Бесплатный фрагмент - Пациенты

1

За окном, поочередно сменяя друг друга, проносились хорошо знакомые загородные пейзажи… Сидя на боковом месте в одном из плацкартных вагонов поезда межобластного сообщения и обеими руками облокотившись на выдвижной столик, в легкой полудреме я безразлично глядел в окно, машинально замечая то густой плотный лес, то уходящее вдаль выкошенное поле. Время от времени мимо пролетали и крошечные малонаселенные деревеньки, обозначенные унылыми полустанками, на которых не делал остановок такой поезд, как наш. Очередной осенний день выдался пасмурным, поэтому все существующее за оконной границей приняло совсем унылый и неприглядный вид. Серые кучевые облака, закрывающие от нас солнце, похоже, с каждым часом собирались воедино, чтобы в скором времени обрушиться на землю мощным проливным дождем…

Вагон мерно покачивался на не слишком быстром ходу, и это создавало непередаваемую атмосферу отдыха и спокойствия для немногочисленных пассажиров, добровольно решивших (пусть и временно) запереть себя в замкнутом пространстве. Когда едешь в поезде, невольно покажется, что, даже само время внутри вагонного лабиринта замедлило свой неутомимый бег, несмотря на явное движение вперед, а мерный глухой, почти гипнотизирующий стук колес, бесспорно, усиливает эти ощущения, дополнительно насыщая их качественно новыми, порой даже мистическими деталями…

Слова мои обращены сейчас к тем, кто искренне всей душой влюблен в железную дорогу, кто с удовольствием переносит дорожную качку, с наслаждением слушает музыку колесных перезвонов, обожает запах угля, мазута и многое другое, то есть, любит «железку» так, как люблю ее я сам. Путешествие по железной дороге, как сторону человеческой жизнедеятельности, можно считать одним из уникальнейших в мире явлений! И вот почему. Главная характерная особенность, присущая исключительно железнодорожным вояжам, на мой взгляд, состоит в следующем: стоит пассажиру переступить границу вагонного тамбура, приземлиться на свое законное место и дождаться, когда поезд тронется с места, как человек в считанные минуты приобретает удивительную способность забывать обо всех жизненных проблемах и неурядицах. В предвкушении увлекательной поездки пассажир получает не только полный заряд отличного настроения, но и, в числе прочего, уникальную возможность в течение избыточного свободного времени пообщаться с совершенно незнакомыми ему людьми. И в порыве поездки у тебя появляется непреодолимое желание поведать вынужденным соседям о своем самом сокровенном, о чем обычно говорят ни с кем иным, как с близкими друзьями или родственниками. И это несмотря на то, что, как правило, случайных соседей по вагону ты видишь первый и последний раз в жизни! Разумеется, в таких беседах каждый общающийся не забывает слегка прихвастнуть своими богатыми достоинствами, а то и значительными достижениями, потому что проверить этого никак невозможно, да и нет в этом необходимости…

Подумать только, лишь в поезде человеку кроме всего прочего дается сколько угодно времени, дабы под легкую упоительную вагонную качку поразмыслить над своей жизнью, а порой задуматься, что называется «о вечном». И вообще, если хотите, исключительно в дороге каждый в состоянии решительно отвлечься от окружающей реальности. Однако первым делом проводник традиционно греет в тэне кипяток, чтобы вовремя предложить пассажирам неотъемлемый атрибут любого дорожного сервиса — чай, и непременно с сахаром!..

…Никем не отвлекаемый, я сидел, погруженный в свои размышления, однако временами, когда наш поезд, чуть снизив скорость, пересекал по железнодорожному мосту какую-нибудь реку, привычно усыпляющий стук колес на короткое время нарушал общее спокойствие, вдруг многократно усиливаясь и отдавая гулким эхом на каждом рельсовом стыке. Именно в эти минуты я оживлялся, внимательнее вглядываясь в окно, и, при этом, тщетно стараясь понять, что это за река, хотя на память не приходило ни одного знакомого названия, принятого в данной местности, да это, собственно, не играло никакой роли. Как только наш поезд оставлял очередной мост позади, мой интерес к реке исчезал, и я вновь погружался в обычную вагонную атмосферу…

Итак, теперь пора представиться. Зовут меня Александр, можно Саша, я молодой человек среднего роста. Природа наградила меня стройной фигурой, темными волосами и карими глазами, гармонично дополняющими открытое и располагающее лицо. И это мне очень помогает в профессии, ведь я — врач, а без искренности и понимания не завоевать безграничного доверия пациентов, так необходимого для их лечения и реабилитации. Совсем недавно я вступил в жизненный этап зрелости — мне исполнилось тридцать. Хороший возраст, скажу я вам, дорогой читатель! Душа еще молода и полна надежд на лучшее!..

Давняя любовь к железной дороге и повороты судьбы в итоге привели меня на работу в дорожную клиническую больницу. По характеру медицинской деятельности обычно я много разъезжаю по нашей Северной дороге, но на этот раз, в поезд меня толкнуло желание во время отпуска погостить у одного старого приятеля, Анатолия, однокашника по медицинской академии. Среди других сокурсников этот остроносый веснушчатый слегка полноватый очкарик, ростом чуть выше меня, никогда не выделялся своей внешностью, но отличался светлым умом и отличной памятью, учеба давалась ему легко, он буквально все схватывал на лету, поэтому мало времени готовился к занятиям, но почти всегда получал отличные оценки. Я же напротив, был обычным скромным хорошистом, звезд с неба, что называется, не хватал, но учился старательно. После окончания вуза, мы достойно отпраздновали наш выпускной, а потом расстались. Я тогда нашел работу в родном Ярославле, а Толя вернулся к себе в Костромскую область, в небольшой городок Нею, в край с удивительно красивой, богатой и чистой природой…

Пока я продолжал смотреть в вагонное окно, на меня вдруг неожиданно налетела вереница воспоминаний. В голове страница за страницей всплывали эпизоды студенческой молодости, наша добрая дружба еще с самого «абитура», долгие годы трудной совместной учебы. Не забыл я, как с Толяном мы умудрялись прогуливать лекции, как здорово отдыхали вместе с коллегами, и как на третьем курсе оба влюбились в одну и ту же девушку — самую красивую на нашем потоке, Машеньку из Рыбинска, русоволосую с очаровательной завораживающей улыбкой, безмерно добрым характером и удивительно красивыми зелеными глазами… В результате наших совместных ухаживаний, в этой любовной истории повезло моему другу, но я, разумеется, на него не в обиде, просто изо всех кавалеров Маша выбрала именно его. Надо полагать, ее привлекли в Толе проницательный ум и неподражаемое обаяние… Спустя год после окончания учебы я узнал, что они поженились и переехали жить к Анатолию в Нею. Само собой, я был приглашен к ним на свадьбу, которую мы весело отгуляли, но с тех пор так и не виделись, а прошло уже лет шесть или семь.

Конечно, время от времени мы обменивались сообщениями, из которых я узнавал, что у ребят все хорошо: оба продолжали врачебную практику в Нейской районной больнице, а позже они дали мне знать и о том, что их в семье стало трое. Что касается лично меня, то я больше не встречал такой же единственной и неповторимой, как Маша, поэтому моя жизнь протекает спокойно и размеренно, можно сказать, без приключений. А совсем недавно Анатолий неожиданно позвонил и пригласил меня приехать повидаться с ним, его женой и маленькой дочкой по поводу, о котором он расскажет при встрече, вот так я и оказался в этом поезде…

Как известно, человеческая мысль имеет стремительное течение, и даже если ты, как покажется, посвятил размышлениям долгое время, на часах пройдет всего каких-нибудь пять или десять минут. Вот и мои невольные воспоминания о прошлом коренным образом нарушили мою ориентацию во времени, но совершенно в иную сторону! Когда, наконец, я все же взглянул на часы, отрезвляющая реальность мгновенно охватила меня, и я осознал, что мы должны были уже часа полтора как прибыть в пункт назначения, но почему-то пока этого не сделали.

Состав продолжал, как и прежде, двигаться, а за окном проплывали типичные природные пейзажи, и вполне естественно я решил, что наш поезд попросту опаздывает. Мне показалось, что других пассажиров не очень-то интересовала точность нашего прибытия, впрочем, и я не сильно торопился, но, тем не менее, задал уточняющий вопрос проходившей мимо проводнице. Я окинул ее взглядом, и в глаза мне бросился бейдж с надписью: «РЖД. Варвара. Проводник», неровно висящий на левой стороне ее груди. Однако, к моему удивлению, Варвара также не имела понятия, почему мы до сих пор продолжаем движение. Более того, по ее словам, она даже не задумывалась об этом, потому что традиционно была занята рутинными делами, связанными с прибытием на конечную станцию.

— Значит, насколько я понимаю, скоро прибудем? — с надеждой спросил я, едва проводница Варвара, темноволосая полноватая женщина средних лет, закончила говорить.

— Не знаю, не знаю, молодой человек, — сухо ответила она, пристально посмотрев в окно. — Сколько лет работаю на маршруте, а такое со мной впервые…

— Что Вы имеете в виду? — заинтересовался я.

— Вот что хочешь со мной делай, а мы уже часа полтора едем куда-то не туда. Ну, точно! Местность мне совсем незнакома, я прекрасно знаю, что на участке подъезда к самой конечной станции за окном должны быть совершенно другие виды. Но состав почему-то не останавливается, и ни начальник поезда, ни машинисты из кабины локомотива ничего нам не сообщают. Так быть не должно! Сама-то я не решалась спрашивать, в чем дело, им, начальству, виднее, куда поезд идет. Хотя странно все это!

— Согласен с Вами, все это действительно странно, — задумчиво произнес я, — а может быть Вы, все-таки, разузнаете обо всем у машиниста или начальника поезда!

— Ну, конечно! Голова моя садовая!! Как же я раньше-то не догадалась! Вы понимаете, даже и в мыслях не было спросить! И девчонки из других вагонов мне ничего не сказали. Видать, тоже заняты были. Понимаете, перед конечной станцией хлопот всегда много… Хорошо, я скоро… — бодро ответила проводница и удалилась в штабной вагон.

Невольно услышав наш разговор, сидящие рядом пассажиры начали беспокоиться, тоже вдруг вспомнив о том, что мы давно должны были добраться до Неи. Заметив это оживление, я вежливо призвал людей не волноваться и немного подождать новостей, которые наверняка прояснят ситуацию, и все пока успокоились, вернувшись к своим делам…

Спустя несколько минут, проводница вошла в вагон и, пребывая в полном недоумении, сообщила всем нам, что, оказывается, бригадир вообще не владеет никакой информацией, более того, даже сам машинист не мог взять в толк, куда движется управляемый им состав. На текущий момент известно только то, что на одном из разъездов мы свернули по железнодорожной ветке куда-то в другую сторону, по всей видимости, проехав неверно переведенную каким-то ротозеем стрелку. Такое на дороге, к великому сожалению, иногда случается. Однако еще более странным выходило то, что в ту роковую минуту ни машинист, ни его помощник ничего не заметили, а догадались об ошибке только примерно через полтора часа пути, когда состав уже существенно и неотвратимо отклонился от своего маршрута!

Из рассказа проводницы мы также узнали, что все попытки экипажа вызвать по рации ближайшую станцию, а это, по всем понятиям, должна быть конечная, остались без результата. Не получилось дозвониться по специальному каналу связи и до управления Северной железной дороги. Радио упорно молчало. А без связи водитель локомотива становится как слепой котенок, он не в состоянии ни узнать о текущей обстановке на дороге, ни сообщить диспетчеру о чрезвычайной ситуации. Более того, машинисту не было известно, есть ли поезда впереди или позади нашего, ведь, как оказалось, на всем протяжении пути, по которому мы ехали, не стоит ни единого семафора, а все это может закончиться серьезной аварией…

— Одно пока известно наверняка: поезду ничего не угрожает, — завершила свой рассказ проводница.

— Что ж, как мы все догадались, пока ясно только одно: ситуация непонятная, нестандартная, повлиять на нее мы не можем, поэтому нам остается только сидеть и ждать развития событий, а впоследствии поступать по обстоятельствам, — произнес я, обращаясь к коллегам по вагону, и все они молча закивали в знак согласия и понимания. Проводницу же я попросил сообщать нам обо всех происходящих изменениях.

Можно себе представить, с какими мыслями остались после этого разговора находящиеся в вагоне люди. Но, к счастью, в панику никто не впал, и все стали терпеливо ждать, чем все закончится. Мало ли что может произойти в дороге! Впрочем, услышав, как проводница говорила об отсутствии у машинистов связи, пассажиры сразу же обратились к своим мобильным телефонам и с большим удивлением и даже разочарованием обнаружили, что и сотовая связь полностью отсутствует! Это означает, что ни у кого из нас пока нет возможности сообщить о себе родным, которые естественно ждут и сильно волнуются, скорее всего, пока ожидая на вокзале, потому что в таких случаях объявляется, что поезд опаздывает. Неужели мы заехали в такую дремучую глушь, что здесь нет даже мобильной связи?! Как впоследствии оказалось, эта неприятность была всего лишь первой в череде других, ожидающих нас в дальнейшем…

Через несколько минут по поездному радио машинист, извинившись за нарушение расписания, вкратце сообщил о сложившейся ситуации, чтобы пассажиры этого поезда хотя бы перестали мучиться от неизвестности. В сущности, было сказано все то, что мы и так уже знали от проводника нашего вагона…

За всю многолетнюю практику работы у сорокалетнего машиниста Даниловского локомотивного депо Ивана Петровича Колыванова подобное случилось впервые. Все происходящее без сомнения следует считать нештатной ситуацией, но железнодорожники приняли в данный момент единственное, но, пожалуй, рискованное решение — продолжать движение до тех пор, пока не доберутся до какого-нибудь железнодорожного узла, где смогут воспользоваться связью и выяснить, что случилось. Все прекрасно понимали, что не бывает такого, чтобы железная дорога вела неизвестно куда, и на всем ее протяжении не оказалось бы какой-нибудь станции или полустанка! В этих непонятных обстоятельствах, естественно, решили ехать как можно медленнее, чтобы, в случае чего, успеть во время затормозить.

Поезд продолжал двигаться в неизвестном направлении, машинист и его молодой двадцатипятилетний помощник Андрей Иванович Прохоров управляли локомотивом, почти не разговаривая, потому что обсуждать было пока нечего, а о посторонних вещах думать некогда: в любой ситуации они оба отвечали за жизнь пассажиров вверенного им поезда. Однако путь был свободен, без видимых повреждений, и железнодорожники продолжали уверенно вести свой состав, внимательно следя за обстановкой на трассе, но их нервы были все-таки порядком напряжены…

Спустя некоторое время, помощник машиниста сообщил своему начальнику о повороте путей, но так как скорость была небольшая, Иван Петрович, привычно кивнув в знак принятия информации, спокойно продолжил движение. Но едва поезд прошел поворот, обогнув справа небольшой холм, перед ними неожиданно, как из-под земли, «выросло» бревенчатое черно-белое сооружение, перекрывающее пути, проще говоря, это была принятая на железной дороге конструкция, обозначающая «тупик». Он возник так внезапно, что, даже, несмотря на крайне низкую скорость, мгновенно остановить состав ни машинист, ни помощник не успели. Сработал естественный человеческий рефлекс: они успели зажмурить глаза, закрыть лицо руками и приготовились к сильному аварийному столкновению, но в момент ожидания толчка так ничего и не произошло. Поезд, как не в чем ни бывало, следовал дальше, а от тупика не осталось и следа, будто его и не было. Открыв глаза, железнодорожники только и сделали, что удивленно переглянулись, продолжая управлять составом.

— Ты видел, Петрович? — через несколько секунд спросил помощник.

— Мистика! Что-то здесь не чисто! — недоумевающее ответил машинист.

— Может нам показалось? Ну, к примеру, при нервном перенапряжении от усталости, говорят, «глюки» бывают, — произнес Андрей Иванович с видом знатока.

— Ладно, на дорогу смотри! — скомандовал Иван Петрович. — Потом будем думать, что да почему, а сейчас надо людей довезти…

…Находясь в вагонах, пассажиры, естественно, не видели никакого мнимого тупика и, скорее всего, даже не уловили момента, когда поезд его проскочил, но не знаю, как другие, а я кое-что почувствовал, возможно, именно тогда. Все произошло в считанные секунды: сначала у меня потемнело в глазах, и я на миг отрешился от действительности, потом грудь пронзило весьма неприятное ощущение, чем-то похожее на замирание сердца, только непривычно острое, болезненное, и все это сопровождалось кратковременным, но жутким страхом смерти. Тем не менее, когда это состояние прекратилось, я поначалу даже не придал этому случаю особого значения, решив, что сердце «шалит» от излишнего волнения, при стрессовых ситуациях нечто подобное у людей на самом деле бывает. Но когда мое сознание окончательно вернулось к реальности, я сразу стал явственно понимать, что вокруг все уже было не так… Определенно не так…

2

С этой минуты мой мозг начал стремительно осмысливать, что именно было «не так». Первое, что мгновенно пришло мне в голову, заключалось в том, что я по какой-то неясной причине был не в состоянии вспомнить, кто я такой, чем занимаюсь и, наконец, куда направляюсь, раз уж в данный момент нахожусь в движущемся транспортном средстве. Окинув вагон взглядом наблюдателя, в поведении сидящих рядом со мной пассажиров я сразу обнаружил недоумение, скорее всего, вызванное той же самой причиной, что и у меня. Многие из них рассказывали своим соседям о внезапно появившихся у них кратковременных сердечных болях и необъяснимом страхе смерти, причем больше всего такие симптомы неприятно удивили людей, у которых сердце всегда было здоровым.

После беседы с пассажирами я выяснил, что никто из них так же, как и я, не мог вспомнить, как попал сюда, и что было с ними до этого. В это время моя память с каждой секундой начинала возвращаться ко мне, а уже через несколько минут к моей великой радости сознание вновь окунуло меня в текущую реальность. То же самое произошло и с остальными. В свою очередь, я тоже рассказал соседям о пережитых ощущениях, а потом, чтобы немного их успокоить, для большего эффекта заявил, что я врач, и проговорил следующее: «Советую вам не волноваться, наверное, в тот момент мы проезжали какую-то магнитную аномалию или геопатогенную зону, вот наш организм и среагировал подобным образом». Докторам, как правило, верят, поэтому, надеюсь, пассажиры перестали беспокоиться по этому поводу.

По своей натуре обладая некоторой склонностью к аналитическому мышлению, снова отвернувшись к окну, я начал размышлять о вероятных причинах странностей, которые стали происходить с нами в этом поезде. Благо, у меня было предостаточно свободного времени, да и из вагона уйти некуда, во всяком случае, пока состав не остановится, поэтому, едва я приступил к мыслительной деятельности, версии посыпались, как из рога изобилия.

Первая касалась частичной потери памяти, которая, как я и думал, оказалась временной и, надо полагать, не нанесла никакого вреда центральной нервной системе. Нельзя исключить, что и амнезия, и неприятные ощущения в области сердца были следствием какого-то одномоментного внешнего воздействия, только неизвестно какого именно. По этому поводу можно было бы предположить многое. Например, а что, если все мы вдруг и вправду подверглись воздействию мощного магнитного поля? Кстати, из моих уст эта случайно пришедшая в голову версия только что прозвучала в адрес пассажиров с единственной целью их немного успокоить.

«Возможен еще вариант, — мысленно рассуждал я, — мы случайно заехали, скажем, в радиоактивно опасную зону, сформировавшуюся после аварии на какой-нибудь АЭС, и в настоящий момент на нас оказывает смертельное воздействие мощный поток, например, проникающего гамма-излучения. По этой версии наши машинисты, ведущие состав, тоже стали жертвами невидимого опасного воздействия, и поэтому не заметили, как поезд сбился с пути, и, возможно, как и мы, они тоже на время теряли память. Но если этот так, то мы все должны скоро умереть от лучевой болезни?! Нет!». Этот страшный сценарий меня не устроил, да и остальных, думаю, тоже бы не вдохновил, поэтому я без сожаления отбросил его в сторону, как абсурдный. Насколько мне известно, в тех местах, где мы ехали, поблизости не было никаких атомных электростанций. Буйскую АЭС ведь так и не построили…

«А вдруг мы вообще оказались под колпаком у инопланетян?! — закрутилась очередная мысль в голове. — Они, как известно, умеют стирать людям память, а потом могут делать с ними все, что взбредет в их нечеловеческие головы… Чем не версия, пусть и совершенно бредовая?! Или вот еще: наш поезд сбит с маршрута жуликами, которые хотят всех ограбить…». И так далее, и все в подобном духе…

Проще говоря, я буквально прыгал по каким-то выдумываемым мной самим ужасным, но в то же время, нелепым версиям, не имея ни малейшего представления об истинном положении вещей. Однако все это представляло собой своего рода защитный механизм для моей нервной системы. И здесь я преследовал две цели: спрятаться от мучительной невозможности что-либо изменить в происходящем или попытаться хотя бы в чем-то разобраться, а также сохранить свою психику, чтобы даже в этой странной ситуации оставаться в здравом рассудке…

Но едва я прервал поток своих скачущих мыслей, то почти сразу обнаружил другое «не так», лежащее, можно сказать, на поверхности: это касалось окружающей среды за пределами нашего состава. Осмотревшись, я заметил, как сидящие вокруг меня пассажиры безотрывно вглядывались в окна и, недоумевая от увиденного, приговаривали: «Что же это такое делается?!».

Между тем, задуматься было о чем. Проплывающие за окном медленно идущего поезда сельские пейзажи на первый взгляд выглядели как обычно, но стоило мне обратить более пристальный взор, то я обнаружил в них какую-то неестественность, а именно, в них было что-то в корне несвойственное привычному виду природного ландшафта. Первой моей реакцией на это была мысль о том, что у меня начались галлюцинации, а значит, я, несмотря на свой «защитный механизм», шаг за шагом схожу с ума! «Неужели все-таки радиация? Или же магнитное поле?» — снова промелькнуло у меня в голове. — Нет, нет! Не может быть!». Однако уже спустя несколько секунд я с ужасом осознал, что все это мне не кажется, это реальность! И вправду, не могут одни и те же видения возникнуть у всех пассажиров одновременно.

В тот момент мне очень захотелось оказаться снаружи, чтобы, буквально, на ощупь лично проверить то, что видят мои глаза, но пока поезд двигался, это было невозможно. Даже если просто смотреть на все это из окна вагона, то уже становится как-то не по себе, а по всему телу гуляет мелкая дрожь. Другие пассажиры, казалось, находились в каком-то ступоре, потому что не могли адекватно осмыслить происходящее, они постоянно что-то обсуждали, порой даже спорили между собой, комментируя наблюдаемое за окном и обсуждая то, что с нами происходит. Тем не менее, все их разговоры были пустыми и ни к чему не приводили ни к какому рациональному результату, да и не могли привести.

И тогда я решил проверить все сам, выйти в вагонный тамбур и открыть дверь прямо на ходу, благо двигались очень медленно. Так я и сделал. Решительно встав со своего места, выйдя в тамбур и приблизившись к наружной двери, какое-то время у меня не было решимости открыть ее, но любопытство взяло верх, и я уверенно схватился за ручку. Как только дверь широко распахнулась, в лицо мне тут же повеяло таким прохладным и свежим воздухом, что я некоторое время не мог надышаться, с наслаждением втягивая его через ноздри, такой уж он был «вкусный», в меру опьяняющий, хотя посторонних запахов в нем я не чувствовал. Мои уши охватило непривычно сильное гулкое эхо звенящих вагонных колес, мерно и монотонно проскальзывающих рельсовые стыки. «Слишком громкий звук слышался, наверное, от того, что воздух здесь был каким-то уж очень плотным, насыщенным», — подумал я, продолжая по-своему анализировать положение дел.

Все, что я наблюдал в дальнейшем, имело существенные отличия от того, что я видел из окна вагона. Сначала погода. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, потому что ни на одном лесном дереве я не заметил покачивания ветвей. В небе висели плотные облака, но самое примечательное в том, что они не были серыми или белыми, как мы привыкли их видеть, а разноцветными! Обычные с виду тучи играли и переливались всей пестрой гаммой красок, но это точно была не игра солнечного света, потому что самого светила за их плотным слоем даже не было заметно, будто его и не было.

Пестрое мерцание облаков происходило хаотично, само по себе, и каждую секунду цвета меняли свое расположение. Однако, несмотря на «пасмурность», дождем больше не пахло. Такое удивительное и неповторимое мерцание облаков я видел первый раз в своей жизни, и могу с уверенностью сказать, что по красоте оно явно превосходило всполохи полярного сияния! Признаюсь, я неоднократно бывал в северных широтах, и знаю, о чем говорю… Когда я, как завороженный, продолжал долго смотреть на свечение облаков, мои глаза начинали слепнуть, и я был вынужден периодически отводить взор, дабы сохранить способность глаз наблюдать за окружающим.

Чуть позже, все еще стоя у двери тамбура, я занялся изучением поверхности земли, по которой неспешно двигались наши вагоны. Она оказалась черной, как смоль, и совершенно нельзя было угадать, растет ли там какая-нибудь трава или цветы. Все выглядело так, будто вся почва в этом месте была кем-то с особой тщательностью, нарочно жестоко выжжена, да, похоже, так и осталась мертвой. Тем не менее, на этом унылом и мрачном природном фоне существенно выделялись привычные глазу деревья и кусты. Но и они были черны, будто обуглены, и стояли, застыв в своих вычурных формах, а по самым краям их ветвей наблюдалось свечение яркими мелкими белыми огоньками, что привносило в эту тусклую атмосферу немного света и даже тепла, пусть и холодного. В целом это зрелище было до того необычным и потрясающим, что по моему телу опять побежали мурашки.

Посмотрев вокруг, я посчитал, что уже наступают сумерки, хотя если верить своим биологическим часам, прошла только половина дня, пока мы ехали в этом «неправильном» поезде. Однако после всего, что я здесь наблюдал, приходилось уже ничему не удивляться, потому на подобные пустяки я не обращал внимания. Похоже, мы, в самом деле, попали в какую-то необычную фантастическую местность, которую еще предстоит изучить, буде представится такая возможность…

3

Происходящее на дороге было каким-то нелепым наваждением и для машиниста Ивана Петровича с его помощником Андреем, которые, точно так же, как и все пассажиры, не заметили, что с ними случилось, продолжая вести состав, потому что в данный момент это была их единственная задача, их работа, их долг, в конце концов. Во всяком случае, об этом они продолжали твердо помнить, хотя все остальное отошло на второй план.

Управляя составом, они смотрели только вперед, будучи готовыми к любому развитию событий, при этом, совершенно не замечая вокруг ничего, кроме постоянно надвигающегося на них, во время движения, железнодорожного полотна. В это время все посторонние вещи и мысли совершенно улетучились из головы машинистов, но общее желание оставалось одно — скорее бы показалась какая-нибудь станция или полустанок!

По ходу медленного движения поезда профессионалы тут же заметили, что ржавые от времени рельсы были положены на старые, еще деревянные шпалы, пронизанные глубокими от времени трещинами. И вообще, у железнодорожников создалось впечатление, что это была какая-то чрезвычайно старая дорога, за которую явно никто не обслуживал много десятков лет, и, возможно, никто по ней долгое время не ездил. Но сейчас наш поезд двигался именно по ней, и сами машинисты, разумеется, понимали, что опасность аварии может таиться прямо в самих разбитых колеях, а не только, например, в каком-нибудь встречном поезде, ошибочно направленном диспетчером навстречу нашему составу по одному и тому же пути.

— Гляди-ка, Петрович, — обратился помощник к своему машинисту, продолжая неотрывно наблюдать за дорогой, — мало того, что сама линия старая, она еще и не электрифицирована! С самого начала не было ни одного столбика с проводами!

— Да, Андрюша, я это давно заметил, — отвечал машинист, не отрывая руки от регулятора хода, и, как прежде, неотступно наблюдая за ситуацией на путях через ветровое стекло локомотива. — Теперь мне окончательно ясно, что мы повернули на какую-то вообще неизвестную ветку. Но, в нашем случае, это отличная новость, факт! Спасибо скажешь любимому депо, что именно тепловоз отправили с этим пассажирским составом, а будь локомотив на электрической тяге!? Сам понимаешь — когда бы свернули, вот тебе и конечная остановка!

— Ты прав, хоть это радует! — отозвался помощник, пристально глядя вперед.

И действительно опытным железнодорожникам было, отчего порадоваться! Дело в том, что на восточном направлении вся трасса электрифицирована, и с недавних пор на этом участке тепловозы больше вообще не используются. Но так уж получилось, что, вопреки инструкциям и правилам, именно по этому маршруту именно с этим составом направили старенький тепловоз, который надо было все одно перегонять на списание и дальнейшую утилизацию. Вот и выходило так, что старичок-локомотив выполнял свой последний рейс, и даже в этом случае пришелся к месту…

Состав продолжал свое медленное монотонное движение вперед, и железнодорожники уже потеряли всякую надежду, что произойдет то, о чем они оба вожделенно мечтали, как вдруг в их глазах мелькнула искорка оживления. Вдали они, наконец-то, заметили нечто, имеющее четкие признаки какой-то станции! После тянущейся по обеим сторонам от линии стены густого черного леса впереди обозначился широкий просвет. Долгожданная радость наполнила их души, но, как выяснилось позднее, радовались они преждевременно. Итак, поезд, в самом деле, постепенно подходил к разъезду, вдали уже виднелись расходящиеся от основного многочисленные запасные пути, и машинист тут же схватил рацию, пытаясь экстренно вызвать диспетчера этой станции, но никакого ответа не последовало.

— Что, Петрович, не отвечает никто? — спросил Андрей, взглянув на своего шефа.

— Нет, молчат… Глухо, как в танке! Остается одно: доедем до станции и сами во всем разберемся вместе с Михалычем! — проговорил Иван Петрович.

Когда состав миновал границу станции, колесные пары вагонов стали кряхтеть и звенеть на давно непереводимых и порядком заржавевших стрелочных развилках, а сами вагоны глубоко и важно покачивались. Машинисты первыми заметили уже издалека, что станция была не большая, поэтому в пассажирском секторе в черте вокзала пути не оборудованы ни дебаркадером, ни платформами, и все пространство было открытым. При подъезде к территории станции, Иван Петрович с Андреем не обнаружили на путях ни одного вагона или локомотива. Эта счастливая случайность радовала как никогда, потому что брошенные стрелки давным-давно замерли в одном положении, и переводить их, похоже, некому, а раз все пути свободны, то и случайного столкновения по этой причине произойти не может, значит можно, не опасаясь, продолжать двигаться по тому пути, который будет открыт. На станции машинисты наконец-то заметили долгожданные семафоры, но здесь они были совершенно бесполезны, к тому же, все равно ни один из них не работал…

Вскоре локомотив со своими восемью вагонами начал тормозить, приближаясь к станционным строениям, и очень быстро, визгливо скрипя тормозами, остановился на одиннадцатом пути примерно в середине разъезда, как раз на уровне здания вокзала. Пассажиры, наблюдая приятную и долгожданную картину из окон своих вагонов, вздохнув с облегчением, обрадовались, понимая, что мы, наконец, куда-то приехали! Не беда, что это была совсем не та станция, но у каждого из нас появился хотя бы реальный шанс, наконец, выяснить, что именно произошло с составом, и по какой причине мы оказались в незнакомом месте…

4

После остановки состава на этой единственной, но спасительной станции, которая, наконец-то, встретилась нам на пути, я еще оставался стоять в тамбуре своего пятого вагона возле входной двери и смотрел на улицу. Но почти сразу же наш проводник объявил пассажирам о прибытии поезда на неизвестную станцию, и теперь всем было разрешено выйти из вагонов на свежий воздух. Здание вокзала было в пределах видимости, но до него еще надо было дойти, пересечь много железнодорожных путей. Тогда я тут же открыл площадку тамбура и с подножки вагона спрыгнул на черную землю, которая показалась мне мягкой, как пепел, как сгоревшая трава, а когда я сделал по ней несколько шагов, она издавала легкий хруст, отдаленно напоминающий лопающиеся пузыри пупырчатой упаковочной пленки.

Немного потоптавшись около вагона, я стал вглядываться в окружающую нас мрачную действительность и заметил, что здание вокзала и всю территорию станции местами окружал все тот же странный чернеющий лес, ветви деревьев и кустов которого, как и раньше, светились яркими белыми огоньками. Массив с обеих сторон прилегал к двухэтажному зданию вокзала, а все вокруг покрывала черная земля. Но, кроме элементов ландшафта, я пока нигде не обнаружил не только бегущего лесного зверя или летящей в небе птицы, но и ни одного нового живого человека. В самом деле, местность, похоже, была очень давно и прочно заброшена. Мерцающее разными цветами небо не привлекало больше моего внимания, став привычной деталью настоящего пейзажа.

Обратив взор в сторону локомотива, я увидел, как машинисты вышли из своей кабины подышать свежим воздухом и немного отдохнуть, расслабиться после напряженного рейса. Спустя минуту, из соседнего вагона появился грузный невысокого роста брюнет лет сорока пяти с очень серьезным озабоченным лицом, украшенным маленькими черными усиками. На его новенькой железнодорожной форме я различил нарукавные нашивки из трех «лепестков», стало быть, он был в звании старшего лейтенанта, и с толстой черной папкой в руках. Было не трудно догадаться, что это начальник нашего поезда. Окинув взором весь состав, сначала он подошел к стоящим у локомотива машинистам, о чем-то поговорил с ними несколько минут, а потом спокойной, неторопливой, но уверенной, походкой направился через пути к зданию вокзала.

Продолжая стоять около своего вагона, я с упоением вдыхал приятный, прохладный и в меру влажный воздух, избыточно насыщенный кислородом, как в хорошем сосновом лесу. В это время из вагонов поезда понемногу начали выходить изрядно уставшие от такой диковинной и долгой дороги пассажиры разных возрастов, в том числе с детьми, одетые в простую домашнюю одежду, которая была на них во время поездки. Покинув вагоны, все начинали оглядываться по сторонам, с неподдельным интересом осматривая то место, куда попали, при этом, не скрывая удивления, обмениваясь друг с другом фразами, какие обычно произносят люди, попавшие в незнакомое место.

Надо полагать, им было что обсудить, каждый накопил не только массу новых впечатлений, но и больших опасений, потому что поезд оказался не там, куда должен был прибыть. Ведь каждого из нас в Нее должны были встречать родственники и друзья, а в результате мы оказались неизвестно где, и наше будущее пока представлялось весьма туманным. В большей степени людей заботила проблема невозможности сообщить о себе родным, так как вся без исключения мобильная связь была не доступна не только во время поездки, но и, как выяснилось, начисто отсутствовала и в этом загадочном месте…

Спустя несколько минут, мы услышали голос человека, которого я принял за начальника поезда, но он уже находился около вокзала.

— Друзья, подходите все ко мне! — громко кричал он, делая рукой приглашающие жесты, и его голос разносился гулким эхом по всей территории станции.

Все семьдесят человек пассажиры, включая детей, собрались вместе и дружно двинулись в сторону вокзала, рассчитывая не только прояснить ситуацию, но и в надежде отыскать там какой-нибудь ресторан или хотя бы буфет, потому что съестные припасы у всех давно закончились из-за большой задержки в рейсе. Однако я не был абсолютно уверен в том, что они найдут там желаемое, потому что уже давно наблюдал и осмысливал происходящее…

Тем не менее, последовав зову бригадира поезда и подчиняясь стадному чувству, вместе со всеми я направился к зданию вокзала, а пока шел, внимательно смотрел себе под ноги, чтобы не запнуться о рельсы и не упасть, перебираясь через пути, а одновременно старался внешне осмотреть вокзал издалека. В первую очередь, бросилось в глаза то, что это небольшое двухэтажное сооружение, построенное в классическом для вокзала стиле, было заброшено уже многие годы, впрочем, так же, как и вся станция с прилегающими к ней путями. Стены пронизывали глубокие, губительные для любого здания многочисленные трещины, а обветшавшая штукатурка, свидетельствуя о том, что вокзал когда-то был приятного розового цвета, во многих местах обвалилась. Большинство стекол в окнах внушительного размера были выбиты, одна из половинок большой входной деревянной двери валялась на земле, а вторая была открыта, держась на одной петле. Но меня досадно поразило то, что нигде не было традиционной вывески с названием станции и обозначением принадлежности к одной из железных дорог нашей страны. Именно отсутствие этой мелочи не позволило сразу же сориентироваться, где именно мы находимся.

В это время начальник поезда стоял на перроне в задумчивости и, казалось, в полной нерешительности, ожидая, когда к нему все подойдут. Собравшись вместе, мы разместились полукругом напротив бригадира прямо перед входом в здание вокзала у первого железнодорожного пути на невысоком перроне, асфальт которого под влиянием времени и запустения был исчерчен глубокими трещинами, местами рассыпался или был расколот на части. Я обратил внимание на то, что в трещинах перрона, также как и на расстилающейся вокруг земле, не было ни цветочка, ни травинки, ни кустика, которые обычно прорастают сквозь расколы асфальта на заброшенных дорогах…

— Уважаемые пассажиры! — обратился к нам бригадир. — Меня зовут Геннадий Михайлович Яблочкин, я начальник поезда, на котором мы сюда приехали. Работаю на железной дороге более двадцати лет, и, признаюсь, впервые столкнулся с таким необычным случаем. Полагаю, Вы уже догадались, что все мы оказались заложниками непонятной и весьма диковинной ситуации. Не скрою, пока мы ехали, я питал искреннюю надежду, что все прояснится, едва мы доберемся до какой-нибудь станции. И вот мы здесь, но, если оглянуться вокруг, оптимизма как мне, так, думаю, и вам это не прибавит…

— Скажите, пожалуйста, вы хоть можете объяснить, по какой причине мы не добрались до конечной станции? — неожиданно выкрикнул один из пассажиров. Начальник поезда едва успел открыть рот, чтобы ответить, как из толпы сразу же последовало несколько разрозненных возгласов.

— Почему мы не едем дальше?!

— Да Вы посмотрите, какая кругом земля!

— Что здесь произошло?

— Мы можем определить, где мы вообще находимся?..

Потом все пассажиры еще больше оживились и заговорили все одновременно, пытаясь задать каждый свой вопрос, но в результате получился шум и галдеж, который Геннадий Михайлович прекратил почти сразу своим резким зычным окриком.

— Граждане! Успокойтесь!..

В ответ на его слова, наконец, толпа понемногу затихла, голоса исчезли, и бригадир продолжил.

— Уважаемые! Соблюдайте порядок! Поймите, я не меньше вашего хочу знать ответы на заданные вопросы, но давайте будем делать все последовательно, шаг за шагом. Для начала определимся: вы все до прибытия на станцию назначения пока остаетесь пассажирами, и, значит, продолжаете находиться под юрисдикцией Российских железных дорог. Это означает, что при развитии любой нестандартной ситуации во время поездки за вас отвечаю лично я, как начальник этого поезда. К сожалению, мы с вами попали в ситуацию более чем необычную. Поэтому в данных обстоятельствах я беру руководство действиями нашей группы на себя, но если у кого-либо из вас появятся предложения, которые помогут нам в этой непростой обстановке, то я с радостью готов их рассмотреть и принять. Вас это устраивает?!

Все одобрительно закивали и короткими возгласами дополнительно подтвердили свое согласие с предложением бригадира. Слушая его, я окончательно убедился в том, что этот Геннадий Михайлович оказался незаурядной личностью, человеком твердой воли, руководителем, умеющим грамотно управлять не только своими подчиненными, но и организовать любую толпу. «Странно, что он за столько лет дослужился всего лишь до начальника поезда, а не руководит департаментом в управлении дороги», — подумал я.

— Первое, что я предлагаю, — вновь заговорил наш лидер, — мне и двум-трем добровольцам, разумеется, соблюдая осторожность, войти внутрь этого полуразвалившегося здания, которое (как знать?!) может в любой момент рухнуть, чтобы попытаться найти хоть какую-то информацию о нашем местоположении. Машинистов мы, по понятным причинам, с собой не берем. Всем остальным рекомендую пока вернуться в вагоны или побыть где-то рядом с ними, но убедительно прошу Вас, далеко не расходитесь, на мой взгляд, так будет безопаснее.

— Тогда мы с Андреем, на всякий случай, останемся около входа и подождем вас, мало ли что?! — проговорил машинист.

— Добро! — ответил Геннадий Михайлович и начал ждать…

5

Большинство пассажиров сразу же развернулись и медленно побрели по направлению к вагонам, осторожно переступая через пути. Из всех на призыв начальника поезда откликнулись ваш покорный слуга и еще два молодых человека, на вид лет двадцати пяти, представившиеся Дмитрием и Олегом. Сначала я в двух словах рассказал о себе, а затем двое этих ребят также вкратце поведали нам, что являются закадычными друзьями с самого детства, и даже учились сначала в одном классе школы, а потом на одном курсе в Ярославском техническом университете, который недавно окончили, став молодыми инженерами. До наступления этих событий в третьем вагоне нашего поезда они ехали вместе со своими молодыми женами Татьяной и Мариной в Нею на свадьбу к одному институтскому приятелю. По словам ребят, так уж у них с давних пор повелось, что куда один, туда и другой, даже их жены и те были близкими подругами, поэтому и в этом случае они оба приняли решение пойти с нами. И вообще, по всей видимости, из них получились отличные супружеские пары, понимающие и искренне любящие друг друга. В подтверждение этому, девушки, прекрасно зная характер своих мужей, даже не спросили у ребят, почему они вызвались добровольцами, не высказали в их адрес ни слова упрека по этому поводу, а пожелав всем нам удачи и нежно поцеловав своих половинок, направились к составу.

— Девушки, подышите воздухом, — задорно крикнул им в след Дмитрий, — он здесь такой приятный! Разве вы еще не заметили?

— Учтем, мальчики! Спасибо! Возвращайтесь скорее! — улыбнувшись, ответила издалека Татьяна, махнув рукой, и они на пару с Мариной пошли к своему вагону, перешагивая через ржавые рельсы, попутно о чем-то беседуя…

По предусмотрительной просьбе начальника поезда, машинист Колыванов заранее прихватил с собой из кабины локомотива пару железнодорожных фонарей и теперь вручил их нам для освещения темных мест, ведь нетрудно догадаться, что электричества в этом здании, скорее всего, давно уже не было. Оставив на перроне около вокзала машиниста и помощника, мы вчетвером вошли в здание, миновав сломанную входную дверь.

По вокзалу продвигались осторожно, внимательно смотря под ноги и оглядываясь по сторонам. Надо сказать, изнутри здание выглядело таким же заброшенным, как и с улицы. Бетонный пол в нескольких местах разорван крупными трещинами, практически все, что находилось внутри, было покрыто толстым слоем пыли, повсюду разбросаны груды разного рода мусора. Сиденья, предназначенные на вокзале для отдыха пассажиров, были грязными, по большей части сломанными и искореженными, та же участь постигла и витрины бывших кафе, помещений билетных касс, а также большой во всю стену стенд, когда-то информирующий о движении поездов. Пока мы шли, нам нигде не встретилось хоть какого-нибудь свидетельства того, на какой станции мы находимся. На одной из стен я заметил выключатель старого образца, такой, какие обычно устанавливались в домах в тридцатых-сороковых годах прошлого века и, подойдя к нему, повернул ручку, но висевшая в плафоне рядом лампочка не загорелась, значит, электричество здесь, в самом деле, отсутствует.

Попутно мое внимание привлекло то, что воздух внутри здания оставался таким же приятным и свежим, как и снаружи. Помнится, когда мы в детстве, играя в «войнушку», заскакивали в приготовленные к сносу расселенные дома, то в воздухе брошенных жителями квартир всегда присутствовало такое специфическое амбре, которое невозможно спутать ни с чем другим. Здесь обычно перемешаны воедино резкий запах прелости и затхлости, старой штукатурки, дурное зловоние гнилых досок и тяжелый запах следов многолетней людской жизнедеятельности. Такой смрад всегда был мне очень неприятен, чем-то отталкивал, как кладбищенский дух, отчего, бегая с пацанами, я не каждый раз соглашался посещать такие строения. Но здесь, внутри этого давно заброшенного вокзала я не чувствовал дискомфорта и дышал полной грудью…

— Ребята, идите ко мне, — вдруг позвал нас Геннадий Михайлович.

— Что случилось? — спросили мы, подойдя ближе.

— Похоже, я отыскал вход в служебное помещение. Давайте войдем туда, надеюсь, нам повезет, и мы раздобудем какую-нибудь информацию.

Вся наша небольшая группа без разговоров последовала за ним. Геннадий Михайлович толкнул дряхлую дверь рукой, и она легко поддалась, чуть было, не слетев с ржавых от времени петель, так мы оказались внутри. В первой комнате не было ничего, кроме ветхого стола и пары сломанных стульев, а потом мы перешли в следующую, на двери которой висела деревянная вывеска с порядком выцветшей надписью «диспетчерская». Там нас встретили следы полного хаоса: все было перевернуто, что называется, вверх дном. Два деревянных желтого цвета письменных стола лежали на крышках и топорщили на нас свои маленькие ножки, на единственном правильно стоявшем столе находился запыленный телефонный аппарат образца тридцатых годов прошлого столетия, в полном беспорядке лежали различные бумаги, старые журналы, папки, конторские книги, за долгий срок успевшие покрыться толстым слоем пыли. На обеих дверцах книжного шкафа стекла были начисто выбиты, а их осколки валялись рядом на полу вместе с несколькими упавшими с полок книгами, также обильно покрытые пылью.

Бригадир сразу подошел к столу с бумагами и стал все это разбирать и внимательно рассматривать. Спустя несколько минут он отыскал какой-то журнал и, взяв двумя руками, сдул с него многолетний налет и прочитал надпись, выведенную синими чернилами аккуратным почти каллиграфическим почерком: «Журнал движения поездов по станции Синва Котласского отделения Северной железной дороги. Начат в 1932 году». Дата окончания ведения записей на титульном листе журнала не была указана. Мы продолжали стоять рядом, осматривая комнату, а Геннадий Михайлович, листая журнал, открыл его на странице, где оканчивались пометки диспетчеров.

— Интересно, последняя запись датирована июлем 1940 года, но сам журнал еще не был окончен, — задумчиво произнес Геннадий Михайлович, — получается с тех пор станция, фактически, не эксплуатировалась. Столько лет! Напрашивается вывод, что в тот период произошло нечто фатальное, причем, не только для этой станции, но и для всего участка железной дороги, которая привела нас в это заброшенное место. Однако насколько я понимаю, в тех местах, где мы должны сейчас находиться, принимая во внимание данные журнала, эта территория густо населена и продолжает развиваться, так что бросать эту дорогу даже в то время не было смысла. Как считаешь, Саша?

— Это сейчас территория густо населена, а в 1940 году живущих здесь, надо полагать, было немного, — предположил я в ответ.

— Ребята, а что, если эта железнодорожная ветка и станция сначала активно действовали здесь в те годы, а потом были заброшены, — включился в разговор Дмитрий. — Ведь, судя по документу, это случилось перед финской войной, потом отечественная началась, а там, сами знаете, уже было не до развития станций, вот и эта не пригодилась, а потом про нее вообще забыли, так она и осталась в полном упадке и разорении.

— Версия хорошая и простая, — заметил я, полистав журнал — возможно, так оно и было, но обратите внимание на парочку маленьких деталей…

— Каких же? — спросил Олег.

— Вот посмотрите, — начал я свое рассуждение. — Первое: судя по тому, что здесь осталась какая-то документация, мебель, то есть сохранились явные следы текущей эксплуатации, значит то, что здесь произошло, наступило очень быстро, я бы сказал, внезапно.

— Могу согласиться с Вами, Саша. Если бы станцию действительно законсервировали официально, то при закрытии наверняка бы увезли с собой все документы и мебель, и нас бы сейчас встретили лишь пустые стены, — поддержал мои доводы начальник поезда.

— Вот именно!.. Далее, — продолжал я. — Куда мы ехали на нашем поезде? Правильно! До станции Нея Костромской области, а здесь, где мы находимся в настоящий момент, указана какая-то станция, относящаяся к Котласскому отделению дороги!

— Боже мой, ты, прав, Саша, я как-то сразу не обратил на это внимания! — воскликнул Геннадий Михайлович. — Кстати, что-то не припомню я такой станции «Синва» в Котласском отделении…

— Может, в те времена она была под таким названием, а сейчас эта станция не помечена на картах, не учтена в документах РЖД, потому что не действующая, ее попросту списали! — высказал свое предположение Олег.

— Знаете, юноша, не так уж часто в летописи путей сообщения России менялись названия старых станций! Поверьте, я большой любитель истории железных дорог, но даже в старых документах я не припомню подобного наименования, могу утверждать это основательно, — с достоинством знатока произнес Геннадий Михайлович.

Потом он спешно извинился передо мной, что были прерваны мои рассуждения, и я, поблагодарив его, повел свою речь дальше…

— Каким же образом можно оказаться так далеко от основного маршрута?! Ведь мы каким-то фантастическим способом махнули километров триста на север!!! Но, насколько я знаю, первая железнодорожная ветка, поворачивающая в сторону Котласа с нашей восточной трассы, есть только в Кирове! На участке от Буя до Неи никаких поворотов на север нет! Но даже если предположить, что они каким-то чудом там оказались, при той скорости движения, с которой мы тащились, ехать нам пришлось бы часов двенадцать, а то и больше! Однако, судя по моим расчетам, мы добрались до этой станции уже часа через два после неверного поворота.

— Молодец, Саша, ты очень наблюдателен! — заметил начальник поезда. — Теперь я вспомнил, как проводница мне сообщила, что мы целых часа полтора едем не туда, а я не придал этому значения, или не обратил не ее слова внимания…

— Большое спасибо за комплимент, но есть еще одна мелочь: даже если бы мы направились к северу, как можно предположить, то в этом случае, как вы понимаете, мы должны были бы повернуть налево от основной ветки, а по факту мы свернули направо! И это еще более странно, и совсем не поддается нормальному объяснению…

— Скажите, уважаемый Геннадий Михайлович, — продолжал я беседу, — пока мы сюда ехали, что-нибудь необычное происходило, не помните, случайно?

— Вроде ничего такого… да я все время почти в своем купе находился, документы заполнял… Ой, нет! Как же я забыл! Мне Петрович, ну машинист наш, после остановки прямо здесь рассказал, что в какой-то момент у них на пути неожиданно «вырос» тупик, а потом также неожиданно исчез, все это произошло так мгновенно, что они толком испугаться-то не успели и ничего не поняли.

— Это уже кое-что! — с интересом заметил я, — не исключено, что это и была граница того места, пересекая которое мы каким-то чудесным способом перенеслись на такое большое расстояние от своего маршрута.

— Ничего не понимаю, все как-то странно! Обычная логика отказывается здесь работать… — полный недоумения проговорил Геннадий Михайлович, разводя руками.

— Мне кажется, что здесь вообще нет никакой привычной логики, — высказался я, аккуратно положив пролистанный диспетчерский журнал на пыльный стол.

— А может такое случиться, что мы вдруг переместились в иное измерение?! — немного растерянно спросил начальник поезда. — Я много слышал и читал о таких вещах, но никогда не участвовал в этом…

— Геннадий Михайлович, фантастика все это, в жизни такого быть не может! — уверенно заявил Дмитрий.

— Не знаю, уважаемые, не знаю, в этом мире все возможно! — спокойно проговорил я. — Кстати, друзья, когда мы еще ехали, у меня в какой-то момент появлялось ощущение, что из памяти исчезла информации о самом себе, в течение нескольких минут я не мог вспомнить, кто я такой и что делаю в поезде. Хочу поинтересоваться, а с вами случалось подобное?

— Наверное! Точно, было! — заявил Геннадий Михайлович. — Некоторое время я не мог сообразить, что я делаю в поезде, поэтому в те минуты мне были безразличны многие вещи, в том числе, доклады проводников о неверном курсе нашего поезда, а потом память вернулась…

— Нечто подобное произошло и у нас с Олегом, и у наших жен, — сообщил Дмитрий за двоих, — помнишь, как мы несколько минут не могли сообразить, кто мы, и почему рядом сидят наши девчонки? А спустя считанные минуты все как рукой сняло…

— Верно, было такое! — подтвердил Олег. — Надо полагать, в это время потеря памяти случалась у всех пассажиров, потому что мы слышали их рассказы об этом, когда вместе со всеми вышли постоять рядом с вагонами после остановки поезда…

— И что, больше ничего не ощущали? — поинтересовался я, глядя на Олега, одновременно с этим держа в руках пыльную книгу.

— Вроде бы нет, только эту временную амнезию… — ответил Олег. — А что?

— Вы знаете, кроме этого, я еще испытал зловещий страх смерти и дикую боль в сердце, пожалуй, именно в тот момент, когда поезд проскочил этот ваш злосчастный мнимый тупик, — уверенно констатировал я.

— Наверное, это необычное событие только у тебя вызвало дополнительную реакцию? — предположил бригадир, — правда, мы больше ни с кем не говорили…

— Нет, не только у меня, а, например, у большинства людей из моего вагона, это я точно выяснил, значит, эти симптомы могли встретиться и у других пассажиров, — вымолвил я и положил книгу обратно на стол.

— С нами ничего подобного не происходило, сердце не болело, ни у нас, ни у наших жен, — категорично заявил Дмитрий за себя и за своего друга.

— Кстати, и со мной ничего подобного не случалось, — задумавшись, ответил Геннадий Михайлович. — Помню, что я сидел в купе, не мог ни с кем общаться, а когда реальность вернулась, я уже помнил, как проводники сами приходили ко мне с рассказами о том, что все в этом рейсе пошло как-то не так.

— Отлично! Итак, мы установили, что неприятные ощущения возникали именно в тот самый момент, когда наш поезд пересек границу этой странной местности… — заключил я.

— Установили-то, кончено, установили, но все это нам пока не помогло прояснить ситуацию и понять, что с этим делать! — скептически заметил Олег.

— Проясним, Олег, со временем все проясним! — спокойно отвечал Геннадий Михайлович.

— И потом, вы обратили внимание на окружающий нас пейзаж? — продолжая цепочку рассуждений, обратился я к присутствующим. — Я его наблюдал очень долго еще во время движения поезда.

— Что же с ним не так? — удивился Олег.

— Да ты посмотри вокруг! — воскликнул я. — Когда смотришь на всю эту местную экзотику, создается ощущение, что все было кем-то уничтожено… И вообще все это выглядит более чем странно… эти деревья с огоньками, черная земля… а небо!!! Такого я сроду не видовал!!!

— Смотри-ка, а я даже как-то не обратил…! Не до того было! Ты прав, Саша, такого и вправду не бывает в обычной жизни, — произнес Дмитрий, почесав затылок.

— Ты много внимания уделяешь своей Танюшке, вот ничего и не замечаешь! — с улыбкой произнес Олег в адрес друга.

— А ты будто свою Маришку игнорируешь! — начал было подначивать Дмитрий приятеля.

— Итак, — заключил Геннадий Михайлович, прерывая пустые разговоры, — о станции мы кое-что узнали, но ситуации в целом не прояснили?!

— Полагаю, мы не в состоянии этого сделать! Ведь мы всего лишь люди, — отозвался я…

— Что касается природных и погодных явлений, — продолжил Геннадий Михайлович, не отреагировав на мое замечание, — то тут мы ничего изменить не в силах, и на это сейчас нечего обращать внимание. Надо думать, как выбираться из всего этого, у нас еще человек семьдесят пассажиров, в том числе шестеро детей от пяти до четырнадцати лет. Хорошо еще, что билетов на этот рейс было продано не много, в основном плацкартные места, а два купейных вагона фактически пустые ехали. Тем не менее, ребята, если мы будем находиться здесь очень долго и ничего не предпринимать, то у нас возникнут проблемы иного рода и вполне серьезные. Например, у людей почти не осталось продуктов питания, как вы понимаете, все съедено во время поездки, в вагонном буфете уже давно хоть шаром покати, да и питьевой воды в емкостях маловато осталось…

— Да, Вы правы, это серьезно! Никто не знает, сколько мы здесь пробудем? Но сразу нам всех проблем не решить, это факт, — рассудительно произнес я. — Раз уж мы здесь застряли и у нас все равно полно времени, я предлагаю выяснить, что здесь произошло, и что мы способны предпринять для выхода из этой ситуации, чтобы скорее покинуть это место. Мне кажется, надо еще раз обыскать здание вокзала. Возможно, мы найдем здесь что-то полезное для всех, или какое-нибудь свидетельство, проясняющее картину происходящего с этим местом в прошлом, или раскроем секрет, что же, все-таки, случалось с нами…

— Хорошо! — согласился Геннадий Михайлович. — Только я хочу добавить еще одну важную вещь: в этих непростых обстоятельствах будет лучше всем нам держаться вместе.

— Принимается! — дружно ответили мы.

— Ребята, — проговорил бригадир так, словно желал обратить наше внимание на его слова, — я сейчас говорю не только о повторном осмотре вокзала, но и о том, чтобы всем нам, пассажирам поезда, по возможности держаться вместе, а состав использовать как дом и укрытие в случае необходимости. Это надо донести до всех… я поручу это проводникам…

— Мы тоже поможем в этом, — заверил Олег.

— Но, тем не менее, не забывайте, друзья, если нам потребуется выбраться куда-то малой группой, то все остальные обязательно должны находиться в вагонах или поблизости от них, — в свою очередь предложил я.

— Это само собой, Саша! — утвердительно сказал Геннадий Михайлович. — Ну, что же, мужики, давайте снова пройдемся по этому вокзалу-старичку…

Не успели мы двинуться с места, как услышали крик, доносившийся снаружи.

— Э-э-эй, где вы там? Вы живы? — глухим эхом издалека донесся голос машиниста Ивана Петровича, стоявшего, похоже, прямо около входа в здание вокзала.

— Да-а! Мы здесь! С нами все в порядке! — громко крикнул в ответ Геннадий Михайлович. — Как у вас там дела?

— Пока все спокойно! Мы с Андреем ждем вас!

— Хорошо, все правильно! Мы скоро выходим!..

6

Оставаясь внутри здания вокзала, перво-наперво мы бросили наши силы не решение самой главной изо всех свалившихся на нас проблем — организацию питания пассажиров. Если в этом проклятом месте действует хоть какая-то логика, она подсказывает, что, раз уж неизвестный науке катаклизм произошел здесь скоропостижно, то, может быть, и с продовольственного склада привокзального ресторана не все успели вывезти…

…Не секрет, что когда-то давно в Советском союзе железнодорожные предприятия общественного питания получали отличное продовольственное снабжение и имели квалифицированные кадры. В связи с этим они повсеместно славились высочайшим уровнем сервиса, превосходной кухней и большим разнообразием меню. Разумеется, по совокупным качествам все это привлекало туда множество людей, которые, даже не будучи пассажирами, специально посещали привокзальные рестораны, чтобы пообедать, посмаковать отменные деликатесы, которых не встретишь в обычной жизни, а то и просто отдохнуть в комфортной обстановке, послушать живую музыку ресторанного оркестра. Справедливости ради стоит заметить, что по уровню обслуживания от вокзальных ничуть не отставали и поездные вагоны-рестораны, где во время дальних путешествий пассажирам было особенно приятно питаться или просто хорошо проводить избыточное свободное время. Похоже, пик расцвета станционных ресторанов пришелся именно на те самые годы, когда, судя по найденным документам, была всеми покинута эта станция Синва, а значит, в каждом из нас теплилась крошечная надежда на то, что мы не умрем с голоду в этой дыре…

…Наши поиски продолжались каких-нибудь нескольких минут, и Дмитрий, самый первый из нас обнаружил вход в ресторан. Надо ли объяснять, что внутри обеденного зала, как и во всем помещении вокзала, господствовали хаос и разрушение: разбитые или треснутые окна, раскуроченная ресторанная мебель и витрины, местами разбитый пол, и пыль, одна сплошная пыль, лежащая толстым слоем и покрывающая все, что только возможно. И представьте, в этом полном бедламе на потолке и стенах до сих пор сохранились следы былой красоты, исполненные в духе своего времени: высоко расположенные потолки в изобилии покрыты почти неповрежденной живописной гипсовой лепниной, а в качестве декоративного элемента огромных стен и зальных колонн выступали куски светло-зеленого мрамора и темно-красного гранита…

Однако наша задача — разыскать продуктовый склад, поэтому скоротечно минуя зал для посетителей, мы прошли на кухню, где в отсутствие окон и электричества, царил полумрак, и здесь нам снова пригодились взятые с собой железнодорожные фонари. Освещая ими свой путь, мы заметили, что и здесь все также было шиворот-навыворот: сломанные плиты, разбросанная повсюду металлическая посуда и столовые приборы, опрокинутые на пол стеллажи, и конечно, толстые слои осевшей пыли повсюду.

При беглом осмотре помещений тут же был обнаружен морозильный шкаф для хранения продуктов. Однако он был обесточен, как и все вокруг, а, открыв дверь, внутри мы не отыскали ничего, кроме нескольких лежащих на полу и висящих на крюках скелетов, когда-то представляющих собой коровьи и свиные туши. Дверь морозильника, к великому нашему сожалению, пришлось тут же закрыть, и мы, не теряя оптимизма, снова дружно разбрелись по кухне, озадаченные поисками вожделенного предмета. Во время хождения мы не разговаривали друг с другом, но кто-то из нас нет-нет, да и задевал разбросанную на полу кухонную утварь и посуду, издающую при этом характерные металлические звуки, что в полной тишине особенно смахивало на полтергейст…

Спустя несколько минут Олег вдруг позвал нас к себе, оказалось, он нашел вход в подвал. Наконец-то! Не говоря ни слова, мы тут же последовали за ним. Свет фонарей помог нам рассмотреть сохранившиеся на дверях следы обивки из пищевого железа, ржавый от времени и сырости замок валялся открытым тут же рядом с дверью, поэтому нам не составило труда проникнуть внутрь, преисполненными надежд найти там то, зачем, собственно, мы явились сюда.

Крутая каменная лестница привела нас в весьма добротно построенный сводчатый каменный погреб с ровным бетонным полом. Здесь я опять ощутил, что воздух там был не только холодный, но и такой же свежий и приятный, как и на улице, не чувствовалось даже традиционного запаха подвальной сырости! Интересно, сохранилось ли тут что-нибудь за последние семьдесят лет? Площадь продовольственного хранилища была не большая, но ее оказалось достаточно для размещения нескольких больших бочек для хранения натурального вина и множества продуктовых полок.

Все вместе мы разом бросились осматривать этот старый подземный лабаз, и к нашему счастью и моему весьма приятному удивлению нашли то, что искали — продукты питания! Это было просто невероятно! Наша радость не имела пределов!.. Тщательный осмотр продсклада показал, что особенных разносолов нам не «оставили», но, во всяком случае, в достаточном для всей нашей команды количестве мы нашли все, что нужно для вполне приличного питания. На стеллажах ровными рядами размещались жестянки с мясными и овощными консервами, закатанные соления, джемы и варенье в стеклянных и металлических банках. С длинных веревок, натянутых между стенами подземелья, на нас привлекающее смотрели несколько сортов завернутых в специальную бумагу копченых колбас, большое количество копченой рыбы и мяса. Однако меня, как человека, не понаслышке знакомого с пищевой гигиеной, изрядно удивило, что все обнаруженные нами продукты никак не вписывались в разряд скоропортящихся, как оказалось, все они в этом прохладном месте в течение длительного времени на редкость прекрасно сохранились!

Но занимательнее всего был тот факт, что в больших деревянных бочках еще оставалось много вина, причем очень хорошего, по вкусовому букету чем-то напоминающего грузинские сорта, имеющие долгую экспозицию. Тем не менее, среди всего, что мы обнаружили, самой значимой, пожалуй, стала находка Геннадия Михайловича. Он заметил, как на одной из полок гордо разместился целый ящик пыльных, но соблазнительных бутылок пятизвездочного армянского коньяка ереванского розлива — товар высочайшего качества и многолетней выдержки!!!

Разумеется, мы, прежде всего, выборочно попробовали как сами продукты, так и алкогольные напитки, с радостью выяснив, что все они даже после такого длительного хранения обладали свежим вкусом. По старой привычке я проверил даты выпуска на нескольких банках с консервами, и заметил, что все изготовлено не позднее 1940 года, что еще раз подтверждало данные диспетчерского журнала.

Прямо скажем, найденный нами провиант — это был поистине исключительный случай, жизненно необходимый! Тем не менее, когда легкая эйфория от всего этого немного спала, меня несколько насторожило, что в этом лабазе все было как-то уж очень аккуратно разложено, спустя столько лет сохранился первозданный порядок, будто сюда все годы никто даже не заглядывал, хотя наверху царит полная разруха. Даже если предположить, что когда-то станцию действительно эвакуировали в экстренном порядке, то продовольствие оставить однозначно не могли. Что-то тут не сходилось, не хватало какого-то звена в цепи наших догадок и рассуждений… Лично у меня вообще создалось впечатление, будто кто-то все это нарочно отложил здесь для нас, хотя, разумеется, это была только очередная догадка вечного фантазера…

После увиденного в подвале ошеломляющего изобилия, у меня стало неприлично громко урчать в животе от внезапно охватившего приступа голода. Все мои спутники испытали то же самое.

— Итак, друзья, — заключил Геннадий Михайлович, когда мы полностью закончили осмотр подвала, — то, что мы здесь отыскали, превзошли все наши ожидания! Значит, одна из насущных проблем благополучно решена!

— Еще бы! Слов нет! — захлопав в ладоши, дружно и радостно подтвердили Олег, Дмитрий и я, мысленно уже предвкушая скорый сытный обед.

— Но, естественно, про алкоголь пока следует забыть… — со всей серьезностью произнес начальник поезда.

— Ну как же так, Генна-а-адий Михайлович?! — с сожалением комично простонал Дмитрий.

— Стресс-то людям надо снять?! — добавил таким же тоном Олег.

— Целиком и полностью согласен с вами, и по-человечески понимаю, но…

— Геннадий Михайлович, а что, если… — начал было говорить Дмитрий…

— Нет! Даже не просите! И слушать не хочу! — строго произнес Геннадий Михайлович, — выпивку пока отложим, сейчас все это нам ни к чему, да еще в таком сказочном количестве. Мало ли какую реакцию это может вызвать, у людей нервы натянуты, сами знаете… Вы что, хотите ввергнуть мужиков в пучину запоя?! Если разрешить всем бесконтрольно употреблять спиртное, не исключено, что может начаться полный бардак, мы ведь не знаем, какие люди ехали с нами, как они себя в этом случае поведут. А в сложившейся у нас заштатной ситуации в команде просто необходима жесткая дисциплина и трезвая ясность ума! Это всем ясно?!

— Так точно, командир! — недовольно буркнул Дмитрий, шутливо приложив руку к пустой голове.

— Вот то-то, господа! А что касается провизии, ее будем частями поднимать наверх и кормить людей.

— Думаю, надо еду порциями уносить в вагоны и делить поровну между пассажирами на завтрак, обед и ужин, — сказал Олег, и с его предложением, было нельзя не согласиться.

— Судя по тому, что мы нашли, продуктов нам может хватить дня на три на четыре, это если не экономить, — произнес я, предварительно прикинув в уме соотношение объемов обнаруженных нами запасов и количества пассажиров, включая детей.

— Тебе виднее, — улыбаясь, ответил начальник поезда, — а там посмотрим, что дальше делать, но правильнее было бы не съедать все так быстро…

— Разумно! — поддержал бригадира Дмитрий.

— Геннадий Михайлович, я вот что думаю, — сказал я «шефу», — раз уж мы решили одну громадную проблему, нам нет резона просто сидеть и ждать у моря погоды, надо что-то предпринимать, попытаться найти любую возможность выхода из этой ситуации, если, конечно, получится.

— Да, правильно мыслишь, Сашок, осталось только подумать что и как, — бодро произнес Дмитрий, — но сначала поедим!!!

— Ладно, ребята, айда наверх, сначала надо уведомить всех! — почти приказал бригадир поезда.

В ответ мы дружно кивнули, спешно выбрались из подвала и направились к выходу, где нас уже встречали голодные глаза машиниста Ивана Петровича и его помощника Андрея. Все время, пока нас не было, они неотлучно находились на своем посту у входа в здание вокзала, внимательно наблюдая за обстановкой в границах станции. В данных обстоятельствах иначе было просто нельзя, поэтому железнодорожники вели себя серьезно и ответственно, почти как на военной службе. Иван Петрович, незамедлительно подойдя к начальнику поезда, по всей форме лаконично доложил ему о том, что в его отсутствие ничего необычного не произошло, текущая ситуация не менялась, и что все пассажиры находятся в вагонах. После рапорта мы все вместе, перешагивая через одиннадцать путей, направились к составу, чтобы поговорить с людьми…

…Используя поездное радио, Геннадий Михайлович немедленно пригласил всех покинуть свои вагоны и собраться у пятого «штабного». Через несколько минут и пассажиры, и проводники, с нетерпением ждущие хоть каких-то новостей, высыпали на улицу, взяв с собой детей, и собрались у нужного вагона. Вся разноликая толпа, в которую вместе с Дмитрием и Олегом влились и мы, окружила Геннадия Михайловича плотным кольцом. Привстав на подножку вагона, чтобы его было лучше видно и слышно каждому из нас, и, держась при этом за один из грязных поручней, он вкратце поведал нашим собратьям по несчастью обо всем, что удалось выяснить в ходе нашего пробного поискового похода, как о самом грустном, так и о приятном…

Во время речи Геннадия Михайловича мы с Дмитрием и Олегом не особо внимали словам бригадира, а осторожно наблюдали за толпой. Пока он говорил, люди слушали предельно внимательно, ни единым звуком не перебивая начальника поезда, но когда оратор произнес заключительную фразу своего монолога, толпа моментально оживилась, и от нас не ускользнул тот факт, что информация вызвала у людей весьма неоднозначное отношение. Обладающие по натуре здоровым оптимизмом люди просто веселились, сопровождая свои высказывания шуточками и прибаутками, по большей части касательно предвкушения будущего и теперь гарантированного всем сытного обеда, кто-то оставался внешне спокойным, но был заметно погружен в размышления о происходящем и еще осмысливал полученные от начальника поезда сведения. Некоторые из пассажиров со всей присущей человеку нервозностью начали обсуждать случившееся с рядом стоящими людьми, откровенно пугая их своими пессимистическими прогнозами и ужасными «пророчествами». Однако были среди пассажиров и такие, кто выразил ответную реакцию несколько иным образом. Например, несколько женщин, которые, думается, осознали происходящее как фатальную неизбежность, ведущую нас к жизненному концу, неожиданно принялись в один голос истерически рыдать и, при этом подняв жуткий крик, протяжно заголосили: «куда ж мы попали?!», «что с нами будет!», «мы никогда не выберемся отсюда!», «верните нас домой!!» и тому подобное. Это была тягостная сцена, которая с каждой секундой грозила запросто вызвать панику и среди остальных, поэтому Геннадий Михайлович попросил стоящих рядом всеми силами постараться их успокоить, что и сделали, кто-то сочувственными ободряющими добрыми словами, а кто-то взятой на всякий случай валерьянкой. Однако желаемого эффекта удалось достичь лишь спустя примерно полчаса, а затем несколько пассажиров вызвались сопроводить в вагоны уже затихших, но все еще продолжающих слабо всхлипывать женщин…

Что же касается наших «союзников» поневоле, машиниста Ивана Петровича и его помощника Андрея, то они все это время стояли у самого вагона ближе всех к Геннадию Михайловичу, пассивно наблюдая за происходящим в толпе. Они, попросту, не могли понять, что им делать, принять ли участие в бурной дискуссии или содействовать в успокоении слабонервных дамочек. Мужчины не знали, что именно в этом случае говорить и каким тоном, более того, двое железнодорожников до сих пор так для себя и не определили, как им следует реагировать на сообщение их шефа. Но, как они позже нам открыли, из всего того, что узнали, их решительно вдохновила лишь информация о найденном складе, переполненном продуктами…

Только дети, как бы это не выглядело странным, во время всех треволнений не издали ни единого звука, а продолжали терпеливо стоять неподалеку от своих родственников, спокойно наблюдая за таким своеобразным поведением взрослых, а некоторые даже играли в простые незатейливые игры…

Когда расстроенных женщин увели, начальник поезда в очередной раз обратился к оставшимся возле вагона людям.

— Граждане! Друзья! Несмотря ни на что, давайте все же не будем такими глубокими пессимистами, а просто успокоимся и организовано вернемся в свои вагоны. В ближайшее время мы доставим в состав часть съестных припасов из того, что было нами обнаружено, поэтому все должны занять свои места и приготовиться к приему пищи. Сразу уточню, что делить продукты будем поровну, но рационально и порциями, чтобы хватило на несколько дней, потому что неизвестно, сколько нам еще придется оставаться здесь в этой ситуации. К сожалению, в лабазе не нашлось запасов хлеба, но, насколько я знаю, небольшое его количество еще можно отыскать в нашем вагоне-буфете.

— Нам можно самим взять хлеб? — спросил женский голос из толпы.

— Нет, в целях соблюдения порядка я поручу это проводникам. Пока мы ходим, разделите, пожалуйста, весь хлеб, что найдете! — произнес бригадир, посмотрев туда, где стояли его подчиненные. А Вы, Иван Петрович, — обратился Геннадий Михайлович к машинисту, — будьте так добры, пройдите через весь состав и проследите, чтобы пассажиры были на своих местах, а позже примите принесенные продукты, проводники вам помогут с распределением питания среди пассажиров. Теперь обращаюсь к мужчинам: попрошу вызваться нескольких желающих пройти с нами и помочь в транспортировке продуктов из подвала в вагоны. (Толпу сразу же покинуло несколько добровольцев, и бригадир кивнул им в знак благодарности). А Вас, Саша, прошу посодействовать мне при выдаче провизии непосредственно в подвале, — обратился он уже ко мне, и я жестом выразил свою готовность.

Отсутствие электричества в вагонах из-за стоянки состава больше не позволяло воспользоваться котлами, поэтому Геннадий Михайлович предложил кипятить воду на кострах, которые можно было развести возле вагонов, используя в качестве топлива никому ненужные деревянные конструкции, или эти странного вида деревья, «растущие» в окружающем станцию лесу. Для выполнения этой работы вызвалось еще несколько добровольцев.

В результате все люди разделились на группы: кто был не занят в хозяйственных работах, пошли к себе, а мы с начальником поезда и помощниками скорым шагом направились в сторону вокзала. Чуть позже, издали я заметил, как несколько человек, взяв в руки небольшие топорики, позаимствованные с вагонных пожарных щитов, идут за дровами в сторону вычурного леса, мягко ступая по черной мертвой земле, время от времени поглядывая то под ноги, то на полуразрушенное здание вокзала, то на играющее всеми цветами облачное небо.

…В течение часа мы перенесли необходимые продукты в вагоны, сделав так, как было решено, но основную массу припасов мы оставили в подвале еще и потому, что в поезде больше не было условий для постоянного хранения продовольствия. Без электропитания единственный холодильник в вагоне-буфете превратился в бесполезный шкаф. Конечно, можно было бы запустить двигатель тепловоза и, после совершения нехитрых манипуляций, получить ток, но дизельное топливо было на исходе, и его решили поберечь, чтобы хватило на дальнейшее движение, если вдруг представится возможность выбраться отсюда…

…Пока мы не без энтузиазма возились с продуктами, другая группа подготовила костры, на которых и вскипятили воду. Теперь можно было начинать полноценную трапезу, и все мы устроились в вагонах на своих привычных местах, а проводники, продолжая выполнять свои профессиональные обязанности, помогли разделить на всех припасы. На этот раз многим удалось даже попить чаю или растворимого кофе, небольшие запасы которых еще оставались у самих пассажиров или у проводников…