Бесплатный фрагмент - Песнь мятежа

Вторая хроника Эйроланда

Угрин Уркесюк — существо несчастное, но амбициозное, сочиняет поэму, в которой прославляет себя как гения грядущей эпохи, и пророчит миру всевозможные катаклизмы и беды. Но в текст вкрадываются опечатки. Более того — мешают другие графоманы. В результате поэма оживает, просыпается древний демон, а Соединенное Королевство раскалывается на два враждующих лагеря.

Главный чародей страны, борющийся с чернокнижием и собственным радикулитом, благодаря склерозу, совершенно случайным заклинанием творит из лесного зверя национального героя-освободителя.

Постепенно понятия добра и зла становятся размытыми и относительными, сбивая с толку и героев, и негодяев. На фоне развернувшейся баталии, когда армия Соединенного Королевства не в силах сдержать призванного демона и мятежников, Уркесюк понимает, что, дав жизнь поэме, он не сможет оставаться ее хозяином. Но поднять руку на собственное творение так же невыносимо тяжело, как на родного ребенка.

Закат Соединенного Королевства неизбежен. Но в битву вступают магические братья мечи, столетиями выясняющие, кто из них круче. Все заходит так далеко, что даже самим богам приходится спуститься с небес.

Часть первая

Когда волшебники бесятся

Глава 1. Так сложились звезды

Усталый путник сидел на раскаленном песке. Он играл на флейте. Его белая борода могла бы принадлежать и аксакалу, но какой мудрец отправится в дорогу без чалмы, без верблюдицы, и, главное, без бурдюка с кумысом? На такое способны лишь самые настоящие безумцы.

Всюду простиралась степь, а над ней нависало огромное белое небо. От этого казалось, что бесконечные барханы дышат, шевелятся, подползают ближе. В песках постоянно мелькали удивленные глазки, и пустыня чудилась огромным живым и любопытным существом. Коварным, но сытым.

Солнце палило нещадно. Не было ни ветерка, ни дуновения. Сердце бухало где-то в голове. А воздух едва не кипел в легких. Пот бусинками дрожал на лбу и на висках, он стекал по впалым щекам, по бороде. Жутко хотелось пить, но старик упорно дул в свой инструмент. Флейта обжигала губы. Звуки были далеки от совершенства. Эти хрипы походили более на икание осла, мучащегося отрыжкой, нежели на настоящую музыку.

А где-то там, впереди, у самой линии горизонта, удирал маленький человечек. Беглец проложил в пустыне недолговечную дорогу петляющих следов: глубоких, но слишком крохотных для взрослого мужчины.

Это была самая настоящая погоня. Только преследователь не рассчитал сил. Теперь, признав свое поражение, старик пытался воспользоваться магией. Он хотел выдавить из флейты бодрый мотив, но выходило нечто мрачное и несуразное.

Человек же, маячивший на горизонте, взобрался на холм, перевалил через него, и совсем скрылся с глаз. Сбежал.

В тот же миг за спиной старика раздалось сопение. Из-за барханов показался еще один участник этой безумной гонки. Ему было тяжелее всех. Невероятно толстый, он героически сопротивлялся жаре, сыпучему песку и собственному весу. Он бежал молча, экономя силы. От натуги глаза его едва не вылезали на лоб. И пот катил с него градом. На охранника, полицейского или на тюремного надзирателя толстяк не походил. Да и не было у него атрибутов власти: ни наручников, ни дубинки.

Увидев старика, толстяк хватанул воздух ртом, изобразил на лице вымученную улыбку, и в бессилии рухнул в песок.

Старик потер переносицу, и с раздражением буркнул себе что-то под нос.

Толстяк молчал. Он тяжело дышал, и от этого складки жира колыхались у него в том месте, где теоретически должна быть талия.

Старик смешно погрозил небу костлявым пальцем и снова взялся за флейту.

На этот раз звуки неожиданно приобрели мелодичность. И тут же, как по мавению волшебной палочки, в небе появились кудрявые барашки облаков. И дохнул долгожданный ветер. Барханы подернулись мутной паволокой небытия, пески исчезли. Возникла твердая почва, поросшая ковылью. А в небе закружил стервятник.

Но старик не удовольствовался своим волшебством, он продолжал играть.

Толстяк приподнял голову и икнул.

Метаморфозы продолжались. Ближайший куст перекати-поля треснул, и из него пополз сизый туман. Еще через мгновение из мутной магической паволоки стали прорисовываться зыбкие очертания нового мира. Воздух наполнился прохладой, запахами древесной смолы, трав и ягод. Раздался шорох листьев, пение птиц.

Толстяк застонал:

— О, нет! Опять? Сколько можно?!

Флейтист довольно усмехнулся, и, обращаясь скорее к самому себе, сказал: «Учитесь, пока я жив!»

Бах! — и вспышка голубого света окончательно завершила колдовство.

Старик сунул флейту за пояс и попытался подняться, но ноги затекли. Их свело судорогой. Старик охнул и рухнул в заросли крапивы. Руки обожгло, они тут же покрылись белыми пузырями, но чудак лежал и улыбался. «Пригодилось-таки заклятие перемещения Шельмы Озерного!» — думал он.

Ноги покалывало так, точно в них воткнули тысячи игл. За крапивой, напротив лица чародея, проплелся пыхтящий ёжик. На его иголках прилип красный кленовый лист.

«Откуда среди лета опавшая листва? — удивился старик. — Плохо, что лист не желтый. Надо будет завтра же наведаться к Гертруде Рутской, выспросить: что и как. Она, Гертруда, как ни как, пять лет прожила с самим Станиславом Торбой: все гороскопы за это время изучила, все важные приметы вызубрила. Она же сейчас лучшая весталка по обе стороны пролива. Может, что дельное скажет? Хотя, я и сам уже обо всем догадываюсь. Красный лист в середине лета — к войне».

Толстяк очнулся. Магическим взрывом его опрокинуло на спину. Открыв глаза, парень едва не закричал от страха: его разглядывал самый настоящий лось. В ветвистых рогах сохатого трудился предприимчивый паучок. Чуть выше на ветке сосны сидела белка и настороженно следила за всеми разом. Это было так необычно, что у толстяка перехватило дух. Дело в том, что животных он видел только по телевизору и в зоопарке. Да еще у деда были в хозяйстве козы и куры, но это — не в счет. Кто мог предположить, что у лося такой выразительный, почти человеческий взгляд?

Толстяка звали Игорем Заплечным, но друзья обращались к нему не иначе, как Скив. В детстве Игорь любил читать книжки о военных походах варягов и скифов. Вот к нему и приклеилась эта кличка, в которой дворовая шпана соединила два кочующих народа в один.

Тут зашевелился и старик. Звери разом кинулись прочь.

Сорока тут же принялась трещать, предусмотрительно перелетая с ветки на ветку, злобно поглядывая вниз.

Не успели люди появиться в лесу, как небо затянуло тучами. Мгновение, и первые капли забарабанили по пыльным листьям.

Дождь грозил развернуться во всю силу. И сорока, жалуясь на свою несчастную судьбу, взлетела, сделала круг, и отправилась к своим тайникам.

Старик тем временем разглядывал Скива и демонстративно покачивал головой: мол, такие бы лучше дома сидели.

Игорь поднялся на ноги и рассматривал осину, он делал вид, что его нисколько не заботит пристальное внимание мага.

— Ты зачем за мной увязался? — не удержался старик и воинственно тряхнул бородой. — Я же тебя отправил домой, в твой мир!

— Как бы не так. — вспыхнул Скив и покраснел от негодования. — Если бы не ты, я бы уже у деда сидел, пил бы пиво «Балтика» — оттянись со вкусом.

— Чего? — искренне удивился белобородый. — Какая еще Балтика?

— Что-то я не понял. — сказал Скив. — Ты, что, из прошлого? Из древнего и темного, когда на мамонтов охотились, и топором брились?

— Не хами! Тоже мне венец природы нашелся. Принц Пивная бочка.

Теперь обиделся Игорь:

— На себя посмотри, колдун хренов! Зачем ты меня в эту пустыню затащил? Маг недоделанный.

Лицо старика потемнело:

— Ни какого уважения к сединам!

— А у нас людей судят по результатам труда. — огрызнулся Скив. — Вертай меня обратно.

Старик помялся, потрогал флейту и помотал головой:

— Некогда мне с тобой возиться!

— Да ты просто не можешь! — ехидно усмехнулся толстяк.

Старик вдруг поник:

— Ты, это… Ну, извини, что ли… Издержки производства, так сказать. С каждым может случиться. Магическая сила — не манная каша, на десятилетия ее не растянешь. Мне придется восстанавливать свою мощь. Да еще в пылу погони я не запомнил твоего мира.

— Черт бы тебя подрал! — вздохнул Скив. — И так хреново, да еще ты тут со своими фокусами. Пошли, что ли, хотя бы поедим.

Старик хмыкнул, но от комментариев воздержался:

— Как тебя зовут?

— Игорь, но друзья меня зовут Скив.

— А я — Нилрем Йехесодский. — усмехнулся волшебник. — А враги меня прозвали Мерлином. В отместку. Они думали, что если произносить мое имя задом наперед, то мне это навредит. А народу перевернутое имя понравилось даже больше настоящего. А про то, что я — Йехесодский — никто уже и не помнит. Впрочем, это и не важно. Пусть хоть горшком зовут, лишь бы в печь не ставили.

— Так я тебя знаю! — оживился Скив. — Ты мне мозги не пудри. Ты же колдун, который учил короля Артура. Только ты того, помер. Давненько уже.

— Да? — удивился Мерлин.

— Ты же из прошлого, ты в Англии жил! Типа: круглый рыцарский стол, Ланселот Озерный, Гиневера. Ах, да, ты не умер, тебя пленили на каком-то облаке.

— Знаешь что? — маг почесал в затылке. — Не знаю я ни какой Англии, Лан-Село-Да и Ги-Не-Веры. Ты что-то напутал, парень.

— Ну, нет, так нет. Конспирация, конспирация и еще раз конспирация, как говаривал товарищ Ленин.

— Ленин? — переспросил Мерлин и задумался. — Это что: имя?

— Нет, партийная кличка. Ленин — вор авторитетный, в законе.

— Очень интересно. — чародей вздохнул. — Если у вас воров цитируют, то зачем тебе возвращаться?

— Не скажи! — возразил Скив. — Это же Родина — мать моя.

— А мне показалось, что твоя родина там, где хорошо кормят.

Скив рассмеялся:

— Шаришь, предок. Только это не я сказал, а ты!

Дождь зачастил.

— Веселая у тебя работа. — оскаблился Скив. — То пустыни, то дожди. Романтика.

— Хватит языком чесать! Ноги в руки, и за мной! — скомандовал Мерлин. — Вон за теми деревьями моя избушка.

— На курьих ножках? — радостно отозвался Скив.

Мерлин даже крякнул от неожиданности:

— Нет, нормальная, без ножек. Да и зачем ей ноги, она же не таракан.

Начинался ливень.

Старик и толстяк мчались под струями воды, отфыркиваясь и тяжело сопя. От этих перебежек ныли ноги. Сейчас им обоим хотелось лишь добраться до кровати и рухнуть на перины.

Волшебник смешно путался в сером плаще и постоянно поправлял на груди медный круглый пантакль. Скив вообще не думал о своей внешности, он лишь пыхтел от натуги.

Дождь набирал силу. Одежда снова начала липнуть к телу. И это было вдвойне противно, потому что до этого она насквозь пропиталась потом.

Впереди и впрямь показалась опушка, в центре которой красовалась непрезентабельного вида избушка с покосившимися стенами и прогнувшейся крышей. Скив запнулся и едва не упал. Он удержался за ствол дерева и замучено простонал.

— Вот мы и дома! — радостно провозгласил старик. — Сейчас отдохнем, подкрепимся и снова в погоню. Угрин от нас не уйдет!

Скив хотел возразить, но уже не мог.

Из дупла дерева, за которое держался Скив, показался сонный глаз. Это был филин, старый ученик и друг Нилрема. В едином порыве мудрая птица устремилась, было навстречу своему учителю, но из угла дупла на него грозно прошипела филиниха — его поздняя любовь:

— Куда это ты намылился?

— Да так, кости размять. Мышки захотелось… — стушевался некогда весьма красноречивый ученик Мерлина.

Филиниха зловредно цокнула и протянула копченую мышь.

Филин даже крякнул от досады: «Вот она — семейная жизнь! Ни каких тебе путешествий, ни романтических попоек. Один быт в кругу закона. И зачем только женился»?

— Что-то не так? — филиниха сделала шаг вперед, делая вид, будто собирается выглянуть из дупла.

— Все пучком. — заверил ее пернатый муж и громко захрустел мышиными костями.

Филиниха загадочно улыбнулась, уж она-то точно знала, что ее благоверный в хорошем настроении всегда глотал мышей целиком.

Дотащившись до дома, Мерлин швырнул в угол мокрый плащ, сел в кресло и задумался.

— Мне бы сухой одежды. — напомнил о своем существовании Скив.

— Что? — встрепенулся Мерлин. — А, это ты, горе луковое. Ты бы лучше делом занялся. Огнивом пользоваться умеешь?

— Нет, я же не солдат из сказки Андерсена. — проворчал Скив. — Но у меня зажигалка есть. Тоже не плохая вещь.

— И как вы там живете? — буркнул старик, поднимаясь из кресла и склоняясь над камином. — Ничего не умеете.

— Нам, городским, все по фигу. — заявил обиженный Скив. — А для всякой грязной работы найдутся такие клоуны, как ты.

Мерлин крякнул, но возражать не стал. Он растопил камин и вдруг схватился обеими руками за поясницу:

— Ну, чего смотришь, хлыщ городской? Дуй за дровами! Или ты и этого не можешь?

— Да, тяжело жили в древней Англии.

— При чем здесь Англия, идиот? Мы в Черной Эрландии.

— В Курандии? — переспросил Скив. — Все, допился, доигрался в компьютерные игры! А где же злодей Малколм, Рука и все остальные?

— Слушай, ты мне надоел. — Мерлин со стоном рухнул на большую двуспальную кровать. — Ты принесешь дров или нет?

Скив хотел фыркнуть, но передумал, и молча вышел под дождь.

Через пару минут толстяк вернулся с дровами, кинул их подле камина, плюхнулся в мокрое кресло, где до этого минуту назад сидел Мерлин, и тупо уставился на огонь.

За окном затянул заунывную песню набирающий силу ливень.

— Хватит рассиживаться! — бурчал старик. — Давай, оправдывай свое существование.

— Не могу. — сказал Скив. — Меня бог создал по своему образу и подобию, то есть лентяем.

— Не мели ерунды. — вздохнул чародей. — Ни Йеркуд, ни Хорхе никогда лежебоками не были.

Скив заткнулся на полуслове: до него неожиданно дошло, что в этом странном мире Нирлем Йехесодский может лично знать всех местных богов. И лучше пока воздержаться от шуточек, в чей бы то ни было адрес.

— Ты там что, уснул? — проворчал волшебник.

Скив уставился на мага:

— Ну? Чего тебе еще надобно, старче?

— Значит так: отогни ковер, под ним должна быть дверца.

— Потайная, ведущая прямо в ад? — не удержался от ехидства Скив.

— Нет, нормальная. Там у меня погреб со всеми удобствами. Люблю, знаешь ли, мариновать толстых нахалов в собственном соку, и хранить их на голодный день. А то вы, толстяки, в тепле быстро портитесь.

— Вот урод! — проворчал Скив, но ковер отогнул.

Дверцы там не было.

— Э-э-э… — сказал Скив. — Где? Где дверь в каморку папы Карло?

— Ох, твоя правда! — Мерлин тихо засмеялся. — Не там она, я совсем забыл. Она прямо под креслом.

Но и под креслом ничего не оказалось.

— Мать моя женщина! — в сердцах крикнул Скив. — А, может быть, ты не Мерлин вовсе, а переодетый Кашпировский? Маг, блин, который ничего не мог!

— А, ладно! — сказал чародей и что-то буркнул себе под нос.

Из камина вылетел дым, мгновенно принявший форму дровосека:

— Слушаю, хозяин.

Скив попятился. Вообще-то, толстяк начал уже привыкать к чудесам, но все же: кто знает, что у волшебников на уме.

— Сделай новый проход в погреб! — приказал волшебник призраку.

— Повинуюсь, хозяин. — отчеканил дровосек, и тут же принялся рубить пол.

— Круто. — проворчал Скив и отодвинулся к стене.

— Готово, хозяин! — призрак торжествующе потряс топором.

— Можешь отдыхать. — милостиво разрешил Мерлин.

— Но… — сказал Скив, заглядывая в рваные края ямы. — А как же я туда спущусь без лестницы? Да здесь ведь и крышки нет. Как потом по полу ходить?

— Ходить — молча. Спускаться — за мясом. — разрешил проблему чародей. — Или придется жарить то, что под рукой. Скива, например.

— Самодур! — фыркнул Скив и спрыгнул вниз.

В полумраке тут же вспыхнули факелы, крепленные на стенах в кованых подставках.

«Ловко». — подумал парень.

Здесь, в подвале, было тихо, тепло и сухо. Это был длинный узкий коридор, вдоль которого рядами тянулись стеллажи с банками, горшками, мешками.

Чего здесь только не было! Соленые и сушеные грибы, маринованные огурцы. Жареные кабачки в горшках. Картошка, бобы, сухой горох.

Скив даже присвистнул: мир хоть и чужой, а едят здесь вовсе не слизняков и не троллей. И это радовало.

Мясо целыми тушами висело на крюках. Прямо как на бойне.

Скив подошел и протянул руку к ближайшей тушке. Здесь было как в холодильнике.

«Полезное колдовство. — решил Скив. — Если в этом мире еще аналоги телевизора, видеомагнитофона и компьютера найдутся, можно здесь и остаться».

Скив снял с крюка самую маленькую тушку. Это был барашек. Но как теперь с ним лезть обратно в комнату? Ведь, наверняка, где-то был нормальный выход со ступенями и дверью.

Скив прошелся вдоль полок:

— Эй, есть кто-нибудь?

— Никого нет. — голос был механическим и безжизненным.

— Но кто-то же должен был сказать, что никого нет! — подражая голосу Винни-Пуха, проворчал Скив.

— Логично. — согласился невидимый собеседник. — Я — заведующий складом Нилрема.

Из стены появилось туманное, человекообразное облако, чем-то похожее на дровосека из камина.

— Ясно. — сказал Скив. — А как отсюда выйти?

— Я не могу выпустить вора со склада. Боюсь, мне придется вас убить.

И в руках призрака появилась алебарда.

— Твою мать! — прошипел толстяк, и швырнул тушей в призрака. — Подавись ты своим мясом!

— Я не могу подавиться, потому что вообще не ем. — ответил заведующий складом.

— Сколько тебя еще ждать? — раздался сверху раздраженный голос мага. — Вас, толстяков, только за смертью посылать!

— Эй! — крикнул Скив призраку. — Меня нельзя трогать. — Я — главный повар Мерлина. Слышишь, он меня зовет?

Призрак лишь презрительно фыркнул:

— Придумай что-нибудь поубедительнее. Всем известно, что у Нилрема и простого-то кашевара нет.

Скив кинулся бежать, но призрак настиг его в два прыжка, и подмял под себя. Скив почувствовал холод лезвия на своей шее.

Но тут что-то изменилось. Похоже, кто-то еще спустился в подвал. По крайней мере, тут же раздался властный окрик:

— Отпустить Скива. Приказ Нилрема. — голос был холодный и самоуверенный.

Хватка ослабла.

— Ты кто? — спросил толстяка заведующий складом.

И если бы дела обстояли не так паршиво, Скив непременно бы ответил: «Дед Пыхто». Но сейчас ему было не до шуток:

— Скив я.

— А не врешь?

Ох, как хотелось рявкнуть «век воли не видать», но пришлось выдавить лишь глупое:

— Честное слово.

— Отпустить толстого человека по имени Скив вместе с мясом. — повторил нечаянный спаситель.

— Все сходится. — разочарованно проворчал призрак, и слез со своего пленника. — В кои-то веки настоящего вора поймал. Эх, не везет мне. Ладно, жулик, бери тушу и выметайся отсюда, пока я добрый.

Скив глянул на своего спасителя. У стены стоял все тот же дровосек, который пару минут назад рубил пол в доме волшебника. Именно он и явился с приказом от Мерлина. Не смотря на то, что он был соткан из дыма и тумана, мимика его лица вполне угадывалась. Дровосек подмигнул и показал глазами в тупичок. Видимо, там был выход.

Скив решил воспользоваться подсказкой. Зашел в нишу и постучал по стенам. Камни дрогнули, дали трещину и разошлись.

— Скив! — это дровосек поднял тушу и швырнул ее толстяку. — Мне кажется, ты что-то забыл.

«Издеваются». — решил Скив, но мясо взял и принялся подниматься по ступеням.

Выход вел во двор.

Чертов старик! Неужели у него, правда, склероз? В комнате, похоже, вообще, никогда не было прохода в погреб. И, если старикан не помнит, что у него находится в избе, то лучше домой пока вовсе не проситься, не испытывать судьбу. А то этот Нилрем Йехесодский отправит куда-нибудь на Альфа Центавру. Или к черту на кулички.

Закрыв за собой потайную дверь, Скив оглянулся. Ничего волшебного вокруг не было. Опушка как опушка. И ливень здесь хлестал самый обыкновенный.

Пришлось снова бежать под дождем.

Мерлин тем временем успел переодеться. Он лежал и смотрел, как Скив орудовал большим мясницким ножом. А ведь, наверняка, мог чего-нибудь колдануть. Вон, от дыры в полу уже и след простыл. Мог бы волшебник и специального слугу для разделки туш вызвать. Мог, но хотел. Он даже сухой одежды пожалел. Но думать об этом Скиву не хотелось. Он и так едва сдерживался от закипающего праведного гнева. «Тоже мне маг и волшебник! Эксплуататор. Ему лишь бы на чужих загривках ездить», — вертелось в голове толстяка.

Полчаса адских усилий, и на вертеле уже жарилось мясо. Скив вспотел и согрелся. А Мерлин снизошел-таки до житейских нужд и вызвал своей магией мешочки со специями: перец, чеснок, что-то похожее на лук, а также какие-то порошки, пахнущие гвоздикой и корицей.

Скив кромсал мясо, окунал куски в специи, нанизывал их на вертел. Это было непривычное занятие, утомительное, но интересное. И все бы ничего, только вот спал Скив в этот день всего три часа. Так получилось, что накануне вечером приперся Славка Смирнов с полтарушкой «Медового». А где бутыль, там и вторая. Вот под это пиво и проспорили они всю ночь о мироздании и о смысле жизни. Кстати, именно поэтому Скив ничему пока сильно не удивлялся. Все происходящее запросто могло оказаться затянувшейся белой горячкой.

Мерлин тем временем глядел, глядел, да и уснул. Смешно так, словно ребенок, подложив руки под голову, и изредка всхрапывая. Умаялся, видать, по пустыням бегать. Старик все-таки.

А Скив продолжал возиться у камина.

Первая порция жареного мяса была свалена в пустой глубокий чан.

Скив покосился на Мерлина, взял кусок мяса и засунул в рот: вкусно!

Да ну его к лешему, этого волшебника! Главное — самому наесться.

И Скив принялся торопливо запихивать мясо в рот.

Мерлин пошевелился, но не проснулся.

В огне камина мерещился дровосек, азартно ковыряющий пальцем в носу. Похоже, слуге мага было наплевать, ест кто хозяйское добро или нет.

Скив подмигнул призраку, и продолжал жадно рвать мясо зубами.

А потом по желудку разлились тепло и тяжесть. И припомнилась бессонная ночь. И мир сразу куда-то поплыл.

— Эй, Скив… Или как там тебя! — проворчал Мерлин в полудреме. — Ты только не спи, а то и мясо сожжем, и дом спалим.

Как чувствовал.

— Ладно! — согласился Скив, нанизывая на вертел очередную партию мяса. — Живы будем, не помрем. И, вообще, ни что нас в жизни не может вышибить из седла!

Но глаза слипались сами. Скив зевнул и откинул голову на спинку кресла.

В камине плясал огонь. Дрова мерно потрескивали.

Скив так и не заметил, как снова очутился в пустыне.

Всюду, куда ни глянь, стелились желтые барханы. Скив сразу же провалился в песок по самые лодыжки. И каждый шаг давался с трудом.

Солнце словно придвинулось ближе к земле, и жара стала невыносимой.

Скив никак не мог вспомнить: зачем он здесь, и куда направляется. Но с каждым шагом ноги увязали все глубже в песке. Вот Скив провалился по колено и закричал от страха. Выхода отсюда не было!

А у солнца вместо лучей вдруг появились руки. Эти руки принялись расти. Солнце хотело схватить Скива.

«Солнечный удар! — осенило толстяка. — Сейчас по голове треснет». Скив пытался увернуться, но бежать было некуда. А солнце приблизилось вплотную. У светила было человеческое лицо. И это было ужасно! Солнце оскалило почерневшие гнилые зубы и голосом Мерлина закричало:

— Ах ты, гора сала! Говорил же: не спи!

Затем солнце своими длинными ручищами влепило Скиву такую пощечину, что толстяка вырвало из песка, пронесло по воздуху, и швырнуло на что-то твердое.

Скив проснулся в луже воды. Открыв глаза, он увидел Мерлина с пустым ведром.

— Ты чего? — заорал Скив.

Мерлин изогнул кустистые брови и сухо обронил:

— Да ты едва в жаркое не превратился! Так что молчи в тряпочку.

Вонь в доме стояла невыносимая. Гарь болезненно разъедала глаза.

Скив огляделся и ужаснулся: половина его рукава истлела. На изгибе у локтя уже пузырился солидный ожог. И только теперь, окончательно придя в себя, толстяк почувствовал боль.

— На выход! — скомандовал старик и, закашлявшись, встал.

Скив последовал за ним.

Выйдя на крыльцо, Мерлин подвернул ногу, упал, съехал по ступенькам и, со всего размаха, смачно плюхнулся в лужу. Скив спускаться не стал. Он грузно осел на ступеньку, прислонившись затылком к стене.

Охая, незадачливый волшебник поднялся, и опять схватился за поясницу. Боль была резкой и невыносимой. Казалось, что позвоночник пронзило стрелой, и бедные кости, того и гляди, переломятся. Красные круги поплыли у мага перед глазами.

Осторожно, словно от этого зависела жизнь целого мира, Мерлин опустился на четвереньки, и заполз на крыльцо. Теперь он был похож на бородатого младенца, еще не научившегося самостоятельно стоять на ножках.

— Эй, — тяжело выдохнул Скив, пробуя улыбнуться, — а ведь кто-то здесь волшебник!

— Старческие болезни — не повод для острот. — отрезал Мерлин и привалился к стене рядом с парнем.

Где-то раздавались булькающие шаги, или это только мерещилось в шуме дождя.

— Хорошо сидим. — заметил толстяк, и вяло оскалился.

— Это все из-за тебя, олух Смегоарла! — рассвирепел чародей и сверкнул глазами. — Марш в дом дым разгонять! От тебя одни неприятности!

Скив хотел возразить, что для хозяйственных нужд существует магия, но, припомнив путешествие в подвал, решил не спорить.

Вернувшись в избу, распахнув все окна, Скив принялся выгонять чад затертым до дыр кухонным полотенцем. И, хотя глаза уже не слезились, но запах паленого мяса никак не улетучивался. Да еще болела обоженная рука. Через пару минут в дверях показался Мерлин. Придерживая поясницу, маг доковылял до кровати, лег, и начал отдавать распоряжения:

— Не так машешь, не туда… Эх, и откуда ты только такой взялся?

— Почему-то дым в трубу не вытягивает. — заметил Скив. — Засорилась, наверное.

— Вот ползи теперь на крышу и чисти! — злился волшебник. — Обойдешь дом вокруг. Там лестница к чердаку приставлена. А дальше — Хорхе тебе в помощь.

Снова пришлось идти под дождь. Скив ругнулся, но вышел, хлопнув дверью.

— Давай, давай! — проворчал Мерлин вослед. — Устроил тут извержение вулкана.

За окном раздались чавкающие шаги, пыхтение и приглушенные ругательства. Это Скив наступил на забытые магом грабли.

Чародей тем временем щелкнул пальцами и письменный стол, заваленный всяческим хламом, подъехал к кровати. Маг принялся рыться в своих записях. На пол полетели разрозненные куски пергамента.

— Нашел! — обрадовался Мерлин.

Из-под вороха документов волшебник выудил засаленный носок, на котором красными чернилами были нарисованы забавные символы, похожие на уморительные рожицы. Это была магическая тайнопись, недоступная простым смертным.

Откашлявшись, Мерлин принялся читать. Это было самое эффективное заклинание от насморка и радикулита, но действовало оно не сразу, а лишь спустя пару минут.

Чародей прикрыл глаза и принялся ждать исцеления, но тут в дверь постучали. Это, точно, был не Скив. По крыше кто-то ходил, да и в камине пыхнуло сажей. Толстяк добросовестно чистил трубу. «Странно. — подумал Мерлин. — Кто бы это мог быть в такую погоду?»

Мерлину вовсе не хотелось вставать и рисковать собственным здоровьем лишь для того, чтобы впустить неизвестно кого. Ревматизм — штука серьезная и опасная. Но кто-то же должен открыть дверь. А на улице — ливень. И шум от дождя такой, что гость просто не услышал бы приглашения войти.

Волшебник хотел уже кликнуть филина, но вспомнил, что его пернатого ученика опять где-то носит нелегкая.

Призрак, вызванный из огня камина, сегодня уже выполнил три поручения. К тому же он был очень гордым, из племени Саламандра Второго, он бы никогда бы не унизился до роли привратника или сантехника. Мерлин на всякий случай посмотрел на своего слугу, сидящего в пламени камина, и указал глазами на дверь. Но призрак и ухом не повел. Он продолжал сосредоточенно и увлеченно копаться в носу.

В общем, не было здесь ни единой души, способной открыть дверь.

Мерлин глубокомысленно окинул комнату взглядом и остановил свой выбор на лысоватой голове гипсового мудреца, стоявшей на подъехавшем письменном столе. Взяв этот бюст, волшебник прицелился, и метнул философом в косяк. Петли заскрипели, дверь приоткрылась. Бюст, лишившись носа, откатился вбок и застыл там, состроив обиженную гримасу.

На пороге стоял полноватый пожилой человек в черной шляпе и в промокшем синем плаще. Властное, почти окаменевшее лицо, выражало презрение ко всему миру. Холодные голубые ледышки глаз казались безжизненными и смотрели куда-то в сторону. Маленькая седая бородка, солидное брюшко, белые руки с аккуратным маникюром прямо свидетельствовали о том, что незнакомец холит себя и лелеет. Вошедший держал спину неестественно прямо, словно его заставили проглотить кол. В общем, это был аристократ.

Мерлин почувствовал себя неловко: он был небрит уже четвёртый месяц. Да еще спина не разгибалась, и встать с кровати, чтобы встретить гостя, было немыслимо. А узловатые пальцы мага давно уже стали землисто-серыми, словно грязь въелась даже в поры тела. И пузыри после ожога крапивой не сошли с рук. Сравнение было явно не в пользу Нилрема.

— Входи, раз уж пришел. — чародей натянуто зевнул. — И дверь за собой прикрой.

Гость изобразил на лице гримасу отвращения и добровольного мученичества. Вышагивая, словно петух, он брезгливо прошел внутрь, скинул плащ и сделал левой рукой едва приметный магический знак Воды и Огня. Остатки дыма рассеялись.

— Ну-ну… — покачал головой старик. — Неплохо для начала.

— Я — Маурос. — представился мужчина, и надменно оглядел комнату.

Взгляд его скользнул вдоль полок с книгами, прошелся по пыльным чучелам; вдоль камина; по рабочему столу, заваленному бумагами, по опрокинутому мокрому креслу, по пробиркам и колбочкам; и, наконец, остановился на одном из трех стульев, обтянутых грязно-зеленой тканью.

— О, нет! — воскликнул волшебник, угадав намерения гостя.

Но в это время за окном раздался треск ломающихся черепиц, ступеней, и грохот падающего тела.

Маурос проигнорировал и вскрик чародея, и шум за окном. Он так был переполнен чувством собственного достоинства, что все происходящее не с ним казалось ему мышиной возней. Он величественно уселся и расправил складки дорогих клетчатых брюк. Ножки стула незамедлительно подогнулись, и аристократ рухнул вниз.

Мерлин горестно вздохнул. Ему было нестерпимо стыдно, но последние события развивались так стремительно, что за последние восемь лет совершенно не было времени заняться обустройством собственного жилища.

Подниматься с пола Маурос не стал. С оскорбленной миной он подобрал ноги под себя и снова неестественно выпрямил спину.

Чтобы как-то сгладить неприятное впечатление о своем доме, маг представился:

— А я — Нилрем. Чем могу служить?

— Видимо, вы долгое время отсутствовали в Эйроланде, раз мое имя вам ни о чем не говорит. — Процедил Маурос, глядя почему-то не на собеседника, а куда-то вдаль, в открытое окно. Казалось, что весь этот разговор утомлял гостя, но он должен был выполнить свой долг, во что бы то ни стало.

— Короче. — вздохнул чародей, уже догадываясь, с кем имеет дело.

— Я Маурос Гатьский. Правитель Плайтонии.

— Похоже, я и впрямь отстал от жизни. Помнится мне, в Плайтонии правил милый король Ричард. И наследник у него рос. Эдик, кажется. А еще: весь клан Ридверов происходит от рода первых королей романесков. Удивительно, что некому было занять престол кроме вас, господин Маурос. И что же это вы ко мне пожаловали один, да без охраны?

— Вы правы: я — узурпатор. Профессия ничем не хуже других.

— Ну, и в чем ваша проблема? Что: мальчики кровавые в глазах?

— Если бы. — Маурос вздохнул, но тут же вновь окаменел лицом. — В общем, мой переворот не удался.

— И вы решили «лечь на дно» в Шероиданском лесу. Мудро. Черная Эрландия политических беженцев не выдает. А если что: подадитесь на север. К хордам. Все-таки другое королевство. Там вас примут с распростертыми объятиями, деньжат на новый заговор подкинут. Но я никогда не выступал покровителем неудачников и тем более узурпаторов.

— Я знаю. — сказал Маурос. — Я прибыл сюда не просто так, а с миссией, возложенной на меня самой судьбой.

— О, нет! — Мерлин занервничал. — Если вы еще к тому же и сектант «Свидетель Аддорама», то не надо в моем доме душеспасительных проповедей! Я — маг. Мы с вами не сойдемся во мнениях.

— Я нормальной религиозной ориентации. — заверил Маурос. — И, честно говоря, подозреваю, что бог умер или просто удалился из нашего мира.

— Очень хорошо. — Мерлину удалось сесть. Боль в пояснице заметно ослабла. — У меня нет ни малейшего желания дискутировать с вами о законе и благодати. Ближе к делу, пожалуйста.

— Эдвард — не человек. Он — посланец Тьмы! — Маурос вынес решительный вердикт. — А весь наш мир опутан заговорщиками. Это все вессоны, пришедшие из другого мира, и их много!

— Вы имеете в виду принца Эдварда, сына Ричарда?

— Да.

— Если бы вы, дорогой Маурос, — вздохнул Мерлин, — прожили столько, сколько я, то давно бы уже успокоились. Мистическая истерия — болезнь, которой подвержен каждый третий житель Соединённого Королевства. И в этом нет ничего страшного. Не воспринимайте всё слишком серьезно. Ну, мало ли кто кого и куда мог послать? А вессонов в нашем мире не существует.

— Это ниже моего достоинства, доказывать, что заговор есть! — рассердился Маурос, он поерзал на полу, сложил руки на животе, и горделиво повел подбородком вверх.

— Стремление к диктатуре зачастую сопровождается шизофренией, эпилепсией и манией величия. — очень серьезно сказал Мерлин. — Хотите, я вам рецепт дам от неврозов? Будете пить травки — через месяц все, как рукой снимет; и вы сами пошлете куда-нибудь Тьму, да и вессонов в придачу.

На пороге послышалось топанье. Маурос оглянулся. Дверь распахнулась, и внутрь ввалился мокрый и грязный Скив. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Однако, покосившись на гостя, толстяк молча прошел к камину и принялся стаскивать с себя рубашку.

— Проверьте мои слова! — с жаром воскликнул Маурос. — И вы увидите, что я прав! Потом будет слишком поздно!

— Ну, хорошо, хорошо. — поморщился Мерлин и, обращаясь к Скиву, добавил. — Не сочти за труд, подай мне вон тот хрустальный шар с третьей полки.

Толстяк стащил с себя мокрую рубашку и швырнул ее в угол:

— Да ты задолбал уже, пень старый!

Мерлин добродушно развел руками:

— Так ты уже совсем передумал возвращаться домой?

— Зараза! — процедил Скив, и подошел к полкам с пробирками.

— Да не там, — услужливо подсказывал сварливый старческий голос, — вон за той колбой с цианистым калием. Да, именно тот шар. Тащи его сюда. Да поосторожнее, это тебе не печная труба.

Скив протянул Мерлину хрустальный шар:

— Кушать подано.

— Премного благодарен. — чародей подмигнул, и уставился в магический кристалл.

Поверхность шара стала мутной.

Внутри кристалла появилась темная комната.

Зарешеченные окна-бойницы производили тягостное впечатление. На стенах белели гобелены и парадные портреты бородатых королей. В полумраке выступали очертания стоящей на возвышении кровати; громоздкого письменного стола; каких-то шкафчиков, полочек, тумбочек и зеркал. У одного из окон отчётливо вырисовывался силуэт человека. Незнакомец зябко кутался в плащ, и, казалось, чего-то ждал.

Вдруг раздались шаги. Тяжелые двери распахнулись. И десятки факелов разогнали мрак по углам. В комнату ввалились вооруженные люди, во главе которых мчался Маурос, размахивающий обоюдоострым мечом и отрубленной головой, из которой все еще сочилась свежая кровь, пачкающая одежду, ковер и обувь.

— Эдвард! — взревели заговорщики. — Встреть свою смерть достойно!

Человек в плаще, скучающий у окна, величественно развернулся и обжег мятежников гневным взглядом. Черты его смуглого лица исказила ярость: брови взметнулись вверх, желваки нервно задвигались. В его глубоких темно-карих глазах метнулось безумие и ненависть. Принц воздел руки, и с пальцев его в заговорщиков сорвались тонкие фиолетовые молнии. Бунтари попятились. Трое осталось лежать на ковре.

— Ну, что же вы! — бесновался Маурос. — Ричард мертв! Неужели так трудно прикончить наследника-регенерата?! Ведь мы почти у цели!

Лицо Эдварда искривила ехидная усмешка. Принц провел пятерней по вьющимся черным волосам, вздыбил челку и выкрикнул странное слово, от которого стены комнаты задрожали.

Мерлин, смотрящий сквозь магический хрусталь, моргнул, и ему вдруг показалось, что и Маурос, и его солдаты, да и сам он — все попали в какую-то гигантскую паутину. И огромный жирный паук, со светящимися глазами, изрыгая черную ядовитую слюну, уже ползет к ним, предвкушая плотный ужин.

Волшебник тряхнул головой, наваждение спало.

Маурос, сидящий на полу, победно улыбнулся — мол, я говорил, — но лицо его при этом заметно побледнело.

А в магическом шаре вновь блеснули молнии, призывая вернуться и досмотреть, чем же все кончится.

Мерлин задумчиво погладил бороду и снова посмотрел в хрусталь.

В Плайтонии творилось что-то непонятное. Стены спальни принца пошли трещинами, они лопались, словно скорлупа яиц под ударами вылупляющихся цыплят. Это, определенно, была магия.

Бунтовщики попятились. Комната тряслась, из-за гобеленов вылезали клыкастые чудовища. Это были монстры с горящими огненными глазами, с желтыми кривыми когтями и с черными кожистыми крыльями. Они выли и сразу же кидались в бой. У них не было оружия, но движения их были неуловимы. Чудовища бросались на людей с голодной яростью. Они жаждали крови. Но при этом, монстры не были глупы: они не спешили высасывать из людей кровь, они просто убивали. И с каждой секундой этих тварей становилось все больше, а мятежников все меньше. Исход битвы был предрешен.

Маурос в шаре попятился, швырнул головой Ричарда в одного из монстров, и бросился наутек. Чудовища кинулись вдогонку.

А Эдвард скрестил руки на груди и лишь смеялся в след заговорщикам. И хохот этот был зловещим и страшным.

Погоня захлестнула другие залы замка. Где-то еще слышались хрипы, лязг мечей, топот убегающих, но в спальне принца все стихло.

Мерлин не мог понять, почему он все еще смотрит в хрусталь, ведь все уже было ясно.

Скив тем временем поднял рубашку, выжал из нее воду, оделся и с ворчанием закрывал окна.

Маурос елозил на полу, он все еще боялся подняться на ноги.

Старик знал, что все это не имело значения. А вот там, внутри шара, была разгадка чего-то очень важного.

Принц Эдвард оказался колдуном. Это смущало Мерлина. У принца никогда ранее не наблюдалось магических задатков, не было у него генетической предрасположенности к колдовству. Что-то неладно было в Соединенном Королевстве.

Но еще больше чародея смущало другое: кого это Эдвард призвал в Эйроланд, как и откуда?

Мерлин постарался сосредоточиться на этой мысли, и вдруг почувствовал, что у принца тяжело болит голова, и кровь пульсирует в висках. Законный наследник едва держался на ногах. Вообще, было неясно, как он до сих пор не потерял сознания.

— Свершилось! — крикнул между тем Эдвард и запрокинув голову, точно обращаясь к богам. — Я — король! И я не убивал отца. Мои руки и совесть — чисты!

Мерлин вдруг в полной мере ощутил боль нового владыки Плайтонии. Это были вовсе не душевные муки. Голову принца сжимало, точно в тисках. Мир для него превратился в адскую пытку. Мерлин чувствовал, как мозги Эдварда раздирает раскаленными щипцами.

Ещё мгновение — и принц не выдержал этой боли. Он рухнул без сознания. Он упал прямо на заляпанный кровью ковер. А рядом в посмертной гримасе скалила зубы голова его отца.

Мерлин хотел уже отодвинуться от шара, но непонятная сила удерживала его, заставляла смотреть. И в голове волшебника вдруг раздался холодный голос:

— Оба они: и отец, и сын — лишь игрушки, только марионетки в моей игре. Неужели мой стиль так изменился? Кстати, ты, старый паскудник, усыпивший меня в свое время, будешь нести ответственность за мою злобу и голод. Однако на этот раз, благодаря Мауросу и своему любопытству, ты не сможешь больше путаться у меня под ногами!

Мерлин слабо улыбнулся, пытаясь, что-то возразить, но внутри шара, прямо между портретами умерших королей Плайтонии, показались два огромных глаза. Узкие огненные зрачки глядели через пространство и время, прямо в душу волшебника.

Глава 2. Первый подвиг Волчонка

О заговоре плайтонский принц узнал накануне. Прогуливаясь по дворцу позже положенного времени, Эдвард увидел солдат, и спрятался от них в пустующей нише. Было бы обидно вот так глупо попасться на нарушении режима сна и питания.

Но гвардейцы вовсе не патрулировали замок. Это были мятежники, и лорд Баск на ходу отдавал им последние распоряжения. Так Эдвард и узнал, что власть в стране хочет захватить некий Маурос — дипломированный узурпатор, но неудачник. Баск зачем-то опять напоминал солдатам о том, что у короля прогрессирует паранойя, которую уже заметили при дворе, что эта болезнь грозит вылиться в массовые репрессии. Чтобы избежать террора члены династии решили убить Ричарда. На этом настаивали и звездочеты, предрекавшие грядущую смуту. Но чтобы не запятнать династию кровью, грязную работу поручили Мауросу. И гвардейцы должны были помочь узурпатору убить своего безумного короля. Все это принц понял из отрывочных фраз, долетевших до его ушей.

У принца было время, чтобы все рассказать отцу; но Эдвард не спешил. Выяснилось, что после переворота лорд Баск собирался возвести на трон вовсе не узурпатора, а именно Эдварда. Мауросу же в этом заговоре отводилась роль козла отпущения. Кого-то же надо потом публично казнить, чтобы народ знал: монархия сильна! В этом и была загвоздка. Эдварду уже исполнилось двадцать два, он жаждал славы и великих свершений, а отец последние полгода на костры чаще отправлял баронов, нежели ведьм. А как можно взять славу на острие клинка, если знать недовольна, если отец сам убивал любовь к династии?

Намеренья лорда Баска были ясны. Он тоже принадлежал к клану Ридверов и был племянником Ричарда, то есть сыном сестры королевы, той самой, что вышла замуж за Антуана Третьего, маркграфа Расского. Баск собирался править именем принца. Он хотел стать теневым владыкою.

Эдвард же метался между долгом и выгодой. В любом случае принц собирался преподнести дяде сюрприз. Эдвард твердо решил, что если переворот свершится, то обвинить лорда Баска в государственной измене и обезглавить нужно будет прямо на коронации. План Эдварда: выждать и добить пригретую у трона змею, был хорош, но Ричард, не смотря на свое безумие, все-таки оставался отцом. Эдвард не знал что делать. Корона явно перешивала, но и совесть не давала покоя.

Убийство было запланировано на рассвете.

До трех часов ночи Эдвард не спал, а потом не выдержал и отправился в спальню к отцу. Понимая, что гвардейцы уже всюду установили слежку, принц пробрался в рабочий кабинет своего отца через черный ход. Здесь была смежная комната со спальней короля.

Выйдя из потайного хода, принц зажег факел, и остановился.

В спальне мог прятаться убийца! Почему-то раньше об этом Эдвард не думал. Нужно было взять с собой на всякий случай стилет.

Ножи отец хранил в выдвижном ящике, в столе.

Сунув один стилет за голенище сапога, а второй сжимая в руке, Эдвард хотел уже погасить факел и войти в спальню, как взгляд его случайно упал на указ, подписанный отцом и скрепленный большой королевской печатью.

Ричард приказывал обезглавить сына за государственную измену.

Эдвард остановился. Нет, не ожидал он такого предательства.

Несколько минут принц тупо перечитывал свой смертный приговор. Сомнений быть не могло: подпись отца была подлинной.

У Эдварда не осталось выбора: он сунул приказ за пазуху и через черный ход вернулся к себе. Но заснуть принц так и не смог. Он просто стоял у окна и смотрел в пустоту. Он стоял и ждал убийства.

Но в эту ночь расстраивались многие планы.

Ровно в пять Маурос вошел в спальню Ричарда. Одним взмахом меча он отсек королю голову.

Тут же в комнату ворвались гвардейцы лорда Баска и арестовали убийцу.

Но и наемники Мауроса таились в замке уже третьи сутки. Они были вооружены не только мечами, но и луками. И они находились во второй спальне короля.

Не успели гвардейцы связать Мауроса, как наемники распахнули двери и пустили в солдат тучу стрел.

Узурпатор в это время лежал на земле, придавленный гвардейским сапогом.

Через минуту из гвардейцев в живых не осталось ни кого. Лорд Баск погиб здесь же. Узурпатору не нужны были претенденты на престол. Слава неудачника Мауроса сыграла с лордом Баском злую шутку.

И не только с Баском.

Убийство внутри королевской семьи пробудило древнее заклятие.

Когда Маурос ворвался в комнату принца, Эдвард ждал, что с секунды на секунду появится дядя со своими гвардейцами, и со всем этим будет покончено. Именно поэтому принц театрально простер вперед руки, и выкрикнул проклятие на голову убийцы отца.

Эдвард не знал, что эти слова, подкрепленные королевской кровью и участием в заговоре ближайших родственников, дадут ему силу колдуна. А еще — разбудят демона Плайтонии.

Когда от колдовской молнии упали трое заговорщиков, то за гранью миров, проснулось многорукое чудовище, похожее на огромного огненно-красного осьминога и на паука одновременно. Короткая рыжая шерсть покрывала все тело монстра. Зловещие, кровавые зрачки алчно поблескивали. Паучьи ротовые присоски нервно дергались. Кожа на абсолютно лысом черепе морщилась, образуя борозды.

Это был Жругр, и он чувствовал голод. Его мерзкие щупальца потянулись во все стороны, они проникали сквозь невидимую занавесь между мирами. Эти присоски, вырастали из земли, появлялись на островах Соединенного Королевства Эйроланд, они начинали принимать людское обличие. Сейчас осьминог был похож на кукольника, остающегося за ширмой, который надел на пальцы тряпичных актеров и собирался дать представление.

Как и все уицраоры, Жругр был очень коварен и жесток. К тому же, с некоторых пор он предпочитал не превращать свои щупальца в двигающихся манекенов, а вселяться в реальных, власть имущих людей, оставляя живыми их разум и чувства. Так было удобнее управлять желаниями и волей августейших особ. Люди чувствовали страх перед вселившейся в них сущностью и понимали, что это — навсегда. Смерть инородного разума обернулась бы и гибелью человека. А желание жить, на что, собственно, и сделал ставку уицраор, всегда пересиливало.

Жругр протягивал свои щупальца сквозь миры и протыкал ими свою очередную жертву. Люди жили, трепыхались, точно бабочки, проткнутые иголками, но сделать шаг в сторону уже не могли. В таком зависимом состоянии короли и министры существовали годами. Вот и получалось, что обреченный, практически мёртвый, правитель мог наслаждаться всеми прелестями жизни, но платил за это кровью своих солдат.

Те же, кто, пытался противиться воле уицраора, встречали паранойю или смерть. Жругр был азартным игроком, но самым большим его чувством был голод.

Последние годы Жругр пребывал в спячке. Это давало возможность многим политикам, в том числе и лорду Баску оставаться собой, а не быть марионеткой в руках дьявола. Но демона разбудила кровь Ричарда и слова Эдварда.

Жругр проснулся и начал свою игру. Одной из своих марионеток он выбрал Мауроса. Разбуженный в момент военного переворота, Жругр не сразу осознал истинную ценность каждого из участников этого заговора. Демон быстро вошел в тело узурпатора и погнал его на запад, в чащи Шероиданских лесов искать одного старого и вредного мага. Того, кто однажды уже усыпил уицраора. Так начиналась вся эта странная и немного запутанная история.

Но нити судеб всегда спутываются в клубки, завязываются узелками так, что потом невозможно отделить судьбы героев от жизни злодеев. Они всегда появляются вместе: и добрые, и злые, и равнодушные. Они не могут существовать друг без друга. И то, что кажется поначалу случайностью, спустя годы считается фатумом, закономерностью, роком.

В общем, в то самое время, когда Маурос постучался в избушку Нилрема Йехесодского, под веткой разлапистой ели, зарывшись с головой в листву, спал волчонок. Он перебирал лапами и поскуливал от холода и влаги. Зверенышу снились события, развернувшиеся накануне.

Во сне волчонка лес тревожно молчал. И небо было затянуло тучами. Поднимался ветер. Где-то далеко, за горизонтом, собиралась гроза.

Волки отдыхали. Кто-то спал, кто-то грыз кости, кто-то уединился в норе. Ничто не предвещало беды. И только матерый нервно перебегал от одного логова к другому, проверяя, все ли целы, все ли на месте. Вожак стаи прожил долгую жизнь, он привык доверять своей интуиции. Что-то надвигалось.

Волчонок резвился с молодняком, рыча и не больно кусая своих серых братьев. Это было обычное занятие, которое поощряли и взрослые. Так готовились к будущим битвам. Ведь все знали, что наступит день, и каждый малыш станет воином, добытчиком.

И вдруг пришел страх. Необъяснимая тревога всполошила всю стаю. Переярки вскочили. Они принялись озираться, не в силах понять, откуда исходит угроза. И протяжный вой огласил опушку. Где-то недалеко раздались шум и грохот.

Это пришли двуногие боги. Ангелы смерти. Они пришли за волками.

Стая рванула врассыпную. В ушах стояли лишь стон ветра и шелест погони. И весь мир превратился в ад.

Они появлялись отовсюду, эти странные двуногие существа, оседлавшие коней. В руках они держали молнии, и смертоносные вспышки света озаряли лес. Казалось, что двуногие затем и сошли с небес, дабы покарать серых.

Волчонок мчался изо всех сил. Времени на раздумья не было. Он следовал за родителями и братьями. И вначале всё это было похоже на какую-то новую игру. Но стая неслась не жалея лап, и волчонок, вывалив язык, осознал, что уже едва поспевает. Значит, стряслось что-то из ряда вон выходящее. Что-то страшное, непостижимое, раз даже взрослые спасаются бегством, но в бой не вступают.

Первым упал отец. Его бок расцвел огненным цветком. Кровь хлынула из раны. Волчонок в недоумении остановился и заглянул в остывающие глаза. В них были боль и отчаянье. Звереныш растерялся. Он знал, что такое смерть, но не был готов к гибели родителей. Они казались ему вечными, сильными и непобедимыми. Миф о бессмертии отца рухнул в одночасье. Следом погиб бы и сам волчонок, но оглянувшаяся мать вернулась, схватила его за загривок и какое-то время так и выносила из этой бойни.

Когда первый шок миновал, зверёныш задергал лапами. И волчица отпустила его. Теперь они мчались уже вчетвером, а грохот неведомого оружия закладывал уши.

Впереди — только травы да коряги, да пот заливал глаза. Казалось, еще немного, — и лапы откажут. Ах, как хотелось упасть и, вывалив язык, дышать, пока не успокоится колющее сердце. Но погоня продолжалась. Двуногие улюлюкали, кричали, они не собирались отставать. Они были злыми, эти огненные боги. Они хотели истребить всех! И один за другим на этой дороге остались лежать старшие братья.

А потом упала и мать. Вот тогда-то волчонок испытал весь ужас отчаяния. Он еще не осознал, что остался один на белом свете; но страх болевой волной прокатился по телу, и усталость ушла. Конечно, лапы все так же ныли, а голова болела, словно по ней колотили молотом; но оставалось одно главное желание: выжить.

И волчонок мчался, уже не видя дороги. Гром выстрелов ослабевал. Зверенышу удалось-таки вырваться из кольца окружения, уйти от погони. Он уже и сам понимал, что это было чудом. Мозг не выдерживал напряжения так же, как лапы уже не несли тело. Но волчонок бежал.

А потом смертельно уставший малыш рухнул под ель и уснул. Он был не в состоянии осознать всего происшедшего. Просто, зверёныш был еще слишком мал для подобных потрясений. И сон стал для него естественной отдушиной, спасением от безумия окружающего мира.

Но сон, не так давно был явью. Явью, обернувшейся кошмаром.

Когда начался дождь, волчонок еще спал.

И вдруг ударил гром. Насмерть перепуганный звереныш, вскочил на лапы. Он еще не понял, что ушел от погони, что это — не двуногие боги. Новую молнию, сверкнувшую между деревьями, малыш принял за вспышку выстрела. Отчаянно воя, он рванулся прочь.

А где-то далеко во всю глотку захохотал филин. Это небезызвестный Стагирит тайком от жены пробрался в тайник и опрокинул в себя целый графинчик мышанины на коньяке. Так что ему было от чего веселиться. «Все, — решил охмелевший пернатый философ, — сил моих больше нет! Не способен я к семейной жизни! Бежать отсюда нужно. Куда угодно и побыстрее».

Волчонок метнулся в чащу. Черные, развесистые лапы деревьев, казалось, ожили. Они так и норовили схватить за лапы, за хвост. Зверёныш несся прочь, визжа и не разбирая дороги.

А в это время Маурос уже вошел в дом Мерлина. И в небе, в серой пелене дождя, тут же зажглись магические письмена. Посвист ветра сводил с ума. Поднялся шум, гвалт, топот ног и пьяное уханье. Весь этот переполох разбудил даже дракона Альтосара, который мирно почивал в своем жилище, стоящем под вещим дубом.

Дракон этот от своих сородичей ничем особо не отличался, разве что чрезмерной занудностью да склочностью. Был он не таких уж и великих размеров: вместе с хвостом едва достигал двадцати метров, но, не смотря на это, мог поднять в воздух около десятка человек. Рога — символ драконьей мудрости и почтенного возраста — у него еще только начали проклевываться; и тот, кто видел его впервые, мог подумать, что костяные наросты на затылке — всего лишь пара набитых в драке шишек.

Вообще-то, дракон работал сторожем. Он охранял Шероиданский лес и дом Мерлина от непрошеных гостей. Об этом знали все в округе, и никто не совался сюда без нужды. Вот и спал дракон сутки напролет. А то, что совсем недавно под самым носом у этого охранника сновали люди с неведомым оружием из чужого мира, — ящера не волновало. Он обязан был беречь лес от местных обитателей, а не связываться с чужаками. Этим пусть занимаются соответствующие инстанции. А то, что Мерлин вернулся незаметно для Альтосара, так драконы не нанимались следить за всеми аномальными перемещениями своих хозяев.

Открыв мутный глаз и глянув на небо, в котором все еще пылали волшебные письмена, крылатый сторож тут же зажмурился. Змей благоразумно буркнул себе под нос, что он, Альтосар, вмешиваться ни во что не желает. Сделав вид, что ничего необычного не произошло, ящер принялся демонстративно похрапывать. Мол, спящих не бьют. И спроса с них тоже нет.

«Хорошо, что Мерлина все еще где-то носит. — думал Альтосар. — А то кому же охота ползти под дождем, только чтобы доложить, что в небе светятся буквы? Что мне, больше всех надо, что ли? Да и нет у меня ни какого материального стимула, чтобы из кожи лезть. Второй год из департамента вневедомственной муниципальной охраны надбавку к зарплате обещают, а сами даже отпускные не выплатили и материальную помощь зажилили. И „тринадцатую зарплату“ урезали, а уровень инфляции, между прочим, повысился на целых шесть процентов! Зато не забыли подоходный налог поднять с восьми аж до тринадцати процентов! Пусть здесь теперь хоть пожары бушуют, мое дело — охранять, а не бороться с мировым Злом».

Дождь усиливался. Это еще больше навевало сладкую истому. Альтосар нежился и млел в своем дозорном пункте.

Драконий приют имел вид гигантского шалаша, у которого было только две стены: наваленные друг на друга они образовывали треугольник. Ни дверей, ни окон тут не было. Но создать хоть какую-то видимость уюта дракон все же соизволил. Альтосар установил таблички возле обоих проходов в шалаш с надписями: «ВХОД» и «НЕВХОД». Впрочем, это было понятно и без указателей, потому, что у «НЕВХОДА» скопилась большая куча отходов и нечистот. Никому бы и в голову не пришло лезть к дверям через огромную смердящую кучу.

В очередной раз грохнул гром.

«Надо бы через профсоюз выбить себе путевку на целебные воды. — Думал Альтосар. — А еще лучше — в санаторий. Чтобы вокруг: море, солнце, пляж. Грязевые ванны. Бромированный кальцитроп в рюмочке. Красота. А главное — ни какой работы. Только еда и драконессы».

И тут на разомлевшего, но бдительного стража налетел какой-то мокрый, дрожащий от холода и страха, отчаянно скулящий комок шерсти.

Альтосар громко икнул и подумал, что давно пора сдать экзамен, и получить лицензию на право использования естественного горлового поражающего огня.

Осторожно открыв левый глаз, охранник увидел волчонка.

— Тьфу, ты! — в сердцах сплюнул дракон. — Да провались и ты, и эта долбанная работа к Мерлину! И чтоб глаза мои больше не видели всех этих безграмотных тварей! Аддорам Шамкудар! Ведь специально для таких вот остолопов написано: «ВХОД»! А это значит: стучать нужно, погодой интересоваться, ценами. Ну и молодежь пошла: никакого внимания, уважения; никакого понятия об этикете и правилах хорошего тона. И куда мы катимся? В наше время такого не было…

Все драконы в Эйроланде, как прямые потомки божественного Шина, обладают не только разумом, но и изрядными магическими способностями. Поэтому слова Альтосара, брошенные в гневе, имели вес. Драконья магия бешеным вихрем закружила потерявшегося волчонка, пронесла звереныша по воздуху и вышвырнула прямо в незапертые двери мерлиновской хибары. И, конечно же, это произошло в тот самый момент, когда старый чародей через магический кристалл попал под чары Жругра.

Дабы не компрометировать будущего национального героя, лучше вовсе не уточнять, влетел ли волчонок в комнату ясным соколом или мокрой курицей. Гораздо важнее было то, что он в своем свободном планирующем полете умудрился сбить Нилрема с ног, выбить из рук волшебника хрустальный шар, и тем самым он разрушил магию уицраора.

Мерлин вяло ругнулся, раздраженно моргнул, и затянул заунывную волшебную песню. Воздух в комнате сгустился, и магический флер оплёл брошенный на пол хрусталь. Глаза в кристалле судорожно сжались от боли, а потом и вовсе исчезли. Шар снова стал прозрачным. И сразу стало легче дышать. Но волшебные паутинки все еще летали в воздухе и оседали на предметах.

Победив Жругра, волшебник первым делом схватился за поясницу, точно желая удостовериться, не отвалилась ли она во время магического поединка.

Маурос, пришел в себя лежа на полу. Он сел и с удивлением рассматривал подле себя то ли отрубленное щупальце, то ли безглавую змею багрового цвета. «Заговор», — подумал несостоявшийся диктатор, и в его холодных глазах полыхнул костер животного страха. Маурос еще не знал, что во время дворцового переворота от разъяренных охранников его спасла только воля Жругра. И она же направила его в дом Мерлина. Теперь щупальце демона было перерублено, вот оно и вышло из тела и сознания узурпатора; теперь оно извивалось, корчилось в предсмертной агонии. Оно еще не успело настолько прижиться в теле Мауроса, чтобы убить и его. Этому щупальцу всего-то было четыре дня отроду.

Скив тоже очнулся. Он с удивлением отметил, что все его тело онемело, стало точно каменным. Толстяк видел, как лежащий в углу звереныш медленно превращается во что-то другое, но ни крикнуть, ни убежать Скив почему-то не мог.

Волчонок рос и трансформировался прямо на глазах. Звереныш перерождался.

Через мгновение на месте волчонка появился человек.

— Что это?! — с удивлением и страхом воскликнул тот, кто секунду назад был зверем.

Мерлин, развернулся на крик, вскинул руки, но, увидев своего спасителя, лишь виновато улыбнулся.

Звереныш превратился в худощавого парня, и теперь он с неописуемым ужасом рассматривал собственные руки. При этом он слегка подвывал и двигал нижней челюстью.

Тройное заклятие: Альтосара (дабы сей, почтенный дракон не видел более «безмозглой твари»), Жругра (усыпляющее и умерщвляющее) и Мерлина (возвращающее к жизни), — дало непредсказуемый эффект. Теперь звереныш вынужден был доживать свой век в человеческом обличии. Тройное заклинание изменило также и характер хищника, и его биологический возраст, и воззрения на мир, непонятным образом заложив в него многочисленные человеческие навыки и, тем самым, избавив от сложнейшей адаптации в неизвестном мире. И это было величайшее чудо!

Парня впоследствии так и прозвали — Волчонком.

Но больше всех от заклятий пострадал Скив. Магическая дуэль Мерлина и Жругра кончилась для него полным и безоговорочным окаменением.

Мерлин обошел вокруг статуи толстяка, постучал по ней пальцем, многозначительно проворчал:

— Малахит. Это вам не абы как. Малахитовая пыль — самая вредная, она оседает в легких. Как будем из Скива делать статую грациозного Хорхе, — ума не приложу!

Скив очень хотел сказать, что хорошего человека должно быть много, что количество рано или поздно переходит в качество, что это полное свинство — превратить его в камень, предварительно не накормив (про съеденное мясо Скив давно благополучно забыл). Многое хотел сказать Скив, но не мог. И от этого было так горько, хоть плачь. Можно так и триста лет простоять истуканом, а собаки будут мочиться на каменные ботинки, и голуби — начнут гадить на голову и плечи. Тоска!

Волчонок продолжал исследовать свое новое тело, сжимая и разжимая пальцы, поднимая ноги, ощупывая на лице дугообразные черные брови, слегка скошенный нос, припухлые губы, остренький подбородок с юношеским мягким пушком.

Маурос, протирая свои бесценные брюки, елозил по полу, пытаясь подальше отодвинуться от багрового обрубка, из которого всё ещё сочилась черная, дурно пахнущая кровь. Он думал, что не показал при этих телодвижениях ни малейшего страха, хотя скулы его сводило, а глаза вылезали из орбит.

Мерлин задумчиво глядя то на статую, то на Волчонка, обернулся к несостоявшемуся узурпатору и зло обронил:

— Да прекратите вы шуршать! Туалет за домом, налево.

Маурос покрылся красными пятнами. Рот его перекосился от обиды. С губ вот-вот сорвалось бы ругательство, но диктатор сдержал себя. Он четко, по слогам, выдавил, брезгливо указывая на обрубок щупальца:

— Вессонский заговор существует. И доказательства этого прямо передо мною!

— Да сколько можно говорить: нет у нас вессонов. Никогда не было, и не будет! — взорвался волшебник, но тут его взор уперся в странный предмет, на который гордо указывал Маурос. — Вот те на…

— Что я говорил! — восторжествовал диктатор.

Мерлин склонился над обрубком и хлопнул себя по лбу:

— Ах, я старый дурак!

Волшебник метнулся к книгам, выхватил толстенный том в кожаном переплете и начал судорожно листать страницы: «Кирик. Камень изменника, находится в гнезде удода. Если положить на голову спящего, то узнаешь его мысли. Не то. Карбункул или пирий — кровавый гранат. Светится в темноте, ведьмачий амулет. Защищает от окаменения. Поздно. Керавний — синий кристалл. Рождается там, где ударила молния. Способствует завоеваниям. Используется в заклятие окаменения. Вот! Окаменение — полное или частичное. Полное — омертвление всех тканей и процессов в организме без возможности восстановления. Требует больших энергозатрат. Редко применимо. Частичное окаменение — процессы биохимического обмена заторможены. Заколдованный может осознавать себя. Расколдовать: облить статую кровью колдуна, нанесшего заклятие».

Мерлин с шумом захлопнул книгу. Где же взять кровь того демона, что тут безобразничал?

Волшебник прищурился и снова подошел к узурпатору:

— Вы позволите? — маг указал на щупальце.

— Сделайте одолжение. — ответил Маурос и боязливо отодвинулся в сторону.

Мерлин тем временем отнес обрубок на стол и принялся выдавливать черную кровь в пузатую колбу. При этом волшебник радушно щурился и как бы невзначай приговаривал: «Нам не страшен подлый Жругр! Хитрый Жругр! Злобный Жругр!»

От всего этого Маурос стал медленно приходить в себя. Он даже смог затравленно улыбнуться.

— Все ясно. — Мерлин вынес узурпатору суровый диагноз. — Жругр жил в вас, извиняюсь за сравнение, как глист. Сейчас одна из тысячи его лап мертва. Это именно она, отсечённая от уицраора, выпала у вас, хм… ну, не важно из какого места. Главное, теперь вы свободны от его власти.

— Да как вы смеете?! — поперхнулся обидой диктатор. — С чего бы это во мне жить таким тварям?

— А иначе, чем вы объясните присутствие мертвой лапы уицраора в моем доме? — усмехнулся чародей. — Да не расстраивайтесь вы так! В конце концов, ведь вышло же из вас это щупальце, а могло бы и остаться; зацепившись где-нибудь за какой-нибудь аппендицит. Было бы намного хуже.

О том, что люди обычно умирают вместе со щупальцами Жругра, Мерлин тактично промолчал.

Маурос состроил обиженно-высокомерную физиономию. Потрогав рукой брюхи, узурпатор покраснел, встал и начал спиной продвигаться к выходу.

Волчонок же, изучивший свое тело, принялся таращиться вокруг. Мир был удивительным, непривычным, странным, но совсем не страшным, даже уютным. Здесь было тепло, а после всего пережитого это оказалось весьма кстати. Юноша подпрыгнул, зашипел и бочком продвинулся к камину. Здесь было еще теплее. Смертельный огонь танцевал за решеткой, но он никого не жалил, не убивал. А двуногие боги казались растерянными.

Мерлин, напевая себе под нос, радостно отбросил выжатое щупальце, подхватил колбу с кровью и поспешил к статуе Скива. Осмотрев толстяка со всех сторон, волшебник глубокомысленно хмыкнул, и заглянул в каменные глаза. Ничего не произошло, но чародей почувствовал, что его видят.

— Вот и прекрасно! — и старик начал осторожно поливать из колбы лицо статуи, стараясь, чтобы кровь попадала на глаза и рот. Камень задымился.

— Великолепно! Чудесно! Все идет по плану! Вот так мы и оживляем статуи! — развеселился старый чародей и даже подпрыгнул, точно пятилетний мальчишка.

— Что за глупые шуточки?! — возопило ожившее лицо Скива. — Это совсем не смешно!

— Почему же? — искренне удивился Мерлин. — Я видел много статуй, но такую толстую, следовательно, уникальную, и, к тому же, говорящую, просто грех превращать обратно в человека. На одном показе можно сколотить целое состояние! Ты только представь, как мы развернемся!

— Да вы, что, издеваетесь? — заорал Скив и плюнул на пол.

— А вот мусорить не стоит, уборщицы у меня нет! — назидательно выговорил волшебник, подняв вверх указательный палец. — И не злись: все равно кровь Жругра кончилась, а без нее я бессилен.

— Как это: бессилен? Ты чародей или кто?

— Я — Великий Маг, — оборвал его Мерлин, — и по своей воле запросто могу превращать говорящие статуи в безмолвные. Советую учесть.

— Ну, так достань еще этой крови. — в голосе Скива появились умоляющие нотки.

— Все не так-то просто, — вздохнул чародей, — но обещаю: мы приложим все усилия, мы будем спешить.

Скив обречено вздохнул, и по щекам его покатились слезы. Мерлин достал из кармана большой, скомканный платок и старательно отер лицо толстяка:

— Не переживай. Вернем мы тебя к нормальной жизни.

Скив лишь печально улыбнулся.

Маурос в это время, стараясь не привлекать внимания, пятился к входным дверям. Это было забавное зрелище: величественный мужчина, неестественно прямо держащий спину и горделиво запрокидывающий голову, придерживая брюки, стремился улизнуть, точно нашкодивший карапуз.

— Так как же вас, милостивый государь, в диктаторы-то занесло? — обернулся Мерлин к узурпатору. — Ричарда вот убили, наследного принца хотели лишить венца и жизни. Не хорошо как-то получается, мерзопакостно! Вы не находите?

— А вы думаете нам, цареубийцам, легко? — возмутился Маурос и передернул плечами, при этом он сжал перед собой ладони в замок. — Тоже ведь не от хорошей жизни на мокрое дело ходим. У нас в Плайтонии, я полгода никуда не мог пристроиться. И не только каким-нибудь захудалым правителем, а даже дворником! И это — с высшим узурпаторским образованием! Предлагали, правда, детей учить королевской родословной, геральдике и символизму. Обещали платить по булке хлеба в день. А я, хоть и потомственный революционер-узурпатор, но тоже семью имею. Мне детей надо обуть, одеть, накормить и в школу отправить.

— Ну, хорошо, — улыбнулся волшебник, — а для чего ты тащился в такую даль? Ведь у магов редко водятся наличные, и заплатить за твою информацию я не смогу. Или Жругр до такой степени проник в твой мозг, что сам-то ты уже и думать разучился?

Маурос обиженно засопел:

— Да, иногда мною руководила какая-то сила, но я бы и шага не сделал, если бы не видел своей прямой выгоды. Я знаю, что Эдвард, действительно, попал под власть чудовища, и теперь сам во что-то превращается. А вы, как истинный патриот и экзорцист, либо убьете порождение тьмы, либо будете его лечить, — для меня это безразлично. Но, в любом случае, я автоматически могу стать королем-регентом. Хотя бы на неделю. А это вполне может поправить мое финансовое положение. Без этого мне явно не разделаться с растущими долгами. Согласитесь, это — шанс!

— А королевская казна не сильно оскудеет? — поморщился Мерлин. — Да и как быть с такими понятиями, как: честь, достоинство, благородство?

— Да бросьте вы! — Маурос вновь передернул плечами. — Все продается и покупается. Кто успел — тот и съел. Неужели вы верите, что у Ричарда была паранойя? Чушь! Да он был здоровее всех нас. Просто олигархи начали передел контролируемых территорий. Те бароны, что попали на костер в этом месяце, все как один были крупными финансовыми магнатами. Вертер — владелец угольных копий на границе Марогории. Зенон — бриллиантовый король. Кадэр — это Старградские железообрабатывающие комбинаты. Все плайтонцы в голос воют, что Ричард пустил под откос экономику страны, мол, это он все обложил нереально большими налогами. Но мы-то с вами понимаем, что ценовую политику диктует не король, а олигархи и члены королевской семьи. Ричард перекрыл денежный отток в Малую Эйрландию. А это оказалось невыгодно правящей верхушке. За убийство Ричарда мне заплатил лорд Баск, племянник этого самого короля, содержатель Рассовских судовых вервей. А вы говорите: честь, благородство…

Волчонок втянул голову в плечи и с ужасом слушал эти узурпаторские излияния. Новообращенный человек чувствовал, что боль и обида Мауроса была выстраданной, точно его собственные чувства во время погони. Но Волчонок не понимал, как можно вот так просто убить родственника. Волчий мир был очень похож на человеческий, но все-таки он был проще, гуманнее и чище. Стая загоняла животных только тогда, когда чувствовала голод; и убивала ровно столько, чтобы насытиться. А у людей, оказалось, уничтожают во имя идей. И это казалось диковинным.

— А ты циник. — покачал головой Мерлин.

— Это входит в основу профессии. — отмахнулся Маурос. — Моя курсовая работа по психологии жертвы заговоров и переворотов так и называлась: «Здоровый цинизм, как орудие против экстатического бессилия абсолютного добра». Я обучался своему ремеслу в Гэдориэле и, между прочим, имею красный диплом!

— И много вас, диктаторов с высшим образованием, слоняется по этим землям? — подал голос Скив.

— Раньше до государственных экзаменов допускали трёх — пятерых в год. И, знаете, у нас ведь высокая смертность, а производственные травмы государство не оплачивает. — Маурос демонстративно уставился остекленевшим взглядом куда-то в сторону, всем своим видом показывая, как тяжело ему общаться с существами, которые глупее его. Надменное лицо узурпатора словно кричало, что разговор окончен. И все присутствующие это почувствовали.

— Ну, что же, — подвел итог Мерлин, оглаживая бороду, — за честность спасибо, но деньги с небес не падают и на деревьях не растут. Давать милостыню узурпаторам нам, чародеям, не положено; но вот нанять тебя, как шпиона — это можно.

— Сколько? — сразу оживился Маурос.

— Столько, чтобы покрыть все твои долги на сегодняшний день. — усмехнулся чародей.

— Согласен! — сказал Маурос. — Что делать? Когда приступать?

— Сначала ты отправишься в Гэдориэль. Найдешь там салон красоты «Имидж Эйр». Скажешь им, что пришёл от меня, — Мерлин протянул узурпатору увесистый мешочек золота. — Объяснишь, что тебе требуется сделать пластическую операцию с подтяжкой лица и наращиванием волос. И чтобы никакой магии. Скажешь, что работаешь в Шестом отделе Центрального Разведывательного Комитета при департаменте Внешних Сношений. Запомнил?

— Договорились, — улыбнулся Маурос, опуская деньги в карман, лихо поднимая с пола свой плащ и кутаясь в него, — ну, я пошел?

— Погоди. — нахмурился Мерлин. — Не стоит скрываться с этими деньгами. Они меченые. В каждую монету вплавлен магический порошок. При попытке расплатиться этими монетами не в салоне «Имидж Эйр», тебя поймает охрана. У стражников нынче у всех есть звукоулавливающие талисманы. Так что пластическую операцию делать придется. Это в твоих же интересах. Эдвард — мальчик злопамятный. А его папу, как ни крути, убил именно ты. Встретимся через сутки в гостинице «Понурый Пони». Там тоже принимают мое меченое золото. Только сразу намекни, что деньги для тебя не проблема и тебя проведут в покои, не уступающие номерам гостиницы «Всехотел». Теперь на счет транспорта. Справа от двери стоит метла. Месяц назад я ее экспроприировал у одной ведьмы, нарушившей правила полета. Она превысила скорость на подходе к Бритой Горе и к тому же была за помелом в нетрезвом виде и обкурившаяся моригоблинником. Сама по себе метла отличная: ручной привод, четыре скорости, функция автопилота и автопосадки, даже выдвигающееся шасси есть. На ней ты доберешься до Гэдориэля часа за два. В обновленном виде я хочу внедрить тебя в обслуживающий персонал Эдварда.

Маурос заметно скис и поспешно вышел.

— Ох, уж эти мне борцы за социальное равенство… — пробурчал себе под нос чародей и направился к Скиву. — А ты вот что, голубчик: будешь у меня вместо сторожа, а то для вешалки ты больно грузен.

— Ну да, я всю жизнь мечтал ворон на огороде пугать, — тоскливо отозвался толстяк.

— Зачем сразу ворон? Вот, гости придут, станут в дверь стучать. А ты им крикнешь: «Господин Нилрем сейчас отсутствует, заходите в течение месяца». — утешил старик и принялся подвешивать к потолку пастуший рожок, укрепляя его так, чтобы он висел напротив губ статуи.

— А это еще зачем? — заволновался Скив.

— Ну, как же, — радостно отозвался маг, — воры придут, а ты им отбой сыграешь: они испугаются, и я услышу. Правда, замечательно?

— Впервые вижу колдуна, да и тот идиот… — проворчал Скив.

А Мерлин уже направлялся к отогревшемуся Волчонку:

— Ну, а с тобой, что прикажешь делать? Что ты, вообще, умеешь?

— Прятаться и убегать. — смутился Волчонок и втянул голову в плечи.

— И спасать глупых волшебников. — пробурчал себе под нос Мерлин, а громко добавил. — Хорошо, пока ты останешься здесь. А сейчас мы тебя оденем.

Нилрем порылся в сундуке, нашел старые штаны, латаную рубаху и кушак:

— Одевайся.

Волчонок долго и старательно облачался в одежду, попадая в рукава то ногой, то головой. Когда мальчишку нарядили, Мерлин нервно прошелся по комнате:

— Мне необходимо смотаться в одно местечко денька на два. Вот после моего возвращения и решим, как тебя отблагодарить, нечаянный герой.

— А нельзя меня отблагодарить прямо сейчас? — поинтересовался Волчонок.

— Это как же?

— Очень есть хочется…

Мерлин треснул себя по лбу, хлопнул в ладоши и, к немалому удивлению, как Волчонка, так и Скива, в комнате появился стол, накрытый белой скатертью и уставленный всевозможными лакомствами. Были здесь и осетрина, и икра черная, и язык говяжий заливной, и балык, и колбаса маговская, и копченые бараньи ножки, и жареная курица, и дымящиеся пельмени «Ленивые», и салаты: «сом под мантией», «углежорский», «старградский», «с леопардовыми пятнами» и «с усиками кальмаров». А, кроме того, на столе лежали надрезанные головки сыра: молододубовского, расского и верхнеплевенского, того самого, что едят только вместе с синей амебной плесенью. Из десерта были большой круглый масляный торт со взбитой сметаной и гутарной пудрой, шоколадные конфеты, йогурты «Недам» и «Дамдом», а также фрукты в хрустальных вазах.

Но, главное: появился весьма добротный дубовый стул, а вовсе не та рухлядь, на которую так неудачно пристраивался Маурос, и не мокрое опрокинутое кресло у камина.

Когда Скив увидел все эти излишества, он едва не позеленел от злости. И этот волшебник, который одним щелчком пальцев может накормить целую толпу, гонял его, Скива, то за дровами, то в погреб. Кто он после этого?

Волчонка долго приглашать не пришлось. Он мигом сообразил, что люди с земли не едят, и тут же пристроился за столом. Хватая пищу руками, Волчонок принялся уминать все подряд.

На Скива же было жалко смотреть. Есть он хотел, но прекрасно понимал, что дальше рта пища не пойдет: желудок-то все еще оставался каменным.

Мерлин сочувственно покачал головой.

Старый маг никогда и ничего не делал просто так. Он хотел погонять Скива, помочь ему сбросить десяток-другой килограммов. Но кто же знал, что все так обернется? Теперь для Скива начались самые изощренные муки ада: осязать еду и не в состоянии до нее дотянуться. Такого Мерлин не хотел, но так получилось. Так сложились звезды.

Старик вздохнул и вышел на крыльцо.

Маурос к этому времени уже улетел. Стоило поторопиться и Мерлину. У мага были кое-какие соображения о том, как можно остановить Жругра. А еще Мерлин догадывался, что косвенное отношение к пробуждению демона имеет и тот, сбежавший в пустыне маленький колдун. Приходилось разыгрывать одновременно две партии, вести войну на два фронта. И всюду надо было успеть! Ведь король Соединенного Королевства Сведенрег был беспомощен как дитя. Он, Сведенрег, думал, что являлся лучшим стратегом и финансистом на островах. На самом деле он был просто королем.

Мерлин смотрел на струи дождя и думал, что сейчас нужно беречь каждую каплю своей магической силы. Неизвестно, как начнут развиваться события дальше. Жругр — демон старый. Он никогда не прощал гибели своих щупальцев. Он будет мстить. Он может применить новую тактику. Например, больше не вселяться в людей, а всюду являться целиком, во всей своей красе. И это было бы худшим вариантом, потому что рубить щупальца поодиночке было легче, чем усыпить целого уицраора. А, кроме того, Жругр наверняка снова постарается подчинить себе всю Плайтонию. И первым под ударом окажется Эдвард. Двадцатидвухлетний король поневоле. Честолюбивый, ранимый, гордый. К кому он примкнет?

Будет ли Эдвард продолжать политику выхода Плайтонии из состава Соединенного Королевства или пойдет на взаимовыгодное сотрудничество? Эдвард еще молод, горяч и импульсивен. Он знал о заговоре, и значит, еще года два или три его будет мучить совесть. Потом все станет ясно, но чего ждать теперь? Экономический кризис в Плайтонии слился с политическим. Оставалось надеяться, что Эдвард не настолько азартен, как его сверстники. И нужно снова усыпить Жругра. А еще необходимо поймать одного очень мерзкого колдуна, по которому давно уже плачет тюрьма особого назначения, называемая в народе «Леваннской тишиной».

На пороге своего дома Нилрем почему-то вспомнил про красный кленовый лист на спине ежика.

«Неужели Эдвард все-таки развяжет войну за суверенитет Плайтонии? — думал Мерлин. — Кто сможет остановить тандем мальчишки, играющего в короля, и демона, стоящего за его спиной»?

Нужно немедленно лететь в столицу. Необходимо предупредить об опасности Сведенрега, нужно укрепить пограничные гарнизоны.

Волшебник достал из-за пояса флейту и заиграл. На этот раз Нилрем вызывал Альтосара, своего сторожа-дракона. Сейчас драконы требовались в другом месте. Придется Альтосару поработать рикшей, перевозчиком магов.

Но сторож не отзывался.

Доблестный Альтосар крепко спал. Он видел прекрасный сон о том, как ему дают внеочередной отпуск за счет департамента вневедомственной охраны, и как он нежится под лучами утреннего солнца, отдыхая от своего непосильного труда на пляже Шестигорска — на лучшем курорте Соединенного Королевства. Драконам ведь так полезны морской и воздух теплый песок.

Глава 3. Неразбериха в Гэдориэле

Гэдориэль — столица Соединенного Королевства, как утверждают легенды из любого туристического справочника, основана на руинах старинного древнеэльфийского мегаполиса, пришедшего в упадок и исчезнувшего много веков тому назад. Почти все современные здания возведены на старых фундаментах. Считается, что этот город стоит на стыке магнитных полей. Когда-то здесь бушевали магические войны, и колдуны именно в этих землях воздвигали свои зловещие замки. Одна из таких неприступных твердынь — дворец Окрара — современный музей ранней маго-готики — сохранился лишь благодаря древним, так и не расшифрованным охранным заклятиям, а когда-то здесь всё дышало подобным волшебством.

Город раскинулся на семи священных холмах. Вся святость их заключалась в том, что на каждом из них стоял замок, которые все покорил легендарный король Аорей. И только твердыня Окрара не пала под мечом Аорея, а добровольно присоединилась к завоевателю. Но за века ландшафт несколько изменился. Сказывались и магические проклятия, и близость моря.

Современная столица стояла уже не на каменистой, а на заболоченной почве. И строить высотные здания здесь стало опасно. За последние двести лет не было возведено ни одного особняка в десять или пятнадцать ярусов. Все больше застраивали двух, трех и пятиярусными домами. От этого город словно бы согнулся, точно горбатая старуха, приник к земле.

А если глянуть на Гэдориэль с Драконьих гор, что раскинулись юго-восточнее столицы, то можно заметить, что город погрузился в ложбину, над которой постоянно вился странный фиолетовый туман. От этого казалось, что древняя магия никак не хочет отпустить свою добычу.

Гости столицы всегда отмечали и необычную дождливость, и смутный аромат тревоги, и вечный запах нескончаемой осени в любое время года.

Двухъярусные трущобы, узкие улочки, выложенные булыжником, неприступные белокаменные стены кремля, несколько высотных особняков и дворцов в центре, да островки не вырубленного леса между жилыми кварталами — таким виделся Гэдориэль тем, кто посещал его впервые.

Те, кто жили здесь постоянно, незаметно для себя привыкали к отголоскам отшумевших войн. Жители столицы отличались от прочих граждан даже внешне, словно эти места на каждого из них ставили свою печать. Гэдориэльцев узнавали по особой, слегка шаркающей походке, по легкой сутулости, точно здесь всем от рождения давил на плечи колдовской груз. И лица горожан были серыми, желчными, злыми. Но никто не уезжал отсюда. Более того: все почему-то отчаянно сопротивлялись, когда Сведенрег предлагал перенести столицу Соединенного Королевства подальше от моря…

Это утро в столице, как и тысячи других, выдалось пасмурным. Небо было сплошь затянуто серыми тучами. Мелкий моросящий дождь, крапавший всю ночь напролет, никак не кончался.

На перилах готического балкончика, располагавшегося на восьмом ярусе муниципального общественного приюта для студентов Академии Слова, рядом с каменной химерой, пристроился двадцатилетний парень. Пропорциональные, строгие черты лица выдавали его принадлежность к одному из знатных дворянских родов, но в печальных карих глазах не было ни гордости, ни самолюбования, как у Мауроса, а лишь затихающая боль. Юноша так вдыхал влажный воздух так, будто только что вышел из адского пламени.

Балкон, на перилах которого пристроился дворянин, выходил на общую приютскую кухню; а уже из нее, огибая камин с огромной вытяжной трубой, проходящей сквозь все здание навылет, коридор раздваивался и уводил к дверям маленьких комнат. На каждом ярусе это унылое архитектурное однообразие повторялось. Не было здесь никаких потайных лестниц или скрытых помещений. Отсутствовали даже обязательные ниши для ваз с цветами. От имперского ренессанса в облике здания остались лишь химеры на балконах, лепные виверны между окнами да шпили на крыше. И все. Хор-ампир, вышедший из моды двадцать лет тому назад не оставил на этом доме своего помпезного отпечатка. Все в общественном приюте было подчинено сугубо житейским нуждам студентов: здесь не было ни одной круглой комнаты, только четырехугольные, и в каждой из них — лишь одно окно и одна дверь. Зато вода сама поднималась по трубам. И все естественные нужды можно было справить, не выходя из здания, в особых помещениях, разумеется. И все это без прикладной хозяйственной магии!

На первом ярусе располагалась общественная столовая для тех, кто не умел или не имел времени готовить себе сам. Не смотря на то, что треть выпускников Академии Слова являлись дипломированными магами, многие из них предпочитали вовсе не пользоваться своим волшебством. Магические способности вышли из моды. Молодежь стремилась все делать руками…

Над головой дворянина, на балконе девятого яруса какой-то восторженный юнец упражнялся перед хохочущей девицей в искусстве высокого слога. Он напыщенно выкрикивал:

— О, какая светлая печаль! Лето идет на убыль, и слезы дождей омывают наш город, очищают его от скверны! Ах, грядущая осень! Время заката империй! Скоро багрянец и золото листьев дюйм за дюймом великолепным ковром окутают стынущую землю. Багрянец и золото! Кровь и власть. Благородство кесарей и алхимия магов! Но скоро все это скроется в туманной дали. Унесенные ветром эпох, мы исчезнем вместе с Эйроландом. А в небе, прощаясь и печально маша нам крылами, закружат косяки перелетных птиц…

Из полумрака этих однообразных коридоров раздались тихие крадущиеся шаги. Мелькнула тень. Шаги замерли. Казалось, что пришелец был здесь впервые, точно попал сюда прямиком через пространственный портал. Незнакомца явно настораживала непривычная простота архитектуры и полное отсутствие гобеленов.

Дворянин, сидящий на балконе не обратил на шаги никакого внимания. В общежитии было много кошек и крыс. Причем и те, и другие были толстые, наглые и абсолютно ручные. Да еще сверху выкрикивал свой напыщенный монолог какой-то студент. Хорошо еще, что это был не вечер перед экзаменами, когда все будущие дипломированные маги, алхимики, риторики, политики высовывались из окон и кричали страшное заклятие: «Халява, приди»! И Халява иногда появлялась. В образе пьяного декана Страйниса. В облике лучшего в мире декана, который сам плел из лозы кресла, кушетки, столы, хотя одним лишь взмахом руки мог возвести замок в стиле Фатум-барокко.

Тем временем кто-то, словно тень, скользнул по коридору. Он явно что-то замышлял. Пришелец был уже на пороге балкона. Он опустил руку на пояс, щелкнул зажимом, удерживающим стилет в ножнах, как вдруг позади его раздалось шарканье тапочек. Незнакомец вздрогнул, убрал ладонь с рукояти ножа и заговорил:

— Косячок? Кто тут говорит про косячок? До чего же, все-таки, приятная вещь эта мориэльфик. Вы не находите? И привыкания к нему нет, как, например, к троллегопнику.

Дворянин от неожиданности покачнулся и едва не рухнул за перила. Он едва успел ухватиться за каменный рог химеры:

— Чего так пугать-то?

Тот, кто вышел на балкон, и тот, кто сидел на перилах, оказались примерно одного возраста. Перед дворянином стоял обычный парень с темными вьющимися волосами, карими глазами. Единственное, что его выделяло: хороший, нездешний загар.

На девятом ярусе тем временем хихикнули, видать, девушка услышала рассуждения о «косяках». А юный соблазнитель смолк. Похоже, наверху целовались.

— Хорошая погода. — сказал вошедший. Желваки его нервно двигались, выдавая спадающее напряжение.

— Издеваешься? — усмехнулся сидящий.

— Иронизирую.

На кухне кто-то возился у камина.

— Эй, Тоскунел, кафедрона хочешь? Контрабандой привезли из самой Аспидарии. У них там разработана особая технология сушения зерен. — донесся голос из кухни.

Тоскунелом был тот самый дворянин, который чуть не свалился с балкона.

— Конечно, хочу. — и, уже обращаясь к загородившему выход незнакомцу, Тоскунел мрачно процедил. — Дай пройти.

Но человек в плаще и со стилетом на поясе не желал уступать дорогу. Он вдруг побледнел, зрачки его глаз расширись, они приобрели ярко красный оттенок. Было такое ощущение, что это просто незадачливый студент, который по дурости вколол себе в вену лишний кубик троллегопника. В таком состоянии люди обычно теряют контроль над собственными действиями. Тоскунел попятился.

А из кухни вновь донесся ворчливый голос:

— Эй, Тоскунел, ты чего там застрял?

Любитель балконов не ответил. Он не сводил настороженных глаз с человека, перекрывшего выход. Тоскунел боялся сделать неосторожное движение, ведь всем известно, что лишние граммы троллегопника могут заставить человека и самого выброситься вниз, и столкнуть вниз случайного собеседника, и просто кого-нибудь убить. Не зря же указом Сведенрега за торговлю, хранение и употребление всяческих одурманивающих веществ сажали в колонию особого режима.

Почуяв неладное, человек, варивший кафедрон, кинулся к входу на балкон; он схватил незнакомца за шиворот, втащил на кухню, развернул его к себе лицом и прошипел:

— Слышишь, парень, шел бы ты отсюда.

Чужак лишь рассмеялся. Это означало, что критический период миновал. Наступала эйфория.

Вмешавшегося звали Ником. Он был небольшого роста, кудрявым и самоуверенным. Ник жил в одной комнате с Тоскунелом и учился на одном курсе, специализируясь, правда, на бытовом волшебстве.

Тоскунел прошел на кухню.

Видя, что опасность миновала, Ник отпустил незнакомца. И только потом он поинтересовался у приятеля:

— Это что за придурок?

— А я почем знаю? — вздохнул Тоскунел. — Пошли отсюда. Голова больше не болит. Надеюсь, давление сегодня больше не подскочит. Хотя, с такими вот встречами, может и инсульт приключиться.

— Да ладно прибедняться! Инсульт у него случится. Того и гляди, тебя еще внезапно настигнут: воспаление левой пятки и катаракта третьего глаза.

— Таков суровый быт инквизитора третей ступени посвящения. — не остался в долгу Тоскунел. — Нам, между прочим, за вредность, молоко положено давать.

— Молоко. — хихикнул Ник. — Пойло для дознавателей. А вот кефир с селедкой — это круто! Особенно для инквизиторов именно третьей ступени.

Незнакомец тем временем, отвернувшись от друзей, смеялся и указывал в сторону Храма Снов, купола которого отсюда были отлично видны.

Через мгновение он припал к стене и захрипел:

— Они идут. Имя им — легион. И они — в каждом.

— Может, лучше связать этого урода? — Ник мрачно покосился на беснующегося.

— Через час он сам оклемается, и уползет зализывать раны. Кто-то там мне кафедрон предлагал?

И парни, прихватив с собою вскипевший чайник, отправились в свою комнату.

Когда дверь захлопнулась, незнакомец встал, отряхнул плащ, сделал перед собой несколько пассов руками, и шагнул в образовавшийся мерцающий портал.

Кафедрон был крепким, с большим содержанием едрона, и потому тепло сразу разлилось по телу. Парни сидели и молча хлебали горький напиток. Стол был у окна. И отсюда тоже были видны шпили Храма Снов — кафедральной церкви культа Хорхе.

— Давай поглядим, на что это там пялился этот шизик? — Ник вопросительно покосился на друга.

На самом деле Ника интересовал вовсе не храм, он просто хотел похвастать своим новым приобретением. Ник и раньше отличался тем, что всегда умел что-то выгодно купить или продать. Вот и сегодня он вернулся с «толкучки на Яме» не с одним только контрабандным кафедроном, но и с полевым биноклем, который сумел выменять на модные штаны. Торговался Ник с растерянным типом, судя по всему, с военным, сумевшим каким-то образом просочиться в город из другого измерения. Бинокль сразу приглянулся Нику. А когда солдат объяснил, зачем эта штуковина нужна, Ник пришел в неописуемый восторг. Это же было самое настоящее бытовое волшебство техногенного уровня, не требующее психической человеческой энергии. Как раз то, что нужно для успешной защиты дипломной работы! И выдумывать ничего не надо. Все уже давно изобретено. Главное, успеть заявить об этом открытии первым.

Нет, Ник не был ни дельцом, ни ростовщиком. Ему, действительно, было наплевать, откуда в сердце страны появляются солдаты из иных миров. За этим обязана следить разветвленная Служба Государственной Безопасности. Незаконное магическое нарушение границы суверенного Соединенного Королевства — статья тридцать седьмая. Депортация с промывкой мозгов. И заниматься этим должно особое Третье Жандармское Отделение при Департаменте Внешней Разведки. Рано или поздно этот солдатик попадется. Но упустить такую полезную вещь, как бинокль Ник не мог: он бы потом всю жизнь мучился осознанием того, что упустил свой шанс.

Тоскунел, зная о тщеславии друга, лишь улыбнулся, наблюдая за тем, как Ник демонстративно уставился в бинокль. Ник состроил такую умиротворенную физиономию, точно увидел вовсе не Храм Снов, а дорогих его сердцу длинноногих красавиц.

Обычно все мысли Ника, в конечном счете, непременно сводились именно к красивым девушкам. А главной его мечтою было страстное желание познакомиться с блондинкой, у которой ноги растут из шеи.

— Нет, ты только посмотри, что там происходит! — возбужденно заорал Ник, отрываясь от своей оптики и протягивая ее Тоскунелу.

— Да что там может быть? Это же Храм. Или где-то в соседнем доме какая-нибудь вертихвостка одевается у не зашторенного окна?

— Да ты только погляди! Умничать будешь потом!

Тоскунел нехотя взял бинокль, повертел его в руках:

— Куда, говоришь, смотреть?

— Ну, чего ты как маленький?! — торопил Ник.

Тоскунел хмыкнул, но бинокль к глазам поднес.

Там, возле Храма Снов, действительно, творилось что-то странное. Хранители Мудрости все сплошь в черных боевых рясах толпились на пороге своего святилища, а церковные стены испускали разноцветные лучи. Казалось, что храм, того и гляди, взорвется, и шпили взлетят в дождливое свинцовое небо, освобождая место тому, кто рождался сейчас из недр земли. Возможно, из самых глубин ада.

— Твою мать! — Тоскунел от неожиданности уронил бинокль. — Ник, я должен быть там, в Храме!

— Не грузи. — проворчал Ник. — Я прекрасно знаю, кто ты на самом деле.

— Ты со мной или против меня? — Тоскунел нахмурился.

— Морально я с тобой. — заверил Ник. — Но физически я лучше схожу, проветрюсь, согрею еще водички, чтобы попоить тебя потом кафедроном. Не люблю я вашу боевую магию. Сам ведь знаешь.

— Хорошо. — Тоскунел мотнул головой. — На заклятие мне понадобится полминуты. Захлопни за собой дверь. Проверь, как там себя чувствует наш припадочный.

— Заметано. — Ник вышел.

Оставшись один, Тоскунел связал волосы в хвост, надел на средний палец правой руки серебряный перстень, достал из-под кровати меч, вытащил его из ножен, встал в центр комнаты и зашептал заклятие.

Клинок, воздетый к потолку засветился. Тоскунел оказался внутри Храма Снов.

Вокруг все пылало нереально-синим огнем. Иконы оплавлялись, точно они были из воска. Бронзовые лики святых казались живыми: губы их словно шептали молитвы, а из глаз сочились кровавые слезы. Царские Врата, ведущие к тайному Алтарю Хорхе, были распахнуты, что само по себе было кощунством. Аналой, покрытый багряной скатертью, вздрагивал и походил на работающее человеческое сердце. В святая святых, из-под земли, взламывая пол, лезли вверх щупальца неведомого чудовища. Стены содрогались, с потолка сыпалась краска фресок. Казалось, что храм ожил, что сами стены изо всех сил мешали кому-то злобному появиться в нашем мире.

Храм Снов, стоявший на закрытых мистических воротах между измерениями, по легенде возведенных еще эльфийским племенем Нэбеэль, сотрясался от рокочущих ударов. И с каждой секундой из-под пола, словно стебли гигантских бобов прорастали багровые щупальца-присоски. Они были лохматыми и чем-то напоминали гигантские лапы. Они появлялись уже не только за алтарем. Они были всюду. Казалось, что это кто-то протискивается в слишком узкую щель, но сам он все еще по ту сторону приоткрытых дверей.

Занявшийся от опрокинутых свечек огонь погас, словно его задули. Среди оплавленных икон, обгоревших хоругвей лапы чудовища, ломящегося в этот мир, смотрелись особенно устрашающе. Эти щупальца слабо фосфоресцировали. Они вдруг напряглись, они стали похожими на разъяренных, поднявшихся для прыжка змей.

Тоскунел очертил воздух вокруг себя острием меча. Он понимал, что если Хранители Мудрости даже не смогли войти в Храм, то дело слишком серьезно. Это мог быть демон высшей ступени посвящения. А мог быть и спятивший бог.

Тем временем лапы стали превращаться в человекообразных существ, полностью покрытых шерстью. Головы этих вояк были увенчаны кривыми коровьими рогами, а черные глаза оказались без зрачков. Каждый из этих солдат сжимал в руках меч и кожаный щит. Поверх лат на воинах была странная одежда, на которой был выткан неприятный знак, похожий на дохлую рыбу.

Тоскунел взмахнул мечом и закричал, что есть силы:

— Отец! На мой мир напали! Помоги мне, отец!

Культ Хорхе предполагает, что с такой просьбой к богу может обратиться любой, ведь по канону каждый житель Соединенного Королевства считается сыном божьим, в том смысле, что род человеческий идет от сотворенного Хорхе первого эльфа. Только вот Хорхе обычно никак не реагирует на подобные вопли.

Прошла секунда, другая, третья. Ничего не изменилось.

Но вдруг в центре потолка образовалось свечение, и из него вывалился меч в драгоценных ножнах. Тоскунел едва успел перехватить его левой рукой. Рубин, вмонтированный в рукоятку, слабо засветился, и до Тоскунела долетела ехидная реплика:

— Господи, опять приказ демиурга. Это просто проклятие какое-то! Похоже, снова хотят гадостью накормить.

Это говорил меч, и голос его звучал без душевной теплоты или злодейского сарказма. Видимо, клинок не совсем еще оклемался от резкого перемещения в пространстве. И, хотя это был древний мистический клинок, принадлежавший когда-то самому легендарному королю Аорею, но и у него имелся ряд недостатков: боязнь высоты, клаустрофобия и несварение желудка. А звали его — Айеррайе.

Это было воистину оружие великих сынов Эйроланда! В руках своего хозяина оно оживало и пело, не давая устать своему повелителю. Однако меч был горделив, сварлив и неуживчив. А, кроме того, он нес в себе большую опасность: во время боя именно он управлял движениями человека и питался он исключительно душами поверженных злодеев.

Существовала так же легенда, что этот клинок не мог вернуться в ножны, пока его не напоят свежей кровью. И тут опять возникала проблема. Если кровь была некачественной, скажем, третья отрицательная гоблина, или вторая положительная тролля, то с мечом мог случиться казус. Клинок просто мог отказаться повиноваться и его начало бы рвать. Но вот кровь магических существ ему всегда приходилась по вкусу. Опять же, после великих битв Айеррайе полнел и несколько дней никак не реагировал на окружающий мир: просто переваривал поступившие кровь и души убитых, точно питон проглоченного кролика. Таким был знаменитый магический меч.

Не успел Тоскунел подхватить это дарованное судьбой оружие, как в тот же миг рогатые воины дружно ринулись в атаку. Но, попав в очерченную Тоскунелом зону, многие солдаты тут же вспыхнули, точно свечи. Они закричали и повалились вниз. Но именно эти демоны своими телами пробили для других брешь в защитном магическом кругу.

Враги предприняли вторую попытку, и снова они ринулись со всех сторон. На этот раз вспыхнуло солдат пять. Остальные прошли сквозь невидимую огненную преграду.

Первый удар Тоскунел отразил тем клинком, с которым он и появился в Храме. Заученным движением, резко дернув волшебным клинком в сторону, парень торопливо обнажил Айеррайе, стряхивая ножны с клинка таким образом, что еще и угодил ими одному из нападавших в глаз. Драка, она и есть драка. Тут уж не до благородных пируэтов. Война некрасива, но иногда таким, как Тоскунел, просто везет.

Крутанув в руках оба меча, Тоскунел яростно обрушился на рогатых.

Айеррайе, ощутив сладкий привкус бойни, дрогнул в человеческих руках. А Тоскунел тут же почувствовал, как через пальцы в него вползло нечто чужеродное, могущественное и властное. Мысли исчезли, зрение стало черно-белым. Парень увидел тепловые свечения призраков, он начал улавливать уже сами намерения, а не движение.

— Эх, а жратвы-то сколько! — Восторженно воскликнул Айеррайе, и сам взметнулся в руках Тоскунела, стремительно опадая на ближайшего противника. — Замечательно, что в мире всегда заваляется пара-тройка чудовищ! А то, знаете ли, диета — не самая приятная вещь на свете.

Срубленная рогатая голова отлетела прочь и тупо уставилась в потолок. Но тело чудовища не потеряло ориентации и явно не собиралось падать; мало того — оно продолжало наносить мощные удары.

Тоскунел растерялся, но все же успел подпрыгнуть и избежать удара. А со спины напали еще трое.

Тоскунел отразил и эту атаку, но поскользнулся, упал, крутнулся на спине, подсек одного из нападавших, рубанув по лодыжкам. На этот раз рогатый рухнул и не поднялся. А потом поверженный враг прямо на глазах обернулся обрубком щупальца.

Вот оно что: нужно рубить под корень, это же не настоящие люди!

— Обман! — завопил Айеррайе. — Вечно, как свяжешься с демиургами, так и вкалывай потом бесплатно! Ну, все, достали! Ой, держите меня, сейчас я всех порву!

И рассвирепевший меч, помог Тоскунелу вскочить, он увлек парня в самую гущу врагов.

Удар. Поворот. Удар. Наклон. Удар.

Тоскунел танцевал со смертью. Клинки высекали искры, они свистели в воздухе и казались серебристыми бликами трепещущих крыльев.

Не смотря на то, что Тоскунел был тренирован, но с таким количеством соперников сталкиваться ему еще не приходилось. При скрещении клинков: один с тремя вражескими, сила отдачи заставляла вибрировать не только руки, но и все тело. Если бы не магия Айеррайе, пришлось бы туго. Впрочем, и с волшебным мечом, было не легко. Рукоять скользила во взмокших от напряжения ладонях. Капли пота ползли по лицу, грозя попасть в глаза. Челка прилипла ко лбу. Рогатых было слишком много. И они начали теснить Тоскунела, припирать его к стене. Тоскунел был этому даже рад: спина оказалась прикрытой. Хотя, с другой стороны: места для маневров больше не осталось.

Вот тут-то со скрипом распахнулись двери Храма. Тоскунел бросил взгляд в сторону звука и тут же пропустил очередной удар. Оборотень рассек Тоскунелу правое плечо. Боль обожгла, словно удар плетью. Меч выпал. Один из рогатых тут же наступил на лезвие ногой и переломил его.

Айеррайе все еще был зажат в левой руке.

На пороге Храма появились Хранители Мудрости. Они все были в боевых черных сутанах. Все-таки дерзкая вылазка Тоскунела отвлекла внимание демона, и священники смогли проломить дьявольскую защиту, ворваться внутрь.

Тоскунел внезапно почувствовал, что рубашка пропиталась кровью. Но мир все еще виделся ему в черно-белых цветах, и магический меч по-прежнему защищал своего хозяина.

Ворвавшиеся в Храм Хранители приняли боевые стойки, они воздели вверх магические посохи. Это были те самые знаменитые боевые осиновые посохи Ордена Седьмого Дня, которыми в свое время одолели демонов в битве за Леванну. Как и положено, наконечники магического оружия были оцинкованы и светились голубыми огоньками. Хранителей было около тридцати. Все — первосвященники, гофмейстеры Орденов. Видимо, они давно уже догадывались о планируемом вторжении, готовились, да чего-то не учли. Трое из них были просто верховными магистрами, это было видно по окантовке их ряс. Но Мерлина — самого могущественного чародея — среди них не было.

Рогатые монстры обернулись на шум. Многие из чудовищ с диким кличем, похожим на лай и хрюканье одновременно, ринулись на непрошеных гостей.

Но Хранители знали свое дело, они одновременно испустили из своих посохов синие лучи. Они били огнем по ногам злобных тварей. Демоны кричали, падали, оборачивались обрубленными щупальцами, корчились в агонии. Они даже шипели, точно обезглавленные змеи.

И рогатые дрогнули, они попятились. Все это произошло в считанные секунды. Но Тоскунелу показалось, что прошла целая вечность.

Некоторые из священников роняли посохи, хватались за сердце и падали на взломанный пол. Они корчились среди мертвых щупальцев, хватали воздух ртом, точно задыхались от удушья. Но остальные Хранители наступали.

Тоскунел уже плохо соображал. Из последних сил он уклонялся, бил по ногам монстров. И при каждом напряжении мышц он ощущал, как новая порция крови толчком выходит из раны. Тоскунел даже чувствовал запах этой крови. И от этого мутило. Но останавливаться было нельзя. Тоскунел выполнил самую тяжелую задачу: он отвлек внимание демона на себя. И Хранители были уже близко. Сейчас они прорвут оборону противника, и можно будет расслабиться. Еще чуть-чуть. Сейчас придет помощь.

Тоскунел вдруг почувствовал смертельную угрозу. Он встретился взглядом с новым противником. Им оказалось такое же рогатое существо, но у него были человеческие темно-карие и подозрительно знакомые глаза.

Секунда — и Тоскунел ударил противника по ногам. Но враг легко подпрыгнул, чего до сих пор не смог сделать ни один из монстров. Нападавший оказался совсем другим существом. Он не был лапой демона! Но он, явно, не был и тем рогатым чудовищем, образ которого использовал враг. Это был человек, истинный облик которого скрывала магия. И этот воин успел воспользоваться своим неожиданным преимуществом. Айеррайе успел блокировать вражеский удар, но Тоскунел едва смог удержать меч в руках.

Хранители были уже в двух шагах. Тоскунел даже видел взбешенное лицо одного из гофмейстеров. Яростные белки глаз священника грозили вырваться наружу, а оскал зубов напоминал звериный. Сейчас этот Хранитель был скорее воплощением вечной ненависти, нежели проповедником мудрости и покоя.

Падая в пропасть, где не было ни верха, ни низа, Тоскунел чувствовал, как продолжает наносить рубящие удары. По ногам, по ногам. Нельзя сдаваться! Нельзя!

И всё подернулось багровой пеленой, обернулось кровавым пятном, залившим весь мир. И на губах появился горький привкус меди.

Откуда-то, словно из бочки, донесся приглушенный старческий голос. Но слова казались шумом. Мир обернулся непроглядной мглой. Тоскунел слышал лишь шелест дождя. А потом молния вспорола мрак огненными рунами. Магические письмена вспыхнули в темно-бардовом небе, и, казалось, что они отражаются в каком-то большом зеркале. Буквы наплывали на Тоскунела, растворяли его в себе. Это было не страшно. Только где-то в горле отчаянно билось сердце.

А потом все исчезло, и пришла тишина.

Тоскунел вдруг осознал, что видит мир чужими глазами, словно его душа нырнула в чье-то тело. Тот, кем стал Тоскунел, страстно хотел жить. Он жаждал славы, упоения битвами, он хотел денег, власти. Он был алчным до глубины души. И в тоже время этот человек страдал так сильно, что каждое мгновение его жизни ему самому казалось адом, из которого он пытался вырваться. Душа этого человека была не просто больна, она истекала кровью и ядом, она сочилась безумной любовью к жизни и такой же безудержной ненавистью к ней.

Мир в глазах этого незнакомца был серым, тусклым и безрадостным. Ему казалось, что всем миром руководят темные ангелы, которые могут лишь убивать и убивать без конца. Но он любил и этих крылатых палачей, и смерть, и свою нескончаемую муку.

Этот человек падал в пропасть и смеялся. Он ждал избавления и боялся потерять мир своей боли. Он хотел верить, что после смерти ничего больше не будет. И в тоже время он панически боялся пустоты. Он так запутался в своих чувствах, так устал. Он хотел припасть к коленям матери, но боялся, что мать тут же воткнет нож ему между лопаток. Он хотел о чем-то предупредить отца, но не мог переступить огненные буквы зловещего письма, занявшего полнеба. Он падал в бездну. Туда, куда отправился его младший брат, поперхнувшийся яблоком. Туда, где хотел забыться навечно.

Тоскунел видел чужими глазами и Храм Снов. Это было бесполезное и нелепое нагромождение камней. Капище бога, которого давно нет, бога, который умер. И трусливые архангелы с позором бежали из этого мира. Добра и зла давно уже не существовало. Остались лишь боль, страх и смерть. И всех демонов придумали люди. Люди — вот источник зла. Если уничтожить человечество, то исчезнет и страдание.

А вокруг парили призраки. Или ангелы. Они манили, они звали к себе.

Тоскунел падал. Он мчался вниз, к умершему богу, чтобы спросить: «За что все эти муки»? Тоскунел очень хотел спросить творца, о чем тот думал, когда лепил людей по своему образу и подобию. И почему он бросил своих детей на произвол судьбы? Как он допустил, чтобы мир стал таким безумным? Или демиург и сам был сумасшедшим?

Ниже, ниже, ниже!

Ветер свистел в ушах.

И вдруг Тоскунел понял, что ничего больше не будет, но наградой за смерть ему стало это счастье первого и последнего полета…

Кто-то схватил Тоскунела за воротник. Горло сдавило. Стало нечем дышать. Какой-то демон пытался удержать, спасти, но он не мог этого сделать. Нет, не мог, потому что бог — умер.

Кто-то кричал за спиной, кто-то звал назад. Глупцы, как они не понимают, что обратной дороги нет! Смерть дает ответы на все вопросы. А жизнь — это лишь прелюдия к гибели.

— Тоскунел!!!

И вдруг наваждение спало.

Последнее, что видел Тоскунел — стремительно приближающуюся землю…

А тем временем на восьмом ярусе муниципального общественного приюта для студентов Академии Слова Ник ни как не мог вставить ключ в скважину двери. Руки его тряслись. Время уходило. Бесценные секунды утекали сквозь пальцы. Нужно было что-то предпринять. Необходимо сообщить о происшествии в Службу Гражданского Спокойствия и Милосердия. Но хрустальный переговорный шар был в комнате. Бежать к соседям, а если их нет дома? Да и не думал Ник о помощи. Он тупо пытался открыть дверь.

Где-то громыхнуло. Еще раз, еще…

Неужели война? Или это Храм опять пытаются захватить хорды-экстремисты? Какая, в сущности, разница? Ключ выскользнул из пальцев, брякнул и провалился в щель между половицами.

Ник ударил в дверь плечом. Та не поддавалась. Ник с разбега повторил удар. Косяк не выдержал, треснул. Еще удар! Дверь распахнулась. Язычок замка вырвал кусок дерева.

Бегом, к переговорному шару. Еще можно что-то сделать. Мозг не умирает сразу после остановки сердца! Еще можно успеть.

И тут у Ника медленно отвисла челюсть: Тоскунел вовсе не переместился в Храм. Он распластался на кровати, сжимая в руке меч. Но не это шокировало Ника.

На соседней кровати, запрокинув голову, лежал тот самый чужак в плаще, который несколько мгновений назад выбросился с балкона.

Да, буквально минуту назад Ник расхаживал по балкону и думал, что же на самом деле творится в Храме, и кто утащил тело бесчувственного незнакомца, как этот странный тип сам вдруг и объявился. Любитель троллегопника возник из ниоткуда. Он шел стремительно. Глаза его были пусты. Ник сразу все понял. Кто-то пожалел этого парня, и по доброте душевной только что вколол ему еще кубик зелья. И у любителя острых ощущений возник тот самый критический момент, когда эйфория переходит обратно в депрессию.

— Стой, сволочь! — захрипел Ник, и схватил незнакомца за шкирку.

Но на этот раз удержать человека было невозможно. Самоубийца шагнул к перилам. Пальцы Ника скользнули по телу безумца, сжались на воротнике.

Человек в плаще раскинул руки, точно это были крылья, и прыгнул.

Ник не смог бы его удержать. Скорее всего, Ник упал бы вместе с этим сумасшедшим. Так бы все и произошло, но ткань не выдержала, треснула.

Через пару секунд незнакомец грохнулся о землю с глухим стуком. Наверняка, переломы костей и сотрясение мозгов. А, может быть, умер сразу, отмучился.

Несколько мгновений Ник судорожно сжимал в кулаке клочок материи, а потом машинально сунул его в карман, и кинулся ломиться в собственную комнату.

И вот теперь оказалось, что загадочный незнакомец вовсе не умирал внизу с размозженным черепом и переломанными костями, а лежал здесь, на кровати самого Ника. Судя по всему, живой и невредимый.

От всего этого голова Ника пошла кругом. Так не могло быть! Это пахло магией высшего уровня. Двадцатилетним студентам это не под силу. На такое способен еще не всякий магистр!

Ник растерянно вытащил из кармана оторванный воротник рубашки и посмотрел на незнакомца. Это был какой-то бред. У любителя «кайфа» воротник был на месте.

Ник еще раз посмотрел на кусок ткани в своей руке, и перевел взгляд на Тоскунела.

Ник отказывался верить своим глазам. Он даже подошел поближе и потрогал рваные края рубашки Тоскунела. Вырванный клок материи принадлежал другу.

— Вот тебе и раз… — только и смог выдавить Ник, вытирая со лба испарину и присаживаясь на кровать рядом с приятелем.

— Вот тебе и два. — подмигнул очнувшийся Тоскунел.

— Ой! — тихо сказал Ник, повалился на бок и потерял сознание.

А тем временем Маурос лежал на операционном столе и проклинал себя за то, что согласился на эту авантюру.

Накануне вечером диктатор оказался у «Понурого Пони», куда его так пренебрежительно скинула волшебная метла. Проклятое помело на прощание еще стукнуло черенком по лбу. Это было унизительно, точно кто-то контролировал еще не действия, а уже сами намерения. А потом эта проклятая метла просто улетела. Сбежала. Наверное, на ней был заговор бумеранга. И Маурос оказался без средств передвижения.

«К Смегоарлу! К псам смердящим!» — выругался Маурос и кинулся ловить муниципальную карету с изображением пяти треугольников на дверце. Но тут начались новые неприятности.

Первый остановившийся кучер потребовал оплату вперед и наличными. Он так и сказал: «Ни каких кредиток, плайтонских деревянных рублав, ни каких карт Эйро-Банк. Только золото». Маурос оглянулся: полицейских рядом не было. Усмехнувшись, диктатор швырнул кучеру горсть монет:

— Во «Всехотел», и с ветерком!

— А золото-то краденное. — сказал кучер и молниеносно выхватил из-под сидения арбалет. — Пора тебе, приятель познакомиться с нашим Шестым Отделом.

— Эй! Постой! — замахал руками Маурос. — Я ни в чем не виноват! Со мной так расплатились.

— А вот об этом расскажешь комиссару Бэйкеру.

Диктатор метнулся в сторону, но стрела сорвала с него шляпу. Маурос поднял руки вверх.

Острие новой стрелы уперлось в спину:

— Вздумаешь шутить, — спущу курок.

— Какие шутки?! — взмолился Маурос. — Я честный гражданин. Член Социал-Узурпаторской Партии Середняков. Я состою в профсоюзе диктаторов Плайтонии. В конце концов, вы не имеете права!

— Еще как имею. — усмехнулся кучер с арбалетом. — Диктатор говоришь? Еще, небось, «вышка» за плечами?

— Ей Хорхе, ваш же Университет и заканчивал!

— А у меня распоряжение: встретить диктатора Мауроса подле «Понурого Пони», не дать ему сбежать и того: к стенке. Так как, говоришь, тебя зовут?

Маурос облился холодным потом:

— Эй! Постой! Меня зовут Том. Том Крейзи. Не стреляй.

— Крейзи, говоришь? — кучер подпихнул Мауроса свободной рукой. — А сумасшедших у нас, знаешь ли, вообще, сжигают на костре. Не слышал что ли? Уже неделю как Великий Инквизитор Саунас подписал декрет «О введении в городе особого положения в связи с попыткой военного переворота в Плайтонии».

— Да я тут при чем?

— Крейзи. — наставительно процедил сквозь зубы странный кучер. — В переводе с нижнеашимского диалекта старохордского обозначает «Безмозглый». Или ты этого не знал? Этому в университете разве не учат?

Диктатор не знал и современных диалектов хордского языка. Просто ляпнул первое слово, которое взбрело в голову. Кто ж мог предположить, что у этого имени не эльфийский корень? А хордов тайная охранка не любит так же, как и троллей, не смотря на то, что хорды — люди. Маурос прикрыл глаза, мысленно попрощался с женой и детьми. И вдруг, как озарение: этот кучер что-то говорил о Шестом Отделе. Точно! Как там Нилрем Йехесодский представиться велел? Мол, работаю именно в этом самом шпионском логове.

Впереди маячила стена.

— Стой! — завопил Маурос. — Я — тайный агент в Шестом отделе Центрального Разведывательного Комитета при департаменте Внешних Сношений.

— Хо! — отозвался кучер. — А я тогда кто?

Маурос до крови прикусил губы: «Что же делать?»

Но странный кучер вдруг задумался. Он изменил свое решение и подтолкнул Мауроса к дверям «Понурого Пони»:

— Зайдем-ка, горло промочим.

Забрезжила слабая искорка надежды. Диктатор подчинился.

Гостиница напоминала дешевый кабак. В воздухе витал табачный дым. И сивушные запахи, казалось, пропитали даже сами стены.

На вошедших подняли настороженные глаза около десятка оборванцев.

— Помогите! — одними губами прошептал Маурос.

Никто не поднялся с места. Лишь одноглазый лысый тип с бандитской физиономией и трехнедельной щетиной на синем тройном подбородке ухмыльнулся кучеру:

— Привет, Роджер! Что, опять шпиона поймал?

— Лучше: диссидента. Да еще по личному приказу самого комиссара! Теперь скоро уж и погоны лейтенанта не за горами.

— Ромбики в петлице нужно будет обмыть. — хмыкнул одноглазый. — А то так и засидишься в лейтенантах.

— Заметано. — сказал фальшивый кучер. — Приглашаю всех присутствующих, но только сразу после повышения.

— Тоже не плохо. — проворчал одноглазый.

Маурос тщетно искал пути побега. Ничего не успеть: ни табуретку схватить, ни на пол прыгнуть. Если не первая, то уж вторая стрела — точно — настигнет!

Бармен за стойкой спокойно кивнул кучеру и привычно положил ладонь на хрустальный шар, побарабанил пальцами, набирая код. Раздался гвалт дерущихся воробьев.

— Поменяли бы вы звуковое сопровождение вызова. — поморщился Маурос.

— Заткнись, тварь! — стрела проткнула одежду, оцарапав кожу.

— Уже молчу! — тут же согласился Маурос.

Из хрустального шара донесся приятный женский голос:

— Вызываемый абонент временно недоступен.

— Проклятье! — кучер плюнул на пол. — Вечно в Департаменте проблемы с восьмисотой хрустальной связью. Давай, Гаррик, по-нашему, по-простому.

— Так ведь эти линии прослушиваются. — проворчал бармен.

— Не скупись. Мало ли что на восьмисотой магической связи все входящие и муниципальные звонки бесплатно, а я задержал политического рецидивиста. Просекаешь? Это ведь не просто жулик мелкого пошиба, а важная птица. Диктатор. Котируется выше, чем киллер из Гильдии Наемных Убийц. И, вообще, знаешь, что бывает за отказ в содействии тайной полиции при исполнении?

— То же, что и при оказании ей сопротивления. — мгновенно отреагировал тот самый одноглазый бандит, что приветствовал Роджера. Для пущей убедительности лысый тип провел указательным пальцем по своей шее. — Кирдык. Полный и безоговорочный.

— И за что я плачу налоги? — проворчал бармен, но все-таки нагнулся за стойку и достал медное зеркало:

— Ноль-ноль-шесть. Прием. Прием. Говорит хозяин «Понурого Пони». У меня находится тайный агент из Шестого отдела Центрального Разведывательного Комитета. Кодовое имя: Роджер.

— Да. На связи оперуполномоченный Магического Дозора старшина Дейл. Почему вызов не через восьмисотую связь?

— Мистер Дейл, я человек маленький. Делаю, что велено.

— Ладно. — в зеркале появилась заспанная лохматая физиономия. — Пусть Роджер сам подойдет.

— Он держит на мушке особо опасного маньяка.

— Покажи. — потребовал оперуполномоченный.

Бармен повернул зеркало к плененному Мауросу. Секретный агент помахал своему коллеге рукой:

— Дейл! Привет дружище. Срочно направь группу поддержки.

— Хорхе бы тебя подрал, Роджер! — ругнулся оперуполномоченный. — Как будто не знаешь, что у нас кончился лимит на казенную пси-энергию. А после вчерашнего задержания Хмыря вместе со всей его Малиной, ни одну лошадь поднять не сможем. Ребятам из-за тебя теперь пешкодралом через полгорода тащиться! Сам что ли не мог доставить?

— А у меня рецидивист! — многозначительно проворчал Роджер. — Тот самый Маурос.

— Лучше бы ты пришил его на месте. — буркнул опер. — Ты своим задержанием весь график работы на текущий квартал ломаешь. Положено по плану: тридцать девять политических преступников — и не больше! Мы же демократическое Королевство, а не тоталитарное. Понимать нужно!

— Может быть, мне его совсем отпустить? — огрызнулся Роджер. — Кончай демагогию! Поработай, дружок.

— Перед комиссаром отчитываться будешь сам. — зловеще пообещал Дейл. — И за злостное нарушение правил секретной связи, и за лишнего арестанта.

— И отвечу. — процедил Роджер.

Зеркало погасло.

Секретный агент толкнул Мауроса так, что диктатор плюхнулся на пустую скамью:

— Сволочь же ты, Маурос! Видишь, у меня из-за тебя одни неприятности.

Маурос облизнул пересохшие губы:

— Да обознались вы: Том я. Том Крейзи.

— Инквизитору расскажешь! — беззлобно проворчал Роджер. — Какой из тебя Том? У тебя же все на роже написано. Эх, жаль отменил Сведенрег пытки подозреваемых, а то я с великим удовольствием пятки бы тебе поджарил. Расплодили вас на свою голову. Сейчас у нас все: фантазеры, блин, бунтари, сказочники. Эх, в старые времена мы вас, диктаторов, без разговора в расход пускали, а теперь все с вами нянчатся. Соединенное Королевство может спасти только железный кулак и абсолютная монархия. А то сегодня Плайтония о суверенитете объявит, завтра — Черная Эйрландия. Послезавтра — Зариэль станет независимым герцогством. И что тогда? А я вам отвечу: вот тогда с севера придут хорды позорные, а с юга полезут косоглазые из всех своих Улусов. Вскинется тогда король, да поздно будет.

— Очень даже с вами согласен. — подобострастно кивнул Маурос. — Я давно говорю, что все Королевство оплели своим заговором вессоны. Они хотят разъединить нас и подчинить по одиночке.

Роджер удивленно покосился на своего арестанта:

— Слушай, а кто ты такой, на самом-то деле?

Маурос замялся.

— Ладно, не отвечай. Фальшивомонетчик или просто меняла краденого — мне все равно. Если ты не Маурос — отпустим. Так что не кисни.

Диктатор обиженно сопел и зыркал по сторонам.

— И прекрати всюду пялится, а то закую в походные кандалы!

Маурос ничего не ответил. Не было у шпиона на поясе ни наручников, ни кандалов. Но могли оказаться в той злополучной карете.

И вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял худощавый мужчина в черном плаще и шляпе. На груди вошедшего тускло мерцал медальон Действительного Статского Советника Департамента Внутренней Разведки: ухо, пронзенное мечом на серебристо-черном фоне.

Роджер побледнел и вытянулся в струнку.

Маурос метнулся в сторону, но мгновенно выпущенная стрела прибила рукав к столешнице.

Вошедший по-отечески осмотрел всех присутствующих. Кивнул в знак того, что отметил быстроту реакции Роджера, и подошел к пленнику:

— Господин Маурос?

— Нет. — запинаясь от страха, пролепетал диктатор.

Буравчики глаз статского советника впились Мауросу в душу.

— То есть: да, ваше сиятельство. Но я ничего не сделал. Клянусь Хорхе!

— Я знаю. — усмехнулся вельможа, и уже обращаясь к Роджеру, добавил. — Золото проверил?

— Так точно. — отрапортовал Роджер. — Меченое.

— Замечательно. — шеф охранки усмехнулся тонкими бескровными губами. — Как ваше имя, доблестный солдат Королевства?

— Роджер Блейр, Ваше Сиятельство.

— Чин?

— Старшина третьего линейного, Ваше Сиятельство.

— Уже головной лейтенант Особого Канцлерского. — и Статский Советник щелкнул пальцами, указывая всем на дверь.

В мгновение ока всех как ветром сдуло. Исчез даже пьяный, храпевший в нише за дальним столиком. Остались лишь главный жандарм Соединенного Королевства и диктатор.

— Не очень-то вы осторожны. — Сухо проинформировал Мауроса Статский Советник. — И, кстати, какого черта вы здесь делаете?

— Ищу ночлег. — проворчал Маурос.

— Ай-яй-яй! — покачал головой Статский Советник. — Я бы вас просто вздернул, за то, что вы раньше времени убили Ричарда и помешали нашим планам. Но пришел приказ от Нилрема Йехесодского: задержать вас в «Понуром Пони» и сделать вам пластическую операцию. Уж не знаю, зачем все это первому магу Королевства, но именно это распоряжение спасло вам сегодня жизнь. Буду откровенным: за порогом гостиницы уже стоит пикет. Вы не выйдите отсюда до тех пор, пока Нилрем не явится сюда сам, и не даст Департаменту письменного разъяснения своих действий. Вы же взрослый человек, и должны понимать, что я не могу вот так просто отпустить узурпатора, который чуть было не совершил военный переворот в одной из самых крупных и богатых провинций Соединенного Королевства.

— Чего вы хотите? — Маурос вырвал из столешницы стрелу и швырнул ее на пол.

— Я предлагаю вам сотрудничество.

Диктатор понимающе кивнул.

— Вот и ладненько. — Статский Советник умиротворенно качнул головой. — Вот и договорились. Вы выйдите отсюда вместе со своим другом магом. И тайный сыск не будет причинять вам неудобств. Но услуга за услугу: мне необходимо быть в курсе всех замыслов Нилрема. В последнее время все эти чародеи совсем распоясались. Не признают ни какой дисциплины, не соблюдают субординацию. А при дворе это многим не нравится. Понимаете? Кое-кому Йехесодский чудак перешел дорогу. И не мешало бы иметь на мага что-нибудь компрометирующее.

— Я согласен. Я на все согласен.

— Еще бы ты брыкался. — сочувственно протянул Статский Советник. — Естественно, ты будешь лизать нам пятки. Жить-то всем хочется. Возьми-ка на память о нашей встрече. — И главный жандарм страны протянул диктатору заколку для плаща в форме плайтонского герба.

Маурос недоуменно покрутил украшение в руках.

— Это передатчик, работающий на жидких кристалликах. Новейшая разработка. Защищена от всех видов механических и магических шумов. — пояснил Статский Советник.

И вот теперь Маурос лежал на операционном столе, по рукам и ногам связанный кожаными ремнями. Воздух здесь был пропитан лекарствами, и от этого диктатора слегка подташнивало. Но приходилось терпеть.

Доктор впорхнул в комнату, внося с собой порыв свежего воздуха:

— Так-с, голубчик. Вы, действительно настаиваете на пластической операции с одновременной подтяжкой лица?

— И с наращиванием волос. — напомнил Маурос.

— О волосах я бы так не беспокоился. — доктор покрутил в руках томик по хирургии, и отложил его. — А вот о лице подумать бы стоило. Вы знаете, что нам придется резать вашу кожу, сшивать ее. Впоследствии, лет через десять-двадцать от нашего не магического вмешательства кожа одрябнет, провиснет и вам придется делать подтяжку лица каждые семь-восемь лет. А это, как вы уже догадываетесь, не самое дешевое удовольствие. Кроме того, одна операция без использования даже простейшей косметической магии делает пациента вообще невосприимчивым к магическому омоложению. Вы отдаете себе отчет в том, на что решились?

— Не тяните, доктор. Если честно, то у меня просто нет выбора. Вы видели солдат, которые меня сопровождали сюда?

— А, так вы контрразведчик. Что ж, это в корне меняет дело. Но второй и третий экземпляр нашего с вами договора я все же оставлю у себя. Вдруг вы просто обычный вор, а мне неприятности не нужны. В наше время лучше лишний раз перестраховаться.

— Мудро. — вздохнул Маурос.

— Сестра, шприц с бормотулианой, перчатки.

Тут же вошли две молоденькие ассистентки. Обе они были в таких же пурпурных халатах, что и врач. Одна из них катила блестящий столик на колесиках с разложенными на нем шприцами, иглами, ножницами, щипчиками, пилочками, скальпелями, зажимами. Другая — несла перчатки.

Через мгновение над Мауросом склонилось сосредоточенное лицо, вернее, лишь глаза, все остальное было скрыто повязкой и шапочкой.

В левой руке что-то кольнуло. Диктатор дернулся и почувствовал, что все куда-то поплыло.

Тем временем Мерлин сидел в Центральной Королевской Библиотеке. Он читал древний манускрипт на языке тех романесков, которые основали когда-то Ромск, и сколотили Священную Империю. Буквы в этой книге были похожи на иероглифы, на фигурки людей, а иногда даже на мифических зверей, но не это было важно в магической тайнописи романесков. Доступ ко всему наследию Священной Ромской Империи строжайше контролировался по другой причине. Человек, открывший такую книгу, мог не знать мертвого языка, но буквы всех этих манускриптов были живыми в прямом значении этого слова. Нет, они не грызли страницы, не кусали читателей за пальцы. Эти тома не умели полноценно общаться с людьми, но они пели. Пели где-то в самой глубине человеческого подсознания, и осмысление прочитанного приходило само собой, как откровение, как озарение, дарованное богами. Некоторые сходили от этого с ума. Другие — покидали семьи и отправлялись бродяжничать. Именно поэтому никто без особой нужды не обращался к этим страшным фолиантам. В этих томах была вся история Королевств: прошлая, настоящая и будущая. И осмыслить это было так же тяжело, как понять, что всему на свете когда-то приходит конец.

Культура романесков, вообще, отличалась от прочих избыточным тяготением к магической живописи. Единственный народ, овладевший тайной живых рисунков, канул в небытие, но сами картины остались. Свое умение романески применяли и в оформлении книг. Их тома пестрили иллюстрациями и заставками. Заглавные буквы часто изображали знаменитых королей или полководцев Священной Империи. Эти миниатюры в начале каждого абзаца кланялись любому читателю с самой первой страницы. Эти портреты-буквы с первого взгляда понимали человека, раскрывшего книгу, и, в зависимости от того, кто склонился над текстом, они либо рассказывали анекдот, либо мрачно пророчествовали о неминуемых грядущих бедах.

Вот и сейчас том Всемирной Истории сам раскрылся перед Мерлином на девятьсот девяносто девятой странице. Именно на той странице, которой в книге не было. Там говорилось, что времена возможные, вероятные и настоящие сошлись в одной точке и воплотились в конкретных людях.

Старый волшебник щурил красные от недосыпа глаза и пристально следил за тем, как буквы бегали по странице, образуя то один, то другой текст.

Возможно воцарение Жругра.

Возможно пробуждение Зла на Хордоре.

Возможно воплощение тьмы в короле Плайтонии.

Возможен распад Соединенного Королевства.

Возможен приход к власти угрина Уркесюка.

Мерлин потер виски. Он и сам знал, что возможно все. Но книга ни как не желала давать ответ на прямо поставленный вопрос: «Что будет, если двинуть королевскую гвардию на символическую усыпальницу уицраора Жругра под Крестами?»

Не хотел том отвечать и на то, что случится, если Хранители Мудрости перекроют все семь ворот в мир Эйроланда?

Возможно то, возможно се…

Маг яростно грохнул кулаком по столу. Бесполезная мудрость трусливой расы!

Проклятые романески! Они жили до эльфийского нашествия. И до прихода короля Аорея, объединившего эти земли. Романески были самой загадочной расой. Даже свои книги они не читали, а пели их, причем всегда вслух, даже если находились одни в комнате. Вот поэтому вся мудрость, скрытая в этих томах не давалась ни эльфам, ни эйрам, ни тем более хордам и прочим племенам.

Мерлин задумчиво почесал бороду и проблеял:

— Во-о-озможно во-о-оцарение Жру-у-угра! Тьфу ты!

Никакого тайного понимания пророчеств не пришло. Одна злость на выживших из ума романесков. Правильно их эльфы в свое время перерезали.

В тайной комнате спецхрана библиотеки ни кого не было. Лишь Нилрем, волшебная книга, стул, стол, свеча и зарешеченное окно. А по ту сторону двери через окошко все время таращился охранник: работа у него такая. Читать книги романесков еще разрешалось, но делать выписки или, упаси Хорхе, вырывать целые страницы — ни-ни! За такое могли сразу отправить на костер. И ведь охранника не заколдовать: на нем амулет Девяти Хранителей Эйра.

Дверь распахнулась:

— Господин Нилрем, напоминаю вам, что вслух читать или колдовать не положено. Даже по милостивому разрешению Общего Королевского Совета Хранителей.

— Вы совершенно правы. — Мерлин развернулся к вошедшему.

За окном вспыхнуло огненное зарево. Стены спецхрана отразили бардовый блик.

Мерлин отчаянно лохматил бороду и смотрел на охранника. Страж прекрасно знал, кто перед ним и, не смотря на действие амулета, панически боялся седого старика. Маг о чем-то размышлял, а солдат тем временем, стараясь не привлекать к себе внимания, медленно пятился к спасительной двери. Стены снова отразили вспышку света. Донеслись грохоты взрывов.

— А скажите-ка, милейший. — маг снова поднял глаза на охранника. — Разве сегодня пятница?

— Никак нет. — отчеканил солдат. — Десятое даранда, вторник.

— Вторник. — задумчиво повторил Мерлин и полистал книгу. — А разве военные учения в этом году проходят не в Долине Крега?

— Не могу знать! — отчеканил охранник.

«Возможно, Нилрем уже совершил ошибку». — выдала книга.

Волшебник тупо уставился на надпись. «И зачем я сюда пришел?» — кисло подумал маг.

И вдруг буквы обернулись маленькими солдатами, которые ощетинились копьями и заняли круговую оборону. Новая надпись гласила: «Уркесюк изменил ткань истории. Время вышло из-под контроля. Будут сбываться лишь пророчества поэмы, написанной Уркесюком». Коротко и ясно. Вез всяких «возможно».

За окнами библиотеки снова громыхнуло. Это была не гроза и не военные учения.

Мерлин вскочил со стула:

— Связь, немедленно. Восьмисотую. С резиденцией Сведенрега!

Охранник колебался. Видимо, такая просьба была не предусмотрена внутренним служебным уставом.

— Я — первый маг королевства. — напомнил старик и надвинулся на воина. — И я жду.

Охранник быстро достал хрустальный шар из чехла, висевшего у него на поясе, и протянул магу:

— Ради Хорхе, пожалуйста!

Мерлин набрал код.

— Генеральный секретариат летней резиденции короля Сведенрега. Я слушаю ваше сообщение.

— Это Нилрем Йехесодский. Свяжите меня с министром обороны.

— Секунду.

Шар затуманился, и в хрустале появилось недовольное обрюзгшее лицо:

— А, это вы, Нилрем. Утром на Расширенном военном совещании я наложил вето на использование военных сил в столице. Знаете, Нилрем, разбирайтесь со своей пресловутой магической угрозой сами. Вы маги — вот вам и флаг в руки! Да, я вижу, что творится возле Храма Снов, но не брошу туда военные части. Только по личному приказу короля, и не иначе!

— Погодите, Босхер, постойте. Объясните, что происходит. Я вернулся в королевство только вчера вечером. Меня ни о чем не проинформировали.

— Это не телепатический разговор, Нилрем. Я думаю, вы нужны своим магистрам в Храме Снов. Остальное объясню при личной встрече. Все. Отбой связи. Жду на прием.

Мерлин вернул шар охраннику и метнулся к выходу из библиотеки.

Храм Снов полыхал в зареве магического пожара. Разноцветные лучи били из храма во все стороны. В городе царила паника. Все куда-то бежали. Один дракон Альтосар, развалившись на площади у библиотеки, блаженно почесывал пузо, и совершенно не беспокоился.

Мерлин бросился к дракону:

— Альтосар, что происходит?

Дракон зевнул, но ответил:

— Ничего особенного. Вы же сами вчера разбудили Жругра. Сегодня он начал экспансию на запад. Под Храмом ведь ворота. Да что с вами, Мерлин? Иначе ведь и быть не могло.

— К Храму, немедленно! — крикнул маг, взбегая по услужливо подставленному крылу на круп дракона.

— И чего все так суетятся? — проворчал Альтосар, поднимаясь в воздух. — И, потом, кто-то утром слезно умолял напомнить ему о необходимости вызволить какого-то Мауроса. Или уже все: Мауросы по боку, пусть они мирно гниют в застенках Шестого департамента?

— А ведь ты прав, Альтосар! — хлопнул себя по лбу Мерлин. — Прорвется к нам сейчас Жругр или нет, — погоды это не сделает. Гэдориэль кишит магами и колдунами. Уицраор или поторопился или отвлекает нас от чего-то более важного. В Храме справятся и без меня. А вот Мауроса вытащить бы надо. На всякий случай: вдруг пригодится.

— Так куда летим?

— К «Понурому Пони».

Альтосар вильнул в воздухе, сделал несколько мощных рывков крыльями и спланировал между домами прямо к гостинице.

Мерлин спешился, но вход ему преградили два человека в серых плащах:

— Вам туда не надо.

— Чего? — не понял Нилрем.

— Вам нужно в другую гостиницу. Идите на своего дракона или отправляйтесь пешком. Вам полезен свежий воздух.

— Да вы что? — начал злиться волшебник. — Пропустите меня немедленно!

Люди в плащах натянуто улыбались и ворковали:

— Проходите, проходите мимо. Это в ваших же интересах.

— Вашу мать! — бесился Мерлин. — Немедленно свяжите меня с вашим начальством. Это самоуправство какое-то!

Тут двери гостиницы распахнулись, и на пороге показался Действительный Статский Советник. По тонким бескровным губам главного жандарма скользнуло некое подобие улыбки:

— Пропустите его, болваны! Это же сам Нилрем Йехесодский. Перед ним открываются все двери. — а совсем тихо советник добавил. — Пока.

Мерлин не услышал ехидной реплики. Прорвавшись к дверям, маг схватил Статского Советника за воротник, и прошипел:

— Вы что: совсем страх потеряли? Я — маг высшей категории. Но вашу контору можно раздавить и без волшебства. Я просто сейчас же сообщу о недостойном поведении ваших людей в Отдел Контроля Настроений — и все, вы окажетесь под колпаком!

— Зачем же так? — Советник мягко обнял волшебника за плечи. — Мы помогли вам задержать Мауроса, заставили его сделать пластическую операцию. Он уже и реабилитационный курс прошел. Темпорально-казустический, разумеется. Мы к вам со всей душой. А эти ребята еще молоды, с вами не сталкивались. Можно их и простить. Работа у них такая.

— Ладно. — остыл Мерлин. — Выводите Мауроса.

— За пару минут с ним ничего не случиться. — опять улыбнулся главный жандарм. — Но вы же понимаете: порядок превыше всего. С меня ведь в канцелярии взыщут, на какие работы я снимал с задания агентов. Мне нужна от вас, Нилрем, объяснительная записка, на основании которой я и передам вам не просто задержанного, а сбежавшего узурпатора, пытавшегося учинить военный переворот в Плайтонии.

— Вы и это знаете? — удивился маг.

— Естественно. На то мы и Шестой отдел Центрального Разведывательного Комитета.

Мерлин замялся:

— А что его ждет в том случае, если он останется у вас?

— Статья триста вторая Уголовного Кодекса Соединенного Королевства: совершение государственного переворота при отягчающих обстоятельствах. Статья двести тридцать девятая: покушение на убийство. Статья двести сорок четвертая пункт «д.»: убийство члена королевской династии. Статья…

— Хватит, достаточно! — перебил Мерлин. — И так все ясно. Давайте пергамент и перо.

Минут через пять Мерлин с неузнаваемо-молодым Мауросом вышли из гостиницы.

— Знаешь, может быть, когда-нибудь я воспользуюсь твоими услугами, Маурос, чтобы развалить всю эту бюрократическую машину. — сказал Мерлин, усаживаясь Альтосару на спину.

— А зачем? — диктатор подмигнул. — Чтобы создать свою, более сложную и разветвленную?

В кармане у Мауроса пикнул хрустальный шар восьмисотой связи.

— Откуда это у тебя? — удивился Мерлин.

— А компенсация за моральный ущерб? — диктатор достал из кармана зачехленный хрусталь и поцеловал его. — Правительственный. Секретный. Дорогущий. Моим деткам тоже кушать нужно.

— Ты не узурпатор, ты вор. — засмеялся Мерлин.

— Я воплощаю в себе идею приватизации награбленного.

Альтосар хмыкнул себе под нос и взлетел.

Диктатор вызволил шар из чехла и нажал на него.

— Где ты запропастился, Румпе? Тут один студент засветился. Нелицензионное использование боевой магии. Прижучь его. Даю наводку: улица Светозар, дом триста шестой. Это муниципальный общественный приют для студентов Академии Слова. Найдешь: это — девятиярусное здание, не далеко от самой Академии. Навар: пополам. Эй, чего ты молчишь? Да что у тебя вечно видеоряд отрублен?!

Диктатор отключил шар:

— Ничего. Купят и так. Его переналадить — раз плюнуть. Впрочем, можно и не возиться, а прослушивать секретные сообщения.

Приближающийся Храм Снов не испускал более разноцветных лучей. Он был почерневшим от магической гари, но не разрушенным.

— Муниципальный приют. — повторил Мерлин. — Незарегистрированный маг. Это уже интересно.

Высадившись у Храма, Мерлин кивком головы пригласил с собой Мауроса. Узурпатор понимал, что если он лишится покровительства мага, то ему не прожить и минуты. Перечить своему спаситель Маурос не стал.

У входа стояли боевые маги. Увидев Нилрема, они расступились.

— Фу, какая вонь! — Маурос зажал нос пальцами.

— Тебе ли об этом говорить? — усмехнулся Мерлин. — В тебе ведь тоже жил Жругр.

— Попрошу без паскудных намеков. — холодно обронил диктатор.

Внутри все было оплавлено, но огня уже не было. Пол здесь вздыбился, он чем-то напоминала горный ландшафт после извержения вулкана. Всюду были уводящие под землю круглые, расширяющиеся книзу воронки.

Тела убитых Хранителей уже вынесли. Но переломанные посохи, опаленные плащи, разбитые хрустальные шары мобильной связи и оплавленные атаме все еще валялись то тут, то там. На иконах, на стенах, на Царских Вратах — везде висела синяя тина. Среди комьев земли и пепла валялись обрубки гигантских щупальцев. Пять Хранителей стояли по углам Храма и напряженно вслушивались: не предпримет ли демон вторую атаку, остальные очищали святыни от тины.

Мерлин подобрал одно из мертвых щупальцев. Кровь в нем запеклась. Её уже нельзя было использовать для возвращения к жизни несчастного Скива.

Маг осмотрел второй мертвый обрубок, третий: везде одно и тоже.

Мерлин разочарованно вздохнул.

К старому магу подошел один из магистров, очищавший Святая Святых:

— Мир тебе, Нилрем.

— Здравствуй, Рахон. Не в добрый час мы свиделись. Кто остановил Жругра?

— Жругра? — удивился магистр. — Ах, вот в чем дело. А мы-то гадали: что за напасть! Но…

Мерлин перехватил взгляд собеседника:

— Это Маурос. Мой личный соглядатай в Плайтонии. Именно он и принес весть о пробуждении уицраора.

— Это меняет дело. — сказал Рахон и уважительно покосился на диктатора. — На помощь пришел неизвестный. У него очень сильный магический потенциал. Какой-то не посвященный. Возможно, студент, так как бумеранг вернул его в муниципальный приют для студентов Академии. Но, может быть, это была уловка, чтобы сбить со следа налоговых инспекторов. Ведь за использование боевой магии без лицензии ему грозит до трех лет строго заключения в «Леваннской Тишине». Кстати, найти его будет легко. Ему нанесли оглушающий удар, и оправится он не сразу. Из башни Совы мы установили наблюдение за перемещениями и физическим излучением этого человека. Его ведь пытались убить во время перемещения в исходную точку. Вмешался кто-то из помощников Жругра. Но мы прикрыли своего спасителя щитом. Едва, кстати, удержали.

— А с чего вдруг такая непомерная забота о магах, использующих боевую магию без лицензии?

— Мы же все люди, Нилрем. Долг платежом красен. Этот маг ворвался внутрь, отвлек внимание на себя и тем самым помог нам прорвать блокаду дверей. — укоризненно покачал головой магистр. — И потом, этот колдун без лицензии кое-что здесь забыл. Эй, Вар, принеси-ка ножны.

Через минуту из Святая Святых вышел совсем молоденький черноволосый маг третьей ступени посвящения.

— О, Хорхе! — только и смог выдавить Мерлин.

Эти ножны могли принадлежать лишь одному из великих магических клинков.

Маурос пренебрежительно фыркнул.

Мерлин взял ножны в руки. Вмонтированный рубин вдруг моргнул, точно глаз. Сомнений быть не могло: меч Айеррайе! Но вызвать его не смог бы и сам Нилрем.

— Думаешь, Он вернулся? — спросил Мерлин.

— Не знаю. — ответил магистр. — Я лишь вижу, то, что есть. А факты вещь упрямая. Кто-то же вызвал меч. А Айеррайе и в прежние-то времена не часто отзывался.

— И где сейчас этот маг?

— В Муниципальном общественном приюте для студентов Академии Слова. Улица Светозар, дом триста шестой, комната сто восемьдесят семь.

— Я забираю ножны. — сказал Мерлин.

Магистр лишь пожал плечами:

— Ваше право.

— Надеюсь, мне не нужно заполнять декларацию и оформлять право на ношение ножен?

Рахон улыбнулся:

— Похоже, жандармы вам сегодня изрядно подпортили нервы.

— Не то слово. — вздохнул Мерлин. — А что говорят в Магистрате? Где Жругр нанесет второй удар?

— Предполагалось, что в Зариэле. Но раз это Жругр, то в расчеты придется внести правки.

— Ну что ж. — Нилрем похлопал магистра по плечу. — Не смотря ни на что, ваши расчеты оказались верны: вы были в нужный час в нужном месте. А это многого стоит.

— Несомненно. — улыбнулся Рахон.

Маурос старался не зевать.

Выйдя из Храма, маг и диктатор снова взобрались на спину ящеру:

— Альтосар, для тебя нашлась хорошая работенка. — сказал Мерлин.

— Сколько можно? — возмутился дракон. — Я вам что: мальчик на побегушках? И, вообще, в контракте не оговорено, что я должен целыми днями возить людей туда-сюда. Это прямое нарушение Кодекса о Труде. Я буду жаловаться в профсоюз!

— А я тебя уволю с такой характеристикой, что в вашей Вневедомственной Охране всем тошно станет. — пообещал Мерлин.

— Да, ладно, ладно, пошутил я. — вздохнул Альтосар. — Шуток уже не понимают. Куда сейчас-то?

— К общественному приюту Академии Слова. И не приземляйся. Через двери мы входить не будем. Высадимся на крыше. Не зачем привлекать к себе внимание.

— Ага. — буркнул Альтосар. — После погрома храма на драконов вообще никто внимания обращать не станет.

— Не дерзи. — проворчал Мерлин. — Я имел в виду вахтеров. Они на небо не смотрят.

— Ну, если вахтеров, то оно конечно… — хихикнул Альтосар.

Тоскунел очнулся, увидев над собой склоненное лицо друга.

— Вот тебе и раз сказал Ник.

— Вот тебе и два. — отозвался Тоскунел.

Ник вдруг обмяк и упал. Что это с ним? Никогда раньше Ник не жаловался на здоровье, да и чувство юмора у него было. Ах, ну да: Ник знал о магических опытах Тоскунела, но никогда не видел магических клинков, просто не догадывался, что его приятель в своих познаниях давно шагнул за рамки академической программы. Ник думал, что Тоскунел работает на один из отделов Центрального Разведывательного Комитета. Ведь всему королевству известно, что спецслужбы ведут наблюдение не только за гражданами, и за собственными сотрудниками, но и за другими службами.

Тоскунел приподнялся на локтях. Болело правое плечо. И голова. Но не сильно, а так, как будто просто не выспался.

Тоскунел с гордостью оглядел свой боевой трофей. Да, подарок Хорхе был стоящим. Жаль, что ножны так и остались в Храме Снов.

Тоскунел встал с кровати. Что такое? Двери вышиблены. Ник без чувств. А на кровати друга тот самый любитель «троллегопника», который чудил на балконе. Возможно, у парня была передозировка. Вот дверь и ломали, чтобы ввести этому охламону староуколоин. Других версий происшедшего у Тоскунела пока не было. Хотя не ясно было, что же случилось с самим Ником.

В коридоре раздались шаги. Тоскунел живо сунул магический меч под покрывало. В приюте слишком много любопытных глаз! Через секунду в проеме вышибленной двери появился сердитый белобородый старик. Не представившись, не поздоровавшись, этот чудак сходу принялся кричать:

— Ну, герой! Ну, победитель! Что ж ты делаешь? Ты знаешь, что тебе светит за не лицензионное использование боевой магии?

Похоже, это был либо налоговик, либо шпик из Шестого отдела. Отпираться было бессмысленно. Дверь вышиблена. Двое бесчувственных парней в комнате. На лицо нарушение общественного порядка. И значит, полиция имеет право на обыск без санкции прокурора. А вот тогда обнаружится меч. Последняя и неопровержимая улика. И ни один адвокат не поможет.

— Так получилось. — Тоскунел брякнул первое, что пришло в голову.

Старик вошел в комнату. За спиной бородача тут же появился еще один человек.

Тоскунел понял, что влип окончательно. Теперь придется во многом сознаваться. Старик еще был ничего: добрый, хотя и рассерженный, а вот безжизненно-ледяные, голубые глаза второго незнакомца смотрели как бы сквозь предметы, и в них сквозило презрение. Это явно был жандарм.

— Ты бы хоть посоветовался, прежде чем в драку лезть. А теперь еще Айеррайе нужно будет возвращать. — сказал старик и сел на стул.

— Какой такой Айеррайе?

— Да тот самый, который ты спрятал под покрывалом. — старик добродушно улыбнулся. — Да ты не бойся. Я — Нилрем Йехесодский, более известный под прозвищем Мерлин. Я маг и прибыл для того, чтобы спасти тебя.

— От налогового инспектора? — фыркнул Тоскунел. — Так я его не боюсь.

— Дурак. — холодно отрезал Мерлин. — Три года с конфискацией — это, конечно, пустяк. Особенно по сравнению с тем, что сегодня ты нанес удар самому Жругру.

— Жругра не существует. — как-то не совсем уверенно возразил Тоскунел.

— Волшебные мечи тоже с небес не валятся. — резонно возразил маг и отцепил от пояса пустые ножны, протягивая их Тоскунелу.

Тоскунел тихо охнул. Да, это были ножны Айеррайе. Их нельзя было спутать с другими: на них был точно такой же рубин, как и в гарде самого клинка.

— Ты, наверное, догадываешься, что Жругра в храме уже ждали?

— Оно и видно. — проворчал Тоскунел. — Если бы не я, ваши Хранители до сих пор бы под запертыми дверями топтались!

— Да. — ответил Мерлин. — Мы не всесильны. Но и тебе просто повезло. Только вот ты не знаешь, что в храме должны были проявиться образы всех, в кого вселился уицраор Жругр. И они бы вырвались в мир здесь, в Гэдориэле. И, действительно, началась бы резня. Все так. Но вокруг Храма были установлены записывающие трансгенерирующие эктопроекторы. У нас были бы в руках портреты врагов. Сначала мы бы убили слуг Жругра в городе, а потом по проекции в течение трех-пяти часов обнаружили бы всех живых слуг уицраора и поодиночке изловили бы их и изолировали. А теперь чудище все равно проломится в наш мир, но проявит своих помощников в другом месте, там, где нас не будет. Теперь мы не знаем: ни сколько людей служит Жругру, ни как они выглядят. Удружил, нечего сказать! Благодаря тебе вместо подавления магического террористического акта нас ждет полномасштабная война!

— Я не специально.

— Да какая разница? — вздохнул Мерлин. — Собирайся, поедешь с нами.

— Это еще зачем? — возмутился Тоскунел.

— Вообще-то ты нарушил закон. Не забывай: тебе все еще светит небо в клетку. Но если мы остановим Жругра, я задним числом оформлю тебе лицензию на право использование любой магии. Ну, так как, по рукам?

Тоскунел помялся.

— Я думаю, полиция уже поднимается по лестнице. — сказал Мерлин и, перехватив оценивающий взгляд Тоскунела, поспешно добавил. — Ах, да! Со мной не жандарм. Это — Маурос. Он, в принципе, не самый плохой человек, он просто выглядит так.

— Ладно. — проворчал Тоскунел. — Вот не думал, что так вляпаюсь.

— А нечего соваться, куда не просят! — отрезал волшебник.

— Я и не совался. — честно признался Тоскунел. — У меня сегодня был приступ гипертонии. Голова от напряжения чуть не лопнула, кровь хлынула носом. Отпаивали меня настойкой многотырника и крапивы. Едва очухался, а тут еще всякие шастают, вот я и решил хоть раз перед смертью пользу Королевству принести. Не думал, кстати, что у меня все так здорово получится. Я как в храме очутился, испугался. Заклятие перемещения забыл. Стыдно сказать: Хорхе стал молиться, прямо как маленький. Тут на меня этот меч и свалился. А дальше все как-то само собой получилось.

Пока Тоскунел торопливо вытаскивал из-под покрывала Айеррайе, вгонял его в ножны, пока доставал походный плащ и менял обгоревшие штаны и сапоги, Мерлин задумчиво осмотрел Ника, лежащего на полу и таинственного незнакомца на кровати:

— А это еще кто такие?

— Это Ник. Мы с ним живем в этой комнате. А кто валяется на кровати, — не знаю. У него, похоже, ломка после «троллегопника». По крайней мере, я так думаю.

— Что же ты даже имен у друзей не спросил? — Удивился Нилрем, подходя к кровати. — Да и не наркоман он вовсе. Он даже не спит.

— Да когда бы я с ним знакомился? Я его сегодня впервые увидел! — отозвался Тоскунел, просовывая голову в разрез рубахи. — Очнулся, а он уже здесь.

— Не подходи! — прошипел незнакомец Мерлину.

Волшебник удивленно остановился.

Незнакомец прыжком сел на кровати, ощерился, кувыркнулся через голову и оказался стоящим на ногах подле переодевающегося Тоскунела. Ударом под колено незнакомец подкосил Тоскунела, схватил Айеррайе и прыгнул на подоконник. Секунда — и он шагнул бы в распахнутое окно. А там перед вором уже открылся магический портал.

— Орх! — крикнул Нилрем, и выкинул руку вперед.

С пальцев волшебника сорвались серебристые молнии. Они ударили по волшебным воротам, захлопнули их.

Незнакомец взвыл от боли: видимо, ему прищемило пальцы.

Качнувшись, вор рухнул в окно.

— Проклятые вессоны! Всюду они! — гордо расправив плечи, напыщенно изрек Маурос. — Но каждого из них ждет печальная участь.

Тоскунел все еще барахтался в рубашке.

Мерлин метнулся к окну:

Падая, незнакомец успел-таки вызвать дракона. Этот странный тип, прикидывавшийся студентом, оказался профессионалом, наверняка, состоящим в Гильдии Убийц. Он в совершенстве владел бытовой, но крайне эффективной магией.

Огромный черный дракон вынырнул из ниоткуда на уровне третьего яруса общежития, и в тот же миг вор рухнул ему на спину. Ящер с диким криком взмыл в пасмурное свинцовое небо.

— Да что же это такое, в конце-то концов! — выдохнул Мерлин. — То Уркесюк сбежит, то Айеррайе из-под носа уведут.

— Альтосар, где ты там? — крикнул Нилрем из окна, задирая голову вверх. — Давай живее, нам некогда!

Тоскунел справился с рубашкой и встал на ноги. Он злился. Ему было жалко волшебного меча.

Маурос оглянулся, сделал круглые глаза, и кинулся к Мерлину:

— Жандармы!

— Альтосар! — теряя терпение, заорал чародей. — Спускайся! А не то я тебе крылья пообрываю; рога пообломаю; зубочистки вместо лап вставлю и скажу, что так и было!

С крыши свесилась сонная драконья физиономия:

— Да слышу я, слышу. Было бы из-за чего шум поднимать! Я, между прочим, военизированная охрана, а не извозчик!

Тем временем на пороге возникли полицейские, вооруженные магическими посохами. И они первыми нанесли удар.

Магическая парализующая волна вырвалась из посохов.

Нилрем развернулся и выкрикнул слово: «Шадда»!

И в тот же миг в комнате прогремел взрыв. Полицейских вынесло обратно за двери, но ни Мерлина, ни его спутников не задело. Это был локальный взрыв, малого радиуса. Такой могли сотворить лишь маги высшего уровня.

— Проклятые нелицензионщики! — завопил один из пострадавших. — Сам им головы отвинчу!

Альтосар уже был под окном:

— О, да тут самая настоящая бойня! Истинные аддораммоведы военно-патриотического движения «Ламер» ведут битву за независимость от тоталитарной Аспидарии маленького, но очень гордого княжества Урх!

Спорить с драконом было некогда.

Первым на спину Альтосара прыгнул Маурос. За ним последовали Мерлин и Тоскунел.

Полицейские вновь появились в проеме двери:

— Сдавайтесь! Здание оцеплено!

— Плайтонцы не сдаются! — Маурос задрал подбородок вверх.

И Альтосар, пригнувшись от магического огня, вырвавшегося из посохов, нырнул вниз, чтобы тут же сделать крутой вираж в небо.

— Вот говнюки! — неслось вслед улетевшим. — Ты только посмотри: Их тут целая шайка: аж двух драконов вызвали. Это же полный беспредел! Так, глядишь, они скоро и власть в стране захватят.

— Да, похоже, у нас под носом выросла новая криминальная бригада…

— А теперь, охранничек, если ты немедленно не догонишь вон того черного гада, то всю оставшуюся жизнь на одни пилюли работать будешь! — пообещал маг Альтосару.

— Я их спас! — проворчал дракон. — Можно сказать, из самого пекла вытащил, шкуры своей не жалел, и вот она — благодарность! Да они еще моих родственников гадами обзывают. А гад — это змей бескрылый.

— Ты у меня еще поумничай! — взорвался Мерлин. — Ты у меня впредь не только экипажем работать будешь, но еще и техничкой в бесплатном общественном туалете!

— С чего бы это? — удивился Альтосар. — В контракте это не оговорено: про туалеты-то! Я иск подам в арбитражный суд.

— Ладно, я погорячился. — слегка поостыл волшебник. — Нам нужно догнать вора! Давай Альтосар, давай миленький!

— Вот такое обращение мне нравится гораздо больше. А что этот дракон натворил?

— Не дракон, а плайтонский киллер, который летит на твоем черном сородиче. — поправил Маурос.

— Ох! — вздрогнул Альтосар. — Это мне уже совсем не нравится.

— А без разрешения во временное пользование этот не хороший человек взял мой меч. — добавил Тоскунел. — Айеррайе.

— Ой-ей-ей! — сказал Альтосар. — Кажется, я забыл дома камин погасить, и дверь не запер.

— У тебя же ни камина, ни дверей отродясь не бывало. — засмеялся Нилрем.

— Да? — удивился дракон. — Ну, не камин. Так я ведь покинул свой боевой пост. А ну как воры пожалуют? А я, между прочим, материальную ответственность подписывал.

— Хватит ныть, Альтосар, нас ждут великие дела!

— Я бы предпочел, чтобы они еще немного подождали. — проворчал дракон.

— А что теперь будет с Ником? — спросил Тоскунел.

— Он магию без лицензии не использовал. В момент прибытия полицейских оказался без сознания, то есть он выступит как лицо пострадавшее. Ну, продержат пару часов в дознавательной комнате, да и отпустят. — Сказал Мерлин.

— Старый мошенник и скупердяй! — довольно громко бурчал Альтосар. — Вот чует мое сердце: за всю эту чудовищную переработку я не только сверхурочных не получу, но и законной зарплаты вовремя не увижу! И зачем я только связался с волшебниками? Вожу теперь туда-сюда охламонов всяких! Вон, в других мирах давно уже самолеты с телевизорами и компьютерами, а я в этой дыре, как последний дурак, вынужден шататься с утра и до ночи с грузом на борту, да еще в нелетную погоду!

Глава 4. Волчонок спешит на помощь

Скив не спал всю ночь. Он злился.

Друзья считали Игоря Заплечного законченным неудачником, на чью голову вечно валились все несчастья. Он и сам замечал, что гадости с ним случается чаще, чем с другими. Вот взять, к примеру, вчерашний день. Утром он опоздал на работу из-за того, что убитая «копейка» сделала вираж на дороге, заскочила на тротуар, и обдала Скива грязью до самых ушей. Возможно, это была единственная лужа в городе.

Дальше — неприятности нарастали как снежный ком, летящий с горы.

Впервые за два года директриса, — потасканная женщина с тупой физиономией, почему-то причисляющая себя к бомонду, заявилась не в одиннадцать, как обычно, а в восемь. И конечно, опоздание Скива не укрылось от глаз начальства.

— Где тебя носит, Игорь?! — взревела директриса.

Сотрудники, оказавшиеся рядом, растерянно пожимали плечами и тут же растворялись, давая понять, что Марья Филипповна сегодня не в духе.

— Проспал. — вздохнул Скив.

— Как там моя работа? — Марья Филипповна вроде бы сменила гнев на милость.

Скив кинулся к своему рабочему столу и достал компьютерную распечатку:

— Уже готово.

— Надеюсь, ты не из интернета скачивал?

— Ну что вы, Марья Филипповна.

— Смотри у меня! — пригрозила директриса.

Скив писал за директрису курсовые работы. Год назад Марье Филипповне вдруг стало неудобно, что она всего лишь учительница начальных классов, а не доктор педагогических наук. Вот она, в сорок пять годочков и поступила в аспирантуру. На платное отделение, но деньги-то она все равно брала не из своего кармана, оплачивало все организация. Почему бы и не поучиться? А работа у нее такая, что хоть неделю отсутствуй, — ни кто не хватится. «В творческой командировке» — и все тут! А там, где знаний не хватает, всегда найдется эрудит Скив.

Вроде, гроза миновала. Но не успел толстяк включить свой старенький «пентиум», как «Касперский» выкинул депешу: «Вирус»!

Скив раздраженно хлопнул рукой по столу, выставил параметры на лечение и запустил сканер на всю локальную сеть. Интересно, кто вчера почту просматривал? Или это опять престарелая аспирантка открывала папку «Сомнительные». Вечно этим бабам-ягодкам во всем эротический подвох видится!

Делать было нечего. Пришлось идти курить.

В коридоре Скив столкнулся с Олегом — с любовником директрисы.

— Видел? — спросил Олег.

— Угу. — буркнул Скив.

— И как она?

— Не в духе.

— Значит, отправила утром своего рогоносца, потому и не выспалась. — констатировал Олег. — Это очень хорошо.

Скив пожал плечами и через черный ход вышел на улицу.

Сверху ворковали голуби.

Скив затянулся «Мальборо» и вдруг вспомнил, что вечером у Надьки день рождения. А денег — только на бутылку портвейна. Тоска.

Да тут еще что-то шмякнулось на голову. Потом ударило по плечу.

Скив провел рукой по волосам: что-то липкое. О, нет! Это был птичий помет.

Когда Скив отмылся, он с остервенением посмотрел на мокрое пятно рубашки. Теперь домой не сбегаешь. Придется так сохнуть.

И, как на грех, выходя из туалета, Скив вновь столкнулся с Марьей Филипповной. Директриса была вульгарно размалевана: темно-вишневые губы, темно-голубые круги под глазами, которые она считала «тенями», бусы до пупа, платье до середины бедра и молодежные туфли на каблуке и высокой платформе. Значит, собралась с Олегом в ресторан. И почему ей тот же Олег ничего не скажет? Пугало ведь, а не женщина.

— Скив! Как хорошо, что я тебя увидела. На столе лежит файл с бумагами. Оленьки нет. Будь любезен, отнеси его Михаилу Ивановичу на подпись. И что это ты вечно растрепанный и мокрый? Иди — обсохни!

— Хорошо. — сказал Скив. — Я схожу к Михаилу Ивановичу.

— Не забудь! Вопрос очень важный. Ладно, мне некогда. — Марья Филипповна кокетливо поправила локон. — У меня сегодня занятия.

Скив промолчал.

Директриса процокала мимо.

Не успел Скив вернуться на рабочее место, как ворвалась Катя — двадцатилетняя, жгучая брюнетка, к которой Марья Филипповна периодически ревновала своего любовника:

— Игореша, миленький, спасай!

— Что у тебя?

— Ой, меня Филипповна с потрохами съест!

Пришлось идти. Не мог же Скив отказать Катьке.

Вот так и закрутился.

А вечером нагрянула директриса. Пьяная в дым.

И вот тут все и рухнуло. Филипповна была на взводе.

Скив не успел избежать столкновения.

— А, вот еще один тунеядец! Ты к Михаилу Ивановичу ходил?

— Но я… У Кати «Винд» посыпался. Пришлось переустанавливать, вытягивать документацию. Там еще на завтра возни хватит.

Ох, и завелась тогда директриса. С пеной у рта она кричала, что мозги у Скива совсем заплыли жиром, и руки не из того места растут, и что она, солидная и уважаемая дама, не собирается более терпеть все это безобразие. Мол, Скиву самое время пополнить армию безработных идиотов. И все в таком духе. Заставила даже заявление написать «по собственному желанию», подмахнула его и помчалась в бухгалтерию, стерва!

Конечно, Скив вовсе не обязан разносить какие-то бумажки. Но пойди сейчас и докажи, что ты не верблюд.

Было пол пятого. Скив плюнул на все и пошел домой. Уже безработным.

Нужно было переодеться и купить чего-нибудь. Хотя бы гвоздику. А еще лучше занять у кого-нибудь. Все-таки, у Надьки день рождения. Все придут.

У светофора стоял странный старик, вырядившийся как сумасшедший. Какой-то средневековый монашеский плащ, штаны, заправленные в сапоги. Это летом-то!

Скив хотел пройти мимо, но дед радостно раскинул объятия:

— Погоди милок, я тут чуточку заплутал.

Игорь притормозил.

Теперь старика можно было рассмотреть лучше. Белые длинные волосы, орлиный нос, глубоко посаженые глаза, кустистые брови — просто колдун из сказки.

— Куда это я попал? — спросил дед.

«Все ясно. — решил Скив. — Беглец из сумасшедшего дома. Далеко, однако, удрал. До дурдома километра три будет, не меньше».

— Слышь, дед, мне некогда. Ты на перекрестке Михайловской и Клары Цеткин.

— Ах, Уркесюк, жабу ему в печень, как же он, песий сын, научился порталы открывать! — Схватился за голову старик.

Скив хотел уже идти, но старик оказался очень проворным: он схватил толстяка за руку:

— Ты тут угрина не видал?

— Ни угрина, ни мугрина, ни Билла Гейтса. Отвяжись, а то в глаз дам.

— Попробуй.

И Скив попробовал.

Хлоп! И уже перед глазами самого Игоря все поплыло.

Секунда — и Скив очнулся на земле, но уже не на асфальте. Города больше не было. Сверху упала тень, и сразу же рядом с Игорем что-то смачно шлепнулось, разбрызгивая вокруг пахучие капли. Толстяк задрал голову и ойкнул. В небе парил дракон. Самый настоящий: огромный, прохожий на птеродактиля. А то, что упало, оказалось драконьим пометом.

— Кэрл вечно справляет нужду в полете. Страж границы, блин. — вздохнул старик, и ворчливо продолжил. — Беда с ними, с вивернами.

И сразу стало ясно, что дед этот вовсе не сумасшедший, а самый настоящий маг. И этот чародей явно собирался уходить.

— Эй, постой, а как я домой попаду? — закричал Скив.

— Да почем мне знать? — притворно вздохнул старик. — Я драчунам не помогаю.

— Да чего ты ко мне прицепился? Нет у нас ни каких угринов! Я вообще не знаю, что это такое.

— Ага, — фыркнул чародей, — и волшебников у вас нет?

— Только в сказках. — пожал плечами Скив.

Старец крякнул от удивления, припечатал себе пятерней по лбу и воскликнул:

— Ясно! Как же я сразу не догадался! Мир без магии — вот где этому паразиту раздолье!

И что же теперь делать? — Скив нервно моргнул. — Мне еще к вечеринке нужно подарок прикупить да и переодеться.

— А ты поменьше глазами хлопай! — хохотнул маг. — Если отставать не будешь, да вопросов лишних задавать, глядишь к ужину домой и поспеешь.

Скив недоверчиво покосился на волшебника. Невероятно обострившееся чутье подсказывало, что в волшебных мирах гадости все так же поджидают на каждом углу.

Волшебник воздел руки к небу, и что-то зашептал Воздух начал фосфоресцировать, и перед Скивом появились блестящие воздушные ворота, напоминающие триумфальную арку. Эта громадина была украшена лепниной в форме диковинных цветов, химер, ангелочков и прочей романтической чепухи. Несмотря на свою прозрачность, ворота меж мирами выглядели тяжеловато и помпезно. Даже штукатурка кое-где отвалилась, обнажив кирпичную кладку.

Скиву почему-то стало смешно, и он фыркнул в кулак, отворачиваясь, чтобы не обидеть мага, творившего все это с самой серьезной физиономией. Но старик заметил и надулся:

— Чего скалишься?! Навязался на мою голову! Давай, шевелись! — маг ринулся в ворота.

Скив закашлялся, но не отставал.

Там, по другую сторону магической арки была пустыня. Пески простирались во все стороны. И совсем недалеко маячил убегающий человек.

— Ага! — воскликнул старик, радостно потирая руки. — Вот он, наш великий засранец!

Скив облегченно вздохнул: сейчас зло будет наказано, и его самого вернут домой. Да не тут-то было!

С тонких пальцев мага сорвались оранжевые молнии, и они ударили бы беглецу в спину, но человечек вовремя почувствовал неладное и шарахнулся в сторону. Раздался мощный, но в то же время беззвучный взрыв. Над поляной поднялся гриб, переливающийся сизым и фиолетовым цветами.

«Ни фига себе!» — подумал Скив, и упал на живот.

А потом была погоня, драка в волшебном погребе и это проклятое окаменение.

Может быть друзья правы? Скив — неудачник.

Толстяк вздохнул. Исправить ничего нельзя. А так хотелось сбежать от всех этих проблем. Спрятаться и разреветься.

Хотелось, чтобы всего этого никогда не происходило.

А еще — хотелось есть.

В этих духовных и телесных муках Скив провел не только всю ночь, но и половину дня.

Волчонок же, напротив, проснулся довольно поздно: часов в двенадцать. Дождь к тому времени давно уже стих, но солнце все еще застенчиво пряталось за тяжелыми свинцовыми тучи. В окно деловито стучала синица, и ее желтая грудка ходила ходуном, словно птица никак не могла докричаться до обитателей дома.

Волчонок приподнялся на локте. Вставать было лень. Было непривычно тепло и спокойно: ни шорохов, ни возни малышни. И тут Волчонок все вспомнил. И про гибель стаи, и про свое собственное перевоплощение. Ему захотелось зареветь, заскулить от тоски и одиночества. Прибившись к чужой стае, Волчонок не стал в ней своим. Он понимал человеческую речь и мог говорить сам, но чувства его оставались прежними, звериными. Волчонок прикрыл голову рукой и пронзительно заскулил.

Волчий вой оторвал Скива от горестных раздумий о смысле своей непутевой жизни:

— Заткнись!

Волчонок дернулся, переметнулся на кровати, вскочил на четвереньки и зарычал.

— Заткнись, придурок! — в сердцах закричала статуя. — Без тебя тошно!

Волчонок опомнился: ну да, это же говорящий камень. Он и вчера здесь был.

Волчонок осторожно встал на ноги, покачался на носках: все еще удивляясь, как это можно ходить на двух лапах.

Как и накануне, комнату наполняли вкусные запахи. Непроизвольно хотелось что-нибудь съесть. Все-таки это был дом великого чародея, и Нилрем позаботился о маленьком звереныше. Благоухающая телятина, казалось, только что снята с огня. Жареная курица с золотистой корочкой так и просилась в рот. Было тут и заячье мясо и индюшка и бекон. Мерлин догадывался, как тяжело будет мальчишке переходить на человеческую пищу, но сырое мясо он не оставил из принципа. Достаточно было того, что маг наложил на все эти запасы продовольствия заклинание постоянного автоматического подогрева.

Стол был рядом с кроватью. Волчонку даже не пришлось вставать, он просто протянул руку и взял курицу. Выломав бедро, новообращенный человек жадно впился в мясо зубами и принялся его рвать. Волчонок по привычке чавкал и урчал от удовольствия. Еще вчера он понял, что вкус сырого мяса ему придется забыть, но и человеческая еда была не так уж и плоха.

— Ирод! — застонал Скив. — Ты хоть не чавкай.

Волчонок вздрогнул, посмотрел на статую и предложил:

— Хочешь, поделюсь? Мне одному все не съесть, а зарывать пока жалко.

— О, нет!!! — взвыла статуя. — Что ж ты за изверг такой? Нельзя мне есть, понимаешь? Нечем переваривать. Желудок-то каменный!

— Ну ладно, не злись. — пожал плечами Волчонок. — Может быть, голод тебе на пользу пойдет. Похудеешь. И тогда Мерлин возьмет тебя с собой на охоту.

— Да ты что, издеваешься?!

— Нет. — искренне удивился Волчонок. — Издеваются, это когда не до конца придушенную мышь отпускают и снова ловят, но не убивают. А я просто ем и попутно общаюсь с тобой.

— И откуда ты только такой взялся? — злился толстяк.

— Из леса, вестимо. — беспечно обронил Волчонок. — А что?

— Да я так спросил, — обречено вздохнул Скив, — из вредности.

Волчонок обглодал кость, повертел ее в руках, и заприметил на полу хрустальный шар, который накануне обронил и забыл Мерлин. Не долго думая, Волчонок прицелился и запустил мослом в этот шар. Попал.

Волчонок не знал, что сорить на улицах городов, а также в домах и в государственных учреждениях строго возбраняется. А вот Скив, к примеру, знал, — и все равно поступал так же, как и Волчонок. А вот если бы оба они соблюдали правила общественного поведения и личной гигиены, глядишь, никогда бы с ними ничего бы и не произошло: так бы и умерли от скуки и старости. Но все-таки, мусорить в жилище волшебника не стоит.

Магия Жругра полностью не выветрилась из хрусталя. От толчка по шару, уицраор понял, что Мерлина нет дома. Волшебники никогда не швыряют свои магические артефакты. Они даже не матерятся и не разбивают шары восьмисотой связи, когда голос собеседника прерывается в самое неподходящее для этого время, а уж тем более маги ничего не пинают. И Жругр потянул из-под земли одно из своих изуродованных щупальцев в избушку Нилрема Йехесодского. От этого хрустальный шар сам по себе поднялся в воздух, подлетел к лицу Волчонка и застыл на уровне его глаз. Недавний звереныш обомлел: он уже знал, что среди людей есть говорящие статуи, но летающие камни — это уж слишком. Волчонок мигом вспомнил, что вчерашние чудеса тоже были как-то связаны с этим шаром, и замер. Он был ни жив, ни мертв. Он застыл, бессмысленно повторяя про себя: «Я больше не буду…».

Скив тоже перепугался. Но что он мог? Вчерашняя причуда Мерлина не помогла. Скив хотел протрубить в рожок, но, поймав его ртом, не смог удержать. А, кроме того, Скиву удалось пошевелить подбородком, отчего веревка натянулась и, естественно, как всегда и бывает в таких случаях, оборвалась. Рожок бесполезной игрушкой скатился к каменным ногам.

Шар тем временем забулькал, и в его помутневшей глубине показались чьи-то зеленые глаза. И не один, а целых пять. Они щурились, точно пытались рассмотреть, кто же их потревожил. Они не собирались убивать. Они просто глядели.

Но Волчонок вдруг потерял ощущение реальности. Он почувствовал, как его вовлекают, втягивают в темный и страшный лес. И на том, на не настоящем небе висели три кровавых луны. И из-за деревьев раздался волчий зов.

Волчонок протянул руки к шару, коснулся гладкой хрустальной поверхности и словно провалился внутрь. Зов прекратился. Внутри шара пошел теплый дождь. Волчонок поймал несколько капель языком и осознал, что это — кровь. И сразу захотелось свежего мяса.

Где-то ударил гонг. И из-за деревьев выступили люди. Те самые двуногие боги с волшебными огненными палками. Волчонок метнулся прочь, но выхода не было: его окружили.

Боги не высекали смертоносный огонь. Они шли молча. Волчонок глянул одному из них в глаза и не увидел в зрачках жизни. Это были мертвецы. Они искали выход. Они хотели вселиться в Волчонка.

Один из этих мертвяков коснулся Волчонка, и тьма покрыла лес. И из этого мрака само по себе пришло знание. Волчонок вдруг понял, что Эдвард, король Плайтонии, нанял в Гильдии Убийц одного из лучших профессионалов и приказал ему быть в Храме Снов. Плайтонские пророки изрекли, что в этот день сам Хорхе должен был придти на землю и вызвать волшебный меч Айеррайе. Эдварду нужен был этот клинок.

Потом Волчонок увидел все, что произошло в Гэдориэле: и ошибку в перемещении киллера, и странное желание наемника убить непременно Тоскунела, и битву в Храме и попытку покончить с Тоскунелом во время заклятия бумеранга, и вмешательство Нилрема. Все эти события были немного непонятными. Но мальчишка осознавал, что люди — они другие. Они не охотятся стаями, у них каждый воюет сам за себя.

Волчонок видел и как наемник завладел магическим, легендарным Айеррайе. Без слов было ясно, что обладание таким клинком придавало силы, умножало шансы на захват всего Соединенного Королевства. Все Хранители Мудрости без этого меча были опасны не более, чем пчелы с вырванным жалом. Мир людей открывался еще с одной, с темной своей стороны.

Волчонок ясно понимал, что основная бойня теперь разразится именно из-за права носить этот меч, ибо его властелин автоматически становился верховным воином, а, следовательно, и правителем всех королевств. Мальчишка не отдавал себе отчета в том, почему не зубы и не лапы, а какой-то кусок железа делает одного человека вожаком стаи.

Волчонок почувствовал, осознавал, что волчьи и людские миры, на самом деле очень похожи. Только люди — не волки, а собаки. Им и мечи, и короны и волшебные посохи нужны были лишь для одного: для культа хозяина. У волков — вожак, у людей — бог. Но люди не догадываются, что их бог на самом деле и есть Жругр, который проснулся и решил отправиться на охоту. Жругр увидел, что множество людей перестало его бояться. Из трусливо преданных псов люди превратились в бродячих собак, в бешеных дворняжек, которые кидаются на своего же хозяина. И Жругр затеял охоту. С верными гончими на зазнавшихся и отбившихся от лап шавок. Но Жругр устраивал не простую травлю, а целое представление, в котором он собирался дергать за ниточки амбиций, стравливая псов между собой. Уицраор решил проявить свою истинную силу позже, когда люди осознают, как тяжело им без будки и ошейника, когда они сами приползут вымаливать кости своих врагов.

И тьма дышала Волчонку в лицо, она спрашивая: «Ты с нами, или ты против нас»?

А Волчонок не знал, что и ответить. Если бы собаки-люди шли войной на шакалов, там все было бы ясно. Но псы, грызущие псов. Цепные — сбежавших от ошейника. Нет, Волчонок не понимал такой бойни. Сам он всегда был свободен. Ему был непонятен гнев гончих и ненависть бродячих собак. Между ними, как яблоко раздора висел ошейник. Бродячие — никогда не были свободными, они были беглыми. Но, главное: и те, и другие — были чужими. Это прозрение было мгновенным, оно походило на вспышку света. Оно пришло в те доли секунды, когда там, в страшном колдовском лесу, внутри хрустального шара, до мальчишки прикоснулись мертвые пальцы. И тогда Волчонок взвыл, скинул с плеча чужую костлявую руку, он кого-то ударил, кого-то укусил, нырнул кому-то под ноги, и бросился бежать. Лес загудел вослед. А мертвецы зловеще захохотали.

Волчонок очнулся на полу в комнате Нилрема Йехесодского. Хрустальный шар лежал рядом. Треснутый. Из кристалла поднималась тонкая струйка едкого дыма.

— Эй, ты жив? — заискивающе поинтересовалась статуя.

— Кажется. — отозвался Волчонок.

Скив издал вздох облегчения.

Да, в такой ситуации истинный герой на месте Волчонка немедленно бы отправился в Плайтонию, догнал бы наемника, отобрал волшебный меч, сразил бы при помощи Айеррайе подлого Эдварда, а потом убил бы и самого Жругра, и стал бы примером для подражания у подрастающего поколения. Однако в жизни таких людей с каждым годом становится все меньше и меньше. Из-за загрязнения окружающей среды, наверное. А еще в Соединенном Королевстве недавно разразился демографический кризис: это когда на одного здорового ребенка начинают рождаться три глупца. Здоровые потом поле пашут, а дурачки книги пишут, картины малюют и магии учатся. Для истинных героев просто не остается места.

Увы, Волчонок не был типичным героем. Зато он был умудрен житейским опытом, и совершенно не рвался в бой. В чужую драку псов. В битву, где сын поднимет оружие на отца, а брат на брата, где стая ринется на стаю, но не из-за охотничьих угодий, а из-за какого-то ошейника!

Волчонку просто необходимо было, как следует все обдумать и взвесить. Какому хозяину служить? — вот в чем вопрос! Волчонок не знал хозяев, он не собирался умильно вилять хвостом и выпрашивать кость. Но война началась, и никто не сможет остаться в стороне. Нужно было выбирать.

Убедившись, что хрусталь треснул и из него никто не выполз, Волчонок откинулся на подушки, закрыл глаза, и заглянул в собственное подсознание.

Голос из этих глубин отчетливо изрек: «Нас и здесь хорошо кормят».

Это был очень весомый аргумент.

Волчонок колебался. Он выбирал так долго и сосредоточенно, что, в конце концов, его просто сморило. И приснилась ему погоня, и сон его был вещим.

Хранители Мудрости сказали бы, что в жилище волшебника иначе не бывает; и, наверное, они оказались бы правы. Позже, в пересказе самого Волчонка, его сон выглядел примерно так:

Два дракона, прорезая серые громады облаков, мчались друг за другом. На одном из них, на черном и крупном, удирал наемник Эдварда. На другом — летели Нилрем, Маурос и тот самый Тоскунел, которого пытались убить в Храме Снов.

Дракон под наемником был пьян. Волчонок не знал, что вызов любого ящера через пространство оглупляет всех: от безобидных амфиптер и линдвормов до ядовитых гивров. Переброска в пространстве воздействует на гипофиз и мозжечок драконов примерно так же, как алкоголь на человека: нарушается координация движений, осмысления себя во времени. Именно поэтому к магическому вызову драконов прибегают лишь в крайних случаях.

Одурманенный магическим вызовом, черный дракон вилял задом, закладывал виражи и громко орал, думая, что поет:

— Шумел виверн, аж скалы гнулись! Но драка классная была:

Одним ударом в пах согнула рабыня злобного царя!

Это была древняя дидрагорская легенда о том, как один очень нехороший дракон: тать, супостат и вор, — так сильно полюбил драконессу, что сначала продал ее в рабство, а потом еще и утопил, а сам захватил трон Аспидарии. Но истинные герои, как водится, всплывают. И драконесса выжила. А потом она настигла своего погубителя Селифана Размотогорского, и одним ударом лапы навсегда лишила грубияна наследников. Эту песню обычно исполняют со скупой мужской слезой в трактирах или на дружественных пирушках. В небе она звучала как-то странно. Да и фальшивил «певец» сверх всякой меры.

Наемник метался по спине своего зверя и ужасно злился. Бить ящера оказалось бесполезно. Дракон пребывал в состоянии аффекта. Оставалось лишь надеяться, что если преследователи догонят, то змей все же вступит в бой, а не завалится спать, свертывая крылья еще в небе.

Альтосар усиленно пыхтел, создавая вокруг себя целые облака серы. Видимо, ему с трудом давалась эта бешеная гонка. Правда, не смотря на усталость, он успевал еще бурчать об эксплуатации материально незащищенных слоев общества, о социальном неравенстве, о зверином облике проклятых феодалов и волшебников.

В общем, рептилии стоили друг друга.

Мерлин нетерпеливо прохаживался по спине Альтосара и что-то бормотал себе под нос: то ли заклинания, которые не желали работать, то ли ругательства.

Тоскунел стоял и наслаждался полетом. Сбылась его мечта. Он давно хотел ощутить ветер в своих волосах, и чтобы под ногами простирались бесконечные леса, и чтобы дракон был послушен его воле.

Маурос сидел, но спину свою он по-прежнему держал неестественно прямо. В его глазах метался страх. Наконец, осознав, что если он немедленно чем-нибудь себя не займет, то просто сойдет с ума, узурпатор отер со лба пот, дотянулся до сапога, вытащил оттуда рулон дешевого пергамента. Потом диктатор выудил из кармана перо и пузырек с чернилами.

Развернув рулон на коленях, устремясь холодным взглядом сквозь ландшафт фантасмагорических облаков, Маурос принялся вдохновенно сочинять стихи. Причем самого диктатора до слез трогали и обстановка, в которой он обратился к поэзии, и собственный возвышенно-романтический вид со стороны, и предчувствие рождения шедевра. Важно было даже не то, что Маурос собирался написать, а где он это делал. Жаль, не хватало лаврового венца и толпы юных поклонниц.

Черный ящер набирал скорость, он уходил в отрыв.

Неизвестно, чем бы все это кончилось. Возможно, драконы долетели бы до границы. Таможенники Черной Эрландии, если молчит амулет, настроенный на перевоз контрабанды и троллегопника, вообще не связываются с драконами. Пропустили бы. Но вот как повели бы себя пограничники мятежной Плайтонии, этого не знал никто. Там могли открыть огонь на поражение. Альтосар понимал это лучше всех. Он отдавал себе отчет, что это именно его могут ранить, и именно на него могут накинуться боевые плайтонские драконы и не сторожа, спящие сутками напролет, а воины, тренирующиеся в драконариях, совершающие ежегодные военные маневры над скалами Марогорья. А черный ящер все удалялся. И шансы догнать его таяли на глазах.

Но тут случилось непредвиденное.

Неожиданно для всех черный дракон содрогнулся, сломался пополам и начал стремительно терять высоту. Его рвало, он извергал на стремительно приближающуюся землю содержимое своего желудка. Это сработал побочный эффект перемещений в пространстве. У некоторых драконов, к тому же, есть и аллергия на человеческую магию. Приступ этой самой аллергии как раз и случился с несчастным ящером. Змей вдруг почувствовал жар во всем теле. На его коже, на морде и на животе проступила красная сыпь. Ему жутко хотелось пить. А еще хотелось горячего настоя малины с уркской крапивой.

Черный ящер в крутом, самоубийственном пике стремительно падал вниз.