Бесплатный фрагмент - Папоротников цвет

Глава 1

Домик на окраине леса у реки, казалось, вжимался в мшистую землю, пытаясь укрыться от порывов ветра. Ели вокруг стонали, шуршали колючими ветками по ставням, скрипели высоченные сосны, шептались пугливые осины и переговаривались берёзы. Рассердилась на что-то матушка-природа, разгневалась.

Олеся сидела в углу за печкой, прижавшись к её тёплому боку, и боялась пошевелиться. Огонёк свечи дёргался, словно хотел убежать, и его отсветы скакали по бревенчатым стенам, выхватывая из темноты висевшие пучки трав. Вспыхнула яркая молния, а следом грохнуло так, будто кто-то ударил в огромный жестяной таз. Олеся зажала уши руками и съёжилась, наклонившись к коленям. А в следующий миг хлынула стена дождя, что лился с небес сплошным потоком, растворяя в себе весь шум, только и слышалось бряканье капель по кровле.

Олеся глянула на потолок и поджала губы. Крыша давно просила ремонта, да не хватало дому крепкой мужицкой руки. Что могла девчушка? Она и на печь-то с трудом забиралась — очень уж боялась высоты, а тут — на самую крышу. Бывали грозы этим летом, но таких страшных она не видывала. Хорошо только, что сильный дождь быстро заканчивался, не то, что мелкая морось — та и на весь день могла затянуться.

Зашептала Олеся чуть слышно заговоры от напасти, молила богов, чтоб не навредили её дому, чтоб не вышла река Красунь из берегов, чтоб не повалило на крышу старое дерево… Шевелила губами, а пальцами тонкими теребила подол — плотная ткань под мозолистыми подушечками мялась складками.

Закончилась буря быстро. Вот уже сквозь щель в ставнях заглянуло солнце, скользнуло жёлтыми лучами по столу и полу, уселось на тёплом боку печки. Олеся поднялась, отряхнула юбку от золы, расправила фартук, подошла к окну и распахнула ставни, и свежий прохладный воздух ворвался в избу. Небо уже прояснилось и сияло голубизной. Олеся подула на пламя свечи, и огонёк погас, оставив после себя белёсый дымок да запах воска.

Она сунула ноги в башмаки и, повязав на голову косынку, вышла в полутёмные сени. Тихонько шуршала где-то в сене мышь, стрекотали меж брёвен древоточцы да слышалось шептание ветра.

Олеся выбралась из дома, нагнулась у намокшей травы и собрала в склянку дождевые капли. Чуть-чуть — с осоки, побольше — с лопуха, ещё немного — с подорожника. Собирала Олеся, собирала да вдруг как вскрикнет! Невольно назад отпрыгнула: около крыльца лежал человек — грязный, мокрый. Тёмные волосы прилипли ко лбу, лицо землёй измазало, одежда порвалась.

Олеся наклонилась к нему.

— Живой, — проговорила она — грудная клетка вздымалась.

Олеся убрала бутылочку в карман фартука.

— Эй! Мил человек, вставай, — попыталась разбудить незнакомца.

Тот лишь тихонько простонал в ответ.

Она хотела поднять его, даже схватилась за подмышки, обойдя парня сзади, но тут же скинула на землю — тяжёлый! Видать, от того, что безвольный.

Оглядела Олеся лес — молчаливо на неё деревья смотрели, немного покачиваясь от ветра, шелестели листьями, шуршали иголками. Никого нет больше. И откуда этот молодец тут взялся? Может, с реки пришёл? Олеся спешно обошла дом, выглянула из-за угла на поблёскивающую в солнечном свете излучину Красуни. Лодок рядом не было, плотов тоже. Нахмурилась Олеся, свела тёмные брови.

— Воды-ы-ы, — послышался вдруг хриплый голос.

Олеся встрепенулась и побежала к незваному гостю. Тот пытался перевернуться на живот, но выходило скверно.

— Давай в дом, — велела она и протянула руку.

Парень схватился за ладонь, но тут же безвольно рухнул на землю. Олеся посмотрела на кожу, где остался след мокрой грязи, выдохнула и, уткнув руки в бока, громко сказала:

— А ну вставай! Мне тебя не унести! Ишь разлёгся тут!

Парень приоткрыл глаза, пошевелил сухими губами, вздохнул. Потом, дрожа всем телом, опёрся на локтях и осмотрелся.

— Ты кто, девица? — прохрипел чуть слышно.

— В дом пошли, потом разберёмся, — буркнула Олеся, подхватила его, положив руку на своё хрупкое плечо, и чуть не рухнула от тяжести. Парень хоть и пытался идти сам, но сильно опирался на девчушку. Ноги его еле передвигались, цеплялись за траву и мох.

С большим трудом Олесе удалось провести гостя внутрь. А парень едва добрёл до скамьи, вальнулся на неё и тяжело задышал.

Глава 2

— Ты накой его приволокла? — послышался ворчливый низкий голос.

Олеся даже вздрогнула. Обернулась и увидела посреди избы растрёпанного недовольного домового. Он сердито хмурил лохматые брови и сверкал чёрными глазищами.

— Фаня, — выдохнула Олеся. — Я уж и не чаяла тебя увидать. Поди три весны не появлялся, как бабка Глаша померла.

— И не появился б, кабы не это, — Фаня ткнул корявым пальцем в парня, что заметно побледнел и покрылся испариной.

— Так а что мне оставалось? Бросить его там? — Олеся суетилась, выискивая на полках травы и склянки, снова разожгла огонь в печке и поставила греться воду.

— Не нравится он мне. Будто сидит что в нём, — домовой прошуршал лаптями по дощатому полу и остановился рядом с гостем. Провел ладонью над лицом, и тот коротко выдохнул, приподнявшись грудью. Около его рта в воздухе повис зеленовато-серый дымок и тут же нырнул обратно, внутрь. Лоб парня покрылся капельками пота, а под глазами проступили синяки. Он шумно закашлялся и, вцепившись рукой себе в горло, попытался подняться, но домовой шикнул на него, и парень повалился на скамью.

— Одержим он кем-то, — нахмурился Фаня. — Ещё раз спрашиваю: накой приволокла?!

Олеся стояла бледная, как поганка, вцепилась пальцами в фартук, а сама уставилась на незнакомца. А ежели это и правда нечисть какая? Бабка Глаша много о таких сказывала, мол, бродят они по лесам, ищут себе жертв. Прикинутся заблудшими людьми, а сами так и норовят душу вытрясти да себе забрать.

— Ох, Фанечка, что же делать-то теперь? — Олеся умоляюще посмотрела на домового, стянула косынку и принялась суетливо перебирать светлую косу.

— Надобно выудить то лихо, что сидит в нём, — Фаня почесал жёсткую бороду и снова оглядел больного.

— Снадобья какие сварить? Так я сделаю, — тут же оживилась Олеся, кинулась к пучкам сухих трав на стене, да домовой её остановил.

— Вряд ли тут твои травки помогут. Оберег нужен. Сильный. Помнишь, тебе Глафира рубаху отдавала?

— Папоротником вышитую? Помню, — кивнула Олеся. — Как же не помнить? Велела она мне её беречь, глаз не спускать, мол, пригодится она мне в тяжёлое время…

— Тащи сюда.

Девушка бросилась в комнатушку, лишь колыхнулись плотные занавески, а парень тяжело вздохнул — протяжно, со свистом. Подошёл к нему Фаня, коснулся шершавой ладонью, а тот горячий, что печка зимним морозным вечером! Домовой даже руку отдёрнул, до того жарко.

— Плохо дело… — покачал он головой.

Олеся вернулась скоро и протянула Фане выгоревшую рубаху с вышитым на ней цветком папоротника. Тот сиял красно-жёлтыми красками и казался совсем живым, того и гляди лепестки свои распустит.

— Надевай на него, чего мне суешь? — буркнул домовой. — Я пока отвар какой всё же сделаю. Лишним не будет.

Олеся кивнула и подошла к больному, положила рубаху рядом на стол. Взяла с печи ковш с тёплой водой, обмакнула в неё тряпку и вытерла потный лоб парня. Случайно коснулась рукой его кожи и невольно отшатнулась — горячий!

Обтёрла лицо, да только будто зря всё — тут же снова потом покрывался, и дыхание стало прерывистым, глухим. Вцепился парень пальцами в скамью так, что жилы натянулись.

— Ну, тише-тише, — проговорила Олеся, протирая тряпкой шею и ключицы. — Тише, — убрала налипшие волосы и отодвинула ковш.

Взяла со стола резак и осторожно вспорола грязную рубаху, сняла её. На удивление у больного этого тело оказалось сильным, мускулистым. Видать, работящий он, не лежебока. Снова обтёрла Олеся его мокрой тряпкой, бережно и аккуратно.

— Чего там долго так? — ворчливо спросил домовой, помешивая в ступке сухие травы. — Любуешься, что ль?

— Ну, скажешь тоже, Фаня! — одёрнула его Олеся, а на щеках вспыхнул румянец. Она с трудом оторвала пальцы парня от скамьи и продела руки в рукава.

— Легче будет, — уговаривала больного, пытаясь натянуть ворот через голову.

А когда рубаха была надета, парень вдруг как взвыл волком! Зубами в губы впился чуть не до крови, шея вздулась, как у быка, мышцы окаменели. Изогнулся он на скамье, задышал хрипло, пытался разорвать рубаху да снять её с себя. Бросилась к нему Олеся, схватилась за руку, держала что было сил. Да разве ж справишься тут? Откинул он её, словно тростиночку. Фаня тогда отвар оставил на печи, а сам к буйному бросился. Одну ладонь на лоб ему положил, а другую — на грудь, зашептал наговоры. Сразу успокоился парень, выдохнул протяжно. И снова выпорхнул из его рта зеленовато-серый дымок и с воем заметался по избе. Потыкался в стены да и вылетел в окно, оставив после себя шлейф противного визга.

Олеся поднялась с пола, потирая ушибленный локоть. С тревогой на парня посмотрела: спал тот. Грудь его вздымалась ровно, спокойно. Фаня закончил с отваром.

— Поди Трясея-голубушка в него вселилась. Ежели бы протянули, точно б сожгла его, как дрова в печке.

— Ох, — только и проговорила Олеся. Плохо дело, когда лихоманки привязываются, то одна, то другая, попробуй с ними сладь.

Взглянула на рубаху да снова охнула.

— А цветок почто не сияет боле, как настоящий?

Фаня посмотрел на вышивку: и правда, рисунок как рисунок. Никакого волшебства. Хмыкнул он беспокойно, Олесе миску подал.

— На, угости гостя, крепнуть быстрее будет. А мне отлучиться надобно.

Глава 3

Олеся к скверному характеру домового уже привыкла — чай пять зим с ним прожила в одной избе. Он и при бабке Глаше с ней особо не церемонился, а уж сейчас и подавно. Видать, не мог смириться с потерей да с новой хозяйкой. Вон, сколько времени вовсе на глаза не появлялся, оставил совсем одну.

Поднесла Олеся миску к пересохшим губам парня и чуть наклонила.

— Выпей, молодец, выпей, — попросила его и даже сама удивилась, каким голос оказался заботливым.

Парень с трудом приоткрыл рот и глотнул горьковатый отвар, да сразу зашёлся кашлем. Олеся всё равно остаток снадобья ему залила, уложила на лавку, а он вроде как и успокаиваться начал. Села девчушка рядом и погладила гостя по голове, приговаривая тёплые да ласковые слова.

Почему-то его лицо выглядело знакомым, может, видала, когда в деревне торговала? Красивый он был, темноволосый, скуластый. Будто и не деревенский вовсе, а какой-нибудь барин. Но руки-то сильные, грубые, с мозолями, а на левой до самого локтя шрам белел. Может, боролся в лесу с каким зверем, кто знает?

Олеся вдруг протянула руку, провела пальцем по шершавой коже, а парень дёрнулся и чуть сжал её ладонь. От неожиданности она подскочила и метнулась к печке да принялась посудой греметь.

Гость открыл глаза. Приподнялся на локтях и чуть слышно застонал. Олеся хотела вернуться к нему и помочь, да увидала, что он уж и сам справился: сел на скамье, ладонями голову закрыл, покачался из стороны в сторону. Будто кружило его, или мушки в воздухе плясали.

— Очухался? — бросила Олеся, с силой растирая пестиком сухой зверобой в ступке.

— Выворачивает наизнанку, красавица, — еле сдерживая тошноту, проговорил парень. — Тяжко мне.

— Ничего-ничего, мил человек, — махнула Олеся рукой. — Пройдёт. Сейчас ещё приготовлю отвар, легче станет.

Он поднял голову и глянул на хозяйку. Глаза его ввалились, темнели на бледном лице, как две огромные ягоды смородины. Но появился в них какой-то блеск, живость. Значит, идёт на поправку.

— А как тебя величать-то, гость мой незваный? — Олеся сдёрнула со стены пучок ромашки.

— Олежка я. Олег, — он попытался выпрямиться, но тут же снова скрючился, прижав руки к животу. Потом рванулся к окну, вывалился наружу наполовину, и затряслось его тело рывками.

— Ох, — только и проговорил Олег, утирая руками губы, виновато на хозяйку посмотрел и сел на скамью.

— Это хорошо, что прочистило. Так и надо, — кивнула девчушка. — А меня Олесей звать.

— Что ж ты, Олеся, одна в лесу обитаешь? — посмотрел на неё Олег и улыбнулся краешком рта.

— Знахарка я местная, — продолжая мять траву в ступке, ответила Олеся. — Не видал ни разу? Я часто в деревне торгую.

— Может, и видал, да не запомнил. А я в кузнице работаю, кузнец я.

— Понятно, — она поджала губы. — А здесь как очутился?

— И сам не знаю, красавица, — он приподнялся и дотянулся до ковша с серой водой, что стоял на столе. С жадностью припал к глиняному краю и в несколько глотков его осушил; струйки пробежали по лицу и шее, намочив рубаху. — Пошёл за дровами в лес, чтоб печи растопить, ведь огонь мне нужен сильный, жаркий, да заблудился. Теперь вот обратно возвращаться надобно.

Олеся кивнула и ничего не ответила, а в ступку тем временем залила кипятка из горшочка, сыпанула какого-то порошка из маленького флакончика, и отвар тут же как вспенится! Того и гляди выскочил бы, расплескался по полу. Напрягся Олег, даже отодвинулся чуть к стенке, а Олеся лишь подула, чтобы пену убрать, да помешала деревянной палочкой.

— Пей, — коротко сказала парню.

— Мне уже полегчало… — Олег поднялся со скамьи и бочком попытался протиснуться между девчушкой и печью.

Олеся выставила руку, преграждая путь.

— Без моего на то разрешения никуда не выйдешь, — строго проговорила и нахмурилась, протянула миску, куда отвар перелила, и глянула сердито. — Хворый ты ещё. Вижу, что к тебе всякое лихо часто цеплялось. Сразу и не вытравишь.

Олег лишь растерянно хмыкнул, но снадобье странное взял. Пузырилась в нём мутноватая вода, плавали то ли блёстки, то ли пылинки какие, а на глянцевой поверхности круги расходились в стороны.

— Права ты, красавица. Сам не знаю почему в последние дни то чирей вскочит, то ячмень на глазу, то прыщ на весь нос, — усмехнулся парень. — А ведь хорошо всё было… Богатство, невеста…

Олег зажмурился, залпом выпил отвар, вытер губы и вернул миску.

Олеся взяла её, сжала в руках. На лице девичьем читалось сомнение и досада, будто горько ей было от того, что не свободен этот парень.

— Да только нет теперь ничего… Вот бы вернуть назад время, — вздохнул Олег, а Олеся вдруг улыбнулась, да сразу спохватилась и посерьёзнела.

— Будет ещё, будет, — она сунула миску на край печки, а сама приложила ладонь ко лбу парня. Уже не такой горячий, это хорошо. — Сымай рубаху-то, непростая она. Поносил и хватит.

Олег прикоснулся к вышитому цветку папоротника, провёл по нему пальцами, на мгновение замешкался, но стянул одежду и протянул Олесе. Она сглотнула, глянув на сильное его тело, быстро отвернулась.

— А моя-то где?

— А? — Олеся обернулась, споро осмотрела избу и заметила на краю скамьи разрезанную рубаху парня. — Ой. Я тебе тогда бабкину дам. От неё много вещей осталось.

Не успел Олег ничего возразить, как дверь отворилась, и на пороге показался домовой. Таким сердитым Олеся его ещё не видала.

Глава 4

— Ну-ка, сядь, — бросил Фаня, исподлобья глянув на парня. Тот замешкался, перетаптываясь на месте, а домовой как рявкнул: — Быстро сядь! Али ещё и глухой?

Олег нервно сглотнул и попятился к стенке, плюхнулся на скамью, ошарашенно посмотрел на Олесю. Она тоже ничего не понимала и лишь пожала плечами.

— Ещё и зелье счастливое ему варила? — буркнул Фаня, брякнув пустой миской с остатками поблёскивающей жидкости.

— Я… Ну… — замялась Олеся.

— Да не о том я, — махнул рукой домовой. — Был я у Кикиморы, посидели, покумекали… О твоём госте, оказывается, пол-леса судачит. Ждёт его и Леший, и даже Водяной. Не вернул видать должок-то, а? — он уставился в глаза Олегу.

— Как же не вернул… — пробормотал Олег. — Всё вернул… Вроде…

— Что-то не помнит наш хозяин лесной, чтоб приходил кто к нему в услужение. А ведь обеща-а-ал. Обещал, плут?

— Так как же я б ушёл-то… — ответил Олег. — Если и староста дочь свою за меня выдавал, и двор дали просторный, посередь деревни почти. Разве я мог…

— Старостина дочь… Анфиса, что ли? — спросила Олеся, беспокойно теребя плотно скатанный поясок. — Что ж в ней находят? Сколько раз слышала, как парни судачили об Анфиске этой.

— А ты не встревай и тему не меняй, — буркнул на неё домовой. — Иди вон займись чем.

— А ты меня в своей-то избе не гони, — насупилась Олеся и руками в бока упёрлась. — Уж решу сама, чего делать.

— Понимаешь, — Олег поднял взгляд на Фаню, но тут же отвёл глаза. — Уже и о свадьбе договорились, и о приданом… Как бы я ушёл в лес на три весны, сам подумай.

— А как цветок папоротниковый срывать, так ты не думал? — ехидно поинтересовался Фаня.

— Папоротников цвет? — ахнула Олеся. — Да как же тебе удалось? Охраняют ведь его силы нечистые, грозные. Как не побоялся?