Бесплатный фрагмент - Осенило — написал

Про публикацию сценариев

#ремесло #freaking #продюсер

screenspiration, October 17, 07:44

Из всех прав, которые сценарист отдает заказчику по договору авторского заказа, самое ценное — вовсе не право на экранизацию сценария. Самое ценное — это право на доведение сценария до всеобщего сведения путем его публикации.

Написать об этом я решила после того, как в чате канала меня спросили, где можно почитать современные сценарии на русском языке (в том числе мои). Особенно к фильмам и сериалам, которые недавно вышли. Я подумала, еще подумала — и поняла: нигде.

Доступных сценариев на английском языке в сети огромное количество. Мне вообще кажется, что все хоть сколько-нибудь интересные сценарии, написанные на английском языке в этом веке, выложены в сеть. (И многие неинтересные — тоже.) Ко всему, что было снято и вышло на экраны, можно найти и прочитать сценарий — если этот сценарий был написан не в России.

Когда я писала диссертацию на филфаке МГУ, предметом моих исследований были сценарии британского драматурга Гарольда Пинтера. Диссертацию я писала по его трехтомнику «Collected Screenplays» издательства Penguin. Там были все сценарии, которые Пинтер когда-либо написал, снятые и нет. В частности, в этом трехтомнике можно было прочитать его сценарий по роману «Handmaid’s Tale», который (роман) мы все теперь знаем благодаря сериалу на Hulu.

Для диссертации я все эти сценарии очень подробно разбирала — и училась на них. После защиты, еще не будучи никаким сценаристом и даже не помышляя о работе в кино, я написала пилот телесериала — и он получился хорошим, потому что был написан под сильным влиянием сценариста, получившего в 2005-м Нобелевскую премию.

Сейчас я время от времени преподаю сценарное мастерство в России. И учу студентов, в частности, на сценарии пилотной серии Game of Thrones, которая лежит в сети. Сценарий этот не самый хороший (первую серию в итоге пересняли, сильно переделав), но шоураннерам было не западло выложить эту ошибку юности на всеобщее обозрение, потому что польза от изучения этой ошибки поколениями будущих сценаристов и шоураннеров многократно превышает боль от двух-трех фейспалмов, которыми наградят себя Бениофф и Вайсс, перечитывая этот свой опус.

Чтобы показать тем же студентам сценарий какого-нибудь пилота на русском языке, мне пришлось этот самый сценарий по большому секрету просить у коллеги. И тот факт, что коллега (предположительно) предоставил (а) мне свой сценарий, скорее всего, напрямую нарушает условия их договора с продюсером сериала.

Меж тем продюсеру право на публикацию сценария ни зачем не нужно. Ему вообще не нужны никакие права, кроме права на экранизацию этого самого сценария. Покажите мне русского продюсера, который хоть раз использовал прописанное у него в договоре право на новеллизацию или, скажем, на производство игрушек в форме персонажей сценария — и я покажу вам небо в алмазах, потому что это явления одного порядка.

В общем, продюсер — последний человек, который решит довести ваш сценарий до всеобщего сведения.

Особенно если по этому сценарию что-то снято. В этом случае продюсер, наоборот, постарается засунуть ваш сценарий подальше, потому что иначе он может стать уликой.

Если сценарий всплывет, каждый сможет прочитать его, сравнить с тем, что вышло на экраны, и увидеть, какие решения и ошибки были сценарными, а какие — режиссерскими, актерскими или (страшно сказать!) продюсерскими. И в этой ситуации давать интервью про сценарный кризис и страшный дефицит грамотных сценаристов в стране будет уже грешновато, а вечный вопрос журналистов «почему у русского кино такие сборы?» никуда не денется.

Так что право продюсера на доведение сценария до всеобщего сведения — это на самом деле право на его недоведение. И пока это так, зрители считают «сценарием» то, что видят на экране, и обсуждают именно это…

…А будущие сценаристы учатся писать по доступным англоязычным текстам — и вставляют во все свои диалоги слово «гребаный», которого ни разу не слышали ни от одного живого носителя русского языка в человеческом разговоре. Зато они много раз встречали «freaking» в лучших американских сценариях, а «гребаный» — в плохом дубляже американских фильмов. И потому уверены, что у нас в России так все и говорят. Особенно когда нас что-нибудь раздражает.

Про твист

#драматургия #заказчик #зритель

screenspiration, October 17, 07:44

Это, увы, не танец. Это священная корова нашей индустрии: заказчиков, редакторов и особенно креативных продюсеров. Как только у человека в должности появляется приставка «креативный», он начинает говорить и думать твистами.

Например: «Здесь должен быть твист. Нет, это событие не подходит — оно слишком ожидаемо. И это тоже. Пусть лучше у героя внезапно отвалится голова. Почему? Неважно. Это же твист: главное — чтобы зритель удивился».

Если переводить не с креативно-продюсерского, а с честного английского, twist — это поворот вокруг оси. То есть история шла куда-то, а потом крутанулась вокруг некоего события — и пошла уже в другом направлении. Но — что важно — та же самая история.

Про это все забывают. Многие думают, что твист можно придумать с наскока, поверх уже существующей истории. Как шутку в диалог.

У меня был заказчик, который говорил: «Пусть в конце этой сцены герой наотрез откажется делать то, что его попросили». Я возражала: «Но ведь в начале следующей сцены герой именно это и делает, да еще и с удовольствием!» — «Именно, — отвечал заказчик. — Если он вначале откажется, то следующая сцена будет твистом».

Да, но нет. Твист — это не то, что сценарист достает из конспектов по теории драматургии первого курса и вкручивает в произвольное место своей истории. Твист — это момент внутри самой истории, когда события переплетаются удивительным в своей органичности образом. В общем, чтобы придумать твист, нужно самому крепко удивиться, а не ждать этого от других.

Когда мы удивляемся? Когда мы чего-то ожидаем, а оно происходит — но не так, как мы ожидаем. И ключевой момент здесь — не удивление, а ожидание. Именно оно позволяет нам в конечном счете это самое удивление испытать.

Что это значит? В каждый момент времени и у зрителя, и у самого сценариста должно быть твердое предположение о том, как будут развиваться события дальше. И это предположение должно оправдываться — но не полностью, а в какой-нибудь своей части, всякий раз разной. Как в анекдоте про ковбоя, который загадал, чтобы с ним всегда была длинная цыпочка с мокрой киской, и получил в постоянные спутники страуса и кошку, облитую водой.

Одним словом, придумывая твист, мы не пытаемся придумать то, чего зритель уж точно не ждет. Мы работаем с тем, чего он ожидает, — и пытаемся предложить ему еще более логичный и органичный ход событий, чем он мог себе представить.

Для этого надо знать свою историю лучше, чем самый внимательный зритель, читатель или редактор. Знать ее вдоль и поперек, вместе со всеми ружьями, которые вы развесили там и сям, и вместе со всеми вариантами развития событий, которые можно и нельзя вообразить. Только изучив все возможные ожидания от истории, вы сможете придумать цепь событий, которая приведет к твисту — то есть к моменту, когда ваша история развернется в неожиданную сторону.

Так что у меня для вас плохие новости. Чтобы придумать твист, надо придумать целую историю, которая этот твист внутри себя органично содержит. А иначе это будет не твист, а просто у вашего героя в самый неподходящий момент отвалится голова.

Ну и зачем нам, таким нежным, смотреть на такого героя?

Про тупик

#ремесло #мысли

screenspiration, October 03, 07:42

В этом месяце каналу исполняется ровно год. В честь круглой даты я решила написать про место, где сценарист оказывается чаще всего и где он проводит большую часть своего рабочего времени.

Нет, не про жопу. И не про ад. (Хотя, конечно, как посмотреть.) А про творческий тупик.

Есть распространенное убеждение, что настоящие сценаристы не попадают в творческие тупики. Они всегда знают, что писать, — и это, собственно, и пишут.

Когда я училась в Московской школе кино, наши преподаватели — все сплошь настоящие сценаристы — действительно знали, что нам писать. Обсуждая любую студенческую заявку, они генерили альтернативные сюжеты десятками, совершенно не напрягаясь. Выглядело это как чистая магия.

Теперь я тоже так могу. И мои студенты считают это чистой магией, а некоторые даже так прямо и говорят — и не верят, что сами так смогут буквально через год работы. «Так» — это пачками генерить альтернативные сюжеты при обсуждении любой чужой заявки.

Чужой — потому что, когда начинаешь сам с собой обсуждать свою собственную заявку, выясняется, что магия — она там же, где и дьявол. То есть — не в альтернативных сюжетах, а в их деталях. Каким бы красивым и многообещающим ни был сюжет, всегда есть вероятность, что в более детализированном изложении он не работает. И вероятность эта — большая.

Как с этим бороться? Проверять. Расписать альтернативный сюжет во что-нибудь длиннее логлайна — и посмотреть, работает он или нет. Есть там о чем делать посерийник на 20 серий — или этого сюжета хватает только на короткий синопсис.

Иногда случается чудо: выясняется, что и в более детальном изложении сюжет работает. Тогда можно сплясать джигу и двигаться дальше. Но чаще (гораздо, гораздо чаще!) выясняется, что нет, не работает. Потому что вообще, блядь, не работает ни хуя.

Тогда приходится возвращаться к предыдущему шагу — то есть к придумыванию пачки альтернативных сюжетов. И расписывать другой, третий, четвертый.

Но к этому моменту вы уже придумали интересные сцены и сюжетные ходы для первого варианта, и вам от них жалко отказываться. Вы стараетесь вкрутить их в другой, третий и четвертый сюжет — с матом и пассатижами. Они не вкручиваются. Вы поднажимаете. В результате ломается все.

Вот тут-то, на обломках творческого самовластья, и наступает тупик.

У вас не остается никаких мыслей про сюжет. Все ваши мысли — о себе. Я бездарь. Я полное и окончательное говно. В сценаристы меня взяли по ошибке. Договор со мной подписали по недоумию. Я никогда не соберу эти обломки в нормальный сюжет. Эта история вообще не работает, зачем только я решила ее писать. Вот мне как раз предлагают другой проект — займусь-ка я им. А не испечь ли мне маффинов вместо вот этого всего?

Это нормально — вплоть до возникновения двух последних мыслей: про другой проект и про маффины (вышивание крестиком, разведение кактусов, подготовку к полумарафону, освоение вальдорфской педагогики). Эти две мысли появляются неизбежно — и они самые опасные, потому что уводят вас из тупика.

Да, из тупика необходимо выбраться. Но — с правильного конца. Не в другой проект или выпекание маффинов, а туда, где у вас окажется пересобранный и работающий сюжет того проекта, который и загнал вас в тупик. Иначе в другом проекте (и даже в выпечке маффинов) вы очень скоро окажетесь ровно там же.

Как понять, где у тупика правильный конец? Очень просто. Надо провести в этом тупике достаточно времени. Прочувствовать всю свою бездарность. Ощутить в полной мере тщетность всех своих усилий. Написать еще один неработающий сюжет, от которого у вас кровь из глаз. Потом еще один — такой же. И еще, и еще, и еще.

Если делать это достаточно долго, в какой-то момент вы напишете сюжет, который будет работать, — как тот миллион мартышек, которые в известном ментальном эксперименте настучали на пишущей машинке «Войну и мир». Мартышки же смогли — даром что они ментальные.

Это будет означать, что вы вышли из тупика правильно. Тогда вы сможете сплясать, наконец, свою джигу — и двигаться дальше. К следующему тупику, в котором вы будете разрабатывать по этому сюжету поэпизодник.

Про делегирование

#актер #оператор #режиссер #съемки #команда #профессионализм

screenspiration, September 26, 07:58

Первое, чему учат сценариста в киношколе, — это не думать за других. Особенно за режиссера и оператора. Ну и за актеров тоже. То есть — не писать ремарок типа «камера панорамирует, крупный план — пятка героя». Или «в знак веселого удивления героиня поднимает правую бровь и шевелит левым ухом».

Почему? Да потому что такие ремарки всех бесят. Особенно режиссеров и операторов. Ну и актеров тоже, разумеется. Если ты такой умный, что знаешь, как другие должны выстраивать кадр, ставить камеру и выражать веселое удивление, почему ты тогда сценарист, а не вот эти другие?

Но вот беда: не думать за других в киношколе учат только сценаристов.

Есть такое понятие — «актер не держит текст». То есть не произносит свои реплики так, как они написаны, а пересказывает своими словами. В этой ситуации режиссер вправе возмутиться и указать актеру на непрофессионализм. Но если возмущается сценарист, ему чаще всего отвечают: «А что такого? Актер осваивает реплику».

Иногда, действительно, написанную на бумаге реплику надо «освоить», размять языком. А иногда лучшая реплика вообще рождается на площадке, в ходе актерской импровизации. Но если из таких реплик, рожденных в ходе импровизации, состоит вся сцена, — одно из двух: либо вы снимаете по очень плохому сценарию, либо ваши актеры переписывают диалоги на ходу, под камеру.

Почему это плохо? Потому что, в отличие от сценариста, который все это написал, актеры не держат в голове весь сценарий целиком со всеми его вариантами. У них другая работа. Они не обязаны помнить, что, убирая вот эти три слова из реплики в сцене 45, они тем самым делают диалог в сцене 84 полностью нелогичным.

То же самое — по картинке. Оператор считает, что в этой сцене красиво бы смотрелась белая лошадь, проносящаяся на заднем плане галопом. Режиссер с ним согласен. А сценарист помнит, что вообще-то действие этой сцены происходит в открытом космосе. Но на площадке сценариста чаще всего нет, а если есть, то правом голоса он не обладает.

Я это не к тому, что оператор с режиссером дураки. Иногда белая лошадь и правда все украшает, даже космическую станцию. Просто у оператора и режиссера тоже другая работа.

Актерская игра, режиссура или операторское дело — это такой же бесконечный открытый список важных решений, которые надо принять здесь и сейчас, как и сценаристика. Это очень сложно. Если делать это хорошо, оно занимает весь мозг без остатка, — опять же, как и сценаристика. И если режиссер одновременно с режиссированием будет заниматься чем-то еще — например, переписывать сценарий на площадке, — он плохо сделает свою работу. Точно так же, как сценарист не сможет сконструировать хорошую историю, если будет думать и писать о ракурсах съемки, монтажных склейках и движении актерских ушей.

Сейчас в Таллине я преподаю сценарное мастерство в рамках европейской магистерской программы KinoEyes. Программа построена так: из студентов, которые приходят учиться, формируют съемочные группы. В каждой группе есть сценарист, режиссер, продюсер, оператор, монтажер, звукорежиссер, и т. п. У каждого есть преподаватель по его специальности (я, например, учу в этих группах сценаристов). Но при этом каждая группа работает над одним проектом: сценарист пишет короткометражку, режиссер и оператор ее снимают, продюсер продюсирует, и т. д.

Преподаватели, которые работали на этой программе до меня, говорят, что иногда эти групповые проекты «летят», а иногда разваливаются. И есть закономерность: «летят» обычно проекты, в которых каждый из участников занимается своим делом, прислушивается к остальным и доверяет их профессиональному мнению. А разваливаются те, на которых режиссер или продюсер тянет одеяло на себя: пишет сценарий за сценариста, микроменеджерит оператора, не дает звукорежиссеру принимать самостоятельные решения, и т.п.…

…Кино — коллективное искусство. Эта фраза заезжена до такой степени, что мы перестали понимать, что она значит. А смысл ее вовсе не в том, что в кино все должны делать работу за всех остальных. Наоборот: кинопроизводство держится на делегировании, когда каждый делает свою работу — и полностью за нее отвечает. Но только за свою.

Делегирование — самое трудное, что есть в творческих профессиях. Потому что оно предполагает доверие к чужому профессионализму, зачастую несовместимое с творческой самоуверенностью, без которой в нашем деле тоже никуда.

Чтобы эффективно принимать решения и управлять происходящим на площадке, режиссер должен быть уверен в том, что именно он понимает происходящее лучше всех. Но при этом ему надо полагаться на решения всех остальных участников процесса — просто потому, что этот процесс включает гораздо больше решений, чем может поместиться в одну режиссерскую голову.

Единственное, что спасает, — это слаженная команда профессионалов. Не гениев, каждый из которых чувствует искусство кино лучше всех остальных козлов и рукожопов, а именно профессионалов, которые отвечают за свои решения.

В конце концов, хорошее кино так и делается — силами людей, которые хорошо делают свою работу и потому доверяют мнениям друг друга.

Про беззащитность всех нас

#несправедливость #редактор #профессионализм

screenspiration, September 19, 08:52

На одном из первых занятий в Московской школе кино сценаристка П, автор пары десятков популярных сериалов и нескольких громких кинопроектов, сказала нам: «Я не знаю, что будет, если завтра я заболею или сойду с ума — в общем, не смогу работать».

Это была не общая ламентация, а обозначение вполне конкретной проблемы. Сценаристы в нашей стране не получают роялти (т.е. отчислений с показов своих фильмов и сериалов). Так что, если ты сценарист, написавший 50 успешных проектов, которые все время крутят по ТВ, то сиди и пиши 51-й, если не хочешь завтра умереть с голода.

Это проблема не только сценарной профессии. Так устроена индустрия в целом: она на 90% состоит из фрилансеров, которые никак не защищены. У огромного количества людей, ежедневно создающих истории, которые все мы смотрим и обсуждаем, нет базовых вещей, которые в других отраслях воспринимаются как должное: оплачиваемых отпусков и больничных, соцпакетов, профсоюзов, касс взаимопомощи, и т. п.

Вместо этого есть иллюзия, что если ты настоящий профессионал, то тебя все знают. Это так — но только это знание очень плохо монетизируется. И если ты по каким-то причинам вдруг теряешь возможность работать, разница между тобой, автором десяти блокбастеров, и Васей Пупкиным, вчера окончившим киношколу, быстро исчезает. Вам обоим приходится изворачиваться, чтобы прокормить семью.

Если ты сценарист, в этот момент ты можешь побороться за роялти — то есть погрызть палочку, как та крыса, которую бьют током в клетке. Никаких роялти, понятно, тебе не дадут, но хоть будет не так обидно. А если ты, например, редактор?

Хороший редактор — это человек, который ведет одновременно несколько проектов на разных стадиях производства, читает тонны сценариев, подсказывает их авторам имена героев, решения сцен и сюжетные ходы. Иногда хороший редактор — это человек, который подсказывает авторам целые сценарии. Причем ночью с субботы на воскресенье, потому что в понедельник сценарий уже надо сдать на канал.

При этом хороший редактор — это человек, у которого даже нет фильмографии на «Кинопоиске», потому что он ведь не автор. Хотя без него не было бы ни одного проекта, особенно успешного. И многих сценаристов бы не было — особенно успешных.

Моим первым редактором была Оля Шенторович. Я тогда училась в Московской школе кино, а параллельно писала и переписывала «Фарцу». Вместе с Олей мы разминали историю, придумывали героям судьбы. Вместе с Олей рыдали над правками с канала и придумывали, как их вкрутить в сериал, не сломав ничего несущего. В общем, Оля была тонкой гранью, отделявшей меня от безумия и мыслей о самоубийстве, — особенно когда выяснилось, что шесть серий надо написать за два месяца, чтобы успеть сдать их на канал.

Пару лет назад «Фарцу» купил Netflix — как и еще несколько сериалов, которые Оля сделала как редактор. Еще через год мы с ней договорились поработать вместе на новом проекте. Но не успели: Оля заболела раком.

В нашей индустрии профессионал — это не только человек, который работает без отпусков и больничных. Это еще и человек, который, заболев, вынужден работать вдвое больше, потому что лечение нужно как-то оплачивать. И вот Оля, которая как редактор выпустила больше 50 сериалов («Склиф», «Метод», «Клим», «Мажор 2», «Обратная сторона Луны 2», и т.д.), — год лечилась на то, что успела заработать, пока диагноза еще не было.

Теперь заработанные деньги закончились, а диагноз — нет: у Оли сложная форма рака, которая требует дальнейшего сложного лечения. И пока сериалы, которые она сделала, идут по ТВ в разных странах, Оля собирает деньги на лечение через Фейсбук.

А я думаю вот о чем.

Если каждый, кто смотрел хоть один ее проект как зритель, даст Оле 500 рублей, она сможет оплатить любое лечение в любой стране мира. Потому что у одной только «Фарцы» рейтинг был 6.1 — значит, ее посмотрело больше миллиона человек. И это далеко не самый успешный из Олиных проектов — у того же «Мажора 2» цифры были в полтора раза больше…

…Мы — те, кто работает в киноиндустрии, — живем в пузыре своих историй и предпочитаем не думать о том, что будет, если в какой-то момент мы не сможем работать. Потому что, честно говоря, думать об этом очень страшно. Лучше взять еще один проект. И еще один. И еще. И поработать в отпуске. И в выходные. И в день рождения. И потом еще в промежутках между шестнадцатью курсами химиотерапии — как Оля.

Вот и получается, что мы живем и работаем так, словно мы вечные. А вечные на самом деле не мы, а наши проекты. Это они остаются на годы и, если повезет, десятилетия. А мы — устаем, болеем, выгораем, уходим из профессии и просто — уходим.

Так что, если вы видели хоть один Олин проект — а вы наверняка видели, и не один, — вот ее реквизиты:

Тинькофф: 5280 4137 5095 9442

БИК 044525974

Счёт 40820810400000065280

Кор. счёт 30101810145250000974

Райффайзен, в рублях: 4476 2461 3806 3785

Счёт 40820810901000067816

Райффайзен, в евро: 5100705016313456

Счёт 40820978601000018421

Сбербанк (карта на брата — Шенторовича Андрея Игоревича — но пользуется ею Оля): 5469 3800 6610 7623

Про железную жопу

#ремесло #заявки

screenspiration, September 12, 09:10

В продолжение поста про вдохновение решила ответить на два важнейших вопроса о сценарной работе. А именно: тошнит ли сценариста от любимых проектов, и что делать, когда тошнит.

Заметьте: не «если», а «когда».

Это не опечатка, это вопрос времени. Затошнит обязательно. Не при написании синопсиса — так при десятом переписывании посерийника. Не при переписывании посерийника — так при получении письма от заказчика: «Спасибо за пятнадцатый драфт сценария. Мы его прочитали и решили вернуться к третьему».

Предположим, известное утверждение о том, что «сценарий не пишется, а переписывается», не погружает вас в тоску и депрессию. Предположим также, что «переписывается» сценарий не абы какой, а написанный по вашей же собственной идее, с любимыми героями и сюжетными ходами, от которых у вас мурашки. Что, неужели и в этой ситуации затошнит?

Непременно. Потому что сценариста тошнит не от того, что он вынужден делать бессмысленную работу (хотя и от этого, конечно, тоже). Тошнит от того, что сценарист вынужден вглядываться в трудные жизненные ситуации пристальнее, чем любой другой человек даже из острого любопытства.

Представьте, что вы едете за рулем, а впереди — авария. Естественно, вы сбавляете скорость и ползете мимо, пялясь в окно и стараясь не упустить ни одной детали: кто столкнулся, как, с какими последствиями. Но в конце концов вы проезжаете мимо, прибавляете скорость и едете дальше по своим делам.

А сценарист не проезжает. Наоборот, он останавливается, выходит из машины, подходит к каждому пострадавшему, гаишнику, санитару и даже к кошке, которую размазало по асфальту. Наклоняется, тыкает каждого палочкой и спрашивает: а как это случилось? а вы кто такой? а кто у вас родители? а в какой школе вы учились? а детские травмы были? а как умер ваш хомячок?

Это поведение выглядит, мягко говоря, странным — для всех, включая самого сценариста. Пострадавшие — то есть, в данном случае, персонажи — реагируют по-разному, но без всякого понимания. Кто может, убегает. Кто не может — молчит. Некоторые дают сценаристу под дых коленом, и сценарист еще неделю блюет невысказанной детской травмой, не в силах написать ни строчки.

Окружающие — особенно друзья и родственники сценариста — смотрят на все это и думают: ну псих какой-то.

Они даже не подозревают, насколько близки к истине. Потому что в голове у сценариста в этот момент крутится примерно следующее: «Героиня забеременела от любимого мужчины и счастлива. Но что если отец ее ребенка попал под машину? Или отец ее ребенка решил поменять пол? Или отец ее ребенка — дьявол? Или отец ее ребенка — ее отец?»

В какой-то момент, особенно если вы придумываете драму или триллер, вас и начинает тошнить от всего этого. В особенности от того, какие глубины человеческого падения вы способны придумать в погоне за скудным авторским гонораром. И никто не может сказать, что именно варится у вас в голове: бред извращенца — или «Ребенок Розмари» с «Китайским кварталом». Потому что, будем честны, «Ребенок Розмари» — это ведь и есть бред извращенца в каком-то смысле.

Тут возникает огромное искушение бросить все это к чертовой бабушке. И многие — бросают. У меня самой — да и у каждого сценариста, наверно — есть кладбище недоразработанных заявок, которые вроде начинаешь писать, но тонешь в бесконечных вариантах развития событий, которые раз от раза становятся все тошнотворнее.

Довести такие заявки до конца помогает одно: железная жопа.

Это когда сидишь и пишешь — через тошноту от проекта, через ненависть и отвращение к себе, через «не хочу» — потому что надо.

Кому надо? В первую очередь, себе. Потому что если я закончу этот проект, есть шанс, что закончу и следующий — просто потому, что буду точно знать, что это возможно.

А там уже и премьера, и вот я смотрю свои глубины человеческого падения на большом экране и думаю: а ведь неплохо придумано! Как же это у меня так получилось? Загадка. Видимо, по вдохновению. Осенило, не иначе.

А все потому, что после сдачи финального драфта, как после родов, все плохое забывается. И остается только железная жопа — на следующий проект.

Про вдохновение

#ремесло #мотивация

screenspiration, September 05, 08:10

Что самое мерзкое в работе сценариста? Правильно: вдохновение.

Когда его нет — а это примерно 90% рабочего времени, — сценаристу приходится работать «на голом мастерстве». Потому что дедлайн, в отличие от вдохновения, есть всегда.

Работа на голом мастерстве означает, что сценарист складывает историю из общеизвестных драматургических кирпичей: герой, антагонист, цель, конфликт, препятствия, потребность, суперсила… Но заказчик и сам прекрасно знает все эти кирпичи. И, получив вместо сценария слабо замаскированный кирпичный заводик, вздыхает: «Что-то все очень предсказуемо. Нужна неожиданность. Озарение. Прорыв!»

Проблема в том, что неожиданности, озарения и прорывы получаются только на вдохновении. Когда сценарист вдруг придумывает и пишет что-то такое, что удивляет его самого.

Если долгое время работать на голом мастерстве, чисто статистически момент, когда сценариста озарит вдохновение, когда-нибудь непременно наступит. Но вот беда: заказчик почти никогда не дает сценаристу работать достаточно долго для того, чтобы момент вдохновения все-таки наступил.

В общем, вдохновение — это как деньги: субстанция, которой сценаристу в силу разных обстоятельств всегда не хватает.

Но не только.

В сценарной работе вдохновением — вернее, его отсутствием — принято объяснять многие вещи, которые вообще-то объясняются иначе. А именно — ленью, пьянством, недостатком профессионального образования и отсутствием самодисциплины. «Мне что-то с утра не пишется», «история никак не складывается», «видимо, нет вдохновения» — все эти романтичные фразы означают, что сценарист или готовится продолбать дедлайн, или уже его продолбал.

Но ведь так и есть, скажете вы. Очень часто сценаристу просто не пишется. Ну вот не пишется — и все, хоть ты тресни. И история не складывается, сколько ее ни крути.

Все так. Но важно не это — а то, что сценарист делает с этой ситуацией дальше. Потому что дедлайн — он всегда дальше, за унылыми часами сидения перед пустым экраном ноутбука, за неспособностью связать двух слов и не сблевать от их банальности, за бессонными ночами и вязким чувством собственной несостоятельности. После всего этого все равно наступает дедлайн, который сценарист не продалбывает — если, конечно, он любит свою работу.

Вы спросите: да что вообще можно любить в такой работе?! Если вы читаете мой канал давно, то наверняка уже не раз задавались этим вопросом.

Так вот, в сценарной работе есть одна вещь, которая искупает все вышеперечисленные страдания. Это мастерство. А именно — способность собрать годную историю из любого материала. Даже если герои не привлекают, от финала тошнит, а заказчик — полный мудак.

Причем вовсе не ради денег. (Если заказчик — мудак, денег все равно не получится.) А ради того, чтобы внутри этой совершенно ходульной и собранной на коленке истории вдруг — по какому-то необъяснимому стечению обстоятельств — заговорили живые люди. Которых вроде не было и не предполагалось, но вот — раз! — теперь они есть.

Про результат и процесс

#ремесло #заказчик #драматургия

screenspiration, August 29, 08:23

Любой человек, прочитавший хоть одну книжку по драматургии, знает, что такое хорошая история. Это история, в которой есть интересный герой с целью, потребностью, желанием и антагонистом. Цель героя должна вытекать из желания, желание — быть отражением потребности, а антагонист должен бить героя в самое уязвимое место, пока у того не случится самооткровение. А там уже и кульминация, и до катарсиса недалеко.

Но вот проблема: когда начинаешь придумывать историю так, руководствуясь драматургическими аксиомами, она почему-то не придумывается.

Дело в том, что аксиомы эти выведены путем анализа из фильмов, которые уже кто-то придумал. То есть они описывают не процесс придумывания, а результат. Идут от общего к частному — которое (частное) уже существует.

Теперь вопрос: можно ли от этого аксиоматического общего прийти к частному, которого еще нет?

Нельзя. Даже если очень постараться. Даже если несколько авторов очень постараются. Даже если как минимум один из этих авторов будет гений — все равно нельзя.

Хотя многие заказчики думают, что можно. Поэтому на встрече они пересказывают сценаристу свои любимые фильмы, в которых вот это сделано хорошо и вон то отлично придумано. Что греха таить — я и сама с удовольствием пересказываю свои любимые фильмы студентам, причем ровно с тем же посылом.

Чего хочет заказчик на самом деле? Нет, он не хочет, чтобы сценарист передрал сюжетный ход из его любимого фильма. Более того, если сценарист так сделает, заказчик первый скривится и скажет, что это уже было, а мы же делаем полностью оригинальную историю, которую еще никто не видел.

Зачем же он пересказывает сценаристу существующее кино, да еще приправляя этот пересказ аксиомами типа «цель героя должна отражать его потребность»? Затем, чтобы сценарист посмотрел на понравившийся заказчику результат — и уж как-нибудь сам воспроизвел у себя в голове тот неведомый процесс, который к такому результату приводит.

Заказчик думает, что у сценариста есть тайное профессиональное знание об этом процессе, заложенное еще в киношколе. Он даже не подозревает, что в киношколе в сценариста закладывают все то же самое, что он, заказчик, прочитал в книжке по драматургии, пока летел в отпуск: в истории должен быть герой, у героя должна быть цель, цель должна вытекать из желания…

А вот тайное знание о том, что такое процесс придумывания истории, сценарист получает уже в ходе работы. Оно такое: процесс придумывания хорошей, интересной, эмоциональной истории — это бесконечный перебор идиотских вариантов развития конкретных событий (по большей части, идиотских). Эти события и надо придумывать — а не ломать себе голову над абстракциями вроде цели героя, желания, потребности и т. п.

Бесконечно унылое «частное», в котором изредка проскальзывает искра чего-то общего, идейно-философского, — это и есть, по большому счету, работа сценариста. Очень часто в ее начале сценарист не может ответить ни на один вопрос о своей же собственной истории. Он даже не знает, кто герой всего этого, не говоря уже о его внутренней потребности. Ответы на все эти вопросы — это результат. А работа сценариста — это процесс.

Но за процесс без результата никто не хочет платить. Отсюда — все эти ужимки рынка вроде «деньги только после расширенного синопсиса», «подпишем договор, когда сдадите пилот», «вы пишите-пишите, договор мы обсудим, когда юрист из отпуска вернется».

Но я всегда в таких случаях вспоминаю простое правило: если заказчик не хочет платить вообще ни за что, кроме результата, он покупает не сценарий, а билет в кино.

Во всех остальных случаях заказчик покупает и оплачивает именно процесс. Да, этот процесс странный, неудобный, и никто, даже сам сценарист, не знает точно, как он устроен. Ускорить его нельзя, сломать — очень просто. И ни на каком его этапе нет никаких гарантий — кроме одной.

Без этого процесса ничего не будет. То есть — вообще ничего.

И денег, кстати, тоже.

Про голову зрителя

#герой #драматургия #тарантино

screenspiration, August 22, 08:05

В сценаристике есть ряд священных аксиом про главного героя. Главный герой не должен делать подлостей. Главный герой всегда выбирает трудный путь (опасный, как военная тропа). Все действия главного героя должны быть супер-профессиональными (даже если он просто курит на работе). И, конечно, в самом начале истории главный герой должен спасти котенка. То есть — совершить высокоморальный поступок, за который мы и будем любить его дальше.

На самом деле главный герой никому ничего не должен. Всем должен сценарист: его основная задача — оправдать для зрителя те действия главного героя, которые требуются по сюжету.

Когда я училась в Московской школе кино, наш старший преподаватель Александр Молчанов говорил: «Вы должны уметь писать так, чтобы зритель аплодировал вашему герою, что бы тот ни сделал. Для тренировки напишите сцену, в которой ваш герой переезжает котенка асфальтоукладочным катком, — так, чтобы зритель ему в этот момент аплодировал».

Мы все думали, что это педагогическое преувеличение. И, насколько я знаю, никто из нас такой сцены пока еще не написал. А вот Квентин Тарантино — написал.

Если вы уже смотрели «Однажды… в Голливуде», то, во-первых, СПОЙЛЕРЫ дальше вам не страшны, а во-вторых, вы уже знаете, что там в конце весь зал с восторгом аплодирует двум главным героям, один из которых натравливает на юношу и девушку бойцовую собаку-людоеда, а другой в собственном бассейне сжигает еще одну девушку из огнемета.

Я знаю, потому что я сама всему этому аплодировала.

Вы, конечно, скажете, что по законам драматургии эти две девушки и юноша — на самом деле чудовищные мерзавцы, совершившие ужасное преступление против человеколюбия. Так что и действия героев, и наши аплодисменты абсолютно оправданы.

Но в том-то и дело, что эти самые девушки и юноша за почти три часа фильма не совершают ровным счетом ничего плохого. То есть — вообще ничего. Они просто хиппи с идеями, дети цветов, протестующие против насилия по ТВ и войны во Вьетнаме. А в финале собака отгрызает им руки и яйца, Брэд Питт проламывает им череп консервной банкой, а Ди Каприо с огнеметом превращает их в радиоактивный пепел. И зритель — аплодирует.

В этом гений Тарантино: он руководствуется не сценарными аксиомами, а тем, что эти аксиомы породило. Как говорил мне инструктор по вождению, «правила дорожного движения писаны кровью». Так вот, правила драматургии тоже писаны кровью, а также пóтом и слезами сценаристов, у которых долгие годы ничего не получалось. А потом они вдруг поняли, что для того, чтобы получилось, нужно перестать двигать туда-сюда инициирующее событие и разобраться в том, что у зрителя в голове. Как и что он вообще себе думает.

В случае с фильмом Тарантино зритель — особенно начитавшийся Википедии перед просмотром — думает, что аплодирует совершающемуся на его глазах справедливому возмездию. Еще бы: в 1969 году в реальности эти две девушки и юноша ворвались в дом к Роману Полански и зверски убили его беременную жену, актрису Шэрон Тейт. Поэтому в 2019 году в кино их зверски убивают Брэд Питт и Ди Каприо.

Но ведь в фильме Шэрон Тейт остается жива и даже не узнает о предполагавшемся покушении: девушки и юноша погибают, так и не успев до нее добраться. То есть в реальности фильма Тарантино зритель аплодирует кровавой казни трех хиппи — за мыслепреступление.

Могли ли мы представить себе, что будем аплодировать такому в 2019 году, — мы, маленькие любители арткино и либеральной повестки? Вряд ли. А вот Тарантино мог — и в этом тоже проявляется его гений. Не в так называемом «нарушении всех правил и аксиом кинодраматургии», а в тонком понимании природы этих правил и аксиом.

Потому что главный инструмент драматургии — не герой, не сюжетный поворот, не саспенс и не крючок. Главный инструмент драматургии — это зритель. И контекст, в котором этот зритель живет.

Но для того, чтобы этими инструментами пользоваться, их нужно хорошенько изучить и понять. А это гораздо сложнее, чем выучить список того, что должен и не должен делать главный герой с котенком.

Про неадекват

#заказчик #продюсер

screenspiration, August 15, 11:46

Почему-то считается, что продюсером (как, впрочем, и сценаристом) человек рождается. То есть продюсер априори умеет взаимодействовать с людьми. Поэтому на продюсерских факультетах киновузов учат всему остальному: считать бюджет, находить финансирование, продвигать продукт. А самому необходимому — навыку простого человеческого общения — не учат.

В результате каждый год на рынок выскакивают десятки молодых и не вполне адекватных заказчиков. Некоторые из них звонят и пишут моим коллегам, некоторые — мне.

Молодого неадекватного заказчика всегда видно по тому, как он начинает разговор с незнакомым автором — например, в мессенджере фейсбука. Он никогда не здоровается (здороваться не круто), не называет автора по имени (имена придумали лохи). Он сразу переходит к делу: «Ищем сценарий, высылайте только готовый. Если нас заинтересует, выкупим».

Этот телеграфный стиль, видимо, должен сформировать у автора ощущение, что написавший ему заказчик страшно занят. На такую ерунду как жанр, хронометраж и условия покупки искомого сценария у этого заказчика времени нет. Если автору нечем заняться, пусть подумает и догадается обо всем этом сам. А если автор не знает, кто такие «мы», которые «ищем сценарий», то пусть, сука, не поленится и погуглит, пока другие работают.

Почему молодому неадекватному заказчику нужен именно готовый сценарий? Потому что он обычно нужен вчера — когда был предпоследний срок подачи проектов на финансирование Минкульта. Наступление этого срока ежегодно становится для молодого неадекватного заказчика полной неожиданностью — как снег зимой для московских снегоуборочных служб. Никак нельзя было этого предвидеть, так что теперь приходится действовать быстро. Я бы даже сказала — молниеносно.

Готовый сценарий, разумеется, нужен бесплатно. Во-первых, пока Минкульт не выделил деньги, денег ни у кого нет. А во-вторых, сценарий — это же творчество. А платить за творчество деньги как-то даже стыдно: творчество же не продается.

Иногда неадекватные заказчики хотят сценарий по своей идее (точно так же — готовый, вчера и бесплатно). При этом сообщить сценаристу идею или прислать наброски синопсиса такие заказчики отказываются: они боятся, что сценарист их идею украдет.

Идеей при этом может считаться что угодно, вплоть до жанра будущего фильма. Например, один заказчик уговаривал меня приехать к нему в офис через весь город, чтобы обсудить проект. Но что за проект, в каком жанре и о чем, говорить отказывался. «Сначала вы должны обещать, что будете со мной работать», — заявил он перед тем, как я сбросила звонок и внесла его номер в черный список.

Иногда на первую встречу по обсуждению идеи, которая еще даже не превратилась в синопсис, молодой неадекватный заказчик приходит не один, а с Маркетингом. Маркетинг обычно зовут как-нибудь уменьшительно-ласкательно, и он представляет собой юношу в узких джинсах и ироничной футболке. Заказчик сажает этого юношу перед тобой и говорит: «Это Вася/Петя/Слава, он будет продвигать продукт. У него есть ряд требований к сюжету. Записывайте».

После этого Вася/Петя/Слава открывает свой макбук и зачитывает список требований к классическому вестерну, который включает искусственный интеллект, Твиттер и древние эльфийские артефакты, возродившие динозавров на Центурионе. Потому что, по маркетинговым исследованиям, просто классические вестерны уже пятьдесят лет как никому не нужны. Но мы как компания хотим сделать именно классический вестерн — ведь их никто на рынке не делает.

Не все неадекватные заказчики приходят к автору с минимумом информации о себе и о будущем проекте. Некоторые приходят с максимумом. У них уже все есть — гениальная идея, режиссер, актеры, локации, красочная презентация, трейлер, съемочный график, поддержка условного Минтранса (потому что сам такой заказчик обычно работает в условном Минтрансе). Нету сущей мелочи — сценария. Его-то как раз и надо написать — вчера и бесплатно. Деньги будут после премьеры, которая уже назначена.

С другой стороны, есть заказчики, которых не заботит вообще ничего, кроме сценария. Казалось бы, это хорошо? Не всегда…

…«Идея моя, поэтому сценарий мы будем писать вместе, — с порога заявляет такой заказчик автору. — Я уже все придумал, осталось только записать это в сценарном формате. Вы же умеете всякие там отступы?»

Самое удивительное, что иногда такой заказчик находит автора, который соглашается с ним работать. Видимо, от голода. Но кончается это всегда одинаково. Как-то подобный заказчик жаловался мне, что уже три года не может найти сценариста на свой проект, потому что все сценаристы непрофессиональные. «Понимаете, они пишут не то, что мы им говорим, а что-то свое, — говорил он. — А когда они пишут то, что мы им говорим, получается почему-то неинтересно».

Неадекватных заказчиков много — ничуть не меньше, чем неадекватных сценаристов. Но я убеждена, что неадекватность эта, как и талант продюсера и сценариста, не врожденная. Это просто отсутствие навыка — и, может быть, нежелание этот навык в себе воспитывать. То есть — неспособность понять, что напротив тебя за столом переговоров сидит не функция, а такой же человек, как и ты, с конкретными возможностями, убеждениями и потребностями. И если взаимодействовать с ним как с человеком, можно добиться гораздо лучших результатов.

Это, кстати, и к сценаристам относится. Среди них — нас — тоже есть много молодых и неадекватных. О них — в следующих постах.

Про вытащить из головы

#продюсер

screenspiration, August 08, 07:55

Пару месяцев назад я схлестнулась с приятелем на Фейсбуке по поводу того, что скоро технический прогресс позволит любому отрендерить страницу своего сценария в цифровое видео, и на этом засилье продюсеров, которые не запускают хорошие проекты, закончится.

Приятель утверждал, что тогда и наступит всеобщее сценаристское счастье. А я неожиданно для себя выступила как продюсер и сказала: если сценарий не запускают — значит, и не надо его запускать.

И тут же задумалась: у меня самой прямо сейчас лежит семь сценариев, которые либо не запустили, либо запустили и заморозили. И это не считая короткометражек. Что, они все плохие?

Нет. Они все хорошие. Среди них нет ни одного, который я бы не отрендерила немедленно в видео, если бы у меня была такая возможность. Вот только это совершенно не значит, что кто-то помимо меня посмотрел бы такое видео с удовольствием.

Почему? Потому что главное в рендеринге текста — то есть, собственно, в режиссуре, — это не то, что видно на экране, а то, что режиссер видит внутри своей головы, читая сценарий. Точно так же, как и в сценарии есть то, что написано на странице, а есть то, что сценарист видит внутри своей головы.

Чем больше различаются эти две составляющие, тем меньше шансов, что и режиссер увидит что-то похожее, читая сценарий. То есть — что содержимое его головы совпадет с содержимым головы сценариста.

И это не значит, что в хорошем сценарии всегда все совпадает. Это вообще мало отношения имеет к качеству сценария как такового. Это какая-то почти телепатическая связь между несколькими людьми, которые собрались и почему-то решили вместе сделать кино.

Процесс собственно делания кино — то есть перевода содержимого из голов в картинку на экране, — так же плохо поддается автоматизации и алгоритмизации, как и процесс написания сценария, то есть перевода ментальной картинки в текст. Алгоритмизируются в обоих процессах только штампы, от которых нас же самих тошнит, когда мы видим их на экране или в тексте.

Потому что перевод текста в видео — это на самом деле не перевод. Это поиск языка для собственных эмоций. И когда мы — сценаристы, режиссеры и даже продюсеры — делаем кино, мы достаем не образы из головы, а эмоции из сердца. Если, конечно, делаем свою работу не на отъебись.

Это как во сне: тебе снится, что ты застрял в лифте между этажами, — а на самом деле в этот момент ты просто перевариваешь чувство безысходности от того, что вписался накануне вечером в проект с мудаками, из которого теперь не выйти без финансовых и репутационных потерь. Например.

Почему ощущение безысходности трансформировалось в образ лифта? А фиг его знает. Никакие технические средства не помогут это понять и тем более воспроизвести — да это и не нужно, потому что в следующий раз это самое чувство трансформируется уже в образ мудака, бегущего на костылях перед поездом, набирающим скорость. Например, опять-таки.

Продюсер, который не запускает хороший сценарий, это понимает. (Если он не мудак, конечно. Мудаки, как известно, не запускают хорошие сценарии просто так и этим отличаются от продюсеров.) Продюсер оперирует не тем, что написано в тексте, а эмоциями — сценариста, режиссера, съемочной группы и зрителей. И пытается их хоть как-то совместить, найти общие точки.

Чаще всего этих общих точек нет. Или они есть — но далеко за пределами доступного бюджета.

Поэтому, если уж говорить о рендеринге, я считаю, надо пропустить эту часть технического прогресса и перейти сразу к изобретению программы, которая позволит извлечь эмоции и мысли из одного человека — и неизменном виде вложить их в другого. Своего рода программу телепатического общения.

Хорошо, что такая программа уже изобретена. Это наш человеческий язык: он придуман и разработан именно для этого.

Просто мы до сих пор не вполне научились им пользоваться. Не освоили, так сказать, весь функционал.

Про страх

#правки #договор #драматургия

screenspiration, August 01, 08:45

Уже девять месяцев веду этот канал, а так и не написала о самом главном в работе сценариста. О страхе.

Это не просто страх белого листа. Это — страх белого листа, помноженный на сумму штрафных санкций, прописанную в договоре. Не «а вдруг у меня ничего не получится, я бездарность?», а «сценарист обязуется выплатить продюсеру 10% от общей суммы договора за каждый день просрочки» и «возмещение упущенной выгоды продюсера». И после всего этого — «я бездарность», конечно же.

Я радуюсь, когда заказчик говорит, что моя история ему нравится, и он готов ее запускать. Но дальше следует фраза «переходим к договору» — и тут я неизменно впадаю в панику.

Я боюсь, что у меня не получится вытащить из своей головы ту историю, намек на которую так понравился заказчику. Или — что заказчик вовсе считает, что у меня в голове совершенно другая история, которой — только тссс! — там нет и не было никогда. И не будет.

Я боюсь того, что не смогу достаточно хорошо придумать ту историю, обещание которой только что продала заказчику. Что никто этого не сможет, потому что история в целом не работает. Просто ни я, ни заказчик еще этого не поняли.

Я боюсь, что не смогу сделать — или не сделать — все вышеперечисленное в срок.

Я боюсь, что, пока будет идти проект, у меня не будет никакой жизни. В любой момент — в пятницу вечером, накануне операции, во время детского дня рождения, 31-го декабря во второй половине дня — в почту может упасть очередное письмо от заказчика с темой «А вот еще правки» и прикрепленным файлом на двадцать листов.

Все это вместе — страх неминуемой и нескончаемой пахоты, которой еще вчера не было, а сегодня она уже отсюда и на ближайшие год-два.

Что заставляет меня преодолевать этот страх и работать? Я бы очень хотела сказать, что это любовь к истории, которую хочется рассказать. Но чаще всего это не она, а дедлайн, обозначенный в договоре.

Дедлайн вообще хорошее средство от писательского блока и мучительной рефлексии по поводу размеров собственного дарования. Он неотвратим — а значит, бездарность ты или нет, работать придется.

Когда я захотела написать книгу об истории русской блогосферы, я попросила продюсера этой книги Влада Крейнина организовать мне кабальный контракт с издательством, чтобы я действительно смогла ее написать. И сейчас с романом подумываю сделать то же самое — не в смысле опять попросить Влада (хотя…), а в смысле продать будущую книгу издательству и получить аванс, дедлайн и штрафные санкции за просрочку. Дедлайн и штрафные санкции — на сегодняшний день единственное конкурентное преимущество традиционного издательства перед всевозможными сервисами самопубликации вроде Ridero.ru.

Из других лайфхаков — мне помогает завести файл «НАЗВАНИЕ ПРОЕКТА_notes», держать его всегда открытым в ноутбуке и сбрасывать туда любые фразы, сцены, обрывки диалогов и мыслей, которые приходят в голову в связи с историей. Например, в одном из таких файлов у меня подряд записано следующее:

«Работник лаборатории Инвитро, у которого есть база аллергиков Москвы».

«В прошлом это был священник, которого защищала тайна исповеди».

«Гарольд решил, что разговором с женой не компенсировать обиду, а потому три месяца подряд добавлял в глазные капли жены радиоактивный раствор урана».

«Нужно больше любви».

Пару недель, пока этот файл наполняется, я сценарист Шредингера: с одной стороны, я как будто бы работаю, а с другой стороны — как будто бы и нет. Но через пару недель у меня в компьютере уже не страшный белый лист, а файл с длинным текстом — да, бессвязным, но имеющим отношение к проекту. Поверх такого файла гораздо легче писать — потому что страх белого листа, разумеется, никто не отменял…

Про визуальное воображение

#драматургия #сцена #ремесло

screenspiration, July 25, 08:15

Что бы ни говорили в киношколах и на встречах со сценарными гуру, ни один сценарист не может хорошо написать историю, которой не видел своими глазами.

Значит ли это, что сценарист хорошо пишет только о том, что происходит у него в квартире и в ближайшем супермаркете?

Вообще-то да.

Есть древнее правило сценаристики, которое вдалбливают всем студентам киношкол: вы должны ВИДЕТЬ сцену, которую пишете. Да, каждую сцену. Видеть глазами во всех подробностях. Иначе можно невзначай написать что-нибудь такое: «Герой открывает дверь, входит. Слева, у двери, валяется труп. Справа из двери высовывается чья-то рука с пистолетом. Герой отпрыгивает в угол и толкает дверь ногой…». А заказчик потом вычтет количество дверей в этой сцене из вашего гонорара. Потому что искать под съемки помещение с четырьмя дверями дороже, чем найти нового автора.

Студенты киношкол к этому правилу относятся как-то теоретически. То есть — забивают на него, как только видят возможность написать что-то действительно интересное. Например — как герой выбивает самолетный иллюминатор и выскакивает из него на крыло самолета, который едет по взлетной полосе. На странице это и правда выглядит круто; вот только в реальный самолетный иллюминатор может вылезти разве что не слишком толстая кошка.

Проблема в том, что сценарист, в отличие от съемочной группы и нормальных людей, видит то, что пишет, не внешним, а внутренним взором. Мысленным. А мысленный взор подслеповат и часто ошибается: предметы в нем, совсем как в зеркале, кажутся ближе или дальше, потому что так лучше для сюжета. И если этот самый мысленный взор не зацепить хоть за что-то, имеющее отношение к реальности, сценарист оглянуться не успеет, как впишет в свою историю автомобиль «Москвич», в который без проблем помещаются пятеро героев, два трупа и расчлененный жираф.

Именно поэтому перед тем, как писать историю, сценаристу полезно съездить на ее основные (или хотя бы самые специфические) локации и посмотреть на них глазами. Потому что иначе его мысленный взор будет опираться на то, что видел и знает, — и сценарист бессознательно скопирует планировку бабушкиной коммунальной квартиры, описывая Центр управления полетами на Байконуре.

Это правило железное и работает всегда. Я, например, всякий раз как пишу про убийства в глухой тайге, автоматически представляю себе Битцевский парк в Москве, потому что каталась там на санках с родителями. И все квартиры, которые я описываю в своих сценариях, по умолчанию имеют планировку нашей «трешки» в Коньково, где я выросла.

С героями то же самое. Прежде чем что-либо с ними делать, их надо пристально рассмотреть — и не сводить с них мысленного взора до тех пор, пока они не уйдут из сцены. Только так вы сможете избежать неучтенных конечностей в ремарке «Герой сжимает пистолет в руке, подносит ко рту папиросу, чиркает спичкой и прикуривает, не выпуская из рук поводьев».

Если герои у вас фантастические — как сейчас у меня в романе, — то полезно рассмотреть их не только мысленным, но и реальным взором. То есть — вытащить их из своей головы и посмотреть на них глазами. Потому что ведь конечностей у них может оказаться сколько угодно.

Придумывая этих самых романных героев, я на днях поняла, что мне как сценаристу с развитым мысленным взором и руками, в смысле рисования растущими из жопы, ужасно не хватает одного приложения для айпада.

В моих мечтах это приложение работало бы так. Сценарист загружает туда картинку из интернета — например, жирафа. Приложение вычленяет жирафа из фона и обсчитывает его как 3D- или 2D-модель. А дальше сценарист пальцами тянет разные части жирафа в разные стороны, укорачивая ему ноги, вытягивая голову и дорисовывая рога и крылья, — и в конце концов воочию видит ту жирафоподобную химеру, которая поселилась у него в голове. И может оценить, хорошо она у него придумалась или не очень.

На это мои знакомые игроделы похихикали и сказали, что такое приложение уже есть, только оно очень дорогое и глючное. Называется «художник-аутсорсер»…

…И они, конечно, правы. Потому что вот эта работа по вытаскиванию содержимого своей головы на бумагу или экран айпада, собственно, и есть художественное творчество. Сценаристы, писатели, художники — в конечном счете, мы все делаем именно это: подслеповато щурим свой мысленный взор, направленный куда-то внутрь, в глубины подсознания, и пытаемся максимально точно и адекватно изобразить то, что нам удалось там разглядеть. Это очень трудно — но только так и можно понять, что же конкретно у нас есть в этих самых глубинах.

Иногда я думаю, что Бог для того и создал все, что создал, — чтобы посмотреть, что это такое у него придумалось, и хорошо ли оно. Потому что, будем честны, Он ведь мог просто подумать все это — да и заняться какими-нибудь другими делами.

Про архитекторов и садовников

#ремесло #герой #excel

screenspiration, July 18, 07:22

На днях слушала подкаст Тима Феррисса — эпизод, где Феррисс говорил о секретах писательского мастерства с Нилом Гейманом. Помимо всяких полезных советов — «пишите там, где вам не хочется находиться долго», «позвольте себе обосраться» (как писателю, разумеется), «купите хорошую перьевую ручку», — Гейман в очередной раз повторил теорию, крайне опасную для неокрепших писательских мозгов.

Он сказал: писатели делятся на «архитекторов» и «садовников». Архитекторы проектируют здание целиком — делают план, чертежи, выстраивают конструкцию, и только после этого садятся писать. Садовники просто пишут — и смотрят, что у них получается.

Каждый писатель и сценарист, особенно начинающий, хочет быть именно садовником, как Гейман или еще Джордж Мартин. Потому что это выглядит легко и естественно: знай себе пиши, наблюдая, как из-под твоей руки магически появляется целый мир. Потому что это звучит как творчество, а не обсессивно-компульсивное расстройство. Потому что так и должны рождаться по-настоящему живые истории.

Должны-то они должны, но есть нюансы. Писать как пишется — отличный совет, но только если мы четко понимаем, КАК пишется.

Сам Гейман все свои романы пишет перьевой ручкой в толстых тетрадях. С одной стороны — это, конечно, дешевые британские понты. А с другой — это заставляет его писать не со скоростью мысли, как на компьютере, а гораздо медленнее. То есть — думать в процессе написания. Причем думать, как бы вперед, заранее, — чтобы не превращать страницу в нечитаемое месиво многократно перечеркнутых фраз. Гейман признался, что думает над каждой фразой — и придумывает ее до конца ПРЕЖДЕ, чем начинает записывать.

Что это значит для писателей-садовников? Что они, точно так же, как и писатели-архитекторы, производят мыслительно-проектировочную работу над историей ДО того, как эту историю написать. Просто эта работа происходит у них в голове, а у «архитекторов» — на бумаге и/или в компьютере.