Бесплатный фрагмент - Перпендикуляр параллельности

Глава 1. Неожиданное событие во время обеденного перерыва

Многие люди, когда им плохо и на душе скребут кошки, не желая никого видеть, пытаются найти уединение, дабы в одиночестве излечить душу тишиной и покоем, неспешно обдумывая создавшуюся ситуацию и ища из неё приемлемого выхода.

Но Николай Варенцов к таковым не относился. В подобных случаях он, напротив, всегда активно искал общения и был готов излить душу любому подвернувшемуся хоть мало-мальски знакомому собеседнику, поведав тому о приключившихся с ним неприятностях и обидах. Делал он это с такой истовой настойчивостью, что почти все знакомые Николая, едва завидев издали его высокий, худой и слегка сутулый силуэт, старались обойти Варенцова стороной. А уж если случалось быть застигнутыми врасплох, когда увильнуть от разговора с ним не удавалось, то старались сделать вид, что заняты неотложными и важными делами, и если сейчас им хоть на минуту отвлечься на беседу, то из-за этого их преступного промедления вот-вот может наступить конец света.

А поводы для недовольства у Николая находились всегда. Что бы вокруг него ни происходило, он во всём находил массу изъянов. Летом жаловался если не на духоту, то на обилие или нехватку дождей, зимой на сильные морозы или, наоборот, на их отсутствие. Опять же летом ранний рассвет мешал ему спать, а зимой избыточно посыпанная нерадивыми дворниками на дорогу соль разъедала подошвы ботинок. Суп всегда был если не жидок, то пересолен, хлеб чёрств, а сметана кисла.

Зайдя в офисную столовую и взяв поднос с комплексным обедом, он оглядел небольшое помещение. За дальним от него столиком Варенцов заметил сотрудника экономического отдела — Геннадия Сытова. Это был один из тех немногих, кто не гнушался выслушать его, а порой даже больше — любил сам подробно расспросить и с серьёзным лицом дать тому иногда очень даже дельные советы. За столом напротив Сытова обедал неизвестный Варенцову светловолосый молодой человек.

— Привет, Геннадий! Можно к вам присоединиться? — произнёс Варенцов и, не дожидаясь ответа, поставил поднос с тарелками на четырёхместный квадратный стол, накрытый бежевой клеёнчатой скатертью, с картинками, изображающими разноцветные тропические фрукты.

— А, Колюнчик! Садись, садись, дорогой. Что-то выглядишь сегодня неважнецки, давай выкладывай, что там у тебя опять приключилось? — громким голосом предложил Сытов, указывая рукой на свободный стул возле себя.

— Представляешь, вчера поцапался с женой! И знаешь на почве чего? Она меня упрекнула в том, что я мало зарабатываю. Якобы нам не хватает денег даже на то, чтобы купить сыну приличные кроссовки.

— Ха-ха! Ну, ты этим не удивил! Подобные обвинения от жён у нас чуть ли не ежедневно слышит каждый второй мужик, — грубо смеясь, произнёс Геннадий, отправляя в рот большую порцию спагетти, накрученных на вилку. — А что, действительно не хватает? — жуя, поинтересовался он.

— Ну, не так уж чтобы, но и не без этого, конечно, — обтекаемо ответил Николай. — Но ты же знаешь, что я из кожи вон лезу. Работаю на износ, словно ломовая лошадь. Прихожу в офис ни свет ни заря, а обратно дома иной раз оказываюсь только в одиннадцатом часу ночи. Наспех чем-нибудь поужинаешь, и сразу спать, а в шесть тридцать уже снова звонит этот треклятый будильник! — ища сочувствия, сообщил Николай, нервно жестикулируя.

— Убедительно излагаешь, но в таком случае, может, твоей жене вовсе и не кроссовки нужны, а нечто другое? Тогда, я почти уверен, про нехватку денег она и заикаться перестанет.

Варенцов уже жалел, что подсел к Сытову. Этот хамоватый мужлан и бабник вряд ли проявит сочувствие, а только высмеет, а потом вдобавок, всё перевернув с ног на голову и половину приврав, непременно расскажет чуть ли не всем сотрудникам фирмы.

— Это ты намекаешь на интимные отношения, что ли? — подумав и нахмурив брови, обиделся Николай.

Сытов с явным удовольствием запил проглоченные спагетти большим глотком компота из сухофруктов.

— Да ты что, ты что, как ты мог такое и подумать?! — вжав голову в плечи и скрестив на груди руки ладонями вперёд, состроив при этом испуганную физиономию, стал притворно отнекиваться Гена. — Какие ещё интимные отношения? Ерунда это всё и баловство. Я намекаю исключительно на абонемент в бассейн. Не веришь мне, спроси вот у нашего нового сотрудника, — обратился Сытов к своему соседу, с интересом слушающему разговор. — Ведь я же правильно говорю, Олег? Плавание, оно ведь благоприятно сказывается на нервной системе?

Варенцов только теперь внимательно посмотрел на голубоглазого, лет двадцати трёх, соседа по столу и обратил внимание на свежий шрам, вертикально пересекающий его лоб до самой правой брови. Спадающая русая чёлка частично прикрывала изъян, но, судя по не окончательно зарубцевавшимся следам от ниток, рана была довольно серьёзной.

— А разве нельзя просто подойти и поговорить по-человечески с директором, объяснить ему создавшуюся ситуацию и попросить прибавку к зарплате? — оторвавшись от еды, наивно предложил Олег.

— Ну вот и дождались! Угораздило же меня сесть вместе! Взял да опозорил на всю столовую, — не выпуская вилки, театрально развёл руки в стороны Сытов. — Я надеялся, ты умное что-то скажешь! Коля, не вздумай! Тебе Лазарев насоветует. Он у нас сотрудник молодой, не нюхавший здешнего пороху. К тому же недавно ворогами сильно контуженный. Порядков наших ещё не знает. А насчёт того, что допоздна засиживаешься на работе, могу рассказать тебе один случай, произошедший в моей предыдущей конторе. Так вот, там один крендель, наподобие тебя, вроде как при удобном случае решил поплакаться директору, как много, мол, трудится во благо организации и поэтому дома объявляется только поздно вечером, да и там его не оставляют думы о работе. И знаешь, что ему ответил хозяин тамошнего бизнеса? Мне очень понравилось, и я целиком и полностью с ним солидарен, честно так сказал, лаконично и доходчиво: «Ну и дурак!» А если нашему руководителю заикнёшься о деньгах, то кроме получения подобной характеристики ещё и вмиг вылетишь на улицу, до конца дня не досидишь, — прикрывая рот рукой, как сумел тише произнёс Геннадий.

— Я, что, похож на сумасшедшего? Человек в здравом рассудке с такой просьбой к Короткому никогда обращаться не станет, — ухмыльнувшись, ответил Николай, снисходительно посмотрев на Лазарева.

Олега несколько покорёжил тон ответа Варенцова и столь нелестное суждение о его простом и вполне естественном в его понимании предложении.

— А вот, кстати, и наш незабвенный, лёгок на помине, — Сытов глазами показал Олегу на вошедшего человека в тёмно-сером двубортном костюме, сиреневой рубашке и фисташкового цвета галстуке с большим прямым узлом. — Что-то рановато сегодня нарисовался, видно, в отпуске совсем не кормили. Обычно появляется здесь уже после того, как почти все поедят, чтобы не дай бог кто-нибудь из нас убогих к нему сдуру не подсел.

К Эдуарду Александровичу Короткому, генеральному директору и без пяти минут совладельцу тутошней коммерческой организации, а это именно о нём сейчас сигнализировал Сытов, тут же подбежала заведующая офисным кафе Людочка. Смахнув со стола салфеткой несуществующие крошки, поставила перед ним заранее оговорённые по телефону вегетарианские блюда — овощной салат и чечевичный суп с цветной капустой. Горячее он сегодня не заказывал.

— Приятного аппетита, Эдуард Александрович, — лебезя, пожелала заведующая и спешно удалилась за стойку раздачи.

— Спасибо, — с каменным лицом, не удосужившись даже приподнять голову, еле слышно ответил Короткий.

Вегетарианцем он стал всего три месяца назад. Подвигнуть к отказу от употребления мяса и рыбы его сподобили две причины. Во-первых — с недавних пор в кругу его общения это стало модным. Каждый второй человек, считающий себя хотя бы мало-мальски значимым членом общества (а с другими Короткий предпочитал не общаться), с поучительной важностью хвастался, что как все цивилизованные люди на Западе, он или она, из сострадания к живым существам, ну а также с целью не навредить своей ауре и поддержания организма в тонусе перешёл (перешла) на растительную пищу. Эдуард Александрович, чтобы не прослыть отсталым, конечно, поддакивал собеседнику, хотя для него самого подобные доводы были не столь важны. К тому же как питаются люди на Западе его, честно говоря, нисколько не волновало, более того — его даже совершенно не интересовало, едят они там хоть что-нибудь или питаются исключительно солнечными лучами, о чём он недавно с любопытством прочитал в интернете. В существование какой-то там непонятной ауры он вообще не верил, а людей с противоположным взглядом за глаза считал слегка не в себе.

Второй и главной причиной стали постоянные упрёки жены в том, что он настолько распустил себя и умудрился так неприлично растолстеть, что с этим надо срочно что-то делать, а то ей становится стыдно появляться с ним на людях. А отдыхать на Мальдивских островах, куда они летом собираются полететь, с человеком, имеющим такую комплекцию, она вообще не считает для себя возможным.

Наблюдая за тем, с каким намеренно изысканным благородством Короткий управляется с ложкой, могло показаться, что он сосредоточен исключительно на получении удовольствия от вкусной и полезной пищи, при этом совершенно не обращая внимания на сидящих за соседними столами сотрудников. Но это было совсем не так. Его слегка прищуренные, острые, зелёно-карие глазки незаметно для окружающих исподлобья сканировали всё небольшое пространство обеденного зала.

Настроение у него сегодня было хуже не придумаешь. Причём день не задался с самого утра, когда жена, лёжа в постели и безразлично наблюдая за сборами мужа на работу, потягиваясь, как бы между прочим поставила его перед фактом¸ что вечером идёт с подругами в ресторан по поводу празднования дня рождения одной из них. А в самом начале рабочего дня выяснилось, что утверждённый им план продаж за прошедший месяц выполнен всего на шестьдесят девять процентов. Накопившееся раздражение буквально обволокло каждую клеточку организма Короткова и настойчиво требовало скорейшего выхода наружу.

«Сидят, блин, куклы без дела… лясы точат… Небось, мужикам своим все до одной косточки уже перемыли. Поели… и марш работать, дармоедки! Дома будете сплетничать, — кипело всё внутри у Эдуарда Александровича от вида двух бухгалтеров, сидящих через стол от него. — А эта коза!.. Откуда у тебя взялся золотой браслет? Ты же, курва, на мои деньги его купила, это же я плачу тебе зарплату, — окинув исподлобья девушку, несущую на мойку поднос с использованной посудой, подумал Короткий… — А этот Варенцов! Достал уже меня своей постоянно кислой физиономией. Надо сегодня же посоветоваться с кадрами да, придумав какой-нибудь предлог, уволить его к чёртовой матери, пусть катится на все четыре стороны… А это ещё что за блондин сидит рядом с ним? Опять нанимают кого попало?! Сейчас я кадровикам устрою разнос, ведь предупреждал, чтобы без моего одобрения никого не брали… А вот и Сытов, разве можно здесь без него! Как ни зайду, всё сидит в кафе. То ест, то чай пьёт. Вечно что-то жуёт. Неправильная у него фамилия. Он не Сытовым должен быть, а Голодным».

Фамилия же самого Эдуарда Александровича также не соответствовала его внешнему виду — он был совершенно обычного, среднего роста мужчиной. Хотя некоторая полнота и появившиеся очертания слегка отвислого животика визуально делали его несколько ниже.

Удачно женившись на единственной дочке владельца склада бытовой химии, он в итоге получил в управление ловко приватизированную в своё время тестем территорию с несколькими строениями. Учитывая свои годами наработанные связи, тесть не стал менять профиль предприятия и продолжил оптовую торговлю столь ходовой во все времена продукцией, которая приносила не ахти какой, но достаточно устойчивый доход. Источником дополнительного поступления денег в семейный бюджет служило среднего размера трёхэтажное здание, полулегально сдаваемое в аренду двум десяткам небольших организаций.

Четыре года назад Борис Яковлевич Карманов решил отойти от дел и, вверив управление своим предприятием зятю, уехал со своей молодой пассией жить в Барселону, где ранее купил довольно просторную и при этом не очень дорогую квартиру в достаточно престижном районе, и вскорости сдал документы для получения вида на жительство. Тем не менее, он по нескольку раз в год непременно выбирался в Москву проведать дочку и двух внучек, очень похожих на него в детстве, а также чтобы воочию убедиться в правильности ведения оставленного им на попечительство бизнеса, половина доходов от которого ему ежемесячно переводилась на банковский счёт.

Лазарев несколько секунд с любопытством смотрел на Короткова, которого видел в первый раз. В пятницу, когда Олег приступил к работе, Эдуард Александрович находился ещё в отпуске. Никто из сотрудников не был в курсе, куда тот направился отдыхать. И поэтому строилось множество различных предположений. В итоге все сошлись во мнении, что тот уехал в Израиль, на свою якобы историческую родину.

— А по мне, так внешне вроде абсолютно нормальный, адекватный мужик. Лицо, конечно, состроил суровое. Но мне кажется, что это у него просто напускное, — резюмировал Олег свои наблюдения.

— Напускное? Попробуй, подойди к нему с каким-либо вопросом, и тогда узнаешь. Вот уж он на тебя напустится, — шёпотом предостерёг Варенцов, который от страха ни разу даже не повернул голову в сторону начальника, а лишь украдкой, боязливо скашивал глаза. «Принесло же меня сюда в столь неурочное время», — мысленно сокрушался Николай.

«А вот мы сейчас и посмотрим, в здравом ты рассудке или нет», — съехидничал про себя Лазарев, кинув взгляд на испуганного Николая, а потом посмотрев на директора. В это время Эдуард Александрович поднял глаза, и на несколько мгновений их взгляды пересеклись.

— Николай, мне кажется, у нашего начальника сегодня прекрасное настроение и сейчас самое время попросить у него прибавку к жалованию, — смотря на Варенцова, ещё раз посоветовал Олег. Тот, нахмурившись, с выразительным недоумением посмотрел на собеседника, явно желая отпустить колкость в адрес столь назойливого доброжелателя, но спустя короткую паузу вместо этого уверенным голосом произнёс:

— А что? Ты прав, конечно же, надо так и поступить. Под лежачий камень вода не течёт! — расправляя плечи, неожиданно выпалил Николай. — Да, тут и думать-то нечего! Вот прямо сейчас подойду, внаглую подсяду к нему и заявлю, что мне катастрофически не хватает денег на более-менее сносную жизнь, и такое положение дел я более терпеть не собираюсь.

После этих слов он, буквально бросив вилку в тарелку с недоеденным гуляшом, вскочил со стула и широкими шагами направился к столику Короткого, где, не дожидаясь ответа на своё приветствие, сел напротив руководителя.

Не успевший никак отреагировать на действия сослуживца Геннадий открыл рот с недожёванным куском свиного антрекота и замер, уставившись на разворачивающееся действо. Видя окаменевшего Сытова, можно было предположить, что того настиг внезапный столбняк. Только часто мигающие глаза выдавали, что человек пока ещё вроде как жив. Причём мигал он не одновременно, а поочерёдно, сначала одним, потом другим глазом. Его рот закрылся только спустя три минуты, когда к их столику с обалдевшим видом и обильной испариной на лице вернулся Варенцов. Оглаживая пунцовые щёки и зажмуривая нервно дёргающийся левый глаз, Коля словно ватный опустился на стул и, отрешённо смотря в спину уходящего директора, дрожащим голосом произнёс:

— Что это было? А?.. — и дальше, задумчиво повернувшись к собеседникам и смотря сквозь них, продолжил: — Вы не поверите, но он сказал, что с сегодняшнего дня назначает меня старшим менеджером и увеличивает мне зарплату вдвое.

Многострадальный кусок антрекота наконец-таки выпал из вновь открывшегося рта Геннадия, плюхнувшись в стакан с недопитым компотом.

— А что здесь такого уж удивительного? Нисколько не сомневался, что именно так всё и произойдёт, — улыбаясь, произнёс довольный Лазарев. — Я же вам сразу говорил, что по виду он абсолютно нормальный мужик.

— Что он тебе сказал? — выдохнув, только и смог спросить побелевший Сытов, машинально отряхивая рубашку от капель компота.

— Сказал, что якобы постоянно следит за моей работой и каждый раз с удовлетворением подмечает, как я усердно тружусь, поэтому уже давно планировал меня поощрить. Утверждает, что в отпуске только об этом и думал и как раз сегодня по этому поводу он собирался зайти в отдел кадров, распорядиться, чтобы те подготовили приказ о соответствующем изменении в штатном расписании, — словно читая молитву и закатив кверху глаза, вещал Николай.

Не проронив больше ни слова, не доев и не отнеся поднос, Варенцов поднялся и, бурча что-то нечленораздельное под нос, в полной прострации вышел из столовой. Придя на своё рабочее место, он, вновь вытерев испарину, в совершенном измождении опустился в офисное кресло.

«Надо будет вытребовать большой стол и цивильную подставку под канцелярские принадлежности, а не такую простецкую, как у меня сейчас. А вдруг он раздумает назначать меня старшим менеджером. А почему бы мне в итоге не стать начальником отдела, чем я хуже этого выскочки Заславского? И кресло обязательно должно быть кожаным и с высокой спинкой. Нет, просить надо только после того, как распишусь в приказе. Где же мне купить новый бумажник из змеиной кожи и золотистый галстук? Перстень! Нужен обязательно золотой перстень, как у Эдика. Надо срочно переделать визитные карточки, да чтобы только трёхцветные и с тиснением. Говорить или не говорить жене об удвоении оклада?» — сбиваясь в кучу, стремглав проносились мысли в голове Николая.

***

— Светлана, срочно подготовь приказ о назначении Варенцова старшим менеджером и увеличении ему оклада в два раза, — зайдя сразу после обеда в кабинет отдела кадров, распорядился Короткий. И этому, как его там — Сытову тоже.

Оказалось, что вирус столбняка проник и в это помещение. Располагавшиеся там начальница со своим заместителем-рекрутёром изумлённо замерли, в недоумении уставившись на директора.

— Я, что, как-то невнятно выражаюсь или вы русский язык от безделья забыли? — строго произнёс Короткий, видя, что на его фразу никто должным образом не отреагировал.

— Нет-нет! Всё понятно, Эдуард Александрович. Сейчас же этим займусь, — после паузы, чуть отойдя от услышанного, суетливо произнесла кадровичка. — Сытову тоже в два раза?

— Вы, что, к тому же ещё и плохо слышите?! Я разве и про него сказал в два раза?! — рассвирепел Короткий. — Хватит с этого лентяя и десяти процентов. — И ещё! Я же вас предупреждал, чтобы без собеседования со мной никаких новых сотрудников на работу не принимать. Предупреждал?!

— Предупреждали, Эдуард Александрович, — испуганно ответила Светлана, опуская глаза.

— Тогда на каком таком основании не выполняется мой приказ?!

— Вы, наверное, имеете в виду Лазарева? — оправдывалась Светлана. — Но вакансия была срочная, а вы в это время находились в отпуске. Я обратилась к Заславскому, и он как исполняющий обязанности в ваше отсутствие согласился.

— Нашла к кому обращаться. И что это ещё за срочность такая? Я подобных отговорок не принимаю. Если ещё хоть раз подобное повторится — уволю к чёртовой матери обоих, — в бешенстве отрезал Короткий. — А пока штрафую тебя на три тысячи рублей, а заместителя на одну. Сегодня же мне об этом приказ на стол! И почему такой бардак в кабинете?! Папки должны находиться не на столах, а в шкафу, сейчас же наведите надлежащий порядок на рабочих местах!

После этих слов он, в раздражении пнув ногой корзину для мусора, резко развернулся и, хлопнув дверью, вышел из кабинета. Вывалившиеся скомканные листы бумаги раскатились по полу.

«Всему бездарей учить надо. Сами ничего правильно сделать не в состоянии», — про себя в ярости возмущался Короткий. После чего, почувствовав предательское журчание в животе, его думы переключились на его внутреннее состояние. «Ну, вот опять, только пообедал и уже сразу проголодался. Ну почему я должен во всём себе отказывать?! Вот только вернёмся с Мальдив, втихаря нажрусь фастфуда, ни в чём себе отказывать не стану».

Через час, чуть поостыв, он вспомнил про этот разговор, и в его памяти всплыли глаза этой некрасивой девушки, заместителя Светки Немоляевой. Даже сквозь толстые стёкла её очков он видел, что глаза полны слёз. «Как же её зовут? — вспоминал Эдуард Александрович. — … Ира? Нет, вроде Таня… А фамилия?.. Нет, не помню, надо посмотреть в компьютере. И чего тут плакать, подумаешь, какая-то тысяча рублей. Сами же во всём и виноваты, не надо косячить, в следующий раз умнее будете. А этот штраф послужит ей уроком», — успокаивал себя Короткий, пытаясь отвлечься от неприятных воспоминаний.

Но тут же осознание своего значимого положения взяло верх: «Надо завтра же как-нибудь неприметно переговорить с ней. Пообещаю компенсировать этот штраф, ну и, может, ещё чего-нибудь несущественного, а она пусть постоянно мне докладывает обо всём, что происходит у них в отделе, а то чувствую, эта важная служба у меня несколько выпала из зоны контроля».

Когда дверь за директором закрылась, Светлана, выждав паузу, выразительно посмотрела на свою подчинённую, небольшого роста, пухленькую, молоденькую девушку в тяжёлых очках, сидящую за соседним столом.

— Какая же сволочь, — срывающимся голосом произнесла Лена, прикрывая рукой глаза. — Откуда у меня лишняя тысяча рублей? — она чувствовала, что вот-вот разрыдается.

— Нельзя так говорить про начальника. Всё-таки зарплату нам с тобой именно он платит. Да и я тоже хороша, пошла на поводу этого болтуна Сытова… А-а, что толку теперь сетовать! Хотя если честно, то я ничего не понимаю. За все шесть лет моей здесь работы, а начинала я ещё при Борисе Яковлевиче, тесте Эдика, на моей памяти это первый случай, когда кому-либо увеличивают зарплату. Правда, было одно исключение, когда Короткий несколько месяцев подряд выплачивал приличную премию.

— Тоже Варенцову? — всхлипывая, поинтересовалась Лена.

— Варенцов тогда у нас ещё не работал. Ирочке, своей любовнице. Но в итоге он же её и уволил, когда до Розы, его жены, дошли слухи, что они якобы встречаются.

— Вот гад какой. Ненавижу таких подлецов, — резко произнесла Лена, решив, что из-за такого недостойного человека она плакать не станет.

— Понятно, что он далеко не идеал. Но для руководителя это не главное. К тому же любить начальника совершенно не обязательно, для дела даже лучше, когда его боятся. А тебе ещё раз повторю — платит зарплату, и на том ему от нас большое спасибо.

— Да за что спасибо-то, разве же это деньги. Мне на проезд, еду да на аренду комнаты только и хватает. А тут ещё этот непонятный штраф.

— Ну, так никто тебя не держит, не нравится — пиши заявление и свободна, уговаривать не станем, — чувствуя свою вину, но не желая в этом признаться, отрезала Светлана.

— Я, может, и уволилась бы, но где сейчас в кризис найдёшь работу, — фыркнув, возмущённо ответила Лена и, поправив на переносице очки, упёрлась влажными глазами в монитор.

— У нас в стране всегда кризис. Так что сиди и помалкивай, да без лишних слов делай то, что тебе говорят.

---

Глава 2. Больничные переживания

Лазарев появился на свет и всё детство провёл в Санкт-Петербурге. Но, окончив школу, он после жарких споров и увещеваний родителей в пику им уехал поступать в институт в Москву, в родной город своего отца. Тем более там одна в двухкомнатной квартире жила его бабушка. Родители недолго сопротивлялись желанию их сына сменить место жительства. Ведь в последние годы они по долгу службы отца постоянно находились в многомесячных командировках, переезжая из одной страны Африки или Латинской Америки в другую, подолгу оставляя Олега одного.

Бесконтрольность удручающе сказалась на успеваемости Лазарева, который, несмотря на свои потенциальные способности, едва перебивался в школе с тройки на четвёрку. «Может, это и к лучшему. Ребёнок будет под присмотром близкого человека, ещё далеко не старой, достаточно волевой и строгой женщины», — справедливо рассудили родители. Тем более это несколько сгладит её обиду за то, что она почти не имела возможности участвовать в воспитании глубоко любимого внука.

Когда Лазарев учился на третьем курсе Университета менеджмента и предпринимательства, бабушка трагически погибла. Возвращаясь из магазина, на ближайшем от дома пешеходном переходе её сбила машина, за рулём которой, как позже выяснилось, сидел пьяный водитель.

В отличие от школьных лет, Олег, оставшись один, не забросил учёбы. Столь неожиданная потеря близкого человека кардинально изменила его отношение к жизни. Болезненно осознав утрату, он будто сразу, одномоментно изменился, только теперь по-настоящему осознав себя взрослым. Если ещё недавно прогулять пару в университете для него было в порядке вещей, то теперь это стало редким исключением. За оставшиеся два с лишним года учёбы он пропустил всего четыре или пять лекций, да и то по уважительным в его понимании причинам, когда только под утро приходил домой, проводив до дома знакомую девушку, или когда почти всю ночь просиживал за компьютером, выполняя авральный заказ на удачно подвернувшейся шабашке. После чего, придя домой и опустившись в большое и удобное бабушкино кресло, собирался лишь несколько минут с закрытыми глазами перевести дух и дальше, переодевшись, бежать в университет. Но во все эти разы несколько минут предательски трансформировались в несколько часов.

После окончания учебного заведения Лазарев полгода мыкался в безрезультатных потугах найти более-менее сносную работу. Куда бы он ни обращался, везде непременно требовались сотрудники уже с определённым опытом. А где и были готовы принять, то предлагалась крошечная зарплата, на которую, с учётом всех необходимых трат, без посторонней помощи прожить было невозможно. А вот получить эту самую помощь, столь необходимую в создавшейся ситуации, Лазареву было решительно неоткуда.

Просить деньги у родителей Олег никогда бы не стал. Ведь переезжая в Москву, он фактически сбежал из дома, и последним аргументом родителей стала угроза, что раз уж он так настойчиво хочет на новом месте начать самостоятельную жизнь, то пусть ни на какую их материальную поддержку впредь не рассчитывает.

Конечно, впоследствии родители, уже смирившись с произошедшим, частенько пересылали деньги или давали их по приезду к нему и бабушке в гости. Но это было без его просьб и малейших намёков, а приурочивалось обычно ко дню рождения, 23 февраля или другому какому-либо событию вроде успешной сдачи очередной сессии.

Лазарева уже начала захватывать в свои парализующие объятия безысходность, и, чтобы не впасть в отчаяние, как-то встряхнуться, он решил некоторое время пожить в Петербурге, тем более теплилась надежда, что может быть в родном городе подвернётся приличная, пусть хотя бы и временная работа.

Родители находились в очередной длительной командировке, и в их просторной трёхкомнатной квартире оставалась только домработница, да и та приходила туда лишь два раза в неделю — полить цветы и протереть непонятно откуда берущуюся пыль.

Сняв в ближайшем отделении «Сбербанка» свой последний, считавшийся до этого момента неприкосновенным резерв в сто тысяч рублей, накопленный за время учёбы достаточно редкими ночными подработками, Олег направился домой, в свою квартиру на северо-востоке города. Он решил собрать дорожный рюкзак и сразу же поехать на Ленинградский вокзал, где рассчитывал сесть в первый же поезд, на который удастся купить билет.

Зайдя в подъезд, он, поочерёдно расстёгивая молнии, стал копаться в карманах куртки в поисках ключа от почтового ящика. Услышав за спиной шорох, инстинктивно обернулся и в этот миг увидел перед глазами стремительно приближающееся бесформенное чёрное пятно, будто большая хищная птица, расправив крылья, с шелестом садится на его лицо, а затем больно впивается острыми когтями в кожу.

Очнулся он, когда кто-то незнакомый, приподняв за плечи, перевязывал его голову бинтами. Чуть поодаль Олег заметил нескольких соседей по подъезду, негромко шушукающихся и с любопытством наблюдающих за ловкими движениями молодого врача скорой помощи. То, что это именно соседи, он понял скорее по голосам, так как их лица и силуэты расплывались и были накрыты полупрозрачной пеленой.

— Что со мной? — сумев приоткрыть только один глаз, плохо ворочающимся языком спросил Лазарев.

— Не волнуйся, теперь уже всё хорошо. По всей видимости, ничего такого уж страшного с тобой не произошло, но в больнице какое-то время полежать придётся.

***

— Повезло тебе, Лазарев, главное, что кости все целёхоньки, а мясо заживёт быстро. Кроме сотрясения мозга и рассечения на лбу, никаких повреждений больше нет. Полежишь у нас недельку, да мы тебя и выпишем, — приговаривала при перевязке медсестра. — Мы таких подбитых быстро на ноги ставим.

Днём приходил следователь. Приставив стул к изголовью кровати, старший лейтенант долго и нудно задавал вопросы про то, где и с кем Олег живёт, чем занимается, куда и откуда шёл, помнит ли момент нападения и есть ли у него предположения относительно того, кто мог это сделать. Каждый ответ он пунктуально записывал в протокол, который для удобства заполнения был за верхний краешек защеплён в чёрной папке-планшете.

Врагов за свою жизнь Олег не нажил. Естественно, были люди, с которыми он по различным поводам конфликтовал, но не более того. И то, все они остались в прошлом. Да и конфликты были по каким-то мелочным поводам, во всяком случае они никоим образом и близко не тянули на то, чтобы отвечать на них попыткой убийства.

Узнав, что Лазарев за несколько минут до происшествия снял в банке сто тысяч рублей, которые в итоге бесследно исчезли, следователь прекратил дальнейшие расспросы, озвучив версию, что это, скорее всего, банальное ограбление.

— Предполагаю, что пасли они тебя от самого «Сбербанка». Идя чуть сзади, следом незаметно проникли в подъезд.

— А кто это мог быть? — слабым голосом поинтересовался Олег.

— А кто же его знает. Гастролёров сейчас хватает, бомжей, гастарбайтеров всяких хоть пруд пруди, да и свои, доморощенные отморозки никуда не делись, — дописывая последние фразы, рассказывал следователь. — Ещё повезло, что не забрали ключи да потом не вытащили всё из квартиры. Следовательно, можно предположить, что орудовали непрофессионалы. Хотя может и наоборот: этот преступник или даже целая банда забирает только деньги, чтобы лишний раз не засветиться с вещами или не быть пойманными с поличным в квартире. А так — тюк по голове в укромном месте, обшарили у обездвиженной жертвы сумку и карманы, и через минуту их уже и след простыл. А нам потом ищи ветра в поле.

Олег пытался прочитать протокол, который ему протянул на подпись старший лейтенант. Но как он ни вглядывался, строчки предательски расплывались перед глазами, усиливая боль в голове.

— Там всё написано, как я рассказывал? — ожидая услышать утвердительный ответ, поинтересовался Лазарев.

— А зачем мне что-то выдумывать? В твоём деле абсолютно всё ясно. Мы, конечно, попытаемся найти твоих обидчиков, но, честно скажу, особо не надейся. Ни свидетелей, ни улик никаких нет. Камеры видеонаблюдения у подъезда и те, скорее всего, окажутся нерабочими.

— Не может такого быть, года два назад со всех жильцов собрали деньги на их установку, и я ежемесячно плачу за техническое обслуживание.

— Поверь, очень даже может быть. Было бы странно, если деньги не собрали. По всему городу аналогичная ситуация — камеры есть, записей нет, а там, где и есть, то ничего не разобрать. Порой даже трудно определить, женщина передвигается или мужчина.

Олег нетвёрдой рукой подписал протокол, и, заученно пожелав ему скорейшего выздоровления, следователь удалился, оставив на прикроватной тумбочке свою визитную карточку, напечатанную на чёрно-белом принтере.

Лазарев устал от столь продолжительных расспросов. В затылке словно ударами молотка отдавался каждый стук сердца. Аккуратно выбрав положение и зафиксировав голову на подушке, Олег в изнеможении закрыл глаза. Стук стал медленно утихать, а сознание начало нервно окутываться дремотой.

Но уснуть он не успел, по-хозяйски открыв дверь, в палату, громко разговаривая по сотовому телефону, с зажатой под локтем пластиковой коробочкой зашла медсестра. Свободной рукой она извлекала из неё лекарства и не глядя клала их каждому обитателю четырёхместной палаты на тумбочку. Олег с осторожностью открыл глаз и, посмотрев на таблетки, с надеждой подумал, что они должны успокоить вновь усилившуюся боль, но тут же предательски всплыла мысль, что запить их нечем и придётся вставать и идти в столовую за водой. Просить кого-либо он не любил с самого детства. Только крайняя необходимость могла заставить его обратиться за помощью, а это был не тот случай.

Лазарев чуть приподнял голову, но тут же опустил её обратно, подниматься было совершенно невмоготу.

«Хорошо бы ты вместе с таблетками принесла мне ещё и попить», — подумал Лазарев, отрешённо посмотрев на молодую и, как он всё же не преминул заметить, достаточно симпатичную девушку в белоснежном брючном костюме с небольшим кофейным пятном на левом рукаве.

Развернувшись и сделав шаг к двери, та на мгновение застыла, затем отступила, положила телефон в карман и, подойдя к его кровати, взяла стоявшую на тумбочке Олега пустую кружку, в которой через минуту принесла из кухни кипячёную воду.

— Спасибо, Таня, — не отрывая головы от подушки, поблагодарил Олег, отметив, что вслух ни о чём её не просил.

«Какая молодец. И как она догадалась, что я хочу пить, а встать у меня сейчас нет сил? По всей видимости, умненькая девочка».

Через два дня Лазарев почувствовал себя уже гораздо лучше. Головной боли почти не осталось, хотя кружение ещё ощущалось, но только в момент вставания и при наклонах.

Сегодня из их палаты выписывали двоих её обитателей: пожилого мужчину с морщинистым лицом и совершенно седыми волосами и восемнадцатилетнего паренька, избитого около клуба неизвестными подростками. Олег решил проводить их до дверей корпуса, а после подышать свежим воздухом во внутреннем дворике.

Заканчивалась вторая декада ноября, самый неприветливый и тоскливый период в году. Тепло, продержавшееся в этот раз почти до самого конца октября, безвозвратно ушло, сменившись на неуютную, мерзкую промозглость. Шёл моросящий, холодный дождь, периодически сменяющийся, подгоняемый пронизывающим ветром, колким снегом. С каждым днём всё быстрее спускающиеся сумерки и плотно запечатанное низкими, тяжёлыми облаками небо делало явственно осознание того, что до весны ничего хорошего уже ждать не стоит, что совсем скоро холодная и долгая зима.

Под стать погоде было и настроение Олега. Что же теперь делать? Работы нет, последние деньги, которые он с таким трудом откладывал, отобрали. Даже знакомых, к которым можно обратиться за помощью, у него фактически нет. Есть, конечно, пара друзей, так и у них положение немногим лучше его. Попробовать связаться с родителями? Ну, уж нет, даже если он будет умирать с голоду! Ему отлично помнился эмоциональный разговор с матерью, когда в запале, в ответ на какую-то её реплику почти прокричал ей в лицо, что никакой помощи от таких родителей, как они, никогда не попросит. С тех пор прошло больше шести лет. С родителями он давно уже помирился, но отлично понимал, что ту нанесённую обиду они забыть никак не могли, даже если бы очень захотели. И сам он всё помнил, как будто это происходило буквально вчера.

«Но ведь какие-то варианты должны существовать! Меня же учили в школе, что безвыходных ситуаций не бывает», — напряжённо размышлял Лазарев, сидя на деревянной скамейке под навесом из синего поликарбоната. В довольно большом дворике с несколькими куцеватыми голубыми елями в центре, кроме него, никого не было. В такую непогоду и здоровому человеку совершенно не хочется выходить на улицу, а что уж говорить про больных.

К тому же скамейка оказалась очень неудобной. От времени задние ножки утонули в земле, и получился довольно приличный наклон. Поёрзав минут пять, Олег, опершись рукой на спинку, медленно встал и, съёжившись от холода, побрёл обратно в палату. Несколько капель дождя предательски скатились с мокрых волос за шиворот рубашки и, вызывая озноб, противно потекли по спине. Недоходя нескольких шагов до входа в здание, он увидел, как крохотный кусочек неба над его головой вдруг на несколько секунд смог освободиться от туч и прорвавшиеся в эту брешь яркие лучи солнца осветили вмиг преобразившийся серый фасад безликого больничного корпуса. Через несколько мгновений тучи сомкнулись и вновь полностью взяли в плен небо, но и этого короткого момента хватило, чтобы на душе Лазарева стало легко, как бывало только в детстве, в день рождения, в ожидании гостей и подарков. Рывком распахнув алюминиевую дверь, он, не став дожидаться лифта, вбежал на третий этаж.

Зайдя в палату, он увидел пришедшего к соседу посетителя.

— Геннадий Сытов, — представился мужчина лет тридцати с небольшим. Его кудрявая, тёмная шевелюра почти скрывала наметившиеся залысины. Узенькие, пижонские усики были аккуратно подстрижены.

Олег подошёл и пожал сидящему на стуле человеку протянутую им расслабленную ладонь, мизинец которой украшала массивная, с виду серебряная печатка.

— Ты тоже, как и этот балбес, упал на работе со стремянки? — поинтересовался посетитель у Лазарева, мотнув головой на лежащего на кровати Андрея Гордеева, последнего оставшегося после выписки остальных соседа. Тот при падении разбил себе колено. Андрей был старше Олега на четыре года и, в отличие от него, уже давно работал. — Эх, угораздило же тебя! Ну чего тебя понесло выкручивать эту дурацкую лампочку, для этого же у нас есть Фёдорович, наш хозяйственник, зачем отнимать у человека его хлеб?

— Гена, ну почему же сразу балбес. Вот ты попробуй сосредоточиться на чём-нибудь, когда у тебя перед глазами всё постоянно мельтешит, — Андрей быстрыми движениями помахал перед глазами растопыренной ладонью. — А у меня, как назло, в тот момент был полный завал с отчётами. Вот я и полез попытаться что-то сделать с этой, как ты говоришь, дурацкой лампочкой. А твоего Фёдоровича, сам знаешь, не дозовёшься, я ещё с самого утра оформил ему заявку. А Олег, между прочим, не упал, как я, а его ударили чем-то тяжёлым по голове, а когда он потерял сознание, ограбили, — безобидно возмутился Андрей. Было видно, что он привык к такому фамильярному обращению своего старшего товарища.

— Когда тяжёлым бьют по голове, то остаться живым и не стать инвалидом это уже не так плохо. И что забрали? — без особого интереса в голосе поинтересовался Геннадий.

— Да у меня, кроме портмоне с деньгами и сотового телефона, ничего ценного с собой не было. Вот их и забрали. А сим-карту тут же в подъезде из аппарата вытащили и рядом со мной бросили.

— И много было денег?

— Сто тысяч рублей.

— Невесть что, конечно, по нашим временам. Хотя, естественно, и их жалко. Но, как учит адаптированная к нашей реальности народная мудрость — не имей сто тыщ рублей, а имей лишь сто друзей, — задрав голову и показывая отбеленные, ровные зубы, громко засмеялся Сытов. — Так что не расстраивайся, поверь — оно того не стоит.

Гена, положив на колени коричневый кожаный портфель с латунной защёлкой и открыв его, стал выкладывать на тумбочку Гордеева принесённые гостинцы.

— Принимай, больной, угощения! Вот Людка тебе прислала пирожки с рисом. — Гена выложил на тумбочку пакет со сдавленными в портфеле тремя румяными пирожками. — Это шоколадка от Колюни. Еле у него отобрал, поэтому и сломанная. А это тебе мандарины от Шурика — говорит, марокканские. — Сытов, развязав целлофановый пакет, лихо очистил фрукт и целиком засунул его себе в рот. — Ничего так — сладенькие, хотя могли быть и покрупней, — мигом прожевав, резюмировал он, выплюнув в руку семечки и потянувшись за вторым.

Оказалось, что Гена и Андрей сослуживцы, работающие в одном отделе на фирме, торгующей бытовой химией. Начальник отдела поручил Сытову навестить больного. Гена согласился, не преминув при этом отпроситься на три часа раньше окончания рабочего дня.

— Рассказывай, Ген, что нового на работе? — поинтересовался Андрей.

— А что там, товарищ Гордеев, может быть нового. Продолжаем совершать каждодневные трудовые подвиги во славу нашего благодетеля. А в целом как было болото вонючим, так им и осталось. Эдик злобствует, как всегда, никем и ничем не доволен. Ну, так к этому все давно привыкли и уже не обращают внимания, а на его постоянные разносы, лишь тупо опустив глазки, кивают головами, мол, извините, Эдуард Александрович, — вот такие мы у вас дебилы. Ну чего я тебе рассказываю — сам всё отлично знаешь, а за три недели твоего отсутствия, поверь мне, всё осталось на своих местах.

— А штрафы? Всё так же, за малейшую ошибку гони две тыщи из премиальной части?

— Ну, а то как же, иначе это будет уже не Короткий. А с другой стороны, как с вами, дармоедами, по-другому? То на работу опаздывают, в отчётах ошибаются, а то ещё пуще — колени расшибают, да прям на рабочем месте. Так что всё правильно, чем с подчинёнными строже, тем им же в итоге на пользу.

— Да, помню, штрафанул меня Эдик, когда я поднял трубку телефона на пятом, а не на максимум третьем гудке, как он требует. Я пытался ему объяснить, что в это время разговаривал по мобильному с очень важным для нас клиентом. Даже слушать ничего не захотел. Гони, говорит, Гордеев, трояк. Разве это нормально? Так с людьми поступать нельзя, надо как-то человечнее, что ли. Входить в создавшуюся ситуацию, он же должен это понимать. Ведь, несмотря на всё, он же достаточно умный человек и, возможно, действительно в некоторых вопросах разбирается намного лучше всех нас.

Геннадий опять запустил руку в пакет и, нащупав фрукт покрупнее, стал чистить очередной мандарин.

— Может, Андрей, так оно и есть. Но вот что я тебе скажу, запомни раз и навсегда: с умными людьми, впрочем, как и с глупцами, общаться только себе дороже. Что тебе с того, что они всегда правы и во всём разбираются лучше, — ничего, кроме расстройства. Ведь как приятно в разговоре что-то посоветовать собеседнику, поучить его чему-нибудь, ощутив свою значимость. А почувствовать себя ущербным, что и происходит при общении с умниками, никому не хочется. Отсюда вывод — если ты шибко головастый — потрудись скрыть сей прискорбный факт от окружающих, тем более что это можно сделать легко, в отличие от тупости, которую утаить невозможно. Больше скажу. Вот взять, например, Гордеев, тебя, умнее, возможно, человека во всей нашей конторе днём с огнём не сыщешь, а ведь какой молодец, ведёшь себя так, что об этом никто ни в жизнь не догадается, — ехидно улыбнулся Гена, незаметно для Андрея подмигнув Лазареву. — А по-человечески, Андрюха, с нами никак нельзя. Мы же сразу голыми по офису начнём ходить и там же мочиться в шкаф с документами.

— А как же тогда поговорка, что доброе слово и кошке приятно?

— Не понимаю того, кто её придумал, — возразил Гена. — Взять хотя бы моего кота — что гладь эту рыжую бестию и называй ласково Стёпушка или ругайся на него трёхэтажным матом за разодранную когтями обшивку двери, а он и в том, и другом случае лишь жалобно мяучит да просит жрать. Так и Эдик рассуждает: зачем быть, как ты говоришь, человечнее, если ему от этого никакой выгоды нет. А так накричал или оштрафовал — нам вроде как всё равно, а ему полегчало. Вот Ирка, например, вчера пришла на работу в джинсах. Ну и тут же на тебе — гони полторы штуки за нарушение дресс-кода, — довольно потирая руки, доложил Сытов.

— В джинсах это же не голая, — удивился Олег.

— А для Короткого это почти одно и то же, главное, чтобы нашёлся повод. Я за свою жизнь поработал уже в нескольких местах, и везде приблизительно одно и то же. Ты пойми, ведь Эдик или любой другой предприниматель старается вовсе не для того, чтобы его работники сытнее жили. Наши с тобой проблемы и материальное положение им абсолютно до лампочки, их это не интересует вовсе. Надо лишь, чтобы у них имелось всё, что им заблагорассудится, ведь именно для этого они и организовали свой бизнес. А мы для таких Коротких или Длинных лишь расходный материал для заколачивания ими бабла. А то, как тебе живётся, ешь ли досыта, одеты ли дети, их интересует лишь настолько, чтобы у тебя хватило сил прийти на работу и максимально дёшево, но при этом продуктивно покорячиться на их благо минимум восемь часов, а лучше, если больше, но за те же деньги, — жуя очередной мандарин, поучал Гена.

Потом достал из пакета один из принесённых им увесистых пирогов и, широко открыв рот, откусил от него сразу половину.

— А да, совсем забыл! Маечка твоя каждый день прибегает и у всех выспрашивает — как там мой бедный Анрюшечка? Жду не дождусь, когда вновь увижу пред собой его ясные очи. Сил, говорит, уж нету ждать. А так больше ничего нового, ну, и слава Богу.

— Олег, не слушай ты этого болтуна. Один раз случайно увидел, что мы с Майей от метро идём вместе на работу. И всё, понеслось — моя Маечка. А мы с ней всего лишь однажды случайно встретились на эскалаторе.

— Это ты вот своему соседу по палате рассказывай, что случайно. А меня на мякине не проведёшь, знаем, плавали. Потом от таких якобы случайностей дети рождаются, — хитро улыбаясь, повернувшись вполоборота к Лазареву и вновь подмигнув тому левым глазом, пробасил Сытов.

— А вам не требуются на работу молодые, перспективные сотрудники? — почувствовав, что может это спросить, поинтересовался Лазарев.

— Молодые и перспективные? Да откуда. У нас что молодой, что старый, так вцепились в свои места, похлеще осьминога с его щупальцами, трактором не оттащишь. Им по головам каждый день стучат, а им что с гуся вода. Тем более Эдик людей с улицы старается не брать.

«Наверняка врёт. В более-менее приличной по размеру организации всегда есть какие-либо вакансии. Давай, подумай хорошенько, вдруг что-нибудь вспомнится», — посмотрев на Сытова, с безнадёжностью подумал Лазарев.

— Хотя постой, постой! Освободилась же здесь намедни должность менеджера по продажам в оптовом отделе, и кажется, что на неё пока ещё никого не взяли.

— Точно, ведь Филатов ещё при мне написал заявление об увольнении, — подтвердил Андрей.

— А может, вы спросите, вдруг меня возьмут вместо него?

— Давай без сантиментов — на ты.

— Хорошо, давай на ты.

— Понимаешь в чём дело, в твоей чрезвычайной одарённости лично я нисколько не сомневаюсь. Но в нашей конторе так не принято. Кадровики сами разбираются с такими вопросами и не любят, когда посторонние суют нос в их дела. Так что извини, дружище, при всём моём желании, к сожалению, ничем помочь не могу.

— Понятно, — вздохнув, произнёс Олег.

«А ты хотя бы зайди к ним и спроси. За спрос ведь денег не берут», — метнув взгляд на собеседника, подумал Олег.

— Хотя ладно, на всякий случай подойду завтра к Светке. Тем более за ней должок. Мой знакомый из автосервиса взял её машину без очереди в кузовной ремонт. Эта водительница пыталась задним ходом заехать в собственный гараж. И она бы заехала, да вот только открыть его забыла. Так и снесла напрочь обе воротины. А тебе когда выписываться? — поинтересовался Сытов.

— Да я-то готов хоть завтра. Но врачи намереваются ещё несколько дней меня промурыжить.

Поговорив ни о чём ещё минут пять, в течение которых Геннадий засунул в рот вторую половину пирога и, напоследок надкусив шоколадку, засобирался. Громко попрощавшись, ободряюще похлопал обоих больных по спине и ушёл.

— Классный такой мужичок. Ему ещё бакенбарды, и вылитый Ноздрёв получится, — улыбаясь, произнёс Олег.

— Это артист, что ли, какой?

— Да какой артист? Персонаж из гоголевских «Мёртвых душ».

— А, ну да… Не помню, как там Ноздрёв, но Гена у нас балабол знатный. Ты на него даже не рассчитывай. Ни к кому он не подойдёт и ничего не спросит. Это он здесь на нашего генерального наезжал, а ему и самому кроме как до себя ни до кого другого дела нет. Без своей выгоды он палец о палец не ударит. Я уверен, что и сюда он пришёл только из-за того, что его пораньше отпустили из офиса. Упади я не на работе, а где-то в другом месте, сомневаюсь, что меня вообще кто-нибудь оттуда навещал. А так Эдик по два раза в неделю присылает гонцов. Боится, что нарушу обещание и заявлю, что травма у меня не бытовая, а получена на производстве. Тогда наша доблестная трудовая инспекция замучает его проверками, всю душу в итоге вынут.

— Да я ничего и не жду. Хотя работа мне сейчас нужна позарез, — в задумчивости ответил Лазарев, ложась в кровать.

— Так, если нет работы, то и не спеши выписываться. Здесь, конечно, не как дома, но кормят, поят. Ни на что особенно тратиться не надо, так, если по мелочам. Пожалуйся врачам, что плохо себя чувствуешь, соври, что голова сильно болит и всё такое. Они тебя ещё неделю будут обследовать.

— Ну, уж нет, только не это. Скукотища тут несусветная. С ума сойти можно от безделья. Я уже все бока себе отлежал.

— А мне нравится. Буду отбиваться от выписки до последнего. Тем более что мне обещали платить средний годовой оклад, сколько бы я ни находился на больничном.

— Ну, ещё бы тебе здесь не нравилось. Мариночка по нескольку раз в день приходит, из ложечки поит и по головушке ушибленной гладит.

— Завидуй, завидуй. У тебя-то такой Мариночки нет и быть не может. Она такая во всём мире одна. Жалко, что нас с ней уже скоро, как ни крути, выписывают.

— Куда уж нам до вас. У меня ведь только сотрясение мозга, а у тебя ещё и разбитое колено. А про весь мир ты, конечно, махнул. Сказал бы для начала, что во всём левом крыле корпуса лучше неё нет.

***

О своих первых минутах пребывания в больнице, когда он, собственно, и познакомился с Мариной, Андрей с придыханием поведал Олегу во второй день нахождения здесь Лазарева, когда тому было ещё совершенно не до разговоров. Оказалось, что с Мариной они пересеклись ещё в приёмном покое, когда офисный шофёр привёз туда Гордеева, соврав врачам, что подобрал того голосующим на улице. Олег заметил, что двое других обитателей палаты реагировали на этот рассказ без соответствующего пиетета, который, судя по восторженному тону повествования, явно подразумевался Гордеевым. По всему было видно, что эта занятная история им уже знакома и слушали они её очевидно не в первый и не во второй раз.

— Представляешь, — с жаром начал Андрей, — сижу я в приёмном отделении, причём не на стуле, а на чём-то вроде стола, и со страхом жду, когда начнут осматривать моё колено. Сам-то чувствую, что дела мои не очень весёлые, но всё же теплится надежда на благоприятный исход, что это просто сильный ушиб и ничего более. Хотя колено болит всё больше и распухло так, что брюки в этом месте натянулись как на барабане. Врач подходит, помогает мне снять штаны и, на ходу подворачивая рукава халата, удаляется к раковине мыть руки. И тут вижу такую картину — распахивается дверь, и в сопровождении какого-то нескладного мужичонки появляется она, прямо точь-в-точь как написал классик — «гений чистой красоты», роскошнейшая фотомодель, да и только. Подобные красавицы мне до этого никогда даже не снились, я и предположить не мог, что такие существуют в реальной жизни, а не только на обложках журналов, да и то после фотошопа! А тут, словно в волшебной сказке, это диво дивное стоит буквально в трёх метрах от меня. Я потёр пальцами глаза, просто не верю, что всё это наяву. И надо же такому случиться, что именно в этот самый момент я сижу с болтающимися ногами на столе и без штанов.

Я засмущался, потянулся за брюками, которые врач положил на спинку соседнего стула, вроде и совсем рядом, а дотянуться не могу — не достаю кончиками пальцев буквально несколько сантиметров, а придвинуться мешает боль, видно, когда снимали брюки, что-то в колене растеребилось. Делать нечего, тогда я как смог попытался хотя бы прикрыться руками.

Тем временем слышу, как врач спрашивает у девушки, что с ней произошло. Та, шмыгая носом, рассказывает, что она, оказывается, балерина и полчаса назад упала на репетиции с поднятых рук своего партнёра, который не удержал её при поддержке. И вот сейчас не может даже пошевелить правой рукой. «И как зовут этого твоего балерона?» — вытирая полотенцем руки, спросил врач. «Никита», — тоненьким голоском отвечает пострадавшая. «Значит, так и запишем, что ты упала с Никиты», — подвёл черту доктор, садясь за стол и начиная заполнять какой-то журнал. Несмотря на боль в ноге и свою врождённую интеллигентность, я не смог сдержаться и как давай ржать во весь голос. Она резко так повернулась ко мне, метнула глазами молнию и настолько осуждающе посмотрела, что мне захотелось провалиться сквозь землю со своим идиотским смехом. Но, даже несмотря на столь уничтожающий взгляд, я снова поразился её красотой. Идеал — вот что я вам, ребята, скажу. Я сразу понял, что запал на неё.

Когда врач стал заполнять карточку, выяснилось, что зовут её Мариной и ей двадцать два года, получается, что на четыре года моложе меня. И тут врач, не поднимая головы от своих записей, говорит ей — раздевайтесь до пояса. Она прямо вспыхнула, щёчки у неё зарумянились, и по ним потекли слёзки, и прямо умирающим таким голоском говорит, что не может поднять руки. «Давайте я вам помогу», — без каких-либо эмоций предложил врач, отложив ручку.

Он медленно и аккуратно, не то что мне, стал снимать с неё куртку, а затем майку. Только когда этот процесс подходил к концу, я понял, что под маечкой у неё больше ничего не надето, то есть совсем ничего! Представляете мои ощущения? Сижу я без штанов в двух метрах от красивейшей девушки с голой грудью. Я, тут же забыв про всякую боль, как дикарь какой-то, стал совершенно бессовестно пялиться на неё. И тут она ещё раз сверкнула на меня глазами, да так строго, что я моментально отвёл взгляд и старался на неё больше не смотреть, хотя это получалось плохо. Всю ночь мне было так стыдно за своё неадекватное поведение, что я ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть, вспоминая эти её два уничтожающих взгляда.

— Два взгляда! Да не взгляды тебе вспоминались, а две груди, — пробурчал пожилой мужчина, переворачиваясь на кровати лицом к стене.

— Никитич, попрошу без фамильярностей. Итак, продолжаю. Мне было ужасно неловко. Я еле дождался время начала завтрака и на выданных мне костылях ещё неумело заковылял в женское отделение, просить у неё прощения.

Несмотря на приличное головокружение, Лазарев с интересом выслушал рассказ своего соседа по палате. Умилительная интонация, с которой была рассказана эта история, выдавала, что Андрей действительно влюбился.

Из дальнейшего повествования Олег узнал, что у девушки диагностировали перелом ключицы со смещением и что, несмотря на изначальную неприязнь, Марина в итоге сменила гнев на милость и разрешила Андрею приходить к ней в отделение, что Гордеев по нескольку раз в день с удовольствием делал.

Но в очередной поход, идя на костылях к ней в гости, он споткнулся, упал и, приземляясь, больно ударился головой об пол, к тому же повторно приложился больным коленом, сломав лангету и усугубив травму.

После того как у него диагностировали сотрясение мозга, Андрея перевели из отделения травматологии в нейрохирургию. С этого дня Марина категорически запретила Андрею приходить к ней, теперь уже даже в другой корпус, а стала сама навещать неуклюжего ухажёра.

Когда Лазарев впервые увидел девушку, осторожно постучавшую в дверь и робко зашедшую в их палату, то она ему показалась вполне миленькой, но без всяких таких уж восторгов, присутствовавших при описании её Гордеевым. Ничего особенно выдающегося он в ней не заметил, и фотомоделью не назвал бы уж точно. «Всё вроде ничего: симпатичное личико, большие глаза, длинные ноги, нежный голосок, но уж больно худа. И ещё вопрос, на что там засмотрелся Андрюха, когда та осталась без майки? И что же это за балерон такой недоделанный, который не смог удержать на руках столь воздушное создание. Наверное, нетрадиционной ориентации. Настоящий мужик такую нежную и невесомую девушку никогда не уронит», — рассудил Олег.

---

Глава 3. Осознание необыкновенной способности

Эта ночь тянулась для Олега нескончаемо долго. Он ворочался, поправлял несколько раз подушку, пробовал лечь головой в ноги, но всё было неудобно, что-то постоянно мешало, и сон никак не приходил. К тому же Андрей, лежащий на соседней кровати, едва уснув, начал стонать. Сначала тихо, как будто разговаривая с кем-то вполголоса, затем стон стал усиливаться, через пять минут перерастая в звук, напоминающий рёв двигателя забуксовавшей в грязи машины.

Лазарев встал и тихонечко потеребил Андрея за плечо, после чего стон вроде как прекратился. Но стоило Олегу лечь обратно в кровать, как машина забуксовала с новой силой. Олег с головой укрылся одеялом, но это нисколько не помогло, только дышать стало трудней. В итоге кое-как уснуть удалось только под утро. И стало очень досадно, когда медсестра Верочка бесцеремонно его разбудила, засунув голову в палату и громко пригласив больных на завтрак.

Есть Олегу совершенно не хотелось. Тем более манную кашу, которую он недолюбливал с самого детства. Причём настоящую кашу, сваренную на молоке и со сливочным маслом, да ещё с выпрошенным у бабушки клубничным вареньем. Здесь же предлагалась какая-то непонятная, комковатая, к тому же достаточно жидкая субстанция сероватого цвета. Слегка поковыряв в ней ложкой, Лазарев отставил тарелку в сторону и выпил только чай с двумя кусками чёрного хлеба. Затем, взяв порцию для ходящего только на костылях Андрея, вернулся в палату.

— Угадай, кто мне сейчас звонил? — улыбаясь, хитро спросил Гордеев.

И, не дожидаясь реакции Олега, сам себе ответил:

— Сытов! И знаешь, что он мне сообщил? Что обо всём договорился и тебя приглашают к нам в контору на собеседование.

— Да ты что, не может быть. Вот это новость!

— Я сам не поверил своим ушам. На Сытова, как я тебе уже говорил, это совершенно не похоже. Чтобы он решил кому-то помочь, да не в жизнь! Странно даже! От него и свои-то, как ни упрашивай, никогда ничего не получали. А тут человек, которого он увидел первый раз в жизни! И чем ты ему так приглянулся? В общем, в четверг тебя там будут ждать.

— Вот здорово! Меня как раз в четверг обещали выписать.

— Тогда надо попросить, чтобы это сделали пораньше, а не как здесь обычно принято — ближе к обеду. В двенадцать тридцать ты уже должен быть в офисе. В данном случае советую лучше не опаздывать, могут не так понять.

Увидев расплывшееся в улыбке лицо Олега, Андрей решил напомнить тому о реальности.

— Не хочу каркать и заранее тебя расстраивать, но всё же хочу предупредить — раньше времени особо-то не радуйся. Тебя ещё никто никуда не берёт. Я почти уверен, что, скорее всего, пособеседуют, да и выпроводят восвояси, сказав, что ты им по какой-то причине не подходишь. А если всё же случится чудо и тебя возьмут, в чём я очень-очень сомневаюсь, то и тут ликовать вовсе не стоит. С таким начальством, как у нас, работа превращается в сплошную нервотрёпку. Каждый день, идя на работу, переживаешь и ждёшь, что тебя в лучшем случае отчитают за что ни попадя или как минимум оштрафуют, а ещё хуже — выкинут на улицу, как ссаного кота.

— Андрей, я это всё отлично понимаю, но, тем не менее, надо же попробовать использовать в кои-то веки представившийся шанс, пусть он с твоих слов и малореальный. Здесь возможна такая математика, что сумма десятка иллюзорных шансов даёт в итоге стопроцентный вариант. Во всяком случае, если не пытаться, то работа сама к тебе не придёт, не скажет — возьми меня, мой дорогой, я на всё согласная.

— О, какие образные выражения. Обычно так говорят продажные женщины.

— А вот мы и выяснили, с кем ты у нас общаешься. Как только сегодня сюда придёт твоя Марина, непременно всё ей про тебя расскажу.

— Расскажи, расскажи. Всё равно она этим вракам не поверит.

— Как однажды сказал мой хороший знакомый: «Я никогда не вру, но вот сейчас…» Он ещё любит повторять фразу, что жизненный путь буквально устлан возможностями, но мы, вместо того чтобы наклониться и поднять хоть одну, лишь топчем их ногами. А вдруг случай с вашей работой как раз и есть та самая возможность, которую нельзя пропустить.

— Не думаю, что это так, но шанс, пусть и минимальный, конечно имеется, во всяком случае, хочется в это верить.

***

Получалось, что Андрей зря наговаривал на Сытова. Тот, едва выйдя из больничной палаты, решил, что завтра же, с самого утра зайдёт в отдел кадров поинтересоваться, имеются ли у них открытые вакансии. Держась в вагоне метро за поручень, он не только рассматривал, как делал это обычно, фигурки близстоящих молоденьких женщин, подмечая в уме все их достоинства и недостатки, но и ломал голову, думая о том, каким образом правильнее «подъехать» к кадровичке. Даже дома эти размышления не выходили у него из головы.

— С какого бока мне лучше подступиться к этой Светлане? Настолько противная баба, ты и представить себе не можешь. Даже хуже тебя! — привычно для жены пошутил Гена. — Предложишь кандидатуру, так она только из вредности сразу же скажет, что им никто не требуется и на эту должность у неё стоит в очереди дюжина достойных претендентов, — ужиная, он в кои веки советовался с женой.

— А с чего это ты так распереживался, тебе, что ли, это надо? Ну не возьмут этого твоего нового знакомого, и что с того? Найдёт работу в другом месте, где больше платят. Я вообще поражаюсь такой твоей заботе о почти незнакомом человеке. Лучше бы подумал о семье, например, откуда нам взять денег, чтобы летом наконец-то съездить отдохнуть. А то всё дача да дача, надоело хуже горькой редьки. Хоть бы стройку на ней быстрей закончил, а то грязь одна везде. Дети вон два года на море не были, поэтому и болеют часто. Вот о чём надо думать, а не пойми о ком. А то к Светлане какой-то он хочет подступиться!

— Ну, хватит, хватит, начала причитать, — огрызнулся Гена.

— Что «хватит, хватит»? А кто с ними сидеть на больничном будет? Ты, что ли? От тебя дождёшься. С дружками своими картёжниками пропьянствовать всю ночь, это у него пожалуйста. А о семье вспомнить и в голову не приходит. На работе в мою сторону уже косо смотреть стали. Думают, наверное, что я эти больничные покупаю.

Гена понял, что сейчас ему предъявят всё, что только вспомнится, начиная со дня их знакомства, и решил сегодня с женой не связываться, а пойти на попятную.

— Да, пожалуй, ты здесь права, нечего мне о чём ни попадя на ночь глядя думать. Лучше подложи-ка мне ещё малёк макарошек да пару сосисочек, а то вон кетчуп на тарелке ещё остался, не смывать же его в раковину.

Во время еды и после, когда, удобно расположившись на диване, они всей семьёй смотрели телевизор, из головы Сытова не выходила забота, что он завтра должен обязательно переговорить о Лазареве. Даже уснул он с мыслью, что надо ни в коем случае не опоздать и в девять как штык быть в отделе кадров.

Утром, даже толком не позавтракав, он наспех выпил кофе и стремглав помчался на работу, приехав туда первым из сотрудников. До начала рабочего дня оставалось ещё тридцать пять минут.

— Гена, ты чего так рано? — открывая дверь, удивился пожилой охранник.

— Решил проверить, как ты несёшь службу.

— А-а. Ну проверяй, проверяй, раз делать нечего, — безо всяких эмоций ответил тот, пропуская Сытова в помещение.

Положив портфель в верхний ящик тумбочки своего рабочего стола и подёргав закрытый на ключик замок, он, упершись взглядом в уличное окно, стал дожидаться, когда появятся сотрудники отдела кадров.

Завидя знакомый силуэт, Гена поспешил к их кабинету.

— Света, привет, — встретив возле двери подошедшую начальницу, поздоровался Сытов.

— Здравствуй, Геннадий, ты меня, что ли, ждёшь? — вставляя ключ в личинку, поинтересовалась та.

— Собственно, да, хотелось переговорить по одному небольшому дельцу.

— Слушай, давай ближе к вечеру или лучше завтра. У меня сейчас дел выше крыши, — проведя ладонью над головой, недовольно отреагировала Светлана.

— Да я быстро. У меня ведь совсем крошечный вопросик, — чуть разведя большой и указательный палец, показал размер вопроса Гена.

— Ну ладно, только давай покороче.

Войдя к себе в кабинет, Светлана, не снимая норкового полушубка, включила компьютер. Сытов сел на стул и, теребя в руках карандаш, спросил:

— Свет, слушай, у нас же Филатов уволился?

— Ну, да. Не приглянулся он чем-то Короткому, вот и пришлось ему написать заявление по собственному желанию, — ответила женщина, убирая верхнюю одежду в гардероб.

— Ну, так вот — у меня есть отличная кандидатура на это место, — нарочито торжественно произнёс Гена, слегка ударив себя кулаком по бедру.

— Знаешь, у меня таких отличных кандидатур десятка два, а то и больше, — никак не отреагировав на тон собеседника, сказала Светлана, указывая ладонью на стопку резюме, лежащих на краю стола. — К тому же Эдуард Александрович сейчас в отпуске, а он строжайше запретил нам нанимать кого-либо без своего одобрения. Так что пусть твой отличный кандидат присылает общим порядком резюме, мы с ним обязательно ознакомимся и, если оно нас заинтересует, пригласим на собеседование. Вот, как-то так.

Сытов с облегчением выдохнул и собрался было уходить, но неведомая сила остановила его и призвала проявить настойчивость.

— Свет, ну ты его хотя бы пригласи для проформы, а потом пусть будет как у вас всегда. Скажешь — мол, мы подумаем, если вашу кандидатуру руководство одобрит, то мы обязательно перезвоним. Ну и всё такое. Чего мне тебя учить, сама лучше знаешь… Светик, мне это очень надо.

— Не хочется попусту тратить рабочее время — ну да ладно, только, Гена, ради тебя. Приглашай этого своего товарища на послезавтра, — Светлана сверилась с записями в лежащем перед ней еженедельнике, — к двенадцати тридцати.

***

В четверг ровно в полдень Олег уже звонил по телефону Сытову, сказать, что находится на месте. Тот вышел на пост охраны, сухо поздоровался и сопроводил Лазарева в переговорную комнату, по дороге выдавая инструкции.

— Значит так! Слушай сюда! — с назиданием начал Гена, бодро выхаживая по внутренней территории. — Светка баба у нас довольно вредная, но тебе с ней детей не крестить. Про всё, что будет спрашивать, отвечай утвердительно, мол, всё знаю, всё умею, всё могу. Главное зацепиться, сделать так, чтобы тебя приняли, а остальному научишься в процессе работы. Ничего такого уж архисложного, дабы была необходимость иметь семь пядей во лбу, в нашей конторе нигде не требуется. И побольше уверенности в голосе. Размазней у нас не примечают, но и нагло себя вести тоже нельзя. Ну, вот, собственно, мы и пришли. Располагайся, Светка, думаю, скоро подойдёт, а я побежал, времени в обрез — удачи. Потом, при любом раскладе, обязательно позвони.

Через сорок минут пришедшая Светлана, обыденно поздоровавшись, открыла принесённый с собой ноутбук и, кинув взгляд на наручные часы, начала собеседование.

— А что у вас с головой? — увидев заклеенный пластырем кусочек бинта на голове Олега, задала первый вопрос кадровичка.

— Несколько дней назад, споткнувшись, неудачно упал и сильно расцарапал лоб, — заранее предвидя подобный вопрос и решив не вдаваться в подробности, ответил Лазарев.

«Ты сначала приведи в порядок свой внешний вид, а потом уже приходи к людям устраиваться на работу», — про себя выговаривала Светлана.

— Давайте своё резюме.

— У меня его с собой нет. Можно здесь написать, оно у меня совсем коротенькое? Или я его вам потом вышлю по электронной почте.

Олега выписали из больницы буквально два часа назад, и он, боясь опоздать на встречу, не успел заехать домой, чтобы распечатать на принтере резюме.

«И чего в таком случае сюда припёрся. Только отвлекает занятых людей от дел».

— Тогда хотя бы устно расскажите о своём опыте, чем занимались на предыдущих местах работы?

— Да, по сути, никакого официально зарегистрированного опыта у меня, к сожалению, нет. После окончания университета я нигде пока ещё не работал.

— Получается, у вас и трудовой книжки нет?! А чем же вы в таком случае занимались всё это время? — рассматривая паспорт Олега, спросила Светлана.

— Да подвернулось несколько небольших халтур. А на постоянную работу, как ни старался, пока ещё устроиться не удалось.

Светлана ещё раз окинула Лазарева взглядом, после чего решила, что пора закругляться.

— Знаете, к сожалению, политика нашей организации не подразумевает найма сотрудников без опыта. Так что при всём желании ничем помочь вам не могу, попробуйте найти что-нибудь подходящее в другом месте, где не такие жёсткие требования, как у нас. — Сказав это, она переключила внимание на экран ноутбука и стала просматривать пришедшие с утра письма от соискателей. — А что вы сидите? Я же вам сказала, что ничем помочь не могу, поработайте для начала где-нибудь, а потом приходите, — уже раздражаясь, высказала женщина, заметив, что Олег ещё даже не встал со стула.

Лазарев очень надеялся на сегодняшнюю встречу. Без работы, без денег — как ему дальше существовать? Столь равнодушный приём обескуражил Олега, ведь он пришёл сюда даже не с улицы, а по протекции, по всей видимости, не последнего здесь человека, поэтому никак не ожидал, что столь важное для него собеседование закончится, едва начавшись. Он еле сдерживался, чтобы не сказать какую-нибудь резкость.

«Так не пойдёт, ты просто обязана принять меня на работу!» — зло смотря на женщину, в гневе подумал Лазарев, но, взяв себя в руки, отвернулся, молча встал, надел куртку и направился к дверям.

— Хотя постойте, — остановила его Светлана уже возле самого выхода, — пойдём в мой кабинет. Сейчас распечатаю анкету, заполнишь её. Мы возьмём тебя, но с трёхмесячным испытательным сроком.

— Спасибо большое. А то я уже почти отчаялся, — промямлил не успевший ещё обрадоваться Лазарев, никак не ожидавший такого поворота событий.

— Спасибо скажешь потом, если у нас приживёшься.

В кабинете Лазарев взял протянутые ему два листка бумаги и, продолжая находиться в некотором недоумении, присел за приставной столик.

Олег не мог понять, чем вызвано столь резкое изменение в поведении начальника отдела кадров. Ведь ещё три минуты назад она настойчиво просила его удалиться восвояси.

Отдав заполненную анкету и выйдя в коридор, Лазарев набрал номер Сытова, чтобы поблагодарить того за столь своевременную и результативную помощь.

— Как взяли на работу? — не смог скрыть удивления Гена.

— Сам не понимаю, как, но завтра у меня уже первый рабочий день.

— Давай, выходи во двор, расскажешь.

Лазарев спустился по лестнице, по которой час назад они поднимались с Геной, и, пройдя десять метров, оказался во внутреннем дворике, где и увидел стоящего на маленькой парковке для клиентов Геннадия.

Олег подробно, стараясь не упустить ни одной фразы, пересказал все события, произошедшие с ним только что.

После услышанного, почёсывая затылок, Сытов в задумчивости произнёс:

— Ну, что ж, главное результат. Можно тебя поздравить, правда не знаю, нужно ли. Работать у нас становится всё тяжелей и тяжелей. Требований всё больше, а зарплата меньше, если учитывать все штрафы, которые Эдик, взяв моду, стал на нас налагать.

Затем, приняв свой привычный бравый вид и похлопывая Лазарева по плечу, громко произнёс:

— В любом случае с тебя причитается.

***

Когда схлынули первые эмоции, обуявшие его от радости, Лазарев уже засомневался, стоит ли ему настолько уж всем быть довольным. Да, он вроде как устроился на работу. Хотя оклад, конечно, маловат, но в его бедственном положении особенно артачиться не приходилось. Тем более теплилась надежда, что по прошествии не столь уж продолжительного времени зарплата может несколько увеличиться, ведь Светлана произнесла фразу, что по итогам работы за месяц руководитель может принять решение о дополнительных выплатах за перевыполнение плана продаж. Ко всему имелись определённые сомнения: справится он или нет с незнакомыми ему обязанностями. Хотя это его волновало в меньшей степени. Он чувствовал в себе уверенность и был готов работать целыми днями и досконально освоить доселе неведомую специальность — менеджер по оптовой продаже бытовой химии. Его несколько настораживала простота и даже лёгкость того, как всё получилось. Что Сытов попросил за него, хотя Гордеев утверждал, что такого не может быть. Что Светлана несмотря ни на что решилась его взять. До этого, куда бы он ни обращался, не считая пары совершенно несерьёзных организаций, везде получал только категорические отказы. Олег стал сопоставлять факты, анализируя весь ход предшествующих событий. Неожиданно у него в голове промелькнула неправдоподобная догадка: «Ведь она резко изменила своё решение сразу после того, как я посмотрел ей в глаза и мысленно потребовал взять меня на работу. Да и Сытов согласился похлопотать за меня опять же только после моих мысленных просьб… Не может такого быть, это просто случайные совпадения», — успокаивал он себя.

Решив столь удачно одну проблему, Лазарев переключился на другую, не столь глобальную, но от этого не менее важную и уж точно более насущную. У него в портмоне осталось всего двести пятьдесят рублей. Этого могло хватить лишь на то, чтобы один раз скромно пообедать, да и то лишь в дешёвой забегаловке.

Лазарев позвонил нескольким приятелям, но большее, что ему согласились одолжить, была тысяча рублей, которая проблемы никоим образом не решала, ведь надо как-то продержаться до зарплаты, а это минимум две недели. Немного подумав, он решил заехать в студенческое общежитие, где ещё оставались знакомые ребята, обучающиеся сейчас на старших курсах, благо бензина в его стареньком «опеле» был почти полный бак.

Запарковав машину и не дойдя метров ста до дверей знакомого здания, ему встретился бывший однокурсник, прервавший на год учёбу якобы по причине какой-то болезни, а сейчас восстановившийся на выпускной курс. Судя по полному пластиковому пакету, который он нёс в руке, тот возвращался домой из ближайшего универсама.

— Вань, привет! — окликнул его Лазарев.

— А, Олег, рад видеть. Что у тебя с головой, с коня, что ли, упал? — на ходу спросил знакомый, увидев на лбу Лазарева пластырь.

— Да, что-то вроде того.

— Сто лет тебя не видел.

— Да я как получил диплом, больше в ваших краях и не появлялся, — вышагивая рядом, ответил Олег.

— А сейчас какими судьбами?

Лазарев решил ничего не выдумывать, а рассказать всё как есть.

— Понимаешь, буквально сегодня посчастливилось устроиться на хорошую работу, завтра уже надо приступать. А тут нежданно-негаданно получилось так, что остался совсем без денег. Не знаю, что и делать, катастрофа какая-то. Мне бы перехватить хотя бы тысяч пять, на пару недель, не больше.

— Ну, это не ко мне. Я бы рад помочь, но откуда у бедного студента деньги? Стипендия сам знаешь какая. Попробуй спросить у Сазонова. Хотя и у него едва ли сейчас что-то есть.

— Сазонов, это который пьяный на лекции с грохотом свалился под парту и захрапел на всю аудиторию?

— Он самый. Но сейчас вроде как завязал, даже пива не пьёт, говорит, мол, надоело, якобы своё уже отгулял. В учёбу ударился, зубрит целыми днями.

— Что-то слабо верится, что ему это надоело. Вот если бы он так сказал про учёбу, я бы не удивился.

— Это точно, мне тоже кажется, что его надолго не хватит. Хотя как знать, ведь вроде как и жениться собрался.

За разговорами они подошли к входу здания, внешне напоминающего обычный панельный двенадцатиэтажный жилой дом.

— Так что, Олег, извини, одолжить тебе не смогу, — произнёс Иван, протягивая руку для прощания, намереваясь уйти.

Посмотрев на него, Олег решил на всякий случай проверить свою нелепую догадку, мысленно приказав дать ему в долг десять тысяч рублей. Иван уже развернулся и занёс ногу, чтобы сделать шаг на порог, но неожиданно замер в таком шатком положении и лишь через несколько секунд опустил её на асфальт и повернулся лицом к Лазареву.

— Хотя подожди, есть один вариант. У меня на банковской карточке лежит определённая сумма. Устал, понимаешь, жить в общаге. Хочу здесь неподалёку снять однокомнатную квартиру, да и девчонка моя об этом уже все уши прожужжала. Вот и решил чуть ужаться и поднакопить. Если через две недели точно отдашь, готов тебя субсидировать на червонец.

Лазарев лишь слегка удивился такой резкой перемене в поведении своего знакомого. Олег окончательно убедился, что после случая с нападением он теперь непонятно каким образом может подчинять поведение людей своим желаниям.

---

Глава 4. Отвергнутые ухаживания

В первый рабочий день Лазарева Светлана, приняв от него заявление, заполнила ряд документов, сопроводила Олега в отдел, где теперь находилось его рабочее место, и после краткого представления сотрудникам удалилась.

Офис розничного, оптового и маркетингового отделов был организован в популярном стиле open space, и из-за перегородок, разделяющих многочисленные столы, виднелись макушки работников, на первый взгляд их было больше двадцати. Руководитель подразделения, к которому приписали Олега, подвёл его к крайнему столу, стоящему около самого выхода.

— Вот здесь, во всяком случае пока, будет твоё рабочее место. Я сейчас сделаю заявку айтишникам, чтобы открыли тебе доступ к программам и завели электронную почту. Они у нас люди сверхзанятые, так что, боюсь, оперативно это сделать не получится. А пока ознакомься с инструкциями и корпоративными правилами, потом распишешься за них у меня в журналах. Возникнут вопросы, обращайся по внутреннему телефону или заходи ко мне в «аквариум», — сказал начальник, указывая рукой на стеклянную, чуть выше человеческого роста прямоугольную выгородку в центре помещения. Затем, оставив небольшую стопку документов, удалился.

Отрегулировав под себя кресло, Лазарев углубился в чтение правил техники безопасности, пожарной безопасности и ряда местных инструкций и приказов. Особенно ему приглянулся достаточно объёмистый фолиант, если судить по названию, посвящённый правилам дресс-кода, принятого в организации. Открыв его, Лазарев понял, с какой неподдельной любовью автор сего произведения относился к созданию этого шедевра, выполненного в виде комиксов. На каждой странице размещалось по несколько примитивных, к тому же довольно неуклюжих чёрно-белых рисунков, под которыми были соответствующие надписи. На одной из страниц изображались несколько кривоватые женские ноги в чулках, а надпись гласила, что лицам женского пола ношение на работе брюк запрещено, им следует одеваться исключительно только в чёрные или тёмно-серые юбки свободного кроя, длиною чуть выше колен. Также обязательным элементом их одежды должны быть однотонные колготки или чулки телесного или же чёрного цвета. На соседнем рисунке были уже мужские ноги, а надпись гласила, что разрешаются к ношению только чёрные брюки классического покроя, длина которых должна быть не ниже полутора и не больше пяти сантиметров от верха каблука, который в свою очередь должен иметь высоту от двух до четырёх сантиметров.

Пока Олег внимательно изучал оставленные ему документы, мимо него периодически дефилировали местные сотрудницы, с интересом разглядывающие нового сослуживца. Заглядывали и лица женского пола из других кабинетов, якобы по неотложным делам, но на самом деле с той же целью — оценить внешние данные нового молодого человека и прикинуть, может ли тот на что-нибудь им сгодиться.

Перед самым обеденным перерывом появился Сытов и позвал Лазарева в офисную столовую.

— Кто хорошо работает, тот хорошо ест, — пробасил он. — Майя, пойдёшь с нами? — предложил он девушке, сидящей в трёх столах от Олега.

— Нет, спасибо. Сейчас никак не могу, клиент ждёт, надо срочно доделать коммерческое предложение.

— Ну и правильно, ты ещё и на завтрак не наработала.

Девушка улыбнулась и выразительно, давая понять, что оценила шутку, посмотрела на Гену.

— Это та самая Майя, про которую ты рассказывал, что встречается с Гордеевым? — шёпотом поинтересовался Олег за обеденным столом.

— Она самая. Что, тоже глаз положил, проказник этакий? Придётся очень постараться, у нас многие пытались, но никому не удалось добиться от неё благосклонности. Жалко, что она не в моём вкусе, было бы интересно ею заняться.

— Да нет, я просто так спросил, — излишне равнодушным тоном ответил Лазарев, хотя внешние данные девушки и милый голосок ему явно приглянулись.

В коллективе Олег освоился на удивление быстро, несмотря на то, что по возрасту был одним из самых молодых сотрудников. К зависти многих, и в работе у Олега по прошествии буквально пары месяцев всё пошло как нельзя лучше. Даже сам Эдуард Александрович стал иной раз прилюдно его хвалить, хотя раньше ни в чём подобном к кому-либо из подчинённых он замечен не был.

— Берите пример с Лазарева, — можно было услышать из уст директора на тягуче нудных еженедельных планёрках, где он по очереди беспощадно распекал руководителей отделов за различные недоработки и ошибки как лично их, так и подчинённых. — Благодаря в том числе и его грамотным действиям мы получили ещё два больших контракта, причём на очень привлекательных для нас условиях.

Хотя всё могло сложиться и по-другому, ведь таланты своего нового менеджера Эдуард Александрович разглядел далеко не сразу.

В тот же день, когда Короткий впервые увидел Лазарева в столовой, у которого это был всего второй его рабочий день, он через секретаря вызвал нового сотрудника к себе в кабинет. Не предложив Олегу даже сесть, он безо всяких юлений и дипломатических изысков, честно, в лоб предупредил, что испытательный срок Олега закончится не через три месяца, как ему сообщили в отделе кадров, а сразу после первого же пусть даже малейшего замечания.

— Так что хорошенько подумай, и если примешь решение сегодня же расстаться с нами, то я возражать не стану, — жёстко резюмировал Эдуард Александрович, указывая рукой на дверь.

Но Олег так просто сдаваться не собирался. Впрочем, потерять столь вожделенную, только что найденную работу Лазарев уже не боялся. Он теперь знал метод стопроцентно гарантированного трудоустройства, так что при желании мог найти место намного лучше, что в ближайшей перспективе и собирался сделать. Но на сегодняшний день это в его планы не входило.

После столь обескураживающих слов начальника любой наёмный работник не продержался бы на своём месте хоть сколь-нибудь значимого времени. А большинство не стали бы и дожидаться своей участи, а тут же с покорностью раба сами написали бы заявление об увольнении. Но с недавних пор Лазарев ощущал в себе внутреннюю силу и крайнюю уверенность, которая раньше не только не была ему присуща, но он даже и не предполагал, что у кого-то может наличествовать что-либо похожее. Ему стало смешно, что человек, подобный Эдуарду Александровичу, считает себя вправе так бесцеремонно распоряжаться его судьбой. «Посмотрим, кто и кем здесь будет командовать», — посмотрев на начальника и ухмыльнувшись уголками губ, подумал он.

— А можно сделать так, чтобы за мной был закреплён опытный сотрудник, например Майя Гаврилова, которая на первых порах помогла бы в освоении специальности? Тогда уверен, что никаких замечаний ко мне у вас и не возникнет, — как будто не услышав последней реплики, попросил Олег, присаживаясь на стул.

Глаза Короткого яростно сверкнули, густые брови сдвинулись к переносице, но через несколько секунд вернулись к своему естественному положению.

— А что — вполне здравая мысль, обяжу-ка я её ввести тебя в курс дела. Она у нас сотрудница хоть и молодая, но достаточно знающая и старательная. К тому же пусть отрабатывает свои постоянные опоздания на работу. Может, после общения с тобой и дисциплина у неё подтянется, а то два дня подряд заявляется на целых три минуты позже положенного. Ладно, иди работай, а я ей сейчас позвоню, предупрежу, чтобы ничего не скрывала и честно рассказала тебе про всю нашу «кухню».

Дальше всё пошло своим чередом, хотя по первости Лазарев большого участия в деятельности отдела не принимал. Его обязанности ограничивались составлением всевозможных таблиц, построением бесчисленных диаграмм, графиков и другой подобной бумажной канители, каждодневно, механически выполняя которую рядовые сотрудники считали её полной белибердой и чушью, не понимая, как это может способствовать улучшению производственного процесса и увеличению продаж. Но у Короткого ко всему этому было совсем другое отношение. Он часами мог с любовью рассматривать таблицы и графики, что-то сравнивать и анализировать, периодически делая хорошо отточенным карандашом с изжёванным концом многочисленные поправки и замечания.

***

Лазарев оказался прилежным учеником, а Майя хорошим наставником.

После звонка Короткого Олега и девушку пересадили за временно не занятые спаренные столы и убрали разделяющую их перегородку, так что они могли беспрепятственно переговариваться и видеть мониторы друг друга.

Через две недели Лазарев уже умел свободно работать во всех программах, освоил таблицы, которые надо ежедневно заполнять для отчёта перед руководством, и даже по переписке познакомился с ключевыми клиентами.