Борис Долинго,
Председатель Правления
Екатеринбургского отделения
Союза писателей России,
Редактор журнала
«Уральский Следопыт»
Многогранное начало
Сборник «Октагон» — собрание ранних произведений Леонида Андронова, человека с извилистой и, безусловно, интригующей судьбой.
Я склонен считать, что у многих, родившихся на планете Земля в конце ХХ века, интересные судьбы, но так ли много имеют в послужном списке более двадцати профессий и опыт работы в разных странах? Кем только Леонид ни поработал в своей жизни — от грузчика и пионервожатого до продюсера и кинорежиссёра.
Для любого творческого человека разнообразие видов деятельности, которой он занимался, — это не только и не столько жизненный опыт, но и во многом ещё и школа творчества. Ведь это — пересечение с совершенно разными людьми в разных городах и странах, жизненные перипетии и интриги, неизбежно дающие писателю сюжеты, идеи, знакомства с будущими персонажами, которых он впоследствии воплощает в своих произведениях.
Тем интереснее взглянуть на сборник «Октагон», включающий пять рассказов и три пьесы, написанные в период уже достаточно далёких 2004–2009 годов. Тогда Леонид жил в Екатеринбурге и только начинал свой путь как драматург, сценарист и писатель.
Примерно в это время мы с Леонидом и познакомились. Тогда мы вместе организовывали фестиваль фантастики «Аэлита» в Екатеринбурге. Даже принимали на фестивале как почётного гостя замечательного американского писателя Алана Дина Фостера.
Мне очень приятно, что в какой-то степени я способствовал тому, чтобы Леонид чуть легче «открыл дверь» в профессиональную литературу, поскольку его рассказ «Коллекционер сновидений» вышел в сборнике фантастики «Аэлита-003» ещё в 2006 году. Затем в 2007 году на страницах журнала «Уральский Следопыт», где я до сих пор веду раздел фантастики, был опубликован рассказ «Мозговой штурм», который также представлен в «Октагоне».
Кто-то, возможно, удивится: зачем ныне издавать старые произведения, не лучше ли двигаться вперёд, представляя читателям новые работы? Более того, нередко злопыхатели любят позлословить на тему, типа, что раз писатель начал издавать старое, юношеское, значит исписался, ему и сказать-то больше нечего.
Возможно, иногда бывает и так, но в случае Леонида Андронова ситуация как раз иная — его потенциала в большой литературе хватит ещё на много лет. Более того, я уверен, что потенциал этот только сейчас начинает по-настоящему раскрываться, и, возможно, граней его таланта больше, чем в октагоне. И поэтому сборник ранних текстов в данном случае — это желание взглянуть на истоки собственного творчества, ещё раз осмыслить пройденный путь, сверить его с компасом стремлений молодости.
И это хорошо, и это — правильно. Ведь именно тот писатель, который достигает определённых высот в творчестве, но пока не сказал всё, что может сказать людям, в такой момент неизбежно вспоминает об истоках литературного таланта, и старается систематизировать свои ранние творения, чтобы помочь читателям понять собственное творчество в его естественном ходе развития.
Помимо этого, интересен ещё и вот какой аспект. Двадцать лет для произведения — это, согласитесь, срок. За двадцать, да что уж говорить, и за три-пять лет, наш мир и вся наша жизнь меняются иногда настолько, что сложно представить, как же мы жили до появления той или иной технологии, ставшей совершенно привычной и даже обыденной сегодня. И как комично порой выглядят сегодня представления о будущем фантастов даже середины двадцатого века.
Мне, как человеку, издающему фантастику последние двадцать пять лет, хорошо известно, насколько быстро устаревают сюжеты и идеи, связанные с будущим. Поэтому, когда перечитываю рассказы из этого сборника, мне приятно осознавать, что идеи Леонида не теряют свежести на протяжении уже длительного времени.
Чтобы быть актуальным в любые времена, нужно писать о вечном. Жанр в данном случае не важен. Есть темы, которые не устареют никогда. Произведения, собранные в этой книге, объединены одной важной темой — обретением смысла жизни человеком, тем выбором, который он делает для того, чтобы его обрести.
Тема не просто важная — в каждом веке, несмотря на опыт всех предыдущих поколений, она встаёт перед писателями снова и снова. Поиск смысла нашего существования будет актуален и через тысячу лет — дай бог человечеству дожить до этого времени. А то, что тема обретения смысла жизни наполняла уже ранние произведения Леонида Андронова (ещё раз подчёркиваю: ранние!), свидетельствует именно о потенциале автора.
Эта тема — вечный двигатель прогресса в формировании человеческих душ, несмотря на любые временные провалы в общественной морали, которые мы можем наблюдать сегодня. Если этот «двигатель» остановится, — остановится, не побоюсь этого слова, и развитие человечества.
Только писатели, движимые подобными устремлениями, влияют на формирование человеческого духа, именно такие писатели, как мой земляк и друг — Леонид Андронов. И я не сомневаюсь, что вдумчивые читатели получат истинное удовольствие от этой книги!
рассказы
Файлообмен
Всё началось с сотовых телефонов. Мобильный стал первым материальным объектом в истории человечества, без которого человек был просто не в состоянии нормально функционировать. Скажем даже так — без телефона современный индивид уже не мог жить, настолько сильна была связь с этим куском металла и пластика. Сотовый стал неотъемлемой частью жизни, его потеря приравнивалась к трагедии.
А люди постоянно их теряли. К тому же, какого бы размера ни были трубки, они всё равно создавали неудобства. Их постоянно приходилось куда-то пристраивать. То в карман, то в портфель, некоторые вешали их себе на шею. Поэтому, когда появилась возможность засунуть мобильники под кожу, население возликовало.
Конечно, нашлись некоторые, кто видел в этом происки сил зла. Любое изобретение такие люди встречают озверелым гвалтом. Будь то велосипед, паровая машина, электрическая лампочка или кинематограф. Стоило ли удивляться, что нашлись те, кого напугали коммуникаторы в черепе? Надо признать, что таких консерваторов оказалось не так уж и много. Их протесты быстро сошли на нет, а сами они превратились в глазах общества в городских сумасшедших.
Прогресс не остановишь. Недовольные выражали своё несогласие, а энтузиасты выстраивались в очередь, чтобы первыми протестировать аппарат на себе.
Сменилось буквально одно поколение и ретрограды сами по себе испарились. Зато появилась очень нужная и очевидная вещь — файлообмен.
Собственно, файлообмен существовал и до этого. Люди обменивались сообщениями, переписывали друг у друга музыку, видео. Но тогда это происходило между устройствами. Сейчас же, фактически, это стало происходить между головами. Или людьми. Кому какая формулировка больше нравится.
Коммуникатор или коннектор, это название как-то больше прижилось, цеплялся к зрительному и слуховому нервам. Благодаря этому приспособлению человек мог слышать того, с кем общается, и просматривать файлы, присланные ему, или записанные им самим. По сути, компьютер просто переместился в сознание. Более совершенные модели к тому же позволяли различать запахи и передавали эмоциональное состояние на расстоянии.
Всё это: Удобство. Быстрота. Удовольствие.
Раз существовала возможность файлообмена, до обмена мыслями оставался всего лишь один шаг. И вот, сказка воплотилась в жизнь. Теперь не чародеи и боги могли общаться друг с другом, не раскрывая рта, а самые обычные люди.
Мы и вправду стали больше помалкивать. Передать мыслеобраз и быстрее, и удобнее, чем пытаться сформулировать мысль, а потом ещё её донести до собеседника, как это делали раньше.
Что было: Долго. Нудно. Не интересно.
Завидую молодым. Им с рождения устанавливают комплект коннекторов, который потом относительно легко апгрейдить. Нам же, тридцатилетним и тем, кто ещё старше, приходилось выстаивать в многомесячных очередях, чтобы поставить дополнительную связку. Но выстояли, дождались.
С коннектором я, как и все, освоился быстро, а вот конвертация мыслеобразов в файлы давалась труднее. Но это дело привычки, не более того. Сейчас я делаю это на автомате, практически не задумываясь.
Чтобы не было глупых вопросов — слух не атрофировался. И никто не онемел. Просто возможности расширились. И стало интереснее жить.
1
Сплю. Точнее, просто валяюсь на диване. Отключился от всех. Оставил только один канал доступным. Его я никогда не отрубаю. Это наша с ней линия. В любой момент — днём, ночью, если кто из нас соскучится, можно постучаться. Мы так договорились.
И вот! Сладостный вздох пронёсся от уха до уха. По телу пробежала волна нежности. Губы сами растянулись в довольной улыбке.
— Ты?
— Ну а кто ещё!
— Ну мало ли, — я отправил ей зубастый смайлик.
— Боуи, Боуи. Дурачок ты мой.
Я открыл глаза.
— Сколько раз просил тебя!
— Хорошо, хорошо, — спохватилась она. — Бо! И только Бо!
— То-то же.
В ответ прилетел смешок. Я снова закрыл глаза и перевернулся на другой бок.
— Ау! Опять надулся?
— Ты же знаешь, как я ненавижу это имя! Родители развлекаются, а ты потом страдай.
— Что за комплексы? Он ведь художник был? Или писатель, да? Кто он, Бо? Ты хоть знаешь?
Она снова хихикнула. Её смешок словно мотылёк пропорхал от уха до уха.
— Понятия не имею! — с неудовольствием ответил я. — Просто необычное имя. Мама с папой захотели выпендриться, показать всем, что они шибко образованные. Ты где сейчас?
Она соединила меня со своим зрительным нервом. Я смотрел её глазами на собственную дверь и вскочил как ошпаренный.
— Ты тут, что ли?
— Догадливый ты мой! Открывай! Я с работы отпросилась.
Я спрыгнул с дивана и побежал к двери. Вера стояла, прислонившись к стене одним плечом. Вид у неё был загадочный. Я протянул к ней руки:
— Как всё-таки приятно осознавать, что есть на свете женщина, которая может забить на работу ради полноценного секса!
Она отстранилась. Я притянул её к себе, но она легонько оттолкнула меня и прошла в квартиру.
— Бездельничаешь?
Где же игривость? Только что заваливала меня смешками, а теперь холодная как поцелуй Арктики. Что-то случилось? Пригляделся. Нет, не сумрачна, но какая-то вуаль всё-таки накинута на глаза.
— Чего опять? — спросил я голосом.
Она остановилась посреди комнаты и обернулась. Как-то загадочно и немного грустно улыбнулась. Меня это не на шутку встревожило. Я перешёл на логомысли.
— Ты беременна?
Она закатила глаза.
— Конечно! Что ещё может у девушки произойти?
Я подошёл к ней.
— Извини, — мысленно послал ей цветочек.
В ответ прилетела тявкающая собачонка. Я попытался её обнять. Она остановила меня.
— Расслабьтесь, мужчина. Со мной всё в порядке.
Я преодолел её сопротивление и обхватил руками её талию.
— Я извинился!
— Всё. Ты оскорбил меня навек, — со смешком ответила она.
Я подхватил её на руки и бросил на диван. Что бы у неё ни случилось, это не повод кукситься.
— Бо! — закричала она вслух.
— Ты будешь говорить или нет? — я уселся на неё сверху и прижал её плечи к подушкам.
Она отвернулась.
— Прекращай дурачиться!
Это прозвучало как-то обидно. Сегодня она явно была не в настроении предаваться нашим милым дурачествам.
— Ну что тогда? — я всё ещё улыбался.
— Решила выпрыгнуть из окна, пришла попрощаться.
Ох, эти женщины! Никогда не поймёшь, что им не ладно.
— Веру́?
— Меня повышают.
Я отпрянул и откинулся на спинку дивана.
— А! Вон оно что!
Она резко повернула голову и прямо посмотрела на меня.
— Ты не рад?
Я пальцами растянул губы в улыбку. Она поднялась и придвинулась ко мне.
— Я серьёзно.
— Поздравляю! — теперь уже отвернулся я.
— Вот так, да?
— Я ж поздравил. Всё отлично.
Она взяла меня за подбородок и повернула к себе.
— Так ты рад или нет?
— Что ты от меня хочешь? Я виляю хвостиком.
Она оттолкнула меня, запустила пальцы в гущу своих волос, посмотрела немного в сторону и как-то отстранённо спросила:
— Что надо сделать?
Я понял, что веду себя глупо и прильнул к ней.
— Минуточку, — я попытался поздравительно её лизнуть.
Она отшатнулась.
— Почему ты всё время ведёшь себя как ребёнок? Вина закажи и поесть чего-нибудь.
— А?
— У тебя ж всё равно ничего нет.
Ко мне вернулось моё игривое настроение.
— И всё-таки я сначала… — я потянулся к ней, но моя рука застыла на полпути.
Со мной пытался соединиться Ботя, мой клиент. Я нахмурился.
— Странно.
— Что опять?
Я проверил соединения.
— Я закрылся от всех. Алло?
— Привет! — услышал я своего клиента.
У некоторых даже мысли бывают сухими. Ботя был человек дела, поэтому и логомысли его были сугубо рациональные, а мыслеобразы начисто лишены поэзии. Что уж говорить о его речи! Голоса Боти, по-моему, вообще никто не слышал.
— Что-то срочное? — спросил я несколько раздражённо.
— Занят?
— Давай, только быстро, — я проводил глазами одёргивающую блузку Веру.
Перед глазами промелькнула беговая дорожка. Его визуал автоматически отправился в корзину — весь хлам без особых пометок всегда шёл туда.
— Та штука, которую ты прислал на прошлой неделе.
— Ну?
— Ты можешь сделать её не под четыре, а под три бутылки?
Я готов был расплакаться. Ещё и он меня будет доставать!
— Ты уже спрашивал, — ответил я. — Конструкция рассчитана только на четыре бутылки. Не на шесть, не на две. На четыре!
Я следил за Верой. Она ходила по комнате с таким видом, будто собирается сознаться в измене.
— Теперь они хотят на три, — последовал ответ моего клиента.
У мыслей нет интонации. У Боти тем более не может быть никакой интонации. Какая там эмоциональная окраска! Откуда ей взяться? Ботя же не человек! Это же какая-то машина для зарабатывания денег.
— На три не получится! — я мысленно комкал лист бумаги и твёрдо намеревался швырнуть им в него.
— Ты же не пробовал.
Я начал закипать.
— Всё заново надо будет делать.
— Деньги не проблема. К среде успеешь?
Я перевёл взгляд на Веру. Она начинала нервничать. Мне нужно было сворачивать разговор.
— Ладно.
— Заявку выслал, — сразу ответил он и отрубился.
Тут же в мозжечке звякнул колокольчик. От Боти упала заявка. Я вернулся к действительности. На меня с укоризной смотрела моя девушка.
— Всё?
— Он бы хоть пакет просматривал перед отправкой! — пробормотал я. — Опять визуал прилип. Бегает он, видите ли! Не может подумать о чём-нибудь другом в это время!
— Бо!
— Что? Я понял, понял.
Снова соединение.
— Погоди. Да?
— Алло? — перед глазами мелькнула картинка. Отражение в стальной колонне. Какая-то девушка с ребёнком.
— Не забрасывайте меня, пожалуйста, визуалами! — прокричал я мысленно в ответ.
— Извините, — она отвечала голосом, как это делают все, кто не до конца разобрался с тем, как работает мысленная коммуникация. — Я хотела записаться на процедуру.
— Сбой соединения, — я отключился.
— Мне уйти? — Вера начинала закипать.
Я полез в настройки, чтобы оградить себя от ненужных коммуникаций.
— Я понять не могу, почему блокировка не работает.
Она фыркнула. Я поднял на неё глаза и понял, что нужно остановиться.
— Всё. Иду, иду.
— Если я доставляю тебе такие неудобства, я могу уйти.
— Не начинай, пожалуйста.
Я уже зашёл на сайт ресторана и спешно просматривал меню.
— Что заказать из еды?
— Мне уже ничего не надо! — фыркнула она.
— Веру, перестань!
Она отвернулась. Я быстро послал запрос в службу техподдержки. Параллельно получил сообщение из ресторана о принятии заказа.
— Через пятнадцать минут всё будет.
Я поднялся и подошёл к ней. Она молчала.
— Веру!
— У меня, может быть, жизнь меняется, а тебе насрать!
— Веру!
Я снова прижал её к себе и прикоснулся губами к шее.
— Ты ведь даже не спросил.
— Я спросил.
— Вот именно! — в её голосе звучала безысходность.
Когда она злилась, она всегда разговаривала голосом.
Я развернул её лицом к себе. Потянулся к губам.
— Меня переводят в Копенгаген директором филиала, — проговорила она с раздражением и даже какой-то ненавистью, будто пыталась намеренно сделать мне больно своими словами.
Я остановился.
— Зачем?
Это был самый идиотский вопрос из возможных. Она закрыла лицо руками.
Я опустил глаза.
— Прости.
Её плечи задрожали.
— Сколько можно так жить!
— Подожди, — я отнял руки от её лица. — Веру! Я ничего не понял.
— Что тут понимать? Пять лет я пашу как проклятая и вот он — шанс! — она повысила голос, но потом уже мягче добавила: — Ты со мной поедешь?
Я оторопел.
— У тебя вещей не так много. Тебе без разницы, откуда работать. Что ты смотришь?
На меня сразу навалилась усталость. Все проблемы и тяготы вдруг решили вернуться в один момент и обрушились на мою голову. Я с силой сжал глаза.
— Бо?
— Что?
— Что ты молчишь? — чуть не закричала она.
— А что я должен сказать? — вскипел я. — О, милая! Отличная идея! Я немедленно всё брошу, раз тебе представился такой шанс! Ты же ставишь меня перед фактом.
— Меня тоже поставили перед фактом, — ответила она. — У меня тоже нет времени на раздумья.
— Не ори на меня! — огрызнулся я вслух.
— Я устала! Ты вечно как ребёнок. Тебе бы всё забавляться! А я хочу нормальных отношений. Семьи, наконец! Мне муж нужен, а не племянник!
— Ты чего кипятишься? — мыслеобраз с подпрыгивающим чайником полетел к ней.
Она его отбросила. В ответ прилетело ощущение промозглого ветра. Во время наших ссор она нередко мне посылала такие «ощущательные» сообщения. Хотя тут же я увидел и зрительный образ — её саму, замёрзшую в глыбе льда. Чёрные дорожки от слёз ясно говорили о моей вине.
Я предпринял очередную попытку.
— Ты же знаешь, что я хочу…
Она обречённо покачала головой.
— Почему, почему ты не хочешь меня понять?
— Я стараюсь, — тихо ответил я.
— Чего ты хочешь? Вырезать всю жизнь свои коробки? Найди уже нормальную работу!
Теперь я отвёл взгляд.
— Что изменилось за этот год? — продолжала она. — Как ты не понимаешь, что я хочу стабильности! Стабильности! Ты же сидишь, ничего не меняется.
— Но я ж не безработный! — попытался защититься я, но, похоже, было уже поздно.
— Боуи, я попросила день на подумать. Тебе надо решать сейчас.
Её голос был твёрдым. Мне даже стало страшно.
— Ты сама понимаешь, чего ты требуешь? — спросил я.
— А что тебя здесь держит? — она посмотрела мне прямо в глаза и тут же отвела взгляд. — В общем, теперь уже не важно.
Я помрачнел.
— Так ты уже согласилась?
Она сжала губы и отвернулась. Я подошёл к ней.
— Но мы ведь даже не поговорили! — сказал я. — Так нельзя!
— Бо! — она смахнула слезу с ресницы. — Мне было достаточно.
Я взял её за плечи.
— Ты послала подтверждение или нет?
Она посмотрела в сторону.
— Да или нет? — повторил я.
Она повернулась ко мне. В глазах замерла Ниагара.
— Да или нет? — я послал ей ощущение мягкости её любимого пледа, в который она куталась, когда у меня отключали отопление. Бросил воспоминание о ночи, проведённой в лесу, когда её колымага завязла в грязи, и нам пришлось сидеть в ней до утра. Грязно-розовые разводы рассвета над елями…
Она приоткрыла губы, чтобы ответить, но тут в мой мозг ворвался голос Боти.
— Бо!
Я сделал над собой усилие, чтобы не показать, что параллельно с кем-то коммуницирую и отшвырнул контакт. Но она всё равно заметила и метнулась к двери. Я кинулся за ней вслед.
— Я не стал разговаривать! — прокричал я.
— Бо! — как эхо прозвучал Ботя, и его голос утонул в шумах.
Я бежал за Верой.
— Я не буду с ним разговаривать! У меня сбой. Я сейчас думаю только о нас.
— Боже! — прохрипел Ботя, и я ясно ощутил его боль.
Она молнией проскочила по моему телу. Так быстро, что даже конечности не успели рефлекторно дёрнуться. В голове промелькнул образ расплывшейся лужи крови.
— Бо…
Вера хлопнула дверью. Я схватился за ручку, но вдруг в голове раздался звук уведомления. Я вздрогнул.
— Доставка!
Я открыл дверь и побежал за своей девушкой. Она была уже у лифта.
— Веру! Вера!
Я нагнал её. Она не смотрела на меня.
— Что-то случилось с Ботей. Я не понимаю. Прости. Не уходи, пожалуйста.
Двери открылись. В лифте стоял доставщик с пакетом.
— Добрый вечер! Ваш заказ.
Она буквально вытолкнула парня из лифта и нажала на кнопку.
— Вера! Остановись!
Двери закрылись. Доставщик посмотрел на меня и смущённо протянул мне пакет с едой.
2
Самое противное, что всё равно придётся ехать. Послать голову по почте, чтобы проверили аппарат, я не мог. Вот уж действительно, заложник прогресса!
Оделся. Во дворе прострелил взглядом улицу в обоих направлениях. Веры, понятное дело, и след простыл. На звонки она не отвечала.
Тело вздрагивало от страшного воспоминания о боли. Боли чужого, по сути, мне человека, пытавшегося в последние секунды связаться со мной. Я даже не сомневался, что он мёртв. Я стоял на тротуаре, и мне казалось, что кто-то прокромсал меня бензопилой вдоль всего тела от макушки до пят. Я распался на две половины. Одна тянет к Вере — человеку, которого я люблю, а другая к Боте — малознакомому мне человеку, оказавшемуся в беде.
Надо бы позвонить в полицию. Но вместо этого я набирал её снова и снова.
Единственное, что удалось узнать — время вылета самолёта на Копенгаген. У меня в запасе ещё три часа на то, чтобы её отговорить.
Я вдруг понял, что люблю её. Но достаточно ли этого для женщины?
Кто я? Свободный художник. Странная личность. У меня специфическая деятельность. Я постоянно что-то проектирую. В основном из картона. Могу сделать что угодно. От оригами до упаковки презерватива. Придумаю, продумаю, вырежу, создам. Ботю я время от времени выручал по своей части. Чем он занимался, мне не известно. По-моему, он обычный рекламщик, не более того. Нас с ним, по сути, связывало только общение по заказам. И то, что его тоже назвали в честь какого-то художника.
Но разработка коробочек для прокладок или упаковки для пива не самый рискованный бизнес на Земле. Может авария?
Тело само вспомнило боль, электрическим разрядом прошедшую от головы до ног. Я сжал зубами нижнюю губу. Ботя, прости! И побежал к метро, чтобы доехать до Веры.
Железная лестница, ведущая на станцию; над головой проскочил поезд. Ждать другой не больше минуты. Я прибавил ходу. Завернул, чтобы выскочить на следующий пролёт. Краем глаза заметил движение по направлению ко мне и ощутил попытку соединиться.
По затылку один скупой удар, и темнота.
Когда я с трудом разлепил глаза, над головой был виден только бетонный потолок и размытые контуры фигур, склонившихся надо мной.
— Вас зовут Боуи?
— Меня зовут Бо, — еле выдавил я.
Закрылись глаза, открылись глаза.
Вместо запаха прорезиненного пола станции, вкус крови во рту и ощущение чего-то жёсткого и сухого, царапающего нёбо. Кляп?
И колет пальцы из-за оттока крови. Запястья стянуты. Только я стал различать фигуры вокруг, как на голову набросили чёрный пакет.
Снова удар. И звуки, звуки, звуки.
— Нашли? — раздался чей-то голос.
Возня и шорохи. Перебежки ног. Шея моя была свёрнута влево, скулы впечатаны в пол. Люди за моей спиной очень торопились и негромко переговаривались между собой.
— Да чтоб вас! Есть?
— Нет.
— Ищите! — голос этого человека выдавал в нём старшего.
— Пусть сам покажет, — немного обиженно ответил ему другой.
— Заткнись и делай дело, умник. Ни слова вслух больше!
Грохнул падающий стул. Повалились на пол стопки журналов. Я вдруг понял, что я снова дома. Но не один, а в окружении непрошеных гостей.
Мне нужно всего лишь бросить сообщение с адресом. Просто бросить. Главное не показать, что очнулся. И записать все звуки.
Позади раздался грохот.
— Дубина! — сквозь зубы проскрежетал старший.
Отправил. Господи, спасай!
Я стал настраивать запись. Вдруг в ушах раздался скрежет. Что случилось? Нет? Письмо вернулось! Почему? Я запаниковал.
— Он очнулся.
— Тихо!
Ухо согрелось от близкого дыхания. Мусорный пакет, надетый мне на голову, был тонким.
— Слушай меня, гадёныш! Ты ведь слышишь меня, да?
Я промычал в ответ. Кляп не давал возможности давать пространные ответы. Рубашка превратилась в холодную тряпку и прильнула к коже. Волосы промокли от пота и слиплись. Было жарко и душно.
— Тебе надо хорошенько припомнить, что оставлял здесь твой друг, — продолжил старший.
Он стиснул мне бицепс. Так сильно, будто хотел оторвать его.
— Отвечай девочке.
В голове щёлкнуло. Удалённое соединение. Какой-то одноразовый канал. Мне даже не пришлось принимать его. Они уже были в моей голове. Раздался женский голос, довольно приятный:
— Боуи?
Её точно не было в комнате с нами. Присутствующие мужчины предпочитали общаться со мной вслух. Это значило только одно — эти люди боятся прослушки.
— Что здесь происходит? — спросил я. — Что вам нужно?
— Заглохни и отвечай мне, — ответила их сообщница.
— Что отвечать?
Кляп не давал мне дышать. К тому же пластик совсем не пропускал воздух. Я начал задыхаться.
— Что оставил здесь твой друг Ботя в последний раз, — пакет над ухом зашуршал. Мужчина говорил тихо, но голос его был страшен.
— Я не знаю.
Я не мог использовать голос и отвечал, посылая сигналы его помощнице. А она уже передавала мои ответы моему мучителю.
— Он приходил вчера, — продолжил тот. — Вы сидели с ним около часа, — мужчина над ухом надавил коленом мне на позвоночник.
— Он не оставлял ничего! Зачем?
— Врёшь! — он сдавил мне шею. Так сильно, что, казалось, его пальцы добрались до кости. — Ты был последним.
— Я не понимаю!
— Отдай нам это, и мы уйдём. И Вера твоя долетит до Копенгагена.
— Я проектирую ему коробку!
— А может ведь и не долететь. Такси свернёт в лес.
— Коробка под пиво. Больше ничего. Я ничего о нём не знаю!
— А ты ему был дорог.
— Пожалуйста… — взмолился я.
— Не надо слезливых картинок, — вмешалась в разговор их помощница. — Говори!
— Действительно, — прошипел голос за пакетом. — Картинки будем показывать мы. Ты хочешь, чтобы мы устроили прямую трансляцию?
— Не трогайте её! — взмолился я, дёрнулся и получил в ответ предупредительный пинок.
— Говори, сука! — сказал кто-то другой, стоящий надо мной.
— Благоразумие не твоя сильная сторона, да? — шуршание пакета и шипящий смех слились.
— Может он и правда отправил его файлом? — неуверенно проговорил второй.
Что-то дёрнулось в моём мозгу. Человек надо мной засопел.
— У нас мало времени, — прохрипел он и снова обратился ко мне. — Переписку где хранишь?
— Не храню.
— Врёт! — озлобилась девица в моей голове.
— Я отдельно не храню. Всё здесь. Вы же уже сканируете. Я чувствую.
Железные пальцы терзали мою плоть.
— Тогда собери всё, что приходило от твоего друга, и отправь ей. Иначе ты увидишь самое запоминающееся зрелище в своей жизни.
— С участием твоей овечки, — добавила девица.
— Я сделаю.
— Это разумно.
Я стал шерстить память.
— Только ничего не забудь, — посоветовал он мне.
Я уже ничего не мог чувствовать. Дышал с трудом. Лицо было залито потом. Я попросил дать мне возможность дышать, но он лишь рявкнул в ответ:
— Ищи!
Я лихорадочно собирал файлы в одну папку. Чертежи, документы, разговоры, визуалы. Все проекты, которые когда-то делал для него. При этом где-то на задворках мозга вибрировал вопрос, почему мой сигнал не дошёл до полиции.
Стоит попробовать ещё? Сигнал бедствия этим людям будет не доступен. Снова возврат. Мозг сплющило как мяч при ударе о стену.
— Ты, выкидыш, мать твою, что удумал? — раздался голос девицы.
Я получил пинок по почке и застыл от боли. Над ухом зашуршало.
— Не надо усложнять себе жизнь. Займись лучше файлами или мы вскроем тебе черепную коробку консервным ножом.
«Кто эти люди?» — пронеслось в голове.
— А ты думал! — усмехнулся мой мучитель. — Шурши активнее!
Я ничего не понимал. Возможно ли такое! Рядом со мной находятся по меньшей мере три человека, но автоматического соединения с их коннекторами не происходит! Есть только соединение между мной и их сообщницей. И она сидит прямо в моей голове!
«Хакеры!» — пронеслось в голове.
— Всё? — спросил мужчина.
— Пожалуйста, не делайте ничего с Верой!
— Это будет зависеть от тебя. Отправляй!
— Уже-уже. Пожалуйста, пообещайте, что она не пострадает.
— Я могу пообещать, что ты навсегда останешься в этом мешке, если мы не получим то, что твой друг оставил здесь.
— Он мне не друг!
Несколько пинков сняли мои возражения. Они показали мне Веру. Она ехала в такси. Над её головой пробегали сосны.
— Ты можешь подумать, что это только плод моего воображения, — раздалось над ухом.
— Да, да! Фантазии, — язвительно поддержала девица.
— Хочешь проверить? — с усмешкой спросил главарь.
— Я почти закончил!
Он довольно хрюкнул.
— Ты владеешь ситуацией, Бо. Ты главный.
По каналу полетела переписка с Ботей.
— Ты ничего не забыл?
Такси Веры свернуло с шоссе в лес.
— Не трогайте её! — закричал я виртуально и замычал, что есть мочи и тут же получил с дюжину пинков по всему телу.
— Пока мы проверяем, посмотри кино.
Я увидел кричащую Веру. Она дёргала ручку на двери, пытаясь выскочить на ходу.
Сосны убыстрили свой бег.
— Ты уверен, что всё записал?
— Пожалуйста! — кричала Вера.
От ужаса я перестал соображать, только стонал от боли и отчаяния. И страха за любимую девушку.
— Ничего не упустил?
— Отпустите её!
— Может, твоя девушка любит сильных мужчин? — невозмутимо заметила девица. — Может, она от такой размазни, как ты, устала?
Вдруг её голос изменился.
— Тут одни чертежи. Тина какая-то!
— Я конструктор! Мы ничем незаконным не занимались.
— Что мы тебе, государство, чтобы следить, чем ты занимаешься? — ответил мужчина. — Нам нужен файл.
— Обычно я отправляю файлы, не он!
— Нам нужно всё, что ты от него получал! — раздался голос девицы. — Ты понял?
— Я всё отправил!
— Боуи, ты нас за кого принимаешь? — главный утяжелил свой вопрос коротким ударом.
Стон вырвался сам собой.
— Я всё отдал!
— Здесь кроме твоей плесени навозной ничего нет! — заорала девка.
— Где файл?
— Какой файл? Он ничего мне не присылал. Говорю вам, обычно я посылаю ему файлы, не наоборот!
Мне заломили руки. Суставы взвизгнули.
— Я всё отправил! Всё, что было!
— Может, ты тоже любишь сильных мужчин? — спросил второй и впечатал носок ботинка мне в бок.
— Делайте с ним что хотите, — сказал первый. — Чтобы через полчаса у меня был файл.
Спина тут же ощутила холод. Рубашку разрезали.
— Не надо!
Под лезвием ножа лопнул ремень.
— Я правда не знаю!
Кто-то старательно разрезал мои джинсы.
— Прошу вас!
— Думай, Бо!
Я уже ничего не соображал.
— Дай мне отвёртку, — попросил тот, кто разрезал мне джинсы.
— Кто её потом мыть будет? У тебя нож есть, — ответил ему ещё кто-то.
— Давайте быстрее, — потребовал старший.
И тут раздался какой-то писк. Поднялся гвалт. Человек, сидевший на мне, вскочил. Мои мучители заметались по комнате. Топот ног. Хлопки выстрелов.
И разорвавшаяся в один миг тишина.
3
Чем нужно выкрасить стены, чтобы они казались отлитыми из железа? Мне было ужасно холодно. Руки были свободны. Рот ничем не забит. Но надо ли обматывать человека верёвками, чтобы он чувствовал себя связанным?
Пустой стол. К столешнице привинчена лампа. И ни одного окна в помещении. Я сидел на жёсткой табуретке. Всё моё тело ломало от боли. Я рассматривал бордовые полоски на запястьях, пытаясь отвлечься от боли.
Дверь открылась. В комнату зашёл человек в костюме такого же цвета, как стены. Он коротко кивнул и сел за стол.
— Боуи? Как вы себя чувствуете? — спросил он голосом и сел за стол, положив перед собой тонкую папку. — Вы позволите к вам обращаться по имени? У меня всего лишь пара вопросов, потом вас отвезут домой.
— Что с Верой? — спросил я, прочищая горло.
— Рейс задержался на три часа. Она успела.
Человек в костюме раскрыл папку и участливо улыбнулся.
— Она улетела? — спросил я.
Он вдруг перешёл на логомысли.
— Когда мы связались с ней, она уже была в Дании. Вы можете ни о чём не беспокоиться.
— Спасибо!
Я видел соединение с ним, но никакой идентификации, ни должности, ни имени. Одни цифры. Он как Нептун насылал на меня волны спокойствия и эмоционального равновесия, одна другой больше. Он источал дружелюбие. Его логомысли были приятны на приём.
— Где я? — спросил я.
— Вы не должны беспокоиться, — последовал ответ. — Вам будет оплачено лечение. Помимо этого, мы позаботимся, чтобы на ваш счёт была зачислена компенсация за моральный и физический ущерб, нанесённый этими варварами.
— Что вам нужно? — спросил я вслух.
Он снова улыбнулся.
— Я понимаю, Боуи, что вы сейчас не расположены к общению.
— Я всего лишь конструктор, — обречённо повторил я, опасаясь, что разговор продолжится в том же духе, что и прежде.
— Мы не требуем ничего сверхъестественного. Я хочу вам рассказать, почему эти люди напали на вас.
— Они больше не придут?
— Все они нейтрализованы, — заверил меня он. — Вам не нужно беспокоиться, поверьте. Вы под защитой. В полной безопасности. Какое-то время ваш дом будут охранять наши люди…
— А это необходимо? — спросил я.
— Пару недель. Чтобы убедиться, что вам ничего не угрожает.
Я растёр лицо.
— Эти люди, Боуи…
— Зовите меня Бо. Пожалуйста.
Мой собеседник с готовностью кивнул и продолжил:
— Эти люди, Бо, хакеры. Террористы. Ваш клиент Боттичелли Шварцман, наряду с несколькими сотнями совершенно случайных людей, попал под тестовую рассылку опаснейшего вируса. Все, получившие заражённое сообщение, были убиты в течение суток, после его получения.
— И что же это за вирус? — спросил я.
— После получения письма с вредоносной программой, с коннектора снимаются все защиты и блокировки. Канал оголяется для любых сообщений. А при активации вируса начинается приём сообщений со всех близлежащих каналов… — он вопросительно посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я понимаю, о чём речь.
— То есть… как только это произойдёт, мозг человека разорвёт, правильно? — ответил я.
— Совершенно верно.
Мне стало не по себе, но, когда его слова дошли до меня, у меня отлегло от души.
— Как хорошо, что у меня его не было, — с облегчением проговорил я. — Слава богу! Слава богу, что всё закончилось. Тогда что? Всё? Можно идти?
Его губы растянулись в тонкой, вежливой улыбке. Я напрягся.
— Нет?
— Бо.
— Нет, я серьёзно, правда. Тогда ведь и меня бы убили, правильно?
Мужчина напротив не торопился отвечать.
— Но я ведь не получал этот вирус. Да? Ведь так? Или это тот файл, что они искали? — я забегал глазами. — У меня ведь ничего не было.
Он выжидал. Я суетился ещё больше.
— Если бы я был потенциальный разносчик чумы, почему я до сих пор жив? Это ведь не логично. Так? Нет? Почему вы молчите?
Он прочистил горло.
— Похоже, господин Шварцман, единственный из всех, сумел понять, что это за вирус. Он попытался предотвратить активацию программы, но не смог.
Я пожал плечами.
— Мне кажется, он не из тех людей, которые способны что-то предотвратить.
— Вот поэтому он мог искать помощи у вас, — его стальные глаза упёрлись в меня.
— Но…
Он не дал мне продолжить.
— Вы были последним, с кем господин Шварцман контактировал. Я рассказываю это для того, чтобы вы поняли всю ответственность, которая сейчас лежит на вас, Бо. Возможно вы — единственный обладатель этой программы.
Вдруг осознав, какое оружие могло оказаться у меня в руках, я оторопел. Но тут же стал яростно защищаться.
— Почему вы так уверены, что она у меня? — чуть не прокричал я. — Мне некогда было с ним говорить. У меня был сложный разговор с моей девушкой. Мне было не до него, понимаете? Он попросил переделать конструкцию упаковки для пива. Это всё. Мы больше ни о чём не говорили.
Человек в костюме поджал губы.
— Мы точно знаем, что ваш друг скопировал и спрятал её. Сейчас мы не обсуждаем, зачем он это сделал. Важнее другое. Вы были последним человеком, с которым он контактировал перед своей смертью.
— Вы думаете, она здесь? — я постучал пальцем по голове.
Мой собеседник был серьёзен.
— Мы рассчитываем на вашу помощь.
— Но что я должен сделать? — недоумевал я. — Те люди, что напали на меня, тоже требовали от меня этот файл. Но даже если бы они меня начали пытать, я бы не смог ничего им дать. Вы ведь уже просканировали всю нашу переписку.
— Господин Шварцман был человеком одиноким, — проговорил он.
Я стал закипать.
— Возможно. Откуда я могу знать? Он просто мой клиент. Не более того.
— Судя по его записям, да и по разговорам с вами, он считал вас другом.
Я развёл руками.
— Что ж, я очень польщён.
— Только вы можете знать, в каком виде он мог записать этот файл и где он находится сейчас.
— Я бы рад помочь, но я даже представить не могу, куда он его мог задевать. Может быть какой-нибудь облачный сервис?
— Мы уже их проверили.
— Тогда не знаю. Других идей у меня нет, — признался я. — Если честно, у меня сейчас есть более важные вещи. Мне нужно разобраться со своими отношениями.
— Вы можете представить масштаб угрозы, которую мы пытаемся предотвратить? — в его голосе послышались металлические нотки.
— Могу я пойти домой? — раздражённо спросил я. — Если у меня будут какие-то мысли, обещаю, что свяжусь с вами.
Мой собеседник сомкнул брови.
— Боюсь, я начинаю сомневаться в том, что вы хотите нам помочь, — проговорил он с угрозой.
Я усмехнулся. Меня стало раздражать это давление.
— Это мало похоже на просьбу о помощи. Возникает вопрос, останусь ли я жить, если помогу вам?
— Вы переходите на грубости.
— Я ведь даже не знаю, кто вы.
— Мы те, кто ежедневно заботится о вашем покое, — ответил он. — И смею напомнить, что мои товарищи спасли вас.
Я рассмеялся.
— Давайте начистоту. Меня спасли только потому, что я вам нужен. Разве не так?
— Ясно, — проговорил мужчина в костюме и замолчал.
Я вдруг отчётливо ощутил вакуум, образовавшийся вокруг, и слабое дуновение смерти. Первый раз в своей жизни я почувствовал, что могу умереть. Мне стало не по себе. Да что там! Мне стало жутко.
Cобирался ли я вставать перед каким-то выбором? Меня ведь обычно всё устраивает в жизни. Я умею обходить острые углы. Свой курс по полотну существования я умел прокладывать так, чтобы избегать проблем. Я совершенно не конфликтный человек. Я найду компромисс в любой ситуации. Я уступлю, лишь бы не ругаться. Зачем нужны все эти сложности?
Может быть, сейчас именно такая ситуация, когда не следует проявлять свой гонор? Меня просят о помощи, а я выделываюсь.
Человек напротив продолжал сверлить меня стальным взглядом. Кого бы он ни представлял, за ним была сила и аппарат принуждения. Просто он пока не показывал мне свои возможности устрашения. Он был вежлив со мной. Он меня жалел. Он тратил на меня драгоценное время. А мог бы поступить совсем иначе, и весь мой апломб испарился бы за считанные секунды.
Чего я хочу? Все мы желаем счастья, сытости и отсутствия проблем. Но что я хочу сейчас? Я хочу домой. Я хочу дозвониться до Веры. У меня простая жизнь, в которой итак хватает сложностей. Зачем же её усложнять?
Мы продолжали смотреть друг на друга. Человек в костюме цвета стен и такими же стальными глазами, и я — облако плоти, которое может растаять в момент, когда терпение моего собеседника закончится. Моя свобода и моя жизнь в его руках.
Мы все так уверены в том, что управляем своими жизнями, что мы вправе делать собственный выбор. Нам это внушали с самого рождения. Но в реальности у каждого из нас свобода заканчивается, тогда, когда мы сталкиваемся с подобными людьми. Мы просто наивны как дети.
Мне стало гадко от осознания этого. В голове возник образ стада овец, направляемых овчарками. Я поспешил избавиться от него, но мой собеседник уже считал его. Его губы растянулись в тонкой улыбке.
— Я согласен, — робко проговорил я.
— Это правильный выбор, — с удовлетворением ответил он.
— Что нужно делать?
— Сейчас мы с вами поедем на квартиру господина Шварцмана, и вы поможете нам найти файл, — сказал он.
— А потом?
— Потом вас отвезут домой. Всё очень просто. Ничего не нужно усложнять.
4
Ботя жил в высотке на берегу небольшой речки. Обычный дом, зато зелёный тихий район. Всего несколько домов, окружённых со всех сторон лесом и забором с пропускным пунктом.
Меня сопровождали трое. На тот случай, если вдруг я выкину какой-то сюрприз. Ведь я им могу подарить доступ к оружию будущего. Безопасного для окружающей среды и совершенно не затратного в производстве. Что и говорить, этот вирус — гениальное оружие! А я могу всё испортить.
Я сидел, зажатый с обеих сторон могучими телами, мне хотелось смотреть в окно. День был прекрасный, было солнечно. Листья только повылазили после затяжной и промозглой весны, окропив ветви деревьев зеленью.
Дома у Боти я был всего один раз, и мне его квартира понравилось. Как и сам жилой комплекс. Только сейчас я подумал, что, может быть, мой клиент и вправду считал меня другом. Ведь не приглашают клиенты своих исполнителей к себе домой. Не пьют пиво вместе и не слушают музыку.
А ведь тогда мы даже толком не говорили. Какой из Боти собеседник?
В голове зазвучала непринуждённая музыка. Та самая, что мы слушали в тот вечер.
Я перехватил взгляд человека в тёмном костюме.
— Вы что, можете и мои воспоминания сканировать? — спросил я вслух.
— Почему вас это смущает?
— Я не знал, что такая технология существует.
— Мы имеем право просматривать ваши мысли и воспоминания, когда это касается национальной безопасности, — ответил он.
— То есть всё, что я сейчас представляю, вы видите?
— Нет конечно, — ответил он, и я сразу понял, что это ложь.
Я посмотрел в окно. Мы ехали по территории комплекса, утопающей в зелени.
— Эх! Если бы всегда было лето! — я кинул мысль стальному костюму.
Он сдержанно улыбнулся.
— А так хочется, да? — продолжил я. — Чтобы всегда было солнышко и тепло. И лёгкий ветерок. Чтобы не было жарко.
Он едва заметно кивнул.
— Можно остановиться? Сейчас будет маленький пруд. Мы гуляли здесь, — соврал я.
Мой визави прищурился, чувствуя подвох.
— Если вы считаете, что Шварцман мог спрятать файл, вам не кажется, что он мог это сделать не в квартире? — предположил я.
Мужчины, сопровождающие меня, переглянулись.
— Физический носитель? — спросил стальной костюм?
Я глянул в окно. Мы проезжали мимо пруда.
— Тормозни, — приказал он голосом водителю.
Здесь дорога подходила совсем близко к берегу. День был будний, никого вокруг. Одинокие приземистые сосны сползали к воде. Поколыхивалась налитая соком, но ещё не высокая трава. И над всем этим великолепием носился медовый ветер.
Сопровождающие выстроились цепью позади меня, будто боялись, что я убегу от них, и тревожно озирались вокруг. Я же стоял у самой кромки воды и щурился на солнце, прячущееся за кронами деревьев, и наполнял лёгкие ветром. Словно про запас.
— Ну? — раздался позади голос старшего.
Я обернулся.
— Есть какие-то идеи?
У Боти было дурацкое качество. Он во всём был досконален, кроме одного. Он так и не научился нормально конвертировать мысли в файлы. Поэтому, время от времени, посылая даже какую-нибудь ерундовую мыслишку по работе, он умудрялся прицепить к ней какой-нибудь мыслеобраз или даже документ.
Зная его натуру, я всё это барахло удалял, но удалял в отдельную корзину, которую завёл на почтовом ящике в Сети. На тот случай, если он вдруг пошлёт что-нибудь важное, а потом будет искать. Потому что так уже бывало.
Почему я об этом не вспомнил, когда меня мучили хакеры, ума не приложу? Неужели я так перепугался, что напрочь забыл об этом, сознательно созданном хранилище? Почему отключилась элементарная память? Ведь это могло стоить жизни и мне, и Вере!
Или это было Провидение?
Умышленное затмение разума, чтобы уберечь меня от передачи вируса хакерам или… кому бы то ни было…
Я старался избегать мыслеобразов и внутреннего монолога. Никаких структурированных слов. Всполохи мыслей если и прочтут, то сделают выводы не сразу. От этих скачков, конечно, избавиться невозможно, но главное для себя я понял.
Вера жива. Она, конечно, никогда не вернётся сюда. Да так ли это важно, в конце концов! Будущего у нас нет. В этом виноват, безусловно, только я. Потому что не повзрослел и вряд ли когда-либо смог бы. Потому что не борец. Не победитель.
Я не покоритель вершин, нужно в этом признаться.
Во мне нет внутреннего стержня.
— Бо?
Я оглянулся назад.
— Сейчас. Ещё минутку.
— Вы ищете?
— Думаю.
Всё равно, глупо всю жизнь заниматься какими-то дурацкими коробками. Это, что ли, моё предназначение в жизни? В чём оно? Я ведь никогда об этом не задумывался. Оно не отнимало много сил и приносило какие-то деньги. Не более того. Есть ли у моей жизни хоть какая-то ценность? Даже для меня самого, что уж говорить об окружающих! Наверное, нет. И вообще, это не жизнь, а существование. Более или менее комфортное. Но не более того. Я самый обычный, среднестатистический потребитель.
И вот судьба преподносит сюрприз. На! Вот тебе возможность обрести смысл жизни. Сделать что-то достойное. Хотя бы один-единственный раз. Перестать быть частичкой общей липкой массы.
Откуда вообще в моей голове появились подобные мысли? Я словно очнулся ото сна.
Неужели эти хакеры, хорошенько настучав мне по голове, что-то сдвинули в ней, и мой мозг начал генерировать подобные идеи? А, может, это вирус, попавший единожды в мою голову, снял барьеры, не позволявшие мне мыслить? И именно этим он опасен?
Что, если так? Если я прав, то, активировав его, я могу запустить пандемию разума на планете. И люди начнут не умирать от него, а просыпаться. Не гибнуть от упавших барьеров, а начинать осознавать, где они находятся, и что происходит с ними.
Если я прав, тогда я не погибну моментально.
Я буду жить. Но недолго.
Люди, стоящие за мной, остановят меня во всех смыслах.
Как они остановили Ботю. Ха! Кто бы мог подумать, что мой клиент Ботя Шварцман, прожжённый бизнесмен и сухарь, осознал, что попало к нему в руки, и решил что-то с этим сделать!
Вот, что они имели в виду, когда говорили, что он понял опасность вируса.
Он понял то же, что и я, и, считая меня единственным другом, послал эту программу мне, чтобы я мог её активировать, так как он просто не понимал, как это сделать правильно. Получается, он — герой.
А я?
По воде пробежала водомерка. Я проводил её взглядом и вернулся к своим мыслям.
То есть в любом случае, умру я сразу после активации или нет, это смерть.
Как странно. Здесь, стоя у воды, в прекрасном парке, в жилом комплексе, где мне никогда не светило жить, я могу сделать что-то стоящее. Как Ботя.
Но ведь этого никто никогда не оценит.
Тогда зачем это делать?
Почему не помочь этим милым людям дальше держать нас в комфортной тюрьме?
О, как я заговорил! Значит решение принято?
Значит, так!
Почему же мне не страшно? Почему не дёргаются жилки на икрах, почему не скручивается прямая кишка и не вибрирует нижняя челюсть. Разве момент истины не должен быть ужасающим? Или великие дела совершаются в скучной обыденности?
— Бо?
Они, конечно, проследят сигнал. Но им не успеть.
— Секунду.
Я зашёл в Сеть, три шага до ящика. Пароль автоматически. Что мне скрывать? Вот оно! Старый архивный файл. Я уже миллион лет таких не видел.
Когда ругался с Верой, даже не заметил, что призыв Боти содержал вложение. Оно, как и все случайные файлы, благополучно перекочевало сюда, где я хранил весь мусор, поступающий от него. Просто я не знал, что он посылал мне этот файл намеренно.
Оглянулся. Бегут. Шагов десять. Успеваю.
Копирую и стираю из папки. Больше этого файла нигде нет. Только в моём мозгу. Пять.
Активирую.
Слышу за спиной топот ног.
Делаю рассылку по своим контактам.
Они близко!
Пошло.
Меня валят на землю.
Барабанные перепонки лопаются. Голоса и картины со всех сторон. Вселенская какофония! Кровь из ушей.
Сопение. Они выкручивают мне руки.
Зажмуриваюсь. Сейчас всё закончится.
Щелчок. Боль в суставах почти не ощущается.
Лавина образов и звуков стихла. В голове ничего, только собственные мысли.
И самодовольное кваканье лягушек.
Меня поднимают.
Порывы ветра. Далёкий гул автострады. Жужжание мух.
И ни одного постороннего движения в голове — мой коннектор напрочь сломан.
Человек в стальном костюме бьёт меня по лицу. Он в отчаянии. А я хохочу. Хохочу, и слёзы сочатся из глаз. Мне дико, ужасно смешно. Потому что нет ничего прекраснее на земле, чем это безудержное, радостное пение лягушек!
⠀
20 мая 2007 года
Мозговой штурм
Это был обычный офис. Только непривычно тёмный и какой-то неряшливый. Тут и там валялись бумаги, листочки, скрепки, карандаши, какой-то непонятный мусор, не поддающийся идентификации. Крышки столов покрывали липкие штампы от донышек кружек — кое-где получались чуть ли не олимпийские кольца. Клавиатуры представляли собой жуткое зрелище. Ладно, они хоть были чёрными. И вообще, чёрный цвет в офисе преобладал. Чёрные стулья, чёрные мышки, чёрные мониторы, окна и те были тонированные, непроницаемые, будто за ними — непроглядная тьма. Мрачно.
Офис состоял из двух комнат. В маленькой гнездился шеф. Сейчас его не было — ушёл на совещание. В общей сидели все остальные. Ближе к входной двери громоздились два стола, приставленные друг к другу. За ними трудились Найджел и Кристоф. Майк сидел у стены напротив. Его стол, побольше других, стоял отдельно — Майк дольше всех здесь проработал. Роману стол ещё не выделили — он только появился. Это был его первый день.
— У тебя, наверное, от всего этого голова идёт кругом? — спросил Майк, покачиваясь на стуле.
Роман в задумчивости растирал горло.
— Честно говоря, до сих пор прийти в себя не могу.
— Ничего, — Майк белозубо улыбнулся. — Работа специфическая, но, если котелок варит, справишься.
Новичок с сомнением оглядел комнату.
— Ты русский? — спросил Майк.
— Да.
— У нас русских мало. Они в основном в технических службах. Из Москвы?
— Нет. Только про медведей меня не спрашивай, ок?
В кабинет влетел шеф. Пронёсся по комнате — и к себе. Майк присвистнул.
— Готовься, — подмигнул он Роме. — Щас отымеет так, что жопа будет дымиться.
— Все в переговорку! — проорал шеф.
— Пошли, — Майк поднялся.
Роман двинулся за ним. Найджел и Кристоф пристроились в хвосте.
— Давно тут? — спросил Рома.
— Прилично, — с достоинством ответил Майк. — Здесь долго не задерживаются. Горят на работе, — он многозначительно улыбнулся. — Меня в прошлом году хотели к телевизионщикам перевести, да Фальстом не дал. Который год уже у него сижу.
— Ценит?
— Думаешь, он скажет? Живой, и то хорошо. Из стариков только я остался. Какое-то время вообще один работал. Пока Найджел не пришёл. Кристоф-то у нас недавно…
— Он француз? — Роман кашлянул.
— Не, бельгиец. Но ничё, прикольный чувак. У него своё агентство было. Дизайном порносайтов занимался.
— Тогда почему он здесь?
— Да хрен его знает. Я чё-то не спрашивал.
Шеф уже сидел в переговорке, разложив перед собой бумаги, и смотрел зверем. Ребята сели напротив него.
— Найджел, дверь закрой, — сказал Фальстом и обвёл всех багровым взглядом. — Так.
Все притихли. Повисла нехорошая пауза. Роман пытался совладать с приступом кашля.
— Как вы знаете, я только что был на совете директоров, — прогремел шеф. — И по полной программе получил за работу нашего отдела, — он сделал ещё одну красноречивую паузу. — Мне надоело выслушивать, что моё подразделение работает хуже всех. Мы уже третий год по результатам на последнем месте. И что? Вы думаете, это так всегда будет продолжаться?
Все молчали. Он подался вперёд.
— Что молчите? А? — он начал наливаться краской. — Хоть одну нормальную идею вы родили за последнее время? Это, мать вашу, не торговля вибраторами. Потеть не надо, только думать. А вы что? Забыли, что ли, как вас сюда брали? Ты забыл, Кристоф?
— Нет, — Кристоф опустил глаза.
— Я не слышу.
— Нет, — громче сказал тот.
— Как ты валялся в ногах у эрцшурера, умоляя тебя не отправлять туда, где тебе самое место. Забыл? Снова тебе туда экскурсию устроить?
— Не надо. Я помню.
— А ты, Майк? Что ты ухмыляешься? Считаешь, раз ты когда-то там что-то придумал, ты пожизненный герой?
Майк помрачнел.
— Я не что-то там придумал.
— Что ты там вякнул? — Фальстом сдвинул брови. — Тоже на экскурсию захотел? Так я устрою, не сомневайся. Вон у нас Роман как раз на днях туда едет, так что отправишься с ним.
Майк покраснел.
— Я…
— Поздно, дорогой. Доулыбался, — шеф перевёл дыхание. — Все отделы как отделы. У всех прорывы. Идеи фонтанируют, как сперма в немецкой порнухе. Слушаешь — не нарадуешься. Наладить обмен порно на фотки убитых иракцев придумал пацан, который работает у интернетчиков всего месяц! Каково, а? А вы тут сидите, штаны протираете! Говнюки!
Парни сидели опустив головы.
— Мне плакать хочется, когда я слышу, как работает интернет-отдел. Посмотрите, насколько виртуозно они отслеживают вкусы потребителя. Всё чётко сегментировано. Любишь пидоров? Пожалуйста. Детское порно? Вот ссылочка. Нравится смотреть, как лижут колготки? Нет проблем. Красота! И при этом в каждом разделе несколько фото из других разделов. Всё сделано, чтобы человек развивался! Вот это маркетинг! А у нас?
— Работал бы я у них, я бы тонну таких идей предложил, — обиженно сказал Кристоф.
— Там таких гениев, как ты, двести человек. И все работают, стараются. Пердят от напряжения! Выискался тут умник! Кто бы тебя туда взял? Ты тут-то ни хера сделать не можешь. Да и кем ты себя возомнил? Биллом Гейтсом? Рисовать каждый может.
Кристоф посмотрел на него исподлобья. Фальстом покачал головой.
— Как развивается телеотдел! Проекты один другого краше. Короче, так. Я с вами, дегенераты, разговариваю в последний раз. Если к пятнице у меня не будет хотя бы одной приличной идеи, с прописанным планом, проектом бюджета и тому подобным, вы, говнюки сраные, будете уволены. Понятно?
— Разрешите сказать, — поднял руку Найджел.
— Да, — шеф перевёл на него тяжёлый взгляд. — Говори.
— Не сочтите мои слова наглостью. Но я всё-таки хочу заметить, что мы работаем в очень узкой области.
— Да что ты говоришь! А я-то и не знал.
— Пожалуйста, дослушайте меня. Почта — это всё-таки не телевидение…
— Так, — прервал его начальник. — Если я ещё раз услышу такие разговоры, хоть от кого, пощады не ждите. Меня не волнует, что ты там думаешь про канал коммуникации. Если он есть, он должен работать! Дискуссии окончены. Срок — пятница.
* * *
— Да-а, — протянул Рома. — Не хило.
Они шли по коридору. За стеклянными дверями тянулись бесконечные отделы.
— Не говори, — согласился Майк. — Отымел на славу.
— На экскурсии страшно?
Майк посмотрел на него и серьёзно ответил:
— Жутко.
— Огонь, черти?
— Да какое там! Это всё сказки для идиотов. Там полный капец. Полнейший.
Они вернулись в отдел.
— Ну что? — Майк посмотрел на коллег. — Сразу засядем за штурм или будем ждать до четверга, чтобы уж наверняка?
Найджел плюхнулся в кресло и задрал ноги на стол.
— Есть виски или водка?
— Фальстом позавчера всё выпил, — ответил Кристоф.
— Ну дык чё, парни? — напомнил о своём вопросе Майк.
— Дай нам отойти, — попросил Найджел.
— Да, пистон был хороший, — Кристоф почесал макушку. — Долго не забудется.
— Да ладно вам, — махнул рукой Майк. — Каждый раз так.
— Удивляюсь, как вы вообще после этого работаете, — усмехнулся Рома.
— Так и работаем, чё делать, — развёл руками Найджел.
— Мотивации никакой, — вздохнул Майк. — Блин, достался же в начальники дебил!
— У других лучше? — спросил Рома.
— У нас у одних такой болван, — ответил Найджел. — Я вообще не понимаю, как его ещё держат.
— Какой начальник, такой и отдел, — пошутил Кристоф.
— Ты бы видел Прайса, — сказал Майк. — Он шеф развлекательного отдела у телевизионщиков. Приятный человек. Умный. Поговорить с ним можно.
— Что ж он тут делает такой? — засмеялся Рома.
— Ну, как и все, не ангел. Педерастия, совращение малолетних. У них там это дело привычное.
— А я слышал, он какого-то мужика завалил, — добавил Кристоф.
— Да какая разница! Все мы тут… — пробурчал Найджел.
Помолчали.
— Мне ничего в голову не приходит, — пожаловался Кристоф. — Действительно ведь ничего не можем родить.
— Тема неблагодарная, — покривился Найджел. — Ещё бы в сельское хозяйство нас засунули.
— Не согласен, — возразил Майк. — А генетически модифицированная еда? А программа по борьбе с голодом в Африке? Хорошие идеи. Вот бы нам что-то такое. Или мы не маркетологи совсем? — он улыбнулся.
— У тебя такой энтузиазм, будто ты думаешь, что тебе позволят сидеть здесь вечно, — Найджел скомкал листок бумаги и метко запустил его в урну.
— Я буду использовать любую возможность. А ты, если хочешь, можешь пожаловаться Фальстому, что устал, и он отправит тебя на разборку на раз-два.
— Да и ладно, — отозвался тот.
Майк покачал головой.
— Надеюсь, Рома, ты у нас не такой пессимист. Нам здесь нужны активные люди.
Рома прокашлялся.
— Буду стараться.
— Вон, садись в угол, — Майк кивнул в сторону незанятого стола. — Давайте все пока накидаем идеи. Через час сядем и обсудим.
— Эх, погулять бы щас, — мечтательно вздохнул Кристоф.
— Кто тебя выпустит? — Майк укоризненно посмотрел на него. — Сиди давай, думай.
* * *
Через полчаса Майк посмотрел на парней.
— Ну что? Как с идеями?
— Туго, — Найджел потянулся и с трудом подавил зевоту.
— Что-то не прёт сегодня, — поддержал Кристоф и тут же бросил мышку на стол. — А где этот?
— Кто? — Майк поднял на него глаза.
— Фальcтом.
Майк пожал плечами:
— На совещании каком-нибудь.
— А ты что, соскучился? — усмехнулся Найджел.
— Мне нужна мотивация, а он всё бухло выжрал. Я не могу работать в таких условиях!
— Могли бы поставить для ценного специалиста джакузи и насыпать ему кокаина в подол, — Найджел подавил смешок.
Он уже сидел в наушниках, пялясь в монитор, и топал в такт музыке ногой.
— Между прочим, это не самая плохая идея. Я креативщик или как?
— Да никак! В том-то и дело, — Найджел растёр руками лицо и с силой поморгал красными глазами.
— А где здесь спят? — спросил Рома.
Остальные обернулись на него. Найджел даже снял наушники.
— Он чё, первый день, что ли? — спросил Майка Кристоф.
— Ну, первый, — подтвердил Рома.
— Охереть! — Найджел снова надел наушники.
— Роман, тут не спят, — проговорил с расстановкой Майк.
Рома обвёл коллег взглядом.
— Вообще?
— Вообще.
— Здесь всё по-другому, родной! — усмехнулся Кристоф. — Это ад, чувак. Ад.
* * *
Все сидели молча, сосредоточенно уткнувшись в мониторы. Только слышались нервные постукивания по клавишам. Майк печатал быстро, дробью. При этом легко. Ему бы за рояль, пассажи наигрывать. Кристоф, наоборот, долбил по клавиатуре так, что она подпрыгивала на столе. Найджел грыз ручку и отбивал ногой такт гремящей в его ушах музыки.
— Найджел, перестань топать! — прокричал Майк. — Мешаешь.
Тот покосился на него, сдвинул один наушник вбок.
— Что?
— Ничего! — Майк одарил его раздражённым взглядом.
— Что ты там хоть слушаешь? — повернулся к коллеге Кристоф.
— Slayer.
Кристоф брезгливо поморщился:
— Как может чёрный слушать металл? Не понимаю.
— Что тебя не устраивает? — отозвался Найджел.
— А где вот это ваше? — Кристоф растопырил пальцы и стал раскачиваться на стуле, имитируя движения рэперов.
Его ужимки не произвели впечатления на коллегу.
— Ну а что ты там в своём Париже слушал? — спросил он.
Лицо Кристофа изменилось.
— Я из Бельгии, а не из Франции. Но ты разницу вряд ли уловишь.
— Да? И где это вообще? — съязвил американец.
— Пошёл ты в жопу! Слушай дальше своё говно.
— Сам иди!
— Так! Заткнулись оба! — рявкнул Майк.
— Он мне мешает, — пожаловался Кристоф.
— Если бы ты работал, тебя бы ничего не отвлекало, — парировал Майк. — Сядь и молчи.
В офисе снова воцарилась тишина. У Ромы икнул мессенджер. Он удивлённо развернул чат.
«Тук-тук».
«Тук», — ответил он.
«Ты кто такой, Рома?» — спросила некая Бьянка.
«Чел».
«И я чел. :)», — написала она.
«Прекрасно».
«Ага. То есть ты один из тех, кто не верит, что люди встречаются неслучайно?»
Рома три раза перечитал её вопрос и нехотя набил ответ:
«Ну допустим».
В ответ прилетели хохочущие смайлики.
«Не хочешь общаться?»
«Если честно, нет настроения. И вообще, откуда я знаю, кто ты. И чего ты хочешь».
«А ты чего хочешь?» — последовал ответ.
Рома посмотрел перед собой.
«Что молчишь?»
Он хотел нагрубить в ответ, чтобы девушка отвязалась, но не решился и написал:
«Как и большинство людей, я этого не знаю».
«Ответ наблюдательного человека. Хочешь, скажу, чего я хочу?»
Загадочная собеседница будто намеренно не замечала его холодности и продолжала общаться легко и свободно. Это невозможно было не почувствовать. К тому же адресованный ему ненавязчивый комплимент смягчил его.
«Давай», — написал он.
«Я хочу смеяться и улыбаться, как сейчас. Никогда я столько не смеялась, как сейчас».
Рома глянул на своих коллег и вновь прочитал ответ Бьянки.
«Значит, ты счастлива?» — спросил он.
«Очень!»
Он поджал губы и понимающе покачал головой.
«Здорово!»
В ответ прилетел розовощёкий улыбающийся смайлик.
«Как ты можешь чувствовать себя счастливой здесь?» — с сомнением написал он.
«Здесь?»
Он не решился уточнять и сменил тему:
«А почему имя итальянское?»
«Какое дали».
«Бьянка значит „белая“?»
«Аха! Я как пушинка — белая и лёгкая».
«И что ты делаешь?»
«Парю».
«Летишь по жизни?»
«Ну. Почти. Лететь — это ведь двигаться куда-то целенаправленно. А я как снежинка — то туда, то сюда».
Он улыбнулся.
«Куда понесёт, да?»
«Ну или куда захочу повернуть в данный момент. Вот видишь, повернула к тебе».
«То есть ты можешь делать всё что хочешь?»
«Ага».
«Значит, ты свободна», — с некоторой грустью резюмировал он.
«Канешна. Все свободны, Рома».
«Все?»
«Все!»
В кабинет зашёл Фальстом. Рома на всякий случай вырубил чат.
— Роман, зайди, — позвал шеф.
Рома поднялся и прошёл к нему в кабинет.
— Садись.
— Спасибо.
Шеф поднял на него глаза:
— Здесь спасибо говорить не принято.
— Понял.
— Так, ты у нас первый день, — босс посмотрел в компьютер. — Я поговорил с твоим эрцшурером. Он до конца недели готов подождать. В субботу поедешь на экскурсию. Ну, это при условии, что вы в пятницу представите мне хорошие идеи.
— Понятно. Мы живём здесь?
— А ты думал, я тебе пентхаус сниму?
— Вы бы мне рассказали, что здесь и как, а то я пока плохо ориентируюсь.
— Вот в пятницу и расскажу. Если будет в этом смысл.
— Хорошо.
— Ещё есть вопросы?
— Мы готовим предложения только по своему рынку?
— Да. Только по нему. Почта, логистика. Мне нужен прорыв. Предложишь хорошую идею — займёшь место Майка.
— А Майка куда?
— Куда надо. Всё понял?
— Да.
— Пошёл.
* * *
Рома вернулся к компьютеру.
— Почта, почта, почта… Ничего в голову не лезет.
Что бы ни происходило в жизни, Рома всегда старался адаптироваться. Жизнь научила его выживать при любых обстоятельствах. Раз уж нужно было встраиваться в новые реалии, он просто на автомате стал это делать.
Голова заработала. Он стал накидывать идеи одну за другой.
— Думай, думай, — бросил Фальстом, проходя мимо. — Хорошенько думай! — и вышел из офиса.
— Ну что, может, поделитесь наработками? — крикнул Майк через полчаса.
— Да не густо их, — отозвался Кристоф.
— Хреновые вы криейторы! — засмеялся Майк.
— Сам-то!
Казалось, никто не хотел начинать первым.
— Ладно, давайте я, — произнёс Рома негромко.
Все развернулись на стульях к новичку и с интересом посмотрели на него.
— В порядке бреда, — предупредил тот.
— Говно вопрос, — хмыкнул Майк.
Рома прокашлялся.
— Первое. Можно изобрести такую упаковку для бандеролей, чтобы она не пропускала запахи. Можно будет наркоту в ней пересылать или уши отрезанные.
Парни заржали.
— А как ты это обоснуешь? — хмыкнул Найджел.
— Погоди, — остановил его Майк. — Это потом придумаем. Пока идеи в чистом виде нужны. Давай дальше, Рома.
— Можно клей для марок сделать ядовитым.
Они снова загоготали.
— Соображает! — сказал Кристоф Найджелу, указывая взглядом на Рому.
Тот продолжил:
— Бумага. Я вот вспомнил, что постоянно ею резался в офисе. Можно конверты сделать с острыми частями.
— Нормально, — согласился Майк. — Что-то ещё?
— Пока всё.
— А у вас? — Майк повернулся к Найджелу.
— Можно на конверты нанести такой рисунок, типа орнамента, чтобы при беглом взгляде возникала надпись «Неудачник!».
— Клёво!
— Надписи могут быть любыми. «Тебе изменяет жена», «Ты прожил зря» и так далее.
— Это я понял, — кивнул Майк. — А ещё есть что-нибудь?
— Да. Конверты из аллергенной бумаги делать.
— Недурно. Ещё?
— Нет пока.
— Ты, Кристоф?
— Я ничего не придумал, — признался тот. — Зато смотрите, какую я бабу нарисовал!
— Это, конечно, прекрасно, — покривился Майк. — Ты её потом Фальстому, что ли, показывать будешь? Или сразу эрцшуреру?
— Я тебе уже говорил. Не могу пока ничего придумать! — обиженно ответил Кристоф.
— Ладно. Хрен с тобой. Теперь я, — сказал Майк. — У меня, правда, тоже негусто. Итак. Директ-мейл порносайтов. Банально, но почему-то никто из нас до этого не допёр. Ямайские рождественские открытки с марихуаной. Вместо ёлки — ганджубас в мишуре. Текстильщики везде его пихают, почему бы нам такое же не делать?
— Супер! — одобрил Найджел.
— Давно пора! — поддержал Кристоф. — Вообще, я слышал, скоро марихуану везде легализуют.
— Этим другой отдел занимается, — подтвердил Майк. — Короче, дальше. Открытки вообще можно любого содержания делать. Пропаганда нетрадиционного секса, насилия. Будем через стойки бесплатных открыток распространять. Люди на халяву падки.
— Только надо дизайн хороший сделать, — вставил Кристоф.
— Кто о чём, а вшивый о бане, — усмехнулся Найджел.
— Вот ты это и будешь курировать, если что, — сказал Майк Кристофу, чем сильно того обрадовал.
— Я уже представляю макет. Шашлык из младенцев! Прикольно? — Кристоф аж подался вперёд от возбуждения.
Найджел с сомнением почесал щёку.
— Зажаренные, что ли?
— Нет, просто проткнутые. На шампуре.
— Круто, — одобрил Майк. — И луком их ещё посыпать.
— И кетчупом полить! — заржал Кристоф.
Найджел неопределённо крякнул и помотал головой.
— Тебе нравится? — спросил с надеждой Кристоф Майка.
— Да, да. Покатит. Дай я продолжу.
Рома закашлялся.
— Простите.
Никто не обратил на него внимания.
— Так. Дальше. Что я писал? — Майк посмотрел в свои записи. — О, кстати! Открытка: «Ненавижу тебя!»
— Тема! — заулыбался Найджел. — Я бы маме такую послал.
— Да, ещё! Директ-мейл с пробниками анаши. У меня сегодня день директ-мейла, — усмехнулся Майк.
— Всё свой белый порошок никак не можешь забыть? — покачал головой Кристоф.
— Ну а что? Зато какой эффект! — с гордостью сказал Майк. — Ладно, в целом неплохо. Покажем Фальстому, пусть выбирает.
— Ни фига, — запротестовал Найджел. — Не надо. Он же идиот. Он возьмёт самый хреновый вариант, а потом мы останемся виноваты.
— Клиент всегда выбирает худший вариант, — подхватил Рома. — Любой дизайнер подтвердит.
— Ладно, посмотрим, — Майк отложил бумаги в сторону.
* * *
Было далеко за полночь. Умаявшиеся пацаны лежали прямо на столах. Они не спали. Каждый думал о своём. Один на один со своими грехами. Мониторы мерцали в темноте. Роман один сидел за компьютером и отрешённо раскладывал пасьянс.
«Тук-тук. Это я. :)», — написала Бьянка.
Рома обрадовался, увидев её сообщение, и сразу ответил:
«Привет. Не спится?»
«Не-а. А ты что не спишь?»
«На работе задержался».
«Опять грустный?»
«Не грустный, а так. Мыслей много».
«Ты справишься. Я уверена».
«Как ты можешь знать?»
«А вот чувствую, и всё».
«Не знаю. На душе тошно».
«Это временно», — убеждённо ответила она. По крайней мере, он так почувствовал.
«Мне кажется, так было всегда», — написал он, но стёр эту фразу и написал другую:
«Я много жалуюсь?»
«Ты откровенен, вот и всё. Разве это плохо?»
«Удивляюсь, как ты до сих пор со мной общаешься. :) С таким. Я мало шучу, всё время не в настроении. Обычно девушкам с такими неинтересно».
«Да уже как-то надоело ни о чём разговаривать. Так ведь можно и всю жизнь прочатить. К тому же я вижу, что тебе действительно тяжело».
«Разве это видно?»
«Боль сочится через буквы…;) Всё нормально, Рома».
«Спасибо, — написал он и тут же поправился: — Ой! Спасибо здесь говорить не принято».
«Не всё ещё потеряно, друг!»
«Думаешь?»
«Я знаю».
Рома набрал новое сообщение и, помедлив, отправил:
«Обещай, что не перестанешь писать. Ты единственный человек, с которым я могу поговорить. Мне будет тяжело, если ты исчезнешь».
«Странный ты».
«Может быть».
Больше они в этот день не общались.
* * *
С утра снова посыпались идеи. Рождественская тема вдохновила всех. Придумали образ сатаны в костюме Санта-Клауса. Накидали целую серию сюжетов на эту тему.
— Нам вообще можно было бы как-то более концептуально подойти к образу сатаны, — говорил Майк, расхаживая перед пацанами, заложив руки за спину. — Давайте ширить мысли… м-м-м… мыслить шире. Будем тиражировать его образ везде. Он же стильный мужик! Посмотрите, наши парни-имиджмейкеры так клёво постарались, что практически все представляют его как красавца мужчину, в дорогом костюме, с нормальной причёской. Не то что бог. Дед в белом балахоне.
— Дык у бога-то, небось, и отдела такого нет, — заржал Кристоф.
— До сих пор своими крестами машут, идиоты, — отозвался Найджел.
— Ты думаешь, наши дизайнеры зря хлеб едят? — прищурился Майк. — Это ж тоже их работа. Ну да ладно. Развиваю мысль. Нужно использовать наши преимущества. Будем обращаться к женской аудитории.
— Да, сатана — мужик что надо. Бабам такие нравятся, — подтвердил Кристоф. — Галантность и харизма.
— Его так-то давно надо в рекламе одёжных брендов использовать, — добавил Найджел.
— Не наша область, а жаль, — качнул головой Майк. Он посмотрел на Рому, и его осенила очередная мысль. — Кстати! А почему бы нам не выпустить самоучитель по русскому мату? Сколько раз слышал, что ничего грязнее в лингвистике не придумано. Так?
Рома пожал плечами.
— Ну…
— Пусть люди расширяют свой словарный запас. А то они никаких русских слов, кроме «привет» и «перестройка», не знают.
— Это не наша тема. Мы не издательский отдел, — возразил Найджел.
— Херня, — отмахнулся Майк. — Сделаем рассылку с рекламной брошюрой. А потом выпустим самоучитель. И тоже его разошлём.
— В натуре, Майк, ты помешался на своём директ-мейле, — покачал головой Найджел.
* * *
Вскоре от Бьянки пришло новое сообщение.
«Эй!»
Лицо Ромы озарилось улыбкой.
«Как дела? Лучше?»
«Ты написала, и сразу стало лучше», — ответил он.
«:) Всё ещё на работе?»
«Агась. Прикован цепями к офисному столу. :)»
«:-( Интересная работа хоть?»
«Другой нет».
«А почему не поменяешь?»
«Не могу».
«Человек — хозяин своей судьбы».
Рома помрачнел.
«Но не в моём случае».
«А по-моему, всегда».
И снова Рома почувствовал интонацию в её реплике.
«А ты представь, что я в аду. И что я сделаю?» — написал он.
Ответ не приходил несколько секунд.
«Я уверена, ты что-нибудь придумаешь», — наконец отозвалась она.
«Я как во сне, Бьянка. Вокруг что-то происходит, я что-то делаю. Но всё это как будто понарошку. И в то же время я понимаю, что это не сон, не игра. Всё более чем реально. Чёрт! Я, наверное, опять жалуюсь».
«Пожалуйста, верь в себя».
«Но это бесполезно!»
«Выход есть. Иначе не бывает».
Он запустил пальцы в волосы и зажмурился.
— Если бы ты знала, — пробормотал он и написал:
«Конечно. Можно смириться, как-то подстроиться и жить. Вернее, существовать».
«А можно изменить действительность», — ответила Бьянка.
Он усмехнулся.
«Вот это точно нереально. Ты просто не понимаешь».
«Наверное».
Он долго смотрел на диалоговое окно, не зная, как продолжить.
«Ты думал о том, почему так получилось?» — спросила она.
«Миллион раз».
«И что?»
«А то, что уже поздно!»
«Нет, Рома! Никогда не поздно».
Он горько улыбнулся и написал:
«Когда ты в аду — поздно».
«Ты ещё не в аду», — пришёл ответ.
Он огляделся.
— И то правда.
* * *
Наступило утро четверга. Всё было уже придумано, отобрано, просчитано. Оставалось оформить проект. Все четверо были не в настроении. Хмурые, взъерошенные. Смотреть друг на друга и даже двигаться физически не могли. Только один Майк бегал вокруг и покрикивал.
— Давайте вставайте! Сутки остались, а работы ещё дополна.
— Майк, дай дух перевести, — застонал Кристоф.
— Потом будешь расслабляться.
— Да пошёл ты!
— Оставь его в покое, — сказал Найджел. — Бо́льшую часть сделали.
— И что, это значит, надо сидеть?
— Что ты от нас хочешь? Мы и так как бобики пахали три дня без перерыва!
— Мы не успеем! — чуть не взвизгнул Майк.
— Всё мы успеем, если ты не будешь орать, — огрызнулся Найджел.
— Да пошли вы! Роман, помогай мне.
— Я не могу, Майк, — простонал Рома. — У меня горло разболелось.
— Я ведь тебя не петь заставляю.
— Чем тебе помочь?
— Давай ещё накидаем идей. Нам нужно что-то про запас.
— Перед смертью не надышишься, Майк, — Найджел пристально посмотрел на него. — Что ты паникуешь? Успокойся!
— Ты самый умный, что ли? — рявкнул Майк. — Делай, что я тебе говорю!
— Чего ты психуешь, Майк? — удивился Кристоф. — Рехнулся совсем.
— Я не рехнулся, — прошипел Майк. — Я хочу всё сделать нормально.
— А что мы сделали ненормально? — раздражённо спросил Найджел. — Осталось только оформить.
Майк повернулся к нему.
— Фальстому нужен фонтан идей.
— Я слышал про одну хорошую идею к пятнице, — осадил его Найджел.
— Какие же вы, однако, бараны! — Майк аж подпрыгнул на месте. — Вам что, в натуре хочется туда?
— Да всё равно рано или поздно окажемся там, — процедил Найджел.
— Не знаю, как вы, а я не собираюсь, ясно? — Майк пнул по стулу.
— Да тебя используют и выбросят, как дырявый гондон! — Найджел передёрнул плечами. — Ты не звезда, Майк. Ты для них мусор. Потому что все мы здесь мусор.
— Я не мусор!
— Перестаньте, — поморщился Рома.
— Майк, ты что, серьёзно думаешь, что, если будешь рвать жопу, всё изменится? — Найджел прищурился. — Здесь не бывает поощрений. И карьерного роста, кстати, тоже. Ты работаешь за спасибо, а спасибо здесь не говорят, — он криво усмехнулся. — И легче тебе не станет! Так и будешь сидеть здесь до скончания веков и высасывать из пальца такую же муть, как ту, что мы насочиняли. И это в лучшем случае.
— Это не муть!
— А что это?
— Это моя работа!
— Ха! Я поражаюсь этим людям! — Найджел покачал головой. — Готовы приспособиться к чему угодно! Он сидит в аду и воображает, что он на работе.
— Я ничего не воображаю!
— А что ты делаешь? Возомнил себя менеджером у сатаны. Очнись! Ты раб, Майк! Ты сидишь здесь и выдавливаешь из мозгов говно, только потому что боишься попасть туда.
— Что-то ты такое говно придумать не можешь!
— Да я особо и не стараюсь. Не в коня овёс, — он сплюнул через плечо. — То, что для тебя творческий подвиг, для меня фуфло.
— А я вот уверен, что Фальстому будет наплевать, что вы про это думаете, — сказал Кристоф. — Если ему скажут, что это всё не работает, он спокойно отправит нас в самое пекло.
— Отправит и отправит, — отозвался Найджел. — Мне всё равно. А вот наш розовозадый друг боится.
— Да, я боюсь. Потому что я там был!
— Все там были, — спокойно заметил Найджел. — Просто ты почему-то думаешь, что попал сюда по несправедливости. Поэтому боишься сильнее, — он насмешливо осклабился. — Так ведь?
Майк бросил в него скомканный листок бумаги.
— Что ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты заткнулся и перестал строить из себя начальника.
— А если не заткнусь?
— Я тебя успокою, — пообещал Найджел.
Они столкнулись взглядами.
— Сделаю тебе подводку на оба глаза. И будешь ты у нас синеокая Мишель, — добавил Найджел.
Майк бросился на него с кулаками. Найджел увернулся от удара и с силой дал ему под дых. Майк согнулся пополам. К нему в задумчивости подошёл Кристоф и приложил локтем по спине. Майк повалился на пол.
— Чтоб не вонял, — сквозь зубы проговорил Кристоф. — Добавишь? — глянул он на Романа.
— Он мне ничего не сделал.
— А я вот уже не могу его слушать, — улыбнулся Кристоф.
— Ну, суки, я вам это ещё припомню, — прохрипел Майк.
Найджел сел на корточки и приподнял его голову за волосы.
— Ты, Майк, наивный придурок. Думаешь, придёт Фальстом, ты ему что-нибудь про нас напоёшь и он нас тут же накажет? Что скалишься? Думаешь, я не понял, почему вдруг уволили Зака и Марио? Идиот! Как ты не понимаешь, что, даже если мы тебя сейчас на кусочки изрежем, Фальстом нам ни слова не скажет. Потому что даже ему ты надоел.
Майк попытался дёрнуться. Кристоф начал пинать его ногами. Найджел вскочил и присоединился к нему.
— Скотч давай! — крикнул он Кристофу.
Они довольно быстро связали Майка и заклеили ему рот.
— Давай его в шкаф, — скомандовал Найджел.
— Погоди, — Кристоф с удовольствием пнул Майка ещё раз.
— Кристоф, успокойся, — попросил Рома.
— Помогай лучше! — ответил тот.
— Сами с ним разбирайтесь, — Роман сел за стол и обхватил голову руками.
Коллеги с трудом затолкали Майка в шкаф. Закрыли дверцу.
— Уф! — Кристоф вытер пот со лба. — Тяжёлый.
В кабинет зашёл шеф.
— Ну что, ублюдки? — спросил он добродушно. — Сделали хоть что-нибудь?
— Всё в порядке, — ответил Найджел. — Завтра всё покажем.
— Серьёзно?
— Да.
— Надо же! Чудеса педагогики. И что, там будут какие-то идеи?
— Будут, — заверил его Найджел с нескрываемой злобой.
— Ладно, посмотрим.
Фальстом достал из портфеля бутылку шампанского.
— У нас праздник? — заулыбался Кристоф.
— Да. Хороший день, — шеф разлил шампанское в пластиковые стаканчики. — Берите.
Кристоф с Найджелом взяли по стакану.
— Очередная попытка запретить производство противопехотных мин провалилась, — торжественно провозгласил Фальстом. — Так им, придуркам! А где Майк?
— В шкафу, — ответил Кристоф. — Медитирует.
— Будда под деревом, а Майк в шкафу, — усмехнулся шеф. — Ладно.
Он вытянул руку со стаканом вперёд. Найджел и Кристоф поднесли свои стаканы. Рома стоял словно в забытьи, уставившись в стену.
— Роман, очнись! — позвал его Найджел.
— Что?
— Чокнись с нами.
— Он сегодня сам не свой, — пояснил Кристоф Фальстому.
Роман натянуто улыбнулся, взял стаканчик, поднёс его к остальным. Выпили.
— Давайте согласуем время, когда вы сдадите мне отчёт, — предложил начальник. — Девять устроит?
— Вроде успеваем, — сказал Найджел.
— Хорошо. Вечером привезу вам водки.
* * *
Приближение пятницы отметили без тормозов. К ночи Кристоф и Найджел нажрались до посинения и лежали на столах, что-то бормоча себе под нос. Рома один оставался трезвый. Он сидел перед компьютером. Лицо его было освещено экраном.
«Ты говорил о какой-то работе, которую надо сделать к пятнице. Успел?» — спросила Бьянка.
«Да. Чёрт бы её побрал!»
«Поздравляю».
«Не с чем. Поверь».
«Ты недоволен?»
«Нет. Конечно нет».
«Почему?»
«Потому что я… потому что меня трясёт от этого».
Он посмотрел на распечатку картинки с насаженными на шампур детьми. Кристоф сегодня подарил каждому по такой. Рому затошнило. Он перегнулся через стул, но позывы прошли. Схватив рисунок, он разорвал его на кусочки.
«Ау!»
«Да. Я тут».
«Всё нормально?»
«Ничего не нормально!»
«По-моему, твоя работа делает тебя несчастным».
«Зато я прекрасно укладываюсь в сроки!» — он сжал зубы и посмотрел в сторону. На глаза навернулись слёзы, но он сумел сдержаться.
«Почему ты не хочешь её поменять?»
Он тяжело вздохнул и напечатал в ответ:
«Не могу. Даже если бы захотел, не смог бы».
«Как бы плохо ни было, всё возможно! Надо только решиться, — написала Бьянка. — Я искренне в это верю».
Рома тоскливо скривился и посмотрел на шкаф, куда засунули Майка.
«Есть вещи, которые нельзя изменить».
«Знаешь, я сама раньше так думала. Но теперь я знаю, что осуществимо даже то, во что невозможно поверить. Главное — очень сильно захотеть и ничего не бояться».
«Я понимаю».
«Ты мне не веришь?»
«Верю», — быстро ответил он.
«Ты боишься?»
«Ради чего, Бьянка? Какой в этом смысл?»
«Это твоя жизнь, измени её хотя бы ради себя».
Рома стиснул зубы ещё сильнее и написал:
«Ради себя не буду».
«Тогда ради дорогих тебе людей», — настаивала она.
«У меня их нет».
«Ради будущего».
«Боюсь, что мне совесть не позволит».
«???»
Он долго молчал. Бьянка снова прислала знак вопроса. Он кусал костяшки пальцев и не решался ответить.
«Рома?»
«Похоже, мне здесь самое место», — наконец написал он.
«А я думаю, ты достоин лучшей участи».
Он усмехнулся сквозь слёзы и забарабанил пальцами по клавиатуре.
«Жаль, что я не познакомился с тобой раньше. Может быть, ты бы повлияла на меня как-нибудь».
«Мне не нужно на тебя влиять. Я вижу, что ты сильный и достойный человек».
«Бьянка, я убийца!»
«Что?»
Целую минуту он не мог заставить себя продолжить.
«Я убил ребёнка».
«Ты шутишь?»
«Какие уж тут шутки! Разговор окончен, да?»
«Что случилось?»
Он не мог просто так взять и рассказать. Она, казалось, это понимала.
«Я не хотел этого… — написал он через некоторое время. — Хотя нет. Хотел, конечно же. И всё прекрасно осознавал. Я считал, что мы не готовы, проблем и без этого хватало, а он бы только добавил. Да и в конце концов, мы были слишком молоды, ещё не успели пожить для себя. Куда торопиться?»
«А она?»
«Мы поздно узнали. Даже слишком. Пока спорили, все сроки прошли».
«Она хотела ребёнка?»
«Да. Но я настоял. Дал взятку врачу, он всё сделал».
Он посмотрел перед собой и снова застучал по клавишам.
«Она так переживала… Мы всё время ссорились из-за этого. Потом у неё начались осложнения. Она долго болела. Я… Я был с ней, пытался помочь, но что я мог сделать? Через некоторое время выяснилось, что она вообще больше не сможет рожать. И начался какой-то кошмар. Она перестала со мной разговаривать. Целый месяц ни слова! Это было невыносимо. Что бы я ни говорил, что бы ни делал…»
«И ты ушёл».
Он ответил не сразу.
«Я не выдержал».
Снова пауза.
«А через два дня я узнал, что она умерла».
Она замолчала. Рома подождал минуту, две и, не выдержав, написал:
«Тук-тук».
Она не отзывалась.
«Бьянка!»
«Я не знаю, что говорить. Я плачу», — призналась она через некоторое время.
Рома опустил голову.
«Извини. Мне некому было это рассказать».
Она не ответила.
«Бьянка?»
«Не могу».
«Прости меня».
Не сразу, но она написала:
«Не извиняйся».
Рома нахмурился. Тяжесть на душе только усилилась, но пальцы сами потянулись к клавиатуре.
«Извини меня. Не надо было говорить».
«Ты любил её?» — спросила она.
Он долго смотрел на расплывающиеся буквы.
«Скажи мне, ты любил её?»
«Не любил бы, не повесился».
Беззаботные смайлики прыгали на панели для отзыва. Минуты мучительно тянулись, но ни он, ни она не решались продолжать разговор, хотя Рома чувствовал жжение в груди.
Наконец он не выдержал и осторожно написал:
«Тук».
Пауза была невыносимой.
«Тук-тук! Бьянка!!!! Тук!!!»
Через некоторое время снова дзинькнуло сообщение.
«Рома».
Он обрадовался.
«Да, Бьянка».
«Это ведь не твоё имя?»
Зрачки в глазах Ромы расширились от боли. Он закрыл глаза и, едва совладав с собой, написал в ответ:
«Мне дали его, когда я попал сюда».
Она замолчала, продолжила не сразу.
«Это навсегда?»
«Навечно».
Повисла ещё одна страшная пауза, выворачивая его наизнанку и сдавливая сердце.
«Тебе страшно?» — спросила она.
«Не знаю», — честно признался он.
«Господи, зачем я написала тебе?»
Он сжал кулаки, но, превозмогая себя, ответил:
«Прости, я не хотел. Мне действительно некому было это рассказать. Я всё время думаю об этом. Если бы я мог что-то изменить… Если бы мог… Прости меня. Правда».
Она очень долго не отвечала, и он сидел, вперившись в экран, и смотрел на расплывающиеся от предательских слёз точки и символы, складывающиеся в буквы. Спасительный звук уведомления заставил его смахнуть с глаз подступившую влагу, он приблизил лицо к экрану.
«Ребёнок должен был родиться мёртвым, — писала Бьянка. — Это должно было стать испытанием для нас».
Рома дёрнулся, перечитал снова и затарабанил по клавишам.
«Для нас? Что это значит?»
Она не отвечала.
«Это ты?!»
Она отключила мессенджер.
«Ты?! Ответь!!!»
* * *
Кристоф скатился на пол и теперь похрюкивал около кресла. Найджел положил голову на руки и что-то мычал в забытьи. Майк вывалился из шкафа и лежал не шевелясь, уставившись в одну точку. Роман подошёл к нему, присел, с трудом отлепил скотч с его губ. Майк сделал глубокий вдох и закрыл глаза.
На столе в офисе Фальстома лежала толстенная папка с аккуратно подшитым проектом. Роман прошёл в кабинет шефа, сел в его кресло, пододвинул к себе папку и стал листок за листком рвать отчёт на мелкие кусочки, смахивая копившиеся белые кучки на пол. Дойдя до середины папки, он спохватился. Выбежал в комнату, стёр из всех компьютеров информацию и вернулся к столу босса. К шести утра пол кабинета покрылся, словно свежим снегом, хлопьями великого проекта демонизации системы почтовой связи.
А в половине десятого Романа передали эрцшуреру — ужасному существу, распорядителю того уровня ада, куда направляли самоубийц. Эрцшурер призвал своих подручных, с Романа сдёрнули телесную оболочку и швырнули его душу в смрадную тьму, сквозь которую она должна была пройти, чтобы затем под тяжестью своих грехов опуститься на дно и испытывать там непереносимые страдания нескончаемое количество лет.
Но, к удивлению эрцшурера и его свиты, душа Ромы вдруг замерла в воздухе, а через несколько секунд стала медленно подниматься вверх. Демонические сущности провожали её взглядами. Вскоре она исчезла.
А ещё через какое-то время три другие души отправились в путешествие по миру страдания и боли.
Что стало с Фальстомом, осталось неизвестным. Он рапортовал о том, что в результате саботажа проект был уничтожен, и этим окончательно дискредитировал себя. Его уволили. Как поступают с такими в аду, никто точно не знал.
Отделу почты нужны были свежие кадры, и очень скоро их нашли. Сейчас эта целеустремлённая и не менее бодрая команда готовит новый проект.
⠀
12 октября 2005 года —
10 мая 2006 года
Не херувим и не демон
⠀
1
— Безделье рождает мысли. Человек, не обременённый работой, занят решением глобальных проблем, суть которых не может определить само человечество за тысячелетия своего развития.
В этом месте говорящий рассмеялся. Его радовала собственная проницательность. Но тут же тень набежала на его лицо. Он чуть помедлил, размышляя над своими выводами, и заговорил снова.
— Движение рождает движение. Движение рождает созидание, а безделье, соответственно, рождает только мысли, а мысли не рождают ничего, — он поднял глаза, чтобы убедиться, что его слушают, и, получив подтверждение, продолжил: — Что может сотворить мысль? Может быть, только хаос… Так думают некоторые. А я скажу так: «Из хаоса произошёл весь этот мир, следовательно, мысль, порождающая хаос, также стремится к созиданию».
Он изливал свои умозаключения одно за другим, практически без остановки, вот уже на протяжении как минимум получаса, и было видно, что остановиться ему трудно. Мыслительный процесс бурлил в его голове, щёки его порозовели от возбуждения, на лбу выступили капельки пота. Впрочем, он этого не замечал.
— Я уверен, — говорил он, сцепив пальцы, — что мысль способна преобразовать хаос во что-то совершенно иное, новое, хотя это, конечно, зависит от характера мысли. Ведь мысль может быть и пустой, и ценной. Вы согласны со мной, доктор?
Собеседник, не проронивший за всё это время ни слова, внимательно слушал.
— Да… — продолжал пациент. — Именно здесь мы приходим к выводу, что безделье, порождающее мыслительный процесс, занятие не такое уж никчёмное. Скажу больше, непосильный, безостановочный труд ради получения средств для существования и пропитания лишает нас возможности мыслить. И это страшно, — лёгкая улыбка озарила его разрумянившееся лицо. — Видите ли, состояние, в котором я сейчас пребываю, если можно так сказать, способствует мыслетворчеству. Находясь здесь, я постоянно размышляю. Я философствую, и знаете, процесс этот меня весьма веселит. И хоть ранее я противился этому, теперь я целиком отдаюсь ему.
Он засмеялся, обнажив мелкие желтоватые зубы.
— Раздумье — что может быть прекраснее! Я замечал, что могу не есть и не пить во время этого занятия. Мне становится абсолютно всё равно, что происходит вокруг — здесь со мной или там за стенами, в вашем мире. Мне всё равно, понимаете? Во время этого процесса я нахожусь в иной реальности.
Он посмотрел на доктора исподлобья, заметив, что тот делает пометки во время его монолога, но тем не менее продолжил:
— Пространство глубокого раздумья создаёт эту новую реальность, где ничего не мешает постигать истину, и находиться там и приятно, и, если хотите, полезно. Почему полезно? — он улыбнулся, увидев, что его безмолвный собеседник поднял на него глаза. — А потому что нет пустого отвлечения. Теперь я понимаю, сколько отняла у меня прежняя жизнь. Поверьте, я чувствовал себя намного неуютнее, ощущал странный гнёт, а недостаток образования, который сказывается, к сожалению, и сейчас, не позволял мне прийти к этому умозаключению раньше.
Он замолчал, однако мысли, бурлившие в его сознании, не давали ему остановиться.
— Вы спросите меня, чего же я добился? Довольно сложно ответить на этот вопрос сразу. Впервые, находясь наедине со своими мыслями, я ощутил дыхание Вселенной. Я чувствую её движение, борьбу материи с антиматерией, рождение жизни и медленную космическую смерть. Смерть во вселенском смысле пугающа. Вы никогда не пытались переложить на новый лад заученное нами предположение о том, что, наблюдая поток света, исходящий от звезды, мы наблюдаем её далёкое прошлое? Возможно, что в данный момент звезда уже мертва. Мы видим свет давно угасшего светила. А если вместо звезды подразумевать Вселенную? Вам не кажется пугающим, что мы можем жить во Вселенной, которая уже давно мертва? — он мелко закивал, глаза его блеснули. — Может быть планета, на которой мы живём, это последний островок материи во Вселенной? Каково, а?
Доктор сделал ещё одну пометку в своём блокноте. Пациент же не унимался.
— Не буду спорить, это гипербола, но всё-таки. Все эти четырнадцать миллиардов лет Вселенная расширяется. Мы движемся в пространстве вместе с ней, но кто знает, что происходит там, где всё это началось? Вдруг там уже ничего нет? Мёртвая пустота. Великое Ничто. Вас это удивляет? Меня — ничуть. Никто не может опровергнуть это утверждение, потому невозможно найти доказательств обратному. Но нужны ли они?
Безмолвный слушатель глянул исподлобья на говорящего и снова опустил глаза, возвращаясь к собственным записям. Пациент тем временем, поскрёб висок длинными ногтями и продолжил:
— Почему мы пытаемся находить объяснение любому явлению? Я соглашусь с вами, если вы скажете, что в этом виновата человеческая природа. Да, это так. Мы ищем первопричину в любом, даже самом ничтожном явлении. Но для чего? Вы готовы ответить на этот вопрос, доктор? Боюсь, что нет. Нам стыдно в этом признаться. Люди ищут первопричину, чтобы понять для чего существуют на свете. Это неосознанный порыв, согласны? Однако вдумайтесь! — его глаза заискрились с новой силой. — Разве это не страшно — жить, не зная, для чего мы созданы? В этом заключён вселенский парадокс — венец творения понятия не имеет о собственном предназначении в этом мире! Вот почему мы мечемся! Мы ищем ответ сразу на все вопросы, а порою на вопросы, которые не достойны даже нашего секундного внимания. И вот почему мы обречены. Цари животного мира, пик эволюции — все до единого мы на грани пропасти, и даже не сознаём этого. Мы строим свой мир, не задумываясь о будущем и не оглядываясь в прошлое, но самое главное — не зная ради чего!
Он снова скрестил пальцы и посмотрел в грязное окно.
— Заметьте, доктор, ни одна человеческая цивилизация не стремилась осознать это. Конечно, мы многое можем списать на дикость нравов древних народов, но мы будем кривить душой. Наша цивилизация ничем не отличается от древнеегипетской или древнекитайской. Наличие новомодных железок, ничего, по сути, не меняет. Мы те же, мир тот же. Ничего не изменилось. Мы только тешим себя сказкой о технологическом прогрессе. На самом же деле мы недалеко ушли в своём развитии от диких животных. Человеческие знания используются единицами, а достижения науки… — он рассмеялся. — Материальный мир не откроет человечеству ничего нового, кроме двери в бездну самоуничтожения. Технический прогресс, уважаемый доктор, когда-нибудь доведёт человечество до гибели. Материальные блага могут лишь помочь атрофироваться конечностям и мозгу. Мы сами загнали себя в рамки, а потом сами же будем посыпать себе голову пеплом.
Он вздохнул и помолчал, собираясь с мыслями, чтобы снова продолжить.
— Не проще ли раскрыть глаза и увидеть, что мир вокруг нас не таков как мы его себе представляем? Он больше, ярче… Вы улыбаетесь, — он огляделся вокруг, — это действительно смешно звучит. Здесь грязь, вши, спёртый воздух. Всё это так. Но в этом сумасшедшем доме я создал свою собственную реальность. Отличную от вашей, и всех остальных. Свой. Настоящий мир. Тот, которого вы не хотите замечать. Он обособлен от того, из которого всем вам хочется вырваться как можно скорее. Вот в чём моё преимущество! И мне не нужно, как поэтам, ничего выдумывать, или, как морфинистам, тратиться на опиум.
⠀
Из дневника доктора Гайзеля, врача N-ской психиатрической лечебницы
28 ноября
Его история весьма любопытна. Якоб Дерилль или Яков Михайлович Дерилль, как называют его здесь, появился в городе ещё до меня, три года назад. Приехал из Москвы по торговым делам и остался. Купил дом на Никольской, шикарно его обставил. Давал приёмы, делал визиты. Всем импонировало его заморское имя, лёгкий акцент, смуглая внешность и манера одеваться. Он надолго оставался главной новостью в городе. Происхождение своё он скрывал, что неизбежно породило массу бестолковых слухов. Особенно среди дам. Никто не верил, что своё состояние он сделал на торговле. Судачили, что ему удалось найти сокровища какого-то крымского хана прямо перед началом войны. Впрочем, я этому не верю.
Он жил один, регулярно появляясь у первых лиц нашего города. Всегда загадочно улыбался, и нельзя было решительно ничего сказать о том, что он думает. Жена полицмейстера Амалия Ивановна вознамерилась подобрать ему невесту из первых красавиц N-ска. Он не возражал. Желающих было предостаточно — жених был завидный. Смотрины продолжались почти полгода. Это так развлекло нашу скучающую публику.
Но в какой-то момент Дерилль поменялся. Стал более замкнутым, подозрительным. Подолгу оставался дома, целыми днями не показываясь на улице, на приглашения не отвечал, никого к себе не пускал. Эта перемена взбудоражила местное общество. Чего только не говорили о нём! И то, что он смертельно болен, или занимается чёрной магией по ночам. Иные судачили, что он укрывается от кредиторов. Кто-то осмелился даже предположить, будто он — сам граф Калиостро.
Ох уж эта наша страсть приписывать иностранцам неведомые таланты!
Вскоре его новым друзьям удалось вернуть его к жизни, хоть и не без труда. Но было решительно невозможно не заметить, что он безвозвратно изменился. Его обычно живые загадочные глаза, сводившие с ума некоторых впечатлительных особ, потухли, он осунулся, стал неразговорчив. Помещики наперебой зазывали его в деревню, кто-то советовал ехать на воды. Мой предшественник неоднократно осматривал его.
Так прошло три месяца. Наступило лето. А он ходил мрачнее тучи. И вот в один из июньских вечно пасмурных дней, всеми любимый чужестранец заметался на званом ужине у судьи. Срочно вызвали лучшего лекаря в округе, и он тут же послал за моим предшественником. Диагноз не вызывал сомнений. По городу прокатилась очередная волна слухов — проклятье, тайная безответная любовь, помрачившая его рассудок, занятия магией и прочий вздор.
С того дня Дерилль оставался постоянно дома под наблюдением врача. Его боялись навещать. Людская молва приписала ему неведомые пороки. Припоминались его загадочные, а порой престранные высказывания. Помещик Федуев уверял, что ночью у него в имении иностранный гость выл на луну. Толки перерастали в сплетни. Но вскоре от них устали. Совсем кстати в городе остановилась петербургская прима, по пути заграницу и каким-то образом задержалась здесь на неделю. О госте тут же забыли. Никто не заметил, как его перевезли в лечебницу, что дом его опустел.
Один только доктор Агинский боролся за несчастного, стараясь уменьшить припадки, во время которых бешеная энергия пациента перехлёстывала через край. Когда он успокаивался, доктор вёл с ним продолжительные беседы. Может быть, как мы сейчас. К сожалению, во время одной из них у Петра Прокофьевича случился приступ, и он скончался. В тот момент в его кабинете были люди, но сделать они ничего не смогли. Пациента же увели обратно в палату.
После смерти моего предшественника, а я знавал его раньше, всё улеглось. Балерина уехала из города, припадки больного сошли на нет, а я заступил на новую должность.
Тогда я был полон энергии. Мне хотелось изменить всё — больницу, себя, окружающих. Первым делом я взялся за помещения. Признаться, я не ожидал, что здесь всё настолько может быть запущено. Я был наслышан о плачевном состоянии больниц в уездах, теперь же мне пришлось в этом убедиться самому. Но я был полон энергии. Большую часть дня у меня отнимали хозяйственные дела. Пациентов я почти не видел. Даже с чужестранцем, о котором столько слышал, поговорил всего один раз.
Тогда я не подозревал, насколько необычным будет этот случай. Теперь же мы подолгу разговариваем. Почти каждый день. Порой он говорит поразительные вещи. Бывает настолько рассудительным, что со стороны очень трудно признать его душевнобольным. Вне всякого сомнения, его мысли противоречивы, иногда спутаны, но всё-таки довольно необычны и, не побоюсь этого слова, свежи.
Однако во время первой нашей встречи он произвёл на меня отталкивающее впечатление. Такой волны ненависти, хлынувшей на меня, я никак не ожидал. Он бесновался. В уголках его губ собралась желтоватая пена. Он кричал, шипел, плевался. Что же он сказал мне тогда? Что-то очень страшное. Я не спал после этого две ночи подряд.
Возможно, он видел во мне врага. Но после того, как я распорядился обращаться с ним, впрочем, как и со всеми остальными пациентами, по-человечески, а не так как это практиковалось прежде, он смягчился ко мне. Однако кошмары мои не прекратились. Я до сих пор каждое утро просыпаюсь в тревоге. Тогда, во время первой встречи, он пробормотал что-то. Заронил крупицу страха, который разросся внутри меня до невообразимых размеров. Что-то о зеркалах…
2
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.