Бесплатный фрагмент - Песочница

Глава 1. Корней

— Добрый вечер, господин Солнцев, — словно из глубин преисподней донёсся голос из темноты едва Корней открыл дверь своей квартиры и тяжело дыша шагнул внутрь, придерживаясь руками об стену и дверной косяк для сохранения шаткого равновесия.

— Кто здесь?! — пьяным голосом прорычал в ответ Корней.

От своего рыка он внезапно озверел и резким движением ворвался в свою прихожую. Нащупав в темноте выключатель, он стал бить по нему ладонью. Выключатель щёлкал, но свет не включался.

— Что за … — Корней Иванович заплетающимся языком выпалил целую тираду бранных слов, совершенно не сочетающихся с его интеллигентной натурой.

Половина слов вырывалась у него изо рта лишь в виде усталого выдоха, а вторая половина долетала только в виде первых слогов, так как окончания этих слов он просто проглатывал. Разобрать что именно говорил уважаемый Корней Иванович было практически невозможно, и лишь только человек в совершенстве владеющий русским матом и ругательствами мог разобрать в этом бессвязном мычании кое-какие слова. Однако эта нечленораздельная бессвязная переборка бранных слов никак не помогла сделать в помещении хоть чуточку светлее, отчего Солнцев злился только ещё сильнее.

В обычной жизни Корней Иванович Солнцев спокойный и рассудительный человек. Он очень учтив и вежлив, но сейчас он ругался совсем как его покойный отец, когда приходил домой, как он сам же и выражался, «на рогах». Ругательства Корнея Ивановича, профессора физики, были даже куда похлеще и разнообразнее. Ведь лексикон Корнея Ивановича был намного богаче, а фантазия на порядок разнообразнее, чем у его пьянчуги отца, обычного деревенского тракториста с горем пополам осилившего девять классов деревенской средней школы. Будь он сейчас трезв то, несомненно, если уж не испугался, то хотя бы насторожился, услышав приветствующий его зловещий голос в своей квартире. Корней Иванович вот уже второй год жил один, ключи от его квартиры имелись только у бывшей супруги, но голос был явно неженский. Однако пары алкоголя способны затуманить даже самый светлый ум современности и превратить его благородного носителя в тупое быдло.

— Как неучтиво, Корней Иванович, — с укоризной заметил голос из преисподней.

— С чего бы мне быть с тобой учтивым, гнида мразотная, — промямлил Солнцев и набрав побольше воздуха в грудь уже более внятно и грозно прокричал в пустоту, — Пшёл вон, иуда продажная, пока я не набил твоё говяжье хлебало!

Для большего устрашения невидимого противника Корней махнул кулаком в пустоту и, не удержав равновесия, довольно шумно грохнулся на пол. Немного придя в себя от неожиданной смены положения, он чуть приподнялся с пола и начал шарить руками, на ощупь изучая пространство вокруг себя. Нащупав в темноте стену он в полулежачем положении пододвинулся поближе к ней, тяжело развернулся, сел на пол, прислонился спиной к опоре, которую так долго искал, и устало вытянул ноги. Закончив возиться на квадратном метре пола, который показался ему не меньше гектара, Корней устало выдохнул. Этот выдох по большей части состоял не из переработанного организмом воздуха и вонючего перегара, а из отчаяния и безнадёжности, которыми были пропитаны последние месяцы жизни некогда всемирно известного профессора. Вряд ли кого-то можно было устрашить таким поведением. Сейчас Корней скорее мог вызвать лишь насмешку, ну а если приглядеться, то жалость и отвращение одновременно. Но уж никак не страх.

­– Или сиди там и не высовывай своё говяжье хлебало, — добавил он обречённо, поняв, что никому он морду набить не сможет в таком состоянии.

Корней Иванович терпеть не мог выражение «говяжье хлебало». Так обзывал их с матерью его вечно бухой папаша. Это было его любимое обращение и Корней с детства ненавидел это выражение не меньше чем самого отца. Но когда Корней напивался, то сам превращался в того, кого больше всего не любил на этом свете и это ругательство так и слетало с его губ, словно было передано ему по наследству. Наверно, пропитый насквозь обычный деревенский пьяница, который в своей жизни не видел ничего кроме бутылки, стакана и кабины трактора, ничего и не мог оставить в наследство своему единственному сыну, кроме как дряхлого домика в далёкой российской глубинке и «говяжьего хлебала».

— Запри дверь! — приказал адский голос.

Дверь тут же с шумом захлопнулась и Корней отчётливо услышал, как ключ проворачиваясь в замочной скважине издал два характерных щелчка. Чьи-то сильные руки схватили Корнея за подмышки и потащили его в комнату, совсем не ощущая его пьяного, и от этого ещё более яростного, сопротивления. Профессор хотел было снова выругаться на чём свет стоит, но получилось лишь бессвязное мычание. Словно тряпичную куклу его занесли в комнату и усадили на диван.

— Приведи его в чувство! — приказал загробный голос.

Не успел голос закончить фразу, как нос профессора очутился в каком-то порошке, который пришлось невольно вдохнуть. Через несколько секунд сознание пьяного стало медленно, но верно избавляться от алкогольного плена.

— Кто вы такие? — уже внятно произнёс Корней, поочерёдно вытирая обеими руками непонятный порошок, небрежно размазанный по его небритому лицу.

— Вам прекрасно известно кто мы, Корней Иванович. Поэтому, собственно говоря, мы и здесь, — голос звучал дружелюбно, теперь он уже не казался загробным.

Корней Иванович попытался сконцентрироваться на зрительных ощущениях и попытаться разглядеть в темноте лицо своего непрошенного гостя. Но как бы он не напрягал глаза, смог лишь разглядеть силуэт мужчины, сидящего в метре от него. Зато исходящий от незнакомца сильный запах сигарет вперемешку с мятной жвачкой и дешёвым одеколоном перебивали даже перегарный смрад, который разил от самого профессора казалось аж до самого университета. Затылком Корней ощущал присутствие в комнате второго гостя, в затянувшейся паузе можно было даже расслышать его слабое ровное дыхание, доносившееся чуть левее от дивана. Чтобы разглядеть его, профессор слегка повернул голову влево, но сильная рука, пропитанная сигаретным дымом и вонючим одеколоном, резко схватила его за подбородок и вернула голову в исходное положение.

— Да что вы себе позволяете! — разгневался профессор. Он с вызовом смахнул руку бесцеремонного грубияна со своего подбородка и хотел было вскочить на ноги, но здоровенная тяжёлая рука второго гостя бесшумно легла на его плечо и не позволила подняться с места.

— Мы позволяем себе лишь то, что нам позволено, — всё так же спокойно говорил голос из темноты, — А вот Вы позволили себе немного больше чем позволено было… Значительно больше, ­– добавил голос после некоторых раздумий.

— Можно было бы изъясняться понятнее, раз уж вы вломились в мой дом среди ночи и хотите о чём-то поговорить, ­– перешёл к конструктивному диалогу Корней Иванович, быстро сообразив, что это единственно доступный ему сейчас способ самозащиты.

— Конечно, господин Солнцев! — радостно отозвался голос, — Я же сказал уже, что мы для этого и пришли сюда. Поговорить, так сказать, по душам.

Корней не видел лица, но был уверен, что оно в этот момент омерзительно и самодовольно ухмыляется. Возникло желание «съездить» по этой наглой физиономии, но профессор сдержал себя и, никак не показав своего раздражения, продолжил беседу с невидимым гостем.

— Ну хорошо, — улыбнулся он натужно, хотя и понимал, что вряд ли кто-то видит его мимику, — Может для начала представитесь?

— Вы не тот, за кого себя выдаёте, Корней Иванович, — грозно заявил голос вместо ответа.

— Кхм, кхм… — профессор не нашёл что ответить и лишь почесал в затылке, соображая какие события могли привести к такому неприятному разговору.

— Нет, Вы, конечно, известный профессор Солнцев Корней Иванович, — поспешил добавить незнакомец, чтобы внести ясность, — Но не тот Корней Иванович, который должен здесь находится.

Последняя фраза ещё больше сбивала с толку и вместо ответов профессор только ещё больше запутывался. Но Корней Иванович любил сложные задачи и даже не думал сдаваться

— Я вас не совсем понимаю…

— Всё Вы уже давно поняли, — резко оборвал его таинственный злодей, — Вас не должно быть здесь, это не Ваш мир, — прошипел он прямо под ухом профессора.

Корней Иванович ждал продолжения, но незнакомец сел на свой стул так же резко, как и вскочил, чтобы прошипеть по-змеиному под ухом. Пауза затягивалась, гость сидел неподвижно и не торопился продолжать разговор. В закоулках своего сознания профессор уже давно догадался о чём говорил с ним любитель ночных визитов и дешёвого одеколона, но до последнего отказывался верить в саму возможность такого развития событий.

— Ну что? — прервал молчание голос, — Сложилась картинка в голове?

— Не совсем… — солгал профессор, в горле пересохло то ли от волнения, то ли от страха, а может просто от чрезмерного количества выпитого накануне спиртного, — Можно воды?

— Дай ему воды! — повелительно рявкнул гость.

Не прошло и минуты как перед лицом Корнея словно из ниоткуда возникла огромная рука держащая стакан с водой. Профессор удивился как такое огромное тело, которое легко удержало его на месте одной лишь рукой, способно так бесшумно и шустро передвигаться. Залпом выпив стакан, он протянул его обратно огромной руке.

— Можно ещё? — прошептал профессор, облизывая губы.

— Хватит! — скомандовал голос и тут же продолжил дружественным тоном, — На самом деле мне, так скажем, наплевать, как Вы сумели переместиться и для чего. Даже если это вышло случайно, и Вы всего лишь, как говорится, жертва обстоятельств. Но мне это совершенно неважно. Я Страж, для меня важно соблюдение правил. А Вы их нарушили.

— И что меня ждёт? — Корней понял, что бессмысленно допытываться правды у человека с такой гордостью называющего себя Стражем, поэтому решил поскорее перейти к основному вопросу.

— Наказание, конечно, — невозмутимо отвечал Страж, — Но поскольку преступление Ваше не совсем обычное, то и наказание, так сказать, не совсем будет обычное, — тут он выдавил из себя смешок больше похожий на кашель гиены.

Корней не испугался Стража, не побоялся он и понести наказание за не совсем понятное преступление. Он беспечно развалился, широко расставив руки во всю длину своего любимого дивана, и закинул ногу на ногу, тем самым демонстрируя пренебрежительное отношение к незваным гостям и запугивающим речам Стража. Профессор смотрел на своего невидимого собеседника как на двоечника у которого принимает экзамен. Как и незнающий ответа на экзаменационный вопрос, и от этого часто употребляющий слова-паразиты двоечник, так же и Страж всё время вставлял в свою речь обороты вроде «так сказать» или «как говорится». И это немало забавляло профессора.

— Похоже, Вы не совсем понимаете всю серьёзность ситуации, в которую вляпались, — продолжил Страж слегка раздражённо, — Но это, как говорится, уже и неважно. Мой, так скажем, напарник… — при этих словах Страж сделал паузу и уставился в темноту где должен был стоять верзила с огромными ручищами, — Он сразу предложил действовать по плану, но мне захотелось познакомиться с Вашим персонажем поближе…

Корней не заострил внимания на последней фразе незнакомца и лишь спустя много времени, пережив кучу событий в своей жизни он поймёт, что следовало бы. Тут незнакомец встал со своего стула, он оказался довольно низкого роста, но широк в плечах. Лица его по-прежнему не удавалось рассмотреть. Корней тоже хотел подняться вслед за своим гостем, но снова почувствовал на плече тяжёлую руку.

— Ничего интересного я в Вас не нашёл, — резюмировал Страж, — Думаю, в будущем Вы, так сказать, не доставите нам проблем.

Самоуверенный дерзкий коротышка покинул комнату, а его сверхсильный напарник повалил профессора на диван одним резким движением. Корней хотел было вскочить и закричать, но огромная туша придавила его сверху, а мощная ручища заткнула рот, а вместе с ним и нос. Профессор не мог дышать и отчаянно, но совершенно безрезультатно пытался сопротивляться. Он извивался как червяк придавленный сильным пальцем в несколько раз превышающего его собственные размеры. Кислорода не хватало и силы быстро покидали профессора. Когда его попытки высвободится стали менее яростными, он почувствовал, как его что-то больно укололо в шею под ухом. Острая боль от укола мгновенно распространилась по всей голове, но не пошла дальше ниже шеи, из-за резкой боли ощущение собственного тела и вовсе пропало. Словно тончайшая ледяная сосулька вонзилась в самый мозг и парализовала всё тело. Страшная боль и безумный страх овладели профессором. Он пытался пошевелиться, но не мог, пытался вдохнуть побольше воздуха и крикнуть, но и это ему не удавалось, что-то сжимало его грудную клетку словно тиски. Глаза расширились, на лбу пробились капельки пота, страх перерастал в панический ужас. Корней всё чувствовал, но ничего не мог поделать. Собрав всю свою волю воедино, профессор изо всех сил рванулся с места пронзив ночную тишину диким воплем и ему удалось вскочить с места. Испугавшись своего же крика, он стал ощупывать пространство вокруг себя. Он сидел у себя в квартире, на своём любимом диване, на котором долгими вечерами любил размышлять о жизни и науке. Вокруг никого не было, мёртвая тишина показалась зловещей. Даже по ночам город не бывает таким бесшумным и это было ещё одним важным моментом, который Корней Иванович на тот момент проигнорировал, что конечно же было совсем не свойственно наблюдательному учёному с мировым именем, который всегда внимательно подмечал любые изменения вокруг. По-прежнему ощущалась нехватка кислорода в организме, в комнате воздух стоял густой и тяжёлый. Корней подошёл к окну и распахнул его. Прохлада летней ночи ворвалась в комнату, а вместе с ней и звуки ночного города, которых до сих пор не было. Мир за окном ожил словно кто-то снял фильм с паузы. Профессор сделал несколько глубоких вдохов, вытер пот со лба и в этот момент его пробрала лёгкая дрожь. Только сейчас Корней обратил внимание, что он стоит весь в холодном поту. Он прикрыл окно, оставив его лишь слегка открытым и прошёл на кухню, поочерёдно включая свет везде где проходил. Свет горел по всей квартире, Корней внимательно разглядывал своё жилище. Вот спальная, в которой он когда-то был счастлив со своей женой, с тех пор как она ушла здесь так ничего и не поменялось, не хватало только ощущения счастья. В зале и коридоре лёгкий бардак, но тут так с тех пор как он начал жить один. Ничего вокруг не говорило о ночных посетителях. Он проверил входную дверь, она была заперта изнутри, ключи висели в замке.

— Сон, всего лишь дурной сон… — проговорил вслух Корней пытаясь убедить себя в этом.

Кошмары часто снились ему в последнее время и он уже успел как-то смириться с этим. Но то что произошло этой ночью не было похоже на обычные его кошмары. Профессор попытался вспомнить события прошедшего вечера. После работы он зашёл в кафе, где хорошенько поужинал и прилично выпил. С некой досадой и даже долей презрения к себе, Солнцев в который раз уже отметил про себя, что до 36 лет он вообще даже ни разу не пробовал спиртного. Он с детства наблюдал как алкоголь медленно, но верно убивает человека в его отце, а потом и вовсе свёл бедолагу пьянчужку в могилу. Он ненавидел за это своего отца и к спиртному у него было полное отвращение. Но потом многое поменялось в его жизни. Корней стал выпивать, сначала вина по чуть-чуть перед сном, чтобы снять напряжение, потом количество вина увеличивалось, напитки становились крепче, поводов больше… И довольно скоро его рюмочки для аппетита и расслабления начали носить постоянный, а временами и затяжной характер. В последнее время он стал поддавать особенно крепко, лишь бы напиться и забыться, за что при каждой попойке себя и корил нещадно. Сейчас он тоже не упустил возможности обругать себя за свою слабость. Но так как был уже трезв, аналитическое мышление учёного брало верх над самобичеваниями алкоголика, поэтому он не стал терзать себя долго, а продолжил рассуждать дальше.

После кафе он на такси доехал до своего дома, но выйдя из такси не пошёл сразу домой. По пути он зашёл ещё в круглосуточную рюмочную, что находилась за углом в доме напротив. Там он опрокинул ещё грамм сто, долго вертел в руках телефон, желая позвонить бывшей жене, но так и не решился набрать её номер и побрёл домой. Там же в рюмочной он захватил ещё и бутылочку пива с собой, которую распил по пути домой. Видимо, эта бутылка пива и стала той самой последней недостающей каплей, что отключает мозг и переводит тело в режим автоматического пилотирования, так как после этого Корней ничего толком не мог вспомнить. Не мог припомнить как входил в подъезд, как поднялся на свой этаж и как попал в квартиру. От этого ночные визитёры всё больше становились похожими на кошмарный сон.

— Или до белки допился, — вслух подытожил Корней, вспомнив как отец страдал от приступов белой горячки. От этого его даже передёрнуло, так как воспоминания о том, как взрослый мужчина орал, пуская слюни, и нёс всякую чушь с выпученными глазами, до смерти пугая своих детей своим неадекватным поведением было вовсе не из приятных и даже отталкивающих.

Сильная жажда и отвратительный привкус во рту мешали думать нормально, поэтому профессор поскорее направился к заветному источнику воды. А вот на кухне, в отличии от всей квартиры в целом, бардак царил совсем не лёгкий. На грязной плите стояла сковорода с пригоревшей и уже засохшей жаренной картошкой, раковина была полна горой немытой посуды, на полу стояло переполненное мусором ведро, часть которого даже вывалилось на пол. Но вот холодильник оказался пуст. Лишь в морозильнике одиноко лежала пачка пельменей, неизвестно когда купленных. На обеденном столике лежала открытая бело-синяя пачка сигарет «Parliament», графин с водой и стакан. Тот самый стакан в котором ему приносили воду этой ночью! Корней Иванович не мог не узнать свой старый гранённый советский стакан, тем более что такой в его доме был в единственном экземпляре. Снова сомнения закрались в душу профессора, но с похмелья трудно думать о чём-либо кроме своего состояния, которое по мнению всех алкоголиков близко к предсмертному. Корней налил себе воды из графина в тот самый стакан, залпом жадно осушил его и ещё налил. Он вспомнил, что ночью ему не позволили напиться вдоволь и сейчас со злорадной ухмылкой не спеша с наслаждением выпил второй стакан.

— Если ты не болел с похмелья, ты не можешь знать насколько вкусной может быть вода… — протянул он с тоской в голосе.

Так говорил его отец, когда сын утром приносил к его кровати полный ковш холодной воды. Корней никогда раньше не вспоминал отца, но с тех пор как пристрастился к спиртному, его образ и слова часто непроизвольно возникали в голове. Ухмыльнувшись самому себе, Корней достал из пачки на столе одну сигарету и вышел на балкон. Тут на подоконнике лежали зажигалка и чистая пепельница. Сам Корней относил себя к некурящим, но иногда мог позволить себе выкурить сигарету. Он даже не покупал никогда сигареты, а пачка на столе была оставлена его бывшей супругой. Она заходила на днях, чтобы проведать его и, зная привычки своего пусть и бывшего, но всё же супруга, оставила свою пачку на столе, где она до сих пор пролежала нетронутой. Профессор затянулся пару раз всматриваясь вдаль и почувствовал лёгкое опьянение. Ещё пару затяжек и он уже пошатнулся. Выкурив чуть больше половины сигареты, он почувствовал приступ тошноты и, выбросив непотухшую сигарету в окно, снова прошёл на кухню и налил себе ещё воды. Он стал мелкими глотками попивать воду из своего стакана, думая, что неплохо было бы если бы в нём была не вода, а холодное пиво. Корней уверенно поставил стакан на стол, твёрдо решив сходить до рюмочной за пивом или даже выпить там грамм 150—200 водки.

Профессор достал из кармана брюк свой старенький смартфон фирмы Sony, он любил японскую электронику и был очень доволен своим смартфоном, которым пользовался уже не менее четырёх, а то и пяти, лет. Модель была давно уже устаревшая и многие функции которыми обладали современные смартфоны были здесь недоступны, но Солнцева это не особо заботило, главное для него было то, что на этой модели отсутствовали такие функции как распознавание по отпечатку пальца, сканер сетчатки глаза, а самое главное управление мыслью. Это новшество было настоящим прорывом и революцией в мире смартфонов, так как теперь можно было управлять своим всеобъемлющим устройством с помощью одной только мысли! Но профессор скептически относился к этой затее и всячески избегал контактов с подобными устройствами, предпочитая пользоваться старой техникой. Смартфон оказался выключенным, но не разряженным. Этот факт тоже должен был бы насторожить Корнея, как и то что телефон лежал у него в кармане, хотя по старой привычке он по приходу домой обычно всё вываливал из карманов на тумбочку рядом с его любимым диваном, даже будучи вусмерть пьяным. Сейчас же профессор списал эти случайности на вчерашнее своё состояние и не стал вникать в суть происходящего. Убедившись, что телефон функционирует нормально, он засунул его обратно в карман и побрёл в ванну, чтобы хоть немного привести себя в порядок перед тем как выйти из дома. Да, сейчас было около четырёх часов утра и вряд ли он мог бы встретить на улице кого-то из своих знакомых или соседей. Но профессор не хотел пренебрегать этим, он всегда старался выглядеть в глазах окружающих всё тем же многоуважаемым деятелем науки каким его привыкли видеть. Несомненно, он таковым и являлся, несмотря на то что в последние пару лет его всё сильнее затягивала бутылочная зависимость. Едва он успел склониться над раковиной, чтобы вымыть лицо, телефон стал настойчиво вибрировать. Корней вытер руки, успевшие намокнуть под струйкой воды и достал телефон. Пока он спал пришло семь пропущенных звонков! Кто и зачем так настойчиво названивал среди ночи профессор понять не мог, так как не видел для этого объективных причин. Дважды звонили с городского номера университета, дважды ректор со своего личного мобильного и аж три звонка было от Святослава Борисовича, его коллеги профессора и по совместительству его лучшего, а в последнее время и вовсе единственного, друга.

— Да что там у вас случилось, пожар что ли, — недовольно протянул Корней Иванович глядя ещё не совсем протрезвевшим взглядом на экран своего Sony, — Четыре утра! Куда ты собрался звонить? Чуть позже наберу Славу, узнаю, что же там у них стряслось.

Профессор и раньше вслух разговаривал сам с собой, но с тех пор как он расстался с женой его шизофренические диалоги стали неотъемлемой частью его суровых дней. Иногда он говорил с собой стоя перед зеркалом, но чаще просто уставившись пустым взглядом в какую-нибудь точку. Корней поднял голову и увидел своё отражение в зеркале. Досадная ухмылка перекосила его помятое с похмелья лицо.

— На кого ты стал похож? — спросил он злорадно своё отражение, — И впрямь говяжье хлебало, — заключил он презрительно и сплюнул в раковину.

Спрятав обратно телефон в кармане брюк, он опёрся обеими руками об раковину, наклонился поближе к зеркалу и стал внимательно рассматривать отражение «говяжьего хлебала». Светлые волосы, которые всегда были аккуратно уложены теперь хаотично торчали пучками во все стороны, причёска скорее походила на старый веник. Его честные добрые голубые глаза вскружили голову не одной молоденькой студентке. Хотя сам Корней Иванович никогда и не давал повода молодым особам, всё же пользовался большой популярностью среди них. Оно и неудивительно, ведь когда профессор рассказывал о чём-то что было ему по-настоящему интересно, его глаза загорались таинственным пламенем, а на губах застывала лёгкая мечтательная улыбка. А физику Корней Иванович очень любил и говорил о фундаментальных законах мироздания с таким увлечением, с таким азартом в ясных голубых глазах, что, побывав на его лекции хотя бы раз, юные девушки просто не могли вспоминать о нём без томных вздохов. Впрочем, и на свою супругу он когда-то произвёл впечатление совсем не красивыми романтическими ухаживаниями и комплиментами, а с большим энтузиазмом рассказывая о принципе квантовой суперпозиции, весело приплетая в свой рассказ мысленный эксперимент с котом Шрёдингера и более усложнённый вариант эксперимента именуемый парадоксом Вигнера. Как бы странно и даже немного безумно это не выглядело со стороны, всё же тогда на девушку это произвело эффект.

Да, многих девушек лишили покоя эти глаза, но сейчас они могли лишить покоя разве что только самого Корнея. Покрасневшие заплывшие глазки выражали сейчас не всеобъемлющую любовь к тайнам мироздания, а банальное алкогольное похмелье. Корней стоял вплотную к зеркалу, рассматривая в нём жалкое подобие своего отца. Эта картина вызвала в нём отвращение и презрение к самому себе, а жуткая вонь изо рта заставила брезгливо поморщиться. Он схватил зубную щётку и стал старательно чистить зубы, чтобы избавиться не только от запаха, но и противного похмельного привкуса во рту. Попутно он набрал горячей воды в ванну, желая немного расслабиться и привести себя в порядок. Тревожное состояние, вызванное жутким похмельем и загадочным кошмаром, ещё больше усилилось из-за пропущенных ночных звонков. Но Корней не стал перезванивать ни ректору, ни Святославу, посчитав время не подходящим для звонков. Он знал, что его друг Святослав всегда просыпается ровно в 6.30, в любой день, даже в выходные и праздники. В запасе у него было ещё 2—3 часа, поэтому Корней решил за это время максимально вывести себя из состояния беспробудного пьяницы и придать себе вид уважаемого интеллигентного человека.

В 7.00 уже побритый, чистый и благоухающий морским бризом от Kenzo (подарок бывшей жены), Корней вышел из своего подъезда. Пару секунд он прищурившись смотрел на утреннее летнее солнце, затем, обогнув свой дом, не спеша побрёл в сторону университета не по дороге, а срезая путь дворами, потому что так получалось намного короче и быстрее. По пути он набрал номер Святослава.

— Доброе утро! — задорно начал Корней едва на другом конце ответили на звонок.

— Ты где? — озабоченным голосом спросил вместо приветствия друг.

— Гуляю на улице…

— Давай встретимся около университета, ­– перебил Святослав, в его голосе едва можно было уловить взволнованные нотки, из-за чего чувство тревоги Корнея, от которого ему почти удалось избавиться, засвербило с новой силой, — Я тоже сейчас выхожу из дома… Минут через 30 буду.

— Может хотя бы намекнёшь что случилось? — улыбка сползла с лица профессора, он нахмурившись застыл посреди тротуара, надеясь услышать хоть что-нибудь вразумительное, — Звонки среди ночи, загадки какие-то, Михаил Васильевич ещё звонил…

— Васильич уже там должен быть, всё-таки ректор же… В общем лаборатория твоя сгорела ночью, — выпалил на одном дыхании Святослав, перед этим выдержав паузу, чтобы собраться с духом.

— Как сгорела? — поникшим, но весьма твёрдым голосом спросил Корней.

— Я и сам пока не знаю подробностей. До тебя дозвониться не смогли ночью. Я был там, но пожарники никого не пустили внутрь, может сейчас что-нибудь прояснится. Короче, давай там увидимся.

Корней не успел ответить, как его верный и преданный друг уже бросил трубку и на всех порах мчался к университету. Ещё с минуту профессор молча постоял, глядя на свой телефон, словно ожидая услышать оттуда опровержение слов друга. Но телефон упрямо молчал. Огромная работа, которую Корней Иванович проделал за последние семь лет своей жизни, результаты наблюдений и экспериментов, вычисления и графики, абсолютно всё находилось в университетской лаборатории. Ректор Михаил Васильевич был одним из немногих кто верил в работу Корнея Ивановича и даже выделил ему небольшое помещение для его исследований. Там он трудился последние годы свои жизни, там же он и потерял её. Он отдал жизнь этой коморке на цокольном этаже университета, которую называл своей лабораторией. Он проводил в ней всё своё время, из-за своих странных экспериментов вся его нормальная жизнь пошла наперекосяк. Он пролежал месяц в психиатрической больнице, после чего ещё какое-то время вынужден был посещать психиатра, пристрастился к алкоголю, разошёлся с женой, среди коллег прослыл свихнувшимся гением. Если бы не поддержка со стороны ректора и ещё нескольких коллег, то и с работой в университете ему пришлось бы распрощаться. Но к его счастью удалось отделаться лишь тем что его лишили преподавательской практики, что, впрочем, не сильно расстроило величайшего физика своей эпохи. Эта чёртова лаборатория отняла у него всё, а он упорно продолжал отдавать ей всего себя. Сейчас, когда Святослав сообщил ему, что лаборатория сгорела, он даже не мог испытывать никаких эмоций. Это показалось немного странным Корнею, ведь его вроде как должны были бы распирать противоречивые чувства. Уничтожено дело всей его жизни и это должно было хотя бы расстроить. Хотя с другой стороны он мог бы даже испытывать облегчение, что избавился от монстра, которого сам же и породил и который сожрал всю его жизнь. Однако, Корней не чувствовал ничего, может быть потому, что до конца ещё не осознал всего произошедшего, а может подсознательно уже давно был готов к такому ходу событий. Он спокойным шагом направился в сторону университета. Жил профессор недалеко от места работы, поэтому услугами городского транспорта пользовался довольно редко. Пешком идти было не более пятнадцати минут, но Корней посчитал что может позволить себе не торопиться никуда, раз уж и так всё сгорело. Поэтому он пошёл не напрямки, как задумывал изначально, а свернул в сторону улицы Алфёрова, чтобы сделать крюк через парк.

По пути Корней Иванович решил немного задержаться в своём любимом парке «Сириус». Парк был назван в честь самой яркой звезды на небе и полностью оправдывал своё название. Это и правда было самым ярким местом во всём городе. Любой турист в обязательном порядке посещал этот великолепный парк, да и местные жители часто любили проводить здесь свободное время. Хотя в основном тут гуляла молодёжь, ведь до главного университета города отсюда было рукой подать. Парк занимал огромную территорию, с трёх сторон он был обрамлён широкими улицами Циолковского, Ломоносова и Алфёрова, а с четвёртой лесопосадкой, пройдя которую насквозь можно было выйти на набережную, вдоль которой тянулась длинная велосипедная и пешеходная дорожки. Река как бы разделяла город на две части, а два берега в двух местах соединялись широкими мостами, рядом с которыми располагались городские пляжи. Параллельно реке тянулась улица Михаила Ломоносова, на которой через дорогу от парка ближе к пересечению с улицей Циолковского возвышалась главная гордость города Государственный Физико-Технологический университет имени Константина Эдуардовича Циолковского, где, собственно, и работал профессор Солнцев. На территории парка размещались детские игровые площадки со множеством различных каруселей, качелей, горок и т. п. Тут же было множество спортивных площадок с тренажёрами, турниками, а также площадки для игры в баскетбол и волейбол. В центре парка размещалась сцена, на которой в праздничные дни ставили всяческие представления, а неподалёку от сцены расположилось футбольное поле с искусственным газоном. На территории парка нашлось место даже маленькому искусственному озеру куда летом люди приходили покормить уток и покататься на катамаранах, а зимой озеро превращалось в каток. Весь парк был пересечён дорожками для бега и прогулок, вдоль которых росли деревья и стояли скамейки для отдыха.

На одной из таких скамеечек присел Корней Иванович, чтобы насладиться прекрасным утром и привести мысли в порядок. Раньше они часто гуляли в этом парке с супругой и любили болтать ни о чём сидя в тени этих могучих деревьев. Казалось, время тут безвластно, и ничего тут не меняется. Всё так же мимо пробегают спортсмены, совершающие утреннюю пробежку, молодые мамы с колясками гуляют со своими малышами, пожилые люди дабы размять свои старые чресла неспешно расхаживают туда и обратно, некоторые из них с палками для скандинавской ходьбы, а некоторые просто читают газету в тенёчке. Молодёжь, уткнувшаяся в свои гаджеты, тоже здесь не редкость. А во время сессии здесь довольно часто можно встретить студентов с книгами и тетрадками, готовящихся к предстоящим экзаменам. Ничего нового не было и сегодня, профессор с улыбкой огляделся вокруг и если не считать жёсткого похмелья, то самочувствие у него было просто великолепным. Многие в городе знали Корнея Ивановича, в особенности постоянные посетители парка «Сириус», поэтому часто прохожие здоровались с ним вслух, либо просто почтительно кивали головой. Профессор вежливо отвечал каждому приветствию. Раньше многие останавливались, чтобы перекинуться парой-тройкой фраз с интеллигентным приятным профессором, поинтересоваться его здоровьем и делами в университете. Но после истории с психушкой люди старались с ним не заговаривать без особой надобности, а некоторые и вовсе стали избегать, что, впрочем, ничуть не расстраивало предпочитающего одиночество социофобного профессора. Солнцев предался приятным воспоминаниям, связанным с этим замечательным парком. В дни своей молодости здесь он, как и нынешние студенты, готовился к экзаменам, гулял с друзьями и девчонками. Позже, когда он женился, они вечерами приходили сюда с женой. Но всё это осталось в другой жизни, которой у него сейчас нет. Сейчас у него были алкогольная зависимость, которую он тщательно, но тщетно пытался от всех скрыть, и сгоревшая лаборатория. Корней Иванович горько улыбнулся внезапно настигшим его невесёлым думам и, вспомнив про встречу с другом, встал со скамейки и направился к университету.

У дверей университета его ждал возбуждённый Святослав Борисович. Он нервно курил, расхаживая из стороны в сторону и, судя по небольшой горстке окурков сигарет «Winston» в урне для мусора, курил он уже далеко не первую сигарету за это утро.

— Ну наконец-то! — закричал он, размахивая руками, как только заприметил Корнея, — Где тебя черти носят? Я жду тут уже столько времени, — тараторил он взволнованно.

Даже пол пачки выкуренных сигарет не могли унять волнения Святослава, он то и дело поправлял свои широкие затемнённые очки на переносице. Это был явный признак того, что он нервничает и Корней знал об этой особенности друга.

— Что случилось, дружище? — как можно мягче спросил Корней, правой рукой он крепко пожал нервно протянутую пятерню друга, а левую положил ему на плечо, — Ты же сказал пол часа.

­– Прошло-то гораздо больше, — начал было ворчать Святослав, но тут же перешёл к делу, — Пойдём, там Васильич ждёт тебя и менты с пожарниками.

— Что с лабораторией? — не терял самообладания Корней.

— Сгорела полностью, ­– помрачнел Святослав, — Ничего спасти не удалось. Даже не думал, что огонь может так расхреначить жёсткие диски. Их невозможно восстановить, так не бывает…

Святослав Борисович внешне был больше похож на татарина, чем на русского. Смуглый, чёрные глаза и коротко постриженные чёрные волосы. В моменты когда он хмурился, как это было сейчас, он как будто становился ещё чернее. А в своих затемнённых больших очках и непоколебимой сдержанностью и хладнокровием он даже чем-то напоминал терминатора, которого когда-то сыграл старина Арнольд Шварценеггер, фильмы которого так любил в детстве Корней, считая этого актёра символом научной фантастики в кино того времени. От этого ещё более удивительнее было наблюдать, что он не может сдержать своего волнения, а ведь все в городе знали Святослава Борисовича как человека с железными нервами, обладающего невероятным самообладанием.

— Диски были уничтожены заранее, дружище. Не переживай так, чёрт бы с этой лабораторией, — на сей раз Корнею пришлось сделать небольшое усилие чтобы улыбнуться.

— В смысле? Кому нужно было это? — уставился Святослав недоумённым взглядом, — Ментам такое не ляпни, замучают потом. Они ждут, кстати.

— Да пошли они все. Не хочу ни с кем говорить, тем более с ними.

Корней отвернулся и как ни в чём не бывало пошёл дальше. Он с детства не любил представителей власти и всячески пытался избегать контакта с ними. Хотя у самого Корнея никогда не было проблем с полицией, зато они случались у его отца. Ещё и местный участковый был одноклассником бати и часто вместо того, чтобы как-то повлиять на спивающегося друга и попытаться образумить, просто бухал вместе с ним. А потом они гоняли маленького Корнея за ещё одной порцией мерзкого вонючего пойла, которым торговал их сосед-самогонщик.

— А что мне сказать? — крикнул ему вдогонку Святослав, прикуривая при этом очередную сигарету.

— Что посчитаешь нужным. Придумай что-нибудь, Славян, ты же профессор, — улыбаясь во весь рот обернулся к другу Корней, — И не переживай ты так на счёт лаборатории. Это естественный ход событий, к этому всё и шло.

Корней чаще называл своего друга Славяном, а тому откровенно нравилось, когда его так называли, но только не при студентах. При студентах и коллегах он предпочитал когда к нему почтительно обращались по имени и отчеству. Но Корней никогда не соблюдал условностей и называл друга по имени-отчеству только в исключительных случаях. Так с лёгкой подачи лучшего друга, Святослава Борисовича студенты между собой также называли Славяном. Он давно знал, как его за спиной кличут студенты, но ничуть не обижался на них, ведь у других преподавателей ВУЗа были клички куда более оскорбительнее и обиднее. Его же называли по имени, этим он тайно очень гордился, искренне считая, что не заслужил обидного прозвища среди студентов потому что пользовался среди них большим уважением и авторитетом. Святослава Борисовича и правда все уважали, потому что он был блестящим выдающимся учёным и доброй души человеком. Пусть в отличии от Солнцева он и не получил звание профессора ещё до того как ему исполнилось тридцать, а сделал это гораздо позже, но всё же был одним из ведущих специалистов в своей области. Студенты его любили за интересные занимательные лекции, подготовке к которым Святослав Борисович уделял много времени и внимания, и за снисходительное отношение к слабым студентам. Большим уважением он пользовался и за пределами университета среди жителей города, а в некоторых кругах Святослав Борисович пользовался гораздо большим авторитетом чем не менее уважаемый в городе человек ректор университета Михаил Васильевич.

Корней пошёл дальше своей дорогой. Дойдя по улице Ломоносова, на которой находился университет, до перекрёстка, он свернул не налево по улице Циолковского, в сторону улицы Гагарина, на которой жил Корней Иванович, а направо и направился к мосту через реку. Зачем он и сам пока ещё не знал. Ноги сами его несли, а в голове потихоньку вырисовывалась более-менее ясная картинка происходящего. Ночной визит странных гостей, теперь уже было очевидно, что это был не просто ночной кошмар, никак не выходил из головы. Видимо, они и подожгли лабораторию, тщательно перед этим уничтожив все данные. Стражи, как они себя назвали, отчётливо дали ему понять, что его деятельность кому-то мешает. Впрочем, намёки на то, чтобы он прекратил свои исследования в этой области неоднократно были и раньше. Но Корней фанатично продолжал свою работу, в глубине души прекрасно понимая, что ни к чему хорошему для него это не приведёт. Он понимал, что за этим поджогом стоят очень могущественные люди, и вполне вероятно, что их сила распространяется за пределы нашего понимания и представления о мире. Никакие спецслужбы и уж тем более полиция не будут заниматься такими делами всерьёз. Если даже захотят, у них просто нет шанса раскрыть преступление такого масштаба. Солнцев вспомнил как ночью его собственные действия приравняли к преступлениям, а это по всей видимости можно было расценивать как наказание. Он горько ухмыльнулся этой мысли. Впрочем, преступлением это называл лишь Страж, сам же Корней свои исследования называл путешествиями либо просто перемещениями и вовсе не причислял себя к нарушителям какого-либо закона. Но вот если Корней сейчас поведёт себя неосмотрительно, позволит себе сказать что-то лишнее, то желающие выслужиться перед своими хозяевами псы в синих мундирах, с удовольствием пришьют ему поджог собственной лаборатории. При этом ещё не забудут вспомнить его лечение в психиатрической больнице в недалёком прошлом и проблемы с алкоголем. Поэтому Корней хотел максимально отсрочить неизбежную неприятную беседу с полицией. Хотя то, что он ушёл, проигнорировав желание полиции пообщаться с ним, тоже, конечно, не пойдёт ему на пользу. Но сейчас голова была занята совсем другими мыслями, а не тем как угодить общественным надзирателям. А Корней Иванович искренне считал полицейских именно надзирателями, которые не защищают права граждан, а ограничивают их свободу под маской безопасности.

Профессор прошёл через мост и оказался в административной части города, где располагались Мэрия, здание суда, ЗАГС и прочие правительственные учреждения. Сразу после моста можно было попасть на площадь Ленина, посреди которой ещё с давних советских времён вытянув одну руку вверх стоял вождь мирового пролетариата. Тут ставили главную городскую ёлку в Новый год, проводили день города и прочие основные праздники, но вместе с тем тут всегда было много людей и тем более полицейских. Корней Иванович не любил эту часть города, хоть она и считалось центром города. Святослав Борисович называл центр не иначе как «Красной площадью» и не потому что здесь стоял памятник Ленину и главная туристическая улица города — пешеходная улица имени Александра Сергеевича Пушкина. «Красной» он её называл потому, что здесь всегда было много полицейских. Вот и сейчас тут практически на каждом перекрёстке дежурили люди в форме. «Держись от ментов подальше и неприятностей не будет» сказал сам себе Корней Иванович и обойдя административные здания стороной очутился на улице Достоевского. Только теперь до него дошло куда его несли ноги по зову сердца. Холодный рассудок остудил пылкий душевный порыв и погрузившись в невесёлые раздумья профессор остановился. Мимо пролетали машины, проходили люди, но Корней словно выпал из этого мира. Он не замечал ничего вокруг, да и окружающий мир, казалось его не замечает. Из оцепенения его вывел телефонный звонок. Корней не сразу сообразил, что вибрирует у него в кармане. Он медленно достал источник вибрации из кармана и поднёс его к уху, словно рука сама проделывала заученную комбинацию без участия мозга. Но достав телефон он с изумлением обнаружил, что никто ему не звонит.

— Какое прекрасное утро, не правда ли, Корней Иванович?

Этот загробный мрачный голос просто невозможно было не узнать. Профессор оцепенел на несколько секунд, но заставил себя силой воли неспешно обернуться, чтобы разглядеть таинственного ночного гостя. На автобусной остановке, рядом с которой сейчас стоял сбитый с толку профессор, сидел один единственный человек и не похоже было, что он ожидает свой маршрут. Несмотря на жаркий солнечный день, незнакомец сидел укутанный в лёгкий плащ, высокий ворот которого закрывал практически всё лицо. Надвинутая на глаза чёрная шляпа и широкие очки не давали возможности разглядеть его лицо. Он усердно попыхивал сигаретой, словно стараясь напустить побольше дыму на свою и без того загадочную фигуру.

— Безусловно, прекрасное, — ответил Корней Иванович довольно холодно и пристально уставился на незнакомца.

— Я Вам, так скажем, неприятен, — после некоторой паузы заговорил Страж и окутав себя густым табачным дымом философски продолжил, — Но оно и неудивительно. Когда всё хорошо, обо мне и не знают. Так и должно быть, никто не должен знать обо мне…

— Я должен Вам посочувствовать? — весьма резко оборвал его профессор.

— Скорее уж себе посочувствуйте, — огрызнулся Страж и снова замолчал.

— Лаборатория моя… — тут Корней Иванович взял небольшую паузу, подбирая слова, чтобы более ясно, но в то же время учтиво донести свою мысль, ­– Это Ваших рук дело?

— Совсем не подходящее место для таких разговоров, — Страж поднялся со скамейки, поправил ворот своего плаща, достал из кармана ещё одну сигарету, из другого кармана зажигалку «Zippo» и элегантно щёлкнув ей, поднёс пламя ко рту, чтобы прикурить, — Давайте, прогуляемся, — неожиданно предложил он и уверенным шагом направился в сторону площади Ленина.

Профессор пошёл рядом. Некоторое время они шли молча, Страж не торопился, а профессор не торопил. Так в полном безмолвии они вышли к зданию Загса, оттуда спустились на набережную, обогнув пляж. Этот берег реки был обустроен не менее красочно чем противоположный. Куча летних кафе, ресторанов и танцевальных площадок разместились по всей набережной. Но все эти постройки не мешали прогуливаться по берегу, так как вдоль реки была сделана широкая дорога для пеших и велосипедных прогулок. Дорога эта тянулась до самого парка Горького, с другой стороны которого был ещё один пляж и второй транспортный мост через реку. Профессор со своим ночным гостем не спеша шли вдоль набережной в сторону парка Горького. Когда Страж убедился, что никто не помешает их беседе, тихо, но отчётливо заговорил, при этом не смотря на собеседника.

— Вы, вероятно, держите на меня обиду за ночной визит и за то, что случилось с Вашей лабораторией.

— Ну уж благодарности я точно не испытываю, — иронично заметил профессор.

— Как говорится, я всего лишь выполняю свою работу…

— Слова истинного раба, — Корней с презрением посмотрел на Стража, но того эти слова ничуть не задели.

— Все мы рабы в этом мире и даже Ваши религии об этом говорят.

— Мы сейчас будем говорить о религии? — профессор вопросительно посмотрел на собеседника, но тот по-прежнему ничего не выражал.

— Не будем, я знаю, что Вы не любите говорить о религии и политике.

— Вы хорошо осведомлены обо мне.

— Это тоже часть моей работы, — еле заметно ухмыльнулся Страж.

— И вести беседы с жертвами Ваших же преступлений тоже часть Вашей работы?

— Не заговаривайтесь, профессор, — строго оборвал Страж, — Преступник здесь Вы, а я лишь подчищаю за Вами. По сути Вы должны быть мне благодарны, хотя, как Вы уже признались, благодарности Вы не испытываете.

— Да, уж, не испытываю, — подтвердил профессор, — Может быть потому что многого не знаю? Не хотите меня просветить?

— Не хочу.

— Но Вы же понимаете, я учёный и не смогу вот так просто всё взять и забыть. Рано или поздно я продолжу поиски ответов. А если Вы не хотите этого, то будьте любезны удовлетворить мою любознательность! — Корней Иванович решил перейти в наступление, сейчас в нём верх брала его природная натура исследователя.

— Вы хороший учёный, у Вас пытливый ум… Направьте свою энергию на что-нибудь другое, что-нибудь, что люди сочтут, так сказать, полезным для них, а Вам принесёт хорошую прибыль. Уверен в таком случае былая слава возвратится к Вам и даже приумножиться.

— Меня не интересует ни слава, ни деньги. То где я был в корне меняет абсолютно всю теорию мироздания. Это не просто открытие, это…

— Безумие, — закончил за него Страж, — Да, да, так это и назовут, несмотря на самые неопровержимые доказательства.

— Тогда почему это Вас так волнует? Я готов стать изгоем и посмешищем, но люди должны знать правду.

— Люди? Что же они должны узнать? Что они ничем не превосходят другие формы жизни, а интеллект, которым они так гордятся, всего лишь, так сказать, математическая шутка?

— Это как? Я не совсем понял?

— А вот так. Тебе не приходило в голову почему люди так стремятся создать искусственный интеллект?

Корней Иванович остановился, переваривая полученную информацию и сопоставляя её с тем что он видел в процессе своих экспериментов. Но так как его мозг всегда соображал гораздо быстрее, чем у любого из людей, уже через пару секунд он догнал Стража и поспешил поделиться с ним своими догадками.

— Разумная форма жизни пытается подрожать своему создателю… Мы создаём интеллект подобный нашему, но и сами в свою очередь являемся лишь разновидностью искусственного интеллекта…

— Осознание человеком своей важности, не позволяет ему понять всей сущности происходящего вокруг.

— Но как же! — поспешил возразить профессор, ему казалось, что он близок к разгадке феномена своей многолетней работы, Страж мог нанести тот самый последний штрих, которого так не хватало, нужно было лишь заставить его сделать это.

— Забудьте об этом, господин Солнцев. В Вашей голове сейчас хаос, как, впрочем, и в Вашей жизни. Из-за этого полный бардак царит и Вашей квартире и то же самое было в лаборатории. Наведите уже порядок, как говорится! И начните, например, с Вашей кухни.

— Порядок, — словно под гипнозом повторил профессор.

— Да, порядок. Тогда Вам станет многое понятно.

— Что станет понятно?

— Для начала, хотя бы то, что этот мир может легко существовать и без Вас.

— А другие? Другие тоже могут существовать без меня, однако я там есть!

— Все эти миры не более чем иллюзия, а Вы всего лишь временная переменная. И чем раньше Вы это примите, тем лучше будет прежде всего для Вас. Вас не существует, впрочем, как и меня. Разница лишь в том, что я это осознаю и принимаю, а вы нет.

Глава 2. Виктория

— Почему люди так уверены в своей правоте? — рассуждала Виктория, профессиональным оценивающим взглядом рассматривая свой только что сделанный маникюр, — Каждый считает, что он практически во всём прав. Стоит кому-то сделать что-то по-своему и тут же его начнут осуждать. Что за невежественная мания величия?

Виктория оторвала взгляд от идеально обработанных ногтей и из-под густых длинных ресниц с укоризной посмотрела на свою сотрудницу. Та в недоумении прибирала инструменты для маникюра с помощью которых только что очень старательно трудилась над ногтями хозяйки салона. Заметив замешательство и даже лёгкий испуг в глазах своей новой сотрудницы, Виктория поспешила сменить гнев на милость. Широкая довольная улыбка сменила серьёзное выражение лица, она вытянула руки, чтобы ещё раз полюбоваться маникюром, и одобрительно посмотрела на сотрудницу своего салона.

— Отличная работа, Лерочка! Безусловно, ты одна из лучших мастеров в нашем городе!

Напряжение спало с лица новой работницы и она, смущённо заулыбавшись, невнятно пробормотала «спасибо».

­– Работать ты умеешь, это самое главное! Осталось только научиться меньше сплетничать, — Вика строго посмотрела на свою сотрудницу, чтобы та особо не расслаблялась и тут же весело рассмеялась.

— Да, конечно, Виктория Сергеевна, — робко согласилась Лера и тут же попыталась улыбнуться в ответ на весёлый смех хозяйки.

Виктория Сергеевна владела лучшим в городе салоном красоты с непонятным для многих местных жителей, и от этого казавшимся таинственным, названием «Иштар». Хотя называть «Иштар» просто салоном было бы не совсем правильно, так как этот огромный комплекс включал в себя также спа-салон, бассейн, сауну, фитнес зал, зал для занятия йогой и много чего ещё. Можно было, просто не выходя из этого огромного комплекса, полностью привести себя в соответствие с принятыми в обществе нормами красоты, а также серьёзно позаботиться о своём здоровье. Каждая красавица мечтала хотя бы раз в жизни побывать в «Иштар», где девушкам предоставлялись практически любые услуги по уходу за собой. Почему только девушкам? Да потому что даже пожилые дамы, побывав здесь ощущали себя юными девицами.

Сама Виктория Сергеевна не без оснований считалась если уж не самой красивой, то, безусловно, одной из первых красавиц города. Салон подарил ей отец, успешный предприниматель и один из самых влиятельных людей города. Виктория была единственным ребёнком в семье и надо сказать весьма избалованным. Но сейчас она ответственно вела своё дело и довольно успешно, всё-таки характер и коммерческая жила передались ей от отца. О днях её беспутной юности напоминали лишь татуировки, набитые на обеих руках от кисти по локоть. На правой руке был изображён порхающий орёл, распростёрший свои крылья на фоне величественных гор, а на левой волчица гордо и бесстрашно выглядывающая из-за высоких могучих хвойных деревьев. Ходили сплетни, что эти татуировки были сделаны с целью скрыть следы наркоманского прошлого. Но это были лишь сплетни, потому что хоть Виктория и серьёзно увлекалась наркотиками когда-то, всё же никогда не пробовала колоться и не потому что была всегда категорически против этого, а просто с детства панически боялась уколов. Вика прекрасно знала обо всех сплетнях вокруг её персоны, но выводить татуировки не собиралась принципиально. Она не любила сплетни и ещё больше людей, которые их распространяют. А вот молодая Лера любила посплетничать и увлёкшись работой начала болтать без умолку, за что и получила замечание от хозяйки. Была у Виктории ещё одна татуировка — семиконечный лист конопли размером чуть больше стандартной сигаретной пачки справа ниже живота, но о ней знали разве что только близкие подруги и бывший муж.

— Многие клиентки любят, когда их ублажают болтовнёй, рассказывая последние новости и городские сплетни, — продолжала наставлять свою новую сотрудницу Виктория уже собираясь уходить, — Но постарайся воздержаться от оценочных суждений, особенно при мне.

— Но я не пыталась никого осудить, — вдруг посмелела Лера. Её реплика заставила хозяйку остановиться в дверях и обернуться, и Лера снова робко потупила взгляд.

— Я знаю, — добродушно улыбнулась Вика и вышла из салона.

Виктория Сергеевна никогда не была тираном для своих работников, даже не повышала голоса на них. Её все любили, но в то же время очень боялись. Она всегда была строга, но справедлива. И если ты хороший работник, то всегда мог рассчитывать на благосклонность и всяческую поддержку хозяйки. Она старалась во всём помогать сотрудникам своего салона и даже в бытовых проблемах, но без малейших сожалений и колебаний могла наказать и даже уволить любого, кто попытался бы обмануть её или воспользоваться её добротой и милосердием. Одним лишь своим присутствием она поднимала настроение всему салону и одним лишь взглядом могла заставить трепетать от страха. Лучше всего её описал однажды один из охранников салона, который несмотря на свою грубую работу и натуру, в душе, видимо, являлся поэтом. А сказал он следующее: «Настоящая королева! Прекрасна и добра, но в то же время тверда и неприступна».

Дабы поддержать образ королевы на улице Викторию должна была бы ожидать белая карета. Нечто подобное было и на самом деле. Только не карета, а белый Mercedes GLE Coupe, что выглядел даже более роскошно и презентабельно, но без кучера. Виктория предпочитала водить сама и часто любила просто покататься на своём белом мерине, чтобы развеять тоску и просто поднять себе настроение. Вождение и бизнес заменяли ей недостающую мужскую любовь, которая в своё время вытащила её из наркотической ямы. Нет, она не была обделена мужским вниманием, поклонников и ухажёров у неё всегда было хоть отбавляй. Но её единственной любовью был её бывший муж. И даже после расставания она продолжала его любить и не подпускала близко к себе других мужчин, за что прослыла среди некоторых воздыхателей высокомерной и надменной стервой. Но и до этих слухов ей тоже было глубоко наплевать.

Виктория завела мотор своего могучего аппарата и помчалась по улицам города. Сегодня она решила устроить себе небольшой выходной. Из столицы нашей необъятной родины должна была приехать её давняя подруга. Но до этого было ещё предостаточно времени. Она уже побывала в своём салоне дала необходимые распоряжения, привела себя в полный порядок, а теперь решила просто покататься, чтобы и мысли тоже в порядок привести. Обогнув парк Горького, она выехала на проспект Мира и помчалась в противоположную от парка сторону. Проспект Мира самая длинная дорога в городе, которая тянулась аж до конца города и выходила на федеральную трассу. Виктории нравилось гнать по этой широкой прямой дороге, так она поступила и на сей раз. Она выехала за город, после чего развернулась и поехала обратно той же дорогой. Продолжением проспекта Мира был второй транспортный мост, который на противоположном берегу переходил в проспект Лобачевского. Проспект Лобачевского тоже был весьма широким и протяжённым, но Вика не стала ехать по нему до конца, а свернула уже на Ломоносова. Она сделала это машинально, подсознательно повинуясь какому-то сильному чувству, против которого ум бессилен. Возле парка «Сириус» она сбавила скорость и остановилась в аккурат напротив дверей Физико-Технологического Университета (ФТУ).

Жизнь многих людей этого города так или иначе была связана с этим университетом. Город был построен ещё при советской власти, здесь размещалось множество заводов, в том числе и секретных военных. Основная масса населения города трудились на этих заводах, а высококвалифицированных специалистов на эти заводы поставлял Физико-Технологический университет, который был практически ровесником самого города. Благодаря педагогическому составу, который был сформирован в далёкие советские годы из лучших специалистов того времени, местный университет быстро прославился своими высококвалифицированными выпускниками и по сей день считался одним из лучших технических ВУЗов страны. Главным богатством университета считались его преподаватели. Тут всегда работали только лучшие учёные, а нынешний ректор Михаил Васильевич успешно продолжал традиции университета. Михаил Васильевич был в городе вроде местного героя, ведь именно он заново поднял авторитет ВУЗа, который несколько утратился в лихие девяностые годы, и даже приумножил его. Именно он создал плодотворную почву и помог состояться таким выдающимся учёным современности как Соколов Святослав Борисович или Боголюбов Александр Степанович. Но главным бриллиантом Михаила Васильевича был, конечно же, Солнцев Корней Иванович. Ректор приметил это юное дарование ещё будучи его преподавателем. Словно опытный ювелир работающий с редким драгоценным камнем, он приложил немало усилий чтобы юный талант превратился в гениального учёного.

С Михаилом Васильевичем Викторию связывала давняя дружба, ведь он был однокурсником и лучшим другом её отца Царёва Сергея Павловича. По совету будущего ректора и настоянию отца Виктория после окончания школы тоже поступила в Физико-Технологический. Но будучи строптивой избалованной девчонкой она всё время прогуливала занятия, предпочитая университету клубы, а книгам травку и колёса. Как результат она не сумела доучиться до конца и получить диплом этого престижного ВУЗа. Во время учёбы она ненавидела этот университет и не упускала случая продемонстрировать перед родителями пренебрежительное отношение к учёбе. Но сейчас, сидя в машине напротив главного здания злосчастного университета, в её душе вспыхнула не ненависть, а тёплые добрые чувства. Ведь именно здесь она обрела свою первую и единственную любовь. Здесь учился вместе с ней её бывший муж, верность которому она хранила и по сей день. Они расстались более года назад, но в том не было её вины. Да и его тоже она не могла винить в этом. Они до сих поддерживали тёплые отношения, время от времени встречались. Если бы это зависело от неё, то виделись бы они гораздо чаще. Будучи добрейшей души человеком, она всячески пыталась помочь своему сбившемуся с пути супругу, но никогда не говорила об этом. Она вообще никогда не говорила о том, что помогает другим, хотя делала это всё время. Ком подкатил к горлу от воспоминаний счастливых и в то же время горьких. Слёзы потекли по щекам и тут она уже не сумела себя сдержать и расплакалась. Плакала она долго, горькие слёзы не отступали. Едва она успокаивалась и утирала слёзы, как тут же накатывала новая волна переживаний и снова слёзы текли ручьём, заставляя тело судорожно вздрагивать. Эта боль в её несчастной душе не угасала никогда, просто в какие-то моменты она была не в силах её удержать внутри себя и это заканчивалось вот такими вот приступами рыданий. Наконец, ей удалось немного взять себя в руки. Она вытерла слёзы, достала из бардачка бело-синюю пачку сигарет «Parliament». Ей долго не удавалось прикурить, пальцы дрожали, а сигарета размокла от слёз. Вика выбросила в пепельницу автомобиля отсыревшую сигарету и достала другую из пачки. Глубоко вздохнула, тело судорожно задрожало от вдоха. Только теперь ей удалось прикурить. После нескольких затяжек приступ слабости остался позади. Не спеша выкурив сигарету до самого фильтра, она затушила окурок в пепельнице, после подправила зеркало заднего вида и начала приводить заплаканное лицо в порядок.

— Хватит ныть! — упрекнула она сама себя, — Нашла место, увидит ещё кто.

Слёзы свои Вика никому не показывала. Все считали её сильной женщиной и лишь она одна знала чего стоило ей быть таковой и как хотелось хотя бы иногда побыть слабой, под защитой сильного надёжного мужчины. Она довольно быстро подправила макияж, после чего выкурила ещё одну сигарету. Вика уже давно собиралась бросить эту пагубную привычку и даже сократила количество сигарет до двух-трёх в день, но сейчас не могла удержаться. Как правило, после того как проплачешься становиться легче на душе, но при этом ей приходилось курить чуть больше чем обычно. Докурив, она с минуту просидела неподвижно. Затем она ещё раз посмотрелась в зеркало, нанесла ещё пару штрихов к своему прекрасному образу, довольно улыбнулась себе и поехала дальше.

Поехала она обратно в центр, в торгово-развлекательный центр «Гиперкуб», именно там они договорились встретиться с подругой. Из сообщения, которое пришло только что, было понятно, что она уже на месте. Но Вика прекрасно знала привычки своей подруги, с которой они ещё в один садик ходили, а потом учились в одном классе. Если она написала, что уже на месте, значит будет там минут через 20—30 и никак не раньше. Поэтому Вика ехала не спеша, врубив на всю мощь «Короля и Шута» и довольно подпевая кумиру своей молодости. Со стороны могло бы сложиться впечатление, что её чуткий женский образ как будто бы совсем не сочетается с жёстким отвязным панк-роком, но при первом же знакомстве с ней это впечатление мгновенно улетучивалось. Такова была сущность Виктории Сергеевны, в ней гармонично сочеталось несовместимое.

Оставив автомобиль на парковке «Гиперкуба», Виктория, покачивая бёдрами, направилась внутрь. Как и всегда она шла с гордо поднятой головой, уверенно чеканя каблуками каждый шаг. Её походке могли бы позавидовать даже модели, выходящие на подиум. И трудно было не обернуться нормальному мужчине, когда она проходила мимо. Попутно она успевала вести переписку в телефоне, но это ничуть не отвлекало её и не сбивало с уверенного темпа. Едва Вика вошла в торговый центр как на неё с радостным визгом набросилась молодая женщина, с длинными распущенными волосами светло-рыжего цвета и в ярком красном платье. Вика была рада встретить подругу детства, но на горячие объятия ответила более сдержанно, лишь слегка приобняв её за талию.

— Ты меня задушишь, Кать… — с притворным хрипом произнесла Вика.

Катя неохотно разжала крепкие объятия и отступив на пол шага внимательно осмотрела подругу с головы до ног.

— Шикарно выглядишь, — заключила она с довольным выражением лица, — Как снежинка посреди этого жаркого дня!

Комплимент Кати заставил подружек расхохотаться как подростков. Белоснежные платье и босоножки, а также длинные завитые светлые волосы действительно делали Вику похожей на снежинку или Снегурочку с не совсем детского утренника.

— Ну а ты просто огонь! — ответила комплиментом на комплимент Вика, — Отличный оттенок, — обратила она внимание на волосы подруги, — Тебе очень идёт.

— Самой нравится, — призналась Катя, довольно поправляя рукой свои волосы.

Вообще цвет волос Кати менялся довольно часто. Она легко перевоплощалась, то в блондинку, то в брюнетку, сейчас она была рыжей. Так же легко она играла и тонами. В юности Катя ещё больше любила экспериментировать с цветом волос. Тогда её можно было увидеть и зелёной, и фиолетовой и любой другой. Даже Вика не могла предугадать какой она будет завтра.

— Ну что? Прогуляемся по магазинам! — предложила Катя после обмена любезностями.

— Тебе что-то нужно? — тут же перешла на деловой тон Вика, давая понять, что сейчас у неё нет никакого желания бестолково тратить деньги.

— Нет, а разве по магазинам ходят только когда что-то нужно? — попыталась пошутить Катя и рассмеялась над своей же шуткой, но подруга не поддержала её юмора.

— Может просто посидим где-нибудь? Тут есть отличный индийский ресторан, — выдвинула контрпредложение Вика, словно вела деловые переговоры.

— Ой, нет, — поморщилась Катя, вспомнив остроту блюд индийской кухни, — Давай что-нибудь более привычное, а в индийский со своим профессором пойдёшь, любителем перца. Кстати, как поживает? — как бы невзначай поинтересовалась Катя, но Вика быстро её раскусила.

— Нормально он поживает. А ты чего интересуешься, опять жениха мне нашла?

— Я? — изобразила изумление Катя, но она никогда не отличалась хорошей актёрской игрой, поэтому вызвала лишь весёлый смех подруги.

Девушки поднялись на самый верхний четвёртый этаж «Гиперкуба», где находился один из лучших итальянских ресторанов во всей округе под названием «Старая синьора». Футбольные болельщики, конечно же, сразу поняли, что хозяин этого заведения был заядлым фанатом Туринского клуба «Ювентус». А вот для Вики с Катей это было не более чем просто интересным названием хорошего и весьма дорогого ресторана. Они удобно расположились в уютном зале «Старой синьоры», погрузившись в атмосферу Италии эпохи Возрождения. Античные статуи и стены, разрисованные в стиле художников того времени, создавали полное впечатление, что ты находишься в Италии, для полного погружения не хватало только экспрессивной итальянской речи вокруг.

— Для начала принесите нам по бокалу вашего лучшего вина, — распорядилась Катя, как только официант подошёл к их столику.

— Один бокал вина и стакан яблочного сока, пожалуйста, — подправила Вика.

Не успела Катя что-то возразить, как официант с понимающей улыбкой кивнул Вике и тут же удалился. Катя так и осталась сидеть с открытым ртом.

— Я за рулём, — пояснила Виктория своё решение подруге, и, заметив, как она провожает официанта гневным взглядом, добавила, — Я часто здесь бываю, большинство официантов в курсе моих предпочтений.

— Могла бы и поддержать лучшую подругу, — недовольно буркнула Катя, — Что же мне теперь одной пить?

— Когда это тебя останавливало? — удивилась Вика.

— Никогда! — тут же забыла свою обиду Катя, — Ну рассказывай, как у тебя?

— Да что у меня, — вздохнула Виктория, — Всё как обычно, вся в работе. Перемены редко случаются в нашем городе. Уж лучше я тебя послушаю. Как там в столице?

Катя словно только и ждала этого вопроса. Она стала рассказывать о своей столичной жизни, расхваливать и в то же время критиковать своего мужа и ежеминутно демонстрировать фотографии своей дочери на экране телефона. Так под рассказы Кати проходила трапеза двух подруг. Катя увлечённо рассказывала, обильно запивая яства итальянской кухни превосходным красным вином. Вика с удовольствием слушала, но неподдельный интерес вызывали у неё лишь истории связанные с маленькой Лизой, дочерью Кати.

Екатерина вышла замуж за московского бизнесмена, родила ему дочь и жила в столице как у Христа за пазухой. Сейчас она приехала на пару дней в свой родной город навестить родителей и, в чём Вика не сомневалась, предпринять очередную попытку обустроить личную жизнь лучшей подруги. Катя не упускала возможности найти жениха для подруги с тех самых пор как узнала, что она больше не живёт со своим профессором. Болтала столичная гостья без умолку, даже удивительно как она успевала при этом есть и пить. Большую часть историй Кати Вика просто пропускала мимо ушей, с мечтательной улыбкой она листала в телефоне подруги фотографии Лизы, подсознательно примеряя на себя роль матери. Она мечтала стать матерью с тех самых пор как познакомилась со своим будущим мужем в далёкие студенческие годы. Но судьба распорядилась иначе. В итоге Катя, которая в своём развитии никак не могла продвинуться дальше подросткового возраста, растила красавицу дочку, а Вика до сих пор оставалась одна со своими мечтами о большой полноценной семье. Сама Виктория считала это своей кармой или наказанием за грехи юности и безропотно несла свой крест, давно уже потеряв веру в медицину, но по-прежнему тайно надеясь на чудо.

— Кстати, у меня есть подарок для Лизоньки, напомни мне не забыть о нём. Он у меня в машине, — вставила Вика прямо посреди рассказа подруги о поездки в Амстердам.

— Напомню, — ответила Катя после некоторого замешательства.

Ведь говорила она сейчас вовсе не о Лизоньке, было ясно что подруга её не слушает. Но это ничуть не смутило Катю, и она воодушевлённо продолжала говорить.

— В общем, Амстердам — это круто! — заключила она и откинулась на спинку своего диванчика.

В это время официант убрал со стола посуду и вопросительно посмотрел на Вику.

— Больше ничего не надо, спасибо, Константин, ­– вежливо улыбнулась официанту Вика.

В этот момент Катя хотело было что-то сказать, но Вика, быстро сообразив, что хочет сейчас изрядно подвыпившая подруга, смирила её суровым взглядом и добавила:

— И вина тоже достаточно. Посчитайте нас, пожалуйста, Константин, — снова обратилась она к официанту.

Константин вежливо кивнул и удалился.

— Мужика тебе надо нормального, любезничаешь тут с официантом, — с укоризной заметила Катя.

— А официант для тебя уже не человек? — весьма спокойным тоном парировала укол подруги Вика.

— Я не это имела в виду, — поспешила поправиться Катя, прекрасно зная о том с каким уважением и трепетом относится её подруга к рабочему классу, и тут же как ни в чём не бывало продолжила говорить дальше, — Короче, тебе нужен особенный мужчина. Как раз с таким я познакомилась в Амстердаме.

— Ты же замужем, Катюш! — шутливо упрекнула Вика.

— А при чём тут я? — изумлённо захлопала ресницами Катя, — Я же о тебе беспокоюсь.

— Опять ты за своё… — устало протянула Вика и демонстративно уронила голову на стол, заткнув уши руками.

— Ну сама подумай, чего бегать за этим профессором, — продолжала гнуть свою линию Катя, ­– Нет, я, конечно, ему благодарна, за то как он повлиял на тебя, но сейчас же ты одна.

— Официально я ещё не разведена, — пробубнила Вика, не поднимая головы.

— Да, знаю я, — безразлично махнула рукой Катя, — Ладно, не хочешь говорить о мужчинах, не будем.

— Слава богу! — с облегчением выдохнула Вика и откинулась на спинку дивана.

— Но при условии, что мы сейчас поедем ко мне, — не хотела признавать своего поражения Катя.

— Мы и так собирались ехать к тебе, — обречённо вздохнула Вика, — Ты же не отстанешь сегодня от меня со своими женихами? — в глазах Вики застыла мольба.

— Не отстану, — улыбнулась Катя, — Я же хочу как лучше для тебя.

— Не надо мне как лучше. И откуда тебе знать как мне лучше? Не может одно и то же нравиться всем. Почему так трудно понять, что у всех разные вкусы и вообще отношение к жизни. То что лучше для тебя вовсе не значит, что будет лучше для всех. Константин! ­– Вика остановила принесшего счёт официанта, — Как Вы считаете, существует ли универсальная формула счастья, которая подходила бы всем?

— Думаю, счастье оно и есть счастье, это состояние души и каждый понимает, когда он счастлив, — тут Константин ненадолго призадумался, — Хотя, наверно, иногда человек может и не понимать своего счастья. Как бы там ни было, но универсальной формулы, думаю, нет. У каждого, наверно, свой путь к счастью, — не очень уверенно закончил он.

— Благодарю, Константин, — улыбнулась ему Вика, — Вы нам очень помогли.

Константин смущённо улыбнулся и оставил подруг.

— Слышала? — обратилась Вика к подруге, как только ушёл официант.

— Тоже мне философ, — недовольно фыркнула Катя, — Можно подумать он тут счастлив разнося еду.

— Может и несчастлив, а может счастливее нас обоих. По крайней мере, в отличии от нас с тобой, его жизнедеятельность приносит реальную ощутимую пользу обществу. Только представь себе, что будет если вдруг не станет официантов, дворников, электриков… Наш мир погрязнет в хаосе и утонет в мусоре. Такие как мы с тобой потонут первыми. А от того что нас не станет мир ничего не потеряет, а может даже вздохнёт с облегчением.

— Всегда найдутся те, кто захочет прислуживать, а значит и тонуть мне не придётся, — возразила Катя, — И вообще, не я придумала такое положение вещей. Каждый должен заниматься своим делом. Вон в Индии никто не возражает против каст. Потому что они мудры и понимают, что таков порядок. Кто-то господствует, а кто-то прислуживает и всем это по кайфу.

— Мудры, но не потому что кому-то по кайфу прислуживать таким как ты. Просто они смиренны. И уж если смотреть на жизнь как индусы, то мне страшно представить кем мы можем родиться в следующей жизни.

— Ой, да ладно тебе, — довольно грубо оборвала рассуждения подруги Катя, — Поехали лучше ко мне.

На том и порешили. Подруги поехали к дому родителей Кати, которые жили совсем не далеко от «Гиперкуба».

— Этот интересный мужчина, с которым я познакомилась в Амстердаме, работает с моим Игорем, — вернулась к разговору Катя уже в машине, развалившись в удобном кожаном кресле Мерседеса, — Он, кстати, подогнал просто чумовую траву. И дома мы сможем её приценить, — лукавая улыбка расплылась по лицу Кати.

— Тебя дома дочь ждёт и родители. Ты и так бухая, ещё и курить собралась?

— Ну и что? Могу я позволить себе немного отдохнуть?

— Отдохнуть от чего, Кать? Ты никогда в жизни не перетруждалась. К тому же, ты прекрасно знаешь, что трава и всё прочее для меня в прошлом. Сигареты ещё бы бросить.

— Ты снова закурила? Оно и неудивительно, надо же и тебе хоть как-то расслабляться.

— Сигареты совсем меня не расслабляют, скорее наоборот. Чем мужиков мне искать в Амстердаме, лучше бы привезла автограф Симоны или Шарон. Это доставило бы мне куда больше удовольствия, чем трава.

— Скучная ты стала, Викусь. Не выпить с тобой, не покурить. Рассуждаешь о счастье, а сама отказываешь себе во всём.

— По-твоему, счастье в наркотиках и мужчинах?

— Ну, частично да. Я, например, чувствую себя паршивенько если долго приходиться обходиться без секса, алкоголя и травы.

— Любой наркоман знает, что счастье не в наркотиках.

— Хм… Тебе лучше знать. Однако, в своё время ты ловила с этого кайф.

Вика тяжело вздохнула, вспоминая как раньше с этой самой подругой они проводили время лишь в погоне за кайфом. Гашиш, марихуана, алкоголь и табак казались Вике в то время лишь лёгкой забавой. Реже они доставали кокаин, чаще амфетамины, так как их проще было найти в городе. Экстази, метамфетамин и в особенности фен. Катя в этом плане оказалась умнее, более одного раза она пробовала только кокаин. В основном она баловалась алкоголем и травкой. А вот Вика не смогла устоять перед соблазном почувствовать себя сверхчеловеком и травилась всем что не попадётся. И если бы она вовремя не встретила, как называет его Катя, своего профессора, то её зависимость очень скоро стала бы просто неизлечимой. И даже с постоянной поддержкой любящего мужа, преодолеть этот недуг удалось ей с большим трудом. В глубине души она понимала, что ещё раз преодолеть это у неё ни за что не получится, поэтому теперь она сторонилась любых «кайфовых» препаратов. Хотя после расставания с мужем соблазн попробовать хотя бы разок возникал не раз. Но в то же время она понимала, что стоит ей разок попробовать и она снова с головой погрузиться в этот омут из которого ей уже будет не выплыть. Однако понимая это одним лишь только умом невозможно удержаться от безудержного желания, подпитываемого эмоциональным выгоранием и душевным страданием. Хочется сбросить с себя непосильный психологический груз, потушить этот пожар в сердце, который выжигает всё изнутри, и ум уже предательски начинает изменять твоим убеждениям. Вместо твёрдой уверенности в том, что наркотики ничем не помогут, ум находит всё новые и новые оправдания и доводы в пользу того, что сейчас это просто необходимо и от одного раза совсем ничего не изменится. Если продолжать этот внутренний диалог, то рано или поздно любой бывший наркоман убедит себя в том, что разочек позволив себе кайфануть и разгрузиться, он потом вновь легко вернётся к прежней нормальной жизни без наркотиков. И в то же время каждый из них понимает, что такого не случится. Поэтому Виктория избегала прежде всего этого диалога со своим внутренним наркоманом, а чтобы его вовсе не происходило нельзя было давать мозгу заскучать. Необходимо было всегда себя чем-нибудь занимать и дабы избежать всяческого соблазна Виктория полностью погрузилась в любимую работу. Алкоголь и сигареты она тоже причисляла к наркотикам. Но несмотря на это, очень редко она позволяла себе немного выпить, а вот сигареты снова стала курить регулярно.

­– Человек употребляет всякую дрянь, чтобы почувствовать себя счастливым, — заговорила Виктория очень серьёзным тоном, припарковав машину возле подъезда родителей Кати, — Но взамен ты не получаешь счастья. И даже иллюзия счастья присутствует лишь в самом начале. Некое ощущение ложного счастья. На самом же деле тебе просто становиться безразлично. Ты можешь валяться в собственной блевотине и улыбаться. Но улыбаться не потому что тебе хорошо, а потому что тебе просто плевать на то что тебе плохо. Нет, Катюш, алкоголь и прочее не делают тебя счастливым, они лишь делают тебя безразличным к несчастью.

— А секс? — тоже очень серьёзно спросила Катя.

— А секс пусть остаётся, — засмеялась Вика, видя, как этот вопрос всерьёз беспокоит её подругу.

— Ну вот! — тут же встрепенулась Катя, — Я же говорю, тебе просто необходимо познакомиться…

— Всё, Катя! — резко оборвала её Вика, — Ни с кем я знакомиться не собираюсь. По крайней мере не для того, чтобы переспать.

— Ну как знаешь, — Катя демонстративно подняла руки вверх, показывая свою безоговорочную капитуляцию, — Пойдём! — пригласила она Вику, выходя из машины.

— Погоди, — остановила её Виктория, — Вот возьми это для Лизоньки, — она указала на большую розовую коробку на заднем сиденье, — Ты уж извини, я не смогу зайти, у меня тут дела возникли. Увидимся ещё, ты же ещё побудешь в городе?

— Ну, заезжай, если что, — неохотно согласилась с решением подруги Катя, — Будут деньги — приходи, оттопыримся. Ну всё, пока! — шутливо спародировала она свою тёзку из культового фильма Алексея Балабанова, ставшего олицетворением эпохи 90-х, чем подняла настроение и себе и подруге.

Подруги попрощались. С огромной коробкой в руках Катя ввалилась в свой подъезд. Только когда дверь подъезда закрылась, Вика завела мотор и уехала. Дел у неё на самом деле не было. Просто она захотела побыть одна, компания подвыпивших весельчаков порой изрядно утомляет, особенно трезвых людей. До вечера было ещё далеко, поэтому Виктория Сергеевна решила заглянуть в свой салон, а после навестить родителей.

Рядом с домом родителей находился крупнейший в городе книжный магазин под коротеньким названием на латинице «Thoth». Найти его было очень легко, на передней стене здания был нарисован огромный сине-зелёный мультяшный Ибис. В школе и университете Вика не любила читать, тогда её образ жизни никак не предполагал спокойных тихих вечеров. Сейчас же вечер в компании интересной книги с кружкой какао и в объятиях тёплого пледа, ценился гораздо выше любых шумных вечеринок или посиделок с подругами. В последние годы Виктория стала завсегдатаем книжных магазинов, в частности постоянным клиентом «Thoth». Книги помогали ей справляться с печалью и затянувшейся депрессией, да и просто скрашивали одинокие вечера. Вот и на сегодняшний вечер она хотела подобрать какую-нибудь литературу, может быть что-нибудь из полюбившегося в последнее время Жюля Верна. Однако планам Виктории Сергеевны не суждено было случиться в этот вечер. Уже когда она сворачивала с улицы Карла Маркса на Достоевского, на которой находился известный «Иштар», путь ей перегородил маршрутный автобус. Автобус выскочил неожиданно, лишь в последний момент Виктория успела резко затормозить и избежать столкновения с ним. Не понимая по какой причине автобус встал посреди дороги и загородил проезд, Виктория посигналила пару раз, чтобы поторопить нерадивого водителя маршрутки. Но эффекта это не произвело. За Мерседесом стала собираться небольшая пробка. Виктория обратила внимание что маршрутка была пуста, в ней не было пассажиров, а возможно и водителя тоже. Рассердившись Виктория ещё раз нажала на клаксон, в этот раз уже более протяжно. В этот момент открылась дверь Мерседеса со стороны пассажирского сиденья и в машину к Вике подсел молодой человек приятной наружности.

— Нам направо, — сказал он невозмутимо, словно сел в такси.

— Что? — негодующе выдавила из себя Вика, на её лице читалось непонимание и явное раздражение.

— Поторопитесь, пожалуйста, — улыбнулся молодой человек как ни в чём не бывало, — Водители за нами явно начинают нервничать.

Эти слова заставили Вику переключить внимание обратно на дорогу. Машины, собравшиеся позади неё, недовольно сигналили, а автобус впереди внезапно исчез, будто его никогда и не было. Виктория поторопилась и, повернув на перекрёстке направо, остановила автомобиль в ближайшем разрешённом для остановки месте.

­– Нам лучше не останавливаться, — продолжал невозмутимо улыбаться парень на пассажирском сиденье, чем ещё больше выводил из себя Вику.

­– Выметайся из моей машины! — приказала она командным голосом, от которого её рабочих обычно пробирала дрожь по всему телу.

— Не гневайтесь, Виктория Сергеевна, — всё так же спокойно продолжал парень, на него не подействовали чары голоса Вики, — Для начала я должен был, наверное, извиниться и представиться, но, если Вы не возражаете, я сделаю это пока мы едем.

— Возражаю! — отрезала Виктория, — Мы с места не сдвинемся, а если и поедем, то только до отделения полиции! — гневно заявила она.

— Не надо горячиться. Я друг Вашего мужа. Мы вместе… — тут парень замолчал, подбирая нужное слово, — Эээ, работали, — наконец, нашёлся он.

Услышав про мужа, Виктория несколько смягчилась. Муж её был мягко говоря несколько странноватым, за что и недолюбливали его мама и некоторые друзья Вики, в том числе и Катя. Соответственно, можно было ожидать, что и друзья мужа могут быть порой весьма странными. Но Вика знала всех друзей своего социофобного мужа, а этого парня видела впервые.

— Кто Вы и что Вам нужно? — Вика пронзила незнакомца взглядом, от которого парень немного замешкался.

­– Сегодня мы должны были встретиться с Вашим мужем, но он не пришёл. Не могли бы Вы ему передать, что завтра я его буду ждать в это же время на том же месте. Это очень важно, — сейчас уже парень не выглядел беззаботным, он смущённо смотрел на Вику исподлобья и не мог скрыть своей нервозности, голос его слегка задрожал.

— Не думаю, что я смогу Вам чем-то помочь. Мы не живём вместе и видимся очень редко, — самообладание вернулось к Вике, теперь она чувствовала себя хозяином положения.

Только что казавшийся весёлым, беззаботным и даже нахальным молодой человек в один миг резко поник. Он даже ростом стал как будто бы ниже. Вика уже хотела было вышвырнуть заморыша из машины. Набрав в лёгкие воздуха, она придала своему лицу строгое суровое выражение и уже раскрыла было рот, чтобы скомандовать наглецу убираться прочь. Но тут её сердце сжалось от жалости. Паренёк весь побледнел, глаза его расширились от ужаса. С трудом подавляя дрожь в голосе, он еле внятно проблеял:

— Как не вместе? — он недоумённо хлопал глазами, глядя на Вику, словно ожидая что сейчас она рассмеётся и скажет, что просто пошутила.

— А в чём, собственно, дело? — Вика не знала как реагировать на поведение парня и чтобы проявить хоть какое-то сочувствие и участие предложила ему, — Может тебя подвести куда?

— Да… — безразлично согласился молодой человек.

Парень отрешённо смотрел в окно и ничего больше не добавил. Виктория выждала некоторую паузу, но не дождавшись уточнения куда именно ехать, также не говоря ни слова, просто поехала прямо. Поколесив немного по центру города, Вика не выдержала и спросила парня:

— Так куда мы едем?

— А? — очнулся из забытья парень.

— Куда тебе надо?

— А это… — не придал значения её вопросу загадочный пассажир, — Не живут вместе… — повторял он сам себе полушёпотом и не обращал внимания на Вику.

Виктория не знала куда ехать, поэтому решила остановиться. Она с подозрением поглядывала на странного парня, совершенно не понимая, чего от него можно ожидать. Наверное, безопаснее всего было бы просто сдать его полиции и дело с концом. Но ей почему-то не хотелось отдавать его в руки лживого правосудия, да и ничего плохого парень не совершил. И всё же на всякий случай Виктория припарковалась недалеко от отделения полиции, мало ли что взбредёт в голову этому парню. Выглядит он вполне себе прилично, но с психикой у него явно были какие-то проблемы.

— А дети? — неожиданно спросил парень, — Детей у вас тоже нет?

Тут он задел за живое. Виктории показалось, что наглец просто издевается, спекулируя на её несчастье.

— Ты дурак? Или просто искусно притворяешься? Или может ты по морде давненько не отхватывал? — взъелась на него Вика.

— Простите… — парень испуганно вжался в кресло, — Вышла серьёзная ошибка. Просто я не туда попал. Мне нужно срочно вернуться, вот только я не знаю как…

— Что ты, мать твою, несёшь? Выметайся из машины, псих долбаный! — в конец рассердилась Вика.

— Да, да… — засуетился парень и стал на ощупь искать ручку на двери автомобиля, чтобы открыть её, сам же в это время смотрел куда-то вперёд и не отводил рассеянного взгляда от невидимой точки.

Виктория не вытерпела, перегнулась через своего пассажира и резким движением руки помогла открыть ему дверь. Парень очень суетился и все его движения были неуклюжими. Он не без труда вылез из машины, всё время бормоча что-то невнятное себе под нос. Из всего что он говорил Вика смогла разобрать лишь слова «смородина» и «калина». Но выйдя из машины странный парень вдруг снова резко переменился. Лицо его прояснело, словно он, наконец, нашёл разгадку терзающей его сознание загадки. Парень подбежал к машине Вики и начал быстро говорить ей в приоткрытое окошко:

— Мы зашли слишком далеко, — он резко оглянулся по сторонам и продолжил тараторить, — Они уже здесь, они хотят обрубить мост, но они не понимают…

Вика не стала дослушивать бред сумасшедшего. Она выжала до пола педаль газа, автомобиль с визгом рванул с места и уже через секунду скрылся во дворах. Вика была немало шокирована случившимся. Водить автомобиль в таком состоянии было довольно рискованно. Поэтому отъехав на безопасное расстояние и затерявшись во дворах, она остановилась чтобы перевести дух.

— Дурдом какой-то, — прокомментировала она случившееся и облегчённо выдохнула.

Из бардачка Виктория достала свои сигареты, повертела пачку в руках раздумывая стоит ли курить или нет. Потом всё же достала одну сигарету, пачку бросила обратно. Ещё пару минут она вертела сигарету в руках, мысленно уговаривая себя сдержаться от дозы никотина. Но потом всё же закурила, аргументировав себе это тем, что ей пришлось уж слишком перенервничать.

— Слабачка, — Вика презрительно посмотрела на своё отражение в зеркале после сладкой затяжки, но после ещё пары затяжек добавила, — Ну и ладно, что ж теперь поделаешь. Опять мой внутренний торчок победил. Надо же, что только не придумаешь, только бы оправдать ещё одну дозу.

Как только Вика выехала на дорогу то ли простое любопытство, то ли какая-то неведомая сила заставила её повернуть и вернуться на то место где она рассталась с молодым психом. Она сбавила скорость, проезжая то место, но останавливаться не стала. Вика внимательно высматривала по сторонам странного человека, но его нигде не было видно. Наверно, ушёл к себе или попал в руки полиции, подумала Вика. Ей даже захотелось заглянуть в отделение, чтобы узнать не поступал ли к ним недавно молодой человек приятной наружности, но со странным переменчивым поведением, однако быстро отказалась от этой затеи. С таким же успехом можно было бы съездить в местную психушку и узнать не сбегал ли кто у них сегодня, решила она.

Захотелось просто забыть всё, побыть в компании любящих тебя людей, поэтому Вика весь вечер провела у родителей. Она не стала никому рассказывать про безумца, подсевшего ей в машину, но он не выходил из головы. Что-то в его словах настораживало, заставляло задуматься, но что именно Вика не могла понять, и от этого чувство тревоги только усиливалось. Приехав домой от родителей Вика по видеосвязи позвонила Кате, прежде всего, чтобы полюбоваться малышкой Лизой. Лиза играла с огромной куклой, которую ей сегодня подарила Вика. Сразу после разговора, Катя прислала сообщение: «Посмотри, как отжигает наша землячка», дальше была ссылка на видео. Вика перешла по ссылке ожидая увидеть какую-нибудь очередную чушь, потому как другого от Кати просто не ожидала. Обычно Катя присылала всяких придурков, которые выставляли напоказ свои идиотские поступки, за которые, по мнению Вики, нормальному человеку должно было бы быть стыдно. Но герои этих видеороликов, не то чтобы не испытывали стыд, а наоборот считали это чем-то крутым и таким образом пытались снискать себе славу на просторах всемирной паутины. С наступлением эпохи интернета такие вот неадекватные полудурки повылазили со всех щелей, удивительно как их раньше не замечали.

Однако увиденное на этот раз приятно удивило Викторию. Это была молодая девушка, которая играла на фортепиано кавер песни «Deep Silent Complete» группы Nightwish. Причём играла просто великолепно, Вика просто не могла остаться равнодушной к такому искусному исполнению. Хоть тут и не было вокального сопровождения, Виктория с первых же нот словно бы услышала мощной вокализ Тарьи Турунен из оригинального исполнения. Будучи руководителем, имеющим в своём подчинении немало работников, Виктория не могла не отметить профессионализм исполнительницы. Занимаясь подбором персонала для своего бизнеса, Виктория столкнулась с проблемой непрофессионализма многих работников, даже дипломированных. Тогда она с удивлением для себя самой обнаружила, что многие люди, претендуя на определённые места, совершенно не соответствуют профессиональным требованиям. И это касалось любой области деятельности человека, а с широким распространением соцсетей это особенно стало заметно. Благодаря различным платформам в сети интернет, практически каждый возомнил себя гением, получив возможность демонстрировать свои мнимые таланты публике. Виктория искренне не понимала, как подобные бездарности обретали большую известность и признание. Люди не имеющие ни таланта, ни знаний очень плохо выполняли свою работу, но тупой зритель оставался в восторге. Может быть так происходило потому, что эти бездарности вселяли надежду в глупые головы таких же бездарностей. А может и потому, что погрязшие в своём невежестве и гордящиеся этим люди просто не способны воспринимать высокое искусство, подобно жителям болот не способных оценить чистоту горного ручья.

Прослушав композицию до конца, Вика решила, что было бы просто отлично закончить день на этой приятной ноте и легла в постель. Но если покой кому-то лишь только снится, то Виктории он давно уже даже и сниться перестал. Едва она легла в свою постель её начали одолевать всяческие мысли и большую их часть занимал сегодняшний сумасшедший. Смородина, калина… Что он хотел этим сказать? А может это был просто бред сумасшедшего и не стоит обращать на него внимания? Но он вовсе не был похож на сумасшедшего, по крайней мере когда садился в автомобиль. Безумие стало овладевать им, когда он узнал, что Вика не живёт с мужем. И какое ему дело до её личной жизни? «Они уже здесь», кто они? Странный какой-то. Вика попыталась его вспомнить, раз он назвался другом её мужа, она должна была его видеть хотя бы раз. Но как ни старалась она не могла найти его в закоулках своей памяти. И что он бормотал про ягоды? Ничего было не разобрать, при чём тут вообще смородина…

— Ты просто дура, Вика, — вскочила она с постели разозлившись на саму себя, ­– Какие к чертям ягоды. Калинов мост! — раздосадовано прокричала она, — Конечно же он говорил про Калинов мост. Ах, ты дура же, дура… — стала она причитать, схватившись за голову.

Сонливость улетучилась окончательно. Вика встала с кровати и прикусив костяшку указательного пальца (так она всегда делала, когда очень нервничала) с задумчивым видом ходила взад-вперёд по своей спальне. Её размышления прервал звонок домофона. Звонок в ночное время был большой неожиданностью, никто не приходил к Вике в такое время суток. Поэтому звук домофона заставил её испуганно вздрогнуть и замереть на секунду. Повторный звонок заставил выйти её из оцепенения, и она поспешила к входной двери, рядом с которой на стене висел видеодомофон. На экране она увидела того самого психа, что подсел к ней сегодня днём. Следовало бы задуматься откуда этот незнакомый парень узнал её адрес, или как ему удалось её выследить и как вообще ему удалось проникнуть на закрытую охраняемую территорию дома. Но Вика опрометчиво поспешила открыть ему дверь. Однако парень не вошёл в подъезд, а внезапно передумав ушёл прочь.

— Стой! Не смей уходить! — закричала в домофон Виктория, но парень уже успел скрыться из поля зрения камеры, — Ну уж нет, — прошипела она и бросила трубку.

Быстро схватив висевший ближе всех на вешалке плащ, она прямо в домашних тапочках выбежала из квартиры и устремилась к лифту, даже не прикрыв за собой входную дверь. Уже на ходу она поспешно натянула плащ поверх ночной сорочки, попутно беспрестанно тыкая на кнопку вызова лифта. Бежать по лестнице с шестнадцатого этажа получилось бы дольше, чем на лифте, но тут Вика потеряла терпение и рванула к лестнице. Сразу же разъехались двери лифта, приглашая Вику внутрь. Она побежала обратно к лифту и небрежно ткнув пальцем на кнопку первого этажа, дрожащими пальцами начала поспешно застёгивать плащ. Но получалось у неё не очень, поэтому довольно скоро она бросила это занятие, успев застегнуть лишь пару пуговиц. Едва двери лифта распахнулись, Вика стремглав вылетела из него и выбежала на улицу. Она остановилась на секунду, высматривая странного гостя, но его нигде не было видно. Двор был ограждён металлическим забором, Вика побежала в сторону ворот и не прогадала. Выбегая из ворот, она увидела неподалёку того самого таинственного парня и окликнула его. Но не успел он обернуться, как возле него остановился чёрный новенький блестящий Toyota Land Cruiser. Оттуда проворно выскочил огромных размеров человек, как соломинку схватил он паренька, швырнул его на заднее сиденье, с проворностью обезьяны запрыгнул следом, и машина умчалась. Всё произошло настолько молниеносно, что Вика не успела даже как следует разглядеть ни машину, ни похитителя.

— Стойте, негодяи! — кричала она на бегу, — Он ко мне пришёл, стойте!

Но её крики остались неуслышанными. Вика остановилась, тяжело дыша.

­– Что случилось? — услышала за спиной испуганный голос Виктория.

Это был охранник, прибежавший вслед за ней. Он выбежал из своей будки, как только увидел бегущую женщину в тапочках и небрежно застёгнутом плаще. Только сейчас он узнал в этой женщине Викторию.

— Здравствуйте, Виктория Сергеевна, — не скрывая своего удивления поздоровался охранник.

— Скажи им, что это ко мне, — вместо приветствия выдала всегда вежливая Виктория Сергеевна, чем ещё больше удивила охранника, — Ну, не стой же как истукан! Звони им! ­– повысила она голос.

— Кому звонить? — не понимал чего от него требуют охранник, — Полицию вызвать?

— Не знаю, — раздражённо сказала Вика, — Полиция или кто его забрал, — она указала в сторону куда умчался только что Land Cruiser? — Это ваши гоблины были? Ты их вызвал.

Вика предположила, что охранник вызвал подмогу, увидев подозрительного типа на вверенной ему территории.

— Я никого не вызывал, — растерялся охранник, — Что тут произошло?

— То есть ты не знаешь, чья это была машина? — несколько успокоившись спросила Вика, охранник отрицательно покачал головой, — А как этот парень прошёл сюда ты видел?

— Эээ, ммм… — замялся охранник, ему было неловко признаваться, что он не видел ни как зашёл парень, ни как вышел. Он в это время увлечённо смотрел фильм в своей будке и отвлёкся лишь заметив бегущую женщину.

— Ладно, — поняла всё Вика, — Можешь не говорить, — обречённо выдохнула она и устало побрела обратно.

— А что случилось? Я могу чем-то помочь? — охранник почувствовал свою долю вины в случившемся и хотел хоть как-то загладить ситуацию.

— Нет, ничего. Всё в порядке, — отмахнулась от него Вика и тут же добавила, — Не беспокойся, Василий, и извини, что нагрубила.

— Да, ничего, — безразлично протянул охранник, хотя на самом деле ему было приятно, что многоуважаемая Виктория Сергеевна не обращается с ним как с псом, как это делали некоторые жители этого элитного дома, к тому же она была одной из немногих, кто каждого охранника знал по имени, — Если я могу быть чем-то полезен, то всегда можете на меня рассчитывать, Виктория Сергеевна, только скажите, — расчувствовался он, сопровождая её до самой двери подъезда.

— Спасибо! — Вика добродушно улыбнулась охраннику, — Ничего не надо. Хотя… Если тебе будет не трудно, не мог бы ты посмотреть по своим камерам, что это был за автомобиль?

— Конечно, Виктория Сергеевна, я сделаю это сейчас же.

— Буду очень признательна.

Вика стала ощупывать карманы своего плаща и только сейчас сообразила, что в спешке и дверь квартиры оставила открытой и ключи не взяла. Охранник догадался, что Виктория вышла без ключей, быстро достал из своего кармана связку ключей среди которых были и ключи от домофона каждого подъезда в этом доме. Он открыл дверь подъезда и любезно придержал её, чтобы Виктория смогла беспрепятственно войти.

— Спасибо, Василий, — ещё раз поблагодарила учтивого охранника Виктория и прошла внутрь, — И ещё кое-что. Было бы лучше если о сегодняшнем инциденте никто не узнает.

— Это само собой разумеется, Виктория Сергеевна! — заверил её охранник, на что Виктория одарила его своей лучезарной улыбкой, что сводила с ума многих мужчин.

Как и обещал, охранник тут же вернулся на свой пост и сразу же начал просматривать записи с камер наблюдения. Как и многие мужчины, знавшие Викторию, охранник испытывал тёплые чувства к ней. Помимо своей божественной красоты, она была ещё и всегда вежлива с охранниками, а иногда угощала их какими-нибудь необычными вкусностями к чаю. Такими вот простыми человечными поступками Виктория Сергеевна заслужила любовь и уважение всех охранников дома и каждый уделял ей особое внимание и с большой охотой выполнял её мелкие просьбы. Вот и сейчас охранник с большим рвением принялся выполнять поручение благородной госпожи, но, к большому его сожалению, не мог найти ничего полезного. Загадочный Land Cruiser засветился лишь перед одной из камер, и то лишь мельком, лишь на несколько секунд, когда он остановился забрал гостя Виктории Сергеевны и тут же уехал. Охранник дотошно просматривал кадр за кадром, особенно внимательно он рассматривал тот отрезок где автомобиль промелькнул возле камеры. Что-то казалось ему здесь подозрительным, необычным, но что именно он понять не мог. Помимо того, что автомобиль был без номеров, ещё какая-то важная деталь ускользала от него. Пол ночи потратил добросовестный охранник. И чем больше он всматривался, тем больше им овладевало чувство тревоги и даже страха. Наконец, до него дошло, что было не так с этой машиной. По логике, автомобиль должен был выехать из-за угла, но каким-то образом не попал в поле зрения камеры, что находилась на углу забора. Дальше автомобиль поехал прямо по дороге, но почему-то на камере видна только часть его пути, дальше машина просто исчезает. Именно исчезает, а не уезжает! Получается автомобиль похитителей появился из ниоткуда и исчез в никуда! Он словно материализовался из воздуха и в нём же бесследно растворился. Догадка казалась Василию абсурдной, но чем больше он просматривал этот эпизод, тем больше убеждался в этом. Как бы там ни было, он решил утром всё рассказать Виктории Сергеевне, может она что знает об этом.

Утром Василия сменили гораздо раньше, чем это происходило обычно. Вместе со сменщиком приехало и руководство, чего никогда раньше не было. Было ещё очень рано, поэтому Василий не стал будить Викторию, чтобы поделиться своим наблюдением. Он знал, что она уезжает обычно между 8.00 и 8.30. Поэтому решил пойти домой, жил он в соседнем пятиэтажном доме хрущёвской постройки, и вернуться сюда ближе к восьми часам. Однако Василий не вернулся ни к восьми часам ни позже. Никто в этом доме больше никогда не видел Василия, как и этих загадочных кадров свидетелем которых он случайно оказался.

Глава 3. Зинедин

— Одиночество обусловлено не отсутствием людей вокруг, а невозможностью говорить с людьми о том, что кажется тебе существенным, или неприемлемостью твоих воззрений для других, — процитировал в трубку Зинедин.

— Ещё что придумал? ­– не без доли насмешки и удивления отозвался женский голос в трубке.

— Это не я придумал, а Карл Густав Юнг, основоположник аналитической психологии…

— Не морочь, мне голову своими книжными цитатами, — недовольно оборвал его голос, ­– Человек не может быть одинок, находясь рядом со своими близкими.

— Ладно, мам, — обречённо выдохнул Зинедин, внутренне он был уже готов к поражению, когда ещё только затевал этот спор, — Пусть будет по-твоему. Но приехать я всё равно не смогу, у меня работа.

— Нельзя всё время уделять только работе и книгам… — нравоучительно начала мама, но Зинедин поспешил её остановить.

— Ладно, мам, мне уже пора, ещё поговорим. Папе привет!

Не дожидаясь очередной порции нравоучений от матери, Зинедин поспешил сбросить звонок. Мама настаивала, чтобы он приехал на юбилей её сестры, тётушки Зинедина, но у него не было ни малейшего желания навещать своих родственников, которые считали его, мягко говоря немного странным и причём даже не скрывали этого. Однако сам же Зинедин считал странными всю свою родню, а не себя. Вот и сейчас он попытался как-то донести до матери, что чувствует себя неуютно в компании родственничков, но она даже понять его не пыталась, впрочем, как и всегда. Чувство одиночества с самого раннего детства сопровождало Зинедина. Хотя он всегда был окружён людьми, но людьми даже не пытающимся его понять, отчего ему было лишь ещё тяжелее на душе. Слова Юнга, что он процитировал матери, как нельзя точно описывали его состояние, но донести мысль до твердолобой фанатки очень тяжело, если и вовсе невозможно.

В такое прекрасное летнее утро уж никак не хотелось сидеть в тесной комнатушке, поэтому Зинедин пошёл гулять в парк, что был совсем рядом с общежитием. Уже более пяти лет Зинедин работал на местном заводе, где ему выделили сначала место в общежитии, а позже и целую комнату. После прохождения службы в вооружённых силах, он не стал возвращаться в свой родной город, а по пути осел здесь. Прямо перед дембелем он увидел сон, где бродил по улицам незнакомого ему города, а проезжая мимо он узнал этот город из своего сна. Тогда он решил, что должен задержаться тут хотя бы ненадолго, с тех пор так тут и остался. Чуть более года он пробовался на разные работы, не требующих образования и особых навыков, такие как грузчик в магазине, комплектовщик на складе и прочее. После службы в армии можно было бы легко устроиться куда-нибудь охранником, но Зинедин даже не рассматривал такой вариант, считая роль сторожевого пса ниже человеческого достоинства. В итоге он устроился на завод, коих здесь было немало, получал совсем небольшую зарплату, но при его весьма скромных запросах, хватало порой даже более чем достаточно. А то что его рабочий день длился лишь до 15.00 радовало его больше всего, ведь оставалось столько времени чтобы гулять и читать. Ну а необходимость вставать в пять утра, чтобы успеть на работу, его совсем не беспокоила, так как он и без этого просыпался довольно рано. Многим, пожалуй, показалось бы странным, что человек вот так вот просто остался жить в городе, который ему приснился. Но в случае с Зинедином это вполне объяснимо, ведь он всегда уделял большое значение своим снам и это было лишь одной из его странностей, которые находили в нём родственники. С тех пор же как Зинедин обосновался в этом городе, по утрам в выходные дни он любил гулять в парке. Иногда он засиживался с какой-нибудь книжкой на скамейке, а иногда просто гулял, погрузившись в свои мысли. Сегодня Зинедин книг с собой не взял, так как ему было над чем поразмыслить.

Позавчера, закончив очередную рабочую неделю, Зинедин отправился в центр в свой любимый магазин «Thoth», где была собрана самая большая библиотека в городе. Так как он любил гулять пешком, то он вышел из автобуса на несколько остановок раньше. Неспешно прогуливаясь по центральным улицам города, он невольно стал свидетелем одного происшествия, которое Зинедину не удавалось логически истолковать. Надо сказать, что с ним часто случались странные необъяснимые вещи. С раннего детства его преследовали видения, не соответствующие тому, что видят все остальные. Так он мог увидеть кого-то из своих знакомых в местах, где тот просто физически не мог оказаться в это время. Иногда он даже видел людей, которые считались умершими. Но мальчику с богатым воображением, естественно, никто не верил. Ещё одной причиной почему мальчику никто не верил было то, что он не мог уловить той тонкой грани между реальностью и сном и часто рассказывал свои сны как о событии произошедшем на самом деле. За свои причуды среди родственников Зинедин прослыл сначала фантазёром, а потом и вовсе чудаком. Позже видения не прекратились, лишь видоизменились. Но чем старше он становился, тем с меньшей улыбкой его слушали окружающие, а другие дети и вовсе стали сторониться его. Некоторые же и вовсе открыто называли его врунишкой, что очень задевало честного мальчика. Тогда же Зинедин научился не рассказывать всего что видел и наяву и во сне. Потихоньку он начинал различать где тот привычный для всех окружающих мир, а где тот, что видит только он. По мере взросления мальчик становился всё более замкнутым и отстранённым. Угрюмостью и немногословностью отличался он и сейчас. Но главной его особенностью, как считал он сам, была его природная наблюдательность. Он мог видеть вещи, которые обычные люди просто не замечали.

Вот и в тот пятничный день он наблюдал весьма любопытную сцену. Он шёл по улице Достоевского и на перекрёстке с улицей К. Маркса его чуть было не сбил, взявшийся буквально из ниоткуда, маршрутный автобус. За секунду до этого Зинедин остановился, что и спасло ему жизнь. Остановиться его заставила внезапно напавшая на город тишина. Шум города никогда не смолкает. Рёв моторов, визги клаксонов и сигнализаций, музыка из окон квартир и машин, крики людей и просто громкая речь, всё это сливается в единый неразборчивый шум, на фоне которого существует город. А тут буквально на мгновение словно кто-то выключил звук. Уже через секунду вылетел автобус, резко притормозил перегородив перекрёсток и город снова загудел в привычном для себя режиме. Тут из-за автобуса выбежал молодой парень, запрыгнул в машину, которая была вынуждена остановиться, чтобы не въехать в автобус. Зинедин всегда был очень внимателен и наблюдателен, но откуда взялся этот парнишка он сказать не мог. Ведь до появления этого автобуса его здесь не было и выйти из автобуса он не мог, так как двери были слева от Зинедина, а парень выскочил справа. Если только он не выскочил из окна автобуса. Внезапно пробежавший паренёк отвлёк внимание Зинедина, а уже в следующий миг, когда он обернулся на дорогу, автобуса словно бы и не было. Зинедин не мог понять, как такая махина сумела незаметно проскользнуть мимо него. И всё же это не заставило любителя книг свернуть со своего маршрута, он благополучно добрался до своего любимого магазина и уехал оттуда с тремя новыми книгами. Однако мысли о произошедшем не покидали его весь остаток дня, он даже так и не смог сконцентрироваться на чтении.

Читать Зинедин очень любил, и всё же несмотря на это, довольно плохо учился в школе, проявляя способности и интерес лишь к точным наукам. Чтение уводило его из этого однообразного мира с совершенно одинаковыми людьми, которые погрязли в своей ежедневной рутине и находили в этом смысл своего существования. Не сказать, что Зинедин чем-то выделялся из этой серой массы, но примыкать к ней он тоже не хотел, предпочитая гордое одиночество. Страсть к книгам считалась ещё одной его странностью в его футбольной семье, где читались лишь спортивные новости и обзоры матчей. А ещё чтение насыщало его сны яркими образами, разгадкой которых он любил заниматься. Сны всегда о чём-то говорили, только как правило не открыто, а в зашифрованном виде. Не бывало бессмысленных снов, просто на разгадку некоторых требовалось гораздо больше времени. Некоторые сны бывали настолько яркими и детальными, что Зинедин переводил их из разряда обычных снов в категорию своих астральных путешествий. Правда никогда и никому об этом не рассказывал. В ночь с пятницы на субботу, после странных событий в центре города накануне, произошло ещё одно такое астральное путешествие. Но отличалось оно от всех предыдущих тем, что его последствия Зинедин реально ощутил уже на следующее утро.

Во сне Зинедин оказался в антиутопическом мире, сером и безнадёжном. Он работал кем-то вроде программиста в некой полусекретной лаборатории. Контора их находилась глубоко под землёй. Вместе с ним в одном кабинете трудились ещё двое сотрудников, мужчина и женщина, оба примерно его возраста. Тесная коморка была обставлена мониторами по всему периметру и разделена пополам металлическим стеллажом, на котором хранились всякие папки с бумагами, жёсткие диски и прочие носители информации. Он вместе с коллегой мужчиной наблюдал за мониторами и что-то отмечал карандашом в своём журнале. Женщина сидела за столом по ту сторону стеллажа. Она что-то усердно записывала и аккуратно складывала исписанные бумаги в папку. К ним зашёл ещё один сотрудник, в такой же серой грубой робе. Он подошёл к женщине, оставил ей небольшую кипу бумаг, после чего сделал ей пару неоригинальных комплиментов относительно её красивой внешности и удалился.

— Сразу видно, что он робот, — прошептал Зинедину на ухо его коллега, — Даже комплименты по-человечески делать не умеет.

— Наверно, — неуверенно пожал плечами Зинедин, так как он даже не расслышал что сказал робот их коллеге, — Но то что он робот, это уж очевидно.

— Да, все мы тут роботы, — полушёпотом продолжал мужчина, — Посмотри на нас, мы просто выполняем свои функции и не более того.

— Наверно, ты прав, — не отрываясь от работы, задумчиво ответил Зинедин, — Но разве не в этом наше предназначение и высший смысл нашего существования? Каково было бы если бы мы не знали своих функций?

— Всем сотрудникам после окончания своей смены пройти в медицинский корпус для обновления антивируса! — прервал их беседу металлический голос по громкой связи, после чего ещё дважды повторил своё объявление.

После окончания смены Зинедин и его напарник поднялись наверх. Зинедин не хотел идти в медкорпус, поэтому сразу же направился к выходу.

— Разве ты не идёшь за обновлением? — остановил его напарник.

— Все эти обновления нужны лишь для того, чтобы был повод урезать нам паёк, — вдруг неожиданно осмелел Зинедин и стал говорить вещи, за которые его могли бы жестоко наказать, — Они специально выводят новые вирусы, а потом заставляют нас обновлять антивирусную базу организма и чаще всего делают это за наш же счёт. Надоело мне это. Не хочу я обновляться, пусть лучше меня настигнут их новые болезни.

— Ну как хочешь, а я лучше не буду им перечить. Идти против системы себе дороже.

Коллеги разошлись, напарник отправился в медкорпус, а Зинедин вышел из здания. На улице всё было серым. Высокие бетонные здания, асфальт и даже небо. Как будто солнце забыло про существование этого места и никогда здесь не светило. Ни души на улице… Нет даже животных, а вместо деревьев однообразные высокие бетонные столбы. Не может быть радости и счастья в таком месте. Угрюмо насупившись Зинедин шёл по улицам зловещего города, но тут его пронзила острая нестерпимая боль в правом боку в районе живота. Боль была настолько сильной, что он не смог устоять на ногах и рухнул посреди серого асфальта, корчась от боли…

Проснулся Зинедин от дикой боли в правом боку. Он лежал в своей постели в общежитии завода, было четыре часа утра. Зинедин понимал, что уже не спит, но боль от этого не утихала. Он стал переворачиваться с боку на бок, пытаясь найти положение, при котором боль хоть немного бы приутихла. Но адская боль и не думала униматься, его словно резали и разрывали изнутри. Страдая и корчась от жуткой боли, он провёл в постели несколько часов. Наконец, он решился встать и немного пройтись. В коридоре он встретил соседа, который дал ему обезболивающих, благодаря которым Зинедин смог уснуть и проспать почти два часа, но боль снова вернулась. Ещё одна таблетка обезболивающих на сей раз не помогла. Зинедин не мог понять в чём дело, такого никогда с ним не было. Он снова дошёл до соседа, тот дал ему таблетку от живота, которая тоже не помогла. Ближе к вечеру сосед предложил вызвать скорую и Зинедин уже было согласился, если бы не бабушка из комнаты напротив. Тётя Зина уже много лет страдала от болезни печени и знала об этом недуге всё. Она сразу же безошибочно определила по симптомам, что болит не живот, а печень. Заставив бедолагу проглотить таблетку от печени, она набрала в грелку горячей воды, уложила больного в постель и приложила грелку к правому боку. Изумлению Зинедина не было предела, боль стала тихо отступать. Через несколько часов тётя Зина снова навестила больного, обновила содержимое грелки и снова велела приложить её к правому боку. Зинедин не смел перечить мудрой заботливой женщине, лишь всё время повторял слова благодарности и безропотно следовал всем её указаниям. Когда боль утихла, Зинедин погрузился в безмятежный долгий сон.

И вот Зинедин бродил по парку, обдумывая события последних двух дней и не мог прийти хоть к какому-то более-менее логическому умозаключению. Устав рассуждать на эту тему он пошёл в магазин, чтобы набрать конфет и печений к чаю и угостить соседей, что не остались вчера безучастными к его мучениям.

Тётя Зина настоятельно рекомендовала ему сегодня никуда не ходить, лежать дома и набираться сил. Так Зинедин и поступил. Лишь вечером он вышел на прогулку, чтобы перед ужином подышать летним свежим воздухом, насколько он только может быть свежим в загазованном промышленном городе. Ещё в начале недели Зинедин договорился с друзьями вместе поужинать в воскресенье.

Друзей у Зинедина было ну совсем уж мало, а так как чувствовал себя он уже вполне сносно и даже хорошо, то не стал пренебрегать встречей, которые и так становились всё реже и реже. Реже встречи друзей становились не по вине Зинедина, а по причине большой занятости друзей. Ужин должен был состояться в «Немо», небольшом уютном кафе на улице Пушкина, куда Зинедин добрался на маршрутке. Аркадий и Борис уже ждали его на «Арбате», так в шутку некоторые местные называли улицу Пушкина. Уже вместе они направились в «Немо». Несмотря на то, что «Немо» располагался на самой оживлённой и туристической улице города, цены тут были вполне приемлемыми даже для заводчан и студентов. Кафе находилось как бы на задворках основных зданий местного Арбата, поэтому туристы по незнанию сюда заходили крайне редко. Однако кафе никогда не пустовало. Основной клиентурой тут были студенты и молодёжь с заводов, что решила погулять в центре. Спиртное в «Немо» не продавалось, поэтому любители покутить сюда даже не заглядывали. А ещё это место пользовалось популярностью среди творческих людей. Здесь всегда можно было встретить кого-нибудь из местных писателей, музыкантов, художников или актёров местного ТЮЗа, что находился буквально через один квартал отсюда. Но местные любимчики муз были людьми далёкими от популярности и известности, поэтому зачастую никто даже не догадывался что обедает за соседним столиком с возможно величайшим талантом в истории города. «Немо» был одним из любимых заведений Зинедина, так как здесь всегда было тихо, спокойно, а главное тут была очень хорошая и оригинальная кухня.

Столик в самом конце зала оказался свободным, что не могло не обрадовать друзей, так как это был их любимый столик, отсюда просматривалось всё заведение. Набрав еды, друзья расселись за столом в предвкушении праздника живота и интересных бесед.

— Ум всего лишь инструмент, как и тело. Главное в человеке душа! — продолжил начатую ещё на улице дискуссию Борис.

— А как же тогда дух? — поддержал разговор Аркадий, — Мне кажется, всё же дух выше чем душа. Душа может погибнуть, но дух бессмертен.

Борис и Аркадий были родными братьями, хотя внешне были совсем не похожи и всё же многие их часто путали. Отличить их было на самом деле совсем не сложно. Высокий черноволосый Аркадий был старше, может быть отчасти поэтому всегда держался впереди, в нём были ярко выражены задатки лидера. На пальце он носил кольцо в форме двух змей с изумрудными глазами. Толкинисты сразу узнавали в нём кольцо Барахира, то самое кольцо что носил Арагорн в величайшей трилогии Толкина. На шее же он носил цепочку, естественно, с Кольцом Всевластия из той же трилогии, точно такую же которую нёс Фродо. Не трудно было догадаться, что Аркадий был большим поклонником Толкина, может даже самым большим фанатом Профессора в городе. Светловолосый Борис же предпочитал держаться в тени и был абсолютно равнодушен к всякого рода украшениям, лишь носил на сплетённой нитке крупную четырёхликую рудракшу тёмного цвета. И в отличии от своего брата Аркадий больше уделял внимания не вымышленным мирам, а духовному.

— Это, да, — согласился Борис с братом, — Дух как часть божественного и бесконечного… Но я сейчас не об этом. Я о том, что человек не должен ассоциировать себя ни с телом, ни с умом. Человек это нечто большее.

— Пожалуй, ты прав, — тщательно прожевав кусок мяса, согласился Аркадий, — Ведь не зря же есть такие выражения как «обмануть своё тело» или «обмануть свой мозг», — стал он размышлять вслух, — Я обманываю свой мозг или тело, то есть тут подразумевается, что я не мозг и не тело, а тот кто может их обмануть.

— Я об этом как-то не задумывался, — признался Борис, — Но ты это очень интересно подметил. А ты как думаешь, Зизу? — обратился он к Зинедину.

Зинедин задумчиво потёр рукой свой гладко выбритый череп, он никогда не торопился говорить. После небольшой паузы Зинедин неспешно заговорил:

— Знаешь, у нас в общаге у соседа есть маленькая дочка. Ей года два, наверное. Так вот, она, указывая на себя, не говорит «я», а называет себя по имени. Может она действительно понимает, что тело — это лишь некий инструмент, который она потихоньку осваивает и учится им управлять…

— Машина, — поддержал Аркадий, — Тело — это машина, которой мы управляем. Отсюда, видимо, и пошло выражение «ты плохо себя ведёшь». Это как плохо управлять автомобилем.

Друзья замолчали. Определённую пищу для ума они получили, теперь давали пищу своему телу. Зинедин обвёл радостным взглядом склонившиеся над своими тарелками головы друзей и тоже принялся за ужин. Ему было приятно сидеть в этой компании. По большому счёту, Аркадий и Борис были единственными его друзьями. Познакомился он с ними в свой первый год работы на заводе. Впоследствии братья ушли с завода, сейчас Борис работал электриком, а Аркадий сварщиком. Один только Зинедин до сих пор оставался на заводе, чем немного удивлял братьев.

­– И всё же. Почему впоследствии люди начинают ассоциировать себя с телом, а те кто считает себя поумнее остальных — с мозгом? — вновь вернулся Борис, казалось уже к законченному разговору.

— А ты сам с чем себя ассоциируешь? — спросил брата Аркадий.

— Я? — не сразу нашёлся что ответить Борис, — Я как бы понимаю, что я не тело… И даже не ум… Трудно сказать, — заключил, наконец, он и оставил вопрос открытым.

— Если взаимоотношения людей рассматривать как контакт или соприкосновение душ, — подхватил Зинедин, — То я очень рад, что обладаю таким инструментом как ум. Ведь именно ум способен оценить ситуацию, позаботиться о безопасности не только тела, но и души. Чтобы душа не соприкоснулась с нежелательной другой душой. Ум — это инструмент самозащиты тоже. Но, к сожалению, ум ограничен. Он оперирует лишь пятью органами чувств, спектр восприятия которых сильно ограничен.

Друзья любили пофилософствовать. И пусть они не имели высшего образования, не были знакомы с трудами Ницше и Канта, всё же обладали живым пытливым умом и часто делились между собой своими наблюдениями и мыслями, некоторые из которых, несомненно, заслуживали гораздо большего внимания. Зинедин любил подобные разговоры, они заставляли чувствовать себя нечто большим чем просто кусок мяса, наделённый интеллектом. Такие вечера поднимали бодрость духа и настроение, даже после того как он распрощался с друзьями приятные мысли долго ещё не покидали его.

Зинедин ехал обратно домой, в свой родной район, который в народе называли «Сектор Газа». Своё прозвище район получил ещё в девяностые годы двадцатого века. В то время выражение «Сектор Газа» часто можно было услышать по телевизору из-за Израиле-Палестинского конфликта, но ещё чаще можно было услышать на улицах города. В девяностые широкую популярность получила воронежская рок-группа «Сектор Газа», основанная Юрием Клинских. Песни этой группы стали чем-то вроде олицетворением той эпохи, здесь Юрий Клинских заслужил безмерную любовь народа и всюду на районе можно было встретить на стенах надписи на подобии «Хой жив!» или «Юра, Хой!», а также бессмертные строчки из его песен. В этом районе города была собрана большая часть заводов, экология оставляла желать лучшего и из-за постоянной загазованности воздуха, местные в шутку стали называть свой район «Сектор Газа». Однако название оказалось столь точным и удачным, что по сей день весь город знал этот район исключительно под этим названием.

Прислонившись лицом к огромному окну автобуса, Зинедин разглядывал улицы ночного города. Он вновь и вновь проворачивал в голове пятничное происшествие на перекрёстке и свой страшный сон последствия которого были вполне реальными и ощутимыми. Его не покидало чувство, что эти два события как-то связаны, но не удавалось нащупать ни единой нити, которая помогла бы их хоть как-то связать. Холодный трезвый ум всё больше склонялся верить в то, что на перекрёстке он оказался просто невнимательным, сон был просто сном, а адская боль, не покидавшая его весь вчерашний день, имеет вполне объяснимую медицинскую причину. Однако, интуиция или что-то ещё заставляло его искать во всём этом общий смысл. Весь вечер он хотел поделиться с друзьями своими переживаниями, но так и не решился это сделать. Когда Зинедин уже устал ломать себе голову и начал перебирать в голове непрочитанные дома книги, выбирая что бы почитать перед сном, вдруг появилась та самая нить, которая могла бы привести к разгадке. На остановке он заприметил молодого парня, разговаривающего по телефону. Память у Зинедина была феноменально фотографическая. Ему достаточно было увидеть что-то один раз, и он запоминал это в мельчайших деталях. Даже места что он видел во сне, если на утро сон не растворялся как туман, как это часто бывает, он запоминал в подробных деталях. Что уж говорить о реальных местах и лицах. В парне с телефоном Зинедин сразу же узнал того самого типа с центра, который выбежал из-за автобуса и запрыгнул в машину. Сердце бешено заколотилось от волнения и предвкушения чего-то неизвестного. Зинедин вскочил с места, чтобы успеть сойти на остановке, но тут парень сам залез в маршрутку. Зизу прошёл в конец автобуса и стал незаметно наблюдать за парнем.

Как выяснилось парень тоже ехал в «Сектор Газа». Зинедин вышел вслед за ним на остановке и выдерживая вполне приличную дистанцию сопровождал его. Навыки общения у Зинедина были развиты совсем плохо и познакомиться с кем-то на улице казалось для него чем-то сверхъестественным, тем более если требуется заговорить первым. Зинедин даже не представлял, что он скажет этому парню, поэтому старался быть максимально скрытным. Сейчас он не думал о чём будет с ним говорить, а просто играл в детектива. Он проводил парня до самого подъезда и даже когда тот скрылся за дверью, Зизу не торопился уходить, наблюдая за подъездом встав неподалёку. Дело в том, что парень зашёл не в совсем обычный дом, это было общежитие и славилось на весь район тем, что здесь всё время ошивались местные наркоманы. Не раз полиция задерживала в этом общежитии торговцев наркотиками, но наркоманов от этого меньше не становилось. Местные давно уже привыкли видеть здесь всяких людей болезненного вида и за соответствующий облик называли их «зомбаками», а само общежитие было больше известно в народе как «притон». Никто не в силах изменить основной закон экономики — спрос порождает предложение. А так как «зомбаки» всегда возвращались на прикормленное место, то и продавец неизменно находился. Зинедин подумал, что и этот паренёк вполне мог прийти сюда за покупками и решил немного подождать. Однако не исключено было так же, что он здесь живёт. И так как он долго не выходил обратно, Зинедин решил, что сегодня он уже вряд ли куда-нибудь выйдет и отправился домой, до его общаги отсюда было идти минут пятнадцать.

На следующий день сразу же после работы Зинедин снова отправился к подъезду таинственного молодого человека. Он несколько часов просидел у него во дворе, но так его и не дождался. Этот ритуал ожидания Зинедин проделывал всю неделю каждый день. Зачем он это делал Зинедин не смог бы объяснить даже самому себе. Да он и не задавался этим вопросом. Всё для него выглядело как некая игра, а играл Зинедин всегда с безудержным азартом. Детективных навыков у Зизу было ещё меньше чем коммуникативных, поэтому он просто терпеливо ждал, стараясь при этом оставаться неприметным для окружающих. Вот с последним проблем не возникало вообще, Зизу мог легко оставаться незамеченным даже в группе из двух людей, это у него было врождённое. Тем более сделать это во дворе «притона» было не так уж и сложно, все давно уже просто не обращали внимания на ошивающихся тут всяких чудиков. Ежедневно тут происходили события более привлекающие внимания. Так, например, однажды, когда Зинедин в своих раздумьях прогуливался под окнами общежития на заднем дворе, сверху прилетела тумбочка и приземлившись буквально в метре от него разлетелась на куски. Оторопевший Зизу застыл на месте как вкопанный, ведь ещё совсем чуть-чуть и она прилетела бы ему прямо на голову. Он поднял голову вверх, чтобы посмотреть, что же там происходит. Но ничего не увидел, из открытого окна на втором этаже пьяный голос гневно проревел: «Сейчас за ней полетишь, ублюдок!». Очевидно было, что это очередная пьяная ссора, может даже и семейная. Вмешиваться в такое не хотелось, поэтому Зинедин поскорее ушёл с заднего двора от греха подальше, предпочитая оставаться незамеченным. И этот пример лишь одно из самых безобидных происшествий, случающихся во дворе скандально известного «притона».

Но вот напасть на след человека, даже зная его подъезд, оказалось делом непростым. Впрочем, это мог быть и не его подъезд, может он просто приходил к кому-то в гости, а живёт и работает совсем в другом районе. Сейчас Зинедин жалел, что несмотря на свою большую библиотеку, среди его книг не наберётся и пяти в жанре детектива. Он недолюбливал этот жанр, предпочитая фантастику и научно-популярную литературу. А вот сейчас дедуктивные методы самого известного литературного сыщика очень могли бы помочь. Да, Шерлоком он был весьма посредственным, но в отсутствии упорства и терпения его никак нельзя было упрекнуть. Уже пятый день наблюдал он за мистическим, как ему казалось, подъездом. Пару раз он даже заходил внутрь, поднимался до верхнего этажа и спускался обратно, пытаясь угадать в какую из этих квартир приходил человек-призрак. Многих жителей этого подъезда Зинедин уже начал узнавать в лицо, но человек-загадка так ни разу не появился. Отчаявшись Зизу устало побрёл домой, был уже вечер. По пути он зашёл в продуктовый магазин, чтобы купить что-нибудь к ужину, но аппетит пропал, как только среди полок с продуктами он увидел того самого призрака. На секунду Зинедин остолбенел. Все эти пять дней, что он кружил в его дворе, он придумывал как начнёт разговор с этим парнем при разных обстоятельствах, но сейчас совершенно не знал как быть. Ведь он даже не рассматривал ситуации в магазине. Зинедин поспешил на кассу и вместо продуктов купил пачку сигарет. Зизу не курил с армии, а некурящему человеку очень трудно выбрать сигареты среди огромного обилия табачных изделий. Табачный бизнес может служить ярким наглядным примером иллюзии выбора, являющимся неотъемлемой частью капитализма и рыночных отношений. Ткнув наугад в первую попавшуюся пачку, Зинедин поспешно вышел из магазина и стал ожидать своего призрака. Сигареты Зизу купил совсем не потому что не справлялся с волнением и решил закурить на нервной почве. Просто единственный способ заговорить с незнакомым человеком, который не вызывал у него бурю противоречий и неудобств внутри, являлся старый добрый способ «стрельнуть» сигаретку или попросить огоньку. Последнее он и намеревался сделать. Наконец, долгожданный час настал, парень вышел из магазина и направлялся прямо к Зинедину. Сердце бешено колотилось и как бы Зинедин не старался придать своему голосу твёрдости, всё же он слегка задрожал:

— Извините, — большую часть слова Зинедин проглотил, поэтому парень даже не остановился и прошёл мимо, упускать момент было никак нельзя. Прочистив горло, уже более чётко и громко он повторил, — Извините, молодой человек.

Парень нехотя обернулся, лишь слегка сбавив скорость, так как подобные вопросы в тёмное время суток в этом районе могут доставить и неприятности. Но Зинедин заметил, что его услышали, поэтому поспешил добавить:

— У Вас прикурить не будет? — как можно более вежливо обратился он к парню и поскорее засунул сигарету себе в рот, показывая не двойственное намерение своего вопроса.

— Да, конечно, — уверенно шагнул ему навстречу парень и протянул дешёвую китайскую зажигалку.

Зинедин, глубоко затянулся, и выпуская дым изо рта ещё раз внимательно пригляделся к парню.

— Благодарю, — вернул он зажигалку и понимая, что парень намеревается уже уходить тут же поспешил добавить, — А мы не знакомы?

«Дурацкий вопрос, — с досадой подумал про себя Зинедин, — Теперь точно всё выглядит так как будто я хочу до него докопаться»

— Нет, не думаю, — не грубо, но твёрдо отрезал паренёк.

— Да, постойте же, ­– теперь Зинедин и не думал отступать, — Это же Вас на прошлой неделе в центре чуть автобус не сбил.

— Вы ошибаетесь, мне пора идти, — не желал продолжать диалог парень и пошёл прочь.

Второго случая поговорить с ним может не представиться, поэтому Зинедин собрал в кулак всю свою храбрость, набрался не свойственной ему наглости и поспешил догнать парня.

— Ну как же ошибаюсь. Это точно были Вы. Вы ещё уехали потом на мерседесе.

— Слышь, чё те надо? — внезапно стал агрессивным парень.

Зинедин сообразил, что парень принял его назойливость за наезд. За подобное в этом районе можно было легко схлопотать по морде, и за меньшее тут могли угостить порцией тумаков. Но Зинедин этого совершенно не боялся, он мог легко постоять за себя. Батя Зизу был известным в их родном городе скинхедом, закалённым в бесчисленных уличных драках. Своего единственного сына он научил и держать удар и бить как следует. Зинедин не испугался бы и легко вступил в драку с тремя и даже четырьмя такими противниками как этот парень, агрессивно шедшего на него. Он быстро прикинул в голове, что мог бы так боднуть его своей лысой головой, что тот ещё не скоро поднялся бы на ноги. Ну или мог бы просто положить его традиционным хуком справа. Но Зинедин не собирался устраивать здесь побоище. В отличии от своего отца, он всегда старался избежать драки и прибегал к рукоприкладству только в самом крайнем случае. Чтобы не доводить эту ситуацию до крайности, при которой нокаутировать паренька станет необходимостью, Зизу поспешил прояснить ситуацию:

— От тебя ничего не надо, я только про мерс тот хотел узнать.

— Какой мерс? Ты чё гонишь? — переходил парень в открытое наступление.

— Ну, видимо я обознался. Просто ты очень похож на того парня, — на миг Зинедину действительно показалось, что он обознался, ведь его парень-призрак был довольно интеллигентной наружности, а этот был просто гоповатый тип.

— Какого парня?

— Да, говорю же, с тёлкой на мерсе который уехал. Неделю назад, в центре.

— И чё? Я не пойму, ты мусор что ли?

— Выражения-то выбирай, парень, — теперь уже рассердился Зинедин, а он был не боязливого десятка, — Какой я тебе, на хрен, мусор, — грозно пошёл он в контрнаступление.

— А чё вопросы тогда какие задаёшь, — несколько смягчился парень и это не ускользнуло от внимания Зизу. Дальше воображение само придумало историю, которую необходимо было выдать.

— Просто тёлка та меня заинтересовала, вот и спрашиваю.

— Какая тёлка? На мерине которая? — издевательская ухмылка появилась на лице парня.

— Ну да.

— Ты прикалываешься что ли?

— Я серьёзно. Так это был не ты?

— Нет, дружище, — рассмеялся парень, — Мне так по жизни не фартит, чтоб с тёлками на мерседесах рассекать.

— Жаль, — не смог скрыть своего разочарования Зизу, — А ведь похож как две капли воды.

— Может двойник мой из параллельной реальности, — ещё громче рассмеялся парень, — Ну ладно, бывай. И не теряй надежды, может ещё и найдёшь её, — с долей издёвки добавил он, но увидев, как Зизу уже уходит от него с поникшей головой, пожалел его и решил дать по-своему дельный совет, — Лучше забудь о ней, дружище, девчонки на меринах не поглядывают в сторону «Сектора Газа». Да и нам это ни к чему, у нас и своих нормальных девчонок хватает.

В ответ Зинедин лишь благодарно улыбнулся и погружённый в раздумья направился домой. Как же так, думал он, не может такого быть! Он не мог ошибиться, это был тот самый парень, но в то же время какой-то другой. Не исключено, что парень его просто обманул, но с какой целью он это сделал было совершенно непонятно. Да и не похоже было что он врёт. Зинедин всё больше запутывался в своих рассуждениях. Придя домой, он лёг в кровать и попытался осмыслить всё с самого начала. Теперь он запутался ещё больше. Азарт немного поутих, поэтому вернувшись к началу, Зизу наконец-то задался вопросом зачем всё это он затеял и попросту не смог ответить на него. Вся история, которая целую неделю будоражила его разум, показалась ему просто высосанной из пальца. На следующий день он уже больше не возвращался к придуманной его заскучавшим разумом истории. К тому же на карту пришла долгожданная зарплата и теперь он мог играть в свой любимый онлайн-покер, а не в детектива. Совладав, наконец, с эмоциями, будучи человеком прагматичным, Зинедин не видел даже смысла в последующих копаниях. Печень с того дня больше никак о себе не напоминала, а страшный сон скорее был навеян мрачными антиутопиями Замятина и Оруэлла, что он перечитывал на прошлой неделе.

Вечером Зинедин встретился со своими друзьями. На сей раз вечер они проводили на съёмной квартире братьев, предварительно запасившись пивом и закуской к данному напитку в виде солёной рыбы, орешков и т. п. После очередной кружки пива Зинедин решил поделиться с друзьями событиями, терзавшими его последнюю неделю. Подвыпившие братья отреагировали по-разному. Более практичный материалист Аркадий посоветовал, что их другу необходимо срочно найти себе бабу, а для начала нужно хотя бы как следует «нажраться», чтобы перезагрузить мозг. Борис же, будучи приверженцем мистицизма и эзотерики, рассудил, что здесь должны быть замешаны некие силы, непостижимые нашему разуму. Это, естественно, вызвало улыбку на лице Аркадия, но не более того. Несмотря на то, что он всерьёз не воспринимал таких увлечений брата, всё же открытого неуважения никогда не выказывал.

— Может наш мир несколько сложнее, чем представляли себе Вачовские и сбой в матрице приводит к тому, что пробегают не кошки одинаковые, а люди, — предположил Борис, после большого глотка холодненького пива.

— Очень даже может быть… — протянул Зинедин, такая мысль показалась ему более правдоподобной, нежели вмешательство тёмных сил, — Но тогда получается, что божественные и дьявольские силы тут совсем не при чём, — улыбнулся он Борису.

— Почему же? — ничуть не возмутился Борис, — Очень даже при чём. Просто это для нас высшие необъяснимые силы. А для архитектора матрицы всё вполне объяснимо. Просто это находится за гранью нашего понимания мира. Мы как те пчёлы, про которых ты рассказывал, которые просто собирают мёд и не догадываются даже о замыслах пасечника. Возможно этот архитектор и есть бог.

— Поэтому при всей своей набожности ты не ходишь в церковь? — подшутил над другом Зинедин.

— Мне для общения с Богом не нужны посредники, тем более которым ещё и платить надо, — категорично заявил Борис.

— Да, хорош вам, — нараспев растянул фразу Аркадий, — Не о боге же говорить собрались мы за пивом. Сегодня, между прочим, будут показывать повтор Эль-Классико.

— Мм… Эль-Классико, — повторил за братом Борис с задумчивым видом, видимо пытаясь вспомнить что это такое, — Что за фильм? — спросил он наконец, чем вызвал дружный смех товарищей.

— Это футбол, братишка. Реал — Барселона, — объяснил старший брат.

— Ааа, Реал Барселона… — данная информация не сильно прояснила картину для Бориса, который был совершенно равнодушен к футболу, да и к спорту в целом, поэтому решил уточнить, — А с кем играют?

Ещё один нелепый вопрос вызвал очередную волну весёлого смеха. Просмеявшись Аркадий вновь стал терпеливо объяснять брату:

— Реал играет с Барселоной, в Испании это называют Эль-Классико. Ну что, будем смотреть?

— Терпеть не могу футбол, а особенно Эль-Классико, — отозвался человек с самым футбольным именем.

— Ну да. Честно говоря, я и не рассчитывал на вас. А я всё же глянул бы, помнится мне последняя их встреча выдалась просто феерической. Я тогда на Барсу поставил…

Аркадий не стал уточнять выиграл он тогда, поставив на Барселону, или нет. Да никто и не стал его расспрашивать. Из всей этой небольшой компании лишь Аркадий с интересом следил за спортивными событиями и время от времени делал мелкие ставки. Чаще он, конечно же, проигрывал, но дело всегда ограничивалось лишь малыми незначительными суммами. Впрочем, выигрыши его тоже не были ощутимыми. Аркадий делал ставки больше для того чтобы усилить свой интерес к матчу, а не чтобы поднять денег. Самым азартным игроком среди этих друзей был Зинедин. Он играл во всё, что можно было. Он просаживал деньги в игровых автоматах, на работе не упускал случая сыграть с мужиками в свару, а самой большой его страстью в последние годы стало интернет-казино. В игровом азарте Зинедин мог порой за один вечер проигрывать всю свою зарплату, из-за чего неоднократно приходилось влезать в долги. Но и фартило ему тоже нередко, случалось даже он поднимал приличные суммы, но в конечном итоге всё равно просаживал эти деньги обратно. Зинедин не был жадным до денег, так же не было у него жажды лёгкой наживы и не тешил он себя мыслью мгновенно разбогатеть, сорвав большой куш. Он играл ради самой игры и это приносило ему наибольшее удовольствие. Нервное ожидание, адреналин от игры, особенно когда ставки возрастали, радость от выигрыша… Всё это приносило ему необычайное наслаждение, от которого он просто не мог отказаться. И чтобы испытать эти будоражащие чувства хотя бы ещё разочек он готов был играть снова и снова. Однако прагматизм Зинедина всё же брал иногда верх над искушением испытать удачу, и он мог не играть по несколько дней и даже недель, как это было, например, когда он выслеживал загадочного парня во дворе «притона». Но стоило ему только начать игру, как он уже не мог остановиться. И всё же при всей своей любви к азартным играм, Зинедин не делал ставок на спорт и относился к букмекерским конторам даже с некоторым пренебрежением. Может быть если бы с настольными играми, а в частности с картами, у него не были связаны приятные впечатления из детства, то он и не испытывал бы такую страсть к покеру и сваре. Но в детстве Зинедин просто обожал фокусы, особенно карточные, и знал их в огромном количестве. От того как скользили карты у него между пальцами он получал неимоверное удовольствие. А вот футбол для Зинедина был связан лишь с негативными воспоминаниями, за что он и не любил букмекерские конторы.

Зинедин родился в семье футбольных фанатов. Причём отец и мать относились к двум извечно враждующим друг с другом кланам. Отец был ярым фанатом Барселоны, а мать страстным поклонником Мадридского «Реала». На этой почве часто в их семье происходили стычки, за что ещё с детства Зинедин просто возненавидел футбол. Конечно же, родители отдали своего единственного сына в местную футбольную школу. Тихий, спокойный Зизу (так его прозвали родители, а позже и друзья) предпочитал проводить время за книгой, настольными или компьютерными играми. Причём для настольных игр ему даже не требовались партнёры, он с удовольствием мог сыграть в любую игру и с самим с собой. Причём играя с самим собой, он испытывал такие искренние эмоции за свои победы и одновременно поражения, что вводил в лёгкое недоумение своих родителей. Но его заставляли ходить на футбол, отчего его лютая ненависть к этому виду спорта только усиливалась. Имя своё он получил в честь великого французского футболиста и тренера Зинедина Зидана, выступавшего в то время за королевский клуб. Имя, конечно же, дала ему мать, но даже верный обожатель каталонского клуба, коим несомненно являлся отец, не стал возражать. Дело в том, что родился Зинедин 15 мая 2002 года, в тот самый день, когда «сливочные» выиграли очередную Лигу Чемпионов. Мать Зинедина смотрела этот матч дома вместе с мужем. И когда Зидан в шикарном исполнении забил тот памятный гол в ворота «Байера», который в итоге стал победным, она была в таком неописуемом восторге, что у неё начались схватки. Её срочно увезли в больницу где на свет появился маленький Зизу. Отец тоже был впечатлён игрой и особенно красивейшим голом француза, а ещё больше радовался рождению мальчика, в котором в своих мечтах уже видел будущую звезду мирового футбола, поэтому не стал перечить жене. Так и получил своё необычное для семьи православных христиан имя сын непримиримых соперников.

Футбольная тематика была повсюду в доме маленького Зинедина. И вроде как ему следовало бы стать неплохим футболистом, но играл он уж очень посредственно. Видя тщетность этой затеи, родители всё же оставили мальчика в покое и разрешили ему бросить занятия футболом. Помимо футбольной тематики в доме присутствовала также и нацистская символика, так как отец Зизу был довольно известным в городе скинхедом. Однако, Зинедин совершенно не разделял интересов своих родителей, а родители не понимали его тяги к вымышленным книжным мирам. Позже мать ударилась в религию, с присущей ей фанатичностью. Но эта напасть не успела затронуть Зинедина, так как в то время он уже жил отдельно от родителей. В общем, отношения с родителями у Зизу были далеко не самыми хорошими. Причиной этому он считал слепую фанатичность своих родителей, которые, как он сам же однажды выразился, не заметили бы и крокодила на футбольном поле, пожирающего их дитя, если бы в это время на другой половине поля Месси пробивал штрафной по воротам «Реала». Можно даже заключить, что именно отсюда берёт начало гнетущее сердце Зинедина чувство отчуждённости.

Аркадий отправился смотреть футбол, а Борис вышел проводить друга. Зинедин через приложение в телефоне заказал такси и в компании своего друга дожидался его на свежем воздухе, наслаждаясь тёплым летним вечером.

— Насколько мне известно реал переводится с испанского как королевский, — продолжил футбольную тему Борис, даже когда они оставили Аркадия.

— Ну их так и называют, королевский клуб, — улыбнулся другу Зизу, — Вот только никогда не думал, что это перевод названия. Они ведь и называют себя не белые, по цвету формы, а сливочные. Типа сливки общества, верхушка… А реальный, в смысле настоящий, тоже будет так же?

— Ну да, тоже так же будет, — подтвердил Борис, среди друзей он считался полиглотом, знал много иностранных слов, а вот Зинедин из иностранных владел только английским и то лишь на школьном уровне.

— Это что же получается тогда, королевский значит настоящий? А рабоче-крестьянский тогда какой? Нереальный?

— Выходит так, — согласился Борис с сомнением, — Но, пожалуй, и не совсем так, всё же я не настолько хорошо знаю испанский…

— Да, я, конечно, понимаю, что это всего лишь игра слов и моего воображения, но всё же… Как ты думаешь, может действительно наша жизнь нереальна и лишь короли являются настоящими?

— Это как?

— Вот создали они себе некий мир, в котором всё решают… А вместе с миром создали и нас, поэтому мы как бы нереальные для них. А они знают всю правду, поэтому и являются настоящими. Мы воспринимаем наш мир как реальный, но эту реальность создали они, а значит только они и могут быть реальными. А раз так, то всё что они создают является настоящим, а то что создаём мы остаётся в пределах нашего сознания, воспринимающего только одну реальность, созданную ими.

— Это как ты всё замудрил, — задумался Борис, — И зачем всё это они создали?

— Не знаю, — пожал плечами Зинедин, — Может просто от скуки, а может им захотелось почувствовать себя богами, или это просто какой-нибудь эксперимент.

— Тогда почему эти короли и сами являются частью этого мира?

— Понятия не имею, я же так просто предположил. Вон моё такси подъехало.

Прямо перед собеседниками остановился белый непримечательный автомобиль, какого-то китайского производителя. Чаще всего дешёвое такси в городе были представлены либо отечественным автопромом, либо китайским. Реже попадались корейские автомобили. Попрощавшись Зинедин сел на заднее сиденье и уже из машины, приспустив окошко добавил:

— А может быть у этих королей есть свои короли, которые приказали им жить в этом матричном мире.

— Всё может быть, — улыбнулся Борис, — Не забивай себе голову всякой ерундой.

Зинедин всегда предпочитал ехать в такси на заднем сидении, это сводило к минимуму вероятность общения с водителем во время поездки. И как правило таксисты с ним и не говорили, позволяя ехать угрюмому пассажиру, погрузившись в свои мысли. А размышлять в машине Зинедин любил. Быстро меняющиеся картинки перед глазами за окном приводили в движение и мыслительные процессы в голове. Однако на сей раз таксист попался то ли любопытный, то ли просто общительный.

— Простите, я невольно подслушал ваш разговор, — вежливо начал он, — Но скажите, пожалуйста, каких королей Вы имели в виду? Настоящих или Вы про игры компьютерные?

Зинедин не сразу ответил. Он недовольно посмотрел в зеркало заднего вида, через которое водитель поглядывал на него, давая понять, что не склонен к диалогу. Но всё же просто игнорировать было бы слишком грубо, поэтому после некоторых колебаний Зинедин сухо ответил:

— Настоящих.

Зинедину показалось, что он всем своим видом ясно намекнул, что не хочет говорить. Однако молодой парень за рулём оказался то ли слишком глуп, чтобы понимать столь прозрачные намёки, то ли ему было настолько скучно, что он решил не обращать внимания на недовольную физиономию клиента, и как ни в чём не бывало, продолжил говорить:

— Вы, конечно, меня извините, что я лезу не в своё дело, — снова проявил он вежливость, чем немного расположил к себе своего пассажира и тот стал его слушать, — Вот Вы упомянули про матричный мир. Вы имели в виду нереальность нашего мира?

— Угу, — буркнул Зинедин, насупив брови.

— Наверно, я и не обратил бы на это никакого внимания, если бы услышал такое раньше. Но… — тут таксист взял небольшую паузу, решая про себя что стоит говорить, а что нет, — Недавно я подвозил двух людей из нашего Университета. Один из них известный профессор про которого по телевизору раньше много болтали. Так вот они тоже довольно с серьёзным видом говорили о нечто подобном.

Высших учебных заведений в городе было немало, но когда люди говорили «наш университет», то, конечно же, подразумевали Физико-Технологический Университет. А самым известным профессором ФТУ был профессор Солнцев, которого раньше действительно очень часто показывали по телевизору. Зинедину стало интересно о чём мог говорить в такси со своим коллегой столь уважаемый в недалёком прошлом учёный, поэтому тут он уже охотно включился в разговор.

— Надо же, и о чём они говорили?

— Честно говоря, я толком и не понял, — простодушно посмотрел на него через зеркало водитель, — Что-то про множественность миров и измерений… Там какие-то нестыковки в теориях… Эх… — грустно вздохнул он и внезапно поменял тему разговора, — Вот думаете почему я водителем такси работаю?

Зинедин не ожидал, что парень так резко перескочит от интересной истории услышанной от светил науки к своей личной драме, которую слушать совсем не хотелось. Но всё же из вежливости Зизу спросил его: «Почему?» Приготовился Зизу услышать от таксиста стандартную историю про то какой он на самом деле умный и богатый, а таксует только временно и т. д. и т. п. Однако парень его удивил.

— Да потому что я тупой, — выпалил он, — Ума моего хватает только на то чтобы крутить баранку и не заблудиться в нашем городе. Будь я хоть капельку умнее, то, скорее всего, понял бы из их разговора гораздо больше. А так я понял только то, что тот известный профессор настаивал на том, что люди вовсе не люди, а второй, который в очках, приводил ему какие-то контраргументы.

— А кто же тогда люди? — заинтересовался Зизу.

— Боты.

— Боты? — переспросил Зинедин, склонившись вперёд поближе к водителю.

— Да, так я его понял. Я правда не совсем понял, что он имел в виду. Не компьютерные же, наверно, боты. Хотя…

— Может он просто проводил аналогию между поведением человека и поведением робота, — предположил Зинедин, — Есть в этом какой-то смысл. Мы ведь тоже всего лишь выполняем заданную функцию, часто просто автоматически. Вот я послезавтра пойду на свой завод и буду выполнять те же самые действия, которые делаю уже пять лет, а ты так и будешь водить свой автомобиль.

— Может быть и так, — пожал плечами таксист, — Какой подъезд?

Они уже были рядом с домом. Зинедин указал на второй подъезд, где парень и остановился. Разговор затянул нелюдимого Зизу, он не спешил выходить из машины:

— А что говорил второй?

­– Да, ничего особенного. Видимо, ему просто была неприятна мысль, что он лишь персонаж компьютерной симуляции.

— Да, уж… Ну ладно, спасибо, — улыбнулся Зинедин и покинул такси.

Поднимаясь к себе в комнату Зизу продолжал обдумывать услышанное. Ему снова вспомнился его антиутопичный сон, что был неделю назад. В его сне люди действительно были не более чем роботами, их иммунитет был подобен антивирусной базе требующей постоянных обновлений. А если через призму того сна взглянуть на наш мир, то ведь отличий будет не так уж и много. Разве только то, что во сне всё немного утрировано. «Но не может же быть так, что все люди боты, а как же тогда душа?», подумал он и остановился возле своей двери, нащупывая в кармане ключи. Зинедин не был религиозным человеком, но всё же верил, что сущность человека — это душа. Уже в своей комнате, медленно стаскивая с себя одежду, Зизу продолжал мысленно рассуждать: «Никак не могут все быть ботами. Да, большинство людей одинаковы. Даже вот таксисты. Ведь все ведут себя абсолютно одинаково, а всё потому что лишь выполняют запрограммированную функцию. Но вот сегодняшний таксист был совсем другим! Какой же он бот? Но ведь и я ко всем таксистам отношусь одинаково. Может тогда всё зависит от отношения. От того каким ты воспринимаешь мир…»

Глава 4. Тарья

— Таким образом, упрощая сложную математическую терминологию, то можно сформулировать это примерно так: асимптота и график стремятся друг к другу, но никогда не будут вместе, ­– Тарья широко улыбнулась, оборачиваясь к классу от доски, где она нарисовала мелом график заданной функции и прямую рядом с ней.

Тарья любила переводить сложные математические понятия на простой понятный всем язык и это у неё неплохо получалось. По крайней мере её ученики быстро схватывали то, что она пыталась до них донести. И когда она видела по глазам своих учеников, что ей удалось донести до них сложную мысль, то её переполняло чувство восторга. Ты можешь обладать в совершенстве знаниями в какой-либо области, но чтобы стать хорошим учителем этого отнюдь не достаточно, необходимо ещё уметь донести свои знания до каждого ученика. Тарья была уверенна, что не бывает детей непонимающих математику или любую другую науку, есть только учителя неспособные доносить свои знания до других.

— Совсем как Петров с Ковалёвой, ­– добавил ученик, сидевший на задней парте чем вызвал бурный смех своих одноклассников и смутил героев своей шутки.

— Да, математике известны и не такие драмы, но не стоит буквально всё проецировать на нашу с вами жизнь. Человек не математическая функция, он обладает чувствами, которые можно задеть неосторожными бестактными шутками, верно Альберт? — ничуть не повышая голоса приструнила шутника учительница и всеобщий смех тут же стих.

­– Простите, Тарья Анатольевна, — после наступившей небольшой паузы, вмешался в разговор ученик с первой парты, — Но мне сдаётся, что человек не так уж и сильно отличается от математической функции. Так же всё определено в жизни, такие же взлёты и падения… Просто мы называем это другими словами, такими как судьба, карма и тому подобное.

— Ну тогда правильнее будет сравнивать жизненный путь человека с графиком функции, — подхватила идею своего лучшего ученика Тарья, — Но всё же, несмотря на то что мы уже рождаемся с определённым набором параметров и неизвестных в нашем уравнении, в наших силах самим задавать значения функции, следовательно, мы можем влиять на то каким будет изображение нашего графика.

Молодая учительница обвела взглядом класс, но уже никто не хотел вступать в дальнейшую дискуссию. Ученики выглядели уставшими и Тарья отчётливо читала на их лицах желание поскорее покинуть помещение и оказаться на улице под палящими лучами летнего солнца, которое так и манило наружу. Всё-таки занятия математикой быстро утомляют юные умы, даже если они прекрасно понимают, что подобные консультации просто необходимы им для того чтобы удачно сдать выпускные экзамены и поступить в высшие учебные заведения.

— Пожалуй, на сегодня достаточно математики, — добродушной улыбкой одарила учеников Тарья, — Если ни у кого нет вопросов, тогда можете расходиться. Чудный день сегодня, погода так и уговаривает прогуляться.

Вопросов, конечно же, как это обычно бывает у утомившихся учеников, ни у кого не возникло, все стали собираться.

— И кто только придумал сдавать экзамены летом, ­– недовольно пробубнил кто-то из класса.

— Ага, все эти производные и логарифмы я не вспомню уже на следующий день после экзамена, — поддержал тонкий девичий голос.

— Тарья Анатольевна, а зачем вообще все эти бесполезные знания, ведь не все же мы мечтаем стать великими математиками или поступить в ФТУ? — спросила другая ученица.

Не успела Тарья что-либо ответить, как своих одноклассниц поддержал её лучший ученик:

— А ведь правда. Мне интересна математика, но для основной массы в нашем школьном курсе уж слишком много совершенно бесполезной информации.

— К сожалению, Олег, это так и я не могу с вами не согласиться, — виновато посмотрела на своих учеников молодая учительница, словно это она придумала экзамены и ответственна за школьную программу, — Но иногда приходится принимать правила и играть по ним…

— По-моему это происходит не иногда, а всегда, — продолжал Олег уже в полупустом классе, — Я вот не помню, чтобы мы могли выбирать что-либо сами. Почему мы не можем сами выбирать какие науки и в какой степени нам изучать? Это выбирают за нас даже не наши родители или учителя, а совсем незнакомые нам люди. Но всё это мелочи, дальше ведь всё будет только ещё хуже. Работодатель, банки-кредиторы, правительство… Мы просто вынуждены играть по их правилам. А самое неприятное это то, что в эту игру невозможно выиграть, так как правила они могут поменять в любой момент, когда им заблагорассудиться!

— Не нужно быть таким пессимистом, Олег, — Тарья провела рукой по плечу своего способного ученика, который своим нестандартным мышлением не раз заставлял её задумываться о всяком, — Всё-таки можно найти и много хорошего в этой жизни.

— Наверно, это так, ­– нехотя согласился Олег, — Но всё же сколько бы мы себя не тешили мыслью, что можем сами влиять на свою судьбу, изменять изображение графика своей функции, какими бы сложными уравнениями мы себя не возомнили, все наши уравнения являются частью одной системы, матрицы. И как в любой математической матрице, в этой матрице тоже всё предопределено.

— Нам остаётся только смириться с этим и пойти утопиться в этот чудный день, — театрально вздохнул Альберт, подошедший сзади и, с притворной печалью на лице, встал рядом с другом. Но уже в следующую секунду глаза шутника озорно заблестели, улыбка расползлась от уха до уха. Он положил руку на плечо своего излишне умного, как он считал, друга и по-дружески добро и в то же время шутливо добавил, — Пойдём искупаемся, авось и не утонем.

— Отличная мысль, Альберт, — поддержала шутника учительница, — Не стоит придавать слишком большого внимания экзаменам. Можно быть хорошим человеком и профессионалом своего дела, совершенно ничего не понимая в математике.

Наверно это были не совсем правильные слова из уст учителя математики накануне выпускного экзамена. Однако это подняло настроение ещё не успевшим покинуть аудиторию ученикам. Уставшие от бесконечных запугиваний со стороны других учителей и находившиеся в состоянии постоянного стресса ученики выпускного класса, после таких слов на секунду смогли сбросить с себя бремя, которое на них взвалили школа и родители. Тарья могла увидеть сердце каждого ученика, относилась к ним не высокомерно и надменно, как это было принято среди учителей, а с любовью, пониманием и уважением. В совокупности с тем, что она при этом была ещё прекрасным знатоком своего предмета и могла просто и доступно донести до каждого сложную науку, её любили абсолютно все ученики школы, даже те у кого она не преподавала.

Несмотря на свой довольно скромный педагогический стаж (всего-то три года) она уже успела снискать уважение и признание не только среди коллег, но и в городском отделе образования за хорошие показатели. Её ученики всегда показывали хорошие результаты на экзаменах и уже два года подряд занимали не только призовые места, но и становились победителями различных олимпиад по математике. В связи с этим в городе был большой спрос на Тарью Анатольевну как на репетитора по математике. Но за это дело Тарья бралась весьма неохотно, приходилось многим отказывать. Зато с большим удовольствием она проводила консультации и дополнительные занятия для своих учеников. За это, разумеется, не платили так как за репетиторство, но это совсем никак не волновало молодую учительницу. Многих удивлял такой подход, но самой Тарьи процесс преподавания виделся как творческий и если она бралась за репетиторство, то только в исключительных случаях и всегда предпочитала вести свои уроки в своём любимом кабинете математики. Это и неудивительно, так как благодаря врождённому чувству перфекционизма, а также просто патологическому своему стремлению к чистоте, порядку и завершённости, в кабинете Тарьи, абсолютно так же, как и в доме и в её внешности, всегда царил идеальный порядок. В своём кабинете она могла ориентироваться даже с закрытыми глазами, так как даже каждая мелочь здесь была тщательно рассортирована и всё находилось строго на своих местах. Для Тарьи каждый урок был сродни выходу на сцену, и как любой уважающий себя музыкант она уделяла большое внимание обстановке своей сцены, то есть кабинета. Неряшливость, грязь, беспорядок очень выводили её из себя и даже лишали сна точно так же, как и что-то незавершённое. Если Тарья начинала делать уборку или решала какое-нибудь сложное математическое задание, то это могло затянуться до поздней ночи или даже до утра, так как она просто не могла спокойно уснуть, зная, что осталось что-то недоделанным. Наблюдая за уроками Тарьи Анатольевны можно было заметить эти её качества. Если уж мы сравнили её кабинет со сценой, то её уроки можно было сравнить с концертами, где каждый отдельный урок выглядел как оконченная композиция. У внимательного стороннего наблюдателя могло бы сложиться впечатление, что она не просто передаёт знания своим ученикам, а аккуратно складывает эти знания по полочкам в их головах. И справедливости ради нужно заметить, что ей это зачастую удавалось.

­– Мама, я дома! — сообщила Тарья войдя в дверь.

Она скинула туфли на высоких каблуках и облегчённо вздохнув посмотрелась в зеркало. Поправила свои длинные чёрные шелковистые волосы, слегка подправила косметику, которой всегда было минимум на её бледном лице с правильными чертами. Тарья обладала какой-то таинственной красотой. Её нельзя было назвать сексапильной женщиной, которая возбуждает мужчину одним только взглядом, но тем не менее она привлекала своей простотой и присущей только ей утончённостью и изяществом. Она не любила короткие платья и юбки, да и вообще открытые наряды. Строгие костюмы и брюки она тоже не носила. Тарья предпочитала скромную, не вызывающую, но в то же время женственную одежду, подчёркивающую её стройную фигуру, но не выставляющую её на показ. Такой образ делал её объектом тайной любви многих парней, но личная жизнь при этом у Тарьи не складывалась. Не было у неё ни мужа, ни даже парня. Отчасти объяснить это можно было её природной застенчивостью и скромным образом жизни, где не было места ничему кроме математики и музыки.

— Снова уходишь? — спросила мама, подойдя к дочери и увидев, что она не собирается задерживаться.

— Да, мам. В музыкалку хочу сходить, Татьяна Николаевна сказала, что можно будет часок поиграть. А потом ещё репетиторство сегодня…

— Поешь хотя бы. Куда ты голодная, — заботливо предложила мама, глядя на свою единственную дочь.

— Спасибо, мам. Я в школе перекусила, заскочила только на минутку, — улыбнулась матери Тарья, забежала в свою комнату, через минуту уже выбежала обратно и стала поспешно обуваться.

— Татьяне Николаевне привет передавай.

— Обязательно мам, — широко улыбнувшись Тарья поцеловала маму в щёчку и как бабочка выпорхнула за дверь.

Татьяна Николаевна была учительницей по фортепиано. Будучи маленькой девочкой Тарья ходила в музыкальную школу имени Петра Ильича Чайковского, где брала уроки у этой замечательной женщины, которая к тому же была подругой её матери. Музыкальная школа находилась рядом с их домом и через дорогу от школы где некогда училась, а теперь преподавала Тарья Анатольевна.

Тарья любила занятия музыкой не меньше математики. Мир нот виделся ей не менее прекрасней мира чисел, может быть поэтому она и музыкальную школу, и математический факультет в педагогическом закончила с отличием. Застенчивая, неразговорчивая и даже в какой-то степени дикая, как называла её в детстве мать, девочка находила способ выразить себя с помощью цифр и нот. То, что она не могла выразить вербально, она легко восполняла другими доступными ей способами. А ещё её восхищала универсальность языка математики и музыки. Ведь независимо от того на каком бы ты языке не говорил, все понимают музыку и цифры, это не нужно переводить. Сама Тарья объясняла это тем что музыка — это язык души, алфавит которого ноты, а математика — это язык ума, алфавит которого цифры. Ещё одним универсальным языком она считала язык тела ­– танцы. Танцами тоже Тарья занималась и довольно успешно, но это осталось лишь в далёком беззаботном детстве. Сейчас же всё время Тарьи занимали исключительно только языки ума и души.

Недалеко от ворот музыкальной школы Тарья заметила припаркованный чёрный Toyota Land Cruiser. Она плохо разбиралась в марках автомобилей, для неё это была просто чёрная машина. Здесь не часто можно было встретить подобные машины, но привлекло внимание Тарьи вовсе не это, она бы даже не обратила внимания на него если бы не её природная чувствительность. Другой бы и не заметил, но со стороны машины повеяло холодом, заставив её мышцы невольно содрогнуться. Во рту пересохло от внезапно напавшего страха. Тарья остановилась и не могла оторвать взгляда от загадочной машины. Никаких причин для волнений и тем более страха не было, и от этого девушке стало ещё тревожнее. Нечто подобное она испытывала прошлой ночью и долго из-за этого не могла уснуть. Она почувствовала лёгкое головокружение, словно мир вокруг поплыл, и чтобы удержать равновесие сделала шаг в сторону. Тарья сообразила, что так она может привлечь ненужное внимание окружающих, поэтому собрала всю свою волю в кулак и, еле сдерживая себя, чтобы не побежать, поспешила внутрь. Едва входная дверь школы захлопнулась, она облегчённо выдохнула, но сердце продолжало учащённо биться. Даже оказавшись за любимом инструментом она ещё какое-то время не могла полностью прийти в себя и начать играть. Пальцы дрожали, она несколько раз сбивалась. Потребовалось ещё некоторое время, чтобы чары музыки окутали сознание и нервозность рассеялась. Зато потом полилась чистая музыка, в которой растворялось не только всё вокруг, но и сама Тарья. К счастью, к тому моменту, когда вошла Татьяна Николаевна, Тарья была уже полностью во власти музыки.

Тарья была любимицей Татьяны Николаевны, которую юное дарование покорило с первого же дня. Директор музыкальной школы тоже относилась к Тарье очень хорошо, связывала с ней в прошлом большие надежды, настаивала, чтобы Тарья поступила в консерваторию и предлагала работать в этой же школе. Но скромность и застенчивость Тарьи взяли тогда верх над желанием покорить музыкальный мир, и она выбрала более скучную математику, поступив в педагогический. Но это не испортило отношений между Тарьей и её учителями в родной музыкальной школе. Всеобщая любимица продолжала приходить в школу и оттачивала своё мастерство игры на фортепиано. Это хобби также приносило Тарье небольшие доходы. Она писала каверы на известные музыкальные композиции, записывала свою бесподобную игру на видео и выкладывала на популярных видеохостингах. В её репертуаре были каверы на известные рок-хиты и саундтреки к популярным фильмам и сериалам. Выложенных видео у неё насчитывалось уже около полусотни и собирали они очень приличное количество просмотров. Сейчас она работала над кавером к культовой песни группы Iron Maiden «Fear of the dark». Данная композиция была выбрана не случайно. Хоть Тарья никогда и не страдала боязнью темноты, её с детства не покидало чувство, что кто-то наблюдает за ней. Повзрослев, она научилась игнорировать это чувство, и оно вроде как даже пропало, но с зимы снова возобновилось. Особенно оно проявлялось, когда приходилось поздно возвращаться домой, поэтому Тарья старалась не задерживаться на работе до темноты. Летом, когда дни длинные, с этим проблем не возникало, всегда можно было оказаться дома до наступления темноты. Однако тревожное чувство свербило внутри и часто мешало сосредоточиться вечерами. Просто необходимым становилось дать волю своим чувствам, выпустить наружу своих внутренних демонов. Для скромной Тарьи единственный способ сделать это было выплеснуть все свои эмоции в музыке. Поэтому она с большим воодушевлением взялась за легендарную композицию Iron Maiden. Энтузиазма её занятию придавало ещё и то, что последняя её выложенная в сеть работа, кавер на песню «Deep Silent Complete» группы Nightwish, за довольно короткое время набрала очень много просмотров и положительных отзывов.

— Прекрасно, моя дорогая! Сколько чувств и эмоций! — послышался за спиной тихий восторженный голос едва Тарья закончила играть.

— Спасибо, Татьяна Николаевна, — смущённо опустила голову Тарья, она не знала, что её бывшая учительница наблюдала за её игрой.

Несмотря на то что Тарья обладала огромным талантом и прекрасна знала об этом, каждая похвала вгоняла её в краску. Татьяна Николаевна была в курсе этой особенности своей воспитанницы, поэтому сразу же перевела разговор в другое русло.

— Не пробовала переносить свои аранжировки на бумагу? — поинтересовалась она серьёзным тоном преподавателя.

— Нет. Музыка звучит у меня в голове, а я просто воспроизвожу её на слух. Наверно, так не совсем профессионально? — Тарья подняла взгляд на стоявшую рядом свою учительницу.

— Ну почему же. Вот неумение воспроизводить на слух непрофессионально. А у тебя просто феноменальный музыкальный слух и память. А твоя способность к импровизации просто восхищает! — Татьяна Николаевна ласково положила руку на плечо своей воспитанницы и дабы снова её не смущать тут же добавила, — Как мама? Не болеет?

— Всё хорошо, — улыбнулась Тарья, — Привет Вам передавала. Вас послушать, так я чуть ли не Моцарт современности, но я всего лишь исполнитель чужих композиций.

— Не надо себя недооценивать, Тарья, — перешла на серьёзный деловой тон Татьяна Николаевна, — Исполнительское мастерство тоже имеет огромное значение. Взять таких виртуозов как, например, Рахманинов, Лист или Шуберт! Разве повернётся язык назвать их просто исполнителями?

— Ну что Вы, я даже не смею сравнивать себя с этими великими людьми, — поспешила пояснить свою мысль Тарья, — Я хочу сказать, что все они известны миру в первую очередь не как виртуозы, а как композиторы. Всё-таки чтобы оставить свой след в истории мало быть исполнителем, пусть даже виртуозным, необходимо создавать что-то своё. И это не только в музыки или в искусстве в целом, подобное верно и для науки. Скажем, можно иметь глубокие знания в математике, решать самые сложные уравнения и задачи, но если ты не создал ничего своего, не привнёс в науку ничего нового, то довольно скоро тебя забудут.

— Ничего не могу сказать на счёт математиков, но в мире музыке можно прославиться будучи даже просто исполнителем. А если взглянуть на современную эстраду, то и исполнителем можно быть весьма даже посредственным… — деловита заметила наставница, чем вызвала лёгкую улыбку на устах своей ученицы.

— Если уж судить по современной эстраде, то можно быть и совсем далёким от музыки человеком.

Собеседницы грустно улыбнулись друг другу, представив себе будущее музыки.

­– Один из моих учеников считает, что сейчас музыкой занимаются исключительно только рокеры, — полушутливо сказала Тарья.

— Ну тогда тебя он должно быть слушает с упоением, — поддержала Татьяна Николаевна.

­– Да, уж… — Тарья вновь смущённо опустила глаза.

­– Ну а если вернуться к вопросу об исполнителях, тогда можно вспомнить Ванессу Мэй, — наконец нашла подходящий пример Татьяна Николаевна.

­– Это действительно хороший пример, — согласилась Тарья, — Да и к тому же сейчас намного легче выставлять свои работы на оценку публике, нужно только найти что-то своё, привнести в обыденное новое звучание.

Тарья давно искала что-то новое, оригинальное для своего канала, так как просто игра на пианино, пусть даже безупречная, не могла собрать в интернете большую публику. Но Тарья не стала дальше развивать свою мысль в этом направлении, тем более что у них уже был в прошлом разговор на эту тему. Тогда учительница музыки не нашлась что предложить своей более талантливой и амбициозной воспитаннице. Несмотря на то что Татьяна Николаевна была прекрасным наставником и большим знатоком музыки, её консервативный ум вряд ли мог хоть как-то помочь придумать что-то новое и уникальное. Дальше они говорили о банальных бытовых вопросах, по большей части связанные с детьми Татьяны Николаевны и матерью Тарьи.

Возвращаясь домой Тарья снова задумалась об исполнительском мастерстве и справедливо ли считать даже самого выдающегося виртуоза гением если он не создаёт новых шедевров. Возле соседнего подъезда Тарья встретила старого друга её отца, задумчиво сидящего на скамейке с сигаретой в руках.

— Здравствуйте, Святослав Борисович!

Тарья не видела своего отца с четырнадцати лет, но благодаря его верным друзьям всегда ощущала его поддержку. Отец Тарьи был известным вором рецидивистом, за плечами которого был не один срок. Он никогда не был официально женат, Дарья, мать Тарьи, растила дочку в основном одна. Когда Анатолий, отец Тарьи, не мотал очередной срок, он старался проводить побольше времени со своей дочерью, но всё же этого времени было уж совсем мало. Умер Анатолий от туберкулёза, отсиживая очередной свой срок. Тарья почти ничего о нём не знала, но была уверенна в том, что отец был хорошим человеком, так как несмотря на свою уголовную жизнь, Анатолия уважали не только в криминальном мире, но и все соседи вокруг. Друзья Анатолия очень помогали Тарье и её матери, даже после смерти отца девочка практически ни в чём не нуждалась, получила хорошее образование и пользовалась поддержкой. Святослав Борисович был как раз одним из таких друзей.

— Привет, Тарья! — задумчивое лицо профессора Соколова коснулась лёгкая тень улыбки, он ещё пару раз крепко затянулся и, затушив окурок об асфальт, выбросил его в рядом стоящую урну, — Как дела?

— Всё хорошо, Святослав Борисович, — Тарья остановилась возле скамейки, чтобы немного поболтать с соседом, но садиться не стала, — Как Вы поживаете?

— Да, в целом неплохо, — профессор теребил в руках пачку сигарет, раздумывая закурить ли ещё одну или сделать это чуть позже.

— Какие новости в мире большой науки?

— Какие могут быть новости в мире физики? — натянуто улыбнулся профессор, пытаясь скрыть свою озабоченность, — В нашем мире редко происходят какие-то большие события.

— Наверно, в математике и физике вряд ли ожидаются большие открытия в ближайшее время.

— Теперь уж точно, — задумчиво протянул Святослав Борисович, снова прокручивая у себя в голове последние события.

— Что-то случилось? — не ускользнули от внимания Тарьи мрачные мысли профессора.

— Сегодня ночью сгорела лаборатория профессора Солнцева, а ведь как раз именно он и был наиболее близок к прорыву в науке. Возможно, его исследования могли бы перевернуть наше представление о Вселенной, но…

— Ужас какой! — тихо протянула Тарья, — Как такое могло случиться?

— Несчастный случай, — из лёгких профессора вырвался саркастический смешок, — По крайней мере так нам это преподнесут.

— А как же профессор Солнцев? С ним всё в порядке? — искренне запереживала Тарья. Она не была знакома с Солнцевым лично, но знала, что Солнцев и Соколов являются не просто коллегами, но и близкими друзьями.

— Надеюсь… По крайней мере утром, когда мы виделись, он не показался мне обеспокоенным. Я боялся, что он напьётся и натворит глупостей, однако по телефону его голос показался мне абсолютно трезвым и уж слишком спокойным. Больше всех, пожалуй, переживаем мы с Михаилом Васильевичем.

— Корней Иванович величайший ум нашего времени, Вы сами так говорили. Возможно ему известно то, что неизвестно нам и на самом деле нет повода для беспокойства.

— Не возможно, а точно ему известно гораздо больше. И всё-таки это была работа всей его жизни… Хотя с другой стороны, может теперь всё наладится у него в жизни, — Святослав Борисович достал ещё одну сигарету, но не спешил её прикурить.

— Я уверенна, что так всё и будет, — Тарья улыбнулась чтобы поддержать своего соседа и товарища, и села рядом с ним на скамейку.

Святослав Борисович повертел в руках сигарету, посмотрел на подсевшую к нему Тарью и, чтобы не доставлять ей неудобств, засунул сигарету обратно в пачку. Он с угрюмым видом поправил свои очки.

— Безусловно, он гений и создал нечто невероятное, жаль, что мир этого уже никогда не узнает.

­– Может ещё просто не пришло время узнать.

— Мне нравится твоя оптимистичность, Тарья. Пожалуй, мне тоже следует у тебя перенять настроение.

— А чем он всё-таки занимался?

— Да я и сам толком не знаю, — соврал Святослав Борисович и притворно улыбнулся.

— Не думаю, что труды такого светила науки как Корней Иванович может ожидать провал. Тут скорее вопрос времени. Мозг таких людей работает совершенно по-другому, вне времени, нам этого не понять. Он как Моцарт в мире физики. Мы с Татьяной Николаевной как раз сегодня говорили о том чем отличаются истинные гении от очень талантливых людей.

— Правда? И чем же? — проявил неподдельную заинтересованность профессор, ему было приятно поменять тему разговора.

Тарья вкратце поведала о чём они говорили в музыкальной школе.

— Татьяна Николаевна считает, что и в исполнительском мастерстве тоже проявляется гениальность. Но я думаю, что она так сказала только, чтоб поддержать меня, чтобы я не считала себя просто исполнительницей чужих композиций.

— Я, пожалуй, соглашусь с Татьяной Николаевной, — вполне серьёзно заявил Святослав Борисович, — Мне сейчас вспомнился разговор с твоим отцом. Мы говорили о футболе, и он тогда совершенно справедливо заметил, что каким бы Гвардиолой или Лобановским ты не был, без должного уровня исполнителей твоя гениальность ничего не стоит. Если ты сейчас сядешь за пианино и сыграешь Моцарта, мы, конечно же, услышим его гениальную музыку. А если сыграю я? Покажется ли тогда Моцарт гением? — хитро прищурившись закончил свою мысль профессор, позволив слушателю самому сделать вывод.

Тарья лишь весело рассмеялась, услышав доводы профессора и упоминание о своём отце.

— Святослав Борисович, совсем не удивительно почему студенты Вас так любят…

Телефонный звонок прервал дружескую беседу соседей. Профессор Соколов достал из кармана брюк телефон, чтобы ответить на звонок, которого он очень ждал. По лицу Святослава Борисовича Тарья поняла, что звонок очень важен, поэтому она быстро попрощалась и поспешила домой.

Уже поздним вечером Тарью вновь, как и вчера, охватило чувство беспокойства и опасности. Причём так же как и вчера это чувство было совершенно необоснованным. Она вышла на балкон чтобы подышать летним воздухом, привести мысли в порядок и вернуть своё состояние в более спокойное русло. Но просидев там порядка двадцати минут, безрезультатно вернулась обратно в свою комнату. Мать Тарьи, замученная, но не подкошенная жизненными невзгодами женщина, смотрела в это время по телевизору одно из многочисленных ток шоу, на которые она подсела в последние лет семь, а то и десять. Конечно же от чуткого материнского взора не укрылось тревожное состояние дочери. Как только Тарья прошла в свою комнату, Дарья Алексеевна выключила телевизор и проследовала за ней. Тарья лежала на своей кровати свернувшись как котёнок в клубочек.

— Как день прошёл? — ласково поинтересовалась мать и присев рядом с дочерью положила руку ей плечо и стала легонько поглаживать.

— Да всё хорошо, мам. Сама не знаю, что опять на меня напало. Вчера вечером так же было. Я даже не спала толком…

Дарья Алексеевна прекрасна знала об этой особенности своей дочери, Тарья очень тонко чувствовала переживания других людей. С самого раннего детства она могла расплакаться или заулыбаться ни с того ни с сего, без видимых на это причин. Сначала Дарья была обеспокоена такой эмоциональной нестабильностью дочери, но позже заметила, что эмоциональное состояние дочери во многом зависит от переживаний тех, кто находится рядом с ней. А так как в основном маленькая Тарья проводила время рядом с матерью, то часто транслировала в мир душевное состоянии самой Дарьи. Всем известно, что дети не умеют скрывать своих чувств и по их лицу можно легко угадать что испытывает ребёнок. Однако со временем человеческое дитя осваивает искусство обмана и лицемерия и взрослому человеку уже ничего не стоит скрывать свои чувства не только от окружающих, но и от самого себя. Так же и Тарья по мере взросления научилась контролировать себя и не показывать того что чувствует на самом деле. Правда она так и не научилась обманывать себя и оставшись наедине с собой не могла скрывать своих внутренних переживаний. За годы материнства Дарья научилась воспринимать особенность дочери как нечто должное, часто не придавая этому особого значения, но также чётко усвоила, что когда дочь находилась в таком состоянии как сейчас, то жди беды. Так уже бывало, хоть и довольно редко. После таких бурных переживаний дочери, до Дарьи в скором времени доходили печальные известия. Так, например, было когда умер отец Тарьи или началась пандемия. Чего-то хорошего не стоило ожидать и на сей раз.

— Думаю, ничего плохого не случится, — солгала Дарья, чтобы хотя бы немного приободрить дочь и фальшиво улыбнулась.

— Спасибо, мама.

— Эта твоя чувствительность у тебя от папы. Он тоже таким был. Жаль только что свой талант он направил не в то русло…

Дарья замолчала, погружаясь в воспоминания. Рассказы об отце успокаивали Тарью, отвлекали от повседневных и бытовых проблем. Как правило мама рассказывала забавные истории связанные с отцом, после которых настроение неизменно приподнималось. Зная и об этой особенности дочери, Дарья мысленно возвращалась в своё прошлое, чтобы отыскать там ещё нерассказанную историю, которых уже и не осталось толком.

— Понятия не имею как он это делал, но он мог угадывать желания людей, — продолжила Дарья, — Видимо, не со всеми это проходило, иначе не закончилось бы всё так… Но со мной его трюки прокатывали на ура! — мать с дочерью негромко рассмеялись посмотрев друг на друга, — Однажды он пригласил меня в Москву. На пару дней погулять. Я сначала не согласилась, тем более тогда я жила с родителями, а они не очень-то любили Толю… Но потом он достал из кармана два билета на концерт группы «Nightwish» и тут уже я не устояла. В студенчестве я просто фанатела от группы «Nightwish», но даже и не мечтала когда-нибудь попасть на их концерт. Что самое интересное, мы ведь даже никогда не говорили о музыке, а он как-то узнал!

— И вы поехали в Москву? — Тарья уже слышала эту историю, но сейчас ей захотелось послушать её вновь, так как по сути это было переломным событием в судьбе её матери.

— Да, он делал предложения от которых невозможно было отказаться. Если не ошибаюсь это вообще был первый концерт Найтов в России. Какие были у меня эмоции! Когда Тарья Турунен вышла на сцену я визжала от восторга! Казалось я могу дотянуться до неё, настолько близко от меня она стояла!

— Представляю, ты же так любишь её, — улыбнулась Тарья представив свою мать на концерте.

— В то время она была моим идолом. Ведь не только своим божественным голосом она покоряла. Всё-таки не она одна обладает таким мощным голосом. Но её манера исполнения! А её чувство стиля! Невероятная женщина! — Дарья мечтательно уставилась вдаль, утонув в одних из самых ярких и счастливых моментах своей жизни.

— А папа тоже был поклонником их творчества?

— Толя? Да нет, я бы не сказала. За исключением, пожалуй, Джима Моррисона. Он не был фанатом какой-либо музыки, но при этом довольно неплохо разбирался в ней. Как, впрочем, и во всём остальном. Например, я никогда не видела, чтобы он смотрел футбол, однако легко мог поддержать разговор с мужиками на эту тему. В этом была его сила… — Дарья вновь взяла небольшую паузу и продолжила говорить о концерте, — А ведь в тот вечер сюрпризы не закончились. Уже в гостинице он подарил мне на тот момент последний альбом Найтов «Wishmaster» с автографами Туомаса Холопайнена и самой Тарьи Турунен.

— Неудивительно почему меня так назвали, — улыбнулась Тарья, видя с каким восторгом мама вспоминает имя финской певицы.

— Имя, кстати, именно Толик предложил. Сказал, что красиво будет сочетаться с моим. Дарья — Тарья, а ведь и вправду неплохо.

Дарья не стала рассказывать дочери, что концертом и подписанным альбомом подарки в ту ночь не ограничились. Их единственная дочь была зачата в ту же самую волшебную ночь, но сообразительная Тарья и так в принципе об этом догадывалась. Дабы не омрачать историю, Дарья так же не стала рассказывать и о том, что по возвращению из столицы у неё был неприятный разговор с родителями по итогам которого она была вынуждена съехать из родительского дома в квартиру Анатолия, в которой и по сей день проживала с их общей дочерью.

Рассказ матери действительно подействовал как успокоительное, Тарье даже удалось заснуть. Но сон оказался недолгим. Что-то заставило Тарью проснуться посреди ночи. Она долго лежала в постели в надежде обратно уснуть, но сон не приходил. Более того, даже глаз сомкнуть надолго не удавалось. Несмотря на бессонную прошлую ночь, Тарья чувствовала себя на удивление бодро. Смирившись с тем, что заснуть уже не удастся, она села на кровати и укутавшись в одеяло уставилась в пустоту. В голове словно пчелиный рой кишели мысли, невозможно было ухватиться за какую-либо одну. Тут Тарья вспомнила о своих исследованиях относительно систем счисления, которыми она занималась в институтские годы. Ей почему-то захотелось найти свои старые записи, словно в них была зашифрована разгадка к её беспокойному состоянию в последние два дня. Искать долго не пришлось, так как у Тарьи в вещах всегда царил полный порядок, здесь особенно можно было наблюдать её перфекционизм. Листая тетрадь Тарья подумала, что не испытывает особенно тёплых чувств по отношению к своему студенческому прошлому. Нет, она очень любила учиться в институте, познавать магию мира чисел, она находила это очень увлекательным. Но каких-то ярких впечатлений от студенческой жизни, хотя бы наполовину напоминающих воспоминания мамы от концерта «Nightwish», у неё не было. Тарья часто слышала от людей, что студенческие годы были самыми яркими и запоминающимися в их жизни, но сама ничем подобным похвастаться не могла. Может быть потому, что была ещё очень молода и вся жизнь была впереди, а может и потому, что институт всё-таки не удовлетворил полностью её интереса к языку ума. Но более вероятно то, что основная масса людей после окончания учебного заведения сразу же вклиниваются в серую безрадостную жизнь где существуют только долги и обязательства. На фоне такой жизни беззаботное студенчество конечно же видится ярким и насыщенным, но не потому что там была вся палитра красок, а лишь от того что взрослая жизнь слишком уж серая, а местами и вовсе чёрная. Вряд ли счастливые и успешные люди вспоминают студенческие годы как самые яркие.

Пытливый ум и феноменальная интуиция позволяли Тарьи находить изящные решения в математике и некоторые нестыковки в этой науке. В какой-то момент Тарья даже поставила под вопрос действительно ли математика точная наука? Однако, в институте не нашлось человека, который бы поддержал её искания в науке. Что, в принципе, и неудивительно, никто не хотел ставить под сомнения то, на чём держалась вся его мнимая образованность. Как это часто бывает, даже самые образованные профессоры предпочитают слепо доверять тому что написано авторитетными в их области людьми, нежели искать ответы самостоятельно. А вот Тарья пыталась искать свои пути, следуя совету Святослава Борисовича, который её поступление в педагогический напутствовал словами: «Ставь под сомнение абсолютно всё что тебе скажут в институте, только так можно постичь науку. Если ты хочешь стать действительно учёным, а не попугаем, то сомневайся во всём, ищи ответы сама. Всегда есть другое решение, даже если все считают это невозможным. В большинстве своём научный мир состоит из невежд, которые даже не подозревают о своём невежестве». Так в поисках ответов она начала изучать историю математики, что привело её к изучению различных систем счисления, которые существовали в разных культурах. Однако, её исследование порождало лишь всё больше вопросов нежели находило ответы. В этом её начинании никто из институтских преподавателей также не поддержал. Заинтересованность проявил лишь Святослав Борисович, но, к сожалению, он не был в числе её преподавателей. Профессор Соколов был очень занятым человеком, поэтому Тарья старалась не беспокоить его своими заморочками, хоть и всегда чувствовала поддержку с его стороны. Тарья даже подумывала перевестись в физико-технологический, чтобы больше времени проводить с профессором Соколовым, но всё же отказалась от этой затеи, так как не видела своё будущее связанное с технологиями.