Бесплатный фрагмент - Пацанка

Пацанка

Глава первая

Середина сентября 1941 года не выглядела чудно и праздно. Всё небо в окрестностях района Белгорода СССР и дальше окутала неясная, сумрачная, скучная, однотонная, бледно-сероватая, увесистая мгла. Но кое — где виднелись небольшие, белые островки. Но и те появлялись ненадолго. Их затягивала мутная пучина вновь и вновь. Наседала косая быстрая морось. Она порой затихала, но тут же через несколько минут наращивала свою силу. Веял лёгкий ветерок. Он слегка колыхал мокрую и уже слегка пожелтевшую листву на деревьях. День близился к экватору. Кругом рисовались дикие и своеобразные дали. Широкие поля тянулись долго и витиевато. Круг замыкал еловый лес. В долине в своих руслах чудно петляли реки Везелки и Северский Донец. Где — то рядом и высоко красовалась небольшая глухая деревня. Там серели деревянные домики, избы, сараи и бани. Огороды разделяли косые невысокие заборчики. На тех кое-где имелись местные раритеты. То утюг то чайник, а то и сапог без подошвы. В самих огородах слегка косились уже спелые мокрые подсолнухи. В низкой и тёмной чаще всполошились дикие пернатые. Они лихо закружили над верхушками деревьев. И никак не могли утихомириться. Они подали свои чудные и встревоженные голоса. В глубине села оживился дикий пёс Бобик. Он имеет средние размеры. Морда массивная. Глаза круглые, бурые, шальные, но добрые. Шерсть мохнатая, бурая. Лапы широкие и когтистые. Сам он игривый с детства. Он живо побежал по глиняной дороге. И нюх чутко наострил. Из пасти показалась тонкая слюнка. Пёс резко остановился. И замер в красивой позе. Хвост небольшой припустил. Бобик, казалось, чутко смотрел вдаль. Туда, где вновь показалась тёмная полоса. Она становилась всё объёмнее и значимее. Пёс чуть покосил голову. И был явно недоволен, что пожаловали незнакомцы. Он живо развернулся. И побежал по дороге. Но тут же вновь вернулся на прежнее место. И показал лёгкий оскал. Глаза округлил. Бобика знал и уважал каждый житель села. Как — то он отчаянно прыгнул в пруд за младенцем, которого упустила из рук нерадивая мамаша Валя Кулакова. Бобик вытащил малышку — трёхгодовалую Соню за шиворот сиреневой курточки. А та уже наглоталась воды. Но её быстро привели в чувства. Бобик же снискал славу. И был вознаграждён тут же ароматным мясным холодцом. Сейчас Бобик чутко принюхался. И был настороже. Он натужил свои развитые жилы.

— Уууууууууууу…, — недовольно заурчал он.

Пёс Бобик, поворотив, живо побежал по глиняной дороге. И ещё несколько раз оглянулся бегло. И сейчас походил на тракториста Ваську Дурова, который любит выпить. Бобик выпучил глаза. И, казалось, хотел всем сельчанам рассказать, что видел и слышал. Он быстро побежал по тропе. Только пятки засверкали.

— Уууууаааввв, — громко заголосил он.

Веял тонкий ветерок. Дали бескрайние, осенние и красивые завораживали. Дорога глиняная, неширокая, одноколейная, сырая тянулась круто и далеко. Воздух сотрясали моторы немецкой техники. Колонна двигалась небыстро. Здесь имелись и лёгкие — средние танки, и бронетранспортёры на колёсах, и мотоциклы с коликами, и грузовики, и легковые автомобили, и гужевые трофейные повозки, груженные под завязку боеприпасами и провиантом. Солдаты вермахта шли ровно, держа ряд и шеренгу. На них имелись плащи-маскхалаты. За плечами держали оружие огнестрельное — карабины и автоматы. Кто — то тащил за спиной миномётное снаряжение 50 мм калибра. А кто — то шёл налегке, потягивая сигарету. И дымок тянулся змейкой. И небыстро улетучивался, поднимаясь всё выше и выше. Все смотрели прямо. И лица смуглые и томные сливались воедино. Среди прочих всё же выделялись эпичные фигуры. Одним из тех являлся Эд Ойфу Майс. Ему тридцать лет. Он облает развитым коренастым телом. Руки мощные. На запястьях несколько пар ручных трофейных механических часов. На нём защитного цвета комбинезон. На поясе широкий ремень. На голове квадратная каска. Лицо порочное. Глаза круглые цвета тёмно-зеленоватого ила. Нос плотный. Губы суховатые полные с белым оттенком. И заметна тонкая сечка на двойном подбородке. Она чуть касается нижней губы. Казалось, он был под эффектом гипноза. И ещё не отошёл от сеанса, который проводил известный психоаналитик. Тело опоясывали пулемётные ленты диагонально и вертикально. В руках лёгкий пулемёт чешского производства «ZB-26». Эд шёл ровно. Он отличался в боях решимостью и стойкостью. Но его холеность всё же дала сбой в одном близком бою. И он всё же не считал себя побеждённым. Хотя против коренастого рядового красноармейца Ивана Зуева дрогнул. И не устоял на ногах. Иван одним ударом сокрушил Эда, ударив прикладом табельной винтовки по лицу. У того потекла кровь из носа. И в глазах потемнело. Иван уже хотел заколоть своего соперника. Винтовку приподнял, как удобнее. Он сразил уже около семи оппонентов штыком в рукопашном бою. И руки по локоть имел в крови. И тут он сам вздрогнул. Его развитый торс окропился кровью. Он поймал несколько очередей из шальных пуль. И грузно завалился взад себя. Но винтовку трёхлинейку так и не выпустил из крепких жёстких рук.

Веял тонкий ветерок. Дорога глиняная и сырая тянулась круто. Чуть позади Эда шагал сухожильный рослый гренадёр Отто Дорнкон. Ему двадцать четыре года. Лицо вытянутое, белое. Глаза свои большие, цвета вольфрама скрывала призма округлых тёмных очков. На щеках следы от небольших ожогов. Губы, казалось, странно растянуты порочной улыбкой. Но он совершенно не имел чувство юмора. Он получил лёгкое ранение в одном бою. И теперь его фейс выглядел иначе, чем раньше. Он лишился своих приятелей. Тех накрыло шальным снарядом, который залетел в траншею. Сам же Отто слегка помешался. И часто слышал голоса в ушах. Его хотели отправить домой. Но он отказался наотрез. И шагал ровно вперёд. На сапоги заметно липла глина и грязь. Но та нисколько не смущала гренадёра. Он увлекался живописью на гражданке. И теперь рисовал, но меньше. В вещевом мешке у него имелся альбом. Там рисунки имелись разные, — и русская природа, и закаты солнца, и горящие танки, и даже неживые тела солдат на поле боя. Он не гнушался ничем. На нём комбинезон защитного цвета. За поясом несколько ручных гранат «м-24». Здесь же таился большой кинжал в кожаной кобуре. За спиной карабин маузер с оптическим прицелом. Он слегка оправил руками карабин. И чуть напряг губы. Болевая травма слегка дала о себе знать. Он смотрел прямо и смело. На лице имелась влага. И по плоским щекам ползли незаметные струйки.

Дали бескрайние завораживали. Веял тонкий ветерок. Немецкая колонна плавно продвигалась вперёд, держа курс на восток. Воздух гулко сотрясала тяжёлая техника. Танки «панцеваффе» держали небольшую дистанцию друг от друга. И заметно рвали глиняную дорогу. Из люка показался капитан Люк Юнгштаер. Он обладает весьма приятной внешностью. Стрижка белых волос короткая. На голове гладкая фуражка. На той блестит значок в виде весёлого роджера. Глаза раскосые, цвета дыма без огня. Нос прямой. Рот ровный. Губы тонкие, бледно — алые. Подбородок ровный, угольный. Ему уже миновало двадцать семь лет. Он часто пишет письма своей ненаглядной сексуальной фрау Магдалене Бруди. И пишет в письмах, как скучает сильно и страстно. Они познакомились в кинотеатре перед войной. И хотели пожениться. Но не успели расписаться. Всё же у них состоялась одна жаркая ночь любви. Они не сомкнули глаз до раннего утра. И занимались любовью неудержимо и страстно. Магдалена отдавалась целиком и полностью. Она знала, что грезит ненавистное долгое расставание. Люк был неудержим. Он ласкал шикарное оголённое тело истинной красотки. Он сильно впивался в её пышную грудь и шоколадные острые соски. Он нежно ласкал стройные икристые ноги фрау. И жаждал большего. Он никак не мог насмотреться на её красивое изящное лицо. У неё большие синие глаза. Брови домиком. Нос тонкий. Губы полные, алые. Волосы тёмно-золотистые, короткие и кудрявые. Она умело целовала его в губы. И старалась изящно крутить языком. И он оценил её ловкие и жгучие ласки. Их тела, слившись воедино, пылали жаром любовно и сильно. Утром они расстались. И больше не виделись. Но Люк не переставал писать письма своей возлюбленной. У него уже накопилось несколько. Он держал их под кителем в потайном кармане. Он холил и лелеял их, перед отправкой, которая ещё никак не намечалась. Сейчас Люк взялся за небольшой бинокль. И глаза прищурил, чутко глядя в оптику. Он быстро облюбовал своим любопытным взглядом местные окрестности. Мысли путались. «Кругом дикие поля и перелески. Куда нас ведёт эта забытая богом дорога… Вижу на горке деревушку… Нам нужно туда… Мы должны пройти прямо через деревню. Сколько я уже видел таких небольших селений… Как они называются у русских… Надеюсь, там не придётся стрелять… Это селение, вроде бы небольшое… В прошлый раз всё обошлось. Мы прошли без всяких проблем… Даже не выстрелили ни разу. Но если они появятся...Русские варвары… Мы зададим им по первое число из нашей пушки… Мне не охота стрелять по домам… Но если они выстрелят хоть из пугача… Я им врежу сильно… Наша пушка уже заряжена… До этой деревни ещё метров триста… А может и больше… Тут крутая дорога. Чёрт бы всё побрал… Мне надоела уже эта русская слякоть… И дождь льёт который день… Кофе замокло. Моё любимое кофе. Будь всё проклято… Эта деревушка не кажется опасной… Возможно, там никого. А может, и есть кто — то из жителей… Или ещё кто — то… Но кто его знает… Надо быть начеку…», — подумал он. Люк убрал бинокль в сторону. И тот повис на тонких кожаных ремешках. Глаза округлились. И сейчас Люк походил на жеребца, который забрёл не в свою конюшню. И вёл себя несколько нагловато.

Небо сумрачное пестрило холодными красками. Моросил косой дождь. Повеял тонкий, беглый ветерок. Немецкая колонна плавно и небыстро двигались по дороге в сторону востока. Ревели моторы техники. И гулко сотрясли влажный воздух. Где — то в галёрке цепи сверкала тёмным кузовом легковая иномарка. Фары отдавали блеском. Колёса месили глину. Мотор работал ровно. За рулём восседал молодой Юнген Кун. Ему девятнадцать лет. Он значился личным водителем офицерского корпуса. И отменно держался за руль. Сам стройный и подтянутый. На голове пилотка. Стрижка тёмных волос стильная короткая. Лицо белое, свежее. Глаза прямые, как стекло. Нос тонкий. Губы полные. Он походил на свою маму Франческу Кун. Та, разогнавшись, улетела на своём модном скоростном автомобиле со скалы. И разбилась. В крови нашли алкоголь. Отец Карл был призван в ряды гренадёров СС. Но был достаточно неуклюж и невнимателен, чтобы долго сражаться. Он был близок со своим сыном. Водитель бегло глянул в зеркала заднего вида. За руль держался крепко. На нём смотрелся идеально гладкий китель. В кармане лежал портсигар, в котором имелись элитные сигареты. Он курил мало. И часто делился со своими приятелями. В салоне автомобиля восседали офицеры СС. На переднем пассажирском сидении находился оберфюрер СС Хинг Штокен. Ему пятьдесят три года. Но выглядит он моложе своих лет. Китель сидел на нём гладко и ровно. На торсе имелись значки отличия и железный крест. Воротничок плотный. Застёжки прямо сияли, как золотые. Фуражка гладкая лежала на коленках. На ней имелся значок в виде черепа. Хинг стройный и подтянутый. Тело сухожильное, но развитое. Он часто занимался спортом на свежем воздухе. И мог легко подтянуться сто раз. Хотя стал немного сбавлять. Лицо белое. Видны тонкие, но многочисленные морщины. Глаза узкие, большие, хищные, цвета плазмы. Они имеют оптический обман. Он отличался отменным зрением. Характер суровый и волевой. На поясе кожаный ремень. Здесь же имелась гладкая атласная кобуры, где таился боевой табельный пистолет — люггер. Хинг смотрел прямо. И держал крепко в руках планшетку, где имелись важные документы и географические карты. Он умело ориентировался на местности. И имел за плечами много боёв. В первую мировую войну он служил обычным солдатом. И отменно показал свои умения. Был легко контужен. И ещё получил ранение в руку. И теперь слабо слышал на левое ухо. Но всё же обладал отменной физической подготовкой и стрелял точно изо всех орудий. Он имеет в роду военных деятелей. Сейчас он был собран оптимально. И смотрел прямо. Он походил на кобру, которая умело выжидала потенциальную жертву в засаде. Он слегка покривил губами. И чуть погладил правой рукой свою небольшую бородку.

Веял тонкий ветерок. Автомобиль тихонько ехал по глиняной дороге. Фары слегка заляпались в грязи, как и литые колеса, и часть кузова. Мотор работал ровно. Водитель Юнген умело держался за руль. И чуть поддал газа, нажав на педаль. На дождевом стекле скопилась влага. Но ту смывали очистители, которые слегка скрипели по стеклу. На заднем кожаном сидении в салоне легковой иномарки восседали офицеры СС гауптштурмфюрер СС Кент Штуген и группенфюрер СС Герман Фиксон. Они вели себя раскованно и непринуждённо. Кент рослый и подтянутый. Ему уже сорок восемь лет. На нём отменный китель. Форма прямо блестит. На торсе имеется наградной железный крест с дубовыми листьями. А ещё разные знаки отменного отличия. На овальной голове гладкая фуражка. На ней мерцает небольшой значок в виде черепа. Уши весьма большие и плоские. Стрижка короткая. Виднеется лёгкая седина. Лицо малоприятное, медное, загорелое. Глаза узкие, глубокие, цвета плавленого воска. Он носит округлые очки. Они придают ему образ профессора или доктора. Его и называют профессором, за отменную точность и правильность во всех боевых действиях. Нос длинный и слегка витой и чуть острый. Ноздри тонкие, незаметные. Рот широкий. Скулы слегка вытянутые вперёд. Губы тонкие, цвета бледно-кофейного. Подбородок плотный, крепкий. Он имеет военную династию. Он женат на молодой избалованной фрау. Но детей не завёл. Характер стойкий и прямой. Он, оправив фуражку на голове, бегло осмотрелся. Глаза свои хищные прищурил. И чуть напряг губы. И посмотрел прямо на дорогу, где впереди шагали пехотинцы возле бронетранспортёров. Он имел более чем серьёзный вид.

Морось наседала. Веял тонкий ветерок. Легковой автомобиль тихонько ехал по глиняной дороге. Офицер СС Герман Фиксон взялся за свою золотистую фляжку. Он живо выпил несколько глотков отменного дорогого коньяка, который предпочитал завсегда. Герман упитанный и несколько неуклюжий. На нём плотно сидела форма, подчёркивая его излишний вес. Живот большой слегка выпирал. Поверх имелся кожаный плащ, который немного скрипел. На округлой голове плотно сидела гладкая фуражка, где имелся значок в виде свастики. Головной убор скрывал медную лысину. Лицо простое, медное, весьма пухлое. Виднелась грубая малозаметная щетина. Но брился он всегда гладко. И умел выглядеть отменно. Глаза раскосые, цвета кокосовой стружки. Нос плотный, как небольшая картофелина. Ноздри широкие, как у пони. Губы пухлые с молочным оттенком. Подбородок двойной. И тот плавно сливается с упитанной и развитой, бычьей шеей. На поясе висит кобура, где находится табельное оружие-пистолет вальтер. Герман самый молодой из офицерского состава. Ему тридцать восемь лет. Но выглядит он слегка старше своих лет. Он умело дослужился до капитанского звания. И лично изъявил командовать группировкой войск. Он обладал видными связями, что не ставило для него помех занимать важное место в войсках. Он лично не участвовал в военных действиях. Несколько лет он провёл при штабе. И занимался исключительно бумагами. Но ему захотелось большего. И он отправился, где погорячее. Он часто выпивал для настроения и азарта. Но держал себя в узде. Семьёй не обзавёлся. И грезил военными подвигами, как истинный ариец. Сейчас он походил на отменного хозяйского бульдога, который сорвался с цепочки и уже успел напугать всех соседей в округе. Он вновь выпил немного коньяка из своей любимой золотистой фляжки, которую носил в левом кармане кожаного плаща. Он берёг её, как дорогой талисман. Он, заглотив вкусного коньяка, несколько повеселел. И бегло глянул по сторонам. Глаза чуть покосились на приятелей, которые словно не выспались. Хотя офицер СС Хинг Штокен был свеж и готов, как на парад. И смотрел прямо. Герман ухмыльнулся, глядя на глиняную дорогу.

— Эй. Юнген. Поднажми немного. А то плетёмся, как черепахи… Хаахаааа, — навеселе сказал Герман.

— Юнген не слушай его. Ты отменно ведёшь по этой ужасной глиняной русской дороге… Держи ровно. И продолжай в том же духе, — отреагировал Хинг.

Небо томилось в однотонной пелене. Дали выглядели сумрачно. Морось наседала. Повеял тонкий ветерок. Автомобиль, качнувшись на небольших буграх и ухабах, чуть вильнул. Мотор работал ровно. На колёса наматывалась сырая глина и грязь. Она заметно отлетала в стороны. На стекле вновь скопилась влага. Водитель Юнген крепко держался за руль. И вёл отменно автомобиль. Он бегло глянул в зеркала заднего вида. И тут же устремил свой зоркий взор на дорогу. Офицер Герман ухмыльнулся, чутко глянув на своего приятеля.

— Да… Юнген слушайте Хинга… И точно здесь не застрянете… Хаахааааа…, — навеселе сказал Герман.

— Всё шутите Герман…

— Да уж какие шутки… Мне уже осточертела эта дорога… И этот путь. И погода меня подводит. У меня поднимается давление…

— И коньяк не помогает, — сказал Кент.

— Ещё как помогает… Но мне нужно много… Чёрт бы его побрал… Не хотите выпить?, — ответил Герман.

— Хаахахаааа… Нет. Спасибо Герман…, — сказал Кент.

— А вы Хинг. Когда вы вообще выпивали?

— Я…Я не пью Герман… Ну. Если только немного за обедом…

— У нас уже не было нормального обеда пару недель… Так точно… Как вы справляетесь… Я бы не вытерпел… Хаахахаааа…

— Терпение мой друг… Терпение…

— К чёрту терпение… Впереди там деревня какая — то… Дорога лежит через этот посёлок… Будь он неладен… А если там засада… От русских можно ожидать чего-угодно… Так что я лучше выпью сразу…

— Хаахахааа… Не волнуйтесь вы так… Наши доблестные гренадёры проверят местность… И путь будет совершенно безопасным для нас…, — ответил Хинг.

— Вы так уверены Хинг… Мне бы вашу уверенность…

— Бояться нечего… Русских здесь нет. Они отступили намного дальше, чем мы думали. Я бы уже почувствовал неладное… У меня всегда такое бывает… Я вас уверяю…, — заявил офицер Хинг.

— Вот как… Тогда нам бояться нечего… Хахаааа… Юнген рулите смело. И везите нас без всякой боязни… Хахааааа, — навеселе сказал Герман.

— Это точно…, — добавил Кент.

— Хахаааааа… За ваше отменное здоровье Хинг. И за вашу чуткую проницательность. Кент… Ваше тоже… Я выпью за вас мои друзья…, — сказал Герман.

— Хаахахааааа…

Веял тонкий ветерок. Автомобиль плавно двигался по глиняной дороге. На лобовом стекле копилась влага. Морось наседала. Офицер Герман вновь открыл свою фляжку. И выпил немного коньяка. Он широко улыбнулся, глядя на офицера Хинга. Тот был спокоен, как удав, который находился на высоком дереве. И знал всё наперёд отменно. Он был собран, как всегда. Офицер Кент чуть потянулся вперёд. Глаза свои хищные округлил. Он чутко глянул на местные окрестности. И остановил свой зоркий взор на деревушке, которая располагалась весьма высоко. Сейчас он походил на амфибию, которая готовилась к охоте.

— Дорога ведёт в эту деревню. Интересно, там кто — то есть или никого… Возможно…, — произнёс Кент.

— Мы это скоро узнаем Кент, — сказал Хинг.

— Вы слишком хладнокровны Хинг…

— Ничуть.

— Хахаааааа… Я выпью немного…

— И вы туда же Герман… Видимо, один я здесь волнуюсь…, — сказал Кент.

— Хаахахааааа… Кент впереди нас танковая бригада. И несколько тысяч гренадёров. Плюс бронетранспортёры. Эти парни уже показали себя в деле… Нам нечего бояться… И офицер Хинг со своей отменной и точной, как наши часы проницательностью… Лично я ему верю… И вы не сомневайтесь. Хаахахааа, — сказал Герман.

— Что мне остаётся? Я вам доверяю… Но всё же держу руку на пульсе…

— Как знаете Кент… Лучше выпейте немного… Я вам отвечаю. Вам станет легче сразу…

— В другой раз Герман. В другой раз…

— Ну как знаете… Тогда за вас выпью я… Хаахахаааа, — навеселе сказал Герман.

Офицер Герман вновь приложился к своей золотистой фляжке. Он выпил немного коньяка. И глаза округлил. Он заметно повеселел. И появилась приторная ухмылка на его порочном лице. Он чуть покосил глазами. И быстро закрыл фляжку плотной пробкой. Он облизнулся. И сейчас походил на сытого баварского кота, откуда он был родом. Но жил в провинции. Офицер Хинг сидел ровно. Он смотрел перед собой. И был собран как всегда. Кент чуть задумался. И засмотрелся на капли, которые плавно ползли по стеклу боковой автомобильной дверки.

Повеял лёгкий, беглый ветерок. Автомобиль живо скатился с небольшого склона. И тут же задним правым колесом утонул в глубокой луже. В стороны полетела грязь. Водитель Юнген слегка смутился. Он крепко держался за руль. И тут же плотно надавил на педаль газа. Мотор взревел. Из глушителя потянулся едкий дымок. Автомобиль слегка задёргался взад-вперёд. Но с места так и не сдвинулся. Кузов заметно забрызгало грязью. На стёкла ложились косые струи неугомонной мороси. Юнген вновь нажал на педаль газа. Но автомобиль его не слушался. Колёса прокручивались, находясь в слизкой и довольно глубокой луже. В стороны полетела грязь. Автомобиль, казалось, ещё больше погряз в размытой дорожной пучине. Офицеры бегло переглянулись. Герман ухмыльнулся. Он чуть помотал головой.

— Я не собираюсь вылезать из машины… Там просто сыро и грязно… Юнген вы что с ума сошли… Вы где права получили… Я вас отправлю на передовую…, — недовольно заявил Герман.

— Я очень извиняюсь. Дорога слизкая…, — ответил Юнген.

— Да будь она проклята… Но вы куда смотрели… Можно было и объехать…, — взорвался Герман.

— Да… Как не осмотрительно Юнген…, — добавил Кент.

— Герман. Ну что вы… Юнген сделал всё правильно… Здесь ехать только на танках и бронемашинах… Сейчас я всё улажу…, — сказал Хинг.

— Вот мило с вашей стороны… Сделайте одолжение… Юнген потерял ориентиры…, — язвил Герман.

— Хахаааааа…, — засмеялся офицер Кент.

— Неужели до самой Москвы мы будем ехать по таким дорогам… Я сойду с ума…, — недовольно сказал Герман.

— Не драматизируйте Герман…, — добавил Кент.

Офицер Герман заметно взбунтовался. Глаза выпучил. И сейчас походил на жуткую пиранью, готовую накинуться на кого угодно. Он нервно открыл свою фляжку. И быстро выпил несколько глотков конька. И, казалось, ему посвежело. Он глубоко выдохнул. Кент наоборот расслабился. Он навалился на спинку кожаного сидения. И прямо смотрел на своего визави. Лицо порозовело. И появилась небольшая, но едкая ухмылка. А тот дышал неровно. И, казалось, пускал пар, как разъярённый бык. Он исподлобья уставился на водителя. И вновь выпил немного коньяка из своей любимой золотистой фляжки. Водитель Юнген оставил в покое педаль газа. Теперь он просто держался за руль. И смотрел на дорогу. На дождевом стекле вновь скопилось много влаги. Офицер Хинг не стал ждать у моря погоды. Он, открыв дверку, выглянул наружу. Лицо тут же обуял прохладный ветерок и неугомонная морось. Хинг глубоко вздохнул, облюбовав заднее колесо. И тут же зорко глянул на солдат вермахта, которые стороной шли вперёд.

— Солдаты. Помогите нам выбраться из этой лужи… Нам нужно ехать… Помогите нам быстрее… Толкните автомобиль, чтобы мы выехали… Не хватало, чтобы мы здесь застряли… Быстрее солдаты…, — приказал офицер Хинг Штокен.

Веял тонкий ветерок. Солдаты вермахта тут же нарушили ровный строй колонны. И быстро обступили автомобиль со всех сторон. Они навалились всей гурьбой. И тут же толкнули, как могли. Автомобиль чуть двинулся вперёд. Водитель Юнген живо надавил на педаль газа. Мотор гулко взревел. И колёса, меся глину и грязь, живо закрутились. Солдаты вермахта надавили ещё сильнее. И все натужились, как могли. Автомобиль плавно выскочил из глубокой глиняной лужи. И живо покатился по сырой одноколейной дороге. Офицер Хинг, махнув рукой, поприветствовал войска. И тут же закрыл дверку легковой чёрной иномарки. Он слегка улыбнулся, бегло глянув на своих боевых приятелей.

— Молодец Юнген. Рули дальше… Только объезжай глубокие лужи… Дорога здесь дурная. Что не говори…, — сказал Хинг.

— Да дорога здесь просто отвратительная… Как и погода… Чёрт бы всё побрал…, — разгорячился Герман.

— Герман… Не пылите…

— А что я…Я ничего… Просто мне осточертела эта промозглая сырость… До Москвы ещё далеко…

— Ближе, чем вы думаете…, — ответил Хинг.

— Да… Ладно. Я выпью немного…, — сказал Герман.

— А вы немного пьёте? — улыбчиво добавил Кент.

— А ты что мой доктор. Сколько хочу, столько и пью. Это Юнгену нельзя. Он за рулём… Но и то рулит, как ребёнок… Хаахахааа…, — язвительно сказал Герман.

— Юнген не обижайтесь на него… Хахахааа… Он у нас горячий… Ему палец в рот не клади… Сразу обожжёшься…

— Это точно вы заметили господин Хинг Штокен. Очень точно заметили. Хаахахааа…

— Хахаааааа…, — засмеялся Кент.

— Да. Вы не так прост, как кажетесь…

— Хахаааааа…

— Всё же я выпью ещё глоток… У меня немного голова заболела от этого дурного переезда…, — сказал Герман.

Веял тонкий ветерок. Морось наседала. Водитель Юнген бегло глянул в зеркало заднего вида. Он крепко держался за руль. И старался управлять автомобиль правильно и надёжно. Он чутко смотрел на глиняную сырую дорогу, где то и дело попадались бугры и лужи. Автомобиль плавно ехал меж заметной колеи. Мотор работал ровно. Колёса наматывали на себя сырую глину и грязь. И иногда чуть скользили. Офицер СС Хинг Штокен сосредоточился, глядя на вершину, где красовалась с виду неприметная деревушка. Он слегка ухмыльнулся. Мысли путались. «Там никого… Вернее никакого сопротивления можно не ждать. Русские отступили. И им сейчас не до обороны… Наша разведка показала, что в этом районе никого не предвидится. Можно, спокойно прогуляться по этим местам… Ещё немного. И мы будем там… Колонна двигается небыстро… Всё же тяжёлая техника… Но мы уже отстаём от графика и генерального плана… Мы наращиваем группировку войск… Им нас не удержать. И скоро… Даже очень скоро Москва будет наша… Мы возьмём её до холодов… Успех будет за нами… Мы верны фюреру. И победа будет за нами… Им нас никак не удержать… У нас невероятная мощь… Мы уже завоевали полмира… И не собираемся останавливаться… Мы возьмём Москву очень скоро и быстро… У нас уже много побед… Им нас не остановить. Кажется, я себя успокаиваю… Нисколько не успокаиваю… Я верю в реальные цифры и факты. Я убеждён, что наша армия сильнейшая в мире. У нас такая мощь, — танки, самолёты, бронетранспортёры… У нас самые боевитые и смелые солдаты вермахта. И мы не раз уже показали себя во всей красе… Никто нас не сможет остановить… Бог с нами… И мы куём верные победы… Деревня близится… Там никого… Я в этом просто убеждён. Путь на Москву свободен…», — подумал он. Офицер СС Хинг Штокен ехидно ухмыльнулся. Он чуть прищурил глаза. И сейчас походил на кобру, которая готовилась пообедать. Он бегло глянул на гренадёров СС, которые тянулись в ряд. Они шли в небольшую горку и там терялись из виду. Колонна пехоты растянулась на сотни метров. Воздух сотрясала тяжёлая техника. Моторы гулко ревели. И выказывали свой неоднозначный и порой суровый нрав.

Глава вторая

Небо наливалось сумрачными, однотонными, холодными красками. Морось слегка усилилась. И заметно виднелись косые струи дождя. Веял прохладный ветерок. Дорога круто и замысловато петляла и поднималась всё выше и выше. За широкими необъятными полями рисовались красивые пейзажи. Там имелись все краски замечательной, русской осени. На деревьях чуть колыхалась листва. И показались дикие пернатые. Они группировались в небольшие стаи. И, казалось, наводили шорох. Они галдели просто дико.

Повеял тонкий ветерок. Воздух гулко сотрясли моторы тяжёлой немецкой техники. Колонна двинулась в деревню. И танки, и мощные бронетранспортёры плавно и небыстро облюбовали узкую глиняную дорогу. И поехали вперёд, пугая своим видом местных собак, пернатых и немногих зевак-сельчан, которые затаились в своих рубленых избах. Бронемашина копчёного цвета под номером 385 громко взревела. Мотор мощный дал о себе знать. На башне находился пулемётчик Рондо Шенк. Ему тридцать четыре года. Сам коренастый и широкоплечий. На голове квадратная каска со свастикой. Лицо медное. Глаза узкие и глубокие, цвета тёмной каменной породы. Щёки округлые. И имеется небольшой шрам на левой скуле. Нос плотный, слегка острый. Губы сухие и тонкие, цвета пудры. Подбородок двойной и непробитый. На теле плотная и гладкая шинель. А ещё маскхалат с широким капюшоном. Стиль отменный. Тут же ремни, которые тянутся к поясу. Здесь висит кобура. В ней таится большой кинжал. Рондо крепко держался за пулемёт Мг-42 на башне. И тот был защищён небольшими, стальными щитами. Рондо зорко смотрел по сторонам. Глаза щурил. И сейчас походил на быструю подводную сущность. В кабине восседали автоматчики. И те бегло переглядывались, держа при себе оружие — карабины и автоматы.

Морось разыгралась. Повеял беглый ветерок. Колонна техники быстро растянулась по дороге, которая лежала через посёлок. Танки «панцерваффе» всколыхнули и взрыли довольно глубоко глину. Воздух сотрясся гулко. Моторы ревели своеобразно и лихо. По краям дороги кривились невысокие заборчики. И те забрызгало глиной и грязью, которая летела из-под тяжёлой техники. Дома рубленые стояли в ряд. И некоторые пребывали в ветхом и брошенном состоянии. В одном огороде возвышалось модное чучело. Голова из сухой тыквы. И фейс весьма улыбчивый и нагловатый. На нём и шляпа и пальто. Не хватало только ботинок. А так вылитый заморский гость. Вороны его не боялись. И кружили неподалёку, как у себя дома. Им пришлись по вкусу семечки, которые уже сыпались из спелого огромного подсолнуха. Они гулко подали свои голоса. И резко разлетелись в разные стороны, завидев незнакомцев.

Веял тонкий, беглый ветерок. Морось не спадала. Колонна техники ещё больше растянулась по дороге. И появились гренадёры с оружием в руках. Они ровно зашагали по глиняным тропкам меж косых, серых заборов. И двигались прямо и вперёд.

Прохладный воздух в деревушке сотрясал гул. Дали дикие опоясывали круг. За воротами полутораметровыми деревянными возвышается рубленый, невысокий дом. А ещё стоит старый амбар, где живут куры. Будка ветхая. Она по наследству досталось псу Ракете. У него средний размер. Голова массивная. Глаза бурые, дикие. Уши большие, висячие, сильно оттопыренные. Грудь колесом. Он задира. Просто игривый и молодой сукин сын. Дома не ночует. Он носится по селу и окрестностям, как угорелый. Кобель просто безбашенный. И сейчас дома его не видно. А до него в ней жил пёс Дикий. Он отменный охотник. Он красавец. Морда, как у волка. Шерсть гладкая, серая. Он прожил до восемнадцати лет. И был всегда верен своему единственному хозяину. Дом во дворе видно, что обжитой. Крыша треугольная. Слуховое окно круглое, маленькое на самой верхушке. Труба печная, каменная чуть витая. Дыма не видно. Окна узкие, небольшие по размеру. За стёклами виднеются белые кружевные занавески. А где плотные висят ткани. И не видно ничего. Крыльцо небольшое, чуть покосившееся. Но крыша ладная и надёжная. Вода тонкой струйкой течёт прямо в стальную бочку. А ещё по трубе кованной туда же. И бочка уже переполнилась влагой. Та стекает по стенкам. И образует небольшой ручеёк. Земля травянистая уже насытилась влагой вдоволь. Морось всё не утихает. Но силу и темп свой поубавила. Внутри избы скромная обстановка. Печь белая русская. В очаге стоит глиняный горшок. Возле окна имеется округлый столик. На нём белая скатерть. Здесь стоит кувшин и широкая тарелка, в которой спелый яблоки. На полу красуется половик в полоску. В большой комнате имеются старинные часы с кукушкой. И та иногда выглядывает невпопад. Диван возле стены небольшой, мягкий, цвета акрилового. Казалось, он набит обычным сеном. На косом шкафу стоит термометр и радиоприёмник. На полках книги разных мастеров. Имеются и зарубежные известные авторы. На стенке большой портрет хозяев дома. Но те уже давно представились. Сейчас в доме живёт дед Поликарп Фокич Акуленко. Ему шестьдесят три года. Сам он коренастый, широкоплечий. Рост его всего метр семьдесят три сантиметра. Вес около восьмидесяти килограммов. Нога большая в размерах. Он носит сапоги пятьдесят третьего размера. Лицо медное, морщинистое. Глаза широкие, глубокие, цветом плавленой стали. Нос плотный, как картофелина. Ноздри широкие, как у жеребца. Он носит и седую небольшую бороду, и усы. На нём русская широкая рубаха белых тонов и штаны холщовые. На ногах домашние лапти. Он кузнец по родословной линии. И отец Фокий у него был кузнецом. И дед Георг занимался исключительно в кузнице. Всю округу обслуживал. Все лошади и кони носили его подковы. Но когда напивался, то лучше к нему не заходить. А то один мужичок Яша Рогов как — то зашёл к нему в кузницу. И сильно ударился головой об наковальню. Его еле отходили. Но всё же он очухался. Георг принёс свои извинения. И еле тогда избежал сурового наказания. Хотя своими кулаками продолжал махать. И как — то на празднике вырубил наглухо пятерых здоровых мужиков. Те хотели его избить. Но сами напоролись на стальную руку Георга. Он всех раскидал, как дикий вепрь в лунной ночи. Затем к нему в кузницу пожаловали крепкие сыновья обиженных отцов. Их насчитывалось около десяти. И тут началась настоящая бойня. Георг получил несколько раз по голове. В глазах слегка зарябило. Его крепко схватили за руки. И били мощно. Кузнец вздрогнул. Губы треснули. В глазах чуть зарябило. Он глотнул своей крови. И тут взбесился не на шутку. Он лихо подпрыгнул. И ногами ударил высокого ухаря Степана. Тот отлетел в сторону на пять метров. И упал грузно на песок. Георг высвободился из крепких оков. И тут же применил свою дюжую силу рук. Он крепко ударил Ивана по твёрдому лбу. Тот, попятившись, упал на землю. И больше не смог подняться. Федул длинноногий просто сам выбежал из кузницы. И больше его не видели. Демид коренастый и суровый получил удар под дых. А затем по голове несколько раз. И лишился рассудка. Карп и Игнат молодые щёголи ударились головами. И упали разом на песок. И встать не смогли. И выглядели, как пьяные. Георг разошёлся не на шутку. Грушу двужильного он не пожалел тоже. Тот слыл яростным типом. Всё же не устоял под натиском кузнеца. Георг поднял оппонента над головой. И чуть разбежался. Он проломил Гришей деревянную стену. И тот вылетел из кузницы, находясь в полном не сознании. Вся голова кровью затекла. И кожа местами сильно слезла с порочного лица. Кузнец тогда всех одолел. И больше на него не залупались. Просто боялись подходить. Но дел у него меньше не стало. Его сын Фокий тоже любитель много выпить. Но дело своё знал отменно. Он легко своими мощными ручищами разгибал подковы. И как — то согнул ломик в крендель на глазах неистовой публики. Фокий прожил до восьмидесяти лет. И чуть пережил свою любимую жену Ольгу. Он горько запил. Пил всё, что горит. И сам грузно свалился в коридоре. И больше не поднялся. Он страдал эпилепсией. Роковой приступ продолжался недолго. Но пены он напустил много на ковёр.

Небо томилось в сумрачных красках. И всё сливалось воедино. Морось не спадала. Она только усилилась. Ветер беглый веял. Воздух гулко сотрясался от немецкой техники. Она всё ползла по глиняной дороге по поселковой, узкой улочке. И тут же шагали истинные гренадёры и солдаты вермахта, вооружённые до зубов.

Веял тонкий ветерок. В доме чуть задрожал пол. И стёкла дрогнули. По ним плавно ползли струйки и капли влаги. В форточку задувал лёгкий, освежающий ветерок. Дед Поликарп Акуленко плотно прижался к стенке. И чуть отдёрнул лиловую занавеску на окне с северной стороны. Глаза прищурил. Он значился старостой деревни. И всё знал про всех. И умел читать. Газеты выписывал постоянно. Он воспитывал в одиночку внучку Сашу. Лет пятнадцать назад он разошёлся со своей женой Златой. Та симпатичная, но дерзкая дама. У неё тело плюз — сайз. Грудь седьмого размера. Она обожала модничать. И в городе как — то так сложилось, она познакомилась с каким — то билетёром Силантием Кровушкиным в кинотеатре «Салют». Там у них возникли жаркие любовные утехи. И повторились через несколько дней. Поликарп прознал про измену. И крепко ударил жену с пылу. Он наградил её отменной пощёчиной. Она разбушевалась не на шутку. И тут же собрала свои вещи в свой широкий золотистый чемодан. Но всё убранство не вошло. Она даже не смогла закрыть чемодан. И вещи все вывалились на пол. Она горько зарыдала, постоянно руками утирая слёзы. Но всё же нашла в себе силы выйти из дома. И крепко хлопнуть дверью она не забыла. Она женилась на Силантии. И родила ему ребёнка. Назвали Пашей. Поликарп тоже время даром не терял. Он завёл себе любовницу Марфу, что значит боевая. Она пышка. Грудь дыбом, большая, пятого размера. Лицо как у ангела. Волосы до пояса русые. И она оказалась боевой подругой. У них сложились жаркие любовные утехи и крепкие совокупления в бане. Она через девять месяцев родила дочь. И назвала Диной, что значит бойкая и неугомонная. Та росла не по дням, а по часам. И стала истинной статной красавицей. Дина ростом метр восемьдесят сантиметров. Вес семьдесят девять килограммов. Она сочная. Лицо белое, округлое. Волосы русые, густые и до пояса. Она обожала их крутить в косу. Глаза большие, прямые, бирюзовые. Нос греческий. Губы полные. Подбородок гладкий. Шея тонкая, но развитая. Грудь третьего размера, упругая. Соски ярко-розовые, острые. Она модница. Ноги стройные от ушей. И даже пару раз прошлась по подиуму в мини-бикини. За ней бегали парни табунами. Но она всех отшила. Она училась в городе в университете на агронома. Там познакомилась с геодезистом Виктором. Тот стройный и накаченный парень. Лицо приятное. Черты симметричные. Глаза прямые и волевые, цвета аквамарина. Он прыгал с вышки в воду. И брал медали на чемпионатах Советского Союза. Он участвовал и в международный соревнованиях. Но подвернул ногу. И долго не выступал. У него появился лёгкий нервный срыв и жуткая депрессия. Он даже обратился за помощью к психотерапевту. Он стал выпивать. Но до этого момента всё было прекрасно. Виктор сделал предложение руки и сердца своей избраннице. Марфа не отказала истинному красавцу. Они поженились. И сразу укатили в Ялту на личном автомобиле. Там у них сложился красивый медовый месяц. Любовь не прекращалась несколько дней. Они жарко совокуплялись, где придётся. И на пляже, и в отеле, и в бане, и в автомобиле. Страсти не утихали ни на секунду. Они придались любви даже в саду на скамейке в вечерние часы. И быстро раздели друг друга. Они сладостно поцеловались в губы в засос. Марфа искусно крутила языком, начитавшись французских книжек. И Виктор это оценил. Его забавляли тонкие касания. Он в свою очередь, как бык навалился на девушку. И был страстен и неудержим. Вся его мощная плоть напряглась. Руки мускулистые натужились. Торс рельефный показал свою красоту и силу. Марфа ласкала жениха руками, как могла. Она отдавалась целиком и полностью, цепляясь за него своими оголёнными ногами. Он был ненасытен. И страсти не утихали до утра. Охи и вздохи гулко сотрясали воздух. Марфа забеременела. И через девять месяцев родила дочку. Она нарекла её именем Александра, что значит мужественная защитница. Саша росла крепкой и красивой девушкой. Она умело схватывала все знания налету. И быстро научилась, и писать, и считать. И проявила живо интерес к иностранным языкам. Время текло вперёд. Саше исполнилось шесть лет. И она уже всех родственников поражала своей красотой, умом и величием. Но затем случилась трагедия. Виктор потерял интерес к спорту. Нога свёрнутая заболела ещё больше. Он не смог прыгать с трамплина в воду. Соревнования проходили без его участия. Он впал в депрессию. И стал много выпивать. Но затем собрался с духом. И помирился с женой. Он сильно с ней разругался. Но они вновь сошлись. И решили ехать на отдых. Но Александру с собой не взяли. Они оставили её на поруки деда. Витя словно обезумел. Он разогнал свой личный автомобиль до невероятной скорости. Марфа одичала. Она широко открыла глаза. И закрыла их руками, моля, чтобы муж остановил свой быстрый болид. Но тот жал на педаль газа. В него словно бес вселился. На крутом повороте он не справился с управлением. И автомобиль выехал на встречную полосу. И тут же вылетел с дороги. Он завис в воздух не пару секунд. И мигом полетел с крутого уступа в каменную бездну. Витя угробил себя. И прихватил с собой Марфу. Ему переломило хребет в нескольких местах. И сильно досталось голове. И рёбра вылетели наружу. Марфе прилетел сильный удар в челюсть. Она сильно ударилась головой. Кровь брызнула широкой струёй. И распылилась далеко. Марфа перестала дышать. И отключилась навсегда. И крови появилось много. Они погибли в жуткой автокатастрофе. Дед Поликарп, узнав такие вести, чуть не лишился разума. И дара речи лишился на некоторое время. У него появился тик. Он ушёл в себя. И бродил, как призрак по огороду. И не знал, за что взяться. Порой стоял на месте по часу, как чучело. Всё вдруг обрушилось. Он даже подумал, не наложить ли на себя руки. Но всё же быстро передумал. Александра была рядом. И заметно украшала его досуг и быт. Он ничего не сказал Саше. Он промолчал. И лишь сказал, что её родители к нам долго не приедут. Такие, мол, дела. Они сильно заняты. Он не хотел травмировать девочку. Но потом всё же сказал, когда настал нужный момент. Александра уже заметно повзрослела. Ей на тот момент исполнилось пятнадцать лет. Она родилась в месяце июне. Двадцать третьего июня увидела этот белый свет. И уже справило своё семнадцатилетние. Её рост невысокий один метр семьдесят пять сантиметров. Вес шестьдесят пять килограммов. Лицо округлое, ангельское. Волосы длинные, русые, густые. Глаза миндалевидные, большие, выразительные. Там бурлит гейзер и водопад. Нос небольшой, уголком. Губы бантиком, алые. Имеется и родимое пятнышко, как точка на правой щеке. И то придаёт особую красоту. Подбородок угольный. Шея сильная, развития. Фигура статная. Ноги стройные. Она обладает небольшой грудью. Её упругие «лимончики» слегка топорщатся. Александра непоседа. Она весёлая и слегка дикая. На месте никогда не сидит. Она талантливая. Она обожает своих зверей и питомцев. У неё в друзьях записано несколько собак, кролик и гусь лапчатый. Ещё она познакомилась недавно с медвежонком в лесу. Играла с ним около часа. И назвала того Диким. Он её несильно укусил за правую руку. И ухо слегка оцарапал. Но следы клыков остались в назидание. Он затем быстро убежал в густые кусты. И больше не появился. Видимо, почуял своих неподалёку. Дед часто берёт красавицу-внучку в лес. Он охотник со стажем. Александр ловко переняла опыт обращения с холодным и огнестрельным оружием. Она научилась умело ориентироваться в лесу. Она познакомилась с повадками диких зверей и животных. Она отменно изучила всех птиц, населявших местный глухой лес. Она спортивная и активная. Она легко подтягивается на турнике десять раз. И отжимается быстро. Нормы ГТО даже сдала на отлично. Стометровку преодолела за пятнадцать секунд. Александра зимой катается на коньках. А летом крутит педали велосипеда в свободное время. Работает в колхозе. Она легко водит трактор МТЗ. Она пашет и косит траву в поле. Убирает урожай: и зерновые, и кормовые. Она сама изъявила желание трудиться на тракторе. Сдала на права легко и непринуждённо. Ей идёт водительский образ и слегка рваная телогрейка. К ней даже приезжали из района и города Белгорода корреспонденты. А ещё были фотографы из модного журнала «Хозяюшка» и «Мода». Она позировала, как истинная модель. Сама краса — красой. Александра позировала, и сидя в тракторе за рулём, и в поле, и на стоге сена. Она примерила не себе и телогрейку, которая обмазалась в мазуте, и своё лучшее летнее короткое платье в горошек. Она поразила представителей городской модной аристократии и индустрии. Она показала себя во всей красе без всяких пошлостей. И возле берёзки белоствольной перед полем её сфотографировали, и возле трактора, и у речки. Когда снимали кадры на стоге сена, фотограф Филимон Николаевич Глазырин полез целоваться. У него слюнки потекли. Он видный, крепкий парень. Лицо округлое, приятное. Глаза раскосые, цвета родника. Руки сильные, развитые. Но он наглый, дерзкий и упрямый. Он решил взять своё силой. Но Саша его быстро урезонила. Она слегка оттолкнула того. А тот всё равно полез целоваться. И крепко прихватил девушку за плечи. И слегка добился своего. Он поцеловал её в губы, взяв силой. Она просто бросила Филимона через плечо. И руку правую ему слегка вывернула. Силы не занимать. Филимон, закричав, покраснел. И не сразу пришёл в себя. Он всё же стыдился своего поступка. И попросил прощения. Александра, махнув рукой, простила приставалу. Тот пригласил Сашу в кино. Но сексуальная сельчанка сказала, что подумает. И оставила кавалера без ответа. Она умеет проводить время в одиночестве. И знает, как и чем себя занять. И много времени проводит со своими любимыми питомцами. Она кормит и убирает за ними. И те платят добротой, весёлостью и вежливостью. Она в них души не чает. И просто обожает своих малых и послушных друзей.

Небо однотонное серое сгущало неясные краски. Морось наседала. И виднелись косые, усиленные струи дождя. Повеял тонкий ветерок. Он гнал волну дикой свежести. Стены бревенчатого дома сильно намокли. И на стёклах скопилось много влаги. Она плавно ползла струйками вниз. И капала на каменную, уже сырую отмостку. Влага текла и с треугольной, железной крыши. Она скатывалась отовсюду. Дед Поликарп, стоя возле окна, округлил свои взволнованные глаза. И смотрел прямо. Он сохранил отменное зрение. Мысли путались. «Я думал, что случилось. Воздух гудит просто. В посёлке немцы… Идут прямо по дороге… Колонна движется прямо. Здесь и танки, и бронемашины какие — то… И колонна солдат тянется далеко. Сколько их много… Вот же басурмане проклятые… Куда они идёт? На Москву идёт. Наши отступили… В кольцо нас затягивают… Но мы им всё равно врежем. Погодите немного… Мы вам врежем, что мало не покажется… Вот же басурмане… Идут, как у себя дома… Все при оружии… Этот на башне танка сюда смотрит… Вот же рожа немецкая… Но меня он не видит… Это точно… Рожи у нас у всех хороши. Всякого сюда не попрут… Уже были. Делать им тут нечего… Я им не открою больше… Бесят меня уже. Александру я в лес отправил… Там они её не найдут… У неё там всё есть на пару недель. Даже больше… Домик лесника тёплый. Там можно и зимой жить… Ружьё там есть… Если что она стрелять умеет. Не маленькая. Всё знает, что происходит. Война началась. И не мы её затеяли… Мы не звали их сюда… Они сами пришли… Сами на нас кинулись вероломно, как бешеные. Нам теперь их надо победить… Не иначе. Александру они не найдут… Лес она знает отменно. Грибов, ягод если что наберёт… Места богатые на урожай… И глухие места… Лес здесь аномальный. Сколько людей затерялось. А всё лезут… Вот хотя бы Степан Степанов. Грибник с большим опытом… А ведь заплутал… Где — то здесь заблудился… И выйти не смог… Нашли его через три месяца… Уже скелет на тропе лежал… Чёрт его дёрнул в лес идти с вечера… Но не в этом дело… Нельзя на болоте чёрта тревожить… Или водяного. Я уже не знаю… Он любого утащит… И дорожку закрутит… Сколько там людей запропало… Уже не сосчитать. Бабка повитуха Егоровна. Бабка Люда Брагина из Яськов. Бабка стряпуха Кузьминична тоже пропала тем летом… Пошла с собачкой… Собачка Тузя её вышла вся исхудавшая… А она так и пропала. Даже тело не нашли… Одну корзинку забрали. И то уже дырявую… Лес наш страшный… Нельзя туда заходить без толку… Александра это знает… Я её научил, как в этом лесу жить и не потеряться… Она всё прекрасно знает… Им она не достанется. Вот же идут и идут… Сколько их тут. Сотни или даже тысячи… Их много… Но Москву им не взять… Не видать им Москвы как собственных ушей… Найдут они здесь погибель свою все до единого… К бабке не ходи… Все погибнут… И Гитлер их сам застрелится. Болван редкий… Вот же идут по нашей дорожке… Я уже старый, чтобы воевать… А так бы я им показал едрёна мать. Мне бы пушку сорокапятку и место повыше… Я бы им врезал по первое число… Ноги бы не унесли… Я бы всех их там замял… Вот же рожи наглые… Вон на танке сидит один в маске… Что — то жрёт… Яблоко, кажется… Уже успели где — то нарвали. Улыбается гад… Ничего сволочь. Скоро тебе не до улыбок будет… Зря вы сюда пришли. Ничего вы здесь не найдёте… Окромя смерти… Сколько же их много. Пехоты идёт и идёт… Тут, наверное, больше тысячи солдат… Даже больше… Танки, мотоциклы… Вот прут и прут… Самое главное, что Сашу я в лес отправил… Там ей безопасней будет. И мне спокойней… В деревне людей немного… Одни старики да… Баб немного… Ещё детишек несколько. Тут воевать не с кем этим воякам… Пускай себе идут… Никуда они не придут… Врежут им. Мало не покажется… Дело ясное… Ничего им не светит здесь…», — подумал он. Дед Поликарп, стоя возле стенки, глянул на иконку. И быстро помолился. Он вновь глянул на колонну. Она двигалась вперёд и без остановки. Слышался редкий говорок. Воздух сотрясали гулкие моторы тяжёлой техники. Она ревела невпопад и порой просто злобно.

Глава третья

Небо сумрачное и неясное ещё больше затянуло призрачными облаками. Они тянулись тихонько и плавно. Даже незаметно. Морось слегка усилилась. И виднелись в воздухе косые струи дождя. Уже появились заметные лужи на дорогах и дворах. И в них рисовались мутные картины. Ветер прохладный чуть веял. Он колыхал слегка мокрую листву на деревьях. Воздух сотрясала тяжёлая немецкая техника. Гудели моторы. Танки, бронетранспортёры, мотоциклы с колясками, управляемые водителями, двигались вперёд. И растянулись на несколько сотен метров. Тут же тянулась шеренга гренадёров и автоматчиков СС. Солдаты вермахта держали неровный строй. Кто — то курил сигареты, кто — то взялся за фляжку, где имелась чистая питьевая вода. А кто — то просто шагал вперёд, руководствуясь приказом военачальников. Лица скрывали широкие капюшоны маскхалатов. Но те имелись не на всех пехотинцах. Многих спасала от мороси лишь тёмная квадратная каска. Под ногами чавкала размокшая жижа. Дождь не утихал. Он то усиливал свой натиск, то ненадолго давал слабину. И был некстати для истинных арийцев. Они недовольно озирались по сторонам. Но кому — то хватало и времени, и места такой непогоды для веселья. Гренадёр СС жилистый и узкоплечий Кирон Авон шагал ровно. На нём плащ. За сутулой спиной карабин — маузер. Лицо белое, как у призрака. Глаза узкие, тёмного цвета. Нос большой и острый с горбинкой. Рот широкий. Губы тонкие, сухие. Он ухмылялся, глядя на приятеля. И выпивал, смакуя, шнапс из фляжки. И, казалось, его рот не закрывался. Рядом шагал гренадёр СС Рик Дорон. Он коренастый и широкоплечий. В руках лёгкий пулемёт чешского производства «ZB-26». За поясом несколько ручных гранат «м-24» на длинной деревянной рукояти. На нём плотно сидит тёмно-зеленоватая форма. А поверх комбинезон. Но капюшон не на голове. Только каска квадратная, на которой нарисована свастика. Лицо медное. Глаза хищные, как у кобры. Нос тонкий. Губы полные с оттенком тёмного кофе. Подбородок мощный и непробитый. Тело развитое физически. Он ехидно ухмыльнулся, вкушая шуточки своего приятеля. И пулемёт ещё плотнее прижал к себе. Под ногами чавкала жижа. И к сапогам налипло достаточно глины. И те заметно отяжелели. Рик бегло глянул на порочное лицо своего приятеля. Тот протянул ему фляжку. И гренадёр быстро выпил шнапса. Он живо обтёр губы. И ему заметно повеселело.