Бесплатный фрагмент - От судьбы не уйдёшь…

От судьбы не уйдёшь

Детские годы Семёнова прошли в голоде и лишениях. Главная мечта детства: заиметь свой велосипед — так и не свершилась! Отслужив в армии три года, Владимир решил перед женитьбой куда — нибудь завербоваться, чтобы заработать денег. Выбор пал на горные рудники Ленинабада, куда его обещали взять на самую трудную, но высокооплачиваемую работу забойщика в шахте. Он пытался уговорить и своего друга поехать вместе туда, но тот и слышать не хотел:

— Ты что — не понимаешь, куда тебя вербуют? Там урановые рудники и работают на них в основном одни зэки.

— Ну и что? Мой армейский товарищ уехал после службы на золотодобывающие рудники Магадана, где тоже зэки — и ничего! Доволен своей жизнью, зовёт меня.

— Вот и поезжай туда. Это всё равно лучше, чем добывать уран. Говорят, он вреден, и от него рано умирают — радиация.

— Ерунда всё это! Сказки и страшилки для трусов. А в Магадан я, возможно, ещё поеду, но сначала в Ленинабад. Да и по правде сказать, хочется посмотреть Самарканд, Бухару, Ташкент — говорят, экзотика.

— Ну, ну, давай, давай! Смотри, чтобы здоровым и богатым возвратился, а то ведь и без штанов можешь остаться!

— Типун тебе на язык.

Семёнов, прихватив с собой любимую гитару, выехал в Ташкент. По приезду его разместили в комнате общежития, где стояло двенадцать коек. Начались будни. Работа была трёхсменной. В комнате всё время кто — нибудь спал после смены, поэтому все говорили вполголоса, стараясь не разбудить товарищей. Работа забойщика очень трудная. Врубовые машины в то время только начали применяться, и приходилось вручную кайлой отбивать куски породы от рудной массы. Потом забойщик наполнял таратайки рудой, и возчики отвозили её по забою к лифтовой шахте. Семёнов быстро научился работать отбойными и бурильными молотками, изучил буровые станки, скреперные лебёдки, прокладывал узкоколейные пути и перестилал катальные доски. Его вскоре назначили бригадиром, и он теперь начал размечать расположение, глубину и направление шпуров для размещения зарядов при взрывных работах, возводить временные и постоянные крепи, следить за давлением горных пород и направлением выработок. В забое очень подружился с пожилым горнорабочим Александром. Тот как — то предложил ему:

— Володя! Ты хороший и трудолюбивый малый. Переходи ко мне жить — у нас двухкомнатная квартира. В общаге разве жизнь? Ни покоя, ни отдыха.

У тебя тяжёлая работа, да ещё это скотское жильё. Пока молодой — надо пожить…

Семёнову и впрямь надоела холостяцкая жизнь в опостылевшем общежитии. Оно ничем не отличалось от казармы, где он провёл три года. Он с радостью согласился:

— Спасибо, Петрович! Квартплату — сколько скажешь.

— Да не надо ничего! Будешь питаться с нами. Мы вдвоём с Дарьей. Она не работает — домохозяйка. Нам на жизнь хватает — заработок у меня хороший. Вот деток мы так и не завели. Шахта наша, видно, вредная и здоровье моё пошатнулось за эти пятнадцать лет, что здесь батрачу.

И Семёнов стал жить на хлебах у разборщика кусков пустой породы хлебосольного Петровича. В первый же вечер втроём выпили по одной — другой, засиделись за полночь. Жена у Александра «ещё в соку» — невысокого роста, чуть полноватая, светловолосая. Разрумянилась, бегает в кухню туда — сюда, ухаживает за мужиками, а сама вскользь игриво посматривает на квартиранта. Что удивило Семёнова? Петрович абсолютно не реагировал на поведение жены. Он, кажется, даже поощрял её шутки и подыгрывал ей. Даша, наливая всем водки в стаканы, смеясь, спросила:

— Володюшка! Говорят, у вас в шахте много молодух — откатчиц, коногонов, тормозных. Неужели не заимел кралю?

— Да нет! Я их не замечаю. Не по мне они…

— А что, ищешь принцессу?

— Да что ты, Дарья! Хватит смущать парня. Найдёт ещё не одну. Этого добра завались.

— Да не скажи, Петрович! Хороших девок не так уж и много. Ладно, Володюшка, о девчатах. Лучше поиграй нам на гитаре и спой свою любимую песню про белокурую красавицу — у тебя это здорово получается.

Первое время они с Петровичем работали в одну смену. Александр сгребал пустую породу, оставленную забойщиками в глубине хода, закладывал ею выработанное пространство пласта, засыпая навечно поставленное там крепление, но оставляя свободными верхний и нижний ход для откатки руды. Семёнов уже хорошо зарабатывал, копил деньги на сберкнижке, и записался в профкоме рудоуправления в очередь на машину. Как — то, когда он спал после ночной смены, а Петрович работал в дневной, его что — то разбудило. Он вздрогнул: рядом лежала Дарья и ласково гладила его по голове и груди. Семёнов онемел, затем прошептал — пролепетал, слабо сопротивляясь неизбежному:

— Не надо, Даша! Я вас прошу. Это подло!

— Надо, милый, надо. Моего Петровича шахта доконала. Я его люблю и никогда не брошу — он очень хороший мужик. Но я ещё молодая.

И потекла новая жизнь Семёнова. Отношения между двумя товарищами, жившими в одной квартире, внешне не изменились. Жили дружно: работа, отдых, баня — всё вместе. Дарья похорошела, всегда была весёлой и приветливой к обоим мужикам и старалась угодить им во всём. Жизнь у неё наполнилась новым содержанием…

Жёны забойщиков, проходчиков, запальщиков, бывшие соседями, уже давно шутили:

— Вот как надо жить, бабы! У Дарьи — то два мужика! Один ночной, другой дневной!

Семёнов ругал себя, переживал, знал, что так поступать нельзя, чувствовал себя «не в своей тарелке» и с нетерпением ждал, когда в профкоме подойдёт его очередь на машину:

— «Куплю машину, ещё чуток подработаю деньжат, и уеду к матери. Тогда и закончится эта некрасивая история».

И вот свершилось! Душа его готова было «выпрыгнуть из себя», когда он пригнал из Самарканда новую «Волгу» Г-21. У него, никогда не имевшего даже велосипеда, теперь машина! Да ещё какая! Супруги тоже радовались с ним, как дети. Они знали дальнейшие планы Семёнова и искренне сожалели о скором его отъезде:

— Ну что, Володя! Скоро домой? Хоть бы раз повёз нас в предгорье Туркестанского хребта. Там, рассказывают, очень красиво. Мы, сколько живём, так и ни разу не были даже на Кайраккумском водохранилище. А оно недалеко.

— Друзья, везде успеем побывать. Я ещё с годик поработаю — денег матери привезу: мало ей помогал. Всё копил на машину.

Как — то к Семёнову подошёл знакомый таксист, с которым он давно дружил:

— У нас в Ленинабаде работы практически нет — городок маленький. Я езжу в Ташкент — это всего сотня километров. Там клиентов — хоть отбавляй! Бросай эту грязную работу — работай на своей «Волге» в Ташкенте. Озолотишься! Там на твою «Волгу» — красавицу очереди будут! Да и о себе надо подумать. Посмотри на себя — кожа да кости! Тебя эта шахта съедает! Каким ты был — и каким стал.

Семёнов задумался:

— А и впрямь! Сколько можно батрачить? Всех денег не заработаешь. Да и здоровье стало, действительно, не то. А таксист дело говорит. Был у него — живёт зажиточно. Свой дом, фруктовый сад, почти новый «Москвич».

И снова наступили перемены в жизни Семёнова. Уволился из шахты, начал таксовать в Ташкенте.

Как — то днём на железнодорожном вокзале к нему подошли трое смуглых мужиков:

— Брат! Отвези в Рават! Заплатим очень хорошо!

— А где это?

— За Катраном — у реки Ляйляк!

— Не знаю этих мест — не поеду!

— Да это чуть больше сотни километров! Дорога неплохая — каменистая, идёт в предгорья Туркестанского хребта. Заплатим четыреста рублей!

Это было неслыханно! На шахте зарабатывали за месяц 200 — 300 рублей. А тут… Семёнов заколебался. Да и упоминание о Туркестанском хребте сработало — много слышал о нём. Но что — то останавливало его:

— Нет — не поеду!

— Братан! Ну, выручай! Пять лет не были дома — работали на золотых приисках. Разбогатели — будем дома жениться. На! — пятьсот рублей!

И один из «богачей» протянул Семёнову пять сторублёвок. Тот сдался:

— Ладно, чёрт с вами, поехали. Судьбы у нас общие — я тоже скоро поеду домой. Был у вас на заработках в рудниках, да вот приболел — теперь таксую.

Дорога всё время шла в гору. Пошёл сильный дождь. Один из клиентов сидел на переднем сидении, а двое других сзади. Они переговаривались на тюркском языке. За десять лет, что жил здесь Семёнов, он достаточно хорошо уже стал понимать этот язык, но сейчас не стал вмешиваться в их разговор — и это спасло его! Мечты его были, как всегда, о скором свидании с мамой и родными местами. И вдруг Семёнов похолодел, услышав:

— Надо заехать за окраину Равата! Раньше там была кошара — вот здесь и прихлопнем его! А машина у него новёханькая — куш хороший будет! Лох! Попался на жадности.

Семёнов резко затормозил, и незнакомцы забеспокоились:

— Слушай! А не понимает ли он по — нашему? Что — то он на ровном месте тормознул.

На русском языке один из них спросил:

— Друг! Что это ты резко тормознул? Испугался чего — то?

Семёнов уже «взял себя в руки» и спокойно ответил:

— Машина новая — только привыкаю. Тормоз с газом перепутал.

В машине воцарилось молчание. Семёнов, стараясь не выдать волнения, лихорадочно соображал:

— «Что делать! Вот попал — как кур во щи!»

Уже темнело. Дождь почти перестал. Он спросил:

— Ребятки! Вон, впереди, не ваш ли Рават?

— Да, он! Минут через десять приедем.

Впереди на дороге показалась огромная лужа, справа — отвесная скала, а слева, со стороны сидения Семёнова, крутой склон в ущелье. Решение пришло мгновенно:

— «Если не получится задуманное — резко брошу „Волгу“ в пропасть, чтобы убить этих тварей или, если успеют выпрыгнуть и останутся жить, скажу, что лопнуло колесо. В любом случае машина им не достанется. Или, в зависимости от обстоятельств, посмотрю — может, постараюсь спрыгнуть на ходу и побегу — покачусь в ущелье: пусть догоняют».

«Волга» забуксовала в лыве — это Семёнов, рискуя, незаметно сцеплением выключил скорость, и отчаянно газовал на холостых оборотах. Бандиты не заметили уловки шофёра и продолжали спокойно сидеть на своих местах, правда, заметно занервничали. Семёнов разозлился:

— А ну, парни, вылезайте! Машина тяжёлая — всем троим надо толкать!

Те неохотно подчинились и, чертыхаясь в грязной воде, взялись толкать машину в багажник. Семёнов резко включил скорость и рванул, обдав грязью злополучных пассажиров. Те что — то гортанно закричали, размахивая руками, и побежали за машиной. Семёнов, обернувшись, закрыл кнопками все дверцы и помчался в городок. На въезде — в будке ГАИ сидели два милиционера. Он остановился — рассказал им всё, и они быстро поехали туда на своей машине, а сзади — за ними еле успевала «Волга». Проехали злополучную лужу, но на дороге никого не оказалось: бандиты где — то спрятались, увидев машину ГАИ. Милиционеры остановились, пожали ему руку, и посоветовали больше не приезжать в эти места.

Семёнов приехал домой взволнованный — рассказал всё супругам. Петрович сразу сказал:

— Да, нехорошая история! Эти сволочи будут теперь тебя искать: номера — то машины запомнили. Надо тебе уезжать.

Дарья побледнела, разволновалась, заговорила:

— А может всё обойдётся? Возможно, эти бандиты не местные, а приезжие? Пока в Ташкент не езди — потаксуй здесь.

— Так они знают, что я живу в Ленинабаде — в разговоре обмолвился.

Петрович обнял Володю:

— Тем более! Уезжай быстрее, чтобы не было беды! Это сволочной народец!

На следующий день он выехал домой — в родной город, поняв, что его теперь бандиты не оставят в покое. Провожала его одна Даша — Петрович был на смене. Она ревела белугой:

— Я люблю тебя! Как я теперь без тебя буду жить?

Семёнов только теперь понял, что и он полюбил Дарью. В нём боролись два чувства — любовь к Даше и чувство вины перед товарищем за свою подлость. Но что делать? Надо было делать жизненный выбор, тем более вмешалась непредвиденная ситуация.

Мать встретила сына со слезами радости:

— Сыночек! Как я соскучилась по тебе! Что с тобой? Ты какой — то жёлтый, похудел.

— Ничего, маманя! Отъемся дома — теперь больше никуда не поеду!

Практически ежедневно теперь вспоминал он Дашу, Петровича. Очень тосковал за ними.

Он пока не работал — немощь вдруг овладела его телом. Мать беспокоилась, приводила знахарок, заставляла сына проходить обследование в поликлиниках и больницах, но ничто не помогало. Часто Семёнов вспоминал ту последнюю трагическую поездку, чуть не стоившую ему жизни.

Но смерть подбиралась к нему с другой стороны — неизлечимая болезнь приковала его к постели. Он написал письмо в Ленинабад — Петровичу и Даше, поняв, что в его жизни никогда не было и не будет лучших друзей, чем эта милая супружеская пара. Обещал, когда выздоровеет, приехать к ним в гости. Теперь он не расставался с гитарой, со слезами напевая одну и ту же — свою любимую песню:

Как люблю твои светлые волосы

Как любуюсь улыбкой твоей.

Ты сама догадайся по голосу

Семиструнной гитары моей.

Не дожив до тридцати пяти лет, умирая от лейкоза, Семёнов тосковал, плакал и всё вспоминал — вспоминал свою единственную в жизни женщину — незабвенную Дашеньку.

Он так и не узнал, что недавно Даша родила сына.

Курортный роман

Захар Семёнович работал директором довольно крупного предприятия в Сибири. Энергичный, напористый — он «горел» на работе, за что и ценили его в вышестоящей организации. Но семейная жизнь у него не удалась. Вокруг было много привлекательных женщин, но, несмотря на свой решительный характер, он был по натуре очень щепетилен, романтичен, и всё никак не мог найти «свою половину». На его предприятии работал молодой экономист Костя, с которым, несмотря на разницу в возрасте, очень подружился директор. Дело в том, что Костя прекрасно пел и играл на гитаре на корпоративных вечерах, а Захар Семёнович с детства просто обожал гитару и мандолину. Сам в юности довольно преуспел в умении петь и играть на этих инструментах.

Как-то, проведя очередную планёрку, директор попросил Константина задержаться. Когда все сотрудники вышли, он сказал:

— Слушай, Костя! Меня в главке прямо выталкивают в отпуск. Говорят, не бережёшь себя, отдохни, наберись сил, предлагают путёвки в разные места. Давай вместе махнём! А? Найдём на курорте для себя подходящих женщин! Говорят, они там просто охотятся за мужиками!

— Я не против, Захар Семёнович! Два года не был в отпуске! А куда поедем?

— Ты знаешь — я много раз был в Крыму, в Сочи, а вот в Кисловодске — ни разу! Многие отзываются очень хорошо об этом курорте. Тем более, у меня там живёт друг Вадим ещё по службе в армии. Всё время предлагает приехать отдохнуть. Рассказывает о своих многочисленных победах над слабым полом. По-моему, он просто помешался на этом. Ну ладно, посмотрим. Едем?

— Хорошо, согласен!

— Беру две путёвки. Чуть подберу дела — через неделю едем. Костя! Только не забудь взять гитару.

И вот они в Кисловодске! Впереди 24 дня отдыха! Санаторий «Химик» располагался под горой на краю курортного парка. Друзьям предоставили большой и уютный трёхместный номер «люкс». В первый же вечер к ним приехал шумный, весёлый Вадим с горой бутылок пива и пакетами закусок. Объятия, расспросы. Вадим работал курортным агентом в Курортном Совете. Он поднаторел в работе: все санатории были в его ведении; в то же время у него был свободный график работы и подчинялся он только генеральному директору. Имел много свободного времени и умело пользовался этим.

Вадим с шутками-прибаутками рассказывает:

— Друзья! У вас в санатории 60—70% женщин! Никуда не надо ехать — они сами падают в объятия! Здесь вечерами прекрасные танцы, где все знакомятся. С этого санатория я много «взял дани» в виде прекрасных дам. Они-то меняются: приезжают, уезжают, а я нет! Надо только врать им, что «влюбился по уши» — они любят это! Для меня сюсюканье с женщинами — это только замануха! Важен конечный результат! Идём сегодня же на танцы!

И, правда! На танцах курортницы сразу заметили тройку великолепных мужчин. Когда объявляли «Белый танец», к ним устремлялись десятки женщин. Приходилось даже выбирать. К концу вечера Захар Семёнович танцевал только со строгой, но обаятельной, худенькой, рыжеватой, лет сорока, женщиной Раей. Вадим, не стесняясь, облапывал, прижимаясь в танце, грузноватую Лиду, а Костя, старательно отстраняясь, танцевал с совсем ещё юной, хрупкой девушкой Тоней.

По предложению Вадима, знакомство решили закрепить в номере. Тоня отказалась, а обе женщины охотно откликнулись. Прекрасный вечер затянулся допоздна. Напористый Вадим увёл куда-то Лиду, а Рая, попрощавшись, пошла в свой номер.

И потекли санаторные будни! Утренняя зарядка под баян, завтрак в огромной столовой, процедуры, обед, отдых пару часов, походы в великолепный курортный парк. А вечером обязательные танцы. После вечера все собирались в номере мужчин, выпивали, Костя пел под гитару свои песни.

По субботним — воскресным дням друзья с подругами выезжали на экскурсии. Медовые водопады, Кольцо-гора, Долина нарзанов, Замок Коварства и Любви, Долина Очарования, Красивый курган — они посетили все окрестности города. Далее последовали экскурсии в Теберду и Домбай, Архыз и Эльбрус. Через несколько дней пребывания в санатории друзья не стали ходить на коллективную зарядку, заменив её походами в горы. Великолепно было встречать рассвет на Малом и Большом Седле, ходить по необыкновенно красивой Большой Туристской тропе, пить травяной чай и измерять давление на Красном Солнышке. Иногда они даже опаздывали на завтрак. Ну и как было не посетить четыре очень известных в то время ресторана Кисловодска — Храм Воздуха, Театральный, Родопи и Чайку!

Вадим все вечера проводил в санатории с друзьями и безотказной Лидой. У неё первой заканчивался срок путевки, и она навёрстывала потерянное, постоянно «ныряя» с Вадимом в свой номер. У них была любовь — у них всё было хорошо!

А вот юный Костя действительно влюбился в Тоню! Он по натуре был романтичен, и девушка оказалась такой же! У них была, как говорят, платоническая любовь. Встречи и проводы, вздохи, поцелуи — большего Тоня не допускала! В столовой санатория они сидели за одним столом и практически не расставались весь день — встречались даже на процедурах. И вообще за эти дни все очень сдружились.

Захар Семёнович с удивлением понял, что его тоже тянет непреодолимая сила к строгой, симпатичной Рае. Они долго присматривались друг к другу, т.к. тоже оказались схожи по характеру! Степенные, много повидавшие в жизни, они не сразу решились на близость. Прошла уже первая половина срока путёвки, как это всё же свершилось! Захар до этого много повидал разных женщин, но здесь был просто поражён темпераменту Раи! Отдыхая после бурных объятий и счастливо улыбаясь, Рая шептала ему на ухо:

— Захар! Гордись! Ты сегодня покорил полковника МВД!

— Как?

— А так! Я работаю начальником женской колонии в Тосно. Замужем.

— Тосно? Что-то ничего не слышал я об этом городе. Где это? Ну и как женщины там у тебя? Как работают, чем занимаются? Говорят, они в колониях вытворяют такие дела, что и мужикам не снились! Это правда?

— Наша колония расположена в Ленинградской области. Женщины, как женщины! Работают, шьют. А насчёт этого…. Всякое бывает! Да зачем тебе это знать? А муж у меня сейчас…. как тебе сказать? Сдулся! Был бы нормальный мужчина — фига два я лежала бы с тобой! Просто изголодалась по мужику. А так он нормальный и …очень хороший человек. Никогда не променяю его ни на кого! Всё! Закончим эту тему!

Захар размышлял — ему дивно было слышать такие суждения бывалой полковничихи:

— «Вот они — какие бывают женщины! Мужа она любит. А сама Странно! Нет — больше не женюсь! Лучше быть свободным, чем иметь такую жену!».

Всё в жизни когда-нибудь кончается. Время отпуска пролетело, как один миг! Провожать Лиду на Кисловодский железнодорожный вокзал вышли все. Стоял прохладный день, ночью шёл дождь, и на перроне ещё были лужи. Вадим много шутил, смеялся, был необыкновенно оживлён. Он провожал очередную «пассию» и был, видно, рад этим переменам. Захар Семёнович, улыбаясь, наблюдал за вездесущим другом, думая:

— « Вот устроился Вадька в жизни! Мотылёк, да и только! Видать, на вокзале все его уже знают. Нравится ему такая жизнь. Курорт его избаловал! Впрочем, я ничуть тоже не лучше. Что за жизнь у меня? Нет семьи — одна работа, работа».

Раздался третий звонок. Все расцеловались, прощаясь с Лидой. Она плачет. Поезд уже тронулся, а Вадим всё стоял на подножках, целуя Лиду. Проводница уже кричит на него. Поезд набрал ход, и Вадим, галантно подпрыгнув, задом соскочил с подножки. Неловко брякнулся в лужу, его роскошная шляпа попала под вагон. Как ни в чём не бывало, он резво и молодцевато вскочил и, махая рукой, побежал за поездом. Мокрый плащ, лысоватая макушка головы, прыжки через лужи — все грохнули от его бодрого бега трусцой!

Через два дня провожали юную Тоню. Отправление поезда Кисловодск — Архангельск задерживалось и все проследовали в зал ожидания. Людей не особенно много — человек пятьдесят. Уютный зал, кафельные полы, длинные деревянные скамьи. На дальней скамье в углу целуется Костя с Тоней. Она и впрямь очень красивая девушка. Захар немного завидует Константину. Про себя думает:

— «Вот надо же! Здесь, вдалеке от дома он нашёл свою любовь! Молодец! И не стесняются никого, целуются напропалую! Я бы никогда так не смог! Счастливый человек! Моя же полковничиха иронично смеётся, кося глазами в их сторону. Всё-таки стерва она!»

Подходит поезд. И здесь разыгрывается настоящая трагедия. Костя с Тоней, не стесняясь, и не обращая ни на кого внимания, плачут, обнимаются. Поезд трогается. Она не отпускает его, плачет навзрыд. Он выпрыгивает из вагона — она кричит не своим голосом! Он опять заскакивает к ней. Кто-то сообщил радисту вокзала или он сам увидел трогательную сцену прощания двух молодых людей, но над вокзалом во всю силу зазвучал мотив:

Гуд-бай, мой мальчик. Гуд-бай, мой миленький. Твоя девчонка уезжает навсегда! И на тропинке, и на тропиночке не повстречаемся мы больше никогда…

Это ещё более усилило волнующую сцену прощания влюблённых!

Все люди смотрят на них, некоторые женщины тоже плачут. Проводница кричит изо всех сил на Костю. Он прыгает с подножки. Слышен истерический вопль Антонины…

Все потрясены! Вот это любовь! Долго все успокаиваются. Подходит весь в слезах Костя. Ему неловко, он отворачивается и уходит один. Все молчат…

На следующий день Раю провожал один Захар. На сердце было муторно и тоскливо. Почти не встречались взглядами. Пропуская Раю вперёд, вежливо поднялся с её чемоданом в вагон. Сухо попрощались. Пошёл к выходу. Вдруг неожиданно в тамбуре его догнала взволнованная Рая. Горячо обняла. Прошептала на ухо:

— Не пропадай! Но письма не пиши! На следующий год приеду! Адрес твой и телефон в памяти. Как приеду — сообщу! Прощай!

Последний выстрел

Алексей Камышов жил в небольшом южном городке. Любимая жена Нина, приёмная дочь Оля, двое взрослых сыновей, живущих уже отдельно, и имеющих свои семьи. Скоро на пенсию! Размеренная жизнь нарушилась свадьбой Оли. В семье появился «зятёк», как называл теперь Камышов Женю. Зять — высокий, чернявый, довольно энергичный, наглый и напористый. Камышов работал директором солидного предприятия и скоро, с его помощью, Оля с Женей получили сначала однокомнатную квартиру, затем двухкомнатную, а когда в семье после первенца родилась дочь, то и трёхкомнатную квартиру. Появилась у них машина легковая, затем грузовая; Камышов взял для них в аренду магазин, сделал там ремонт и начинил оборудованием. Работайте! «Зятёк» занялся бизнесом. Но бизнесменом он оказался никудышным, как и его Оля — нанял много сотрудников, которым надо было платить зарплату, сам больше бездельничал и бражничал и, не скрываясь, гулял с молоденькими продавщицами. Олю он явно не любил. Камышов и сам стал понимать, что «зятёк» женился на его дочери только из-за него — должность и богатство были для Жени приоритетами. Ну, что же? Камышов решил: всё равно надо жить, терпеть такого «помощника», тем более дочь явно закрывала глаза на происходящее — она была слабохарактерной.

Вскоре случились события в соседнем Будённовске, когда бандиты захватили целый город, и долго «мытарили» простой народ — погибло много людей. Власть явно не справлялась со своими обязанностями по защите мирного населения…

Евгений после этих событий предложил Камышову:

— Алексей Владимирович! Где гарантия, что бандиты не нападут на наш город? До Чечни 150—200 километров! Кто защитит наши семьи? Давайте купим оружие. И, притом, не только гладкоствольное оружие для охоты, но и карабины — для защиты. Нападут на наш город эти подонки — будем без разбора стрелять по всем чёрным головам! Говорят, в Будённовске, когда вся милиция струсила и попряталась, один бойкий старичок-охотник убил несколько головорезов.

— Согласен, Евгений! Дельное предложение!

Сказано — сделано! Камышов с «зятьком» быстро вступили в общество охотников, накупили «гору оружия» — по карабину СКС, по двустволке — «вертикалке» ИЖ и одностволке МЦ — 20.

События на Юге России постепенно «устаканивались», и скоро стало ясно, что никакого нападения на курорт не будет. Женька всё время звал Камышова на охоту, но тому всё время было некогда: работа, работа и работа для него, прежде всего! Да, и по правде сказать, Алексей был не любитель охотиться на птиц и зверей с помощью оружия. Его детство прошло в глухой сибирской деревеньке, где он любил рыбачить на таёжной речке и охотиться зимой на зайцев и куропаток с помощью… силок. А теперь, к старости, он вообще стал боготворить зверушек и птичек: дома в саду у него было с десяток скворечников и кормушек для птиц.

Вот, наконец, Женька уговорил тестя, и ранним воскресным утром они вышли из дома на охоту. Был конец ноября — в горах уже выпал снег. Тянул довольно неприятный холодный ветер. Евгений предложил начать охоту с Берёзовой балки. Камышов возразил:

— Это не наши охотничьи владения! Во-вторых, по-моему, там даже заказник! Поймают — не оберёшься неприятностями! Зачем мне это нужно?

Женя начал горячо возражать:

— Алексей Владимирович! Сейчас раннее утро — город ещё спит. Никого там нет. Да и будем стараться меньше стрелять! Боже мой — даже если попадётся какой-нибудь шальной инспектор — не откупимся что ли? Пару, тройку сотен рубликов дадим — делов-то? Мы пройдем всю балку, выберемся наверх, и через Аликоновское ущелье попадём в свои охотничьи владения.

— Вот это ты даёшь! Это же километров двадцать пять-тридцать! Да по горам. Ноги протянем!

— Глаза боятся — руки, а в нашем случае, ноги делают!

— Ладно, уговорил!

Охотники пошли вдоль Берёзовой балки. На берегах говорливой речки местами образовались наледи, а из запруд (летом там купается городская детвора) то и дело взлетали утки. «Зятёк» подстрелил уже двух уток, но те упали где-то наверху ущелья в горах. Он с ухмылкой рассуждал: «не будем же карабкаться за ними по опасным склонам?». Тесть злился на него:

— Женька! Прекрати калечить уток! Давай выбираться отсюда.

Уже в конце балки в небольшом озерце «зятёк» на взлёте убил утку, а затем крупного селезня. Рассматривая красивых птиц, тесть предложил:

— Давай завтракать!

Только расположились на сухом травянистом пятачке — вытащили из рюкзаков колбасу, сало, хлеб, бутылку водки, термос с чаем, как из кустов вышел человек:

— Это кто здесь стреляет? Ваши документы!

Евгений струхнул, а Камышов задиристо ответил:

— Сначала предъявите свои!

Тот миролюбиво засмеялся:

— Ложная тревога! Я сам такой же!

Все расхохотались. Охотник снял увесистый рюкзак, лёг рядом. Его угостили. Вскоре распили всю бутылку. Охотник потянулся к своему рюкзаку:

— Смотрите, ребятки, какого красавца сегодня убил!

Вытащил огромного белоснежного лебедя. Камышов поразился:

— В наших горах? Лебедя? Как? Да и несъедобные они, говорят. Зачем? Они же под охраной государства!

— Несъедобные? Кто вам сказал? Да лебедь вкуснее гуся и утки! Я каждый год добываю одного-двух. Ухожу в ночь. Выбираюсь на Бермамытское плато. Лебеди ежегодно при перелётах через Кавказский хребет там ночуют. Очень осторожная птица! Обычно там туман. Сидят посреди снежной равнины и по очереди дежурные охраняют стаю, чтобы не подобрался шакал или лисица. Я с полкилометра полз по-пластунски в белом маскхалате. Вы не представляете, какой азарт! Но игра стоит свеч!

Камышову сразу стал неинтересен этот человек. По себя решил:

— «Убить лебедя! Да он преступник!»

Не попрощавшись с охотником, собрался и пошёл выбираться наверх балки. Женька же остался, договариваясь с охотником, и убеждая его пойти с ним на следующее воскресение туда ещё раз.

Догнал тестя:

— Алексей Владимирович! Зря вы так! Он удивился вашему поведению! Говорит, завидуете!

— Чему завидовать? Дурак! Такую птицу убить! Это подло!

Молча, пошли дальше. Серый зимний день давно вступил в свои права. Они уже подходили к Аликоновскому ущелью, когда прямо на травянистой дорожке наткнулись на стайку серых куропаток. Оба выстрелили. Женька убил сразу двух, а тесть промахнулся.

Перед длинной и глубокой ложбиной, поросшей высоким камышом, которая спускалась в ущелье, охотники остановились. Женька заговорил:

— Алексей Владимирович! Я знаю это место! Маленький ручеёк спускается в Аликоновку с большого уступа. Там водопад. Зайцы, лисы любят такие камыши. И если есть там зверь — ему некуда деться! Он побежит навстречу, т.к. там пропасть метров десять. Будем идти по краям камыша с ружьями наизготове.

Так и сделали! Треща камышом, двинулись вниз. Снежный колючий ветер сбивал дыхание. Ох, и тяжело было идти, ломая высокий камыш! Здесь, на дне ложбины, снег уже был почти до колен, и это ещё более затрудняло ходьбу. Камышов задыхался, и громко матерился — бранил ужасную погоду, «зятька», да и себя, что пошёл на эту охоту.

Уже почти дошли до края пропасти, как яркой молнией, чуть не сбив с ног Камышова, блеснула лиса. Женька резво развернулся и почти в упор застрелил плутовку. Оба расхохотались, повалились на камыш, рассматривая красавицу-лису. «Зятёк» достал вторую бутылку водки:

— Владимирович! Это событие надо обмыть! Такая удача бывает не каждый день!

Только сели кушать, как на небольшую копёшку сена невдалеке приземлился большой орёл. «Зятёк» мгновенно схватил ружьё и выстрелил с двух стволов. Орёл взлетел, затем упал, опять поднялся, низко полетел, опять упал, подпрыгивая, быстро поскакал в ущелье. Женька было помчался за ним, но орёл исчез в кустах. Запыхавшись, Евгений прибежал назад. Камышов начал ругать зятя:

— Ну, и зачем ты это сделал? Ведь пропадёт теперь орёл! Дурак ты, Женька!

Тот виновато молчал. Выпили по одной, затем по другой и третьей. Блестя глазами и закусывая салом, Евгений тараторил:

— Да не беспокойтесь, Алексей Владимирович! Их много — этих тварей! Зайцев-лис ловят! Кстати, это уже наши охотничьи угодья. Вы видели: всё поле изрыто пятачками диких свиней. Их здесь уйма! Но уже день — они все ушли в глухие ущелья, залегли там. На кабанов надо охотиться с карабинами и большой группой людей. Это в следующий раз! Вот в прошлое воскресение у меня была удача! Поехали с другом ночью на Кабан-гору на «Ниве». Включили все фары, и давай гонять зайцев. Убили пять штук!

— Браконьер ты, Женька! Летом электроудочкой убиваешь форель в Подкумке, Аликоновке, Берёзовке. Оля рассказывала — по ведру приносил, притом даже мальков форели. Разве можно творить такое безобразие? Тюрьма по тебе плачет, зять!

— А вы вспомните себя молодым? Рассказывали сами!

Да, «зятёк» был прав! Камышов замолчал, и погрузился в размышления.

Он вспомнил, как лет десять назад его ДСК по программе помощи селу строило в Турксаде 50 домиков. Как-то весной он три дня провёл в Турксаде. Ему всячески угождали — повезли на рыбалку и охоту. Какая там рыбалка? В небольших тёплых озёрцах-лужах гоняли громадных сазанов, пришедших на нерест. Набили мешка два. На следующий день повезли на охоту. Били, ради забавы, сусликов и тушканчиков. Гоняли по степи на грузовых машинах сайгаков. Убили семь штук! Развесили туши в чахлой лесополосе, жарили шашлыки, пили водку. Назад вёз полный багажник мяса и рыбы. Зачем? Раздали друзьям, знакомым, часть протухла.

А взять охоту в Теберде и Домбае! В тех краях Камышов тоже строил десять общежитий для цементного завода в Черкесске, несколько домов в Карачаевске, и один 105-квартирный для учёных в Архызе. Так там встречали его с ещё большей щедростью! Рестораны, шашлык, коньяк, свежая речная форель. А какую охоту устроили! Высоко в горах, под самым Эльбрусом, для него убили яка. И Камышов участвовал в этом! И ещё одно вспомнил! Великолепные рога тура висят у него в прихожей! Тоже добыли для него! А ведь эти звери находятся в Красной книге!

«Ну, и подлец же ты, Камышов!» — думал про себя Алексей. «Чем ты лучше Женьки и того охотника, убившего красавца-лебедя! Такой же браконьер! Зверя, птицы, рыбы становится всё меньше и меньше, а вы всё уничтожаете их! Нет, надо запретить охоту вообще! Наши люди жадные и неуёмные! Вот у нас в городе раньше, сколько было певчих птиц! Утром все курортники и местные жители просыпались под трели певчих дроздов, скворцов, малиновок, щеглов, зябликов. А сейчас город будит карканье ворон, стрекотня сорок, хриплые крики соек, т.е. осталась одна сорная птица. Нет больше певчих птиц! Скоро одна пустыня будет!

Всё! Больше никогда не буду охотиться!»

Как бы смеясь над его словами, на берёзке — невдалеке, весело и озорно стрекотали две шустрые сороки. Алексей явственно услышал, как они просто издевались над ним:

— «Свежо придание, да верится с трудом! Врёшь ты всё, Камышов! Ты такой же браконьер и жадина, как твой „зятёк“! И мы не верим тебе!»

Он взорвался, неожиданно громко вслух выругался, испугав «зятька»:

— Не верите! Это будет мой последний выстрел в жизни!

Не целясь, ахнул из двух стволов в воздух! Сороки испуганно кинулись в разные стороны.

Через неделю Камышов сдал всё оружие в милицию.

Вертихвостка

Павел с детства рос послушным и неизбалованным ребёнком. Родители особо не занимались детьми (была ещё сестрёнка) и все тяготы воспитания легли на плечи бабушки. Она с мужем жила в частном доме и дети с малых лет трудились вместе с ними в большом саду. Быстро летит время! Вот уже закончена школа, промелькнули два года армии. Павел устроился на работу и поступил в институт на заочное отделение. Как-то зимой с друзьями поехали за город покататься с горок на лыжах. Там было хорошо оборудованная база для тренировок лыжников и просто катающихся горожан: подъёмник, аренда лыж и спецснаряжения, раздевалки, кафе. День стоял чудесный, солнечный. Искрящийся снег, смех и визг детей, шум и хохот людей при неловких падениях новичков — всё было интересно и поднимало настроение. Друг Максим обратил внимание Павла:

— Смотри, что вытворяет вон та девчонка!

— Какая?

— Не туда ты смотришь! Только что пронеслась! Сейчас зацепилась за бугель — поднимается. Поехали за ней!

Друзья, поднимаясь на гору вслед за отчаянной девчонкой, разглядывали её. Высокая, стройная, с большой светлой косой и голубыми глазами — она была хороша! Красный спортивный костюм и яркая курточка очень шли к ней. Друзья отцепились на средней станции, а храбрая незнакомка поехала на самый верх. Они стали ждать её. Через некоторое время она вихрем пронеслась мимо, лукаво блеснув глазами на друзей. Этот взгляд заворожил Павла! Он скатился вниз и сразу подъехал к девушке:

— Красавица! Где вы так научились кататься? Помогите мне! Я очень хочу также научиться кататься с горок. Подскажите, как это делать?

Павел был очень красивый парень — высокий, могучий черноволосый крепыш не мог оставить девушку равнодушной. Она, задорно смеясь, охотно ответила:

— А ты, всего-навсего, не бойся! Мы с папой и мамой по выходным постоянно ездим сюда уже несколько лет — вот я и научилась кататься.

— С папой и мамой? — удивился Павел. — Сколько же вам лет?

Девушка смело подошла к Павлу:

— Меня зовут Настя. Давай на «ты». А как тебя величать? У женщин не спрашивают года, но я девушка и мне пятнадцать.

Павел растерялся: ей всего-то пятнадцать, а ему уже двадцать один! Как — то нехорошо получается. Да и что-то случилось сегодня в его жизни: никогда до этого он первый не заговаривал с девушками, не лез нахально знакомиться, а тут, как прорвало.

Но «быстро взял себя в руки» и продолжал атаку:

— Всё! Я теперь буду ездить сюда по выходным, и брать у тебя уроки. Идет!

— Идёт, идёт — засмеялась Настя. — А вот идут и родители! Они отдыхали в кафе.

Павлу ничего не оставалось делать, как тут же познакомиться с родителями Насти.

С того дня Павел стал встречаться с Настей. Отец её был бизнесмен, мать — учительница. Жили они в соседнем городе. Это была спортивная семья. Туризм и путешествия стояли у них на первом месте среди других приоритетов жизни. Втроём они объехали уже полмира. Возможно, это и испортило Настю. Встречаясь с ней, Павел заметил, что она любит развлечения, беззаботный отдых, танцы, кино, любит пустое времяпровождение, дорогие безделушки и прочее. Павел всего этого не знал, напряжённо трудился и учился, а по выходным спешил всегда к милой Насте. Он влюбился, как говорят, «по уши». Для него это была первая и последняя любовь — так он сразу решил про себя! Через некоторое время он привёз её для знакомства со стариками, которых считал своими настоящими родителями. А биологические родители Павла давно уехали в другой город и Павел с сестрёнкой забыли напрочь про них, как и они. Настя очень понравилась старикам!

Теперь так и повелось: одни выходные Павел с Настей проводили у стариков, другие — у её родителей. Они гуляли в парках, катались на велосипедах, лазили по горам, купались в озёрах, а зимой — всегда ездили на ту горно-лыжную базу, где познакомились. Шёл уже третий год их встреч. Павел ни на кого из девушек даже не смотрел — он с первых встреч понял, что лучше Настеньки никого нет на свете, и она станет его женой. Он ждал только того времени, когда Насте исполнится восемнадцать лет. Её родители и старики Павла тоже знали о намерениях молодых и радовались за них. За эти три года коса Насти выросла ниже пояса, и Паша очень любил, играя и хохоча с Настей, носить её на плечах вниз головой и обвязываться её косой. Старики радовались, глядя на забавы молодых, и вспоминали свою молодость. Дело шло к свадьбе.

Настя училась на курсах автомобилистов, и Павел теперь ездил в другой город встречать её поздним вечером и отвозил её домой (у него была служебная легковушка). По пути он учил её езде на машине. Курсы успешно закончены. Настя получила права и как — то сказала Паше:

— После свадьбы купишь мне машину! Нам же надарят денег?

— Любимая! Не с этого начнём. Будем копить деньги на квартиру — это нужнее.

— А я хочу машину!

— Интересно получается. Машина будет у нас, а жить будем на съёмной квартире? Нам хватит служебной машины. Я же зам. директора фирмы и легковушка закреплена за мной.

— Может, у стариков твоих будем жить? Места там хватит.

— Нет! Бабушка с дедушкой воспитали и выходили свою дочь, нас с сестрёнкой, а теперь будут нянькой у нас? Они уже старенькие и им тоже хочется чуть отдохнуть.

— Ну, как знаешь! — И Настя надула губы.

Как-то Павлик приехал вечером за Настей: она ходила на танцы в соседнем городе в какой-то кружок. Остановил машину в переулке и подошёл к ярко освещённым окнам. Гремела музыка, что — то кричал преподаватель, три девчонки и шесть ребят бешено крутились в каком-то спортивном танце. Все были в плотно облегающим тела трико. Разгорячённые, потные, весёлые. Паша обомлел: его Настеньку кидали и швыряли друг другу, жадно лапали руками два партнёра. Такой уж, видно, был танец. Он отошёл от окна и сел в машину. Настроение было испорчено. Через некоторое время танцы закончились, и молодёжь высыпала на улицу. Настя опять удивила Павлика. Он не поверил своим глазам, когда увидел, как она, взявшись за руки с одним из танцоров, пошла по улице в город. Он завёл машину, догнал их. Настя явно не ожидала его:

— Ты? Как ты меня нашёл? Сегодня же ты не звонил, что приедешь.

Танцор, увидев здорового парня, грозно надвигавшегося на него, побежал. Настя кинулась было вслед за ним, и закричала:

— Юрочка! Не обижайся!

Это ещё больше разозлило Пашу:

— Настя, как это понять? Ты же моя девушка. Всё! Кончай этот флешмоб! Больше не ходи на эти танцы!

В этот вечер они повздорили, но когда Павлик довёз Настю до дому, снова помирились.

Насте исполнилось восемнадцать лет. Приготовления к свадьбе вступили в решающую фазу. Договорившись, Паша с дедушкой и бабушкой приехали к родителям Насти и засватали её. Всё было торжественно, как положено в таких случаях — цветы, вино, торт, свечи. Паша стал на колени перед Настенькой, подарил золотое кольцо, попросил «руки и сердца». Настя и родители радостно согласились. Все от счастья прослезились.

Родители Насти купили великолепное свадебное платье, выбрали и заказали на сто человек зал торжеств (отдали аванс за зал и ведущей свадьбы). Пашины старики не отставали: из Грузии по заказу были выписаны и привезены более десятка ящиков лучших вин и коньяка. Назначили день свадьбы.

Время тянулось в ожидании перемен.

Молодые задружили ещё больше, встречались в соседних городках по вечерам (Паша гонял машину туда-сюда почти ежедневно), без конца звонили друг другу, при встрече жадно обнимались-целовались.

Как-то Павел днём поехал в город, где заканчивала колледж Настя, по служебным делам.

Выполнив всё намеченное, он перед отъездом назад домой, решил прогуляться в центральном сквере города. Здесь было красиво: древние пихты и ели, зелень, фонтаны, скамейки для отдыха. Он присел, отдыхая, на одну из них. Из-за поворота аллеи показалась парочка, шедшая в обнимку. Павел не поверил своим глазам: это была Настя с каким-то парнем. Всё задрожало у него внутри! Она тоже отстранилась от парня, побледнела и не знала, что делать. Павел подошёл, насупившись, к парню и тихо сказал:

— Это моя девушка! У нас скоро свадьба! А ты иди!

Парень разумно определил, что такого соперника ему не одолеть, и здесь «ловить нечего». Он неспешно удалился. Они остались вдвоём. Паша был вне себя:

— Как же так, Настя? Второй раз встречаю тебя с ребятами! Ты что — гуляешь в трёх соседних городках с тремя парнями? Со мной в Кисловодске, с этим — в Пятигорске, а с танцором — в Железноводске? Как же так можно? Я же за эти три года ни на кого не глянул!

— Успокойся, любимый! Это был студент с моего курса. Мы просто гуляли. Я люблю только тебя!

— Я допускаю, что ты говоришь правду. Но вы же шли, обнявшись!

— Да это он просто шутливо меня обнял! Всё, всё, успокойся! Проехали…

Паша и на этот раз поверил Насте, но с этих пор начал замечать её охлаждение к себе. Гуляя, она больше молчала, растерянно отвечая на его вопросы и шутки. Это чрезвычайно встревожило Павла. И скоро страшная догадка подтвердилась! К Паше и старикам приехали заплаканные родители (они очень полюбили Павлика) и объявили, что Настя разлюбила Павла. Свадьбы не будет!

Паша затрясся, заплакал, бегая по комнате:

— За что? Почему? Ведь я так люблю её? Почему она предала мою любовь? Что мне теперь делать? Боже, помоги мне!

Родители Насти и бабушка с дедушкой тоже расплакались, начали обнимать и утешать бедного Павла. Эта сцена продолжалась с полчаса. С тяжёлым сердцем они уехали, попрощавшись, видно, навечно.

Три дня не ходил на работу и не спал Паша, три дня не спали бабушка с дедушкой, опасаясь за Павла.

На четвёртый вышел к старикам, почерневший:

— Не бойтесь, родители за меня! Я уже перетерпел это! Я мужчина всё же! Надо жить! Время лечит.

Дедушка обнял Павла:

— Молодец, Пашенька! Всё, что случается — случается к лучшему! Выбрось её из головы! Не стоит она тебя! Недаром говорят: «волос длинный, да ум короткий»! Лучше сейчас, чем позже бы это случилось.

Бабушка, обнимая внука и плача, тихо сказала:

— Раньше в старину было поверье: кто предаёт первую любовь — того Бог накажет.

Случай с Петром Сергеевичем

Набатов возвращался из соседнего города с планерки. Он работал начальником крупного управления, а на еженедельные планёрки ездил в головной Главк. Настроение было, как всегда, «ниже нуля», т.к. зачастую необоснованные разносы в свой адрес со стороны вышестоящих руководителей в то время были нормой. Подъезжая к управлению и выйдя из машины, краем глаза успел увидеть, как засуетились его подчинённые, перебегающие из кабинета в кабинет. Это было тоже нормой, т.к. подчинённые знали, что Пётр Сергеевич бывал злой после оперативок и то, что «вливали в него» в главке, теперь обязательно «выльется на их головы». Закон сообщающихся сосудов в этом мире никто не мог отменить!

Зайдя в длинный коридор управления, он сразу открыл крайнюю дверь. Это был отдел кадров. За столом сидела приветливая красивая женщина. Она подобострастно вскочила с места.

— Топоркова! Занеси мне списки летних отпускников! Надо подкорректировать в сторону уменьшения, т.к. нам дали срочную повышенную нагрузку на один из объектов. И… вот что. Опять у тебя в кабинете какой-то запах. Проветривать надо! Открой форточки! Ты же лицо нашего управления!

— Хорошо, хорошо, Пётр Сергеевич!

И она кинулась к окнам. Набатов пошёл по коридору, бормоча:

— Что ж хорошего! Сколько раз можно говорить об одном и том же! Чёрти чем пахнет в её кабинете! Неужели она не замечает?

Его мысли перебил вышедший навстречу диспетчер. Он что-то начал сообщать начальнику, но Набатов, поочерёдно заглядывая в следующие кабинеты, опередил его:

— А где руководители ПТО, ПО, отдела снабжения и ОТИЗ? Опять играют в покер у геодезистов? Как я за порог, так они сцепились! Найди их, и ко мне в кабинет!

Собрав мини-планёрку, начальник немного «оторвался на подчинённых», дал Ц.У. и почти успокоился. Когда все вышли, секретарша робко постучала:

— Пётр Сергеевич! Может чайку?

— Давай! Только кофе. И пока не соединяй ни с кем.

Попивая кофе, Набатов просматривал списки отпускников, принесённые кадровичкой, вычёркивал фамилии, приговаривая:

— Так… так… ещё. Хорошо! На этом ограничимся. Марина! Объяви всем о переносе отпусков на более поздние месяцы. Ты свободна.

Она вышла. Пётр Сергеевич размышлял:

— «Красивая баба! Всегда весёлая, неунывающая, улыбчивая. Всё у неё в меру. Но почему она такая неряха? И одевается, как деревенская баба. Мужа нет, и никто не подскажет. И в кабинете у неё бардак — горы бумаг, какой-то запах…»

Спустя месяц в Главке Набатов отчитывался на квартальной балансовой комиссии. Разговор получился чрезвычайно тяжёлый. Более часа он стоял на трибуне, отбивая атаки со всех сторон. Когда очередной щелкопёр-канцелярщик, в какой уже раз, оскорбил его, Пётр Сергеевич не выдержал. Он хлопнул папкой по трибуне и выскочил из зала. Заскочил в кабинет секретарши начальника Главка, быстро написал заявление на увольнение и уехал.

В буфете соседнего с управлением ресторана, расстроенный, заказал стакан коньяка и, не закусывая, выпил. Водителю велел отвезти его к своему управлению, размышляя:

— «Пошли они все к чёртовой матери! Сколько можно терпеть! Сейчас заберу все свои личные вещи, документы и… конец этой канители!»

Всё было как обычно. Забегали подчинённые, выскочил диспетчер, но, увидев «необычайную грозу» на лице начальника, заскочил обратно в свой кабинет.

Набатов по привычке остановился перед дверью с надписью «Отдел кадров» и, помедлив, махнул рукой:

«А-а-а! Скажу-ка ей всю правду! Пусть обижается! Мне теперь всё равно!»

Открыл дверь — тот же запах немытого тела. Мелькнуло растерянное лицо кадровички, кинувшейся к окнам, но Набатов опередил её, гаркнув:

— Топоркова! Когда ты научишься… Виноват, чаще мыться в душе?

Та остолбенела, открыв рот и моргая глазами, из которых полились слёзы. Начальник хлопнул дверью.

Прошёл ещё месяц. В Главке уговорили Набатоваа остаться на работе, обещая впредь сдерживать своих ретивых подчинённых и не допускать оскорблений. К изумлению Петра Сергеевича и Марина Топоркова не стала писать заявление на увольнение. Он извинился перед ней.

Произошла удивительная метаморфоза! В Главном управлении перестали ругать Петра Сергеевича, ценя его профессионализм, а он, в свою очередь, перестал «делать разносы» своим подчинённым. Ну, а Топоркова? Марина стала самой опрятной и красиво одевающейся женщиной в управлении Набатова. В её кабинете также произошли кардинальные перемены: чисто, опрятно, свежий воздух, цветы. Вскорости она вышла замуж.

После того случая, они работали дружно с Петром Сергевичем ещё много лет.

Шофёры

У Юрки с малых лет не было никакого сомнения — «кем быть, когда стану взрослым?». Только шофёром! Игры детские — только с машинками! Их у него были десятки: легковушки, грузовые, самосвалы, бортовые, прицепы. Его друг — сосед Лёшка был такой же. Вместе они играли с машинками, ломали, чинили, перекрашивали. Сбегая с уроков, они целые дни проводили в автохозяйстве, где работали их отцы. Время летело быстро и вот уже, отслужив в армии, они стали работать водителями в родной автоколонне.

Характер у обоих друзей был неуравновешенный и хулиганистый. Буйная молодость требовала выхода энергии: довольно часто они выпивали, прогуливали на работе, дрались, подворовывали, гуляли с такими же ветреными девчонками.

Как — то вечером, возвращаясь с очередной попойки в переполненном автобусе, друзья, обнявшись, громко запели:

— Ой, мороз, мороз, не морозь меня…

Несколько женщин закричали на них, но друзья ещё громче заорали песню. Тогда женщины начали стыдить других мужчин:

— Эх, вы — мужики! Что боитесь — не утихомирите этих хулиганов? Или вы только дома с жёнами воюете?

Это возымело действие. Один, затем другой и третий молодой парень, попросили Юрку и Лёшку прекратить пение. Это только подожгло друзей! Юрка перестал петь и начал заедаться:

— Это кто здесь такой смелый? Мы тебе мешаем? А ну, давай выйдем! Посмотрим, какой ты там будешь! И вы тоже? Выходим на следующей остановке.

Слово за слово — и вот уже на очередной остановке, угрожая друг другу, вся пятерка мужиков выкатилась из автобуса под одобрительные возгласы женщин. Завязалась драка. Юрка первый выхватил перочинный ножик, а затем и Лёшка. Милиция подоспела во время. До худшего не дошло, но друзья эту ночь провели в медвытрезвителе. На работе и того хуже: друзей долго разбирали на собрании товарищеского суда и приказом перевели в слесаря на три месяца.

После этого случая друзья решили стараться, чтобы больше не попадать в такие паршивые ситуации. Им возвратили их ЗИЛы — самосвалы и направили на стройку к знакомому прорабу. Стройка была большая и из их автоколонны там работали ещё несколько водителей. Утро в прорабской начиналось всегда с мини — планёрки: распределяли рабочую силу, машины, механизмы. Как всегда, опаздывают трое водителей: пожилой, но ещё очень юркий Филипыч, и любители шабашек Борис и Браток (так звали его все друзья). Все разошлись и разъехались, подъезжает эта тройка. Прораб злится:

— Какого чёрта! Где вы шляетесь? Филипыч! Ты где был?

Тот жмурится, смеётся, подходит к прорабу и тихо шепчет на ухо:

— Тихо — не шуми! Святое дело совершил!

— Какое ещё святое дело?

— Понимаешь — еду к тебе, по дороге встречаю знакомую. Остановился подвезти — она на работу спешит. Ну и подвёз… правда, пришлось за город съездить. Как такое упустить?

Прораб смеётся:

— Чёрт старый! Грешник несчастный! Так и она опоздала на работу: из –за тебя выгонят. Ладно — езжай за бетоном! Ты что опоздал, Браток?

— У меня тоже уважительная причина: две машины гравера продал!

— Орясина! Не гравера, а гравия! За раствором езжай! Борис — ты что жмёшься?

— Позавчера встретил клиента! Друг одолжил цементовоз. Ну, я с завода гружёный заехал в глухой посёлок к одному колхознику и все восемь тонн цемента выдул в курятник — под самую крышу. (Смеётся). Где теперь куры у него будут нестись? Надо отметить накладную.

— Ну, это не ко мне. Я в такие игры не играю. А вдруг бы попался? Вот черти — ничего не боитесь! Остаёшься со своим самосвалом на стройке — сейчас будешь загружаться. Юра! Заводи! Поехали к технадзору.

Кудрявый Юра запрыгивает в кабину, кричит весело Борису

— А накладную тебе подпишет прораб Школьников! Вон та соседняя стройка. Он никому не отказывает. Только очень жадный — будет долго торговаться.

Поехали в город. На светофоре какая — то молодая женщина задержалась, еле успев проскочить перед самосвалом. Юрка резко нажал на тормоза, остановил машину, тряхнул кудрями, и, высунувшись из кабины, нагло закричал женщине:

— Девушка! Куда вы лезете под машину? Машина не ….., а давит!

Девушка вспыхнула, поднесла палец к виску:

— Дурак!

Прораб, улыбнувшись, покачал головой:

— Юрка! Ну, разве можно так? Бессовестный ты!

Вечерами после работы Юрка и Лёшка ходили на танцы или в кино, предварительно хватанув портвейну за ужином. Знакомились с девушками. Хвастались победами. Жизнь протекала бурно и весело. О женитьбе не думали. Как — то зимой автоколонну всколыхнула новость:

— Браток угорел насмерть!

Оказывается, у Братка был «Москвич» и он в своём гараже сидел в нём с девушкой, выпивая. Было холодно и он, видно, завёл двигатель, согреваясь. Не рассчитал, не сообразил, что это смертельно опасно. Мать на следующий день позвонила приятелям: «Сын не пришёл ночевать. Вы не знаете, где он?»

Юрка с Лёшкой кинулись в его гараж — они знали, где он гуляет. Закрыто изнутри, а машина урчит. Страшная догадка поразила их! Вызвали милицию — взломали калитку на воротах. В гараже «дым коромыслом». Раскрыли ворота настежь, выключили мотор. На переднем сиденье с недопитой бутылкой коньяка откинулся багровый Браток, а рядом — с полупустой бутылкой шампанского лежала чернявая молодка.

Это событие окончательно отрезвило обоих друзей. Хоронили друга, плакали. Лёшка бубнил:

— Всё! Хватит гулять! Женюсь! Меня ведь этим летом тоже чуть не решили жизни на этом «Москвиче»! Выпросил у него — поехал за город с одной кралей. Остановились на краю кукурузного поля. Сидим — балдеем, музыку слушаем. Как она только увидела!: трое сзади машины крадутся ко мне. У первого верёвка в руках. Кричит: «Гони! Сзади!» Я рванул прямо по кукурузе. Хорошо, что ключ был в замке! Сухое поле было — выскочил. Так след и остался в поломанной кукурузе!

Время текло в ожидании перемен. Через некоторое время после этого случая друзья поженились. Жёны им достались хорошие и жизнь налаживалась. Стали они теперь степенными, старались на работе. Юрке после родителей достался частный дом. Он его отремонтировал, благоустроил всё вокруг, посадил сад. Один за другим родились дети: мальчик и девочка. У Лёшки также. Оба сдали экзамены и поступили на работу в «Совтрансавто». Теперь у них были гигантские полуприцепы МАЗы, и они начали ездить за границу. Жизнь наполнилась новым содержанием. Юрка купил огромного пса по имени Буян для охраны дома, поцеловал жену, детей и уехал в первую командировку. Весна. Едут назад по Германии друг за другом. Радостно на душе. Автобаны, кругом чистота и порядок. В кабине масса подарков любимой жене и детям. Проезжая через какой — то небольшой мост, Лёшка высунулся из кабины и увидел в небольшой речке стаи рыб. Остановились. У Юрки был спиннинг, и они забросили в речку удочку. Проезжавшие машины сигналили им, но друзья не обращали на это внимание. Не успели выловить тройку рыбин, как подъехали две полицейские машины. Часа три их мытарили — пришлось заплатить огромный штраф. Раздосадованные друзья матерились:

— Вот сволочи немцы — водители! Предали нас! То — то они все сигналили! А мы не понимали, в чём дело? Нет — лучше «немытая Россия», чем чистенькая заграница и люди — предатели!

Время текло незаметно. Пришли «лихие девяностые».

На дорогах России появилось очень много «плечевых», но приятели решили однозначно не связываться с ними — дома ждали жёны. Всё чаще стали на дорогах разбойничать. Юрка приобрёл «вертикалку», и держал её всегда заряженной за сидением в укромном месте. И она пригодилась! Как — то в Тверской области поздним вечером в глухом месте их начали подрезать «Жигули». Из окон выглядывали какие — то наглые морды, размахивали «Калашниковым», требуя остановиться. Один раз пальнули вверх. По пейджеру Юрка в спешке написал Лёшке: «Дуй! Я их задержу!». Лёха пошёл вперёд, а Юрка затормозил, приготовясь. «Жигули» стали поперёк дороги. Юрка открыл полностью стекло:

— Что надо?

— Что, почто! Дед Пихто! Баш давай! И за друга тоже! Десятку давай, а то голову снесём!

— Десять тысяч! Откуда я их возьму? Груз — то не мой. Вот ищите хозяина и с ним разговаривайте.

— Ты откуда такой взялся? А ну, вылазь!

Один из бандитов прыгнул, пытаясь открыть дверцу, а другой поднял в руке автомат, стреляя вверх.

Юрка был человек не робкого десятка! Он резко открыл дверцу, саданул сапогом в морду первого бандита и дуплетом ахнул из вертикалки в «Калашников» другого. Резко рванул с места, протаранив «Жигули». Краем глаза успел увидеть, как залился кровью, корчась на асфальте, первый бандит, а погнутый автомат второго улетел в кусты метров на десять. Через некоторое время, разгорячённый, догнал стоявшего на обочине Алексея. Рассказал всё. Поехали дальше. Не успели проехать пятьдесят километров, как их остановили на стационарном посту гаишники. Они были явно связаны с бандитами, т. к. не взяли обычную сумму взятки, а начали придираться по пустякам. Нашли двустволку ИЖ — 27 и, несмотря на то, что все разрешительные документы на неё Юрий им показал, они продолжали издеваться над ними. Шёл уже третий час, а их всё не отпускали. Юрка успел сообщить по пейджеру всем водителям, которые шли за ними:

— Ребята! Выручайте! Мы на 56 посту. Здесь менты в одной завязке с бандюгами. Все останавливайтесь — иначе нас просто сегодня убьют!

Скоро у поста ГАИ началось столпотворение. Уже десятка полтора водителей кричали, орали, требовали отпустить Юрку и Лёшку. И те сдались, испугавшись напора.

Трудное время закручивало спираль жизни, которая всё время ухудшалась. Приятели потеряли работу — «Совтрансавто» распалось. Три автоколонны города тоже практически прекратили работу. Юрка и Лёшка, умеющие только крутить баранку, остались без работы, без средств существования, без будущего. Они запили от смертельной тоски. Кто — то тогда старательно спаивал население России дешёвым спиртом «Рояль». В домах Юрки и Лёшки начались беспрерывные скандалы. Как — то соседка сообщила Юрке, что его жена за деньги гуляет (детей — то надо кормить) с каким — то старым толстосумом. В довершение всех бед умер верный Буян. Юрка, плача, похоронил его в саду, взял верёвку и пошёл в сарай. Узнав о случившемся с другом, Лёшка ещё больше загоревал, затосковал, запил по-чёрному. Всё шло к краху!

Через месяц друзья встретились на небесах.

Жалмерки

Маркин проснулся от какого — то шума. В холостяцком общежитии после работы в третьей смены он спал один, и обычно никто не заходил в их комнату, когда дневная смена уходила на работу. Спросонок пробормотал:

— Какого чёрта? Кто это шумит?

Всё затихло, и он опять задремал. Но через некоторое время шуршание возобновилось. Геннадий приоткрыл глаза и увидел, как в дальнем углу комнаты орудует шваброй уборщица Зинка. Обычно она убирала комнату во второй половине дня, когда он обедал в заводской столовой.

— Зинка! Чего припёрлась так рано? Спать не даёшь!

Та задорно тряхнула короткой стрижкой:

— Соня! Хватит спать! Всё царство проспишь! Меня после обеда начальство посылает на авральную уборку в третий цех.

Он повернулся на другой бок и буркнул:

— Чёрт с тобой! Можешь только потише убирать? Я и четырёх часов не спал…

Но сон не шёл. А тут ещё эта Зинка.

Маркин после окончания института отрабатывал на этом уральском заводе свой срок, и не думал здесь оставаться надолго. Громадный коптящий завод, серый и тусклый город, опостылевшее общежитие — всё не нравилось ему здесь. Мать звала его после отработки в свой родной город, да и он сам с нетерпением ждал окончания срока.

Зинка нагло продолжала громыхать в комнате. Геннадий повернулся и хотел снова обругать уборщицу. Глянул в её сторону и обомлел. Зинка, нагнувшись, старательно мыла под тумбочкой пол — ниже пояса, под неглиже …топлесс!! Ладная крепкая фигурка, ослепительно белые ноги и пшеничные волосы бросили его в жар. Он отвернулся, пытаясь справиться с охватившим его волнением. Женщин он ещё не знал, ни к кому из встречавшихся девушек его не тянуло. Закрывшись одеялом с головой, лихорадочно раздумывал:

— Вот зараза! Что это такое? Дразнит меня? Это она, видно, нарочно подстроила! Наверняка всё продумала. А с другой стороны Ладно, посмотрю, может, ошибаюсь.

Зинка была уже рядом — толкалась о его койку. Молодое девичье тело пахло потом и плотью. Он не выдержал — вскочил и жадно сгрёб сразу обмякшую Зинку.

Весь оставшийся год его отработки на этом заводе, Зинка днём приходила убирать теперь счастливую для него эту комнату в холостяцком общежитии.

Прошло три года. Кто бы мог подумать — история повторилась! Это же надо так случиться?

Вербицкий уже работал в своём родном городе на заводе начальником крупного цеха (500 — 600 чел. рабочих). О женитьбе не думал. Лишь изредка вспоминал свою сладкую уральскую Зинку (даже один раз написал ей короткое письмо).

Как — то уже летним поздним вечером, когда в конторе никого не было, в дверь его кабинета постучали. Не отрываясь от бумаг, он пробормотал:

— Войдите!

В кабинет вошла молодая женщина. Короткое цветастое платье, голубые глаза, мальчишеская стрижка, загадочная улыбка — всё сразу бросилось в глаза Геннадию! Это была настоящая русская красавица!

— Что вы хотите?

— Я хотела бы у вас работать.

— Но для этого есть отдел кадров. Приходите завтра. Я не знаю, какие там есть вакансии.

— Но вы же начальник! Неужели вы не знаете, кто вам нужен?

— Кстати, а вы кто по профессии? Кем бы вы хотели работать?

— Я закончила техникум. Есть стаж работы начальника отдела кадров.

Маркин засмеялся:

— Вы шутите? Кадровичка у меня очень опытная работница, и ей ещё рано уходить на пенсию. Так что, извольте.

Но женщина и не думала уходить

— Я у вас отдыхала в городе — была в отпуске. Очень мне здесь понравилось. Кроме того, узнала, что у вас можно получить малосемейное общежитие и потом даже квартиру. Помогите мне.

Геннадий уже начал удивляться упорству женщины, но и одновременно что — то начало нравиться в этой энергичной и красивой женщине, и он стал раздумывать, что ей ответить:

— Как вас зовут? Фамилия? Семья есть?

— Люда Редькина. В разводе — есть маленький сын.

— Где живёте?

Геннадий вздрогнул — она назвала уральский город, где он отрабатывал три года после института. Для него всё это было какое-то невероятное и непонятное совпадение случайностей! (но правду он так никогда и не узнал — это была подруга его Зинки).

Маркин быстро преодолел себя и уже сухо сказал:

— Извините! Я не могу вас принять! Итеэровских должностей нет!

— Товарищ начальник! Я вас очень прошу — возьмите меня хотя бы на рабочую должность. Я буду стараться, а там время покажет.

— Хорошо, приходите завтра в отдел кадров. Там вам что — нибудь подберут — я скажу.

Женщина нервно засуетилась и вдруг вскинулась:

— Ой! Брошка отстегнулась и куда — то закатилась.