Бесплатный фрагмент - Осквернитель

ВСТУПЛЕНИЕ.

— Приступы тошноты не вызывают у меня страха.

Привык…

Макушка, покрытая редкой рыжеватой, взъерошенной порослью, присыпанной меловым порошком седины, едва заметно качнулась под лампой.

Хозяин, прежде сидевший неподвижно, будто закаменев на время разговора, неожиданно ожил.

Именно приступы тошноты показались ему… забавными?

Занятными?

Интригующими?

Или…

Нет, не гадкими.

Гримасу гадливости Лео разгадал бы. Сумел бы прочитать на лице собеседника знаки эмоционального отторжения.

Отвращения.

Отстранения от слов собеседника, от вербального описания самочувствия и состояния внутреннего мира.

Но покачивание макушки сопровождалось изменением выражения глаз.

Утопленные в красноватых морщинках, обведённые по контуру едва проступающими рисунками синевато-багровых прожилок, почти сокрытые заметно выступающими вперёд надбровными дугами, глаза эти вспыхнули, на мгновение превратившись в два бело-голубых зеркальца, и тревожный отблеск их заставил Лео похолодеть.

Собеседник, в самом начале разговора представившийся «Хозяином» и просивший (или приказавший?) именно так его называть и никак иначе, теперь будто на мгновение прошёлся острыми лучиками по саму дну его души, и в самом деле вознамерившись покопаться по-хозяйски в захламленном чулане его подсознания.

«Нехорошо это, нехорошо» подумал Лео.

Впрочем, что хорошее он рассчитывал найти в этой обители?

— А ещё каких страхов у вас нет? — прежним бесстрастным голосом осведомился Хозяин.

Так вот что его заинтересовало!

Не приступы тошноты, а отсутствие страх перед выворачивающими внутренности ледяными щупальцами невидимого спрута.

— Лео Кроссенбах, чего ещё вы не боитесь?

«Он знает не только моё имя, но и фамилию? Вот как? Бой мой!»

Хозяин смотрел на него с улыбкой.

Неожиданной на этом жёстком и грубом лице, будто вырезанном из древнего желтовато-багрового камня широким и неверным в движениях резцом.

— Много, много чего боюсь. Вы и сами могли понять из моего рассказа…

Лео прервался и резко выдохнул, будто прихватив на вдохе невидимую в воздухе пылинку.

— Нет, но откуда вы знаете мою фамилию? В телефонных разговорах я представлялся только по имени, и письма подписывал лишь именем. Не фамилией…

Улыбка перешла в дружелюбный оскал.

И исчезла.

Прежний камень смотрел на Лео.

— Вы наводили справки обо мне?

— Нет.

Он даже не стал отрицательно качать головой.

Камень ровно и неподвижно сидел на шее.

— Нам это не нужно. Внешняя канва вашей жизни нам известна с момента вашего рождения и до…

Он вынул из жилетного кармашка золотисто блеснувшие часы.

Откинул резную крышку и тут же закрыл с коротким щелчком.

Быстро и аккуратно вернул их в кармашек, не забыв поправить цепочку.

— …до семнадцати часов сорока двух минут сегодняшнего дня. Впрочем, будем знать и впредь. До самой вашей последней минуты. А о внутреннем мире вы и сами нам всё расскажете, раз уж решили вступить в игру.

— Вы следите за мной?

Лео попытался изобразить возмущение, но вышло как-то неубедительно и вяло.

Возможно потому, что возмущения и удивления не было.

Лео услышал то, что внутренне готов был услышать, хотя и не фиксировал эту готовность на уровне сознание.

Но подсознательно — был готов, иначе просто не пришёл бы на эту встречу.

— Следили?

И снова он не покачал головой. Хотя в этой части беседы жест отрицания был бы вполне уместен.

— Вовсе нет. Просто смотрели. Спектакли жизней разворачиваются перед нами, а мы просто смотрим. Часто — безо всякого наслаждения. И даже без малейшего интереса, лишь по служебной необходимости.

— За многие годы непрерывных постановок маленькие людские трагедии и гаденькие тайны богосотворённых приедаются. Да что там, надоедают до крайности, уж поверьте. Войны, голод, эпидемии, интриги, массовые убийства, инцест, избиения младенцев, заговоры, отравления, тайные убийства и публичные казни — какой прекрасный набор сценариев и реквизита предоставлен в распоряжение человечества! Но как же редки подлинно волнующие спектакли!

Лицо Хозяина преобразилось и камень обратился в плоть, искривляющуюся то в ухмылке, то в издёвке, то в гримасе притворной скорби.

— Но есть в нашем театральном наборе ещё один шикарный инструмент драматургии, гарантированно сокрушающий скуку приёмчик, который мы хотим использовать для финальной, самой громкой и сногсшибательной постановки перед закрытием очередного сезона. Не знаю как в ваших краях, а в наших — она обречена на успех! Грандиозный успех, аншлаг, бурю громоподобных оваций!

И кулак Хозяина ударил по мраморной столешнице, выбив белую пыль костяшками пальцев.

От неожиданности Лео качнулся, едва усидев на стуле.

«И не жалко ему мебели? Дорогой столик, резной мрамор…»

— И для участия в этом спектакле мы отобрали лучших актёров с нашей стороны, и наиболее подходящих — с вашей. Ваши лицедеи местами талантливы и временами одарённы, но одарённость единиц изрядно разбавлена серостью массы. Поэтому если для нашей части труппы мы в качестве основного критерия отбора использовали именно наличие таланта, то для вашей части главным была внутренняя готовность актёра к участию в спектакле.

Хозяин едва заметно наклонил голову и лучики снова пошарили в душе у Лео.

— Мы решили, что вы готовы. Потому и откликнулись на вашу просьбу о встрече.

— Я не,.. — начал было Лео.

Но Хозяин немедленно и решительно прервал его:

— Теперь о деле. Так чего вы ещё не боитесь?

— Только тошноты и смерти, — признался Лео. — И только потому, что они меня вконец замучили… То есть, не сама смерть замучила, хотя накоротке я с ней встречался, но встреча была недолгой и не успела утомить. Замучило ожидание смерти и предчувствие её. И замучили приступы тошноты. К этому всему… я просто привык. Смирился, что ли…

— А вот к жизни — не смог, — с виноватой улыбкой добавил Лео.

— Хорошо, — и Хозяин важно и значительно откинул голову назад, показывая свою полную удовлетворённость ответом.

— Тогда вот что, господин Лео Кроссенбах: мне нужно ваше согласие на участие в постановке. Мы никого не принуждаем. И не обманываем: удовольствие от участия в постановке тесно переплетётся с болью. Болью особого рода, описать которую я не в состоянии. Но вполне сможете не только воспринять её, но и почувствовать каждой клеточкой тела. И возможно, что часть нашего реквизита покажется вам устрашающей… Впрочем, может быть, всё это вам понравится?

— Звучит заманчиво, — произнёс Лео с наигранной беззаботностью и иронией.

Но волна неуправляемой радости поднималась в его душе.

«Боже, неужели я нащупал ту самую грань бытия?»

— Актёру за участие в постановке полагается вознаграждение, — напомнил Лео. — И где будут проходить репетиции? И сам спектакль?

— Репетиций не будет, — заявил Хозяин. — Мы отобрали тех, кто уже готов принять участие в постановке. Считайте репетицией всю вашу прежнюю жизнь. А спектакль начнётся сразу же после вашего прибытия вот в это место…

И Хозяин, быстрым движением схватив листок со стола, показал на мгновение панорамную фотографию утопающего в пальмовом море и будто под самым небом стоящего роскошного здания с колоннадой, хрустально-купольной крышей и фонтанными террасами на пологих склонах холма.

— Я что-то не очень хорошо разглядел,.. — смущённо пробормотал Лео.

— Мы снабдим вас багажом и инструкциями, — успокоил его Хозяин. — Костюмы, реквизит, грим — всё подготовлено. Мы доставим вас на место, вам не придётся беспокоится о билетах, томиться тоской на шумном вокзале и коротать дорогу с назойливыми и утомительными попутчиками. Обслуживание на постановочной площадке будет производиться самым наилучшим и деликатнейшим образом…

— Это и есть вознаграждение? — впервые за время беседы Лео позволил себе бесцеремонно прервать Хозяина.

— Это — условия вашего пребывания на сцене, — ответил Хозяин, ни тоном, ни полутоном не показывая недовольства. — А наградой, при условии добросовестной игры и вашей внутренней готовности к переходу, будет…

И он выдержал паузу.

— …переход в нашу труппу. Разумеется, на постоянной основе. А какие условия вы получите на этом этапе — мы оговорим по окончании спектакля, ибо сейчас вы даже не сможете понять, о чём идёт речь. Ну и как, господин Лео Кроссенбах, вы готовы уступить в игру? И не хотите ли подумать, взвешенно принять решение?

— Вы знаете, откуда я пришёл, — ответил Лео. — Какие лохмотья прежней жизни оставил за порогом. И знаете, что мне некуда идти. Это вы считаете готовностью?

— В том числе, — подтвердил Хозяин. — Но не только. Многим актёрам есть, куда идти, но они идут к нам. Многим идти некуда, но к нам они не придут никогда, да мы их и не примем. При применении критерия «некуда» важно, чтобы было некуда идти кроме как к нам. Вот это действительно важно!

— Хорошо, — сказал Лео. — Я пришёл к вам. И я согласен.

— Отлично! — воскликнул Хозяин.

И радостно хлопнул в ладоши.

«Надо же, он и на такое способен!» удивился Лео.

— Контракт на участие в постановке подписан. Кстати, постановка будет идти одновременно на сотнях разных площадок, и ваша — одна из лучших. Благодарите судьбу и Режиссёра за распределение ролей и сцен, кое-кому досталось кое-что похуже. Например, грязный переулок с мусорными баками. Впрочем, сцены, которые будут разыгрываться в переулке, будут столь захватывающими, что смрадный антураж вскоре перестанет смущать актёров. Они просто перестанут его замечать. Но на вашей сцене — и роскошное убранство, и потрясающий актёрский состав!

— Польщён, — ответил Лео.

«К чему эти рекламные трюки? С чего эта каменная образина стал меня так обхаживать? Я и в самом деле был им так нужен для их треклятого спектакля?»

— А в чём будут заключаться мои обязанности? По прибытии, так сказать… Или правильней: как и кого я буду играть?

— Себя, — неожиданно мягким и снисходительным тоном пояснил Хозяин. — Спектакль начнётся в пятницу утром и займёт три дня. Три дня и две ночи. И каждую из этих ночей с вами будет встречаться некто от нас, который будет забирать нечто ваше. Какую-то часть от вас. И в каждый из трех дней вы будете встречаться с существами вашего мира, и здесь вы сможете брать что-то от них. Либо они от вас, если сумеют. Так что будьте настойчивей с вашими собратьями, если не хотите раньше времени лишиться всех лоскутков вашего сценического костюма. В воскресенье — финальная сцена и окончание спектакля. К тому времени вы настолько вольётесь в действие, что, я уверен, отыграете без запинки. Ну а потом — обещанный гонорар. Если Режиссёру понравится ваша игра, то сможете получить и бонус: вольётесь в нашу труппу на позиции ведущего актёрского состава. Да, такие случаи бывали. Редко, но бывали.

— Интригующе и непонятно, — задумчиво произнёс Лео.

«Альтернатива — бездарно сдохнуть в канаве…»

И тряхнул головой.

— Что ж, давайте! Играем!

— Играем, — согласился Хозяин. — Теперь кое-какие детали…

ОТЕЛЬ «ОБЕРОН»

Араукарии на волнистых террасах зашумели дружно и закачались под напористым озёрным ветром, словно салютуя вслед отъезжающему серебристому лимузину.

Воздушный поток тянул облака по тихому небу, закрывая бело-серою дождевою ватой редкие голубые оконца на полдневном небе.

«Как тихо и спокойно» подумал Лео.

Он наклонился за сумкой.

— С приездом, господин Кроссенбах!

Служащий отеля, дежурно-улыбчивый смуглый парнишка лет двадцати с лихо заломленной набок красной форменной фуражкой, придававшей ему вид не отельного служащего, а юного зуава из колониальных войск, успел уже подхватить его багаж, поместить на тележку и бодро покатить к стойке.

Замешкавшийся Лео едва успел вслед за ним нырнуть в старомодно-тяжёлую, стеклянную с бронзовой отделкой, важно вращающуюся мельницу дверей.

Зуав бережно выгрузил на ковёр у стойки рецепции пузатую сумку, зачем-то поправил на ней ремни, передал портье какую-то сложенную пополам бумажку, как видно, заранее приготовленную к приезду гостя, но прочь уходить не стал, а лишь отошёл на пару шагов в сторону и замер в ожидании дальнейших указаний.

Лео, решив, в этом загадочном и необычном отеле и так всё о нём знают, представляться и протягивать документы не стал (хотя по старой обывательской привычке паспорт с собой взял, в глубине души понимая при этом, что официальная бумажка с печатью в здешних краях — вещь совершенно излишняя).

Лишь молча встал у стойки и постарался принять вид значительный и независимый.

Далее произошло всё так, как он и предполагал.

Портье, мужчина седовласый, сухопарый и вытянутый по вертикали так, как и полагается быть вытянутому законченному педанту и зануде, пожевал немного серую губу, бегая серыми цепкими глазками по бумаге, потом попытался просветлеть лицом, что получилось лишь отчасти, и вежливо осведомился:

— Вы боитесь высоты, господин Кроссенбах?

— Обожаю, — ответил Лео.

Вообще-то высоту он совсем не обожал.

Не то, чтобы испытывал страх, но и любви особой не было.

Не карабкался в горы, не совершал прыжки с парашютом, не покорял небоскрёбы.

Не испытывал восторга, повиснув в страховке над пропастью.

Он не боялся смотреть из окон верхних этажей. Но и не было дурного искушения свеситься с карниза вниз головой над бездной.

Но сейчас ему хотелось забраться повыше.

Поближе к дождевому небу.

Дышать серой влагой, промыть мысли спелыми каплями.

И быть подальше от тягучей, тяжёлой, тёмной земли.

— Хорошо, — ответил портье.

И тут же спросил:

— А есть ли особые пожелания к виду из окон?

— Деревьев побольше…

Лео улыбнулся виновато, будто говорил о чём-то нескромном.

— Так, чтобы лес… Ну, или почти как лес.

— Это возможно, вполне возможно, — заверил его портье.

Зашёл за стойку и склонился над столом.

Лео ожидал, что он начнёт щелкать клавишами… хотя никакого компьютера не было видно.

«Может, стойка его загораживает?»

…или заполнять бланки…

Но портье лишь замер на секунду, тут же пришёл в движение и подошёл к шкафчику с ключами.

Открыл резную ореховую панель, быстрым движением достал длинный бронзовый ключ и протянул Лео.

«Ого!» подумал Лео, взвешивая на ладони тяжёлую, тёплую бронзу. «Благородное ретро… Стильно, ничего не скажешь!»

И ещё Лео заметил, что номер не подвешен пошлой бирочкой на ключ, а тщательно, похоже даже — вручную, выгравирован на переплетённых бронзовых линиях.

— Семь-пять-пять-семь, — важно произнёс портье, обратившись уже не к Лео, а к зуаву.

Парень тряхнул головой в ответ (так энергично, что Лео даже подумал, что уж теперь-то отельная фуражка точно съедет ему на ухо, но фуражка не съехала и не качнулась, словно была приклеена намертво), вновь поместил сумку на тележку, снова зачем-то поправил ремень сумки (видимо, была у него инструкция не допускать зажима и порчи ремня во избежание претензий от постояльцев) и покатил неспешно поклажу к дубовым створкам лифта.

Лео пошёл за ним, на ходу украдкой продолжая разглядывать ключ.

Створки распахнулись плавно и торжественно. Мягкий жёлтый свет торжественным покрывалом окутал Лео, белые искорки заплясали под дубовым потолком и рождественские запахи кардамона и ванили лёгкими хороводными дуновениями закружили вокруг гостя.

Лео показалось совсем уж нелепым так долго крутить ключ в руках, разглядывая его будто некий таинственный магический талисман, однако же и спрятать внушительную бронзу в карман было бы весьма затруднительно, ибо из-за своих размеров ни в один из карманов выданного ему в качестве въездного реквизита пиджака бронзовый сторож явно не влезал, что легко можно было определить и на глаз.

К тому же Лео от чего-то опасался повредить шёлковую ткань пиджака, В глубине души при этом понимая что по ходу пьесы пиджаку этому суждено претерпеть такие приключения, которые никак не позволят остаться ему целым и невредимым.

Если вам неудобно — я могу поддержать, — великодушно предложил зуав.

Нет, нет, вовсе не нужно, — поспешно отказался о помощи Лео и как бы

невзначай заложил руку за спину.

Двери лифта между тем закрылись и рождественская кабина поплыла по вертикальной шахте, важно отсчитывая щелчками пройденные этажи.

«Должно быть, двигаемся на седьмой» решил Лео.

Что было вполне логично, если в рассуждениях исходить из номера комнаты.

По крайней мере, во всех прочих отелях такая логика срабатывала.

Тем больше было удивление Лео, когда секунд через двадцать он, изогнув голову и глянув украдкой за спину замершего зуава, обнаружил, что горит жёлтым огоньком кнопка пятого, последнего этажа.

А выше этажей просто нет.

— Удивлены? — спросил зуав.

Лео мог бы поклясться (не понятно, правда, на каком писании и какими клятвами), что зуав смотрел прямо перед собой.

Однако же при этом сумел перехватить его взгляд.

— Номер комнаты зависит не от этажа, — произнес зуав, всё так же глядя прямо перед собой. — В нём сокрыто нечто иное.

Дальнейшие объяснения он, однако, пускаться не стал, а Лео со своей стороны не стал расспрашивать, резонно полагая, что не стоит выпытывать у мелкого отельного служащего тайны бронзовых ключей.

А ещё он подумал, что надо бы вести себя осторожней.

Ведь представление уже началось, а текст пьесы, а так же и роль, и реплики, и характер персонажа, да и всё прочее, связанное с постановкой, ему не известны.

«Играйте себя» напутствовал его Хозяин. «Вам подыграют…»

«Легко сказать» подумал Лео. «А кто я такой? И кто я такой — здесь?»

Призыв к осторожности немедленно оправдался.

На четвёртом этаже щелчки затихли, лифт плавно остановился.

Двери открылись и вошли две девушки в лёгких променадных платьях, травянисто-зелёном и салатовом.

Заходили они в лифт полубоком и поначалу Лео подивился луговой прелести их облика.

Но вот они синхронно повернулись анфас — и Лео в ужасе отшатнулся.

У обоих было вырезано по одному глазу. У одной — левый, у другой — правый.

Не выколото, а именно вырезано, вместе с веками, и донные части глазниц были тщательно выскоблены изнутри.

Двери закрылись.

Лео прижался к мягко вибрирующей стене лифта.

— Боится, — с усмешкой заметила одна из девиц, в травянистом платье.

Вторая прыснула в кулачок и сохранившийся глаз её глянул на Лео жутковато-игриво.

— Свеженький, целенький, — заметила смешливая.

Лео показалось, что они смотрят на него со странной смесью сексуального и гастрономического интересов.

По счастью, эта сцена длилась недолго.

Лифт остановился.

«Пятый» с внутренним вздохом облегчения подумал Лео.

— Позвольте, — сказал зуав, мягким жестом отодвигая барышень в сторону.

Багаж уплывал в коридор, а Лео ещё колебался, не решаясь пройти мимо странных спутниц.

Впрочем, мысль о том, что сейчас двери закроются, и придётся двинуться дальше вместе с весенними монстрами (вот только куда? неужели вниз? они ведь даже спросили, куда идёт лифт!) придала ему решимости и он протиснулся между явно умышленно загородившими ему путь и уже откровенно смеющимися Сциллой и Харибдой.

Двери закрылись и лифт продолжил своё движение…

«Неужели вверх?» ошеломлённо подумал Лео.

Звуки лифта действительно затихали где-то в поднебесье.

«Но ведь там нет этажей!»

Или все-таки есть?

— Ваш номер, сударь! — пропел зуав с дальнего конца коридора.

Лео нерешительно двинулся по коридору, поглядывая вправо и влево, схватывая взглядом на ходу номера комнат.

А с этими номерами творилось что-то неладное!

В них не было никакой системы, никакой последовательности. За номером «три-девять-девять-пять» почему-то обнаружился номер «два-семь-один-пять», а за ним…

«Стоп, система всё-таки есть!» поправил сам себя Лео.

Номера комнат заканчиваются на цифру «пять». По крайней мере, те номера, что он успел увидеть.

Он — на пятом этаже. Стало быть, вполне резонно предположить, что последняя цифра — номер этажа.

Почему-то последняя, а не первая.

А остальные три?

Что в его случае значит семёрка, потом пятёрка, потом ещё одна семёрка?

Быть может, и ничего.

Просто красивый симметричный номер. Двенадцать на двенадцать.

Или дело совсем в другом? И у номера есть секрет?

Спросить у парня-носильщика?

Глупо, он же ключами точно не занимается и в отельные тайны не посвящён. Он в самом низу местной пирамиды, зачем донимать его расспросами.

Тогда кого донять? У кого спросить? И допустимо ли здесь выпытывать отельные тайны?

Зуав терпеливо ждал у двери.

Лео привычным движением поднёс ключ к причудливо изогнутой латунной ручке…

Но там не было замочной скважины! Вообще — никакого отверстия.

Только бордовое, лакированное дерево рядом с молочной панелью дверного косяка.

— Здесь, — коротко пояснил зуав, показав на середину двери.

И тут только не слишком внимательный от природы Лео заметил вырезанный из чёрного дерева лик сатира, разинутый в усмешке рот которого и был, похоже, той самой замочной скважиной, которую Лео безуспешно искал ниже по двери.

Лео покрутил ключ, примеряясь к сатирным устам, и вложил его аккуратно в эбонитовые ножны.

Попытался повернуть, но ключ замер как вкопанный, удерживаемый невидимыми упорами.

— И отпустите руку, — продолжил инструктаж зуав, перехватив растерянный взгляд постояльца.

Лео послушно разжал пальцы.

Ключ неслышно и плавно повернулся на пол-оборота.

Дверь приоткрылась.

— А ключ теперь можно забрать, — и зуав, хозяйским жестом открыв дверь нараспашку, покатил тележку вглубь номера.

«И назад крутить не надо?» мысленно уточнил Лео.

Но вслух лишних вопросов задавать не стал, а просто вынул легко подавшийся ключ из пасти сатира.

«Хм… хитрый замочек»

Лео не любил мрачные тона и потому с удовлетворением отметил, что дизайн номера не совпадает с депрессивной расцветкой двери.

Впрочем, благородная старомодность отделки настолько бросалась в глаза, что было очевидно: архитектор жил в те времена, когда само понятие «дизайн» либо не было общеупотребительным, либо не использовалось вовсе.

Узорный, наборный паркет под ногами, полускрытая от взора лёгкой дымкой тюли широченная кровать под ориентальным золотистым балдахином, полированная прикроватная тумбочка чёрного дерева с установленным на ней ретро-телефоном, ореховый корпус которого украшен был фарфоровыми вставками, толстобокие кресла в зеленовато-серой шкуре шёлка, пузатое бюро с множеством ящиков и ящичков, круг персидского ковра посреди комнаты и, в довершение картины, массивный стол-бегемот на толстых, коротких ножках, со спиною, укрытой классическим зелёным сукном.

За бахромчато-кистяным краем штор видны были полированные латунные ручки и латунные же планки оконных запоров.

«Или великолепная стилизация» подумал Лео. «Или и впрямь девятнадцатый век. Прямо машина времени!»

Зуав между тем переложил сумку с тележки…

«Чёрт, как же нелепо эта спортивная полудизайновая, битком набитая сумка выглядит во всём этом обрамлении благородной классики!» и Лео мысленно постучал указательным пальцем по виску.

Впрочем, тут же сообщив себе в своё оправдание, что сумка не его, и вообще — это реквизит, и что уж выдали — с тем и работаем.

…на столик возле вешалки.

И, повернувшись к Лео, завершил краткий обучающий курс нового постояльца:

— В номере две комнаты. Эта и…

Он показал на закрытую дверь в дальнем углу.

— Назначение этой комнаты вам объяснят позже, у меня нет на это полномочий. Впрочем, скорее всего, вы и сами многое поймёте после первого же осмотра. Кроме того, в номере, разумеется, имеется ванная комната со всеми необходимыми уважающему себя джентльмену удобствами, а так же балкон с небольшой прогулочной террасой и шезлонгами, выходящий на отельный парк. Вид подобран с учётом ваших пожеланий. О дальнейших действиях, а так же о развлекательных программах отеля вам вскоре сообщат. Отдыхайте, сударь, и ни о чём не беспокойтесь!

«Это определённо лучше, чем вонючий переулок с мусорными баками» подумал Лео.

Но вспомнив о жутковатых девицах в лифте и прочих странностях отеля, тут же решил, что этот вывод, пожалуй, чересчур поспешен.

— Добро пожаловать в отель «Оберон»! — закончил свою речь зуав, под занавес перейдя на дежурный рекламный пафос.

— Э-э.. хорошо, — промямлил в ответ Лео.

«Хорошо ли?»

— Вот только не знаю, — признался Лео, — как с чаевыми быть.

Он похлопал себя по карманам.

— Деньгами-то меня реквизиторы не снабдили. А своих у меня давно уже нет…

И он развёл руками.

— Они вам здесь не понадобятся, — заверил его носильщик, уже двигавший потихоньку свою тележку к выходу. — Услуги отеля бесплатны, кухня отеля великолепна и тоже совершенно бесплатна, чаевые мы не берём, поскольку вполне довольны своим содержанием…

Зуав успел выйти из номера и последнюю его фразу: «…кроме того, ваша валюта в здешних краях хождения не имеет…» донеслась до Лео уже из коридора.

— Какая ещё — «ваша»? — спросил сам себя постоялец.

Путешествие на машине было долгим, везли его несколько часов, в путь он отправился ранним утром, а сейчас, пожалуй, время уже к полудню подошло, но вот только Лео решительно не помнил, чтобы пересекал какие-то границы.

Уж тем более — границы валютного союза.

«И говорят здесь по нашему, без акцента» отметил Лео.

Нет, он определённо дома…

«Но дома-то у меня уже нет» вспомнил Лео и опечалился.

Потом махнул рукой.

Ладно, разберёмся!

Прежде всего, он закрыл дверь, отметив при этом странное упущение в целом безукоризненно отработавшего свой номер носильщика, оставившего вход открытым.

«Или так и должно быть?»

Сумку он решил пока не распаковывать. Осмотр и сортировка реквизита — дело долгое и утомительное.

Лучше сначала осмотреть номер, хотя бы поверхностно, потом принять душ, выкурить сигарету на балконе (в пачке ещё оставалось сохранённые в режиме жёсткой экономии штук десять) и заглянуть на обед в их шикарный и, как ему недавно сообщили, совершенно бесплатный ресторан.

«Так и поступим!»

Прежде всего, он заглянул в ту самую загадочную комнату, назначение которой носильщик затруднился ему объяснить.

И обнаружил… нечто, напоминающее то ли небольшой спортивный зал, то ли массажный кабинет, то ли комнату лечебной реабилитации.

По стилю и наполнению — полная противоположность всему остальному номеру.

Когда Лео открыл дверь и щёлкнул выключателем, яркий белый свет из потолочных плафонов залил зал с серыми стенами, довольно тесно заставленный какими-то причудливыми конструкциями, напоминающие то ли спортивные снаряды для накачивания бицепсов и формирования торса, то ли лечебные устройства для выпрямления позвоночника и укрепления суставов.

Какие-то рамки, блоки, грузы, ремни, крепления для запястий…

А ещё — отделанная чёрной кожей металлическая банкетка, намертво прикреплённая к полу, сложенные в углу мотки верёвки, какие-то деревянные ящички у стены.

И глухие стены, ни единого окна, ни форточки, ни щёлочки, ни просвета.

Холодок пробежал по коже.

Но Лео тут же успокоил себя, сообразив, что это всего лишь заработал сопряжённая с выключателем вентиляция.

Из потолочных щелей заструился ледяной кондиционированный воздух.

«Не многое я, однако, понял» резюмировал Лео. «Ну ладно, будут и этому пояснения…»

Он выключил свет и закрыл дверь комнаты.

И тут же услышал довольно громкий и требовательный стук в другую дверь, номера.

«Может, уже и объяснения пожаловали?»

Лео пригладил волосы, которые ледяной сквозняк успел взъерошить, и открыл дверь.

На пороге стоял карлик в малиновом трико с блёстками, с пуховыми ангельскими крылышками за спиной.

Седые волосы карлика стояли торчком, глазки гневно пылали.

— Это… вот как…

Лео слегка попятился.

— Почему запираемся?! — возмущённо воскликнул карлик.

Лео успел прийти в себя и ответил на карапузный напор.

— Это вообще-то мой номер, — заметил постоялец. — И я желаю ходить по номеру в неглиже и не желаю ловить на себе нескромные взгляды из коридора.

— Ещё походите, — заверил его карлик. — Ещё половите!

И возопил:

— Где балкон?!!

«Ну и хам!» мысленно возмутился Лео.

Карлик между тем шустро проскочил у него под боком, кинулся к балконной двери, повернул ручку и, вылетев на прогулочную террасу, взял курс прямо на каменное балконное ограждение

— Куда? — жалобно простонал Лео, совершенно сбитый с толку поведением спятившего ангела.

Карлик одним прыжком перескочил через перила и рухнул вниз.

Исчезнув совершенно бесшумно.

Лео почти минуту стоял неподвижно, изредка сглатывая слюну.

Потом прикрыл дверь, пересёк комнату и вышел на балкон.

Ветер раскачивал деревья в парке и серебристые верхушки сосен клонились то вправо, то влево.

Лео подошёл к краю балкона, слегка перегнулся, уперевшись животом в широкие перила, и посмотрел вниз.

На всякий случай он приготовился зажмуриться, увидев на площадке перед отелем кровавое пятно с расплывшимся в бесформенную массу телом посередине.

Но красно-белые плиты площадки были чисты и пусты.

Ни капли крови. Ни следа тела.

«Он что, улетел на своих пуховых крылышках?»

Лео задрал голову.

Небо затянула сплошная серая пелена, за которой вполне мог бы укрыться ангел.

Но ведь он определённо рухнул вниз!

Лео отошёл от края, застыл посредине комнаты.

Столбняк и бессвязный поток мыслей надолго охватили его.

И тут снова раздался стук в дверь.

Лео, вздрогнув, вышел из оцепенения.

Подошёл к двери и приложил ухо.

Стук повторился.

Лео открыл дверь.

На пороге стоял карлик в малиновом трико с блёстками, с пуховыми ангельскими крылышками за спиной.

Карлик умильно улыбался, седые волосы его были аккуратно уложены и поблёскивали бриолином.

Лео отошёл на шаг и прислонился спиной к стене.

— Добро пожаловать в отель «Оберон»! — торжественно провозгласил карлик и зашёл в номер.

Лео поправил воротник рубашки.

И тяжело вздохнул в ответ.

— Вам велено передать вот это.

И карлик положил на стол жёлтый конверт.

— Вскроете сегодня сразу после обеда. А так же велено сообщить, что вас приглашают на обед в ресторан «Конкордия» ровно через час.

И карлик показал на циферблат старинных настольных часов, которые Лео прежде не замечал.

— Приятного отдыха, господин Кроссенбах!

И карлик бодрым шагом, изредка переходя на задорные прыжки, вышел из номера.

Лео, отлипнув от стены, на дрожащих ногах двинулся было за ним.

Но у самого порога пришёл в себя.

И выкрикнул в коридор:

— Кем велено?!

Ответом ему была тишина

РЕСТОРАН «КОНКОРДИЯ».

Ровно через час успевший принять душ и нежно пахнущий фиалками Лео входил в ресторан «Конкордия».

Из отельного буклета, оставленного ему в номере, он уже успел узнать, что в отеле три ресторана, два кафе и один ночной бар в ночном же отельном клубе.

«А вот ночной клуб — это уже не девятнадцатый век» отметил Лео. «Это уже почти что наши времена».

Так же буклет сообщал, что ресторан «Конкордия» — это «тихое, уютное место» и «предназначен для семейного отдыха».

Подвохов, похоже, не было никаких.

В ресторане его ждали.

У входа его встретил метрдотель, поприветствовал, обратившись по имени, и передал с рук на руки официанту, который немедленно проводил его к заранее накрытому на двоих столику, стоявшему в нише выходящего на сад стеклянного эркера.

— Здесь вам будет уютно, — пообещал официант.

И удалился, оставив на столе бордовую кожаную папку с ресторанным меню.

Лео огляделся по сторонам.

Ресторан был почти пуст, столики вокруг накрытого прозрачно-сапфирным куполом фонтана в центре зала были и вовсе не заняты, образуя странно смотрящийся пустынный, безлюдный периметр, будто очерченный незримой и непроходимой для здешнего люда линией.

«Но, конечно, это обманчивое впечатление» решил Лео. «Просто дневное время, а ресторан живёт вечерней… Хотя…»

Он же для семейного отдыха?

«Днём самое время для этого самого отдыха, в кругу семьи. Впрочем, семейные гуляют с детишками в парке, и на обед пожалуют позднее. Так ведь?»

Лео ещё раз осмотрел зал, и другая странность бросилась ему в глаза: за столиками сидели одинокие люди.

Не в основном — одинокие, а именно и только одинокие пришли в этот час в «Конкордию», быть может, приглашённые всё теми же невидимыми и не знакомыми пока Лео распорядителями, которые срежиссировали этот странный обед.

Лео, покрутившись на стуле и теперь уже не украдкой, а откровенно изучая зал и местное ресторанное общество, теперь уже с уверенностью пришёл к выводу, что всех этих людей, скучающих, потерянно улыбающихся, смеющихся, сдержанно-серьёзных, хмурых, весёлых, бодрых и скучных, напряжённых и расслабленных, рассеяно глядящих в потолок, безразлично бросающих туманные взгляды по сторонам, внимательно и цепко ощупывающих взорами окружающее пространство, и даже на манер Лео крутящихся на стуле — всех этих людей и самого Лео в придачу собрали здесь для чего-то, что произойдёт сейчас, в обеденное время и, возможно, определит ход событий на эту ближайшие три дня, последние три дня их жизни.

«Но может быть, ничего особенного и планируется» успокоил сам себя Лео. «Просто шоу „Одинокие сердца“, съёмка скрытой камерой».

И. развернувшись к столу, он открыл меню.

Взор его рассеянно перемещался по ламинированным страницам, то передвигаясь медленно с одной картинки на другую, но увязая в трёхъязычном тексте с пышной презентацией блюда.

И вдруг другая папка, белая с розоватой каймой, легла на стол прямо перед ним.

— Здесь вам будет уютно…

После случая с бессмертным карликом Лео не удивился бы и повторному подходу официанта (мало ли, какие обычаи в этом отеле!), но на этот раз подходили не к нему.

За столом напротив Лео сидела неизвестно как и откуда (но очевидно, что совершенно незаметно для Лео) появившаяся блондинка.

Скорее даже — платиновая дама, сероглазая, с пропорционально-классическими чертами лица, но не холодными, под стать мрамору, а тёплыми и живыми.

На её щеках был лёгкий румянец, и, похоже, натуральный, а не от тональной пудры.

Прямой и благородный лоб выдавал в ней не только красавицу, но и умницу, за что Лео сразу возблагодарил судьбу, ибо красивую пустоголовку непременно пришлось бы развлекать соответствующими её уровню шутками, поскольку заскучавшая дура склонного к разного рода глупостям, способным изрядно испортить аппетит.

Находясь же в обществе женщины красивой, умной и исполненной чувства собственного достоинства можно просто… деликатно молчать, поглощая томатный суп.

Меню с белой обложкой уплыло у него из-под носа.

Дама меланхолично переворачивала страницы и не обращала на Лео ни малейшего внимания.

«Это хорошо, это очень хорошо» подумал Лео. «И мы подождём, и мы повыбираем. Дама закажет первой, непременно так!»

И тут Лео заметил, как тонкая бретелька чёрного платья будто ненароком соскочила с её плеча.

А она всё так же переворачивала страницы, не обратив на это ни малейшего внимания.

Чёрная ниточка ходила вверх и вниз по коже руки.

Словно играя с ним, словно притягивая его взгляд.

«Да нет, это же не специально…»

— Да, слушаю вас, мадам.

Официант, наклонившись, выслушивал заказ платиновой спутницы, и Лео заметил, что крахмальный ресторанный служитель ничего не записывал, а лишь кивал в такт произносимым словам.

«Должно быть, вышколен до автоматизма. Всё на память да на слух… Или у них тут какие-нибудь хитрости имеются?»

Лео вздохнул.

Надоело разгадывать загадки.

Хотелось просто есть.

Официант, кивнув в последний раз, повернулся к Лео.

И тут только Лео заметил, что дразнящая бретелька как-то сама собой вернулась на плечо, будто никогда его не покидала.

«А может, и специально…»

— Поджаренные ржаные гренки с улитками, томатный суп, рёбрышки под соусом…

Лео и сам удивился, насколько быстро и складно он продекламировал заказ, разве что — излишне громко.

— …«Perrier», капучино.

Белая салфетка легла ему на колени.

Официант удалился.

«А мне вот не кивал» со странной для сорокалетнего мужчины детской обидой подумал Лео.

И снова взгляд его переместился на платиновую спутницу.

Бретелька снова с плеча переместилась на руку.

«Может, надо что-то сказать?»

Но первой начала разговор она.

— Вы давно здесь живёте?

Лео как-то неопределённо промычал в ответ, чувствую себя при этом глупцом и невежей.

— Здесь, в этом отеле… Давно?

— Знаете, только сегодня приехал, — ответил дар речи Лео. — Утром… Точнее, выехал ранним утром, а приехал уже ближе к полудню.

Блондинка улыбнулась.

— А мне недалеко было добираться. Я ведь рядом живу…

И она махнула рукой в сторону задрапированной алой тканью ниши на противоположном конце зала.

— В городе? — несколько неуверенным тоном уточнил Лео.

— Можно сказать и так, — ответила блондинка.

«И она решила в тайны поиграть?» с лёгким раздражением подумал Лео. «В недомолвки?»

Но внутренний голос, спокойный и рассудительный, сказал ему:

«Потерпи немного, всё разрешится».

«Хорошо, коли так» ответил внутреннему голосу Лео и успокоился.

— Дорога была короткой, — и блондинка вдруг резко махнула рукой, очерчивая в воздухе дугу.

— Раз — и я здесь!

И улыбнулась задорно.

— Даже быстрее, чем по воздуху!

«О чём это она? Быстрее, чем… Быстрее полёта? Чепуха какая-то, просто бессвязная речь».

— Вы тоже гость? — уточнил Лео.

— Да, как и вы, — ответила блондинка.

Теперь она смотрела на Лео пристально, серьёзно и немного грустно.

— А откуда вы знаете, что я гость?

Лео вспомнил слова Хозяина о дневных встречах с «вашими» и «нашими».

Честно говоря, он понятия не имел, кто это такие — «наши» и «ваши». Хозяин не счёл нужным это уточнить, а Лео в свою очередь не стал донимать его расспросами, каким-то внутренним чутьём определив, что это совершенно излишне, поскольку неопределённость и запутанность в вопросе разделения «своих» и «не-своих» — это часть игры, и в любом случае ясность ему придётся вносить самому.

«Что ж, внесём…»

— Быть может, я не из «ваших»?

— Или я, — подхватила игру блондинка.

И продолжила:

— Быть может, мы оба чужаки? Для них…

И она чуть заметным движением головы показала на посетителей.

И тут только Лео заметил, что за прошедшие пять минут зал заметно оживился и наполнился шумным сонмом новых ресторанных гостей, образовавших то пары, то тройки, а то и четвёрки даже пятёрки, но всё за теми же столами, что были полузаполнены в начале этого урочного часа.

«Как интересно! И как синхронно и слаженно происходит всё в этом ресторане! Как будто заработали шестерёнки большого сценического механизма и свели в единой мизансцене участников драмы… Чёрт, ну я же действительно на сцене! Признаться, уж и подзабыл слегка, расслабился, играя самого себя».

— Что ж, давайте попробуем разобраться, — предложила блондинка. — Познакомимся для начала?

— Идёт, — согласился Лео.

Секунды две он боролся с желанием выдумать себе имя.

Но выдумывать не стал.

— Меня зовут Лео.

— А меня — Эмма, — и блондинка протянула ему ладонь.

Прикоснувшись к её коже, он почувствовал мягкое тепло, тихим ручьём перелившееся из её плоти в его плоть.

Это было приятно, но всё же настолько неожиданно, что Лео едва не отдёрнул в смущении ладонь, лишь усилием воли заставив себя соблюсти полагающуюся при рукопожатии скромную паузу.

— Очень приятно…

Официант поставил на стол два бокала с водой и отдельно — бутылку минеральной, для удобства обёрнутой синей льняной салфеткой.

И удалился.

— Что ж, за дружбу, — предложил Лео. — Пока водой…

Эмма шутливо-торжественным жестом подняла бокал.

— Принесите, пожалуйста, карту вин, — попросил Лео вновь возникшего возле них официанта.

«Вот интересно, как они умеют так вовремя появляться и исчезать?»

Воду они отпили синхронно.

Лео предложил блондинке сделать заказ по винной карте.

Эмма выбрала Божоле-нуво.

— Лёгкое и молодое, как раз для дневного времени, — пояснила она.

А Лео вдруг почувствовал холод внизу живота.

«Минуточку…» пробормотал он.

Вот так неловкость. Серебряная вода…

Спазмы и лёгкая тошнота.

А вот Эмма — спокойна.

«Но со мной и раньше такое было… у меня такой капризный желудок».

Лео положил салфетку на стол, извинился и отправился в туалет, стараясь двигаться максимально плавно и спокойно.

В туалете оранжевая полупрозрачная плитка стен переливалась задорными огоньками. Красные писсуары журчали фонтанами, распространяя запах жасмина.

И в конце этого красного ряда разворачивалось действо, странное даже для этого необычного отеля.

Две девушки, смуглая и с кожей молочно-белого цвета, стояли на коленях возле гостя, бежевые брюки которого были спущены едва ли не щиколоток.

Брючный ремень, в яростном порыве выдернутый из петель, кожаной змеёй вился по жёлтому полу.

Все пуговицы отельной униформы на девушках были расстёгнуты, отчего взору Лео предстали их узорчатые трусики: чёрные на молочно-белой, и ослепительно-белые — на смуглой.

Девушки по очереди играли со вздыбившимся в огненном броске членом мужчины, то глубоко заглатывая его, то лаская обнажёнными грудями.

Но это, похоже, была лишь самая безобидная часть картины.

Второй мужчина, и тоже отельный гость, стоял возле первого.

Его брюки были спущены, но сдержанней, до колен.

Он ласкал ягодицы первого мужчины, мягко проводя по ним ладонями.

А первый мужчина, млея под ласками девушек, заведённой за спину рукой ласкал своего случайного любовника, член которого вполне уже налился кровью и быстро багровел.

Лео, замерев, как заворожённый смотрел на эту сцену группового совокупления и чувствовал, как волна тёмной, запретной страсти заливает его сознание.

Второй мужчина, придерживая руку первого, наклонился и начал облизывать ягодицы любовника.

Потом распрямился и приложил ладонь любовника к своим яичкам.

Девушки, между тем, полностью перешли на оральные ласки.

Они проводили язычками по мошонке, вылизывали красную головку члена, снимая первые тягучие капли.

Второй любовник, обработав ягодицы, ввёл свой член в анус первого и начал свои ритмичные движения, стараясь не нарушить работу девушек.

Любовники сплелись в поцелуе, а девушки всё изощрённей ласкали член.

Темп движений нарастал и вот уже до ушей Лео долетели первые страстные стоны.

Густая сперма брызнула на грудь смуглой и потянуло волной щекочущего ноздри, пряного запаха.

Молочно-белая, плотно обхватив член алым ртом, жадно высасывала семя.

В это время кончил и второй любовник — и четыре стона слились воедино.

Лео всё стоял и стоял недвижно, подобно жене Лота обратившись в соляной столп.

Любовники до времени не обращали на него ни малейшего внимания, словно он был туалетным призраком, бесплотным и прозрачным.

И только на исходе акта любви смуглая повернула к нему лицо, покрытое бусинками быстро сохнущих капель, страстно облизала губы и… улыбнулась ему, задорно и поддразнивающе.

Лео попятился и, заскочив в первую попавшуюся кабинку, быстро закрыл дверь за собой, тут её заперев.

С минуту он стоял, не делая ни единого движения и не производя ни малейшего шума.

Наконец неподвижность утомила его и он, собравшись с духом, занялся тем, за чем и пришёл.

Он задумчиво рисовал мочой фигурки в унитазе, стараясь не задевать края фаянсовой чаши.

Застегнул брюки и, приоткрыв дверь, осторожно выглянул.

Честно говоря, он даже самому себе не мог объяснить, почему ведёт себя с такой чрезмерной оглядкой и на что вообще оглядывается.

Туалетным любовникам он точно был не нужен и не интересен (возможно, лишь смуглую немного заинтересовал… хотя это было, конечно, всего лишь кокетливое поддразнивание).

В свои игры они бы его точно не вовлекли…

Хотя вот тут, на этом месте рассуждений, где-то в самой глубине души Лео почувствовал, что был бы, пожалуй, не против, если бы и вовлекли.

В общем, предосторожности были совершенно излишни, однако Лео почему-то их предпринимал.

Возможно, долги мытарства под мостом сделали его чрезмерно подозрительным.

Впрочем, с первого мгновения стало ясно, что никакие предосторожности, даже излишние, вовсе не нужны.

Взгляду Лео предстал всё тот ряд красных писсуаров, но возле них никого уже не было.

Любовники исчезли буквально за те две или три минуты, что Лео находился внутри кабинки.

Исчезли бесследно и беззвучно (едва ли журчание мочи могло скрыть шум шагов).

Исчезли, не забыв прихватить ремень с пола.

Лео, поражённый, подошёл ближе к красному ряду и с минуту бесцельно водил взглядом по пляшущим оранжевым огонькам стен.

«Нет, ну сквозь стену-то они не прошли»

В туалет вошла дама в длинном, до пола, белом шёлковом платье.

Она встала напротив Лео, положила ладонь на плечо, и, щёлкнув застёжкой, сбросила свою торжественную одежду, представ перед незнакомцем совершенно обнажённой.

«Ресторан для семейного отдыха» пронеслось в голове у Лео.

«Впрочем, что считать семьёй?»

— Простите, сударыня, — сипловато и с придыханием прошептал Лео, — меня дама заждалась.

И бросился на выход, по пути не забыв деликатно, бочком обойти обнажённую,

Едва дверь захлопнулась, Лео повернул голову и посмотрел на изображённый на ней символ.

Символ был правильный, треугольник вершиной вниз.

Но, подойдя к соседней туалетной двери, Лео увидел… всё тот символ, всё той же вершиной вниз.

— Вы не удивляйтесь, — пояснила ему стоявшая возле двери темнокожая девочка.

И забавно тряхнула косичками.

— Здесь все смотрят вниз. Наверху для них нет ничего интересного.

Лео понимающе кивнул в ответ, хотя из этого объяснения ровным счётом ничего не понял.

Эмма дожидалась его с видом сдержанно-недовольным, поскольку, судя по всему, начинала уже вступать в прав постоянной спутницы.

— Я уже начала скучать, — то ли пожаловалась она, то ли слегка отчитала виновато улыбающегося сотрапезника.

— Почему так долго? Уже и стол успели сервировать…

На столе и впрямь было тесно от тарелок. Официанты почему-то вместе с закусками принесли и горячее.

Правда, тарелки с горячими блюдами были предусмотрительно выставлены на подносики с подогревом, так что кондиции яств вряд ли ухудшились от ожидания гостя, но подобная манера подачи Лео слегка удивила.

«Но в „Обероне“, похоже, лучше ничему не удивляться, иначе так и будешь всё время ходить с открытым ртом…»

На слове «открытым» Лео вспомнил сцену в туалете и облизал губы.

— Да так, одна история произошла…

— Забавная? — уточнила спутница.

«Господи, зачем я это ляпнул? Теперь она точно попросит рассказать!»

— Расскажите, пожалуйста, мне интересно.

Лео хмыкнуло озадаченно, огляделся по сторонам и подвинул ближе тарелку с томатным супом.

— В общем… такое пикантное происшествие… как-то увидел ненароком… только что…

И Лео начал рассказывать.

Сначала он хотел изложить увиденное предельно деликатно.

Он уже после первой фразы отчего-то разошёлся и начал описывать увиденное предельно страстно и откровенно.

С опаской он ждал того, что спутница смутится, потом разозлится из-за непристойности его рассказа, а потом и вовсе влепит ему пощёчину.

Но она слушала молча, не прерывая, не возмущаясь, и не отводя взгляд.

И Лео поймал себя на мысли, что ей, похоже, вся эта история даже нравится.

Когда её глаза на миг блеснули коротко и хищно, Лео окончательно понял, что туалетная история ей не просто нравится, а возбуждает её.

Лео не упустил из рассказа и короткую встречу с дамой в белом платье, а потом и без него.

— Вот так…

Эмма молчала секунды две.

А потом спросила:

— Вам понравилось?

Перехватив смущённо-недоумевающий взгляд спутника, уточнила:

— То, что вы увидели — вам понравилось?

— Ну, это…

Лео пожал плечами.

— Это забавно.

— Врёте, — уверенно произнесла Эмма, глядя ему в глаза. — Это не только показалось вам забавным. Это…

Она не отводила взгляд, ставший вдруг острым и жёстким.

— Вам понравилось!

«Вот оно что» со странным удовлетворением подумал Лео. «Настало время откровенности. Не думал, что такая бесцеремонность мне понравится, но она мне… понравилась. Подхватим игру!»

— Да, мне понравилось, — признался Лео. — Открыто, раскованно… Мне нравятся такие отношения.

— А мне вы показались поначалу немного зажатым, — заметила Эмма.

Лео развёл руками.

— Быть можем, вы и правы. В конце концов, я лишь говорю о своих пристрастиях, а не о том, как они реализуются.

Взгляд Эммы заметно смягчился.

— Хорошо, — сказала она. — Это замечательно, Лео! Мне нравится откровенность. Иначе никакого удовольствия от общения…

«О чём это она? Неверное, не о застольном общении говорит…»

— Давайте кушать, — предложила Эмма. — Эти подносы могут греть пищу бесконечно, и ваш суп попросту испарится.

Трапеза прошла в разговорах простых и незначительных.

Лео рассказал немного о себе.

Немного, но больше, чем следовало рассказывать совершенно незнакомому человеку.

Должно быть, его подкупил тот неподдельный интерес, с которым Эмма выслушивала историю его нелёгкой и нелепой жизни.

Отец рано умер.

После его смерти Лео жил вдвоём с матерью в доставшемся по наследству домике в окрестностях одного крупного города.

Сбережений от отца почти не осталось. Ему рано пришлось начать работать.

Мать хворала.

Три недели назад она умерла.

А теперь вот…

— Пригласили пожить здесь, — скомкано закончил Лео свой и без того и не очень связный рассказ.

Это описание житейских передряг было правдиво лишь частично.

Он ни словом ни обмолвился о том, что из-за неприятностей, связанных со смертью матери, вынужден был покинуть домик и провести эти самые три недели под мостом, ночуя на набережной, и что хорошенько отмыться и привести себя в порядок ему удалось лишь перед самым выездом в отель, когда после подписания необходимых бумаг в канцелярии Хозяина его отвели в душ и кое-как почистили и подлатали его одежду.

Разумеется, ничего он не сказал об обстоятельствах смерти матери.

Не упомянул и Хозяина.

Его упомянула Эмма.

— Пригласили? — переспросила она.

И с улыбкой сама ответила на свой вопрос.

— Точнее, пригласил. А ещё точнее — предложил. Такой неприятный мужчина… с рыжими седеющими волосами и грубым лицом. Я права?

Лео её осведомлённость нисколько не смутила.

«Конечно, не одного же меня отобрали…»

— Вы тоже участник представления?

— Здесь все — участники, — ответила Эмма.

И еле заметно кивнула в сторону зала.

— Здесь, в ресторане. И в отеле. Во всех номерах и служебных помещениях. От подвала до сада на крыше. И все, кто гуляет по склонам холма. Все, кто пересекает ограду отеля — становится участником представления.

— Как много вы знаете о здешней жизни, — заметил Лео.

— Я просто дольше вас здесь живу, — пояснила Эмма.

— Сколько же, позвольте узнать?

Эмма задумалась.

Что-то её смутило, тень пробежала по лицу.

— Странно, — прошептала она.

И сказала громче:

— Какое странно совпадение! Я здесь — три недели. Ровно три недели назад я встретилась с тем, кого зовут «Хозяин», и приняла его предложение.

— Его предложение вряд ли бы принял человек, жизнь которого благополучна, — произнёс Лео, внимательно наблюдая за реакцией спутницы.

— Ваша жизнь так же не отличалась безмятежностью и обилием радостных событий?

— Я не помню, — ответила Эмма просто и искренне.

— Ничего не помните о своей прошлой, доотельной жизни?

В вопросе Лео не прозвучало ни единой нотки недоумения или недоверия.

Казалось, ему надо просто констатировать факт.

— Да, — подтвердила Эмма. — Ничего не помню. У меня амнезия. Полная…

Она шутливо покрутила пальцем у виска.

— Я пришла в себя в больнице. Кажется, какое время приходила в себя. Сколько дней — не помню. Обрывочные, смутные картинки… Потом я частично пришла в себя — и меня выписали.

— Вас выставили на улицу! — возмутился Лео. — Но это же натуральное свинство — выбросить на улицу человека, да ещё и с невосстановленной памятью. Они хоть сказали вам, при каких обстоятельствах вы поступили в больницу?

— Сказали, но немного, — ответила Эмма. — Кажется, меня нашли в парке, травм и следом насилия не было. Одежда так же не пострадала и даже была относительно чистой, если не считать небольшого пятна где-то на талии. На мне было светлое, лёгкое пальто и пятно на таком фоне было хорошо заметно. Но в остальном всё было целым и чистым. Денег, ключей, документов, кредитных карт… не было…

— Вас обворовали! — уверенно заявил Лео. — Пока вы были без сознания. В последнее время в наших городах так много бродяг…

«Мне ли не знать!»

— Возможно, — неуверенно согласилась Эмма. — Но… я не знаю. Только с чужих слов, со слов врачей. И привёз меня в больницу не санитарный автомобиль, и не полицейский. А какой-то незнакомец, частное лицо. Он и рассказал врачам в приёмном отделении всю эту историю, а потом попросту исчез. И так быстро и незаметно, что никто не успел записать его имя. Это мне рассказали уже врачи.

— Ваш любовник? — предположил Лео. — Может быть, была… сцена? Между вами? Вы потеряли сознание, он испугался и отвёз вас в больницу. И документы с каточками забрал, чтобы затруднить вам восстановление памяти и получить фору на побег?

Эмма молчала.

Только небольшая прожилка забилась у неё на щеке.

— Ой, простите!

И Лео хлопнул себя по лбу.

— Невоспитанный я болван! Вам и так тяжело, а я тут сплёл целую детективную историю, без фактов и улик. На пустом месте. Скорее всего, это был просто добрый человек, который из жалости отвёз в больницу найденную им в парке женщину, которая без сознания лежала на скамейке. А он исчез он лишь потому, что не хотел впутывать своё имя в потенциально криминальную история. Обычный страх добропорядочного, но не слишком смелого обывателя.

— Наверное, так. — ответила Эмма. — Должно быть, так всё и было…

И продолжила рассказ.

— Нет, меня не выкинули. Я убежала сама. Мне вернули одежду, я сидела в приемном отделении. Мне сказали, что физически я здорова, а на восстановление памяти могут уйти годы. Держать в больнице они меня больше не могут. Потом врачи ушли, со мной осталась только медсестра. Кажется, её оставили наблюдать за мной, но она не очень прилежно исполняла поручение, постоянно отвлекалась с парнями из дежурной бригады. А потом и вовсе ушла куда-то… А я услышала, как кто-то из врачей звонит в полицию. И я испугалась, сама не знаю — чего… И выбежала.

— Я пустилась прочь. Шла, не разбирая дороги. Не помню, как очутилась на улице, и не помню — на какой. Там меня подобрала машина… Должно быть, я всё ещё не пришла в себя и была в каком-то полувменяемом состоянии, потому что совершенно спокойно села в автомобиль к совершенно незнакомы людям. В машине было двое… Они не стали меня ни о чём спрашивать, а просто отвезли к человеку, который сказал, что его зовут «Хозяин»… Вот такая история.

— Странная история, — резюмировал Лео.

«Впрочем, и моя история странная, и нелепостью потягается с её рассказом. Похоже, „Оберон“ не случайно стал нашим приютом…»

— Но как же, при полной амнезии, вы узнали, что вас зовут — Эмма?! — воскликнул Лео.

— Стало быть, не полная амнезия?

— Увы, полная, — печально ответила блондинка. — Эммой меня называли врачи и санитары. Так я была записана в журнале регистрации. А всё потому, что на внутренней стороне моего пальто была пришита бирка с именем «Эмма». Видимо, пальто знает обо мне больше, чем я сама…

«Или это торговая марка» мысленно дополнил рассказ Лео. «Или вообще… чужое пальто. Вот так приключение ей выпало!»

— И вы приняли предложение Хозяина?

Даже его, отчаявшегося бродягу, удивляло бесстрашие и фатализм спутницы.

— Он сказал, что это театральное представление вернёт мне память.

— И вы поверили ему? — продолжал допытываться Лео. — С чего ему заботиться о вас, возвращать вам память?

— Но и вы поверили, — возразила Эмма.

— Мне деваться было некуда! — с некоторым возмущением в голосе заявил Лео.

— Мне тоже, — ответила Эмма.

И бросила салфетку на стол.

— Вы закончили с рёбрышками? Пойдёмте отсюда, мне что-то дурно… Должно быть, оттого, здесь становится шумно!

Ресторан и в самом деле загудел уже множеством разноязыких голосов, стал наполняться звоном бокалов и резким звяканьем вилок и ножей. Звуки этого отчаянно фальшивящего, нестройного хора начали становится всё отрывистей и надсадней, будто людей, всё более и более наполняющих зал, начли исподволь бить короткими разрядами тока.

И в этот хор стали вплетаться детские голоса.

Лео заметил, что ресторан и впрямь стал напоминать семейный: по залу во множестве забегали дети, юрко протискиваясь между столами, вереща и на ходу хватая взрослых за ноги.

«Боже мой! Только не водите их здесь в туалет!» мысленно попросил родителей Лео.

И пошёл вслед за спутницей.

Где-то у самого выхода, там, где нестройный гвалт, перерастая постепенно в монотонный шум, остался уже за спиной, навстречу им понёсся мужчина в бежевой изрядно помятой пиджачной паре, в котором Лео, к удивлению своему, узнал одного из туалетных любовников, столь внезапно растворившихся в воздухе.

Движения его были столь порывисты, что Лео даже зажмурился на мгновение, ожидая неминуемого столкновения.

Но по счастью, всё обошлось.

Внезапный бегун с широкой и бессмысленной, едва ли не лунатической улыбкой на лице, привизгнув, короткой дугой обогнул Лео и его даму и скрылся где-то в гудящих джунглях семейного зала.

И тут, с коротким запозданием, осознал Лео, что облик его изменился.

И помимо появившегося на любовнике изрядно помятого пиджака и было и ещё кое-что…

Шрам!

Свежий, кровоточащий шрам на лбу.

Лео успел заметить и тонкие струйки крови на линии бровей.

«Брать…» вспомнил Лео. «Брать у вас…»

— Идём? — и Эмма кивнула в сторону коридора.

НОМЕР.

Она явно вела его в свой номер.

«А чего стесняться?» с наигранным циничным безразличием успокоил сам себе Лео. «Мы же на сцене».

Ключ она взяла не на рецепции.

Один из помощников портье протянул ей бронзу у самой лестницы, словно бы специально её там поджидая.

«А может, и специально…»

Лео устал удивляться.

В конце концов, не удивляются же зрители в театре, завидев ангела, спускающегося на тросах откуда-то с потолка.

Или посмотрев историю про почтенную мать семейства, которая после трёх часов стенаний на сцене совершенно случайно, токмо волею божьей и автора пьесы, обнаруживает заветную родинку на плече садовника, как-то ненароком забредшего в запущенный сад, и, таким чудесным образом воссоединяется с потерянным лет сорок назад сыном, коего не чаяла уже и обнять в дольнем мире.

«Вот только не надо про мать» попросил сам себя Лео.

Эмма поднималась по лестнице, не пожелав воспользоваться лифтом.

Впрочем, подъём был недолгий.

Второй этаж.

В молчании они прошли почти до самого конца коридора и остановили у двери с номером «семь-пять-семь-два».

«Почти как у меня» отметил Лео. «Только последняя цифра отличается. Рановато делать выводы, но и есть, похоже, номер этажа…»

И дверь у неё была светло-зелёного цвета, в лиственных узорах.

Украшала её голова не сатира, а нимфы.

Впрочем, нимфа повернула ключ с той резвостью, что и сатир.

Лео поразил странный, внезапный двух-трёхсекундный провал в памяти.

Он совершенно не помнил, как оказался посреди комнаты.

Это походило на обрыв плёнки с мгновенной склейкой.

Эмма стояла возле распахнутой двери, ведущей на террасу.

Лео, угадав её желание, подошёл ближе.

Спутница взяла его за руку и вывела под открытое небо, затянутое уже не облаками, а лёгкой, полупрозрачной кисеёй, сквозь которую, казалось, вот-вот выглянет солнце.

Но солнце всё не выглядывало, и не заметно даже было то место, где висел его круг.

Пелена была равномерно светлой, словно испускала сияние сама по себе, без помощи светила.

Эта необычная картина неба хорошо просматривалась ещё и потому, что терраса была полностью открыта и свободна от нависающих карнизов и балконов верхних этажей.

Волею архитектора она покоилась на широком, далеко выдвинутом вперёд каменном выступе, словно бы на рукотворной скале.

И путь до края террасы показался Лео бесконечно долгим.

— Встань здесь…

И Эмма показала ему на место рядом с широкой гранитной балюстрадой.

Лео послушно встал.

Мысли его остановились и внутренний голос в смятении замолчал.

— Разденься, — сказала она.

Интонации её голоса были смешанные: то ли просьба, то ли приказ.

— Как?

Этот странный, нелепый вопрос едва слетел с его пересохших губ.

Эмма улыбнулась.

— Совсем.

Лео огляделся.

Мысли остановились, но упрямая, инертная обывательщина всё ещё выползала из его сознания.

— Но здесь же всё открыто…

— Это хорошо, — успокоила его Эмма. — Волноваться не о чем. Здесь нет недоброжелателей, только друзья и любовники. Все условности в прошлом.

Лео застыл, словно охваченный внезапным январским холодом.

— Хорошо, — пожалела его Эмма. — Я тебе помогу.

Она погладила его по щеке.

— Расстегни пуговицы.

И он покорно расстегнул, одну за другой.

— Теперь сними рубашку.

Он медленно стянул реквизитный шёлк, бросив его на гранитные плиты пола.

Она погладила его по соскам.

— Они быстро твердеют. Не такой уж ты и стеснительный.

Она положила руки ему на талию.

— А теперь расстегни и спусти брюки.

Эмма провела ладонью по поднимающейся ткани трусов: член стал отзываться на ласки быстрой эрекцией.

— У тебя давно не было женщины?

Лео кивнул в ответ.

— Сегодня ты испытаешь двойное удовольствие: станешь моим мужчиной, и моей женщиной. А теперь разденься — до конца.

Лео избавился от остатков одежды и член, лишённый оков, гордо поднимался к небу.

— А теперь заведи руки за спину…

Лео подчинился.

И тогда Эмма, быстро вытащив брючный ремень, стянула ему руки узлом.

— Тебя ведь это возбуждает?

— Да, — прошептал Лео.

Эмма засмеялась и, схватив Лео за плечи, уложила его спиной на гранит.

— Ангелочек, — нежно прошептала она, — теперь ты в моей власти. Или я в твоей?

Выпрямившись, она медленно сняла туфли и поставила их на край балюстрады.

— Посмотри на меня. Смотри же…

И вот теперь чёрные нити окончательно слетели с её плеч.

Как и ожидал Лео, лифчик не стеснял её грудь.

Но и ожидаемых трусиков под платьем не было.

Она сразу и мгновенно предстала перед ним обнажённой, во всей своей ослепительной красоте.

Она присела на корточки так, что её тонкая розовая полоска влагалища оказалась над лицом Лео.

Лео почувствовал, как тёплая струйка, поначалу тонкая, но быстро набирающая силу полилась на его лицо.

Лео подставил губы и, не боясь захлебнуться, короткими, отрывистыми движения стал заглатывать горьковато-солёную влагу.

И. когда священный поток закончился, прошептал восхищённо: «Господи Иисусе! Царица небесная! Слёзы Богородицы, слёзы пречистые…»

Алые губы влагалища прикоснулись к его лицу.

Сменив положение, Эмма встала на колени и теперь прикасалась промежностью к его напряжённому, сведённому страстью и искривлённому безумным возбуждением рту.

— Сие есть плоть моя, — подхватила она молитву. — Вкушайте тело моё!

И Лео погрузил язык в её влагалище, ритмичными движениями разжигая огонь женской страсти.

Затем кончиком языка прикоснувшись к клитору, превращая его в набухший розовый бутон.

И снова погрузил язык в плоть, уже отзывающуюся жаром на его ласки и источающую первые порции пьянящей влаги.

— Плоть моя — медовые соты, — тихо произнесла Эмма.

И Лео почувствовал, как её язык касается его мошонки.

Она нежно и осторожно перекатывала языком его яички.

А потом влажными губами поцеловала самый кончик его члена, слизав тягучую капельку с его головки.

Потом нежно пробежала пальчиками по члену, от основания до головки.

И несколько секунд играла с ним, словно с шаловливым зверьком.

А потом охватила губами, глубоко пропуская в рот, и продолжая между тем игру языком.

Лео в бешено-сладкой истоме едва контролировал себя, продолжая разжигать её плоть.

Он ждал и ждал, когда же начнёт она ритмичные движения навстречу рывкам его уже наполненного семенем члена, и, почти обездвиженный её плотью, тщетно пытался сильнее подать член навстречу её заглатывающим движениям.

А Эмма всё играла и играла с ним, то будто насаживаясь ртом на тянущийся к ней багровый комок мышц, то отпуская его и возобновляя игру пальцами по всей длине крайней плоти.

Она и сама достигла крайней степени возбуждения: Лео чувствовал, как жидкость влагалища стекает по его подбородку и ягодицы подруги всё сильнее прижимают его голову к тёмному граниту.

И вот Эмма, уже не в силах затягивать игру, начала те долгожданные движения, о которых мысленно молил её Лео.

И уже через несколько секунд, под плотный напором щёк, языка и губ член разразился бурным фонтаном спермы.

И ещё одним. И ещё.

Эмма жадно заглатывала потоки спермы, словно досуха стараясь высосать своего спутника.

Лео, кончая, выл от взрывающей его страсти и чувствовал, как огненное влагалище Эммы исходит жаром, накрывая его лицо.

А потом Эмма куда-то ушла, оставив лежать его на балконе.

«Это ещё не конец» подумал Лео, после коитуса проваливаясь в быстро подступающий туманный морок.

Он не мог понять, сколько пролежал он, голый и связанный, на террасе.

Гранит был на удивление тёплым и гладким, словно отшлифованным, и воздух всё никак не хотел становиться прохладным, так что ничто не мешало ему плавать в тёмном полусне.

Но вот Эмма вернулась.

Он не услышал её шагов: она всё ещё была босой, обнажённой.

Только кажется (туман ещё не покинул окончательно полусонную голову Лео) на ней было что надето.

Что-то на поясе…

Неожиданно-сильным и грубым рывком она подняла Лео.

— Пора тебя трахнуть, малышка, — нежно прошептала она, приблизив губы к его левому уху.

— А разве мы это ещё не сделали? — попытался подхватить игру Лео.

— Нет, сучка, нет! — крикнула Эмма.

И голос её стал вдруг жёстким и грубым.

Лео удивился тому, с какой мужицкой и властной силой потащила она его в комнату.

«Что происходит?» в смятении он спрашивал сам себя. «Что с ней произошло? Как она могла так измениться? Полно, да Эмма ли это?..»

Эмма (да, теперь, при свете включённого ею торшера можно было разглядеть её и убедиться, что это именно Эмма, хоть и странно и внезапно изменившаяся) бросила его на пол посреди комнаты.

И тут Лео отчётливо разглядел, что именно надето у подруги поясе: искусственный член, дилдо, чёртова мощная елда на плотной кожаной перевязи.

Для верности кожаные крепления были дополнительно зафиксированы кожаными чёрными подтяжками, которыми Эмма нещадно придавила свою пышную грудь.

Лео увидел, как Эмма несёт с террасы и на ходу скручивает в тугой кляп его же собственные трусы.

— Но это-то за,.. — едва успел он произнести.

Кляп глубоко вошёл ему в рот.

— Это что бы ты не кричала, сучка, — пояснила Эмма, присев ему на живот. — Я тебя изнасилую, гадина. И я буду насиловать тебя, голенькую и связанную столько, сколько захочу.

Привстав и протянув руку, она сняла с тумбочки у зеркала заранее приготовленную баночку с кремом.

И сказала, снова придавив его живот:

— Я трахну тебя в твою сладкую попку, малышка. Кстати, можешь и покричать, если получится…

И она ладонью плотнее вогнала кляп в рот.

— …Можешь позвать на помощь. Можешь попытаться вырваться. Меня это всё возбуждает. Заводит, грязь!

И она отвесила ему пощёчину.

Лео попытался привстать, но она снова прижала его к полу.

— Лежи, тварь, лежи! Встанешь ты только тогда, когда я этого захочу.

Она стиснула его грудь.

— Тебе нравится? Продолжить?

И стала яростно терзать его соски.

Лео всё происходящее сначала казалось лишь странной игрой.

Потом на несколько мгновений его охватило чувство отстранённости, как будто в игре этой участвовал уже не он, а кто-то, лишь внешне похожий на него.

На несколько мгновений он превратился в бесчувственную куклу, терзаемую двуполой насильницей.

Но вот тёмный, запретный огонь возбуждения вспыхнул в нём.

Поначалу ошеломляющий, шокирующий, но и сладостно манящий своей запретностью, огненный жар этот рос с каждой секундой, и вот уже полыхнул полноценной, мощной эрекцией, сдерживать которую Лео был уже не в состоянии.

— Ну вот, — удовлетворённо произнесла Эмма. — Теперь ты готова. Твой клитор стал твёрдым. Пошли, грязная тварь! У меня есть подходящее место, чтобы тебя трахнуть.

И она рывком подняла Лео и потащила его в сторону ванной комнаты.

Там она поставила его над унитазом так, что ноги его охватили синюю раковину и наполненное водой отверстие оказалось у него под мошонкой и, рывком приподняв связанные рук, наклонила вперёд, грудью приложив к чуть влажной от конденсата панели слива.

Чуть слышно звякнула брошенная на пол баночка.

Её пальцы вошли ему между ягодиц и глубже, в анальное отверстие, густо смазываю будущий путь проникновения кремом, острый эвкалиптовый запах которого заставил Лео задышать тяжело, жадно захватывая воздух.

От безумной страсти у него меркло и мутилось сознание, и временами казалось, будто у него и впрямь вместо мужской груди где-то внизу качается пышная женская, а бешено бьющийся в пустоте член — это и впрямь клитор у преддверия новообретённого влагалища.

Слюна ручьями била во рту, и кляп потемнел от жидкости.

Её член вошёл в него, сначала где-то до половины, а потом, после нескольких плавных движений, и на всю длину, так что головка его стала сладко ходить и вращаться в глубине его тела.

Её руки снова охватили его грудь, властно и по-мужски сжимая тело.

И тут её движения стали резкими и бьющими, подлинно агрессивными движениями истинного насильника.

Она беспощадно трахала его, ибо это трудно было назвать всего лишь совокуплением.

Нет, это был трах, жёсткий и сладко-жестокий, пробивающий и подчиняющий жертву трах.

И Лео мог бы поклясться, что гладкий полимерный член его подруги с каждым заходом вглубь обретает жар и живое напряжение плоти, в считанные мгновения превращаясь в алчущую страсти, надменную и завоевательную мужскую плоть.

— Да, сука! Да, вонючка! Шлюха сортирная! — вопила Эмма, приходя в крайнюю степень возбуждения.

Ладонью правой руки она сжала его живот. Потом её пальцы пробежали вниз, нащупывая клитор-член.

И вот, нащупав крайнюю плоть, она стала гладить её, а потом — её охват стал жёстче, и началась насильственная и окончательно сводящая с ума Лео мастурбация.

— Грязная членососка! Сортирная тварь!

Она захлебнулась в вопле оргазма.

И в этот момент из члена Лео уже не фонтаном, а длинной струёй полилась в тёмные глубины унитаза белая сперма.

Эмма, огласив сине-розовое пространство ванной комнаты последним, уже слабеющим вскриком, разжала объятья и медленно опустилась на пол.

Член её выскользнул из отверстия и поражённый Лео увидел, что по задней поверхности бёдер его медленно стекают белесовато-прозрачные струи.

«Не может быть! Что это за…»

Не оборачиваясь, он провёл ладонью по ягодицам.

Они были липкие и влажные, словно и впрямь приняли порцию живой мужской влаги.

Смутный трепет охватил его.

Медленно отводя ноги от раковины унитаза, он потихоньку, сантиметр за сантиметром, развернулся, с нарастающим волнением переводя взгляд на то место, где должна была находиться Эмма, в мгновение ока из девушки переродившаяся в потустороннего андрогина.

Но ни девушки, ни андрогина в ванной комнате не было.

Комната была пуста.

Эмма исчезла, беззвучно, незаметно, бесследно.

В пустоте и ошеломлённости, охваченный неодолимым внутренним параличом, стоял Лео в ванной комнате минуты три, если того не больше.

И даже веки его застыли в мёртвой неподвижности, так что только яркий свет парных бра заставил их, наконец, заморгать, стирая накатившие слёзы.

Лео, выйдя из оцепенения, медленно опустился на пол, изогнулся причудливым образом (от чего из промежности натекла лужица на пол) и, захватив коленями кончик кляпа, вытащил затычку изо рта.

Упал, потеряв равновесие, и с минуту лежал на полу, старясь избавиться от надсадной одышки.

— Эмма!

Опустевшие комнаты ему не ответили.

Эмма исчезла.

Так, будто и не было её никогда.

— Эмма!

«Она не придёт» сказал ему внутренний голос. «И вообще, её никогда не было. Нет, и не будет. Это такое представление…»

— Замолчи! — прикрикнул сам на себя Лео.

«Здесь всё бутафорское, дружок. Театральное, выдуманное, ненастоящее. Появляется, а потом исчезает. Проваливается сквозь люк…»

— Замолчи! Замолчи! Замолчи!

«Хорошо» согласился голос. «Замолкаю».

— Эмма!

Лео уже догадался, что подругу звать бесполезно, и кричал теперь лишь потому, что не хотел оставаться в тишине, боялся её и криком гнал прочь.

Через пару минут он окончательно охрип и замолчал.

Горло саднило и страшно хотелось пить.

Страшно оттого, что не знал, как утолить жажду со связанными руками, и осознание беспомощности усиливало панику.

Лео решил, что не будет звать на помощь.

Не хотелось, чтобы посторонние видели его беспомощность.

Кроме того, немного узнав нравы отеля, Лео резонно полагал, что предстать перед постояльцами или обслуживающим персоналом голым и связанным — это навлечь на себя новые приключения, возможно и не прописанные в сценарии.

Потому, собравшись с силами, он бешено закрутился, отчаянно ёрзая по полу вправо и влево, цепляясь краями ремня за малейшие неровности предательски-гладкой плитки и стараясь всеми силами избавиться от пут.

Каждые две-три минуты он вынужденно останавливался, чтобы перевести дух и облизать губы, которые от неутолённой жажды начали уже потрескиваться и саднить по краям.

И только минут через пятнадцать отчаянных усилий, придавив копчиком чуть ослабевший кожаный захват, освободил он горящие и багровые, словно облитые крутым кипятком кисти рук.

Ещё несколько минут он сидел на полу, усмиряя дыхание и радуясь обретённой свободе.

Потом привстал, оперевшись на край унитаза, и сплюнул накопившуюся тягучую слюну в тёмную воду.

Медленно, цепляясь за стену, поднялся и выпрямился.

Подошёл к раковине умывальница, выполненной в форме полураскрывшегося розового бутона и долго вглядывался в зеркало, изредка жмурясь от ослеплявшей его подсветки.

На него смотрел немного ошалевший от обилия впечатлений темноволосый, диковатого вида мужик, всклокоченная шевелюра которого загустела и слиплась от пота, а карие глаза приобрели хищный зеленоватый оттенок с коротким, пронзительным разбойничьим отсветом.

Лео казалось, что в его облике произошли какие-то изменения, и весьма значительные изменения, но какие именно — он понять не мог, потому что картинка в его глазах то двоилась, то периодически мутнела, а то и начинала вдруг дрожать и трансформироваться, меняя контуры лица и оттенки кожи.

«Боже всемогущий, что же это?» спросил сам себя Лео.

Он надеялся, что внутренний голос, которому он сам приказал замолчать, на этот раз ослушается и что-нибудь скажет.

Не то, чтобы Лео ждал от него совета или хотел проверить, ему ли принадлежит этот внутренний голос или же транслируется некой силой извне в самые глубины его сознания.

Он просто хотел сейчас услышать что-нибудь, хоть бы даже и набор бессвязных слов, от внутреннего собеседника.

Ему хотелось, чтобы этот прежде надоедливый невидимка хоть как-то обозначил своё присутствие, лишь не оставаться одному.

Но невидимка молчал.

«Ты не мой голос» поддразнил его Лео. «Ты — чужак. Пришелец! Опасный мозговой паразит, не известно кем управляемый. Ты не подчиняешься моим командам, значит — мне не принадлежишь. Если ещё раз проснёшься — утоплю в белом шуме».

И Лео, заткнув пальцами уши, начал беспорядочно выть, мычать и стонать.

Затем освободил занывшие уши от пальцев и прислушался.

Голос молчал.

Провокация явно не удалась.

Внутренний или внешний, голос жил своей жизнью и в данный момент на общение категорически не шёл.

«Хорошо» сказал Лео и погрозил зеркалу пальцем.

Двойник в зеркале ответил что-то беззвучно и погрозил пальцем ему.

Однако в таком встрёпанном виде передвигаться по «Оберону» было ни к чему.

Что-то подсказывало Лео, что такой вид неизбежно вовлёк бы его к участию в чужих игровых сценариях, а это сейчас было совсем ни к чему, хотелось спокойствия и хотя бы краткого отдыха.

Лео по-хозяйски забрался под душ и долго намывался, одну за другой опорожняя многочисленные бутылочки с шампунями и гелями, заранее заботливо расставленными горничной по полкам.

Розовые, зелёные, красные и перламутровые жидкости текли по нему со всевозможных сторон, смешиваясь с тугими водяными струями и стирая вещественные следы испытанных приключений.

Минут через сорок, чистый и благоухающий добрым десятком запахов, от лаванды до ванили, Лео выбрался из душа и зашёл в комнату.

Минут за пять до этого Лео подумал, что неплохо бы как-то решить вопрос с одеждой, потому как прежняя, скомканная и, должно быть, уже запылившаяся, никак его не привлекала.

Наиболее подходящим он считал звонок аттенданту из отдела обслуживания номеров с просьбой принести что-нибудь подходящее из его комнаты, потому как он совершенно случайно застрял в чужом номере с пришедшей в совершенную негодность одеждой, так как… э-э…

Ну, в общем, всем всё понятно!

Но в комнате, под светом торшера, обнаружил Лео на убранной персиковым покрывалом софе заранее разложенную и тщательно отутюженную одежду, явно его размера и для него же приготовленную.

Классическую и вечернюю.

Тёмно-синий, со сдержанной, голубовато-серой полоской пиджак. Брюки в цвет пиджака с идеально проведённой строгой полоской, охваченные заранее заправленным ремнём. Кремовая сорочка с простроченной пуговичной планкой.

На прикроватном коврике поджидали его чёрные лаковые туфли, из широко раскрытых светло-кожаных пастей которых выглядывали задорно языки тёмно-синих носков.

«А ремень кстати» подумал Лео. «Мой-то в негодность пришёл…»

Он быстро оделся и пошёл было к двери.

Но на полпути замер и начал беспокойно оглядываться в поисках ключа.

Ключа нигде не было.

Включив везде люстры в дополнение к торшерам и бра, он обошёл довольно просторный номер, оказавшийся, как и его обиталище, двухкомнатным.

Вот только второй комнатой оказался на спортивный зал с замысловатыми снарядами, а нечто, напоминавшее кабинет для уединённых занятий: небольшая аккуратная комнатка со стенами, сплошь покрытыми резными деревянными панелями, со столиком у окна, на котором стоял кем-то включённый ноутбук, на экране которого непрерывно демонстрировался закольцованный видеоролик про какого-то срывающегося с крыши беглеца, лицо которого, постоянно находившееся в полутени, почему-то показалось Лео смутно знакомым.

— Эмма, это ты мне оставила послание? — спросил Лео, повысив голос до хриплого крика, на окончании фразы срывающегося в фальцет.

— А где же ключ? Где ты оставила ключ от номера?

Никто ему не ответил.

Только летел и летел с крыши незнакомец, лицо которого…

Лео хлопнул себя по лбу.

— Да чёрт с ним!

И с ожесточением добавил:

— И с ней! С её ключом! И с этой трижды проклятой картинкой!

И он резким движением смахнул ноутбук на пол, а тот всё так же невозмутимо продолжал демонстрировать повторяющиеся картинки.

«Полно, хватит грустить и расстраиваться» неожиданно пришёл ему на помощь проснувшийся внутренний голос. «К чему тебе ключ? Зачем устраиваешь обыск? Зачем беспокоишься понапрасну? Быть можем, дверь и незаперта. То есть, прямо скажем, открыта. И тебе не придётся сползать с террасы второго этажа, пачкая дорогой костюм и принимая нелепые позы под взглядами праздношатающейся публики. Проверь, герой-любовник, и не устраивай истерик».

«Дверь закрыта» упрямо возразил Лео. «Я видел, как Эмма закрывала её. И, будь она хоть немного приоткрыта, я видел бы полоску света из коридора. Я заметил, что здешние двери прилегают плотно и имеют защёлку. И потом…»

«Я, я…» передразнил голос. «Уж точно это проще, чем, запалив свет, бегать по номеру или лезть в них, цепляясь за гранитные плиты. Кожу-то точно не обдерёшь…»

В глубине души Лео почувствовал, что резон в доводах собеседника есть, а потому, подойдя к входной двери, слегка толкнул её.

И дверь легко открылась.

Рассмотрев замок, Лео увидел аккуратно утопленный язычок защёлки.

А с внешней стороны двери ему подмигивала улыбающаяся нимфа.

«Ха, разыграли!» торжествующе воскликнул внутренний голос.

И тут же с притворным испугом спросил:

«Мне замолчать?»

«Непременно!» довольно резко ответил ему раздосадованный Лео. «нужен будешь — позову».

Дверь номера он оставил как есть, приоткрытой.

Решил, что раз уж номер под присмотром (что теперь было очевидно), то и беспокоиться о его безопасности смысла особого нет.

Лео спустился вниз и подошёл к стойке рецепции.

Портье, не прежний, пожилой, а новый, молодой и круглолицый, с нагловатыми вздёрнутыми усиками над пухлыми, почти детскими губами, подошёл к нему неспешно, размеренным шагом, сохраняя зримое достоинство отеля перед лицом гостя.

— Слушаю вас, сударь.

Лео, отчего-то засмущавшись, вороватым манером огляделся вокруг, хотя никто из гостей и служащих отеля не обращал на их разговор ни малейшего внимания, к тому же лобби оказалось весьма многолюдным, так что в общем гуле голосов потонул бы не только любой разговор, но, пожалуй, даже перебранка среднего уровня крикливости.

— Девушка, — с таинственным намёком в голосе произнёс Лео. — Она была со мной. Её зовут Эмма, она гость отеля…

Портье смотрел на него взглядом детски-светлым и бесстрастным.

— Она подходила к стойке и брала у вас ключ от номера…

— У меня? — уточнил портье.

— Не помню, — признался Лео. — Кажется, у вашего коллеги. Ещё днём, а сейчас… э-э…

— Вечер, — подсказал портье.

— Да, — согласился Лео. — Уже вечер и, похоже, давно стемнело.

Лео замолчал.

Портье выждал секунд десять и вежливо осведомился:

— Так чем же я могу помочь?

— Она пропала, — с вырвавшейся наружу тревогой произнёс Лео. — Она сначала была, а потом пропала. И ключ от её номера, похоже, пропал…

«Господи, зачем я всё говорю?» с тоской спросил сам себя Лео. «Зачем вообще впутываюсь? Такое впечатление, что не я говорю, а мной говорят…»

— О каком номере идёт речь? — с профессиональной вкрадчивостью осведомился портье.

— Семь-пять-семь-два, — с ненавистью к самому себе произнёс Лео.

Портье отошёл (как показалось Лео, на пару мгновений, и в продолжении этих мгновений Лео думал, что самым лучшим сейчас будет убраться прочь, подальше от этой чёртовой стойки и полногубого портье, и пусть этот тип сам разбирается с номером, и с девушкой, о со всеми прочими загадочными неурядицами их сумасшедшего «Оберона», думал так, думал, но стоял на месте, удерживаемый какой-то неведомой, и при этом неодолимой силой), потом вернулся и торжественно произнёс

— С номером всё в порядке, сударь. Он вакантен.

— Что?? — с изумлением воскликнул Лео.

— Вакантен, сударь, — повторил портье. — То есть свободен, не занят. Там проживала почтенная пожилая пара, но недавно они покинули нас. Отправились отдыхать ближе к морю. С тех пор номер пустует. И с ключом всё в порядке. Он на месте, в соответствующей ячейке. Предвосхищая ваш вопрос, замечу, что ошибки и путаницы быть не может, это именно тот самый ключ, от номера семь-пять-семь-два. Я лично достал его из ячейки и проверил. Предвосхищая ещё один ваш возможный вопрос, опять-таки замечу, что дубликат ключа хранится вместе с прочим дубликатами в сейфе отеля и гостям не выдаётся. Мастер-ключ хранится так же в сейфе отеля и, разумеется, никому не выдаётся. Портье может получить доступ к сейфу только с разрешения управляющего отеля либо, в ночное время, с согласия старшего портье и в присутствии сотрудника службы охраны отеля, о чём делается запись в журнале. Разумеется, происходит это в исключительных случаях, но, как вы понимаете, обычный запрос гостя едва ли можно считать исключительным случаем. Кроме того, я проверил журнал: никаких записей о выдаче дубликата ключа от номера семь-пять-семь-два нет. Мастер-ключ вообще выдавался в последний раз в позапрошлом году. Так что увы, сударь… то есть, всё замечательно, сударь, причин для беспокойства нет.

«Когда это он успел всё так шустро проделать?» удивился Лео.

Стремительность портье не только удивила, но и насторожила его.

У него появилось подозрение, поначалу смутное, но уже через несколько секунд окрепшее и отчётливо оформившееся, что кто-то, некий невидимый постановщик действа, заранее предвидел его визит к стойке рецепции и снабдил портье соответствующими инструкциями, а отсутствие портье и его поход якобы с проверкой ключа — это лишь формальность для успокоения гостя.

Впрочем, роль свою портье отыграл на троечку с минусом: слишком мало отсутствовал, слишком быстро вернулся, слишком уж безоблачно чело его и уверен взгляд.

И Лео решил хоть немного вывести этого хлыща из себя, бросив неосторожную фразу:

— Вакантен? То есть свободен? Но номер же открыт! Я был там пару минут назад. Дверь открыта!

— Исключено! — уверенно возразил портье.

Лео почувствовал подступающее против воли желание двинуть молодому всезнайке кулаком в гладкую физиономию.

— Почему? Я видел это собственными глазами! Трогал эту чёртову дверь, причём с двух сторон.

— Невозможно, сударь, — преспокойнейшим тоном заявил портье.

И пояснил со всей возможной профессиональной снисходительностью:

— Вакантные номера ставятся на сигнализацию, с которой снимаются лишь во время регистрации нового гостя на стойке рецепции. Это хорошо отработанный процесс, он совершенно незаметен для гостя и не причиняет ни малейших неудобств. Кроме того, сигнализация отключается на время уборки номеров. Но только на время уборки! После доклада горничной охрана немедленно ставит номера на сигнализацию. Номер, о котором вы говорите, убирался вчера днём, после чего в соответствие с протоколом безопасности был подключён к защитной системе и более не отключался. Он и сейчас находится под контролем сигнальных датчиков, я только что проверил индикаторную панель. Номер закрыт, сударь, можете быть в этом уверены, иначе через считанные секунды возле него оказались бы сотрудники охраны. Наша охрана не подводит, сударь, можете быть в этом уверены.

— А девушка? — уже слабым голосом спросил Лео.

Портье улыбнулся несколько смущённо.

— Мы не отслеживаем перемещения наших гостей, сударь. Разве только поступит запрос из полиции. Но вы ведь не из полиции?

— Я не из полиции, — подтвердил Лео и вздохнул разочарованно. — Я гость…

Портье смотрел на него выжидающе.

— Ключ от номера, моего! — потребовал Лео. — Семь-пять-семь-пять!

ВЕЧЕР.

О пакете он вспомнил, лишь войдя в номер.

Пакет его терпеливо ждал на прежнем месте, там, где Лео оставил его.

На столе.

Впрочем, Лео не удивился бы, если бы пакет оказался на кровати, на прикроватной тумбочке, на подоконнике или вовсе под потолком.

Лео просто устал удивляться и принимал течение событий с бесстрастием тибетского ламы.

Пакет он вскрывал с некоторым волнением, поскольку помнил, что сделать это он должен был сразу же после обеда.

Он даже полагал, что внутренний голос отпустит по этому поводу пару-тройку едких замечаний.

Но внутренний голос молчал, а собственный голос Лео занудно повторял, что «после обеда» — понятие растяжимое и относительное, и обеденное времяпровождение вполне может включать и некоторые невинные развлечения, и темнота за окнами — не причина для беспокойства…