Бесплатный фрагмент - От курсанта до…

Вместо предисловия.

Я хоть и родился в Ленинграде, но почти сразу же вместе с мамой отправился в Группу Советских войск в Германии (ГСВГ), где проходил службу в качестве авиационного врача мой отец.

Хотелось бы вспомнить что-то из первых лет моей жизни на чужой земле, но увы… Детская память избирательна. Что-то запомнилось практически навсегда, а что-то с годами выветрилось из памяти.

Теперь уже и не вспомнить точно, когда и как я начал ходить. По рассказам родителей, сделав свои первые шаги по земле, я очень редко после этого передвигался на руках моих папы и мамы, или в коляске. Только ножками, только сам, держась за крепкую руку отца.

И, сделав первый шаг на немецкой земле, я пошел по своей дороге, где были и хорошие моменты, и не очень… Но все, что происходило со мной — это моя жизнь, которую я не хотел бы изменить и которая, надеюсь, еще не скоро оборвется на последнем шаге.

Эпизод 1. Истоки.

Похоже мне на роду было написано стать офицером. Пойти, так сказать, по стопам предков, моего деда и отца.

Правда скажу честно, каких-либо подробностей об армейской службе дедушки я не знаю, а вот отец прослужил 37 календарных лет, будучи военным врачом и дослужившись до полковника медицинской службы.

Сбежав в конце войны на фронт, он попал в одну из частей 1-го Белорусского фронта, как раз в тот момент, когда войска вышли на границу Советского Союза. Пробыл он в Действующей армии очень короткий срок, буквально пару месяцев. А потом его решили отправить в тыл доучиваться в Усманской фельдшерской школе.

Самое же любопытное было то, что за этот короткий срок пребывания на фронте он успел что-то такое «натворить», и, когда он в штабе полка получал документы для возвращения в тыл, его отозвал в сторонку писарь и сказал:

— Жора. Ты оставь точный адрес своих родителей на Тамбовщине.

— Зачем? Мне же выписаны документы в Усмань, туда в школу я и вернусь доучиваться.

— Ну а вдруг что-то изменится в твоих планах, а потребуется тебя найти?

— Да зачем меня искать? Когда придет время идти в армию, тогда найдут.

— Ладно, мне комполка сказал молчать, но тебе шепну на ушко: на тебя готовят документы к Герою.

Отец удивился, но адрес оставил, получил документы, распрощался со всеми в штабе и отправился на попутке в тыл. И только потом узнал, что попавшим в помещение штаба снарядом были убиты не только все офицеры и солдаты во главе с начальником штаба, но и уничтожены все документы и, конечно, никакой награды он так и не получил. Но ничуть не расстроился. Жив и слава богу. Хотя и не рассказывал об этом периоде своей жизни никому, даже родителям. Только один раз коснулся этой темы, когда ухаживал за своей будущей женой, моей мамой. И то — без подробностей.

А в армию его призвали, когда подошел положенный срок, в декабре 45-го

И закончил он свою службу только в мае 1982 года.

Эпизод 2. Анатомия

Мой отец, Георгий Михайлович, в 50-е годы прошлого века получал высшее образование в Военно-медицинской академии в Ленинграде.

Я, если честно, мало что знал о его учебе в ВМА, но когда сам учился в военно-политическом училище и, приезжая домой в каникулярный отпуск, рассказывал о своей учебе и некоторых несправедливых, по моему мнению, преподавателях, как-то раз услышал от него историю, как он получил единственную тройку в диплом, что в итоге стоило ему золотой медали (остальные оценки в дипломе были только «отлично»).

Одним из предметов, который отец знал просто блестяще, была анатомия. И знал он ее настолько хорошо, что зачастую сокурсники просили отца провести внеплановую консультацию по какой-то теме предмета вместо преподавателя.

Наступает день сдачи экзамена. Принимающих преподавателей было двое. Как обычно это бывает, один злой, который «валил» всех, а другой нормальный. Распределение по потокам было по желанию и потому вердикт его однокашников был таков:

«Жора. Ты же отлично знаешь предмет. Иди первым сдавать к полковнику П.»

Попутно замечу, что этот полковник слегка заикался. А мой отец, если разволнуется, тоже мог начать заикаться.

И вот начинается экзамен, отец заходит в аудиторию, берет билет и начинает отвечать без подготовки. И надо же такому случиться, что он в одном месте запнулся, вспоминая строение человеческого уха. Ну вылетело из головы у него название косточки в ухе — стремечко. Бывает. А преподаватель как будто только этого и ждал, чтобы «прицепиться», и стал забрасывать отца дополнительными вопросами, попутно обвиняя его в неготовности к экзамену.

Отец разволновался и стал заикаться в начале фраз ответа.

— Ах, В-в-вы м-м-еня п-п-перед-д-разниваете? С-специально?!

— И-и-извините, т-т-товарищ п-полков-вник, это я в-в-волнуюсь!

— Н-н-не з-з-знаете м-м-материал и п-п-пытаетесь д-ддразн-н-ниться? И-и-дите отсюда, В-в-вам т-три!

Бледный как мел отец выходит из аудитории, держа в руках зачетку с тройкой вместо пятерки. Его окружили товарищи, которых назначили идти сдавать «злому» профессору:

— Ну что, Жора? Пятерка? Как он? Сильно лютовал?

Постепенно приходящий в себя от пережитого, отец выдавил из себя:

— У меня трояк.

— Да ладно. Хорош шутить. Тебе-то хорошо, уже сдал, получил дежурную пятерку, а нам еще предстоит экзекуция.

— Ребята. У меня на самом деле оценка три!

— Да ну? Точно?

Отец молча протянул раскрытую зачетку. Слушатели переменились в лице.

— Ну если тебе, кто анатомию знает лучше некоторых преподавателей, поставили «удовлетворительно», то что же ждет нас?

В итоге, практически все, кто шел отвечать сразу после отца, получили или «отлично» или «хорошо».

Почему преподаватель так поступил с отцом? История об этом умалчивает. Но больше он никогда не шел сдавать первым и без подготовки.

Эпизод 3. Выбор

Незадолго до окончания школы передо мной встал извечный для каждого школьника-выпускника вопрос — «кем быть». И хотя первое осознанное желание в выборе профессии касалось астрономии (начитался научно-фантастических романов), мои гуманитарные наклонности все-таки взяли верх, и я стал задумываться об истории, или филологии, ну или в крайнем случае, музыке как о наиболее вероятных областях применения моих разнообразных талантов.

Я даже прошел предварительное прослушивание в Одесской консерватории, но там дали понять моей бабушке (а она хорошо знала этот мир искусства, т.к. сама пела в оперном театре), что одного таланта для поступления мало, а надо что-то более существенное. На что мой отец доходчиво и по-военному лаконично ответил, что из меня можно сделать не только музыканта. И предложил попробовать свои силы на вступительных экзаменах во Львовское высшее военно-политическое училище на факультет культурно-просветительной работы. Мол, ты пианист, а туда принимают творческих людей.

Подготовив необходимые документы, даже получив комсомольскую путевку для поступления, и пройдя медкомиссию, 7.07.77 я приехал во Львов в училище. Мне, жившему с бабушкой, которая решала все мои бытовые проблемы, пришлось окунуться совершенно в другую, казарменную, армейскую жизнь, которая началась, как мы говорили, на «абитуре». Ежедневный ранний подъем, умывание, физзарядка, завтрак, подготовка к экзаменам — в общем, жизнь по распорядку, которая чуть было не отвратила меня от желания стать офицером-культпросветработником. Но все-таки я решил попробовать пройти этот путь до конца. И даже испытал сильное разочарование, когда выяснилось, что я не добрал необходимое для поступления количество баллов.

Собрав свои пожитки, вместе с такими же неудачниками я отправился на вокзал, где провел полдня в ожидании моего поезда на Ленинград.

Я не знаю, каким образом фортуна повернулась ко мне лицом, но я услышал по вокзальному радио объявление, где меня приглашали к справочному бюро. А там ждал офицер из училища, который сказал, что мой вопрос с приемом будет решаться отдельно и потому надо вернуться в училище и наутро прибыть к заместителю начальника училища по учебной и научной работе.

Так уж получилось, что три дня мне пришлось жить на вокзале, питаясь пирожками и газировкой, каждый день с утра прибывать в училище к заму по науке, который никак не мог принять меня, но все закончилось благополучно и на четвертый день меня поставили перед фактом: «Вы зачислены».

Эпизод 4. Отдание воинского приветствия

Начался курс молодого бойца.

Меня переодели в курсантскую форму, и я стал полноправным военнослужащим со своими маленькими правами и огромными обязанностями. После подгонки формы я решил отпроситься у своего командира и сходить в магазин Военторга, который был у нас на территории училища.

Получив добро от ротного, выхожу на одну из аллей в училище и, сориентировавшись, бодро шагаю к магазину, не забывая крутить головой, чтобы не пропустить встречного сержанта или, что еще хуже, офицера.

И вот иду я по аллее, а навстречу два офицера, причем слева и справа от меня и получается, что я пройду как раз между ними.

В голове лихорадочные мысли:

«Это два офицера. Им каждому надо отдать честь! А как это сделать, если они по разные стороны от меня?»

Тем временем я и эти офицеры продолжаем сближение и, не найдя ничего лучшего, я перехожу на некое подобие строевого шага и отдаю офицерам честь, приложив ОДНОВРЕМЕННО С ДВУХ СТОРОН РУКИ к пилотке.

Офицеры козырнули мне в ответ, а когда мы немного удалились друг от друга, я услышал за спиной сдавленный смешок одного из них и реплику другого:

«Находчивый!»

Да, со стороны это выглядело смешно и было абсолютно не по Уставу, но лучше так, чем не отдать честь вообще.

В связи с этим казусом мне вспомнился еще один эпизод, связанный с отданием воинского приветствия.

Я прибыл в очередной каникулярный отпуск домой в Ленинград. Понятное дело, что я в отпуске курсантскую форму не носил, а гулял по городу в партикулярном платье. И вот как-то раз я иду по Невскому проспекту, по привычке «сканирую» встречных офицеров и тут…

Прямо на меня идет летчик, генерал-лейтенант, и на кителе сияют две Золотые звезды Героя. У меня рука автоматически к виску потянулась, да вовремя вспомнил, что в гражданке. Сделал вид, что ухо почесал. Генерал, увидев мою уставную стрижку, чуть улыбнулся и прошел мимо. Все и так понятно.

Эпизод 5. Арест на бумаге

Ходить в отпуске в форме — нонсенс.

Обычно по приезду домой стараешься сразу ее снять и запрятать в самом дальнем углу шкафа до того печального дня, когда отпуск подойдет к концу и потребуется возвращаться в училище.

Я переоделся в гражданку и отправился исполнять обязательный ритуал — становиться на воинский учет в военной комендатуре Ленинградского гарнизона. Хоть я и перешел уже на второй курс, но в тонкостях военной службы еще не был искушен и потому совершил ошибку, приехав к дежурному помощнику коменданта не в форме.

Правда, сидящий в окошке, где отмечались отпускные билеты, сержант-писарь весьма доходчиво мне объяснил опрометчивость моего проступка: «На „губу“ сесть хочешь? Нет? Тогда бегом домой переодеваться».

Вторая моя ошибка была в том, что я взял и поехал домой. Хотя надо было просто перейти улицу и зайдя в гарнизонную поликлинику, расспросить отца точно ли посадят? Но я решил, что не стану беспокоить его по пустякам и, переодевшись в курсантскую форму, снова появился на Садовой улице с отпускным билетом.

Получив заветную отметку о постановке на учет, я вышел на улицу и, медленно идя мимо центрального входа в комендатуру, смотрел на поликлинику, расположенную напротив комендатуры, и размышлял: «Зайти в гости к отцу или нет?»

Тем самым я совершил третью ошибку — нельзя отвлекаться, пока ты находишься рядом с комендатурой. Боковым зрением я заметил какое-то движение возле входа, но…

Через секунду за моей спиной раздался топот сапог, и я услышал: «Товарищ курсант, стойте!»

Возле меня стоял солдат с повязкой «Патруль» и недвусмысленно показывал мне на вход в комендатуру, где стоял старший лейтенант и нехорошо улыбался.

Подойдя к офицеру, я отдал воинское приветствие, предъявил документы и представился по всей форме: «Товарищ старший лейтенант, курсант такой-то по Вашему приказанию прибыл».

— Товарищ курсант, почему Вы не поприветствовали офицера?

— Товарищ старший лейтенант. Я Вас не увидел. Когда я проходил мимо входа в комендатуру, там никого не было.

— И что? Вы должны были обернуться и отдать честь вышедшему офицеру. Мне.

Выдав мне такую «инструкцию», он повернулся и зашел в помещение дежурного помощника военного коменданта. Мне ничего не оставалось делать, как проследовать за ним. Документы-то были у него в руках. Солдаты-патрульные с сочувствием посмотрели на меня.

Дежурный помощник капитан Суворов в этот момент распекал какого-то солдата, который пришел становиться на учет не в форме.

Минут 15 я слушал громы и молнии, которые метал в бедного солдата преисполненный своей значимости капитан. Объявив ему взыскание, он обратил свой взор на меня.

Оглядев меня с головы до ног, капитан взял обломок линейки и подошел ко мне.

Расстояние от погона до нарукавного шеврона было больше, чем требуется, комсомольский значок висел неправильно и не на том расстоянии от пуговицы кителя, под рубашкой не оказалось майки…

Странно, что он не приказал мне снять брюки, чтобы проверить, какого цвета у меня трусы.

Затем он взял мой отпускной билет, куда сидящий за столом солдат-писарь по невнимательности записал замечание, что я прибыл становиться на учет в неуставной форме, накричал на солдата, перечеркнул запись и своей рукой записал то, что посчитал нужным.

Держа в руке мой отпускной, как судья приговор, он торжественно, чеканя каждое слово выдал:

«За неотдание воинского приветствия старшему по званию, за многочисленные нарушения формы одежды объявляю Вам, товарищ курсант… 10 суток ареста с содержанием на гауптвахте!»

Я обалдело таращился на капитана и лихорадочно думал: как сообщить родителям, что я живой, не утонул, не оказался под колесами автомобиля, а сижу в комендатуре на гауптвахте. Право на один телефонный звонок мне вряд ли предоставят.

«Арест отбыть после прибытия в расположение училища!»

Не веря своим ушам, я схватил отпускной и пулей вылетел из комендатуры. Через минуту, сидя в кабинете у отца, я описывал ужасы комендантской службы Ленинградского гарнизона.

А в училище ротный посмотрел на мой отпускной, выслушал сбивчивые объяснения, вздохнул и махнул рукой, отпуская мне мои невольные грехи.

Эпизод 6. Первый караул

Так получилось, что на первом курсе, когда мы, молодые курсанты, стали ходить в караулы (училищный и гарнизонный), я довольно долго вместо караулов заступал или во внутренний наряд, или в наряд по столовой. И так продолжалось до самого нового 1978 года, когда наша группа должна была заступить в новогоднюю ночь с 31-го на 1-е в гарнизонный караул.

Накануне на вечерней поверке командир роты зачитал распределение по постам, и я, к своему немалому удивлению, услышал свою фамилию среди тех, кто должен заступить в караул.

Опущу детали нашей подготовки, когда мы все стирались, гладились, стриглись, учили Устав гарнизонной и караульной службы, а перейду непосредственно к описанию несения службы.

Мне выпало «счастье» (по-другому и не скажешь) заступить на третий пост, который оказался единственным уличным постом перед входом в караульное помещение. И первая моя смена с 23-х часов до часу ночи.

Я естественно немного в напряжении: мало того, что это мой первый в жизни караул, с автоматом, снаряженным боевыми патронами, так еще стою по стойке «Смирно», не шевелясь, у всей комендатуры на виду и если что-то сделаю не так, то вполне могу «переехать» из караульного помещения в солдатскую камеру и «присесть» эдак суток на 5.

Проходит первый час смены. На морозе холодно, больше всего мерзнут руки, хоть и в перчатках и ноги, т.к. стоишь практически на снегу. Мысли в голове всякие, начиная от воспоминаний о встречах нового года с родителями или в школе и заканчивая патриотической мыслью, что все спят, а я охраняю их покой (хотя, судя по количеству доставленных в комендатуру солдат в слегка нетрезвом виде, ну или не слегка, спало в ту ночь очень небольшое количество людей).

На городской ратуше часы пробили 12 раз, я мысленно поздравил самого себя с новым годом и тут из караулки выходит бодрствующая смена, которая идет по всем постам и в нарушение устава (часовому на посту запрещается есть, пить…) угощают каждого, в том числе и меня, кружкой чая и булочкой. Выпитое и съеденное приятно греют желудок, настроение бодрое.

И тут…

Я не знаю, почему мой организм так отреагировал, но у меня начались такие колики и другие малоприятные процессы в организме, что мне небо с овчинку показалось.

Самое «смешное», что у меня над головой как раз было окошко «места общего пользования», но я был от него так же далеко, как если бы был на другом конце города. Никто меня подменить не имел права, а еще раз нарушить устав (часовому на посту запрещается… оправлять естественные надобности…) без «переселения» в камеру, я точно не смог бы.

Последние минут 50 моего срока пребывания на посту превратились… я даже не смогу определить одним словом или фразой. Пляски племени мумбу-юмбу по сравнению с моими телодвижениями на посту (главное было не сойти с места) были просто танцами неумёх.

Когда вышла новая смена, начался процесс смены караула и пока дошла очередь до меня (смена постов идет строго по номерам, 1 и 2 посты в коридорах, где камеры для солдат и сержантов и надо было пересчитать всех задержанных), прошло еще где-то полчаса как минимум…

Не буду утомлять читателей описанием холодного пота, передвижения в составе смены по оставшимся постам на полусогнутых и других малоприятных моментов моей первой в жизни смены караула, просто скажу, что, когда я добрался до цели, мне уже ничего не надо было в этой жизни, т. е. ну совсем ничего… А караул я отстоял без нарушений и без ущерба для здоровья.

Эпизод 7. Первое увольнение

Человеческая память так устроена, что те события, которые происходят впервые в твоей жизни, запоминаются если не навсегда, то на долгое время. И если это приятное, радостное событие, то и вспоминаешь о нем через много лет с удовольствием.

Таким событием было и первое мое увольнение в город.

Когда подошла моя очередь и командир группы записал меня в увольнение, я и обрадовался, и запереживал. Хотя бы потому, что командир взвода или роты мог спокойно меня вычеркнуть из увольнения по какой-либо причине. Но слава богу, этого не произошло и я в субботу после обеда стал готовиться к походу в город. Бритье, глажка формы, чистка ботинок — я все делал так, как и мои товарищи, которые уже бывали в городе и знали, как надо подготовиться, чтобы на проверке тебя не завернули в казарму из-за какого-то недостатка.

Наконец все осмотры, все проверки позади, военный билет с вложенной увольнительной в кармане, и я за воротами училища. Так получилось, что в тот момент у меня не было ни единого знакомого человека во Львове, идти мне было некуда и я просто решил погулять по городу, тем более что, когда я жил на вокзале в ожидании зачисления в училище, мне было не до львовских красот.

Да. Львов с его историей, с его площадью Ратуши, театрами, музеями, архитектурой, мало пострадавшей от войн XX века и в которой отражены многие европейские стили и направления, соответствующие различным историческим эпохам, не мог оставить меня равнодушным. И хоть я не могу сказать, что я люблю этот город, время, проведенное в нем, я не считаю потерянным.

Я прогулялся по центру, сходил в кино, и неспешно поднялся обратно в училище через парк Богдана Хмельницкого, где до недавнего времени стоял памятник славы советским воинам.

За время учебы в училище мне ни разу не пришлось столкнуться с каким-то негативным отношением, как к человеку в военной форме. Но один эпизод из первого увольнения слегка подпортил общее впечатление о львовянах.

Когда я зашел в магазин купить конфет и обратился к продавщице на русском языке, она сделала вид, что меня не видит и не слышит и, отвернувшись, стала копаться за прилавком. Пришлось вспомнить украинский язык, который я изучал в школе, продавщица все-таки меня обслужила, но тот факт, что поначалу я обратился к ней на русском, сыграл свою роль в том, что она меня обсчитала на несколько копеек.

Вот такое было у меня первое увольнение в город. Как-то так сложилось, что я до третьего курса, когда получил пропуск на свободный выход в город, был в увольнении на законных основаниях всего раз 10. Остальные разы, честно признаюсь, я бывал в городе, просто перемахнув через забор, что естественно было наказуемо, если бы я попался и вообще — не красит курсанта нашего училища. Но. Что было, то было.

Эпизод 8. Креативный дежурный

Вспомнилось насчет увольнения, а вернее, возвращения из оного одна история, которую я слышал в училище. Причем у меня есть подозрение, что похожие байки рассказывались с небольшими вариациями в каждом училище. Но от этого она не становится менее интересной.

Не секрет, что иногда курсанты в увольнении могли себе позволить употребить малую толику горячительного, а потом всеми способами старались заглушить запах спиртного. И такое себе позволяли не только курсанты старших курсов, но и даже молодежь-первокурсники.

Одним из офицеров, кто ходил в наряд дежурным по училищу, был преподаватель такого предмета, как ЗОМП (защита от оружия массового поражения). На 1 курсе его еще не изучали, а значит курсант не знал назначение и внешний вид некоторых приборов химической разведки.

Когда на доклад после увольнения к нему прибывал курсант-первокурсник, излишне благоухающий парфюмом, лавровым листом, чесноком и прочими народными средствами, маскирующими перегар, дежурный по училищу задавал сакраментальный вопрос: «Пили, товарищ курсант?»

Ожидаемый ответ звучал практически мгновенно: «Никак нет, товарищ подполковник!»

Тогда подполковник брал курсанта под белы рученьки и подводил к дозиметру ДП (который по описи находился в комнате дежурного).

Тут надо пояснить, что у этого прибора был выносной регистратор излучения, которым фиксировалось заражение. Кроме того, перед эксплуатацией надо было проверить работоспособность прибора путем его включения и дождавшись звукового сигнала (пи-пип) через 2—3 секунды.

Подведя курсанта к регистратору, этот креативный дежурный говорил:

— Сейчас дыхнешь, а прибор просигнализирует, пил ты или нет.

После чего включал прибор, который через пару секунд издавал требуемый сигнал.

— Что и требовалось доказать, товарищ курсант.

Сраженный таким весомым аргументом, курсант, понурив голову, каялся в содеянном и просил «понять и простить». И если запашок, который чуял дежурный, был не сильно «зашкаливающим», то выпивший мог отделаться, что называется, малой кровью.

А дежурный тем временем настраивал прибор на разоблачение очередного нарушителя «армейского сухого закона».

Эпизод 9. Не тот дневальный

О том, как проходит несение службы в армейской казарме вообще и в училищной в частности, рассказывать можно долго и интересно. Баек на эту тебу существует великое множество. Но я не буду пытаться пересказать все и всё, а вспомню еще одну историю, услышанную в нашем училище.

Курсанты третьего курса уже чувствовали определенную вольницу и службу несли хоть и четко, но не сильно напрягаясь, где можно было «схалявить» — обязательно этим пользовались. В общем полностью оправдывали прозвище всех третьекурсников — «Весёлые ребята».

И вот однажды ночью в расположение училища пришел с проверкой несения службы первый зам начальника училища — строгий, но справедливый полковник N.

Просочился он на территорию тайными тропами и никем не встреченный и неопознанный зашел в расположение третьего курса.

На часах порядка 2-х ночи, рота спит, дежурный по роте и два дневальных свободной смены отдыхают. Стоявший возле тумбочки третий дневальный, один из ярких представителей «весёлых ребят», решил, что напрягаться ночью нет смысла и вполне можно ухватить пару часиков дополнительного сна.

Снимает поясной ремень со штык-ножом, прячет его в тумбочку и ложится на ближайшую свободную койку.

А теперь картина: заходит в расположение полковник N, все спят, возле тумбочки дневального никого. Полковник постоял, подумал, подошел к тумбочке, открыл ее и, увидев ремень со штык-ножом, надел его на себя и стал на место дневального.

Буквально через пару минут раздается звонок ротного телефона.

Полковник снимает трубку:

— Дневальный по роте полковник N слушает!

В трубке голос дежурного по училищу:

— Дневальный! Ты там часом не обалдел от недосыпа? Какой-такой полковник N?! Представьтесь как положено!

— Товарищ подполковник! Дневальный по роте полковник N слушает!

Тут надо признаться, что дежурный по училищу был недавно прибывшим офицером и голос первого зама еще не выучил. Да и ночью, по телефону… короче не узнал он начальства.

Перефразируя реплику героя Г. Вицина в фильме «Дайте жалобную книгу» — «Начальство надо знать в лицо» скажу, что начальство надо не только знать в лицо, но и узнавать по голосу. И это даже важнее всего остального, т.к. услышав заранее лай караульной собаки, ой, голос вышестоящего начальника, ты вполне можешь своевременно замаскироваться и укрыться в окопе, избежав в дальнейшем пагубных для себя последствий.

Но это я отвлекся.

Дежурный по училищу, так и не узнав от дневального его фамилию, обругал его и пообещал прийти в расположение и научить его «Родину любить и службу тащить».