Она всегда просыпалась очень рано, старалась впитать утро до остатка, выпить его до дна, насытиться им, и только после этого спешила разбудить тех, кто был в её квартире. У нее могла гостить мама, подруги, друзья, друзья мужа, коллеги — кто угодно, но сегодня дома был только её сын Кристиан и её йоркширский терьер Рич. Обычно, проснувшись, она долго лежала, вспоминала свои яркие или призрачные сны, прислушивалась к тишине комнаты, улыбаясь, представляла, как забавно Кристиан будет зевать и прятаться под одеяло, чтоб не просыпаться, а потом открывала глаза, еще несколько минут смотрела в окно, прежде чем встать, просто улыбалась, просто была собой.

Утро имело свою необъяснимую магию, и именно утро решило подарить ей новое чувство — чувство необратимости и неизвестности перед будущим. Именно это утро!

Она проснулась с невыносимым чувством тревоги, таким сильным, что оно заполнило её до краев, сдавило грудь и вытолкнуло из сна резким толчком. Первые несколько секунд она не могла даже просто вздохнуть, сначала её обдало холодом, затем жаром, она почувствовала холодную испарину на лбу, наконец, задышала и открыла глаза. Перед её постелью стоял Кристиан — янтарные глаза смотрели серьезно, лицо бледное и напуганное. В свои три года мальчик прекрасно разговаривал — ясно и обдуманно, как взрослый, он хорошо выговаривал все буквы, которые так трудно давались детям его возраста, рассуждал о мире, о чувствах людей, о себе, но при этом был так хрупок своим внутренним миром, что это было видно каждому, кто его встречал.

— Мама, я не хочу тебя расстраивать, но я заболел.

— Ты не можешь меня расстроить, а твоё «заболел» просто говорит о том, что сегодня мы не пойдем к ребятам в садик, а пробудем вместе целый день.

— Я сильно заболел, я чувствую, что в этот раз не так, как в другие.

Он поднял свою маленькую ладошку, зачем-то посмотрел на нее, вздохнул и убрал в карман пижамы. Даша улыбнулась ему, протянула руку, чтобы помочь Кристиану забраться к себе под одеяло. Он положил свою ладонь на её, и к ней пришло осознание того, что ребенок пытался ей сказать — его маленькая ладошка обожгла её, он был таким горячим, что было странно, что он мог стоять и вести себя так спокойно.

— Малыш, а что у тебя болит?

— Не знаю, мама, болит всё, но в тоже время не болит ничего.

— Значит, мы сейчас позовем врача.

Она старалась говорить спокойно, глядя прямо в глаза сыну, но он чувствовал её как самого себя, и она это знала. Знала, что по стечению обстоятельств родила необычного ребенка, разум которого был выше её собственного. Ей казалось, что нет большего счастья, чем ребенок, который понимает тебя без слов, без жестов, без взглядов, просто понимает, вот только теперь, на пару секунд, ей стало грустно потому, что её тревогу он понимал так же отчетливо, как и всё остальное. Он кротко положил голову на её подушку, длинные темно-русые волосы рассыпались вокруг, налипли на виски, на лоб и казалось, что лицо его светится белизной в этом легком обрамлении. Даша забыла, где её телефон, она боялась оторвать взгляд от сына, будто её взгляд был его кислородной маской.

— Мама, мне не страшно ни капельки. Ты можешь идти одеваться, звонить в больницу и кормить Рича, он не виноват, что я заболел. Он хочет есть, а потом он хочет гулять.

Его изогнутые ресницы дрогнули, и он свернулся калачиком, подложив ладошку под белую щечку.

— Я быстро, малыш.

Она выскочила из постели, схватила с тумбочки телефон и быстро пошла на кухню, где Рич уже нетерпеливо крутился у миски. Даша набрала номер мамы, на ходу открывая холодильник в поисках корма, и, ничего не видя, стала передвигать на полочках какие-то продукты. На пол упало яблоко, она подняла его дрожащими руками, сунула куда-то на стол и, поняв, что в холодильнике корма нет, открыла шкаф. Мама трубку не брала, в шесть утра мало кто мог услышать нежданный звонок. Собачий корм рассыпался по всему полу, Рич удивленно посмотрел на хозяйку, но безмятежно стал подбирать хрустящие мясные сухарики с пола.

Даша прошлась по кухне, не зная, что делать, быстро пошла обратно к сыну. В висках так стучало, что она невольно вспомнила, как в детстве теряла сознание от угара в деревенской бане, но сейчас терять сознание было нельзя ни в коем случае, поэтому она решительно вошла в спальню. Кристиан продолжал лежать, от белизны его лица, которая ослепила её, она снова вздрогнула, но теперь смогла быстро взять себя в руки, набрала номер Маши. Маша взяла трубку на удивление быстро — после седьмого гудка.

— Даша! Ты с ума сошла!

Маша ждала ребенка. До его рождения оставалось всего два месяца, и она очень плохо спала, всю беременность её мучили тошнота, слабость, головокружения и приступы плохого настроения, поэтому голос прозвучал, как крик боли. Даше неловко было её будить, но ощущение страха за своего сына стирало все неловкости и грани.

— Кристиан немного заболел.

Голос дрогнул, потому что его болезнь никак не вписывалась в слово «немного», сейчас она чувствовала его болезнь, как огромный айсберг, такой маленький на поверхности и огромный внутри. Кристиан тяжело вздохнул, Даша неожиданно подумала, что пугает его своей тревогой, поэтому поспешила выйти в коридор, не забыв легонько прикрыть дверь.

— Не представляю, какое могу иметь к этому отношение. Стас! — голос Маши оставался сонным, но имя мужа она произнесла так осознанно, что Даша почувствовала, что позвонила в правильное место.

— Дарья, ну почему же тебе не спится?

Конечно, Стас тоже еще спал. Даша быстро пошла обратно в спальню, на ходу пытаясь хоть что-то объяснить:

— Кристиан заболел, мы сейчас поедем в больницу, с Ричем некому гулять, забери его, пожалуйста, на какое-то время, я больше не знаю, у кого есть ключи от квартиры, вернее знаю, но не знаю, кто есть рядом.

Она вошла в спальню в надежде, что Кристиан уже уснул, но он не спал, он так и лежал — на бледном лице лихорадочно блестели глаза, кожа, как мрамор, бровки нахмурены.

— На чем вы собираетесь ехать? Одевайтесь, я вас увезу в поликлинику, мне на работу к одиннадцати только.

Даша поняла, что Стас говорит что-то разумное, но что именно, услышать уже была не в силах — все ёё существо погрузилось в сына и в то, что ему нужна помощь. Она положила телефон на тумбочку, не отключаясь, просто забыла, что разговаривала со Стасом, быстро ушла в ванную комнату, единым порывом нашла детское жаропонижающее средство, которым пользовалась до этого только раз, когда Кристиан простыл, промочив ноги в глубокой луже, гоняясь за Ричем по парку. Набрала прозрачную жидкость в мерную ложку, сын без вопросов открыл рот и проглотил жидкость. Он с рождения имел запредельный уровень доверия к матери, знал на неведомом остальным людям уровне, что она не может причинить ему вред.

— Мам, не волнуйся, можно же просто позвонить в скорую помощь, они приедут и скажут, что у меня за болезнь.

— Они будут ехать бесконечно долго, я боюсь, что не смогу ждать их и ничего не делать.

— Пока они едут, ты можешь читать мне сказку.

— Тогда пойду за книжкой и позвоню им.

Даша накрыла своего ребенка одеялом, погладила по спутанным волосам, протянула руку за телефоном, набрала номер скорой помощи.

— Скорая помощь, здравствуйте.

— Доброе утро, извините, что рано, у моего сына очень высокая температура.

— Какая температура?

Даша уже была в детской комнате у полки с книгами, пыталась выбрать те, что больше всего ему нравились, от этого вопроса выбранные ею книги выпали из рук.

— Я не знаю, он очень горячий, я просто не мерила, это чувствуется без градусника.

— Возраст ребенка?

— Три года.

— Еще какие-то симптомы?

— Нет, вернее, не знаю, он слабый, вернее, он сильный, просто от температуры очень слаб.

— Сбивайте температуру, если самостоятельно не получится, перезвоните! — из телефона раздались частые гудки.

Даша подобрала с пола книжки, вернулась в спальню, залезла под одеяло, прижала сына, открыла сказку «Карлик Нос».

— Мама, ты не ела, тебе нужно поесть.

— Я обязательно поем, чуть позже, я пока не хочу.

Кристиан обхватил её рукой и прижался горячим лбом к её боку, она собрала все силы и начала читать:

— Много лет тому назад в одном большом городе любезного моего отечества, Германии, жил когда-то сапожник Фридрих со своей женой…

Она читала сказку, не прерываясь, обычно Кристиан расспрашивал её о разных деталях, которые были ему непонятны, но сегодня он просто молчал. Даша читала размеренно с чувством и интонацией, стараясь передать каждого героя, и ей стоило больших сил не смотреть на часы.

Время шло очень медленно, мучительно, секунды прилипали к секундам и не хотели превращаться в минуты, а ей просто хотелось, чтобы в Германии наступило утро, и её муж Даниэль позвонил ей, она знала, что только он сможет её утешить, дать ей какой-то совет, поддержать. Она никогда не знала, как это у него получается — дарить ей утешение. Ведь он всегда говорил самые простые слова, но действовали они на нее, как что-то наркотическое. Порой ей самой казалось глупым, что её любовь к мужу выглядит, как зависимость, но в тоже время она понимала, что это правильно, что так и должно было быть в её жизни. И никак иначе.

Кристиан очень быстро уснул, она отложила книгу, и, глядя в одну точку, постаралась вспомнить все светлое, что было в её жизни за последние два года, чтобы отогнать это чувство необратимой тоски и страха.

Глава 2

Я рожден, и это все, что необходимо,

чтобы быть счастливым.

Альберт Эйнштейн

— Даша, я вижу, что наш сын путает языки и говорит на трех одновременно, поэтому я постараюсь изучить русский как можно сильнее, чтобы ему легче было развиваться.

Даниэль вышел из комнаты сына, уводя Дашу за собой, и хотя Кристиан давно спал, им было трудно оставаться без него, даже когда он в них совсем не нуждался. Она кротко улыбнулась, Даниэль произносил её имя с ударением на вторую «а», говорил не ДАша, а ДашА, это казалось ей милым до трепета, до мурашек по спине, она поспешила обнять мужа, уткнулась лицом в его грудь, крепко сцепив руки вокруг талии.

— Ты прекрасно говоришь на русском, это я — двоечница, с трудом запоминаю простейшие выражения английского языка, вернее быстро их забываю, но Крису так действительно будет легче, ведь и в школу он пойдет в России.

Вопрос о начальном образовании сына был трудным решением, потому что Даниэль чаще был в Европе или в Соединенных Штатах Америки, но Даша четко понимала, что там не сможет даже элементарно помочь сыну с уроками, в отношениях с преподавателями и сверстниками. Конечно, погружение в новое окружение само бы все решило, но Даниэль почувствовал, как важно для его жены, чтобы сын был пропитан Россией — своей Родиной.

Вообще первый год совместной жизни оказался далеко не медовым месяцем, они познавали мир с нового ракурса, с ракурса семьи.

Так сложилось, что Кристиан появился в их жизни внезапно, они практически не знали друг друга, только чувствовали свое единство и неразрывность своих сущностей. Даниэль, как талантливый скрипач, был вынужден гастролировать по всему миру, поэтому из-за своих частых перелетов, он не представлял себе возможным иметь семью, он даже не представлял, что когда-то женится, а тем более дети. Даше было гораздо проще, она писала детские рассказы и сказки и не была привязана к месту, как и их сын.

Первые три месяца Даша с годовалым сыном везде следовала за Даниэлем. Германия, Франция, Польша, Украина, Венгрия, Соединенные Штаты Америки, снова Германия.

Все было прекрасно — они были рядом, они были вместе. Даша и маленький Кристиан посещали каждый концерт Даниэля, наслаждались музыкой, провожали его вместе с охраной до кулис, ждали, потом встречали — сын так любил возвращение отца со сцены, что визжал от радости и хлопал в ладоши. За время концерта они успевали так соскучиться друг по другу, что Даниэль, никого не видя, подхватывал на руки Дашу вместе с малышом и кружил их, глядя в глаза то ей, то ему. Каждый раз она утопала в этом его взгляде — он был полон жизни и любопытства к каждому проявлению жизни. У их сына были точно такие же глаза, те же изогнутые ресницы, тот же янтарный блеск, но в них читалась не просто жизнь, в них была такая глубина сути бытия, что порой было тревожно.

После концерта они ехали в гостиницу, в которой останавливались, Даша готовила ужин, а Даниэль репетировал, одновременно играя с Крисом. Репетировал он постоянно, вся её жизнь из-за этого превратилась в мелодии. Мелодии убаюкивали её перед сном, звучали, пока она спала, будили её на рассвете. Пока Даниэль репетировал, она пыталась гостиничный быт приблизить к домашнему — раскладывала игрушки на диване, зажигала свечу в стаканчике, красиво подвязывала шторы лентой, прикалывала какие-то заметки и фото к обоям с помощью английских игл. Она успевала все! Даша быстро подружилась со всеми музыкантами в его группе. Она знала наизусть программу его выступлений. Она помогала ему подбирать одежду к концерту классической музыки, аккуратно укладывала его длинные волосы в хвост, чистила его ботинки, которые он обувал уже на следующий концерт — концерт рок-музыки.

Работать над сказками Даша успевала во время перелетов, во время концертов, при приготовлении ужина, ночью, когда все спят. Она очень уставала от перелетов, переездов, смены обстановки, перемены людей и языков, на которых они говорили, потери понятия «дом», и Даниэль моментально чувствовал это. Он крепко брал её руку и так пристально смотрел ей в глаза, что она сразу забывала о себе, чувствовала только его свет и радость от её присутствия. Он сам был образцом силы и терпения, поэтому ей хотелось стать сильнее рядом с ним. Вместе им казалось, что их жизнь всегда будет вот такой — единой и целостной. Через три месяца они прилетели в Россию, чтобы зарегистрировать свой брак. Даша хотела просто расписаться, но Даниэль настоял на яркой свадьбе.

На свадьбе было столько гостей, что Даше казалось, что их тысячи, с самого утра до позднего вечера кто-то обнимал её, говорил теплые слова, жал ей руку, кружил в танце. Каждую секунду её слепили вспышки фотоаппаратов, каждый час кто-то пытался взять у нее интервью, но непрошеных корреспондентов сразу уводили куда-то. Периодически к ней подбегал кто-то из друзей, показывал в телефоне, что об их свадьбе в интернете появилась еще одна статья, а Даша не понимала ничего из происходящего, кроме того, что теперь она носит фамилию Кёниг. От всего этого она чувствовала себя невесомой, тонула в волне кружев и органзы, в чувство её приводили лишь невесомые босоножки, которые легко цокали, и ей казалось, что искры летят у нее из под ног.

Платье Даше помогла выбрать мама Даниэля — Дороти, они целый день ездили по разным бутикам, выбирали, мерили что-то. Даше нравились все платья, но будущая свекровь отрицательно мотала головой, и платье приходилось снимать. В конце концов, Дашу погрузили в какое-то пышное облако, которое плотно легко по талии, холодя спину и руки сеткой из мерцающих камней, но ниже талии оно превращалось в нечто необъяснимое, струящееся и воздушное, роскошное, но в тоже время скромное — это было настолько красиво, что дух захватило. Даша оглянулась на Дороти, держащую длинный шлейф, и по изумленному лицу поняла, что они нашли то платье, которое так долго искали.

Даша не понимала, как ей могло быть так легко в таком платье, как можно не устать от щемящей душу радости, переполняющей её и бьющей через край, от всех переживаний и передвижений этого дня, но, не смотря на все свои странные мысли, она чувствовала только восторг и безумное желание смеяться. Даниэль тоже был закружен волной гостей и поздравлений, Даша теряла его из виду, но всегда чувствовала, что он рядом. Она даже рада была, что он исчезает из её поля зрения, потому что он был настолько красив в этот день, что голова её кружилась от ослепляющего величия его лица. Первую половину дня Кристиан был у всех бабушек и дедушек на руках по очереди, но после торжественной регистрации их законного брака Даша не смогла быть без него, забрала его у мамы и крепко держала его ручку до тех пор, пока Даниэль не взял его на руки. Вся свадьба была такой громкой и в то же время уютной, что в одиннадцать вечера гости с теплыми улыбками отправили молодоженов домой. Кристиан спал на руках у Даниэля и не проснулся ни в машине, ни в лифте, ни в квартире. Даниэль аккуратно забрался с ним на постель и замер, полулежа с ним на руках.

— Ты можешь его положить, он не проснется.

Даша поцеловала мужа в висок, сделала шаг назад и стала не спеша вынимать из волос невидимки и шпильки.

— Я не хочу. Я хочу, чтоб он больше был со мной.

Он сказал непонятную фразу, но Даша поняла её, как ей казалось, до каждой буквы. Она сняла с Даниэля его туфли, развязала галстук-бабочку, расстегнула несколько пуговок на рубашке. Самостоятельно снять платье с себя она не могла, пуговицы были на спине. Она села спиной к Даниэлю, села молча, но он все понял, одной рукой пробежался по её волосам, шее, вдоль позвоночника. Для его музыкальных пальцев мелкие пуговки были чем-то вроде разминки, он расстегнул их все одной рукой за несколько коротких мгновений.

— Моя жена.

В его голосе дрожала такая страсть, что Дашу с головы до ног обдало желанием, она повернулась к нему и встретила туман его глаз. Он сглотнул слюну, облизнул пересохшие губы:

— Я уложу его, я скоро вернусь к тебе.

Она кивнула, чувствуя дрожь в руках, ведь сегодня её ждала первая ночь с её мужем.

Глава 3

Если однажды меня не окажется рядом с тобой, запомни:

ты храбрее, чем подозреваешь,

сильнее, чем кажешься и умнее, чем ты думаешь.

И еще кое-что — я всегда буду с тобой,

даже если меня не будет рядом.

Алан Александр Милн

В дверь тихонько постучали, а потом Даша услышала, как поворачивается ключ. Стас приехал, время было только восемь утра, значит, до звонка Даниэля еще два часа.

Рич радостно взвизгнул, взял в зубы поводок и забегал по прихожей. Даша, не дыша, выскользнула из постели, на цыпочках подбежала к Стасу:

— Стас, спасибо тебе! Пусть Рич у вас поживет пару дней, вдруг мы в больницу пойдем, или еще что-то, или наоборот, не сможем никуда пойти.

Она заговорила так быстро, успевая при этом складывать в пакет теплые вещи пёсика, корм и игрушки, что забыла вдохнуть воздух, растерялась, захлебнулась словами.

— Пусть он будет у нас столько, сколько нужно, я же давно предлагаю вообще его Маше подарить, она сейчас в декрете с ума сходит, вчера заявила, что кошку заведет или попугая. Лучше уж Рича, он же уже как свой.

— Стас, как там Маша? Я же разбудила её и тебя разбудила.

Она невольно снова посмотрела на часы — пять минут девятого.

— В больницу едем? — Стасу не нужно было ничего понимать, чтобы знать, что делать. — Что в Скорой сказали?

— Что надо сбить температуру, но как мы попадем в больницу, ведь у меня и талона на прием нет, а сейчас такие очереди везде.

Стас даже глаза закатил от её беспомощности:

— Я пошёл, погуляю с Ричем, а ты пока позвони Михаилу Витальевичу, он посоветует, где взять больницу без очереди.

— Ладно.

Стас надел поводок собаке и вышел, Даша пошла в спальню за телефоном, на ходу соображая, что пора из ночной рубашки переодеваться в нормальную одежду, причесаться, собрать документы в больницу. Кристиан спал очень тревожно, переворачивался, постанывал во сне, крутил головой, Даша надела футболку, длинную легкую юбку, собрала волосы в шишку, зафиксировала прическу желтым фломастером, сложила документы, приготовила чистую одежду для сына, растерянно встала над ним, не зная, стоит ли его будить или переодеть прямо во сне, но он открыл глаза:

— Мама, я проснулся, мне надо попить воды.

— Я сейчас принесу воды, мы оденемся и поедем в больницу, нам Миша подскажет в какую, правда твоя мама рассеянная и до сих пор ему почему-то не позвонила.

— Я сам попью, ты пока позвони, передай от меня привет.

Даша хотела возразить, но он решительно откинул одеяло и спрыгнул с постели.

Даша смогла только улыбнуться и набрала номер Михаила.

— Доброе утро, Дарья.

— Здравствуй, Миша. Мне нужна твоя помощь, я знаю, что это некрасиво, так часто пользоваться твоим водителем, но ты сам говорил, что тебя это не затрудняет, потому что у вас с Надей их теперь два.

— Даш, меня вообще ничто не затрудняет в отношении тебя, ты обращаешься за моей помощью так редко, что пальцев хватит сосчитать. Я неоднократно говорил, что Стас в твоем распоряжении всегда, когда тебе это нужно.

— Я еще хотела спросить, в какую больницу мне лучше обратиться, чтобы там не было очереди, куда вы с Надей водите Егора с Кирой?

Даша прекрасно знала, что есть какая-то частная клиника педиатрии, в которую Михаил водил свою дочь и сына своей жены, но до этого у нее просто не было необходимости, знать, где она находится.

— Стас знает куда ехать, скажи, что на проспект Космонавтов. Что с Кристианом?

Даша собралась ему ответить, она знала, что он один из немногих, кто сможет понять её тревогу относительно того, что это не обычная простуда, а что-то более серьезное. Она точно это знала, потому что её сын ей об этом сказал. То, что она непреложно верит словам ребенка, могло показаться странным всем, даже её маме, но не Мише.

— Мам, у меня голова кружится.

Она не успела ничего сказать в трубку, оглянулась на сына, он стоял в дверях. Стоял, держа в руках рубашечку, которую она приготовила ему одеть в больницу, и, глядя ей в глаза, сделал шаг и упал.

— Нет.

По её лицу прокатилась волна отчаянья, боли, ужаса, но она не прокричала это короткое слово, она просто выдохнула его и бросилась к сыну. Он лежал на полу, как крошечная кукла, беспомощный, беззащитный, хрупкий. Она прижала его к себе, пытаясь услышать его сердце, замерла, перестала дышать, и, наконец, услышала застенчивое и слабое сердцебиение.

— Даша! Что там? Что происходит!?

Она нашла телефон, судорожно прижала его плечом к уху, чтобы иметь возможность двумя руками ощущать своего ребенка.

— Миша! — она всхлипнула так жалобно, так растеряно, что он глухо зарычал в трубку. — Миша, он потерял сознание, он горячий, но это не простуда, я не знаю, что с ним, Миша!

— Возьми документы, Кристиана и садись в машину. Я сейчас позвоню Дмитрию Борисовичу, он будет тебя ждать. После совещания я приеду к тебе.

Она кивнула, не понимая, что он не видит её и встала с пола. Слезы катились так быстро, что она не успевала их вытирать. Она положила Кристиана на кровать, обернула его одеялом и с ним на руках пошла в прихожую. Повесила на плечо сумочку, надела первые попавшиеся туфли, что стояли у порога, вышла в подъезд. Навстречу поднимался Стас.

— Рич в машине, — ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что напряжение в ней достигает того уровня, при котором свободно может ударить током любого, кто скажет неосторожное слово. — Спускайся на улицу, я закрою квартиру и догоню.

Даша оглянулась на квартиру, дверь которой даже закрыть забыла, кивнула, постаралась плотнее сжать губы, чтоб не закричать от тоски, охватившей её, и, не вызывая лифта, пошла вниз. Одеяло в руках казалось невесомым. Казалось, она не ребенка несет, а его душу, она даже боялась заглядывать в одеяло, потому что её мальчик там был похож на мертвого, а это было невыносимо. Она дошла до машины, Стас догнал её, открыл дверь, она села и посмотрела на часы на панели приборов — восемь часов двадцать минут.

— На проспект Космонавтов, Стас, — очень тихо сказала Даша.

— Понял.

Стал ехал очень быстро, но аккуратно. Кристиан ровно дышал у нее на руках, иногда ворочался, как маленький, как в те дни, когда ему и месяца не было, мило морщил носик, надувал губки.

Она засмотрелась на него, всматриваясь в родные черты лица, так похожие на отца, и лицо Даниэля четко всплыло в её памяти, в тот день, который ей вспомнился, его лицо было таким же беспомощным.

Глава 4

Что может быть дороже чувств,

где слились воедино воспоминания и надежды!

Жорж Санд

После свадьбы они смогли пробыть в Екатеринбурге только три дня, Даниэля ждал новый концерт в Испании. Все утро он репетировал, играл любимые женой партиты Баха, Кристиан бегал вокруг него, дул в свою детскую дудочку, изображал, что он дирижер и дирижировал этой же дудочкой. Даша не торопясь собрала сумки, приехал Стас, унёс вещи в машину, Даниэль собрал скрипку в футляр, повесил его к себе на плечо, улыбнулся и как-то виновато посмотрел на Дашу:

— Снова льетать.

— Летать, так летать.

Кристиан посмотрел на них по очереди. Он тогда еще практически не разговаривал, говорил только короткие фразы на разных языках, будто стеснялся, что скажет непонятно, поэтому чаще объяснялся жестами. Как и сейчас, просто протянул руки к отцу и Даниэль, поняв сына, поднял его высоко над собой:

— Польетим на самольёте!

Ей безумно нравилось, как Даниэль растягивал слоги при произношении, как он забавно складывал губы в трубочку, как его голос смеялся при этом. Ей нравилось, как их ребенок чувствует себя с отцом, Кристиан зачарованно распахивал глаза, а потом начинал жмуриться от удовольствия. Даша засмеялась и пошла к входной двери. Она любила своего мужа полностью, каждую деталь в нем, весь он вызывал у неё восторг и радость. Её любовь к нему была как нечто само собой разумеющееся, как дышать. Из его музыки она черпала энергию, и, всё равно, плохие или хорошие ситуации происходили в их жизни — благодаря ему музыка всегда была в её сердце. Она знала, что бы ни произошло, эту музыку из её сердца никто не сможет забрать.

С улыбкой, которая не хотела уходить с лица, она вышла из подъезда и каждые несколько секунд оглядывалась на своих мужчин. Кристиан хохотал на руках отца всю дорогу до машины, выкрикивал какие-то слова на немецком, а когда оказался в детском кресле, вдруг притих. Он опустил глаза на дудочку в руках и тяжело вздохнул. Даша с Даниэлем переглянулись, улыбнулись и не стали придавать этому большого значения. Практически сразу, как только тронулась машина, Даниэлю начали звонить. Он весело подмигнул Даше, кончиками пальцев дотронулся до руки сына и тут же увлекся разговором. Он разговаривал на немецком языке, и Даша поняла, что может спокойно достать ноутбук и начать работу над книгой. До аэропорта доехали незаметно, Даниэль отстегнул Кристиана, хотел взять на руки, но тот сказал:

— Я самь.

Важно выпрыгнул из машины и, взяв Дашу за палец, широкими шагами пошел к входу. Даниэль тихонько рассмеялся и пошел следом.

Кристиан загадочно молчал, крепко ухватился за Дашин палец при регистрации на рейс, любопытно завертел головой на таможенном контроле, забрался к ней на руки на паспортном контроле, а зайдя в зал ожидания, неожиданно попросился пойти ножками. Ножками он дошел до окна, прижался лбом к стеклу — внимательно рассмотрел самолеты, машины-трапы. Долго и внимательно провожал взглядом один из влетавших самолетов. К Даниэлю в это время подошли несколько молодых людей, попросили автограф, сделали с ним совместное селфи, стали задавать какие-то вопросы на английском. Из своего словарного запаса иностранного языка Даша поняла, что разговор идет о предстоящем концерте, о прошедшей свадьбе. Даниэль засмеялся над чем-то, обернулся на Дашу, указал на нее рукой, парни радостно ей помахали, она махнула рукой в ответ. Где-то в сумочке завибрировал телефон, Даша стала его искать, звонила Дороти, мама Даниэля.

— Привет, моя доченька, как вы?

— Здравствуйте, мама! — Даша уже давно стала называть её мамой, хотя в Европе это было не принято, но Дороти была абсолютно счастлива этим сближением, поэтому и сама быстро стала называть и считать её дочерью. — Все отлично, как вы долетели?

— Мы прекрасно! Мне так хорошо в России, что мне становится жаль, что вы так редко там бываете, я бы хотела к вам прилетать. Конечно, часто это не получится, но сама атмосфера твоего родного города, она так очаровательна! Я даже смею предположить, что это сам город сделал тебя такой! — Дороти остановилась, подбирая слова. — Ты же понимаешь о чем я? Ты слишком наполнена сутью и радостью жизни. Но, возможно, это наоборот. С тобой, мне кажется, этот город светел и пронизан солнцем.

Даша слушала её, улыбалась, улыбалась тому, насколько чисто эта женщина смогла освоить русский язык, но в то же время ей было немного грустно от того, что она сама никак не могла подчинить себе все обороты разных языков, она научилась разговаривать на английском, но не смогла научиться выражать на нем чувства, а чувства были главной составляющей её жизни. Поэтому она очень быстро бросила попытки, а её новая семья пошла ей навстречу и избавила от необходимости развивать владение языками.

— Мама, вы сама, как солнце, поэтому и видите все именно так. Я очень рада, что вы позвонили.

— И я рада тебе, Даша, передавай мальчикам привет, бай-бай!

— Пока!

Она положила телефон обратно в сумку, и разные мысли застали её врасплох. В её жизни все располагало к разностороннему развитию, к знанию музыки, стран, языков, но она не чувствовала в этом важности. Не чувствовала жизненной необходимости в том, чтобы отличать музыку Бетховена от музыки Баха. Она чувствовала себя счастливой от простого течения жизни. Она видела, как её муж ставит себе всё новые цели, продолжает чему-то учиться, каждый день ищет повод развить в себе что-то. Он получал все новые награды, премии разных стран, признание, как мастера своего дела. Он стремился выступить в новом месте, писал новую музыку, искал новые формы выступлений, а она просто жила, просто воспитывала сына, просто любила мужа.

— Пап, мы с мамой не можем лететь на самолете с тобой, мы устали.

Эти слова ударили её молнией от своего звучания и смысла. Она подняла глаза — Кристиан стоял перед отцом и смотрел ему прямо в глаза. Он был крошечным по сравнению с Даниэлем, но после этих слов Даниэль так потух глазами, что визуально стал меньше сына. Даша не могла пошевелиться от охватившего её бессилия — она так долго ждала, что её сын вот-вот начнет разговаривать полными предложениями, но не ожидала, что это первое предложение станет таким пронзительно-мучительным. Она даже не поняла, почему вообще услышала это в шуме аэропорта, но эти слова были произнесены, и думать об этом уже было поздно.

Даниэль собрался с силами, присел перед ребенком, улыбнулся ему, глаза весело прищурились, искорки снова забегали в их глубине:

— Хорошо, тогда вы с мамой можете пропустьить этот польет и прилетьеть в Бразилию, вам очень понравится там.

— Нет, папа, мы не можем больше с тобой летать. Я осень люблю тебя, но нам не надо всегда быть с тобой. Это тлудно.

В одну секунду Даниэль понял все — его ребенок устал от мотания, от бесконечных фотографов, от громкой музыки, от неправильного режима сна. Он увидел, как тяжело мальчику сейчас говорить это, увидел, как глаза его стали наполняться слезами, как Крис пытается не заплакать, как он нахмурил брови и сжал кулачки. Он поднял глаза на Дашу и увидел в её лице, что она не может рисковать состоянием сына, увидел, что и её сейчас пронзила усталость полуторагодовалого сына. Он понял самое страшное — они останутся в России. Что он будет прилетать к ним в лучшем случае раз в месяц на несколько дней, в худшем — раз в три месяца. Его лицо стало таким беззащитным, таким потерянным в этот момент, что Даша вскочила с места, в одно мгновение оказалась рядом, коснулась губами щетины на щеке, пощекотала носом его ухо:

— Ни место дальностью, ни время долготою не разлучит, Любовь моя, с тобою. Ты ведь вернешься совсем скоро, а мы будем ждать тебя с нетерпением!

Она не знала, почему именно эти слова сейчас вспомнила, почему именно эта цитата из книги пришла в её голову, но она произнесла её так звонко, с такой непоколебимой убежденностью, прямо ему в лицо, что ему показалось, будто звезды скользнули и рассыпались в яркое сияние. Лицо его засияло, он обнял её, подхватил Кристиана:

— Какие вам привезти подарки из моего путешествия?

Даша задумалась на одну секунду, вспомнила сказку, где отец собирался в дальнее плаванье и также спрашивал дочерей, что им привезти из-за синего моря:

— Аленький цветочек!

Выдохнула она, а Даниэль засмеялся, он либо не знал сказки, либо не расслышал:

— Мальенький цветочек? Хорошо, для тебя я привьезу мальенький цветочек.

Она не стала спорить, радостно переступила с ноги на ногу, представляя себе свой маленький цветочек.

— Кристиан, а что привезти тебе? — он спросил это очень ласково, щурясь от радости, напитываясь своими любимыми людьми.

Но Кристиан просто уткнулся носом ему в щеку и крепко-крепко обнял за шею.

— Я любу тебя, папа!

Глава 5

Нет случайных встреч:

или Бог посылает нам нужного человека,

или мы посылаемся кому-то Богом,

неведомо для нас.

Священник Александр Ельчаников

— Мам, ты такая красивая, когда думаешь про папу.

Она улыбнулась, вырванная из своих мыслей, крепче прижала драгоценную ношу.

— Как ты узнал, что я о нем думаю?

— Это всегда видно.

— Ты потерял сознание, я очень испугалась. Мы уже едем в больницу. Скоро ты поправишься.

Он кивнул и снова закрыл глаза. Весь путь до больницы дорога была свободной, но неожиданно образовалась пробка.

— Пятьсот метров не доехали! — раздраженно вырвалось у Стаса.

— Ничего страшного, я тут дойду! В каком здании больница?

Стас удивленно оглянулся, но сразу осознал, что сегодня его пассажирка Даша, и что ей присуща абсолютная некапризность.

— Кирпичный дом на углу. Я как доползу, приду к вам.

— Не надо, мы справимся, спасибо, что помог. Езжай к Мише или к Наде, там ты будешь более полезен, чем со мной. Теперь мне только врачи смогут помочь.

Она выпорхнула из машины и почти бегом направилась к кирпичному зданию, на которое указал Стас. Не помня себя, она вошла внутрь, нашла глазами регистратуру.

— Здравствуйте, мой сын заболел. Его нужно обследовать, помогите нам, пожалуйста.

Девушка за стойкой растерянно посмотрела на неё:

— Вы записаны?

У Даши внутри все оборвалось, она вдруг поняла, что и в частной клинике надо было записаться или позвонить, уточнить смогут ли они её принять.

— Госпожа Кёниг?

Она обернулась — перед ней высокий мужчина в белом халате. Небольшая рыжая борода, маленькие овальные очки, голубые добрые глаза. От доктора Айболита его отличал только цвет бороды.

— Да, это я.

— Михаил Витальевич сообщил мне, что вы едете. Пройдите за мной.

Она покорно пошла за ним по коридору, вошла в небольшую палату. Он указал ей на медицинскую кровать, она осторожно положила на нее Кристиана.

— У него температура, извините, я не измеряла какая, но он очень горячий. Около часа назад он потерял сознание, кашля нет, нос дышит чисто.

Врач улыбнулся ей своими глазами, только глазами, всего на пару секунд, но ей сразу стало легче. Внутри что-то посветлело и успокоилось.

— Малыш, меня зовут Дмитрий Борисович, ты заболел, и мне очень важно выяснить, что это за болезнь, чтобы тебя вылечить.

— Меня зовут Кристиан, я не боюсь уколов.

— Кристиан Кёниг? Очень интересное имя.

— Мой папа немец.

Он сказал это очень важно, показывая, как он гордится своим отцом и любит его. Дмитрий Борисович пару секунд обдумывал ответ, снова улыбнулся глазами и продолжил:

— Кристиан, сейчас я возьму у тебя немного крови для очень важных исследований, а потом поставлю укол, от которого у тебя температура станет меньше. Ты не побоишься остаться без мамы? Ей нужно завести на тебя карточку, чтобы в лаборатории знали, для кого они делают обследование.

— Нет, я не боюсь. Мам, не переживай, я в порядке.

Дмитрий Борисович взял в руки иглу и открыл ящик с вакуумными пробирками, а Даша поспешила выбежать в коридор. Отвечая на вопросы при регистрации и подавая тот или иной документ, Даша не переставала прислушиваться к звукам коридора, она боялась, что услышит, как её ребенок плачет. Через двадцать мучительных минут она прибежала обратно, не чувствуя земли под ногами, вошла в палату. Кристиан уже был в одет в больничную пижамку, кто-то успел расчесать его волосы, но вид у него был по-прежнему очень болезненный. Увидев мать, он улыбнулся, но красные, уставшие веки стали закрываться.

— Мам, я знаю, что папа не может прийти, но я так сильно хочу его увидеть.

— Он скоро позвонит, если ты не будешь спать, то вы с ним поболтаете.

— Угу.

Кристиан зевнул и личико его расслабилось.

— Извините, лекарство содержит слабое снотворное. Температура уже падает, но причин её скачка мне выяснить не удалось, для этого нужно дождаться результатов из лаборатории.

— Дмитрий Борисович, он же поправится? Правда?

Он уже собирался идти, но этот по-детски заданный вопрос заставил его остановиться и снова подойти к ней. Он так часто слышал такой вопрос из уст разных женщин, но впервые в его жизни вопрос прозвучал так наивно.

— Конечно.

— Я могу остаться с ним?

— Да. Если будут какие-то изменения, спросите у медсестры, где я. Если изменений не будет, я вернусь через несколько часов.

Он несколько секунд внимательно смотрел в её глаза:

— Высокая температура является показателем того, что организм ребенка борется с болезнью. Потеря сознания тоже не редкий фактор — ребенок просто ослаблен. Я взял у него кровь только для того, чтобы подтвердить, что с ним все в порядке. Думаю, уже вечером вы поедете домой.

— Спасибо!

Она посмотрела на него, как на святого, сделала шаг и крепко обняла за талию. Он смутился, но ничего не сказал, погладил по плечу, дождался, когда она разомкнет руки и вышел из палаты.

Она взяла стул, поставила его к кровати, села, достала из сумочки телефон. Десять утра. Она почувствовала неожиданный прилив сил от понимания того, что Даниэль вот-вот позвонит ей. Врач немного успокоил её, но дрожь в пальцах никак не проходила. Кристиан спал, но, то и дело хмурил личико и сжимал кулачки от боли. Она не знала, где у него болит, поэтому аккуратно гладила его голову, целовала сжатые кулачки, тихонько шептала, что она рядом.

Как бы она ни ждала звонка телефона все это утро, но все равно вздрогнула, когда он заиграл «Весну» Вивальди.

— Даниэль! — выдохнула она в трубку.

— Привет, Даша!

Смех в голосе, ударение на последнюю букву, все такое родное и привычное — Даша зажмурилась, чтобы не расплакаться, но слезы брызнули.

— Даниэль, Кристиан заболел. У него поднялась температура, и он потерял сознание. Мы в больнице, врач говорит, что это не опасно, но я все равно боюсь. У него температура была, только когда зубки резались, а потом еще один раз!

— Родная моя, все дети болеют. Он скоро поправится!

В его голосе было тепло и уютно, как в старом свитере, но ей сейчас безумно не хватало его присутствия, его рук, его глаз, его улыбки.

— Кристиан, он сказал, что очень хотел бы тебя увидеть. Ты можешь прилететь? Хотя бы на день?

Она прислушалась к тому, как напряглось его дыхание. Она поняла, что он ей ответит, но ей не хотелось этого слышать еще хотя бы несколько секунд.

— Ведь ты можешь перенести что-то, правда? Больница! Ты знаешь, тут очень хорошая клиника, мне Миша посоветовал, а Стас меня подвез и Рича к себе взял, они снова меня так выручили, не знаю, как бы я без них справилась. Даниэль, у нас с тобой чудесный ребенок, я вижу, что ему очень плохо сегодня, но он не капризничает, не плачет! Ты представляешь, он еще и меня пытается успокоить как-то.

Она так быстро все это выплеснула, что дыхание перехватило и пришлось замолчать.

— Я прилечу через шесть дней. Я взял на эти дни больше нагрузки, чтобы иметь возможность быть дома дольше. Мне предложили участие в новом проекте, это будет сюрпризом для тебя, в России, но чтобы я смог его сделать, мне нужно решить все здесь, в Германии. Душа моя, я скоро вернусь.

— Мне иногда сложно без тебя, ты это знаешь, прости, что я тебя расстроила, просто сегодня я очень уязвима и нуждаюсь в тебе больше обычного. Звони мне, как сможешь, ладно?

— Ja! — ответил он на немецком, но поспешил поправиться — Да, Даша! Если будет что-то срочное, сразу звони сама, только на номер Лукаса, я могу быть на съемках или церемонии.

— Хорошо, жалко, что Кристиан уснул, он был бы рад с тобой поговорить.

— Обними его от меня! Я скучаю по вас, но сейчас мне нужно идти!

— Я люблю тебя, Даниэль.

— Моё сердце с тобой.

Он сказал это буднично, так естественно, что она засияла от радости. Любовь к ней была для него чем-то очевидным, обычным, как дышать или играть на скрипке. Как продолжение его существа. Как неотъемлемая часть сущности. Она все утро ждала этот звонок, как спасительный круг, как глоток воздуха, как что-то, от чего зависела её жизнь, но звонок прозвучал, не принеся облегчения, только сосущее чувство пустоты.

— Я устала без тебя, мне без тебя невозможно и очень трудно — сказала она, глядя на фото Даниэля, светившееся на экране телефона.

Она уже хотела убрать телефон обратно в сумку, но позвонила мама.

— Да, мам.

— Ты что-то мне звонила в такую рань, случилось что-то?

— Кристиан заболел.

Она хотела сказать, что они в больнице, что ей страшно, что внутри у нее все переворачивается, но она не хотела пугать маму, поэтому все эти слова застыли на губах, и вместо них она просто сказала:

— Думала, ты подскажешь, какие лекарства давать, но потом в шкафчике нашла.

— А, поняла. Ты в гости не собираешься? У меня отпуск скоро, на дачу бы уехали, а то сидите в своем Екатеринбурге, свежего воздуха не видите.

— Собираемся. Ты же скоро в отпуск пойдешь? Вот пойдешь, и мы приедем.

— С Даниэлем? — в голосе мамы послышался еле заметный упрек в адрес зятя, которого она видела только один раз — в день свадьбы. Много раз по телевизору, много раз в газетах и один раз в жизни.

— Как получится, мамуль, ты не переживай. Вы с ним еще успеете хорошо познакомиться.

— А я и не переживаю. Ладно, я же на работе, вечером перезвоню.

— Хорошо.

Она отключилась, но телефон снова заиграл — Маша.

— Ну и с кем ты там болтаешь?

— С мужем, с мамой.

— С мужем. Мне иногда кажется, что он только на бумаге тебе муж. Считала тут, сколько раз вы виделись после свадьбы, как-то не впечатляет.

— Маш, ну ты же знаешь. Он не виноват, что Кристиан так чутко и хрупко переживает все эти перемены, он немного подрастет, мы найдем няню и я буду иногда летать с ним.

— Сама себе веришь? — Даша промолчала, только стул придвинула ближе к кровати, поцеловала ручку сына. — Вот и я тебе не верю. И вообще это не выход. Почему ты не можешь, как жена топнуть ногой и рявкнуть, чтобы дома сидел, а не мотался по миру. Денег у вас хватит, вместе сидеть не надоест, у вас же любовь все-таки.

— Зачем я буду ограничивать его потребность в развитии? Почему он должен бросать свой талант ради меня?

— Да потому что ты его жена, Даша! У вас сын растет! Ты вообще себя слышишь? Нельзя быть так абсурдно доброй ко всем. О себе думай хоть раз в неделю.

— Ладно. Как ты себя чувствуешь?

— Да, давай, переводи тему. Всё, Даш, мне все понятно. Стас у Миши, сказал, что они к тебе в обед поедут.

— Я буду их ждать.

— Жди, давай, звони еще. Люблю, целую тебя, птичка.

— Пока, моя милая.

Больше телефон не звонил, Кристиан продолжал тревожно спать, и Даше пришлось остаться наедине с собой.

Здесь в больнице, увидев Дмитрия Борисовича, она смогла поверить, что все хорошо, но тревога все равно её не отпускала. Она поверила, что это лечится, но твердо знала, что это не простуда. Она посидела пару минут и застенчиво выглянула в коридор. В коридоре плакала какая-то девочка лет шести, плакала и сквозь слезы говорила:

— Хватит тыкать в меня иголками! Мне больно! Хватит!

А родители рядом пытались ей объяснить:

— Солнышко, но это анализы, нужно только один разик! Не плачь!

— Вы обманываете! Мне больно!

Она так отчаянно плакала, что Даша не удержалась, тихонько подошла, встала напротив и сказала:

— Привет! А мой сын, Кристиан совсем не боится, хотя ему больно, — она сказала это очень громко и торжественно, девочка притихла и стала молча вытирать слезы тыльной стороной ладони, глядя на незнакомое, новое лицо. Даша сделала голос ниже, немного нагнулась и громким шепотом продолжила:

— Ты представляешь, оказалось, что здесь в больнице живет настоящий добрый гномик, он сам очень боится уколов, но любит детей, которые смелые и не плачут. Он так радуется смелым детям, что потом тайно отправляет им подарки. Кристиану он прислал игрушечного котенка. Хочешь, я его тебе покажу?

Девочка растерянно кивнула. Даша открыла сумочку. Там действительно лежал котенок, которого Кристиан получил за смелость, после прививки. Он знал, что это не гномик, а мама его положила на столик у кроватки, но ему нравилось, что мама придумывает добрые сказки, и поэтому он подыгрывал. Девочка изумленно заморгала:

— Какой милый котенок!

— У тебя тоже будет милый подарочек, только нужно быть немного отважнее.

— Ладно.

Даша улыбнулась девочке и увидела, что бабушка ведет по коридору двоих внуков и при этом несет тяжелый пакет, она сразу подошла к бабушке и помогла ей донести пакет до диванчика. После этого пришлось повторить историю с гномиком, но уже в другом конце коридора, и еще раз, и еще раз. Она так закружилась среди детей, что когда перед ней оказалось хмурое лицо врача, она растерянно выронила котенка из рук.

— Есть две новости.

Даша обмерла, жалобно спросила:

— Это что-то опасное?

— Мы ничего не нашли в крови, здоровая кровь. Он на что-то жаловался?

— Он очень редко жалуется.

— Тогда придется спрашивать его.

Он пошел в палату, Даша за ним. Кристиан уже не спал, спокойно лежал, рассматривал картинки на стенах.

— Кристиан, у тебя что-то болело в последние дни?

Кристиан сжал губки, внимательно посмотрел на мать, несмело сказал:

— У меня болел живот. Я не говорил маме, потому что не хотел её расстраивать.

Даша ахнула, подошла к нему, взяла за ручку. Сейчас не нужно было объяснять ребенку, что он думал неправильно, и она это знала, поэтому просто взяла его руку, чтобы он чувствовал, что она с ним и не сердится.

Дмитрий Борисович приподнял пижаму на Кристиане, начал пальпировать живот. Несколько раз ладошка в руке Даши напряженно вздрогнула.

— Кристиан, а из какой сказки твоя мама?

Кристиан спокойно посмотрел на Дашу, снова на врача.

— Почему вы подумали, что она из сказки?

Дмитрий Борисович пожал плечами, улыбнулся сам себе.

— Нужен анализ кала.

— Хорошо, — Кристиан, как взрослый понял, что от него требуется. — Только я пока не хочу. Вы же можете подождать?

— Да, конечно. В этом ящике вы найдете контейнер для анализов. Медсестра подскажет, как меня найти.

Он снова улыбнулся глазами и вышел.

— Когда приедет папа?

Даша села на постель к сыну, обняла его, она поняла, что в ближайшие часы ей придется быть здесь. Быть с сыном, который ждет отца, зная при этом, что ожидание это бесполезно.

— Ты помнишь, как когда тебе было два годика, ты тоже очень ждал папу, а он все не ехал?

— В который раз? Я всегда его ждал.

— Я тебе сейчас расскажу.

Глава 6

Устаешь ждать, но насколько хуже было бы,

если бы ждать стало нечего.

Джордж Бернард Шоу

С наступлением февраля, зима стала такой холодной, что страшно было выходить на улицу. Даша одевала на Кристиана по три теплых кофты, заматывала его шарфиком по самые глаза и гуляли они только с Ричем или до магазина. Воздух был таким ледяным, что даже вдыхать его было страшно, Рич начинал дрожать уже в подъезде, но на улице он стойко терпел холод ровно десять минут, а затем с визгом рвался в сторону дома.

За прошедшие со дня свадьбы полгода, Даша видела мужа только четыре раза — в сумме девять дней. На февраль программа его выступлений была рассчитана так, чтобы он смог приехать на день рождение сына за три дня и пробыть неделю дома.

Мама Даниэля прилетала в гости на Рождество, мама Даши приезжала на Крещение, а февраль выдался таким одиноким, что ожидание дня рождения Криса превратилось в ежедневное, основное событие.

Даша будила любимого сына утром, он сладко потягивался, подставлял то животик, то спинку, чтобы она погладила, потом открывал глаза, которые горели в полумраке зимнего утра и громко спрашивал:

— А теперь? Через сколько дней папа приедет?

— Через двенадцать!

— Это сколько пальцев?

— Это все мои и два твои.

— Это очень долго.

— Нет, и заметить не успеешь, как папа уже будет дома.

Она доставала его из кроватки, целовала сонные глазки, кормила и старалась наполнить его день до краев, чтобы он меньше думал о течении времени. День тёк за днем, и они действительно не успели заметить, как настал день, в который Даниэль должен был прилететь. Даша решила, что проснется очень рано, надует шары, наполненные цветными конфетти, и они будут лопать их по одному каждые пятнадцать минут до прилёта самолета, но телефон разбудил её раньше задуманного. Она резко села в кровати, несколько раз зажмурилась, потерла глаза, взяла телефон — это звонил Даниэль, она мельком подумала о том, что он уже в аэропорте, взяла трубку:

— Скоро вылет?

— Нет, душа моя. Нам пришлось отложить съемки на сегодня, я пытался перенести вылет на завтра, но билетов нет. Я просил любой свободный рейс, с пересадками, с ожиданием — они сказали, что позвонят, если появятся билеты.

— Что же мне сказать Кристиану? Он каждую минуту о тебе спрашивает.

Эта новость так сокрушила её, что она свернулась в одеяле, как забитое животное, сжалась и старалась не дышать. С дыханием наружу рвались слёзы.

— Даша, я делаю, что могу. Мне самому тяжело тут без вас.

— Все это неважно. Прилетай, как сможешь, не забудь теплые вещи, у нас очень холодно! — она постаралась сделать голос как можно веселее, чтобы подбодрить его. — Почти два месяца пролетели, а пара дней это уже ерунда. Когда ты приедешь, я подарю тебе поцелуй за каждую минуту разлуки.

Он засмеялся, у нее перед глазами сразу встало его смеющееся лицо:

— Ты лучшая жена на свете! Я люблю тебя!

— А я тебя люблю, Даниэль.

После разговора она попыталась снова уснуть, но ничего не вышло. Слёзы досады подступали к горлу. Она долго придумывала, что скажет Кристиану, но ничего говорить не пришлось, он открыл глаза, внимательно посмотрел на нее:

— Папа сегодня не прилетит.

— Он прилетит со дня на день. Билетов нет.

Она думала, что он начнет плакать, будет капризничать целый день, но он вел себя лучше обычного, сам пытался отвлечь её, просил почитать стихи про Мойдодыра, нарисовать волшебный лес, слепить из пластилина маленькую скрипочку с радугой вместо струн. Так и прошел день, за ним второй и третий. Даша целыми днями выглядывала в окно, тщетно пытаясь увидеть мужа, идущего с парковки к дому, но двор был пуст. Кристиан ничего не спрашивал, просто иногда замирал и прислушивался, не поворачивается ли ключ в замке.

До этого она не планировала звать гостей на день рождение Кристиана, но в последний момент испугалась, что они останутся одни в этот день, и позвала Мишу с женой и детьми, Машу со Стасом.

Перед днем рождения они вдвоем с сыном украшали дом шарами и лентами, расставляли на столе вазочки под сладости, приготовили две маленькие свечки в торт. Кристиан рано начал зевать, пошёл складывать игрушки, сказал, что будет собирать и немного играть в машинки, но уснул прямо на полу с одной из них в руке. Даша бережно переложила его в кроватку, прибрала все машинки, приняла душ, выпила травяной чай, легла, но сон никак не приходил. Она не могла удобно лечь, долго крутилась под одеялом, решила, что если не уснет через пять минут, то просто встанет и пойдет работать над книгой, но провалилась в сон.

Ей снился берег моря, которого она никогда не видела в жизни, море шумело у её ног, щекотало, нежно обволакивало, она шагнула в волну, и волна накрыла её с головой, зашелестела в её ушах так нежно и звонко, как могла только скрипка.

«Да ведь это и есть скрипка!» — подумала Даша и открыла глаза.

Даниэль сидел на краю постели и играл очень нежную, тихую мелодию. Даша вспомнила, что это какая-то соната, но название так и не пришло в голову. Он доиграл до конца, нежно улыбнулся ей:

— Ты такая красивая, я боялся тебя трогать.

— Когда ты играешь на скрипке, я чувствую себя ничтожной и великой одновременно.

— Когда ты научишься играть на ней, ты поймешь, что ты великая.

— У меня нет слуха. Я люблю, как ты играешь. Ты наполняешь меня жизнью через музыку, но сама я никогда не смогу.

Он отложил скрипку в сторону, протянул ей руку, помог встать. Провел руками по плечам, дыханием обжег лицо, прижал её к себе, прижал всю. Она прильнула в ответном порыве, не понимая, как два тела так могут совпадать, каждым изгибом подходить друг другу, но не успела сформировать ответ на свой вопрос, потому что мысли со звоном разлетелись от его поцелуя.

Она захлебнулась в нём и взлетела так высоко, что спускаясь, боялась, что это просто продолжение её сна, но тяжесть его тела была самой настоящей, реальной. Она провела рукой по его спине, удивляясь, как он может быть когда-то не с ней. Ведь только с ним она чувствовала себя живой, значит, когда он улетал, она должна была стать мёртвой.

— Я хочу показать тебе, как легко можно играть музыку.

Он поднялся, а она, в порыве любопытства, последовала за ним. Он бережно взял скрипку, подал ей, кончиками пальцев поднял её руку в правильное положение для игры на скрипке. Прижался к её спине, вложил в её ладонь смычок, сверху положил свои руки.

— Игра в четыре руки?

Это так взволновало её, что она звонко засмеялась, он поцеловал её шею и плавно дотронулся смычком до струн. Музыка полилась по комнате, смычок скользил по струнам вниз, и казалось, никогда не будет конца ни ему, ни звуку, который он рождал. Это было так красиво, что у Даши внутри появилась дрожь, сначала еле заметная, но она нарастала с каждой секундой и уже через минуту она дрожала так, что Даниэль испуганно остановился.

— Прости, это слишком красиво.

Он опустил скрипку, потерся кончиком носа об её волосы, широко улыбнулся:

— Нам хватит одного музыканта в доме.

Она засмеялась, посмотрела на часы, утро наступило абсолютно неожиданно.

— Ты наверно жутко устал с самолёта, отдохни хоть пару часов, потом мы тебя разбудим.

— Ноу, я буду будить сына!

Он поднял с пола джинсы и футболку, надел на себя, широкими шагами пошел в детскую. Через мгновение оттуда послышался визг и вопль:

— Папа! Мама, мой папочка приехал!

Он засмеялась, накинула халат и поспешила к ним, в коридоре лежала гора коробок, она открыла одну — сувениры и подарки от фанатов.

— Кристиан, мне по всему миру передавали для тебя подарки.

— Как ты это все принёс!? Ты поэтому так долго не шёл домой? Потому что нёс мои подарки?

— Yes, happy birthday, child!

— Thank you, father!

Уже гораздо позже Даша узнала, что Миша помог ему сделать этот сюрприз, он со Стасом встретил его ночью в аэропорту, и они вместе на цыпочках носили коробки с подарками от фанатов в квартиру.

День закрутился, раскрылся всеми красками. Кристиан и Даниэль без устали открывали коробки, сразу играли с игрушками, примеряли все шарфы и шапочки, листали книжки. К вечеру приехали гости, дома стало так шумно и весело, что эхо от веселья звенело в каждом уголке большой квартиры. Уже ближе к вечеру к Даше подошел Миша:

— Давай мы с Надей заберем Кристиана к себе на ночь, ему весело с Кирой, а ты побудешь с мужем.

Даша покраснела, открыла рот, чтобы что-то ответить, но он её опередил:

— Я вижу, как вам необходимо побыть вдвоем. Вы смотрите друг на друга, и даже я чувствую себя прозрачным, для вас не существует окружающего мира в такие моменты.

— Извини меня, я не думала, что я не одна это чувствую.

— Мне не за что тебя извинять, свой шанс быть счастливым я упустил сам.

— Что значит упустил!? А Надя?

Она сказала это неприлично громко, просто не сдержалась, Миша рассмеялся, оглянулся на жену, окинул взглядом всех в комнате — никто не слушал их разговор, все делили остатки огромного торта.

— Я же могу быть честным с тобой, правда?

— Ну конечно, Миша!

— Надя — идеальная женщина. Она прекрасно воспитывает детей, она очень умна, она блистательно красива, она умеет вести свой бизнес, она всегда дружелюбна и открыта, но — всегда есть одно но.

— Какое но?

От любопытства Даша поднялась на цыпочки и одно ухо выставила вперед, Миша засмеялся, наклонился к её уху, замер.

Даша ждала ответ, чувствуя его дыхание, но он молчал. Она отклонилась, посмотрела в его глаза. Он смотрел так глубоко в неё, что ей захотелось отвернуться, забыть этот момент, но он не дал:

— Но она не ты, Даша. Я знаю, что ты не видишь моего чувства к тебе, ты его никогда не видела, но это лишь еще одна черта твоей уникальности. Это не делает мне больно, я давно это принял, даже самому странно, что сегодня не сдержался.

Он улыбнулся ей, развернулся и ушёл к остальным, громко оповещая, что пора собираться. Уже через полчаса она осталась с мужем наедине.

Глава 7

Никогда не ожидай беды и не беспокойся о том,

чего, может быть, никогда и не будет.

Держись поближе к солнечному свету.

Бенджамин Франклин

— Мам, мы же целый месяц не могли разобрать все подарки, как их было много.

— А какие из них тебе понравились больше всего?

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.