Бесплатный фрагмент - Опасный нарцисс

О книге четвертой

Это книга о детях-нарциссах. Если в предыдущей книге мы говорили о нарциссических родителях, калечащих своих детей, то в этой книге мы поговорим об обратной ситуации. Почему дети становятся нарциссами? Что это — гены или среда? Насколько в этом виноваты родители? Как растить ребенка, если его второй родитель — нарцисс? Как предотвратить развитие нарциссического расстройства личности у ребенка? Стоит ли ребенку общаться с нарциссическим отцом после развода? Как защищать ребенка, если он по закону должен общаться с нарциссическим родителем? Что делать, если ваш ребенок уже демонстрирует ярко выраженные нарциссические черты? Что надо делать молодым родителям и будущим мамам, чтобы избежать подобной ситуации? И как быть, если ваш взрослый ребенок уже стал нарциссом? Ответы на эти вопросы вы найдете в этой книге.

Глава 1. Как воспитать нарцисса: Владимир о своем детстве и причинах нарциссизма

(видео 143—152, с дополнениями)

Разумеется, вы, читатель, ни в коем случае не хотели бы, чтобы ваш ребенок стал нарциссом. Но что же делает из детей нарциссов? Почему так получается, и что надо делать, чтобы предотвратить это?

Здесь я представляю вам серию писем Владимира, официально диагностированного нарцисса, которые он адресовал мне. После того, как я сделала о нем, с его разрешения, серию видео, основанных на его откровениях в интернете (смотрите книгу вторую, главу 2 «Самоанализ нарцисса Владимира»), он продолжил самоанализ, углубившись в свое детство и размышляя о причинах нарциссизма. На основании этой дополнительной серии писем и построена данная глава. Несколько позже, прочитав вторую книгу этой серии, он прислал мне свое письмо, адресованное его матери, в котором он на 35 страницах очень ярко изложил историю своего нарциссизма и свои нарциссические переживания. С его разрешения, некоторые фрагменты из этого письма я также включила в представленные ниже откровения Владимира.

Фрагмент первый. Как вырастить нарцисса: Восхваления и обвинения

«Меня всегда считали лучшим. Мать прямо говорила мне тысячу раз, какой я гений, что я умнее всех в классе. Ей поддакивали бабушка с дедушкой, отец вообще считал, что «они все — полные дебилы, один ты умный». Эту же песню поддерживали и учителя. Они, конечно, не называли всех остальных идиотами, но меня хвалили ежедневно, ставили в пример, рукоплескали, вешали на доску почета. И даже одноклассники считали меня гением, хоть и не любили меня за это. Тем более, наша семья была богаче их всех, несмотря на то, что отец вечно спускал деньги в канализацию.

Мать настаивала, что я буду, я должен быть великим ученым (она сама хотела в молодости стать океанологом, но не вышло, и она очень часто об этом говорила). Мол, «я не добилась в своей жизни того, чего хотела — ты добьешься»».

Мать сама не добилась успеха в науке, а теперь хочет, чтобы сын достиг этого. Это нарциссическое расширение матери. Она хочет стать успешной и знаменитой за счет сына.

«Каждый день я что-то делал, рисовал, читал (чтобы потом матери продекламировать прочитанное, похвастаться своим умом), мастерил, учил — и все это для того, чтобы потом прийти к ней на кухню и получить дневную дозу комплиментов, уверений в том, что я гений, что я самый умный, и так далее. Дальше она опять занята — она не прогоняет меня напрямую, но было понятно: сделал дело, гуляй смело. Общения не будет. Она не ругала меня за неудачи (которых почти не было), но хвалила — только за успехи! Или чтобы подчеркнуть мое превосходство».

Здесь мы видим, что нет принятия ребенка за то, что он такой, какой он есть, а есть кодирование на славу и успешный имидж. Хвалить ребенка — это хорошо, если это идет от сердца, сопровождается потоком любви и заботы. В данном же случае похвала была одобрением за то, что прославляет саму нарциссическую мать. И все ее восхваления — это не забота о ребенке, а забота о себе, о том, чтобы гордиться перед другими собой, как лучшей матерью.

Это классика в воспитании нарцисса — поощрение ребенка за то, что он соответствует вашим ожиданиям, делает то, что нужно вам, а не то, что интересно ему. Если хотите вырастить нарцисса — так и делайте. Хвалите не за то, как он сам проявляет себя, находит себя, понимает себя, становится самим собой, как он развивается по сравнению с собой вчерашним, а восхваляйте только за то, что надо вам, и при этом обязательно сравнивайте с другими: «Ты лучше всех».

«Причем, так вышло, что моё рождение как бы прервало её „головокружительные перспективы“ до 1991 года. Она этого прямо в упрек мне не ставила, но все время говорила, сколько она мне отдала, и что именно из-за меня она бросила работу и вынуждена была сидеть дома, именно из-за меня вынуждена терпеть отца, и т. д. и т.п.».

Мать постоянно внушает сыну чувство вины: «я так собой пожертвовала, мне памятник надо ставить». Причем она это делает не открыто, а скрыто. И чувство вины очень хорошо работает в сочетании с восхвалением. Это довольно эффективный манипулятивный маневр: «Ты виноват, потому что я пожертвовала, и теперь, будь добр, скомпенсируй мне мои потери — стань лучшим и прославь меня в том, что я хочу».

Сама она была «лучшей матерью» (с ее слов), хотела быть лучшей во всем, того же ждала и от ребенка — воспитывала комплекс отличника, перфекциониста, который не имеет права на ошибку. При таком подходе воспитывается робот, запрограммированный на безошибочные действия, со всеми сопутствующими комплексами — тревожностью, неврозом, и тому подобное.

Хотите воспитать нарцисса? Запрещайте ребенку ошибаться и быть несовершенным.

Вообще-то, если ребенок хочет достичь в чем-то совершенства, то это хорошо, но только в том случае, если это его собственное желание, и достичь этого он хочет в той области, которая ему интересна. Тогда это не сковывает его развития, не лишает его удовольствия от результата своей деятельности. Но если ребенка хвалят только за достижения, и отказывают в похвале за малейшее несовершенство, то такие похвалы становятся заменителем родительской любви, которой он оказывается лишен. Он вынужден добиваться совершенства, чтобы заслужить хоть крохи родительского внимания.

Что происходит впоследствии с таким запрограммированным на перфекционизм ребенком, когда он сталкивается с другим социальным окружением, в котором люди не всегда готовы восхищаться его достижениями и гениальностью? В своем письме матери Владимир приводит отрывок из статьи А.Б.Холмогоровой и Н.Г.Гараняна «Нарциссизм, перфекционизм и депрессия», который, как нельзя лучше характеризует историю превращения его в нарцисса:

«Возможен и такой сценарий развития личностного расстройства — атмосфера восхищения и делегирования определенных ролей, в которых родители воплощают свой идеализированный образ. Рано или поздно наступает неизбежное обнаружение несоответствия этому образу, что становится предметом стыда и мучительных переживаний… Главным стремлением такого человека становится сокрытие „неудовлетворительной правды о самом себе“ как от себя, так и от других. Лишенный возможности предъявить миру свое подлинное Я, он тратит всю душевную энергию не на развитие своих задатков, а на поддержание ложного образа Я. В конце концов, его душа начинает напоминать выжженную пустыню, где нет места спонтанному движению, где вся душевная жизнь сконцентрирована вокруг поддержания идеализированного образа Я и попыток оправдать ожидания окружающих. Парадоксально, но при этом он оказывается совершенно отрезанным от других людей» (выделенные фрагменты подчеркнуты самим Владимиром).

Вина + восхваление + отсутствие любви — вот идеальный рецепт для воспитания нарцисса. Используйте эти ингредиенты каждый день, чтобы вырастить нарцисса. И избегайте этого сочетания всеми силами, если вы хотите, чтобы ребенок нарциссом не стал!

Фрагмент второй. Как вырастить нарцисса. Генетика

«Всё же хочу настоять на своём: меня не наказывали в детстве» (это ответ на мое предположение о том, что Владимира в детстве могли наказывать, см. Фрагмент восьмой в главе 2 книги второй). «Помню только один эпизод: приехала бабушка, спрятала от меня шоколад, пока не было матери; когда приехала мать, в отместку я вылил на бабушку горячий чай; так мать всё-таки поставили меня в угол на полчаса. Всё. Больше ничего и никогда. Моя мать была не такая, чтобы кого-то наказывать.

А даже если бы она и попыталась, так отец был бы против: «не цепляй моего пацана». Когда я написал Светлане вот эту фразу — «ты барчонок…» — я имел в виду её лицей и ВУЗ. У неё не было там проблем, её ни психологически, ни физически не прессовали, тогда как я и в школе, и в ВУЗе вынужден был постоянно бороться за свое самоуважение — нравы были дикие, а меня не любили особенно, так как я был всегда «гордостью чего-то», самым любимым для преподов и администрации. Я не мог иметь в виду её родителей, так как они как раз были строгие, не чета моим».

Видимо, Владимир считает родительскую строгость и наказания скорее профилактикой от нарциссизма.

«Меня не наказывали за «неудачи», потому что:

во-первых, «неудач» почти не было (я действительно учился лучше других, и мать гордилась мной; а когда я стал подростком и стал прогуливать, она уже не могла влиять на меня);

во-вторых, я был для матери единственным поздним ребенком, для отца — единственным сыном (он даже настоял, чтобы меня назвали в его честь, поэтому у нас с ним одинаковые имена, мое полное имя Владимир Владимирович)».

Кстати, нарциссы довольно часто любят называть своих детей в свою честь.

«С детства я был очень болезненным и нервным, и пару раз вообще чуть не умер. Мать тряслась надо мной, боялась мне слово лишнее сказать. Какое там наказывать! Я считаю, что мои нарциссические поползновения начались по несколько иным причинам.

Это действительно наследственность. У меня есть старшая сестра по отцу от его прошлого брака. Росли мы порознь, сейчас ей тридцать два. Она такая же: крайне эгоцентричная, истеричная, помешанная на внешности, эксплуатирующая родителей, как и я, не хочет ни детей, ни семьи, «разводит папиков на деньги», все её «папики» как на подбор — бандитского вида, приблатнённые. Прям, как наш общий папик.

Мой отец — патологический фантазер (прямо скажем, лжец). Двадцать пять лет он кормит мать пустыми обещаниями скорой райской жизни «во дворце». Деньги у нас действительно были, но он их как удачно добывал, так и мигом спускал: какие-то авантюры, мутные проекты, друзья с мордами аферистов, кутежи и раздача «друганам» денег в долг, карты, пьянки, кабаки, проститутки.

Лжет настолько, что никто не знал, сколько у него было жен. До недавнего времени я думал, что моя мать — его вторая жена. Выяснилось, что четвертая. Причем, оказывается, его мать — то ли его мать, то ли его мачеха. В общем, даже не знаю, моя ли это бабушка, или нет, и сколько у меня ещё может быть сестер и братьев. В 17 лет отец сбежал из дома, до 24-х его не видели, всё объездил, во всех передрягах побывал, водку любил, ни на одной работе не мог задержаться более, чем на год, сменил кучу бизнесов, и всё ему быстро приедалось. Гигантомания. Отгрохал огромный дом, потому что ему хотелось, чтобы у него был самый большой дом в районе. Стоил он 200 тысяч долларов, а продали мы его потом за 50, потому что отец спустил деньги в очередной авантюре, и нужно было откупаться. Женам всегда изменял, женщин считает «шалавами». При этом сначала может быть очень галантным, что подтверждается матерью. В общем, Вам, как психологу, думаю, ясно, к чему я веду, и какие у отца черты. Такой же эгоцентрик с чертами грандиозности».

Да, признаки нарцисса действительно налицо, включая характерную «предвыборную компанию» с манерами галантного кавалера.

«Мать — „вечная страдалица“, „лучшая мать и лучшая жена“, даже не пробуйте в этом на минуту усомниться и намекнуть ей на какой-то её недостаток — тут же слезы, обиды, оскорбленности, „не было такого и не могло быть“ (многие неприглядные вещи про себя напрочь забывает и не хочет вспоминать)».

Забыть неприятное о себе — это психологический механизм вытеснения, также очень типичный для нарциссов.

«Зато начинает вспоминать все свои обиды с 1990 года (как сошлась с моим отцом), какая она героиня, что его терпела, что меня вырастила. „Мне надо памятник при жизни поставить, что я с тобой жила!“ — это она про отца, прямая цитата. Ну ладно бы один раз, но именно про памятник сказано тысячу раз — по-моему, очень симптоматично».

Согласна, это симптоматично. Подобную фразу — «мне надо памятник поставить за то, что я вас терплю» — уже приходилось слышать от нарциссической свекрови и бабушки, обливавшей грязью всех тех, кто, по ее мысли, должен был ставить ей памятник из чистого золота (см. книга третья, глава 4).

«С 1991 года не работала и сидела со мной, но всё время жаловалась, какая у неё была прекрасная жизнь до 1991 года. „Я была депутатом! У меня были такие кавалеры! Такие возможности! Попался мне твой отец на пути…“ Депрессивная, эмоционально нестабильная. На прямой вопрос, что мешало ей бросить такого деспота, как мой отец, не отвечает толком, а лишь продолжает говорить, какая она жена-героиня. Хотя я не все время был мальчиком. Я уже восемь лет живу отдельно — давно можно было разойтись с таким „невыносимым“ моим отцом. ИМХО: в общем, социопатические черты отца и нарциссическо-депрессивные черты матери-„жертвы“».

Вот как Владимир объясняет матери в своем письме к ней генетическое происхождение своего нарциссизма:

«В итоге — генетика. С обеих сторон — от отца я унаследовал грандиозно-нарциссическую сторону, от тебя — „уязвимо“-нарциссическую. Объединившись в одном человеке, они значительно усилили друг друга — дали синергетический эффект от степени акцентуации до степени психопатии. А также воспитание, окружение, дефицит эмпатии — всё сказалось. Эмоциональная холодность и отчужденность свойственна вам обоим, хоть отцу и больше».

Рецепт воспитания нарцисса от Владимира такой:

«Найдите партнера с нарциссическими чертами, родите от него ребенка; создавайте ребенку стрессовую обстановку, но при этом все ему позволяйте, не устанавливайте никаких границ, пусть делает все что хочет, без конца хвалите его. Я думаю, что это будет как раз вариант „золотого ребенка“ (у нарциссических родителей один ребенок „золотой“, а другой „козел отпущиения“). Так вот, „золотого“ превозносят и все ему спускают, и он чаще вырастает нарциссом».

Хороший рецепт, надежный. Согласна с Владимиром — сработает обязательно, и именно для «золотого ребенка».

А теперь рецепт от меня, как НЕ вырастить нарцисса. Прежде всего, постарайтесь не заводить детей от нарциссов, ищите ненарциссических партнеров. Но если ребенок все-таки родился от нарциссического партнера, следуйте нескольким правилам. Постарайтесь оградить ребенка от стрессовых ситуаций; помните, стресс способствует включению негативных генов и запуску нарциссических программ. Установите для ребенка небольшое количество очень четких правил — что можно делать и чего делать нельзя, и неукоснительно эти правила соблюдайте. Не превозносите ребенка и не сравнивайте его с другими. Сравнивайте ребенка только с самим собой вчерашним: «сегодня у тебя получилось то, что еще не удавалось вчера, молодец!».

Фрагмент третий. Как вырастить нарцисса. Отсутствие эмоционального тепла

Мать Владимира всегда говорит и подчеркивает, что хотела быть самой лучшей матерью, и постоянно повторяет, что ей за ее подвиг матери и жены надо памятник поставить. Она выполняла все свои обязанности по дому, но маленький Вова не чувствовал какой-то крепкой эмоциональной связи. Эмоций она не проявляла, любви, принятия с ее стороны не было. Владимир пишет:

«И когда я пришел в первый раз на прием к психотерапевту (с жалобой на социофобию, которую потом я преодолел), она на первом же сеансе спросила меня:

Она: «Что вы можете рассказать о своей матери?»

Я: «Ну… она любила меня, она всегда готовила, всегда убирала, стирала, водила меня по врачам».

Она: «Хорошо, но вы говорите о заботе, а я спрашиваю несколько о другом: какие у вас эмоциональные связи? Она вас ласкала, лелеяла? Она вас выслушивала, когда вам хотелось рассказать ей что-то важное?»

Я: «Ну…». В общем, не нашел, что ответить. «Не знаю, что вы имеете в виду?»

Она: «Понятно. Скорее всего, ваша мать была заботливой, но эмоционально холодной»

И она права. Моя мать была и остается очень эмоционально зажатым человеком, несмотря на свои истерики».

То есть эмоции у матери есть, но только негативные. Когда Владимир спрашивал её об этом, она отвечала: «А что, я должна была с тобой сюсюкаться? Не в этом любовь проявляется». Владимир с ней согласен, что сюсюкаться не надо, но она действительно проявляла мало эмоций. Вечно занятая, она предоставляла ребенка самому себе почти на весь день. «Огромный дом позволял нам иногда почти не видеться».

Вова ее боялся — боялся и стыдился. Это характерно для жертв скрытых нарциссов. Нарцисс-тихушник, котором и была его мать, не орет, не стыдит, не винит, но все время чувствуешь вину и стыд перед ними.

«Она никогда меня прямо не стыдила, но мне почему-то было стыдно даже сказать, что я люблю её. Стыдно было как-то выражать свои чувства. Я помню, как тяжело мне давалась эта выученная фраза «я люблю тебя, мама» на её день рождения. Меня всего колотило, когда я это говорил — словно я говорил что-то постыдное, унижающее меня.

Также я почти никогда не просил прощения. Не мог, очень было стыдно. Не за сам поступок, а именно просить прощения. Сама она время от времени это говорила… Но этого почти не помню. Редко, и с какой-то скрытой неприязнью. Словно по указке, по обязанности лучшей матери и жены. Она словно боялась проявлять эмоции и «сюсюкаться», стеснялась этого».

Вот что интересно: проявить любовь к матери было для Владимира стыдно. А в дальнейшем и в романтических отношениях тоже стало стыдно проявлять любовь. Если девушка его любила и давала ему тепло, он воспринимал это как проявление ее слабости. Она должна стыдится своей любви-слабости. Что это за сюсюкания?!

А еще это постоянное желание матери быть лучшей, не ошибающейся… Страх ошибиться и перфекционизм, видимо, передался и Владимиру, и тоже являлся источником стресса, который мог запустить негативные гены.

«Я получал всё, что хотел. Всё, что просил, мне покупали. Мне ни в чем не отказывали в плане материального обеспечения. Меня приучали к тому, что я выше остальных, и мне всё можно. Отец прямо говорил, что он разрулит все мои проблемы, если что — чтобы я не боялся «бить их, если надо». Но эмоционально никакой теплоты не было ни от отца, ни от матери.

Сам отец еще более эмоционально ущербен, чем мать. От него тепла вообще не дождаться, он и не понимает, для чего оно надо. Кроме того, его часто не было. Бывало, отсутствовал неделями, а то и месяц мог не приезжать. Никакого участия в моем воспитании он не принимал, но часто устраивал пьяные дебоши и разборки с матерью.

Никакой любви между ними не было, часто мне казалось, что они ненавидят друг друга. Каждый из них пытался привлечь меня на свою сторону и настроить против другого. Как я подозреваю со всеми основаниями, они были настолько далеки друг от друга, что, познакомившись в 1990, после 1994 и сексом-то ни разу… Отец постоянно ходил налево, и пару раз даже свозил меня к своей новой любовнице (как я потом понял; тогда я еще не понимал, что это за тетка, и почему отец ужинает у неё)».

И снова Владимир в своем письме к матери приводит весьма примечательный фрагмент из статьи А.Б.Холмогоровой и Н.Г.Гараняна «Нарциссизм, перфекционизм и депрессия»:

«Во всех проанализированных нами случаях нарциссического расстройства у мужчин (12 человек) мы отмечали гиперопеку и повышенное внимание матери вне возможности близкого эмоционального контакта с ней. При этом фигура отца практически всегда была или деструктивной (алкоголизация, тяжелое обращение), или периферической (эмоциональная дистанция, отстраненность от воспитания). В процессе работы наши пациенты отмечали, что ощущают в себе недостаток мужского начала и инфантильность, которую нужно тщательно скрывать от других людей. В этом смысле грандиозное Я, с одной стороны, стимулировалось повышенным материнским вниманием, ощущением своей особой позиции, с другой — оно становилось защитой от глубинной неуверенности, связанной с трудностями мужской идентификации, и в то же время дефицитом позитивного содержательного внимания к их „реальному Я“ как со стороны матери, так и со стороны отца. Дефицит подлинности, открытости и искренности — главная характеристика отношений между членами семьи. В плане отношения к ребенку нередко имеют место две крайности — в одних семьях это восхищение, в других — критика» (здесь снова фрагменты текста выделены самим Владимиром). И, продолжая письмо, Владимир вопрошает мать: «Ну давай, скажи, что это не так. Что „дефицит подлинности, открытости, искренности“ — это не про нашу семью?».

И дальше Владимир пишет матери уничтожительным тоном:

«Ты и не видела подлинного своего сына, а когда увидела, решила, что его „подменили“. С отцом я не разговаривал и не разговариваю вообще, да нам и не о чем говорить. Уж точно не о моих внутренних проблемах. Он о своих мыслях вообще ничего сказать не может в силу нулевой рефлексии. Ты же всегда была скрытной и замкнутой, и ты сама в этом признавалась, и это видно невооруженным глазом. Между собой вы только грызлись — какая там любовь, какая „подлинность, искренность, открытость“? Только ложь, манипуляции, попытки перетянуть меня на свою сторону, взаимные упреки и обвинения, перекручивания любой ситуации в свою пользу, „белое пальто“ на каждом. Ты не заметила, что ни одна ваша ссора не заканчивалась классическим примирением? Нет. Просто вы потом начинали снова говорить, как ни в чем не бывало. И это не просто так. Вы друг с другом не общались, кроме как на бытовые темы, и со мной — кроме как о том, о чем я вам сам рассказывал. Как правило, только о чем-то внешнем. Например, об истории, прочитанных книгах, фильмах — но не о себе. Разве это не так?»

В семье Владимира отсутствовало эмоциональное тепло не только со стороны обоих родителей, но еще и между родителями. Было постоянное состояние вражды и вранья. Ребенок без эмоционального тепла — это как растение без солнца, он не может вырасти психологически здоровым, у него не формируется здоровая надежная привязанность. Зато могут развиваться разнообразные психологические проблемы.

Фрагмент четвертый. «Вот вырастешь и защитишь меня от этого деспота»

Кроме того, что вместо эмоционального тепла мать предъявляла сыну скрытые обвинения в том, что она не самореализовалась, мать к тому же еще и говорила маленькому Вове: «вот ты вырастешь, и защитишь мать от такого деспота». Отец её не бил, но нервы мотал изрядно. Вовик всё это видел, все эти пьяные дебоши и разборки, и даже пытался в пять лет «защитить маму». Мать, чтобы усилить эту тенденцию в ребенке, говорила также: «вот ты вырастешь, и будешь героем».

Дальше Владимир сравнивает свое детство с детством Александра Македонского, напоминая о его отношениях с матерью. Он пишет: «Помните царицу Олимпиаду, воспитывающую македонского царевича Александра? Царь Филипп прямо унижал и бил её, и она вкладывала в сына то же самое, что и моя мать в меня — один в один. Только царица не могла уйти от царя, а моя мать могла, но не очень-то хотела (иначе корона героини упадет)».

На самом деле Филипп и Олимпиада разошлись, потому что он от нее ушел и женился на другой, и Олимпиада впоследствии расправилась со своей соперницей Эвридикой. Новорожденная дочь Эвридики была убита прямо у нее на руках, и потом Эвридику вынудили повеситься… Так сильно Олимпиада разгневалась на Филиппа из-за того, что потеряла корону!

Дикие нравы у царей были, они там все с расстройствами личности — только борьба за власть и влияние, и никакой эмпатии, никакой морали и понимания, что человеческая жизнь имеет более высокую ценность, чем власть. Впрочем, и сегодняшние правители мало чем отличаются от античных.

Если почитать описание личности Александра, то в нем видны нарциссические черты: крайнее тщеславие, упрямство, импульсивность, гигантомания, манипуляции.

Александр воспитывался Аристотелем и был очень образованным человеком. Аристотель учил его истории и литературе; учил он его и морали, преодолению индивидуализма и агрессивности, учил, что общество должно развиваться в направлении улучшения морали. Совесть, сочувствие, дружба, милосердие, справедливость были важными понятиями в учении Аристотеля, а чувство меры — это главный принцип аристотелевской этики. Но для Александра, судя по всему, моральное учение Аристотеля было пустым звуком, о чувстве меры и говорить смешно (если уж завоевывать, то весь мир!) Гены, мать, и вся эта царская среда безо всякой морали, где все друг друга убивают, оказали на Александра более сильное влияние, чем Аристотель.

Мать, внушая ему мысль о его геройстве, запрограммировала его еще с раннего детство на борьбу и завоевания, на сталкивание всех лбами, обучила его манипуляциям. Он был «золотым ребенком», а его слабоумный брат, видимо, «козлом отпущения». Александр, совсем как нарцисс Владимир, мечтал завоевать мир, и он действительно завоевал много; но все его завоевания оказались зыбкими и непрочными. Правителей завоеванных государств он ставил в зависимость от себя и стравливал между собой. После его смерти вся его империя очень быстро развалилась, буквально за два года, точно так же, как рассыпаются нарциссические мечты, построенные на зыбком песке.

Счастья в личной жизни у Александра тоже не было. Он постоянно менял партнерш, а по некоторым данным, и партнеров. Его мечтой было прославиться, а не стать счастливым и улучшить мир вокруг себя. Умер Александр в тридцать три года от непонятной болезни, по некоторым слухам, его отравили.

Мать Владимира, как и царица Олимпиада, возлагала на сына большие надежды и ожидания — такие, как защита матери от отца. И такое я наблюдала еще у одного клиента — единственного сына нарциссической матери. Она тоже говорила ему с раннего детства: «Ты вырастешь и защитишь меня». Была у меня и клиентка, дочь нарциссической матери, которая пыталась защищать свою мать от отца. Правда, такая постановка вопроса родителями-нарциссами не всегда ведет к нарциссизму у детей, но психологические проблемы у них возникают в любом случае, и серьезные.

Что же в итоге произошло в случае Владимира? Сам Владимир так это описывает в своем письме к матери: «И, в конце концов, постоянно критикуя отца, мать не поняла, что ненароком внушила сыну идею о том, что он „вырастет, и станет защитником матери от этого деспота“. Сын понял это послание именно так — как необходимость стать Героем… Сын интроецировал, впитал в себя этот паттерн Героя, победителя Дракона, носителя Света, мифологическую, архетипическую фигуру». Так, может, стоит порадоваться, что сын вырос настоящим защитником? Не спешите делать выводы… Вот что пишет далее о себе Владимир: «Мать упустила тот момент, когда сын вместо „великого ученого“ захотел стать „великим тираном“».

Хотите узнать, в кого превратился сын, из которого мать хотела сделать своего защитника от тирана-отца? Тогда читайте следующие откровения Владимира о себе, которые он изливает своей матери:

«Я считаю нарциссизм и тщеславие, даже скрытые и не признаваемые, даже под маской «ложного смирения» — положительными качествами.

Поэтому я пытаюсь анализировать опыт своего детства со всех сторон — и нахожу корни своего любимого нарциссизма именно в детстве — как в воспитании, так и в генах. И это не критика, это не обвинения, это надежда! Пойми же, надежда!

Ты начнешь причитать, что «не растила монстра, не била, не истязала». Ну, во-первых, чтобы вырастить «монстра» в том ключе, в каком ты это понимаешь, не обязательно бить или истязать. Во-вторых, и это главное — быть «монстром» в том смысле, которое ты и большинство вкладывает в эту дефиницию — это не плохо, это прекрасно. Помни же, БЫТЬ «МОНСТРОМ» — ЭТО ПРЕКРАСНО! Ужасно — это быть миролюбивой травоядной овцой, улиткой, мирной и добродушной, «хорошим человеком». То есть, лохом и жвачным животным, таким же, как большинство — потому что в любой экосистеме травоядных большинство, гораздо больше, чем хищников. У меня этика хищника — не стоит пытаться кормить меня крапивой».

Хотели получить героя, защищающего маму от папы? Получайте: нарцисс, влюбленный в свой нарциссизм и гордящийся им; монстр, гордящийся тем, что он монстр; хищник, презирающий всех нас с вами — слизняков, травоядных и «лохов». Ах, вы имели в виду другое, надеялись на другой результат? Но теперь уже поздно: натравливая (пусть лишь намеками) сына на отца — пусть даже недостойного отца, — вы воспитали хищника без малейших признаков морали.

С точки зрения концепции семейной системы по Берту Хеллингеру, попытка возложить на ребенка обязанности защитника одного родителя от другого — это грубое нарушение семейной структуры. Мать нарушает порядок семейных связей, и это обычно заканчивается трагедией. Она ставит сына на уровень отца, он как бы должен играть не свою роль, а роль отца. Это не дело ребенка — защищать мать; это было ее решением — остаться с деспотом и отказаться от карьеры. Не надо перекладывать ответственность на ребенка за свои решения.

Ребенок должен быть свободным и беззаботным, и расти под защитой родителей, а не, наоборот, защищать их. Нагруженный чувством долга, ребенок вырастает с нарушениями в психическом развитии. Вот представьте, что растет росток, а вы повесили на него груз — вырастет он прямым?

Если вас не пугает, что ребенок вырастет с проблемами, то можете вешать на него чувство долга, вины за свои решения и за свои жертвы. Только потом не рассчитывайте, что он будет психологически здоров и вы будете счастливы в отношениях с ним.

А если хотите вырастить здоровых детей, то разрешите им быть детьми; если жертвуете, то не демонстрируйте это ребенку без конца; не перетягивайте его на свою сторону в борьбе с супругом и не растите его как орудие наказания вашего партнера.

Фрагмент пятый. «Я должен быть лучшим, чтобы мать меня не разлюбила»

«Я понимал, что для того, чтобы мать меня похвалила, чтобы дала понять, что я особенный и нужен ей, я должен её радовать. Я должен действительно быть лучшим. Тем более, к овациям привыкаешь, как к наркотику. И она, и учителя подсадили меня на этот эмоциональный наркотик. Я хотел ещё и ещё — ведь это так приятно. Особенно в условиях негласной эмоциональной депривации дома и эмоционального прессинга от одноклассников.

Не чувствуя крепкой эмоциональной связи с матерью, я начал панически бояться, что мать исчезнет, умрет или уйдет, покинет меня. Что я останусь один. Я думаю, что это возникло именно от дефицита эмоциональной связи. От не проговариваемых эмоций и обид».

И о том же самом Владимир пишет матери:

«Почему ты не придала значения моему страху, что ты уйдешь или умрешь? Ведь во многом именно этот страх компенсаторно породил мое стремление стать идеальным сыном, самым умным, постоянно восхищающим мать собой, чтобы мать не ушла, не покинула его… Именно страх того, что мать его разлюбит, дефицит эмоциональности матери, ее холодность (как бы ты не отрицала — это видно даже по отношениям с отцом), ее очевидная депрессивность, ее чрезмерная занятость „домом и делами“, сделали так, что сын понял: чтобы мать его любила, он должен быть умнее всех, он должен постоянно ее восхищать. Тем более, что он уловил очень четкую связь: восхищение — похвала, похвала — любовь. Мать в основном проявляла положительные эмоции, похожие на любовь, только тогда, когда она ВОСХИЩАЛАСЬ своим сыном. И сын понял, что для того, чтобы вызвать и поддерживать любовь матери, чтобы получить долю эмоциональности от нее, нужно обязательно вызывать восхищение — ведь это основная форма эмоциональной связи матери с сыном в этом случае. И сын восхищал мать: он много читал, чтобы рассказать матери, и она восхитилась им. Он прекрасно учился, чтобы мать снова и снова сказала ему, что он умнее всех. Постепенно к этому процессу подключились все взрослые, в том числе учителя. Сын привык, что его все хвалят, все ставят в пример, все ставят выше сверстников по уму и талантам. Сын привык получать внимание только таким способом, и в условиях дефицита иных эмоциональных связей жажда привлечения внимания стала всеобъемлющей, тотальной, а отсутствие внимания и восхищения переживалась как трагедия и вызывала депрессивную апатию. Апатию и социальную отчужденность, которую ты тоже видела, но не придавала ей значения».

Вообще, в истории Владимира мы видим интересное сочетание отсутствия эмоций, любви и присутствие похвалы как замещения любви. Тот же механизм действует при развитии зависимости. На фоне стресса — а ребенок без любви находится в стрессе — центр удовольствия в мозгу частично разрушается под действием гормонов стресса (кортизол и адреналин) и становится очень чувствительным к дофамину. Это нейротрансмиттер, который принимает участие в мотивации поведения и в оперантном научении, то есть научении по способу вознаграждения. Постепенно истинная мотивация к действиям заменяется на мотивацию получения этого допинга, а именно, похвалы и восхищения. Так у ребенка возникает зависимость от восхищения. А с другой стороны, зависимость формируется на фоне низкого содержания серотонина, гормона счастья. Серотонин является теми тормозами, которые, по достижении ощущения счастья, говорят мозгу: «достаточно, можно остановиться». Серотонин снижается по многим причинам: недостаток солнца, неправильное питание, недостаток физической активности, и в том числе, недостаток эмоциональной поддержки.

Когда мать не любит ребенка, да еще и одноклассники ненавидят, то тормозов у него нет.

Вот он, рецепт воспитания нарцисса: кроме того, что надо создать побольше стресса, не давайте ему любви, не будьте рядом с ним эмоционально, не давайте высказывать своих чувств, не проговаривайте сами свои собственные чувства, а просто откупайтесь от него похвалами.

А если вы хотите, чтобы ребенок был здоров, то давайте ему безусловную любовь, устанавливайте эмоциональную связь, формируйте безопасную привязанность.

Что значит эмоциональная связь матери с ребенком? Это когда мать смотрит на ребенка глазами полными любви. Она чувствует любовь и радость от общения. Она принимает его таким, какой он есть, с его недостатками, с его проказами, с его болезнями и проблемами. Даже если он неуспешен, она все равно его любит, любовь не зависит от успехов. Это любовь к человеку, а не к его функции и пользе. Ее любовь к нему — это только за то, что он есть. Это разрешение и поощрение быть собой. Она выражает любовь легко — говорит ласковые слова, обнимает, целует, гладит по головке с теплотой и нежностью. Тактильные ощущения очень важны для ребенка, они создают основу чувства защищенности, безопасной привязанности. Мать дает почувствовать ребенку свою нужность, свою ценность. Она спрашивает его, как он себя чувствует, успокаивает его, жалеет, защищает. Если он не хочет есть — она не заставляет, если он хочет есть — она ему дает. Она дает то, что нужно ребенку, а не то, что считает нужным она сама. Мать своей энергией буквально накачивает свое дитя, и он знает, что достоин любви. И так формируется любовь ребенка к себе и чувство собственного достоинства. Это остается с ним на всю его жизнь — он заполнен внутренним светом, энергией света материнской любви. Он имеет четкие границы, понимает, что он хочет в жизни, и способен сам быть источником любви для других. Когда этой любви матери нет, когда не было хотя бы одного человека в жизни ребенка, который его любил, то ребенок себя не любит, он не чувствует себя наполненным любовью, и он начинает воровать ее, вытягивает ее другим способом — через деньги, подарки, похвалы и восхищения, от которых он потом впадает в зависимость.

Желаю вам чувствовать безусловную любовь к своему ребенку, чтобы он вырос психологически здоровым. Желаю вам хороших отношений с вашими родителями.

Фрагмент шестой. Страх потери родителей

«Кроме того, несколько раз случалось так, что я оставался один в этом огромном доме, вечером. В 1995 году, когда мне было четыре года, отец попал в реанимацию, и мать поехала к нему. И не возвращалась дотемна. Я испугался настолько, что после этого у меня начались нервные тики. В 1999, когда мне было восемь лет, мать не приехала после школы забрать меня. Не предупредив. Она тоже часто болела, у неё были приступы мигрени, очень сильные (мигрень, кстати, передалась и мне, и мне кажется, что она коррелирует с эмоциональными расстройствами). Приходилось вызывать ей скорую (отца, конечно, не было дома почти всегда, так что зачастую это делал я).

Однажды скорая забрала её днем, и когда я вернулся с уроков, дом был пуст. Был дождливый осенний вечер с ураганным ветром. И этот мрачный, пустой, холодный, пугающий дом, отсутствие какой-либо информации (мать не брала телефон), стук черепицы на крыше… Лишь ночью приехал отец и рассказал, в чем дело. Он был уже пьян, и продолжил пить при мне.

Однажды скорая увезла её прямо при мне… Это я потом понял, что хоть у неё и болела голова, но её жизни ничто не угрожало. Тогда же я панически боялся, что она умрет. Боялся настолько, что до четырнадцати лет боялся ночевать один, далеко от неё. В десять лет у меня начало развиваться обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) — ритуалы перед сном. С помощью этих ритуалов я пытался гарантировать себе, чтобы мать не ушла ночью. Чтобы не умерла.

У ОКР была и иная подоплека: мать была крайне чистоплотной, до паранойи, и пугала меня бактериями и прочим. Я начал мыть руки по 10 раз подряд… Но основным фактором все же была именно боязнь её потерять.

Я считаю, что всё это важно, ибо я пытался быть лучшим не только для того, чтобы мать меня похвалила, но и потому, что таким образом я пытался сохранить вечно ускользающую эмоциональную связь. Я должен быть лучшим, чтобы мать меня не разлюбила, чтобы мать меня не бросила, чтобы не расстраивать мать, ибо она заболеет и может умереть. Я должен быть лучшим, чтобы мать, в конце концов, не умерла.

Она много раз говорила, что живет только во имя меня и благодаря мне, что я — её будущий спаситель, и её жизнь подчинена мне. Если «её жизнь подчинена мне», то я должен быть лучшим, и тогда, радуясь, она не бросит меня.

При этом я не знал, чего она хочет. Она всегда была непроницаемой, она не просила о конкретной эмоциональной помощи, и вряд ли я в том возрасте и положении мог бы такую помощь предоставить. Всё, что я мог для неё сделать — быть лучшим. Самым умным, самым успешным, самым-самым, потому что я не знал, что можно и нужно делать ещё, и понимал себя, как дарящего радость маме именно победами и успехами. Я знал, что она будет любить меня, только если я буду успешен. Тогда наша связь не разорвется, и она не уйдет. А я получу любовь.

Ещё я боялся оставаться один в большом доме. В принципе. Чувствовал свою покинутость, угрозу. Это очень пугало меня — я не чувствовал себя в безопасности всё своё детство, несмотря на все потуги матери представить себя идеальной матерью. Её «идеальность» лишь обязывала меня быть «идеальным сыном». Она сама много раз говорила, что у неё «идеальный сын, идеальный ребёнок». И я чувствовал, что должен соответствовать этому образу, иначе «идеальная мать» меня покинет».

Если ребенок не чувствует себя в безопасности, если он чувствует постоянную угрозу потерять родителей, то он находится в постоянном страхе. С точки зрения эволюционной теории это равносильно страху смерти. Ведь если родителей не будет, то ребенок обречен на смерть; и, хотя сейчас-то это уже, конечно, не так, но этот страх достался нам от предков. И из страха потерять мать Вова старался быть лучшим. Фактически его стремление к достижениям сформировалось как реакция избегания потери.

Этот страх потери родителей может привести не только к нарциссизму, но и другим расстройствам личности, а также тревожности, депрессии, ОКР, фобиям. У Владимира из этого списка в дополнение к нарциссизму были еще депрессия, социофобия, ОКР.

Если хотите, чтобы ваш ребенок имел ворох психологических проблем, то создавайте в нем этот страх потери родителей, держите его в состоянии неопределенности, игнорируйте его чувства, запугивайте, что вы можете заболеть и умереть. Некоторые родители специально используют страх ребенка, что они умрут, как рычаг манипуляций: «вот ты плохо себя ведешь, и я заболею и умру», «ты сведешь меня в могилу», или «папа от нас ушел из-за тебя».

А если вы хотите, чтобы ребенок был психологически здоров, то будьте с ним рядом и не бросайте его одного, прислушивайтесь к его состоянию, сами проговаривайте свои чувства и учите его осознавать свои эмоции. Создайте ему атмосферу защищенности, надежной опоры, что вы всегда рядом, на вас можно опереться, положиться. Будьте эмоционально доступными, чтобы, когда ему надо, он всегда мог найти в вас поддержку, и он чувствовал бы за спиной надежную опору. Передайте ему всю вашу силу. Когда ребенок чувствует эту опору, у него совсем другая мотивация, он становится любознательным, мотивированным самим процессом, действием, а не страхом потери и наказания.

Фрагмент седьмой. «Когда я получил четверку, я бился головой о стенку»

«Отец, ввязавшийся в мутную историю и попавший в долговую яму, скрывавшийся от кредиторов, сам чуть не был убит. В 2000-х мы даже вынуждены были сбежать на время из дома вместе с матерью, так как к нам приехали за деньгами, а отец был в бегах».

В таком тяжелом положении Вова ещё больше чувствовал на себе ответственность быть героем.

«Мать говорила, что я должен стать великим человеком, и вытащить её из этой ямы. Я должен, должен был быть совершенным, хорошо учиться». Его прямо не принуждали к этому, но только за это ему давали позитивные эмоции; узнавая о его успехах в школе, мать становилась чуточку теплее, и это он считал любовью. «Меня любили за то, что в будущем я стану великим, спасителем, а это предполагало, что я должен быть сильным и совершенным уже сейчас. Я помню, как однажды я получил случайную четверку по алгебре за контрольную. Это грозило мне тем, что я не стал бы отличником в том году. Мать меня не ругала, лишь сказала неэмоциональным тоном, что, мол, „ну всё, не будешь теперь отличником“, с каким-то оттенком… то ли пренебрежения, то ли равнодушия; но у меня была такая истерика, что я бился головой о стену. Меня не могли успокоить. Мать договорилась с преподшей, и мне позволили пересдать».

Вот так строился его грандиозный образ Я и перфекционизм — путем вознаграждения и наказания. За успехи и геройство мать вознаграждает, дает ему поощрение, хвалит, а за отклонение от этого образа наказывает презрением.

Наверно, все знают таких детей, которые выколачивают оценки. Я тоже помню таких по своей работе в школе. Они плакали: «Мама меня накажет за четверку», «Папа меня убьет». И когда учителя им уступают, они оказывают им медвежью услугу. Потому что, уступая, они подкрепляют такое поведение. Если вы учитель, то надо в этой ситуации бить во все колокола, и срочно начинать работать с родителями.

В другой раз Владимир проиграл в шахматы на турнире. Его учитель по шахматам считал его самым перспективным в клубе, на него рассчитывали — а он проиграл. У Владимира вновь случилась такая истерика, что пришлось давать ему кучу успокоительных. Чтобы его успокоить, ему начислили баллы так, словно он тоже победил. Это было совершенно против правил, но иначе мальчику пришлось бы вызывать скорую. Его соперник сам попросил начислить ему очко, и даже был готов пожертвовать своим.

Вот так и идет формирование симптома нарциссизма — требование особого отношения: он такой исключительный, что ради него надо даже нарушить правила. Все просто испугались за Владимира, за его здоровье а у него в результате постепенно развивается ощущение всемогущества, вседозволенности, уверенности, что именно так и надо поступать, чтобы добиться своего. Он начинает думать, что он и впрямь какой-то особенный, достойный исключительного отношения. Хотя в возникшей на турнире ситуации надо было делать как раз наоборот: не начислять незаслуженный балл, а вести к психологу.

В итоге, мальчика однажды «перемкнуло», и он бросил шахматы.

«У меня получалось, но я в том возрасте не мог выдержать такого постоянного нервного напряжения. Все ждали от меня побед — учитель, мать, отец, дедушка. Я хотел радовать их, а получалось не всегда. Тем самым наказанием, которого у меня как бы не было, для меня служила эмоциональная холодность матери, боязнь не оправдать её надежд, боязнь её потерять, боязнь опозориться перед ней, боязнь упасть с того пьедестала, на который меня возвели — царь должен оправдать надежды подданных, иначе он не настоящий царь».

Он должен был стать «великим ученым» — голубая мечта матери. «Ты получишь Нобелевскую премию, ты так хорошо знаешь биологию — ты станешь великим ученым» — говорила мать. Вообще-то биологией интересовалась мать, которая когда-то мечтала стать океанологом.

«Она даже не заметила, как постепенно я начал терять интерес к учебе. Она учила со мной уроки в младших классах, чтобы я всегда был первым, но в старших я уже не чувствовал никакого интереса».

Вот так происходит потеря мотивации, по принципу страха потерпеть неудачу. Когда от детей требуют невозможного, то они теряют мотивацию из страха опозориться и потерпеть неудачу. У нарциссов мотивация быстро пропадает, и все грандиозные планы рушатся именно поэтому. Они вдруг истощаются, не видят в себе силы быть лучшими. Они боятся потерпеть неудачу и эмоционально не справиться с ситуацией.

Единственное, что интересовало Владимира — это история, ибо там были великие личности, на которых он мог равняться. Он читал о роли личности в истории. Биографии Наполеона, Александра Великого, Цезаря, Ленина, Гитлера, Че Гевары, Октавиана Августа, Калигулы, Нерона, и так далее, были его любимым чтением… Там нет места «простым смертным».

«Я рано понял при этом, что, пользуясь своей болезненностью и тем, что мать всё-таки тоже боится меня потерять, можно добиваться своего обманом. Истерить — и мне уступят. Она уступала моим истерикам, она верила в то, что я снова болен — и в итоге я вновь получал частичку её любви.

Например, я рисовал картины, и потом уничтожал их… Чтобы у меня был повод погоревать. А мать вынуждена была меня успокаивать».

Если вы хотите вырастить невротического перфекциониста, то хвалите ребенка только за достижения и презирайте за неудачи. Тогда его грандиозный образ Я будет расти и расти, а мотивация падать и падать. Идите на поводу у его истерик, делайте все, что он захочет.