училась его внучка Оксана, дочка Маргариты.

— Что такое всю жизнь ждать и надеяться на лучшее?

Я это умею очень хорошо, это моя супер способность: ждать и надеяться.

— Как же появилась моя мама? — подумаете вы.

Сложно ответить, бабушка никогда не говорила ей об этом. Односельчанка рассказала маме, что сосед, вернувшийся с фронта, изнасиловал бабушку, хотя у него была и жена, и дети и внуки. Его жена кидалась в бабушку поленьями, мама это помнит. Они недолюбливали друг друга — это точно. Уже после его смерти его зятья повредили ногу нашей корове. Корова давала очень вкусное молоко, мама это помнит, но рана так и не заживала и гнила, пришлось ее убить. Очень жалко было им крову.

Мой дед, странное сочетание, скажу я вам. Мой дед Федор умер, когда маме было чуть больше пяти. На лесопилке где он работал, на него случайно свалились бревна, и ему повредило позвоночник. Мама так и помнит его древним дедом, сидящим в соседском дворе, где она играла с его внучкой Надей. Что это ее отец и это ее тетя или сестра, она узнала намного позже.

Так родилась мама, может из-за смерти своей мамы от аборта бабушка побоялась его делать, в город было далеко ехать.

— Вдруг так помрет, — подумала она, возможно.

Дети тогда часто умирали во младенчестве. Но мама не умерла, даже больше скажу, она внешне очень похожа на своего отца, потому что совсем не похожа на бабушку и своих: брата и сестру. Те светлые с голубыми глазами, прям русская кровь. Мама же темная и кареглазая, последствия нашествия татарского ига, я так полагаю.

Через десять лет после окончания войны стали возвращаться те, кто был в плену, и отбывали за это срок. Бабушка все надеялась и ждала, правда немного ее смущало наличие моей мамы, но все можно было объяснить. Наверное, странно было и маме, тогда шестилетней девочке слушать о каком-то муже ее мамы, который может быть вернется.

Бабушка работал всю войну на вологодском маслозаводе. Вологодское масло, вот что дало ей такие долгие годы жизни, так она всегда считала. Дело в том, что тогда масло упаковывали в трехлитровые банки, и масло на горлышке банки мешало закрыть крышкой банку. Поэтому бабушка проводила большим пальцем по горлышку и убирала это масло, а масло, конечно же, съедала.

В колхозе она работала скотницей, как тогда говорили: ходила за скотиной. Собирала с дворов молоко и везла его на завод, и зимой и летом. Она вспоминала вологодские морозы, как было холодно и, как мерзли руки от бидонов.

Уже живя в Мурманске, носила варежки зимой, но могла спокойно обходиться без них. Помню, как встретила ее на остановке, она ехала от нас домой и смотрю, стоит без варежек, я ей как же так?

— Мне не холодно, — отвечала она.

Это получилось очень грустная глава, я хочу ее на этом закончить и разбавить позитивом, как модно нынче в наше время. Спустя сто с лишним лет вперед у моего прадеда появилось много пра пра правнуков. Дочка Оксаны, внучка Маргариты, Екатерина родила троих мальчиков: Кирилла, Артема и Романа, все как хотелось Ивану Васильевичу Кузнецову. Иногда что-то сбывается только нужно время. И до меня только дошло, что все имена с буквой «Р». Это, видимо, семейное. Много ли у нас имен с этой буквой «Р» — не много же. Самого младшего хотели назвать без «Р», но пеРедумали, ни у кого нет шанса выйти из матрицы.

Глава 3. Кровь

Кровь и наследственность играют важную роль в жизни русского человека. И, конечно же, его окружение и время проявления в этом мире. Но все-таки наследственность имеет большое значение. Например, мама, и я не переносим алкоголь, мы можем выпить, но чтобы напиться вдрызг, такое тоже, конечно, возможно было у меня по началу, но с каждым годом рвотные позы делали свое дело, и рвало все больше. Под конец шла горечь, то есть желудочный сок и если попить воды, все повторялось заново: рвота и диарея.

Поэтому я бросила употребление зеленого змия совсем, чего и вам желаю. Жизнь не заиграла новыми красками, но хотя бы не надо таскать домой лишние бутылки питья, что довольно тяжело. Даже распитие таких напитков, как пиво или более благородное — вино, тяготит нервную систему. И приводит со временем к употреблению более тяжелых напитков, которые в свою очередь очень разрушительно влияют на человека.

— Почему я так долго распространяюсь об этом? — спросите вы.

Потому что, все это есть проявление человеческого, которое в силу обстоятельств мне чуждо, и я считаю, что рекламу алкоголя, как и рекламу сигарет надо запретить.

Что ж начнем! Тетя Рита родилась в обычной крестьянской семье, перед войной. Моя бабушка, ее мама была по тогдашним меркам женщиной уже достаточного возраста, ей было лет двадцать шесть. Они с мужем не стали долго ждать и в декабре сорок первого года родился мой дядя, мамин старший брат Борис. Заметьте, снова все с «Р»!

Они дети войны. Я так полагаю, растить их помогали родственники со стороны мужа и бабушкина сестра баба Полина, которая приехала из военного Мурманска к бабушке с двумя детьми, дочкой Ниной и сыном Борисом. Почему они назвали сыновей одинаково, понятия не имею. У старшей бабушкиной сестры — бабы Кати, проживающей в соседней деревне, я так полагаю в родительском доме, тоже была дочка Нина. Муж погиб в Финскую, и детей больше не было.

Так они и прожили эти трудные годы. Не знаю, вернулся ли муж бабы Полины, теперь, видимо, и не посмотреть, только после окончания войны все они вернулись в Мурманск. Когда Маргарите исполнилось лет шестнадцать, и она получила паспорт, ну как получила, паспорт тогда хранился в колхозе, на руки его не выдавали. Бабушка всеми правдами и не правдами упросила председателя колхоза отдать его и отправила тетю Риту к теткам в Мурманск.

Не знаю точно, как складывалась поначалу ее жизнь, но работала она на хлебозаводе, пекла хлеб. Когда меня маленькую родственники спрашивали: кем будешь работать, когда вырастешь, я отвечала:

— Буду печь хлеб, как тетя Рита.

Почему-то у меня в сознании, печь хлеб было очень почетным занятием. Не помню, кто, но мне ответили, что печь хлеб — это очень тяжелая работа. Я обиделась и подумала, что с чего это они решили, что я не справлюсь.

— Тяжелое таскать надо, — так мне пояснили, — поддоны с хлебом.

Я помню свое разочарование во взрослых в тот момент. Вот тебе маленькой девочке задают вопрос, с которым и сейчас-то много взрослые люди не справляются. Ты стараешься, выбираешь в голове сложную профессию, ту, которая удовлетворит их всех, все их коммунистические чаянья, и вместо похвалы, ты получаешь укор, что вот, мол, выбери что-то другое.

Бабушка в колхозе таскала бидоны с молоком, тетя Рита поддоны с хлебом, мама рулоны, краску и все такое и все думают, что на тебе это закончится. Я таскала тяжелые рюкзаки, свежезамешенный бетон ведрами, мастику, горные лыжи, колеса от машины с дисками. Не знаю, когда-то это точно должно закончиться.

Тетя Рита была очень красивой, не Мерлин Монро, но чуть похоже. Ее муж дядя Толя ходил в море. У них было две комнаты в коммуналке с общей кухней и отсутствующим туалетом. Туалет был официально на улице, не официально все ходили в ведро, которое потом выносилось. Воду надо было приносить с колонки. Помню, как мы детьми радостно бегали за водой. Летом, конечно, в виде развлечения — это приятное занятие.

Это был район деревяшек, старый район Мурманска. Мама, когда училась в ПТУ жила чуть выше и девчонкой прибегала к старшей сестре покушать. Как она вспоминает, тетя Рита всегда вкусно готовила. У нее было две дочери Елена и Оксана. Бабушка возилась и помогала с ними.

Заняться тогда в городе, впрочем, как и сейчас было особо нечем и, когда дядя Толя приходил с моря, они ходили по гостям и гости к ним. Все это сопровождалось естественно выпивкой, и я не думаю, что в портовом городе кто-то искал дамам вино, максимум портвейн, а скорее водку. Так постепенно тетя Рита спивалась, их брак затрещал по швам. Не знаю, что происходило с дядей Толей, только он стал поколачивать жену, и они развелись. Они были очень красивой парой в самом начале, она очень красивая миниатюрная девушка, он высокий симпатичный, не думаю, что они мечтали о такой жизни. Дядя Толя уехал обратно к себе в Полтаву, ее мать, по словам сестры, прокляла их.

Старшая дочь Елена то ли умерла, то ли покончила с собой, ее молодость пришлась как раз на конец восьмидесятых. Тетя Рита пила, в какой-то момент она заснула с непотушенной сигаретой и одеяло загорелась. Проснувшись, она вместо того, чтобы отбросить одеяло, стала тушить его на себе. В больницу она поступила с множественными ожогами.

Она не выжила, умерла в больнице. Думаю, в момент опасности она перепутала планеты, вода из ладоней идет на Нихале откуда мы родом, здесь на Земле такого нет. Это было очень печально для меня, но в целительстве есть такая практика: прожег, когда на тебе жгут огонь. Это очень хорошая практика, очищает все, что накопилось за годы жизни. Думаю, перед смертью она очистила с себя все наносное, что случилось в этой жизни, и ушла чистой и незапятнанной, как и пришла сюда. Она была очень доброй.

Рядом с остановкой, где она жила находился маленький магазин игрушек, когда мы шли в гости к ней, нам разрешалось зайти туда и выбрать себе небольшую игрушку или хотя бы посмотреть. До сих пор помню дощатые подмостки, что лежали у входа. Само строение было одноэтажное, совсем небольшое. Если будите в тех краях, то выйти надо на остановке «У Дружбы» вроде и идти к улице Калинина и слева будет магазин, а прямо, раньше была деревяшка, думаю, ее уже снесли.

Как-то лет пять назад она приснилась мне. Она живет в красивом доме с большими витражными окнами, в городе на берегу озера или залива. Приглашала в гости. Город похож на Сиэтл, он находится на холмах. Она, как всегда первая исследует местность. Может быть, я когда-нибудь и приеду в гости, тетя Рита.

Дядя Боря, средний ребенок моей бабушки, родил двоих сыновей, работал на заводе и тоже много пил. Он хотел остаться жить в деревне в их доме, но пока был в армии в Германии три года, бабушка продала дом и уехала к сестрам в Мурманск, мама к тому времени тоже перебралась туда же. Он вернулся из армии, год пожил у родственников и все же поехал в Мурманск. В Вологодской губернии у нас не осталось прямых родственников, если только родственники бабушкиного мужа и, не считая маминых, но так как факт ее существования они не признали, то считай, и нет никого.

Не знаю, какая у него была жизнь. Мы ходили, друг другу в гости часто. Видимо он переживал за маму. Он тоже поколачивал жену, развелся, и стал много пить. Он умер, отказавшись ехать на скорой. Прихватило сердце. Врачи сразу сказали: не поедите с нами — умрете. Он отказался. Его старший сын приходил к нему, как только тот получал пенсию и пил с ним, пока вся она не заканчивалась.

Разница с женой у них была лет десять. Старший не был похож на него, был высокого роста и совсем не в их породу. Возможно, дядя всю жизнь думал об этом. Он много помогал бабушке и маме, что-то чинил по дому. Умер он в начале двухтысячных.

Не знаю, как сложилась жизнь у детей войны, и тех, кто родился после, помню только, что при школе, когда я там училась в восьмидесятых годах, был детский дом. Высокое пятиэтажное здание из красного кирпича. Детдомовцев было полно в каждом классе человека три, четыре, а классов в параллели было четыре. Итого, как бы это трагично не звучало, детей тринадцать, пятнадцать, умножить на восемь классов, в девятый из них шли единицы, получается сто двадцать детей. Не знаю много это или мало для города в триста тысяч жителей, таким был Мурманск во времена его рассвета.

И когда мне говорят, как замечательно жилось в Советском союзе, я вспоминаю этот Детский дом и свой страх, что могу оказаться там. Ведь папа умер рано, и нас воспитывала одна мама. Не думаю, что кто-то из родственников взял бы нас к себе, хотя все они, конечно, начнут утверждать обратное, но даже если бы так случилось, это была бы еще более сложная для меня жизнь.

Вот почему реплика: роди для себя, не вызывает у меня по сей день восторга. Человек смертен, при том смертен внезапно, как писал мой любимый Михаил Афанасьевич Булгаков, поэтому ставить под угрозу жизнь ребенка, рожая его в одиночестве, я не буду. Тем более, когда ты помнишь, кто был твой дед по материнской линии, нет желания продолжать его род.

Глава. 4. Какая-то там

Двадцать седьмое мая две тысячи двадцать четвертого года. Я слоняюсь все утро, чтобы сесть писать. Желания никакого нет, сил тоже. Я ем, сначала первый завтрак, потом второй, потом варю обед. Не то чтобы завтраки какие-то особенно большие, так бутерброд с сыром на первый и кофе, и каша на второй. Ну как каша, Геркулес третий помол, жижа жидкая. Купила, видимо, по ошибке, терпеть не могу третий помол. Напоминает мне пайку еды, что ела Дейзи Ридли у себя на планете до того как вступить в Сопротивление. Теперь буду именно ей себя и представлять. Каши еще много.

Ездила в Москву к своему остеопату. Да сорок пять лет это вам не шутки, у меня есть свой остеопат. Еще вчера занималась йогой полтора часа, потом случился Золушкин припадок: нажарила котлет из чечевицы. Первый раз получились, раньше все время разваливались, то ли шелковый тофу сыграл свою роль, то ли благость после практики с Денисом Евгеньевичем. Да теперь у меня есть еще преподаватель йоги, даже два, жена еще его Мария.

Вещи еще погладила в комиссионку. Там дают преступно мало за них, надо еще все хорошо подготовить, и попасть в сезон, иначе, зачем это все. У меня джинсы не по сезону, слишком темные для лета и черные брюки их бы к сентябрю нести, но не знаю, раз собралась. Лучше, конечно, меньше тратить так толку больше, но деньги имеют особенность заканчиваться. Думаю, лето протяну, а там к сентябрю мои акции может, продадут тысяч на сто, можно и осень протянуть, а там время придет и можно будет закрыть инвестиционный счет, так глядишь, еще на год хватит. Но хочется ехать на море, а море нынче дорого.

К слову сказать, акции не продались, выставила Эппл, надо было три разных партии, может какая-нибудь продалась бы. Еле дотянула до октября, чтобы продать российские с инвестиционного счета, которому уже исполнилось три года.

В общем, сварила горох на обед, он хорошо замочился и проварился, сытен и питателен. Надо бы купить кроссовки на лето, старые стоптались и малы, да нога растет с годами. Сижу, жду, когда в Спортмастере цены на них упадут и такое чувство, что не раньше, чем к концу июля. Еще кепка понравилась, до этого заходила, ее не было.

Кроссовки в итоге купила отвратительные, белые, быстро порвались и постоянно пачкаются. Кепку упустила, цвет был коричневый прям к моим волосам, жалею. Иногда, вот так идешь мимоходом, видишь прекрасную вещь и не веришь себе, что такая удача — проходишь мимо. Типа: похожу, посмотрю, а кто-то сразу хватает и вот ты без вещи, и тоскуешь по ней, как по несбывшемуся счастью. Что я несу? А, все равно книгу никто не купит!

В Остине брюки джогерры понравились, причем меряла их зимой стоили в два раза дешевле, что я их не купила? Так себе из меня писатель, вместо того чтобы сесть написать и идти заниматься своими делами, я хожу, бездельничаю. К тому же очень все еще хочется в Америку. Все-таки надеюсь, что мои книги будут приносить доход, чтобы ну хотя бы на жизнь хватало.

Брюки купила, спустя полгода отнесла в комиссионку. Понадобилась две пары таких штанов, чтобы понять, что с моим маленьким ростом широкие штаны с резинкой внизу — это не мой вариант. Отнесла, предложили копейки. Отдала, что делать, варю два яйца на Мимозу. Два яйца — это, конечно мало, но лучше, чем ничего.

Сегодня еще хотела на Пранаяму в пять утра встать, но не осилила и завтра на йогу лучше даже и не пытаться. Сделаю, как встану. Работа опять снилась, жалею, что ушла. Надо посчитать деньги, сколько осталось.

Эти главы писать тяжело, они муторные. Совсем не хочется ничего вспоминать из этого. Сложно погружаться на полвека, а то и больше назад и анализировать эти события. Но надо достать это из своей головы!

На прошлой неделе три занятия по йоге осилила, я молодец! Пошла еще на курсы, и разболелся зуб. Завтра еду к стоматологу, позитивный настрой: хоть в город выеду, пообщаюсь.

Глава. 5 Темный город

Я живу в темном-темном городе на краю земли, где-то у самого синего моря. Моря, конечно, не видно, но от этого еще хуже. Город уже давно всех достал и все от него устали, но у меня словно нет выхода, словно я сижу взаперти, и меня не отпускают.

— Кто не отпускает? — спросите вы.

Тут живет моя мама, не сказать, что я ей в детстве была особо-то нужна. Ей было нужно чувствовать себя кому-то нужной. Все это от нужды. Не хватило в детстве материнской заботы, видимо, и теперь она ищет ее у меня, делает что-то, старается, но делать это надо было в моем детстве, а не сейчас и компенсировать это никак нельзя. И я, видимо, иду по ее стопам и ничего не делаю, а потом будет уже поздно. Всегда уже поздно, что имеем, не храним.

Так вот город, он стоит на самом Крайнем Севере за Полярным кругом и я словно привязана к нему цепями, так сложно сбежать отсюда. Полярная ночь в самом разгаре и я пишу это для себя, чтобы помнить уехать и никогда не возвращаться.

Итак, помни, как тяжело вставать и все время темным темно и шторы даже не зачем раскрывать и до первого рассвета еще целых восемнадцать дней. Долгих две с половиной недели. И никуда не хочется, ни идти, ни ехать. Даже то, что раньше приносило какое-то удовольствие, теперь воспринимается как тяжкая обязанность.

Прошло больше года, я никак не могу закончить эту книгу. Она дается очень тяжело. Я уже написала три из цикла Галактические хроники и Сутулую собаку, а эта все висит надо мной немым укором. Так вот Север. Вчера ходила в Пенсионный фонд, мне в льготную часть пенсии не попали годы работы ИП. Главное я уточнила сроки: пятнадцать лет надо отработать на Крайнем Севере, чтобы получать пенсию по возрасту. Пятнадцать! Я же живу всю жизнь. За что? У меня общий стаж больше двадцать одного года и это с учетом, что где-то треть не посчитали, прошло мимо кассы, что поделаешь конец девяностых.

— За что я так с собой?! Отпустите меня, пожалуйста. Уже 2025, а я еще здесь?! Кхм, итак продолжим. Кстати, солнце в этом году я как-то легче дождалась. Странно, почему? Я вся вымотана, тем, что книги никто не покупает, и денег нет. И ладно бы я, денег надо на енота, полис купить. Еще ему бы новые шины и аккумулятор, а то не заводится, а как я езжу на лысой резине — это вообще, крадусь, раздражая всех. Это был привет из 2025, продолжим.

Очень болит спина, левая сторона, видимо, потому что я особо не двигаюсь, обострился остеохондроз и даже сидеть больно и хоть как-то двигаться. Я хожу гулять раз в день, но этого не достаточно и сплю я плохо и совсем не долго, может быть часов пять. Засыпаю часа в два ночи и встаю в десять утра. Все саттвичное время пропускаю, остается только раджас и тамас, но в раджасе чувствую себя тоже плохо, только к семнадцати часам дня прихожу в себя и начинаю хоть что-то делать.

Когда было солнце и не было снега, я ездила в Долину Уюта и там ходила, это очень помогало мне, но теперь как представлю, что надо идти на улицу в мороз. Причем мороз он всегда и темень, даже если плюс один, все равно неприятно на улице.

Енот стоит не гуляный и я все боюсь, что аккумулятор разрядится. Надо его продавать, мне жалко, и я боюсь принять решение. Вчера отказалась от курсов по Соционике, хотя очень хотела. Раньше вставала, делала йогу, а теперь даже и компьютер не охота включать. Зачем я здесь? Тут дешевле жить потому как своя квартира. Но как меня все достало, даже семинар по карме только выбил из колеи.

Не охота никуда идти, ни что-либо делать. Книга никак не продается, не надо было ждать двадцать первого числа, чтобы ее выложить. Надо было сразу, как написала, так и выкладывать, они все тянут и тянут. Хорошо, что я это сделала — достала ее из своей головы. Все надо достать. Зря я подписалась на него, лучше бы к психологу сходила, толку было бы больше, а не так, что я как корыто разбитое. Мое состояние сейчас гораздо хуже, чем было год назад. Да я в чем-то стала спокойнее, но в каких-то вещах я совсем просела по всем параметрам. И огромное разочарование от всего этого. Словно попала в ловушку расставленную человеком с очень узким мышлением, и он меряет тебя своими узкими рамками, а ты в них никак не вписываешься. К нему больше не заходить совсем, просто не заходить и все, там нет ничего интересного. Все, что он придумывает, я и так без этого прекрасно понимаю мир.

2025 это писала про преподавателя йоги. Сейчас мне намного лучше, как оказалось. Книги все равно не продаются. Йогу я делаю, не часто, но немного есть прогресс, хотя я из тех людей, которые никогда не сядут в падмасану, то есть в лотос, но это не важно.

2024. И почему-то ничего не охота делать, и тратишь много время на быт, который словно одно и то же, бегаешь по кругу. Ничего не пишу уже неделю и ругаю себя за это. Хоть был доход, хотя тысяч пятьдесят или тридцать. Зачем слушать этих блогеров? Они все врут — врут, чтобы им платили деньги.

2025 никогда просто так не увольняйтесь с работы! Доход должен быть! Удастся ли вам хорошо заработать — это большой вопрос, а вот остаться без денег — это легко!

Глава 6. Дтсв

В детстве я была особо никому не нужна. Папа любил маму, а мама хотела, чтобы у нее родилась девочка красавица, а родилась я. У меня была дисплазия обеих тазобедренных суставов, и приходилось надевать такую штуку типа юбки только с жестким каркасом, чтобы выпрямить мне ноги. Я не стала хромать, но косолапила на правую ногу. Это я исправила, но уже в сорок пять лет, косолапость все равно осталось. Это мило, скажете вы, но это повлечет много заболеваний опорного аппарата в старости, да и в детстве на это все не закончилось.

Потом, видимо, из-за этого у меня была грыжа на животе, так как таз был перекошен и давил на внутренние органы. Матка, кстати, тоже была перекручена и загнута вправо. Я родилась не доношенной, раньше срока, потому что мама решила отвезти брата в отпуск перед родами. Как только ей дали отпуск, она с бабушкой и сыном 4,5 лет потащилась на поезде в Нижегородскую область, там еще были пересадки на автобус. Чемодан тащила она сама, папа был в море. Дед встретил на телеге, на станции.

— Я, когда сильно трясло телегу, слезала и шла пешком, — оправдывалась мама.

— А ты знаешь, отпуск не каждый год давали в то время летом! — ругала меня ее подруга, когда за застольем я спросила об этом.

— Да, детей-то каждый год рожаем, — подумала я, но промолчала. — Главное брат съездил в отпуск…

У меня было две родовых травмы: дисплазия суставов и сжатые кости черепа, двигалась только лобная кость, за счет нее я и жила до сорока пяти лет. На приеме у остеопата я узнала об этом. Оказывается все кости черепа, их несколько, соединены между собой с помощью швов, иногда они срастаются и это совсем плохо. Швы — это малоподвижные фиброзные соединения. Не вдаваясь в подробности, остеопат сказал, что это печально жить с таким черепом, швы были не сросшиеся, но сильно сжатые. Он поправил что-то, но не до конца, тело сразу все не осилит. Хотя, читая то, что я написала год и больше назад, я понимаю, что ощущаю себе сейчас намного лучше. Я стала бодрее и не то, чтобы веселее, но отношение к жизни изменилось, как и ее качество, хотя денег стало намного меньше.

В три года мне сделали операцию, брату тогда было семь лет, он пошел в первый класс, и до него видимо никому не было дела. Да, честно, когда я пошла в первый класс и до меня не было дела. Дома был бардак, было темно и грустно. Помню, как пришла посмотреть, как я живу моя первая учительница. Она спросила, сделала ли я уроки. Я ответила, что да, но на самом деле я ничего не делала, и меня об этом никто и не спрашивал, никто не интересовался моей общественной жизнью. Сыта, одета и ладно.

Брата били, не знаю, наверное, ремнем: за плохую учебу, за то, что совал шпильки в розетку. Я помню, сижу, маленькая в зале, а мама с бабушкой его воспитывают в маленькой комнате. Помню, как мне его жалко, хочется наругать их, и заступиться за него, но мне самой страшно. Помню, это ощущение, что хочется посильнее зажмуриться или заснуть и все это только страшный сон, что я оказалась в этом темном городе. Вот сейчас заснешь и проснешься там у себя, где светло и спокойно. Мама говорила мне:

— Ты у нас не битая.

В их понятиях девочку бить было уже не комильфо, так по попе шлепнуть в раннем возрасте, но не сильно, конечно. Брат на это злился и видимо завидовал, отрывался потом на мне в своей злобе к этому миру. Я как-то сгоряча треснула племянницу со всей силы, она жутко достала меня. Надеюсь, она этого не помнит.

Еще у мамы была фишка, она любила извинения, чтобы перед ней извинялись.

— Вот, мол мама, прости, была не права.

Я в детстве была очень гордой, и мне так тяжело было извиняться, понятия не имею, возможно, я была не права, возможно, взрослые. И это ощущение, что от тебя ждут этих извинений. Ты кое-как выдавливаешь что-то унизительное для себя. Ума не приложу, что такого я могла натворить, чтобы извиняться? Что может сделать ребенок? Я не воровала деньги, могла съесть лишний кусочек мяса из супа, но за это на меня просто кричали: такая — сякая, но что я могла такого сделать?

При мне мама Денису моему племяннику не смогла что-то объяснить или он не послушал ее, она сделала вид, что обиделась и ушла есть на кухню. Он пошел за ней, она не обращала на него внимания, он вернулся ко мне, всхлипывая.

— Скажи бабушке, что больше так не будешь, — предложила я ему, мне было лень объяснять маме, что взрослые люди так не делают.

Он пошел к бабушке, извинился, и все стало хорошо.

— Больше так не будешь? — уточнила она.

— Нет, бабушка, — ответил он.

У него, видимо, нет в карме столько гордости, и он с легкостью ей подыграл, но это такая дичь, обижаться на маленького ребенка, если не можешь донести до него свои требования или просьбы. Это было давно, сейчас бы я ей настойчиво все объяснила, она и на меня бы обиделась и сказала:

— Все давай не будем об этом! — и характерный жест рукой, отсекающий все, что ее не устраивает.

Брат на Новый год вспомнил про то, что его били в детстве, так вскользь. Когда мама сказала, что они мало заставляют Дениса читать. У него четыре по литературе, но ей видимо этого не достаточно и она считает, что он много сидит в телефоне. А еще племяннику купили аж третий смартфон, потому что предыдущие два он ушатал, а у мамы только первый смартфон и ей завидно. Брат ответил на все это, что захочет читать, будет. К слову сказать, Денис учиться совсем без троек, пятерки и четверки. У меня такое было только в первом классе и то за счет моей сообразительности. Взрослые, наверное, все офигевали от этого. Во всяком случае, не помню, чтобы меня кто-нибудь хвалил за оценки. Так: молодец и все.

— Вот вы никто не в меня! — чуть не плача ответила мама. — Я любила в детстве читать, не то, что вы!

Было странно это слышать, так как я нормально читала и много, книги про: индейцев, рыцарей, мушкетеров. Помню, брат читал мне начало мушкетеров, говорил, что это смешно, когда Д, Артаньян запутался в плаще Портоса. Я тогда ходила в сад и не поняла юмора, но прочитать такую толстую книгу маленькому мальчику, я считаю это вполне себе достойно.

— Я прятала книжку от бабушки и читала, пока делала уроки, — продолжала мама.

Бабушка периодически заглядывала к ней и спрашивала, закончили ли она с уроками?

— Курей надо накормить, дров наносить, воды принести, а ты все уроки делаешь! — сокрушалась бабуля.

Мы были из крестьянских семей, и учеба была не в чести. Я первая из всей моей семьи получила высшее образование.

— Что меня на это подвигло?

Однажды моя одноклассница спросила, пойду ли я в десятый класс, я сказала, что нет, только восемь закончу.

— Зачем?

Мы ходили с ней в одну группу в детском саду, и она хорошо знала английский язык и даже читала стишок на утреннике на английском. Сейчас она живет в Америке, наверное.

Одна моя подруга очень звала меня после девятого класса пойти с ней в училище, хорошо, что я ее не послушала. На жизненном пути вам встречаются разные люди.

После техникума я работала в магазине продавцом, но в основном народ шел за спиртным, мы работали круглосуточно. Очень, забавно вспоминать, как эти люди спрашивали у меня у восемнадцатилетней девушки

— Какая водка лучше? Вы продавец все должны знать о товаре!

— Интересно, как вы теперь, в это время, все пьете?

Там работал охранник, и он как-то спросил: собираюсь ли я повышать свое образование или этого достаточно?

Он отслужил в Афганистане и был такой старый вояка, очень хороший человек. И я задумалась:

— Неужели, что все, что я могу в этой жизни, так это — продавать водку?

Шел 1999 год. Я собирала вырезки из газет с учебными заведениями и копила деньги. Мама сказала, что считает техникума мне вполне достаточно, и если я хочу идти учиться дальше, то тарелку супа она мне нальет, а все остальное я сама себе оплачиваю. Я поступила в Академию и, экономя на всем, проучилась и получила диплом.

Когда я получила диплом, поздравить меня пришли мои друзья с секции по альпинизму. Они решили заявиться сюрпризом, просто уточнили дома ли. Я ни сном не духом, ответила на звонок и пошла в душ, мыться. Потом Андрей ругался:

— Я так ни за одной девушкой не ходил. Звоним, ей звоним, а она не открывает. Пошли свет посмотрели в окнах.

Хорошо, что я вышла из душа и ответила на звонок, у меня тогда был только домашний телефон, у Андрея уже вроде был сотовый. Кстати, потом он дал мне его попользоваться, пока я не смогла купить себе свой первый мобильный телефон, счастью моему не было предела. Так вот, мне было очень смешно и приятно, они подарили цветы. Дома было не принято поздравлять с окончанием учебного года или с получением диплома. Окончила школу, поступила — молодец. Окончила техникум все иди, работай. Потом позвонил ухажер и тоже весьма скептически отнесся, когда я сообщила, что получила диплом.

— Подумаешь, ерунда, какая-то академия госслужбы, — так он считал, да я с ним особо и не встречалась.

Кстати, эту адскую работу продавцом мне не посчитали в северный стаж, потому что то, что я была оформлена как ИП и, хотя платила налоги, как оказалось — это не доказывает, что я действительно находилась на севере. Необходимо принести договор субаренды, я объясняла инспектору, что работала обычным продавцом, и никакой аренды с моей стороны не было, но она ничего не поняла. Она, скорее всего, родилась позже 1998 года и понятия не имеет, что так может быть.

Еще я год работала на рынке, на холоде, в кинотеатре Мир, ездила через весь город, и это тоже прошло мимо кассы. Сжав зубы, я терпела жадного хозяина, который перебивал дату у просроченного кефира, чтобы продать еще. О, эти питерские колбасы, одна взорвалась у меня, когда я хотела разрезать ее напополам, а те склизкие сосиски, которые я носила мыть в туалет, чтобы убрать слизь. Весь этот кошмар, за сущие копейки заработной платы. На рынке зимой было жутко холодно. Стоишь за прилавком на всеобщем обозрении, мимо проходят толпы людей. Как-то недавно в торговом центре в магазине одежды масс маркета услышала как одна продавец, уходя, говорит другой:

— Будут скандалить, не обращай внимания! Они все дебилы!

— Милая моя, — подумала я, — ты дебилов не ведала. В девяностых я мечтала о такой работе.

Продажа продуктов питания и алкогольной продукции — это единственное, куда можно было попасть, и то по знакомству, можно было угодить в такое. Хотя такое, хотя бы посчитали в общий стаж, остальное ушло безвозвратно.

Мама хотела, чтобы я пошла — работать кондуктором троллейбуса, и я даже ходила в троллейбусный парк устраиваться на работу. Хорошо, что директор троллейбусного парка, мудрый мужчина, посмотрел на меня и понял, что мне не место на этой работе и так и не перезвонил.

Сейчас пишу эти строки — пятнадцать часов дня, соседи уже на бухались, шумят, кто-то упал. Они начинают всегда отмечать Новый год заранее и сильно пьют, делать им особо нечего. У одной соседки ребенок с параличом, а у другой сын еще ходит в начальную школу, это их немного сдерживает, иначе они пили бы еще сильнее.

Так вот директор парка, слава богу, меня пожалел и так мне и не перезвонил, потому, как вряд ли бы я вынесла такую работу. Но все-таки я поработала один год в сфере ЖКХ, не скажу, что это было ужасно, но хорошо, что я оттуда ушла. Одна из начальниц из треста сказала:

— Вам надо работать в молодом коллективе, чтобы было весело.

И я ушла, то, что умирает должно остаться позади. Это была очень тяжелая сфера, как и то, что я оставила позади налоговую службу, где тоже все стало не ахти.

Да и мама теперь всегда поздравляет Дениса с окончанием четверти и шлет ему деньги за хорошую учебу. Я считаю, что это его обязанность, какие деньги, но она видимо хочет что-то компенсировать, только все это не в ту кассу, та касса давно закрыта.

У меня была подружка в садике Кави. С ней вместе мы совершали побег и планировали побег. Не помню, что было сначала, то или это? В общем, мы с Кави хотели убежать из дома, было это зимой. Планировали жить там вдвоем в доме, чтобы у нас были качели и прочая такая же подобная детская ерунда, и мы всем этим больше бы не разрешали никому пользоваться. Мы стояли под навесом на детской площадке, все дети играли, а мы с ней видимо были наказаны. И что-то вспоминается мне, что тогда уже начиналась весна и наказали нас за то, что мы рекламировали остальным детям: есть зеленые почки с деревьев. Воспитательница заметила у кого-то полный рот этих почек и выяснила, что именно мы были зачинщиками этой истории. Почки велено было выплюнуть, а нас наказали. Почечное безумие было остановлено. Мы стояли и планировали месть. В фантазии у нас было все: свой дом со всеми удобствами и питание откуда-то и прочее. Решено было идти в побег на выходных. В понедельник мы буднично встретились в садике.

— Почему мы никуда не пошли? — спросила я Кави.

— Не знаю, — пожав плечами, ответила она.

Я искренне недоумевала, почему мы не ушли в лес. Но на этом наша история побегов не заканчивается, раз нам все-таки удалось. Наверное, это было примерно в тоже время. Мы гуляли с воспитателем на соседней площадке. Часть одногрупников уже забрали, и они гуляли в соседнем дворе. От двора нас отделял только не очень высокий забор, к тому же от большого количества, выпавшего за зиму снега, забор стал совсем приемлемым для шестилеток.

Видимо, когда воспитательница отвлеклась, беседуя с очередным родителем, мы перелезли через забор. Во дворе была свобода, и было весело. Помню кто-то, наверное, на помойке раздобыл, то ли маленький холодильник, то ли стиральную машину и мы катали в ней друг друга по очереди. Было очень весело.

Тем времен за мной пришел брат, он шел, возможно, из школы и, проходя мимо детской площадки садика, не увидел меня.

— Видимо, бабушка забрала, — подумал он.

Воспитательнице он ничего не сказал, потому что, как вы понимаете, папа уже умер, и он помалкивал. Бабушка по дороге к нам домой заглянула на площадку и не увидела меня.

— Забрали уже, — подумала она и пошла к нам домой.

Мама, идя с работы, мельком глянула, не увидела меня и решила тоже самое. Соседний двор с той стороны было не видно, к тому же там был уклон чуть вниз. Мы весело играли. В какой-то момент я почувствовала, что пора и честь знать и перелезла обратно на территорию сада, Кави последовала за мной, как верный друг.

— Не заметил никто, — облегченно подумала я, и мы принялись дальше играть.

Воспитательница вообще ничего не заметила. Дома тем временем состоялся всеобщий совет.

— Где Надя? — спросила бабушка у пришедшей мамы.

— Я думала, вы ее забрали, разве нет? — удивилась мама.

Мама пошла обратно в сад. Как она меня забирала, я не помню, помню, что стояла в темноте за дверью, в комнате брата уткнувшись лицом в угол. Было страшно от темноты, мне было разрешено чуть приоткрыть дверь, чтобы свет из коридора разбавил тьму.

Кави не влетело, ее мама вечером убиралась в садике, и ей все равно было там торчать до утра. Она призналась, что иногда спит в своей постели и вовсе не уходит домой.

— Пойдем снова поиграем, — предложила она через некоторое время.

— Нет, мне влетело в прошлый раз, — угрюмо ответила я.

Мы с тоской посмотрели, как наши весело играют без воспитателей на свободе.

Было холодно. Я еще младше. Меня привели в сад в огромной неуклюжей шубе и с пуховым коричнево-серым платком. Все это ужасно. Февраль. Мороз. Мы собираемся на прогулку. Я решаю схитрить и надеваю шубу без платка.

— Надя, что у тебя было на шее? — интересуется воспитательница.

Она настойчиво лезет в мой шкафчик и достает оттуда ужасный платок. Повязывает мне его прямо на шубу, отчего вид у меня становится еще ужаснее.

— Сказала бы сразу, я тебе бы его под шубу надела, — отвечает она мне.

Я уныло бреду к выходу. Если вам покажутся милыми фотографии советских детей в платках шубе и валенках — знайте, ничего там милого не было.

Глава 7. 05.02.2024

Устала. Ничего не пишется, потому что первую книгу никто не хочет издавать, все только отказывают или ничего не отвечают. Полное разочарование к такому я не была готова, все-таки у меня были довольно оптимистичные представления о моем творчестве. Теперь, как из этого выкарабкиваться?

Добавлю, что к январю 2025 я так и не издалась, хотя и написала еще три книги, видимо писательство — это не мое. Надо было закончить еще год назад. Ставьте себе стоп-лосс, иначе как я просидите почем зря.

Проводила эксперимент по предсказаниям, я ошибаюсь примерно наполовину из моих представлений, и мои ожидания крайне расходятся с действительностью. Я бы, конечно, хотела быть победителем премии Сатурн, но думаю если это и случится, то произойдет где-нибудь в далеком 2035, с учетом моих ошибок еще лет пять надо накинуть. То есть я, как обычно получу все о чем мечтала и даже больше, именно тогда, когда мне это уже будет не надо.

Сегодня у сестер день рождение. Я всегда думала, что добьюсь чего-нибудь внушительного, но как показала практика, когда это происходит, мне это уже не нужно. Так произошло с новым зданием на работе, мне выделили личный кабинет, я ведь начальник отдела. Я вспомнила, как в далеких двухтысячных ходила устраиваться в соседнее здание на работу, и это был предел моих мечтаний, а я добилась большего, чем сама от себя ожидала, но какой ценой?

Прошло практически двадцать лет, то есть с учетом того, что сейчас время идет быстрее, чем тогда, за десять лет я может, и достигну чего-нибудь в индустрии фантастики, но по факту мне это будет уже не интересно, и я займусь чем-нибудь другим. Вечный бег по кругу.

Так вот, мое разочарование связано с тем, что придется идти снова на работу. Я плакать. Я мечтала, реально мечтала, что за лето уже напишу книгу и мало того к новому году издам ее. Как бы ни так, нельзя на это рассчитывать, абсолютно нельзя.

Хочется забиться, лечь на диван и спать в своих мечтах и фантазиях, чем собственно я и занимаюсь. Ни читать, ни тем более писать ничего не охота. Хорошо, единственно, смотрю сериалы с Паскалем, он то спасает. Судя по тому, как он нравится мне, я потеряла свою доброту, стала злой и замкнутой. Надо ее найти и уже успокоиться, что я никакой не великий писатель, а так обычная неудачница с кучей фантазий и подключением к Хроникам Акаши.

Единственное, что мне нравится это предсказывать будущее, это пока интересно, но не на долгий срок. Я крайне разочарована, тем, что так много времени на все это уходит. И еще я плохо сплю ночью, и теперь хочется спать.

Писать книги это не так легко, как оказалось. Особенно, когда делаешь перерыв неделю и потом никак не можешь себя собрать. Я никак не могу собраться, но с другой стороны я вытащила эту историю из своей головы и теперь хотя бы одна книга написана.

Надя, ты молодец! Ты умничка! Я горжусь собой!!! Осталось совсем немного написать еще половину второй книги и продолжить третью и все ты будешь свободна.

2025. Как бы ни так! Опубликовала уже четыре книги в интернете, их, конечно же, никто не покупает. Теперь я доделываю эту Старую книгу, как я ее называю. И в перспективе у меня уже начаты Лукинские хроники, там не будет общего сюжета, так разрозненные рассказы о жизни на планете Лука. Надо же куда-то выливать из головы всю ту дичь, что происходит вокруг.

Все-таки, какая мука писать книгу, я понимаю авторку «Над пропастью во ржи», одну написала и больше не хочется.

Проверить!!! В 2035 году, если доживу, я буду самым оплачиваемым писателем в Голливуде! У меня будет муж и ребенок.

2025. Лос-Анджелес горит, даты начала премий переносятся, останется ли вообще Голливуд таким, каким мы его знали?

Вечером этого же дня, где-то часов в семнадцать мне позвонила медсестра из смотрового и сказала завтра прийти к врачу. Я сдавала цитологию, и пришел ответ. Теперь смешной вопрос: будет ли для меня 2035? Странно да? Конечно, будет. Все будет хорошо.

Они ошиблись, фиброму вырезали и все хорошо. Я съездила на прием к остеопату, и он это подтвердил, так что живем!

Я к маю дописала вторую книгу Хатс. И издала в интернете. Продаж нет. Я допишу эту, быстро допишу, надеюсь, и на работу. Год потеряла!

Глава 8. Застолья

Итак, преступим! Непосредственно, так сказать, перейдем к главному событию в жизни советских людей. Думаю, теперь вам в некоторой степени стало понятна важность этого процесса. После всего пережитого в жизни каждого советского человека появилось окно возможностей, которое в целом никуда не вело, а скорее уводило, что тоже в чем-то являлось плюсом. Какой бы не был мир, и какие бы войны мы не вели, чтобы не происходило на работе, в субботу вечером или даже с обеда каждый советский человек имел право выпить.

Можно было, конечно, начать уже и с пятницы, но это для мужчин, не для женщин. Женщины начинали подготовку к празднику уже на неделе и не факт, что на этой. Задолго до торжества закупались различные долгоиграющие продукты. Так как ничего толком в магазинах не было, но все-таки иногда и было, приходилось, так сказать, охотиться за едой: стоять в очередях, доставать что-то через знакомых и тому подобное.

Что-то закупалась по карточкам, что-то удавалось урвать в обед. В общем и целом это для некоторых был увлекательный квест, чем удивить гостей. Мне, как ребенку вся эта суматоха не нравилась, но я воспринимала ее как должное и тягостное мероприятие, как-то: стояние в очереди за куском вареной колбасы и т. д. Алкоголь, мало кто из наших гостей пил вино и настойку, — водка, вот фаворит всех этих посиделок.

Помимо того, что все это надо было достать, это надо было еще и приготовить. Отварить овощи на оливье и на винегрет: картошку, морковку, свеклу, отварить яйца. Потом все это нарезать мелкими кубиками. Приготовить мясо, испечь пирог и не один, сделать салат из огурцов и поморов, нарезку из копченой колбасы и сыров.

Все это подать на стол прямо перед приходом гостей, так считала моя мама, чтобы горячее было горячим, а холодное холодным, только что из холодильника. Поэтому суматоха начиналась с вечера пятницы: все нужное варилось, не нужное замораживалось или наоборот размораживалось. Утро субботы начиналось с чистки и нарезки овощей.

— Мельче режь! Куда такими кусками! — командовала мама.

Чистить вареные овощи тоже я вам скажу, еще то занятие. Сейчас, если я вдруг захочу оливье, я пойду, куплю, съем и забуду о нем, как о страшном сне!

Следующий этап: жарка мяса и выпекание пирогов. Пироги были с палтусом, рыба заранее замачивалась, чтоб была не очень соленая. Пирог с вареньем, пирог с яйцом. Сразу объясню, почему не с ягодами, холодильники тогда были небольшие, морозилка была крохотная, вся продукция консервировалась по банкам, так и хранилась всю зиму.

Поэтому обязательными на столе считались закрутки, к этому надо было готовиться заранее еще с лета. Овощи закупались, обрабатывались и закручивались в банки. Грибы собирались по лесам, чистились, отваривались, мариновались и тоже в банки. Та же участь постигала и ягоды.

— Вы знаете, что это такое собирать северные ягоды? Не всегда их целые поляны, иногда приходится изрядно поползать по болоту в сопровождении комаров.

Таким чудесным образом на праздничном столе появлялись, закатанные собственноручно хозяйкой: помидоры, огурцы, лечо, грибная икра и различные виды варенья в пирог. Была и экзотика, как-то: варенье из апельсиновых корок, варенье из сосновых шишек, варенье из арбузных корок, ну и тому подобное, даже не хочу вспоминать.

Отдельно идут супы, они подавались перед горячим. В летнее время — это окрошка, в остальное — картошка с мясом, в основном со свининой, почему-то свекольник, хотя в обычное время мы не ели его.

Важным элементом также была рыба, все-таки Мурманск портовый город. Рыба была обязательно красная слабосоленая, селедка кусочками в масле, копченый палтус, пирог с палтусом, бутерброды с печенью трески или салат с ней же. Это было не все сразу, конечно же, но два три вида из перечисленного имелось.

Помимо этого необходимо было убрать квартиру к приходу дорогих гостей: помыть полы, пропылесосить, все вещи разложить по местам, протереть пыль. Убрать то, что необходимо убрать и выставить на всеобщее обозрение, что будет радовать взор. Опять же сами понимаете, вот придут к вам гости, а у вас не дай бог, как у меня: обои на потолке по шву отклеиваются.

— Непорядок! — скажут они.

Поэтому квартиру надо было блюсти, что есть силы. Мама постоянно делала ремонты, покупала, доставала где-то новые обои, то в комнате надо переклеить, то в спальне, то на кухне потолок обновить, то в туалете. Это был бесконечный и постоянный квест — вечный ремонт, плавно перетекающий из одной комнаты в другую.

Также необходимо было доставать новую мебель: набор диван и кресла, стенки мне и брату, чтоб были на свадьбу. Одна из таких до сих пор стоит у меня в квартире. Как-то я хотела ее заменить ее встроенным шкафом, но мама сказала:

— Зачем деньги тратить? Все равно замуж выйдешь и будешь у мужа жить.

Мне сорок пять, замуж я так и не вышла, но желание обустраивать квартиру пропало. Тут идет ржущий в слезах смайлик.

Помню, как приехала из пионерского лагеря, а в зале, да у нас была зальная комната для приема дорогих гостей. Ну, в самом-то деле не на кухне же им сидеть! В общем, в зале стоит новый комплект: диван и два кресла. Диван мы отдали, а кресла, как вы понимаете, до сих пор одно у мамы, другое у меня, стоят. Главное мама сама в отпуск не поехала, а на отпускные купила вот это. Что важнее отпуск или диван? Почти гамлетовский вопрос.

После того, как все было нарезано и приготовлено. Квартира убрана. Нет, вы не думайте, это мы в три пары рук: мама, я и бабушка приходила пораньше с утра, чтобы помочь. Мне-то чем заниматься, не гулять же идти или уроки делать в самом-то деле.

Помню, в школе в субботу были какие-то соревнования с утра и вот они закончились, и я стою и жду учительницу. Она подходит и говорит:

— Надя, иди, все пошли на корт поиграть.

— Нам в гости идти надо к двум часам, можно я пойду домой? — отвечая я.

— Иди, конечно, — как она тогда на меня сочувственно посмотрела, это я только потом поняла, почему.

Так вот, надо накрыть на стол. Ты мечешь все из холодильника и в целом из кухни на огромный стол книжка расставленный в зале. Тарелки, столовые приборы — все не абы что, все новое из сервиза. Была даже огромная супница, жутко тяжелая. Рюмки, бокалы, стопки, хорошо хоть водку не переливали в графин, а разливали так из бутылки. Скатерть, салфетки на стол, салфетки на колени, чтобы не испачкать. Все это надо потом отнести на кухню, помыть, постирать, убрать обратно в стенку.

Все члены семьи должны были официально присутствовать, пока были маленькие, конечно. Иначе, зачем это все? Ладно, к брату приходили двоюродные братья, они закрывались у него в комнате и играли. Я сидела сколько-то за столом, потом старалась хотя бы уйти в другую комнату, к середине празднования всем уже было не до меня.

Каждый прием пищи сопровождался тостами, тосты были за встречу, за хозяев и гостей, главный: за здоровье бабушки и долгие годы жизни. Всем опоздавшим наливалась полная штрафная рюмка и почему-то они должны били выпить ее полностью. Каждый следил друг за другом и в случае, если сосед по столу филонил и не пил до дна, ему ставали на вид, например, условно говоря:

— А, Марь Ивановна, не пьет до дна!

Марь Ивановна начинала оправдываться и ссылаться на свои болезни, но ее дружно заставляли выпить, под предлогом того, что кто-то из присутствующих обидится. За что и зачем надо было обижаться — не понятно. Как не понятно и то почему бесконечно надо было заставлять гостей есть:

— Что-то вы плохо кушаете?! — говорила мама, после этого кому-то обязательно докладывали добавки или неслось очередное блюдо. — А вот вы это еще не пробовали, — гость клал это себе в тарелку и тут же начинал яростно хвалить наготовленное.

То есть люди ели дома всю неделю и вот они должны ударно поесть и попить в субботу примерно с четырнадцати до двадцати, почему? Если вы решили пообщаться, так общайтесь, при чем здесь еда? При том, что был голод, война, революция и все прочие, скажите вы. А я что, я ничего я дальше пишу, что с меня взять.

Мама сидела во главе стола, ее хвалили:

— Какой стол накрыла, какая хозяйка, какая молодец! Как все вкусно приготовила! Где вот это достала? Какой ремонт сделала, ну не бережешь себя совсем! Надя, посмотри какая у тебя мама умница!

Мама сидела гордая собой и довольная. Вот оно счастье и радость и то, что потом будет вспоминать со словами:

— Как весело собирались, песни пели, какая была интересная жизнь!

Только где-то на заднем плане в прихожей стояли старые стоптанные мамины зимние сапоги, видавшие уже не одну зиму. Но сапоги-то дифирамбы не поют, что с них взять, молча стоят, набойки стоптаны, вида нет никакого, то ли дело гости напомадились, расфуфырились, пришли.

Также все чествовали бабушку, последняя осталась из старшего поколения. Гости ели и пили. Потом, когда уже не могли есть, пили чай с пирогами и конфетами, конфеты, кстати, тоже сложно было достать. Помню, мама выговаривала:

— Вот, мой сын любит только шоколадные конфеты, ему подавай, а Надя разные ест.

В этот момент я не чувствовала за себя гордость, что меня хвалят. Есть конфета — бери и радуйся, что тут скажешь.

Нарезка фруктов шла к чаю, лимон нарезанный тоже обязательно. Также сладкая выпечка: орешки с вареной сгущенкой, самодельные торты, сладкая колбаса, но это больше для детей. Еще был бонус: всем уходящим мама старалась дать что-то с собой: детям, близким, которые не смогли прийти и просто дать. Кому-то кусочек курочки, кому-то пирога, конфет и т. д. Это не бралось с тарелки, мол, что не доел, забирай, клалось новое.

И теперь мне так странно, что вдова с двумя детьми кормила столько народу, приходили родственники, друзья и знакомые. То есть они же понимали, сколько примерно стоит накрыть этот стол, сколько купить выпивку. Да и мы ходили в гости, но не все из них приглашали. Да и к чему мне еда в субботу в гостях, если есть еда дома?

Мама теперь часто с горестью вспоминает, что ей не хватало денег на новые зимние сапоги, и в целом у нее в те времена было мало обуви. Что такое ходить в изношенных зимних сапогах не первую зиму на Крайнем Севере, и я прекрасно понимаю, потому что и сама носила ботинки не один сезон. И часто весенней обуви не было, приходилось потеть весной в зимней, если вдруг весна выдалась теплой, от этого мех внутри ботинка снашивался еще сильнее и к следующей зиме был совсем жалок.

Может гости думали, что бабушка дает деньги на это веселье, но она не давала, да мама бы и не взяла. Взять сэкономить на этом и купить себе зимние сапоги, а гостям сказать:

— Нет денег!

Мама так не могла, надо было всех собрать, чтобы бабушка пообщалась, а ходить в старых сапогах и потом почему-то попрекать меня этим — это вполне разумно. То есть я, будучи тогда ребенком должна была сказать:

— Мама мне ничего не надо! Купи себе сапоги!

Хотя я и так до четырнадцати лет донашивала вещи старших сестер, да и за братом что-то, по мере возможностей. Отделение в диване для постельного белья было забито старыми сандалиями, босоножками, ботинками:

— Вот тебе, Надя, столько обуви.

Помню, мне нравились ботиночки, я тогда была в первом классе, они были в двух цветах: в белом и вроде темном каком-то, не помню. Я надела те, что были белыми, носы у них были, конечно, облуплены и серого грязного цвета, но в целом вполне, по моим представлениям. Мы пошли на прогулку с братом, ну как пошли, он согласился взять меня с собой. Он сумрачно посмотрел на мои ботинки.

— Что это такое? — строго спросил он.

Честно, я не помню, что ему ответила. Вроде мы пошли гулять с собакой на собачью площадку. Этим ощущением, что он стыдится меня пронизано все мое девство. Даже сейчас я стыжусь себя, что не достаточно не. Я работала начальником отдела налоговой службы, а он охранником и все-таки я не достаточно не. Он все детство стыдился меня перед своими друзьями, я всегда гордилась им, тяжело быть старшим братом.

Как правильно расставлять приоритеты, самый важный вопрос, который должен задать себе человек. Мама и сейчас нет-нет, да и пытается увлечь меня в эту гонку с готовкой и гостями. Крайний раз приходила племянница с детьми, младший постучал по телевизору и тот спустя время сломался. В следствии не значит из-за. Мама в тот раз сказала, что очень устала. Я не пошла к ней помогать строгать оливье. Можно было и просто чаю поить, я считаю. Но метнись я, и эта гонка картофельных вооружений закружится с самого начала.

Вы скажите, как здорово жилось в СССР, собирались, встречались, пели песни.

— За чей счет был весь этот банкет?

Мне не было весело. Помню, как случайно зашла к подружке, а у нее оказалось день рождения. Они усадили меня за стол на маленькой кухне. Ее мама положила мне кусок курицы, а сама осталось без нее. Мне было очень неудобно, я бы не села за стол, зная это. Я даже не могла помыслить, что можно готовить вот так вот по количеству человек, а не кастрюлями и противнями.

Она растила двух дочерей фактически одна, муж пил. Они всегда были аккуратно одеты, что-то шилось под заказ. Помню, у них были одинаковые курточки, сшитые из ткани с узором луговых трав. Она накопила на однокомнатную квартиру и, хотя питались они очень умеренно и быт их был без новых бесконечных обоев и ремонтов, она купила квартиру. Не было не вереницы родственников по выходным, кутежей и всего прочего.

На счет мяса, на годовщину бабушкиной смерти, двоюродному брату досталась не прожаренная куриная ножка, он прямо завопил:

— Сырое мясо!

Его мама кинулась убирать, срочно! Моя мама засуетилась:

— Как так?!

Я потом посмотрела, что там было за сырое мясо, так чуть-чуть красного у самой кости и из-за этого столько шума? То есть мама готовила на двадцать человек, а то и больше, таскала еду из магазина и вместо того, чтобы молча оставить на тарелке, вообще, царствие ему небесное. Он умер, но это случилось позже, не из-за курицы. Он был алкоголиком и наркоманом, много курил, конечно, для такого человека не прожаренная курица — это большая проблема.

— А все почему? Потому что привыкли получать еду с пылу с жару. Не привыкли утруждаться и ждать. Привыкли, что сразу бегут по первому крику. Ничего не делают, развитию не способствуют, но еды вынь да положь. Да еще свежее сегодняшнее, вчерашнее — нет, как можно.

Мамина старшая сестра спилась и умерла, брат тоже. Это стоило того?

— Что они не могут пить как все? Зачем напиваются? — возмущались родственники.

— Ну, ладно, выпей еще рюмочку, — ласково разрешал бабушка сыну.

В том пятиэтажном детском доме, что стоял возле школы, больше всего детей были не отказники, а дети алкоголиков. Они даже ездили на лето в деревню или на выходные к родителям. Их отпускали.

Я не праздную праздники, я не люблю Новый год. Но спать нельзя, слишком много тягостных энергий, слегка поесть и попеть мантру ОМ, чтобы немного скорректировать это. Вот и все.

Все праздники заканчивались одинаково: я носила грязную посуду на кухню, мама ее мыла, бабушка помогала и они рассуждали:

— Хорошо посидели.

— Да хорошо, — говорила одна другой.

Весь мир удивлялся таким застольям. Я не удивлена, я пытаюсь объективно объяснить, откуда, что началось. Наверное, получается все-таки слишком субъективно.

Вечер спускается на город, рожденным в Империи пора спать. Афганская война еще идет, где-то серым фоном, в новостных сводках. Никто не догадывался о грядущих войнах, что принесет нам будущее. Кто знает, что еще ждет нас? Уж точно не колонии на Марсе и Венере, как мы мечтали в своем пионерском детстве, смотря фильм про Алису.

Иногда я открываю холодильник и смотрю, что ничего нет. Ничего в моем понимании — это кастрюль с едой. С некоторых пор я живу без супа, и мама знает, что я не буду, есть суп. И как-то я даже набралась смелости и сказала ей, что терпеть не могу запах вареной капусты, но это уже другая история.

Кстати, соленья, я забыла. Обязательно на столе должны быть соленья и это не только солёные грибы, но и соленые огурцы и квашеная капуста, зимой обязательно! Кто не протыкал зимой капусту на балконе — жизни не видел! Вот это вот:

— Ты сегодня капусту протыкала? — но об этом позже.

Глава 9. Выпечка. Пакеты. Пещеры и пила от лобзика

В школе у нас были уроки труда. Девочки и мальчики занимались отдельно. У мальчиков был трудовик, табуретки, скворечники и все тому сопутствующие. У нас же готовка: супы, борщи, выпечка и шитье. Я не была фанатом ни того ни другого. Помню, можно было выбрать какую юбку шить: прямую или с воланом. Мама сказала:

— Тебе с воланом не пойдет, ты толстая еще толще будешь, шей прямую.

Мне очень хотелось с воланом, но дома считали, что я толстая. Мама часто говорила мне девочке-подростку:

— Я замуж выходила, худее была!