Бесплатный фрагмент - От Сан-Марино до Сан-Лео и другие рассказы

With what greediness are the miraculous accounts of travelers received, their descriptions of sea and land monsters, their relations of wonderful adventures, strange men, and uncouth manners? But if the spirit of religion join itself to the love of wonder, there is an end of common sense; and human testimony, in these circumstances, loses all pretensions to authority.

David Hume

Enquiry Concerning Human Understanding, 1748 г.

С какой жадностью мы принимаем за истину чудесные рассказы путешественников, их описания морских и земных чудовищ, их повествования об удивительных приключениях, странных людях и варварских обычаях! Но если дух религии примешивается к восторгу рассказов об удивительном, то приходит конец здравому смыслу, и свидетельства людей полностью теряют какое-либо подобие достоверности.

Дэвид Юм

Исследование о человеческом понимании, 1748 г.

Поэт, Алхимик, Самурай

Монолог о смысле жизни, написанный по прочтении Книги Пяти Колец Миямото Мусаши

Я не смогу описать все в деталях,

но если вы усвоите принцип,

то другие десять тысяч вещей

вы поймете самостоятельно.

Миямото Мусаши

Книга Пяти Колец, 1645 г.

Пустота

Пустота — это и есть путь, так пишет Миямото Мусаши.

Миямото Мусаши

Достоверно о его жизни нам известно немного.

Миямото Мусаши родился в 1584 году и умер в 1645.

Известно, что он был мастером драки, фехтования и успешным дуэлянтом. Он был одинок, эксцентричен и написал книгу, ставшую символом пути самурая, и ключом к пониманию японского национального характера.

Когда и как эта «Книга пяти колец» заняла столь почетное место, теперь не очень ясно.

Американцы вытащили ее на свет около 80 лет назад и в безобразном переводе представили как образец проникновенного осознания духа японской культуры.

Японцы, посмеиваясь над американцами, конечно же, вытащили с пыльных полок ту же самую книгу, чтобы увидеть себя глазами американцев и тем самым снова опередить их на один шаг в гонке квази-культурологического квази-анализа.

И с этого момента тексты, написанные Миямото Мусаши, были многократно переведены и переизданы на разных языках. Его учение было заново осмыслено, подхвачено, канонизировано и мифологизировано, исследовано и анализировано, идеализировано, цитировано и интерпретировано…

Но глядя сквозь тусклые линзы веков и поколений, кое-что можно утверждать вполне достоверно.

До нас дошли несколько подлинных акварелек, принадлежащих кисти Миямото Мусаши. Сохранились детали его оружия, изготовленные его собственными руками, и написанные им книги. Он был талантливым воином, художником, писателем, учителем и стратегом. Доказательство тому — его неизменный успех в сабельном бою, его заслуженная биография учителя фехтования, его работа консультантом по стратегии во дворце императора в последние годы его жизни.

Его духовное наследие сделало его бессмертным.

В годы своей работы консультантом Мусаши как раз и написал «Книгу пяти колец», которая сегодня благодаря обновленной американо-японской расфасовке годится для тактической подготовки буквально любой деятельности.

Вот чему учит нас Миямото Мусаши:

— Будь честен в мыслях и в побуждениях

— Тренируйся

— Интересуйся искусством и ремеслами

— Интересуйся секретами всех профессий

— В окружающем материальном мире отличай достижения от потерь

— Стремись интуитивно понимать и оценивать все без исключения

— Старайся ощутить то, что нельзя увидеть

— Будь внимателен к мелочам

— Никогда не совершай бессмысленных поступков

Читая эти заповеди… Насколько можем мы абстрагироваться от эпохи и личности самого Мусаши? Слова мудрости, процитированные выше, были написаны в средневековой Японии самураем, то есть профессиональным убийцей. Хуже того, Мусаши большую часть своей жизни не состоял на службе ни у кого кроме самого себя, то есть был «ронин» — по понятиям того времени, одинокий, независимый, антисоциальный, вооруженный, профессионально тренированный воин, а попросту профессиональный убийца, хитмэн.

Именно с поправкой на исторический контекст и нелегкую профессию воина, балансируя на грани антисоциальной реализации своих собственных жизненных идеалов, Мусаши представляется нам талантливым и разносторонним человеком, и именно это позволяет ему прожить долгую жизнь самурая, дожить до старости и умереть от болезни, оставив после себя скромное наследство, которое через несколько веков превратится в символ духа всей нации.

Из упомянутых им ценностей ему были известны два вида искусства и четыре профессии. Немного на сегодняшний день. Поэтому, или несмотря на это, «Книга пяти колец» — это конспект мыслей глубоких, простых, но не всегда сразу понятных.

Перечитайте еще раз девять принципов Мусаши, и вы поймете, что перед вами — искренне порядочный, увлеченный человек, который любит свое дело, уважает окружающих и требует уважения к самому себе. Но главное в его жизни — это любовь и уважение к искусству познания и поиску совершенства и в мелком, и в крупном, вечное стремление к сокровенной истине.

Стремление к тому, чтобы ощутить то, что нельзя увидеть. Главное — в его жизни. И, хочется верить, в моей.

А в вашей?

Выбор Цели

Мне искренне жаль Миямото Мусаши, как и любого целеустремленного человека, посвятившего свою жизнь намерению неуклонно идти к своей цели, ведь путь к цели — это всегда путь лишений, путь страданий, путь сомнений. Лишь никуда не стремясь вы можете всегда быть уверены в себе и всегда рассчитывать на помощь. Потому что только никуда не стремясь вы всегда идете в нужную сторону. И время вам не помеха, и враги не в тягость, и друзья вам рады.

Идущий к цели обречен на одиночество. Идти к своей цели вместе — невозможно. Потому что путь у каждого свой. Потому что цель у каждого своя. Потому что цель — это мираж, галлюцинация, горячечный бред, и у каждого есть ровно один шанс сделать этот бред явью, и только ценой собственной жизни. Ценой долгой жизни или жизни краткой — зависит от обстоятельств.

Главное в достижении цели — это выбор цели.

Все остальное диктуется целью, и если вы знаете свою цель, то достижение этой цели неизбежно. Ваш долг, ваша жизнь становятся заложниками продвижения к цели. Вы должны жить так, что достижение цели станет неизбежным. В этом секрет Мусаши. Вряд ли нам пригодятся уроки фехтования или искусство отливки и ковки, и мы не сможем провести должного времени, тренируясь в выхватывании катаны из поясной петли. Но если только захотеть ощутить то, что нельзя увидеть, то в незамысловатой «Книге пяти колец» мы найдем букварь и псалтырь, исповедь и напутствие, обращенные прямо к нам. И как глупо было бы этим советом не воспользоваться…

Цель этого скромного повествования — рассказать о Мусаши. Тем, кто готов выслушать этот монолог, и тем, кто согласен, что попытка почувствовать неосязаемое — это один из способов понять. И тем, кто верит, что эта попытка не бессмысленна.

Выбор Оружия

Оружие самурая — довольно избитая тема. Все прекрасно представляют, что только японский клинок, только руки великого мастера, только по спецзаказу, и то не любой… будет той «катаной», которая принесет победу и славу его обладателю.

Но это не то, чему учит Мусаши.

Выбор оружия определяется поставленной целью.

Цель самурая — убить.

Современники Мусаши пытались как-то канонизировать искусство боя, и в том числе виды используемого оружия. Теоретики оспаривали как форму, так и длину клинка, как технологию изготовления, так и геометрию заточки.

«Отдавая предпочтение той или иной длине клинка, той или иной форме, — говорил Мусаши, — вы отдаетесь материям, самураю не свойственным. Дело самурая не в том, чтобы отдавать предпочтение, а в том, чтобы побеждать». Применительно к технике сабельного боя, например, Мусаши писал так: «Есть три способа отразить удар меча. Первый способ — это отбить удар меча в направлении направо, словно нанося удар противнику вдоль линии глаз. Второй способ — это отбить удар влево, словно отщипнув голову противника. Третий способ, наиболее применимый в бою коротким мечом, состоит в том, чтобы, резко сократив расстояние, ударить противника кулаком промеж глаз. Третий способ может быть эффективно использован в самых разных ситуациях, но требует изрядной тренировки».

Известен такой эпизод из дуэльной жизни Мусаши. Один из экспертов сабельного боя, Сасаки Коджиру, вдохновленный наблюдением за полетом ласточки, разработал технику боя, копировавшую движение ласточкиного хвоста. Опьяняя себя своими собственными достижениями, Коджиру бахвалился, что никакая другая техника не устоит перед его новым стилем.

Мусаши вызвал Коджиру на поединок, испросив разрешения у лорда Хосокава Тадаоки, у которого тот состоял на службе. Тадаоки дал свое согласие. Дуэль была назначена на восемь часов утра следующего дня.

Место для дуэли было выбрано уединенное: небольшая лужайка на острове в нескольких милях от города Омура. Коджиру прибыл к месту заранее и ожидал Мусаши под наблюдением немногочисленных приглашенных очевидцев. Мусаши, как гласит предание, опоздал, потому что проспал. Молва донесла, что он накануне перебрался ночевать к одному из своих друзей. Предположили, что он струсил, и послали за ним посланника выяснить, в чем дело. То ли по случайности, то ли после бурной ночи, что более вероятно, Мусаши был обнаружен спящим. Проснувшись, он второпях выпил воду, которую ему принесли для умывания, и, в чем был, в халате и в сандалиях, помчался к лодке. Уже по дороге, пока переправлялись на остров, он подвязал рукава, чтобы не болтались, и использовал запасное весло, дабы соорудить на скорую руку второй меч, деревянный. Когда из-за поворота реки показалась лодка, Мусаши предстал очевидцам в домашнем халате и с полотенцем на голове.

Дуэль состоялась и была короткой. Коджиру нанес первый удар, который не достиг цели, ибо Мусаши парировал его и нанес ответный удар веслом по голове. Коджиру упал замертво. При этом, по словам свидетелей, великолепный клинок работы мастера Нагамицу, который был в руках Коджиру, рассек полотенце на голове Мусаши и подол его халата. Некоторые источники добавляют, что Мусаши, отступив, отбросил весло, достал второй меч и с победным криком вонзил оба меча в тело бездыханного противника. Но не будем увлекаться деталями, ибо в данном случае речь не о них, а о тактическом выборе оружия.

Выбор оружия важен, и даже очень важен, но только не в смысле предпочтения.

«В близком бою длинный клинок может оказаться неловким, а в дальнем бою короткий клинок может оказаться недостаточным, — пояснял Мусаши. — Также не имеет смысла спор о том, какой силы должен быть удар клинка. Слабый удар может оказаться недостаточным, а если все время вкладывать много силы, то можно устать прежде времени». Только достижение цели определяет эффективность выбранных средств, и вне поставленной цели обсуждение средств бессмысленно.

Однако это вовсе не означает, что Мусаши пренебрегал техникой боя или качеством выбранного им оружия. «Интересуйся секретами всех профессий» — профессии оружейного мастера в том числе. Мусаши умел сам изготовить клинок и владел различными техниками боя. Говорят, он ввел в употребление технику боя двумя мечами одновременно. Это, разумеется, неверно. Бой двумя клинками — длинным и коротким — достоверно существовал и ранее. Мусаши использовал два длинных клинка, но он, конечно, не был первым, кто догадался. Опять же, предлагая пользоваться двумя мечами, Мусаши аргументирует это так: «Если вы будете практиковать бой одним мечом, то вы будете не готовы к бою, в котором вам потребуется использовать два меча. Поэтому всегда используйте два меча. Использовать меч одной рукой будет поначалу трудно, но со временем вы натренируетесь и станет легче. Так происходит в любом обучении. И чтобы тренировать обе руки одновременно, используйте два меча одновременно — это поможет вам даже в том случае, если один из мечей короткий, несмотря на незначительные различия в технике боя».

Опять же, главное — цель, а не предпочтение, и самосовершенствование — это всего навсего путь к намеченной цели.

Впрочем, отвлечемся от подробностей искусства использования холодного оружия в ближнем бою, сегодня наш выбор совсем другой.

Сегодня нам предлагают Интел или АМД, Делл или Леново, Майкрософт или Линукс. Предлагают Нортел или Циско, бэйсик или руби, питон или сиплюсплюс… Зубную пасту, аспирин и гуталин… Читатель легко дополнит или заменит это перечисление тем и так, чем и как сам сочтет нужным. И, что бы мы ни выбирали, мы тонем во множестве предложений, способов и технологий. И если вдуматься, то самый верный подход — это подход, сформулированный Мусаши: определите цель, найдите наилучшее решение, и откажитесь от предпочтений.

Выбор Места

«Во время боя стремитесь занять положение слегка возвышенное относительно окружения, и так, чтобы все восемь направлений были для вас открыты», — так рекомендовал Мусаши. Доминировать на поле боя и иметь возможность нанести удар или парировать любой удар, нанесенный противником, — вот смыл рекомендации Мусаши. Универсальный принцип, не правда ли? Будь то торговая операция или теологический спор, всегда стремитесь занять позицию, в которой вы обладаете полной свободой действий. Так просто и лаконично сформулировано. «Следите за движением противника, но не давайте себя обмануть в мелочах и никогда не забывайте держать открытым путь к отступлению», — так советовал Мусаши.

Как научиться следовать всем этим советам? Это непросто, считал сам Мусаши. «Требуется практика и навык, чтобы понять сформулированные мною принципы и их важность. Понять их до конца сможет, вероятно, только тот, кто сам бывал в бою, на краю смерти». Наверное, все так, но в этом случае все кажется настолько явно, что дополнительные пояснения излишни.

Влекущее Ничто

Так или иначе, путь самого Мусаши в поисках совершенства длился, без преувеличения, всю его жизнь. Он начал странствовать, когда ему исполнилось пятнадцать, и обрел постоянную работу и место жительства в пятьдесят.

Нашел ли он то, что искал, или нет, нашел ли он ответ, истину или гармонию, к которой стремился? И стремился ли? Но нет сомнений в том, что он стремился к совершенству, и также несомненно то, что его достижения достойны глубокого уважения… Может быть, даже подражания? Или, по крайней мере, сочувствия?

Судите сами.

Для постижения вселенских законов, и законов стратегии в том числе, Мусаши учит обращаться к пустоте. Для тех, кто любит разложить всё по полочкам и навесить ярлыки, учение Мусаши лежит на границе Синто, Дао и буддизма того времени, хотя индивидуальность его подхода заметна хотя бы в том, что он отрицает универсальность метода и ставит во главу именно достижение результатов, настаивая на том, что метод всегда останется иллюзией.

«Пытаясь осознать Путь в его истинном смысле, вы можете следовать определенной доктрине, и тогда вам кажется, что вещи подвержены определенному порядку и в событиях присутствует та или иная схема. Однако, более тщательно изучая естественные процессы и объективную реальность, мы обнаруживаем, что истинный путь отличен от любой из имеющихся схем, — пишет Мусаши. — Всегда имейте это в виду. Используйте свой опыт в стратегическом смысле, открыто, без предвзятости, и только тогда вы сможете постичь Путь в его истинности».

Познав все законы и правила, вы найдете ограниченность всех знаний и достигнете пустоты, лежащей за их пределами. Однако не следует путать эту пустоту с непознанным или неведомым. Лежащее за пределами законов также не следует отождествлять с беззаконием. То, что лежит за пределами всего, — это дух, единственным законом которого является истинность, в познании которой и есть ступень совершенства. Пустота, лежащая за пределами познания, — это не субстанция и не явление, это не беспорядок и не зло — это добродетель как таковая. Мудрость, законы, принципы и Путь — все вместе приводит вас к границе познания и опыта, по другую сторону которой — дух, ничто, пустота. Так что научитесь следовать всему, что есть в распоряжении человечества — и тогда вы сможете достичь совершенства и следовать Пустоте, ибо истинный Путь лежит только в Пустоте.

Жить в подчинении цели, жить в подчинении идее, жить в поисках совершенства. Или просто жить? Где тот невидимый переход, за которым поиски идеала приводят нас на грань пустоты? Как отличить ничтожность от совершенства и беспредметность от Пустоты?

И смогут ли люди, прислушавшись к настоящей пустоте, познать зияющее философское ничто и однажды, осознав пустоту, снова понять друг друга? Или шаг в пустоту необратим, и записки о пустоте оказываются для нас подобны письмам с того света?

Прочитав Мусаши, мне захотелось задать все эти вопросы и тут же ответить на них. Для тех, кто понял язык Мусаши, объяснения не нужны. Для тех же, кому требуются объяснения, увы, замечу я с сожалением, дело здесь не в формулировке и не в словах. Дело в мировоззрении. Дело в образе жизни. Ведь жизнь в стремлении к цели не гарантирует и даже не подразумевает, что цель будет достигнута. Поиски прекрасной незнакомки вовсе не способствуют тому, чтобы ее найти. Поиски единой теории поля не означают, что теория окажется верна или что такое поле существует. Поиски философского камня могут привести вас к удивительным открытиям на грани пустоты… В XVIII веке Иммануил Кант утверждал, что всякий ученый — это алхимик по образу жизни и способу мышления и суть алхимии — это вовсе не поиск философского камня, а жизнь в поиске истины, быть может ускользающей и недостижимой. На сегодняшний день слово «алхимик» утратило свое первоначальное значение. В XVI веке Фрэнсис Бэкон попытался расклассифицировать всё человеческое познание на три категории: фактическое, теоретическое и поэтическое… С этой точки зрения, алхимия, конечно, перешла в категорию поэтического наследия, хотя исторически она переплетена и с философией, и с психологией, и с религией. Куда же нам отнести учение Мусаши?

Не пытаясь спорить ни с самим Мусаши, ни с Кантом, ни с Бэконом, что я с удовольствием предоставлю сделать другим, я нахожу в учении Мусаши о пустоте то жемчужное зерно метафизики, которое на протяжении веков питает человеческое воображение. Как описание пятого элемента нашего самосознания, это учение нам предлагает поэтическую формулу поисков непознаваемого и достижения недостижимого. И, когда я примеряю на себя вериги алхимика, поэта или самурая, мне кажется, что все они скроены из одних и тех же терний бытия, вне зависимости от эпох и континентов.

Жизнь в служении идеалу, в поисках своей недостижимой истины — это жизнь настоящего человека, увлеченного своей целью, и Мусаши сам был таким человеком.

И Снова Пустота

Достиг ли он того, к чему стремился? Наверное, достиг. Он был поэт, художник, ронин и по образу жизни, конечно же, алхимик, и мне кажется, что его диалог с пустотой не только состоялся, но продолжается и по сей день, ибо на границе пустоты время становится избирательно, невещественно, как сама пустота, и смерть становится неотличима от бессмертия.

И в достижении нашей цели наш путь приводит нас к пустоте, так говорит Миямото Мусаши.

© Борис Блох,

Веве, 2005–2023

От Сан-Марино до Сан-Лео

От Рима до Римини

Шел год 257-й от Рождества Христова.

До начала распада Римской империи ждать еще полтораста лет, империя была еще сильна, на пике своей силы и богатства, но рост империи уже прекратился. Все прилежащие территории уже давно принадлежали Риму, управление провинциями было хорошо налажено, и сбор податей весьма успешно подкармливал сложную пирамиду римской власти.

Было в Римской империи несколько поводов для волнения, как же без этого, но проблемы еще не начались. Рост империи прекратился, стоимость управления продолжала расти. Но это всё дела управленческие, брожения в умах то там, то здесь, пока не вызывали беспокойства. Богатство и блеск столичного Рима полностью затмевали собой сложность и многообразие народов, у которых это богатство было изъято. Понять и учесть особенности удержания контроля над разноязычными странами и племенами было непросто, но задача пока что казалась осуществимой.

Общественный порядок, предписанный римлянами, позволял держать руку на пульсе общественных настроений. Известная формула «хлеба и зрелищ» была понятна правителям, была принята к сведению и воплощена в жизнь как нельзя лучше. Нищим раздавали еду, а богатых развлекали регулярными спектаклями, и мирными, и веселыми, и кровавыми. Спектакль — ведь это не только развлечение, это и способ контроля над зрителями. Наблюдение за толпой, наблюдение в толпе были одним из инструментов осведомления. Можно было подсмотреть, кто как одевается, кто с кем пришел, и даже разговоры подслушать. А можно пустить сплетни, явно или неявно оговорить, подкупить, соблазнить или скомпрометировать. Для этого и поэтому амфитеатры строились во всех мало-мальски значимых городах и были не только ареной для публичных зрелищ, но и площадкой для политической жизни местных олигархов. Места в посадочных рядах определялись не случайным образом. У приглашенных были свои места, и если следить не только за действиями на арене, но и за самими зрителями, то можно было о них многое узнать, угадать и взять на заметку.

Строительство амфитеатра в Риме было естественным развитием контроля, как над патрициями, так и над плебсом. Задумав строительство римского амфитеатра, император Веспасиан Флавий рассчитывал впоследствии сократить расходы на сыщиков и осведомителей, огромное количество которых вызывало откровенное недовольство в народе.

Строительство Колизея заняло восемь лет, c 72 по 80 год, рекордно короткий срок для такой конструкции, даже по нынешним временам. Сам Веспасиан, впрочем, не дожил до конца строительства Колизея. В соответствии с его планом, его сын Титус Флавий закончил строительство Колизея через два года после смерти отца. На этом знаменательном событии, впрочем, его краткое правление и закончилось. План сократить расходы на стукачей, оказался, по всей видимости, не самым удачным и не очень своевременным.

Титус погиб вскоре после инаугурации Колизея в результате заговора. Он то ли недооценил, то ли проигнорировал злобные публичные выступления своего брата Домициана, который вскоре угостил его необычным изысканным блюдом из ядовитых моллюсков и занял его место на троне.

В те времена, согласно повествованиям летописцев, все императоры, да и вообще практически все выдающиеся люди, как правило, произносили перед смертью какую-нибудь многозначительную и назидательную фразу.

Так, согласно историографу с запоминающимся именем Суетониус Транквиллус, император Веспасиан, которого мучала какая-то желудочно-кишечная лихорадка, перед смертью изрек: «Imperatorem stantem mori oportere!» то есть «Императоры должны умирать стоя!» Он попытался встать и выпрямиться, но его тут же снова скрючило, и он упал замертво. Медицина того времени не оставила нам точного диагноза Веспасиана, но нам известно, что он вернулся из военного похода с чудовищным поносом в надежде, что дома, отпившись водой из источников, удастся поправить свое здоровье. Поправить здоровье не удалось, и он умер от обезвоживания через несколько дней. Довольно иронично, но в европейских языках после смерти Веспасиана его имя было увековечено не столько в названии Колизея, сколько в названии публичных писсуаров.

Так уж прижилось: стоячий писсуар называется по-итальянски vespasiano, по-французски vespasienne. Слово-то какое благозвучное получилось.

Впрочем, историки приписывают этот лингвистический курьез не намерению Веспасиана умереть стоя, а тем налогам на мочу, которые он ввел во время своего правления. В те времена мочевина, добываемая главным образом из мочи, была незаменимым компонентом дубильного процесса. Кожа выделывалась в значительных объемах, и сбор мочевины был прибыльным бизнесом. Предприниматели собирали мочевину из общественных туалетов и потом продавали ее кожеделам. Вот тут-то император Веспасиан и вмешался, повелев сборщикам мочевины платить за это деньги в казну. В самом деле, писсуары ведь были построены по госзаказу и оплачены из городского бюджета. Именно благодаря этим налогам на мочевину Веспасиан увековечил себя в разговоре с сыном. Когда Титус однажды пошутил, назвав налог на мочевину вонючим бизнесом, Веспасиан, согласно историкам, в ответ показал сыну золотую монету и парировал: «Зато деньги не пахнут!»

Что же касается судьбоносного афоризма, произнесенного Титусом на смертном одре, то, по свидетельству того же Суетониуса, отравившись блюдом из морского зайца, которое ему столь любезно подал его брат, Титус исторически произнес: «Væ, puto deus fio…» — и упал замертво. Историки и по сей день теряются в догадках, что же именно он имел в виду. Может быть, просто посетовал, что рыба была несвежая? А может быть, просто «WTF!..»

Примерно два века спустя после инаугурации Колизея в Риме два хорвата, которых звали Марино и Лео, решили пересечь Адриатическое море и искать работы в крупном имперском городе Римини, к югу от Венеции.

В то время территория Хорватии, откуда они приехали, была частью римской провинции под названием Далматия, то есть более правильно было бы называть их не хорватами, а далматинцами. Далматия также покрывала сегодняшнюю Черногорию и часть Боснии. А оттуда уже недалеко до Македонии и Греции, где, как известно, уже начало свое распространение христианство. Но имперский Рим все еще находился в счастливом неведении.

Римини был вторым по величине городом империи, уступая место только Риму.

Так и хочется расшифровать название Римини, Рим-мини, Мини-Рим… Но нет, всё не так просто. Город Римини на самом деле старше самой империи на несколько веков, и его изначальное имя Ариминум, по всей видимости, идет от этрусков, населявших эти места еще в V–III веках до нашей эры, до того как сюда пришли римляне. Топонимика — своеобразная наука, и мне трудно понять, как можно с уверенностью утверждать, что имя Арим изначально было просто кличкой неизвестно какого правителя неизвестно какого поселения, но наверняка было кличкой, потому что Арим по-этрусски значит «обезьяна», а обезьяны тут не водятся и никогда не водились… А поэтому, значит, Римини — это бывший Обезьянгород…

И со временем Обезьянгород превратился в региональный центр богатой и цветущей империи. К концу третьего века Римини стал главный портом Адриатического побережья Италии.

Не вдаваясь в детали, события дальше развивались так:

Приехав в Римини в 257 году, два друга-каменщика Марино и Лео вскоре начали проповедовать христианство, удалились в горы и со временем создали на горе Титано собственное государство и небольшой епископат на горе Монтефельтро.

О том что было и чего не было

Если не вдаваться в детали, то можно было бы и не продолжать, как будто бы логично и всё ясно.

Детали событий того времени приходится собирать по крохам, и это порой весьма не просто. Но это того стоит, ведь именно в деталях судьбы людей так отличаются друг от друга, именно в деталях проявляется смысл каждой отдельно взятой, иногда совершенно неправдоподобной человеческой жизни. Это уж потом на памятниках от рождения до смерти остается только одна черточка, прочерк, пространство, которое приходится заполнять деталями, кому-то интересными, а кому-то и нет…

И вот, переходя к деталям, начнем, пожалуй, с невнятных слов «вскоре» и «со временем». «Вскоре» оказалось «примерно через три года», а «со временем» оказалось примерно через пятьдесят лет.

Что происходило в эти пятьдесят лет, малоизвестно, и на то есть причины… Но это станет понятно позже. Гораздо проще, не вдаваясь в детали, прочертить прямую линию длиной в полвека и начать свой рассказ с того дня, когда республика Сан-Марино была признана Римом, или, скажем, с того дня, когда епископат Монтефельтро был признан Ватиканом. Ну а после этого, собственно, все уже легко разложить по полочкам.

Вот, к примеру, Википедия излагает события того времени гладко и понятно:

Республика Сан-Марино была основана 3 сентября 301, каменщиком Марино с острова Арба. Легенда гласит, что Марино покинул остров Арба (теперь Раб) в 257 году, когда будущий император Диоклетиан издал указ, призывающий к реконструкции городских стен Римини, разрушенных пиратами из Либурнии.

Но, если немного разобраться, то уже с первой фразы начинаются сомнительные несовпадения. Рукописи того времени во всех подробностях донесли до нас жизнеописания императоров, причем с изрядной точностью и достоверностью. Диоклетиан родился между 240 и 245 годом и начал свою службу в армии рядовым. Он сменил много должностей и стран, дослужился до генеральских чинов и был возведен в императоры в 284 году. Таким образом, в 257 году он еще не был императором, ему было от двенадцати до семнадцати лет, и никаких указов он издавать не мог. Возрастной ценз в римской армии был шестнадцать лет, так что если он уже и был на службе в армии, то только первый год. Нескладно получается.

Впрочем, другая интересная деталь из биографии будущего императора Диоклетиана может привлечь наше внимание: он тоже был хорватом, родом из Сплита. От Сплита до Арба примерно 250 километров. То есть так получается, что все трое, Лео, Марино, и Диоклетиан, были почти земляками, хотя, скорее всего, никогда не встречались ни в Далматии, ни в Риме, ни в Римини. Можно ли сделать вывод, что севером империи распоряжались хорваты? Хоть и хорваты, но все-таки на службе у римлян.

Поразительно, но факт, так уж была устроена Римская империя: сложно, жестоко, но демократично. Не это ли идеал страны равных возможностей? Отец Диоклетиана, согласно летописям, был в Хорватии взят в рабство, потом получил свободу и стал писарем. А сын его, начав с пехоты, дослужился до императора.

Что касается Лео и Марино, то придется уточнить что в те времена, во второй половине III века, собственно территория Далматии заканчивалась береговой линией, а все острова от Сплита до Пула, если и были населены, то только либурнийцами, теми самыми пиратами-мореходами, которые якобы разрушили город Римини. Либурнийцы занимались немного земледелием, немного торговлей, немного пиратством, но именно последнее из трех считалось их наиболее развитым «ремеслом». Их парусно-весельные лодки отличались скоростью и маневренностью и были уже довольно давно заимствованы римлянами для конструкции как торговых, так и боевых судов. Римляне заимствовали и форму, и конструкцию, стали строить корабли побольше и потяжелее, но все равно они были узнаваемы по форме и по оснастке и так и назывались «либурнами».

Кстати, рассчитывая на превосходство своих кораблей, либурнийцы успешно пиратствовали на море, но никогда не нападали на укрепленные города, такие как Римини. В истории Римини с самого момента колонизации римлянами не было ни одного случая нападения либурнийцев, хотя торговые корабли из Либурнии заходили в порт Римини регулярно.

Неужели Википедия врет? Да нет, не врет, а просто заблуждается. В заблуждении оказываются все, кто цитирует якобы достоверный, официальный церковный источник, написанный анонимным автором в XII веке, под названием «Житие Святого Маринуса» (Vita Sancti Marini).

Этот анонимный источник даже уточняет что «Во времена правления Диоклетиана и Максимиана, когда гонения на христиан и их религия была в самом разгаре, город Римини был полностью разрушен флотом Демосфена, короля Либурнии. Около 257 года эти два императора решили восстановить этот город…»