Бесплатный фрагмент - От славы до забвения

Предисловие

Почему я решила обратиться к этой теме? Моя работа в Игарском краеведческом комплексе «Музей вечной мерзлоты» с 1992 по 2014 гг. дала мне возможность познакомиться со многим историческими местами в Красноярском крае. Село Курейка не стало исключением, оно территориально относилось в советское время к Игарке, городу краевого подчинения.

Курейка известна больше как место ссылки Иосифа Джугашвили. В память о тяжёлом времени испытаний революционера в сибирской глубинке пытались сохранить место, где томился узник. Это вылилось в будущем в непростую историю.

Поначалу обустроили, сохранив обстановку, избу Перепрыгиных, где жил Сталин. Назывался объект просто — Домик Иосифа Сталина. Его трансформация в музейное учреждение имела свою историю, которая позже переросла в другую — строительство павильона-музея (пантеона) вождя. Обо всём этом и пойдёт речь в книге.

Памятное место прошло путь от красного уголка до музея в доме, где жил Сталин, затем преобразовалось в футляр-музей с 1938 г. и, наконец, — в павильон с 1952 г. С началом процесса развенчания культа Сталина в 1961 г. местные власти приступили к разорению музея. Он был не только закрыт. Избушку, стоявшую внутри, разобрали. Скульптуру, установленную перед зданием музея, стащили с пьедестала и сбросили в Енисей. Сам павильон стали растаскивать, разбивать, расписывать и т. д. В 1996 г. деревянная часть строения сгорела.

Если считать отправной точкой в увековечении памяти о ссылке Иосифа Сталина в Курейке 1934 г. (оформление красного уголка в правлении колхоза, которое размещалось как раз в избе Перепрыгиных), то музейный объект, рассказывающий об этой истории, просуществовал в селе 27 лет.

Все эти годы демонстрировался сам дом. А вот павильон, который был построен в 1952 г., прожил как музейный объект всего 9 лет. Он сгинул, был ликвидирован, как и железная дорога Салехард-Игарка (Объект №503) несмотря на то, что на эти стройки были затрачены огромные средства страны, труд заключённых и вольнонаёмных людей.

Уничтожение дома-избы, разорение пантеона — свидетельство нашей нетерпимости, невежественного вандализма, нежелания оценивать историю объективно. Как бы мы не относились к личности Сталина, это была историческая фигура, интерес к которой всегда будет велик. Согласитесь, лучше бы иметь потомкам реально непредвзятую информацию об исторических событиях, личностях. Кроме того, мне кажется всегда очень важным сохранение самих строений как объектов памяти — избы, павильона (пантеона, как позже его называли). Это исторические здания, рассказывающие не только о сибирской ссылке, быте курейчан, но и об особом опыте специалистов, работавших в северных условиях, труде мастеров-строителей, большая часть из которых была заключёнными Норильлага. В истории строительства любого объекта всегда есть бесценный труд, опыт, который требует уважения потомков.

Мой взгляд — чисто исторический, для меня важны документы, воспоминания очевидцев и личные восприятия увиденного. Часть документов была обнаружена в Муниципальном архиве города Игарки. Солидный массив был изучен моим супругом А. И. Тощевым в Центре хранения и изучения документов новейшей истории Красноярского края (ЦХИДНИКК). Одно из наиболее важных свидетельств — Докладная записка (оригинал) директора Домика И. В. Сталина в Курейке М. П. Юрина — было обнаружено журналистом Л. А. Бирюковым в архиве игарской газеты «Коммунист Заполярья». Именно этот документ содержит точные сведения об открытии музея в 1938 г. и о состоянии Домика Сталина.

Из публикаций по этой теме наиболее важными были статьи профессора Сибирского Федерального Университета (СФУ), кандидата архитектуры Александра Васильевича Слабухи, который тщательно изучал документы о переустройстве Домика Сталина и строительстве павильона, а также норильского журналиста Виктора Николаевича Маскина, анализировавшего архивные сведения Норильскстроя. Документальными подтверждениями того, как выглядел в разные годы Домик и музей Сталина, я считаю фотографии Степана Осиповича Малобицкого, корреспондента игарской газеты «Большевик Заполярья» в 30-е годы. Часть его коллекции размещена на сайте Госкаталог музейного фонда РФ. Но я пользуюсь редкими снимками, которые удалось сохранить бывшему директору Игарской студии телевидения В. Г. Григорьеву, он передал мне их для подготовки статьи.

Мне доводилось бывать в Курейке неоднократно, сам павильон я застала в разорённом состоянии в 1993 г., сделала фотоснимки. Мы приехали сюда в командировку вместе с научным сотрудником Н. П. Сергеевой, собирали возможные образцы материалов, которые использовались при строительстве пантеона. Познакомились также в Курейке с работой опорного пункта сельского хозяйства. Пообщались в селе с людьми. Старожилы рассказали нам то, что знали сами, что поведали им родители или другие родственники. Обратила внимание на то, что именно эта информация как раз часто используется в различных СМИ, но ссылку при этом на конкретных людей не делают.

В 1993 г. стоял постамент под фигуру вождя перед зданием, которое было частично разбитым. Стены и потолок были целы, но внутри всё было ободрано, исписано, тем не менее можно было обследовать фундамент, оконные проёмы, осколки стекла, потолочную плитку, собрать остатки паркета, штукатурки и т. д. Об этом более подробно в главе «По следам поездки 1993 года».

Мне посчастливилось также общаться по теме павильона-музея Сталина с известным летописцем города Игарки Л. А. Барановским, который рассказал мне интересную историю о ручках, снятых с заброшенного здания. Как человек неравнодушный к истории региона, города, исторически важным объектам, он сразу подумал при посещении уже разбитого пантеона о ручках на входных дверях. Было понятно, что их рано или поздно демонтируют и вывезут. Поэтому он занялся этим сам и вывез в Игарку. Что было потом? Кто изготовил их? Ответы на вопросы можно найти в этой же главе.

Второе посещение обломков павильона состоялось уже в 2005 г., когда здесь всё было сожжено, можно было наблюдать только упавшие с потолка металлические конструкции и груды кирпичей по углам строения. Фотографии, запечатлевшие этот момент, были сделаны игарским фотографом Леонидом Тимофеевичем Резниковым. Уже заочно я знакомилась в интернете с низвержением новой статуи Сталина, которую установила перед пантеоном группа почитателей вождя, об этой истории тоже кратко расскажу. Были довольно интересные оценки этой акции со стороны бывшего политзаключённого, немца Вальтера Руге, опубликованные в музейном сборнике. Они остаются очень понятными и сейчас.

Конечно, интересна сама история появления в 1952 г. павильона-музея И. Сталина в Курейке. В этом мне помогли разобраться профессор СФУ А. В. Слабуха, его публикации на эту тему, воспоминания очевидцев, журналистские статьи, архивные данные. Теме строительства пантеона и его бесславному свержению будет посвящён отдельный разговор в главе «Строительство павильона». В восстановлении этой истории более всего мне помогли публикации свидетелей событий тех лет, бывших заключённых Норильлага И. А. Шамиса и П. В. Чебуркина.

Выражаю благодарность за предоставление консультаций, поиск материалов заведующей отделом научной информации МБУ «Музейно-выставочный комплекс «Музей Норильска» Ларисе Олеговне Коробениной, сотруднику Государственной универсальной научной библиотеки (ГУНБ) Красноярского края Галине Алексеевне Лаптевой, сотруднику Игарской городской библиотеки им. И. Рождественского Галине Владимировне Окининой. В книге используется фотоархив А. И. Тощева, снимки, документы, предоставленные жителями Курейки, Игарки, очень признательна всем, кто оказал содействие. Для меня очень важно было использовать не только официальные источники, но и материалы местных жителей.

В истории современности были попытки возвращения к восстановлению в Курейке символов памяти Сталина. К чему это приводило, тоже обсудим в этой книге. Насколько это необходимо, реально в условиях современного содержания объекта культуры в сибирской глубинке? У меня есть также собственное видение создания музейного объекта в Курейке, думаю, это вполне реальный проект.

Остатки низвергнутого павильона до сих пор напоминают нам не просто о развенчании культа личности Сталина. Это ведь и укор нам всем — как свидетельство глумления над собственной историей, которую однозначно оценить не получается, а вычеркнуть — просто невозможно.

Конечно, в судьбе пантеона немалую роль сыграл тот факт, что этот объект не был официально внесён Норильскстроем, а значит, ГУЛАГом, в перечень стройобъектов. Об этом рассказывает непосредственный участник строительства Шамис, он называет не только пантеон, но и Курейку «незаконнорождённой».

Для меня этот факт был неожиданным, даже парадоксальным. И сразу возникли вопросы: «Если пантеон был неофициально построенным, не сыграло ли это злую шутку с ним? Не дало ли это повод так варварски поступить с объектом, который, возможно, на балансе и не числился?» Не было на бумаге — не будет и в памяти, можно сносить… Но дело всё же не в этом.

На мой взгляд, в этой истории увековечения памяти Сталина всегда был шлейф чего-то недосказанного, закрытого, как будто это было нечто неблаговидное, нежелательное. С одной стороны, стремились создать нечто необычное, торжественное, с использованием лучших образцов архитектуры, с другой стороны, постоянно пытались экономить, словно боялись потратить средства. Чтобы не впасть в немилость самого вождя? Появляется множество вопросов.

Почему изначальный футляр был деревянным, не прикрывшим избу полностью? Почему проект павильона выбирался на конкурсной основе ГУЛАГа, без огласки, а сам объект в этой системе не был даже обозначен? Считали, что деньги наскребут по сусекам управления лагерей в Норильске, а на деле строительство музея стало каким-то подпольным теневым предприятием сомнительного характера, оно вынуждало многих заниматься афёрами, подтасовкой документов и т. д.

Такая вот тёмная, неприглядная во многом эпопея. А разве могло быть иначе в те времена, когда всё делали с оглядкой и страхом? История музея Сталина в Курейке — прямое отражение эпохи. Где наряду с помпезностью, блистанием достижений было много закрытого, недосказанного, неблаговидного и нежелательного.

Конечно, на тему ссылки Сталина в Курейке, истории строительства музея в память об этом событии писали и, думаю, будут писать немало. До сих пор приходится сталкиваться с недостоверной информацией, слухами или не подтверждёнными ничем легендами.

Досадно, когда их повторяют, они начинают мелькать даже в учебниках. Мне доводилось встречать «Лидия Перелыгина» вместо Лидия Перепрыгина, «мраморная» скульптура Сталина вместо гипсовой, «гранитные» или «каменные» стены павильона-музея вместо — оштукатуренные под гранит. От берега Енисея, считают некоторые, была «каменная» лестница вместо деревянной. Размеры павильона-музея по периметру раздувались от 25х25 до 40х50 метров при высоте 12—16 метров. Есть авторы, которые уверены, что оспаривается авторство проекта павильона. На самом деле подтверждено разными источниками и документами, что автор и руководитель — архитектор Сергей Константинович Хорунжий.

Довольно часто брошенная оценка или услышанный где-то факт уходил в официальную историю — например, о том, что у павильона были высажены «канадские» ели. Некоторые авторы утверждают, что под фундаментом павильона-музея — вечная мерзлота. На самом же деле не было изысканий, которые это подтверждают, но специалисты считали и считают, что если мерзлота здесь и есть, то — «вялая», «маломощная» и «спорадически распространённая». Быть совершенно беспристрастным при описании процесса создания музея Сталина в Курейке невозможно. Но приблизиться к этому хотелось бы…

История увековечения памяти Сталина в Курейке привлекает не только исследователей. Одна из последних статей, которая отличается поиском новых материалов — публикация «Памятник Сталину привязали к трактору и утопили в Енисее, а пантеон сожгли» Елены Серовой в январе 2022 г. в «Новостях на Енисее» (приложение газеты «Комсомольская правда»). Здесь обсуждаются не только детали появления музейного объекта, но и тема сохранения памяти. К ней обращусь в последней главе книги.

В упомянутой статье есть также очень выразительное, колоритное фото Дарьи Сотниковой, внучки Николая Фёдоровича Квасова, директора музея Сталина. Она сохранила память не только о своём дедушке, родном селе. В этом снимке отразилась часть реальной истории. Ну или, как принято сейчас говорить, «приблизительно адекватного» её отображения.

Проводится экскурсия внутри павильона — слушатели видят избу Перепрыгиных, где жила очень бедная семья, где в ссылке томился и осуждённый революционер. Экскурсию проводит бывший учитель истории, директор школы, ставший руководителем музея. Он одет скромно, как и многие люди в послевоенное время — в ватник-телогрейку, фуражку армейского образца, кирзовые сапоги.

Гости музея внимательно слушают Николая Фёдоровича, конечно, они понимают, что проводится фотосъёмка, поэтому немного позируют. На мой взгляд, одна из самых удачных фотографий. Это объективный срез времени, отражение эпохи. Такой, какой она была.

Всё больше образцов деревянного зодчества, архитектуры исчезает на Севере. Об этом неустанно напоминает нам А. В. Слабуха, он многое сделал для того, чтобы «зафиксировать» уходящее от нас наследие, чтобы по собранным результатам обследований можно было воссоздать наиболее интересные объекты.

Вот и в Курейке, на мой взгляд, вполне можно было бы повторить по описаниям, макетам избу Перепрыгиных, открыть небольшой филиал краеведческого музея, чтобы сохранить память о быте сельчан в начале ХХ века, ссыльных революционеров, о самой Курейке, имеющей свою историю развития, памятных событиях.

Глава I. Курейка в ХХ веке

Многие краеведы считают, что поселение на месте Курейки появилось в начале XVII века.

Игарский летописец Л. А. Барановский писал, что основание посёлка связано с освоением Крайнего Севера и Дальнего Востока. В статье «Курейка: вчера, сегодня, завтра», опубликованной в газете Коммунист Заполярья» (20, 22 апреля 1982 г.), он отметил: «Уже в 1607 г. казаки-мангазейцы вышли на берег Енисея и основали Туруханский острог. Архивные материалы свидетельствуют о том, что в 1610 г. двадцать казаков-первопроходцев получили задание исследовать земли севернее Туруханска. К этому периоду и следует отнести знакомство казаков с местами курейскими. Самые же достоверные сведения о том, что посёлок появился на картах землепроходцев, относятся к концу XVIII века. А в 1826 г. в Курейке открылся первый «запасной» магазин, в котором, кроме рыбацких снастей торговали ржаной мукой и солью. Дальнейшее развитие посёлка Курейки связано с открытием в 1862 г. двух графитовых рудников в районе первого порога реки Курейки». Как известно, разработка месторождений оказалась нерентабельной, хозяева рудников обанкротились.

Летописец Барановский отмечал также: «Перепись 1918 г. сохранила фамилии проживающих в посёлке. Среди них — семь семей Тарасеевых, четыре семьи Салтыковых, Калашниковы и Савельевы. На 1 января 1921 г. в Курейке проживало 69 человек».

В Курейке сбором информации о селе занималась учитель истории Лидия Владимировна Нагорнова. Она рассказала корреспонденту Н. Письменному, написавшему статью «Как живёшь, Курейка?» (газета «Коммунист Заполярья» 1990 г., 6 ноября): «Курейское становище возникло в период 1607—1612 гг. В 1823 г. о Курейке впервые упоминается в исторических справках. Местные жители издавна занимались охотой и рыболовством. Перед революцией здесь проживали русские семьи Тарасеевых и Салтыковых».

Интересными мне кажутся сведения, которые нашёл А. И. Тощев (опубликованы в выпуске 1 книги «Игарка древняя, Игарка загадочная»). Он обнаружил их в делах Якутской избы Российского Государственного Архива Древних Актов (РГАДА) в Москве. Этим документам более 300 лет и относятся они к 1700—1701 гг., то есть ко времени царствования Петра I. Эти так называемые «столбцы», свитки бумаги — отписки сибирских воевод и чиновников.

Итак, документ первый: «1700 году октября в 23 день бил челом Великому Государю Царю и Великому Князю Петру Алексеевичу… якут Текеска Баркин и в словесном своём челобитье сказал: в прошлом в 1699 году посылал он Текеска по Витиму-реке сынишка своего Кусагалачка промышлять ясак Великого Государя — соболи. И как сынишка мой Кусагалачка ходил по Витиму на промысел — и Туруханского уезду Курейского роду тунгус Матяшка с товарыщи сынишка моего Кусагалачка ограбили. А грабежом взяли палму да топор и со штанов бисер; и кольцы, и бисер, и стрелы, и корм пограбили ж…»

Следующий документ более подробный, привожу лишь часть текста:

«Господину Юрью Фёдоровичю Дорофей Траурнихт, Максим Романов челом бьют: в нынешнем 1701 году июня в 8 день писал к нам в Якуцкой [острог] из Усть-Витимския слободы прикащик сын боярской Петр Чириков и прислал Мангазейского уезда Курейского зимовья маугирского рода тунгуса Хантурка Рыноуслева, которые хотели побить на Усть-Витиме и Пеледуя пашенных крестьян Иркуцкого уезда Баунтовского зимовья Лакчикагирского рода с Ланеулем Онектиным и с Патомского зимовья с Огдучком с родниками [т. е. родственниками]…» Далее следуют показания опросов.

А. И. Тощев отмечает: «Как видим, поселенцы Курейского зи­мовья Туруханского уезда занимались гра­бежом и разбоем в районе Пеледуя, Витима, т. е. за 1500 километров от родных мест. Не стоит, однако, думать, что только курейские жители страдали уголовным уклоном, подобных отписок со всех концов России в архиве — несколько многоярусных стел­лажей!»

Для нас же важно, что наиболее частые упоминания о курейском зимовье относятся к началу XVIII века. На ранних картах Сибири есть не только названия реки Курейки, но и самого поселения, которое стало затем станком. Но количество жителей в нём долгое время было небольшим.

Лишь в ХХ веке с началом интенсивного освоения Сибири Курейка получает развитие. Оно связано не только с добровольным приездом семей, но и с насильственным переселением политически неблагонадёжных людей. Особенно массовым было спецпереселение в период раскулачивания. Об этом нам рассказывают архивные материалы.

В отдалённые сибирские уголки попадали как революционеры, осуждённые в царской России, так и их противники — после 1917 г. В 30-х гг. высылка приобрела целенаправленный характер укрепления уже обжитых мест с целью их развития. Раскулаченные семьи прибывали не только в Игарку, где строился новый морской порт для отправки лесного экспорта, но и в станки по всему Енисею.

Игарка в 1931 г. приобрела статус города краевого подчинения.

В Отчёте Игарского городского Совета депутатов к 10-летию Игарки есть раздел «Игарский административный отдел и население». В нём отмечается: «Решением ВЦИК от 30 сентября 1931 г. Игарскому горсовету подчинена прилегающая к Игарке территория: к северу от реки Курейки по Енисею до реки Хантайки общей площадью 145 тыс. кв. км. Игарский район, занимая территорию вдоль левого и правого берега реки Енисей, граничит на севере, северо-западе и северо-востоке, на юге, востоке и западе — с Туруханским районом. Игарский административный район входит в состав Красноярского края». Далее в отчёте приводится таблица с перечислением станков, входящих в состав Карасинского и Плахинского сельских советов. Отмечается, что в станке Курейке, входящем в состав Карасинского сельсовета, находится 38 дворов, в нём проживает 170 человек. Отдалённость пункта от Игарки составляет 180 км.

На схематической карте административного района 1941 г. мы видим на севере — Плахино, на юге — Курейку, Денежкино, Карасино и т. д. Указано название «Игарского района», но такого понятия в официальных документах тех лет нигде не встретишь. Тем не менее внутренние документы на местном уровне утверждают, что административно эту территорию называли районом.

В станках в 30-е годы начинают организовывать колхозы, членами которых становятся в основном спецпереселенцы. Так появились колхозы им. Кирова в Старой Игарке, «Будёновец» — в Карасино, имени И. Сталина — в Курейке, совхоз Полярный — на острове Полярный в Игарке.

Колхоз им. Сталина стал развиваться очень интенсивно не только в области растениеводства, но и животноводства.

В отчёте 1939 г. Игарского горсовета сказано: «Колхоз им. Сталина в 1938 г. полностью обеспечил себя овощами и освободил от завоза их. Получил урожай картофеля 80 центнеров с гектара». Неудивительно, что в 1939 г. труженики колхоза им. Сталина, собравшие в районе рискованного земледелия отличный урожай картофеля, стали участниками Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.

Население занималось также охотой, рыболовством.

Доставка почты, грузов из Игарки в село осуществлялась санным путём. Журналист Р. В. Горчаков, изучивший досконально архив игарской местной газеты, пишет в своей книге «Удивительная Игарка»: «В 1938 г. неукоснительно соблюдались и строгие нормы зимне-санной „навигации“: 175 км до Курейки почта преодолевала за 29 часов».

В Муниципальном архиве города Игарки в фонде №1 содержатся данные о том, что в марте 1940 г. в Игарку поступила радиограмма из Красрыбтреста о переселении в Игарский район 70 хозяйств рыбаков. Исполком горсовета постановил: «В связи с минимальным использованием богатств России (пушнина, рыба, дичь и пр.) по причине малонаселённости района признать целесообразным переселение в Игарский район 50 хозяйств, определив точки размещения переселенцев». В их числе есть и Курейка. 9 февраля 1942 г. было принято совместное решение горкома ВКПб и исполкома горсовета о переводе всех колхозов на устав рыболовецких артелей.

Именно для Курейки было характерным то, что в годы войны здесь не прекратилось развитие сельского хозяйства, даже наоборот — стало более успешным. На это были свои обстоятельства.

В период Великой Отечественной войны Норильский горно-металлургический комбинат организовал здесь свой совхоз, вложения средств позволили расширить посевные площади, тепличные хозяйства, укрепить животноводческую базу.

В разных источниках можно узнать историю о том, как развивались события в Курейке в 1942 г. Но я обращусь к рассказам самих курейчан.

Так, Алексей Нагорнов опубликовал 12 апреля 2022 г. в газете «Красноярский рабочий» обстоятельную статью «Сердце болит от вида стареющей Курейки». Он использовал материалы из архивов администрации посёлка Курейка. Хочу также отметить, что местные жители всегда с любовью относились к истории своего села, с болью переживали его забвение. Мне не раз доводилось слушать их воспоминания, листать альбомы, которые они бережно собирали и сохраняли.

Алексей Нагорнов напомнил, что в конце апреля 1942 г. были доставлены грузы и первая партия специалистов и рабочих. Так начал строиться совхоз «Курейка». Автор пишет: «Шла Великая Отечественная, Норильский горно-металлургический комбинат обеспечивал никелем, золотом и другими металлами страну, но сам город обеспечить продовольствием по Северному морскому пути не могли, так как шли ожесточённые бои, и война забирала все ресурсы. Норильский комбинат, остро нуждаясь в сельскохозяйственной продукции, начал строительство совхоза „Курейка“, который должен был находиться от Норильска почти в 400 километрах по прямой. Землю выделил Игарский горсовет южнее станка Курейка, который существовал с XVII века. Всего выделили 1500 гектаров, они были пригодны для ведения сельского хозяйства».

Автор рассказывает о том, что работы были тяжёлыми, изнурительными. Но уже летом 1943 г. появились скотные дворы, свинарники, птичник. Расширились посевные площади, «выращивали картофель, капусту, турнепс, морковь, редис, табак». О том, что в Курейке выращивался табак, часто рассказывали в Игарке. Мы относились к этому как к легенде, вымыслу. На самом же деле это было реальностью. Листья табака сушили, прессовали и брикетами отправляли в Норильск.

Из первых уст собирал материалы для упомянутой уже публикации Л. А. Барановский «Курейка: вчера, сегодня, завтра». Он беседовал со свидетелем событий 40-х гг. Мином Михайловичем Бакалдиным, который был вместе с братом Михаилом в числе первых строителей и рабочих норильского совхоза. Семья Бакалдиных была из ссыльных, Курейка стала для них местом постоянного проживания. Мин Михайлович помнил землеустроителей В. Я. Митрофанова и А. А. Фотиева, которые первыми прибыли в Курейку, изучили участок для норильского совхоза в районе Горошихи, Конищеля и чуть выше Курейки.

Долгое время работал М. М. Бакалдин в совхозе. Рассказал Барановскому о высоких достижениях хозяйства, которые отмечались даже на ВДНХ: «А успехи были немалыми: надой молока от каждой коровы был по 3600—3800 кг, 600—650 центнеров капусты с гектара, до 20 тонн картофеля. В то время площади пахотных земель были внушительными — они составляли 350 га, а сенокосные угодья — до 4000 га».

Ещё один рассказ был записан журналистом А. Небылицей и опубликован в газете «Коммунист Заполярья» 20 июня 1989 г. В материале «Курейка: рождение совхоза» она тоже беседует со старожилом Курейки Мином Михайловичем Бакалдиным. И раскрывает некоторые неизвестные детали. Когда впервые в 1942 г. в село приехали норильчане, они честно сказали сельчанам: «Совхоз создаём, чтобы не вас кормить, а рабочих Норильского комбината. Вы должны сами выкручиваться. Где рыбку поймать, где мяско раздобыть или птицу. Места у вас богатые, земля чернозёмная, илистая в поймах, поэтому и обратили на неё внимание». И в этом же интервью Бакалдин более откровенно рассказал о прибытии по Енисею летом 1943 г. заключённых. Он знал всё не понаслышке, ведь работал непосредственно с норильчанами. Мин Михайлович поведал в этом же интервью: «Всё в посёлке строили заключённые, около двухсот человек. Жили они в лагере, огороженном проволокой. Сначала они построили контору, а потом землянки копали. Для себя. Лето-то короткое, а впереди зима была суровая, морозы до пятидесяти градусов доходили, и, конечно, народу немало поумирало».

Среди заключённых было много специалистов — полеводов, агрономов, зоотехников. Всё это сказалось на развитии совхоза. Поначалу картофель вырастал мелкий. Но постепенно приноровились. Например, перед посадкой картофель проращивали в деревянных ящиках. Вскоре в норильском совхозе стали собирать большие урожаи. М. М. Бакалдин рассказал также и о развитии животноводства: «В первый же год после организации совхоза привезли телят, коров, пригнали волов из-под Подкаменной Тунгуски. Надо было вывозить сено, а на чём? Вот и пригнали волов. Пробовали разводить и свиней, да отступились, „золотое“ сало выходило. После войны птицеферму сделали. На второй год в совхозе поставили движок. Энергию подавали в контору и на молочную ферму».

Развитие сельского хозяйства продолжилось и после войны. Курейка была поставщиком местной сельскохозяйственной продукции в Норильск и Игарку. Кроме картофеля, капусты выращивалась зелень, на Крайний Север отправляли отсюда также сливочное масло, сметану, яйца.

Бытует мнение, что выращивание продукции в Курейке было слишком затратным. Вот одно из них. В воспоминаниях бывшего политзаключённого П. В. Чебуркина «Пантеон Генералиссимуса», например, есть такие слова: «В Курейке был небольшой колхоз имени Сталина и созданный в войну подсобный совхоз Норильского комбината, где с большими убытками выращивали овощи в больших теплицах и кое-что на открытом грунте. На молочной ферме, где содержались малоудойные коровы, делали сливочное масло, тоже обходившееся раза в четыре дороже обычного. Овощи и масло доставлялись к столу начальства и в детские сады. Работали в совхозе женщины — заключённые и ссыльные».

Ведущий хирург 86-й гвардейской стрелковой дивизии Павел Владимирович Чебуркин осуждён в 1943 г. «за оскорбление вождя и неверие в победу». Приговорён Военным Трибуналом 2-й Гвардейской армии к высшей мере наказания по ст. 58—10. После опротестования приговора расстрел заменили на 10 лет исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ). Отбывал срок в Норильске. За хорошую работу срок сократили, в 1946 г. был расконвоирован. В 1950 г. направлен в Курейку в составе санчасти, которая обслуживала бригаду, строившую павильон-музей Сталина.

Свидетелю событий, происходивших в тех местах, думаю, стоит доверять. Хотя к утверждению о «больших убытках», «малоудойности» коров отношусь более нейтрально. 35 лет я прожила на Крайнем Севере в Игарке, изучала детально работу опытного сельскохозяйственного участка, совхоза «Полярный» и могу сказать, что, действительно, специалисты считают убыточным производство продукции в условиях Севера. Но своя, северная, продукция всегда была свежей, желанной. Да, дорогой. Но на Севере в магазинах не бывает дешёвых продуктов.

Что касается коров — в столь неблагоприятных условиях содержали животных определённых пород — выносливых, но дающих достаточно много молока. Сорта растений тоже использовались «районированные», то есть приспособленные к северным условиям, урожайные. Известный исследователь Севера, академик, начальник Главного управления Северного морского пути О. Ю. Шмидт прекрасно понимал убыточность этой отрасли на Севере, но делал невозможное для того, чтобы учёные создавали опытное северное сельскохозяйственное производство, внедряли лучшие образцы в хозяйствах, обеспечивали местных жителей собственной продукцией.

По личному опыту могу сказать, что она всегда была востребована у северян, именно её предпочитали покупать в магазинах, а не завезённое с «материка» продовольствие.

Есть и другая сторона медали в этом вопросе. Заменить натуральное продовольствие на Севере часто предлагали сухими или «восстановленными» из них продуктами — молоком, картофелем. Ну что ж в этом хорошего? Думаю, что если даже несколько сот ребятишек получали в далёком Норильске в детсадах курейские овощи, масло, можно закрыть глаза на то, что начальство привозило многие продукты в первую очередь для себя. Летом доставка осуществлялась по Енисею, уверена, что ассортимент завозимого в Норильск продовольствия был шире.

Курейка получила развитие как житница Севера не только в 30-50-е гг. Но и гораздо позже. Став отделением совхоза «Полярный», хозяйство продолжало кормить северян картофелем, капустой, огурцами, яйцами, поставлять молочные продукты вплоть до 90-х гг.

В 70-80-х гг. курейское отделение совхоза «Игарский» постоянно снабжало продовольствием Игарку. Работал опорный пункт НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера, на опытных делянках выводили новые сорта сельскохозяйственных культур, приспособленных к местным условиям. В теплицах выращивали помидоры и огурцы, в открытом грунте — капусту, картофель. Действовал участок Игарского рыбозавода, работали средняя школа, детский сад, участковая больница, отделение связи, спортзал, баня, магазины, метеостанция. Отделение совхоза «Игарский» было закрыто в 1993 г., те, кто мог, стали выезжать из села. Алексей Нагорнов пишет: «В 2005 г. Курейка вошла в состав Туруханского района, у главы которого появилась идея самозакрытия села. Это был большой обман — мол, жители переедут, получив определённые средства. Никто не получил денег на переселение, но молодёжь и семьи с детьми уехали в Игарку и Светлогорск самостоятельно. Полностью ликвидировать Курейку на Полярном круге не получилось. Сегодня в посёлке проживают 60—70 человек. Картофель ещё садят, рыбачат, охотятся, этим и живут. Администрация Туруханского района в последние годы приобрела для Курейки летний водопровод, построила водозабор, чем-то стараются поддержать жизнь, но многое зависит от деятельности местного администратора. С осени 2021 г. эту должность занимает Василий Фёдорович Головнёв, образованный молодой человек, который родился и вырос здесь, жители с удовольствием отмечают его заботу о них и о развитии посёлка».

Политическая воля идеологов, исполнительных властей часто вносила коррективы в жизнь Курейки и меняла её. Сам факт высылки в эти места И. Сталина долгие годы заставлял власть реагировать на это обустройством памятного места, привлечением к нему посетителей. Норильчане не просто построили здесь павильон-музей. Они преобразили посёлок, открыли перспективу, но дальнейшего развития к концу века не было по понятным причинам.

Более благоприятные условия для развития сельского хозяйства, организации отдыха в Курейке использовались в 30-60-е гг. Норильском и Игаркой, что тоже сказалось на развитии села. Но изменение принципов развития государства, введение рыночных отношений внесли свои коррективы.

Мне очень близки оценки по этой теме игарского журналиста Леонида Бирюкова. В очерке «Туруханский путик» он пишет о том, что расцвет Курейки не был связан только со строительством пантеона Сталина: «Опытная станция НИИ сельского хозяйства Крайнего Севера вела здесь работы по выведению и акклиматизации новых сортов овощей и злаковых, например, холодостойких овсов, ржи… Давно заметили, что курейский картофель не подвержен фитофторе. Знаменитая немецкая Адретта окончательную апробацию прошла на этих, курейских, землях. У игарчан она шла под наименованием «шестидесятидневка»… Раннеспелая, с жёлтой мякотью, рассыпчатая, она быстро вытеснила розовую и водянистую скороспелку. Однажды даже от чехов получили заказ на семенной картофель… Картофель здесь получали отменный и по вкусу, и по лёжкости. И капуста наворачивалась в тугие сладкие вилки… Многие игарчане солили в бочках капусту на зиму. И до последнего ждали, когда из Курейки придёт баржа с капустой на засолку… Сметану и молоко возили самолётами. Кстати, во времена Сталина, в бытность его здесь в ссылке, картошку не садили — она достигала величины гороха. Поэтому огородничество считалось забавой. Зачем? Когда река кормит.

В очередной раз приходилось признавать, что Курейка, как бы нам ни хотелось этого, уже никогда не будет совхозом «Курейским» — подсобным хозяйством Норильского комбината, не будет она даже отделением совхоза «Игарский», в Курейке не возродят опорный пункт и лабораторию НИИ земледелия Крайнего Севера, сюда уже никогда насильно не пригонят сотню человек, как это было в 1944 году: женщин из Западной Украины, а мужчин из — норильских лагерей. Понятна была ностальгия людей, родившихся здесь, выросших в то время, когда Курейка была востребована, когда руками заключённых возводился пантеон, дизельная, школа, а позднее за счёт шефской помощи строились многочисленные коровники, телятники, жильё, взлётно-посадочная полоса аэропорта, когда в Курейке действовали детский летний пионерлагерь и круглогодичная санаторная школа, когда ежедневно в Курейку совершали грузовые и пассажирские рейсы пять-шесть самолетов Ан-2, а на берег сходили сотни паломников…»

Автор завершает: «Ничего этого уже не будет». В словах журналиста — и ностальгия, и боль, и сопереживание.

Но мне хочется смотреть на ситуацию более оптимистично. Мы постоянно идём вперед. Жизнь быстро меняется. Сибирь и Север осваиваются всё активнее. И меня не оставляет надежда на то, что и Игарка, и Курейка ещё получат своё развитие.

Согласна с автором очерка «Под северным сиянием» А. А. Селивановой («Игарские новости», 6 и 9 июня 2012 г.). Погрузившись в историю села Курейка, подойдя к описанию нынешнего положения, она отметила: «А жизнь всё равно продолжается. Как и прежде, пашут землю. Сажают картофель, держат скот, ловят рыбу, охотятся, но теперь это не совхоз, а единоличные хозяйства. Давно нет артистов в сельском клубе, закрыта школа, детский сад, и тишину улиц может прервать лишь изредка проехавший трактор. Судьба посёлка Курейка была уготована многим поселениям Крайнего Севера. Надо отдать должное людям, которые в тяжёлых условиях продолжали работать и творить, сохраняя культурную самобытность своей малой Родины».

Глава II. История обустройства Домика И. Сталина

Изучение архива города Игарки — довольно интересное занятие. В нём можно найти многие свидетельства освоения новых северных территорий, строительства важных объектов, открытия краеведческого музея. Здесь не могло не быть упоминания и Домика Сталина в Курейке.

Первые обсуждения этой темы прослеживаются уже в 1934 г. В Муниципальном архиве города Игарки есть документ об этом. На заседании Президиума Игарского горсовета РК и КД 19 апреля рассматривался вопрос «Об организации красного уголка в доме, где жил т. Сталин». Было предложено «заведующему гороно (городского отдела образования) организовать красный уголок в доме, где жил т. Сталин». Кстати, краеведческим музеем в Игарке тоже занимался поначалу городской отдел образования.

9 июня 1935 г. бюро краевого комитета ВКПб проводит заседание, на котором обсуждается вопрос «О реставрации дома в Курейке, где жил в ссылке тов. Сталин». В материалах протокола №43 есть помета: «см. Особая папка». Эти документы находятся в Центре хранения и изучения документов новейшей истории (ЦХИДНИ) Красноярского края. С ними детально знакомился в 90-е гг. мой супруг А. И. Тощев, когда изучал материалы о подготовке книги «Мы из Игарки», все выписки из архива сохранились. «Особой папки» в то время обнаружить не удалось.

22 ноября 1935 г. проводится заседание бюро Игарского горкома партии, где слушали информацию инженера Музыченко о строительстве домика в Курейке. В протоколе №60 записано: «Принять к сведению сообщение Музыченко, что размеры домика, представленные Замятиным в Крайком, оказались неверными (расхождение на целый метр)».

К чему привели все эти согласования размеров, было непонятно.

Но свет на это пролил норильский журналист Виктор Маскин в статье «Стоял дом», опубликованной в «Заполярном вестнике» в марте 2007 г. Ему удалось найти смету №122 от 17 июня 1936 г., которая «была составлена на основании решений Игарского горкома ВКПб работником Игарского горкомхоза Никитиным на сумму 84 950 руб. 51 коп». Далее В. Маскин комментирует её так: «В двенадцатистраничной смете виден сталинский аскетизм — доска обрезная (32,4 куба), вагонка, лаку 49 да охры 144 кило, да стекла оконного 215 квадратов…»

На основании этой сметы уже можно было начинать работы.

В июле 1936 г. бюро горкома ВКПб, в котором принимала участие энергичный руководитель города Валентина Петровна Остроумова, вновь обращается к вопросу перестройки дома в Курейке. В протоколе №20 от 20 июля 1936 г. отмечено, что члены бюро слушали в числе других вопрос «О Курейском домике».

Постановили: «1. Установить окончательный срок строительства Курейского домика к 10 августа.

2. Утвердить ответственным за руководство строительством Курейского домика т. Термарукова.

3. О финансировании.

4. Обязать т. Термарукова не позднее 21/VII направить в Курейку бригаду рабочих.

5. Поручить т. Сотскову установить систематический контроль за ходом строительства Курейского домика».

В пункте 4 было просто записано: «О финансировании». Видимо, это стало камнем преткновения в проведении работ. По всей вероятности, игарские коммунисты, пытаясь решить проблему самостоятельно, вынуждены были обратиться в краевые органы. И это не вызывает удивления. Вряд ли город имел средства и возможности для ведения серьёзных работ на объекте, отдалённом от Игарки на 160 км.

В декабре 1937 г. бюро крайкома ВКПб заслушивает на своём заседании вопрос «О реставрации дома, в котором жил товарищ Сталин в Курейке в ссылке» (протокол №252). Но постановляющая часть не проливает свет на то, как был решён главный вопрос — финансовый. Возможно, он обсуждался самостоятельно, отдельно. Было записано в итоговом документе лишь следующее: «Поручить тт. Егорову, Воскову и Савельеву обеспечить реставрацию дома, в котором жил товарищ Сталин, находясь в ссылке, выделив для организации этой работы специальных товарищей».

А. В. Слабуха отмечает в статье «Пантеон „отца народов“ в Приенисейской Сибири у Полярного круга», что на бюро принято решение Дом-музей «покрыть деревянным футляром для предохранения от порчи» и «организацию работ возложили на управление Норильскстроя и исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), в чьём ведении тогда находились обширные территории Приенисейского Севера». Постановление бюро я, к сожалению, не имела возможности прочитать. Но имея опыт изучения архивных документов по строительству Объекта №503 ГУЛАГа, могу утверждать, что местные власти не могли обязать ГУЛАГ, ИТЛ и любые другие структуры этой системы вести работы на своей территории. Достигнуть устной договорённости — вполне вероятно. И даже упоминание этих структур велось весьма завуалированно.

Отсюда некая «недосказанность, непрямота» о финансировании в документах Игарки и краевого центра. Гласности в этой истории не было. Фактически обустройством Домика-музея занимались норильчане. Это очевидно. Они действовали на основании приказов, которые издавались Норильскстроем. Именно их довольно скрупулёзно изучили профессор Сибирского Федерального Университета (СФУ), кандидат архитектуры Александр Васильевич Слабуха и норильский журналист Виктор Николаевич Маскин.

Они шли в исследованиях темы своим путём, изучали архивы, которые оказались доступны непосредственно в Норильске. И только из них узнаёшь, что руководство Норильска всерьёз принялось ещё в 30-е гг. как за сельскохозяйственное освоение Курейки, так и за идеологическое увековечение памяти о лидере государства.

Возникает вопрос: «Почему в игарских и краевых решениях партии по реконструкции музея Сталина не было ни слова о роли в этом Норильска?» Не хотели нарушать административную субординацию? Территория ведь подконтрольна Игарке. Или просто держали в секрете участие в этом деле ГУЛАГа? Ведь 23 июня 1935 г. Совет Народных Комиссаров СССР принял постановление «О строительстве Норильского комбината» и о передаче Норильскстроя в состав НКВД СССР. Я пока не нашла ответа на этот вопрос. Но склоняюсь ко второму. Изучая документы по строительству железной дороги Салехард-Игарка, которое вёл ГУЛАГ, убедилась, что его руководители в Игарке всегда чувствовали себя независимыми и уверенными хозяевами. Самовольно, без согласования с местной властью, они не пользовались городскими ресурсами, но всегда добивались нужного им решения в городском совете (о выделении земельных участков, зданий и т. д.). Они вложили в развитие своей базы огромные ресурсы, построили дома, ТЭЦ и т. д., всё это было передано после ликвидации строительства городу.

В. Маскин сообщает в статье «Стоял дом», что весной 1937 г. по приказу №161 начальника Норильскстроя «убывает в служебную командировку комендант Управления Норильских ИТЛ НКВД тов. Табачников Е. Я. в Курейку с 28 мая с. г.».

Об этом же пишет в своих публикациях А. В. Слабуха. Он тоже изучал документы архива Норильского горно-металлургического комбината и подчёркивает в статье «Пантеон „отца народов“ в Приенисейской Сибири у Полярного круга», что комендантом управления Норильскстроя и ИТЛ Е. И. Табачниковым было проведено обследование домика, где жил Сталин в ссылке. В рапорте на имя руководителя Норильскстроя В. З. Матвеева от 14 июня 1937 г. было сказано: «Домик этот ветхий и чтобы сохранить его на длительное время, необходимо весь разобрать, заменить нижние венцы, несколько потолочных балок, а также брёвен стенных».

Но Виктор Маскин в упомянутой уже статье подчёркивает и другие подробности из рапорта: «…детально осмотрел дом, в котором проживал в царское время в ссылке Генеральный секретарь ЦК ВКПб И. В. Сталин, в этом доме по настоящее время проживает гражданка Иванова и только комната, где проживал т. Сталин, стоит пустая — причём мебель этой комнаты находится в горкоме Игарки опечатанная, чтобы реставрировать дом т. Сталина в Курейке…»

Мебель всё же была подлинной, это немаловажный факт. Но почему гражданка Иванова? Это ведь был дом Тарасеевых или Перепрыгиных (тут разные источники пишут по-разному). Данный факт пока требует изучения. Уже в этой записке Табачников упоминает «футляр» — форму избранной конструкции над самим домом, таким было решение крайкома партии. Уже существовал эскиз футляра в Игарке и смета. Комендант также сообщил: «Оставлены мною в Курейке двое рабочих… вести наружную работу и рытьё канав вокруг дома». С выводом В. Маскина трудно не согласиться: «Собственно, с этого момента можно считать комбинат приобщившимся к строительству «пантеона».

В апреле 1938 г. начальником Норильскстроя становится А. П. Завенягин, смелый руководитель, имевший большой опыт возведения металлургических комбинатов. Немаловажный факт: Завенягин лично общался со Сталиным, на встрече обсуждались планы развития Норильска. Его инициативность в обустройстве Домика-музея вождя в Курейке сыграла важную роль.

Сужу об этом по информации, которую приводит из архивов В. Маскин. Завенягин пишет в 1938 г. письмо секретарю крайкома ВКПб Куликову: «О Курейском доме. Считаю, что строить временный навес над домом в пожарном отношении нецелесообразно, так как навес не защитит дом от ветра и снега… Капитальную постройку следует осуществлять в сезон 1939 года. Проект надстройки Норильскпроектом будет закончен к 30 декабря сего года. Здание следует делать с металлическим каркасом, который в условиях вечной мерзлоты является наиболее надёжной конструкцией… Металлический каркас может быть изготовлен на Красмаше и весной 1939 г. завезён в Курейку. Прошу дать указание Крайисполкому включить в бюджет 1939 г. 500 тыс. рублей на эти работы. Производство работ может принять на себя Норильскстрой. Что касается переборки и восстановления самого дома, то они являются абсолютно необходимыми, их можно отложить на лето 1939 года».

По сути руководитель Норильскстроя А. П. Завенягин взял на себя не только инициативу, но и ответственность за выполнение работ — как технического плана, так и художественного. С 10 по 23 июля в служебной командировке по этому вопросу в Курейке и Красноярске побывал архитектор Ф. М. Усов. Виктор Маскин ссылается при этом на приказ №317 от 29 июля 1938 г.

Но металлический каркас сделан не был. Видимо, планы крайкома ВКПб по открытию музея были другими. Срок строительства домика определялся уже однажды — 10 августа 1936 г. Не получилось. И в следующем, 1937 г., тоже…

В 1938 г. музей всё же был открыт. 7 ноября, как это и бывало в советские времена, к годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

Такой вывод сделала после изучения Докладной записки директора Домика И. В. Сталина в Курейке Михаила Парамоновича Юрина, составленной в 1941 г. Её обнаружил и предал огласке в конце 90-х гг. корреспондент игарской газеты Л. А. Бирюков. Документ оказался в архиве редакции местной газеты неслучайно. Готовилась его публикация, поэтому рукопись сохранилась. Нет ничего удивительного в том, что в этом архиве хранятся копии многих судьбоносных решений, постановлений, записок и докладных, к которым авторы хотели привлечь внимание прессы.

Предлагаю рассмотреть этот документ, несколько забегая вперёд. Дело в том, что именно он проливает свет на события 1935—1938 гг.

Докладная М. П. Юрина была адресована в центральный музей В. И. Ленина. А поводом для написания послужило, по мнению автора, то, что в Игарке недооценивалось политическое значение Домика-музея. Директор просит «поставить вопрос в ЦК ВКПб о переводе Домика Сталина в Курейке на бюджет ЦК ВКПб и под непосредственное руководство Центрального Музея В. И. Ленина».

Для историков подобный документ — действительно, находка. Ведь именно в нём содержится подробное описание того, как работал Домик-музей. Он был открыт официально 7 ноября 1938 г. Эта дата впервые точно названа, ведь до этого в исследованиях были разные предположения.

До 1936 г., сообщает автор Докладной, Домик находился без присмотра: с 1917—1919 гг. стоял пустой, затем в нём до 1922 г. находился магазин, позже в течение 1922—1923 г. здесь проживали сосланные, затем, до 1925 г., — работники графитного рудника. Длительное время (1925—1934 гг.) домик стоял пустой. С 1934—1936 гг. здесь разместилось правление колхоза и красный уголок (то есть решение местной власти всё же выполнялось).

Попытки организовать музейную деятельность в Домике Сталина с 7 ноября 1938 г. не были удачными. С момента официального открытия до марта 1940 г. сменилось четыре директора. За этот период никто не удосужился даже установить точные даты приезда и отъезда Сталина из Курейки. На мемориальной доске значилось, например, что в этом Домике Сталин жил с августа 1913 г.

Как утверждает М. П. Юрин, им установлены точные сроки — прибытие 27 марта 1914 г., отъезд — 19 декабря 1916 г. Новому директору музея удалось записать «14 рассказов и бесед местных жителей о жизни товарища Сталина в Курейке, материал входит в книгу о Туруханской ссылке». Автор сообщает также о намерении закончить книгу и прислать в июле 1941 г. в Центральный музей им. Ленина. Директору музея удалось настоять на том, чтобы все пассажирские пароходы Енисейского водного бассейна останавливались в Курейке. И уже в 1940 г. музей посетили 4698 человек (в 1939 г. — 732).

В Докладной содержится также оценка того, в каком состоянии находится Домик. Само здание было ветхим. Домик стоял всего в 20-ти метрах от берега, ежегодно вблизи размывало яр. Внутри была размещена мебель — подлинники, которые удалось сохранить. В комнате хозяев было размещено 210 экспонатов, отображающих деятельность Сталина. Большинство из них — изготовлены собственноручно директором. Им же были подготовлены документы для проведения бюро Игарского горкома ВКПб от 18 марта 1941 г. Кстати, Докладная составлена непосредственно в г. Москве, куда он был командирован, видимо, с целью профессиональной и политической подготовки. Результатом общения с коллегами в Центральном музее Ленина и стала Докладная записка. И главной её целью было уйти из системы Наркомпросса, в которой оказался музей, под контроль центрального музея Ленина. История свидетельствует о том, что добиться этого не удалось. Но в послевоенный период музей получил совершенно новое развитие.

Докладная нашла отражение в местной газете «Большевик Заполярья». 21 марта 1941 г. была опубликована заметка в рубрике «В горкоме ВКПб» — «О работе Курейского музея И. В. Сталина». Здесь содержатся те же сведения, что изложил Юдин. Но они обсуждались на бюро горкома партии, где были приняты решения по этому вопросу. Например, «Тов. Юрину поручено посетить станок Костино, село Туруханск и другие для приобретения подлинных вещей, находившихся в пользовании у И. В. Сталина в бытность его в туруханской ссылке». Председателю Игарского исполкома горсовета тов. Малютину было предложено «изыскать средства на достройку дома для музея, а также войти с ходатайством в исполком краевого Совета об отпуске средств на укрепление берега Енисея».

Ещё один интересный факт. В ЦХИДНИ Красноярского края А. И. Тощевым были найдены документы, свидетельствующие о том, что летом 1938 г. началось формирование экспозиции Домика Сталина. В этом архиве хранится, например, расписка от 23 июля 1938 г. Ю. С. Долгоруковой о получении документов от Музея Революции для экспозиции в селе Курейка на тему «Жизнь и деятельность тов. Сталина». Здесь прилагается также тематический план выставки, методическая разработка по выставке и список литературы о Сталине.

Экспозиция Домика-музея постепенно приобрела тематически продуманный вид. В музее были выставлены даже подлинные предметы из мебели, которые были сохранены жильцами избы Перепрыгиных. Об этом, как уже упоминалось, сообщал комендант управления Норильскстроя и ИТЛ Е. И. Табачников в своём рапорте после обследования дома, да и директор Юдин писал в докладной о том же.

Проект установки «футляра» был реализован стремительно. В 1938 г. работы были начаты, тогда же и завершены. Но прежде давайте обратимся к изучению внешнего облика домика до того, как его закрыли надстройкой.

В газете «Большевик Заполярья» 1935 г. (8 июля) была опубликована фотография «домика, где жил Сталин в ссылке в 1913—1916 гг.». Но автор не был указан. На мой взгляд, сделана она игарским фотокорреспондентом Степаном Малобицким.

Интересно также, что и в детской книге «Мы из Игарки», изданной в 1938 г., использовалась на странице 44 редкая фотография С. Малобицкого, которая была подписана так: «Станок Курейка. В этих местах отбывал ссылку наш любимый вождь, товарищ И. В. Сталин».

На этой странице в книге повествовалось кратко о станке Курейка. Боря Иванов в рассказе «Путь на Север» поведал о поездке на пароходе с мамой из Енисейска в Игарку летом 1934 г. Он случайно попал в Курейку, где забирали людей.