Бесплатный фрагмент - Она — Пристань

Отцу, в которого я верю как в Бога,

Маме, которую люблю как Бога,

маленькой Сойке

и любимому Пересмешнику.

А также тем,

с кем мы братья

не по крови,

но по звездам.

---

Мы с Пересмешником затеяли нескончаемую Игру. И, пока я не понимал правил, постоянно проигрывал.

Одну за одной… Игра закончится с моей смертью…

Пересмешник тут же надевал корону и играл в короля, а я должен был ему прислуживать до следующего раунда. Исполнять все, что он попросит.

Каждый новый вопрос, на который мы не знали ответ, превращался в Игру. …все, что он попросит…

Игра начиналась ранним утром и заканчивалась, когда я без сил валился с ног. …у нее были слишком белые волосы… Только тогда я отдыхал.

Это было задолго до того, как я понял Правила.

Знание — защита. Я усвоил. И изредка стал выигрывать. …все, что он попросит…

Тогда Пересмешнику становилось нестерпимо обидно. Он не умел проигрывать и хотел отыграться каждый раз после моей победы. …не слышен в воздухе, но ощутим…

И стал мучить меня даже во сне. Мы оба страдали бессонницей и играли. …тише ты, тише…

Моя бесконечная игра с ним казалась мне такой же безвыходной, как лестница Эшера, любимая геометрическая иллюзия Мамы.

Теперь я отдыхал, только когда Пересмешник спал, а делал он это крайне редко.

…холод в моей комнате был темный…

Часть I.

Средний сектор

Посмотри в зеркало

на свое отражение,

что ты там видишь?

Он — единственный,

кто верит в чудеса.

Глава 1. Маяки не боятся шторма

— Пристань. Меня зовут так, — я смущенно откашлялась, рассматривая свою серую фигурку в зеркале.

— Всем привет! Меня зовут Пристань. Я из последнего поколения детей, и я рада работать на новом месте.

«Даааааа, — разочаровано протянул мой внутренний голос, — что еще можно сказать о себе? И лучше не говорить слово „рада“. Могут зачислить в преступники».

Я подошла к зеркалу вплотную. Большие серые глаза и пушистые длинные ресницы — мои фавориты, чего не скажешь об остальном. Угловатые плечи, тонкие ноги и руки, вся слишком хрупкая, почти полупрозрачная, незаметная. Меня может сломать даже один неодобрительный взгляд.

Волосы, покусанные Ножницами с нулевого этажа, чуть дотрагиваются до плеч, робко и неуверенно щекочут выпирающие ключицы. Слишком костлявая от извечного недоедания. Впрочем, как и все.

Резко прозвенел утренний городской будильник, настойчиво возвращая на место мои блуждающие мысли. Время идти в новую жизнь. Снова.

Я повязала на пояс прозрачный футляр, в котором помещалось все необходимое: мой переносной холодильный гель, наполненный обеденными шариками, и гибкий личный экран, свернутый в аккуратный рулончик. Все это можно было спокойно уместить в карман, но я любила носить футляры. Они ассоциировались у меня с дамскими сумочками из Прошлого и пока были не запрещены.

Все футляры одинаковые по размеру, форме, степени прозрачности. У нас здесь все одинаково.

Забежав в лифт, я поспешно выхватила свой утренний кофе из открывшегося окошка.

— Очередного утра и продуктивного дня, — металлическим голосом поприветствовал меня лифт. И резко ухнул вниз, моментально достигнув нулевого этажа.

«Ножницы уже вовсю работают! И кто ходит стричься в такую рань?»

Я невольно улыбнулась, приветствуя Ножницы. Это не человек. Просто робот-ножницы из парикмахерской на нулевом этаже. Но я всегда здороваюсь и желаю хорошего дня. И пусть выгляжу глупо, здороваясь то с лифтом, то с кофейным автоматом или с ножницами, зато от этих маленьких действий на душе становится чуть теплее.

Выбегаю на улицу. И глубоко вдыхаю привычный с детства аромат сгоревших колодок! Бодрит! Люблю этот технический запах. Говорят, раньше так пахло под землей: люди пользовались метро. В наше время это запах города и всего вокруг. Даже искусственные серые листья пахнут так (еще совсем маленькой я тайком нюхала их в надежде обнаружить что-то, чего не ощущала раньше — это та малость, что осталась в моей памяти из детства…).

Бегу до ближайшего к дому монорельса. До моей новой работы добираться не больше получаса. Счастливчики вон там, в воздухе, — владельцы воздушных капсул. Элита нашего Сектора. Они не тратят свое время даром. Раз — и оказались где нужно. Не могу представить себе, как раньше у людей дорога занимала столько времени. Хотя… к чему нам сейчас это освободившееся время? Теперь мы работаем больше.

Я с тоской посмотрела в наше искусственное серо-зеленое небо, переполненное блестящими флаэро с важными птичками внутри них. Улыбаюсь. Подумать только, кто-то испытывает чувство полета каждый день.

Секунда промедления стоила мне пролитого на мое тонкое платьице кофе и обожженной руки. Сосредоточенный на своем экране прохожий нечаянно толкнул меня, уносясь вперед.

Делать нечего. Сама виновата, растяпа. Дую на руку и бегу вслед за толпой к остановке. Я — пазл этой большой туманной серой картины. Винтик. И должна винтить побыстрее, если не хочу остаться без работы.

С трудом влезаю в переполненный шаттл. За последнее время поменялось многое: технологии, экология, мораль, нормы, а вот уклад среднего человечка — все такой же. Дорога, работа, дом — и выжить бы!

Мечтаю ли я о чем-то ярком? Нет. Иногда ловлю в груди необъяснимую щемящую тоску. Но и только. Эра Достигаторов прошла. Те времена, когда люди могли выбирать, куда и как им двигаться, кем быть, остались далеко в Прошлом. А я стараюсь жить в настоящем, лишь редкими вечерами грешу и залезаю на запрещенные страницы мировой паутины, чтобы почитать тайком о прошедшей Эре свободы и творчества. От нее веет волшебством и сожалением по утраченному.

— Еще одно утро, — фальшиво произнесла худощавая дама, равнодушно разглядывая меня. — Новенькая? Пристань ВиЭллей? Особые черты: старательность, усидчивость, внимательность. Моральных, эмоциональных, информационных преступлений за вами не числится.

— Все верно, — выдохнула я.

— Вредные привычки?⠀

— Ну, эммм, — я растерялась, — пью кофе по утрам и еще, бывает, в течение дня.⠀

Дама лишь усмехнулась и кивнула мне, предлагая следовать за ней, только сейчас я увидела, что вместо обуви на ее ногах были колеса.⠀

— Тебе повезло, будешь работать в Архиве, работа несложная. Тут, конечно, тебе не кофе пить, но справишься. И тебе не понадобится профессиональная таблетка.⠀

Она открыла дверь в просторную комнату.

Ничего себе! Я и не думала, что в мире осталось столько бумаги!⠀

— Это остатки, — небрежно заявила дама. — Твоя задача — избавиться от никчемной бумаги, перенести все в Архив Памяти. Дел тебе хватит на год. Значит, в течение года ты работой обеспечена. Более чем идеальные условия.

— Спасибо большое! С радостью приступаю!⠀

— Ну-ну, — дама закрыла за собой дверь и зашумела колесами по полу, отдаляясь от Архива.⠀

Я подошла к первому же стеллажу и прикоснулась к бумаге сначала кончиками пальцев, а потом и всей ладошкой. Взяла в руки тяжеленькую стопку — приятная тяжесть, вдохнула запах старой бумаги и пыли. Живой запах.

Защекотало в горле. Действительно, живой запах. Таких уже и не осталось почти! И целый год мне работать здесь! С восторгом я смотрела на эти груды папок и стопок.

Вся комната мне вдруг представилась трещиной между Прошлым и Настоящим. По правую руку от меня возвышался целый лес высоких металлических стеллажей, заставленных книгами, папками с документами, стопками бумаги и пестрыми карточками. По левую руку было по-нашему — пусто. Минимализм. Мое рабочее место: стол с гибким монитором, сложенным в аккуратный квадратик, стул без спинки, вид на серую стену и ничего лишнего. Я изумленно смотрела на эти два случайно соприкоснувшихся здесь мира.

А потом стало так грустно.⠀

Суть моей работы — искоренить все это богатство Прошлого. Перенести всю информацию в компьютер, и что потом? Куда все это денут? Сожгут? Как и все остальное.⠀

Три глубоких вдоха. Ну зато сейчас, и завтра, и еще целый год я буду в этом Королевстве Прошлого. Бумага, чернила — кто-то записывал что-то своей рукой. И я со всем этим один на один! И знакомиться ни с кем не надо! Какое счастье, что мне не пришлось пить профессиональную таблетку!⠀⠀

Я по неосторожности своей рассмеялась:

⠀– Юхууууу, Архив, привет! Меня зовут Пристань ВиЭллей, и целый год я буду здесь работать.⠀

⠀– Не видит дальше своего носа!⠀

⠀От испуга и неожиданности я потеряла дар речи и выронила папку из рук, листочки ворохом разлетелись по полу, возмущенно шурша.⠀

⠀– Думала, что ты тут одна, — неодобрительно проворчал мой внезапный собеседник. — Вон всю бумагу перепугала!⠀

⠀– Здравствуйте, простите, пожалуйста, не знала, что здесь кто-то есть, — я смущенно начала подбирать с пола листочки.⠀

⠀– Не кто-то, а Смотритель Архива. Господин Альба, можешь так обращаться ко мне.⠀

⠀Седой, будто белый лист, старик прошаркал из недр Архива и остановился в нескольких метрах от меня. Несмотря на скрюченную спину, он оказался выше меня ростом. Мохнатые серые брови и длинная борода обрамляли морщинистое лицо, выцветший серый не то халат, не то плащ ни на оттенок не уступал его уставшим глазам. Удивительно, у нас почти не осталось стариков. А вот господин Альба остался.

— Правила простые: не шуми, не смейся, раньше времени не приходи и не задерживайся тут после рабочего будильника. И мы с тобой поладим.

— Да, конечно, господин Альба.⠀

Так и начала я свою работу в Архиве.⠀

Позже оказалось, что правил у господина Альба куда больше.

— Не заговаривать с ним первой.⠀

— Не задавать вопросов.⠀

— Не шуршать сильно бумагой.⠀

— Не включать слишком много света.⠀

— Не пить кофе в перерывах (его очень дразнил запах кофе).⠀

Однажды я принесла ему стаканчик: подумала, что ему будет приятно. Но ошиблась. Еще несколько дней он раздраженно бурчал себе под нос что-то о моем потерянном поколении. Я не понимала, что плохого было в моем поступке, но непонимание между поколениями испокон веков было чем-то неизменным. Жаль, что мне уже некого будет «не понимать».

А если б было, если бы я знала, что у меня будут дети, внуки, правнуки, то непременно вела бы дневник о своей жизни, о нашем времени, нашем городе. Я уверена, окунуться в прошлое — всегда интересно. Вот точно такой же дневник, как у девушки из XX века. Ее звали Офелия, и именно ее дневник я сейчас перенесла в компьютер и горестно сложила в контейнер с надписью «На утилизацию».

На несколько минут я задумалась. А что бы я написала в своем дневнике? Ведь моя жизнь такая же серенькая, как и цвет волос. В каком жанре был бы мой дневник? Уж точно не захватывающее приключение. И не роман: в наше время любовь считается одним из самых тяжких эмоциональных преступлений, как и дружба, как любая привязанность к себе подобному. Мой дневник не стал бы детективом: преступлений в Среднем Секторе не происходит. И это прекрасно.

Возможно, мой дневник стал бы просто маленьким очерком о нашем городе.

Я долго думала о том, как именно мне стоит вести дневник? Ведь если записывать все, что происходит каждый день, можно будет просто переписывать самую первую запись снова и снова, с некоторыми незначительными изменениями. Поэтому я решила, что буду записывать так: «День первый ведения дневника», а второй может и не наступить или же я проживу пару месяцев, прежде чем случится что-то достойное записи в дневнике. Тогда-то и запишу «День второй ведения дневника». Буду исчислять дни именно записями тут. Вот и все.

День 1 ведения дневника

Особенности нашей жизни.

В наше время все устроено очень мудро. Представьте, ни у кого нет долгов ни перед Государством, ни перед собой.⠀

Знаю, раньше были живые деньги: монеты, бумажки, пластиковые карточки. Сейчас такого нет. За каждым жителем закреплен личный счет, на который ему начисляют денежные единицы.⠀

Каждое первое число месяца люди просчитывают каждую потраченную единицу наперед.⠀

⠀Вот, например, моя зарплата в Архиве — это 100 единиц.⠀

---

⠀Из этого:⠀

⠀50 единиц — налог Государству.⠀

⠀20 единиц — оплата моего жилья и Интернета.⠀

⠀10 единиц уйдет на продукты (белковая смесь, абонемент на кофейные капсулы, бобовая паста, желе на десерт — могу позволить себе по выходным — и пара мешков современного комбикорма).

⠀10 единиц — на проезд до работы.

⠀И еще 10 единиц стратегического запаса.⠀

⠀Например, в прошлом месяце я постриглась на три единицы у Ножниц с нулевого этажа, на одну единицу купила лишнее желе, когда было ну очень грустно, на две единицы купила платьишко (такие покупки у меня очень редко, обычно в случае крайней необходимости, когда старое платье уже не надеть), и еще четыре единицы… не могу сказать, куда потратила… но когда-нибудь признаюсь.⠀

⠀Таким образом мы расписываем свои будущие расходы каждое первое число месяца, заносим данные в систему своего профиля, и система выдает единицы по уже заранее прописанным потребностям. Никто не может внезапно потратить деньги — все продумано и занесено в систему.

Нет возможности захотеть съесть больше желе — система просто не позволит потратить лишнее. Поэтому все живут четко по возможностям. Без спонтанных и лишних трат.⠀

⠀Вот такая умная система.

Кстати, копить ничего нельзя: если не потратил в этом месяце свой стратегический запас, то Государство обнулит его в последний день месяца.

Уверена, раньше было больше свободы в финансовой сфере. Но и в те времена люди не были довольны! Такой он, наш странный мир.

---

День 2 ведения дневника

Сегодня у меня выходной.⠀

В свой выходной мы обязаны явиться в Новостной пункт. Раз в неделю мы всем районом смотрим новости. Наверное, это единственный час, когда люди собираются вместе.⠀

Время строго регламентировано. Без регламента мы не общаемся, чтобы не вызывать споров, ссор, сплетен, лишних личных привязанностей.⠀

Признаться, меня радуют такие еженедельные сборы. Люди кажутся все более знакомыми. Правда, каждый год приходится менять работу и место проживания, чтобы не было привязанностей. Ведь если осесть на одном месте, жди беды: обязательно появятся друзья, а где друзья, там и эмоциональные преступления.⠀

Поэтому живем мы одиноко, монотонно, но зато без войн, убийств, краж.⠀

В Новостном пункте вещает вестник-робот. Иногда мы просто слушаем о том, что происходит в Среднем Секторе (обычно ничего нового), иногда нам показывают наших Властителей. Мы обязаны славить их, хором повторяя мантры за здоровье и благополучие чиновников нашего Сектора. Но, честно говоря, мне даже смотреть на них жутко. Наши властители совсем не похожи на нас. Они типичные представители современных людей, homo sapiens 2.0, их тела адаптированы под сидячий образ жизни. Фигуры их, с атрофированными конечностями и большими головами, имеют расплывчатые очертания — очень сложно угадать, мужчина перед тобой или женщина, тела их похожи на кожаные мешки, наполненные дрожащим желе. Они не умеют ходить и передвигаются исключительно на умных каталках. Но зато представители homo sapiens 2.0 очень образованные, мудрые, решают все-все насущные проблемы нашего Государства.

---

Какие именно проблемы, нам не говорят, чтобы лишний раз нас не беспокоить. Но они явно заслуживают то место, которое занимают.

Каждый год при поступлении на новую работу мы выпиваем профессиональную таблетку. Нам не нужно заканчивать университеты для освоения профессий. На год каждый может стать настоящим финансистом или же инженером: нужно лишь выпить таблетку с заложенными в нее знаниями и памятью предыдущих сотрудников, отработать целый год, а потом «сдать» свои знания и память обратно. Правда, у этих таблеток есть побочный эффект: страшные головные боли и утеря воспоминаний из своей собственной жизни.

Но Государство отчаянно ищет выход из сложившейся ситуации, проводя исследования.

День 3 ведения дневника⠀

Все! Не могу скрывать дольше! Так хочется поделиться с кем-то! Делюсь с дневником.⠀

Я — эмоциональная преступница. Средней степени тяжести.⠀⠀

Четыре единицы своего стратегического запаса я потратила на Зеркальную Сеть! Коротко — «Зеркало».

Есть Легальная Сеть, в которой, что бы ты ни делал, все видно Государству. Каждый твой шаг.

Для чего нужен Интернет, если у нас нет хобби, нет общения? Для фильмов и игр. Фильмы и игры нашего времени — строго под контролем Государства. Нет такого понятия, как «кинокомпания». Государство — это и кинокомпания, и все что угодно еще.⠀

А вот «Зеркало» Легальной Сети — это как раз та самая тень, которую государственным службам ну очень сложно отследить!⠀

И я состою в ней. Это ужасно. Но это факт.

Что я делаю здесь? Общаюсь! И, что еще хуже, уже третий раз с одним и тем же аккаунтом!⠀

---

Я не знаю, кто он, мужчина или женщина, где работает, как выглядит. Но…

Расскажу по порядку.⠀

Отец и Мать. Оба были для меня Богом. Маму я любил, как Бога, а Отцу верил, как Богу. …слишком белые волосы… Бог был всепрощающим, милостивым и бесконечно любящим в лице Мамы, но в то же время равнодушным, отстраненным, жестоким в лице Отца. … все время тащил меня… тащил из меня…

Бог и любил меня, и не любил…

…Я слышал детский плач. Я хотел помочь тому, кто плачет, но меня никогда не пускали…

Вечерами Мама сидела на своем уютном пуфе и читала мне книжки о девяти принцах, я усаживался на пушистый ковер, непременно у ее ног. Здесь был мой Рай. …лунный свет из ее глаз ласково катился по моим рукам…

А Отец… Он забирал меня у Мамы так часто, что Рай всегда был коротким мигом, и он тащил меня за собой туда, куда я не помню. …воспоминания скрипели от страха… и я снова слышал детский плач…

Это он познакомил меня с Пересмешником, назвав его своим сыном — так же, как и меня.

…все, что он попросит…

Вот только… я обожал Бога, а Пересмешник люто ненавидел.

Мой новоявленный брат оказался очень властным. И моим вниманием он хотел владеть безраздельно и безгранично.

Однако он знал, что больше всего на свете я люблю Маму. И он стал изводить ее каждый раз, когда я проигрывал ему.

И я ничего не мог сделать. …слишком белые волосы…

Я видел, как она страдала. Он оскорблял ее, унижал, он терзал ее душу и рвал ее сердце, но она всегда прощала его.

А я страдал еще сильнее от того, что не мог ее защитить.

…все, что он попросит…

Я умолял Пересмешника перестать мучить Маму! Я играл с ним так яростно и страстно, как только мог, чтобы выиграть, чтобы он не трогал ее!

Но, как я ни старался, выигрывать несколько раз подряд у меня не получалось.

— Мне. Очень. Нужен. Реванш, — всякий раз повторял Пересмешник. Он был сильнее меня, и я не мог сопротивляться его воле.

…пол в лаборатории Отца не хотел стоять…

…он бил меня, когда моя нога пыталась его раздавить…

Однажды Пересмешник задал мне вопрос и попросил ответить искренне:

— О. Чем. Ты. Мечтаешь?

Я ответил честно, как меня и попросили.

— Я мечтаю, чтобы тебя никогда не было.

Пересмешник затаился после моего ответа. И мы не играли несколько дней. …тишина в моей голове пульсировала в горле…

Я чувствовал свободу, ощущал счастье, веселился, смеялся, много улыбался. Проснулся давно пропавший аппетит.

Мы проводили с Мамой вечера, и мы оба были так счастливы вместе!

Так непростительно счастливы!

…а он все тащил меня или тащил из меня…

Мы дышали полной грудью, предоставленные сами себе.

Отец уехал на несколько дней, а Пересмешник спрятался. Холод рядом с Мамой был яркий, а без нее был темный.

В тот вечер я пожелал Маме доброй ночи и крепко обнял, сказал, как сильно люблю ее и отправился спать.

А на утро…

Я обнаружил в своей комнате Отца.

Он сказал, что Мамы больше не будет с нами, что я уже никогда ее не увижу. … яркий холод спрятался…

Я бросился к нему с кулаками, давился слезами, криками, мольбами. Я не понимал, что произошло и почему Мама больше не хочет быть со мной?

Но Отец схватил меня за ворот, грубо отшвырнул и запер одного.

Нет… не одного.

Из угла комнаты на меня смотрел Пересмешник. И улыбался. А я остервенело чесал зубами свои руки. …как мне вспомнить завтра…

…и детский плач больше никогда не лез мне в уши…

…я убрал источник плача?

---

Глава 2. Я изменяю реальности

Три выходных назад я бродила по Зеркальной Сети. Общение у меня случалось и раньше. Но, чтобы не вводить себя в разряд преступников высокой степени, я никогда не общалась с одним и тем же аккаунтом более одного раза.⠀

Обычно поболтаешь, поддержишь беседу, но и только.⠀

А с AK1874 все пошло наперекосяк.⠀

Наверное, случилось это из-за того, что изначально наша беседа была необычной. На том конце виртуальной реальности мной вдруг заинтересовались.⠀

Если раньше беседы с другими аккаунтами были очень отстраненные: про новости, финансы, Государство, — то здесь все сразу стало слишком личным.⠀

В итоге я даже проболталась, что собираюсь работать в Архиве. Не понимаю, как так вышло.

И вот я снова в Сети и жду, когда AK1874 засветится белым цветом (значит, аккаунт в Сети).⠀

⠀

⠀– Привет, я на связи, — AK1874 набирает сообщение ⠀

(вот даже это приятное волнение, которое я испытываю, получая его сообщения, уже считается преступлением). — Как прошла неделя?⠀

⠀– Привет! Очень рада снова читать тебя! Действительно испытываю чувство радости…⠀

⠀– Хах! Видели бы тебя сейчас гос. надзиратели! Ты улыбаешься?⠀

⠀– Ой, пожалуйста, не нужно об этом. Я постоянно мучаюсь и каждый день думаю, что лучше нажать кнопку «забыть аккаунт» и не находить тебя больше в Сети.⠀

⠀– Полагаю, ты это несерьезно. Как дела в Архиве?⠀

⠀– Эх, да все так же. Господин Альба постоянно ворчит на меня, не общается. На днях принесла ему кофе, он только еще сильнее закрылся. Но я понимаю: думает, что я его провоцирую на преступление.⠀

⠀– Он совершенно прав: с чего это брать кофе из рук другого человека? Неуместные знаки внимания. Не путай «Зеркало» с реальностью.⠀

⠀– Я не путаю… Просто думала, ему будет приятно.⠀

⠀– В реальности веди себя так же, как и все, не забывайся. До сих пор поражаюсь, как ты еще жива с таким-то характером!⠀

⠀– С каким «таким»? Что ты говоришь?⠀

⠀– Не понимаю, как тебя воспитали? Не рассказали, что нормально, а что нет?⠀

⠀– Наша переписка приобретает странный оттенок. Кажется, будто ты недоволен. Или недовольна? Как лучше?⠀

⠀– Оставь «недоволен». ⠀

⠀Теперь я могу предполагать, что это не девушка.⠀

⠀– У меня давно нет родителей. Когда я была маленькая, что-то случилось, и меня отправили в Детский корпус. А после… я не помню несколько лет из жизни. Мне стерли память. Впрочем, как и всем.⠀

⠀– Теперь я примерно понимаю твой возраст!⠀

⠀– А ты… сильно старше?⠀

⠀AК1874 погас.⠀

И снова разговор прерывается на неудобном для него вопросе. Все из-за меня. Надо поменьше лезть и спрашивать. Охватила ужасная грусть. И даже норму кофе не превысить. Весь запас ушел на оплату Сети. Пустота.

День 4 ведения дневника⠀

Каждый мой новый день похож на предыдущий, но это и неплохо. Это полное спокойствие, отсутствие стресса, рисков, неожиданностей. Отсутствие разочарования, потому что ты ничем не очарован.⠀

---

Утром, спускаясь в лифте на улицу, я беру из окошка свой кофе. Бегу к остановке, еду в Архив. Господин Альба стабильно недоволен моим присутствием.

Звенит рабочий будильник, как сирена, по всему городу. Минута — и толпы народа едут домой. Точнее, я бы сказала, регламентировано перетекают из объятий чопорных офисов в объятия равнодушных квартирок. И не согреться в этом городе.⠀

Дома меня ждет ужин (обычно витаминная смесь или бобовое пюре) и фильмы.⠀

Я с благодарностью принимаю жизнь такой, какая она есть. Но с тех пор, как пустилась во все тяжкие и стала общаться с человеком в «Зеркале», я сама не своя. Что-то внутри мечется и просится в Сеть. Но я знаю, что нужно ждать целую неделю.⠀

Совсем скоро первое число и новый расчет средств на текущий месяц. Меня посещает все чаще одна не самая умная мысль: а если оставить из стратегического запаса чуть больше четырех единиц — например, пять единиц на «Зеркало»? Это даст мне еще один день доступа.⠀

Четыре единицы — это доступ на месяц раз в неделю. А далее по одной единице — один дополнительный день в неделю.⠀

Мой новый знакомый говорил мне как-то, что бывает в «Зеркале» гораздо чаще, чем один раз в неделю.

День 5 ведения дневника⠀

Запишу о себе то, что помню. Так я смогу сохранить воспоминания на случай, если мне придется пить профессиональную таблетку в следующем году.

Меня воспитывали в Детском корпусе. Тогда еще были оставшиеся детские корпуса, пока их не упразднили.

Так что я из последнего поколения детей.⠀

Прогресс генной инженерии дошел до того, что теперь мы выращиваем людей в искусственных матках. Звучит жутко, поэтому я буду говорить «в капсулах». Плод растет в капсуле в течение трех месяцев! В ДНК искусственного человека закладывается информация, которая нужна Государству. Вроде и не роботы, а вроде и не люди уже.

Чтобы управлять человеком, достаточно лишить его детства. Не знаю, куда катится наш мир… Страшно.

Для нового поколения людей, я бы назвала их homo falsum, идет масштабное строительство в Среднем Секторе. Говорят, эти люди будут лучше нас. Сильнее, быстрее, продуктивнее. Они не будут требовать столько расходов воды и пищи. Рождается новая нация.

А что сделают с нами, если мы станем не нужны…

За год до Архива я работала на фабрике по приготовлению порошковых витаминных смесей для нашего населения. Там я чувствовала, что несу пользу людям.⠀

Еще раньше работала дежурной на одной из станций монорельса. Там я наблюдала за людьми, и мне тоже было интересно.

Одно время на мне тестировали государственные игры. Это очень увлекательно — быть первой в чем-то.⠀

И ещё целый год я была на раздаче утреннего кофе в лифте одного небоскрёба. Сидела в закрытой кабинке и только протягивала кофе, никто меня не видел, а я не видела тех, кому подаю кофе. Но каждый раз думала, что мой кофе сегодня согреет кого-то. Этой работы больше нет. Все автоматизировано. ⠀

Но я знаю, куда бы ни закинула меня жизнь, я найду свою маленькую радость и буду беречь ее в сердце, никому не показывая.⠀

Это все, что я помню…

Каждое утро я захожу в Архив, полной грудью вдыхаю аромат старой бумаги. Спасибо миру за то, что я здесь! С улыбкой встречаю недовольного господина Альба и погружаюсь в чудный мир старых документов. Некоторые из них мне кажутся очень ценными для мировой истории, некоторые — просто бессмысленные записки. Но я читаю все запоем.

День 6 ведения дневника⠀

Время пролетает быстро. В душе прячется глупое волнение от приближающегося выходного.

И у меня уже есть идея, как продлить общение с аккаунтом AK1874.

⠀– Привет! С выходным тебя! — AK1874 набирает сообщение…⠀

⠀– Привет! Давай договоримся: ты не исчезаешь внезапно, а я не задаю вопросов о тебе? — поспешно напечатала я.⠀

⠀– Идет.⠀

⠀– Знаешь, сегодня смотритель не так уж и злобно на меня смотрел. Было что-то новое в его поведении. Интересно. Но я ничего такого не делала. Вела себя как обычно.⠀

⠀– Возможно, он привыкает. Старые люди подвержены эмоциональным состояниям.⠀

⠀– Я даже не знаю, что сказать, вопросы не задаю, как и обещала. А про себя рассказать нечего. Событий не было. Обычная неделя.⠀

⠀– Расскажи, как ты выглядишь?⠀

⠀– Ой. Да ничего особенного. Я обычная. Не рисуй там себе картинок в голове. Я не красавица.⠀

⠀– Хм. Жаль. Ну ладно. (Мне стало неловко от этого ответа.) ⠀

⠀– Да чего жалеть-то. Все равно мы никогда с тобой не увидимся. Мы лишь в «Зеркале», и все. Можно все-таки один вопрос?⠀

⠀– Можно.⠀

⠀– Как часто ты тут?⠀

⠀– А как часто тебе надо?⠀

⠀– Ну, в смысле, ведь чем чаще ты тут, тем больше нужно потратить из стратегического запаса. И знаешь, я хотела бы, возможно, чуть чаще быть тут…

⠀– Зачем? (Поймала себя на мысли, что этот вопрос меня расстраивает.)

⠀– Я… не знаю.⠀

⠀– Давай в середине недели и на выходной условимся.⠀

⠀– Давай, если, конечно, ты тоже этого хочешь.⠀

⠀– Условились.⠀

⠀AK1874 погас.

Когда он так уходит: не попрощавшись, внезапно, — я ловлю в себе неприятные чувства. Я всегда так жду этой виртуальной встречи. И готова говорить хоть до самого утра.⠀

Получается, мое желание не взаимно.⠀⠀

День 7 ведения дневника⠀

Первое число. Это первый месяц, как я получила зарплату из Архива.⠀

Сижу, вношу данные будущих расходов. Честно, в душе скребется котенок.⠀

Десять единиц стратегического запаса. Четыре из них, как всегда, пойдут на оплату «Зеркала». Остается шесть. В этом месяце я не буду покупать одежду. У меня все есть. Значит, могу позволить себе лишний день в «Зеркале». Но надо ли? С того выходного мысль о том, как можно уйти не попрощавшись, так и не покидает меня.⠀

Но все-таки оставляю пять единиц стратегического запаса нетронутыми. Смахиваю «не требующиеся» единицы вверх по экрану, чтобы они ликвидировались не в конце месяца, а сейчас. «Зеркальные» хакеры каким-то образом умеют перехватывать «невостребованные единицы» пользователей. Тем самым с пользователей полностью снимается ответственность. Мы ничего не оплачиваем, а лишь списываем со своего счета пять единиц из зарплаты, возвращая их тем самым Государству. А вот то, что «зеркальные» хакеры перехватывают единицы, — это уже «так вышло». ⠀

Открываю баночку с желе. Оно розоватое, сладковатое, с бобовым привкусом и немножечко отдает пластиком. Мне нравится! Сегодня выходной, и я могу побаловать себя такой вкуснятиной.⠀

Монитор передо мной, делаю вид, что не жду ничего и никого. А на самом деле — жду.⠀

⠀– Привет, Мотылек! Как ты? (Когда он назвал меня так, поймала себя на мысли, что не знаю значения этого слова. Вбила в Сети. Картинки мотылей мне совсем не понравились. Неужели он думает, что я выгляжу так ужасно? Но я не стала ему говорить ничего лишнего. И послушно приняла свое новое прозвище.) ⠀

⠀– Привет, хорошо.⠀

⠀– Как неделя прошла?⠀

⠀– Хорошо прошла. (Сама не знаю, почему я отвечаю именно так.) ⠀

⠀– Хорошо-хорошо?⠀

⠀– Да.⠀

⠀– Эй? Это вообще ты?⠀

⠀– Да, я, конечно. Просто подумала, начну набирать длинное сообщение, а ты раз — и выйдешь внезапно. Поэтому пишу коротко, чтобы наверняка успеть.⠀

⠀– Аааааааа! Хах! Я тебя понял! Интересно. Я полагаю, так ты выражаешь свою обиду?⠀

⠀– Нет, конечно! Если я эмоциональная преступница, это еще не значит, что обязана испытывать негативные эмоции. Я чувствую радость, волнение.⠀

⠀– И все?⠀

⠀– Нет, еще чувствую непонимание.⠀

⠀– Чего именно?

⠀– Как можно выйти не попрощавшись, когда, например, нет возможности общаться чаще?⠀

⠀– Ты обиделась. Ты себя не обманывай, Мотылек. То, что ты сейчас пишешь, — это называется «обиделась». Уже ночь, так что тебе спать пора, завтра же рабочий день. Еще уснешь на своей работе. Я прощаюсь с тобой. Как мне тебя называть? Твой ник, конечно, очень неудобный: «ppp333».

⠀– Пристань. (Честно, я поняла, что зашла слишком далеко, только после того, как сообщение уже было отправлено. Но лучше пусть называет меня моим именем, чем «мотылем». ) ⠀

⠀– Тогда я прощаюсь с тобой, Пристань. И я буду ждать тебя здесь в середине недели. Так лучше?⠀

⠀– Да, спасибо. Так и правда лучше.⠀

⠀– Ну, выходи из Сети. А то мало ли, ты обидишься, что я сделаю это первым?⠀

⠀– Я не обижусь, ты что…⠀

⠀AK1874 погас.⠀

День 8 ведения дневника

Как я ждала середины недели! Прокручивала весь наш диалог у себя в голове и ловила какие-то новые чувства внутри. Я очень рада тому, что он попрощался. Я так боялась негативной эмоции внутри себя, такой, например, как обида. А стоило обидеться, и все стало лучше, чем было.

Неужели негативные эмоции могут служить в пользу?

А еще меня изводили вопросы… Кто скрывается под аккаунтом AK1874? Мне безумно интересно… Кто он? Какого возраста? Какой внешности? Где работает? Где живет? А вдруг он живет в том же доме, что и я? А вдруг это прохожий, который толкнул меня случайно, когда я пролила кофе? А вдруг?⠀

В условленный день я с трепетом в сердце вышла в «Зеркало» и стала ждать его. Мое внимание сразу привлекла новая кнопка на мониторе. Такой раньше не было. «Молчание смелых».

Подумать только, и почему она появилась только сейчас.

⠀

Тихая ночь моей маленькой квартирки. Мое личное серое пространство размером в 20 квадратных метров. Я так его ценю. Здесь все минималистично, как и во всех квартирах: узкая кровать, домашний монитор, душ, встроенный в стену, на который у всех отведено строго пять минут, и голубоватый биохолодильник, также встроенный в стену, без полок и дверей, просто окошко из биополимерного геля, куда мы помещаем еду для сохранности. И самое чудесное здесь — это огромное панорамное окно от пола до потолка. Такое окно есть в каждой квартире, но жить на верхнем этаже и каждый день любоваться панорамой города мне выпало впервые. Раньше мне попадались квартирки на нижних этажах, с видом на улицу. Спать порой было жутковато — как будто на виду у всех. Хотя снаружи окна — темные квадраты, отражающие город, и что происходит внутри — никто не видит, кроме гос. надзирателей. Они патрулируют город и могут свободно, сквозь свои очки увидеть любого в его квартире, хоть на нижнем этаже, хоть на самом верхнем. Хорошо, что они не могут увидеть, что именно человек делает перед монитором. Смотрит государственные фильмы или общается в нелегальном «Зеркале»!

Пока жду, решила все-таки кликнуть на «Молчание смелых». ⠀

Это оказался новостной канал «Зеркала». Я не понимала, шутка все это или что:⠀

«Государство снова безуспешно пыталось прорвать Зеркальную базу данных».

«Благодаря Хаку Аттеосу, отцу-основателю „Зеркала“, данные пользователей в полной сохранности и безопасности». ⠀

«Подземный город разрастается, будь с нами!»⠀

«Хватит быть „биомусором“, строй свою жизнь!»

«Грехи Государства. Туши пожирают человечество».

«Сплетни Золотого города».

«Сводка статей от Невидимки. Sub Rosa».

«Искусственные люди — угроза всему живому».

⠀

Я читала заголовки, читала комментарии пользователей, все эти новости. Сколько людей здесь общаются? Они все знают друг друга… Они общаются так открыто.

Я вздрогнула от неожиданной мягкой вибрации монитора.⠀

— Ты тут?⠀

— AK1874, привет! Я думала, что перепутала дни, боялась, ты не придешь. Послушай, что здесь происходит сегодня? У меня появилась кнопка «Молчание смелых». Там какая-то страшная информация. Я не понимаю. Подземный город, Золотой город… Что происходит?⠀

— Система «Зеркала» повысила твой пользовательский статус. Ты теперь продвинутый пользователь. Ты потратила больше, чем четыре единицы стандартного доступа, и впервые посетила «Зеркало» в будний день.⠀

— Что это все значит? Я ничего не понимаю.⠀

— Мотылек, мир, в котором ты живешь, — это не единственный мир. Есть другие, так скажем, города. Есть места, где все не так, как ты привыкла, где люди общаются между собой. Есть Подземный город. Там сплошные преступники. Ты можешь читать об этом, знать, но не вздумай туда лезть. Если они попадаются надзирателям в Среднем Секторе, их ликвидируют.⠀

— Какой ужас! Они живут только под землей?⠀

— Нет, они есть везде, ведут себя как обычные люди. Но на самом деле они — Подземные. Преступники-революционеры, которые планируют свергнуть Государство Среднего Сектора.⠀

— Кто такие «туши»?

— Собственно, Государственные чиновники, которых славят в Новостных пунктах.

— Какое смешное название.

— Не смешное.

— А Золотой город — где он?⠀

— Он, можно сказать, на верхнем ярусе. Туда не попасть.⠀

— Сегодня мой мир перевернулся с ног на голову. Я ничего не понимаю.⠀

— Ты, главное, поменьше эмоционируй. Мне пора. Встретимся в выходной. Будь осторожна, тебе точно посыплется спам с призывами вступить в Подземелье. Не отвечай.

Он вышел из Сети. А я просидела всю ночь, изучая что происходит в мире, о котором ничего не знала до этого.

Это был шок.⠀

Итак, как я смогла сама разобраться, наш мир состоит из нескольких слоев-секторов. Самый просторный и густонаселенный сектор — средний по расположению в пространстве. Мой Сектор. Здесь власть Государства, здесь люди живут строго по правилам: работают там, куда направят, не общаются, не испытывают эмоций, пьют злосчастные профессиональные таблетки. Здесь все отлажено, четко, спокойно, люди — винтики в системе. В системе, которой управляют так называемые туши.

Далее, есть «вышедшие из строя винтики», эмоциональные преступники, не просто те, кто тайком общается в «Зеркале», а те, кто спускается в некий Подземный город, нижний сектор. Они называют себя Проснувшимися.

Как я поняла, хакеры «Зеркала» и его организаторы — они точно Подземные. И в Подземном городе люди общаются вместе, как делали это раньше, они испытывают весь спектр эмоций: от любви до ненависти.⠀

И есть Золотой город, о котором нет достоверной информации, одни слухи и домыслы. Но все уверены, что люди там живут как короли и ушли в своем технологическом развитии далеко вперед. Закрылись там у себя, никого туда не пускают и сами не спускаются.

Интересно, они выглядят как мы или как туши?

Все это время я жила, как слепой котенок. Просто глупый слепой котенок. Жутко. Странно. Нелепо.⠀

Конечно, я продолжала жить своей обычной жизнью. Но с тех пор как узнала больше, чем следовало, я на все смотрела другими глазами. Тайком заглядывалась на людей, пытаясь распознать Подземных.⠀

Поднимала глаза наверх, стараясь увидеть, где там этот Золотой город. Но ничего золотого и в помине не было. Сплошная серая пелена. Мутный защитный купол, накрывающий весь наш Сектор.⠀

Я до боли в глазах читала новости из «Зеркала», читала комментарии общающихся людей, но никогда не вступала ни с кем в диалог. Только с AK1874 мы потом часами обсуждали новости. У меня была куча вопросов, а он прекрасно разбирался во всем. Сначала он нехотя отвечал на мои вопросы, часто их просто пропускал, менял тему, прощался и уходил. Но со временем привык к тому, что теперь мы разговариваем и на такие темы, и стал со мной более открытым. Для меня он был лучшим источником информации.⠀

На следующий месяц я решила отказаться от желе и потратить еще одну единицу на лишний день доступа.⠀

Я спросила у AK1874, как часто он бывает в «Зеркале», и он ответил, что каждый день. А от ответа на вопрос, как же он так распределяет свой бюджет, если на каждый день не может хватать чисто физически из 10 единиц стратегического запаса, он, конечно, уклонился.⠀

---

День 9 ведения дневника

⠀

Теперь мы с ним общаемся всю ночь, он не уходит так быстро, как раньше. Было пару раз, когда я прощалась первая! Начинала не справляться с усталостью и прощалась.⠀ Я по-прежнему рассказываю ему о своей монотонной жизни. Но он каждый раз интересуется в деталях: что делала, как ведет себя господин Альба, какие интересные вещи я прочитала в Архиве, крепкий ли был кофе с утра, ем ли я желе, хватает ли мне витаминов. Ему было важно все. Мной никогда и никто так не интересовался.⠀

Но я ничего не спрашиваю о нем. Это по-прежнему табу. А меня просто с ума сводит жгучее любопытство! Он знает обо мне все, а я… знаю только ник. И это ужасно несправедливо.

Я стоял на парковочной площадке для капсул. Точнее, я стоял на самом ее краешке. Один шаг в пустоту подо мной — и я навсегда забуду боль после расставания с Мамой.

…слишком белые волосы…

…слишком яркий холод…

Забуду и боль, и себя, и всю свою глупую, никчемную жизнь.

…и Пересмешника …меня перестанет тащить…

Он стоял рядом со мной и, кажется, впервые был перепуган. В то время как я был преисполнен решимости. Мы поменялись ролями.

…вспомнить завтра…

Но меня это не радовало: в конце концов, это были последние мгновения до моего шага вперед.

— Ты. Трус! — выкрикнул Пересмешник.

Но я молчал. Я не поддамся на его провокации. …облака лживые… Облака можно разбить, бросив свое тело в них.

— Ты. Убийца! — снова выкрикнул он, в его голосе слышалась злоба. Но ответом ему снова было мое молчание.

— Ты. Никчемный. Сын. Худший! — не успел он договорить, как во мне уже закипела ярость, он зацепил меня. Он знал мои слабые места, а я не был таким искусным манипулятором, как он. …делать все, что просит он…

…он главнее меня…

— Это неправда!

Пересмешник оказался счастлив моему ответу. Ведь только вступив с ним в диалог, я будто снова начал с ним Играть.

— Не прыгай. Мне ведь. Придется. Прыгнуть. За тобой. И мы погибнем оба.

— Оставайся жить, — мрачно ответил я.

…пусть тело мое разобьет лживые облака…

— Я. Не могу. Я. Всегда. С тобой. Где бы ты ни был. Куда бы ты ни пошел. Мой удел. Следовать. За тобой.

Мне показались странными и нелепыми его слова, но я не раздумывал над ними.

…тише ты, тише…

— Хочешь. Мы найдем. Маму? — Пересмешник приближался ко мне маленькими, но уверенными шажками.

— Не знаю, — растерянно ответил я, и колючие слезы обожгли мои щеки. — Конечно, я хочу найти Маму! Но Ты снова будешь ее мучить! А значит, не хочу я ее искать! Не знаю! И да, и нет…

— Либо да. Либо нет. Одно. Исключает другое.

— Не всегда…

Он уже был совсем близко, так же на краю, как и я, наши руки почти соприкасались.

— Давай. Придумаем Игру. В которой. Мы будем равны? Я. Буду. Играть честно! И если ты. Будешь выигрывать. Сможешь видеть Маму. Без меня.

— Я боюсь, что мы так и не найдем ее, — в глубине души я отказывался верить в это, но что-то подсказывало мне, что это именно так.

…яркий холод был нужен …яркий холод будет стоять рядом…

— Ты. Не помнишь. Что. Было. В ту ночь, — констатировал Пересмешник.

— Нет, — я отчаянно пытался вспомнить, но я помнил только, что я спал. А значит, не спал только Пересмешник, и это он виноват в том, что Мама исчезла!!! Только он! И если я спрыгну, а он сделает это следом за мной — он умрет.

…мы вместе разобьем лживые облака…

Впрочем… Возможно, смерть не самое суровое наказание для него. Он должен был мне проиграть! Проиграть по-крупному! Проиграть не раунд, а целую Игру!

…тише, тише… оно жужжало оно…

И тогда, стоя над пропастью, я поклялся, что уничтожу Пересмешника так же, как он уничтожил меня. Уничтожу его Эго, уничтожу его Суть, оставив при этом в живых.

Конечно, когда мы вернулись домой, он не сдержал свои обещания. Он нажаловался Отцу и растрепал, что я хотел сделать!

…и Отец не тащил меня… Отец презрительно осмотрел меня и заявил, что я слишком слаб, что ему противно видеть своего Сына таким. Я — его ошибка. …и я упал в мякоть лицом…

В наказание он отправил меня в Пустошь на долгие пять лет.

Пересмешник последовал за мной, он явно не ожидал от Отца такого сурового наказания и проклинал себя за свою же непродуманную жалобу. …делать все, что он попросит…

Он заявил, что будет меня защищать в Пустоши, что уничтожит всякого, кто решит приблизиться ко мне со злым умыслом или добрым. Для него это было неважно.

Он только хотел, чтобы мы продолжали нашу Игру. Ради нее он был готов на все.

Тогда я понял его слабость.

…тише ты, тише…

оно жужжало… жужжало оно…

---

Глава 3. Кайт

День 10 ведения дневника

Время идет, а я чувствую, какой полной стала моя жизнь за последние полгода. Я люблю свою работу, господин Альба почти не сверлит меня недовольным взглядом. Мы желаем друг другу доброго, а не очередного утра и разбредаемся по разным уголкам Архива. После работы я спешу домой с трепыхающимся, словно перышко на ветру, сердцем и сначала погружаюсь в новости и узнаю все, что могу, о том, что происходит в мире.⠀

А потом появляется мой замечательный AK1874, и мы болтаем.

Разве может жизнь быть прекраснее, чем сейчас?⠀

С утра я заливаю в себя кофе покрепче и спешу на работу. Я разглядываю прохожих и думаю о том, есть ли у кого-то такая же тайная жизнь, как и у меня? Или они довольствуются только нашим сереньким мирком?⠀

День 11 ведения дневника

— Было бы отлично, если бы ты позволил мне получить хоть крупицу информации. Так сложно общаться столько времени и называть тебя этим бездушным AK1874. Я не принуждаю, не навязываюсь, просто… просто говорю, что меня терзает уже долгое время. Мне ничего не нужно, только бы знать твое имя.⠀

— Кайт.⠀

Сердце бешено заколотилось! Какое… родное имя. Я никогда раньше не слышала его. Но оно молниеносно стало для меня родным. И самым красивым.⠀

Весь день после этого откровения с его стороны я прокручивала в голове волшебное сочетание букв. Кайт. Так лаконично и мягко.

Иногда позволяла себе произнести шепотом его имя, и мурашки шли по телу от того, что я слышала в атмосфере это сочетание звуков.⠀

День 12 ведения дневника

Сегодня переполох в Новостном пункте. Ну, «переполох» — это громко сказано… Но чувствуется напряжение. Уже в толпе витает какая-то просочившаяся информация — что-то касается последнего детского поколения. То есть и меня.

Мы — те, у кого все-таки было детство, самые молодые и, как считает Государство, самые подверженные влиянию эмоций — ведомые.

Я смирно и тихо стою в толпе, ожидая новостей.⠀

— Очередной выходной, уважаемые граждане. С первого числа вводится закон о дополнительном надзоре над всеми выходцами из детских корпусов, должна быть проведена вакцинация и особый контроль за использованием стратегического финансового запаса. За последние месяцы было выявлено повышенное количество «невостребованных единиц». По предварительным данным, они используются для доступа к Зеркальной Сети, именуемой «Зеркало», которая, напомним, считается нелегальной и крайне опасной для мирных и законопослушных граждан.

Этот холодный голос робота-вестника просто перевернул во мне все, но я не подала вида. Все спокойно выслушала и молча отправилась к себе домой.⠀

Остался один выходной общения, и дальше пойдёт какое-то наблюдение за нами…

— Кайт, ты, наверное, уже знаешь… это какой-то кошмар! Я в истерике, не знаю, что делать! Я только что из Новостного пункта! Вам тоже уже сообщили?⠀

— Пока не в курсе, Мотылек. Что за паника? (Он точно не из моего района и по-прежнему называет меня «мотылем». ) ⠀

— Сегодня сказали, что будут с особым вниманием следить за использованием стратегического запаса всех из моего поколения, что Государство считает именно нас самыми ведомыми!⠀

— Ну, в этом они правы!⠀

— Я не знаю, как теперь мне тратить свой запас! Что делать? Я с ума сойду! Они хотят снова мою жизнь запихнуть в тот серый футляр! А я не смогу уже без нашего общения, Кайт! И без этого виртуального прикосновения к обществу, без новостей. Ведь, если я снова стану обычным рядовым пользователем, мой статус понизится и закроется доступ ко всему.⠀

— Сколько единиц ты тратишь сейчас на доступ?⠀

— Уже шесть…

— С первого числа возвращаешь четыре единицы на «Зеркало». ⠀

— Это всего лишь один день общения в неделю!⠀

— Как я уже сказал, с первого числа оставляешь четыре единицы и по-прежнему сливаешь их на «Зеркало». ⠀

— Они сказали про какую-то вакцинацию!⠀

— Первыми под вакцинацию, надзор и допросы попадут те, кто на эмоциях и в панике с завтрашнего дня внезапно сохранит весь свой запас, который они сливали месяцами до этого объявления!⠀

— Кайт… Это ужасно… Может, тогда просто все оставить как есть? Оставить шесть единиц?⠀

— Я уже все сказал. Государство и так понимает все. Оставляй четыре единицы, чтобы не выделяться сейчас.⠀

— Да. А то, что мы теперь будем общаться раз в неделю, тебе нормально?⠀

— Мне нормально. Сделай, как я сказал, Пристань. (Теперь я уловила разницу: когда он общается по-хорошему, я «мотыль», в остальное время — Пристань. Возможно, слово «мотыль» распознается им, как нечто доброе. Буду теперь понимать…) ⠀

⠀

День 13 ведения дневника

Весь день чувствовала себя разбитой. Но я справляюсь. Играю свою роль. Все так же прячу глубоко внутри свои эмоции, еду до Архива, выполняю работу.

Но вчера… случилось необъяснимое.

Я начала перепечатывать одну художественную книгу — и поняла свою ошибку! Столько времени было у меня в Сети, а книг я не читала никогда! Читала новости, читала о Прошлом, факты, события, историю. А вот настоящую художественную литературу — никогда!

И я так погрузилась в чтение и перенесение книги на носитель, что пропустила рабочий будильник!

Спохватилась лишь спустя час! Начала поспешно собираться и тихо-тихо, на цыпочках пошла в сторону двери, чтобы господин Альба не заметил, что я задержалась. Как вдруг услышала шепот.

Была бы поумнее, просто пошла бы домой. Но я начала вслушиваться…

Слышно было плохо… И я остановилась на распутье…

Где-то вдалеке виднелся слабый отсвет среди всех этих однотонных стеллажей.⠀

Господин Альба разговаривал с кем-то и делал паузы в ожидании ответа собеседника, только собеседник… молчал…

Собеседника не было. Я сделала еще несколько шагов… и еще… и заглянула за один из стеллажей, откуда, как мне казалось, шел свет.⠀

Собеседника не было. Господин Альба отправлял голосовые сообщения в монитор. В «Зеркало»! ⠀

Он преступник! Он знает про «Зеркало»!

А если он увидит меня? Ноги и руки стали ватными, я никогда раньше не испытывала такого чувства страха!⠀

— Да, я понимаю, что теперь всем им грозит опасность. Но люди, живущие столько лет без эмоций, получив их, начинают терять разум и логику действий.⠀

На экране появился ответ.⠀

Господин Альба кивнул в ответ невидимому собеседнику.⠀

Мое сердце колотилось. Я уже не знала, как мне уйти, все тело было тяжелым, ноги не слушались, зато уши слушали все, что не надо.⠀

Я снова выглянула из-за стеллажа и посмотрела на аккаунт Господина Альба: мой аккаунт, по сравнению с его, — просто скука. У него было очень много цветных кнопочек на мониторе. Он еще более продвинутый, чем я, судя по всему.

Монитор внезапно погас, и господин Альба увидел в отражении мою глупую голову.

Я вздрогнула, как ушибленная током, и бросилась вон из Архива.

Вылетела в коридор здания и даже не сбавила темп, скорее бы на улицу.⠀

Где-то вдалеке открылась дверь Архива. Он что — гонится за мной?⠀

Ужас овладел мной. Руки дрожали, внутри дрожало все, что уж там ссылаться только на руки.⠀

И уже потом, когда шла от остановки монорельса до дома, я поняла, что значит слово «паранойя». Мне мерещилось, что все следят за мной. Я забежала в квартиру и молниеносно закрыла дверь за собой, сползла по двери на пол и начала дышать…⠀

Что теперь делать?⠀

Сегодня первое число, и мне нужно распределить бюджет. А значит, поговорить с Кайтом и все ему рассказать я смогу только через четыре дня! И кто знает, доживу ли я до этого…⠀

Как же долго я не могла решиться потратить всего лишь четыре единицы на заветное «Зеркало». Но почему-то мне было страшно ослушаться Кайта. Я никогда его не встречу, он ничего не сможет мне сделать. Скорее всего, я боялась ослушаться и потерять общение с ним. Сердце скрипело, как механическое устройство с неполадками, когда я потратила всего лишь четыре единицы.⠀

По привычке открыла «Зеркало», хотя знала, что не попаду в Сеть… Но… весь мой аккаунт пестрел разными кнопочками! Точь-в-точь как у господина Альба. Я была в Сети!

— Привет, Мотылек!⠀

— Кайт! Как это? Я потратила четыре единицы — все, как ты сказал! Что случилось? Я в Сети в день, когда не должна была, и у меня нереально продвинутый аккаунт!⠀

— Да, у тебя есть максимум, который может предоставить «Зеркало». Подарок тебе за послушание.

— В смысле? Это… сделал ты? Как это возможно?

— Есть такая возможность, Пристань. Наслаждайся, у тебя безлимитка.⠀

— Ооо, Кайт! Это подарок? Мне никто никогда ничего не дарил! Да вообще, в нашем мире никто ничего не дарит! Почему ты сделал это?⠀

— Слишком глупый вопрос, терпеть такие не могу!⠀

— А что было бы, если б я не послушалась и купила бо́льший доступ к «Зеркалу»?

— Осталась бы продвинутым пользователем, но без меня. Не выношу непослушания.

— В смысле? Что это за кошмар, Кайт! Я не верю тебе! Ты бы так легко меня кинул? Все наше общение?

— Увы, да.

Я постаралась не реагировать на его ответ и написала все, что чувствовала.

— Спасибо тебе за такой подарок. Я на самом деле тронута до глубины души. Это первый в моей жизни подарок. Многие о таком даже не думают! Как ты потратил столько на меня? Как ты теперь живешь? А у тебя все еще безлимитка?⠀

— Да.⠀

— А глупые вопросы я задавала, потому что хотела услышать, что ты хочешь общаться со мной чаще.

— Разве действий недостаточно? Нужны обязательно слова?

— Нет, Кайт, прости, всего очень даже достаточно! Спасибо тебе! Я безумно сейчас счастлива! Никогда не была так счастлива! Что может быть лучше?

А потом, когда эмоции поутихли, я рассказала ему о том, что попалась на глаза господину Альба.⠀

— Если он сам преступник, то просто напугался, и все. Что он сможет сделать? Все «зеркальные» боятся, что их раскроют. Может, он там валяется в Архиве с инфарктом, он же старый человек. А ты убежала…⠀

— Ты серьезно? Даже не подумала! Может, стоит поехать туда?⠀

— Ну смешная! Никуда не надо ехать. Завтра придешь и будешь вести себя, будто ничего не было. Он сам начнет разговор, это он в позиции жертвы. На его вопросы отвечаешь, что тоже знаешь «Зеркало», общаешься минимально. Все, как у обычного человека. В «Зеркале» почти весь город сидит! И все тайком. И Государство прекрасно все понимает, все зависит от степени пользовательского статуса.⠀

— Правда? Все сидят? И все знают про «Зеркало»? Почему бы тогда не разрешить всем общаться, если и Государство знает?⠀

— Для чего? Это не то, к чему мы идем в мире, не забывай. Эмоции — источник войн, ненависти, вражды, болезней.

— Ты и правда так думаешь?⠀

— О фактах не думают, их знают.⠀

Мы попрощались. А я сделала выводы. Если он смог позволить себе такой подарок, он либо из Подземных, либо… из Государственных.

На следующее утро я зашла в Архив. С виду — как ни в чем не бывало, внутри — нервный тремор в мышцах.

— Доброе утро, господин Альба, — монотонно произнесла я.⠀

— Доброе утро, Пристань, — также как ни в чем не бывало произнес он и, как обычно, ушел в дебри Архива.⠀

«Пронесло», — мелькнуло у меня в голове прежде, чем раздался его голос издалека.⠀

— Иди за мной.⠀

Что делать… что делать… Кайт, как же жаль, что ты сейчас мне не подскажешь.

Я робко пошла на голос.⠀

Липкий страх окутал и руки, и ноги, они еле меня слушались. Он жертва? Или я? Я ничего не видела…⠀

— Я ничего не видела! — неосознанно и глупо выпалила я сразу, как только наткнулась на господина Альба.⠀

Он рассмеялся, отвернулся от меня и бесцеремонно прямо при мне включил «Зеркало». ⠀

— Господин Альба, что вы делаете?

— Мне всегда нравилась твоя несовременная искренность. Удивительно, как ты еще не попалась с таким ворохом эмоций на лице! Знаешь, что это? — он указал на монитор.⠀

— Представляю, что… «Зеркало». ⠀

— Часто посещаешь?⠀

— Я не хотела бы это обсуждать. Вижу, что у вас много кнопочек, которых нет у меня, — соврала я.⠀

— Интересно. Я думал, они у тебя есть. Но, видимо, ошибся, — задумчиво произнес смотритель Архива.⠀

— Но мне неважно, чем вы занимаетесь. Я просто прихожу, работаю, ухожу. Закончится рабочий год, и мы с вами не увидимся. Я выпью следующую таблетку и забуду практически все, что случилось со мной за этот год. Не переживайте, — ⠀я развернулась и пошла к своему месту.

Господин Альба показался мне расстроенным. Да и внутри меня все клокотало.⠀

Человек! Первый человек в жизни, который попытался со мной пообщаться! Вживую! А я возвела между нами холодную стену! Я испугалась последствий. Хотя так мечтала узнать, что такое настоящее общение.⠀

Невероятным усилием я поборола желание побежать к господину Альба и обсудить все на свете искренне и честно! Узнать, как он дошел до безлимитки, а именно такой доступ был у него.

Но я справилась.⠀

— Привет, Кайт! Я только забежала домой с работы! Фух! Еле жива! Но ты будешь мной гордиться! — и я напечатала все, что случилось сегодня в Архиве.

— Все. Он больше не поднимет эту тему. Даже не думал, что ты легко справишься с этим.

На душе стало очень тепло от его сообщения! И мы проболтали всю ночь. И я смеялась тихо-тихо, но до больного пресса, как никогда, он много шутил сегодня, рассказывал смешные истории и явно пребывал в хорошем расположении духа, называя меня Мотыльком!

День 14 ведения дневника

Хочется жить!

Такое желание внутри — это сумасшествие! Обычно мы просто живем. А теперь все очень непросто. Теперь эта жизнь мне нравится! Ощущение жажды в душе, хочется пить, а напиться не можешь! Хочется больше желе, чем положено. Хочется ехать в шаттле и смотреть на мерно уходящий под него монорельс, хочется вдохнуть запах нашего города, послушать механический шум нашего времени, хочется прийти в Архив, сделать в два, нет, в три раза больше, чем обычно! И вернуться к тому, кто тебя ждет.

Даже не так. Кто меня ждет! Этот чудо-человек по ту сторону реальности. Моя загадка, самая желанная.

Неужели жизнь может быть прекрасней, чем сейчас?

День 15 ведения дневника

В один из выходных вышла жуткая, пробирающая до костей статья Подземных.

«Эмоциональные преступники — заложники Шоу!

Эта информация больше не может быть скрытой от вас!

Эту статью я не публиковала, пока источник из Золотого города не подтвердил ужасающие факты.

Некоторые из эмоциональных преступников попадают в Шоу. Зверское, жестокое Шоу в Золотом городе. Проклятые однажды природой и ежедневно проклинаемые всеми нами туши, руководящие Средним Сектором, продают наших граждан, как игрушки!!!

Как вы можете жить под властью этих существ?

Грядет великий переворот! Присоединяйтесь к Проснувшимся! Хватит бездействовать, слепо вверяя свою жизнь в руки врагов человечества.

Каждый из вас может стать их жертвой и попасть в Шоу!

На Арену, где над вами будут измываться ради насыщения кровожадных зрителей!

Или же на Ринг, где вас растерзает тот, кто выпадет вам на Колесе Фортуны!

Это может быть лев. Каково это? Быть растерзанным львом заживо? Это может быть змей, волк, стая стервятников, которые заклюют вас до состояния своей пищи.

Это может быть искусственный человек.

Готовы ли вы стать частью публичной смертной казни?

А может, вам не жаль вашего соседа? Вашего коллеги по работе? Друга по переписке в «Зеркале»?

Мы должны остановить продажу наших беззащитных уснувших граждан! Мы должны объединиться!

Автор статьи, Невидимка, бережет вашу психику. Но для продвинутых пользователей есть ссылка на подробную статью.

Жми сюда…»

Меня затошнило от этой «берегущей психику» статьи. Лев? Лев — это же животное… И змей, и стервятники, и волк. Конечно, речь шла о роботах… В статье просто не уточнили…

— Кайт, мне так плохо.

— Что случилось?

— Я прочитала статью, которая в первой строке сегодня в новостях.

— Про шоу?

— Да… Это так ужасно… Я даже представить боюсь, если бы я оказалась на месте… живой игрушки. И встретилась с искусственным человеком. Как я боюсь этих живых мертвецов.

— Успокойся и не бери в голову.

— Что значит «не бери в голову»? Как ты можешь такое говорить! Тебя не ужаснула эта статья?

— Что ты хочешь от меня услышать?

— В смысле? Что ужаснула!

— Ужаснула.

— Кайт! Я хочу услышать правду.

— А, ну раз правду, тогда мне все равно.

— Как! Как все равно? Я не понимаю! Это же дикость! В каком веке мы живем, чтобы люди были как звери?

— Люди во все века как звери. Человек и есть зверь. Единственный зверь, который умышленно причиняет зло.

— Да что ты говоришь! Вот именно поэтому Государство и бережет нас от эмоций.

— Я не отмахиваюсь от эмоций и не возвожу их на пьедестал, а тебя штормит. Кидает из стороны в сторону. Пристань, мне нужно выйти из «Зеркала». До завтра.

— Стой! Так нельзя! Кайт!

Но он уже вышел из Сети.

Да как же у него все легко! Бросается словами, мной!

Я почувствовала жжение в руках и напечатала:

— Можешь больше не заходить!

Жаль, не удалить это сообщение. Через час эмоции утихли, а сообщение так и маячило.

Надо сгладить ситуацию.

— Извини, пожалуйста… Ты прав… во всем.

Пустошь, пространство между секторами. Да или нет? Здесь царит хаос и одновременно с этим болезненный порядок!

Это самое сумасшедшее, брошенное, забытое место. Противоречивое и парадоксальное.

И здесь я провел свои пять лет изгнания за попытку самоубийства.

Отец считал, что если я выживу в Пустоши, то мне уже никогда и ничего не будет страшно. Никогда и ничто меня не сломает.

Он ждал моего возвращения, чтобы воспользоваться мной в своих планах.

Я ждал возвращения, чтобы разрушить его планы. …жужжит…

Представьте огромную пустошь: под ногами твердая серая глина, она тугая и узловатая, в воздухе повис липкий гул тысяч людей.

По левую сторону от меня — камеры Изгнанников. Среди них есть и моя камера — мой дом на ближайшие пять лет.

По правую сторону — бордели, кабаки, шоу уродов. …шелестит…

Я иду чуть вперед и вижу по соседству с борделями серые церкви, выстроившиеся длинной шеренгой. Звон колоколов вперемешку с пьяным смехом шлюх. Они простирают свои руки к высокомерным крестам, падают на землю, грызут эту скрипящую на зубах серую глину. Чего они ждут? Избавления от Пустоши?

Впереди целая толпа Сектантов. Как долго они изводили меня, пытаясь затащить на свою сторону. Но Пересмешник удержал меня. Он все время напоминал мне о времени. И уводил меня прочь. …но оно нетерпеливо жужжало…

Вязкая новость распространилась по Пустоши: Сектанты не едят уже несколько суток. Так и сидят на коленях посреди дороги. Через равные промежутки времени каждый подносит камень к своей голове и внезапно начинает тереть им свой лоб. Будто хотят избавиться от чего-то! Будто хотят размозжить себе голову!

Почти у всех окровавленный стертый лоб, бордовые горячие струйки катятся вниз, огибая нос, затекая между губ, заполняя трещины на коже, сливаясь воедино у подбородка и срываясь вниз. …темный холод тянет меня к земле…

Я молча пробираюсь сквозь эту толпу марионеток Пустоши. Мне противно касаться их, но приходится. Они заполонили собой всю дорогу, так или иначе я касаюсь их безжизненно повисших серых рук, тяжелых голов. Меня окутывает тлетворный запах их давно немытых тел.

Мне нужно вперед! К Женщине на Окраине Пустоши.

…там мне надо… надо мне…

Я миную это сборище, и меня в очередной раз выворачивает наизнанку. Падаю на колени и исторгаю из себя болотного цвета массу, она пускает пар мне в лицо, и меня выворачивает снова и снова. Пока я не становлюсь пустым. Здесь это так же буднично, как почистить зубы.

Такой я увидел Пустошь в 11 лет. Я думал, что умер и попал в ад. Возможно, я все-таки спрыгнул тогда с парковки… И несу посмертное наказание?

Но Пересмешник всегда следил за тем, чтобы я не поверил в это. У нашего наказания был срок. И срок медленно, но все-таки шел…

Да…

---

Глава 4. Мой пятый элемент

День 16 ведения дневника

Сегодня Кайт так и не вышел на связь…

Сообщения все еще были непрочитанными. А значит, он не заходит не из-за них. Неужели из-за вчерашнего разговора?

На нервах я просидела всю ночь, никак не могла успокоиться. Почему он не появился в Сети?! Он никогда еще так не делал за все полгода нашего общения.

На следующее утро в Архиве я была сама не своя — рассеянная, потерянная, что, конечно же, не ускользнуло от внимания господина Альба. Но мне было все равно, что он там думает. Скорее бы закончился этот день, я бежала домой сломя голову, залетела в квартиру и снова уселась перед «Зеркалом».

Но… он и тогда не появился в Сети…

Эмоции стали брать верх, как бы я их ни сдерживала. Что случилось с Кайтом? А вдруг его поймали как эмоционального преступника! А вдруг его отправили на вакцинацию или ликвидацию? Он же потратил столько единиц на «Зеркало», на свой доступ, на мой доступ…

Я снова не спала всю ночь, караулила его.

А утром, убитая, снова поехала в Архив.

— Пристань, с тобой все хорошо? — обеспокоенно спросил господин Альба.

— Да, все отлично, — равнодушно произнесла я. — Спасибо.

Пошла третья ночь. Третья мучительная ночь без него. Нет сил. Под утро я, кажется, уснула. Пронзительный звон городского будильника чуть не вызвал у меня сердечный приступ.

Нет! Не было его в Сети.

Третий. Очередной. День.

— Господин Альба, — все-таки решилась я в обеденный перерыв. — Откуда у вас такой доступ к «Зеркалу»?

Смотритель Архива, казалось, ничуть не удивился моему вопросу.

— У нас у всех такой.

— В смысле? У меня вот нет…

— Ты не умеешь притворяться, ты очень добрая и чистая девочка. Что ты хочешь спросить? Спрашивай.

— Господин Альба, как можно узнать, что случилось с человеком?

— Расскажи подробнее? Какой у него ник и что произошло?

— Нет, я не буду говорить его ник! Он пропал внезапно. Третий день его нет.

— Невозможно будет тебе помочь, если ты не скажешь его ник.

— Значит, есть способ узнать?

— Да, есть.

— Как?

— Обратиться к тому, кто может вычислить, хотя бы примерно, где именно обитает владелец ника.

— Правда? Есть такие возможности?

— Да, Пристань. У Подземных есть множество возможностей.

Четвертая ночь без Кайта окончательно довела меня, и я поняла, что это предел. Я должна говорить с господином Альба более открыто.

— Я готова.

— Что? — господин Альба вздрогнул, он сидел за стопкой книг и не заметил, как я приблизилась.

---

— Я готова сказать ник. AK1874. Он исчез. Я знаю, он бы так просто не исчез. С ним что-то случилось.

— Даже если так… Как ты собираешься ему помочь? Все, что я могу выяснить, — это из Подземных он или нет. И если он из Подземных, то да, есть шанс помочь ему.

— Помогите… как можете, узнайте, что сможете. Пожалуйста.

— Хорошо. Завтра поделюсь всем, что смогу узнать.

Вечером я вернулась домой без особой надежды. И, открыв «Зеркало», увидела заветное сообщение от него!

Он сожалел о том, что пропал, говорил, что ему не хватало наших бесед, спрашивал, как мои дела. Он был в Сети… А я… Я испугалась как никогда.

Ну почему я так поспешила сказать его ник господину Альба! Какую же ошибку я совершила! И если я ему скажу, он просто исчезнет… Я уже пожила без него четыре дня! Я не выдержу без него… И я скрыла от Кайта, что разболтала его ник…

Знаю, что поступила просто ужасно, и таких мерзких эмоций на душе не ощущала раньше никогда, но я слишком боялась его потерять. Я не стала расспрашивать его о причине отсутствия и просто наслаждалась нашим разговором, нашим очень теплым в ту ночь общением.

— Пристань, какие у тебя глаза?

— Серые, Кайт. А у тебя?

— А волосы?

— Серые… А у тебя?

— А какой у тебя рост?

— Кайт, ну хватит. Маленький рост.

— Бывает такое, что ты улыбаешься, когда читаешь мои сообщения?

— Конечно, бывает, я даже смеюсь. Но делаю это очень аккуратно и тихо, чтобы соседи не услышали. Не переживай.

— А бывает, что плачешь?

— Нет… Ты что… я просто не знаю даже, как это. Такого не было. Наверное, человеку должно быть очень больно?

— А пока меня не было с тобой, ты не плакала?

— Нет… А это плохо?

— Это хорошо. Спокойной ночи. До завтра.

На следующее утро, когда я зашла в Архив, господин Альба уже ждал меня.

— Пристань, доброе утро. Послушай, я тут поискал про твоего друга…

— Нет-нет, ничего не нужно искать больше! Все в порядке, он на связи!

— Да нет, тут дело в том, что…

— Господин Альба, не нужно ничего больше искать про него. Забудьте, пожалуйста…

Архивариус замолчал и задумчиво посмотрел на меня.

— Что-то не так?

— Давно вы общаетесь?

— Я бы не хотела обсуждать это.

— Я понял. Что ж, хорошо, что все хорошо. Тогда спокойно приступай к работе.

Я отправилась к своему столу, а господин Альба тяжело вздохнул, покачал головой и удалился в недра Архива.

Он задумчиво прошаркал мимо множества похожих друг на друга полок, оглядываясь несколько раз.

Подошел к своему «Зеркалу» и напечатал:

— Девочка полностью ослеплена. Не подобраться.

— Спасибо. Значит план Б.

— Может, все-таки будут другие варианты, Хак?

— К сожалению, нет.

День 17 ведения дневника

— Порой мне кажется, что я тебя выдумала, все твои ответы — они такие родные. Не представляю, как можно ощущать к человеку, которого ты никогда не видел, то, что я чувствую к тебе. Я не хочу забывать тебя! Не хочу… Я подам заявление на какую-нибудь простую работу, где не понадобятся профессиональные знания… Но ты… Ты забудешь меня…

— Пристань. Не скажу, что меня радует твое письмо. Скорее, оно настораживает меня. Нельзя давать волю эмоциям.

— Ты самое дорогое и самое светлое, что случилось со мной! Самое яркое и острое! Самое волшебное, нереальное и в то же время реальное!

— Не стоит продолжать!

— Ты прости, но я и так слишком долго молчала! Восемь месяцев постоянного общения! И ты — единственный человек на всем этом одиноком свете, с которым я так общаюсь! Ты — единственный родной мне человек! И «Зеркало» — оно прекрасно. Ведь здесь ты любишь именно душу человека: тебе неважно, кто он, как он выглядит, где работает. Тебе ничего неважно, ты ничего не знаешь! Разве это не прекрасно?

— Предпочитаю не вдаваться в такие детали.

— Кайт, это не детали, это основа.

— Мне не нравится наш разговор.

— Почему? Потому что я говорю правду?

— Потому что вся эта правда к хорошему не приведет.

— Я понимаю! Понимаю! Так устроен наш мир. Но даже так… он прекрасен, ведь мы тут… говорим.. и я знаю тебя.

— Ты ничего обо мне не знаешь!

— Пусть я ничего не знаю о тебе, но я знаю тебя! Это важнее.

— Спокойной ночи, Пристань. Разговор заходит в тупик.

Я дышала нашим общением и не мыслила жизни без него. И я упорно не хотела замечать его очевидно невзаимную реакцию на все мои пылкие письма.

Женщина на Окраине Пустоши. Сектантка? Изгнанница? Не знаю. Но здесь никому неважно, кто ты, кем ты был, кто ты есть, кем ты будешь.

Людям важно выжить — и только. Каждый сам за себя.

А Женщина на Окраине Пустоши меня заинтересовала. Точнее не меня. Пересмешника.

…тише ты, тише…

Он упорно твердил мне, что она нам нужна. И заставлял меня при любой возможности навещать ее.

…делать все, что он попросит…

Вот и сейчас я нехотя зашел в эти каменные развалины, в которых она обитала.

Она сидела на камне, возможно, считая это троном.

Она была удивительно и вместе с этим жутковато красива.

Высокий тонкий стан, изящные руки, костлявые плечи, выступающие ключицы.

В этом была какая-то хрупкая прелесть.

Ее хотелось оберегать и хотелось сломать. …и да, и нет…

У нее были длинные холодные пальцы.

И длинные… слишком белые волосы…

…у кого-то такие были…

Неестественно белая кожа, неестественно черные глаза… …слишком белые волосы…

И Пересмешник вечно звал меня к ней. Я горько смеялся над ним, подумав было, что он влюбился в нее! Это было бы крайне дико, учитывая то, где мы с ним находились.

Но он был не так прост, чтобы влюбиться.

В его голове рождался план. И Женщина на Окраине Пустоши каким-то образом была его частью.

— Обрати. Внимание. Как. Она. Непоколебима и царственна. Даже. В таких обстоятельствах, — говорил он мне. — Я. Хочу. Чтобы. Ты. Взял. Себе. Эту. Манеру.

Мы стояли посреди серых развалин, утративших последний оттенок надежды.

Издалека доносились голоса Пустоши. Крики боли, стоны разврата, мольбы о помощи, песнопения, смех, ругань.

А она оставалась неизменно прекрасной, невозмутимой. Всегда идеально выглядела. Это восхищало Пересмешника.

Но пришли мы не за тем, чтобы на нее глазеть и восхищаться.

…я слушал камни под собой…

Мы пришли за ее Идеей. Она здесь пожизненно, а вот мы… мы выйдем!

И Женщина на Окраине Пустоши была не против поделиться своей Идеей с нами.

Конечно, она не стала раскрывать ее суть сразу. Она заставляла приходить нас к себе при каждом удобном случае.

И просила раз за разом проделывать бесполезную, на мой взгляд, вещь.

…делать все, что он попросит…

Она бросала на землю маленькие железные коробочки и просила меня складывать одну в другую. Самую маленькую я складывал в коробочку побольше, затем эту коробочку — в еще одну, и так до тех пор, пока коробочек не останется.

Потом она разбрасывала их вновь, в одном и том же порядке, и просила повторить, каждый раз происходило одно и то же.

— Бесконечная игра! — с ненавистью я бросал коробочки о глиняную землю, и они разлетались в разные стороны. …тише ты, тише… …оно жужжало оно…

— Потерпи, — успокаивал меня Пересмешник. Он фанатично любил Игры. А это была именно Игра, правил которой мы оба не понимали!

Женщина с Окраины Пустоши лишь смеялась своим монотонным стеклянным смехом.

— Мой маленький Сизиф. Разгадаешь Загадку — открою Идею, — ее глаза схватили меня и отпустили…

Это все, что она говорила! Никакой загадки не было в этих бесконечных коробочках!

Порой меня так уничтожало это бесконечное действо, что я не приходил к ней так долго, как только мог.

Но Пересмешник умолял меня вернуться!

…делать все, что…

…что делать?

Он был уверен, что в загадке и прячется ее Идея!

…я слушал камни…

Поэтому мы снова возвращались и складывали одну коробочку в другую под мелодичное пение хаоса.

---

Глава 5. Преступление без наказания

День 18 ведения дневника

Был очередной выходной, я зашла в Новостной пункт, все было как всегда. Мы всем районом посмотрели новости и молча планировали разойтись… Но что-то пошло не так.

Нас не выпускали, точнее, нас попросили выходить по одному. Я стояла в середине очереди и не видела, что происходило в начале. Но по толпе побежал шепоток.

— Там патруль… Патруль на выходе!

— Проверяют всех!

Вдруг раздался истеричный женский визг, повергший в тяжелое молчание весь район.

Меня будто пригвоздили к полу, я не могла пошевелиться. Нас проверяют. Вычисляют эмоциональных преступников.

Женщина извивалась и плакала, просила людей о помощи, но никто не пошевельнулся, и двое в масках вытащили ее из Новостного пункта…

— Граждане! Ваш район попал под внеплановую проверку! Мы вычисляем преступников! Придется подождать.

Шепот снова пронесся по всей нашей очереди…

— Уведите.

— Не надо! Не надо, пожалуйста!

Я выглянула из-за толпы: грубо схватили какого-то мужчину и вывели…

— Государственно… — тихо выругался молодой человек позади меня. — Эй, эй… ты там… слышишь…

Я осторожно обернулась. Странно, никогда его не видела у нас в районе. За последние восемь месяцев мне примелькались все лица, но его было явно чужим.

— Главное, не визжи так. Соблюдай спокойствие.

Я молча отвернулась… А потом пронзительная мысль: «А вдруг это он?»

— Уведите!

Сердце снова сжалось… Что там с ними сделают потом… А со мной…

Некоторые счастливчики, точнее не преступники, проходили мимо и шли домой.

Настала моя очередь. Я подошла к проверочной комиссии.

Сотрудник проверочной комиссии посмотрел на меня пристально, надел мне на руку какой-то браслет, а потом, сняв его, равнодушно бросил это страшное слово:

— Уведите!

Я осталась неподвижна, меня схватили двое в масках и вывели из Новостного пункта. Неподалеку стоял огромный темный флаэро.

На середине пути один из них понял, что я не сопротивляюсь, и вернулся в Новостной пункт, а тот, что довел меня до флаэро, грубо швырнул внутрь.

И вот я оказалась в нем: внутри неоновый свет, толпятся несчастные из нашего района.

— Всем привет… — я поздоровалась просто потому, что не знала, как разрядить эту убийственную тишину. — Наверное, тут уже можно говорить?

Люди молча посмотрели на меня, не произнося ни звука. Было очень неловко. Я пристроилась к стенке флаэро и стала также молча ждать.

— Опа! Вот и в сборе преступнички района. И я с вами!

Это был тот самый парень из очереди. «Вдруг это… Нет, не может быть».

Мы встретились взглядами, и я резко отвернулась. Но он сразу направился ко мне.

— Как тебя зовут?

— Неважно.

— Выглядишь так же.

Молчаливая девушка неподалеку от меня, не сдержавшись, прыснула со смеху. Парень явно остался доволен своей шуткой и стал забирать на себя всеобщее внимание.

— Вы не переживайте! Видимо, вы все первый раз попались. Все нормально! Просто сделают процедуру погашения эмоций, походите «обмороками» недельку, и все как прежде. Будете сидеть в своем «Зеркале» и радоваться жизни.

К нам затолкнули еще двоих. Флаэро начал взлетать, и я прильнула к стене. Вся стена была одним большим, наглухо тонированным окном. Можно было видеть всю красоту полета. Кто-то зачарованно смотрел сквозь стены, а кто-то уселся на полу.

— Наслаждайтесь полетом, дамы и господа, минут 20 — и яркие воспоминания на весь год вам обеспечены, — шутливо произнес парень.

«Вдруг это он… Подойди, узнай имя… Узнай имя…»

Парень снова поймал на себе мой взгляд:

— Ну что ты все смотришь, Неважно?

— Как тебя зовут?

— Ого как! С чего бы это нам знакомиться теперь?

— Долго это все?

— А ты куда-то спешишь? Посмотрите-ка! Да тебя могут вообще больше никогда не выпустить!

— Как так? Ты же сказал: одна процедура — и все, — встряла в разговор одна из женщин.

— Да это так, чтобы не расслаблялась. Не знаю, всегда по-разному.

— И часто ты попадался?

— Опыт имею.

Я посмотрела на город сверху. Такой красивый. Мой город.

Вот ведь жизнь — интересная штука. Никогда не могла подумать, что хоть раз испытаю ощущение полета.

И как там мой бедный Кайт? Ждет меня сейчас в «Зеркале», а я не выхожу на связь… Должно быть, он очень-очень нервничает. Скорее бы уже вернуться домой.

Мне будет о чем ему рассказать.

— Я Пит, — голос парня внезапно оборвал все мои размышления, я даже не сразу поняла о чем речь. — Я Пит. Меня зовут так. А тебя?

— Пристань, — я разочарованно отвернулась от него: не Кайт. Логично было, что это не он. Так в жизни не бывает, но почему-то мне стало так обидно, что в горле запершило.

— Я это… просто атмосферу разряжал. Видела, сколько тут истеричек, вот хоть едут теперь спокойно. Я никогда не попадался раньше.

— Что?! — у меня аж дыхание сбилось: я уже мечтала, как скорее вернусь домой.

— Тихо ты, — процедил он сквозь зубы. — Терпеть не могу истерики и слезы. Пусть хоть насладятся моментом.

Я посмотрела на успокоившихся преступников, разглядывающих наш город сверху. Все были в своих мыслях.

— Я… я… в ужасе…

— Понимаю, — он серьезно посмотрел на меня, а затем в окно. — Стоит проявлять поменьше эмоций. Может, переживем.

Флаэро начал снижаться, а меня лихорадило изнутри… Я поняла, что, возможно, никогда не вернусь домой, и никогда не поговорю больше с ним, и никогда больше… ничего не сделаю.

Флаэро опустился на огромную парковочную площадку одной из крыш высотной тонированной башни, тут же к выходу подкатил воздушный коридор, и мы начали выгружаться в него.

— Идти вперед, — приказал механический голос воздушного коридора.

Мы двинулись робкой колонной вперед, пока не оказались в тупике.

— Ждать.

Чего ждать? Вот тут нас всех… накажут?

Вдруг двери тупика разъехались. Лифт.

— Зайти всем.

Мы послушно зашли в лифт.

Затошнило. Еще немного — и двери открылись.

На выходе нас уже ждали люди в масках с какими-то длинными тонкими палочками в руках.

— Пройдите, пожалуйста, в камеры.

В ряд выстроились стеклянные квадратные камеры — для каждого своя.

Мысли ослушаться ни у кого из нас не возникло, и каждый прошел в отдельную стеклянную комнатку.

— Итак, просьба сейчас зайти в свой аккаунт в «Зеркале».

Вот тут я и увидела ужас на лицах сокамерников. И все поняла.

Поймали одних преступников — нужно получить их переписки, доступ к аккаунтам, с которыми они имеют связь. И добраться до их со-преступников. Умно. Поймали 12 человек из района и, благодаря перепискам, поймают, как минимум, вдвое больше, ведь каждый из нас с кем-то общается. Возможно, некоторые и не с одним.

Женщина справа от меня впала в истерику (в очередной раз).

Слева от меня находился Пит, и он тоже явно был в ужасе.

— Граждане, мы должны видеть степень вашей эмоциональной болезни, чтобы предпринять соответствующие меры. Каждому из вас можно помочь.

Я, конечно, верила всему. И раньше я бы поверила, что меня хотят вылечить. Но общение с Кайтом и его постоянные предостережения дали о себе знать. Я понимала, что лучше умру, чем зайду в свой аккаунт отсюда и дам им доступ к Кайту.

А вот женщина, кажется, поверила. Подошла к одной из стеклянных стен, на которой проявился монитор.

Все наблюдали. А что наблюдать? Когда она по неведению совершает ошибку!

— Извините, женщина, — я тихо позвала ее, — не стоит этого делать.

Как только я произнесла эти слова, моя стекляшка начала вдруг наполняться едким ярко-синим дымом. Я не понимала, откуда он идет, такой яркий, что потемнело в глазах. Почувствовав жуткий запах аммиака, я, задыхаясь, бросилась к стене.

— Пожалуйста! — единственное, что я смогла прохрипеть, падая и теряясь в пространстве.

Когда я открыла глаза, было темно как никогда. И горло горело огнем. Мне стало страшно.

Доползти бы до стены, чтобы приютиться возле нее. Так почему-то кажется безопасней.

— Эй, Пристань.

Шепот слева испугал меня еще больше, и я застыла.

— Очнулась? Это Пит.

— Ааа, ты… Да, вроде очнулась. Что тут было?

— Ползи поближе.

— Куда? Не вижу, — я нащупывала руками себе путь по полу и ползла в сторону шепота. — Я тут, — еле слышно произнесла я, уткнувшись в стену.

— Слушай… Ты тут поменьше болтай… Зачем ты к женщине той обратилась?

Меня еще больше напугал шепот Пита.

— Короче, тебя траванули газом, ты отключилась. Она зашла в «Зеркало» — и все, ее куда-то увели. Больше я ее не видел.

— А остальные?

— Половина говорит, что забыли пароль, половина торгуется. В общем, времени у всех, кто «забыл», до утра. И, если они пароли свои якобы «не вспомнят», из них будут вытаскивать их другими путями. Короче. В любом случае все закончится печально. А тех, кто начал торговаться, мол, отпустите — тогда скажем, их тоже куда-то увели.

— Как предусмотрительно: в «Зеркало» нет доступа по отпечаткам пальцев, все по старинке — пароли, чтобы у людей был шанс спасти тех, кто им дорог.

— Глупости, это всего лишь ради безопасности личности. Представь, если Государство все же взломает «Зеркало» и получит все отпечатки пальцев? А так… хоть будет шанс у некоторых спастись.

Я закрыла лицо руками и стала думать… Что тут еще думать? Значит, так моя жизнь развернулась. Я свой пароль «не вспомню точно».

— Горло горит, каждый глоток будто разжигает этот огонь сильнее.

— Это ты надышалась химозным дымом. Скоро пройдет. Хотя… Какая уже разница.

Не знаю, сколько прошло времени, даже не понимаю, уснула я или нет, потому что везде была тьма. И внезапно включился яркий, ослепляющий свет. Так действительно можно свихнуться от неожиданности.

— Подъем, граждане. Тех, кто вспомнил свои пароли, просьба сразу же подойти к мониторам. Тех, кто не вспомнил, просьба подойти к дверям.

Мы разделились на две группы. Одни подошли к стене с монитором и понуро уставились в пол, ожидая, когда он загорится. Я, Пит и еще несколько человек подошли к дверям.

— Забывчивых утилизировать, — приказал механический голос.

Девушки, стоявшие у двери, тут же метнулись к стене с монитором.

— Там кто-то важный для тебя? — прошептал Пит.

— Как видишь… — я нехотя посмотрела на него. — Прощай.

— Прощай.

Я думала, что он сейчас развернется и пойдет к стене с монитором, но он остался стоять на месте.

— Отлично. Вбиваем свои пароли, граждане, — дежурная женщина в маске направилась прогулочным шагом вдоль наших стекляшек и уже приближалась ко мне. Тут в комнату поспешно зашел еще один человек в маске и что-то активно начал ей нашептывать. Если бы эта женщина не была надзирателем эмоциональных преступников, я была бы на 1000 процентов уверена, что она одна из нас, уж больно сильно округлились ее глаза от нескрываемого удивления.

И они оба поспешно вышли. Мы все стояли и не знали что делать. Я посмотрела на тех, кто стоял у мониторов, многие отводили взгляды.

— Пристань. Что-то пошло не по плану… — заметил очевидное Пит.

— Не могу сказать, что рада тому, что неизбежный момент оттягивается.

Женщина в сопровождении двоих в маске снова зашла в комнату. И быстро указала на меня.

— Уведите.

— Вот теперь… прощай, — произнес Пит.

Меня вывели из стеклянной комнаты. Было ли мне страшно? Очень… Но при этом я понимала, что никак не могу повлиять на ситуацию. Я бы ни за что не вбила свой пароль. У меня не было выбора. Точнее, выбор был. И я его сделала.

Что сейчас будет? Больно? Долго ли будет длиться боль? Я чувствовала в себе смесь страха и упрямства.

Меня вывели из очередного лифта. И мы оказались на парковочной площадке, где меня молча затолкнули во флаэро-беспилотник.

Он взлетал все выше и выше над городом, а я так и осталась на стеклянном полу совсем одна. Мелкую дрожь невозможно было унять. Подо мной проползали улицы со спешащими на работу крошками-людьми. Маленькие черно-серые точки. Куда так спешить? Я проносилась над крышами домов, над верхним ярусом монорельса, обгоняя мчавшиеся шаттлы. Мой район. В сердце вспыхнула надежда. Флаэро мягко приземлился на крышу моей высотки, дверь открылась, и механический голос приказал мне выйти.

Еще долго я провожала взглядом миновавшую меня смерть, не в силах понять, почему меня отпустили. Отчего мне так повезло? И что такого сказали той женщине в маске?

Когда я открыла «Зеркало»…

…я ожидала увидеть кучу сообщений от Кайта… Но их не было.

На секунду меня обожгло обидой, но потом я отбросила все свои дурные мысли и напечатала дрожащими пальцами.

— Я тут, Кайт. Со мной все хорошо.

Закрыла лицо руками и начала медленно и вдумчиво дышать, стараясь унять непрекращающуюся внутреннюю бурю.

— Пристань. Рассказывай. Я крайне переживал.

Я несколько раз перечитала его сообщение. Почему-то мне показалось это неискренним. Какая-то странная формулировка. Все время, пока была там, я только и мечтала о том, чтобы поговорить с Кайтом, хотя бы разочек. А тут, когда увидела его сообщение и почувствовала разочарование, я вдруг стала такой тяжелой… «Крайне переживал» — звучит так, будто это напечатал флаэро-беспилотник.

Впервые за все наше с ним общение я молча вышла из «Зеркала», забилась в угол кровати и уснула прямо средь бела дня.

На улице только начало светать, когда я вскочила с кровати, вся мокрая от пота. Я проспала целый день и всю ночь. Со мной никогда такого не было. Сердце колотилось как бешеное, до городского будильника еще час. Во рту затаился противный привкус от дыма, которым я надышалась в стеклянной камере, горло уже не пекло, но боль в нем все еще чувствовалась при каждом сглатывании.

С усилием я подняла себя с кровати и направилась в душ, сидела под теплой водой и полоскала рот, пока она не выключилась.

В той комнате я поняла, что Кайт мне гораздо важнее собственной жизни. А он за все время моего отсутствия не написал ни строчки. И меня убило это.

В коридоре на моем этаже стояла кофемашина, я взяла себе сразу два стакана крепкого черного кофе и долго пила его маленькими глоточками, пытаясь заглушить горечью этот тошнотворный привкус дыма.

Кайт… Неужели, если бы я умерла в этой камере, ты бы… Что бы ты сделал? Ничего. На следующий год, выпив свою профессиональную таблетку, ты бы даже не вспомнил обо мне. Я пристально рассматривала в окно бесконечные серые высотки домов.

Вспомнила, как сходила с ума, когда он пропал. Как мне было остро пусто.

И как же больно осознавать, что он не испытал ни грамма этих чувств, когда оказался на моем месте.

А потом в мою голову закрались вопросы… Почему он тогда пропал так надолго? Он сказал, что это было не по его воле. Может, его также держали в стеклянной камере? И он также не выдал меня?

Почему же меня отпустили? И только меня? Почему на меня так странно смотрела та женщина-надзиратель?

Я не выдержала и открыла «Зеркало».

Будто снова научилась дышать. Столько сообщений! Какой странный: когда не знал, где я, молчал. А когда я написала, что все хорошо, и просто вышла — вон как переживает!

Я поспешно напечатала сообщение:

— Милый Кайт. Прости, вчера был очень тяжелый день. У меня не хватило сил, чтобы рассказать. Но, когда вернусь вечером после работы, я все-все расскажу тебе! Прости, что я вышла из Сети без предупреждения. Больше так никогда не сделаю.

(Слово «милый» в обращении к нему я использовала впервые. Я не стала придумывать ему прозвища, как он мне).

Когда я появилась в Архиве, на меня тут же накинулась женщина, принявшая меня на работу. Она была возмущена, но старалась сдерживать себя.

— Это немыслимо. Иметь такую работу и посметь ее прогулять. Штраф превысит половину твоей зарплаты за месяц.

Я уже несколько раз извинилась, но это не помогло. Поэтому я просто молчала, рассматривая пол.

— Где же ты была вчера? Или, может, мне стоит написать заявление об этом случае в службу найма? Твое резюме быстренько подпортят.

— Мисс Вексель, — мы обе ошеломленно посмотрели на подошедшего к нам господина Альба. — Девочку по ошибке забрали как преступницу. И ее отпустили вчера. Она переволновалась и поэтому не явилась на работу. Надзиратели отчасти виноваты в ее прогуле. Не будем же портить ей резюме, раз это не всецело ее вина.

Мисс Вексель поджала губы и смерила меня ехидным взглядом:

— Что же ты не сказала сразу?

От монолога господина Альба у меня внутри все перевернулась, и я что-то мямлила в ответ, пока архивариус не успокоил мисс Вексель и не указал мне следовать за ним.

— Господин Альба! Спасибо, спасибо! Как вы это смогли? — я горячо благодарила его, с горечью вспоминая, как резко с ним разговаривала накануне.

— Как ты попала туда? — обеспокоенно спросил он.

— Как вы смогли вытащить меня оттуда?

— Я ничего не делал для этого, — в его голосе я уловила что-то странное, но не смогла определить, соврал он или нет. Если сказал правду, то кто тогда меня выручил? Кайт, к сожалению, был вне подозрений, он даже не удосужился справиться о моем отсутствии, пока я сама ему не написала. И, если меня вытащил все-таки господин Альба, значит, Подземные имеют какой-то вес в Государстве.

— Меня поймали в Новостном пункте… И я действительно преступница.

— Это все из-за твоего друга из «Зеркала», — проворчал себе под нос господин Альба.

— Не знаю, что теперь делать, — в отчаянии призналась я. — Пройдет ли все это бесследно? Вряд ли.

Господин Альба не стал ходить вокруг да около:

— Присоединяйся к Подземелью! Спускайся к нам.

— Вы что? Нет! Я хочу оставить все как есть, — выпалила я.

— Все как есть уже не получится, — он смотрел на меня, не скрывая сожаления. — Если им что-то помешало ликвидировать тебя официально, они сделают это иначе. А в Подземелье ты будешь в безопасности.

— Не пугайте меня.

— Я не пугаю. Я предупреждаю. Подумай об этом. И найди меня в «Зеркале», чтобы в случае чего послать мне весточку.

— Нет, не нужно.

— Мой ник MAF092. Ты найдешь меня в комментариях под последними новостями.

Сегодня снова мой черед идти на ринг. Проигравший, если выживает, прислуживает победителю до следующей схватки!

Первый год я проигрывал каждую битву. Меня били нещадно, несмотря на мой возраст. В Пустоши я был единственным ребенком. И каждая новая схватка была для меня сродни пытке. Нет, я не боялся боли, я умирал от унижения прислуживать другим!

…и оно жужжало громко…

Я проигрывал Сектантам, избивавшим меня до полусмерти. И молился их Богу по принуждению.

Я проигрывал пьяным ублюдкам и мыл туалеты в их камерах, я терпел их насмешки, терпел их издевательства и вечные побои.

Я проигрывал даже шлюхам и был их личным секретарем, я записывал имена этих бесчисленных клиентов и следил за распорядком встреч, я видел их жизнь изнутри.

..тише…

Я проигрывал всем и каждому, и ни один из них не пощадил меня. Никто и никогда.

…никто и никогда, как он…

…тащил меня и тащил из меня…

Но я терпел, ведь у меня был срок!

В очередной раз я подошел к табло наказаний, чтобы проверить свой срок. Это было спасительное табло, и, когда я терял счет времени во всем этом кошмаре, я шел к табло, чтобы увидеть, что все это кончится через 4 года и 36 дней, 3 года и 135 дней, 3 года и… я не увидел срока!

…я жужжал, и глаза мои жужжали, и пальцы скреблись, и холод был темным…

Я стоял напротив табло, не в силах оторвать от него глаз. Напротив моего имени красовалось: «Выход, которого нет»…

Это значит, что вы якобы можете выйти из Пустоши в любой момент. В любой момент, как найдете из нее выход!

Вот только выхода не было. Был только вход.

…жужжали глаза…

Я перестал слышать звуки Пустоши, звуки хаоса, я перестал слышать даже звук своего собственного сердца.

— Почему? Почему? Кто это сделал со мной? — воззвал я к Пересмешнику, который казался мне моим последним спасением.

— Кто-то. Изменил. Настройки твоего наказания. Кто это. Мог сделать?

— Отец… — сквозь зубы произнес я и так сильно сжал их, что они захрустели и застреляли в десна.

— Только он мог. Это сделать… — отозвался Пересмешник.

Тот день должен был уничтожить меня полностью. Но нет. Тогда я ощутил в своей груди незнакомое тепло. Это тепло усиливалось и росло, пока не начало гореть, жечь, сжигать заживо, потом внутри будто что-то взорвалось — и образовалась пустота.

…и оно не жужжало…

Я был таким же пустым и в то же время живым, как эта Пустошь. И мне нечего было терять. Если я пожизненно здесь, то от моего имени здесь все будут содрогаться. И никто не посмеет меня больше обидеть!

…делать все…

— Правда, Пересмешник?

— Правда, — отозвался он.

---

Глава 6. Тот, кто нам мешает, тот нам поможет

— Я жду твоего рассказа о том, что вчера произошло, Пристань.

Я собралась с мыслями и рассказала Кайту обо всем, что со мной случилось.

— Я так и знал, что тебя вычислят.

— Что мне делать теперь? Самый главный вопрос: почему меня отпустили?

— Могу предположить, что теперь за тобой будут наблюдать. Пристань, я уже не раз говорил тебе, что ты становишься слишком эмоциональной. Непозволительно.

— С ума сойти, это все, что ты хочешь сказать?

— Ты вызываешь во мне очень неприятные эмоции!

— Ого! Какие же?

— Я думал, ты умнее!

— Кайт, я ничего не сказала про наше общение! Я бы не выдала тебя!

— При чем тут это? Ты выдала себя!

— Что мне теперь делать?

— Ты должна пойти в Пункт помощи и добровольно просить вакцинацию!

— Что? Ты с ума сошел? Я буду ходить на вакцинацию? И стану бесчувственной амебой? Какой была раньше?

— Не первый раз проходишь вакцинацию?

— Первый!

— Что тогда?

— До общения с тобой я была бесчувственной.

— Думаю, Пристань, ты никогда не была бесчувственной, я лишь повод выплескивать чувства. Тем более ты не помнишь свои предыдущие годы: может, таких, как я, было много?

— Как ты можешь так говорить?

— Завтра ты пойдешь в Пункт помощи и сознаешься в том, что стала испытывать эмоции. Но, поскольку ты законопослушная, ты добровольно попросишь курс вакцинации.

— А если нет?

— Я поражаюсь твоей глупости. Не вынуждай меня.

— Не вынуждать что? Что ты сделаешь мне, если я не послушаюсь?

— Я не стану продлевать твой безлимит на следующий месяц, если ты не умеешь контролировать себя.

— Это омерзительно! Шантажировать меня своим же подарком?

— Главное, действенно. Безлимитка наносит тебе вред. Не хочу быть спонсором передряг, в которые ты попадаешь.

— Кайт… То, что ты делаешь, ужасно. Я не могу больше с тобой говорить. Хочу выйти.

— Выходи. А завтра вечером расскажешь, как ты сходила в Пункт помощи, какую вакцину тебе прописали. Все детали.

День 19 ведения дневника

Я зашла в Новостной пункт, и если бы люди общались между собой, они бы точно перешептывались. На их лицах я заметила старательно спрятанное изумление.

Никого из тех, кого забрали в прошлый выходной, здесь не было. Одна я вернулась оттуда, откуда никто не возвращался.

В Новостном пункте всегда молчание, слышен только голос диктора, но в этот раз молчание особенное. Любопытное. Оно окутывало меня, всей кожей я ощущала, как меня тайком рассматривают. Теперь меня запомнят до следующего года.

Кое-как отбыв свой гражданский долг, я с тяжелым сердцем отправилась в Пункт помощи по приказу Кайта.

Он находился всего в трех кварталах от Новостного пункта, и я добрела до него за 20 минут.

Робот-регистратор задал мне рядовые вопросы: спросил имя, фамилию, возраст, место проживания и работы. И, конечно, последним вопросом было: «Что вас беспокоит?» Обычно посетители приходили за витаминной смесью или таблетками «от головы». Головная боль — бич нашего времени. Правда, у меня она не болела в этом году.

Когда я произнесла заученную фразу (все, как написал мне Кайт), робот затих. А через пару минут по коридору послышались торопливые шаги. Ко мне направлялась женщина в бледно-голубом халате, туго затянутый высокий пучок, казалось, натянул все ее лицо, от чего глаза выглядели слишком удивленными. Впрочем, должно быть, не из-за пучка, а просто потому, что до меня никто не просил о добровольной вакцинации.

— Пристань ВиЭллей, пройдите за мной, — сухо сказала она и торопливо повела меня все дальше от регистратора.

Мы зашли с ней в маленький, ярко освещенный кабинет. В нем было два стола, для нее и для мужчины, сгорбившегося над монитором. Он поднял на меня уставшие глаза и попросил повторить причину моего прихода. Я повторила все в точности, как научил Кайт. Мужчина и женщина переглянулись, тот отодвинул от себя монитор и предложил мне сесть в кресло для посетителей, которое выехало из пола. Он расспрашивал меня о происшествии, и я все подробно рассказывала, утаив, конечно, степень своей преступности. Им достаточно было того, что я имела аккаунт в «Зеркале».

— Я пропишу вам пять сеансов ТТК (терапии токовой коррекции). Пяти сеансов более чем достаточно, — с этими словами он протянул мне белый браслет. — Пока не пройдете все пять сеансов, браслет будет служить вам защитой от патруля. Они не трогают тех, кто на коррекции. Это позволит вам продолжать вести свою обычную жизнь. А также мы всегда будем в курсе, как вы себя чувствуете и какое у вас эмоциональное состояние.

«Ловушка захлопнулась». Молниеносно в моей голове созрел план, как я выброшу браслет и побегу за помощью к господину Альба. Но не успела я даже пикнуть, как помощница медика защелкнула на моем запястье белый браслет.

— Процедуры начнутся завтра, после работы вам нужно будет подъехать по этому адресу.

Браслет визгливо запищал, и на нем отобразилось сообщение от медика с адресом Пункта терапии.

— Я буду на связи, — равнодушно сообщил он и снова опустил свои красные глаза в монитор.

Женщина проводила меня до выхода, механически пожелав мне удачи, и удалилась.

Когда я открыла «Зеркало», Кайт был уже в Сети. Он явно ждал моего прихода, и тут же замаячило сообщение от него.

— Детали.

Как можно было написать вот так? В чем я так провинилась перед ним, чем заслужила такое грубое отношение?

Тем не менее я описала мой сегодняшний поход, жалуясь на белый браслет.

— Это ловушка для меня.

— А чего ты ожидала? Что тебе подарят сладкую витаминную смесь и отправят домой? Все правильно сделали.

— Как ты можешь так говорить… — я была в отчаянии от его сообщений, но худшее было впереди.

— Браслет на тебе, а значит, тебе нужно сохранять спокойствие. Предлагаю на сегодня закончить наш диалог.

— Пожалуйста, не будь таким жестоким.

— Будь благоразумна и адекватна. Наверное, наши просьбы друг к другу взаимно невозможны.

— Кайт, что ты делаешь…

— Доброй ночи.

И он вышел из Сети… А я так и осталась с разбитым сердцем. В ту ночь я уснула неожиданно быстро. И снова проснулась раньше городского будильника. Поначалу я обрадовалась новому дню, но, взглянув на браслет, вспомнила, что кошмар, который мне снился, был моим вчерашним днем. Реальным.

Я отправилась на работу, где никак не могла сосредоточиться и была непродуктивна. Время тянулось невообразимо медленно, а господин Альба, как назло, был слишком молчалив. Конечно, он заметил белый браслет на моей руке и, безусловно, понимал, что это значит. Я видела ярость, вспыхнувшую в его глазах, но он решил вообще со мной не общаться. Наверняка не хотел провоцировать мои эмоции и портить мне статистику в браслете.

После работы меня ждала неизвестность, и, как бы я ни ползла, все-таки дошла до пункта назначения. Неизбежность.

К моему удивлению, перед дверями я встретила нескольких таких же безнадежных, в белых браслетах.

Видно, они были здесь не в первый раз, и я присмотрелась к молчаливым попутчикам, когда мы поднимались на лифте. У них были потухшие глаза, но не это отличало их от основной массы населения. Обычные люди были равнодушные и спокойные, а эти… От них исходила какая-то бездонная нервозность, пальцы их рук бесконтрольно тряслись.

Гнетущий страх окутал меня, но, когда двери лифта открылись, бежать было поздно.

— С вами новенькая? Все верно, — одобрительно кивнул головой сморщенный молодой человек. — Пристань ВиЭллей, следуйте за мной.

Мои попутчики также молча поплелись к разным дверям в этом просторном зловещем коридоре. А я пошла за провожающим меня человеком.

— Процедура длится 15 минут. Все автоматизировано. Инструкции будут даны внутри. После процедуры вам необходимо зарегистрировать свой браслет у монитора возле лифтов. Расшифровка результатов процедуры будет отправлена вашему медику, который сообщит вам дату следующего посещения, исходя из полученных данных.

Также механически он пожелал мне удачи и открыл дверь процедурной.

Внутри не было ничего, кроме продолговатого аппарата закрытого типа. У меня от ужаса пошли мурашки по коже: неужели мне нужно будет лечь внутрь?

— Спокойный день, — прожурчал женский голос аппарата. — Процедура номер один для гражданина Пристань ВиЭллей. Снимите вашу одежду.

Я стояла в нерешительности перед аппаратом. Но ничего не происходило: видимо, аппарат ждал, когда я выполню первое требование.

Неловко я сняла с себя платье, повесить его было некуда и пришлось просто бросить на пол рядом с ботинками и футляром.

— Ложитесь, — приказал фальшиво приветливый голос.

Аппарат тихо зашумел и открылся, предлагая мне лечь в него. Я заглянула внутрь: у изголовья выступали какие-то страшные присоски, сбоку, в районе рук, была кнопка, я сразу ее приметила, по всей окружности аппарата шла тоненькая щель, из которой торчали куски прозрачной пленки.

Внезапно вспомнила о том, как господин Альба предложил мне искать убежища в Подземелье и как опрометчиво я отклонила его предложение. Как я жалела об этом сейчас. Но следующая мысль была о Кайте. Он не простил бы мне непослушания. И, чтобы все было как прежде, мне нужно пройти через этот кошмар. Я выдохнула и залезла в аппарат.

— Примите горизонтальное положение, — посоветовал голос.

И я послушно легла.

Как я и предполагала, аппарат закрылся, погрузив меня в темноту. Да, я ожидала этого, тем не менее страх замкнутого пространства овладел мной, сковывая все тело. Еще мгновение — и я бы закричала. Но аппарат вновь заговорил.

— Ничего не бойтесь, справа от вашей руки вы нащупаете кнопку отмены. Вы можете нажать ее в самом экстренном случае. Аппарат прекратит свою работу.

Удушливый газ начал исходить из ниоткуда. Присоски впились мне в голову, и я закричала. Но мой крик заглушал шум выходящего под напором газа. Воздуха стало слишком много, и от каждого нового вдоха появлялось перед глазами все больше черных точек. Они беспорядочно мелькали, я зажмурилась, но вместо того, чтобы исчезнуть, точки поменяли свой цвет на ярко-оранжевый и продолжили угрожающе мигать. А потом спокойствие окутало меня с ног до головы, в висках запульсировало, и я почувствовала, как медленно падаю в никуда.

Все вокруг превратилось в один огромный монитор. Оказавшись будто посреди ясного голубого неба в невесомости, я не почувствовала стенок аппарата, будто не лежу в нем, а парю в пространстве. Состояние полета — сердце бешено заколотилось, и я ощутила прилив невероятного счастья.

Счастье разливалось по всему телу, щекотало ладошки, ухало в животе, трепыхалось в груди, иногда мешало вздохнуть, а иногда давало слишком много воздуха.

А потом внезапно присоски ударили меня током. Я взвыла, и голубое небо исчезло, а я снова оказалась в темноте аппарата со страшной болью в голове, она стучала в ушах, раскалывалась в затылке, иголками пробегала по позвоночнику, парализуя все тело. В горло будто воткнули холодную спицу, и я не могла даже кричать.

Снова появилась проекция голубого неба, но ощущения парения уже не было. Я почувствовала страх. Я не хотела парить. Я только мечтала, чтобы все поскорее закончилось.

Голубое небо окружало меня, а я зажмурилась и ждала окончания процедуры.

Наконец, аппарат открылся. Я выскочила из него, но не смогла бежать и неуклюже распласталась по полу. Ноги так затекли, что эти первые шаги отдавались больно щекочущими мурашками, которые нещадно бегали от ступней к бедрам и обратно.

Я покорно подождала, когда ноги придут в себя, и, только оклемавшись окончательно, подползла к своему платью и оделась.

Следуя инструкциям, покинула страшную комнату и направилась к лифту. Приложила браслет к монитору возле выхода.

Как только я спустилась на первый этаж, а на это ушло меньше минуты, медик отправил мне на браслет сообщение:

«Следующая процедура назначена на завтра. Длительность 30 минут».

Я уставилась на роковое сообщение. Не ожидала, что мне придется вернуться сюда так скоро. Однако во мне не было никаких эмоций по этому поводу, будто я приняла хорошую дозу снотворного для души. При этом в теле чувствовались бодрость и желание работать.

Рабочий день уже был окончен, и, чтобы хоть как-то растратить энергию, я решила прогуляться до дома. Бездумно гуляющий человек, безусловно, привлек бы ненужное внимание патруля, но на мне был белый браслет, что уже говорило о том, что я на пути исцеления и неприкосновенна. Вот и плюс белого браслета.

Я поспешно миновала остановку монорельса и, пройдя еще около 100 метров, сбавила темп. Теперь моя походка стала похожа на прогулочную, а не вечно спешащую. Идти в таком темпе очень непривычно: такое ощущение, будто я даром трачу время.

Мы договаривались встретиться с Кайтом лишь поздним вечером, а значит, у меня было впереди около четырех часов пустоты.

«Как может такой густонаселенный город выглядеть настолько вымершим?»

Извилистые гладкие дороги, по которым не гуляют, а перебежками передвигаются люди.

Я миновала очередной серый зев переулка с мрачным забытым магазинчиком в глубине. Эти магазины, закрытые прозрачной пленкой, все еще оставались, осторожно выглядывая то из одного переулка, то из другого, будто уличенные в преступлении против Государства в ожидании ликвидации. Конечно, ведь в них собирались люди, магазины могли стать местом встреч. И почти все были упразднены. Теперь все покупки ведутся только онлайн. Через каждый километр стоят высокие электронные щитки-мониторы. Стоит только ввести свой гражданский код и выбрать товары, и уже через час они будут ждать тебя у входа в квартиру.

Справа от меня остановился шаттл, лениво выплюнув спешащую по домам толпу. Последний поток работающих людей. Через 20 минут город окончательно вымрет.

Возможно, мне стоило поторопиться, и, невольно подхватив ритм толпы, я понеслась вперед, сокращая расстояние до дома.

Уже на подходе к дому снова замедлила шаг. Смеркалось, и я остановилась возле квадратной клумбы, наполненной голубоватым гелем, с огромными листьями.

Эти листья блестящего металлического цвета снабжали нас запасами воды, кислорода и тепла.

Какое-то время я просто стояла рядом с клумбой, осматриваясь. Город затих, а ураган-мятежник в моей душе только начинался.

— Сегодня я гуляла по городу. В белом браслете это не опасно. Гулять — это нечто новое в моей жизни.

— Как прошла процедура? Опиши подробности.

— Кайт… Иногда мне кажется, что ты меня не слышишь…

— Правильно, я тебя читаю.

— Я не об этом… — но тем не менее послушно описала все максимально подробно.

— Какие ощущения сейчас?

— Все спокойно. А возможно, напряженно.

— Когда следующий сеанс?

— Завтра, после работы пойду туда.

— Какие эмоции по этому поводу?

— Я не хочу идти, присоски делают мне больно. И вообще этот аппарат пугает меня.

— Не бойся.

— Ты так говоришь, будто испытывал уже то, что я испытала сегодня. Тебе легко говорить.

— Как знаешь.

— Ты попадался когда-нибудь так, как я?

— Как ты — никогда. Но все равно, не бойся.

— Я не стану бояться, ты, главное, будь всегда на связи. Если я буду знать, что ты ждешь меня, мне будет легче проходить процедуры.

— Ищи силы в себе, а не в «Зеркале», Пристань.

— Почему нельзя было просто написать «хорошо»?! Неужели я прошу так много??????? — резко нахлынувшие эмоции бросились в пальцы, и те сами собой набрали сообщение.

— Уооо. Ничего себе реакция.

— Прости меня. Прости!! Я не знаю… Я не проконтролировала себя. Это была чистая реакция.

— У человека после терапии не должно быть эмоциональных вспышек.

— Прости, пожалуйста.

— Не извиняйся. Ты тут ни при чем. Расскажи медику о том, что после процедуры у тебя появились вспышки агрессии. Он, видимо, ошибся с аппаратом или с продолжительностью сеанса.

— Я все сделаю, как скажешь…

— Хорошо. Я рядом, не переживай.

Эти Сектанты мешали мне пройти! Они так и стояли на коленях, натирая свой лоб камнем, они заполонили собой всю дорогу!

Я не хотел больше пробираться через них, касаться их тел! В конце концов, они мешали пройти всем! И если во всем этом болоте всех все устраивало, то меня — нет.

И тогда я попросил Пересмешника отодвинуть Сектантов.

Я должен был его остановить. Но я этого не сделал. Я ждал… …земля стояла твердо, и я смотрел…

А Пересмешник подходил к каждому Сектанту, хватал его руку-плеть с зажатым в ней камнем и расшибал ему голову. Один за одним. Он колол их, как орехи. И никто не сопротивлялся.

Сектанты ждали своей участи, не двигаясь.

Бордели затихли, изгои, уроды, пленники, приговоренные, рабы — затихли все и молча наблюдали за Пересмешником.

И я видел восхищение в их взглядах. И я видел их страх.

…делайте все, что я попрошу…

Так я вспомнил ту фразу, которую стал забывать…

Когда Пересмешник закончил, он заявил, что я могу пройти свободно. И что так должно быть всегда. Дорога передо мной всегда должна быть свободна.

Мы молча шли к нашей камере, а позади звонил колокол. Последний удар затих не сразу, он еще долго вибрировал в воздухе, пытаясь коснуться меня. Но не коснулся. По ком звонил тот колокол?

Теперь Пересмешника опасались все. Они шептали за его спиной, что он ненормальный. Что он ребенок Пустоши, а значит, худший из всех. Ведь его воспитывает Пустошь.

Никто и никогда после не выиграл у меня на ринге. Они просто не выходили драться со мной. Я не был самым сильным, нет. Но, возможно, они боялись потом не дожить до утра, если обидят меня.

Поэтому я стал вечным зрителем, ходил играть к Женщине с Окраины Пустоши, и все же… искал выход.

Я искал выход не потому, что мне было плохо в Пустоши. Я принял ее…

…я любил тишину… скажи мне: «Тише, ты тише…»

Я искал выход, потому что хотел стать первым, кто его найдет.

Сделать свой авторитет непоколебимым.

И была еще одна причина: я жаждал доказать Отцу, что даже после того, как он обрек меня на бесконечное наказание, я выбрался. Тысячи раз я представлял себе его взгляд, когда он увидит меня перед собой. И частенько смеялся до слез, представляя картины нашей встречи. …чесал зубами свои руки…

Я шел тогда к Рингу поглазеть на новый бой, как вдруг начал ощущать, что вместо ровной дороги иду в горку, сильнее и сильнее. В одно мгновение я осознал, что вся наша равнина вдруг накренилась, и Пустошь превращалась в горку. С визгами, криками люди покатились с горки, я споткнулся и кубарем вращался вместе со всей толпой. Неподвижными остались камеры, здания, церкви. И резко, также в одно мгновение, горка опустилась, и все приняло прежний вид.

Когда я пришел в себя, мы с Пересмешником побежали к Женщине на Окраине Пустоши.

Я ворвался в развалины, в которых она обитала. Но ни один камушек не сдвинулся с места.

Она восседала на камне, уже успела прийти в себя и ничем не выдавала свеё смятение.

— Я… испугался… за Вас, — сбивчиво объяснился я в ответ на вопросительный взгляд ее бездонных глаз.

…слишком… она вся слишком…

Она молча указала на коробочки, которые, как обычно, лежали в той же самой последовательности.

Я надеялся найти хоть какое-то отличие в их расположении, ведь должна же была хоть одна сдвинуться в момент необъяснимого возникновения горки… но тщетно… один и тот же узор… и я нехотя сел снова их собирать.

Надо было приходить…

…не надо…

Вся Пустошь в тот вечер обсуждала случившееся, а я собирал коробочки у ног Женщины с Окраины Пустоши.

---

Глава 7. Ты сам все отдавший и все принявший

День 20 ведения дневника

По совету Кайта я сообщила медику о своей вспышке, утаив, безусловно, чем она была вызвана и при каких обстоятельствах, и мне поменяли расписание процедур. К моему ужасу, он удвоил их количество.

Я посещала аппарат уже четыре раза, переживая эту пронзительную боль в голове от присосок, бьющих током. Во мне вызывали эмоции, погружая меня в различные ситуации, сканируя, как мой мозг реагирует на них, а потом применяли ток, чтобы дать понять мозгу, что эти эмоции нежелательны.

В этих ситуациях я общалась с людьми вживую, меня обнимала женщина, по всей видимости, игравшая роль моей матери, в этих «живых» картинках было много ярких цветов, много света. Было море, огромное, синее, бескрайнее, и я пыталась сбежать по морю, подальше от этого кошмара.

А потом брела домой и общалась с Кайтом, он успокаивал меня, а я страдала от боли в голове и пустоты в сердце.

— Такое ощущение, что из меня высасывают жизнь.

— Не стоит так утрировать.

— Ты не знаешь! Ты никогда не ложился в аппарат!

— Опять вспышка?

— Нет… Просто факт.

Было ощущение, что мне выжигают душу. Господин Альба упорно не хотел со мной общаться. Он избегал меня, как прокаженную.

Во мне гасили эмоции, а вечерами после процедур происходило нечто странное: я все чувствовала еще острее. Вкус кофе, запах города, я яростно обижалась на Кайта за его отстраненность, мучилась от невыносимого молчания в Архиве. Но все это я боялась показывать и говорить. Даже Кайту. Я бы не вынесла очередного похода к медику и продления процедур. Поэтому стойко все терпела. По ночам я забивалась в угол, скручивала подушку, пока побелевшие пальцы не затекали от боли, прижималась к этому самодельному жгуту лбом и оборачивала вокруг головы, чтобы склеить ее. Мне казалось, так я смогу унять бешенство и огонь, хлеставшие из меня. Скорее бы кончился этот ад.

Так я думала до того утра, пока не зашла в «Зеркало» и не обнаружила огромное письмо от Кайта.

Как только увидела то количество букв, которое он потратил на меня, я сразу почувствовала катастрофу, даже не прочитав содержание сообщения.

«Привет, Мотылек. Вынужден отлучиться из «Зеркала» на неопределенный срок.

Хочу думать, что ты стойко выдержишь все оставшиеся процедуры.

И найдешь на это силы в себе.

Поверь, они в тебе есть.

Я хочу поделиться с тобой одним трюком, который тебе должен помочь при следующих проверках.

Он называется «Вне Игры».

Возьми кофе, почувствуй его аромат, почувствуй, какой он горячий и горький, и сделай большой глоток, который будет обжигать.

А потом посмотри на себя со стороны.

Будто ты не внутри тела, а вне его.

Будто ты, та, что пьет кофе, — это всего лишь твой персонаж в игре.

Заставь персонажа сделать глоток и постарайся не ощутить ни вкуса, ни запаха.

Концентрируйся только на наблюдении за собой. Со стороны.

Поначалу будет непонятна разница.

Но если тренироваться каждый день, однажды ты ощутишь, что такое «вне игры» в действительности.

Ты не почувствуешь эмоций, боли, запаха, вкуса.

Ты станешь абсолютным гражданином Среднего Сектора.

Но только лишь на тот промежуток времени, который нужен тебе. Ни одна проверка не сможет вывести тебя из себя.

Ты в любой момент можешь вернуться сознанием в себя и продолжить жить.

Эмоция — лишь импульс в сознании. И ты можешь им управлять.

Дочитав мое письмо, не впадай в истерику. Попробуй быть «Вне Игры».

И подумай о своем будущем. Самое безопасное после прохождения процедур — подать заявку на поступление на госслужбу.

P.S. Я вернусь сразу, как смогу. Мне приятно наше общение».

День 21 ведения дневника

Первые дни без Кайта я не могла ничего записать. Конечно, я впала в жуткую истерику, и мне было не до трюков.

Как умалишенная, я писала ему истеричные сообщения, отправляя их в пустоту. Но он не появлялся.

Я исправно ходила на работу и на процедуры. Всегда ходила до дома пешком, чтобы не приходить в бездушную пустую квартиру. А потом погружалась в чтение новостей, чтобы забыться. Спустя пять дней после того, как он пропал, в «Зеркале» появилась статья о том, что многие Подземные заняты подготовкой к какому-то очень важному событию. По датам все совпало, и теперь у меня были объективные причины думать, что он из Подземных. Однако зачем было советовать мне работать в Государстве?

В голове — полный хаос, но я покрывала его тоннами ненужной информации, которую поглощала ночами до тех пор, пока не проваливалась в сон.

День 22 ведения дневника

Осталась пара процедур. Физическое состояние оставляет желать лучшего. Страшная слабость. Днем — апатия, ночью — эмоции клокочут, разрывая изнутри.

День 23 ведения дневника

Страшные круги под глазами усиливаются, начали выпадать волосы. Аппетита нет. Пью много кофе. Не могу спать.

День 24 ведения дневника

Ничего не могу делать. Ни читать, ни писать, ни есть, ни спать. Не могу так жить.

День 25 ведения дневника

Прошла процедура. В аппарате лежала час. А потом пришел помощник и помог мне выйти из комнаты. Сама не смогла.

День 26 ведения дневника

Попробовала трюк «Вне Игры», не могу сосредоточиться. Господин Альба спросил мой ник, я сказала. Терять нечего. Очень плохо. Залезла головой в холодильник. Холод спасает.

Ночами визжу в подушку.

День 27 ведения дневника

Завтра должна явиться к медику. После финальной процедуры охватил неожиданный прилив сил. Захотелось есть, и мне, по просьбе медика, выдали несколько пакетов бобового пюре.

В «Зеркале» написал господин Альба, справлялся о моем самочувствии. Я ответила, что все хорошо.

Приснился сон, что я встретила Кайта в жизни. И, к моему ужасу, он оказался одним из туш.

День 28 ведения дневника

На финальном собеседовании у медика все прошло благополучно, процедур не добавили, однако браслет придется носить месяц, чтобы он понаблюдал мое состояние.

В то время жизнь казалась мне похожей на алфавит без согласных. Одно плавно перетекает в другое. Протяжно поет, воет, стонет, удивляется, возмущается, указывает. Оно может передать эмоцию.

Но никак не может стать чем-то завершенным и точным.

Эти страдающие от свободы и одиночества гласные навечно обречены прозябать в звуках, не обретающих смысл.

День 29 ведения дневника

Всего один человек, чтобы дышать. Нужен всего лишь один. Неважно, какой он в реальности.

День 30 ведения дневника

…

Завтра выходной. Зашла в «Зеркало».

И он… снова появился в моей жизни.

— Я не мог зайти раньше. Обстоятельства.

— Надеюсь, все наладилось.

— Да.

Молчу и не хочу ничего писать. Сердце колотится как бешеное, подбираясь к горлу, но я держу себя в руках. Эмоции не должны одержать победу. Как же долго его не было!!! Он оставил меня одну в самом разгаре процедур. И сейчас во мне моментально вскипела обида вперемешку с отчаянным счастьем. Как же мне хорошо видеть его в Сети. Как же хорошо видеть это «AK1874 набирает сообщение…»

— Как ты? Расскажи, как прошли процедуры, как твое состояние? Заключение медика?

— Все хорошо, Кайт. Медик не назначил мне ничего нового, — не знаю, почему я тогда умолчала о браслете. В тот момент мне показалась неважной эта глупая деталь. Гораздо важнее было вытащить из него эмоции, слова, о которых я мечтала.

— Раз уж такая ситуация, задавай пару вопросов. Знаю, это тебя порадует.

Я выдохнула с облегчением.

— Что значит «Мотылек»?

— Можно было спросить в Сети.

— Но ты так меня называл, я не так выгляжу.

— Пристань, не важно, как ты выглядишь. Ты мотылек по своей натуре. Непредсказуемая траектория движения и неразумное влечение к опасности.

— Вот как…

— Еще будут вопросы?

— Да! Еще… Ты знаешь, больше нет вопросов…

— Отлично! А я уже напрягся!

— На самом деле вопросов очень много, я просто не могу позволить себе их задать. Сама себе не могу позволить. Если задам такой вопрос, то сразу попаду в высший ранг преступников.

— Тогда не задавай.

— Я боюсь даже произносить это.

— Не произноси.

— Мы можем увидеться? Как-нибудь… Хотя бы на мгновение…

— Ты катишься просто кубарем в пропасть с такими мыслями! К чему были все эти процедуры?

— Пожалуйста, перестань все это печатать.

— Мы никогда не будем общаться в жизни. Здесь нет такого понятия, как друзья. Более того, поверь мне, в жизни я тебя сильно разочарую. Я не тот, каким ты меня выдумала. «Зеркало» — это наш максимум. Так есть и так будет.

Я прочитала его сообщение. Мне стало так больно на душе, что случилось непоправимое. Почувствовала, как глаза наполняются водой. Всё. Я самая опасная эмоциональная преступница.

И я, ничего не отвечая и не прощаясь, вышла из Сети.

Я утирала эту воду, нескончаемо льющуюся по щекам, гасила эти икающие всхлипы в груди, но бесполезно. Я так стойко выдержала всю боль процедур, все их последствия, его отсутствие. Но выдержать то, что он, явившись, сразу же отобрал у меня надежду, я не смогла.

Не знаю, сколько я пролежала, уткнувшись в подушку. Была глубокая ночь. Все внутри горело холодным огнем. Воющий пожар. Я открыла «Зеркало». К моему удивлению, он был в Сети. Тем лучше.

— Кайт. Я очень страдаю. Больше не могу. Ты был прав. Я слишком дала волю эмоциям, и они победили меня. Все, о чем я могу думать, — это ты. Все, чего я жду в жизни, — это общения с тобой. Я понимаю, что мне никогда не увидеть тебя, никогда не быть рядом, не иметь возможности элементарно… угостить тебя кофе. Я чувствую боль внутри, которую не могу унять. Хочу покончить с этим. Хочу, чтобы все было, как прежде. Как было до тебя. Эти мучительные бесполезные мечты о тебе. Прости меня…

— Тормози.

— Поздно мне уже все это говорить! Я больше не я, а одна сплошная эмоция! И эта эмоция больная! Сжигающая меня. Я хочу сделать это…

— Сделать что?

— Нажать на кнопку. Хочу забыть тебя! Пусть я не забуду тебя в действительности. Но я больше не могу позволить себе сходить с ума и дальше. Если бы ты хоть на маленькую долю чувствовал то, что чувствую я. Я бы смогла еще держаться… Мы бы вместе могли придумать, как нам сохранить память и наше общение…

О, как я ждала, что он скажет: «Я чувствую!» Все эти глупые угрозы про кнопку… Конечно, я не собиралась ее нажимать!

— Пристань, успокойся. Я не хочу прекращать наше общение.

— Почему? Ответь! — безрассудно требовала я.

— Мне нравится общаться с тобой.

Его «мне нравится» было просто плевком в душу. Он не чувствовал того, что чувствовала я. Я была одна со всем этим эмоциональным кошмаром.

— Кайт. Я бы все отдала, чтобы увидеть тебя.

— Пристань, ты витаешь в облаках. Очнись. Реальность — она другая.

— Ты из Подземных? Скажи, прошу!

— Не вздумай туда ходить. Я не из них.

— Врешь!! Я знаю, что ты из Подземных! Ты столько всего про них знаешь, глупо думать, что ты там никогда не был!

— Я все сказал. Сменим тему.

— Как ты можешь менять тему, когда я просто погибаю перед монитором?

— Ты не погибаешь. Ты просто все утрируешь.

— Знаешь, я думала, ты мне родной. А ты чужой!!! Такой же, как и любой другой аккаунт! Мое единственное желание сейчас — это нажать на кнопку!

— Да хватит уже грозиться этой своей кнопкой! Хотела бы — нажала.

Эта фраза обожгла меня! Все процедуры были напрасны. Более того, они сыграли со мной злую шутку: вызывали во мне эмоции и жестко гасили их. Но последствия были необратимы. Троекратно усилившиеся эмоции бумерангом врезались в меня, отнимая у разума всю власть.

Лишь через пару минут я пришла в себя, отдышалась…

И поняла, что натворила…

Потеряла его.

В порыве своего отчаяния от безответной любви я, не помня себя… нажала на кнопку.

Отныне «Зеркало» никогда не позволит нашим аккаунтам найтись в пространстве.

Я сидела перед монитором, светало. Из эмоциональной комы меня выдернул нервный визг браслета, и на нем отобразилось сообщение от медика:

«Срочно явиться в Пункт помощи!»

Эмоциональная активность этой ночью явно не прошла незамеченной. Браслет запомнил весь спектр эмоций.

Я понимала, что мне в самом лучшем случае назначат повторный курс процедур, в худшем… А в худшем — ликвидация… За мной могут прийти в любой момент.

Но мысль, толкнувшая меня к «Зеркалу», была другой: «Я смогу найти Его в Подземелье!»

Дрожащими пальцами я набрала сообщение господину Альба:

— Пожалуйста, помогите мне… Мне нужно спрятаться в Подземелье… И на это у меня час…

Часть II.

Подземелье

Что такое я? Я — это ты.

Когда ты смотришь из сердца,

борьбы между добром и злом не существует.

В Пустоши я часто вспоминал Отца… Мне нужно было топливо, чтобы выжить. И топливом мне служила ярость.

Я никогда не мог поговорить с Отцом. Ни я, ни Пересмешник. И в этом мы с ним были похожи.

Всякий раз, когда я подходил к Отцу, он спрашивал меня, пришел ли я по делу, есть ли у меня какой-то действительно важный вопрос?

Я был слишком глуп и отвечал, что просто хочу побыть с ним. Но он с негодованием смотрел на меня и говорил, что «просто» не надо, надо по делу.

Я пробовал много раз, пока был глупым. Однажды я попросил Пересмешника подойти к Отцу и пообщаться с ним. Думал, что, может, Пересмешника Отец и правда любит и не оттолкнет его. Но я ошибся.

…и пол подо мной не хотел стоять, и стены били меня по очереди…

Тогда мы с Пересмешником поняли: для Отца нет ничего важнее его дел и его плана. И пока мы были частью его плана, мы были ему нужны.

Плохо помню все то, что сделал со мной Отец, руководствуясь тайным планом. Я попросил Пересмешника запомнить каждую деталь, каждое его действие, каждый жест, но сам предпочел обо всем забыть.

…вспомнить завтра…

Схоронить в своем Подсознании то, что он сделал со мной.

…вспомнить завтра…

Отец всегда говорил, что хочет сделать меня сильнее. Вот только путь, каким он вел нас, был так страшен… что я его забыл…

Однажды ночью я позорно плакал в подушку. У меня жутко болела голова, ломило все тело, будто из меня вырвали половину жизни. Я не помнил, как оказался в кровати.

Мама принесла мне воды, видимо, я кричал об этом. Я видел ее перекошенное от боли лицо.

Я наклонил лицо туда, где была вода в стакане, но она показалась мне черной… Она агрессивно пыталась ухватить меня за глаза… Колючая. А потом она укатилась от моего резкого движения.

Мне казалось, что меня очень много и в то же время что меня нет и наполовину.

Я слышал сотни голосов, сотни своих собственных голосов, и мне было страшно…

Я хотел, чтобы Отец пришел в мою комнату в ту, самую страшную, ночь и объяснил мне, что произошло. Или просто поговорил.

Или просто… зашел.

Но я ждал напрасно. Это была последняя ночь, когда я так ждал человека…

Он не пришел, и я плакал так горько, что даже Пересмешник не смел надо мной смеяться.

Он тихо сидел на полу рядом с моей кроватью и, стиснув зубы, молчал.

---

Глава 8. Вне Игры

День 31 ведения дневника

Я так давно ничего не записывала. Все потому, что из Пустоты не рождается Слово. Слово рождается из Энергии. И неважно, чем будет вызвана эта Энергия, какой она будет на вкус. Она может быть холодной, ментоловой, пронзающей все тело и порождающей Действие, или же теплой и нежной, погружающей в Мысли. Из Энергии рождается Слово. А внутри меня было так пусто, что безвольно бродящие вдохи и выдохи отчужденно стучались друг о друга.

Я была где-то посередине между сидеть и лежать, облокотившись на спинку мягко освещенной скамейки, на самом краю Главной аллеи. Биолюминесцентные пышные деревья освещали ее, смешиваясь с мраком Подземелья. С любовью посаженные в гелиевые клумбы, они строго перемежались друг с другом, голубые, сиреневые и нежно-бирюзовые.

В Подземелье я уже пробыла целый месяц. И ворох событий, случившихся за этот период, был непредсказуем. Я открыла для себя новый прекрасный мир. Раньше я думала, что Подземелье — это пустынное мрачное место. Да, мрачное, но нет, не пустынное. А еще магически красивое. Сбежав из Среднего Сектора, я стала много общаться с господином Альба, встретила живого и невредимого Пита: оказалось, его тоже кто-то спас из той стеклянной камеры. Я познакомилась со множеством новых людей и получила то, чего хотела, — живое общение. Но самое главное… вопреки истине, которую узнала, я искала его в каждом. И везде встречала его отсутствующее лицо, которое никогда не видела… и уже не увижу. И Пустота была моей спутницей.

Но… обо всем по порядку.

После моего сообщения с просьбой о помощи господин Альба без каких-либо вопросов скинул мне адрес, куда я должна была явиться как можно скорее. Это был закрытый магазин, расположенный в двух кварталах от Пункта помощи. Я обогнула его с внутренней стороны, поспешно подбегая к уже ожидавшим меня господину Альба и неизвестному молодому человеку.

— Повезло, что помощь тебе потребовалась в выходной, — господин Альба кивнул незнакомцу, и тот легким движением руки разрезал пленку, опоясывавшую магазин. Тем временем господин Альба достал маленький аппарат, который необъяснимым образом подобрал код к браслету и освободил меня от ненавистной оковы.

— Все это зафиксируется, — я в панике посмотрела на равнодушные уличные глазцы, подсматривающие за гражданами.

— Не переживай, Вериан ослепил их на пару минут. Не время задавать вопросы, — и господин Альба подтолкнул меня ко входу в магазин. Сам он зашел следом за мной, а Вериан остался снаружи, забрал мой браслет, запер за нами дверь, и я услышала, как он заново опоясывает магазин защитной пленкой. С каким спокойствием и точностью они оба действовали, будто не в первый раз экстренно спускали непутевых преступников в Подземелье.

Господин Альба большими шагами направился к лифту.

— Здесь вход в Подземелье?

— И не только. Это ближайший путь к Пункту помощи. Чтобы ты шла якобы по делу и лишь в последний момент свернула с заданного маршрута. До того, как медик поймет, что что-то пошло не так, считанные минуты. Он вызовет патруль.

Двери лифта бесшумно открылись от касания ладони господина Альба. Мы зашли в тесный темный лифт.

— Получается, нужно только знать место входа, и любой может оказаться в Подземелье?

— Любой, но только в сопровождении одного из нас. Будь здесь в одиночку кто-то не из Подземных, двери бы тоже открылись, но это был бы простой лифт, ведущий на нижний этаж магазина. Спасибо Хаку Аттеосу.

— Теперь меня будут искать.

— Теперь да. Сбегая в Подземелье таким срочным образом, ты закрываешь себе возможность вернуться в Средний Сектор.

— Хак Аттеос — создатель «Зеркала»?

— Да, главный хакер Подземелья.

Дальше мы спускались молча. И только когда двери лифта настороженно раскрылись, господин Альба коротко рассказал мне о пункте досмотра.

Пункт досмотра должен был пройти всякий входящий и выходящий из Подземелья вне зависимости от степени своей причастности к нему и положения.

Людей на пункте не было, лишь оборудованный детекторами коридорчик.

Я зашла в него и, подчинившись команде недружелюбного женского голоса, подняла руки вверх. Далее мне задавали вопросы, сначала простые: имя, возраст, должность в Среднем Секторе, уровень дохода, правша я или левша. А потом самые главные: какова причина моего спуска в Подземелье и надолго ли я спускаюсь.

Господин Альба сказал, что отвечать нужно максимально честно и развернуто. И сказать, что я явилась сюда жить.

Далее я прислонила палец к отверстию в стене, у меня взяли кровь.

Аппарат выдал мне синюю пластинку, которую, согласно инструкции, я обернула вокруг большого пальца правой руки. В окошке появился дыхательный баллончик, как только я взяла его в руку, на его корпусе высветилась фраза: «Возможно новое начало». Поспешно выйдя из коридора, я стала ждать господина Альба.

Он вышел очень скоро, на его большом пальце появилась белая пластинка.

— Долго ходить с ним? — спросила я архивариуса.

— С пластырем или баллончиком? — он не дождался моего ответа. — Тебе и с тем, и с другим — всегда. Когда почувствуешь, что воздуха недостаточно, вдохни через баллончик. А на этой синей пластинке зафиксирована вся информация о тебе. Цвет пластинки означает твой статус в Подземелье. Синие — для тех, кто живет здесь, не имея возможности выхода в Средний Сектор, белые — для тех, кто спускается по выходным. Также на этой пластинке будет твой персональный финансовый счет. Жители с синими пластинками должны найти себе работу в Подземелье. Жители с белыми имеют работу в Среднем Секторе и служат Подземелью извне. Ты все поймешь чуть погодя.

Мы подошли к широкой квадратной двери и приложили наши пальцы к сканеру. Двери раскрылись — и передо мной предстало Подземелье.

Глаза заслезились от непривычных цветов. Я выросла среди серости, а тут увидела голубое, зеленое, оранжевое и очень много сиреневого. Подземелье прямо пылало сиреневым цветом, а над нами — густая чернота.

Первое, чему я удивилась, — масштабы. Длинные коридоры-тоннели. Пешком можно было идти целую вечность, поэтому на некоторых участках вместо пола были установлены траволаторы. Первый в моей жизни траволатор привез нас с господином Альба в Регистрационную, где на синюю пластинку мне закодировали доступы в мою комнатку, в Обеденную и Овальный Зал, выдали персональный монитор для выхода в «Зеркало» с безлимитным доступом, который имели все жители Подземелья.

Господин Альба заботливо попросил в Регистрационной перевести с его счета часть средств на мой. Я спорила с ним и отказывалась, но мы сошлись на том, что, как только заработаю, я ему все верну.

Он провел мне экскурсию по самым основным местам: мы посетили мою комнатку, она была совсем крошечной, в десять квадратных метров, в ней помещались лишь кровать и столик, встроенный в стену. Туалеты и душевые были общие на этажах. Он показал мне, в какой стороне находится Овальный Зал и как добраться до Обеденной. А потом мы вышли на главную аллею с чудо-деревьями, и он сказал, что ему нужно идти по делам.

Но прежде чем попрощаться, я задала ему мучивший меня вопрос, ответ на который и поверг меня в Пустоту.

— Господин Альба… Помните, я вам сказала ник моего друга из «Зеркала». Вы что-то узнали, но я по глупости не дала вам договорить.

Я видела, как смотритель Архива смутился от этого вопроса: по всей видимости, он его не ждал. По крайней мере, сейчас.

— Узнал. Твой друг не из Подземных. Мне жаль, если ты надеялась найти его здесь. Его аккаунт был зарегистрирован в Среднем Секторе. Но информации об аккаунте нет никакой.

Кажется, он попрощался со мной, сочувственно заглянув мне в глаза, а потом удалился.

Кажется, я шла по аллее с дивными деревьями, но не видела их больше.

Кажется, я устроилась на работу и, кажется, я ела в Обеденной.

Но абсолютно точно Пустота разверзлась внутри, и, чтобы не сгинуть в ней окончательно, я совершила трюк. И стала Вне Игры.

День 32 ведения дневника

Вчера было записано так много слов, что я сильно устала.

Сегодня расскажу о моем месте работы в Подземелье. Я работаю помощницей помощника Вождя.

Нет, это далеко не моя заслуга. Это все старания господина Альба. Он хотел пристроить меня на ту работу, которая не будет меня обременять, на которой у меня будет много свободного времени для чтения книг, привезенных им из Архива.

Этой должности не было ранее, она и не требовалась, ведь у Вождя был помощник, который справлялся со всем. Его правая рука. Им не нужны были лишние люди. Но господин Альба имел вес в Подземном городе и явно был здесь кем-то более значимым, чем в Среднем Секторе в роли смотрителя Архива. Поэтому ради меня ввели эту должность.

Я чувствовала себя виноватой в том, что доставляю людям массу неудобств своим внезапным появлением. Однако, впервые войдя в рабочий кабинет Вождя, я оторопела от неожиданности.

В комнате были двое: рыжеволосый человек и Пит!

— Пит! — удивленно воскликнула я. — Ты жив?!

Рыжеволосый яростно расстрелял меня взглядом.

А Пит сконфузился и неловко предложил мне сесть за стол в ожидании инструктажа, пока они с Вождем договорят. Моя радость от встречи со знакомым человеком оказалась невзаимной, и я понуро села за стол.

Они быстро закончили свой диалог, и Вождь удалился.

— Пристань! — Пита будто подменили, и он снова стал общительным. — Ты как здесь? А ну, рассказывай! Я думал тебя ликвидировали, — с обезоруживающей улыбкой сказал он, усаживаясь на стол.

— Я думала, тебя тоже! — и я рассказала Питу о том, как флаэро доставил меня домой, о том, что добровольно проходила терапию коррекции, а она в итоге только усугубила мое психоэмоциональное состояние, о том, как я попросила помощи у господина Альба и сбежала сюда.

В свою очередь Пит сказал мне, что он теперь тоже не может выходить из Подземелья, и показал мне свой синий палец.

— Снова мы с тобой заперты, только теперь уже в других масштабах, да? — игриво заявил он.

Я измученно улыбнулась.

Он взъерошил свои пепельно-русые волосы, вдохнул через баллончик со светящейся фразой: «У нашего пути есть сердце», — и с безмятежным спокойствием принялся выдумывать мне функционал.

Теперь я должна была высиживать в кабинете с утра до обеда, а потом еще пару часов вечером, фиксировать тех, кто приходит к Вождю, их просьбы и разговоры, а еще носить кофе.

Вождь и сам мог бы прогуляться до аппарата, но Пит сказал, что мне надо выдумать побольше рабочих обязанностей.

Зарплата в Подземелье оказалась у всех одинаковой, здесь не было разделения на богачей и бедняков.

— Ну все! Слава Нагвалю, список твоих дел готов! — и Пит, довольный, протянул мне мониторчик со списком.

— Кому слава? — недоуменно переспросила я.

— Нагвалю, вождю Подземелья. Стыдно не знать. Прочитай историю Подземелья, кстати, фразы, появляющиеся на баллончиках, — это всё его цитаты, для поддержания нашего духа, — нравоучительно подметил Пит, оставляя меня одну в кабинете.

Обстановка на моем новом месте работы оказалась гораздо более живописной, чем в Архиве. Кабинет был просторный и ярко освещенный кристаллическими светильниками. Строгие столы стояли на равном расстоянии друг от друга, образуя букву «П». А на стене за столом Вождя красовалось окно-голограмма. Картинка за окном не менялась, но была настолько очаровательной, что не надоедала. Малахитовая лужайка переливалась оттенками зеленого, хвастаясь всем богатством этого цвета: оливковым, салатовым, фисташковым, бирюзовым, изумрудным. Мягкая трава усыпала эту ясную лужайку, возникшую посреди чернолесья. Мрачные тяжелые тучи застилали бежевое небо, и лишь один лучик света упрямо пробивался сквозь них. Но самое главное в этом окошке — серый маленький волк. Волчок. Он беспечно играл с последним лучом солнца, катался в свежей траве, а когда луч исчезал, он убегал в лес. Спустя пару минут картинка повторялась вновь, луч появлялся, и волчок снова выбегал на лужайку. Я погрузилась в эту картинку, следуя ее повторяющемуся ходу простых событий. Тучи — луч — волчок — лес.

Через какое-то время в кабинет явился рыжеволосый Вождь и уселся за свой стол.

— Кофе принесите, — громким басом затребовал он, пробуя на вкус столь непривычную для него просьбу.

Я очнулась от созерцания игры волчка с лучом и поспешила выполнить просьбу-приказ. Спустилась к ближайшему автомату и взяла сразу три стаканчика: ему, Питу и себе.

Пока я расставляла стаканчики по нашим столам, подметила, что Вождь недовольно следит за моими действиями. Возможно, я не должна была нести кофе и себе тоже. А возможно, не должна была нести и Питу.

— Держите, господин Нагваль, — я поднесла ему стакан с дымящимся напитком. Его глаза изумленно округлились, брови выгнулись коромыслом, создавая на лбу крупные кривые борозды.

— Как ты меня назвала? — он разразился раскатистым хохотом. — Я не Нагваль!

Все в моей голове спуталось, ведь Пит сказал, что Нагваль — это Вождь Подземелья. Кто же сидел передо мной, если не вождь? Я смущенно смотрела на серенький стаканчик.

— Я Рой, — вдруг произнес рыжеволосый.

— Извините, пожалуйста, господин Рой.

Он покровительственно кивнул, и я погрузилась в работу, которой не было. Ну зато была пустота. Вот в нее я и погрузилась.

Только после обеда я спохватилась и решила, что все-таки мне стоит освоиться на своем новом месте проживания. И нашла в «Зеркале» историю Подземелья.

Разобралась, что Нагваль — это первый Вождь Подземелья, умерший семь лет назад, что его бесконечно почитают все жители Подземного города. И зачастую говорят «Слава Нагвалю!», когда происходит что-то хорошее.

Вожди в Подземелье в обязательном порядке сменялись каждые три года и переизбирались каждый год путем общего голосования. В частности, Рой, нынешний Вождь, занимал свой пост второй год подряд.

Теперь я поняла, как глупо выглядела в кабинете.

Я всегда приходила на свое рабочее место чуть раньше положенного. И первые недели безучастно теряла время, пребывая «Вне Игры» или же погружаясь в окно. Единственной моей заботой было принести кофе.

Вождь всегда говорил грудным громким басом, Пит был всегда общителен и весел, а я была всегда молчалива и невидима. Так мы и сосуществовали с утра до обеда, а потом еще несколько часов вечером.

Пока однажды…

Был очередной день. И Пит с Вождем о чем-то говорили, я даже не вслушивалась и так бы и осталась в своем плотном коконе, если бы их разговор, точно назойливый будильник, не вывел меня из оцепенения.

— Ты много берешь на себя, оспаривая мой план, — давил Вождь.

— Я просто высказываю беспокойство, Рой. Все должно быть учтено, и кто, если не я, в этом должен убедиться.

— Мы с Хаком уже все обговорили, нечего тут обсуждать, — отмахнулся Рой.

— Я думаю, сюрприз для жителей должен состояться как можно позже, мы все должны к этому подготовиться прежде, чем Хак начнет действовать.

— Сюрприз должен состояться немедленно! А ну-ка, давай спросим у нее, — и Рой многозначительно впился в меня глазами. — Послушай, представь, что я хочу преподнести всему Подземному городу дар. Пит хочет повременить, а я считаю что нужно действовать СЕЙЧАС ЖЕ. Пит считает, что вправе спорить со мной. Но он имеет такие же права, как и ты, — он насмешливо покосился на Пита, упиваясь его уязвленным видом. — Ну так, как считаешь ты, девочка?

Я нехотя пришла в себя, оттаскивая взгляд от полюбившегося мне волчка, и оказалась в кабинете. О чем они только что спорили? Сюрприз, дар?

— Сюрприз — это нечто хорошее?

— Ну конечно! — рассмеялся Рой.

Мне так не хотелось голосовать против Пита, что я нашла компромисс.

— Думаю, лучше всего сюрпризы преподносить в праздник, чтобы это было ярко и незабываемо. Через месяц День Памяти Нагваля. Может, тогда?

Рой возликовал. Конечно, месяц — это не «СЕЙЧАС ЖЕ», как он хотел, но, похоже, эта идея ему понравилась.

— Видишь, Пит. Я готов уже послушать девочку. Пристань, так? — он уточнил мое имя, будто не знал его до этого времени.

Пит недовольно глянул на меня, а потом пожал плечами.

— Как скажешь, Рой. Ты же Вождь, тебе виднее.

— Наконец-то ты вернулся в реальность. Сходи к Хаку, расскажи о нашем решении.

— Я? — возмутился Пит.

— Ну не могу же я послать к нему Пристань. Она с ним не знакома, — он снова рассмеялся, оглядывая Пита с явным превосходством.

— Можно сообщить ему в «Зеркале», — намекнул Пит.

— Сходи и скажи лично!

Пит поспешно вышел, стараясь скрыть бурлившее в нем возмущение, но мы оба его заметили.

Рой вернулся к своим делам, а я заносила данные о его утренней встрече с представителем компании Sir Ingo.

Я не обратила внимания на то, как он вышел из кабинета, сколько он отсутствовал. Но его появление оказалось крайне нестандартным. Он застыл в дверях и не шевелился, пока я не заметила неладное и не подняла на него взгляд.

Он стоял с двумя стаканами кофе. Как я надеялась, что это для него и Пита. Примирительный жест. Но, к несчастью, он медленно подошел к моему столу и поставил мне один стакан.

— Господин Рой, зачем это вы? Я бы сама вам принесла. Очень неловко. Это моя обязанность.

— Вот именно, обязанность… А в моем случае это желание. Мне нетрудно, — он прошел к своему рабочему месту. — И прошу, не надо этих «господин Рой», я не так уж стар.

— Как мне к вам обращаться? — разговор становился очень нехорошим, и я не знала, что делать. Что-то мне сильно не нравилось во всем этом.

— Просто Рой.

Я поспешно вдохнула воздух через баллончик, на котором замаячила фраза: «Сегодня — они великие, завтра — тень прошлого».

С того самого дня я вообще перестала как-либо к нему обращаться. Если мне что-то требовалась, громко произносила свою просьбу или вопрос, как будто никому не адресуя. Пусть сами решают, кто мне ответит. И видела, что Вождь покрывается красными пятнами всякий раз, как я подбрасывала в воздух принадлежавший ему вопрос.

Чтобы наблюдать за Приходом, мы с Пересмешником выбрали камень на самом краю Обрыва: отсюда хорошо была видна главная Дорога.

Я набил карманы дьявольскими ягодами и аккуратно уселся, свесив ноги с обрыва. Я любил так сидеть. Помню, еще на парковочной площадке, когда я хотел скинуться вниз и Пересмешник меня остановил, мы потом долго с ним разговаривали, сидя на краю и вот так же свесив ноги в бездну.

Есть в этом что-то волнующее — ощущать смерть под ногами.

Пересмешник внимательно наблюдал за Дорогой, а я никак не мог собраться с мыслями. Ягоды коварно утаскивали одну за одной. Они давали мне состояние эйфории, но после высасывали всю мою память. Те, кто злоупотреблял ягодами, со временем полностью забывали о том, кто они, как сюда попали, и пропускали даже свой день выхода из Пустоши, навсегда оставаясь в ней…

Мы с Пересмешником договорились, что ягоды буду есть я, а он будет следить за моей памятью.

Я мельком бросил взгляд на Дорогу и уже собирался закинуть в рот целую горсть эйфории, как вдруг произошло странное. В Пустоши появился еще один ребенок.

…тише ты…

…тише…

…тшшшшш…

Мы с Пересмешником оба подались вперед, жадно наблюдая за сверстником.

Он был невысокий и костлявый, бесцветные коротко стриженные волосы, бледно-серые глаза. От него за милю веяло страхом, впрочем, как и от каждого, кто оказывался в Пустоши впервые.

Я не заметил, как сжал в кулаке горсть ягод, и рубиновый едкий сок потек сквозь пальцы, запачкав штанину.

— Я единственный ребенок в Пустоши! Я и должен остаться единственным! Он не посмеет занять мое место!

Пересмешник рассмеялся. А я инстинктивно закутался во тьму.

— С каких пор. Ты перестал в каждом новом человеке. Искать друга?

— Не знаю, не думаю, что это важно.

И мы с ним побежали наперегонки вниз по склону, и моя тень бежала впереди нас…

День Прихода случался хаотично, но все обитатели Пустоши каким-то образом чувствовали, что именно сегодня будет приход новых пленников.

Я любил быть зрителем и лишь наблюдать за реакцией вновь прибывших.

Каждый раз в конце Дороги новичков ожидало испытание.

Когда я впервые появился в Пустоши, в конце Дороги ко мне сразу же прилипли Сектанты. Они были ласковы и зазывали в свою Обитель. Я помню, как обрадовался доброму отношению, но Пересмешник видел ложь. И он меня вытащил и спас.

…отобрал у них тень своей тени…

А потом он уничтожил собственными руками всех Сектантов, пока те были в каком-то трансе…

…и я слышал колокол между моими шагами…

С Обрыва я видел, что сегодня новеньких поджидают Безликие, чтобы отражать их самые потаенные страхи и плодить затем по всей Пустоши. Страхи увязывались за каждым пришедшим и сводили с ума, пока человек сам не становился безликим и не отражал чужие страхи.

Безликие, как вирус, поставляли в Пустошь все новые и новые ужасы.

Когда я уничтожил Сектантов и Слава о моем безумии и жестокости поползла по Пустоши, ко мне подослали Безликих.

У нас с Пересмешником были считанные секунды, когда мы заметили их приближение.

Решение было принято молниеносно. Пересмешник выступил вперед, заслонив меня от них.

Стыдно признаться, как на мгновение вместо благодарности я почувствовал любопытство. Чего же боялся дерзкий Пересмешник?

Безликие прочитали его главный страх. Я помню, как вся Пустошь завибрировала от удивления. Они не смогли отразить его. Не появилось ни страшных существ, ни человека. Ни какого-то другого явления…

…тише… тише…

Обитатели Пустоши стали считать Пересмешника феноменом. Так мы утвердили свою силу. Нас боялись побольше Безликих, потому что не могли объяснить нашу победу над ними. Необъяснимое всегда страшно.

…их глаза кидались под наши ноги…

А Безликие не могли разговаривать, и не смогли рассказать о том, что они отразили страх Пересмешника, просто никто его так и не увидел.

И никто не знал, как я потом успокаивал онемевшего от ужаса Пересмешника в нашей камере и клялся, что его страх никогда не станет явью.

…можно оно пожужжит, чтобы я уснул?

…можно-можно…

Мы спустились к окраине Дороги. Новеньких было пятеро. Мне были безразличны все, кроме сверстника. Они шли группкой, не замечая друг друга, озираясь по сторонам, содрогаясь от запаха Пустоши.

Я подобрался сбоку и легонько присвистнул, привлекая внимание моей жертвы.

Он резко обернулся, и мы встретились взглядами, я коротко показал ему следовать за собой. Несчастные остальные, их поджидали Безликие. Я мог увести всех, но увел лишь того, кто был мне интересен.

Бесцветный, так я прозвал его, потек за мной.

Я шел быстро и не оглядывался. Я слышал его поспешные неуверенные шаги, он то отставал, то нагонял меня.

Наконец, мы отошли от Дороги на безопасное расстояние. Вокруг только потрескавшаяся серая Пустошь и ничего лишнего.

…я любил ничего лишнего…

— В конце Дороги тебя поджидали Безликие. Они бы выудили все твои страхи и свели тебя с ума, — сообщил я. — Мы спасли тебя.

— Спасибо, спасибо, я очень благодарен. Как я могу отплатить тебе? — зашелестел Бесцветный.

От его манеры говорить мне стало неприятно. Пересмешник почувствовал ложь, и меня это удивило. Почему слова благодарности могли стать ложью?

Я стал наблюдал за Бесцветным очень внимательно.

— За что ты здесь?

— Я убил свою мать, — просто ответил он, и я потерял контроль всего на миг, тьма хлестала из старательно стертых воспоминаний, но всего лишь на миг. И этот миг помешал нам с Пересмешником определить, врет он или нет.

— Вот как? — я лживо-равнодушно пожал плечами. — Что ж, надолго ты тут?

— Я не знаю. Мне не сообщили.

— Посмотрим на табло, — я уже шел по направлению к нему. Бесцветный нагнал меня и пошел вровень со мной.

— Как тебя зовут?

— Вопросы здесь буду задавать только я, — самообладание вернулось ко мне, и безмятежность в моем голосе прокатилась чужеродным эхом по всей Пустоши.

— Ты спас меня не просто так, для чего-то, — настаивал Бесцветный.

— Ты будешь моим персональным рабом.

— А если нет?

— А если нет, я направлю на тебя Безликих. Судьба тебе была встретиться на Дороге именно с ними. От судьбы не уйдешь, — и я мягко улыбнулся.

Я видел, что он испугался. И замедлил шаг.

— Что я должен буду делать? — глазки его нервно забегали.

— Ты будешь делать то, чего никогда не буду делать я, все просто…

Он никогда не заменит меня в Пустоши. Я чуял не страх, но трусость во всем его существе…

— Если ты не против, зови меня Подражатель.

— И кому же ты подражаешь?

— Тому, кем восхищаюсь.

— Мне нет дела, по сути. Подражатель — хорошая кличка. Будешь подражать рабам.

— Хорошо, — беспрекословно согласился Бесцветный, и мне стало еще противнее его присутствие рядом.

Я подумал, что погорячился. Зачем он был мне нужен? Поговорив с ним всего пару минут, я уже понимал, что Пустошь его сломала бы и уничтожила быстрее. И мне не стоило тратить свои силы.

Но Пересмешник попросил меня потерпеть Бесцветного рядом. Он хотел почувствовать, что такое раб.

---

Глава 9. Дар видеть неуместное

Людей в Подземелье было очень много. Конечно, было просто невозможно общаться со всеми. Люди собирались маленькими, а кто-то большими компаниями и распределялись по своим столам в Обеденной. Но раз в неделю наступал День знакомства, когда каждый обязан был садиться за другой стол и общаться с незнакомыми или малознакомыми людьми. Эту традицию ввел Нагваль еще во время своего правления, чтобы люди расширяли круг общения и были ближе друг к другу.

Я не успела толком привыкнуть еще к своему столу, за которым все время тараторил Пит, а я молчала. А сегодня, в День знакомства, уже в пятый раз я должна была усесться за стол с незнакомыми людьми.

— Доброе утро, — тоненькая девушка с ярко-малиновыми волосами и короткой стрижкой под мальчика принесла на всех поднос с чаем.

— Как ваше настроение? — она окинула взглядом собравшихся. Я нашла глазами Пита в трех столах от меня. Он уже стал душой компании.

— Какое же оно доброе, — проворчала сердитая старуха, демонстративно игнорируя предложенный ей чай. Она была еще старше господина Альба. Гораздо старше. — Терпеть не могу этот день, да простит меня Нагваль.

— Меня зовут Венга, а вас? — обратилась она ко мне.

Нас было пятеро за столом. Заспанный парень в круглых очках, утонувший в своем мониторе, машинально закидывал в рот хрустящие овсяные гренки. Он был одним из помощников Хака Аттеоса. Сердитая старуха, белокурая спутница Сэра Инго с приклеенной улыбкой, Венга и я.

— Пристань, — я взяла из руки девушки чашку чая и поставила рядом с дыхательным баллончиком.

— Такой вот день, стоит всем пообщаться, — она еще раз пробежалась по лицам соседей по столу и остановилась на блондинке. — Миссис Сирень, расскажите, как у вас дела с подготовкой к Дню Нагваля?

Женщина отвлеклась наконец от игры в гляделки с Сэром Инго, который сидел за столом Пита, и доброжелательно улыбнулась.

— Не помню, как тебя зовут?

— Венга.

— Ах, точно. Милая, у нас просто рабочий хаос. Рой на днях сделал один неожиданный заказ, впрочем, вы скоро сами все увидите.

— Ваш этот Рой за два года ни разу с людьми за стол не присел! — заскрипела старуха и с отвращением плюнула прямо на стол.

Все разом замолчали, даже парень в очках оторвался от своего монитора.

— Сагрель Крим, как некрасиво, — мягко начала Миссис Сирень, скрывая отвращение за улыбкой.

— А ты еще поговори мне тут! Вон, если не выберут его на третий срок, так быстро в люди спустится! А его тут никто и не ждет уже. Нагваль никогда не отделял себя от людей, а этот, король-погремушка, — обиженно ворчала старуха.

— Ну, Хак Аттеос тоже не появляется в Обеденной, — попыталась защитить Роя Миссис Сирень.

— Он не появляется, потому что у него слишком много работы. Ему вон даже еду носят к монитору. Трудоголик, — тут же оправдала хакера старуха.

— А что за заказ? — не унималась Венга, швыркая горячим чаем.

— Все увидишь на Собрании, — загадочно улыбнулась Миссис Сирень.– А ты, милочка, помощница Роя? — внезапно обратилась ко мне женщина. Я невольно поежилась, поймав на себе испепеляющий взгляд старухи.

— Я да… помогаю, ничего особенного, — я неосторожно надавила на тюбик со сладким завтраком, и голубоватая кремовая масса выстрелила мне на платье.

— Ты передай этому ублюдку, что народ не обманешь, народ все видит! — загремела старуха, кидая в меня салфеткой. Я неловко вытирала свое платье, в надежде, что мало кто заметил мой инцидент с питанием.

— После завтрака пойдем к нам. Я должна буду кое-что ему передать. Передам через тебя, — не обращая внимания на Сагрель Крим, заявила Миссис Сирень.

— Хорошо. — Я зашла в «Зеркало» и написала Питу о том, что задержусь, потому что пойду по просьбе Миссис Сирень за чем-то важным для Роя.

Венга внимательно слушала наш разговор, а потом принялась без стеснения изучать меня.

— Так ты с Питом часто общаешься? — шепотом спросила она, убедившись, что все заняты своими делами: старуха, причмокивая, сосала из тюбика «Томатную лаву», Миссис Сирень переглядывалась с Сэром Инго, парень сгинул в мониторе.

— Да, каждый день.

— По работе или еще как-то? — прищурилась Венга, всматриваясь в меня тщательнее.

— По работе, конечно.

— Жаль… — Венга откинулась на спинку стула и задумалась. — А он не говорил, с кем пойдет на праздник?

— Нет, а что, самому пойти нельзя? Нужно с кем-то?

— Да можно и самому, но на праздник часто ходят парами.

— Вот у вас и традиции, все наоборот, все не как в Среднем Секторе.

— Ну да. А что, это не запрещено, — Венга упрямо сжала губы и обернулась на Пита. Но тот был поглощен беседой с сидящими за столом и не замечал пристального взгляда девушки.

Я нехотя доела свой завтрак, выдавив остатки из тюбика в прозрачную пиалочку, и дождалась, пока Миссис Сирень допьет свой чай. Мы переглянулись и встали из-за стола, прощаясь с Венгой.

Миссис Сирень, проходя мимо своего спутника, слегка коснулась пальцами его щеки и поспешила из Обеденной. Я молча шла за ней вдоль окон-голограмм, залитых призрачным солнцем, ароматами свежеиспеченного хлеба и фантомными фонтанами цитрусового напитка в стройных стаканах на столиках кофеен. Я не знала этих запахов, но жадно ловила атмосферу из чудо-окон и дополняла ее своими фантазиями о Прошлом. Мы миновали «Булочника ранним утром», «Пастбище сиреневых облаков» и «Улочку в цветущих арках».

Когда вышли на аллею, белокурая кокетка деловито решила провести мне экскурсию по изделиям их компании.

— Видишь, кристаллы на стенах и световые дорожки на траволаторах, светильники в комнатах, главный сталактит в Овальном зале — это все компания Sir Ingo, все освещение на нас, это очень ответственно, — она снисходительно посмотрела на меня и остановилась перед лифтом. — Нам нужно будет спуститься еще чуть ниже, офис у нас на самом нижнем ярусе.

— Я думала, мы и так на нижнем ярусе.

— Нет, есть еще ниже.

— Что тебе больше всего нравится из наших изделий? — игриво спросила Миссис Сирень. Я, не задумываясь, ответила, что биолюминесцентные деревья и окна-голограммы — самое волшебное из того, что я когда-либо видела, но она внезапно замолчала и надулась. Обиделась. Видимо, я сказала что-то не то.

— Послушай, подожди меня здесь. Я без тебя спущусь. Посылку тебе вынесут, — холодно отчеканила Миссис Сирень и зашла в лифт без меня. Через четверть часа хмурая девушка передала мне посылку, заявив, что сама Миссис Сирень не пожелала контактировать со мной.

Неужели на нее так повлиял мой ответ? Я торопливо шла по траволатору к рабочему кабинету, поворот — и я чуть не столкнулась со стоявшими возле двери Питом и Венгой. Их реакция на мое появление оказалась диаметрально противоположной. Лицо Пита озарила облегченная улыбка, глаза задорно заискрились, а вот Венга стала мрачнее пространства над Подземельем.

— Ну все, Венга, нам пора работать, — громко заявил Пит, по всей видимости, поставив точку в их разговоре.

Венга смущенно протянула ему два тюбика «Вечерней шутки»:

— Вот, это тебе, если проголодаешься… — и понуро ушла к траволатору.

Пит сразу же отдал тюбики мне.

— Мой самый нелюбимый вкус, — небрежно бросил он, когда мы зашли в кабинет. Роя не было, я вздохнула с облегчением, положив на пустой стол посылку.

— Знаешь, Пит, я чем-то обидела Миссис Сирень… Даже не знаю.

— Не обращай внимания. Вся их семейка престранная.

Пит уселся в кресло, и его блуждающий взгляд потерялся в окошке с волчком. Но уже через пару минут медитации он вдруг обратился ко мне:

— Кто он? Тот, из-за кого ты готова была к ликвидации, — его вопрос оказался настолько неожиданным, что я невольно скривилась, будто мне надавили на сломанные ребра.

— Тот, кого я не найду здесь.

— Печально.

— А ты? Из-за Венги?

— Нет, я из-за всех, в общем и целом, — он покрутил в руках баллончик и процитировал фразу на нем: — «Наша цель не утопия, но реальность!». Из-за Подземелья в целом я был бы готов к ликвидации. Цена моей жизни не конкретный человек, а идея.

К нашему общему разочарованию, дверь распахнулась, и Рой властно прошагал к своему месту.

— Посылка от Sir Ingo? — прогремел Вождь.

— Да.

Внутри посылки находилась маленькая мягкая сфера, мутная, с легкой неуместной претензией на прозрачность.

Рой улыбнулся.

— Это образец.

Он взволнованно прошел к двери кабинета и положил сферу сбоку от дверного проема. Затем распахнул дверь и вернулся к столу.

— Пит, брось что-нибудь в коридор, — властно приказал Вождь.

— Что бросить? Пристань, давай, брось «Шутку».

Я послушно взяла тюбик и робко бросила к двери. Так аккуратно, что он не долетел. Пит громко цокнул и, нетерпеливо подхватив тюбик с пола, швырнул его вон из кабинета.

…Швырнул его вон из кабинета… Тюбик уверенно летел прямо в дверной проем, как вдруг будто врезался в вязкую невидимую стену и, замешкавшись на мгновение, с той же силой отлетел обратно, чуть не зацепив Роя.

Мы с Питом ошеломленно молчали. Рой снисходительно ухмылялся, упиваясь нашей реакцией.

Однако Пит быстро пришел в себя, видимо, смекнув, для чего нужна сфера, и бесстрастно уселся за стол.

— Здорово, Рой. Ты, как всегда, на шаг впереди. Поэтому ты наш Вождь.

Рой слышал льстивые слова, а я слышала в них фальшь. И каждый из нас погрузился в рабочий день при своем мнении.

---

День 33 ведения дневника

Я покидала кабинет последней. Рой еще в обед канул в ярусе Sir Ingo, разбираясь со своими сферами, Пит пропал в кабинете Хака, а я еле дождалась вечера. Сегодня к нам должен был спуститься господин Альба. Мы не виделись уже две недели, и я осознала, что мне очень не хватает бесед с ним. Я попрощалась с Паски (так я назвала волчка из окна-голограммы). Я всегда прощалась с ним, как и приветствовала каждое утро, будто это могло сделать его живым. Стыдно признаться, я тайком надеялась увидеть в его неизменно повторяющихся действиях какую-нибудь новую деталь. Какое-то едва уловимое различие, что дало бы мне надежду думать, что волчок не просто картинка. Я знала каждый коготок на его лапках, знала, когда его шерстка начинает отливать мрачным серебром. Луч по-разному играл с цветом его пуховой шкурки, но, к сожалению, всегда в строго определенном порядке. Сначала мрачное серебро, потом маренго, после антрацит. Мой серый виртуальный друг. Паски.

Господин Альба написал мне в «Зеркале», что будет ждать меня вечером в Обеденной, и я с икающей в груди радостью неслась туда, точно мой Паски на иллюзорный луч света.

Когда я забежала в Обеденную, народ уже весь рассосался, остались только сладкая парочка у «Макового поля» и тихая стайка девушек за ближайшим ко входу столиком.

Господин Альба ждал меня в самом углу Обеденной. Я не смогла скрыть своей радости и с улыбкой, ломающей мне щеки, подбежала к нему.

— Господин Альба! Как вы? Так давно не виделись!

Он встал, когда я зашла в залу, и с теплотой в поблекших глазах помахал мне рукой.

— Пристань, лучше расскажи, как твои дела.

— Потихонечку.

— Рой не обижает?

— Нет, все хорошо.

Он рассказал мне о том, как идут дела в Архиве, о том, что недоволен новой помощницей, ну и о том, как я по-прежнему числюсь в списках опасных эмоциональных преступников и все еще разыскиваюсь в Среднем Секторе.

После первой волны новостей настала неловкая пауза. Господин Альба всматривался в мое лицо, надеясь уловить меня прежнюю, но, несмотря на мою радость от встречи с ним, в моих глазах была пустота. И он это видел.

Мы поужинали, обсуждая обычаи Подземного города. Я ела свой любимый «Оранжевый смех», кисленький, освежающий, оставляющий сладковато-горькое послевкусие и мурашки на нёбе, а господин Альба, как и Сагрель Крим, предпочел «Томатную лаву».

А потом мы пошли на прогулку по тоннелям Подземного яруса.

— Господин Альба, я хочу знать больше. Хочу знать, с чего началась история Подземелья.

— Это очень долго, Пристань, — улыбнулся господин Альба.

— Ну, у нас же много времени. А я очень люблю вас слушать.

И мы свернули в один из самых длинных тоннелей. Эхом отдавались наши ровные шаги, в мрачном отсвете светильников господин Альба казался еще более древним, тени подчеркивали каждую морщину на его лице. Поначалу мы шли молча, а потом он начал:

— Подземелье не такое уж и древнее. Ему около 50 лет. Я тогда работал в одной лаборатории вместе со своим сыном. Проект по созданию искусственных людей только запускался, был под строжайшим секретом, и мы работали глубоко под землей Среднего Сектора в биохимической лаборатории, наскоро сооруженной как раз для этой цели. Мы были простыми уборщиками. Ученые упорно не хотели заводить роботов-уборщиков, не знаю уж, какие у них там были предрассудки, но мне выпала честь работать в одном помещении с такими талантливейшими и умнейшими людьми. Что-то на государственном уровне не заладилось в отношении этого проекта. Сначала его приостановили, потом через пару месяцев возобновили, а спустя всего неделю после повторного запуска случилась трагедия, которая разделила мою жизнь на «до» и «после».

Взрыв в лаборатории. За минуту до катастрофы я зашел в лифт, чтобы спуститься на уровень ниже и стерилизовать оборудование. Я уже собирался выйти, но уронил тряпку, и вдруг пол подо мной провалился, и вместе с лифтом я упал в бездну.

Как позже выяснилось, бездна оказалась не такой уж глубокой, и я выжил. Подумать только, зайди я в лифт минутой позже — и взорвался бы вместе со всеми учеными. А сделай я хоть шаг из лифта, сразу как двери открылись, и он бы, падая, разрубил меня пополам. Выходит, тряпка меня спасла, — господин Альба задумчиво уставился куда-то вдаль. Я терпеливо ждала.

— Я до сих пор проклинаю себя за то, что стерилизовать оборудование пошел я… А мой сын… остался и… погиб вместе со всеми… — он снова замолчал и долго шел вперед, погрузившись в тяжелые воспоминания. — Так я обнаружил все эти заброшенные тоннели. Только подумай, как глубоко мы находимся.

— Мне так жаль, что вы потеряли сына, — мой голос показался мне слишком глухим.

— С тех пор я хотел одного: узнать, кто стал зачинщиком взрыва, и уничтожить его. И мне нужно было выжить.

— Как же вы выжили здесь без баллончика?

— А он был у меня. Нам выдавали баллончики. И хотя в самой лаборатории было четко выставленное давление и уровень кислорода, в подсобных помещениях нам всем нужны были баллончики. Я понимал, что надолго мне его не хватит, но брел по этим пустым тоннелям. Не хочу утомлять тебя подробностями тех жутких трех суток, которые я провел здесь. Я догадывался, что в это заброшенное место наверняка было несколько входов, уж слишком огромным оно было. Богом забытый сектор. И я нашел выход.

— Как?

— Я нашел людей. Их было всего 10 человек. Отшельники, живущие в этой тьме. Они были перепуганы моим появлением и хотели убить меня, чтобы я не выдал их тайну. Но я рассказал им о том, как оказался здесь, рассказал о сыне и что больше всего на свете мечтаю уничтожить его убийцу. Они увидели во мне что-то, что заставило их передумать, сообщили, что пользуются старым лифтом, чтобы периодически добывать себе еду и воду из Среднего Сектора. И они помогли мне подняться. Я числился умершим в лаборатории, и мне хватило ума не заявлять о том, кто я. И я прикинулся потерявшим память. Тогда в Среднем Секторе была целая эпидемия хаотичной потери памяти от государственных экспериментов над гражданами. И всем потерявшимся выдавали новые личности. Так я стал Макиусом Альба. Мое сознание протестировали и определили меня в финансовый центр клерком. Пять лет я работал, как швейцарские часы, был идеальным во всех отношениях. И меня повышали уровень за уровнем. В те времена еще не было ежегодной смены сотрудников. Я никогда не забывал об Отшельниках и о Подземелье. И по выходным спускался к ним. Мы вели долгие беседы о политике, нравах, о том, к чему ведут наше общество, Отшельники просто разглагольствовали, я же пытался убедить их не просто протестовать своим образом жизни, но действовать. И вскоре, после долгих обсуждений, мы приняли решение аккуратно действовать. Я наблюдал за людьми в Среднем Секторе и научился видеть тех, в ком есть зерно бунтарства, жажда свободы и перемен. Знакомился с такими людьми и спускал их в Подземелье. Мы хотели завербовать их, разрастись, ведь менять что-то, когда вас всего лишь 11, невозможно. Мы искали сообщников. Но не все, кого я привел, прошли тест Отшельников.

— Что с ними сделали?

— Они больше не поднимались в Средний Сектор. Мы не могли позволить им выдать себя. Так я вербовал людей 30 долгих лет. Вскоре «наши» работали во всех сферах, через них я пытался достать информацию о произошедшем взрыве, но доступа к ней не было ни у кого. Они также спускались по выходным к Отшельникам, а в будние дни вели якобы обычную жизнь. Мы все обрели друг в друге поддержку. У нас была общая идея: мы хотели разбудить этот зомбированный мир, вернуть людям былую свободу. А у меня была и своя скрытая идея: найти того, кто уничтожил моего сына. Помимо меня было около десятка человек из Финансового департамента, но как мы ни ломали головы, не могли придумать схему по финансированию Подземелья. А без финансов ни одно дело не выгорит. Финансовая система слишком хорошо отслеживалась Государством. Мы были в отчаянии, началась ругань внутри нашего маленького общества. Мы никак не могли найти выход и запустить свое движение. Я уже понимал, что потерял понапрасну всю свою жизнь на это бестолковое Подземелье…

А потом появился Нагваль.

Он заявил, что его тетка — большая шишка в Финансовом департаменте и что в его руках был спонсируемый ею фонд по защите окружающей среды, часть средств из которого он мог вливать в развитие Подземелья. Конечно, тетка не проверяла любимого племянника, все средства шли на его персональный счет, и он их якобы спускал на свою развлекательную деятельность с фондом. Мятежный молодой дух. Так он стал нашим спасением. Поначалу он спускался по выходным — так же, как и большинство. А спустя полгода стал проводить здесь очень много времени, но никогда не отрезал себя от Среднего Сектора. Наши собрания стали все более и более воодушевляющими. Он был прекрасным оратором. И очень ярко и заразительно объяснял свои идеи. Со временем он стал решать гораздо больше, чем Отшельники. Люди делились своими мыслями именно с ним, именно у него спрашивали совета. Не только потому, что он был главным спонсором Подземелья, но и потому, что он был чудесным человеком. Он выслушивал каждого и каждому помогал, чем мог. Он стал первым человеком после Отшельников, которому я рассказал о своем сыне. И он пообещал, что поможет мне раздобыть информацию.

Однажды он нашел гениального хакера, который запрограммировал для него все Подземелье. Хакер установил Код: слова, которые знали лишь Нагваль и хакер. Кодовые слова, которые способны остановить или же, наоборот, запустить все механизмы в Подземелье. Никогда не забуду, в какое бешенство пришли Отшельники, когда узнали об этом. Наутро хакер был мертв, а Нагваля что-то уберегло от смерти. Так среди нас начался раскол. Нагваль говорил о том, что нам всем нужно защититься от поганых Отшельников, а защита — это нападение. Я встал на сторону Нагваля, мне нравились его идеи, его энергия, в конце концов, без его средств мы бы никуда не сдвинулись.

Так полностью сменилась власть в Подземелье. Нашим первым Вождем стал Нагваль. Я не буду осуждать его за то, что он сделал с Отшельниками. Мы все дружно об этом забыли.

По какому-то странному стечению обстоятельств именно я приглянулся ему в качестве главного союзника.

Он выбрал лучших из лучших в Совет. Людей из разных сфер Среднего Сектора. И мы начали разрабатывать стратегию. Мы все хотели одного — свергнуть уничтожающее нас Государство. Совершить Революцию. Я хотел еще и добраться до убийцы. Нагваль же хотел большего. Он хотел пойти выше Государства Среднего Сектора, он хотел дойти до самого Золотого города. А мы даже думать боялись о таком. Он говорил о том, что проще всего дойти до верха с самого дна. Именно на дне у тебя есть от чего оттолкнуться. Мы негласно с Советом не брали в расчет его горячие идеи о покорении Золотого города. И он не мог не замечать этого. Тогда он злился и говорил, что в нас слишком мало емкости для свершения действительно великих дел. Нам же он казался максималистом. Революции в Среднем Секторе было вполне достаточно.

Пять счастливых лет в Подземелье властвовал Нагваль. Именно в этот период многие стали полноценными жителями Подземелья, ликвидировав свою личность в Среднем Секторе. Я тоже хотел так поступить, ведь в Подземелье стало идеально. У нас были теплые взаимоотношения, живое общение, у нас был лидер, за которым хотелось идти, ради которого не жалко было умереть. И я считал честью быть при нем. Но он запретил мне становиться гражданином Подземелья. Он всегда говорил, что нужно уметь быть везде. Не сжигать мосты.

— А что случилось потом?

— Семь лет назад он погиб… По крайней мере, так думают все… — господин Альба замолчал вновь.

— А вы думаете иначе?

— Я думаю иначе… Незадолго до своей «смерти», он сказал мне тот самый Код. Будто предчувствовал грозившую ему опасность. И сказал, что каждые три года Вождь в Подземелье должен меняться, он был уверен, что власть развращает людей. И я никогда не должен буду стать Вождем. Но только я буду иметь Код всего Подземелья, чтобы иметь власть выше власти. Чтобы в самый критический момент я смог управлять каждой стеной, каждым механизмом, каждым тоннелем и каждым камушком в этом месте. Все знают, что я владею Тайным Кодом. И каждый новый Вождь старается служить на благо Подземелью, а не своей личности.

— Как он выглядел? Нагваль?

— У него на все лицо был пестрый цветной рисунок. Такой человек должен был быть очень заметен вне Подземелья, и его можно было бы легко найти. В конце концов, его бы остановил каждый уважающий себя надзиратель. Но, к сожалению, этот рисунок он носил на своем лице только в Подземелье. Он не хотел, чтобы люди знали его истинное лицо, как и голос, который он модифицировал. Он хотел быть кем-то выше простой личности. Но, знаешь, Пристань, если бы я хоть раз встретил его, то узнал бы по жестам, движениям, по его манере держаться. Я бы узнал его с любым лицом и в любом образе. Я полюбил его, как сына, которого у меня отнял взрыв. За те пять лет он заполнил пустоту в моей душе. А потом она разверзлась вновь.

Мы подошли к аллее деревьев, освещавших центральный тоннель, превращая его пусть в мрачную, но ослепительную сказку. Господин Альба устало опустился на скамейку, и я последовала его примеру. Он погрузился в свои воспоминания, а я в который раз рассматривала неоновые листики на чудо-деревьях.

— Они такие красивые, — прошептала я, но господин Альба удрученно опустил глаза в пол.

— Он так их и не увидел…

— Нагваль?

— Да, это он каким-то удивительным образом раздобыл семена этих деревьев. Рассказал мне о том, что хочет сделать световую аллею для людей. Тогда я из Среднего Сектора привез гелиевые клумбы, и мы посадили деревья в клумбы. Они долго прорастали… Он так ждал эти первые ростки. Но сами деревья во всем их великолепии… так и не увидел.

Мы долго молчали, а потом он усмехнулся, и от горечи в его голосе у меня пошли мурашки по коже…

— Каждый в Подземелье уверен, что Нагваль любил каждого человека. Но я знаю, что это не так. Он спустился к нам со своей целью. Какой она была, он не говорил. Он всегда повторял мне: «Нагваль — это некто, достаточно гибкий для того, чтобы быть всем, чем угодно. Быть нагвалем, кроме всего прочего, означает также не иметь ничего, что нужно было бы защищать». Я после нашел эту фразу в одном из оккультных учений Прошлого. Но больше не нашел о нем ничего.

— Не теряйте надежду, господин Альба… Как я не теряю надежду найти любимого.

— Не теряешь? — с пониманием улыбнулся он. — А мне показалось, что наши взгляды слишком похожи.

…Давно не жужжало…

…я не скучал…

Поначалу мы играли в хозяина и раба. Но вскоре мне это наскучило, и я дал Подражателю свободу.

Но он не оценил этот дар.

Он всюду таскался за мной, умоляя принять его обратно.

Я прогонял его, швыряя в него камни, но он своими прозрачными руками тянулся ко мне, умоляя дать ему какой-нибудь приказ… …хруст пальцев, больше не тянутся ко мне…

…хорошо… спокойно…

Я приказывал ему исчезнуть и никогда не появляться на моем пути, но он скулил, что не может исполнить это.

Он боялся остаться один. Я нужен был ему, чтобы быть при ком-то, но только не самому. А меня было много.

Пересмешник уговорил меня периодически давать Подражателю какие-то приказы.

И я согласился.

Бесцветный был под моей защитой. И он очень этим дорожил.

Все бы так и продолжалось, если бы однажды он не совершил ужасную ошибку.

Я приказал Подражателю сходить и раздобыть мне билет в первом ряду на предстоящую бойню.

Я был везде почетным гостем, и мне не нужны были билеты, но я не придумал ничего лучше, чтобы отослать Подражателя.

А сам тем временем пошел к Женщине на Окраине Пустоши и, как обычно, разбирал и собирал коробочки.

Меня тянуло побыть с ней, и, если единственным условием была игра в коробочки, я был готов разбирать их бесконечно.

Она была, как всегда, молчалива и, как всегда, прекрасна. И когда я почувствовал, что мне пора уйти, то вдруг заметил тень у входа в развалины.

Я бросился к выходу и увидел испуганного Подражателя. Он тряс передо мной билетом и то хвалился, что нашел его так быстро, то просил прощения за то, что пришел туда, где я его не ждал… …жужжало снова…

…все разом, воинственно, нетерпеливо…

Гнев от того, что он видел меня собирающим коробочки у ее ног, испепелял меня. Я несся вперед, а он так же быстро полз сзади. Не по-человечески быстро. Словно паук, с этими тонкими костлявыми руками-ногами, он тек за мной, будто тошнотворная масса.

И все тряс билетом.

Я резко развернулся и готов был придушить его.

…сделать круг вокруг шеи… чтобы горло его перестало издавать звук… рыгать звук…

Как вдруг я увидел проходящего неподалеку Безликого.

«Как вовремя», — подумал я, а потом вспомнил, что это его судьба…

— Встань, — приказал я, и Подражатель встал.

Я молча ждал, когда Безликий подойдёет ближе. Даже я чувствовал липкий холод, который исходил от Отражающего Страхи.

А внимание Подражателя было полностью отдано мне. Всецело.

Мне почудилось, будто у него уже нет личности. Будто я для него дьявольская ягода, которой он питается, теряя себя.

Он беззвучно шептал мне какие-то очередные подобострастные извинения. Его губы слились с его лицом, и я просто видел черную пропасть, извергающую из себя недослова.

— Я приказываю тебе следовать своей Судьбе. Я увел тебя с Дороги и теперь возвращаю тебя на твой Путь.

Подражатель трусливо оглянулся и увидел Безликого, потом он инстинктивно бросился ко мне, надеясь укрыться в тени моей тени, но я брезгливо и с гневом оттолкнул его прямо в руки Безликого.

Билет, как перышко, лавировал в воздухе и, покачиваясь на нем, медленно падал на треснувшую землю Пустоши.

Крики Подражателя от свидания с Безликим разрывали плотный воздух…

А я шел вперед в свою камеру, ни разу не обернувшись.

У каждого свой Путь, каким бы он ни был…

…я любил ничего лишнего…

---

Глава 10. Дорога в никуда

День 34 ведения дневника

Я повадилась гулять по тоннелям с Венгой до завтрака. Она говорила, что много ходить — полезно для здоровья, а я просто хотела общения.

Поначалу мы болтали обо всякой чепухе, я рассказала о том, как тут оказалась, разумеется, скрыв подробности о Кайте. А она рассказала свою историю. Оказалось, что она в Подземелье слишком давно. Сразу после Детского корпуса ее спустили сюда, поэтому она знала Подземелье как свои пять пальцев.

Спустя пару прогулок Венга не смогла сдержаться и поведала мне о своих безответных чувствах к Питу. В сфере безответных чувств я была специалистом, и мы сошлись с ней душа к душе. Инстинктивно тянулись друг к другу с первой встречи.

Конечно, почти все время мы обсуждали Пита. Какой он замечательный, самый лучший, какие смешные у него шутки и посмотрел ли он на нее вчера за обедом.

Я намекнула ей вместо «Вечерней шутки» дать ему «Вишневую перестрелку», она поначалу огрызнулась и заявила, что знает Пита гораздо дольше меня, но потом рассыпалась в извинениях и в итоге с благодарностью приняла мой совет.

А потом настал день, когда я столкнулась с «Дорогой в никуда»… Это случилось как раз в одну из наших утренних прогулок.

Сагрель Крим шла далеко впереди нас по траволатору, мы уже должны были свернуть в сторону Обеденной, как вдруг я увидела, что старушка упала. Мы бросились к ней, а она так и ехала по траволатору, беспомощно барахтаясь ногами-руками, жадно хватая ртом воздух.

— Миссис Крим! — я подбежала к ней первая и быстро дала ей вдохнуть из своего баллончика, попыталась ее поднять, но она была слишком тяжелой. Мы с Венгой в итоге успели ее поставить на ноги до того, как кончился траволатор.

— Что случилось?

— Ничего, вон уйдите! — орала старуха, отбиваясь от нас. Мы ее отпустили, убедившись, что она твердо стоит на ногах.

— С вами все в порядке? — осторожно спросила Венга, но получила в ответ добрую порцию ругательств и оскорблений.

Старуха уже собиралась идти, но затем словно передумала и обернулась ко мне.

— Ты, погремушка Вождя, пойдешь со мной в музей Нагваля. Мне нужно кое-что сделать. Но я могу не дойти.

— Она просит о помощи, — шепнула мне Венга.

— Да пойду, конечно. Венга ты с нами? — в надежде я посмотрела на девушку, но та напрочь отказалась идти в музей, быстро распрощалась с нами и пошла в сторону Обеденной. Даже когда она завернула за угол, ее страх при упоминании музея Нагваля, казалось, все еще сидел на поручне траволатора, ехидно ухмыляясь.

Музей Нагваля находился очень далеко, потому что мы с Сагрель Крим молча шли уже полчаса. Она шла впереди меня, я держалась поодаль, но следила за тем, чтобы ей не сделалось плохо.

Все реже и реже появлялись светильники, все мрачнее становились коридоры. Мной начал овладевать страх, когда наконец Сагрель Крим остановилась возле одной из комнат и, приложив руку к монитору, отворила дверь.

Когда я думала о музее Нагваля, то представляла себе просторную залу с его одеждой, предметами, может, с его портретами. Но никак не маленькую лаконичную комнатку с узкой кроватью и монитором на стене. Неприметная келья.

Сагрель Крим сразу же прошла к монитору, приложилась к нему лбом и, не гнушаясь моим присутствием, вдруг начала остервенело выть и плакать. Я не смела ни шелохнуться, ни вздохнуть. Я впервые видела человеческие слезы, помимо своих собственных. И это терзало мне сердце — чужое горе, неведомое, неизвестное, но такое острое.

Комок в горле стал тугим и вязким, и мне пришлось несколько раз задержать дыхание, чтобы он прошел.

Старушка что-то прошептала монитору, на темном экране отобразились белые светящиеся буквы и исчезли. Я отвернулась, чтобы не читать послание погибшему идолу Подземелья.

Она успокоилась так же молниеносно, как расплакалась. Ее глаза, смотревшие сквозь меня, были мутными, как сфера Роя.

— Я прихожу сюда каждый день. И все еще прошу Нагваля вернуть моего брата. Я каждый день чувствую боль, которую он испытывает. Нет сил порой открыть глаза и встретить новый день.

— Разве Нагваль не погиб?

— Погиб. Но я все равно прошу, будто просьбы покрывают мою боль, и я могу пойти на завтрак и дожить до обеда.

Я не стала уточнять, где ее брат, понимая, что, если бы старушка захотела, она бы сама поделилась. Сагрель Крим присела на краешек кровати и устало предложила мне осмотреться в комнате, «раз уж я здесь».

Только сейчас я позволила себе переступить порог музея и окинуть взглядом комнату целиком. Рядом с монитором — встроенный в стену столик, а на нем лишь одна катушка серебряных ниток.

— Эту катушку Нагваль все время носил с собой как талисман, крутил эти нитки себе на пальцы, создавая удивительные узоры, а потом мог подойти к любому в Подземелье и попросить одним движением расплести узор. Никому не удавалось. А вот в день смерти почему-то забыл ее в комнате. Мы ее не трогаем: как лежала, так и лежит здесь, — уже спокойным голосом вещала Сагрель Крим.

Но мое внимание уже утонуло в окне-голограмме.

Оно висело рядом с дверью, и поэтому я заметила его, только обернувшись к выходу.

Окно околдовало меня: оно не было таким очаровательным, как все остальные, разбросанные по Подземному городу… От этого окна веяло… чем-то нехорошим…

— «Дорога в никуда» — самое неприятное из всех окон. А он любил эту голограмму, — прокомментировала старушка, заметив мой интерес.

— Как можно повесить такое в своей комнате, — внутри меня сделалось холодно. Но я подошла ближе к окну вопреки своему желанию. Серая пустынная дорога, уходящая в туман. И ничего больше. В этом окне не было ничего ужасающего, но оно как-то странно воздействовало на меня.

— Эй, девочка, не смотри в него так пристально, — вдруг голос Сагрель Крим и интонация, с которой она произнесла это, огрели меня так, что я вскрикнула. — Нервная какая! Нельзя тебе смотреть в это окно, если оно тебя так затягивает. Оно нездоровое, нехорошее. Я его не люблю. Но Нагваль любил. Поэтому оно тут, отваживает от музея толпы фанатов. Сюда почти никто не ходит.

Она встала с кровати, и я увидела за ней маленький цилиндр.

— Миссис Крим, а что это?

— Ах, это. Любимая музыка Нагваля, — она осторожно взяла цилиндр в руки и протянула мне. — Давай, нажми двумя пальцами вот сюда.

Я послушалась и услышала неприятный шум.

— Какая некрасивая музыка, — признаться, я никогда не слышала музыку, но люди в Прошлом так восхваляли ее, что я рассчитывала на нечто удивительное. Но то, что я услышала, это было… неприятно.

— Это белый шум, — заявила Сагрель Крим, — вот, смахни влево, слышишь: шумит по-другому? Розовый шум, а это, — она смахнула по цилиндру еще раз, — этот, слышишь, броуновский, а вот оранжевый, фиолетовый.

Я отдала ей цилиндр.

— Сагрель Крим, заберите, пожалуйста, мне как-то жутко от всего этого… от всего этого места.

Она пожала плечами, положила цилиндр на место, и мы вышли из комнаты.

И вот мы снова шли по коридорам молча, но теперь тишина между нами была теплой.

День 35 ведения дневника

…Я стою прямо, глядя в бездну «Дороги в никуда»…

…Это окно гораздо больше, чем кажется…

…От дороги исходит холод, серый песок источает дымный бальзамический аромат…

…Тянет… тянет… тянет…

…Пахнет ладаном…

Я знаю, что хочу сделать, и меня это пугает. Но именно за этим я и пришла.

Я так долго затягиваю воздух, будто высасываю его из незримого тюбика с надписью «воздух»… И воздух этот тягучий, вязкий, скользкий, безвкусный…

Нет-нет, не спеши. Вкус дыма из стеклянной камеры… Эффект черных точек из аппарата. Это было со мной?

Крик.

Мой собственный кричащий вопрос. «Дорога в никуда, ты ведешь куда?»

— Куда… куда… куда…. — эхом откликается из тумана…

И я понимаю, что окно — живое. Все эти окна, они живые.

Кто заточен внутри самого страшного?

Я хочу припасть ухом к окну, чтобы услышать эхо тумана или того, кто прячется в нем, но не успеваю сделать шаг, как вдруг страх материализуется, и я вижу силуэт.

В тумане прорезается черный силуэт бегущего ко мне человека…

Он бежит неистово, хоть я не вижу его лица.

Убить меня? Затянуть в это окно?

Он видит меня и ускоряется, он не человек уже, а нечто черное, страшное, бесформенное. Это зло, живое, заточенное в окне.

Умоляю себя отвернуться от окна…

Отвернуться от окна… А что сейчас позади меня…

Вдруг бегущий человек, бегущее зло — это просто отвлекающий маневр… А позади меня есть нечто… Оно уже подталкивает меня к окну… Сделать шаг в пропасть… Ласково умоляет, высасывая из меня всю душу. Оно высосет из меня жизнь и сможет продлить свою…

Шаг навстречу силуэту — и я падаю в бездну…

Я вскрикнула и вскочила в кровати. Липкий пот, порожденный страхом из сна, обнял меня со спины.

Трясет… Закрыла лицо руками и пыталась успокоить рвущееся наружу сердце…

Безуспешно.

Мне стало страшно находиться в своей комнате…

Так страшно, что я написала Венге в «Зеркале». К моему безумному счастью, она не спала, и мы уговорились встретиться в Обеденной.

Она поднесла мне горячий кофе, это все, что можно было получить из автомата ночью. Еда выдавалась только в определенное время.

— Ну что ты, птичка, — она рассмеялась, окинув меня взглядом. — Это все музей Нагваля. Ужасное местечко. Теперь ты понимаешь, почему я не пошла с вами?

— Теперь да… Тебя тоже испугало окно.

— Меня все испугало там. Там вообще атмосфера гнетущая. Знаешь, какая страшилка ходит про это окно?

— Не знаю и не хочу!

— Ну, пожалуйста, дай расскажу, — Венга понизила голос, — Нагваль собственноручно создал эти окна-голограммы для Подземелья. Люди из Среднего Сектора, не видевшие ничего, кроме серой строгости, жители Подземелья, прозябающие во мраке, были околдованы яркостью красок, пейзажей, разнообразия. Они все были опьянены творениями Нагваля. Знаешь, особо впечатлительные могут так зависнуть в атмосфере окон, что теряют счет времени… Погружаются туда целиком. Окна манили всех… Их установили везде, где только можно, кроме Овального зала и личных комнат. Все восторгались окнами. А потом Нагваль сотворил еще одно — «Дорогу в никуда».

Он сказал, что это лучшее окно из всех, что он создал. Оно висело сначала в Обеденной, но люди начали меньше собираться здесь, потом на Главной аллее, но и ее стали обходить стороной. Тогда Нагваль заявил, что разочарован, он сообщил, что это окно — истина, а все остальные — ложь. И раз истина всех так пугает, он спрячет ее у себя в комнате.

Все выдохнули с облегчением, когда злое окно исчезло из вида. А когда Нагваль погиб… Многие не поверили в байку, что он разбился в лифте… Многие считают, — она перешла на шепот и подалась ближе ко мне, — что он все время спрашивал у своего окна, куда оно ведет, что кроется за туманом… И однажды окно ответило ему… И он сгинул в нем… Потерялся в окне!

Что-то в моей груди рухнуло вниз от этой истории… Я открыла было рот, чтобы рассказать Венге свой сон, как вдруг чей-то шепот за нашими спинами разорвал тишину.

Мы взвизгнули, подлетев со стульев.

А Пит покатился со смеху.

— Сумасшедшие! Это всего лишь я.

— Пит, я рассказывала Пристани об окне Нагваля… И тут твой шепот, — схватившись за сердце, объяснила Венга.

— Зачем ты ее пугаешь? Пристань, не слушай ее. Обычное серое окно. Обычная дорога. На этом окне иссякла вся фантазия Нагваля. И больше он окон не создавал. Повесил у себя в комнате, потому что оно было не таким красивым, как все остальные до него. Вот и вся история, — он сделал большой глоток кофе и беспечно взглянул на меня.

Я так хотела поверить в его простое объяснение… Но что-то мне не давало этого сделать.

— А ты чего так поздно не спишь? — кокетливо поинтересовалась Венга.

— У нас с Роем было дело. Вот в перерыве я и спустился за кофе. Не ожидал тут вас встретить. Идите спать. Завтра важный день. Собрание.

— Я останусь здесь, — твердо заявила я. — Не пойду сегодня в свою комнату. Исключено.

— В смысле? Ты будешь спать тут? — переспросила ошеломленная Венга. — Если бы я знала, что ты настолько мнительная, не дала бы тебе сопровождать Сагрель Крим.

— Ну ты даешь, — пожал плечами Пит. — Хочешь, пойдем со мной тогда? В Овальный зал… Мы там готовимся…

— Можно, я с вами? — поспешила влезть Венга.

— Нет. Тебе нельзя.

— Почему? — ее губы задрожали от несправедливости.

— Либо вы вдвоем тут сидите до утра, либо я забираю Пристань в Овальный зал.

Венга окинула его гневным взглядом и бросилась вон из Обеденной. Я вскочила, чтобы догнать ее, но Пит меня резко остановил.

— Нет! Дай ей поспать. Я избавил ее от участи мучиться тут с тобой всю ночь.

В Овальном зале царило удивительное оживление.

— Вот сюда поместим возвышение, — указывал Рой, — а по всей окружности расставим ваши игрушки, Сэр Инго!

Световой магнат снисходительно махнул рукой своим сотрудникам, и те принялись размещать по стенам кристально прозрачные сферы. Странно, я думала, что в Подземелье все равны, но Сэр Инго был одет лучше всех и выглядел, как будто был выше всех.

— Пит! — Рой обернулся на вошедшего Пита и, увидев меня, осекся, снова покрываясь красными пятнами.

— Я нашел ее в Обеденной. Она испугалась окна Нагваля и не могла уснуть. Не оставлять же ее одну наедине со своим страхом посреди ночи? — оправдывался Пит, но все в зале заметили, что оправдываться перед Роем за мое появление абсолютно не следовало.

— Пит, вы с Лиамом пойдете оттуда, — продолжил Рой.

— Я помню, помню.

Я тихо села на сидушку возле подземного Озера и бестолково присутствовала на репетиции собрания. Но я была счастлива, что мне не нужно возвращаться в свою комнату, где, я уверена, призрак кошмарного сна все еще поджидал меня.

Сэр Инго и его сотрудники, распрощавшись с Роем, удалились, Пит рассказывал Лиаму о плане, а я так рассеянно рассматривала нервную зыбь Озера, что не заметила, как Рой оказался ближе, чем можно.

— Ты ничего не должна бояться. Ты здесь в полной безопасности, — неожиданно начал Вождь. Его властный басовитый голос стал мягким и шелестящим.

Я сразу же бросила взгляд на Пита, но тот, к моему ужасу, повел Лиама в тоннель, чтобы еще раз объяснить ему все подробности. Получается, что мы с Роем остались одни в Овальном зале.

— Спасибо, я ничего не боюсь, — я отодвинулась подальше от него, гипнотизируя тоннель, в котором исчезли Пит с Лиамом.

— Я человек простой. Не люблю говорить, люблю действовать. И для себя я все уже понял. Дай мне провести Собрание и День Нагваля, и своими действиями я покажу тебе все.

— Мне ничего не нужно показывать! — я вскочила со своего места, так сильно меня задела вся это нелепая словесная конструкция. — Я никогда не давала повода думать, что ко мне можно подойти с такой речью, господин Рой.

— Не давала повода. Но я подошел. И готов ждать. Со временем ты забудешь своего друга из «Зеркала». Я знаю о нем. И по всей видимости, раз вы не встретились, он — любитель пустых слов. Я — другой. И я всегда добиваюсь желаемого.

— Я найду себе другую работу. Завтра же.

— Нет, не найдешь, — он рассмеялся, пытаясь окутать меня своим взглядом. — Я больше не подниму эту тему.

Беспечная болтовня Пита послышалась из тоннеля, и, наконец, они оба появились в Зале.

Я была так разгневана разговором с Роем, что незамедлительно попрощалась со всеми и ушла в свою комнату. И там наедине со своим страхом мне было гораздо комфортнее, чем наедине с Роем в Овальном зале.

Мы с Пересмешником лежали на земле прямо под церковью и смотрели ввысь. Крест будто протыкал небо. Мы ждали птиц. Каждый раз повторялась одна и та же картина: стая черных птиц пролетала мимо креста и рвала крылья об острие. Они падали трепыхающимися комьями рядом со мной. Так и умирали, не в силах полететь вновь.

— Почему тебе так нравится это зрелище? — спросил я однажды у Пересмешника.

— Я думаю, к этому нужно. Привыкнуть.

— Почему птицы пролетают именно над крестом? Почему четко на этой высоте, чтобы разорвать себе крылья? Ведь у них есть целое небо.

— Я думаю, они летят в воздушном течении, а в этом месте оно проходит именно. Над крестом. Судьба.

— На месте птиц я бы не летел в стае. А еще я бы непременно возвысился над течением.

— По течению плыть легче. Внутри теплой стаи. Внутри семьи.

— Поэтому они и лишаются возможности летать. Поделом им! Поделом вам! — крикнул я в небо.

Пересмешник рассмеялся.

— Это не ты кричишь. В тебе кричит сирота.

— Я не сирота, ты знаешь! У меня есть Отец… возможно, и Мама…

— Всякий сирота, у кого плохие отношения с родителями. Так что ты — сирота. И это его. Крик.

— Значит, и ты сирота!

— Я — нет. Мне не нужна чужая любовь, чтобы чувствовать себя целым. Однако мне тоже. Не жаль птиц. На бога надейся, а сам не плошай. Я думаю, птицы — это как раз надежды. На бога.

— Очень сложно, — меня стал раздражать наш разговор. От резкого подъема с земли у меня закружилась голова, и я ухватился рукой за стену церкви, чтобы поймать баланс. Из носа что-то потекло к верхней губе, и я машинально провел рукой под носом.

Когда я поднял взгляд на Пересмешника, чтобы сообщить ему о том, что хочу немедленно уйти, то не смог вымолвить ни слова.

Я хотел сказать: «Что-то не так?», — но слова застряли в горле, так и не сорвавшись с языка. Я не чувствовал губ.

Еще больше меня пугал Пересмешник, какая-то необъяснимая паника овладела им. Никогда не видел его таким ошеломленным и испуганным. Он потерял всякое самообладание и в ужасе таращился на меня.

У меня снова зачесался нос, и я поднес руку, чтобы потереть его. Одно движение — и Пересмешник вскрикнул:

— Не трожь себя больше!!! Не прикасайся!!!

Он тяжело дышал, пятясь назад и протянув руку ко мне:

— Не трогай себя. Пожалуйста… — прошептал он.

Я не мог задать вопрос, мне стало трудно дышать. И еще я стал хуже видеть его. Будто сквозь мутную пелену.

— Ты стираешь себе лицо. У тебя уже нет рта и носа.

Лицо жутко чесалось, мне хотелось тереть его обеими ладонями. Гнетущий страх овладел всем моим телом. Я становился Безликим!

Я со всех ног бросился на Дорогу, Пересмешник бежал за мной и кидался к каждому встречному, умоляя о помощи!

Но люди боялись нас как огня. Каждое существо в Пустоши боялось нас. Я так гордился этим, а теперь их страх губил меня.

— Что за дерьмо! — в отчаянии кричал Пересмешник. — Никто нам не поможет! Никто! Ты становишься их страхом! И скоро будешь отражать чужие страхи! Так и закончится наша история здесь! — он злобно сплюнул мне под ноги.

Я бы ответил ему, что это именно он жаждал, чтобы нас боялись! Это он убил Сектантов, победил Безликих. Это деяние его рук. Но у меня не было рта.

Люди не могли нам помочь. Тогда Пересмешник, смеясь, как сумасшедший, побежал к церкви.

Он что, думает: нам поможет Бог? Или те, кто ему служит?

В церкви, как и ожидалось, все ринулись от нас врассыпную, называя нас дьяволом.

Построить иные отношения с людьми не представлялось возможным. Они все боялись меня.

— Женщина на Окраине Пустоши! — закричал Пересмешник и побежал в сторону ее развалин. Но я врос в землю.

…земля не хотела идти…

— Ты чего??? — орал на меня обезумевший Пересмешник, но я написал на песке, что лучше умру, чем явлюсь к ней без лица и попрошу о помощи!

— Нужен новый человек, который еще не знает тебя. Остается ждать Прихода.

Но я не мог ждать, у меня жутко чесалось лицо. И ночью, когда Пересмешник потерял бдительность, я стал всласть чесать свое лицо. И стер его, оставив лишь глаза. Как бы зуд не сводил с ума, мне нужно было видеть.

Пересмешник, увидев, что я натворил, накинулся на меня и связал мне руки, но я мог чесаться лбом о землю и стены в камере. Тогда он крепко связал меня полностью и схватил мою голову в свои руки, и так мы ждали нового Прихода. Самые мучительные сутки. Я вопил внутри себя, и этот вопль не выходил из меня, я бился как мог, но Пересмешник был сильнее. Он молчал все это время и ни разу не отвлекся от меня. Я сходил с ума. И если бы Приход не случился так скоро, я бы просто умер от нестерпимого зуда

— Приход сегодня, потерпишь немного? Я развяжу тебя, и мы найдеём тебе маску. Чтобы ты не испугал новенького в первую же минуту встречи. Хорошо?

Я кивнул.

Мы пошли с ним в цирк. Там точно должны были быть маски. Их частенько надевали на себя выступающие.

Пересмешник шел впереди быстрым шагом, но все время оборачивался на меня, проверяя, не стер ли я глаза.

Но я шел за ним, сжав зубы и кулаки. Я держался из последних сил.

В цирке было темно. И пусто. Вечером здесь все будет гореть безумными цветными огоньками, и будет шоу, кровь, смех, боль. Безумие.

Довольно быстро Пересмешник отыскал сундук, а в нем был целый ворох различных масок. Он достал белую маску с клювом и протянул ее мне.

— Вот! Маска чумного доктора. Как нельзя кстати.

Я послушно надел на себя символ горя и страдания. Не самое лучшее, в чем можно объявиться перед новым человеком, который не должен был меня испугаться, но времени на тщательные поиски не было, другие маски были еще хуже. И мы побежали к Дороге.

Главное, чтобы в новом Приходе был хоть один смелый человек. Если все будут такие же, как Подражатель, моя гибель неминуема. Я бежал к дороге, нет, я летел, словно чрная птица прямо к кресту. Одно из двух: я найду там спасение или гибель.

---

Глава 11. День Памяти Нагваля

День 36 ведения дневника

Вместе с господином Альба мы зашли в Овальный зал, народ уже теснился в проходах из тоннелей, и мы пробирались сквозь взбудораженную толпу.

— Вон туда, сядем там, — указал господин Альба и быстрым шагом пошел в сторону наших мест. Я хотела поспешить за ним, но мое внимание поглотила трансформация, которая произошла с Залом. Невероятное количество сидушек заполонили собой все ярусы Овала, превратив их в многотысячные трибуны. Мы с господином Альба, учитывая его положение в Подземелье и тяготившую меня должность, находились на самом привилегированном нижнем ярусе. Я задрала голову вверх и наблюдала, как тысячи снующих людей занимают свои места, приветствуют друг друга, обнимаются, смеются, что-то обсуждают. Стоял монотонный низкочастотный гул толпы, который отзывался мелкой вибрацией где-то в глубине груди. По всей окружности между ярусами горели сиреневые светильники-кристаллы от Sir Ingo, его компания здорово постаралась, чтобы в этом году освещения было как можно больше. А вот огромный светильник в форме гигантского сталактита, свешивающегося с потолка, поменял свой привычный фиолетовый цвет на белый, ярко осветив весь Центральный овал. В центре главного моста для Роя приготовили возвышение, на котором он собирался вещать. Я так засмотрелась по сторонам, что потеряла равновесие, споткнувшись о собственную ногу, и влетела в девушку.

— Осторожно! — гневно цыкнула она.

— Простите, пожалуйста, я засмотрелась, — оправдывалась я.

Черные бровки девушки на мгновение недовольно взлетели вверх, а я не в силах была отвести от нее взгляда. Она была ну очень необычная. Выше меня ростом, в темном платье-футляре чуть ниже колена с вышитой слева на груди эмблемой розы. У нее были длинные черные волосы с бензиновым отливом, небрежно заплетенные в пышную косу. Руки, с вызовом обнаженные на три четверти, были испещрены причудливыми черными рисунками. «Татуировки», — подумала я. Никогда раньше я не встречала людей с татуировками. Да еще девушек. Вокруг нее летали два причудливых устройства. Круглые глазики, фиксирующие все происходящее, с горделивой надписью PIXIT.

— Проходите уже, — недовольно намекнула она, указав мне в сторону господина Альба.

Я поспешила к архивариусу и уселась рядом с ним. Собрание должно было начаться с минуты на минуту.

— Я столкнулась с очень необычной девушкой. Кто она?

— Я не видел, — ответил господин Альба, и я повернулась в ту сторону, где произошло столкновение с девушкой, но ее уже не было на месте.

— Она была там… Странно, должно быть, ушла, — я в недоумении пожала плечами.

— Странно, я не видел, что бы ты с кем-то сталкивалась, хотя следил за тобой все время, — задумчиво сообщил господин Альба.

— Нет, видимо, вы отвернулись, потому что я споткнулась и задела девушку, — объяснила я.

— Я видел, как ты споткнулась, но рядом никого не было, — настаивал господин Альба.

— Вы шутите? — недоверчиво рассмеялась я. — Там была девушка с татуировками на руках, красивая такая, яркая, ее нельзя не заметить!

Глаза господина Альба округлились.

— Ты столкнулась с Невидимкой? Как же я ее не заметил. В очередной раз, — он откинулся на спинку капсулы-сидушки и начал искать глазами девушку. — Ты ее видишь сейчас?

— Нет! А что значит — невидимка? Какая-то магия?

— Нет-нет, — усмехнулся господин Альба. — Не магия, злой рок. Но она удачно сделала это своей работой. Она журналистка.

Когда Рой появился из тоннеля, толпа взревела, громогласно приветствуя своего Вождя.

Он был очень взбудоражен и широкими шагами прошел к возвышению, которое было приготовлено для его речи.

— Приветствую вас, Подземные! — его голос гремел по всему Овалу, только сейчас я обратила внимание на маленький кругленький пластырь у него на шее.

— Нательный громкоговоритель, — шепотом объяснил мне господин Альба.

Толпа все еще ревела.

Рой медленно поднял руку в воздух, и потихоньку рев стал затихать.

— Сегодня вы увидите то, чего никогда не видели прежде! — его голос дрогнул от перевозбуждения, и он нервно откашлялся. Господин Альба напряженно подался вперед.

— Но для начала немного статистики. За последние пять лет численность чистых подземных граждан увеличилась в полтора раза. Чистых граждан теперь 10.000 человек!

Все освещение резко погасло, а главный сталактит загорелся ярким синим цветом, и пластинки на больших пальцах постоянных жителей Подземелья также загорелись синим цветом, превратив людей на трибунах в тысячи синеньких светлячков.

Толпа вновь взревела от восхищения, но теперь рев по трибунам проносился волнами.

— Численность смешанных Подземных перевалила за 20.000 человек! — перекрикивал Рой.

Наши синие пластинки погасли, и загорелись белые пластинки тех, кто работал в Среднем Секторе, теперь главный сталактит переливался белым светом.

— За Подземелье! За свободу! За Нагваля! — Рой стал хлопать ладонью правой руки по запястью левой, задавая ритм. И постепенно хлопки охватили всю толпу единым пульсирующим постукиванием.

Все светильники в Овальном зале зажглись белым светом, освещая каждого присутствующего, и Рой снова сделал знак рукой, пытаясь унять толпу.

— Через двое суток мы снова отметим День памяти Нагваля. Это будет грандиозный праздник для ваших умов и тел. И, по традиции, в этот день мы снова изберем Вождя. Если вы изберете меня, это будет третий дозволенный год моего лидерства в Подземелье. Финальный. И поэтому я хочу запечатлеться в ваших мыслях и сердцах как Вождь, который сдвинул Подземелье с мертвой точки. Я бесконечно вам доверяю, но некоторые меры предосторожности нам все же потребуются, — с этими словами вокруг моста образовалось искрящееся силовое поле, исходящее из сфер.

— Это защита, за которую хочу выразить благодарность компании Sir Ingo, предоставившей ее в кратчайшие сроки! Подобные сферы вскоре понадобятся каждому жителю Подземелья, поэтому вы всегда можете обратиться в компанию Sir Ingo, в первые дни после праздника только для вас действует скидка в 2,5%, — прокричал Рой. — Но сейчас эта сфера нужна не мне. Она нужна тому, кого я собираюсь сейчас представить! Это мой главный подарок вам! Подземелью! И моя дань памяти Нагвалю! — он бросил яростный и нетерпеливый взгляд в сторону одного из тоннелей. Я видела, как мурашки выступили на его коже от волнения и гордости.

— Давай, Пит! — рявкнул Рой, и тысячи глаз обратились туда, куда смотрел Подземный Вождь.

Из тоннеля показался Пит, такой же взволнованный, как и Рой, следом за ним мягкой, будто крадущейся походкой шел человек, с перевязанными тугой темной резинкой глазами, на руках и ногах были браслеты ликвидации. Шествие замыкал Лиам. Они довели пленника до Роя, оставив их двоих посередине моста, а сами отошли на несколько шагов по обе стороны от центра, перекрывая пути к тоннелям. Пленник не видел ничего, что происходило вокруг, но он явно пребывал в таком же бодром расположении духа, как и Рой. Все это становилось похоже на какую-то заготовленную постановку для развлечения зрителей на Собрании. Я знала, что это какой-то сюрприз, но не понимала, зачем нужны браслеты ликвидации. Гул недоумения ходил по всем ярусам, спускаясь и поднимаясь, отскакивая от стен Овала, касаясь Озера, рассыпаясь по мосту.

— Кто это, Рой? Кто он? Откуда у нас пленник? — послышались первые выкрики из толпы. Но Рой не торопился, он оттягивал момент.

— Кто это? — в ответ прогремел Рой. — Скажите мне, кто это!

— Это Фриман Витковси, только изрядно всхуднувший, — нахально рассмеялся кто-то со второго яруса. Пленник внезапно помотал головой, указывая выкрикнувшему, что он ошибся. Но Рой не заметил этой комедии.

— Это Главный казначей Среднего Сектора? — выкрикнула молодая женщина неподалеку от меня.

— Это тот, кто поможет нам с финансированием в обмен на свою жизнь?

— Это плебей поганых туш? — догадки так и сыпались на Роя, и с каждой новой он становился будто бы выше и выше от переполнявшего его наслаждения, а пленник между тем, весело улыбаясь, отрицал каждую новую роль, которую ему приписывали.

— Что хотел Нагваль? — крикнул Рой, давая подсказку толпе.

— Свободы!

— Свергнуть власть!

— Подняться из Подземелья!

— Нагваль сам хотел власти!

— Нагваль хотел мир во всем мире!

Но Рой снова поднял руку вверх, намекая, что говорить он будет в тишине.

— Всего этого хотели вы, мы. Он же хотел добраться до Золотого города, — несдержанные смешки раздались по ярусам. Но Рой был непоколебим. — И я — первый, кто смог подступиться к его мечте. За свободу! За Нагваля! Перед вами наш пленный… Наследник Золотого города!

Тишина, повисшая в воздухе впервые за время всего Собрания, стала абсолютной, зазвенела в ушах и угрожающе надавила на силовое поле, силясь разломить его. Молчали все. Молчал и Рой, наслаждаясь моментом, который увековечит его имя в истории Подземелья. Даже стены казались более живыми, чем вся эта окаменевшая многотысячная толпа.

Первым нарушил момент именно пленник: он улыбнулся, развернувшись в сторону Роя, поднял руки на уровень своего лица и зааплодировал, подсказывая онемевшей толпе! И она взорвалась криками, смехом, руганью… и аплодисментами. Но Рой взбесился, он был оскорблен тем, что толпа будто бы послушалась пленника, его звездный момент был явно испорчен. Он яростно поднимал руки в воздух, пытаясь заставить остервеневшую толпу умолкнуть. На силовое поле полетели вещи: у кого что было под руками, то и шло в дело. Кто-то пытался подбежать к ним, но поле отбрасывало смельчаков, кто-то бросился в Озеро и пытался его переплыть, но и тут поле не подпускало к мосту. Хаос воцарился в Овале до тех пор, пока пленник не поднял вверх руку.

Люди были настолько обескуражены и оскорблены этим жестом, что замолчали. Всего на мгновение воцарилась тишина, и, если бы Рой не успел заговорить в этот момент, хаос было бы уже не остановить.

— Мы казним его! В День памяти Нагваля! — толпа была удовлетворена этой короткой фразой, и люди стали приходить в чувства, усаживаясь на места.

— Я знаю, какое действие возымело то, что я вам сейчас показал. Да, мы казним его в прямом эфире «Зеркала». Это будет наш вызов миру! Именно этим мы заявим о себе так, что нас станут воспринимать всерьез! И мы должны быть готовы к войне! Мы готовились к ней все эти годы! А эта казнь станет поводом выступить достойно!

— Может, просто попросить выкуп за него?

— Может, доступ в Золотой город?

— Казнить его!

— Каааазнь!

Люди разделились на два противоборствующих лагеря, не все жаждали войны, более того, бо́льшая половина была за то, чтобы просто просить выкуп и лучшей жизни. Им хорошо и комфортно жилось в Подземелье. Все разговоры о переменах, о свободе были для многих всего лишь романтическими разговорами мнимых революционеров, которые оказались не готовы к действиям.

Я заметила, в какую ярость впал Рой, и также от меня не ускользнул его легкий жест, которого ожидали подсадные крикуны. Они хором принялись вопить:

— Каз-нить! Каз-нить! Каз-нить! — и та часть толпы, которая еще не осознала всего происходящего, инстинктивно подхватила крикунов. Через мгновение они перекрикивали все остальные предложения, сливаясь в едином и мощном реве:

— Каз-нить! Каз-нить! Каз-нить!

Я с ужасом смотрела на этих вопящих людей. Неужели это правда люди? Неужели люди могут так по-животному жаждать смерти другого? Я видела их кричащие слюнявые рты, они брызгали своей ненавистью, лиц многих я не могла узнать, так сильно их исказило что-то нечеловеческое. Рев-приказ, рев-требование, рев-мольба о публичной казни.

Я посмотрела на пленника. За плотной темной повязкой я не видела и половины его лица, но его рот искривила странная усмешка, обнажив кровоточащие зубы. При всем ужасе происходящего он, казалось, совсем не чувствовал себя в роли жертвы. Будто это не на нем были браслеты ликвидации, будто не его хотели казнить.

Вот он, сюрприз, о котором говорил Рой… И ведь это именно я посоветовала устроить его ко Дню Нагваля…

Один взмах руки Роя — и Пит с Лиамом тут же подбежали к пленнику, подтолкнули его к выходу и увели в недра тоннеля.

Рой поднял руки, и толпа начала успокаиваться.

— Мы все обсудим с Советом. Но каждый должен был увидеть свет в конце тоннеля. Сегодня у каждого есть право покинуть Подземелье до начала войны. Каждый, кто не согласен с идеологией Подземелья, обязан его покинуть. У вас есть сутки на принятие самого важного решения в вашей жизни. Но хочу, чтобы вы знали. Люди в Среднем Секторе — всего лишь спящие, которых мы разбудим. А те, кто сегодня уйдут, они проснувшиеся, но трусы. А значит — наши враги. Такие же, как и наследник, а может, еще хуже. Завтра Совет примет решение о форме казни и о времени ее проведения. Каждый из нас этой ночью принимает решение. И пусть оно будет — за свободу! За Подземелье! За Нагваля! — он не дождался реакции толпы и быстрым шагом покинул мост.

Мы с господином Альба в числе первых вышли из Зала, он гневными шагами несся вперед по траволатору, а я, как могла, поспевала за ним.

— Господин Альба, — окликнула я его в который раз, но он не обернулся.

Я не знала, бежать за ним или просто уйти в свою комнату. Совсем скоро будет развилка, а я даже не знаю, как лучше поступить. Я видела, как он был расстроен и поражен внезапным появлением пленника и заявлением Роя о казни. И сейчас он бежал разбираться с этим.

— Господин Альба! Я к себе в комнату! — я резко остановилась перед очередным траволатором, который унес бы меня дальше от поворота в мой коридор.

Я понимала, что мне не пристало присутствовать при выяснении их отношений. Но господин Альба был иного мнения и попросил меня следовать за ним.

Мы молча миновали еще около трех длинных коридоров, прежде чем оказались перед дверью в Кабинет Советов.

— Доступ только у членов Совета, поэтому пленника будут прятать здесь. Твоя задача — быть свидетелем и наблюдать.

Двери бесшумно разъехались, и мы зашли внутрь.

Грозная фигура Роя, казалось, заполнила всю комнату. Пит и Лиам были, конечно же, здесь. На полу валялся пленный.

И эта мерзкая самодовольная ухмылка, даже в этих, не выгодных для него, обстоятельствах, не сходила с его лица. В глазах — колючее безумие, на зубах — кровь. Он с вызовом сплюнул ее под ноги Рою.

— Подземное отродье, ты будешь визжать от боли, когда меня освободят? Готов? — прохрипел он.

Рой наотмашь ударил его. А я с надеждой посмотрела на господина Альба в полной уверенности, что он остановит это, но тот стоял неподвижно, внимательно разглядывая пленника. А Рой был слишком увлечен, чтобы заметить наше появление. Один Пит нас заметил, но промолчал.

— Ты до этого не доживешь! Завтра тебя казнят в прямом эфире всего «Зеркала»!

Пленник вытер кровь рукавом рубашки и внезапно поднял глаза на меня.

— Это мне привели? Поразвлечься напоследок? Гостеприимно! Но она не в моем вкусе. — он мерзко рассмеялся, рассматривая меня.

Рой с ноги ударил его прямо в лицо, тот повалился навзничь, неосознанно закрывая лицо руками.

Рой резко развернулся к нам, спокойно взглянул на господина Альба, но при виде меня его глаза снова вспыхнули.

— Я ждал вас, Хранитель Подземелья. Уберите его! — приказал Рой. — И готовим завтрашнюю информационную бомбу!

Мне было очень сложно здесь. Какие страшные вещи творили люди из-за своих эмоций, диких желаний, амбиций. Пит и Лиам грубо схватили пленника и потащили его по полу. Я бросила на него взгляд: темные растрепанные волосы попадали на лицо, хищные скулы, холодные голубые глаза, нос и губы разбиты в кровь. Завтра его не станет.

Мурашки побежали по коже. Чувствую, будто я лично убиваю человека. Я свидетель этого кошмара. Молчаливый и бесправный. Не могу так…

— Почему я не знал этого? — пророкотал разгневанный господин Альба, когда мы остались одни.

Я никогда не видела его в гневе и была поражена этим неожиданным перевоплощением. Когда он сердился и ворчал на меня в Архиве, он оставался просто милым дедушкой. А сейчас… казалось, он стал выше Роя, вся комната вспыхивала от молний, летающих между ними.

— Я не успел, Хранитель, все случилось быстро.

— Но ты успел позвать Невидимку!

— А кстати, вот и она, — Рой бросил беглый взгляд за свое плечо.

Только сейчас я заметила девушку, сидевшую в углу комнаты. Рядом с ней в воздухе крутился одинокий круглый шарик.

Господин Альба тут же потушил свои эмоции, с неприязнью покосившись на летающий глазок.

— Казнь завтра? К чему такая спешка? День Памяти Нагвалю через два дня.

— Я подумал, что стоит это сделать накануне. Тем более пленник хитер, я не могу этого не признать. И странным образом влияет на охранников. Стоит ему с ними поговорить, и вот они уже пытаются убедить меня отпустить его за выкуп. Я сменил уже троих. Трое предателей уже сидят в камерах. Только Пит самый стойкий, бессменный. Чем скорее казним, тем лучше. У людей есть ночь на решение.

— Ты сказал, что уже сменил трех охранников, а мне сообщить не было ни минуты! Я могу остановить эту казнь в любой момент! Или ты забыл, — он снова покосился на Невидимку, а та с непроницаемым, даже скучающим видом наблюдала за всем происходящим.

— Прости, Хранитель. Я погорячился, ты знаешь. Не сердись так. Завтра казним пленника, и Подземелье наконец заявит о себе!

— Нас раздавят, как букашку. Только представь, что сделает Вождь Золотого города за своего сына. У них технологии, мощь, финансы.

— Невидимка мне принесла иную информацию, — уверенно и спокойно улыбнулся Рой. — У Наследника серьезный конфликт с отцом. Более чем серьезный, — он многозначительно посмотрел на господина Альба. — Думаю, отцу будет на руку эта ситуация. Таким образом, Золотой город останется лишь холодным наблюдателем. А вот Средний Сектор мы растормошим. Представтье, как воодушевит людей такой смелый шаг. Сколько человек после увиденного решат присоединиться к нам. Это только начало, мы свергнем Государство.

— Значит, пылкая речь о том, чтобы быть ближе к мечте Нагваля и добраться до Золотого города — это ложь? — все изумленно уставились на меня. А я даже не сразу осознала, что этот свой вопрос задала вслух.

— Ты зачем ее привел сюда? — вспылил Рой, покрываясь бордовыми пятнами, а Невидимка внезапно вспорхнула со своего места и примирительно встала между нами.

— Господа, мы с серой девушкой покинем вас. Я уже собрала достаточно материала. Рой, можете ждать чудесную статью. Завтра она появится в «Зеркале». И я сотру некоторые неприятные моменты в поведении вашего пленника. Трансляция казни будет вестись многими журналистами. Я буду фиксировать все с условленного места, — она загадочно улыбнулась и, подхватив меня под руку, вывела из кабинета.

Как только мы вышли, Невидимка тут же меня отпустила, схватила свой летающий глазок и бережно спрятала его в футляр на поясе.

— Ты такая неосторожная! Как можно задавать вопросы так прямо? Нужно аккуратно все делать. Мягко.

— Я просто озвучила мысли в своей голове. И все.

— А Рой неровно к тебе дышит, — она рассмеялась и пошла к траволатору. — Не хочешь перекусить?

— Мне неважно, кто как дышит, — возразила я, но последовала за девушкой.

Невидимка не шла по траволатору, как все Подземные, а стояла и ждала, пока он сам ее докатит до перехода.

Мне это было непривычно, и я то и дело порывалась двинуться вперед.

Наконец, траволатор кончился, и мы свернули к Обеденной.

— Время позднее. Не знаю, будет ли кто-то там после сегодняшнего Собрания.

Вопреки моим ожиданиям, Обеденная была полна народу. Люди сидели и обсуждали недавнее происшествие. Со всех столов только и слышалось это зловещее слово «казнь», от которого у меня по всему телу шли мурашки.

Невидимка проследовала к окошку выдачи и взяла себе двойной стакан крепкого кофе и порцию «Орешки».

— Кушать хочешь?

— Нет, я, пожалуй, только кофе выпью.

— Тогда возьми для меня «Вечернюю шутку».

Мы решили не садиться за стол, а двинулись в самую глубь Обеденной и сели на просторный теплый подоконник возле одного из главных окон.

В утренние часы за окном в Обеденной была проекция людной улицы со старенькими кафешками, какие были в давнем Прошлом. Люди в проекции общались друг с другом, пили дымящийся кофе из миниатюрных чашечек.

Девушка в фиалковом платье стучала каблучками по мостовой, каждое утро одинаково приветствуя пожилую женщину в широкополой соломенной шляпе. А та всякий раз одинаково кивала головой ей в ответ.

Ярко-оранжевый напиток в стеклянном стакане потягивал мальчишка, который щурился от утреннего солнышка и прятался под навесом одной из кафешек.

Всегда в одно и то же время проезжал пожилой мужчина на велосипеде, чуть ниже руля была прикреплена металлическая корзинка, а в ней — букет неизменно сиреневых цветов.

Витрина булочной открывалась сразу после того, как мальчик допивал свой сок и уходил с проекции.

Я рассматривала эти длинные овальные булки и завитушки, посыпанные черными точками, пышные многослойные рожки и корзиночки с красными ягодками.

Сейчас за окном была проекция ночного неба и городской площади, украшенной сотнями огоньков. Свет окошек так и манил. Если бы мне довелось жить в таком чудесном пейзаже, я была бы самой счастливой.

Каждый день общаться с людьми без страха, что тебя за это ликвидируют. Иметь большую и дружную семью. Пить кофе с мамой, непременно в ее самой любимой кафешке. Самой уютной из всех. Жить вот в таком вот домике, как тот, что стоит слева от шоколадной лавки, и каждый вечер гулять по этой площади… Вдруг мне остро защемило сердце.

— Невидимка, как тебя в действительности зовут? — шепотом спросила я.

— Называй меня именно так, — уклончиво ответила девушка, пробуя свой кофе краешком верхней губы. — Горячий какой.

— Невидимка, ты многое знаешь… Так ведь? — сердце щемило все сильнее… Вдруг в моей душе появилась надежда.

— Что ты хочешь?

— Я потеряла человека. В «Зеркале». Я забыла его аккаунт. И я подумала, ты ведь работаешь на «Зеркало»? Может, ты хоть когда-нибудь встречала этот ник?

— Говори.

— AК1874.

Невидимка достала карманный монитор и начала водить по нему пальцем.

— Мне жаль. Я никогда не встречала этот аккаунт. Его нет в моем списке. Но могу предположить, что он из Среднего Сектора. Тут ты его точно не найдешь. Я знаю практически всех из Подземелья. И абсолютно всех в Золотом городе. Средний Сектор — самый массовый, его невозможно знать полностью.

— Да, он из Среднего Сектора. А ты была в Золотом городе?

— Да, я бываю во всех секторах. Но даже не спрашивай. Профессиональная этика не позволит мне рассказывать о Золотом городе. У них своя сеть, свое государство, своя система. Свои СМИ.

— Я поняла. Спасибо, что посмотрела это в своем мониторе, — и я снова взглянула в окно. Надежда погасла. И свет в этих домиках стал тусклее. И площадь меньше. Она стала совсем крошечной. Как же мне выбраться отсюда?

— А как тебя зовут? — неожиданно мои мысли разбил этот внезапный вопрос Невидимки.

— Пристань.

— Рада знакомству. И долго ты ищешь его?

— Три месяца. Но я не ищу. Понимаю, что он там, куда я не могу вернуться.

— Ты лучше налаживай свою жизнь. Вон, посмотри, Рой от тебя без ума. Будешь первой леди Подземелья. Ну, по крайней мере, год. Его явно изберут послезавтра на третий срок.

— Мне не нужно ничего такого. Мне нужно только найти моего друга.

— Ну, раз ты такая упрямая и нужен тебе именно он, — она хитро улыбнулась, — расскажи побольше, что ты о нем знаешь, попробуем сузить круг поисков.

Я так обрадовалась этому вопросу. Почему-то я доверилась ей, и это был первый человек, который, как мне показалось, действительно захотел, а главное, мог бы помочь мне с поисками.

Я рассказала ей в общих чертах о нашем общении, рассказала, что он подарил мне безлимит, о том, как общался. Но с каждой новой деталью лицо Невидимки становилось все мрачнее.

— А имя его? Он говорил тебе имя?

— Нет, — соврала я. Я страшно боялась произнести хоть кому-то его имя и хранила его в своих мыслях как нечто сакральное.

— Жаль. Имя бы сказало многое, — задумалась Невидимка. — Но, исходя из той информации, что мы имеем, можно сделать выводы. Первое — человек в Среднем Секторе, и так ясно. Второе — он богат, раз купил тебе доступ. А значит, он из элиты. Третье — он хорошо знает о Подземелье и плохо о нем отзывается, не мелькает в комментариях и общих обсуждениях, очень скрытен, посоветовал тебе пройти терапию и вообще устроиться на госслужбу — значит, он из Государства. Он сам тебе намекнул обо всем, а ты даже не поняла. Ну и последнее, он сказал тебе, что встреча с ним тебя разочарует… Мне неловко сказать тебе… Но, может, он все-таки из… чиновников…

Она имела в виду туш, и я сразу поняла это. Конечно, это был мой самый большой страх. Но эту мысль я прокручивала в голове столько раз, что уже смирилась и с этим. Мне просто нужен человек, с которым я общалась.

Мы немного помолчали, а потом она задумчиво проговорила:

— Я бы на твоем месте устроилась работать, ну, скажем… в СМИ, — и она тихо рассмеялась.

— В СМИ? Да я не могу вернуться в Средний Сектор!

— Думаю, я смогу тебе помочь, но только после праздника.

Мое сердце затрепыхалось, словно в него снова впустили жизнь.

— Спасибо! Правда? Ох… Спасибо! — я уже готова была разрыдаться от счастья, как вдруг одна жуткая, темная мысль проникла в мои радужные мечты. И снова все внутри рухнуло вниз.

— Наследник… Он плохой человек?

— Это сложный вопрос. А кто из нас не плохой? — удивилась Невидимка. — Каждый, кто будет завтра на казни, ничем не лучше его.

— Я тоже так думаю, — задумчиво ответила я, и сердце внутри будто снова замедлило свой ритм. Ладошки похолодели.

— Ты чего? Не стоит так переживать. Ты можешь не смотреть на казнь.

— Да, конечно. А каково тебе?

— Мне? Ну, скажем так, я журналистка и повидала всякое. Поэтому мне привычно. Это моя работа: видеть все и все фиксировать.

Пустошь подарила мне шанс в виде одного из вновь прибывших. За годы в Пустоши я сразу видел людей смелых и чистых. Таких было очень мало, и обычно они теряли свой свет здесь либо исчезали в неизвестном направлении.

Я должен был увести новенького с его Пути так же, как сделал это с Подражателем. Но если в первом случае это было развлечением, сейчас это было моей необходимостью. Я подобрался к краю Дороги, и Пересмешник окликнул светлого человека. Тот обернулся: у него были печальные зеленые глаза и волосы цвета густого меда.

Я махнул ему рукой, чтобы тот следовал за мной. Но, вопреки моим ожиданиям, он пошел дальше своей дорогой.

Я взбесился, но не мог ничего сказать. Всю свою ярость я транслировал через глаза, тараща их на Пересмешника.

Тот задумался на секунду, а потом побежал вдоль окраины и снова окликнул человека.

Его голос был мягок, как никогда, и он попросил человека о помощи. Тот спустился с дороги и подошел ко мне. Так мы увели его с Пути.

Мы долго брели по Пустоши, пока не отошли на безопасное расстояние.

Пересмешник рассказал человеку всю правду о нас. Внутри меня все клокотало, я думал, он окажется похитрее и придумает какую-то историю, не выдавая нас с потрохами. Но он явно думал иначе.

Зеленоглазый внимательно посмотрел мне в глаза. Он смотрел с сочувствием, и я поклялся себе, что сделаю все, чтобы отомстить ему за этот взгляд. Он не смел так смотреть на меня!

Пересмешник тем временем продолжал играть роль добряка. Он рассказывал зеленоглазому об опасностях Пустоши. Но тот слушал не очень внимательно, то и дело заглядывая мне в глаза. Пересмешник предложил нам всем пройтись до табло, чтобы посмотреть, надолго ли тут новенький.

И когда мы дошли до табло, мы все втроем замерли, каждый в своих мыслях.

Напротив его имени маячило: «Срок заключения 50 лет».

— За что? — заинтересованно спросил Пересмешник.

— За свою глупость, — уклончиво ответил новенький.

— Ты поможешь ему, а мы тебя отсюда вытащим. Как можно скорее. Идет? — вкрадчиво спросил Пересмешник.

— Вы сами здесь. Как вы меня вытащите?

— Будет повод найти выход. Отсюда, — самонадеянно ответил Пересмешник. — Мы и не искали особо. Но, если понадобится, поверь, мы выйдем отсюда и найдем способ вытащить. Тебя.

— Необязательно действовать дашь на дашь. Я могу помочь просто так, — ответил зеленоглазый.

Я гневно мотал головой и сжигал глазами Пересмешника! Как я ждал возвращения своего голоса!

— Ты, главное, не бойся его, когда я сниму с него маску, хорошо? — осторожничал Пересмешник.

Зеленоглазый молча кивнул. Тогда я медленно снял с себя маску: я был наполовину Безликим. Остались лишь глаза. Зрелище не из приятных. Зеленоглазый вздрогнул, но потом подошел ближе и протянул мне руку.

— Можешь звать меня другом, — я яростно замотал головой, всем своим существом давая понять, что мне противно одно это слово! И я не собираюсь никого так называть. Лживое слово! Я спрятал руки за спиной. Зеленоглазый расстроенно опустил руку. Я видел, что Пересмешник хотел вмешаться, но почему-то не стал.

— Как еще тебя можно называть?

— Яр, — ответил новенький.

Мы молча пошли вдоль Пустоши. Я по-прежнему оставался наполовину безликим и уже начинал паниковать. Возможно, мы нашли не тот способ исправить ситуацию. По крайней мере, был один человек, который меня не боялся, это значило, что я не должен был продолжать терять лицо.

Мы подошли к церкви, где я впервые стер себе нос. Я остановил Пересмешника, медленно и осторожно поднес руку к глазу и почесал его.

— Глаз на месте! — радостно воскликнул Пересмешник.

И я стал чесать глаза, пока мне не стало больно. Однако они не стерлись!

Яр и Пересмешник наблюдали за мной. Как только я закончил с глазами, я ощупал лицо — по-прежнему гладкое и плоское. Я схватил мертвую птицу с земли и, выдрав из крыла угольное перо, написал на стене церкви:

«Где мои рот и нос?»

От злости, с которой я давил пером в стену, оно сломалось посередине надписи, и мне пришлось вырвать еще одно.

Яр задумчиво крутил в руках мою маску с длинным клювом.

— Надень ее — и появится нос.

Ярость закружила мне голову, а Пересмешник, видя мои мучения и гнев, внезапно рассмеялся. Должно быть, я выглядел очень нелепо, стоя перед стенами церкви и яростно вырисовывая свои требования на стенах, злясь на помощь, которую мне приходится принять от постороннего. Яр рассмеялся вместе с Пересмешником.

Я хотел их передразнить, но из моих глаз полились беспомощные слезы. Я упал на колени на землю, припадая к ней лбом и сотрясаясь в какой-то несвойственной мне истерике. Эти судороги, словно позывы рвоты, внезапно превратились в фальшивый, а потом и настоящий смех. Смех вырвался изо рта и пополз по земле, заполняя трещины Пустоши.

Я поднял глаза на Пересмешника и Яра. Они молча смотрели на меня.

Я прикоснулся рукой к лицу. Нос и рот вернулись на свои места.

— Все так просто? Смех? — вымолвил я, с наслаждением услышав звук своего голоса.

— Видимо, так просто, — пожал плечами Пересмешник.

Я подошёл к Яру и сел на корточки перед ним, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

— Можно сказать, что я благодарен тебе за твою внезапную помощь. Но я никогда не назову тебя другом. Я выполню условия сделки. Ты помог мне — я помогу тебе выбраться отсюда. На этом мы квиты.

Я встал и хотел было уйти. Но потом вспомнил про его шутку, которая стала спасением:

— И эту маску однажды наденешь ты.

---

Глава 12. Мой самый яркий сон — это жизнь

Мой кофе остыл, а я так и не притронулась к нему.

Невидимка вскоре сообщила, что пойдет спать. Мы попрощались, и я осталась на подоконнике одна.

Я не могла позволить себе пойти спать. Мысль о том, что я даже не попытаюсь уговорить Роя передумать, не давала мне покоя.

Как ни тяжело было решиться, но я все же направилась к Кабинету Советов.

Перед ней стоял Пит.

— Привет, Пит. Караулишь?

— Да, со мной должен быть господин Альба, но он куда-то запропастился, — улыбнулся он. — Ты как?

— Я ищу Роя, — обреченно сообщила я.

— Оооооооооо, — протянул Пит и улыбнулся так, что я вся залилась краской. — Роя здесь нет, он пошел к себе в комнату, Совет был тяжелым и несговорчивым, но по итогу Рой одержал верх. Он пошел отдохнуть перед важным днем.

Меня передернуло от одной только мысли, чтобы идти в комнату к Рою.

— Слушай, Пит. А ты сторожишь пленника?

— А что тебе? — он дурачился, не видя во мне никакого подвоха, никакой, даже потенциальной, опасности. — Хочешь поболтать с ним?

— Нет, что ты! — тут же выпалила я, а потом спохватилась. — А что, так можно?

— Он веселый безумец. Рассказывает забавные байки о своем городе. Уже троих сменили, так он очаровал их рассказами о той жизни, которую дарует тем, кто его выпустит.

— А на тебя не действует?

— Нет, мне все равно на этот город, будь он неладен. Я люблю наше Подземелье.

— Пит… Ты же знаешь, как я ищу того… того, кого ищу. Ты помнишь, как в камере я была готова умереть за него.

— Помню, — нехотя отозвался Пит.

— Позволь мне спросить у пленника, вдруг он знает этот аккаунт. Мне хоть на мгновение узнать. Вдруг вообще он в Золотом городе?

— Что за бред! Никто из Золотого города не общается через «Зеркало». Они даже не смогут в нем зарегистрироваться. «Зеркало» настроено только на два сектора.

— Ты знаешь, Пит… Надежда умирает последней. Ты готов был жертвовать всем ради идеи Подземелья, а я готова ради него. Так что прошу тебя, позволь мне задать ему один только вопрос. И я тут же уйду. Иначе… всегда буду жалеть об упущенной возможности.

Я была сама до глубины души поражена тем, как лихо убеждала Пита. На самом деле прекрасно понимала, что пленник знать не знает нужный мне аккаунт. Я даже не понимала до конца, зачем мне нужен был этот разговор. Убедиться, что этот человек ужасен и его действительно следует казнить? Попытаться помочь ему? Но как? У меня не было ни единой возможности: ни доступов к выходам, ни каких-то прав. Возможно, в глубине души я надеялась, что он как-то сможет мне помочь. Нетерпение сердца.

— Ладно. Я помню, какая ты больная своим этим пропащим. Пять минут, не больше. И, если Рой узнает, нам обоим конец. Нас уже никто не вытащит из камер. Задай свои вопросы и уходи. Но сразу скажу: не надейся особо.

— Спасибо, Пит! — я испугалась, поскольку не ожидала, что он согласится и пустит меня. Изначально это был какой-то пустой разговор. Но, возможно, жизнь давала мне шанс.

Я осторожно зашла в комнату. Посреди нее вместо привычного стола стояла массивная клетка. В комнате полумрак, единственным источником света было иллюзорное окно в Кабинете Советов. За окном круглый каменный стол и рыцари за ним, совещающиеся, по всей видимости, о судьбе мира. Я аккуратно подошла к клетке, не очень близко, чтобы меня нельзя было схватить, не очень далеко, чтобы мой шепот можно было услышать. Пленник сидел ко мне спиной, прислонившись к прутьям клетки, и разглядывал рыцарей в окне Нагваля.

— Добрый вечер, — я боялась прервать его одиночество в предсмертную ночь. И не знала с чего начать разговор.

— Интересное начало, ridinte, — рассмеялся он и даже не обернулся. — Мне уже нравится.

— Тише, пожалуйста! Я пришла, чтобы… — вот тут у меня было много вариантов: «попросить вас о помощи», «убедиться, что вы зло», «потому что не ожидала что меня сюда пустят».

Но слова сами слетели с языка. Самые искренние.

— Я пришла, чтобы как-то помочь вам… Я, правда, не знаю как…

Пленник медленно обернулся и просто молча впился в меня взглядом. Он даже не собирался удостоить меня своим ответом, оглядывая с ног до головы с нескрываемым пренебрежением.

— Я не хочу, чтобы вас убивали, — продолжила я.

— Какое тебе дело до этого?

— Я… не могу так. Я тогда тоже буду убийцей.

— Аааааа, — самодовольно протянул он. — Это ты боишься запятнать свою мелкую душонку, — он обхватил обеими руками прутья и начал скалиться на меня.

— Вас завтра убьют, вы предлагали охранникам спасти вас. Значит, это возможно?

— Меня убьют? Нет! Завтра уничтожат все ваше отродье! Вы еще хуже биомусора со Среднего Сектора, certe…

— Все, хватит, — я поняла, что наш разговор бесполезен, он не воспринимал меня всерьез. А может, думал, что меня подослали, чтобы посмеяться над ним, и я не могла задавать ему свои вопросы. Просить что-то у человека, который проживает свою последнюю ночь, низко. Я развернулась, чтобы уйти.

— Стоять, — внезапно приказал он. — Я охранникам предлагал жизнь в Золотом городе, что нужно тебе?

Меня будто пригвоздили к полу.

— Вы знаете, как вас спасти?

— Нет, — рассмеялся пленник. — Мне просто интересно, ради чего люди готовы предавать своих. Ради лучшей жизни. Ты тоже ради нее, sorĉistino?

— Нет! — во мне вскипели какие-то новые чувства, неведомые мне раньше, никто еще не думал обо мне так плохо. — Я пришла, чтобы спасти вас просто так.

— Мне нравится это «просто так». В нем всегда есть двойное дно. Не теряй время. Скажи, как я мог бы тебе отплатить?

— Просить у человека, который на грани смерти, низко.

— Ну опустись чуть ниже, ничего страшного. Venu.

Мне стало так горько. От своего бессилия помочь смертнику, от своей потери, от бесплодных поисков. Мне стало так горько, что все горло свело.

— Я потеряла одного человека и ищу без надежды. Я бы попросила вас об информации, если бы это было возможно. Но я не могу помочь вам. А потому… простите за беспокойство.

— Имя? — пленник оскалился еще безумнее, чем раньше. — Кого ты ищешь?

— Простите, — у меня мурашки шли по телу от его страшных глаз. — Я не скажу. Зря я сюда пришла. Еще раз простите.

Время моего пребывания истекало, как и терпение Пита, я чувствовала это и направилась к выходу.

— Стоооой, — улыбаясь протянул он, — аааааа, а помолишься за меня Боженьке? Ты же добрая девочка? А?

Я остановилась снова. Он издевается или это действительно просьба перед смертью?

— Помолись за меня своему Боженьке, милая девочка.

— Я… я никому не молюсь. Я не верю ни во что… У вас во что-то верят, как в старые времена?

— О, дааа, — издеваясь прошептал он, — у нас там, в Золотом городе, верят… Мы люди, у нас есть душа.

— Я помолюсь за вас, как умею… — мой голос дрогнул. Не было ни единой возможности ему помочь.

— Хорошо, тогда тебе нужно знать имя, за кого молишься…

— А, да? Я не знала… Скажите ваше имя.

— Подойди ближе.

— Ни за что, — я вдруг всем своим существом ощутила пьянящую опасность, исходящую от него.

— Не бойся, вон туда на свет, чтобы я увидел твои глаза, sorĉistino…

Я решила не спорить, чтобы все это уже скорее закончилось, и послушно встала на свет. Внезапно его глаза перестали быть безумными, он сжал прутья сильнее.

— Меня зовут Кайт. Какая забавная встреча, Мотылек.

Пол подо мной покачнулся, а мир собрался воедино. Наконец-то.

Что было дальше, происходило без участия моего мозга, порыв души, порыв внезапно ожившего сердца.

Я бросилась к клетке, теряя всякое самообладание, схватила его за руки, так яростно сжимавшие прутья. Слезы, хлынувшие из глаз, и молчаливые всхлипы, и счастье — все смешалось. Он опешил от такой моей реакции, я не знаю, чего он ожидал. Этот безумный надменный пленник, зло во плоти, как о нем думают тут все, — это мой самый родной человек на всем белом свете! Которого я потеряла по своей глупости… и обрела сейчас… вживую! В реальности… И завтра утром я снова его потеряю… уже навсегда. Бесповоротно.

— Я вытащу тебя, слышишь, — мой шепот превратился в истеричный хрип.

Он, казалось, не слышал, лишь качал головой, разглядывая меня.

— Я вытащу тебя, слышишь? Я все сделаю, возможное и невозможное. Но я тебя не потеряю. Кайт. Кайт… Я и мечтать не могла, что произнесу когда-нибудь это имя. Я не потеряю тебя…

В этот момент я осознала, что мне плевать, какими путями буду вытаскивать его. Но мы уйдем отсюда вместе.

Стоило мне только подумать так, как я с ужасом услышала бесшумно открывшиеся двери. Даже не услышала, а скорее почувствовала.

Я обернулась. В дверях стоял Хак Аттеос. А за ним валялся оглушенный Пит.

Я хотела вскрикнуть от испуга, но одним резким движением Кайт зажал мне рот, больно прижав затылок к прутьям клетки. Пол подо мной стал мягкой ватой, я еле могла удержаться на ногах, но второй рукой он крепко держал меня, не давая упасть.

В панике мои мысли носились от одной к другой, создавая хаос, в котором, впрочем, не было места пустоте.

Мы торопливо шли по темному коридору к комнатам Хака. Я видела его раньше пару раз, он был высокий, костлявый, но при этом его образ в Подземелье создавал ощущение громоздкое и тяжелое.

Он шагал впереди, а мы с Кайтом шли за ним… Я не могла поверить в свалившееся на меня счастье. Схватив Кайта за руку сразу, как он вышел из клетки, я не могла его отпустить.

Хак открыл дверь, запустил нас первыми и, убедившись, что в коридоре никого, зашел в комнату и запер дверь.

— Ну, добро пожаловать, Ваше Высочество, — с опаской сказал он.

Кайт не удостоил его ни словом, ни взглядом, он одним движением высвободился из моей хватки и подошел к стене с мониторами Хака.

— Я знал, что однажды это случится. И я готов на все сто. Вашу возлюбленную мы, конечно, возьмем с нами. Я все рассчитал. Мне нужен всего лишь доступ в Золотой город и Ваше покровительство там.

При словах о возлюбленной лицо Кайта исказила странная гримаса. Мимолетно. Но я заметила это, и мне стало не по себе.

— Ну и как ты планируешь подняться в Золотой город? — с насмешкой спросил Кайт.

Аттеос расплылся в гордой улыбке, он так ждал этого вопроса и знал, что сейчас он приятно удивит освобожденного им пленника.

— Ваше Высочество, — медоточиво начал хакер. — Я все продумал. Отсюда мы поднимемся на лифте, который никто не отслеживает. А в Среднем Секторе прямо у лифта нас ожидает подготовленный мной флаэро. Мне нужны будут координаты Золотого города. Ну и, конечно, при поднятии на частоту Золотого города нужен будет код-доступ жителя.

Кайт неприятно улыбнулся и повернулся к Хаку.

— Вам не попасть в Золотой город по коду жителя. Код доступа извне есть лишь у единиц. Вам нужен был я. Kaj ĉi tie mi am Как хорошо сложилась ваша картинка, конечно, не без участия, как вы выразились… «моей возлюбленной», — с презрением произнес он.

И тут мое сердце словно сдавили рукой. Я, глупая, только начала понимать всю цепочку действий Хака Аттеоса… Все это время я была приманкой для Кайта… Как они узнали… Мне будто перекрыли воздух… Ник Кайта знал только один человек (помимо Невидимки, узнавшей о нем пару часов назад). Господин Альба. Значит, они знали, что это он. Знали и скрывали это от меня.

— С тобой все в порядке? — фальшиво забеспокоился Хак, глядя на меня.

— Нет, нет… нет, — я, как умалишенная, шептала это слово. — Кайт, прости меня… Кайт, — я жалобно обратилась к нему, но он не удостоил меня вниманием.

— Открывай лифт.

Хак метнулся к своим мониторам и начал с ними возиться, исполняя какую-то очень долгую комбинацию.

— Кайт, прости, пожалуйста, я не знала… — снова зашептала я, но он просто отошел от меня, как от чего-то надоевшего.

— Готово! — гордо произнес Хак, и вдруг все мониторы начали гаснуть один за одним и разъезжаться.

Они были не на стене! А на лифте! Лифт, замаскированный под стену, и на самом видном месте! Я невольно сделала два шага назад, меня затошнило от страха. Кайт ничего не ответил на предложение Хака взять меня в Золотой город… Они просто уедут туда вдвоем, оставят меня здесь… И все, он исчезнет навсегда. Снова.

Сейчас все было еще хуже, чем когда я забыла его аккаунт. Я была в шаге от возможности быть с ним в реальности!

— Пожалуйста, после Вас, — льстиво пробормотал Хак.

Кайт лишь махнул, чтобы тот заходил первым. Хак зашел в лифт, давая понять, что это не ловушка и ничего смертельного здесь нет.

— Долго! — жестко отрезал Кайт, не глядя на меня, я вздрогнула и нерешительно направилась к лифту.

Хак замахал мне рукой, и я поспешно заскочила в лифт. Последним зашел Кайт.

Хак начал вводить комбинацию и мониторы поплыли на свои места, заслоняя нас, двери лифта мягко сомкнулись.

Лифт Хака оказался в два раза быстрее общественного, на котором я вместе с господином Альба спустилась в Подземелье.

Вскоре мы оказались прямо напротив припарковавшегося флаэро.

— Где это мы… — я озиралась по сторонам.

— Мы на одной из парковочных государственных станций.

— Государственных?!

— О да, скажи же… дерзко? — ухмыльнулся Хак.

Флаэро среагировал на палец Хака, открыв нам доступ.

— Сколько он будет подниматься? Пару лет? — нетерпеливо произнес Кайт.

— Утром мы окажемся уже на частоте Золотого города.

Флаэро еле заметно завибрировал.

— Нам нужны координаты, Ваше Высочество.

Хак протянул Кайту монитор и тот, усмехнувшись, ввел координаты.

— Располагайтесь, господа! — в голосе Хака послышались вальяжные нотки. — Здесь есть еда, конечно, не такая, как в Золотом городе. Скромная подземная, и немного припасов из Среднего Сектора. Ваше Высочество, Ваша спальная капсула на втором этаже посередине. Справа — Вашей… — Хак замялся, он тоже заметил холодное отношение Кайта ко мне, — …Вашей «зеркальной» подруги.

Кайт молча осмотрелся и, не сказав ни слова, удалился в свою капсулу.

Хак выдохнул и направился к выехавшему из стенки флаэро столику.

— Угощайся, Пристань! — он ехидно мне улыбнулся. — Мы должны стать друзьями. Мы чужаки в Золотом городе, так что лучше нам не злиться друг на друга.

— Вы меня все использовали… — разочарованно произнесла я, медленно приближаясь к столику. — Как же господин Альба… Я не могу понять… — я тяжело опустилась на стул, опираясь головой на руки. — Кто еще знал?

— Не так уж много. Я, господин Альба, Пит, — равнодушно ответил Хак, закладывая себе в рот огромную порцию желе.

— Пит?! Но как?

— Неужели ты думаешь, что он поддался бы на твои глупые просьбы о встрече с пленником, если бы это было не запланировано?

— Но Пит был без сознания, когда вы вытащили Кайта.

— Конечно, он должен остаться там.

— Зачем это все? Почему… А Рой?

— Ооо, нет, — рассмеялся Хак. — Рой будет потрясен, даже повержен, когда наутро не застанет нас троих: ни пленника, которого он всем обещал казнить, ни девушку, в которую он умудрился влюбиться, ни человека, на котором держалось все: «Зеркало», техническое оснащение Подземного города, — он самодовольно улыбнулся. — А что? Каждый выживает, как может. Я очень хорошо наслышан о Золотом городе и хочу свою жизнь провести в роскоши и достатке. Господину Альба не нравился Рой в качестве Вождя, а народ точно бы избрал его еще на год по инерции. Теперь, когда он упустил такую добычу, не затребовав выкупа, как того просили люди, его статус под сомнением. А Пит… Пит любит Подземелье больше, чем себя. И будет сохранять его покой. В качестве, быть может, новоиспеченного Вождя. Так что все мы хорошо сработались.

— Вы предатели, Хак…

— Ну, я лично не просил никого мне верить. Вы все прекрасно жили, разве не так? Я подарил вам это. Я подарил вам «Зеркало»! И уж не тебе, девочка, пищать тут! Не сделай я «Зеркало», не было бы твоего принца тут. Ничего, загладишь свою вину, — и Хак многозначительно и мерзко показал в сторону капсулы Кайта.

— Ты отвратителен!

— Может, и так, но талантлив! Нет… Гениален! — он торжественно поднял бокал с густой зеленой жидкостью и, смакуя, начал пить.

— Что такого вы сказали Кайту, что он спустился к вам?

Хак довольно улыбнулся, ему явно нравилось раскрывать свои тщательно продуманные ходы. Он, бедолага, так восхищался своим гениальным планом, а обсудить ни с кем не мог, и даже сейчас, когда все почти сработало, его слушателем оказалась всего лишь одна я.

— О, Пристань. Я вскрыл всю вашу переписку. Зачитаешься, — хохотнул он. — По ней явно видно, что ты небезразлична ему. Я выдержал паузу, довольно приличную, после того, как ты забыла его аккаунт. А потом послал ему сообщение, в котором говорилось, что тебя схватили в Подземном городе, пока ты его искала, и за переписку с ним хотят казнить как частицу Золотого города, хоть ты и не была в нем. Ну, он сразу вступил в переговоры со мной и в итоге спустился сюда.

— Хак, он считает, что я ваша сообщница? Да?

— Ну, я не знаю, что он там считает. Но когда его избивали в Зале, я думаю, он был крайне удивлен, когда зашла ты, совершенно спокойно разгуливающая по Подземелью.

— Как ты смог написать ему? Когда я спрашивала господина Альба, можно ли связаться с Кайтом с его аккаунта по нику, он сказал, что это невозможно. Кайт никогда ничего не комментировал, а «Зеркало» не предусматривает поиск по никам.

— Здесь он тебе не соврал. Это было невозможно для него. Но не для меня — Создателя «Зеркала».

— Господин Альба, Пит… Они все это время знали, кого я ищу…

— Да.

— Я ненавижу вас всех, — с ужасом прошептала я и побежала наверх, к капсуле Кайта.

Я остановилась перед дверью, живот сводило от волнения. Постаралась успокоить дыхание и по привычке затянула воздух через баллончик, на котором, как насмешка, высветилась цитата Нагваля: «Люди сами освобождают себя!» Я робко нажала на кнопку «сообщить о прибытии». Но мне никто не ответил.

Нажала еще раз. И дверь капсулы бесшумно опустилась.

Кайт сидел у монитора, задумчиво уставившись в никуда. Когда я зашла, он даже не пошевелился.

— Кайт, — робко позвала я, — Кайт, миленький, прости меня за все, что произошло. Что мне сделать, чтобы ты меня простил?

Он обернулся ко мне, и на его лице отразилась такая гамма эмоций, что я впала в оцепенение. Сначала ехидная усмешка, потом он будто развеселился, это странное веселье сменила блестящая злость в холодных глазах, а потом… все исчезло.

— Уйти.

Это слово, будто спица, кольнуло меня в живот, и я послушно вышла из капсулы. Постояла немного, приходя в себя. Страх, вина, смущение и счастье видеть его — все смешалось в один большой ком. А потом сделалось забавно. Когда мы переписывались, он всегда мог взять и выйти из Сети, бросив меня со всеми моими вопросами, эмоциями. А сейчас мы были в замкнутом пространстве на ближайшие несколько часов. Куда он выйдет теперь? Я глубоко вдохнула и вернулась в капсулу.

На этот раз он обернулся сразу же и удивленно посмотрел на меня.

— Хочу объясниться, — я сделала несколько шагов вперед. — Я прошу у тебя прощения, не знаю, как мне сгладить свою вину за все, что тебе пришлось пережить. Прости меня, пожалуйста!

— А что такого мне пришлось пережить, sorĉistino?

— Избиение, угрозу казни и эту ужасную подставу со мной. Прости за то, что теперь тебе приходится поднимать нас в Золотой город, за то, что я выдала твой аккаунт господину Альба. И не сказала тебе сразу. Я с ума сходила, когда ты исчез, боялась, что с тобой что-то произошло, и единственным моим желанием было как-то помочь, чем могу, как могу. А потом, когда ты появился, я испугалась, что потеряю тебя и общение с тобой. И скрыла от тебя это. Прости меня за все, я бесконечно виновата. Прости, Кайт.

Он, приподняв брови, внимательно выслушал меня.

— Столько всего перечислила, — задумчиво произнес он, — знаешь, Пристань, самый страшный враг — это глупость. Разве можно злиться на то, что у тебя серые волосы? Нет. Тогда почему я должен злиться на всю эту вереницу передряг? Это всего лишь твоя sensencaĵo. Я принимаю это.

— За что тогда? Почему ты так груб и холоден со мной?

Кайт раздраженно встал со стула и отошел к проекции звездного неба на стене.

— Мне казалось, тебе ценно наше общение. Мне интересно понять, что двигает человеком. Kial?

Я не понимала, к чему он клонил, попыталась ответить, но горло сковал эмоциональный ком.

— Мне это казалось? — еще более раздраженно повторил он.

— Нет, нет, ты что, — предательские слезы уже готовились вылиться наружу, от всего происходящего у меня совсем расшатался эмоциональный диапазон, и я не могла быть «Вне Игры».

— Тогда почему ты нажала кнопку «забыть аккаунт»?

Вот оно из-за чего? Из-за аккаунта? Ему было наплевать на все произошедшее за последние сутки…

Не в силах что-либо отвечать, я просто разрыдалась в голос, закрывая лицо руками.

— Простименяпростименяпрости, — слова слились воедино, я не могла ничего больше объяснять, и, если бы мне нужно было стоять вот так двое суток и говорить это, я бы это делала, лишь бы не видеть его равнодушной холодной гримасы.

Очень неожиданно он быстро подошел ко мне и яростно схватил мою руку, отрывая ее от лица. Свободной рукой я инстинктивно зажала рот, чтобы остановить поток этого «простименя».

На этот раз во всей его мимике было что-то, что я не смогла объяснить и понять.

— Пристань. То, куда мы едем, это не место для таких эмоционально слабых существ, — он отчетливо произносил каждое слово, будто я слабоумная. — Ты сейчас же пойдешь в свою комнату и успокоишься, разберешься со своими эмоциями раз и навсегда. Меня крайне донимают истерики, слезы, завывания. Незачем просить прощения. Вообще искорени в себе эту дурную привычку. Хорошо?

Я молча кивнула ему, продолжая зажимать рот и не в силах остановить льющиеся слезы.

— Совсем скоро я проинструктирую тебя и твоего друга о том, по какому сценарию мы объявимся в Золотом городе.

При словах «твоего друга» я судорожно затрясла головой, отрицая свою дружбу с Хаком.

— А сейчас рекомендую тебе покинуть меня без вопросов, истерик и вообще каких-либо слов. Покинуть эту капсулу молча и спокойно. Понимаешь?

Я тяжело кивнула головой, закрывая глаза и позволяя слезам еще сильнее намочить щеки. Он отпустил меня, со скрипом проводя пальцами по ладони, будто хотел стряхнуть ощущение недавнего прикосновения ко мне.

Сейчас я осознала, как сильно ему противна. Ведь он общался в «Зеркале», спускался в Подземный город за той, которую не видел ни разу. Когда его били в Кабинете Советов, ему было не до меня, а в клетке был такой полумрак, что он едва различал мое лицо. Лишь сейчас он видел меня полностью.

Разочарование — вот, что было на его лице, когда он попытался меня успокоить.

Я молча развернулась и вышла вон.

Через несколько тягостных часов одиночества в своей капсуле я все же спустилась на первый этаж флаэро.

Кайт и Хак уже были там. И Хак был явно счастлив пребывать рядом со знаменитым отпрыском.

Они замолчали, как только я появилась, явно нарушив какую-то интересную беседу, потому что Хак очень недовольно уставился на меня.

— Смотри, какая опухшая, ты выпила слишком много зеленого хмеля, — рассмеялся Хак.

— Я ничего не пила, — резко ответила я и села за стол. Я уже потянулась было к желе, как вдруг Хак шикнул на меня.

— Ты что! Только после Его Высочества, наследника Золотого трона, — он улыбнулся Кайту, будто извиняясь за меня. — Вы так и не начали кушать.

— Я не буду есть вашу еду.

— Как? Как? — закудахтал Хак. — Но Вы уже который день без еды.

— Я не буду есть вашу еду, так же, как и повторять второй раз то, что уже сказал однажды, — предупредил Кайт.

Я молча взяла тюбик с «Оранжевым смехом» и выдавила на тарелку кислотно-оранжевую массу. За столом повисло напряженное молчание, и я не знала, как его разрядить. Слышно было только, как я зачерпываю ложкой массу и кладу себе в рот. Так себе ощущения.

— Я тут подумала… В Подземелье нам нужны были баллончики, чтобы дышать… А что с нами будет в Золотом городе? — в никуда спросила я.

И пока Хак разглагольствовал о том, что именно с нами могло бы происходить на частоте Золотого города: тошнота, боли в животе или же головокружения, — я осторожно посмотрела на Кайта и пришла в ужас от его недоброй улыбки.

— …что-то из этого? — спросил Хак.

Кайт лишь пожал плечами. У меня мурашки пошли от его жестокости: он явно знал, что ожидает нас, и даже не посчитал нужным предупредить!

— Кратко пройдемся по сценарию нашего прибытия в город. Вы молча слушаете, вопросов не задаете.

Хак с нетерпением придвинулся ближе, чтобы не упустить ни слова, и весь превратился в ухо.

Я молча опустила взгляд в столик, разглядывая тюбики с питанием.

— За нами прилетит флаэро, я уже дал указания человеку, который нас заберет. Мы прибываем в мой Купол. Всю дорогу вы оба молчите. По прибытии я проинструктирую о ваших ролях и причинах появления в городе.

Я молча кивнула, Хак повторил за мной. Кайт остался доволен нашим молчаливым ответом, встал из-за стола и заперся в своей капсуле.

Я вскоре тоже поднялась к себе.

Когда уже почти задремала, послышался настойчивый сигнал в дверь.

Нехотя я пошла открывать Хаку: что ему еще нужно там?

Но моим гостем оказался Кайт.

— Мы прибываем через пару часов, — он достал из кармана маленький металлический шарик, размером с кончик мизинца, и протянул мне, — на частоте Золотого города без обруча тебе разорвет голову, sorĉistino, — как ни в чем не бывало произнес Кайт.

— Как? — с нескрываемым ужасом произнесла я.

— Это обруч, смотри, — Кайт зажал шарик между двумя пальцами, и он вмиг превратился в обруч. — Наденешь его на голову, и боль будет терпимой, — он пристально посмотрел на меня, словно пытаясь привыкнуть к моей внешности.

— Спасибо, — виновато ответила я, сжав обруч в руках.

Оставшиеся часы я провела за монитором, но не могла сосредоточиться, думая о Кайте, анализируя его эмоции, мимику, интонации. Теперь я запоминала каждое его движение, как когда-то запоминала каждую напечатанную фразу.

— Будем через пару минут, — позвонил Хак, — давай, выходи!

Как только я открыла дверь, Хак резко схватил меня за руку, притягивая к себе.

— И запомни, — злобно зашипел Аттеос, — запомни навсегда, что только благодаря мне ты встретилась с ним вживую! Ты поняла? И не смей забывать!

Я попыталась вырваться, но Хак еще больнее сжал мою руку, грозно сверля меня взглядом.

— Поняла?

— Да, поняла я.

— Вот и отлично, пойдем.

Кайт уже сидел внизу, ожидая прибытия флаэро.

— Ваше Высочество, — с трепетом произнес Хак, — обратный отсчет. 10.9.8.7…2.1.

— Стоп! — Хак улыбнулся, как человек, который все еще не верит в происходящее с ним счастье. — Мы на месте, нужен только код.

Кайт неторопливо подошел к двери.

— Вот тут я установил датчик, — захлопотал Хак.

Кайт брезгливо оттолкнул его тыкающую в датчик руку и приложил свою ладонь.

Протяжный писк. И дверь начала открываться! Хак аж подвзвизгнул от нетерпения!

— Потрясающе… потрясающе, — шептали его губы.

Я сжала в кармане шарик. Голова ныла уже несколько минут.

Когда двери нашего флаэро разъехались, перед нами парил белый матовый флаэро.

— Выходите, — приказал Кайт.

Хак показал мне жестом, чтобы я вышла первой, хотел проверить на мне обстановку. А потом последовал за мной.

Часть III.

Золотой город

Мы должны соединить свет
и тьму в своем сердце

С того дня, как Яр мне помог, мы с ним ни разу не общались. Он отличался от Подражателя.

…комья земли кусали ступни, протыкали, как шипы…

Он не искал встреч со мной, но, когда они все же случались, он открыто смотрел мне в глаза и улыбался, приветствуя издалека… …моя тень шагнула резко на блик солнца…

Он никогда не напоминал нам о сделке, не спрашивал, как идет поиск выхода. Он пытался устроить свою жизнь в Пустоши, но дела у него не ладились. Пустошь упрямо не принимала его.

Люди будто не замечали зеленоглазого, он был для них невидимкой.

На бои его не вызывали, хоть он и рвался на них, чтобы как-то заявить о себе.

С ним никто не общался.

…никто… никто… никто…

…и я тоже любил ничего лишнего и никто…

Яр был, и в то же время его будто не было.

…похож… похож на нас…

И я видел, как это сводило его с ума, и я знал, почему так происходит.

Я увел его с Пути. А того, кто не встретился лицом к лицу со своим испытанием, Пустошь попросту не замечала. Беда состояла в том, что я не знал, кто ждал его в конце дороги в день его Прихода.

…кто там?

…тихо. тихо. тихо. тихо…

Нам с Пересмешником было не до этого.

Тогда мы попытались найти тех, кто пришел вместе с ним. Но всех четверых и след простыл. Никто не видел их.

…никто. никто. никто…

…все, как мне нравится…

Будто этого Прихода не было.

А потом пропал и сам зеленоглазый. Я искал его, чтобы выполнить часть своей сделки. И не быть должником.

И нашел его вскоре. Он примкнул к цирковым. Ходил в той самой маске с клювом и веселил народ.

После выступления я поймал его за кулисами.

— Что ты здесь делаешь?

— Я тут живу. Надел маску. Твое предсказание сбылось слишком быстро. В маске меня видят. Без нее меня будто нет. Помнишь, я пошутил и ты рассмеялся, хорошо же было? Так вот, мое предназначение — вызывать смех этих несчастных. На мгновение им становится хорошо.

— Ладно. Развлекайся тут, главное, я тебя нашел.

Он молчал, а я не любил ждать. Поэтому пошел к своей камере. Но на дороге он нагнал меня, какое-то время мы шли молча. А потом он спросил:

— Почему ты искал меня? Разве тебе не все равно, что со мной?

— Нет.

— Тогда почему?

— Чувство долга отягощает. Мне это ни к чему. Я нашел тебя и спокойно могу продолжать искать выход.

— В таком случае ты ничего мне не должен. Я не жду от тебя ничего. Ты свободен от сделки.

— Так не бывает. Я знаю, что не свободен. Для себя знаю.

— Я видел тебя на табло. Считай, ты тоже осужден пожизненно. Насколько мне известно, никто не нашел выхода из Пустоши.

— Но я не никто.

— Я не это имел в виду.

— Я найду выход.

Он недоверчиво хмыкнул и стал меня обгонять.

— Доброй ночи, Повелитель Мух.

— Как ты меня назвал? — взбеленился я и догнал Яра.

— Я просто не знаю твоего имени.

Я был в бешенстве, что мне посмели дать прозвище! Да еще такое! Сколько раз он произносил это в своих мыслях?

И я открыл ему свое имя, которое так давно не произносил вслух. Пересмешник ненавидел, когда я его произносил. И в тот вечер он обиделся на меня и терзал меня потом еще очень и очень долго.

…и колючая стена камеры скреблась об мой лоб…

Но я не жалел о том, что сказал свое имя Яру. Теперь в его мыслях было именно оно.

…скреблась стена, пока кровь змеистыми струйками не пролезла в рот…

…оно. оно. оно…

…моезабытоеимя…

…оно жужжало…

---

Глава 13. Слуга двух господ

— Добро пожаловать в наш изысканный мир, господа! — на длинном диване, вальяжно развалившись, сидел человек. На нем был изящный белый пиджак и престранной формы штаны, которые от бедер до колена были просторными, точно шаровары, а от колена до щиколотки — слишком зауженными. Зловещая белая маска с длинным птичьим клювом скрывала половину его лица. Все, что можно было рассмотреть, — это ярко-зеленые глаза и белоснежную улыбку. Он выжидал до последнего, не меняя положения, но, как только Кайт переступил порог, человек, театрально испугавшись, подскочил с места, словно ужаленный, и низко поклонился ему не то в шутку, не то взаправду. Так и стоял, скрючившись и касаясь клювом своих колен. Кайт грубо втолкнул Хака и зашел, не поздоровавшись с человеком в маске.

— В Купол, — приказал он, усаживаясь на диване точно на то место, откуда подскочил человек. Флаэро начал движение, а незнакомец, резко и неестественно прогнувшись назад, будто из него изгоняли дьявола, улыбнулся нам и представился.

— Меня зовут Шут, покорный слуга господина Стай’Лина, — он подкрался к нам и, сделав из ладоней иллюзию рупора, пропел:

Помогу не ошибиться,

У кого ума крупица,

Можно лихо выживать,

Если маску не снимать.

Не снимаааааааааать.

Головная боль становилась все настойчивее, уши заложило так, что песенка Шута отдавалась лишь эхом в моей голове.

Шарик, зажатый между двумя пальцами, мгновенно принял форму ободка, который я поспешно надела на голову. Боль хищно затаилась, а вот бедный Хак начал паниковать.

— Что за ободок? Что это у нее? — испугался он. Я ошибочно полагала, что Кайт дал ободок и ему.

— От боли, — равнодушно произнес Кайт, — еще немного — и твою голову просто разорвет. Жаль, ты не увидишь Золотой город.

Шут покатился со смеху и плюхнулся рядом с Кайтом. С дивана он взял длинную тросточку, которая от его касания превратилась в прозрачный зонт. Напевая себе под нос тихо, но так, чтобы мы слышали, он закрыл себя и Кайта:

Глупый хакер не здоров,

К смерти зрелищной готов,

Зонт нас скроет от мозгов,

Разлетевшихся зубов.

— Нет! — вскрикнул Хак от нестерпимой боли и страха. — Ты же обещал!! Ты обещал!! — Хак взвыл, схватившись за виски, и повалился на пол флаэро

— Кайт! Пожалуйста, дай ему ободок! — взмолилась я.

— Смотри, как у нее бровки домиком взлетели. Так слааааавно, — умилился Шут.

— Увы, нет, — пожал плечами Кайт и отвернулся от нас. Шут также равнодушно наблюдал за корчащимся от боли Хаком. Его лицо побагровело, вены на лбу выступили и угрожающе пульсировали, готовые разорваться в любую минуту. Я сорвала свой ободок с головы и надела на него.

— По очереди будем, — но не успела я договорить, как стреляющая боль пронзила меня от затылка до горла, уши заложило так, что я перестала слышать, в глазах потемнело, и я начала падать сквозь стеклянный мутный пол.

Очнувшись, я увидела над собой белую маску Шута. Все еще не слыша, что происходит, я сфокусировала взгляд на Хаке. Тот прижался к стене поближе к выходу и прижимал руками обруч. Мертвыми тисками мою голову сжимал еще один. Слух потихоньку возвращался.

— Попей воды, sorĉistino, — едва уловимо сказал Кайт, усмехаясь и отворачиваясь от меня.

Из стены флаэро выехал стакан с водой, и Шут торопливо поднес мне его.

— Эй, малышка, не бойся. Его смерть была бы не настолько зрелищной. Просто мозг бы отключился, и все, — попытался успокоить меня Шут.

Я посидела еще какое-то время, приходя в себя. А потом, собрав все свои силы, произнесла:

— Пожалуйста… Я знаю, мы здесь чужие и мы очень беззащитны… Пожалуйста, не убивай нас, — Шут рассмеялся, а Кайт посмотрел на меня с наигранным удивлением.

— Я не за тем спустился в Подземелье, чтобы потом убить вас. Этот цирк, который разыграл Шут, помедлив с выдачей ободка, — лишь… шутка. Больше так не делай, Figaro, — пожурил его Кайт.

— Шутка, шутка… — вторил ему Шут, выпучивая глаза, не то удивляясь, не то кривляясь. — Но я не буду больше так шутить, если хакер станет служить моему королю.

Хак судорожно закивал головой, со всем соглашаясь.

Тем временем мы приземлились на верхушку какого-то мутного Купола, и пол флаэро начал опускаться вниз, оставляя стены высоко над нами, и чем ниже мы опускались, тем выше из ниоткуда вырастали такие же мутные, как пол, стены Купола. Постепенно флаэро трансформировался в лифт.

— 23-й уровень, — произнес Шут. И стеклянный лифт двинулся влево. Его движение было таким непредсказуемым, что мы с Хаком чуть не потеряли равновесие. Двери мягко и бесшумно открыли нам вид на ослепительно белый коридор, пол которого был выстлан белым мехом, доходящим до щиколотки. Точно колпак, возвышался над нами молочный стеклянный потолок.

— Figaro, проводи Хака туда, где я пожелаю говорить с ним. Какая утечка мозгов для Подземелья, — небрежно бросил Кайт.

— Пожалуйста, только не убивайте, я многое умею и могу, могу быть Вам полезен.

Кайт молча отвернулся и последовал дальше по коридору, я замялась, но Шут уже настойчиво положил руку на плечо трясущегося Хака, уводя его в другую сторону от лифта. И мне ничего не оставалось делать, как бегом догонять Кайта.

Мы сворачивали столько раз, что я окончательно потерялась.

— Твои комнаты здесь, — Кайт остановился возле высоких дверей и распахнул их передо мной. Просторная белая зала с одиноким белым диваном посередине была обрамлена ажурными стеклянными арками, уводящими в другие комнаты.

— Ну, заходи же, — нетерпеливо повторил он и прошагал к одной из стеклянных стен. И, как только он приблизился, густой туман за стеной начал рассеиваться, открыв передо мной вид на город.

В тот момент я потеряла и дар речи, и понимание того, что все это происходит со мной в реальности.

Мои глаза не привыкли к такому свету, разнообразию и простору. Я увидела здания невероятной архитектуры, как на исторических картинках в «Зеркале»: от строгих и чопорных башенок Средневековья до вычурных, диковинных дворцов Возрождения, от маленьких аккуратных домиков с резными ставнями до психоделических высотных зданий. Здесь не было ничего похожего на постройки Среднего Сектора. Все это многообразие объединяло одно — приторно-белый цвет. Только на некоторых архитектурных шедеврах я заметила золотые витражи, и мой взгляд уцепился за них, как за спасение. Я приблизилась к окну и приложила руку к холодному стеклу, тотчас же молочный туман закрыл вид на прекрасный город.

— Коснешься снова — и он откроется тебе, — объяснил Кайт. — Мы находимся в Главной башне Купола. Ты видишь город, но тебя не видно. Ты даже можешь приближать районы. Что касается сценария, в ближайшее время ты останешься в моем Куполе. Я превратил его в резиденцию для балов. Гости сюда съезжаются только накануне бала и размещаются в городе, который ты только что наблюдала. В остальное время здесь нет ни души. Временно эту традицию я перенесу в другое место. Ровно на три месяца. Так что у тебя есть впереди предостаточно времени, чтобы узнать как можно больше о правилах этикета в нашем городе, о том, как и что говорить, как себя подавать. Здесь все очень искусственно, а ты слишком живая, sorĉistino. Завтра утром я пришлю сюда Мику Сай Ви, она будет тебя обучать.

Он поднялся и собрался выходить, и хотя мне безумно хотелось его остановить, я продолжила молча стоять у окна.

Кайт задержался в дверях:

— Некоторые вещи я покажу тебе сам, — усмехнулся он. — Например, еду. Мне крайне забавно будет увидеть твою реакцию на такие простые вещи, которых вы лишены. Через час за тобой пришлю, чтобы тебя проводили к ужину. Это все твое. Располагайся, — он равнодушно окинул взглядом залу, — слева ванная, просто говори все, что тебе нужно, и ванная все сделает, — Кайт закрыл за собой дверь, и я осталась одна.

Какое-то время я просто стояла, прижавшись спиной к окну, со страхом и недоверием разглядывая эту роскошь. Поведение Кайта в дороге было очень опасным и жестоким. В нашей переписке он никогда не казался мне таким, но с момента, как я узнала его в реальности, не переставала убеждать себя в том, что это в действительности тот же самый человек, которого я так полюбила. А мой новый знакомый, Шут, вообще оказался непонятным персонажем. Жутким и непредсказуемым. Осторожно пробираясь к ванной, я до смешного верила, что при каждом следующем шаге пол обвалится и я снова окажусь в Среднем Секторе, в своей квартирке. Осознав, что все это было лишь сном, проснусь и пойду к автомату, возьму стаканчик с кофе и отправлюсь в Архив. При мысли о господине Альба и его предательстве остро защемило сердце. Но я взяла себя в руки. Инстинктивно сняла обувь и голыми ногами встала на меховой пол. Ступни защекотало. Ни в Среднем Секторе, ни в Подземелье не было похожей на это текстуры, и моя кожа впервые ощутила, что такое мех. Мне вдруг захотелось погладить пол руками. Так приятно под ладошками покачнулись мохнатые ворсинки. Возможно, люди испытывали нечто похожее, когда гладили животных. Конечно, мех был искусственным, ведь животных не осталось в нашем мире. Все здесь было незнакомо, необыкновенно. Я направилась туда, куда указал Кайт, говоря о ванной. Это была еще одна очень странная комната: все стены и пол в ней были такими же стеклянными, с той же самой молочной подвижной дымкой, но в центре нее расположился горизонтальный душ. Так я впервые узнала, что такое ванная.

«Говори все, что тебе нужно, и ванная все сделает», — вспомнила я наставления Кайта и неуверенно сказала:

— Вода теплая.

Что-то подо мной задвигалось, и со всех стен ванной полилась теплая вода. Ванная потихоньку заполнялась, пока я не сказала «стоп». И я погрузилась в воду по шею. Это ни с чем не сравнимое удовольствие, я никогда раньше не принимала ванну. Только душ на ограниченное время.

Я поискала взглядом пузырьки с моющим средством, но ничего не нашла.

— Моющее средство, — попросила я у пустоты.

Бортики ванной приоткрылись, и в полукруг выстроились пестрые колбочки. Сколько цветов, и не в «Зеркале», а вживую! Бордовые, темно-зеленые, насыщенно-синие, огненно-оранжевые. Из бордовой колбочки послышался сладкий, пьянящий и терпкий аромат. Я по очереди начала открывать их, судорожно вдыхая новые для меня запахи. Синий был чистым и завораживающим, надпись на нем гласила: «Ладан, сосновые иголки, ирис». Огненно-рыжий пузырек с надписью «Пион, мускус, замша» сопровождал нежный и изысканный аромат.

Абсолютно все мне было в диковинку! Даже такой простой ритуал, как принятие ванны! Чудо из чудес! Роскошь Прошлого.

За всем этим я не уследила за временем и только обернулась шершавым большим полотенцем, как в дверь постучали.

Второпях я влезла в свое серое платье и распахнула дверь.

— Добрый вечер, госпожа Ви’Эллей, — на пороге стояла ослепительной красоты девушка. Белое струящееся платье, волнистые позолоченные волосы до пояса, кокетливо забранные сверху причудливой заколкой, пухлые губы, неестественно яркие фиолетовые глаза.

— Меня зовут Айанте. Господин Стай’Лин послал меня, чтобы я вас проводила на ужин. Вы совсем не готовы, — мягко заметила девушка. — Можно, я вам помогу?

Через четверть часа я стояла перед зеркалом в длинном шелковом и, конечно, белом платье, с забранными в высокий пучок волосами.

— Ну вот, по-домашнему, — улыбнулась Айанте.

— Это… по-домашнему? — я посмотрела на свое отражение в зеркале. — Да я никогда в своей жизни даже не мечтала так выглядеть.

Девушка неловко рассмеялась и предложила следовать за собой.

Обеденная зала представляла собой огромную, искрящуюся белым светом, четырехгранную пирамиду. Длинный стол, поверхность которого была залита водой, рассекал залу на две части. От поверхности воды шел иллюзорный белый пар. В зале не было никого, кроме Кайта, и я, смутившись, не нашла ничего лучше, как спросить:

— А где Хак? — Кайт поменялся в лице, я поняла, что испортила ему настроение одним своим вопросом и тут же постаралась исправиться.

— Просто переживаю… жив ли он…

— Жив, — отрезал Кайт, неприлично и явно рассматривая меня. Я уже не знала, куда деться, как вдруг меня спас вошедший Шут. Его аксамитовая рубашка открывала грудную клетку с вытатуированным на ней деревом с кривыми голыми ветвями и летающими вокруг него черными птицами.

— Ну что? Подавать ли ужин? — его глаза задорно блестели, но, подметив, что я рассматриваю его татуировку, он неодобрительно зацокал.

— Подавать, — грубо ответил Кайт и недовольно посмотрел на меня. Что-то ему во мне не нравилось, и я это чувствовала.

— Присядь, — он дотронулся до стула рядом с собой.

Я послушно села, и снова повисла неловкая пауза, Кайт вертел в руках хрустальный бокал, показывая, что даже бокал ему интереснее, чем я. Зато я в этот момент смогла ближе его рассмотреть.

Он по-прежнему был в монотонно черном и машинально приковывал к себе взгляд любого, кто окажется в этой болезненной белизне. Его безупречно выглаженная, без единой складочки рубашка была глухо застегнута на все пуговицы. Темные волосы, падающие на лоб, острый взгляд, узкие губы, высокие скулы, ястребиные черты лица. Он не был красив, но для меня все в нем было идеально. Он обладал какой-то удивительной, мистической притягательностью.

Я не могла забыть о том, с какой теплотой мы общались порой в «Зеркале», как он умел меня и успокоить, и рассмешить, а сейчас, сидя с ним за одним столом, даже не знала, что можно сказать такому родному и в то же время настолько чужому человеку.

— Первое, что Вы просили, Ваше Высочество, — с улыбкой протянул Шут, проводя указательным пальцем по водянистой поверхности стола. И вдруг со дна поднялись блюда под стеклянными крышками.

— Сразу все давай, ужин не будет долгим, я передумал, — нетерпеливо заявил Кайт.

Птицы на груди Шута уныло расселись по веткам. Я опустила взгляд в стол и молчала. На столе появилось еще несколько пиалок. Пахло очень незнакомо, и я не смогла определить, что меня ждет.

— Изволим пожаловать! — заполнил паузу Шут. — Сегодня у нас в меню: хлеб свежий, картофель запеченный, овощи прямиком из Купола Жизни, только сегодня привезли, как раз к Вашему прибытию, — он подбадривающе мне подмигнул. — Гранаты (уверен, они станут Вашей страстью), шоколад (тоже придется Вам по вкусу), сыр, орехи, мёд. С чего начнем?

Я не знала, что ответить, ведь ничего из этого я никогда не пробовала.

— Апельсины, — мрачно заявил Кайт, — они нужны.

— Эмммм… Сейчас мы все проверим, — растерялся Шут и что-то зашипел, поднося свое запястье ко рту. — Уууууух! Хвала богам, апельсины есть, несмотря на то, что их не было в списке, мой король.

— Судьба к тебе благосклонна сегодня, Figaro.

Из недр стола появились рыжие дольки на ледяной тарелочке.

— Можем начать с них, — Кайт благосклонно улыбнулся. — «Оранжевый смех» из подземельного корма — это жалкое подобие настоящих апельсинов.

— Да… Правда… Мне он нравился, — я удивилась тому, что, несмотря на то, что во флаэро он ни разу не взглянул меня, про мои предпочтения каким-то образом узнал. Смущенно я потянулась за долькой того, что должно было быть похожим на «Оранжевый смех», и откусила кусочек. Сок брызнул во все стороны.

Мои глаза бесконтрольно округлились от удивления и опьяняющего голову вкуса.

— Это… Боже мой! Удивительно вкусно! Ничто, ничто ни в Среднем Секторе, ни в Подземелье не имеет такого вкуса! Это же настоящий фрукт!

Кайт с Шутом невольно переглянулись, и потом оба принялись предлагать мне попробовать то одно, то другое. Горячий хрустящий хлеб, я помню, как смотрела в одно из окон Нагваля и не смела даже мечтать о том, что когда-то попробую его. Дымящийся картофель, такой бархатистый, разваливающийся во рту. Гранат, терпкий, сочный, вязкий. И шоколад… Такой сладости я еще не испытывала. Незнакомые вкусы теснили друг друга. Есть настоящую еду — какое счастье! Роскошь Прошлого.

В конце ужина мы с Шутом пили горячий кофе, и птицы весело порхали вокруг зловещего дерева. Кайт же от всей еды воротил нос, но зато явно наслаждался моей реакцией, и настроение его заметно улучшилось. Когда я попробовала кофе здесь, то поняла, что не пила его раньше никогда. Он оказался густой и насыщенный. Я сделала маленький глоток и снова закрыла глаза, в очередной раз.

— Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь реагировал на самые простые, обыденные вещи таким образом. А ты видел, Шут?

— Нет! Возможно, стоит чаще поднимать сюда людей из Среднего Сектора? — и Шут рассмеялся неприятным хрустящим смехом. — Как Вы считаете, Ваше Высочество? Может, мне сходить за вином? Sendube ne kuiris, — таинственно предложил Шут.

— Ну неси, Figaro, — разрешил Кайт. Шут поспешно удалился, и мы остались вдвоем.

— Если на самые простые вещи ты будешь реагировать с таким восторгом каждый день, ты рискуешь стать счастливым человеком, — он тихо рассмеялся.

— Главное, чтобы каждый день ты был рядом. Тогда я буду счастлива, — внезапно для самой себя выпалила я.

— Ой, sorcistino, — Кайт отмахнулся от моих слов и потянулся за флаконом воды.

— Я люблю тебя, — призналась я. Его рука так и остановилась над столом, не дотянувшись до цели. И весь вид у него был такой, будто он никогда раньше не слышал подобного сочетания слов в свой адрес. — К чему тянуть, я люблю тебя, и ты это знаешь! Я говорила тебе уже в переписке, просто сказать это вживую оказалось гораздо труднее, особенно, когда ты такой… непредсказуемый и необъяснимый, непонятный и… враждебный. Когда подумала, что потеряла тебя навсегда, я просто хотела умереть. Хотела, чтобы эта жизнь скорее прошла мимо меня, потому что в ней уже ничего не могло быть лучше, чем я имела. Я даже теоретически не могла представить, что возможно вот так сидеть рядом с тобой. В каком-то ином измерении, в белых одеяниях, видеть тебя живого, настоящего и сказать тебе все это, — я потянулась к нему и хотела прикоснуться к его руке, но он резко ее отдернул.

— Во-первых, этих слов ты не говорила. Во-вторых, ужин окончен.

— Как? Как окончен… — я растерялась, мне стало так стыдно от своей несдержанности.

— Ты слишком искренна.

— Я думала, тебе это и нравится, ведь я всегда была такой…

— Это было допустимо в «Зеркале». Но не здесь. Завтра утром я уезжаю.

— Нет, пожалуйста, я больше не буду говорить на эту тему.

— Конечно, не будешь.

Шут, бравурно зашедший в залу, жонглируя двумя бутылками вина, резко остановился, смекнув, что атмосфера изменилась.

— Ваше Высочество, что прикажете сделать? — с утрированной учтивостью спросил он.

Кайт задумчиво рассматривал меня.

— Можно как-то сделать ее похожей на женщину, а не на ребенка, Figaro? Она будто попала сюда прямиком из Детского корпуса.

В зале воцарилась тишина, я была убита этой фразой, которая так очевидно показала, как я ему не нравлюсь. А Шут с опаской зыркнул на меня, и, казалось, даже птицы подлетели поближе, чтобы разглядеть меня.

— Мы пригласим Мику Сай Ви? — вкрадчиво предложил он. — Она справится.

— Но не это самое главное… — Кайт все еще не сводил с меня взгляда, в то время как я, с сумасшедше бьющимся сердцем, упорно разглядывала свои руки на столе. — За эти три месяца, пока меня не будет, в нее нужно втолкнуть побольше информации. Историю прошлого и настоящего, литературу, этикет, нравы Золотого города, она должна знать все Семьи и все их особенности, разбираться в политической ситуации и дипломатии. В общем, все, на что будет хватать ее способностей. И по максимуму, не жалей ее. Через три месяца мне придется контактировать с ней часто. Сделай так, чтобы эти пустые глаза перестали быть такими. Ты в ответе за это, Figaro, — Кайт поднялся из-за стола и ушел к лифту. А мы с Шутом так и остались одни.

— Н-дааааа, merdo — выругался Шут. — Вот это задачка… — он был так расстроен свалившейся на него миссией, что тяжко опустился на стул рядом со мной. Из кармана шаровар он достал серебристую фляжку. Его руки с тыльной стороны ладони от кончиков пальцев до середины предплечья были окрашены серебристой краской. На указательных и безымянных пальцах громоздились такие же серебристые перстни. И фляжка смотрелась точно продолжение его рук. Шут сделал несколько больших глотков из горлышка.

— Что ж, Дымок… Завтра начнется твоя экстренная школа, — он снова сделал глоток и заворковал себе под нос:

И гнев его тяжел и страшен,

Багряной краскою окрашен,

И черным станет белый дом,

А Шут окажется врагом.

— Беги спать. Подъем будет ранний.

— Можно вопрос? А можно ли, чтобы Хак тоже попробовал все то, что и я? Ведь он тоже никогда не ощущал ничего подобного.

— Будь умнее, Дымок. Уходи спать.

Птицы на его груди спрятались.

Я обреченно пошла к лифту… Три месяца… Он сказал: три месяца… Без него…

Айанте ждала меня возле лифта.

— А после того, как ты меня проводишь, что ты будешь делать? — тихо спросила я, пока мы шли к моим комнатам.

Она удивленно взглянула на меня:

— Я пойду в свою комнату и буду ждать завтра, чтобы проводить вас на завтрак. Ведь у вас нет доступа к лифту, и вы не сможете передвигаться по Куполу без меня. Поэтому я все время буду при вас.

— А может, ты покажешь мне город? Кайт сказал, что можно через окно виртуально прогуляться по нему.

— С удовольствием покажу, — улыбнулась Айанте.

Какая же она была прехорошенькая, я таких никогда и нигде не видела. Ладненькая, как куколка, грациозная и элегантная, как настоящая принцесса. Это мне впору быть прислугой в этом ослепительном месте.

Я молча следовала за девушкой и уже не пыталась запоминать путь до комнат, это было бесполезно.

— Там, откуда я, такой красоты нет, — задумчиво произнесла я, рассматривая пейзаж за окном спальни.

Айанте прикоснулась к стеклу и легким движением пальцев приблизила одно из зданий.

— Это то самое здание, где через три месяца состоится ваш первый бал.

— Я пойду на бал? — удивленно переспросила я. — Кайт говорил мне о балах, но я не думала, что и я пойду на него.

— Конечно! И вы должны быть готовы к тому, что вас там ждет.

— А что меня ждет?

— Об этом завтра расскажет Мика Сай Ви, она замечательный учитель, будьте уверены.

Мы еще немного побродили по городу, а потом распрощались.

День 37 ведения дневника

В пять утра в сопровождении Айанте я зашла в обеденную залу, где нас встретила удивительной внешности женщина.

---

— Bonan posttagmezon, Пристань. Меня зовут Мика Сай Ви.

Меня шокировал весь ее облик, от узких миндалевидных глаз и высоких скул, кожи золотисто-оливкового цвета до одеяния из кусочков зеркал. Она вся была будто выложена зеркальной мозаикой: платье, туфельки, усыпанные зеркальной крошкой, даже на веках и висках маленькие зеркала отражали мир вокруг.

Но этим дело не ограничилось. Ярко-малиновые волосы Мики были уложены в ровный прямоугольник, и такие же малиновые широкие брови при виде меня удивленно вспорхнули вверх.

— О, милая, нам предстоит слишком много работы, — произнесла Мика Сай Ви, рассматривая меня. — Вы совсем не умеете скрывать свои эмоции, Вы словно открытый профиль в Сети! Читай не хочу! — она задорно рассмеялась.

— Но мы справимся. Mi estas certa.

— Простите меня, я просто очень удивилась, увидев вас. Вы очень красивая и очень особенная.

— О, это приятно слышать, но я научу вас делать комплименты, как это нужно. То, что вы говорите, слишком просто и слишком… честно. Нам всего этого не нужно.

Внутри меня что-то сопротивлялось этим словам. Мне всегда казалось, что честность — это хорошо. Но раз мне нужно научиться скрывать эмоции, я сделаю это. Если так хочет Кайт.

— Мы начнем с завтрака, я обучу вас, как держаться за столом, какие темы можно обсуждать за столом, а какие обсуждаются во время танцев, какие темы затрагиваются на балконах и о чем беседовать в игровых и курительных комнатах.

— Мика Сай Ви, — я разочарованно выдохнула, — то есть говорить тоже нужно… по сценарию? — это слово уже несколько раз употреблял Кайт, и мне показалось удачным именно так назвать то, о чем сейчас рассказала моя наставница.

— Certe! — она довольно улыбнулась, явно подметив подходящее слово в моем лексиконе. — Ну, садитесь за стол скорее, дорогая. И называйте меня коротко — Мика.

Я подошла к стулу и попыталась отодвинуть его от стола, чтобы сесть.

Стул оказался непосильно тяжелым, я тянула и тянула его, но никак не могла сдвинуть. Мика понаблюдала несколько мгновений за моими бесполезными попытками:

— Вот и первый урок. Все предметы, которые вы видите, обычно запрограммированы. Если вы незваный гость в Куполе, то ни один предмет не запрограммирован на вашу ладонь или дыхание, и вы ничего не сможете сделать: ни стул подвинуть, ни дверь открыть. Vi scias? Вы не можете выбрать любой попавшийся стул за столом. Вы должны определить свой, грациозно и уверенно подойти к нему и приложить свою ладонь к спинке стула, он считает ее мгновенно и любезно отодвинется для вас.

— Как же мне найти свой стул?

— С опытом, моя милая. А пока придется ходить и выискивать его, и у нас есть четверть года на то, чтобы вы находили свой стул с первой попытки, не позоря Его Высочество.

Я молча кивнула, а внутри все сжалось: если на такие мелочи будет уходить столько времени, что говорить о чем-то более важном.

Я обошла все стулья, и в итоге мой оказался последним в обходе, как же подло.

— Есть какая-то логика в стульях? — расстроенно спросила я.

— Обычно есть, логику задает хозяин Купола перед трапезой, за пару часов до нее.

— А заранее нельзя это знать?

— Нет, потому что всего за несколько часов отношения между хозяином и приглашенными гостями могут перемениться. Здесь все сложно в общении между Семьями, да и в целом между людьми. Но об этом будет много уроков. А пока, раз вы нашли свой стул, садитесь скорее и покушайте. На завтрак сегодня яичница-глазунья.

— Откуда все это?

— В Золотом городе сохранили очень и очень многое. Ĝuu vian manĝon.

Оранжевые яркие кружки в белом обрамлении важно красовались на белоснежной тарелочке.

День 38 ведения дневника

Мой распорядок дня — просто сумасшествие! Ранний подъем в пять утра, обязательная двадцатиминутная медитация, чтобы уметь управлять эмоциями, пробежка по коридорам Купола под присмотром Шута, душ десять минут и никакой ванны, чтение в течение сорока минут, завтрак, за которым я постоянно ищу свой стул, а он все время меняет свое местоположение. А далее уроки, сменяющие один другой до позднего вечера. Шут подошел к своему заданию чересчур ответственно. Конечно, все, что я изучаю, безумно интересно. Но каждую ночь я падаю без сил. Я думала, что буду страшно тосковать по Кайту. Но у меня порой не хватает времени даже поесть. В любой свободный от обучения момент возникает Шут и начинает устраивать мне внезапные опросы то по литературе, цитируя какого-нибудь автора, то по истории.

— «…любой диктатор восходит на вершину власти по лестнице свободы слова. Добившись власти, любой диктатор немедленно подавляет всякую свободу слова — кроме своего собственного». Чья цитата? — важно спрашивал Шут.

— Гувер.

— Время.

— Девятнадцатый век.

— Отлично. Дальше. «Наказанием за гражданскую пассивность является власть злодеев». Кто сказал и время?

— Платон, четвертый век до старой эры.

— Тоже неплохо. И еще: «Чтобы стать грозной, власть должна быть и ветреной. Тогда она рождает истинный страх, а следовательно, повиновение», — кто и время?

— Иван Грозный, шестнадцатый век.

— И еще, не могу удержаться! — он картинно хлопнул себя по лбу. — «Встречал ли кто-нибудь честного человека, у которого голубые глаза?»

— Я не могу так больше, Шут, — я устало опустила голову на руки прямо за обеденным столом.

— Соберись, Дымок.

— Я не знаю, кто говорит про честность и голубые глаза. Какая в этом связь?

— Сказал предыдущий оратор как раз, — рассмеялся Шут.

— Ну и что.

— А теперь сделай вывод из всего того, что мы сейчас проговорили.

— Какой вывод?

— Не знаю. Я тебя спрашиваю. Какой-нибудь. Зубрить может и робот. А ты сделай вывод. В этом вся разница между человеком и роботом. Что ты думаешь обо всем этом?

— Я ничего не думаю! Зачем я учу все эти выражения и фразы про власть?! Зачем мне это? Он что, будет устраивать мне экзамен по всем этим предметам? Прямо на балу?

— Нет, конечно, — Шут задорно рассмеялся, покачивая клювом маски. — Но все-таки… Вывод? Может, есть хоть какие-нибудь мысли помимо выученных фраз? — и он стал забавы ради заглядывать мне в уши в поисках потерянных мыслей и выводов.

— Все так и есть. Все, что они сказали, так и есть. Во все времена. История власти одинакова.

— Слабовато будет… — разочарованно протянул Шут. — Дам тебе еще бесконечное число попыток. В учении важно не выучить, а сделать свой вывод, применить к жизни.

— Хорошо… Кайт собирается прибрать к рукам власть в Золотом городе, он непредсказуем и ненадежен. А потому рождает истинный страх. От страха люди будут бездействовать и получат злодея у власти. Ну а добравшись до власти, он будет подавлять любое неповиновение, искоренив свободу слова, выбора и мысли. То, что сотворили с нами в Среднем Секторе. Так?

— Merdo, твой вывод очень веселый! — Шут истерично захлопал в ладоши.

— Ах, да. Еще, как сказал царь из шестнадцатого века, нельзя верить людям с голубыми глазами? Так? И я, соответственно, не должна верить Кайту.

Шут стал противно бренчать своими браслетами с бубенцами, которые он в последние дни не снимал с рук.

— Чему ты меня учишь? Ненавидеть Кайта? Теперь мне понятна твоя песенка, которую ты пел про Шута-врага.

— Тсссссссссс, Дымоооок, — зашептал Шут, приближаясь клювом к моему уху. — Ты сделала веселый вывод, но я не сказал, что верный, — его шепот стал неприятно угрожающим. — Позволь дать тебе совет: что бы ни делал человек с голубыми глазами, твой удел видеть, различать, но мудро молчать.

— То есть ты учишь меня бездействовать. Этим я занималась всю свою жизнь до встречи с ним.

— Неееет, Дымок. Выживать. Приспосабливаться.

— Так, как приспособился ты?

Шут наигранно рассмеялся. А мне вдруг стало очень стыдно за эту резкую фразу.

— Прости, пожалуйста… Я не хотела… Я просто не согласна с тем, чему ты меня учишь. Вот и все. Я не хотела обидеть тебя.

Шут молчал какое-то время, а потом вдруг начал кружиться вокруг своей оси.

— Что ты делаешь?

— Тсссссссс. Превращаюсь. Я на одну минуточку стану не его Шутом, а твоим, — зашептал он заговорщически. — Ты сделала вывод, который рождает во мне надежду. Ты нравишься мне, Дымок. Ведь самое важное в учении — заиметь свое мнение, — и он тихонечко стал напевать мне на ухо:

В давнем прошлом правили Идеи,

А у нас банкиры, лицедеи,

Но их всех страшнее хворый разум,

В свой народ внедряющий заразу.

— Ты пугаешь меня… Что ты хочешь сказать?

Шут хлопнул в ладоши и оскалился:

— Все! Больше я не твой Шут. А его.

— Почему он называл тебя Figaro?

Шут откинулся на спинку стула и хитро поджал губы, не желая говорить.

— Это твое имя?

— Neniu.

— Figaro — слуга двух господ. Мы проходили недавно на литературе. Разве у тебя не один господин?

— Один, совсеееем один, Дымок.

— Тогда как тебя зовут?

— Называй меня просто Шут. Okay?

— Почему ты никогда не снимаешь маску?

Он хотел было что-то ответить, но в залу вошли Мика с Айанте.

— Милая, пора учиться танцевать. Айанте будет в качестве партнера.

— А что, я не подойду? — загоготал Шут. — Я умею танцевать бальные танцули, — он подскочил и стал так смешно выставлять ноги вперед, что мы все рассмеялись.

— Ты не подойдешь, Шут. Тебя вызывают в Купол Жизни. Rapide.

Шут вдруг скосил ноги так, что его колени почти стали касаться пола. Ссутулился и будто пластилиновой, неестественной для здорового человека походкой направился к двери, то и дело покачивая клювом.

— Покорен и дьявольски слаб,

Идет пластилиновый раб.

Идет пластилиновый раб,

Тщедушен и криволап.

У самого выхода он вернул себе статную осанку, обезоруживающе нам улыбнулся и исчез.

А мы принялись разучивать танцы. Это оказалось самым скучным занятием из всех возможных. В тишине под монотонный счет Мики мы разучивали модные нынче комбинации. Я все время забывала движения, и мы начинали снова и снова.

— Это самое пустое занятие из всех, — устало пожаловалась я Мике.

— О, нет-нет. Это очаровательно. Просто мы все учим без музыки.

— Что за музыка?

— Ох, милая, господин Стай’Лин сказал не показывать тебе музыку.

«Да не очень-то и хотелось, — подумала я, перебирая ногами по полу под возобновившийся счет. — Я уже видела музыку в „Зеркале“ — непонятные значки, точки и крючки. А еще слышала любимую музыку Нагваля в Подземелье. Лучше уж счет Мики. Тоже мне, пусть прячет эту свою музыку, если ему так угодно».

Собирать коробочки было скучно, но и это было неплохим занятием в моей бесконечности.

Однажды я подумал: каждая коробочка заполнена другой коробочкой поменьше, лишь самая маленькая, с которой все начинается, всегда остается пустой… Начинается или заканчивается?

Я рассматривал эту коробочку размером с мизинец на ладони.

Как, должно быть, печально: все время быть пустышкой.

Но эти коробочки были в моих руках. И я не хотел, чтобы маленькая коробочка была похожа на меня. Привилегию ощущать пустоту внутри я оставил только себе.

…камешки бросались мне под руки и кусали меня…

И я поймал камешек, и положил в маленькую коробочку, и собрал их все снова.

Я долго тряс всю эту коробочную матрешку и прислушивался. Я не слышал звука бьющегося о стенки коробочки камешка… …тихо. тихо. тихо…

«Как здорово я его спрятал», — подумал я.

Если вы возьмете в руку большую коробку и потрясете ее, вы услышите тишину. И вы не узнаете, что внутри маленькой коробочки спрятан камешек до тех пор, пока не раскроете их все: одну за одной…

Пустота внутри меня всколыхнулась. Я резко поднял глаза на Женщину с Окраины Пустоши. Она смотрела на меня и улыбалась.

Я не улыбнулся ей в ответ. Молча положил собранные коробочки ей на колени и вышел.

В тот день я понял ее Загадку и понял ее Идею.

Я шел в раздумьях по вязкой земле прочь от ее развалин, как вдруг услышал шепот позади себя. Шепот сотен голосов. Этот шепот полз за мной.

Пересмешник тут же пригнулся к земле и стал ее нюхать.

— Шепот пахнет смертью.

Я невольно поежился.

— Что, уже пора мне умереть?

— Нет, нет, чужой смертью.

И тогда они проявились, ползущие за нами тела убиенных Сектантов. Пересмешник вскочил на ноги и закрыл меня собой.

— Что вам нужно? Вас нет! Вы умерли!

Шепот усилился, но я не мог разобрать ни слова.

— Они говорят, что их участь теперь — вечно скитаться за тобой, — развел руками Пересмешник.

— За мной?? Но почему? Как ты их понимаешь?

— Я не боюсь их понять. Вот и понимаю.

Шепот усилился и спровоцировал жужжание. Оно жужжало так сильно, что я начал затыкать уши комьями земли. И еле слышал Пересмешника.

— Они. Печально… думают, ты убил их. Напутали. Спутали нас. За тобой вечно будут ползти души всех убиенных… Сосут, сосут… Жизнь твою. Не бойся. Я с тобой.

Меня вывернуло наизнанку несколько раз, пока я не стал блевать воздухом.

Шепот утих. Пересмешнику удалось успокоить Сектантов и уговорить их снова стать невидимыми. А я страшно устал. Хотелось лечь и умереть.

— Держись. Ты теперь уставать будешь и за себя, и за всех них.

— Какого дьявола, их убил ты, а расхлебывать мне?!

— Напутали. Спутали нас. Думают, ты убил их…

…спутали…

…точно спутали…

---

Глава 14. Тайна Белого Купола

День 39 ведения дневника

Тем вечером мне стало особенно тоскливо, уроки закончились, но мне совсем не хотелось спать. Я сидела в своей комнате, виртуально гуляя по городу. Пустые улицы, темные окошки зданий, в которых нет ни души. Я чувствовала себя словно в заточении. Ни одной весточки от Кайта за весь месяц.

Да, это время было насыщенным: меня обучили держаться за столом, есть, пить и изъясняться по всем возможным правилам, танцевать. Я выучила искусственный язык, который был в моде в Золотом городе, он оказался очень легким, я много читала, Мика постоянно обучала меня манерам и стилю. Я уже начала прилично ориентироваться в городе, то и дело проводя свои вечера за виртуальными экскурсиями с Айанте, с которой мы очень подружились. А сейчас я бестолково водила пальцами по окну, заглядывая то на улочки, то на площадь. Пустота. Вдруг послышался тихий стук в дверь. Мика стучит настойчиво, если заходит за мной.

— Заходи, Айанте, — послышались крадущиеся шаги, Айанте ходит иначе. Я резко обернулась и вздрогнула от испуга и неожиданности. Передо мной стоял… ребенок! Я смотрела на него во все глаза, не понимая, что делать и как себя вести!

— Привет. Я тебя напугал?

— Ты… ребёнок?! — это все, что я смогла сказать. В нашем мире не было детей. Я никогда их не видела и даже не помнила, что было со мной в Детском корпусе!

— Прости, что испугал тебя. Но мне очень одиноко.

Я спохватилась и побежала к двери, чтобы закрыть ее. Я бы могла закрыть ее командой, но почему-то все вылетело из головы.

— Ты живешь тут?!

— Живу тут. Меня зовут Сой, — устало улыбнулся мальчик.

На нем была белая водолазка и темные шорты, открывающие костлявые ножки. Из-под белых лохматых волос виднелись безжизненные черные глаза. Он был словно черно-белая картинка, затерявшаяся в другом времени, неестественная и чужеродная.

— Я не знала, что в нашем мире еще остались дети. Кайт ничего не сказал мне, конечно. Мне никто ничего не сказал.

— Ты только не говори никому, что я пришел к тебе, хорошо? Обо мне уже все забыли.

— Как — забыли? За тобой же нужно ухаживать! Тебя обучать нужно, кормить, следить! Что еще делают с детьми?

— Нет- нет, — запротестовал мальчик, — я сам прекрасно справляюсь со всем. Я не такой уж маленький, как тебе кажется! Можно с тобой? — он показал глазами на окно.

— Конечно… — не понимая, как себя вести, в глубине души я безумно обрадовалась новому человеку в моей жизни.

Мальчик по-хозяйски прошелся по мягкому ковру и уселся возле окна.

— Ты уже была в Главной зале Бального дворца? — поинтересовался Сой, проводя пальчиками по стеклу.

— Нет… Я могу ходить только по улицам и не могу заходить в дома. Разве это возможно?

— Ну, я тут давно освоился, так что мне возможно.

Я с готовностью к волшебной экскурсии присела рядом. Кожа у мальчика была бледная, будто фарфоровая, тонкие черты лица, насмешливо приподнятые бровки домиком.

— Я знаю, что ты пойдешь на бал.

— Откуда?

— Я многое знаю. Здесь все пространство запоминает информацию, как компьютер. И я ее считываю.

— Ничего себе, я так не умею, — восхищенно протянула я.

— Это ты здесь ребенок, и за тобой нужен глаз да глаз, — с вызовом сказал малыш. Но я только улыбнулась ему в ответ, потому что не хотела с ним спорить, пусть думает, что прав. В целом, он и был прав.

— Смотри, Главная зала.

Но я не смогла отвести взгляд от его пальцев, точнее, от отрубленных трех пальцев левой руки, которой он так легко приблизил нас к дверям дворца с высокими колоннами.

— Смотри же, — нетерпеливо напомнил мне Сой. Сквозь запертые двери мы проникли в здание. Передо мной возвышалась лестница, широкая, с прозрачными ступенями. Мы плавно пролетели вверх в пустой двухъярусный зал, в котором не было ничего: прозрачный пол, стены, уходящие ввысь, и такой же прозрачный потолок.

— Мы будто в огромной стеклянной капсуле, — произнесла я, стараясь отвлечься от мучивших меня вопросов.

— Да, но это только сейчас. Проекция на стенах включится и будет такой, какой пожелает ее увидеть хозяин бала. Появится огромный длинный стол со всевозможными яствами, изысками, напитками. А там непременно будет оркестр, ну или модный диджей, все зависит от того, в стиле какой эпохи проходит бал. Но в любом случае гости будут до тошноты объедаться деликатесами, набивать животы, вести пустые разговоры и лицемерить, — задумчиво поведал мальчик. — А вот ты не ешь там ничего и не пей. Лучше покушай тут перед выездом.

— Почему?

— Наследника все время пытаются уничтожить. Каждый раз. Кто знает, каким способом в этот раз. И ты теперь тоже будешь под угрозой все время.

— Ты о Кайте?

— Ну конечно, о нем.

— Но я тут при чем, я всего лишь его гостья.

Сой пожал плечами

— Я лишь сказал тебе, как будет лучше. Я давно ни с кем не общался, а потому страшно устал. Пойду к себе. Можно?

— Конечно! Конечно, можно. Кстати, меня зовут Пристань.

— Я знаю, Пристань. Ты очень хорошая, я постараюсь тебе помочь, как смогу.

Он засмущался при этих словах и убежал за дверь.

Я чувствовала, что завтра мы снова увидимся, а еще внутри зарождалось неосознанное доверие к этому странному, загадочному ребенку.

День 40 ведения дневника. Утро

Этот день запомнился мне навсегда. Именно в этот день я узнала, что такое — найти свою искру в жизни.

За завтраком я была подозрительно молчалива, чем привлекала ненужное внимание Мики и Айанте, но рассказывать им о вчерашнем знакомстве было нельзя, а я то и дело вспоминала Соя. Нужно было срочно завести разговор.

— Как я могу ориентироваться в этом лабиринте? Я не могу выйти без сопровождения из своей комнаты. Это похоже на какую-то очень красивую, но тюрьму.

В этот раз ярко-салатовые брови моей наставницы, тон в тон совпадающие с ее прической, возмущенно поползли вверх, я молча наблюдала за ними, казалось, они сейчас доберутся до линии волос и затеряются там.

— Девочка моя! Havas konsciencon! Его Высочество не давал указаний, чтобы учить вас передвигаться по Куполу самостоятельно. Без его указаний я не могу этого сделать.

С грохотом в залу ворвался Шут, на его руках были одеты еще более массивные многослойные браслеты с бубенцами, точно кандалы, и он активно жестикулировал, создавая какофонию.

— Шут, ты вернулся! А я уже соскучилась по твоим опросам.

— Как обстановка в Куполе Жизни? Ты так резко туда умчался, ĉio bone? — поинтересовалась Мика, все еще возмущенная моим нежданным вопросом о передвижении.

— Все просто пре-вос-ход-но! — пропел Шут и уселся рядом с нами, закинув в рот кусок сыра. — Кстати, сегодня особенный день! Хочешь прогуляться по городу? — загадочно предложил Шут.

— Мы частенько с Айанте гуляем вместе, — я улыбнулась, взглянув на девушку.

— Нет, хочешь ли ты выйти из Башни и в действительности прогуляться по городу?