Бесплатный фрагмент - Орион: Око земли

Пролог

— И что теперь будем делать? — с явной иронией спросил Дрейк после часа, проведенного в яме.

— Подождем, пока пройдут мимо, — нахмурившись, ответил капитан Криг. Больше тупых вопросов он не выносил только тупых солдат, что их задают.

— А может быть, мы просто уйдем отсюда? Не думаю, что нам вообще позволят хоть на метр приблизиться к Истоку, — сказал Адам, в очередной раз взывая к благоразумию команды.

— Смотрите-ка, умник мертвецов боится. Ты вроде хвастался тем, что резал больше дюжины таких? — подловил его Дрейк.

— К вашему сведению, мистер я самый жирный на Орионе, такое понятие, как «ожившие мертвецы», — миф. Во всяком случае, считался таковым до недавнего времени. Я же работал с трупами, не способными использовать мою голову в качестве ножен!

Отбор в команду оказался неожиданным сюрпризом для Адама. В тот день он экспериментировал с новыми травами, привезенными контрабандой с восточных земель, как в двери его лаборатории вошел стражник в кирасе из белого металла. При виде доспехов с имперским гербом, сердце забилось в два раза быстрее, а губы непроизвольно скривились в вежливой улыбке.

— Адам Баретти? — низким басом спросил стражник.

— Д-да, — неуверенно подтвердил Адам. Руки предательски задрожали, а лоб покрылся испариной.

«Успокойся Адам, тебя ни в чем не обвиняют. В таком случае этот мужик просто дал бы в морду и унес твои шестьдесят два килограмма на плече», — рассуждал он.

— Приказ императора, лично в руки, — продолжил стражник, заставив стоящего перед ним алхимика вздрогнуть. Он протянул запечатанный конверт и, убедившись, что задача выполнена, отдал честь и вышел из кабинета. Облегченно выдохнув, Адам упал в кресло, прислушиваясь, как тяжелые солдатские сапоги продавливают скрипящий деревянный пол.

Обстановка в яме постепенно накалялась, в основном за счет ведущих холодную войну Дрейка и Адама. Словесная перепалка закончилась уже несколько минут назад, однако вместо нее они перешли к сверлению друг друга острыми, Чертов перец, взглядами. Тем временем Самвел подозрительно долго молчал, скрывая лицо в тени капюшона. Временами казалось, что он переставал дышать, но периодические подергивания и всхлипы давали понять обратное. В каждую секунду нервы Крига могли попросту лопнуть, о чем говорила вмятина в земле оставленная незаметными ударами его кулака. Тем не менее всякий раз он ее закапывал в землю, чтобы не дать вверенным ему людям понять, что командир способен на слабину.

Встреча отряда проходила за городом в оборудованном под пытки подвале. Криг не первый день был на службе и несмотря на вынужденное перемирие с востоком понимал, что доверие — это ресурс, позволенный использовать далеко не всем. О помещении знали лишь некоторые посвященные, вроде него, палача, что жил в заброшенном доме выше, и нескольких шишек из совета Империи. Такой весьма узкий круг лиц способствовал стабильному получению информации из пленников без лишних вопросов со стороны общества.

Первым к назначенному времени пришел Дрейк. Внушительных размеров бывалый солдат, некогда служивший в личной охране императора. Криг был знаком с ним еще с академии и неоднократно убеждался в дюжей силе этого человека. Отсутствие инстинкта самосохранения вкупе с интеллектом табуретки делали его совершенно неудержимым дуболомом, что, без сомнений, бесило абсолютно всех как во время учебы, так и в годы службы в рядах регулярной армии. При виде офицера он прижал кулак к груди и вытянулся по стойке смирно. Капитан отмахнулся и протянул руку давнему другу.

— Слушай, — начал Криг, — прошло уже семнадцать лет, а ты все никак не запомнишь, что отдавать честь офицеру того же ранга не надо. Как по мне, тут два варианта: либо ты идиот и не можешь это запомнить, либо наша система слишком сложна. По мне, так ты — идиот, — Дрейк с силой ухватился за его кисть.

— Во-первых, — отвечал он, — пошел на хрен, я не идиот. А во-вторых, меня разжаловали.

Капитан вытащил руку и с хрустом размял ее. «Забыл про его хватку», — подумал он.

— И почему же на этот раз?

— Насадил жену одного сопляка из голубой стражи, — ненавязчиво ответил он. Криг ухмыльнулся.

— Влюбился?

— Ага, мля, конечно! — язвил Дрейка. — Подумал, что с таким названием им там женщины не нужны, — он рассмеялся так, что поперхнулся слюной.

После встречи прошло несколько часов, но никто из оставшейся двойки так и не объявился. В назначенном месте сидели только старые вояки, прошедшие вместе через огонь и воду, однако предстоящая задача накрывала тенью все, что случалось с ними до этого.

— Значит, придется тащиться в самый центр? — спросил Дрейк, рассматривая засохшую кровь на затупленном острие ножа для пыток.

— Совет с императором решили, что так удастся минимизировать потери, — ответил капитан, стоя у выхода и доедая кусок принесенного с собой горохового хлеба.

— А мы, значит, и есть этот их минимум, — он с размаху воткнул лезвие ножа в стол почти до самой рукоятки.

— Только не говори, что боишься, — с издевкой прикинул капитан, подсев к сгорбившемуся другу. Дрейк посмотрел на него и улыбнулся.

— Я боюсь только, что мне придется жарить твою жену и воспитывать твоих детей, если ты там подохнешь, — он приставил указательный палец к подбородку и сделал вид, будто что-то вспоминает. — Хотя баба у тебя ничего такая, — Криг вмазал локтем в бок здоровяка и с каменным лицом посмотрел на него. Через секунду оба захохотали, как в юношеские времена.

— Эй, — прозвучал тихий голос из-за спины, — это вы тут…

Не успел он закончить, как Дрейк развернулся и одним мощным ударом отбросил говорившего в стену. Криг вскочил со скамьи, достал меч и уставился на сползающего на пол худощавого человека.

— И что это за херня? — процедил он сквозь зубы, толкнув здоровяка.

— Привычка, — самоуверенно ухмыляясь, ответил Дрейк, потирая кулак. Этот парень появился, словно из воздуха и своей выходкой сильно напугал сидевшего за столом быка, хоть тот этого и не признавал.

— Ты его чуть не убил, — возмутился капитан. Неожиданно человек в кожаном плаще тяжело рассмеялся.

— Смотри-ка, мразь еще жива, — прорычал Дрейк. — Ты кто такой?

Удерживая себя за правый бок, незнакомец с трудом поднялся и кинул к ногам встретивших его солдат конверт со сломанной императорской печатью.

— Я Самвел, — покашливая, ответил он. — А тебе, мясо, стоит поторопиться, — он поднял левую руку и показал, как еле заметный механизм сменил тонкую иглу на подушечке мизинца.

Дрейк в недоумении ощупал плечо и наткнулся на что-то острое. Его глаза залила пелена гнева, и в ту же секунду он кинулся на обидчика в стремлении вырвать голыми руками его наглую ухмылку. Но подбежав практически в упор, ноги подкосились, и Дрейк рухнул перед ним. Руки все еще слушались, но недолго. В надежде подняться по худощавым ногам обидчика он протянул руку, но тут же тело напомнило о своем внушительном весе и, сломав под собой хлипкую опору, с грохотом обрушилось на каменный пол.

Криг приставил острие к горлу, по-видимому, третьего члена группы, оставаясь на расстоянии вытянутой руки, чтобы ненароком не лечь рядом с увальнем.

— Что с ним сделал? — спросил Криг.

Самвел с полным отсутствием интереса к сложившейся ситуации поднял обе руки.

— Парали… Ик! … зовал.

«Да он в стельку», — подумал капитан.

— Йа, лбью, тбя, — невнятные угрозы Дрейка ушли куда-то под пол.

Капитан глубоко вздохнул и вернул меч в ножны. Протерев пальцами глаза, он посмотрел на лежащий под ним кусок разъяренного мяса.

— Ты же понимаешь, что он тебя убьет, когда встанет? — Самвел, будто не услышав вопроса, снял с пояса маленькую кожаную флягу и, сделав глоток, перешагнул через валяющееся перед ним тело.

Последним пришел Адам, как раз к моменту, когда Дрейк начал чувствовать почти все конечности.

— У тебя там табличка «добро пожаловать» висит? — возмущался он, завидев спускающегося по ступенькам незнакомца. — Тебе тут че надо?

Адам открыл было рот, чтобы представится так, как это подобает ученому Солтиса, но спустившись на ступень ниже, слова комом застряли в горле.

Размазанная по стене запеченная кровь скрывалась за спиной внушительных размеров человека, чье лицо обезображивал шрам от уголка губ до мочки уха. Он тщательно ощупывал нижнюю челюсть, словно пытаясь найти что-то новое, но заметив удивленный взгляд новоприбывшего сморчка, хрустнул шеей и врезался в того тяжелым взглядом. У стены сидела худощавая фигура, упираясь затылком в один из ее заостренных камней. Разглядеть внешность или пол не вышло из-за натянутого на лицо плотного капюшона и длинного кожаного плаща. Повсюду валялись орудия пыток, начиная щепоками, которые вбивали пленникам под ногти, и заканчивая железной девой, что таинственно выглядывала из смежной комнаты своими вечно открытыми глазами.

Особую роль в антураже играли различной формы лезвия и пилы. Их использовали по мере крепости пленников. Некоторые раскалывались сразу после отрубленного кусочка указательного пальца раскаленным над огнем ножом. Тех же, кто так сильно веровал в идеалы и вытерпел всю боль, не выдав секретов, ждала последняя пытка. Под веки им засовывали плотные закрученные в форме полумесяца лезвия и срезали кожу, чтобы допрашиваемый не мог закрыть глаза. Палач брал тонкое шило, из которого по повороту рукоятки по всей длине вылазили шипы, и медленно опускался к его половому органу.

Осматривая пугающую комнату, Адам не заметил, как перед ним очутился мужчина с усталым лицом.

— Тебе задали вопрос.

Адама попятился назад, но уперся пяткой в ступеньку и упал. Разглядев нашивки на груди офицера, он потянулся к наплечной сумке и достал конверт со сломанной печатью. Криг с подозрением посмотрел на возможного последнего участника группы, вырвал конверт и стал изучать. С каждой прочтенной строчкой лицо капитана становилось мрачнее, а пальцы сильнее сжимались на бумаге. Впервые окинув взглядом весь состав отряда, он подсчитал примерные шансы на удачное выполнение задания.

— Пиздец, — полушепотом произнес Криг.

Капитан жестом приказал всем замолчать. Впервые за все проведенные в яме часы никто не обронил ни слова. Звучала смерть.

Два десятка пустых в проржавевших от сырости доспехах проходили в нескольких метрах от ямы, где прятался отряд. Прорезавшиеся сквозь прогнившую плоть кости стачивались о внутреннюю обшивку нагрудников, издавая мерзкий скрежет и предупреждая о приближении армии мертвых. Для пустых этот звук ничего не значил, но для живых ушей он знаменовал скорую гибель.

От стертых в мясо ступней до держащейся на обрывках кожи нижней челюсти, точно лиана извивалось нечто черно-серебристое. По мнению ученых Солтиса, это вещество выступало в роли мышц, скрепляя старые части тела и не давая им развалиться. Несмотря на то, что лучшие умы Империи, в число которых входил и Адам, уже несколько месяцев изучали странную субстанцию, никто так и взял на себя смелость назвать все ее компоненты. Наверняка было известно лишь, что в его состав входили смола и серебро. Дрейка это знание ничуть не радовало, что и послужило толчком к их с Адамом разногласиям.

Запах гниющей плоти пропал, а скрежет от пустых растворился где-то вдалеке.

— Мимо, — с облегчением выдохнул Криг. За спиной все снова вернулось к конфликту.

— Любой мелкий выродок хуярящий палкой крапиву понял бы, что там смола и… — Дрейк хотел назвать второй ингредиент, но забыл и злобно замычал.

— Предположу, что вы хотели сказать «серебро», — специально в утонченной манере подкалывал его Адам. — Между прочим, недавно стало известно, что в состав также входит некая древесина…

— Сейчас в состав твоей рожи будет входить мой кулак, — предупредил Дрейк и только начал замахиваться, как его резко прервал капитан:

— Живо завалили хлебальники, отбросы! — процедил он. — Если вы еще хотя бы раз раскроете пасти, то клянусь Юной, я лично отрублю ваши яйца, скормлю их крикунам, а вас заставлю на все это смотреть, — приковав к себе внимание, капитан перешел к сути. — До сих пор не могу понять, почему на совете выбрали именно вас, — Криг обреченно протер глаза. — Наша основная задача — уничтожить Исток. Вдобавок нам надо попытаться… — на мгновение он задумался, — мы должны убить Темного. Если у нас ни хрена не выйдет, то последняя живая рожа, которую вы увидите перед смертью, будет моя, и поверьте, она вас не оставит в покое даже на том свете. Но если вы все-таки выполните задачу, в чем лично я сомневаюсь настолько, что уже отправил заводную птицу с завещанием, то наши имена будут восхвалять до скончания веков. Вы будете захлебываться в морях пива, золота и женщин, что ждут нас по прибытии, — он выдержал легкую паузу, чтобы дать им осмыслить сказанное. — Вопросы?

Две пары глаз смотрели на Крига с зажженным в них пламенем, и только Самвел скрывался в тени капюшона, не обращая внимания на суету вокруг. Капитан несколько раз собирался дать подзатыльник дохляку, но перед самым замахом сдерживал себя.

— Самая паршивая речь, которые я слышал, — оценил Дрейк.

— Срать я хотел, что ты там слышал, — заключил капитан. — У нас есть цель и от нас зависят жизни целого мира. Адам. Адам, твою мать! — тот вздрогнул и моментально вернулся из мира грез в грязную яму. Увиденное его немного расстроило.

— Да, капитан! — выкрикнул он и прикрыл рот руками. Криг сквозь зубы прорычал что-то под нос и продолжил говорить тихо и вкрадчиво.

— Подготовь взрывчатку и передай ее Самвелу. Мы с Дрейкой отвлечем охрану, а он подберется как можно ближе и установит заряды. Тебе все ясно? — капитан помотал рукой перед спрятанным в капюшоне лицом. — Тебе повторить?

— Да понял я, понял, — отмахнулся Самвел, — все будет, как кошачьи яйца — блестяще! — он достал фляжку, но с досадой обнаружил, что та опустела. Сплюнув сквозь два вставленных серебряных зуба, он кинул вдогонку фляжку и обреченно посмотрел на затянутое плотными тучами небо. — Ну вот что ты за такой вот… Клигли, — его шея ослабла, и отяжелелая голова упала вниз. — Нужно было брать три, — с трудом сказал он. — Ладно, где там бомбы ваши? — он уверенно вскочил на ноги и, явно переоценив силы, так же уверенно воткнулся лицом в землю.

Капитан нервно протер глаза.

— Адам, дай сюда сумку, — не дожидаясь ответа, Криг развернулся, сорвал ее с плеча алхимика и начал рыться среди кучи скляночек и завернутых в тонкую бумагу листьев и трав.

— Забудь про сморчка, — подначивал Дрейк, — пусть валяется. Давай сюда связку. Я ее отнесу, — он потянулся к связке, но Адам одернул ее.

— С таким пузом, ты и из ямы вылезти не сможешь, чтобы не рассекретить нас.

— Что ты там вякнул? — послышался хруст пальцев на сжимающемся кулаке Дрейка. — Кто-то сейчас зубов не досчитается.

— Я хотя бы считать умею, — Адам сжал челюсти и грозно посмотрел на него, но осознавая явный перевес в силе, попятился назад.

Терпение Крига подходило к концу. Он зажмурился и попытался проснуться, чтобы наконец выбраться из этого кошмара, но безуспешно. Рука медленно потянулась к висевшему на поясе клинку.

— Ну нет, — остановил он себя.

Протерев глаза, он достал из сумки Адама флакон с мутной жидкостью внутри, оторвал кусок ткани от своей рубахи, что носилась под легким доспехом, зубами выдернул закупоренную у горлышка крышку и вылил на ткань содержимое. Поднялась жуткая вонь, от которой рычащие друг на друга псы замолкли, пытаясь отмахнуться.

— Если даже они заткнулись, то тебе эта штука точно должна помочь, — Криг поднес ткань к носу начинающего храпеть Самвела. — Помоги нам, Юна.

Глава 1

«Пожалуй, центральный рынок Солтиса можно назвать поистине удивительным местом. Только там торгаши смогут всучить вам нижнее белье, что увеличивает вашу силу, интеллект, харизму, а иногда и уверенность в постели с женщиной»

Зигмунд Тейн, «Путевые заметки скромного исследователя: Места, где хочется быть»

Руф проснулся от громкого удара распахнувшегося окна. Подняв изрядно исхудавшее тело, он начал долгий путь, который в юности преодолевал за пару секунд. С каждым шагом старая рана на ноге напоминала о себе, намекая, что она будет сопровождать старика до конца его жизни. Руф замер у окна. Бледную кожу обдувал пробирающий до костей ветер, но старик не чувствовал его, монотонным взглядом оглядывая улицу.

Из-за выхлопов от паровых двигателей днем удавалось разглядеть разве что проржавевшие куски металла под ногами. Но ранним утром их не успели завести усталые рабочие, поэтому замерзшая Туманная улица была, как на ладони. С крыш крылец свисали огромные обледенелые куски, достающие до перил. Каменные стены скрывались за толстым слоем инея, а землю покрывала замершая река. Завывающий ветер царствовал над ее гладью, проникая в недоступные для остальных уголки. Каждый, кто имел неосторожность встретиться с ним, застывал на месте, а в стеклянных глазах навеки оставался лик пришедшей смерти. И если жители могли укрыться в домах, то беднякам Судьба уготовила иную учесть.

Большая часть из них заполняла храм Юны. В нем располагался приют для нуждающихся, но даже его стены не могли вместить в себя каждого. Оказавшись на улице до наступления темноты, будущий обледенелый труп пытался избежать незавидной участи, но ничего лучше, чем крики и мольбы о помощи, на ум не приходило. Однако не все вели себя так. Рыбаки из порта рассказывали, как вытаскивали жителей в сетях вместе с уловом. В отчаянии те ныряли в воду в надежде отплыть как можно дальше от настигающей их смерти, но попытки оказывались тщетными. Пугало, что среди подобного улова попадались не только взрослые.

Перед наступлением темноты Руф всегда был на одном и том же месте.

«Если я все еще здесь, значит, я все еще есть», — напоминал он себе ежедневно.

Он сидел на полу первого этажа, накинув на ноги протоптанный ковер, и заливался непонятной брагой из Веркаса, что закупал у торговца свечами. Тот торговал пойлом нелегально, провозя на судах под видом новых зелий для алхимиков. Старику оно не нравилось (уж слишком сильно после него болела голова, а запах напоминал скорее болото, нежели что-то спиртное), но стоило признать, что после выпитого кувшина жить становилось немного проще. Он делал глоток за глотком, наблюдая, как светило медленно скрывалось за стоящим на окне горшком и растущим из него цветком. Тень от стебля ровно ложилась на лицо, разделяя его на две морщинистые половины, а лепестки темными пятнами закрывали глаза от света, что постепенно прятался за крышами домов.

Бедняки тарабанили в двери, и жилище Руфа не было исключением. Он не торопился открывать, а только ждал, осушая кувшин. С приближением ночи крики становилось меньше. Проклиная хозяина дома, бездомные в панике разбегались, пытались найти любое другое пристанище или средство, чтобы согреться. Вновь и вновь Руф отвечал себе, что останется на месте, но как только стекло за стеной покрывалось первыми морозными узорами, старик поднимался, опираясь на горлышко кувшина.

Из-за черепицы крыш домов напротив показались лучи утреннего солнца. Сколько времени он простоял у открытого окна? В годы Руфа время текло уже слишком быстро. Раньше казалось, что каждый день длится чуть ли не вечность, но теперь все происходило так мгновенно, что порой старик спрашивал себя, не спит ли он? Тело замерзло настолько, что назвать его своим не поворачивался язык.

Поняв, где находится, он поймал себя на том, что неотрывно наблюдал за застывшей фигурой на ступенях таверны «Сладкий Джо». Сузив веки, Руф разглядел юнца в рваной рубашке и штанах, чей цвет сливался с уличным. Парень, видимо, пытался согреться бутылкой соевой водки, но недооценил угрозу, что неумолимо нависала над ним. В правой руке он держал тару с обжигающим напитком, а левой прижимал колени к груди. Старик молчал и только где-то глубоко внутри раздавался тихий голос, желающий забрать недопитые.

Еще несколько дней все будут вспоминать о случившемся, споря, что же убило паренька: пронзающий холод, погубивший уже не один десяток людей или Джоаннина водка, которая отправила в мир Талии куда больше несчастных. Еще один повод для пьяной драки.

Память Руфа так же, как и зрение, подводила. Вспомнить нужные слова удавалось с трудом. Они уже лежали на языке и готовились скатиться, но тут же исчезали, оставляя после себя привкус горечи. Помедлив, старик нахмурился и, сложив бледные ладони, буркнул единственную фразу, что крепко засела в нем еще с детства: «Да примет тебя Юна».

Нужно готовиться к походу на рынок, забрать заказанные кувшины у свечника. Крыса называл это Веркасским виски и описывал его так, будто с его помощью люди чуть ли не мертвых поднимали. Почему именно Веркасский, если, по его словам, готовили выпивку не там, и что такое виски вообще, Руфа не заботило. Главное, что пойло помогало заглушить боль, да и засыпать с ним было куда проще.

Вскоре заработали паровые двигатели. Из многочисленных труб повалил серый дым, заполняя собой пространство, что оставалось между жилыми домами Туманной улицы. Они составляли от силы треть всех зданий. Остальная территория была отдана цехам, где конструировали новые паровозы и всю экспериментальную технику, чьи образы рождала больная фантазия инженеров, а также зданиям, где располагались паровые котлы, обеспечивающие энергию всему Солтису.

Люди постепенно выходили из жилищ и осторожно ступая на подтаявший лед. За месяц аномальных дождей и морозов они привыкли к протекающей по улочкам ручьям. Многие верующие считали, что все это началось по вине Юны. Раз в два дня она рыдала на своей луне, заливая слезами Империю,

— Эти слезы! А сбившиеся с истинного пути ошибочно принимают их за обычный дождь, — доказывали они. — Ночью она гневается, замораживая их своим охладевшим сердцем.

Обычные рабочие, кому было глубоко наплевать на религию, рассказывали про моряков, утверждавших, что в северных землях все с точностью наоборот. С заходом солнца вода начинала кипеть, будто светило уходило под землю и подогревало океан, как какую-нибудь кастрюлю с водой над огнем. Рыбы, которые раньше обитали там, куда сети попросту не доставали, всплывали кверху брюхом, сваренные и красные.

Утром по всей столице начинали движение повозки, собирающие замерших. Одна из таких притормозила напротив таверны. Заметив нового пассажира, кучер потянул поводья, остановив кобылу. Он аккуратно спрыгнул вниз, предварительно осмотрев место приземления, снял с бортика над колесом лом и зашагал к пареньку. Отковыряв застывшие ноги и задницу, он закинул сгорбившееся тело в повозку к остальным. Без толики стыда он выдернул из мертвой хватки пойло, оторвав пару палец трупа и с недовольным грохотанием потянулся за ними. Руф наблюдал за сценой, но даже не думал упрекать кучера. Подобное случалось не раз, потому пытаться что-то изменить было сравнимо с желанием разрушить главные ворота города одним лишь молотком.

Он закрыл окно и поковылял к кровати. Сев на край, надел мешковатые коричневые штаны, сложенные на стуле рядом, достал протез, закрепил поверх правой штанины и с помощью ключа затянул два болта у ступни и два чуть ниже пояса. С трудом переваливая потяжелевшую конечность, он подошел к шкафу с подложенной под ножку бумажкой, взял весящую там одну потрепанную бежевую рубаху и нагнулся за жилетом. Проигнорировав зеркало на двери, он закрыл дверцу, с трудом сунул ноги в протоптанные к центру ботинки и вышел из дома.

Рынок располагался на площади в центре Солтиса, где пересекались главные улицы столицы. Над палатками возвышалась почерневшая от времени статуя, изображавшая восседающего на троне правителя, чье имя сохранилось разве что в постепенно превращающихся в пыль книгах библиотеки. Одетый в раскинувшуюся волнами тунику, он навечно скрестил руки в замок и неустанно смотрел на горизонт, не замечая, что происходит у его ног. Собиравшиеся вокруг люди уже давно привыкли к молчаливому изваянию, служащему местом отдыха чаек и голубей.

Площадь вмещала сотни различных лавок со всевозможными товарами со всех уголков Ориона. Здесь и восточные украшения с инкрустированными драгоценными камнями, и шкуры диких дарнаков с вершин северных гор, и даже мясо грифонов со свежей кровью.

Внушительную часть места ухватили владельцы алхимических лавок с редкими травами и пузырьками свежесваренных зелий. Ходили слухи, что наемники с развалин старого города закупали здесь ингредиенты для ядов, но доказать этого пока никому не удавалось. Во многом связанно это с тем, что, когда дело доходило до городской стражи, все свидетели умолкали или необъяснимым образом пропадали со всем имуществом.

Гуляя меж ветхих лавок, путник мог наткнуться на артефакты, обладающие уникальными особенностями. Например, по словам продавца, предлагаемые сапоги из ханской стали помогали владельцу поднять вес, превышающий собственный в сотню раз. Зачастую покупатели велись на уловки и на следующий день возвращались обозленные и с надорванными спинами.

Многие товары добывались с огромным трудом. К примеру, чтобы изловить игломорда, требовалось потратить немало динариев на противоядия, ступить на землю Санов, что после Первой войны является нарушением подписанного мирного договора, выследить маленькую тварь и умудриться не попасться Сорогчу (тамошнему зверю, что вырывал глотки и высасывает кровь своих жертв). Но даже после поимки игломорда проблемы не заканчивались. Требовалось аккуратно вытащить иглы и снять мощный панцирь, из которого делали уникальное оружие и основу для паровых труб. Из-за всего этого его стоимость оценивалась не одним десятком монет.

Хромающего среди толпы старика то и дело толкали и без извинений растворялись в потоке людей, подобно каплям дождя в бурной реке. Вдруг толпа начала расступаться, оставив бедолагу посреди улицы одного. Навстречу ему двигались массивные черные повозки, нагруженные клетками с больными. При виде зараженных, тянущих гниющие руки к продуктам на прилавках, торговцы в спешке закрывали их покрывалами.

Повозками управляли алхимики, скрывающие лица за черными птичьими масками с кроваво-красными линзами. Во главе колонны на седой лошади восседал их лидер; долговязый, он нес знамя Империи, а глубокий шрам на бледном щеке, пугал любого, кто смел бросить на него неосторожный взгляд. Длинные и седые волосы спадали до плеч, а взгляд оставался абсолютно пустым. Вкупе с блаженной улыбкой, он рассекал толпу перед повозками лучше любого глашатая. Не останавливаясь, всадник направил лошадь на Руфа.

— Прочь! — велел наездник. Не успев увернуться, нерасторопный старик свалился на землю. Никто из толпы не шелохнулся.

Больные в клетках стонали, прерываясь на глухие мольбы о помощи. Прогнившая кожа отрывалась лоскутами от тела, принося ее владельцу ужасные муки, от которых многие сами лишали себя жизни. Гной тонкой струйкой стекал из раскрывшихся ран по изуродованным конечностям. Собираясь в мерзкие болезненные капли, он падал на металлические прутья, окрашивая их в бледно-зеленый.

Колонны проезжали несколько раз за день. Забирали как заразившихся, так и совершенно здоровых под предлогом предотвращения распространения болезни. Их сажали в разные клетки, поэтому создавалось впечатление, что взаперти везут преступников на казнь, а не мирных жителей.

По словам одного из фермеров, им обещали лекарство и скорое возвращение вылечившихся родных. Он ждал жену два месяца и приехал в столицу, чтобы проведать ее. На его покрасневшем от выпитого лице красовалась улыбка, а в глазах горел маленький огонек, предшествующий скорой встречи с возлюбленной.

— Ладно, пойду я, пожалуй, — сказал фермер, вставая из-за стойки. — С вами, конечно, весело, но опаздывать не гоже.

— Передавай привет жене, — прохрипел сидящий рядом Руф.

Мужик ему нравился. На фоне большинства корыстных и угрюмых жителей он выглядел просто, но приятно и общался открыто, чем и зацепил старика.

— Обязательно, — закинув походную сумку за спину, ответил фермер. — Думаю, загляну ещё на обратном пути. Ну, а может даже мы заглянем, — он рассмеялся и, помахав на прощание, ушел.

С той встречи прошло уже несколько дней, но ни добродушного фермера, ни излеченной жены так и не появлялось на пороге таверны.

Замершая толпа постепенно оживала. У толстопузого богача ловкач срезал с пояса кошель, а две юных девицы снова захихикали при виде симпатичного юноши с замотанной шарфом головой и в цветастой тунике. Народ вел себя как ни в чем не бывало. И лишь одна с виду богатая леди, проходя мимо лежащего на земле Руфа, сказала держащему ее под локоть мужчине:

— Ах, надо донести до совета, чтобы перестали возить здесь этих… — конец фразы поглотил нарастающий шум толпы.

Переведя дух, старик, выставил ногу вперед, положил обе руки на колено и медленно поднялся. Поддерживая правый бок, он направился дальше.

Похожий мордой на крысу свечник расположился на другом конце рынка и, стоит сказать, его лавка пользовалась определенной популярностью среди населения. Перед ней стояли двое мужчин, бурно дискутируя на тему важности запаха в прихожей, и девушка, зацепившаяся усталым взглядом за узорчатую свечу на прилавке.

— А что зна-а-а… М… Значат картинки? — указывая подрагивающим пальчиком, спросила она. Размеры мешков под ее глазами точно давали понять, что девушка не спала уже несколько дней, что мгновенно подметил вышедший из-за ширмы торговец с выпирающими передними зубами. Он оголил желтоватую улыбку и обратился к ней.

— У-у, прекрасная леди, это очень древние узоры Царства снов, — с интригующим завыванием начал он. — Легенды гласят, что, сгорая, свеча успокаивает духов в доме, и сны становятся ярче и могут предсказывать будущее.

Из всего сказанного только на слово «сны» девушка приоткрыла рот. Она настолько глубоко погрузилась в мечтания о ждущем ее блаженстве, что не заметила, как двое спорящих мужчин позади срезали ее сумку и скрылись в толпе.

— Беру! — решительно выдала она и потянулась за деньгами. В панике дергая за обрезанный ремешок, она еще долго соображала, а после ошарашенно посмотрела на торгаша. — У меня есть деньги! Я сейчас их принесу. Я скоро! — она развернулась и перед тем, как побежать, добавила, — не продавайте свечу!

— Ни в коем случае, — заверил торгаш.

Руф приблизился к лавке и, взяв в руки свечку, покрутил ее перед носом.

— Она правда так работает? — спросил он. Слова торгаша заинтриговали. Такая вещь могла бы решить множество проблем. В ответ свечник фыркнул.

— Ну конечно! А эти перчатки мне император связал, на свадьбу, — он раскрыл ладонь и показал перчатку рваную на указательном и среднем пальцах. — Руф, не тупи. Я в той свечке вчера ногтем ковырялся, пока в сортире сидел.

«Стоило догадаться», — подумал Руф.

Этот крыс болтовней мог продать любой хлам кому угодно и где угодно. Он все хвастался, что втюхал алкашу бездонный кувшин за десяток динариев. На самом-то деле тот не заметил, как зубастый, через проделанную в дне дырку просунул тростниковый шланг и лил вино из бочки.

— Похер мне, — старик уронил старую ладонь на прилавок. — Ты виски привез?

Зубастый насторожился, выпрямив спину.

— Тише, друг мой, — шепотом сказал он и натянул улыбку для проходивших мимо полицейских. Улыбка пропала вместе с тем, как они исчезли из виду. — Хочешь, чтобы меня прикрыли?

— Я хочу то, за что заплатил, — давил Руф, сжав пальцы в кулак. — Доставай.

Неохотно повинуясь, торговец скрылся за висевшей позади ширмой и вынес корзину, полную цветов. Руф нахмурил поредевшие за годы брови.

— Под цветами три кувшина. И я буду премного благодарен, если ты донесешь их до дома в таком виде, — он поправил несколько бутонов.

— Зачем? — прохрипел Руф.

— Ты слыхал про Мортимера? Шишку из совета, — Руф вновь нахмурился. Это имя было слишком хорошо ему знакомо. — Из-за эпидемии он приказал запретить ввоз товара с юга. Мол, «зараза и та» и прочий бред. Но это ж спирт! Он наоборот — обеззараживает, — старик не отвечал, изучая тяжелым взглядом заостренные по краям усы торговца. — Просто послушай меня и донеси это в таком виде домой. Договорились?

С неохотой соглашаясь, Руф кивнул. Он взял корзину и направился домой. После взгляда на торопящихся людей желание пройти коротком путем пропало. К тому же груз был слишком ценен и от сильного толчка мог выпасть. Оставалась дорога через старинную башню с часами.

Сделанная целиком из древесины Ашны (деревьев, на чьих поистине исполинских размеров стволах саны располагали свои дома) башня возвышалась перед входом в спальные районы города еще со времен Понтия первого — императора, правившего в сотых годах второй эпохи. По одной из версий ее построили сами саны в качестве подарка императору за помощь в разрешении гражданской войны. Но нынешний вид давал понять обратное. Хотя внешне она и выглядела целой, внутренности давно пришли в негодность. Механизм часов, который каждый день напоминал людям о потраченном времени, работал с перебоями, из-за чего их вечно приходилось настраивать заново.

За все недолгое время прогулки Руфа болты ослабли и протез перестал плотно прилегать к ноге. Старая рана снова дала о себе знать.

«Пара уже починить эту рухлядь», — подумал старик.

У башни он остановился, поставил корзину на землю и потянулся к механизму. Опираясь рукой о стену, Руф ухватился окаменелыми пальцами за края болтов, когда к нему подбежал бело-рыжий котенок. Зверек посмотрел на него, дернул ушком, точно кого-то услышал и отправился дальше, взмахом хвоста поманив за собой старика. Поставив ногу, тот почувствовал отчетливый толчок земли. Затем еще один, но сильнее. Отовсюду зазвучали крики испуганных горожан. Котенок безмятежно вилял хвостом и изящно уходил дальше. Третий толчок растряс каменную мостовую. Послышался треск дерева. Старик поднял голову и увидел падающую на него верхушку башни…

Глава 2

«Все всегда может стать еще хуже»

Народная мудрость

— Все сейчас разгребают завалы. У нас нет свободных людей!

— Я видел дюжину мужчин в ваших казармах, пусть они это сделают!

— Это солдаты с границы. Они вернулись несколько часов назад, им положен отдых.

— Отдых? — на лице толстяка в черной мантии с желтыми полосами на рукавах застыло недоумения. — Мой дом лежит в руинах, а вы говорите, что этим слюнтяям нужно отдохнуть? Может, еще приказать служанкам принести им виноград в постель? Знаете, нет. Зачем бедных девушек утруждать? Я сам принесу им его!

— В пекло вашу лачугу! — выкрикнул мужчина средних лет с залысиной в такой же черной мантии, но с белой полосой. — Старая часовая башня рухнула. Император будет в ярости!

— В пекло?! Да ты знаешь, сколько она... то есть он стоил?

— Их следует пустить к основной группе на расчистку улиц. Лунная на данный момент почти полностью разрушена, — относительно тихо вклинился низкий участник совета с зелеными полосами на рукавах.

— Да какие улицы? Там и так уйма народу, сами разберутся, — не переставал напирать толстяк. — Мужчины пойдут строить мне новый дом!

— Больше ничего не хочешь?

В помещении нарастал гул не желающих соглашаться друг с другом советников. Из-за высоких потолков его подкрепляло бесконечное эхо, что будто дубиной долбило по барабанным перепонкам главы совета, восседавшего в красной мантии.

— Достаточно! — выкрикнул Мортимер, ударив ладонью по столу. Все в момент замолчали, опустив головы. — Господа, — громко начал он, — я понимаю, что у каждого из вас проблема, которая требует немедленного вмешательства, но поймите, — он смягчил голос, чтобы не накалять ситуацию, — прибывшие солдаты три долгих месяца отстояли на границе, защищая нас, наши дома, наших жен и детей. А вы хотите закинуть их в разгорающийся костер, как какие-то бесхозные поленья? Они как никто другой заслужили отдых и, если потребуется, господин Болн, — тот поднял голову и удивленно посмотрел на главу совета, — вы сами понесете им и виноград, и вино, и женщин, если они того захотят.

— Но милорд! Моей семье негде жить и… — Мортимер жестом оборвал его.

— Ваша семья может поселиться в гостевых покоях во дворце на то время, пока будет строиться ваш новый дом. Я сегодня же отдам приказ. Но впредь не смейте упоминать солдат как дешевую рабочую силу. Они — наш щит и по закону имеют полное право на семидневный отдых. Вам ясно?

— Да, милорд. Конечно! — на толстощеком лице Болна прорезалась улыбка подхалима. — Огромное спасибо, — пропустив пустую благодарность мимо ушей, Мортимер обратился к совету.

— Итак. Как продвигаются работы по восстановлению города? Господин Франк?

— Все идет строго по графику, милорд. К завтрашнему дню рабочие расчистят дороги на главной площади, — ответил престарелый мужчина с залысиной. Он считался самым опытным в сенате и состоял в нем еще со времен Красной чумы. Мортимер доверял ему, поэтому зачастую, принимая решения, прислушивался его советам.

— Превосходно. Как только закончат, отправьте десяток людей в распоряжение господина Болна. Остальных накормите, а затем направьте на восстановление Лунной улицы, — толстяк вальяжно откинулся на спинку стула, довольный своим положением, но, заметив зациклившийся глаза главы совета, тут же выпрямился и нервно поправил воротник.

— Слушаюсь, милорд, — Франк поклонился.

— Вы подсчитали количество погибших? — Мортимер затаил дыхание в надежде услышать минимальную цифру. За последние три дня почти все планы рухнули так же, как и старая часовая башня рядом с площадью, поэтому хорошие новости были как никогда нужны, чтобы вслед за ней не рухнули и нервы.

— Разумеется, милорд, — Франк положил перед собой старый планшет с кипой бумаг и с помощью окуляра внимательно присмотрелся к написанному. — По последним подсчетам от болезни в землях Империи скончалось семьсот тридцать четыре жителя, из них двадцать один проживал в деревне неподалеку от Солтиса, — он перелистнул страницу. — От землетрясения погибла одна тысяча семьсот пятьдесят два человека. Подсчет новых умерших ведется до сих пор. Данные с земель Империи придут в течение двух дней.

Мортимер тяжело вздохнул и зачесал длинную темную шевелюру назад. Контролировать распространение болезни удавалось все сложнее, в основном это было связанно с карантинами в местах ее обнаружения. Жители, не желающие мириться с заключением в собственных домах, сбегали в другие деревни и тем самым распространяли инфекцию дальше. И, судя по всему, она грозила скоро добраться и до столицы.

— Господин Парнс, — пониженным тоном продолжил глава совета. — Что с поставками с юга?

— С сегодняшнего дня оставшимся караванам и торговым судам полностью запретили въезд на территорию города, госпо… Прошу прощения. То есть, милорд. Все стражники проинформированы, — Мортимер задержал на нем тяжелый взгляд.

— Хорошо, — продолжил он. — Теперь, пока не разберемся с болезнью, торговые пути не открывать. Не хватало еще, чтобы зараза проникла на территорию города.

«Проблемой меньше», — подумал он.

— Господин Денс. Вы выяснили причину возникновения землетрясения?

Денс — новоиспеченный участник совета. С первых минут знакомства у Мортимера выработалось стойкое отвращение к этому человеку: неказистый, с засаленными волосами, обожженным лицом и руками от неудачных экспериментов с алхимическими реагентами. Но уже через полгода именно он порекомендовал императору поставить ученого во главе научного центра, признав его поразительный ум и хладнокровность в принятии решений.

— Разумеется. Судя по пришедшему от моей группы отчету, три дня назад в Крёнгарде пирамида испустила мощный импульс энергии, который и послужил основой для землетрясения.

— Вы уверены?

— Да. Другого объяснения нет. Ну, разве что Непрошенные на нас разгневались, — он искоса посмотрел на представителей храма Юны и средним пальцем поправил оправу очков. Те сделали вид, что не заметили выходки.

Мортимер задумчиво скрестил пальцы перед лицом.

— Ваша группа может связаться со всезнающими в Пирамиде?

— От них уже третьи сутки нет никаких вестей, милорд. Вот последнее, что пришло от лейтенанта Лироя заводной птицей, — Денс выложил скрученную в небольшой рулон записку и тыльной стороной руки развернул ее. — «Господин Денс. Пишет лейтенант Дженкинс, ответственный за защиту научной группы вблизи Крёнгарда. Ранним утром нами был зафиксирован мощный импульс энергии, исходящий от пирамиды. Примерно через час по всей территории прошло мощное землетрясение. Впоследствии погиб один из членов группы. Мной принято решение отправиться в поселение и получить всю возможную информацию об инциденте. Трое оставшихся участников научной группы настояли на сопровождении. Ровно через сутки отправлю следующую заводную птицу с подробным отчетом. 14 день месяца феникса» И, как я уже сказал, новых вестей от них так и не поступало.

Мортимер перевел задумчивый взгляд на начальника стражи.

— Вы можете отправить кого-то из городской стражи в Крёнгард?

Парнс встал из-за стола и осмотрел сидящих в зале советников. Его лицо напоминало высушенное озеро из-за потрескавшейся кожи вокруг губ, носа и за счет глубоких морщин у глаз. Он постоянно щурился из-за плохого зрения, поэтому смотрел взглядом деда, повидавшего тучу дерьма на бесчисленных войнах.

— Нет, — таким же сухим, как его лицо, голосом ответил Парнс. — Все силы сейчас пущены на ремонт железных дорог. Остались только отряды, патрулирующие город, и багровые клинки. Но они не должны покидать пределы Солтиса без особого распоряжения императора.

— Знаю, — задумчиво прижав указательные пальцы ко рту, согласился Мортимер. — Вы упомянули про отряды в городе. Сколько их?

— Несколько дюжин по четыре человека в каждом, — ответил Парнс.

— Вы в них уверены?

Парнса явно задел вопрос главы совета. Почти всех из городских полицейских или голубой стражи, как привыкли их называть бойцы старой закалки, он тренировал лично и чуть ли не вручную вылеплял из них достойных солдат. Под столом незаметно сжался кулак.

— Да, милорд, — отвечал начальник стражи. — Они посвятили жизни службе Империи, и со многими я лично сражался плечом к плечу на поле боя.

— Где они сейчас?

— Ближайшие патрулируют гавань, — ответил Парнс и выдохнул, разжав кулак. С какой бы неприязнью он не относился к главе совета, тот все же оставался выше его по рангу, и присяга сдерживала его от необдуманных действий.

Мортимер одобрительно кивнул и, не обращая внимания на озлобленного Парнса, обратился к стражнику в белой кирасе позади него.

— Выбери одного из них и приведи сюда, — приказал он.

Стражник выпрямился во весь рост, поклонился и вышел из зала. На его место почти сразу встал другой, отличавшийся лишь наличием безобразного шрама на правой руке.

— Господа, — обратился к совету Мортимер, — пока не прибудет наш гость, предлагаю устроить небольшой перерыв, — все одобрительно закивали и вскоре разошлись.

Мортимер остался один за столом с выбитым гербом Солтиса. На нем было изображено трехголовое существо с телом, напоминавшим гидру с Фораса, длинным хвостом-стрелой и головами, походившими на драконьи из старых легенд. Голова, смотрящая вправо, раскрыла пасть, оголив острые ряды клыков перед видимым только ею врагом. Вторая с интересом всматривалась куда-то на восток. Мастер по камню скрупулезно проработал взгляд существа, желающего получить знания, а не войну, в отличие от правого собрата. Третья же возвышалась над другими, склонившись под светом Юны — старшей из трех лунных сестер.

Подперев голову руками, Мортимер медленно перешагнул порог библиотеки собственной памяти. Вместо обычных стен и потолка его сознание воссоздало полки с неисчислимым количеством фолиантов, древних свитков и клочков исписанной кожи. Последние сохранились с детских времен. Втайне от отца он воровал подсохшую кожу из мастерской и углем записывал на ней все, что казалось ему подозрительным или пробуждало интерес, начиная с доносящегося со стороны леса шума и заканчивая пересчетом стада соседа.

Записи постоянно пополнялись, полки менялись местами, стеллажи ездили туда-обратно. Неизменным оставался только покрытый блинный ковром пол. Вытканный красными нитями, он притягивал извивающимися в диковинных танцах узорами. Основной рисунок находился по центру. Рисунок напоминал две волны на поверхности бушующего океана. Они сталкивались в центре и смешивались в совершенно непредсказуемое чудо природы, а после расходились к краям ковра, чтобы на новой части полотна встретиться лицом к лицу вновь и выдать не поддающийся пониманию простого сознания рисунок. Мортимер проводил долгие часы за его разглядыванием, но в этот раз он старался не смотреть под ноги.

Щелчком пальцев и он в мгновение ока переместился к нужной полке. Ее внешний вид отличался от остальных и напоминал перерождение чего-то мерзкого в нечто прекрасное. Куски благородного серебра проглядывали из-под облезлой обшивки старого камня, источая тусклый холодный свет. Каждый раз посещая это место, Мортимер находил новые дыры в камне и сейчас, когда он вновь провел ладонью по поверхности, также ощутил небольшую трещину. Размером с мелкое зерно, но учитывая недавние происшествия, даже она воодушевляла.

Из глубины стеллажа глава совета вытащил фолиант потрепанный временем и регулярными исправлениями. Мортимер защипнул большую кипу страниц и разом открыл нужную ему часть. До корочки оставалось еще полдюжины чистых листов, а все, что осталось позади, было исписано настолько, что не могло вместить в себя и пары лишних слов.

Послышались ступающие по кафелю тяжелые шаги. Судя по звуку, людей было двое. Моргнув, чтобы освежить подсохшие глаза, Мортимер вернулся в главный зал к моменту, как распахнулась дверь.

— Господин, — городской полицейский отдал честь и поклонился.

Мортимер сжал губы, кивнул и посмотрел на стражника в белой кирасе, ожидающего дальнейших указаний.

— Передай всем, чтобы возвращались, — отдал приказ Мортимер. Стражник без единого слова исчез за двустворчатой дверью.

— Простите, господин, — неуверенно начал полицейский, — а зачем… — глава совета жестом приказал гостю замолчать.

— Обращайся ко мне милорд. Хорошо?

— Как в королевстве?

— Нет! — глава совета осекся. — Милорд и точка.

— Как прикажите, милорд, — поклонился полицейский.

Через несколько минут зал начали заполнять советники. Каждая из полос на их мантиях отвечала за причисление к одной из гильдий Империи. С красными сидели ответственные за кузни и строительство главный инженер Горн и двое лучших кузнецов, выбранных народным голосованием. Белым выделялись советники, отвечающие за дипломатию. Возглавлял их Франк. Рядом сидели два выбранных лично им человека из жителей Солтиса, которые могли четко описать проблемы народа. Серый цвет был выбран для патриарха храма Юны — Лайна и двоих его прислужников. Синий использовали — глава научного центра, коим являлся Денс, и два его доверенных ассистента. А за все вопросы, связанные с продовольствием, отвечал Болн и трое помощников.

Толстяк настоял на еще одном человеке год назад, когда пожаловался на огромное количество цифр, с которым приходится работать. На самом деле он переложил свою часть дел на плечи еще одного незатейливого паренька. Мортимеру была известна сия махинация, но пока в банк поступали средства от некогда великой семьи, он закрывал на это глаза. Помимо них на собрании присутствовал начальник стражи и четверо багровых мечей — по два у каждого входа.

Те, кто не так давно достиг тридцати лет и получил место в совете, бурно обсуждали насущные вопросы, с важными лицами кидаясь друг в друга аргументами. Им казалось, что каждый из них прав и именно его идея может помочь государству, тогда как более старое поколение, повидавшее на этом посту такого, от чего молодые могли всерьез задуматься о работе пекаря, тихо возвращалось на свои места, погруженное глубоко в собственные мысли.

Мортимер выждал момент, пока все не усядутся.

— Прошу вашего внимания, — начал он. Все замолчали и обернулись к нему. — Мне незачем вновь рассказывать вам о текущем положении дел, поэтому перейду к сути. Я предлагаю отправить ближайшим паровозом одного человека в Крёнгард для получения нужных нам ответов. — Полицейский стоял смирно, округлив белые, как снег, глаза, понимая, что речь идет о нем. — Есть две причины, почему мы должны поступить именно так: Во-первых, мы задействуем минимум ресурсов и сможем пустить их на восстановление города, что в данный момент является делом первостепенной важности. Во-вторых, один человек не вызовет столько подозрений и недовольства среди прихожан в Крёнгарде, сколько отряд вооруженных солдат, сверкающих нашим знаменем, — Мортимер замолчал в ожидании реакции на предложение. Без сомнений, его голос имел больший вес, нежили любой другой, но без поддержки большинства, а именно трех гильдий, его план оставался набором пустых слов.

Франк учтиво кивнул на заявление главы совета, тем самым давая понять, что принимает его план. Денс не сразу отреагировал на происходящее. Пока Мортимер говорил, он записывал что-то в планшет, то и дело обновляя чернила на пере, окуная в колбу. Очнулся ученый только, когда одна из помощниц пихнула его в бок. Он тут же встрепенулся и ошарашенно посмотрел на главу совета.

— Да-да, я за, — протараторил он и тихо обратился к помощнице: — А о чем речь?

— Мы поддержим вас, — неожиданно для всех заявил Лайн.

Патриарх уже не обладал той властью, коей могли похвастаться его предшественники. Во время общих голосований он всегда оставлял голос напоследок, чтобы показать значимость, но в глазах остальных он всего на всего тянул время и всех раздражал. Ни о каком доверии в его неожиданном заявлении не шло и речи, но стараться вытянуть его мотивы в присутствии совета сулило новым конфликтом, тратить силы и время на который не хотелось. Мортимер уже давно отрекся от веры и предпочитал ей науку.

Болн не стал поднимать руку по одной простой причине: все это время он перешептывался с помощниками, постепенно краснея от копившейся злости. Его возмущало, что Парнс умолчал про свободных людей.

Молчание же Горна никого не удивляло. Почти каждый раз он предпочитал не участвовать в дебатах, если вопрос не касался напрямую его или его ремесла, но даже в таком случае за него говорили двое его подмастерьев. Вместе ними сидел на месте, пугающе синхронно поглаживая подпаленные рыжие усы, переходящие в бакенбарды.

— Прекрасно, — продолжил Мортимер и повернулся к оцепеневшему полицейскому. — Раз большинство за, думаю, что вам следует представиться, — полицейский встрепенулся и выпрямился во весь рост.

— Сержант Маркус Тейн, милорд, — он поклонился и осторожно выдохнул так, чтобы никто из присутствующих не заметил.

В помещении моментально зародился гул из перешептываний удивленных советников. Их основой послужил всего один вопрос: является ли Маркус Тейн сыном Зигмунда Тейна?

Мортимер задумался. Если бы у этого самоуверенного исследователя появился преемник, то он первым делом разослал бы сотню заводных птиц во все уголки Ориона, чтобы оповестить каждую крысу о ребенке, который продолжит его дело. Он лично знал исследователя и прекрасно представлял, каким может быть его отпрыск. Под это описание совершенно не подходил образ полицейского, однако нотка сомнения сыграла.

— А ты случаем не сын…

— Нет, — прервал задавшего вопрос советника Маркус, что весьма рассердило первого.

— Кто тебе давал право перебивать, когда к тебе обращаются? — Болн медленно поднялся со стула. Его лицо вместе с тремя подбородками покраснело, а распухшая от жира рука ударила по столу. Маркус сделал шаг назад и склонил голову.

— Я виноват, господин. Этот вопрос мне задают не в первый раз, и поэтому я решил…

— Да мне наплевать, что ты там решил! Считаешь, что раз тебя вызвали в совет, то ты теперь особенный?

— Простите, господин, я не хотел…

— Твоя мать тоже тебя не хотела, но ты ведь здесь.

— Закрой свою пасть, боров! — Парнс вскочил с места. — Да он больше достоин находиться здесь, чем ты! Твой отец был настоящим человеком и превосходным лидером, а ты лишь позоришь его гордое имя.

— Ах ты, отрыжка кошачья! Приплетать моего отца вздумал, да? — он протер рукавом обслюнявленные губы и улыбнулся во все зубы. — Как там твоя жена поживает, а? Я слышал от помощников, как она прекрасно их обслужила два дня назад, — Парнс ударил кулаком по столу, от чего ноги Болна слегка подкосились.

— Не смей приплетать сюда мою жену, мразь!

Остальные сохраняли нейтралитет и ожидали реакции главы совета.

— Парнс его на сервелат пустит, — прошептал один из прислужников Лайна, на что сам патриарх не ответил.

— Господин Парнс! — взял слово Мортимер. Взгляд начальника стражи перешел на главу совета.

— Да, милорд, — ответил он, сделав секундную паузу между словами.

— Вы объясните Маркусу, как добраться до Крёнгарда, — Болн заулыбался и, прищурив глаза, откинулся на спинку стула.

— А вы, господин Болн, лично соберете провизию ему в дорогу.

— Но господин!.. Но милорд! Для этого есть рабочие на складе, — он вытянул руку, указав направление склада в порту, и ударил ей помощника по лицу.

— И подыщите себе кров. Ночи, как вы знаете, холодные в последнее время.

— Н… но вы же сказали, что моей семье можно остаться в покоях во дворце, — Мортимер поднялся и поправил рукава мантии.

— Верно, — он выдержал секундную паузу, — но о вас речи не было.

У Болна пропал дар речи. Он с выходящими из орбит глазами пытался сказать что-то помощникам, но не мог связать и двух слов.

— Денс, — молодой алхимик посмотрел на главу совета, — соберите необходимые лекарства в дорогу и принесите все на станцию.

— Принято, — ответил Денс.

— На этом все. Приступайте к своим обязанностям, — Мортимер развернулся и окинул усталым взглядом полицейского. — Найди нашу научную группу в Крёнгарде, они помогут тебе пройти в Пирамиду. И при первой же возможности отправь отчет заводной птицей. Понятно? — Маркус выпрямился и отдал честь, прижав левый кулак к груди. Глава совета кивнул в ответ и удалился из зала.

Члены совета начали расходиться, подняв шум скрипящими по полу стульями и возобновившимися разговорами. Из-за него Маркус не услышал приблизившегося сзади Парнса.

— Сержант, — прохрипел за спиной голос.

— Да? — ответил Маркус и выпрямился, осознав, кто стоит позади. Парнс слегка оскалился.

— Ты из нового набора?

— Да, сэр. Четыре месяца как закончил училище. Сейчас мал…

— За мной, — он направился к выходу.

— Ты куда его повел, сухофрукт? — Парнс развернулся, сузив глаза больше, чем обычно, от чего морщины вокруг них углубились. Он понятия не имел, кем назвал его этот боров, но судя по его роже — кем-то мерзким. — У меня времени нет! Он со мной пойдет сначала, — Парнс оголил желтевший клык, приподняв верхнюю губу коротко рыкнув.

Болн затряс кулаками смотря то на старого вояку, то на полицейского. Препираться без советников вокруг было сродни самоубийству.

— Хрен с тобой, — он отступил, задев пяткой стул, и в гневе выругался на несчастную мебель, пнул и ушел через дверь на другой стороне зала.

Парнс дождался, пока толстяк пропадет из поля зрения, и только потом направился к выходу. Маркус впервые был во дворце и не переставал озираться на шелковые занавески и мраморные колонны. На миг он остановился провести пальцем по вырезанному на серебренной табличке гербу, но пробивной голос начальника стражи вынудил отказаться от маленькой мечты. Они прошли через весь город, миновав границу Туманной улицы, представляющей собой (неожиданно) плотный туман. Под ногами хлюпали лужи от растаявшего льда, а над головой кричала бабушка со второго этажа, со всплесками вываливая помои из ведра.

— Мы пришли, — сказал Парнс, отбросивший в туман упавшую на него ледышку.

— Сука! — закричал кто-то из тумана. — Кто бросил? Кто бросил, я спрашиваю?! Ты?!

— Это кто? — ответил ему кто-то ещё.

— Серс.

— Ты че не в паровой? Охерел? Я тебе за что плачу?

Маркус засеменил за начальником стражи, угодив ботинком по щиколотку в лужу. Пока прыгал, отряхивая штанину, заметил светящуюся в тумане вывеску. Каждая буква размером не уступала гному. Приблизившись, он полностью прочитал название.

— Сладкий Джо? — спросил сержант, поднимаясь по скрипучим ступенькам.

Парнс ждал полицейского у входной двери. А когда тот подошел ближе, то вошел в таверну, откуда высвободилось громкое грохотание. Маркус следовал начальником, но открыв дверь, уткнулся в металлическую решетку. Решив, что она так просто не поддастся, с силой толкнул ее вперед. Решетка отлетела, как только что смазанная, врезалась во что-то мягкое и отскочила назад.

— Эй, ты там охренел что ли? — спросило что-то мягкое из-за угла.

Маркус шагнул вперед, увидев троих выпивох за круглым столом. Судя по мешкам под глазами и растекшейся коже, просидели они здесь всю ночь, скрываясь от холода. Точное числи часов можно было подсчитать по количеству кружек на столе. Первый жадными глотками допил пиво и вытер губы кистью без двух пальцев. Второй, совсем еще мальчишка в шляпе на несколько размеров больше его головы и сварочных очках с круглыми черными линзами. Он закинул назад голову, глядел на полицейского, настойчиво пытаясь оторвать зубами кусок вяленого мяса. Ближе всего в пол-оборота к Маркусу сидел полный мужик. Правой рукой он натирал покрасневший зад, выпирающий из штанов, а левой сжимал грязную кружку. Он соскочил со стула и ткнул пальцев в грудь полицейского.

— Ты охренел, я тебя спрашиваю? — хриплым голосом спросило что-то мягкое. Маркус напряг мышцы лица и убрал культяпку от груди.

— Возвращайтесь на место, сэр, иначе мне придется применить силу, — потребовал он.

Начальника стражи не было в собравшейся толпе, но он мог стоять где-то поблизости, наблюдая за происходящим. Тщеславие внутри полицейского хотело, чтобы толстяк полез в драку, и тогда Маркус бы наглядно продемонстрировал, на что способен, но тот развел пожал плечами и демонстративно вернулся к столу. Полицейский приподнял бровь и разочаровано посмотрел вглубь таверны.

— Ай! — крикнул кто-то из толпы. Маркус повернулся обратно и краем глаза заметил летящий кулак с засохшей грязью на среднем пальце.

Звон в ушах заглушал поднявшийся ржач и выкрики в поддержку ударившему. Маркус сжал уши, но шуми, как склизкие черви, протискивались через щели между пальцев. Без конца моргая он оглядывался, но вместо людей видел лишь размытые дрожащие фигуры. Вдруг одна из них приблизилась и шум прекратился.

— Вставай! — прорычал начальник стражи. Он поднял полицейского за локоть и развернулся к толпе. — Разбежались!

Выпивохи, склонив головы, разбрелись к столам, попутно постреливая недовольными взглядами в полицейского. Парнс повел мальчишку, проходя через расступающихся людей. Пары выдохшегося пива, заполонившие пространство, смешались с вонью от пота и невыносимым перегаром от заснувших по углам посетителей, отвратной смесью оседая на языке.

Встав к стойке, Парнс жестом приказал сержанту сесть рядом, затем сунул два пальца в рот и свистнул. Через пару секунд лысая макушка прошагала вдоль стойки и внезапно пропала. Послышался грохот упавшего ящика. За ним вновь показалась лысая макушка, под которой обнаружилось лицо гнома со свисающей родинкой над губой.

— Мамке своей посвисти, — низким басом сказал гном, положив локти на стойку.

— Заканчивай с такими шуточками, Грун, иначе на дно к сородичам отправлю, — процедил Парнс, в очередной раз грозно сузив веки. Он достал портсигар с бронзовым гербом Империи на передней крышке, вынул самокрутку, сунул в уголок рта и, чиркнув спичкой, подпалил вторую сторону.

— Я тебе сколько говорил, что выродки водяные мне не сородичи?

— Плевать. Налей бормоты, что гонит твоя сестра и пива.

— Ты какой-то сегодня злой, — подметил Грун, прищурившись. — Заболел что ли? — Парнс поднял тяжелый взгляд на гнома и не моргал, пока тот не спрыгнул к бочке позади него.

Звон в ушах почти утих, но на его место пришли ор, храп и крики людей из зала.

— Запоминай, — начал начальник стражи. Маркус пододвинулся ближе, задев локтем солонку. Та просыпалась на макушку гнома.

У Груна раздулись ноздри, но рот не открылся. Он стряхнул соль и потянулся за стаканом.

Через час ты отправишься на паровозе со станции Солтиса, — продолжал Парнс. — доберешься на нем до Монтибуса. На перроне тебя встретят и отвезут к окраинам Кренгарда. Как только все разузнаешь, вернешься в город и сядешь на паровоз до столицы.

Он скурил треть самокрутки, пока говорил. Аромат дорогих трав и аккуратно скрученная бумага говорили о дороговизне курева. Меркусу и ему подобным чинам в лучшем случае доставались сухие лопухи, завернутые в туалетную бумагу. Полицейский принюхался, но отталкивающая вонь от начальника стражи помешала насладиться.

— Простите за прямоту, сэр, но почему мы в зале совета это обсудить?

Гном поставил перед двумя посетителями кружку мятного пива и стопку соевой водки.

— И только попробуй сказать, что это помои, — добавил Грун и спрыгнул с ящика. Парнс не посмотрел на него и только стряхнул пепел на пол.

— Ты окажешь мне услугу, — сказал он. — Передашь это человеку, который тебя встретит на границе, — он вынул из внутреннего кармана сверток и положил на стол. — Вопросы?

— Нет, сэр, — просьба старшего по званию обязала Маркуса подчиниться, да и награда за него могла оказаться ценной. Месяц без патрулей были бы сейчас весьма кстати. Ежедневные прогулки до ночи с людьми, не способными связать и двух слов, начинали сжирать изнутри. Маркус потянулся к свертку, но Парнс уронил кулак на его кисть.

— Если об этом хоть кто-то узнает, то отправишься чистить сортиры до пенсии. Ясно? — Маркус кивнул, не отводя остекленевшего взгляда от Парнса. Тот принял ответ, убрал кулак, взял стопку, что стояла перед ним, и залпом осушил ее. — Теперь вали собирать манатки. У тебя час до отправления. Выполнять, — он толкнул сержанта в плечо, а сам потянулся к пиву.

Маркус расстегнул две верхние пуговицы формы, положил сверток во внутренний карман и по пути застегнулся. За недолгий разговор людей в Сладком Джо поубавилось, как и желания оставаться в этом месте еще хоть на минуту. Недавняя перепалка с толстяком отбила всякое стремление пользоваться той крохотной властью, коей владел Маркус.

Пробравшись к выходу и обтершись перед этим почти об каждого мужика на пути, Маркус поправил воротник и, перед тем как выйти, кинул злобный взгляд на встретившую его троицу. Младший из них пережевывал кусок вяленого мяса, демонстрируя процесс.

Заметив знакомого полицейского, он закрыл рот и показал на него пальцем, стуча маленькой ладошкой по коленке толстяка. Тот развернулся на стульчике, который под его внушительными размерами казался крошечным, хмыкнул и вернулся к пойлу. Напрягшийся Маркус выдохнул, открыл решетку, в этот раз придержав ее, толкнул дверь таверны и вышел наружу. Перед тем, как сойти с крыльца раздался громкий хохот и затесавшийся в нем тонкий смех паренька в сварочных очках.

Весь путь до дома Маркус смотрел под ноги и перебирал в голове вещи, что могли пригодиться в пути. Дорога обещала быть длинной, и, хотя большую ее часть предстояло преодолеть паровозом, стоило хорошо подготовиться. Вопрос с едой отпадал. Хрякоподобный советник должен был собрать провизию в дорогу. Лекарства так же принесут. Оставалось позаботиться об одежде и палатке. В академии поговаривали, что фанатики вокруг Пирамиды — это чокнутые и солдат они недолюбливают. Гражданская одежда не повредила бы.

Маркус запрыгнул на крыльцо дома, отпер три замка тремя ключами разной формы. Все они были выкованы из отдельных материалов в нескольких уголках Ориона. Неподготовленному взломщику было легче попасть в постель к императору, чем в этот дом. Маркус вошел внутрь, поочередно закрыл замки, стянул промокшие ботинки и поспешил в спальню, оставляя влажные следы на разрисованном полу. Из шкафа достал походную сумку, навес под палатку и теплые вещи.

— Ты все-таки решился пойти по стопам своего отца? — прозвучал за спиной знакомый голос. Как всегда, слова были внятны и уверенны, будто их владелец знал все реплики в диалоге наперед.

— Совет отправил меня в Крёнгард с поручением.

— О-о. Место, где сотня старичков спряталась в Пирамиде, а тысяча глупцов прислуживают им, прячась от снежных бурь в землянках, — собеседник пригубил трубку и выпустил клубы дыма в воздух, тяжело закашляв.

— Да. Именно туда, — нехотя отвечал Маркус, запихивая кожаный жилет в сумку. — Меня сегодня снова перепутали с твоим сыном.

— Это неудивительно. Ты ведь он и есть.

— Если ты оприходовал мою мать и привез сюда — это не значит, что ты мой отец!

— Ты ошибаешься. По факту это и означает, что я твой отец, — спокойно ответил Зигмунд. Маркус тяжело вздохнул, закинул сумку на плечо и повернулся, взглянув на человека в проеме.

Зигмунд выглядел как всегда презентабельно на случай, если кто-то без приглашения придет в гости. Коричневый костюм с белой рубахой и такой же коричневый жилет с маленьким кармашком для часов на цепочке. Короткая седая борода плавно переходила в бакенбарды, а за ними — в уложенные седые волосы. В правой руке он держал деревянную трубку с тлеющими внутри травами, а левую опустил в карман брюк. На его верхней губе из-под усов выглядывал набухший волдырь.

— Я ушел, — сказал Маркус, проходя мимо Зигмунда в проеме.

— Тебе следует заглянуть в бордель и сбавить пар перед отправкой. Ты слишком раздражен.

Маркус подошел к выходу и начал нервно отпирать первый замок, не обращая внимания на слова человека позади.

«И за каким, спрашивается, хреном, я их закрывал?», — подумал он.

— Я бывал в Крёнгарде, — сказал Зигмунд и пригубил трубку.

— Да где ты только не бывал, — пробубнил Маркус, всовывая последний ключ.

— Постарайся слиться с толпой и прикинуться новым послушником. Тогда сможешь пробраться к Пирамиде.

— Прекрасный совет, Зигмунд, — второпях надевая гражданские сапоги, ответил он. — Я-то хотел перерезать там всех, а потом чьей-нибудь головой в двери постучаться.

— Язвить ты так и не научился. Хорошо, что логику от меня унаследовал, — Маркус зашнуровал второй сапог, схватился за дверную ручку и захлопнул за собой дверь. От удара висевший на стене портрет Зигмунда в обнимку с сыном сорвался с гвоздя, и упал на ковер, сотканный из шкуры вымершего морского медведя. — Но характер от матери, — добавил Зигмунд и закашлял.

Стремительным шагом сержант пересек улицу Первых фонарей по растаявшему льду и попал на площадь, где вовсю кипели работы по восстановлению. Дюжины мужчин бок о бок с женщинами возили телегами камни и цемент, заново выстраивая стены домов по периметру площади. Некоторым удалось сохранить жилой вид, не пострадав после землетрясения (если бы не небольшой скос всех крыш к югу, то ситуацию можно было назвать неплохой). Остальные здания лежали в руинах, похоронив под собой жильцов. Еще несколько дней назад они согревались у очагов в холодные ночи, а теперь из-под разрушенных стен доставали обледенелые трупы и скидывали в общую телегу, чтобы отвезти в крематории.

Маркус медленно проходил через рабочих и повисший в воздухе туман из грязи и дыма в сторону железнодорожной станции Солтиса. Он наблюдал, как разгребают металлолом, оставшийся от лавок, и испорченные товары. Как ни странно, статуя молчаливого наблюдателя в центре площади совершенно не пострадала. Землетрясение словно бы обошло ее стороной. Непоколебимый взгляд этого человека смотрелся куда более зловеще посреди гор изуродованных тел и груд металлолома.

Маркуса накрыла тень. Над ним нависал нос дирижабля, отбывающего на юг. Мысли заглушал шум, издаваемый лопастями на будке, походивший на рычание трехглавого змея с герба Империи, который выткали на раздутой горячим воздухом обшивке.

Маркус завороженно наблюдал за полетом зверя по чуть-чуть ступая спиной вперед. Вдруг из-за дирижабля выскочил солнечный луч и пронзил незащищенный глаз наблюдателя. Ненароком вспомнился совет Зигмунда с детских лет: «В Орионе не следует делать как минимум двух вещей: смотреть в разгар дня на солнце. И не пытаться спорить с морскими гномами на то, что сможешь отличить их женщину от мужчины». Маркус протер замыленные глаза и, прикрывшись ладонью, определил положение солнца.

— Дермо, — оценил он, затянул лямки и побежал.

На перроне в мантии, ушитой серебром, стоял хрякоподоюный советник и трое помощников за спиной. У одного находился зеленый мешок, а у второго — наплечная сумка. Хряк, едва завидев приближающегося полицейского, пригрозил кулаком и закричал. Маркус остановился перед ним, дыша через нос и еле заметно покачиваясь (катастрофически не хватало воздуха мозгу).

— У меня, по-твоему, времени свободного вагон? А? Отвечай!

— Приношу… свои извинения… господин.

— Извинения свои мамке выскажешь. Я из-за тебя теперь опаздываю! — он приказал отдать сумки полицейскому, а сам сложил руки на животе. — Садись в паровоз и проваливай. Я свою работу сделал, — хряк гордо поднял голову и, проходя мимо полицейского, толкнул его плечом. Идущий за ним помощник попытался сделать то же самое, но промахнулся, а остальные два только кинули пару злых взглядов.

Маркус вошел в поезд, проклиная хряка за то, что тот дал порванный мешок. Внутри вагона оказалось пусто. Первый пассажир уселся на место у двери и зажался к углу. Сложив вещи рядом, он с облегчением выдохнул. Вскоре паровоз подал пронзительный свисток и тронулся.

— Поехали, — сказал Маркус невидимому собеседнику.

Глава 3

«Я неустанно молил Юну, чтобы он полетел. И он в самом деле полетел! Это потрясающе!»

Слова Алана Маркса, создателя сверхтяжелого дирижабля «Титанус», накануне трагического крушения.

Руф не выходил из таверны Сладкий Джо вторые сутки, заливаясь спиртным, которое с опаской подносила ему Джоанна — хозяйка заведения. Сгорбившись на краю стойки, он игнорировал посетителей и неохотно одаривал выцветшим взглядом завсегдатаев, что, едва завидев знакомое лицо, желали поздороваться.

Спал старик там же, пододвигаясь чуть ближе, чтобы можно было лечь на стойку. Ощущая, как она вибрирует от разрывающего храпа, Грун просил нескольких алкашей покрепче перенести тело спящего в комнату на втором этаже и положить на кровать. Все равно с этими морозами зал в таверне не пустел круглые сутки, и времени на сон у гнома оставалось немного, да и то выпадало на обеденные часы.

Просыпаясь в позе эмбриона в постели вдвое меньше его, Руф садился на край, неторопливо переваливая дрожащие конечности. После нескольких неудачных попыток вспомнить, где находится, он поднимался и ковылял обратно к стойке, наплевав на раскрутившиеся болты протеза. Добравшись до не успевшего остыть от него стул, он подзывал Джоанну.

— Может, тебе уже хватит? — спросила она, встав на ящик. — Такими темпами я скоро начну с тебя плату за аренду жилья брать.

— Сам решу, когда хватит, — прохрипел Руф измученный недосыпом. Джоанна покачала головой и, спрыгнув с ящика, пошла в подвал за выпивкой.

Старик сидел, не оглядываясь на скрип двери и долетавшую через ветер. Он протискивался сквозь решетку, насвистывая только ему знакомую мелодию, осматривал таверну и убирался прочь, но возвращался, вновь повторяя незамысловатый цикл.

С момента землетрясения Сладкий Джо днем пустовал из-за свалившего на народ вороха работ по восстановлению теплоснабжения города. Об этом Руфу рассказал один из инженеров, а точнее, всучил историю, как ненужный груз, ошибочно пришедший в порт. Вдобавок подвязал к ней личные проблемы про бабушку, которая взяла в долг сумму, чтобы найти домик из пряников в лесу.

С таким же успехом он мог выложить это поддерживающей лестницу балке, но выбрал старика. Не слезая с его ушей, инженер вываливал все, что накопилось, а перед наступлением темноты выдохнул с облегчением и, дружелюбно шлепнув по плечу, ушел радостный домой. Спроси у Руфа: «кто это был?», он бы продолжил молча пить.

На протяжении двух последних дней его личный мир сузился до прокарябанной точки на столе, вновь и вновь прокручивая злополучные секунды. Все, что существовало до них, покрылось тенью от падающей башни. Взмахи крыльев птиц, крики в панике разбегающихся людей, запахи свежеиспеченного хлеба, пахучих трав из лавок алхимиков, музыка, голоса, ветер — исчезли. Всего метр, один проклятый метр отделял его от участи раздавленной тыквы в саду. Последовав за бело-рыжего котенка, старик сделал три шага вперед, и именно они стали причиной его прямого попадания в открытое окно.

Когда народ разгреб завал башни, то между свалившимися балками наткнулся на стоящего неподвижно Руфа, который пустыми глазами глядел на торчащее перед носом острие часовой стрелки с циферблата. Старика откопали, перенесли на дорогу, а тот поковылял, как заведенный солдатик без единой благодарности. Потом видневшийся закручивающийся дым Туманной улицы, волоча разболтавшийся протез.

Джоанна вернулась с бутылкой и двумя стеклянными стопками. Поставила на край стойки, протащила ящик, встала на него и, оказавшись на уровне глаз старика, разлила пойло.

— Я буду пить один, — заявил старик, разглядев вторую стопку. Джоанна промолчала и, спрыгнув с ящика, потопала к другому углу стойки.

— С тебя на сегодня хватит.

Руф приоткрыл рот, на секунду решив, что слова прозвучали в его голове, но потом унюхал вонь слизнякового масла для чистки сапог, которое перестали использовать лет сорок назад. Он чуть повернул голову, увидев ссохшееся лицо Парнса. Перекошенное в скверной гримасе, оно напомнило о временах в составе Багровых клинков. Голос долбил по барабанным перепонкам, словно в колокол, однако сейчас к нему добавился мерзкий скрежет из-за прокуренного горла. Парнс достал бронзовый портсигар из внутреннего кармана мундира, вынул самокрутку и прикусил ее пожелтевшими зубами.

— Тебя тут не хватало, — Руф потянулся за бутылкой, но в морщинистая рука начальника стражи опередила его.

— Ты тоже не в восторге от встречи, — Парнс откупорил бутылку, налил одну из стопок.

— Не припомню, что был рад тебя видеть хоть когда-нибудь, — Руф попытался свистнуть и подозвать Джоанну, но глухо прошипел и прерывисто закашлял.

Парнс достал из нагрудного кармана спичку, чиркнув ею об стол, извлек пламя и подпалил самокрутку. Окружение заполнилось запахом жженой травы и листьев, а вкупе со слизняковым маслом выходила такая вонь, что дохло все на расстоянии десяти шагов от источника. Руф смерено нюхал, помня, что от него не скрыться.

— И то верно, — согласился Парнс, выпустив две струи дыма из ноздрей. — Дело есть, связанное с нашим общим знакомым.

В те годы, когда на теле Руфа красовалась вычищенная до блеска белая кираса, Парнс занимал пост капитана багровых мечей. Тогда им было поручено в составе экспедиции отправиться к обнаруженной на континенте Форас дыре в земле, которую исследователи сразу же обозвали Фораминис, с целью спуска и дальнейшего изучения.

В группу выбранных ученых затесался молодой, но подающий большие надежды, алхимик Мортимер. За долгий перелет он произнес всего лишь несколько дежурных фраз, а в остальное время смотрел в окно на простирающуюся под ним гладь океана и периодически что-то записывал в тетрадь.

Не обратив внимания на человека в темно-синем пальто, Руф плюхнулся в кресло напротив. Открыв книгу на заложенной обрывком кожи странице, он погрузился в один из учебников по Ориону автора Зигмунда Тейна. В нем автор подробно рассказал о флоре и фауне континента.

Краем глаза Мортимер заметил книгу и поерзал от любопытства. Увидеть обыкновенного стражника в свободную минуту с бумагой почти невозможно, а тут живой багровый меч. Их главной задачей является охрана императора или указанных им лиц. Стоя на посту в стенах дворца их не отпускают даже в туалет, поэтому они носят специальные бурдюки, привязанные к ноге. С вышеперечисленным, откуда у него пробудился интерес к чтению?

Мортимер отвлекся от записей и променял их на изучение лица стражника, определяя по его выражению, где сейчас тот читает. Решившись спросить, почему багровый меч читает, вместо того чтобы полировать доспех, алхимик получил угрюмый взгляд, выглянувший из-за границ учебника и ощущение дискомфорта внутри. С неугасимым желанием вывести стражника на диалог он задавал вопросы, так или иначе касающиеся автора книги, рассказывая некоторые факты из его биографии, и добился чего хотел, поначалу пожалев об этом.

Знакомство с молодым ученым для Руфа проходило, словно балансируя на границе между мирами Юны и Талии. С одной стороны, ему были интересны факты и истории, связанные с полюбившимся автором, но с другой — выступал тот бесячий энтузиазм алхимики. Когда Руф подходил к точке кипения, то пристально смотрел на него, заставляя поумерить пыл и вжаться в кресло.

— Руф, вот ты представь, — говорил Мортимер перед обедом, — весь мир состоит из бесконечного числа различных форм жизни, веществ, материалов, ископаемых, да вообще всего! Каждый элемент можно скомбинировать с другими и получать нечто совершенно иное, нечто не поддающееся описанию.

— Как варка пива, — сравнивал Руф. — Если к ячменю добавить, например, мяту, то получится другой вкус.

— Да-да, вот именно! Достаточно изменить всего один элемент, и итоговый продукт будет каким-то образом отличаться от исходника, — он замолчал и с интересом посмотрел на собеседника. — Я даже не думал, что стражник сможет меня понять. Прости, но порой назвать вас разумными язык не поворачивается, — Руф улыбнулся.

— Твое «порой» — это даже комплимент, — Мортимер коротко хохотнул в ответ.

Почти весь перелет они сидели за столом, обсуждая всевозможные вопросы, связанные с Солтисом, начиная с поддельных динариев, в сплав которых вливали три четверти железа и только одну серебра (вместо положенной половины), и заканчивая слухами о подпольных крысиных боях. Мортимер с огромным интересом объяснял причины принятия советом не всегда однозначных решений, но также обдумывал позицию человека, совершенно далекого от политики, подмечая ее важность. Когда принесли обед, оба замолчали, занявшись приготовленной поваром едой.

— Послушай, — догрызая сваренный перец, начал алхимик, — а что побудило тебя стать стражником?

— Не понял? — пережевывая хлеб, переспорил Руф.

— Ну, почему ты, к примеру, не музыкантом стал, или инженером или… еще кем-нибудь? Не пойми неправильно, но мне кажется, ты смог бы раскрыть себя лучше в другом деле, нежели в охране, — Руф отложил ложку и откинулся на спинку кресла.

— Не знаю, — он ненадолго задумался, с закрытым ртом вычищая языком кусочки овощей, застрявших между зубов. — Была у меня такая мысля, но тот ниче не попишешь. Ты шкед ещё и делаешь что угодно. Мой батя с детства отдал меня в академию, и понеслось, — Руф взял кружку с вином и сделал глоток. — У меня в семье все служили. А я что лучше что ли? Сначала тринадцать лет академии, потом пять лет в голубой страже, то есть… в этой… полиции вашей. Потом сам вызвался на войну с восточной Империей…

— Княжеством, — поправил его Мортимер.

— Княжеством?

— Да, Княжеством. Во главе государства стоит князь, и там совершенно другая система чинов и всего остального, но это неважно. Пожалуйста, продолжай, — Руф искоса поглядел на алхимика, пожал плечами и вернулся к истории.

— А на чем я… — он замычал. — Война. В общем потом вернулся в Солтис и батю похоронил. Остались после него кошель монет и дом… Нда. Ну и через деcять… девять… Не, десять. Я тогда же с долгами расплатился. Ну я прошел подготовку у Багровых мечей, стал в ряд с пятеркой лучших, — он схватил оставшийся кусок хлеба на столе и закинул в рот. — Я всю жизнь в армии. Вот и все, — Мортимер внимательно всматривался в лицо стражника, потирая кадык.

— Ты упомянул об отце, о том, что он умер, так? — Руф кивнул. — Хорошо, то есть не очень. Но ты меня понял. Если не секрет, то что с ним случилось? — стражник откашлялся.

— Нет тут секрета, — он отвернулся к окну, ища нужные слова. — Про Красную чуму слышал?

— Вырезавшую несколько деревень на севере?

— Ага, — он тяжело вздохнул, — про нее. Батю выставили в оцепление одной из деревень. Выдали маски и припасов на семь дней, — допив двумя большими глотками оставшееся вино, он посмотрел, как последние капли переливаются по дну кружки, и ненадолго затих. — В самой деревне еда заканчивалась. Местные полезли ночью через ограждения и воровали припасы стражников. В итоге зараза вышла за пределы, и с приходом смены почти весь состав был уже мертв, — он повременил с ответом, — в том числе и мой отец… — Мортимер от безысходности потер шею.

— Оу… ну. Соболезную.

— Забудь, — отмахнулся Руф.

— Я помню, читал об этом в библиотеке. Там же, кажется, потом сожгли все, чтобы болезнь не распространилась.

— Ага. Но то, что в тот раз там оставались живые люди, Империя помалкивает, — глаза Мортимера округлились.

— Живые? Ты уверен?

— Так стражник сказал. Один из выживших. Дебилизм.

— Почему?

— Потому что его же сжигать деревни потом и направили. Говорил, что до сих пор видит, как к нему тянутся обгорелые руки.

— Но это бесчеловечно…

— Цель оправдывает средства, — холодно подметил Руф. — Огонь или новые жертвы. Лучше уж так, чем блевать кровью.

Впервые за много лет Мортимер наткнулся на разрыв в логической цепочке. Что мешало поставить ограждение за пару километров от места заражения? Стражников потребовалось бы больше, но это позволяло изучить болезнь и создать лекарство. Император обязан был выделить время, но посчитал, что вычеркнуть проблемы разом — это верное решение. Почему?

Его размышления прервал вышедший из каюты пилота Парнс. При виде командира Руф неохотно встал с кресла и отдал честь.

— Мы прибываем на место, — объявил капитан. — Всем собрать манатки и быть готовыми к выходу. Руф.

— Да, капитан, — ответил тот.

— Оповестишь личный состав на дирижабле.

— Слушаюсь, капитан.

Парнс посмотрел на него неизменно пустым взглядом и прошел мимо, оставив шлейф от плотного запаха слизневого мазла и выкуренных самокруток.

— Он про гуталин слышал? — спросил алхимик, зажимая нос.

— Хер его знает, — ответил Руф и сбоку от кресла взял походный мешок. — Ушел, — сказал он и направился к дверям, за которыми отдыхали багровые мечи, оставив алхимика.

Фораминис расположился посреди поля, простиравшегося на многие километры вокруг во все стороны света. Идеально ровное отверстие размером с целый город смотрело единственным оком на тучи, заслоняющие голубое небо. Казалось, будто сам Орион смиренно наблюдал за обыденным процессом в ожидании неизбежного прихода дождя. Через час дно имперского дирижабля коснулось земли неподалеку от Фораминиса.

С момента обнаружения отверстия никто из прославленных умов Империи так и не взял на себя смелость объяснить причину его возникновения, выдавая только притянутые за уши предположения. Мортимера подначивала недальновидность ученых. На собраниях настойчивый молодой алхимик, невзирая на запрет открывать рот поперек старшим коллегами, открывал его, из-за чего не раз был выведен охраной. Однако со временем половина ученых прислушалась, настаивая на организации полноценной экспедиции. Фройлер де Рас (тогда ещё глава научной гильдии) до последнего препирался от этой, обосновывая нецелесообразность траты ресурсов на «дыру в земле». Он предложил взять всем лопаты и вдоволь наиследоваться выкопанными червями. По итогу он сдался под натиском большинства и выдвинул на совете предложение.

Мортимер остался недоволен. Вместо пары-тройки дирижаблей, битком набитых учеными, Империя выделила всего один с пятью членами научной группы и десятком солдат. Но даже этот, казалось бы, неприятный факт, не подавил стремление алхимика быть первым, кто изучать находку.

Как только двери дирижабля открылись, он схватил наплечную сумку с записями и ринулся к краю бездны, с трудом проталкиваясь сквозь столпившихся на входе багровых мечей. Капитан вышел следом. Он ощупал землю, оглядел небо и повернулся к выходящим стражникам.

— Руф! — рявкнул он.

— Да, капитан, — отозвался багровый меч из общего строя.

— Проследишь за алхимиком, — приказал Парнс. — Остальным тридцать минут на обустройство лагеря. Выполнять, — стражники приставили кулаки к груди и приступили к работе.

Руф пропускал идущего перед ним капитана, ощущая вонь масла и жженых трав. На сжатом кулаке кожа натянулась до предельной отметки. Ещё чуть-чуть и она бы лопнула, оголив неоднократно ломавшиеся кости. На Руфа упал черствый, как недельная буханка хлеба, взгляд.

— Ещё секунда и отправишься под арест, — предупредил Парнс. Багровый меч удирал себя в грудь и, будто толкая старую телегу, побежал за алхимиком

Фигура Мортимера статично застыла на горизонте. Руф сбавил темп. С каждым шагом шумный лагерь оставался все дальше. Изредка ветром приносило команды Парнса.

— Тебя, сука, и на луне услышишь, — пробормотал Руф, склонив голову.

Постепенно усиливалось ощущение, будто кто-то мастерской рукой вырезал из реальности кусочек обыденности. Проходя поле метр за метром, Руф озирался, с нахмуренными бровями ища его. Тут он остановился, поглядел под ноги и поводил сапогом по траве, но не услышал шороха. Краем глаза заметил пролетавшую птицу, но ни взмахов крыльев, ни крика. Звук пропал. Из всего слышался лишь нарастающий звон в ушах.

Зигмунд Тейн писал об этом месте: «Даже водопад не осмелился бы шуметь». Поляна, где находился Фораминис, словно погрузилась в бездыханный сон, огородившись от мира высокими скалами и накрыв себя одеялом из сочно-зеленой травы.

Оказавшись в сердце Фораса, Руф врастал в землю, пытаясь уловить мельчайший звук ветра, в надежде остаться правым в споре с автором книги. Но попытки оказались тщетны. Сплюнув и не услышав привычного всплеска слюны, Руф оглядел себя, поднял голову двинулся к застывшему вдалеке алхимику.

Мортимер стоял на краю бездны с открытой тетрадью. Окружение потеряло смысл. Все тайны, вопросы, обитавшие на поверхности земли, спрятались в глубинах его библиотеки, очистив полки для новых записей и будущих исписанных до последнего клочка тетрадей. Миллиметр за миллиметром он неосознанно подступал к краю дыры. Носки его туфель нависли над ямой, и тут Руф одернул алхимика за шкирку.

— Хочешь раньше времени туда? — спросил Руф, заметив, как тихо прозвучали его слова.

— А? — отрешенно спросил Мортимер, встрепенулся и осмысленным взглядом посмотрел на стоящего рядом стражника. — А. Привет, — он тоже звучал тихо, но не уделял этому внимания. — Нет, просто задумался. Извини.

Руф подшагнул, заглянув в бездну. Из-за закрывших солнце грозовых туч глубже, чем на полусотню метров мокрой земли видно ничего не было. Но необхватный масштаб завлек стражника.

За спиной послышался приглушенный смешок. Руф отступил. Алхимик обнял колени и спрятал голову в образовавшееся между грудью и ногами пространство.

— Захватывает, правда? — спросил он, словно из норы. Руф вытянулся к нему, но не успел произнести короткое, и всегда понятное «че?», как алхимик показал ухмыляющееся лицо. — Все это! Это… неизведанное пространство с неисчислимым количеством знаний — это всего-то черная точка на карте. Одна вшивая точка, которая по значимости превосходит любое событие, что было, есть или будут в будущем. И представь, совет выделяет для его изучения один жалкий дирижабль и пригоршню людей с палками.

На нос Руфа свалилась капля дождя. Он задрал голову и на него мгновенно обрушился ливень. Мортимер сунул тетрадь с пером в сумку и поднялся.

— Пошли, — кричал он. — Не хочу всю экспедицию сморкаться в постели, — легким бегом он направился к видневшемуся вдалеке дирижаблю. Руф вытер грубой ладонью лицо и двинулся за ним.

Рядом с лагерем дождь поутих. Мортимер опустил на плечо промокшую сумку, стряхнул с нее несколько капель и зашел в палатку неподалеку от дирижабля. Следом вошел и Руф. Внутри хватало места, чтобы расположить небольшой стол в центре, на котором разворачивали карту местности, несколько ящиков с провизией и тройку свободно стоящих людей. За столом спокойно сидел и слушал Франк, направленный советом для контроля экспедиции. Парнс, точно разрезая ржавыми ножницами не менее ржавый металл, доказывал что-то в споре.

В палатку вошло знакомое лицо. Франк извинился перед капитаном, встал из-за стола, пододвинул к нему ящик, на котором сидел, и подошел к Мортимеру, выжимающему рукав пальто.

— Все в порядке? — спросил он с учтивостью, присущей верным слугам.

— Да, господин Франк. Все прекрасно, — ответил Мортимер с доброй улыбкой на лице.

— Рад это слышать. Следует проведать ваших коллег и многое обсудить перед завтрашним спуском. Разумеется, если у вас нет более важных дел, — Мортимер посмотрел на стоявшего позади Руфа. Тот кивнул, дав понять, что говорить им пока не о чем.

— Нет. Идемте.

— Франк, так что мы решили? — остановил их Парнс. Старик обернулся к капитану.

— Думаю, что ваша идея вполне приемлема в данной ситуации. Остановимся на ней.

Его голос звучал настолько мягко и учтиво, а мышцы на лице так мастерски контролировались владельцем, что Руфу представилась марионетка. Парнс, не изменяя привычке, сузил веки, углубив зарождающиеся морщины. Франк поклонился, пропустил Мортимера и вышел за ним из палатки. Капитан держал паузу, задумчиво стуча пальце по развернутой карте.

— Иди к остальным. Завтра много работы, — заключил капитан и свалившись на скамью позади него. Сжимая челюсти, Руф ударил в груди и, не разжимая кулак, вышел.

Грозовая туча снаружи отринула попытки затопить букашек внизу, но не спешило отступать. Глоток прохладного влажного воздуха остудил покрасневшего от злости Руфа. Ослабить натянуты нервы помогла странная тишина поля.

— Эй, головастик! — послышался приглушенный женский голос. Руф оглянулся, увидев идущую на него Иду с ящиком из-под вина. — Ты че тут шалавишься? — спросила она, подойдя ближе. — Пошли к остальным. Смотри, что у повара забрала, — Руф заглянул в ящик с семью неоткрытыми бутылками Княжеского вина.

— И с какой чести он тебе их отдал?

— Пообещала, что не расскажу его жене, как он домогался до меня.

— А он домогался? — с недоверием в голосе спросил Руф.

— А нет, — сказала она, натянув девичью улыбку. Хотя ее возраст уже давным-давно пересек черту с отметкой «девичий», стоило признать, что красотой она могла дать фору любой расфуфыренной малолетке. Чего нельзя было сказать о характере. — Идешь?

— А почему ящик полупустой? — Ида замученно вскрикнула, задрав голову.

— Вечно ты сиськи мнешь по полдня. Тут же как с бабой надо. Взял и потащил к себе, — она настойчиво прошлепала мимо к большой палатке, где расположились багровые мечи. — Как надумаешь — придешь, — еле слышно добавила она и исчезла в разрезе света.

«Может, все-таки у меня что-то со слухом?», — подумал Руф. Он сунула мизинец в ухо и добротно в нем поковырял. После пощелкал пальцами рядом с ним. Звук стал четче, но все равно глуховат.

В одиночестве среди палаток полных людьми он наблюдал, как одни тучи неспешно сменяли друге. Ушная раковина болела, от резанувшего ее ногтя, а в голосе нарастал звон, сводя с ума. Руф не выдержал и направился в палатку. Внутри он схватил пол бутылки вина, уселся на матрас в кругу отряда и слушал байки Иды про живущих под землей тварей и девочек Лили и Мили, которые спустились в ту дыру пару лет назад.

— У тех малышек яйца были крепче, чем у любого из вас, — подытожила Ида.

— У них были яйца? — выкрикнул худощавый багровый меч.

— Дебил, она же не всерьез, — ответил самый здоровый, отвесив оплеуху первому, из-за которой тот выплюнул выпитое вино.

— И мозгов больше было, — уже тише добавила Ида.

Руф допил остатки вяжущего рот вина, закусил его коркой хлеба из общей миски и лег на самое крайнее место спать. Общий гул продолжался, пока все поочередно не повалились дрыхнуть, устраивая мини турниры по борьбе за постели у выхода, чтобы не задохнуться от перегара и вони от пота.

На утро по приказу капитана и под руководством инженеров багровые мечи собирали механизмы для спуска на дно ямы. День выдался куда солнечнее, поэтому работы закончили относительно скоро. Однако на настройку часового механизма (который помог всей группе не размазаться в лепешку) ушло куда больше времени.

Пара инженеров громко спорили на виду у Руфа. Он их не слышал, чего нельзя было сказать о сидящем рядом Мортимере.

— Кстати, такие же на главных воротах Солтиса стоят. Но… раз в сто больше. Представь, как они там бы разорались, — Руф молчал, прислушиваясь к приглушенным голосам спорящих инженеров. Как только он открыл рот, чтобы ответить, пробивной голос капитана ударил по его барабанным перепонкам.

— Руф, — крикнул Парнс, напугав Мортимера. Несмотря на природу этого места, слова капитана и здесь звучали четко.

— Да, капитан, — ответил багровый меч, прижав кулак к кирасе.

— В первую группу, — приказал Парнс и, не дожидаясь ответа, широким шагом двинул к другим подчиненным, сидевшим в кругу рядом с ямой. — Ида, — крикнул он, — Ида встала и ответила, но ее слышно не было. — Во вторую группу, — ответа снова не последовало. Капитан будто разговаривал сам с собой, придумывая имена и приказы.

— Прости, если вмешиваюсь не в свое дело, — начал алхимик, стряхивая с пальто грязь, — но мне показалось, что ты как-то недолюбливаешь своего капитана.

— Бывает по-другому? — без желания услышать ответ, спросил Руф.

— Ты, наверное, удивишься, но да, — с усмешкой ответил Мортимер, но заметив угрюмый взгляд собеседника, замялся. — Впрочем, я не об этом. У тебя с ним личное что-то. Не поделишься?

Руф смотрел, как инженеры проверяют плоды своих работ. Один, что пониже, дернул за несколько рычагов, и шестерни закрутились, накручивая тросы на барабаны. Тот, что повыше, пнул коробку и трос начал раскручиваться.

— Ну… хорошо. Увидимся внизу, — Мортимер хотел похлопать приятеля по плечу, но не решился. Он пошел к Франку, ожидающему сбора научной группы.

Спустя некоторое время людьми нависли над Фораминисом. Последней защитой, оберегающей их от свободного падения в непроницаемую бездну, являлся прогнувшееся дно обоих люлек. Черная бесконечность внизу приковывала настороженные взгляды. Багровые мечи держались лучше, чем ученые (во всяком случае они не дрожали), но им не хватало совсем немного сил, чтобы на перилах люлек от их пальцев остались вмятины. Парнс, как истинный лидер, выставил грудь вперед и созерцал небосвод.

Мортимер состоял во второй группе и улыбался, как ребенок, в предвкушении скорого погружения в пучину неизвестности. По измерениям, проведенным еще Зигмундом при обнаружении Фораминиса, глубина дыры составляла около пятисот метров. Ближе ко дну яма сужалась, как утверждал автор. Но это всего лишь теория.

Франк ожидал на земле вместе с тремя багровыми мечами и кричащими инженерами. Сгорбившись, он по-доброму улыбался, мирно ожидая начала спуска, чем и выводил из себя Парнса. Тот мастерски не подавал виду, незаметно ото всех потирая рукоять капитанского стилета.

Инженер пониже махнул рукой, оповестив о готовности конструкции. Парнс крепко схватился на трубу над головой и приказал группам приготовиться. Его слова отразились от стен и провалились в бездну. Шестерни закружились, выдавая еле слышный скрип, тросы медленно раскручивались, опуская люльки, полные различных страхов, желаний и идей, во тьму.

Метр за метров подземный холод настойчивее пробирался под одежды и кирасы. Звуки больше не заглушались, чему никто не обрадовался. Крепления потрескивали, а люльки то и дело срывались и на долю секунды оказывались в свободном падении. Совершенно немного, но солдаты успели вспомнить имена всех родственников, помолиться и пожалеть, что не признались кому-то в любви.

Начало пути, куда с трудом доставали редкие лучи солнца, закончилась. Парнс приказал зажечь масляные лампы. Во тьме поочередно загорелись пять коричневых огоньков.

Бездумному рассматриванию дна, Руф предпочел бездумно смотреть, как коричневая плодородная почва сменяется мертвой и сухой. По крику Мортимера группы узнали о примерно половине пройденного пути. Давление на поручни уменьшилось. Послышалось несколько выдохов. Тем не менее с первым же толчком, напряжение вернулось в сердца группы. Но только не к Иде. Она нашла свободное время удачным для болтовни с окружением. Правда после первой же шуточкой в адрес матери одного из стражников, она послала всех в задницу и облокотилась на край люльки. Та качнулась, дав возможность нарастающему внутри ученых крику ужаса выйти наружу.

Мортимер еле сдерживался, чтобы не начать попрыгивать от нетерпения. Он наполовину перевалился через перила, готовый сигануть вниз, как вдруг ореол масленых ламп стал от чего-то отражаться. Мортимер поднялся, чтобы первым сказать новость, но разглядел перед носом сплошную стену из белого металла. Он протер подсохшие глаза робко протянул и дрожащую руку. Кончик среднего пальца едва почувствовал прохладную металлическую поверхность. Ида опередила алхимика, предупредив всех об найденном дне.

Люлька остановилась. Мортимер всматривался в свое отражение на поверхности воды. Его тело оцепенело, но не от страха, а от разожженной до красноты печи в его мыслях, в которую закинули слишком большое полено. Глубокие вдохи по давним советам Франка только раздували жар.

— Двинься, — сказала недовольная Ида и перекинула его через перила. — Встал на проходе, как у себя дома. — Мортимер звездочкой плюхнулся в холодную воду.

Ида толкнула калитку и спрыгнула в воду, которая поднялась чуть выше сапога.

— Да еп твою мать! Носки теперь мокрые, — выругалась она.

За ней спустились трое багровых мечей с лампами и оружием наготове, осматривая территорию. Спустя некоторое количество уговоров, двое из научной группы осмелились ступить на дно Фораминиса. Парнс потянул за канат, привязанный на поверхности к колокольчику, оповещая о прибытии экспедиции.

— Эй, головастик, — подозвала Ида, — долго будешь пол проминать? Спускайся, — Руф томно посмотрел на нее. Та приподняла правую бровь. — На мужика своего в постели так посмотришь, — сказала она, толкнув Руфа в плечо. — Вылазь.

— Иду, — он оттолкнулся от ограды и спустился с люльки в воду.

Капитан отпустил канат и сошел к остальным. Весь отряд выстроился перед ним в шеренгу.

— Пойдем вдоль западной стены одной группой, — приказал он. — Те, у кого лампы, пойдут на расстоянии двух шагов от нас. На места, — багровые мечи прижали кулаки к кирасам. Под их ногами захлюпала вода. К Парнсу подошел один из членов научной группы, нервно почесывая залысину.

— Це-целесообразнее будет разделиться на две группы и исследовать весь периметр ямы в два раза быстрее. В темноте мы сможем разглядеть свет ламп на достаточно большом расстоянии и следить за…

Капитана зыркнул на ученого. С того посыпались осколки разбившейся смелости. Он выдавил невнятное согласие и вернулся к коллегам, изучающим увиденный повсюду белый металл.

Мортимер скрупулезно ощупывал место предполагаемого стены и дна. Он раз за разом проводил ладонью по поверхности, чаще произнося удивленное «ого».

— Что за бред? — полушепотом спрашивал он. — Металл не мог сам так сформироваться, — его дальнейшие размышления оборвал голос одного из коллег.

— Нас уже ждут, — сказал член научной группы, пряча в карман оторванную на нервах пуговицу пальто.

— Д-да, я иду уже, — сказал Мортимер и вытащил руку из воды. — Бред, — повторил он.

— Что?

— Нет, ничего.

Бутербродом с человечиной называли походную коробку, где функции стенок (или хлеба) выполняли багровые мечи, а содержимое (или начинку) объект охраны. В конкретном случае произошло смешение метафор. Получилась полубутербродная полукоробка, потому как с одной стороны двигалась шеренга стражников, а с другой простиралась стена Фораминиса. Чуть по одаль несли масляные лампы, освещая путь.

Мерцающий ореол осветил два тоннеля идеально круглой формы. По диаметру в каждый из них с легкостью вошла бы пара паровозов или целый дирижабль.

— Стоп, — скомандовал Парнс. Колонна остановились, за исключением ученого, с седой челкой. Тот не успел среагировать и врезался в спину впереди идущего Мортимера. Алхимик выронил перо, но даже не заметил этого, пропав глубоко в размышлениях.

— Джеральд, Гринс, — багровые мечи повернулись к капитану. — Берите лампу и идите дальше вдоль стены. Через двадцать минут вы должны стоять здесь.

— Да, капитан, — в голос ответили они и, забрав лампу у впереди идущего стражника, направились дальше в тень.

— Ида, Дейв, — оба повернулись к капитану.

— Со мной и тремя алхимиками в левый туннель.

— Да, капитан, — в голос ответил они.

— Все остальные в правый. Даю двадцать минут! Всем сверить часы и вернуться к этой точке до истечения срока.

Приняв приказ, отряд разделился на две группы. Ученые еще долго совещались, но в итоге смогли прийти к согласию, кто в какую сторону пойдет. Мортимер оказался в группе правого туннеля, на чем сам же и настоял.

— Слушай, — начал алхимик, не оглядываясь на собеседника, замыкающего колонну, — тебе не кажется, что это не просто тоннель? Он какой-то слишком…

— Идеальный, — закончил за него Руф.

— Да! — подтвердил Мортимер. — Трубу как будто выковали. А все пространство дыры — это что-то вроде… — он замолчал, представляя в уме всю конструкцию целиком, — резервуара для воды.

— Тут подъемы! — выкрикнул идущий впереди стражник, и его слова эхом отразились от металлических стен. — Мы пойдем по левому, вы по правому, — Руф махнул в знак согласия. Пройдя немного вперед, они поднялись выше, оказавшись примерно на уровне диагонали туннеля, и двинулись дальше по выступу в стене.

Мортимер с восторгом осматривал тоннель. Ни швов, ни болтов. Кто способен создать подобное, а главное — зачем? Руф настороженно всматривался вдаль, не переставая сжимать рукоять меча.

В ореол попал еще один туннель, но значительно меньше по высоте. Руф посмотрел в сторону идущих слева и разглядел точно такой же проход напротив. Он подал условный знак и посветил на алхимика. Тот прикрылся рукой от яркого света.

— Зайдем, — сказал Руф. Мортимер заглянул внутрь и, забыв про безопасность, шагнул вперед, но крепкая рука стражника его остановила. — Я первый.

— Лабиринты изощренней, чем городская канализация, — подметил Мортимер. Он принюхался и прикрыл нос воротником пальто. — И пахнет так же.

Вскоре на пути показалась приоткрытая круглая дверь.

Словно гончая при виде подстреленной охотником птицы, Мортимер обогнул стражника и потянул дверь на себя. Та оказалась тяжелой и не поддавалась хилому ученому. В котел мыслей упало огромное полено. Пламя мыслительного процесса разгорелось с новой силой. Сердце забилось быстрее. Будь вместо него паровой двигатель, то из ушей наверняка повалил бы пар.

Руф смерено ждал, пока алхимик, пыжась и краснея от давления, не сдастся. Он совсем чуть-чуть насмехался, но тут дверь скрипнула.

— Убедил.

Стражник присоединился к Мортимеру, и вместе они открыли дверь, высвободив затхлую вонь от гниющих трупов. Не отнимая рукава от носа, Мортимер протиснулся в открывшийся проем. Руф безуспешно отмахивался, потом последовал за ним.

Стоявшая внутри, вонь обжигала горло. Света лампы хватало, чтобы охватить пространство комнатки. Пол покрывали разорванные в клочья подпаленные книги, пропитавшиеся насквозь кровью. В углу валялся перевернутый стол, покрытый множеством царапин от когтей. Под ним же лежал источник зловония. Обглоданные кости с оставшимися кусками внутренностей и мышц. Трупные черви доедали остатки сгнившего мяса.

— Гном? — спросил Руф, не переставая закрывать рос и нос.

— Нет. У гномов по двенадцать пар ребер. А тут их минимум на одну больше, — рассказал Мортимер и заметил, как что-то отблескивает в костях. Он попытался вырвать предмет, но останки вцепились в него слишком крепко.

Руф изучал дверь, но ни ручки, ни замка — только странные петли в виде двух закрученных трубок. Он подошел ближе и из тоннеля донесся пронзительный женский вопль. Руф посмотрел на сжимающего металлическую книгу Мортимера. Тот так же ошарашенно посмотрел на стражника.

— У вас в группе была женщина? — спросил Руф.

— Нет, — растерянно ответил алхимик и закашлял от вони.

Руф поднял лампу, схватил алхимика за запястье и поспешил обратно в туннель. В считанные мгновения они вернулись ко входу. Руф поднял лампу в надежде разглядеть, что творилось на другой стороне. В тусклом свете проявились разорванная в клочья кираса и оторванная рука с подергивающимися пальцами. На спуске сидел дрожащий ученый.

— Что?! — крикнул Руф, подбегая к нему.

— Янус, ты в порядке? — спросил Мортимер, помогая коллеге подняться.

Тот дрожал, как котенок в грозу. Мортимер спрятал находку из комнаты в наплечную сумку. Он хотел осмотреть рану Януса, но тот издал пронзительный вопль.

— А вот и женщина, — подметил Руф.

Януса взяли на плечи и повели к месту встречу. Капитана с первой группой не было, как и пущенных на разведку стражников. Мортимер присмотрелся, пытаясь разглядеть свет их ламп, но безуспешно. Руф поддерживал бормочущего Януса, пытаясь выведать у него информацию, пока вдали не показался свет.

Из первого туннеля показался испачканный в крови Ганс с тяжелой отдышкой. Сразу за ним выбежала Ида с обнаженным мечом и ненавистью в глазах, а также Парнс с неизменно непробиваемым выражением лица.

— Что произошло? — в суматохе спросил Мортимер, подбежав к стражникам. — Где остальные?

— Убиты, — прямо ответил Парнс и неумолимо двинулся вперед. — Нужно как можно быстрее вернуться к подъемникам, — вышившие члены отряда шли за ним, и только Мортимер замешкался, обреченно всматриваясь в туннели.

Остальные отошли достаточно, чтобы оставить Мортимера в темноте. Слух вмиг обострился. Издалека долетели шлепающие по воде шаги. Сначала от пары ног, потом к ним прибавился десяток. Не прошло и секунды, как оглушающий шум надвигался непроницаемой стеной к алхимику. Вдалеке разжигался синий огонь.

Мортимер сорвался с места. Подбегая ближе к отдаляющейся группе, он закричал во все горло:

— Бегите!

Парнс приказал остановиться. Выжившие проводили взглядами ошарашенно бегущего алхимика, высокого задирающего над водой колени. Капитан прислушался и голосом, которого даже Ида за девять лет службы не слышала, скомандовал бежать что есть мочи к подъемникам. Рядом с люльками шум усилился.

— Внутрь! — крикнул капитан, буквально закинув туда Мортимера.

Руф двигался в хвосте с ученым на плечах. Парнс дернул за канат, оповещая инженеров на поверхности о подъеме, и через секунду люлька начала подниматься. Руф в последний момент закинул ученого на борт, но люлька успела подняться настолько, что он повис на ней.

Словно бы по щелчку пальцев, в ореоле ламп появились невиданные твари с горящими синем пламенем глазами. Ненормально большие головы, обглоданные конечности с частями ободранной брони на теле.

Руф почти взобрался на помост, но одна из тварей с разбега допрыгнула до него и вцепилась зубами в сухожилия под кроеном. Стражник взвыл. Парнс одним взмахом отсек твари голову. Та рухнула в собравшуюся толпу и в тот же миг ее разодрали.

Люлька сильно потяжелела, потому как вместе людьми поднимала скопившийся страх. Кто-то оплакивал погибших, за что получил вразумительный удар по лицу от Иды. Кто-то шепотом молился всем известным Непрощенным. Кто-то непоколебимо стоял с присущей офицерской выправкой.

— О случившемся тут никто не должен узнать, — нарушив тишину, сказал Мортимер, прижимая к груди сумку. На короткое время выжившие задумались. В какой-то момент можно было даже услышать, как громко колотится сердце Януса.

— Что?! — рявкнул Руф. — Ты что моргал часто? Не видел что ли нихера? Этих… С!.. Тварей! Там их могут быть легионы! А если они выберутся? А если…

— Руф, — прервал его Мортимер. — Пойми, они на другом континенте. Сейчас у Империи есть проблема посерьезнее. Шаткий союза с востоком, помнишь? А если император направит часть войск сюда, то это даст Княжеству возможность напасть. А Князь вряд ли согласится помогать. Гарантирую, он не станет рисковать людьми, чтобы уничтожить армию карликов под землей.

— Карликов?! — Руф подшагнул к алхимику, чтобы ударить, но рана заставила приклониться. — Да ты сам своими глазами видел, сколько их там и что они могут.

— Я ничего не видел, — ответил Мортимер. На мгновение остался только треск тросов.

— Я тоже, — неожиданно для всех согласился капитан, больше не добавив ни слова.

— И я, — согласилась Ида и обреченно посмотрела на вылупившегося на нее Руфа.

— И я тоже, — со странным акцентом согласился Ганс.

Все уставились на стражника, как на больного крикуна в стае. Они давали выбор: либо прямо сейчас лечись, либо придется тебя оставить на ужин и отправиться дальше без тебя.

— Мрази болотные, — выругался Руф. — Пошли вы все на хер с вашими мнениями и востоком. Я сам… — он хотел договорить, но вовремя себя сдержал, склонившись к пульсирующей ране.

Все снова замолчали.

— Прости, головастик, — сказала Ида. Не успел Руф посмотреть на нее, по его затылку ударили рукоятью меча.

По возвращении в Солтис Руфа по предложению Франка в совете решили отстранить от службы из-за помешательства рассудка. Это подтвердили Мортимер и Парнс. Смерти списали на несчастные случаи, связанные с падением в яму и неосторожной охотой на гидр. На том же совете с учетом личного согласия императора все дальнейшие экспедиции к яме решено было признать нецелесообразными и запретить. Попытки Руфа рассказать правд постепенно переросли в байки от хромого старикашки из таверны Сладкий Джо.

— Сам свои дела решай. Я невни… нени… невменя… — он махнул и устало лег на стойку. — Ты понял.

— Извиняться за прошлое я не собираюсь, — с хрипотцой ответил Парнс. — Скажу, зачем пришел, а потом решай сам.

Руф несколько раз отмахнулся, то ли разрешая ему говорить, то ли пытаясь подозвать Джоанну.

— Я начал следить за Франком месяц назад. Он забирал привезенных на лечение людей.

— И че?

— Хер на плечо. Он не алхимик и не лекарь никакой. Он забирал их незаконно для экспериментов. Люди после них домой только как удобрения возвращались. Напрямую спрашивать я не могу — заподозрят. Я заплатил крысе с развалин, но уже неделю не получал никаких сведений.

— Ты бы лучше в задницу себе эти деньги засунул. Толку тоже ноль, но хотя бы удовольствие, — Руф залился смехом. Локоть, на который он опирался, соскользнул со стойки и старик врезался лбом в стол. — Уй… Я тебе зачем? У тебя вся стража города есть, бери кого угодно и веселись.

— Срать я на тебя хотел, — ответил Парнс, туша окурок в стоящую рядом пепельницу. — Но людей, кому я мог бы доверять, осталось немного.

— И я один из них? — с ироничной усмешкой спросил Руф.

— Нет, — сказал Парнс. — Ида. Но бабка не хочет браться за дело без тебя и Ганса.

— Хм… Я думал, она давно с Талией, сажает червей в человеческий пепел.

Парнс встал из-за стойки, взяв наполненную стопку.

— Решать тебе. Помочь Солтису или пропить здесь все, вплоть до протеза, — сказал Парнс и залпом осушил стопку. На сухом лице прорезался оскал. — Что за дрянь?

— Из дряни здесь только твоя рожа, — ответила Джоанна, протирая кружку на другом конце стойки.

Они недовольно помычали друг на друга, пока Парнс не сдался и не направился к выходу.

— Приду сюда завтра утром. Откажешься, Иде скажу, что ты замерз насмерть. Так что выбор у тебя есть, — добавил бывший капитан и вышел, захлопнув за собой решетку.

После него в таверну залетел ветер, насвистывая только ему знакомую мелодию и укрепив вонь от смеси слизневого масла и выкуренной самокрутки.

Глава 4

«Прибытие локомотива произвело настоящий фурор! Всеобщие крики радости, слезы, воодушевляющий свист и поздравления ознаменовали начало новой эры транспорта»

Ричард Треви, «Первый паровоз: Как это было?»

Паровоз мчал, отбивая неповторимый ритм по железным путям. Станции одна за другой оставались позади, а вагоны заполнялись пассажирами. Впрочем, для транспорта, что мог вместить до двух сотен человек, дюжина занятых мест смотрелась, как оскорбление в копилку проектирующего его инженера.

Маркус подпер подбородок, уперся локтем на раму окна и созерцал за землями Империи. Поля, переходящие в леса, переходящие в деревни, переходящие в горы и так далее. Тем не менее виды гипнотизировали. Оторваться от их умиротворяющей красоты значило бы вернуться в мир проблем и неприятных решений.

Паровоз затормозил, пробудив Маркуса. Он протер подсохшие глаза, зевнул и посмотрел на перрон. Там стояли двое: Один c особой настойчивостью вспомнил текст песни, а второй виртуозно наигрывал на побитом аккордеоне звучную мелодию, посмеиваясь над солистом.

От заглавного вагона раздался пронзительный свист, оповестивший пассажиров о скором отправлении. Музыканты закончили играть, низко поклонились перед невидимой публикой и запрыгнули в отходящий паровоз. Зашли в вагон и сели напротив Маркуса.

— Друг мой, завязывайте. Моим ушам уже больно, — сказал обладатель аккордеона, выпрямился и закрепил инструмент на поясе.

— Ой, ценитель нашелся, — ответил его друг, снимая цилиндр.

— Не поймите меня неправильно, но скрежет ржавых петель звучит лучше, чем ваш голос, — все с тем же добрым смешком сказал аккордеонист и вышел в пролет между сидениями вагона.

— Зато мое лицо не выглядит, как две сгнивших тыквы в мешке, — без тени злости ответил флейтист, встав рядом и безымянным пальцем погладив бровь.

— Будьте добры, достаньте свою дуделку, — рассмеялся аккордеонист.

Из дыры на рукаве разорванного плаща его коллега вынул одну часть инструмента, а вторую извлек из маленького кармашка на спине у правого плеча. Прокрутив их в ловких пальцах, он соединил детали и получил флейту. Повисла секундная пауза.

— Прекрасные дамы и гордые господа! — на весь вагон объявил аккордеонист. — Девочки и мальчики всех возрастов и рас. Не только здесь, но только сейчас вашим прекрасным ушам выпадает возможность послушать чудесные песни в исполнении скромных бродячих музыкантов. Впрочем, хватит пустых слов, — он потянулся ко дну инструмента и дернул за рычажок. С боков медленно выдвинулись два металлических круга с пришитыми мешочками.

Отстучав сапогом с заштопанной заплаткой по полу вагона, он задавал общий темп композиции. Сделав шаг, аккордионист плавно присел, не прерывая игры, так же плавно развернулся на носке и вновь встал на ноги. Флейтист хмыкнул, явно не пораженный пируэтом коллеги, и, облизнув губы, вступил с мягкой мелодией, напоминающей насвистывание птиц ранним утром. Аккордеонист стал играть немного тише.

В танце они медленно спускались вдоль вагона, подыгрывая или, затихая, когда того требовала музыка. Из дюжины сидящих пассажиров трое раскошелились и кинули в мешочки по паре динариев. Дойдя до двери и вместе с тем закончив играть, музыканты поочередно повернулись к публике и поклонились. Посмеиваясь, аккордеонист с натяжкой выпрямился, а его коллега обошелся учтивым поклоном и дружеским пинком. Как ребятишки, которым строгий отец дал лишний час поиграть на улице, хихикая, они направились в следующий вагон.

Внутри снова воцарился неизменный ритм от ударов колес паровоза о железную дорогу.

До пограничного города оставалось больше половины пути. Маркус, слегка взбодрившись внезапным представлением, поерзал, пошлепал себя по ляжкам… Всё. Дела на этом закончились, и он снова прильнул к окну, вскоре заснув.

Пронзительный гудок машиниста разбудил его. Маркус вскочил, как по крику «подъем». Вагон продолжало потряхивать. Пассажиров поубавилось.

Вздохнув, полицейский вытер подсохшую слюну с уголка рта и посмотрел в окно (развлечений в паровозах не то чтобы много). За ним побитые ночными заморозками поля и сочно-зеленые леса сменились высохшими до желтизны холмами. Подобно волнам они могли как разбушеваться, поднимаясь ввысь и вершинами скрываясь в дыму паровоза, так и успокоиться, прижимаясь к земле до уровня дорог.

Живот Маркуса забурчал, напоминая про обед. Полицейский полез в мешок с припасами. Яблоки, скрученные куски вяленого мяса, яйца размером с большой палец, половина подгоревшего бобового хлеба и закупоренный кувшин с водой. Маркус взял яблоко и откусил. Кислое, как лимон. Полицейский напряг каждую мышцу лица.

— Прошу прощения, многоуважаемый господин, — Маркус повернулся, чуть испугав аккордеониста. — Ух ты! Вам плохо?

Маркус причмокивал, отрицательно качая головой.

— И снова прошу прощения, но в связи со сложившимися обстоятельствами, в которые я и мой коллега имели неосторожность попасть, вынужден отвлечь вас от трапезы, — он говорил уверенно и благородно, словно какой-то почитаемый граф, а не бродячий музыкант в рваном пальто. — Понимаете ли, наши запасы провизии иссякли, почему я осмелился попросить вас о небольшом одолжении, а точнее просьбе, вследствие которой вы спасли бы двух попавших в неприятную ситуацию джентльменов.

Маркус очень медленно прожевывал яблоко, вытаращившись на благородного бродягу. Позади на других лавках сидел его друг, с ухмылкой ожидая результата.

— Так что ты… То есть, вы хотите? — неуверенно спросил Маркус. Послышался смешок флейтиста.

— Глубоко неприятно вас отвлекать, но вы не могли бы дать мне и моему коллеге по одному яблоку из вашего мешочка. Этим благородным жестом вы сможете помочь двум музыкантам провести пару минут за трапезой. — Маркус потянулся к мешку, достал два яблока с двумя кусочками вяленого мяса и протянул музыканту.

— Премного благодарен за вашу доброту, — ответил тот и взял предложенную еду.

Аккордеонист отвесил низкий поклон, плавно развернулся на пятке и носке и вернулся к удивленному другу.

— Когда-нибудь тебе все-таки откажут, — сказал тот, разделяя скромный паек.

— Когда-нибудь это обязательно случится, друг мой. И это будет самый грандиозный провал в моей карьере.

— Прям уж самый грандиозный? — флейтист из дыры на плаще вынул ножичек и отрезал дольку яблока.

— Согласен. Второй по грандиозности после знакомства с твоей сестрой, — флейтист наставил острие на друга.

— Сестренку не трожь. Из-за нее ты продолжил заниматься музыкой.

— Нет, — ответил аккордеонист, надкусывая яблоко. — Из-за нее я познакомился с вами.

Флейтист склонился, слыша, как ухмыляющийся коллега грызет фрукт.

Из дверей вышел помощник машиниста, мокрой тряпкой оттирающий лицо от угольных пятен. Он прошел вдоль вагона и дважды объявил о скором прибытии на станцию Кеёса.

Дожевывая мясо, аккордеонист поднялся и повесил за спину инструмент.

— Нам пора. Нас ждут великие дела!

— Какой у нас план? — спросил его флейтист, завернув остатки мяса в ткань и сунув во внутренний карман плаща.

— Планы строят слабые духом. Сильные же бегут навстречу судьбе и разбивают ей лицо кулаком импровизации и авантюризма. Вставайте!

Наигрывая по ноте на каждый шаг, он подошел к двери, отвесил поклон Маркусу и вышел на открытую площадку между вагонов. Флейтист, схватившись за ручку двери, уперся пятками в ее основание и, придерживая цилиндр, буквально закинул себя в проем.

— Так, а теперь давай серьезно. Что делаем? — послышался его голос из-за стенки.

— Как же вы все-таки надоедливы, — заговорил аккордеонист. — Минуту назад я предложил вам прекраснейшую идею, а вы никак не успокоитесь.

— То есть мы и вправду пойдем, куда глаза глядят?

— Разумеется нет. Я бывал в психушке, но ум мой не затуманен, — он рассмеялся. — План должен быть, но не больше двух пунктов за раз. Мы, мой друг, вернемся в столицу следующим паровозом и встретимся с коллегой, а потом направимся куда захочется, — послышался обреченный вздох флейтист, а за ним последовал и смех.

До остановки на станции они играли простую и убаюкивающую мелодию, стоя на открытой площадке.

По прибытии Маркус открыл окно и высунул голову. Музыканты синхронно спрыгнули с паровоза, разгоняя ритмы под стать открывшемуся перед ними городу.

Вспоминая о Кеёсе, люди всегда упоминают никогда не гаснущий свет. Тысячи паровых ламп в каждом уголке города, поддерживали в нем жизнь. В подавляющем большинстве экономика держалась на тавернах и публичных домах с девушками на любой вкус, от нежно белых, как молоко, до непроницаемо черных, подобно углю. Для особых извращенцев предусмотрели женщин пониже или с интригующими инструментами, а также со всевозможными протезами.

По улицам расхаживали богатеи или авантюристы, желающие испытать удачу. Сюда слетались толпы поехавших головой инженеров со всего Ориона. Здесь их странные изобретения, не найдя пристанища в реальном мире, выставлялись напоказ перед заведениями в качестве экспонатов. Иногда они использовались по назначению, упрощая быт и пересчет монет. Так что Кеёс по праву можно было назвать прогрессивным.

Но ограничиваться изобретениями город не собирался. Он вобрал в себя десятки тысяч умов будь то алхимики, не прошедшие обучение в университетах, или сумасшедшие, утверждающие о возможности предсказывать будущее. Здешние владельцы таверн платили за все, что могло добавить их заведению индивидуальности.

Маркусу видел лишь Кеёса, точно оголившееся плечо подмигивающей красотки. Слухи об этом месте летали по всей Империи. Здесь осуществлялись самые постыдные желания и здесь же угрызения совести подработали вышибалами. Неопытный путник ошибочно приписывает город к раю сводных умов, но вскоре узнает к чему приводит неограниченная свобода и финансирование.

Раздался пронзительный свист. Паровоз тронулся.

На пироне Маркус заметил одинокого мужчину. Он выглядел точно чья-то тень захотела побродить по объемному миру. Черный длинный плащ со смолянистой шляпой с широкими полями, непроницаемые для света сапоги и будто сгоревшие перчатки перчатки. Он с кем-то спорил, махая руками, как истерик, то поддерживая офицерскую выправку, то горбатясь, как пьяница. В миг, когда последний вагон проезжал мимо, мужчина схватился за перилла и забрался внутрь.

Некоторое время спустя из дальней двери вышел помощник машиниста. Трижды крикнул про конечную станцию и ушел. Быстро, понятно, но чуть-чуть странно. Маркус посмотрел на огрызок, который он припрятал в полости между стенкой и сидением, и переложил в карман.

За окном снова появились плывущие холмы. Время перевалило за вечер. Солнце погружалось в сон, в отличие от выспавшегося сержанта. Играя в детектива, он изучал коричневую кожу, что обтягивала лавку напротив. Путем размышлений он сузил круг подозреваемых до двух.

«Дарначья или лошадиная, — подытожил он в мыслях. — Дарнаки с севера, кожа плотная и грубая. Сядет на нее разве что дебил. Значит, лошадиная. Выходит дороже, но задница от нее не превратится в камень».

Демонстративно стряхнув с плеча пылинку, Маркус откинулся на спинку, закинув голову назад. Под прицел его лени попал потолок. Точнее рисунок девушки с тремя руками, одним большим глазом на пол-лица и волосами из водорослей. Нижняя ее половина смазалась, напоминая хвост призрака, вылетавшего из щели между досок.

Щелкнув пальцами, он потянулся к сумке со снадобьями.

— Ну конечно! Кармашков полно, а все в куче валяется.

Он вытащил колбочку красного цвета и прочитал на бумажке: «Для обрабатывания ран». Откупорив крышку, поднес горлышко к носу и сразу закрыл, отплевывая осевшую на языке мерзость. Полоска бумаги на склянке с темно-зеленой жидкостью гласила: «От проблем с желудком». Ее Маркус открыть не осмелился. Пересчитав все содержимое и аккуратно распределив его по кармашкам, он завязал сумку и оставил в покое.

Ни с того ни сего паровоз снизил темп. До пограничного города оставалось чуть больше часа. После осмысления случившегося, воображение пассажиров подкинуло варианты и, судя по реакции отдельных из них, не самые приятные.

Женщина на третьем ряду, чересчур переволновавшись, толкнула похрапывающего у окна мужчину. Тот, будучи в два раза больше спутницы, отодвинул ее, за что получил пощечину. Шляпа с его головы упала на пол. Мужчина, потирая щеку, громко забубнил на девушку, но заметив, что едет не один, слегка поутих. Женщина полушепотом объясняла ситуацию, одновременно развязывая конфликт и привязывая кошелек к шнуркам на корсете под темно-зеленым платьем. Надев шляпку в тон платью, она приказала мужчине взять чемодан и, стараясь выглядеть естественно, подошла к дальней двери вагона. Мужчина, ворча под большой нос, поднял с пола серую шляпу, отряхнул ее, надел на полысевшую голову и потащил чемодан к спутнице.

Состав остановился. За исключением деревни, видневшейся на горизонте, вокруг оставались лишь засеянные поля. Внутри вагона становилось тесновато от расширявшегося напряжения. Женщина стучала сапогом по полу, торопя надрывающегося спутника в сером костюме. Тот из-за отдышки вскрикнул на нее и распахнул дверь.

Его широкая спина закрывала вид за проемом. Рука в черной перчатке аккуратно обхватила плечо мужчины и отодвинула. Появилась та самая тень из Кеёса. Внимательно посмотрев на лица оцепеневшей парочки, она нерасторопным шагом двинулась по вагону. Она останавливалась у каждого пассажира, всматривалась в испуганное до полусмерти лицо и без слов шла дальше.

Рука Маркуса сама потянулась к полицейскому ножу на поясе. Тень приближалась и наконец, остановилась рядом с последним пассажиром. Не разжимая пальцев хватки, Маркус быстренько осмотрел ее. Старый выцветший плащ ниже колен закрывал тело, а кожаные перчатки не позволили разглядеть кисти. Незнакомец поправил шляпу, и Маркус увидел его лицо, точнее ту часть, что не была скрыта за полями шляпы и грубо повязанным бинтом с засохшими бурыми пятнами. Бледная потрескавшаяся кожа и померкшие белки глаз с безжизненными зрачками. Последние изучали человека. Складывалось непонятное ощущение, как если бы смотрел не один незнакомец, а несколько человек сразу.

Тень направилась дальше и начала с кем-то спорить. Разобрать речи было практически невозможно, но незнакомец, устав от пререканий, замолчал, затянув слетевший бинт с губ.

В дверь вошел помощник проводника и, открыв рот, потерял дар речи. Некоторое время он пялился на незнакомца, скрывая подрагивающую губу за большими усами.

Тень изучила его лицо, прошла мимо, сошла с паровоза и двинулась к видневшейся вдали деревни.

Помощник машиниста прочистил горло и прошел через вагон, оповестив о скором начале пути. Женщина в зеленом платье предъявляла спутнику про дешевизну билетов, на что тот вытер лицо карманным платком и молча вернулся с вещами на место. Остальные сидели с круглыми от удивления глазами. Впрочем, не прошло и минуты, как они понемногу вернули замученные поездкой лица.

Маркус сжимал рукоять, вспоминая лицо тени. Оно отдаленно напоминало лицо давно сгнившего трупа, высохшего под палящим солнцем.

Наконец ослабив хватку, он равномерной струйкой выпустил воздух из-за рта. Переложив сумку, Маркус пересел на место напротив и постарался отвлечься пейзажем, на котором показались первые заснеженные вершины гор.

Паровоз приближался к конечной станции. В окне открывался пограничный город Монтибус. Его построили между двух скалистых хребтов, закрывая брешь в границе Империи. Из-за удачного расположения упрощалась работа с желающими ее пересечь. Пропускали всех, кто мог ответить на несколько простых вопросов и успокоить взволнованных пограничников вместе с ручными крикунами.

Забракованным желающим давали следующую попытку только по истечению одиннадцати месяцев. На левой руке таких оставляли татуировку в виде широкой полосы. Если же рисунков появлялось больше двух, их обладателю навсегда запрещался въезд в Империю. При этом выйти из нее мог кто угодно, при условии, что он не числился в розыске.

Данную систему использовали с незапамятных времен и, несмотря на некое варварство, менять не собирались. Во многом за счет надежности и отсутствия бесконечных стопок исписанных приметами бумаг. По старым правилам вместо татуировки оставляли глубокий шрам, но впоследствии, от этого отказались из-за частых жалоб на заражение после надрезов.

Пометка касалась только взрослых. Детей, не достигших зрелого возраста, оставляли чистыми, однако не пропускали через границу без родителей или ответственных.

Состав остановился, напоследок слегка качнув пассажиров, имитируя дружеское похлопывание перед неизбежным расставанием.

Маркус переоделся в рубаху с длинным рукавом, поверх застегнул кожаный жилет, а нож убрал в сумку. Туда же отправились алхимические запасы. Закинув потяжелевшую сумку на плечо, он зажал дырку на мешке с провизией и пошел к выходу.

На перроне возвышались ребристые колонны, поддерживающие навес с названием города. Сразу за ним вырастал край хребта, чья вершина касалась облаков.

Вдохнув поглубже свежего воздуха, Маркус спустился с открытой площадки вагона на выложенный из камня перрон второго пути. На первом — пара десятков человек ожидали отправки паровоза. Одежды — минимум. Дамы в легких полупрозрачных платьицах, еле достающих до колен, и сандалиях. Мужчины обошлись свободными рубахами с расстегнутыми пуговицами, подвернутыми брюками и расшнурованными сапогами.

— Эй, — послышался чей-то женский голос.

— М? — Маркус повернулся и увидел темноволосую девушку в легкой накидке. Она держала сложенную заводную птицу и развернутую записку.

— Это ты… — она посмотрела на клочок бумаги, — Маркус?

— Ага. А вы человек, который должен был меня встретить, — сказал он. Ошибиться было трудно. Вряд ли кто-то еще из городских стал бы ждать полицейского с другого конца Империи и к тому же с верным именем.

— Не-а, — ответила она, затем посмотрела на заходящее солнце. — Не совсем, точнее. Сегодня переночуешь у нас. Поедем в Кренгард завтра.

— В смысле не совсем? — переспросил Маркус, вытянув шею вперед.

— Давай я объясню все дома? Ты устал и все такое, но до темноты надо бы вернуться, — Маркус посмотрел на заходящее солнце.

— Точно, — ответил он, поправив наплечную сумку. — У вас же тут тоже что-то непонятное с погодой по ночам?

— Ага, — отреченно ответила она, убирая записку с птицей в карман штанов. — И давай сразу перейдем на ты. Лицом ты не особо тянешь за что-то значимое и не старое.

Маркус шага не успел сделать, а уже захотел ударить ее по лицу.

— Чудно. Сейчас людей должно быть немного, быстро дойдем.

Она двинула к переходному мостику над путями. Маркус пожал плечами и нахмурил брови.

«Не совсем?», — повторил он в уме.

Конкретных причин не доверять девушке не было. Начальник стражи не сказал, кто именно будет его встречать, но этот ее ответ… С другой стороны, если она мошенница, то могла хорошо подготовиться. Если, конечно, не тупая. Может тупая? На всякий случай сержант вспомнил, куда положил нож.

Девушка перешла на другую сторону и только потом увидела, что за ней никто не идет. Тогда она зажмурилась, подняла руку и с равным интервалом трижды щелкнула пальцами. После этого… действия, которое словно бы должно было переместить ее куда-нибудь в другое место, она взглянула на Маркуса.

— Ты что-то забыл? — крикнула она.

— Нет, нет. Уже иду, — выкрикнул Маркус и поспешил к мостику.

Когда они проходили над составом, машинист дернул за канат и паровоз издал пронзительный гудок. Маркус зажал уши, почувствовав, как сжалось сердце, и вздрогнул. Девушка впереди схватилась за поручень и дернула за него, но прикрученные железки оказались прочнее. После неудачной попытки она застыла, глубоко вздохнула и снова трижды поочередно щелкнула. Заметно успокоившись, расцепила хватку, проверила Маркуса и как ни в чем не бывало пошла дальше.

«Ага. Она чуть-чуть поехавшая. Лучше, чем думал, но хуже, чем надо».

Когда они спустились к станции, состав тронулся и напоследок окатил теплым паром парочку оставшихся на перроне. Те, размахивая дым, прошли мимо ребристых колонн в здание станции. Маркус нагнулся за монеткой, застрявшей между кирпичами внизу, и обратил на странно извивающуюся линию цемента. Линия заворачивалась в рыбий хвост, а тот переходил в женское тело. К сожалению, то за долгие годы стерлось пассажирскими ногами.

Преодолев гигантский по масштабам зал, где, судя по закрепившемуся запаху пота, днем толпились желающие перейти границу, Маркуса встретили семь усталых за смену глаз.

Двое взрослых мужчин в белой форме закрывали выходом. У обоих на ремнях дубинки и дисковые револьверы, а руки до локтей плотно забиты рисункам со сражающимися животными и надписями на разных языках. Рядом сидел крикун, прикрывший. Как только приезжие подошли ближе, он высунул длинный цилиндрический язык и открыл третий глаз на лбу.

— Ершик, тихо ты, — приказал пограничник с формой не по размеру. Она была слишком большая и висела на нем, как мешок.

Крикун оббежал Маркуса и языком полез к припасам.

— Мясо у тебя там? — спросил второй, лениво отбивая резиновый мячик от пола.

— Ага… Да отстань! Ты все равно вяленное не будешь, я не знаю что ли? — ответил Маркус, подняв мешок над головой. Крикун встал на задние лапы и, упершись передними на живот полицейского, достал до зажатой дырки языком.

Пограничники ухмылялись.

— Дай кусочек, не жадничай, — попросил тот, что с резиновым мячиком.

Маркус скривил губы. Он опустил мешок, достал из дырки две бурые полоски мяса и двумя пальцами поднес к крикуну. Тот обвязал лакомство языком, словно змея жертву, лег на пол и зажевал.

— Он всегда такой милый? — спросил Маркус, чуть отступив от зверя.

Те посмотрели на него, как смотрят обычно чем-то оскорбленные пьяницы.

— Если бы он захотел, — начал тот, что с картинками, — то жевал бы твою ногу.

Маркус не понаслышке знаком с натренированными крикунами. Еще курсантом его обучали усмирять их и наглядно демонстрировали на подвешенных тушах, как свирепо и беспощадно они могут разбираться с нарушителями. Они могли в кратчайшие сроки разыскать нарушителя длинным языком и в одиночку обезвредить его. Встречи с такой тварью в лучшем случае заканчивались глубокими ранами от укусов, в худшем — судьбой подвешенной туши.

— Слушай, — одернула его девушка, — извини, но если ты закончил действовать зверю на нервы, то пара валить! — ее тон был пропитан ненавистью. Маркус в растерянности поглядел на пограничников, те в такой же растерянности поглядели на него.

Чтобы долго не оставаться с ней поблизости, пограничники быстро сверили полицейского с лицами разыскиваемых и пропустили обоих в город.

Желающих перейти границу с каждым годом становилось больше, но удавалось это лишь пятой части из них. Многие возвращались в родные дома и смиренно дожидались следующей попытки, а нередко и вовсе отбрасывали глупую мечту. Но оставались и те, кто воспринимал отказ в штыки. Одни начинали буянить, за что получали дубинкой и несколько новых дыр в обнаглевшем теле. Другие же, более терпеливые, выстраивали жилища на окраине города, тем самым увеличивая его площадь. Из-за разнообразия осевших здесь наций Монтибус заполнился различными культурами. Его улицы напоминали скорее диковинный музей с экспонатами со всего севера Ориона, чем пограничный имперский город.

Новые жители с одной или чаще двумя засечками месяцами придумывали способы перехода границы. Благодаря им среди стражников по Империи разлетались застольные истории. Например, гномы для обхода ненавистной системы прикидывались детьми и платили не отмеченным людям, чтобы те сыграли их родителей. В редких случаях! В очень редких! В настолько редких, что было всего один раз и об этом лучше не вспоминать. План срабатывал, но чаще — нет. Не нужно быть специально обученным пограничником, чтобы отличить ребенка от подвыпившего гнома, выдающего себя за десятилетнего мальчика с редким заболеванием, влияющим на ускоренный рост бороды.

Солнце неторопливо скрывалось за горизонтом, видневшимся со склона улицы, напоследок освещая верхние этажи высоких домов. Маркус с девушкой шли по центральной улице. Закрытые ставни на окнах, замки на дверях, стены, покрытые непонятной серебреной тканью и ни единого жителя.

Не заметив, что спутница осталась где-то позади, Маркус вышел к краю склона. Город внизу напоминал выливающееся из берегов цветущее озеро. Немногие оставшиеся там жители спешили спрятаться от надвигающейся ночи.

Над домами гордо возвышались деревья Ашны с огромной шапкой из сиреневых листьев. Они неумолимо тянулись вниз, извиваясь и запутываясь, порождая своеобразный танец, скрывающийся за крышами домов. Всего три-четыре ствола по городу, но внушали они гораздо большее величие, чем любое другое здание под ними. По словам Зигмунда, в одном таком дереве могли спокойно уместиться несколько полноценных семей санов. Когда солнечный свет окончательно перестал окутывать город, в кронах деревьев то тут, то там зажигались огоньки.

«Как они тут вообще что-то вырастили?» — подумал Маркус и присмотрелся к свету. В нем будто чего-то не хватало.

Послышался глубокий вздох и три последовательных щечка пальцами.

— Послушай, — умеренно спокойно начала девушка. — Я понимаю, что вид завораживает. Но если ты не хочешь покрыться румяной корочкой, нам надо бы войти в дом.

— Да, согласен, — ответил Маркус и пошел к ней.

Девушка ждала у открытой двери дома. В слегка пугающем нетерпении она сжимала связку ключей, ни разу не моргнув.

Маркус погружался в невидимое поле безумия и злости, витавшее вокруг девушки. По его лицу стекли две капли пота, а рубаха под кожаным жилетом прилипла к телу. Спутница также страдала от жары. Ее намокшие локоны закрывали лицо, но сдувания их ртом никак не помогали.

— Заходи, мля! — вырвалось из нее.

Маркус, выращенный под нескончаемыми приказами командира в академии, в иной ситуации оставил бы ее крик без внимания. Однако подкрепленный чистой ненавистью в глазах и тяжелым прерывистым дыханием, он дал понять, что гораздо безопаснее будет подчиниться.

Холодный воздух в доме приятно остудил легкие. Внутри оказалось рядовое имперское жилье со стандартной деревянной мебелью в строгих и четких углах и идеально ровными стенами с прикрепленными к ним трубами для паровых ламп. Кругом царила по-армейски особая чистота и порядок, что вдалбливалась в головы курсантов с малых лет.

Маркус не страдал от подобных симптомов. Во многом это была заслуга его своеобразного взгляда на жизнь. Когда курсанты по приказу убирались в казарме, он умышленно спорил с сержантом в присущей его отцу манере. Когда излишнее спокойствие и уверенность выбешивали собеседника, в наказание Маркуса отправляли в караул, где на наблюдательной вышке он рисовал и вырезал по дереву

Из изобилия заурядных деталей интерьера выделялся вручную созданный камин у дальней стены.

— Проходи, — скорее приказала, чем предложила девушка, закрывая двери на замок. — Я наверх. Есть будешь? — Маркус вспомнил о надкусанном яблоке в кармане.

— Перекусил бы чего-нибудь. Если можно, — двумя пальцами он вынул покрывшийся корочкой яблоко.

— О! Дай сюда, — она выдернула его из руки и быстро поднялась по лестнице на второй этаж.

— А… лады.

Маркус раскрыл шторы, чтобы вечерний свет мог проникнуть в комнату. Прогулялся среди мебели, нашел вентиль за шкафом и зажег паровые лампы. Огляделся, сбросил вещи и уселся в кресло перед потухшим камином. Аккуратный из глины и кирпичей, без грамма цемента. Над ним торчала полка с книгами. Маркус приподнялся, но увидев корешок: «За авторством блистательного Зигмунда Тейна», сел на место.

Девушка спустилась в легком халате. Лампы у лестницы отказались загораться, поэтому первые несколько мгновений был слышан только скрип ступеней. Она несла поднос c глиняной миской, деревянной ложкой в ней и двумя деревянными кружками. Приятный кисло-сладкий аромат принудил Маркуса закрыть глаза и насладиться. Девушка долго металась от стакана к стакану. Из прикушенной губы вот-вот должна была просочиться кровь, но девушка вовремя определилась и жадно залилась напитком. Напряжение в теле спало, и она расплылась в кресле, как растаявшее масло.

— Извини, — с непривычно спокойным тоном начала она и подняла кружку. — Это от нервов. Здесь яблоки нереально найти. А если не пить эту дрянь, начинаю срываться.

— Щелчки тоже к этому? — спросил Маркус, забирая с подноса миску и деревянную ложку.

— М… за это тоже извини, — она сделала еще глоток, значительно меньший, чем первые. — Они помогают держать ритм. Забудь в общем, — она хмыкнула, пригубив напиток.

На пару минут трапезы в комнате воцарилась тишина. Маркус поедал овощную похлебку, вспоминая, должна ли она была быть такой холодной, а девушка допивала отвар.

Прохрустев листом красной капусты, Маркус взял с подноса вторую кружку с водой и сделал пару глотков.

— К вопросу на перроне, — начал он. — Объяснишь, что значило твое «не совсем»?

— Это значило, что значило.

— А-а! Теперь-то ясно стало, — хмыкнул Маркус.

— Не умничай. Тебя должен был встретить, отец. Ганс, если тебе это что-то говорит.

— А где он?

— Умер.

Маркус сжал губы.

— Вчера тело сожгли. Отправили к Талии, так сказать — цокнув языком, добавила она.

— Что-то ты больно спокойная.

— Не обращай внимания. Это побочный эффект.

— От отвара? — уверенно предположил Маркус.

— От профессии, — охотно поправила девушка. — Я ученый, по крайней мере так себя помню. Смерть — это вполне обыденная вещь, — она слегка улыбнулась. — Но на кремации пустила пару слезинок.

— А…

— Хватит, — она встала с кресла и подошла к окну. Все ее движения были отточены и изящны, что никак не вязалось с той неуравновешенной психопаткой, что стояла у двери некоторое время назад. — Утром отвезу тебя к окраинам Кренгарда. До пирамиды сам доберешься.

— А что так?

— Не горю желанием там появляться.

— Как хочешь, но я бы на твоем месте съездил, — сказал Маркус, поставив кружку на поднос. — Где потом тебя искать?

— Прости? — переспросила девушка, проверяя, нет ли в оконной раме щелей.

— Мне потом как-то успеть на паровоз до Солтиса надо. Я как бы рассчитывал, что ты подбросишь меня обратно, — девушка удивленно посмотрела через плечо на сидящего в кресле.

— Хех… — она перебирала пальцами, вспоминая имя, — Маркус. Я тут случайно. Тебе помогаю только в память о Бате. Ты извини, но я тебе ничего не должна и завтра утром уеду в столицу…

— Так поедем вместе, — перебил ее Маркус. — Ну приедешь на полдня попозже, что такого-то?

— В Солтисе мне нужно будет успеть на пароход за пар…

— Спорим он не последний в мире? — не сдавался Маркус. — Тебе все равно придется как минимум дожидаться утра, чтобы хотя бы на улицу выйти и не околеть. А так вместе днем поедем…

Девушка подняла указательный палец вверх, заткнув жестом настырного гостя. Она глубоко вздохнула и равномерно выдохнула через нос.

— Завтра я отвезу тебя к Кренгарду и точка, — заключила она. — Можешь попросить кого-нибудь тебя подбросить. Прихожане иногда торгуют с местными и катаются сюда с караванами, — она опустила палец.

Не взглянув на гостя, девушка забрала поднос и направилась к лестнице. Поднявшись на несколько ступенек, остановилась.

— Спать будешь внизу. Располагайся, как хочешь. Хозяину уже все равно.

Маркус оглянулся и приметил кушетку у стены, хотя та по размерам была чуть ли не вдвое меньше него.

— Туалет за той ширмой, — девушка указала на навес в неосвещенном углу. — На улице нельзя, думаю, знаешь почему.

— Да, — недовольно ответил Маркус. — Замерзнуть насмерть в мои планы не входило.

— Замерзнуть? — переспросила девушка. — Ты в курсе, что тут творится?

Маркус молчал. Он не был в курсе, но признать — значило проиграть. И молчать тоже значило. Короче говоря, он в дерьме.

— Нахер думать, что там за границей города, верно? — рассудила девушка. — Если коротко, то у вас там смертельные холода, а здесь — невыносимая жара.

Она смотрела, как Маркус разводил руками и чесал поднятые брови, эмитируя мыслительный процесс. Бросив попытки объяснений, девушка почесала подносом спину и поднялась на второй этаж.

«Какого черта? — размышлял он. — Мороз — это та ещё жопа, но жара, жарящая до корочки — это магия какая-то, — некоторое время он не шевелился, бездумно всматриваясь в уголь. — Она бредит».

Соскользнув с кожаной обивки, он подошел к стеклу и приложил ладонь. Маркус чувствовало, как по ней протекает тепло. В Солтисе из-за частых дождей улиц под вечер покрывались инеем, а здесь из трещин на протоптанной земле шли прозрачные струйки пара. Маркус завороженный зрелищем забылся и его ладонь ошпарило. Он одернул ее красную и горячую.

«Абсолютно у каждого явления есть логическое объяснение. Нам остается самое интересное — найти его». Сказанные в далеком прошлом, слова Зигманда не отпускали Маркуса долгие часы. В воздухе витали остатки отвара. Cо второго этажа доносилось сопение, равномерно разлетающееся по углам комнаты.

Открыв в усыпляющем зевке рот, Маркус посмотрел на кушетку. Повезло, что она оказалась на одном уровне с креслом. Пара инженерных манипуляций и получилась нечто отдаленно напоминающее кровать. Подложив под голову теплые вещи, он погасил свет и лег спать на постеленный на кушетку навес для палатки.

— Вставай, — сквозь дрему послышался женский голос. — А то пешком пойдешь.

По заспанному прищуру и вмятине на щеке от веревки опытных лекарь бы сказал, что Маркус не выспался.. Тело ныло от боли, а левый бок, в который упирался подлокотник кушетки, молил о пощаде.

С сочным хрустом в спине он разогнул спину и дождался пока кровь потечет по онемевшим конечностям. Девушка открыла входную дверь. Потекла какофония уличных звуков. Выделялись звонкие нити детских голосков и мощные удары парового молота по наковальне.

— Собрался? — спросила девушка у умиротворенно сидящего Маркуса. Тот вдохнул и протер ладонью лицо.

— Угу! Я… — он зевнул, не успев договорить.