16+
Островок

Объем: 44 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Размышление

В белёной печи уютно пылают дрова,

И в доме ночном на стенах танцуют жар-птицы;

В оконном стекле рисуется тонкой петлицей

Шафрановый месяц, и тянется время едва.

Два, — отметили стрелки часов.

В проёме дверном послышался скрип половицы… —

Кудесница-ночь плетёт мне свои небылицы,

И ей всё равно — закрыта ли дверь на засов?

А мысль унеслась, минуя стекольный заслон,

Где звёздный огонь срывался, как снег, по крупицам.

Ей часто встречались наивные призраки-лица —

Им в каждой искре мерещился бог Аполлон.

Он! — устал от благой ворожбы,

И каждая прихоть колола его, словно спица —

Чем больше желаний, тем больше зевакам не спится,

Тем больше заказов в потребности лучшей судьбы.

Чуть-чуть волшебства прибудет от Феба* ко всем,

Чтоб море идей светилось фортуной-зарницей.

Увы, за мечтой отважно пойдут единицы,

Другие же снова смирятся с господством проблем…

Ем. На завтрак: румяный омлет,

Кусок пирога и кофе горячий с корицей…

Растаяли звёзды — на небе, в речушке, кринице…

Виват, Аполлон!.. Желаний? Несбыточных нет.

**Феб — прозвище Аполлона (лучезарный, сияющий).

Островок

Новогодняя ночь разгулялась морозною вьюгой,

Сквозняком потянуло из трещин стареющих рам…

Мой затерянный рай — дачный домик, вернее — лачуга,

Был мне больше не рад — он привык к незатейливым снам.

Мне бы свечи зажечь да, укутавшись стареньким пледом,

Пить имбирный глинтвейн, окунуться в мечты с головой…

Только где-то в душе я давно изжила домоседа,

И к тому же гнетёт тишиной этот дачный покой.

Здесь не встретишь чудес — табуретка, диван и печурка,

Да ольховый буфет — он же шкаф, он же кухонный стол.

В нём хранятся открытки, авоська и медная турка,

Отсыревший табак и в закрутках «столетний» посол.

На буфете самом разместилась резная часовня,

По фасаду идёт ровной лесенкой низкий забор.

Это мой островок — я к нему прикипела духовно.

Это дед мастерил, он был на руку ловок и скор.

Дед меня обожал, мне придумывал добрые сказки.

На охоту ходил, делал бочки, всегда занятой.

Жизнь войной обожгла, никогда не делилась по-барски…

Мне бы сердцем понять — как ты там, за небесной чертой?

Оберег

Тихо ступает на цыпочках время —

Каждой секундою ставится точка.

Точка по точке — нелегкое бремя

Мерки расставить на круглую строчку.

Так вот — усердно и без остановки

Стрелками шьёт  оберег-одеяние.

Стёжка за стёжкою меткой сноровкой

В мерки вшиваются слезы и счастье,

Радость и горе, мечты и надежды,

Снов зарисовки, победы, промашки…

В жизни последущей мне акушеры

Радостно скажут — родился в рубашке!

Я играю на мандолине

Я играю на мандолине — разливаю душевный свет.

И струится «АМОРЕ-МИО» —

Итальянской любви портрет.

Я дарю его всем прохожим, неустанно дразню струну!

И в ответ получаю тоже

Благодарной любви волну.

Тут смотрю, паренёк в сторонке на скамейке сидит один,

Эсэмэски (видать, девчонке!)

Пишет он, источая сплин.

Я усилил мотив чечёткой, не жалея своих штиблет!

Тот согнулся, как в банке шпрота,

И бормочет какой-то бред.

И звенят, и воркуют томно всемогущие звуки нот —

Он  зевает аэродромно,

Прикрывая ладонью рот.

Я ему на кленовом грифе взял высокое «тиу-ту!»

Он же грубо съязвил по рифме,

И сквозь зубы добавил:

— Тьфу!

Я играю на мандолине — под финал дребезжит аккорд.

Он гадает на мандарине

И съедает свой натюрморт.

Сады Семирамиды — античное

Из дальней дороги встречает царя Вавилон,

создателя сада — душисто цветущей эгиды.

И в этом раю, сорвав краснощёкий пион,

к владыке спешит праправнучка Семирамиды.

Шумят водопады, хрустально звенят ручейки,

из мелких озёр пьют воду ручные олени.

В глазах же царевны горят бирюзой огоньки,

и нет больше в них ни капельки горечи-тени.

Считая мгновенья, торопит она визави,

бежит на свиданье вдоль пряных кустов розмарина…

Ах, как же лирично на пальмах поют соловьи!

И шепчутся с грабом о чём-то айва и калина…

О радостной встречи трубят громогласно слоны,

сквозь лапы инжира чуть видятся станы влюблённых.

Сердца их весельем, и счастьем, и страстью полны!

И слышатся трепет и стоны струны Купидона.

А воздух горячий: природа на солнце щедра.

И даже под вечер не чувствует город прохладу.

Устал Вавилон — беснуется нынче жара…

И стонут рабы на подступах к райскому саду.

*На жаркой вавилонской земле, непригодной для пышной растительности, царь Навуходоносор создал висячие сады Семирамиды (7 в. до н. э.). Они были предназначены для своей возлюбленной Аматис. Почему сады названы в честь другой царицы — Семирамиды, жившей прибл. 200 лет назад до появления садов, остаётся загадкой. Именно по этой причине в стихотворении появился образ праправнучки.

Предчувствие

Времени нет — оно зачерствело и раскрошилось.

Я ускользаю сквозь сон в неизведанный Атман.

Знаешь, в космических далях есть и любовь, и милость,

И совсем не тянет вернуться к Земле обратно.

Там другой мир — он вечен, велик и чуден,

А километры — условная мера, и только.

Но стоит замешкаться, как сносит возвратом — «в люди!»,

Минуты впиваются тысячами осколков…

Там же благая сила и смерть ничего не значит.

Там ничего не ждёшь, не ищешь очаг и крышу.

И каждый раз полёты становятся легче, ярче…

Мне только страшно, что больше тебя не услышу.

Маки

Идёт гроза, и маки на лугу

поникли от свинцовых капель ливня.

Чтобы спастись от доли незавидной,

согнули шеи тонкие в дугу.

Несносный дождь по венчикам цветов

выстукивает мрачные миноры:

с надменностью, с ворчанием, со вздором —

и даже на разбой идти готов!

А тучи, всемогуществом грозясь,

огнём сверкают яростно и властно

и, сотрясая воздух громогласно,

растрачивают свой боезапас.

Мелькают стрелы — может, и меня

пронзили бы, не спрячься я под кровлю.

А у самой застыло комом в горле:

какая же покорная Земля!

Не спорит за удел своих детей —

ей всё равно, кому там счастья мало…

Не всем даётся жизнь начать сначала,

а кто-то будет новых ждать дождей…

Но как бы не глумились небеса,

разгонит ветер шумную ораву,

заблещет солнце, и в промокших травах

вновь заалеют маки-паруса.

Зарисовка декабрьской ночи

Простыла… По улицам нынче гуляет декабрь,

морозною стужей рисует на окнах картины.

Медяшку-Луну подбросил в небесный алтарь,

она же увязла в заснеженной кроне осины.

И смотрит в окно мне, где кактус ушастым пятном

на матовом тюле сподобился дымчатой кошке —

хитрит, да и ладно!.. А я расскажу ей о том,

что с ней хорошо, хоть этот спектакль понарошку.

Но та затаилась — ей зритель не нужен совсем,

следит за часами — за тонкими крыльями стрелок.

Ей ближе охота, а я ем малиновый джем…

И хочется спать, ведь полночь уже перезрела.

Когда мне грустно

Когда мне грустно,

я смотрю в окно.

И хоть давно за ним пейзаж знакомый,

всегда найдётся на небесном склоне

от скучных мыслей

сказка-полотно.

То может быть

корабль из облаков,

где капитан — багряный лучик солнца,

он освещает путь и не прогнётся

под властным гнётом

тысячи ветров.

И даже если

за окном туман,

в нём непременно  где-то бродит ёжик.

Он скажет мне: печалиться негоже —

ведь счастья больше,

чем душевных ран.

Не покорить тоской

вершины  гор,

не бороздить космические дали…

У жизни ты в божественном начале —

так будь же ей ты

верный дирижёр!

Желанный сюжет

Любовь превращает зиму в лето,

Любовь дарит свет.

Он делает важным, могучим, заметным

Желанный сюжет.

Разбуженной страсти пылко, тонко

Звенит тетива.

Взаимные чувства стрелой ангелёнка

Сплелись в кружева.

Завоет ли вьюга в стылый вечер,

А в сердце рекой

Струится парная молочная млечность —

Блаженный покой.

Любовь превращает зиму в лето —

Свежа, как женьшень!

И хочется верить, отменят поэты

Снегурочкин день.

Проводы

Тучное, низкое небо над городом

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.