Бесплатный фрагмент - Орион: Око пламени

ВСТУПЛЕНИЕ

На Орионе не существует никого, кто бы смог избежать невзгод и тягостей жизни. Люди без конца воюют ведомые размытыми идеалами или навязанными убеждениями, саны лишились половины своих многовековых лесов в годы освоения Империей севера, Темный уничтожил родной остров гномов и сейчас жалкие остатки некогда великой расы размазались по всему миру.

И если разумные существа, те, кто освоили алхимию и паровой двигатель, не могут найти себя, то, что уж говорить о тех, кто являлся для них не чем иным, как обыкновенным ресурсом?

В годы войны Тысячи искр, где Княжество, открыв для себя западные земли, пошло войной на Империю, в походные чашки солдат упало не меньше пяти тысяч пятнистых кроликов и столько же ощипанных куриц.

В месяц Снежной совы из шкур дарнаков сшили около пяти тысяч утепленных накидок, плащей и спальных мешков для передовых и внутренних войск.

От арбалетных болтов погибли дюжины лайсов, доставляя послания с выдержками о ходе войны или требованиями подкрепления.

Переброс войск и лобовые атаки забрали сотни лошадей, из которых после затихания последнего воинствующего крика готовилась похлебка и шилась на скорую руку одежда взамен разорванной в клочья.

Нельзя забывать и о тех, кого смогли приручить. С крикунами особых секретов нет — это одомашненные хищники, которые использовались в качестве поддержки к внутренним службам государства. Не редкость, что за невыполненную команду они получали сапогом в челюсть, от чего звери разрывались в оглушительном крике, за который и получили свое название. В поведении они понятливы и логичны, а в их преданности не приходилось сомневаться. В отличие от кошек, чьи правила жизни для многих оставались тайной.

ПРОЛОГ

Мама-кошка не искала признания. Все, что ей было нужно — это изящно вилять хвостом, время от времени разрешать себя гладить, принимать подношения гигантов и нежиться под солнышком, разлегшись на чьей-нибудь мягкой шкуре.

Отдохнув, она преспокойно исчезала и возвращалась под крыльцо заброшенного дома на Лунной улице, куда давно натаскала горы теплой шерсти.

Ее жизнь — это череда выполненных желаний, и хоть насчитывалось их не больше десятка, мама-кошка всегда оставалась довольна.

Излишняя суматоха ей была ни к чему. Если остальные кошачьи собирались в Плавильнях, дабы погреться и выпросить угощений, то мама-кошка предпочитала Туманную улицу. Конечно, та гораздо холоднее, но вместе с тем, там отсутствовала конкуренция за внимание гигантов.

За годы гуляний по Солтису мама-кошка успела наплодить немалое потомство, но никого из новорожденных комков не держала рядом с собой долго. Как только тот креп, она относила его к дверям домов, где грелась сама.

Многие гиганты с радостью принимали внезапное разноцветное чудо в семью, а в крайних случаях выбрасывали тех в трущобы.

Уличных котов и кошек гоняли, бросались в них ботинками, дети дергали их за хвосты и усы, а в голодные бездомные, порой, с болью на сердце, ловили их и ели.

Мама-кошка безмятежно валялась на черной шерсти и наблюдала за беснующимся бело-рыжим котенком — двух месяцев отроду. Он охотился за ее длинным пушистым хвостом. Выжидал момент и неистово набрасывался на жертву цепляясь за нее зубами и лапками.

С момента раскрытия разноцветных глазенок весь мир котенка находился под коричневым небом и средь мягкой земли, за которую частенько цеплялись коготки. Развлечения в хаотичном порядке приходили на ум и началом их могли послужить, как внезапный шум, так и пролетевшая мимо пылинка.

Постоянными оставались лишь исследования. Взбираясь по сваленным в кучу меховым лапам, котенок замирал на вершине, взирая на видневшуюся вдали белую полосу света. Он наклонялся под разными углами, ложился, переваливался на спину, вытягивал нос максимально далеко, чтобы унюхать ее запах, но всякий раз ничего не учуяв, поднимал голову к небу.

Передние лапки долго проминали под собой шерсть. Тельце опускалось ниже, а голова вытягивалась вперед, нависая над пропастью. Наконец, котенок молниеносно отскакивал и практически касался неба, но считанные сантиметры отделяли его коготок от возможности зацепиться за щель, и котенок падал на спящую внизу маму-кошку. Та широко зевала, проверяла целостность чада, вылизывала его и возвращалась ко сну.

В один прекрасный день через щель в небе на лоб котенка упала капля. Он вскочил на ошарашенные лапки и забегал с распахнутыми от страха глазами. Вторая капля разбилась уже об спинку. Бело-рыжего комок сорвался с места и спрятался в меховой тоннель.

Осторожно высунув розовый нос из укрытия, он посмотрел вверх. В ту же секунду третья капля расплескалась об примятую шерсть. Котенок пригнулся, но разноцветные стекляшки не прекращали наблюдать за происходящим. Он настороженно выбрался из убежища. Капли продолжали падать, но любопытство взяло верх над страхом. Приблизившись к лужице, он осторожно принюхался, но вода быстро впиталось в шерсть.

Обычно мама-кошка возвращалась до момента, когда ее чадо успевало проголодаться, но живот давным-давно опустел, но ее все ещё не было. Редкие капли переросли в тонкую струйку, вокруг которой котенок наворачивал круги.

— Кис-кис-кис… — протянул чей-то низкий голос.

Ошарашенный котенок вскочил на дыбы и, пробежав прямо под холодной струей, вернулся в укрытие. Прошла минута затишья. Виляющие длинные усы вылезли наружу и в этот миг, коричневое небо разразилось оглушительным треском, прижавшим их обладателя в землю. Небо осыпалось острыми кусочками. Тотчас небо вокруг щели провалилось, и из нее появилась огромная черная лапа.

— Да чтоб тебя! — выругалось что-то на небе.

Котенок было ринулся прочь, но коготком зацепился за крючок шерсти и упал. Огромная лапа посреди его мира стала подниматься и застряла.

— Че скалишься? Помогай! Так и знал, что акульи надо брать…

Небо вновь заскрипело. Шерстка встопорщилась. Небо снова не выдержало, и прямо над котенком прорвалась вторая гигантская лапа и прижалась земле.

Крючок тут же порвался, позволив ринуться прямиком к белой полосе. Лапки быстро перешли с мягкой земли на твердую. Встречный ветер дул в лицо, холодный воздух проникал в ноздри и размывал взор, но котенок не останавливался. Просвет становился ближе и вот у самого края мира бело-рыжий клубок споткнулся и кубарем полетел за его пределы.

Глаза распахнулись. Их ослепил яркий золотистый свет. Прищурившись, котенок разглядел гиганта, идущего прямо на него. И вот когда лапа уже должна была раздавить зверька, тот попытался удрать, но поскользнулся и упал. Гигант наступил на вытянутый хвост и с другого его конца вырвался низкий писк. Лапа поднялась, и котенок помчался прочь.

Шумы смешивались в общую какофонию. На пути свалилось нечто огромное. Поднявшаяся пыльная волна окутала котенка. Тот не тормозил и перепрыгнул через преграду. Маленькие гиганты пробежали мимо, окатив волной воды из лужи и бросив комком грязи.

Котенок перебирал лапками как можно сильнее. Наконец он забежал в какую-то дыру и спрятался в тени.

Он уткнулся лбом в стену. Тельце дрожало, а веки отказывались закрываться. Снаружи что-то с силой шлепнуло по луже. Не отводя взгляда от дырки, котенок попятился задом, ища угол, но только елозил по закругляющейся преграде. Лапка коснулась чего-то на полу, и он подпрыгнул и зашипел.

— Успокойся, — проговорил голос эхом отражающийся где-то рядом.

Котенок запаниковал ещё сильнее.

— Успокойся, — повторил голос. Беспокойный зверек начал биться об стенки, не видя выхода. — Успокойся! — приказал голос и бело-рыжий комок замер. — Не бойся, — уже тише продолжал он. — Тебя здесь не тронут.

Разноцветные глаза забегали вокруг.

— Не старайся, ты не сможешь меня увидеть.

— Мяу?

— Это — бочка, в ней люди хранят еду и питье. Посмотри на пол. Видишь, это — огурец.

Котенок попытался опустить голову, но что-то сдерживало его.

— Да, забыл.

Лапки снова слушались. Бело-рыжий комок немедля выбежал через дыру, но мигом замер без движений. Все, что он мог это смотреть на голубое небо. Оно было значительно выше, чем коричневое, а чтобы допрыгнуть до него, не хватило бы и целой горы из лап гигантов.

— Смотри… — тяжело дыша, отвечал голос, — мир… Не убегай!..

Котенок хотел мяукнуть, но нижняя челюсть не слушалась. Он выдал мычащий жалобный стон.

— Хорошо, — на выдохе ответил голос, вернув котенку контроль.

Раздавленный хвост пульсировал от давящей боли.

— Не будешь… меня слушаться, то это меньшее, что тебе грозит.

— Мяу! — он показательно прижался к земле.

— Хватит препираться мелкая дрянь! Слушайся мен… — голос затормозил и лихорадочно задышал.

— Мяу?

— Я приказываю…

Котенок принялся тщательно вылизывать хвост, будто не слыша. Голос отхаркивался и хрипло вдыхая.

— Я-то думал Нази непослушная…

— Мяу.

— Выбирать не приходится, — недовольно согласился он. Котенок оторвался от вылизывания, склонив голову на бок.

— Мяу?

— Нет, я не знаю, где твоя мама. Я помогу найти ее, но тебе придется ко мне хотя бы прислушиваться.

— Мяу?

— Я выбрал тебя, чтобы выжить, но сейчас вижу, наши цели совпадают.

— Мяу?

— Если бы мне хватало сил, чтобы перейти к кому-то ещё, я непременно бы это сделал, — котенок посмотрел на свое отражение в луже.

— Мяу?

— Нет, я не клещ!

— Ой, ты посмотри, какой милый мяукает здесь!

Котенок поднял голову. Над ним возвышался гигант с длинной серой шерстью и грязным лысым лицом. Бело-рыжий комок попятился, но голос его остановил:

— Не бойся! — настойчиво успокаивал он. — Перед тобой человек, если точнее, то — женщина. Их не стоит опасаться, по крайней мере, пока ей как-то не навредишь.

— Мя-ау? — с опаской протянул котенок, поднимаясь в передних лапах женщины.

— На это даже я не дам ответа. Просто постарайся вообще не двигаться. Если все пойдет хорошо, то тебя накормят.

Живот забурчал.

— Кто у нас тут грязный и голодный, а? — женщина погрустнела. — Ниче-ниче. Сейчас мы помоемся и накормимся. Конечно, грязнулька моя. Пойдем со мной.

Котенок скрутился в комок, выглядывая через щели между длинными пальцами женщины.

— Это — дома. Люди здесь живут люди, — говорил голос. — Обычно они выглядят лучше. По крайней мере, раньше.

Подул сильный ветер, развеяв остатки серой шерсти на голове женщины. Дом, на который смотрел котенок, затрещал и стремительно повалился на него, будто желая рассмотреть поближе.

Комок дернулся, но его слишком крепко держали лапы женщины. Она как ни в чем не бывало, шагала дальше к намеченной цели. Несколько людей в разноцветных шкурах мигом выстроились у подножья дома и единым рывком оттолкнули его обратно. Он встал на место, но через секунду повалилось назад, и вся бригада мигом рванула за него.

Женщина принесла найденного зверька в пустую комнату старого здания.

— Сейчас тебя будут мыть, — предупреждал голос. — Вон, видишь? Это — пол. На нем — таз с водой. Дай женщине сделать свое дело и тебя покормят.

— Мяу?

— Вряд ли после купания в луже тебя ждет еда.

— Мяу.

— «Вряд ли» — это сарказм. Тебя не покормят.

— Мяу.

— Тебя кто ругаться научил?

Женщина села рядом с тазом, вытащила из него тарелки и окунула бело-рыжий комок в мутную воду. Та оказалась холодной настолько, что шерсть встала дыбом. На лапах появились когти, цепляясь за края. Послышался еле слышный смешок.

Не без новых царапин, но помывка прошла успешно.

Котенка вытерли жесткой шкурой, которую голос обозвал одеждой. Конкретно это были — штаны, для ног людей. Его поставили на пол и положили перед носом кусочки чего-то красного. Стряхивая с лап воду, он подошел ближе, понюхал и с полным непониманием во взгляде посмотрел на женщину. Она улыбалась, скрестив передние ноги у груди.

— Мяу?

— Это мясо, — пояснял голос. — Жуй и глотай, потом дай ей отвернуться и беги из дома на улицу, — котенок пнул кубик. — Ты собираешься это есть или нет? — пнул ещё раз. Послышался обреченный вздох. — Я не могу не смотреть.

— Мяу?

— Потому что я вижу только то, что видишь ты!

— Мяу.

— Именно. И поэтому настоятельно рекомендую там не вылизываться. Ешь!

Котенок толкнул носом кубик, подхватил его и стал жевать. Сначала медленно, но вскоре впился в подсохшее мясо с жадным аппетитом. Он съел все без остатка, вынюхал пятачок, где оно лежало и начал довольно облизываться.

— Ой какой молодец! — обрадовалась женщина. — А сейчас давай тебя подстрижем и причешем, а то как пугало выглядишь. Да? Конечно причешем, конечно, как пугало! — ее глаза сверкнули безумным огнем, а улыбка оголила кривые почерневшие зубы. Она отвернулась и пошла к углу пустой комнаты.

— Беги! — закричал голос, и коготки мигом застучали по полу. Котенок проскочил между ног женщины прямо на улицу.

— Куда, маленький! — завопила женщина, клацая чем-то в пальцах. — Остановись, ты же там помрешь! Подожди!.. Стой, я сказала, мразь мелкая!

Лапки несли его вдоль улицы, виляя между людьми и чем-то, что, судя по крику голоса, называлось: «Колесо осторожно!» Женщина мчалась за бело-рыжим комком, сбивая преграды, однако очень скоро ее крики затерялись среди прочих шумов. А котенок продолжал мчаться сломя голову.

— Тормози, — сказал голос, но его не слышали. — Ты оглох? Стой! Остановись! Стена!

Пушистый лоб на полной скорости врезался в твердый камень, и его обладатель отскочил назад.

— Сказал же, стой! Куда несешься?

Пошатываясь, котенок попытался подняться, но свалился на мокрую траву. Лоб прожгла боль. На носу появилась капелька крови.

— Такими темпами ты исчезнешь раньше меня. Не дергайся.

Секундой спустя боль утихла, а капля стекла до кончика носа и сорвалась вниз.

— Все… — владелец голоса задыхался, делая большие паузы между словами. — Теперь… слу… слушай… меня.

Но котенок не слушал. Его обоняние уловило в воздухе знакомый запах. Принюхиваясь, он поднялся и посмотрел вверх. Перед ним вырастала неприступная серая стена, достающая до самого неба. Он мог бы просидеть целые сутки, созерцая ее, но запах словно подцепил его за ноздри и потащил за собой. И чем сильнее становилась его хватка, тем быстрее переменялись лапки.

Он увел за поворот, из-за которого появилась вытянутая черная морда, отблескивающая на свету. За ними показались два черных глаза и через секунду ещё один на лбу. Тот заметил нечто живое сбоку. Незнакомец оскалилась, оголив местами поломанные клыки с застрявшим в них мясом. Голова повернулась в направлении закуски, но его тут же одернули за привязанную к шее веревку.

— Идем, — вяло скомандовал вышедший из-за угла человек. — Скажем извозчику, чтобы забрал ее, — зверь не поддался и угрожающе выставил переднюю лапу, но получив ногой по челюсти, заскулил, нехотя встав за хозяином. — Сам виноват, будешь слушать… — человек вдруг поскользнулся и упал мордой в лужу.

Котенок застыл, стараясь меньше напоминать нечто живое, но когда зверь забегал вокруг кричащего человека, то ожил и мигом забежал за угол.

Перед ним раскрылось огромное море грязи, в центре которого находилось белое пятно. Уши навострились, и котенок устремился к нему.

Мама-кошка лежала, поджав под себя передние лапы и хвост. Некогда розовый нос — побелел, слившись воедино с шерсткой. Ее живот не вздымался от спокойного дыхания как прежде, а уши не подергивались от ветра. Котенок попытался поддеть ее переднюю лапу носом, но та намертво примерзла к грязи.

Он обошел белый островок, судорожно обнюхивая сантиметр за сантиметром. Дойдя до хвоста, котенок запрыгнул на нее сверху, и повалился на живот, начав кататься туда-сюда.

— Она не проснется, — тихо ответил голос, на вопрос, который не давал покоя котенку.

— Мяу? — он скатился по белой шерсти вниз.

— Не нашла укрытие ночью.

Опечаленный комок резко зашипел и встал на дыбы, выпустив когти.

— Значит, кто-то вышвырнул ее на улицу, — повисла недолгая пауза. — Хочешь найти их? — с интригующим затягиванием спросил голос.

Котенок постепенно успокоился сев перед мамой-кошкой. Он долго смотрел на ее закрытые глаза, еле слышно, жалобно мыча.

— Мяу?

— Есть множество вариантов. Все зависит от того, что хочешь сделать с ними ты.

— Мяу…

— Договорились. Но сначала ты поможешь мне, — котенок промолчал.

Подойдя ближе, он уперся в живот, который все ещё сохранил немного тепла, и сложился комочком, закрывшись от нового мира хвостом.

Так он лежал до темноты. Голос молчал, шумы вокруг затихли, и он остался один в объятиях мамы-кошки.

Холод постепенно захватывал город, прогоняя его жителей с улиц. Котенок до последнего препирался, дрожа и прячась в белой шерсти. По итогу и он сдался, отпряв от окоченевшего тела. В надвигающихся сумерках он выбрался на воздух, в последний раз уткнулся к носу мамы-кошки и ушел.

Голос помог отыскать подвал, где одинокое пушистое нечто свернулось клубком под старым двигателем и уснуло.

Наутро ее забрали. Котенок наблюдал за человеком, что поддел маму-кошку лопатой и закинул в повозку, на которой приехал. Голос спокойно описывал происходящее и, буквально сдерживал чадо от попытки побежать за родителем.

С восходом солнца котенок вышел на улицу с огромным количеством людей и маленьких домиков, из которых те выглядывали. Манящие запахи пытались увести его в потаенные уголки, но котенок оставался непреклонен, ведомый голосом внутри.

Гигантские ноги расступались перед бело-рыжим клубком. Гиганты роняли из передних лап товары от неожиданности. Дети тянули маленькие пальчики к милому созданию, где вблизи их встречали острые коготки и злобное шипение, вынуждающее испуганно отступить.

Котенок остановился у часовой башни, которую описал голос.

— Оглядывай толпу, — только и произнес голос. Разноцветные глаза послушно забегали от одного человека к другому. Люди двигались в едином потоке, и вычленить одного было сложно, но тут из толпы вышел старик с корзинкой цветов в обеих передних ногах. К его задней ноге был прикручена железка, которая при всяком хромающем шаге мерзко скрипела, проникая мурашками под шерсть.

— Этот подойдет, — утвердил голос. Котенок склонил голову на бок.

— Мяу?

— Он старый, слабый и недовольный — с ним будет легче всего. Подожди, пока он не приблизится.

Старик передвигался медленно и неуверенно, с каждым шагом морщась от боли. У башни он остановился, поставил корзину на землю, осторожно оперся на стену и нагнулся к железке на ноге.

— Подбеги к нему, — приказал голос. Комок слушался и быстро оказался возле старика. Тот долго смотрел на него, а потом потянул сухие пальцы к его мордочке.

— Теперь развернись и медленно отходи.

Возражений так же не последовало, и приказ выполнялся. Скрипнул протеза. Следом сотряслась земля, подняв возглас испуганной толпы.

— Иди дальше. Все в порядке, — успокаивал голос. — Повиляй хвостом. — Толчок повторился, но сильнее. Скрип на миг затих, но возобновился. — Не останавливайся, — последовал третий толчок.

Все звуки на секунду исчезли.

— Готово, — эхом произнес пробившийся сквозь тишину голос.

ГЛАВА 1

«Да как вы меня все бесите! Вот я прямо сейчас возьму и улечу отсюда на том дирижабле. И что вы тогда делать будете, а? А!»

Император Сервий Второй на совете во время планирования атаки на Исток.

Повозка катилась третий час, трясясь на проселочной дороге. По прожитым годам она была вдвое старше любого, кто сидел в ней, но в данном случае, ее опыт внушал скорее опаску, чем уважение. Всякий попавшийся под колеса холм, ямка или миниатюрный камушек грозились избавить транспорт от тягостей жизни, и обречь пассажиров на долгий пеший путь до столицы.

Клинт сидел с краю, опершись подбородками на кулак. Под его внушительным весом зад повозки проседал на добрые девять, а того и все одиннадцать сантиметров, от чего дерево жалобно трещало, подливая масла в огонь взволнованных пассажиров.

Клинт задумчиво наблюдал за горизонтом, где ещё совсем недавно возвышалась башня в его родной деревне, и будто бы ждал, что она появится вновь.

В незапамятные времена ее использовали в качестве мельницы, но развязалась война с Княжеством и башню перестроили под наблюдательный пункт. Спустя годы, после подписания мирного договора ее оставили. Зелень, ощутив былую свободу, обвилась, точно змии вокруг жертв. Настойчивые корни проросли в бетон, обвалив треть строения, а внутри как из воздуха появился старик Бу.

Никто из деревни понятия не имел, откуда он взялся. Ночь за ночью башня стояла в гордом одиночестве, а тут вдруг в окне затанцевал огонек горящей свечи.

Нового жилец носил неизменно серые цвета под стать камню. Кожа — бледная, словно принадлежала давно усопшему, а густую бороду и зачесанные назад волосы не мог расколыхать и сильнейший порыв ветра, что являлся постоянным гостем в полуразрушенной башне. Сам Бу не отвечал на вопросы о своем происхождении. У него не было языка. Бу — единственное слово, что он произносил, отсюда родилось прозвище.

Клинт с компанией из новоиспеченных молодых мужичков после долгих размышлений, вися вниз головой на ветке дерева, пришли к выводу: Бу жил на этом месте всегда, а башню выстроили вокруг, пока он спал. Мысль казалась логичной, ведь даже, заглянув к нему в гости, четыре недавних мальчишки, чьи любопытные носы не залезали разве что в императорские покои, и один взрослый толстяк не меньше часа искали единственного жильца. Когда скука брала свое, и они собирались уходить, хозяин показывался сам, появляясь из самых очевидных закоулков, которые осматривались в первую очередь.

Рост Бу не превышал высоты тумбочки, а благодаря цвету одежд он сливался с любым фоном в башне, удобно скрываясь у всех на виду. Вероятнее всего, именно поэтому в суматохе войны Бу беспрепятственно бродил как призрак, пугая до седины на висках сосредоточенных на сне солдат в карауле.

Незадолго до разразившейся в землях Империи чумы, старик Бу непонятным образом исчез.

Прогуливаясь по опустелой деревушке, Клинт частенько заглядывал к нему в гости. Они пили чай напоминающий заваренный строительный песок и с трудом общались с помощью жестов, которым Бу обучал толстячка.

Спустя месяц он свободно выстраивал пальцами различные фигуры, создавая из них вполне связные предложения. С наступлением вечера, когда пятые точки отсиживались до онемения, оба ложились на пол в разных концах комнаты, зажигали свечи и общались с помощью теней на потолке.

В один пасмурный день Клинт протиснулся через узкий проем башни и трижды хлопнул по стене, оповестив хозяина о своем приходе. Чаще всего за этим следовал привычный тяжелый топот с постукивающими каменными чашками, но в тот раз тишина оставалась неподвижной.

Клинт отряхнулся и взобрался выше, осторожно ступая на ступени, дабы не обрушить их под своим весом. Бу не оказалось и Клинт стал осматривать все уголки. Тучи успели рассеяться, а светило спрятаться за горизонтом. Замученный поисками, толстяк спустился по винтовой лестнице и сел на пол, подняв вокруг себя плотный цилиндр пыли.

Старик Бу так и не появился.

— Клинт, — полушепотом подозвал Флин в повозке. — Клинт! — он стукнул его по коленке.

— М? — не меня позы ответил толстяк.

— Дама с того края смотрит на тебя. Погляди, — Клинт продолжал смотреть на горизонт. — Да обернись, тебе говорят! — Флин выдернул кулак из-под его головы, и та тяжелым грузом рухнула вниз, потянув за собой массивное тело. Телега замедлилась. Передние колеса приподнялись, как и задние копыта захудалой лошади впереди.

Подайся Клинт чуть дальше, и дорога пополнилась бы внушительным холмом, но в последний момент Флин схватил его за пояс и затолкал обратно. Передние колеса упали на землю, слегка подкинув пассажиров и кучера. В отличие от тех, кто оставался внутри, он не издал ни звука, а только взял поводья и, взмахнув ими, приказал кобыле идти дальше.

Повозка заполнилась недовольным бормотанием, но никто не осмеливался озвучить претензии вслух. Клинт вжался в стенку, глубоко вдыхая широкими ноздрями. Бешеный взгляд опустился с крыши на улыбающегося Флина. Тот пытался отдышаться, при этом закручивая черный ус с правой стороны. Он мельком заглянул вглубь повозки и кивнул.

— Смотрит, — подтвердил он.

Клинт подался немного вперед и посмотрел в проем между двумя рядами сидящих людей.

Повозка проезжала через многие деревни и фермы вблизи Солтиса, поэтому ни одно из лиц не казалось знакомым. Как и говорил Флин, с другого края за мальчуганом сидела девушка в голубом платье, заплетенными русыми косами и румянцем на щечках. Ее правый глаз действительно смотрел в сторону Клинта, когда как левый бегал по написанным строчкам сжимаемой книги. С обложки ему улыбалось выбитое в коже лицо старика с гладкой короткой бородой, выкрашенной в серый.

Клинт отпрянул.

— У нее левый глаз косит, — сказал он.

— И что? — возмутился Флин. — Она им теперь не видит что ли ничего? И если бы она хотела, то увела бы его в сторону.

— Уверен, что понимаешь, как работает косоглазие?

— А вот умничать здесь не стоит! — выкрикнул Флин, но тут же понизил тон. — Если бы ты ей был противен, то она бы как-нибудь отвернулась.

— Или тем пацаном прикрылась бы, как зонтиком. Куда отвернется? Справа стенка, а впереди мужик толще меня.

— Поверь, если женщине что-то покажется неудобным, то она в любой позе извернется. Ей будет далеко наплевать, что ремень упрется в лоб и сосед от каблука начнет отмахиваться, главное — что ту неловкую ниточку на платье не будет видно.

— Я так сильно смахиваю на ниточку? — спокойно спросил Клинт, обрисовав объемные контуры своего тела. — У нее и выбора то нет — куда ни глянь везде я, — усмехнулся он.

— Иди ты в жопу, — неожиданно злобно выдал Флин. — Помочь пытаешься, а он тебе в кашу ссыт, — он скрестил руки на груди.

— Взял и обиделся, — наигранно мотая головой, сказал Клинт. — Мы с тобой даже не пара, чтобы ты такую морду надувал, — ладони Флина спрятались глубже в подмышки.

Поняв, что ответа ждать не придется, Клинт уперся локтем в колено и только хотел положить подбородок на кулак, как луч света врезался ему в глаз.

Толстяк поморщился и, прикрываясь ладонью, и посмотрел в повозку. В углу, над той самой девушкой, из перекрестия трех плоскостей выстреливал солнечный луч. Он преломлялся в пассажирах слева и врезался в губы подвыпившего дядьки напротив. Как только те раскрывались, солнечный зайчик отскакивал от его серебряного зуба в глаз Клинта.

Он проследил обратный путь света и наткнулся на женщину в возрасте, предназначенном исключительно для выпечки пирогов.

Она потела под слоями надетых платьев с подпаленными краями. На коленях ее ютился тяжелый сундучок. От нее пахло гарью да так, что соседи зажимали носы, а лицо испачкано сажей. Тем не мене женщина гордо поднимала подбородок, редко шмыгая носом. Другой на ее месте бы давно склонился, под весом весящих на шее дюжины украшений.

Один из них была странная тарелка на цепи, от которой отражался солнечный луч. Приглядевшись, Клинт заметил в нем подсматривающий взгляд девушки. Помешкав, она отвернулась.

— Слушай, что скажу, — полушепотом начал Клинт, посмотрев на надутого друга. — Мне кажется она на тебя смотрела, — Флин нахмурил брови, выдержав недолгую паузу недоверия.

— Прекращай, — наконец выдал он.

— Я тебе сейчас серьезней серьезного объясняю серьезную вещь, а ты ведешь себя не серьезно, — Флин хмыкнул. — Посмотри в зеркало на шее у той тетки.

— Я видел уже его. Это обычный фольций. Саны их вместо тарелок пользуются.

— Закройся и посмотри в отражение, — настоял Клинт. Флин прогладил усы и послушался.

В углублении отражался смотрящий левый глаз девушки. Заметив, что ее опять раскрыли, она заморгала и смущенно закрылась книгой.

Флин посмотрел на пол, будто задаваясь вопросом: «кому вообще пришла в голову идея так нарубить бревна?»

— Ага, — озадаченно протянул он и снова посмотрел на девушку. — Быть не может.

Та наладила зрительный контакт и мило улыбнулась. Флин в мгновение оцепенел. Он медленно снял котелок с головы и отвернулся.

— Что это сейчас было? — растеряно спросил он у самого себя.

— Помощник нашелся… Ты мне ее в жены пропихивал, а сам флирта, как крапивы шугаешься.

— Флирта? — он наморщился и посмотрел на друга.

— А по-твоему это что было?

— Усатые торгаши на рынке мне тоже улыбаются.

— Вот видишь. Даже уважаемые мужчины флиртуют с тобой, — он фыркнул. — Как ты вообще мне хотел помочь?

— Со стороны все мы тактики, — оправдывался Флин, — а когда дело доходит то процесса…

— Все становятся тобой, — закончил за него толстяк.

— Отчасти ты прав, — Флин провел по ежику волос на голове и почесал затылок.

— Короче, вставай и иди к ней знакомиться.

— Знакомиться? Чтобы она подумала, что я какой-то… мужлан? Нет уж. Пусть все идет своим чередом. К тому же… — он задумался, потирая пальцами края шляпы, — не нравится она мне. Ты ее платье видел? Совсем… — тут Клинт схватил его за ворот и с рывка поднял на ноги.

— Скажи «привет», — приказал он. — Бесишь.

Флин интуитивно подался назад, опираясь на пятки. Короткий коридор в его глазах удлинялся до бесконечности.

— Я туда даже дойти не смогу… А сесть! — воскликнул он шепотом. — Сесть мне там куда?

— С мелким сядешь, а его на коленки. Девчонки любят отцов одиночек.

— Так он не мой!

— Он ничей. Бери, пока не видят.

Клинт подтолкнул Флина, но не успела его нога опуститься, как телега затормозила. Флина понесло назад и как мешок картошки вывалило через край на дорогу. Шляпа осталась на полу. Клинт подобрал ее и стряхнул пыль.

По стенкам застучала дубинка.

— Выбираемся! — закричал мужчина. — Приехали.

Люди повыскакивали с мест, устремившись к выходу. Во главе всех гордо выставилась женщина с тарелкой на шее. Сгорбившись под весом накопленных пожитков, она умудрилась обогнать молодняк под такими углами, что при виде ее ловкачи с развалин Старого города всерьез бы задумались о смене профессии. Женщина спрыгнула, вниз зарядив дном сундука по лбу привставшему Флину. Она глубоко вдохнула и короткими быстрыми шажочками направилась вдоль повозки.

За ней посыпались другие пассажиры. Заметившие лежачего, старались не раздавить его. Мальчуган, что сидел в углу, отпружинил от живота, как от старого матраса и убежал за толпой. Благо массивное тело Клинта прижало края телеги достаточно низко и трамплин для прыжка оказался не таким высоким.

Последней спускалась девушка в свободном платье. Одной рукой она прижала книгу к груди, а второй держалась за любезно предложенную ладонь толстяка. Она поставила туфлю-лодочку на землю, следом вторую, поблагодарила за помощь и улыбнулась лежащему незнакомцу.

Флин пытался соединить несколько одинаковых картинок в одну, корча гримасу, будто после десятка съеденных кислофруктов. Девушка хихикнула и исчезла за углом. Клинт сошел с повозки. Та мигом выросла ему до пояса. Он помог другу подняться и осторожно надел котелок ему на голову.

— Где мы? — измученно спросил Флин.

— Мы там, где наше мнение не стоит и откусанного динария, — с долей энтузиазма ответил Клинт.

Глаза его друга округлились.

— Мы на том свете?

— Нет, мы в большом городе!

Повозка медленно разворачивалась на широкой дороге, раскрывая перед новоприбывшими ворота столицы.

Две пары глаз взбирались по неприступной стене, выкрашенной в темно-синий. Только задрав подбородок к небу, гости увидели верхушку, откуда торчали ребристые края десятков шестерней размером со здорового мамонта. Посреди них стояла чья-то фигура, радостно махая. Оба друга помахали в ответ.

— Вы пойдете сегодня на проверку или где? — спросил недовольный голос.

Оба опустили головы вместе и, все ещё махая, уставились на грузного полицейского в обмундировании.

— Мы тут вон с тем на воротах здоровались, — сказал Клинт. Полицейский мельком взглянул верх.

— Это Симми — пугало надувное.

— Кто-о-о? — сказал Клинт.

— Симми, — грубо повторил полицейский. — Пугало. Из кожи. Джус качает в него воздух, чтобы он махал приезжим.

— Хотите сказать, этот Джус там весь день торчит? — разглядывая приветливое пугало, спросил Флин.

— К вечеру тот и этот сдуваются и рожи у них становятся такими же, как у меня сейчас. — Он выставил вперед перекошенное гневом на пару с недовольством лицо. — Быстро пошли в очередь! — его ладонь накрыла рукоять дискового револьвера.

Клинт не отворачиваясь подтолкнул друга в спину и двинул за ним. Повозка тем временем только-только развернулась. Лошадь стояла по направлению к землям Империи. Кучер отпил из бурдюка и закупорил его. Встретившись взглядом с толстячком, он вежливо поднял шляпу с отверстием от пули на лбу, вернул ее на лысину и хлестанул поводьями. Кобыла пошла.

Перед воротами на бочонке стоял полицейский, тщетно пытаясь перекричать недовольную толпу. Рядом лежал крикун, наблюдая раскрытым третьим глазом. Прогремел оглушительный выстрел. Возникла озадаченная пауза. Все уставились на полицейского.

Тот направил вверх дисковый револьвер, из дула которого извивалась тонкая струйка дыма. Убедившись, что все замолчали, он прокрутил диск с патронами и убрал пистолет в кобуру.

Вдруг с неба упала птица. Толпа мгновенно отступила назад, а сам блюститель закона свалился с бочонка. Дичь была сразу ощипанной, поджаренной, украшенной свежей зеленью. Крикун вытянутую морду, распахнул пасть и схватил длинным языком. Взоры людей в одночасье устремились вверх.

С верхушки ворот им махал вечно-счастливый Симми и парочка полицейских, пародирующих его несуразные движения.

Их свалившийся коллега убрал каску со лба, проклиная идиотов, взобрался обратно на бочонок. Он попытался принять максимально непринужденный вид, выставив левую ногу вперед и сунув большие пальцы за ремень.

— Повторяю в последний раз! — закричал он. — Каждому из вас надлежит все вещи от шпильки до нижнего белья пропустить через вон ту машину, — он попытался указать на нее вальяжным кивком, но чуть не свалился во второй раз.

За ним на четырех колесах возвышалась металлическое нечто, походившее на ребенка, рождённого от неестественного союза подвальной печи и механического экипажа.

— По Империи распространилась чума. На территорию Солтиса без проверки никто не пройдет! И даже вы, уважаемая, — он обратился к стоящей впереди женщине с сундуком. — Вам придется снять все до последней сережки. Вопросы?

Женщина оскалила золотые зубы. Ее обливал пот, а дрожащие пальцы немели под весом пожитков.

— Вопросы? — громче повторил полицейский.

Женщина резко опустила голову вниз, но под весом ожерелий не смогла поднять.

— Приму это за ответ, — он зыркнул в последний раз на нее и обратился к толпе: — Так. Все! Выстроились в очередь!

Толпа со скоростью пьяной улитки начала утрамбовываться в одну линию. В хвосте оказались толстячок и его друг в котелке.

— Ага, — с опаской описал ситуацию Клинт.

— Ну да, — подтвердил его догадку Флин, выглядывая из-за спины. — Флин, ты же в курсе…

— Знаю.

— И что мы будем здесь…

— Я думаю.

Клинт оглядел гигантскую стену с запада на восток — бес толку. Подтянув штаны, он услышал бас от голосов шахтеров со стороны опушки леса.

Живущая на вершине горы Пумп — птица, которую парадоксально кличут рыбой за то, что та была покрыта чешуей, внезапно пробудилась ото сна. Она высунула из-под крыла морду, навострив остроконечные уши, и когтистой лапой загребла собранное из мусора гнездо. Откуда-то с земли до нее доносился ржач с перерывами на кряхтение. Пумп помотала головой и спряталась глубже под крыло.

Ор, способный перекричать и стаю крикунов привлек внимание очереди. И только женщина осталась в горбатой позе, снимая с шеи тяжелые цепи.

— Вы куда прете? — пробовал перекричать приближающуюся толпу полицейский на бочонке, но безуспешно. — Я кому сказал?! — уже громче, но без ответа. Спрыгнув вниз, он бросил камень и попал в волосатое плечо одного из компании. Тот остановился. Идущие за ним мужики не заметив этого, врезались ему в спину, столкнув с ног. Все поутихли.

— Вашу-ж мамашу! — завопил он, отплевывая пыль. Его быстро подняли за подмышки.

— Вы куда прете, я спрашиваю? — не переставал полицейский, похлопывая себя по ноге. Крикун тем временем съел половину птицы, игнорируя хозяина. — Псина, быстро сюда…

Из толпы вышел офицер в красном мундире с шестью серебряными пуговицами на груди, две из которых свисали на последних ниточках. Он вальяжно прошагал в полусолдатской-полупьяной походке, дернул за воротник и сопящим голосом произнес:

— Чей будешь?

Колени совсем недавно властного полицейского подкосились.

— Виноват. Ч-что вы спросили? — офицер поправил ремень и сплюнул за землю.

— Флин, — шепотом подозвал Клинт, пока все отвлеклись.

— Тише, — отмахнулся тот. — Хочу послушать.

Толстяк взял его за шкирку и отхошел назад, не сводя взгляда с толпы.

— Легче… — широкая ладонь прикрыла рот Флина.

Они отошли назад от очереди, боком, точно очерчивая линию квадрата, перешли на сторону группы мужиков и осторожно примкнули к ним.

— Они двое суток работали, чтоб ты мог жопу греть. А я! — он помпезно ткнул пальцем в грудь. — Следил за ними и всячески поддерживал.

— Но ведь указ…

— Закрой рот и от… Ик! Ух ты!.. Талия тебя дери… А? — шахтеры показалли на полицейского. — А, да. Поднимай ворота! — приказал офицер и вернулся к толпе мужиков. Поднялся общий гул, и вся компания обнялась.

Как кулак к груди и сорвался с места к в расположенной у ворот говорильной трубке

— Поднимай! — крикнул он в воронку

Массивный кусок металла начал свой медленный подъем к небу.

— А ты уверен, что нас не выкинут отсюда? — с опаской спросил Флин, протискиваясь глубже в толпу.

— Смотри, — Клинт остановился рядом с одним из мужиков и закинул руку ему на плечо. — Эй! — весело закричал он.

— Эй-хей, — весело поддержал его незнакомый шахтер.

— Просто кричи веселей и делай вид, что ты здесь давно. Так друзей и заводят, — сказал Клинт.

Флин немного замешкал, осмотрев людей вокруг себя, он опробовал метод толстяка на идущем рядом мужике. Тот уставился прямо на него. В одном его глазу горела ненависть, а второй отсутствовал. Флин сглотнул слюну.

— Эй? — с наигранной радостью спросил он.

Недовольный работяга расцвел в сияющей улыбке, что скрывалась под грязной бородой.

— Хэ-хей! — завопил он, а другие вторили.

В его правой руке появился череп зверя. Мужик зубами откупорил крышку из его носа, сделал пару глотков и всучил флягу новому другу, которого, казалось, знал уже тысячу лет.

Флин переглядывался с ее пустыми глазницами. Будто бы извиняясь, он пожал плечами и сделал большой глоток. Сладковатая и в тоже время обжигающая жидкость протекла по горлу. Краски города запестрили яркостью, а непонятная какофония обрела приятную ритмику. Сам того не заметив, Флин закачался с толпой в одном темпе. Ещё глоток — он уже непонятно мямлил, пытаясь попасть в такт песне. Ещё один — он в один голос пел о ненаглядных лунных реках.

Случайные прохожие лицезрели, как единый организм, ревя в дюжину глоток, вошел через главные ворота и двигался по главной аллее, ведущей прямиком к площади. Их встречали статуи героев Империи, чьи имена и величественные позы увековечили в камне.

Вот Нирис Клаус или Одуванчик (как его называло войско из-за белоснежной прически в форме шара) возвышает свой серп. Он был главнокомандующим передовых отрядов во время Войны Тысячи искр. Во многом его умение воодушевить даже самого трусливого бойца позволило сдерживать врага в течение многих недель.

Вот Фернест Спаун держит надкусанную куриную ножку в одной руке и пробирку с лекарством от Красной чумы в другой. Обычно скульптор, перед тем как выбить из куска камня свое творение, долго наблюдает за моделью и самую запоминающуюся позу воспроизводит по памяти. А так как Спаун был любителем покушать, то неудивительно, что кусочек курицы так же удостоилась чести быть на аллее.

А вот и Кинс Ривс с дисковым револьвером и верный крикун Бигльс у его ног. В первые годы второй эпохи Кинс слыл первоклассным убийцей и главной звездой среди жителей населяющих развалины Старого города. Среди обывателей далеких от темной стороны Ориона он запомнился тем, что никогда не брал платы, если целью являлся человек или любой другой индивид, убивший домашнее животное. Так, выполнив договор императора Сервия второго, вместо мешка динариев он удостоился права после кончины стоять здесь. В официальной версии, Кинса в табличке подписали как безымянного героя войны, а лицо скрыли за маской.

Солнце встало недавно и спящий житель столицы Гноги, тот, кто благополучно приближался ко времени опоздания на работу, сильнее вдавил голову в подушку, надеясь скрыться от шума, что лился из открытого окна. Но ткань и пух не смогли сдержать порыв ржача и криков. От безысходности Гноги приказал всем замолчать.

— На месте… Стой! — командным голосом приказал офицер, и толпа остановилась. Флин не успев среагировать, врезался в впереди стоящего. Тот шлепнул себя по лопатке.

Офицер поднял руку и вышел вперед. Кругом суетились люди, гремели восстановительные работы города, дети бегали друг за другом, раскручивая над головами лассо, недалеко проезжала телега, чье содержимое скрывалось от людских глаз за досками. За всем этим наблюдала молчаливая статуя в компании отдыхающих на ней голубей.

— Господа! — продолжал офицер. — У нас ровно два пути! — его пальцы горделиво выставились вперед. — Мы можем разойтись по домам к женам, детям и кроватям или ввалиться в «Сладкий Джо» и попросить Джоанну налить нам за полцены! — он попытался небрежно закрыть мундир, но тот лишь отскочил обратно, вновь оголив грудь. — Решайтесь!

Все едино выкрикнули:

— Джо!

Офицер повел отряд брать таверну штурмом вместе с Флином, но тут его кто-то оттащил за шкирку.

— Мы приехали, — сказал Клинт и оба отсоединились от коллектива.

— Знаешь, — начал Флин, провожая взглядом исчезающих в тумане работяг, — мне этот транспорт больше понравился, чем телега.

— Главное до конечной не доехать. — Он поправил слетевший сапог на левой ноге и добавил: — Пошли на пристань, пока нас не спохватились.

— Сколько у нас времени? — странно переставляя ноги, словно заново учась ходить, спросил Флин.

— Дня два, может меньше. Смотря сколько безделушек уместилось в сундуках той бабы, — Клинт усмехнулся. — Пойдем.

Оба невозмутимо прошли мимо статуи в центре площади. Трое полицейских вблизи нее пытались разобрать слова, выплескивающиеся из плачущей горожанки. Краем уха Клинт расслышал историю о муже, который утром ушел куда-то из таверны, но так и не вернулся домой.

Спросив у играющих ребятишек, как пройти к порту, двое новоприбывших вышли прямиком к улице Первых фонарей.

Она выглядела значительно лучше, нежели остальная часть Солтиса, однако и ей не удалось остаться невредимой. От нескольких домов остались лишь заваленные участки. Впрочем, на большинстве из них уже выстроили каркас новых построек.

Навстречу шли несколько мужчин и женщин в комбинезонах. Они несли мешки, из которых при тряске облаками пыли вылетала рабочая пыль. Клинт наблюдал за ними до стройки, где не меньше трех дюжин людей восстанавливали чье-то жилье.

Пока толстяк наблюдал, как усатый бригадир кричал на четверых гномов, Флин прошел почти до конца улицы. Буквально почувствовав, что в спину начал дуть ветер, он развернулся и свистом подозвал толстячка.

— Вот и отправная точка нашего путешествия, — сказал Флин выходя к перилам в конце, открывшись встречному соленому ветру.

— Хотел сказать «завершающая»? — с ухмылкой ответил Клинт, подходя ближе.

— Вообще я имел виду, что отсюда мы начнем свой… м-м, — он замялся и вальяжно отмахнулся. — В жопу тебя. Весь момент испортил.

— Сам себе его испортил, — Клинт хлопнул друга по спине. — Подколол бы меня или просто угугкнул. Оставь на доброй ноте, а нет — сразу в жопу. Поэтому у тебя и с женщинами не складывается, — договорив, Клинт осознал, что сказал и расхохотался.

— Что? Что смешного? —

Клинт спустился на ступеньку, пытаясь успокоиться.

— Забей, — ответил он.

— Шматок бесформенный, — дружелюбно произнес Флин и пошел за толстяком.

Порт Подгнившая луковица сразу раскрыл все карты перед новоприбывшими: Дюжины пришвартованных кораблей. Похожие друг на друга моряки, как если бы художнику взбрело в голову нарисовать сотни копий одного портрета. Неисчислимое количество кабаков и таверн. Чайки, бесконечно гадящие на лодки. Смешанный запах рыбы, пота и перегара. И волны, заглушенные криками мужиков и топотом акульих сапог.

Вопреки названию шились они далеко не из акул, а из любой другой рыбы или зверя у кого в пасти находились крепкие зубы, а кожа была достаточно плотной.

Свое имя они получили в век правления лже-императоров, когда законный наследник отказался от престола, а совет рвал и метал, пытаясь найти похожего преемника. Из-за многочисленных конфликтов кандидаты могли меняться дважды в неделю.

В те времена заядлые моряки жаловались, что их ноги вечно промокали и мерзли из-за рваной обуви, вследствие чего температура и жар частенько кидали их на лопатки.

В момент очередного выхода в море, нервы у одного из матросов не выдержали и он принялся обвинять природу, богов и, в конце концов, слепого капитана. Когда вокруг кричащего собралась вся команда дверь каюты с грохотом открылась.

На пороге стоял капитан Дрызг Камнелобый родом из Королевства: Оскал раскрывал золотые и серебряные клыки, которые он сам себе выковал и вставил, живя на необитаемом острове, голый череп покрывали многочисленные шрамы, а тело оставалось по пояс голое. Он никогда не носил верхней одежды, так как густая черная растительность на груди, животе, плечах и руках прекрасно справлялась с ее ролью.

Дрызг прошел к уменьшающемуся в размерах матросу. Остановился перед ним, достал яблоко и щетиной счистил шкурку.

Дрожащим пальцем матрос указал на сапоги и прошептал: «Скользко».

Дрызг доел фрукт, разгрыз косточки и стремительно направился к краю корабля. Там он, зацепившись за веревочную лестницу, перепрыгнул за борт, спустился к воде и одним взмахом выловил две акулы. Поднявшись на борт, он вырвал все зубы у морского хищника и откусил ей хвост. Матрос сидел неподвижно, где оставил его капитан. Дрызг взял его ногу и нацепил одну акулу, подобно обуви, а все до последнего зуба воткнул в мясо рыбы с другого конца. Со второй ногой произошло то же самое.

Стоит отметить, что капитан был сообразительным, однако не шибко умным. В тот раз матрос оставил немало царапин на палубе. Впрочем, он ни разу и не поскользнулся. На суше весть о самоделке разошлась по всему порту и дошла до ушей сапожника. Тот создал обувь для моряков и назвал в честь рыбы, из которой была собрана первая пара. Имя создателя с годами забылось.

— И какой у нас план? — поинтересовался Клинт, шнуруя левый ботинок.

— План? — Флин нахмурился. — Никакого. У нас есть цель — найти корабль и слинять отсюда.

— Если есть больше одного пункта, то — это план.

— Хм, — Флин взглянул на пришвартованные судна. — Корабли мы уже нашли, значит остается один пункт и по логике это уже цель, так?

— Теперь нужно найти капитана, который возьмет нас на борт, — пояснил Клинт. — Пункты в плане есть всегда, просто их не всегда видно, — лицо Флина искривилось, напоминая вековую бабушку, не расслышавшую название: «переподвыподвертый часовой ключ».

— Звучит… странно. Вроде и тупо и умно одновременно. Кто такое сказал?

— С тобой кто-то ещё говорит? Короче, смотри. Капитаны обычно либо у своих кораблей, либо в кабаках. Куда идем? — Флин поправил шляпу.

— В данных обстоятельствах может быть несколько нюансов: Если это кабак, то капитан, вероятно, будет не в состоянии даже говорить. Вдобавок там может быть драка или мы вообще никого не найдем…

— Значит, идем к кораблям, — заключил Клинт и незамедлительно двинул вперед.

— Стой! Я ещё не сказал, что там может быть! — две мясистые ноги встали на месте.

— Только не говори, что нас там что-то убить сможет.

— Как минимум две вещи, — говорил Флин. — И это ещё не главное. Вон смотри, — он указал на борт одного из кораблей, куда взбирались трое полицейских. Клинт цокнул языком.

— И что предлагаешь?

— В идеале нам бы денек другой на наблюдение. Кажется, они не в каждый корабль заходят. Те два они пропустили, хотя на все палубы обильно заносят товары, но хотя может они проверили их раньше…

— Короче!

— Короче, на идеал времени нет, так что мы вынуждены надеяться на чудо.

На борту корабля встал полицейский, осматривая порт и периодически поглядывая на бумаги в руках. Флин спрятался за друга, развернув его широкой спиной от себя.

— В общем, — продолжал он тише. — Воспользуемся методом вшивой овцы.

— У тебя всегда была проблема с названиями или сегодня дар прорезался?

— Название не я выбирал, а лейтенант Хлуиса во время войны Тысячи искр. Ты вообще историю не учил? — Клинт пожал плечами. — Она спасла остатки отряда, приказав им полностью снять всю броню с оружием, измазаться в грязи и вместе с зараженными беженцами покинуть город. У кого-то из княжеских появилась идея отпустить их, чтобы не убивать мирных и заразить Империю дальше. Гуманно, но тупо. Хорошо, что они чесоточный грипп за что-то серьезное приняли.

— А она, Хлуиса эта, разве не оставила десяток воинов, чтобы отвлечь всех на себя?

— Я тебе больше скажу — она сама осталась. Но если ты хочешь повторить ее подвиг, то милости прошу. — Флин выглянул из-за широкого плеча и встретился с парой подозревающих глаз полицейского. — Начинай двигаться. Живо!

— Хочешь потанцевать? — заулыбался Клинт.

— Хочу, чтобы на нас меньше пялились.

— Тогда выберем Глинди. Там настолько кривые движения, что все сами отвернутся.

Флин приподнял бровь, но не ответил, четно стараясь сдвинуть толстяка.

— Молодые люди! — закричал кто-то. Слова прострелили через всю толпу и идеально точно попали в цель.

Гости сталицы замерли без движений. Флин вылупился на нависавший над ним второй подбородок, как на нечто невозможное. Клинт так и не снял ухмылки с лица, однако оставшиеся на его животе руки друга чувствовали, как тот втягивался.

— Молодые люди! — повторял кто-то полицейский. — Я к вам обращаюсь!

— Молодец, дебил! — процедил Флин. — Что делать теперь?

— Сам не лучше! Нечего выглядывать, куда не просят.

— Ты издеваешься?

— Вы меня слышите вообще? — уже где-то совсем близко кричал полицейский. — Д… Дай пройти, карга!

— Так. Быстро, двигай бочком к кабакам.

Толстяк не меняя позы, пошел к зданиям, когда как его друг прикрывался им подобно щиту.

— Я сказал стоять! — свирепел полицейский.

— Ты можешь быстрее?

— Я как бы толстый! Чтобы двигаться быстрее — мне нужно бочкой катиться.

— И ты считаешь это веским поводом для оправдания?

— Я считаю это веским поводом послать тебя.

Сильные толчки в спину, застоялый запах пота и ног, чей-то локоть врезался в затылок, мешок, свисавший с плеча одного верзилы вмазал в лицо, зубы акульих сапог то и дело топтали ноги, как повар в кусок сырого мяса.

«Хреновы дылды, когда же вы все помрете то уже?» — раздраженно думал Флин.

Пробившись ко входу трактира «Проглот-кашалот», Клинт направился внутрь, но ощутимый удар в бок перенаправил его прямиком в проулок левее.

— Ты затеряться хочешь или волчьего мака купить? — спросил Клинт. Флин молча продолжал вести толстяка.

Миновав кучи мусора и спящего моряка, они прошли глубже в проулок.

— Стоять, я сказал! — закричал догнавший полицейский.

Оба застыли на месте и развернулись. На них было направленно грозное лицо с красным отпечатком чьей-то ладони на лице и дуло дискового револьвера. Второй рукой полицейский вынул из-за ремня скрученную пожелтевшую бумагу.

— Гребаный свет… А ну вышли сюда!

Оба, выполняя приказ, начали медленно подходить ближе.

— Как только он отвернется, беги на него и выруби, — как можно тише и незаметнее объяснил Флин.

— С чего ты взял, что он отвернется?

— Один на двои…

— Рот закрой! — резко оборвал его полицейский. — Стоять! — он сверился с портретами на бумаге. Сделав два шага назад и стараясь не отводить взгляда, он отвернулся, чтобы позвать коллег.

С незаметного пинка Флина, толстяк сорвался с места, интенсивно набрав скорость и размахивая локтями, будто разгребая каменный завал, мгновенно добрался до цели. Он замахнулся массивным кулаком. Полицейский успел оглянуться. Эхо подхватило звук выстрела, вмиг поднявшийся к крышам. Тело с грохотом повалилось на груду ржавой жести. Густая кровь потекла по железу на землю.

ГЛАВА 2

«Три дня мертвой тишины в траншее. Все несказанные слова криво переносятся нами в последние записки. Капитан перестал кричать о долге перед Империей и заперся в экипаже. Хорошо, наверное, иметь тех, кому хочется о чем-то сказать. Я же пишу самой Талии, а Смерть так удачно станет моим гонцом. Забавно. Скоро сюда прибудет княжеское войско, и залп токовых пушек похоронит нас в этих ямах. Получается — мы сами вырыли себе могилы».

Одна из найденных записок погибших солдат в годы войны Тысячи искр.

Эхо топающих по металлу ног из тоннеля набирало громкость. Маркус поспешил поднял раскрытую с пола. Нелль же безмятежно разглядывал сваленные в глубине комнаты оборванные куски ткани и бумаги. Один за другим он поддевал их острием серпа, подносил ближе к лампе, утвердительно кивал, словно убеждаясь в том, что этот клочок действительно бесхозный, и аккуратно складывал в лежащую рядом горку.

— Кто может жить на глубине в полкилометра? — спрашивал у скелета Маркус. После падения и не самого героического крика горло резало изнутри, и всякое произнесенное слово давалось с трудом.

— Не знаю, друже, — не прекращая заниматься своим делом, отвечал Нелль. — Может кротлики?

— Кротлики?

— Угу. Зубастые такие, под землей живут. Проворные — много куда забраться могут, — Маркус задумался, оценивая его слова на реальность.

Эхо усиливалось, и вдобавок начало пугающе быстро множиться. Прозвучал возглас, отдаленно напомнивший капитанский приказ о начале атаки.

— Странные кротлики, друже, — с еле заметным сомнением ответил Нелль. Он поднялся, подошел к круглой двери и начал ковырять заржавевшие петли.

— Ой, да неужели!

Эхо звучало уже так громко, что заглушало мысли Маркуса.

Нелль толкнул дверь, но та не поддавалась. Помельтешив пальцами в бороде, он ударил сапогом по петлям. Свисавший с нее кусок ржавчины отвалился. Нелль спокойно убрал серп в ножны, поставил масленую лампу на пол, достал из-за плеча лук и, одновременно выкручивая прицел над рукоятью, вынул из колчана стрелу.

— Друже, — натягивая снаряд, подозвал Нелль, — слушай, я сейчас выстрелю, а ты дверь закрой, хорошо? — наблюдавший за ним Маркус.

— Что!? Как?

— Желательно быстро, — пожимал плечами охотник. — Раз…

— Ст… — кашель прервал его.

— Два…

Маркус отбежал в другой конец комнаты, случайно опрокинув масленую лампу ногой.

— Сука!

Он добрался до стены и сорвался обратно.

— Три.

Тетива толкнула стрелу за мгновение до того, как плечо Маркуса врезалось в дверь, и та с неохотным скрипучим писком встала в проем. Все моментально стихло. Толстый слой белого металла не позволял шуму проникнуть внутрь. Масло из разбитой лампы разлилось по полу небольшим черным озерцом, и огонь жадно захватил его, не желая ни с кем делиться.

Нелль сложил прицел, перекинул лук через плечо и потопал к огню. Он опустился на корточки и вытянул руки. Проснувшаяся Кира выползла из кармана охотника, добежала на ладонь и перевалилась на спину.

Маркус стек по двери.

— Ч-чем ты выстрелил? — ещё не до конца отойдя от шока, спросил он.

— М? М. Стрелой с ядом.

— По-твоему, я понял, о чем ты сейчас сказал?

— А. Ну так на конце стрелы есть маленькая колбочка с газом. Там яд фуфырки. Янус алхимичил. Я его тогда две недели, кажется, не видел.

— Они там померли?

— Ещё нет, — сказал Нелль. — Фуфырка зверек любвеобильный и ее яд сначала… ну, в общем, сначала влюбляет.

— Хочешь сказать, у крот… у этих там! Сейчас… оргия?

Кира вскочила на лапки и уставилась на Маркуса, тот слегка вздрогнул.

— Ну, будет ещё где-то минут десять, — Нелль пожал плечами. — Потом, наверное, начнется резня. В общем — ждем. — В огонь полетел комок бумаги.

Мгновение назад Маркуса готовы были растерзать полчища не пойми кого, а теперь они же за всячески терзали друг друга.

По телу промчались неприятные мурашки всплывающих в уме картинок. Он стукнулся затылком об дверь, посмотрел на тень, отбрасываемую собранной Неллем горкой. Очертаниями она напоминала человека в кресле. Образ Зигмунда дорисовывался обрывками памяти сам: борода, мягкий уверенный взгляд и улыбка, пренебрегающая всеми доводами против — три отличительные особенности.

«Хватит на меня смотреть, — с презрением сказал Маркус в мыслях. — Улыбается ведь. Смешно тебе? Хотел ведь, чтобы я продолжил твое дело? Пожалуйста! Я — исследователь! — он раскинул руками и уронил их на пол. — Исследую металлическую коробку с мусором на дне земли. Но зато я открою для людей новый вид. Гордись мной, папка! Кстати, его представители сейчас размножаются за дверью. Не хочешь взглянуть?»

— Я сказал, хватит смотреть! — угрожающе закричал Маркус.

— Ладно, друже. Потом поговорим, — Нелль отвернулся к огню.

Кира забежала на плечо охотника и длинным языком облизнула глаз. Маркус переглянулся с ней и снова посмотрел на тень. Человек пропал.

— Это не тебе, — он выдохнул. Нелль вопросительно посмотрел на него затем на ящерку.

— Когда умудрилась ему насолить? — Маркус закатил глаза.

— О чем хотел поговорить?

Охотник погладил указательным пальцем Киру. Поначалу та оставалась невозмутима, но потом поддалась на ласку и легла на брюшко.

— Да тут с едой вопрос решить надо, если у тебя время есть.

— Полно. Поесть бы сейчас не помешало. Кексы остались?

— Не-а, — спокойно сказал охотник, перейдя указательным пальцем к шейке ящерицы. — Я про это и хотел сказать. Еда закончилась ещё на пароходе.

— Так… хорошо, то есть плохо. И что?

— Ну так вот, через пару дней мы с Кирой тебя съедим.

— А-а… Что? — Маркус недоумевая, посмотрел на обглоданные скелеты. — В смысле… как съедите?

— Скорее всего, сырым. Огонь то уже потухнет к тому времени.

— Так стоп. Чего?! — Маркус вскочил на ноги. — Ты же сказал, что они там перелюбят друг друга, и мы выйдем.

— Вообще да, но прости, друже, я сказал это до того, как увидел, что на двери ручки нет.

— Ручки? — он обернулся. Ни единой детали, которая выпирала бы из двери. Только гладкая поверхность и тонкий зазор в форме круга. Маркус попытался засунуть в него пальцы, но тщетно.

— Не переживай ты так. Когда ты кончишься, Кира и меня съест, — Маркус медленно повернулся к охотнику. Тот глядя на него поднялся.

«Не дать ему достать серпы. Талия тебя дери! Надо чем-то обороняться. Лучше напасть! — Руки охотника потянулись к бедрам. — Где? Чем?».

Под руку на полу попался багровый меч. Не думая, Маркус кувыркнулся к нему, выцепив оружие из костлявой хватки, и встал в защитную стойку.

— Руки убрал и к потолку поднял! — прорезался воинствующий голос.

— Руки убрал и к потолку поднял, — лирично повторил Нелль, отряхивая ладони об бедра. — И только он солнце вобрал… Нет, что-то не то.

— А?

— Подожди, друже. Руки убрал и к потолку… А! — он хлопнул в ладоши. — Руки убрал и к «небу» поднял, и только он солнце вобрал…

— Что за внезапный порыв поэзии?

— Так это от тебя пошло. Слово только перепутал. Там про небо было, а не про потолок, — Нелль задумался, шепотом наговаривая следующие строчки.

— Меч в моей руке совсем ни о чем не намекает?

— Ну, я в чужие дела не лезу, друже. Случись что-то, о чем я должен был бы знать, то ты бы предупредил, наверное.

Пальцы Маркуса нервно сжались на обмотанной паучьим шелком рукояти.

«Как же ты бесишь!»

Отступив на полшага назад, он вдохнул носом и попытался ровно выдохнуть, но выплюнул остатки затхлого воздуха, точно его ударили по спине. Страх, презрение и борьба за жизнь прекрасно работали в трио, подталкивая марионетку к опрометчивому поступку.

Сквозь стиснутые зубы из глотки вырвалось неуклюжее рычание, с которым обозленный полицейский ринулся в атаку.

Колющий удар прошел мимо — охотник легко увернулся, уйдя в бок. Рубящий, просвистел перед отпрыгнувшим Неллем. Атаки сверху, снизу, сбоку отбивались щитком на запястье.

Ещё в академии Маркус славился навыками владения меча. Точнее почти полного их отсутствия. Он понимал методику, запоминал приемы, тренируя их на манекене. Но в реальной стычке, оружие не слушалось, словно пытаясь вырваться и удрать к более умелому курсанту.

За годы обучения Маркусу практически удалось подняться до уровня среднего выпускника, чего было достаточно, чтобы гонять городскую шпану, однако сейчас его навыков катастрофически не хватало.

Всякий удар отбивался и отскакивал, вибрацией сотрясая руку, как сваренную макаронину на ветру.

Хват двумя руками также не дал ощутимых результатов. На этом все могло и закончится. Двум мужчинам в комнате удалось бы вечно махаться, если бы после каждого удара охотник не отступал чуть назад.

Эта способность превосходно работала в поле или на просторных площадях, но не в замкнутой коробке. Нелль забился в угол. Чиркнув пяткой по стене, он мгновенно нырнул под противника. Маркус воспользовался подаренной секундой и порезал шею противника. Тот отбежал в другую часть комнаты, протер шею и посмотрел испачканные в крови пальцы.

— Тебе бы поменьше выпадов делать, друже. Лучше атакуй реже, но быстрее и обдуманней. Следи за противником.

— Учить меня вздумал? — вытирая рукавом вспотевший лоб, процедил Маркус.

— Ну да, — Нелль пожал плечам. — А зачем ты ещё меч тогда взял?

От поднявшегося давления сосуды в глазу Маркуса лопнули, и кровь растеклась по белку. Захрустели суставы, мышцы заныли от боли и должны были вот-вот разорваться. Он отставил ногу назад. Нелль без лишней суеты вынул оба серпа и встал в стойку.

— Нападай обдуманно. Если будет неудобно, то делай как нравится, там, может быть, что-нибудь и подберем под тебя.

Маркус ринулся вперед, замахнувшись мечом для рубящего удара.

Меч со звоном врезался в выставленный серп.

— Ты не настолько сильный, чтобы такими ударами убить, — объяснял Нелль. — Тебе надо думать, мне кажется. Да. И ты, кстати, мертв, — заостренным концом второго серпа он ткнул спутника в кадык.

Маркус оттолкнул охотника и отступил в другую часть железной коробки. Сплюнув, он снова побежал на этот раз в попытке проткнуть Нелля насквозь, но тот отбил багровый меч щитком, а серп приставил к горлу сержанта, оставив между ними какие-то миллиметры.

— Ты — труп, друже. Тебе надо было остановиться, когда я начал защищаться, тогда шансов было бы больше. Давай ещё раз, — он отошел подальше. — Если ты не против, конечно.

Отступив, Маркус ощупал горло и проверил ладонь на наличие ран. Он вытер нос рукавом, и тут же оказался наказан пронзающей сломанный хрящ болью.

— С-сука! — выпалил Маркус. — Сражайся как с равным себе!

— Как-то… наигранно звучит.

— Сражайся!

— Друже, ты меня извини конечно, но я при всем желании не смогу драться с тобой как с равным. Ты явно хуже меня, а бить вполсилы… ну мне, кажется, это неуважение. Лучше потренируемся. Со стойкой у тебя все вроде неплохо, но надо замедлиться. Много глупых атак — быстрее устаешь.

— Я и сам это знаю… — процедил Маркус, готовясь атаковать.

Та корка гнева, что покрыла его сознание и защищала от здравого смысла, надломилась. Через открывшуюся трещину просочились слова охотника, а мозг приступил к поиску в них логики. Заметно успокоившись, Маркус взял оружие одной рукой, выпрямился и медленно приблизился к Неллю. Тот сдвинул с затылка шляпу, и выставил вперед серпы.

Огонь понемногу гас, постепенно погружаю воющих во мрак.

Маркус внимательно изучал противника, пытаясь вычислить зону удачной атаки. Область выше пояса казалась недосягаемой из-за щитка на запястье. Оставались ноги, а вернее сказать — колени. Неллю не хватило бы времени дотянуться до них, если атаковать внезапно. Для подстраховки был необходим отвлекающий маневр…

Под ботинком треснула кость почившего стражника. Маркус не смотрел на него, смекнув, что нужно сделать.

Подошвой он отщелкнул обглоданный череп от позвоночника и пнул, попав точно в лоб охотника. Пока тот отвлекся, Маркус шагнул вперед, перехватил меч и воткнул острие охотнику в икроножную мышцу.

Нелль опустился на колено, схватив кисть спутника. Не считая тяжелого дыхания, он не издал ни звука. Его напряженная физиономия выглядела так, словно сидя на берегу реки ему на крючок попался крупный стоплавничок.

Нелль достал из кармана сложенные перья жар-птицы, положил рядом с пяткой, а затем аккуратно вынул меч. Из сквозной раны полилась кровь. Охотник отложил оружие в кучу макулатуры, небрежно завернул штанину, слегка подогрел над огоньком два желтых листа и приложил к м отверстиям в ноге. Выдохнув, он задрал голову, взглянув на Маркуса. Тот, скрестив руки на груди, источал уверенность, которой прикрывал просачивающееся сострадание.

— Моло… — Нелль прочистил горло. — Молодец.

Маркус хмыкнул.

— В следующий раз убью.

— Вряд ли, друже.

Маркус наклонился к охотнику и озлобленным шепотом произнес:

— Ты в этом уверен?

— Ну да, — спокойно отвечал Нелль. — Посмотри на плечо.

Маркус послушался, встретив недвижимые раздвоенные зрачки Киры. Его память тут же выдала сцену с охранником в Кеёсе. Ящерка окрасилась в белый цвет, облизнула глаз и выстрелила языком в каких-то миллиметрах от кончика носа Маркуса. С испуганным писком тот отскочил назад и попятился, но споткнулся об скелет в растерзанной кирасе и упал.

Кира проползала по его лицу, повернулась к хозяину и спрыгнула на пол.

— Это был предупредительный лизь, — убирая руки от заклеенной раны, пояснил Нелль.

Он выпрямился и дважды топнул поврежденной ногой, проверяя ее на работоспособность. Кира спиралью заползла по его штанине под плащ и вылезла из-за шиворота на плечо.

— Просто у нее уже рефлекс есть. Когда меня кто убить пробует, она сразу лижет его. Но ты, вроде как тренировался, так что она только предупредила. — Маркус лежал молча. — Друже? — Нелль подошел к нему ближе, наклонился и похлопал по щекам. — Ничего не боли?

— Почему?! — прогундел Маркус, тыча пальцем в ящерицу. — Она меня… она чуть не…

— Она бы тебя не тронула. Ну, если бы случайно не промахнулась, конечно, тогда да — ты, наверное, бы помер.

Маркус пытался отдышаться. Затылок пульсировал от боли. Огонек ослаб настолько, что троящийся силуэт Нелля почти пропал в тени. Окружение поплыло, точно они вернулись на пароход. Послышался скрежет.

— Что это? — Маркус зажал уши.

— Не знаю.

Охотник поднял серпы. В тени было не разглядеть. Приходилось ориентироваться на слух. Кто-то пытался войти в комнату через дверь. Стрелы с любяще-убийственным газом могли положить несколько дюжин кротликов, но сколько их было ещё? Возможно, их выжившие отряды разгребли тела.

Маркусу не хватало сил для паники. Вместо этого он лежал с лицом брошенного в грязь философа. Вопрос, засевший в его голове, вполне подходил: «Что я тут делаю?»

Дверь неумолимо выступала из стены. Аккурат всякому толчку Нелль делал шаг в сторону и остановился между незримой угрозой и Маркусом. Появился просвет в форме полумесяца, через который туда высвободился затхлый запах, а оттуда вырвалось недовольное бормотанье на непонятном языке. Граница между комнатой и туннелем исчезала. Увидев появившегося на пороге, брови Нелля на мгновение приподнялись, но тут же упали.

Перед ним стоял гном или, по крайней мере, кто-то на него сильно смахивающий. Ростом немного ниже положенных полтораста метров, из растительности длинные густые брови, а череп смотрелся ненормально большим в пропорциях с остальным телом. Узкий разрез глаз странно гармонировал с большим круглым носом и миниатюрным ртом, который без выпирающего и вовсе слился бы с красноватой кожей. Тело покрывала броня, состоящая из цельного куска белого металла.

Гость протопал мимо людей, как мимо мебели, обогнул огонек и начал разгребать мусор, в намерении что-то в нем найти.

Нелль убрал серпы в ножны и подошел ближе. Кира взобралась на шляпу.

— Вам может помочь? Если вы хотите, конечно, — предложил охотник, но его проигнорировали. Тогда он нагнулся и протянул руку к одному из листов. Его кисть тут же схватила облаченная в металл ладонь карлика.

— Кане рех! — прошипел он.

— Звучит угрожающе, — сказал Нелль. Когти на перчатке гостя сильнее впились в кожу. — И ощущается так же.

— Тахейни клепели кане рехе?

— Понял. Вы по-нашему не разговариваете. Давайте я заберу своего друга и уйду, а вы нас не будете пытаться убить, если, конечно, у вас других планов нет. Если есть, то, наверное, придется повоевать, — он попытался выдернуть руку, но хватка оказалась крепкой.

— С поверхности? — спросил карлик на чистом имперском.

— С одной из точек.

— Не говоришь, собираешь книги, уходим.

— Ладно, — пожал плечами Нелль.

Карлик расцепил хватку. После дернув за цепочку на шее, он зажег два осветительных фонаря на плечах и приступил к делу.

Маркуса смеренно лежал на скелете, чувствуя, как его сломанное ребро пытается вонзиться ему в спину, и думал:

«И вот я здесь и вот меня уже там нет. Там. Здесь. Там. Здесь…»

Он представлял, как патрулировал Лунную улицу, где встретившая его свора мальчишек в украденных дорогих костюмах давала деру, небрежно придерживая окуляры. Маркус ловил их, но всегда отпускал, пока остальные полицейские отвлекались. На лице прорезалось подобие улыбки, но та искривилась. Маркус перевалился набок и обхватил колени руками.

Вдруг на его плечо легла ладонь:

— Капитан? — в осипшем голосе Маркуса прорезалась надежда.

— Не-а, — над ним стоял Нелль, держа несколько книг. — Друже, пойдем. — За ним протопал светящийся маленький человечек. — Света нет больше, а он сейчас уйдет.

На Нелля смотрели жалобные глаза, намекающие, что их обладатель не воспринял ни слова из сказанного.

Подняв спутника, охотник подхватил его на плечо и пошел за уходящем карликом.

Яд фуфырки полностью вынюхали лежащие вокруг кротлики. Позы, в которых их застали, напоминали стоп-кадры из сцен, в которых несмышленые дети застают родителей, заходя к ним в спальню посреди ночи, с единственной разницей, что здесь не только у женщин имелись острые когти. Вокруг валялись куски плоти, внутренностей и вырванного металла, а всевозможные жидкости стекали к основанию трубы и стремились дальше. Впоследствии к ним добавилось содержимое вывернутого желудка Маркуса.

Карлик наращивал темп. Свет отлично виднелся в кромешной тьме, однако это не спасало от понимания, что вскоре он может исчезнуть.

По ощущениям шли они целую вечность, если не две.

В конце концов, опасения сбылись, и свет пропал где-то вдалеке. Прождав некоторое время, и тщетно пытаясь разглядеть что-то в темноте, Нелль и Маркусс двинулись дальше, вдвое замедлив шаг. Никто не осмеливался открыть рот, сосредоточившись на передвижении. Все, что мог услышать кто-то, случайно оказавшийся в том же туннеле (правда зачем, непонятно) это:

*Шерк — тук-тук — Шерк — тук-тук — Шерк*

Спутники передвигались как единое целое, используя крайние ноги для передвижения, а средние для простукивания пути впереди.

По примерным подсчетам в уме Маркуса они уже приближались к точке, где пропал карлик.

Подошвы ботинок прощупали пустое пространство под собой и их владельцев тут же потянуло вниз. В последние секунды перед неминуемым полетом один судорожно пытался схватиться за что угодно, а второй придержал шляпу, где пряталась ящерка.

Провалившись, их враз всосал мощный поток воздуха. То тут, то там засверкали желтые огоньки, а рядом с их источниками замаячили размазанные фигуры.

Труба, в которой они летели, сворачивала под всевозможными углами, делала обороты и даже мертвые узлы. Наконец, впереди показался свет, а вместе с ним ненароком возник вопрос о торможении.

Руки закрыли лицо. Прошла секунда, две, три! Но тело все ещё не ощущалось, как размазанная по мостовой каша. Озадаченно и, отчасти, возмущенно убирая руки, Маркус застал себя парящим над ещё одной трубой. Оглядевшись, показались ещё четыре с каждой стороны, и изо всех вырывался мощный порыв ветра.

Словно по щелчку, все утихло и людей прижала гравитация. Под ними оказался широкий лист жести. Он с характерным чпоком продавился под ними. Когда все окончательно замерли, принялся метод, называемый среди капитанов академии: «малышок». За схожесть с ползаньем детей по полу.

Слепящий яркий свет потух, проявив c дюжину карликов, тычащих острыми когтями в лица чужаков. Морды не отличались особой приветливостью, тем не менее и никакой агрессии в них не нашлось. Одно только подозрение и анализ, который применяли покупатели, проверяя пальцами овощи на рынке.

— Пэх, — выдал один из карликов, стоящий позади за стойкой, и принялся что-то царапать.

Остальные замахнулись и нацелили острые когти на черепа чужаков. Нелль успел подняться и подтащить за шкирку Маркуса.

— Может, не будем торопиться? — в неизменно спокойной форме спросил он. — У вас нет причин убивать нас.

— У нас нет причин не убивать вас, — без толики эмоций ответил карлик за стойкой.

— Справедливо, — Нелль качнул головой и впервые за долгие годы путешествий пришел к выводу, что встал в тупик.

С долей давным-давно позабытой паники он смотрел на съежившегося Маркусса, пока не вспомнил про книги.

— А это тогда можно выбросить? — охотник поднял макулатуру над собой. Подступающие карлики устремили к ним взоры, как обезвоженные скитальцы к ведру чистой воды.

— Жорши… — завороженно промурчали они единовременно.

Тот, что стоял за стойкой очнулся скорее всех, убрал свисавшие на глаза брови за уши и уставился на чужака.

— Отдай книги. Умрешь быстро.

— Кажется, это не очень выгодный обмен.

Нелль посмотрел под ноги. Склонившись, он оттащил край жестяного листа, открыв небольшой зазор. Книги тотчас нависли над ним.

— Если я сейчас их выброшу, — с полной серьезностью продолжал охотник, — то вы нас все равно убьете? Я так понимаю?

— Уверен на семнадцать квадратиков. В этом нет никакой выгоды.

— Согласен, — пожал Нелль плечами. — Наверное, под конец просто нагадить вам хочу.

— Пэх, — снова выдал карлик и только собирался уйти, как вскочил Маркус с прорезавшимся ором:

— Стоп! Стойте, подождите! — карлик пробубнил что-то под нос и вернулся обратно:

— Предлагай.

— Не убивайте меня… — дамба дала течь, и капли потекли по щекам полицейского.

— Не выгодно, — сухо ответил карлик, но не успел в третий раз сойти с тумбы, Маркус вновь выкрикнул!

— Нет, стойте! Мы же… мы же с одним из ваших были… Точно! О-о… — кашель оборвал его, — он нас за собой вел и-и где-то тут ходит. С-с со… со светяшками, мать их! На плечах! Он тут где-то, поищите! Он прямо перед нами прилетел!

— Нет пользы, — это окончательно выбило Маркуса из колеи.

— Ну как же, ведь…

— Да, кстати, он нас попросил книги эти найти и помочь ему сюда их принести, — пришел на помощь Нелль.

— Слорк! — недовольно скомандовал карлик за стойкой и все остановились.

Он водил когтем по разложенным перед ним бумагам, потом по странной рамке с прутьями и колесиками на них. Карлик отсчитал несколько, снова сверился с написанным, спрыгнул и скрылся за углом. Стена из карликов-бойцов следила за чужаками с приготовленными к атаке когтями.

Нелль сделал шаг к Маркусу, закрывшему ладонями лицо.

— Друже, ты в порядке? — вопрос остался без ответа. Охотник сел на корточки и положил руку на плечо спутника. — Эй, все будет… — что-то внутри застопорило его, не дав закончить предложение.

Маркус вырвался и раскрыл лицо. Он плакал.

— Оставь меня бл… — внезапно загремел металл, частично заглушив речь, — в покое! — заглянув в само сознание охотника, заплывшим до черноты глазным яблоком, он отполз дальше, пугливо обхватив колени.

Нелль сдержался, поправив арбалет на пояснице.

Главный карлик вернулся в компании того, кто встретил двух жителей поверхности ранее.

— Финьик зюрьки? — спросил тот, что взобрался за стойку.

Все выглядели одинаково. По крайней мере, охотник не находил в них особой разницы. Только лампы отличали стоящего перед ними от остальных.

— Кош, — ответил он и после достал из-за пазухи кандалы. — Руки.

Нелль спокойно повиновался. На его запястья снизу нацепили два браслета. Маркус оказался менее податливым, но послушался, после того как карлик поднял его на ноги.

Ведомые спасителем, люди протолкнулись через карликов, миновали ещё одного за стойкой и завернули за угол. Впереди пролегал длинный коридор формы идеального квадрата. На стенах в шарообразных сферах горели голубые огоньки, что освещали путь. Проходя мимо, Нелль тянулся к ним, пытаясь заглянуть внутрь. Но каждый раз нечто овальное в панике отплывало и гасло.

В некоторых таких лампах было пусто. Другие разбили, а осколки вперемешку с мелкими костями валялись на полу. В качестве замены всюду горели факелы или токовые катушки, сверкающие синими искрами.

Повсюду была размазанная кровь, сдвинутые по углам гниющие тела, от вони которых кружилась голова, и блуждающие туда-сюда карлики.

Казалось, что при движении у них выполнялся лишь один алгоритм: есть цель — не вижу препятствий.

Поддерживалась ненормально быстрая скорость для карликов в тяжелой броне. В мгновение ока они нахлынули с лестниц, заполнив собой коридор.

Слева от Нелля шли на встречу. Tго же ряд направлялся прямо, иногда отделяя маленькие группы к лестницам. В центре оставалась свободная полоса с прямоугольными выбоинами. По ней пронесся транспорт напоминающий телегу груженую жестью, однако вместо лошади впереди находилась огромная вращающаяся шестерня. Никто не гнушался пройтись по трупу и с треском раздавить несколько старых костей, но все как один обходили лампы.

Толпа исчезла так же внезапно, как и появилась.

Из коридора карлик Маркус и Нелль вышли в цех. Огромных размеров помещение сияло тусклым голубым светом. Отовсюду доносились удары молотов. Слева за сотнями хаотично расставленных столов спаивали металл, отчего воздух пропитался сильным запахом сварки.

В центре находилось колесо, габаритами не меньше, чем пирамида из Кренгарда. Погруженное наполовину в пол, к нему цеплялись мощные цепи, что отходили от стен и потолка и нависали над копошащимися карликами. Конструкция напоминала механизм для поднятия ворот или клеток для преступников. Нелль сжал челюсти от мысли, кого именно могла сдержать та, которой управляет это колесо.

Колесо сильно косилось на бок. Шестерни, что, чередуясь, уходили от его центра и исчезали под полом, сплюснулись до формы овалов. В качестве опоры подставили балки. Несколько новых подвезли на странной телеге прямо перед тем, как одна из них вмиг согнулась и рухнула, похоронив под собой несколько карликов. Никто из оставшихся в живых не дернулся, продолжая работать.

Идущий охотник тоже оставался невозмутим, в отличие от Маркуса, который жалобно заскулил, увидев, вылетевшие, как из раздавленного томата, внутренности.

Их остатки добавились к разорванным в клочья телам и горкам различного рода мусора, которые всякий мимо проходящий пополнял новым экземпляром.

Троица вошла в следующий коридор, но завернула в туннель. Их остановили в комнате, в точности такой же, как предыдущая, но с целой мебелью.

Надзиратель-карлик подошел к Неллю, забрал у него книги и крайне бережно разложил их на столе.

— Находите книги, принесете сюда. Ушли, — скомандовал он.

— Ладно, — покачал Нелль плечами, уже хотел было уйти, но передумал. — Ам, хотел… хотел узнать, а что?

Карлик–надзиратель поморщился.

— Что, а что?

— Вот вообще, вот что… ну… что…

— Что здесь происходит!? — взорвался Маркус. — Кто. Вы. Такие?

Не столько сами вопросы, сколько их неожиданная подача ошарашили карлика-надзирателя.

— Мы — фиберсы, — наконец высказал он сухо и прямо. — Нашу расу создали после заключения Непрощенных в их тюрьмы и поручили следить за младшим их них. Колесо в зале — один из девятисот сдерживающих элементов и одно из шестисот семидесяти пяти работоспособных.

У Маркуса отвисла челюсть, но прежде, чем он успел что-то сказать появился карлик–надсмотрщик, ведущий перед собой кого-то из своей расы. Первого на ком была не броня, а рваные тряпки на костлявом теле, свисающим с пояса мешком и маслянистыми седыми волосами.

— Куренку лефти глонс, — рассказал карлик–надсмотрщик и убрал длинные брови за уши.

— Цельпю? — абсолютно тем же голосом спросил карлик-надзиратель.

— Жели фонзе, — стыдливо вклинилась третья. Она была девушкой, по крайней мере, так казалось из-за мягкости, с которой произносились слова.

— С’Имитэ вартпо. Фэ делти крунс.

Услышав это, карлик–надсмотрщик толкнул заключенную к чужакам и начал изучать их одежду, а у того, кто носил заросли на лице, проверил ещё и оружие. Потянув за колчан, он достал из него стрелы, взвесил на ладони и выглянул к своему собрату.

— Фон.

Ему отмахнули, после чего он поспешил удалиться.

— За книгами! — скомандовал карлик-надзиратель.

— Фо флужельдю фолги! — возмущалась карлик-девушка.

— Наказание.

Прошло ещё некоторое время в попытках что-то доказать, но карлик-надзиратель слушал это с недосягаемой вершины горы, прозванной «наплевать». Когда девушка поняла, что выше ей не взобраться, она развернулась и пошлепала голыми ногами по тоннелю. Нелль пошел за ней. Маркус побежал следом.

Они двигались по очередному коридору. В конце находилась непроницаемая темная стена. Опасения вызывал тот факт, что кровь и трупы повсюду были ещё свежими.

Девушка-карлик подхватила один из искрящих под ногами светильников и прошла через стену тени.

— Эй! Подождите, — кричал ей в след Маркус, откашливаясь. Она остановилась и обернулась.

— Че-то надо?

— Нам приказали вместе книги искать, я вот и хотел узнать, какие именно им нужны, где они вообще и куда идти?

— Тебе бы горяченького чего попить или слизня проглотить, — советовала девушка-карлик. — А то у тебя горло что-то…

— Книги где? — настаивал полицейский.

— Серьезно хочешь для них что-то искать пойти?

— А вы разве нет? — Маркус ударил кандалами друг об друга. — Нас не выпустят, если мы не найдем их!

Хмыкнув, девушка–карлик подошла к трупам у стены. Отыскав нужный, она сунула руку ему за шиворот, сорвала цепочку со ржавым ключом и подошла к Маркусу. Несколько оборотов и кандалы свалились на металлический пол, а их грохот охотно подхватило эхо, унеся по туннелю.

— Проще некуда. Свободен, — она собралась уходить, но Маркус схватил ее за руку. Девушка напряглась. — Отпусти или закричу, — пригрозила она.

— Думаешь, тебе кто-то из них поможет? — вопрос Маркусом задавался с неожиданно злобной ухмылкой, точно его автором являлся пациент «Ягодки» — подземного сооружения в Княжестве, где лечат психически нездоровых существ.

Нелль потянулся за ключом.

— Что ты, милый. Я совсем не поэтому, — девушка вдохнула поглубже и запищала во все горло, оглушив Маркуса. Когда рот закрылся, ещё долго слышались отголоски крика. Как те утихли послышалось знакомое топанье.

— Кротлики… — прошептал Маркус. Девушка-карлик рассмеялась и выдернула руку.

— Херотлики, — передразнила она и, оставив лампу, убежала в тень.

Нелль сбросил оковы.

— Друже, нам бы пора уходить.

Маркус сорвался с места обратно. Охотник переложил Киру из шляпы в карман и побежал следом, но мигом затормозил. В голубом свете тремя ровными рядами маршировали карлики. Не дожидаясь участи стать новым бездыханным телом, Маркус забежал в один из туннелей справа.

На сей раз, там оказалась уводящая вверх лестница, по которой приходилось ползти чуть ли не на четвереньках. Ступени привели в комнату. По центру горела свеча немногим выше обитателей этих катакомб с синим огоньком на фитиле. Воск растекся лужицей вокруг, в которую сразу же наступил Маркус.

Его внимание полностью захватило окружение. Небольшого огонька с лихвой хватало, дабы осветить все углы. Повсюду были вычерчены символы. Будто кто-то потратил целую жизнь, чтобы прорезать их ногтем, о чем намекали засохшие красные пятна.

Такие же были на пирамиде, в склепе и Янус указывал на них в своей тетради.

Снизу донеслись первые пищащие возгласы и звоны бьющегося металла. Шумы вернули состояние паники Маркусу, заставив забиться в угол.

Нелль приготовил серпы и выглянул на лестницу. К нему уже мчалось несколько тварей. Их обглоданная кожа на большеголовых черепах клочьями отрывалась от встречного ветра, разорванная металлическая броня, под которой проглядывали кости и вываливались внутренности, то и дело стучала по ступеням. На некоторых имелись лишь рваные тряпки и, в лучшем случае, три оставшиеся конечности. У всех из глаз струилось синее пламя, коптящее остатки мышц на лицах.

Одна из тварей растолкав остальных и с ревом бросилась вперед. Почти у самой вершины отпрыгнула от ступени, выставив вперед когти. Нелль отпрыгнул вправо, дав ей пролететь мимо и, перехватив серп острием верх, резким взмахом отсек ей голову.

Не успел охотник вернуться к проему, как на него тут же набросилось ещё трое. Он успел выставить щиток перед лицом, но упал. Острие одного из серпов вонзилось в живот лежащей на нем твари. Нелль выдернул руку, распоров ей брюхо. Все ещё теплые внутренности разложились на нем, как угощения на праздничном столе.

На это мгновенно отреагировало несколько тварей с полностью облезлой кожей. Они приступили к пиршеству, чавкая кусками собственных собратьев.

Совсем ещё свежих тварей не привлекал ужин из гнилья — они стремились к свежатине. Четверо походивших внешне на карликов подскочили к лицу жертвы протягивая когти к его налитым теплой кровью щекам, мясистым губам и сочному языку.

Из кармана выползла Кира. Она взобралась к одной из них, облизнула глаз и коснулась кончиком языка ее шеи. Вскоре та когтями принялась расчесывать горло и быстро вырвала себе гортань, и c потухшими глазницами повалился на пол.

Вторая тварь заметила маленькую белую закуску, крепко схватила ее за голову и сунула в зубастую пасть. Она начала жадно жевать и тут же замерла. Сверху из ее черепушки торчал серп, чье острие отсвечивало, выйдя из нижней челюсти. Нелль отпустил оружие, и тело рухнуло на бок. От удара пасть раскрылась. Через пару секунд на полу проявились маленькие кровавые отпечатки замаскированного зверька.

Третья тварь на человека в углу. С рывка, перечеркивая когтями выцарапанные на полу символы, она помчалась к нему. Маркус сжался и с вытаращенными глазами приготовился мощным ударом вмазать ей в морду. С максимально возможным толчком он выбросил обе пятки вперед в момент, когда тварь уже летела к нему. Тут из ее раскрытой пасти вылез наконечник стрелы, который пробил подошву ботинка Маркуса и прошел насквозь.

К горлу полицейского подступил вопль агонии. Его ноги вместе с тварью рухнули, раскрыв направленный в его сторону арбалет, сжимаемый в дрожащей руке испуганного до полусмерти Нелля.

ГЛАВА 3

«Вновь ветер рвет паруса.

Над ними толпа белых птиц.

Компас уперся туда,

Где водам не видно границ.

Вкус соли у всякой еды.

Вкус соли у жизни моей.

Шторма даже в ясные дни,

Добавит властитель морей».

Одна из первых работ Мидо Тарпуна, барда-мореплавателя и по совместительству главного кока на шхуне «Плавучая борода». Неоднократно замечался за подсыпанием подозрительных специй в похлебки матросам.

— Чего уставился?

— Я… Ты в порядке?

— В плечо попала, — сказал Клинт, прижимая новое отверстие в себе. — Отличная работа, жирок, — он погладил себя по животу.

— Понятно, — Флин помрачнел и посмотрел спящего в куче мусора моряка. Его похмельный сон не смог бы разбудить и залп корабельных пушек, а выстрел из дискового револьвера и вовсе приравнивался к жужжанию осы. Флин стянул с его лысой головы вязаную шапку и подошел к полицейскому. — Помоги к стене его подтащить.

Клинт поднял побледневшее тело за подмышки и подтащил к стене, после взял со старого дивана покрывало и накинул сверху.

— Второй за неделю… С-c!..

— Счета только не хватало, — пригрозил Флин и вынул палец из раны толстяка. — Первый сам виноват, как и этот. Забудь, — он снял фуражку с полицейского и бросил подальше, заменив вязаной шапкой. — Идем.

Клинт не спешил уходить. Он прошептал молитву Юнне, отступив назад, прижал кулак к груди, и направился за другом.

Толпы продолжали протаптывать пирс, не заметив ничего подозрительного. Никто не услышал выстрел. Клинт и Флин пробрались сквозь моряков к пришвартованным кораблям. Они искали тот, к которому здравомыслящий человек отказался бы подходить и на милю.

За покрытым мхом пароходом морских гномов показалась надломленная ростра — вырезанная из дерева объемная девушка. Правый борт подмигивал отверстиями от попаданий ядер, наспех заделанных досками. Верхняя половина мачты по принуждению тонны прибитых гвоздей подменяла фальшборт. Карма хвасталась последним не разбитым окном в каюте капитана и колесами, что приводили в движение посудину.

Флин долго изучал ее, прячась за бочками. Клинт плюхнулся на одну из них и сунул палец в рану, пытаясь вытащить оттуда пулю.

— Слыхал, кого с Горцами случилось? — спросил морской гном, сидящий на мешках у пришвартованного рядом парохода. Толстяк ненароком прислушался.

— С кем? — переспросил второй хриплый гном, скидывая мешок в общую кучу.

— Горцами. Ну эта… семейка из Княжества. Вятослав у нас ещё на штурвале стоял.

— Помню такого, — устало отвечал ему гном, доставая папиросу из кармана. — А разве иш их Горцами звали?

— Талия их всех знает, — отмахивался первый. Он достал из кармана на груди бронзовую пламенку, крутанул шестерню, прикурил и отдал второму. Тот подпалил папиросу и вернул механизм.

— Кого случилось?

— Порезали всю семью, — выдал первый. — Вята, женщину его и паренька малого.

— Не помню, чтобы наемники за мелких брались, — он выпустил две струи зеленоватого дыма носом.

— В том-то и дело — с ними не убийцы работали. Мне местный служитель брякнул, что вроде их какое-то животное порубило. Там, когда тела нашли, все попадали: горло с корнями выгрызли, а лица в клочья расцарапали чем-то мелким.

Гном задумчиво затянулся, посмотрел на перепонки между пальцев и очистил их от прилипших водорослей.

— Крысы.

— Крысы? — второй огляделся и наклонился ближе.

— Слухи ходят, что крысы с подпольных боев в канализацию слиняли. Мож Вята им как-то жизнь подпортил? Там… фруктов медовых больше стал жрать, чаще в сортир ходить.

— Вы какого Слайми тут расселись? — выкрикнул третий гном, тыча в них крюком.

— Перерыв, — отвечал ему сидячий первый. Второй затянулся в последний раз и отщелкнул остатки папиросы в воду.

— Отдыхать будете, когда пеплом на поля ляжете! Так, ты, сходи мне за пивом в ту таверну.

— Чего я-то? — сидячий поднялся, пытаясь вычесать из бороды застрявшие раковинки. Третий кинул ему мешочек монет.

— Купишь пиво за пяток, остальное оставишь себе.

— А чего не я-то? — возмутился второй.

— Рот закрой и иди за штурвал.

— Так я же…

— Повышение. Пшел.

Капитал достал из бороды скрученную карту и развернул ее, предварительно пару раз проткнув крюком.

— Отойди! — прочавкала девушка.

Она появилась из ниоткуда, пихнув локтем захваченного размышлениями Флина. Тот прикрыл будущий синяк, на долю секунды уловив запах нириса — жевательной травы. Обычно Тамбуки использовали ее для расслабления нервов, но судя по реакции незнакомки, либо зелень ещё не успела подействовать, либо у нее выработался иммунитет к спокойствию.

Девушка растолкала коренастых моряков, столпившихся на проходе у носа корабля, и стремительно направилась к подъему.

— Оба! — воскликнул толстяк, вынув застрявшую пулю.

— То, что надо, — Флин сузил веки.

— Наконец-то. А сейчас пойдем искать капитана, — толстяк соскочил с бочки.

Прибитые ещё в прошлой эпохе доски разломились. Раскрывшаяся трещина мгновенно разделила дерево на две части и помчалась вдаль, затерявшись под ногами толпы. Прожди лишнюю секунду, и Клинт точно провалился бы под пирс, встретив рако-змей, которые выползли на берег. Однако врожденное умение игнорировать мелочи смогло спасти его от участи завтрака ядовитых хищников. По причине, которую не слышали ещё ни одни живые уши, эта его особенность не распространялась на Флина.

— Тебя надо зашить, — поставил тот перед фактом, прогладив усы.

— Сама затянется. Не паникуй, все нормально будет.

— Если из тебя выйдет весь воздух, лучше не станет. На борту должна быть нитка с иглой.

Клинт зажал отверстие указательным пальцем. Кровь остановилась, и он продемонстрировал необычный метод заживления ран другу. Флин недовольно покачал головой.

Они прошли мимо моряков, поймав насмешливых взглядов. Среди них затесался улыбчивый белокурый мальчишка. Он помахал толстяку, на что тот растерянно кивнул в ответ.

У подъема вовсю разогревался конфликт между злой незнакомкой и мамонтом. Мужик обгонял по лишнему весу даже Клинта. Тело его покрывали ненормально длинные волосы, словно он их наращивал специально, а изо рта выглядывали большие серебряные клыки.

Оба друга подошли ближе, встав с ними в общий круг. Незнакомка продолжала пялиться на невозмутимого мамонта.

— Все что у тебя сейчас есть — это один миниатюрный шанс, чтобы позвать капитана. И если тебе повезет, или ваша «Юна» лично меня попросит, то, возможно, я не вырву тебе сердце и через освободившиеся клапаны не выпью всю твою кровь.

Она вдавливала каждое слово рассудительно и четко, словно опытный лекарь объясняющий больному грядущую операцию. Ее зрачки неотрывно смотрели на его, а веки не осмеливались и дернуться.

Пароход позади Клинта отшвартовался и отплыл, раскрыв местоположение двух подозреваемых всему пирсу. По спине прошли неприятные мурашки.

Мамонт оставался недвижим. На все сказанное в его адрес, он поковырялся заостренным ногтем на большем пальце между серебряных зубов. Челюсти незнакомки сомкнулись. Вдохнув, она трижды с одинаковым секундным интервалом щелкнула пальцами, отошла на шаг и врезала мамонту промеж ног. Следом она повалила рядом стоящую бочку, подобрала брусок, подтащила мешок, соорудила из трех элементов рычаг, на который прыгнула, запустив катящийся снаряд в и без того поверженного противника.

Так сложилось, что тот неудачно встал на краю пристани. За криком падающего мамонта последовал громкий всплеск, поднявший столб воды.

— Афака! — закричал кто-то на борту. — В наф фтреляют!

Трое стоявших на пирсе подняли головы. На палубу выскочил морской и голый гном и помчался на пирс.

Он затормозил единственной ногой, оперся на деревянную палку, что торчала из второй, и огляделся единственным серым глазом. Почесав единственным мизинцем единственный волос на бороде, он облизнул единственную губу, на миг показав единственный нижний зуб.

— Мог ещё дольше подождать, чтобы я тут всех твоих сморчков утопила? — выпалила девушка.

— Чавой? — морской и голый гном подтянулся к ней единственный ухом, но тут же скомандовал: — Зафрой фрот, крыфа суфофуфная! На наф напали! — он вскочил на мешок, подхватил мизинцем доску, выставил ее к небу, аля абордажную саблю и громко обратился к морякам: — Наф фдет флафная битфа, фопляки! Фсе на бофт! — подул легкий морской ветерок, на котором гордо развевались обвисшие причиндалы капитана корабля.

Оружие выпало из его хватки. Члены команды разобрали последние прикупленные товары и хохоча, понесли их на борт.

— Пожалуйста, замолчи, — стыдливо потирая переносицу, сказала девушка.

Дрожащей от нервов рукой она достала из наплечной сумки скрученную в комок траву, сунула в рот и принялась интенсивно жевать. Капитан возмущенно вдохнул через единственную ноздрю и уставился на нее.

— Да я фебя по дофке к акулам пуфу…

— Пуфи меня лучше на борт, придурок! — перебила она. — Хватит. Бесишь. Я заплатила, и я пошла на корабль. Созерцать, как твое последнее яйцо на ветру колышется, я не намерена, — она поправила черные, как смоль волосы и взошла по трапу, который сильно напоминал выдранную с петлями широкую дверь.

Клинт засмеялся, получив шлепок по животу. Капитан уставился на них.

— А фы тут чего фстали, как на якоре? — Флин встрепенулся.

— Мы хотели…

— Мне фаши хотелки, как морю барахтелки! А ну жифо тряпки в зубы и мочить палубу! — капитан спрыгнул с импровизированного пьедестала и пошлепал в каюту.

Флин дождался, пока голое нечто исчезнет и взобрался с толстяком на борт.

— Я что-то не вкурил, что за барахтелки? — спросил Клинт.

— Поговорка морская. Сброшенные за борт барахтаются, но море их всегда поглощает.

— Мрачновато.

— Смерть — вещь в принципе не из приятных.

На борту царил лютый хаос: оставленные всюду шрамы в виде зарубов от ножей, мечей, заколоченные отверстия от пробоин. Топоры, мечи и одна алебарда с отломанным древком торчали вместо украшений на оставшемся от мачты пеньке, стен каюты, палубы. Даже в штурвале на солнце отблескивало лезвие чьего-то ножа.

Вернувшиеся моряки принялись относить припасы в трюм, потом растеклись по кораблю, готовясь к отплытию.

Флин приметил скопившихся у бочки матросов. Судя по оживленному спору, они во что-то играли. Флин прогладил усы, переместил шляпу на затылок и, на основе недавно полученного опыта, незаметно пристроился к игрокам, подхватив недовольный возглас, когда на костях выпала семерка. Он даже умудрился поспорить с саном в шляпе с широкими полями, какими костями следовало ходить.

Клинт озирался, не вынимая пальца из раны. Приметив подходящее пристанище, он подошел к лестнице, ведущей к рулевому, и сел на третью ступеньку.

Мимо толстяка наверх пронесся парень в белой рубахе.

— А! — задыхаясь, воскликнул он, когда остановился. — Еле успел. Меня искали?

— Гноги, здесь чаще о Нази вспоминают, чем о тебе, — с улыбкой отвечал рулевой.

— Ой, подожди… дай отдышусь, потом посмеюсь. Напомни только, чтобы я не забыл.

— Обязательно. Чего опоздал? Ну и моська у тебя конечно.

— Что с ней?

— Ее как будто из меда сделали, потом растопили на стариковской трухлявой груди и заморозили.

— И чем оно отличается от моего обычного лица?

— Сейчас у тебя удивительно бритая рожа.

Гноги ощупал подбородок.

— Действительно…

— Нехилая ночка была.

— Сам в шоке. Прикинь, вчера пошел дарнаков покормить…

— Ночью? Дарнаков? Ты под маком что ли был?

— Лучше бы. Нет, — Гноги харкнул в море и продолжил: — Весь скот с ближайшей фермы сюда перевезли — от чумы подальше.

— Ага.

— Вот. Людей не хватает, чтобы всю эту прорву кормить, поэтому там платят всем, кто придет. Не ночью правда там, а уже под утро. Я больной что ли по-твоему в такие ночи выходить?

— Как скажешь. Прям всем что ли платят? — заинтересовался рулевой.

— Вроде да. Не слыхал, чтобы кого-нибудь кидали.

— Угу. Ладно… ладно, так чего опоздал?

— Дебилы! Двое в ноль пьяных навстречу мне идут и такие: «Брат! Подвези до Плачущего леса!». Я злой, сонный… Короче, послал их и срать. Дальше иду, а они мне: «Пятьдесят динариев дадим!»

Рулевой рассмеялся.

— И ты тормознул?

— Ясен-красен! На кормежке мне от силы десятку заплатят, а тут проехаться всего ничего и в шесть раз больше.

— В пять, — ухмылялся рулевой.

— Какая разница? Один хрен больше. Короче, я быстро до дома, в повозку и на площадь этих забирать.

— Деньги то сразу взял?

— Ещё бы. Монеты в карман, их взад посадил и помчал. Отдал полицейским на воротах десятку и к лесу. Эти спорили про дядьку какого-то и потом, как приехали, они в лес ушли и сказали подождать. Час нет, два нет. Никого нет.

— Свалил бы и все. Делов то?

— Я так и сделал. Развернул телегу, уже трогаться хочу и тут крик слышу, обрывистый, как будто кому-то рот закрыли. Я долго вдуплял, а потом из травы что-то прилетело прямо в лицо, я сразу по лошади хлестанул и до Солтиса не тормозил.

— Скажешь, что этого ты там их оставил?

— А что я должен был? Туда проверять что ли идти? Историй всяких про Плачущий лес ходит. Я вон полицейским на воротах сказал все, пусть разбираются.

— Вообще правильно, но ты все равно козел.

— Че сказал? — кое-как варьируя на грани со сном переспросил Гноги.

— Что за дрянь там в тебя прилетела, говорю? — громче спросил рулевой.

— А я откуда знаю? Я домой приехал, а она все лицо жжет, не могу…

— И?

— А? — встрепенулся Гноги.

— Дальше то что?

— Дальше… А дальше она на бороде засохла и пришлось брить. Во! Кстати, почему рожа гладкая. Потом лег досыпать, а там под окнами рабочие горланят. Они ушли… я уснул и проспал…

Гноги захрапел. Рулевой дернул рычаг за штурвалом.

Посудина затряслась так, что всякая незакрепленная вещь от кружки до каната, обрела возможность двигаться и целенаправленно устремилась за борт. Откуда-то из глубин трюма доносилось тарахтение и перекрикивающие его споры.

Привыкшие матросы продолжали перекидываться костями, а в то же время Флин обеими руками обхватил остаток торчащей мачты, прижавшись к ней щекой.

Вскоре все успокоилось. Гремела цепь знаменующая поднятие якоря, сдвинулись боковые колеса, оттащив корабль дальше от пирса. Оставшийся самодельный трап из последних сил цеплялся за возможность не остаться всеми забытым на дне моря. Клинт наблюдал за тем, как он, опираясь последним уголком, срывается, и напрягся, когда услышал глухой удар.

Через пару минут на месте трапа появился мамонт. Он перевалился на палубу, отплевывая воды. С волос на теле свисали прицепившиеся водоросли с запутавшимися мелкими рыбешками. Стекало впитавшееся море. Рассевшиеся чайки вмиг слетелись к нему на перекус. Рассвирепевший мамонт отмахивался и пытался встать, но только и мог, что раскачиваться слева-направо.

Пока корабль, сшибая все подплывающие к пирсу лодки, разворачивался, рулевой выставил поломанную ростру по направлению к выходу из порта. Он подал сигнал.

Компания, играющая в кости, разбрелась. Большая часть понесла товары, кто-то спустился в трюм, оставшиеся взяли доски и гвозди, чтобы залатать дыры. Сан в шляпе, облокотился на фальшборт. К нему тотчас прилетели чайка. Они разделили корки горохового хлеба, припрятанного у бледнокожего в свертке.

Стараясь не привлекать лишнего внимания, Флин взялся за швабру. Тщательности его работы могли позавидовать и бывалые служанки в императорском дворце. Всякая грязь оттирались без труда.

Это занятие его настолько увлекло, что Флин продумал план наиболее эффективной уборки. Самолично повысив себя до должности старшего уборщика, он отдал несколько приказов морякам. Те поначалу чёкнули, выразив непонимание, но после второго приказа повиновались. Присоединился даже белокурый мальчишка, который безмятежно разбивал друг об друга игрушечные корабли. Он подбежал к незнакомцу, прижал к груди кулачок и со шваброй побежал выполнять свой неожиданный долг. Флин довольно прогладил усы.

Сохраняя уверенность, он поправил шляпу и замер. Некая мысль прострелила его голову: главная задача нахождения на этом корабле — ни в коем случае не выделяться из общей массы, что совершенно точно шло в разрез с совсем недавно обретенной должностью.

Он почувствовал, как в его затылок словно воткнули два раскаленных добела гвоздя и очень медленно проталкивали глубже. Флин обернулся. Позади стояла озлобленная девушка, тщательно жуя и не отрывая взгляда с незнакомца. Она скрестила руки на груди, и выставила вперед правую ногу, стуча носком сапога по дереву. Казалось, что после каждого удара корабль сотрясался.

— Слушай, — в ее интонации звучала вся сдерживаемая внутри ненависть, которую идеально обрисовывал холодных взгляд.

Флин нервно сглотнул, но не торопился оправдываться, пытаясь сохранять уверенность. Девушка продолжала:

— Тебя я пихнула на пирсе?

— Припоминаю подобное, — осторожно подтвердил он, погладив все ещё побаливающий бок.

Девушка глубоко вздохнула и трижды щелкнула, так же как и при споре с мамонтом. Ее льдинки покрывшие глаза слегка подтаяли, проявив что-то наподобие стыда.

— Извини, — внезапно мягко ответила она. — День сегодня так себе. Повстречала кое-кого… Ты тут новенький, как я поняла, поэтому просто не обижайся. У меня такое часто случается. Остальные привыкли.

— Хорошо, — Флин кивнул.

Девушка пошла дальше.

— Меня, кстати, Ф… — он успел затормозить, прочистив горло, — Форк зовут.

— Поздравляю, — мельком взглянув из-за плеча, ответила она, уходя к каюте.

Время тянулось ненормально медленно. Клинт не вставал со ступеньки, видя, как маяк тонет под темными волнами. И снова в памяти всплыла башня и покинутая деревня.

В первый час после восхода солнца он шел по полупустой улице. Самая оживленная часть деревни вымерла от людей. Лошадь без седла и стремени свободно разгуливала от одной кучи сена к другой и нацелилась на крышу сарайчика с соломенной крышей. Крикун за калиткой зубами яростно рвал поводок, который привязали к будке.

Сильный ветер запустил обрывок темно-красной ткани в толстяка. Мимо на полной скорости промчался белый экипаж, с направляющим в птичьей маске. За ним остался след из пара, что растекся по округе. Клинт закашлял, пытаясь отмахиваться.

За рассеявшимся паром показался жилой дом, на крыльце которого взахлеб рыдала женщина. Она прижимала к груди порванное темно-красное платье, сидя в окружении ещё нескольких ее обрывков. Клинт подошел ближе. Женщина показала заплаканное лицо, изуродованное побоями. Она вскочила, наспех собрала остатки платья и захлопнула за собой дверь.

Клинт вернулся на дорогу, краям глаза заметив в окнах наблюдающие силуэты. Через секунду они скрылись за занавесками.

Он шел к Флину домой. Вошел через скрипучую калитку, приблизился к двери, взялся за ручку.

Его пронзила колющая боль.

Палец слишком глубоко вошел в рану на плече и ноготь впился в мясо.

— Заштопать юы, — сказал он и поднялся, взявшись за фальшборт. — Не подскажешь, где тут нитку с иголкой найти?

Лежащий мамонт указал на дверь трюма с оставленными в ней пулевыми отверстиями и дырой от удара чей-то ноги.

Клинт подошел к распластавшемуся как звезда телу и, отогнав чаек, помог ему подняться. Обойдясь коротким кивком, мамонт двинул к носу корабля. Толстяк направился в трюм.

Спустя многие часы палуба засияла чистотой. Толстый слой грязи годами копившийся на поверхности дерева отправился за борт. Ноги больше не прилипали, а запах протухшей рыбы слегка развеялся.

Довольный Флин гордо держал швабру, озирая фронт проделанной работы. Группа из подчиненных матросов сидела за командиром и устало переговаривалась. В общем и целом, диалог не нес в себе особого смысла. Суть ограничивалась одним вопросом: «На кой хрен мы это сделали?»

«На кой хрен я это сделал?» — с опаской подумал Флин.

У края борта поскользнулся один из матросов. Следующий также не устоял на ногах, и выбил пару зубов об палубу. Бочка, что он катил разогналась и вдребезги разбилась об стену капитанской каюты. Повсюду разлился корг (смесь пива и той жидкости, в которой плавают замаринованные овощи).

На доносящийся с палубы мат выскочил капитан, одетый в заштопанный мундир. Не миновав и метра, он поскользнулся и упал в корг.

— Бунф! — завопил он и заплескался в лужице. — Я фам так профто не фдамся бефхребефные раки! Я умфу не так!

К нему поспешили двое матросов, и перед тем как подняли, успели нехило огрести. Взбесившаяся нога сначала пяткой заехала одному в кадык, а потом единственный большой пальцем вонзился в глаз второму. Когда капитана поставили на ногу, то у него пропал дар речи. Все блестело. Ни единого пятнышка.

— Раки… — наконец вымолвил он. Его единственный зуб воткнулся в верхнюю десну. — Кто мою грязь украл? — он взмахнул единственной рукой и единственным ногтем рассек рубаху на груди справа стоящего матроса. По линии пореза проступила кровь. — Я ее ффю жизнь фдесь копил! Кто?

В эту самую секунду перед ним упал Флин. Сверху на капитана смотрели испуганные уборщики.

— Он! — заявил первый из них.

— Ага! — подтвердили остальные и скрылись. Белокурый мальчишка, жуя корку хлеба, замер и потихоньку попятился к оставленным игрушкам.

Флин сплюнул попавший в рот корг, стряхнул его со шляпы и встал перед капитаном. Тот выставил мизинец, целясь в горло обидчика.

— Фпион… — зловеще протянул капитан.

— Подождите, — сказал Флин и надел шляпу. — Понимаю, ситуация не самая приятная, но мы сможем все решить миром.

— Эту грязь мой прадед… мой отец… Я! Копил! Ты хоть фнаешь, фколько акульи фапоги фтоят?

— Не проблема — мы ее вернем, — капитан опустил единственное нижнее веко.

— Фвязать ему ноги и к левому борту! — громко скомандовал он.

Осторожно ступая по скользкой палубе, матросы схватили главного уборщика за подмышки и отнесли к остаткам мачты, где на случай шторма у основания хранились спасительные канаты. Одним из них перемотали чужака по пояс и подтащили к левому борту. Капитан приковылял с ведром. Флин забрал его и тут же согнулся под весом. Внутри лежал булыжник.

— Будефь черпать фемлю фо дна! — приказал капитан.

— Есть более рациональный способ решить нависшую проблему, — пытался спастись Флин. — Мы можем встать у острова и…

— На дно! — отдал команду капитан.

Один из матросов поднял ведро, привязал его к канату. Он поднял будущего водолаза и с раскачки выбросил в море. Флин было закричал, но длины веревки не хватило, и он врезался лицом в борт.

— У вас моллюфки вмефто мофгов? Отвяфывайте и держите его фами!

— Я не смогу достать до дна! — кричал Флин. — Мы посреди моря!

Капитан посмотрел на болтающегося внизу человека.

— Будефь нырять, пока не фачерпнешь!

— А выныривать мне как?

— Дернешь за веревку!

Канат отвязали от мачты, и Флин отправился добывать землю на дно морское.

Клинт поднимался из трюма, зашивая себя найденной иглой и ниткой. Толстяк сунул одно в другое, по наводке нашел бочку с соевой водкой, окунул творение в желтоватую жидкость, завязал узелок и принялся себя штопать.

Парочка механиков суетились вокруг искрящего токового двигателя. Тот, что повыше в резиновых перчатках укрощал гайку от колбы, под которой хранилась погасшая катушка. А тот, что пониже, стучал по циферблатам и неистово дергал за рубильники.

Клинта заинтересовал небольшой резервуар с мутной водой. В нем извивались три рыбы, сильно смахивающие на увеличенных червей, из которых вырастало множество толстых усиков. При приближении массивного нечто, у каждого кончики засверкали, и вода вокруг заполнилось миниатюрными молниями.

За секунду до этого тот, что повыше, снял колбу. С закругленной верхушки катушки вылетел токовый заряд точно лоб. Механик подобно спиленному стволу повалился на пол. Тот, что пониже, оттолкнул толстяка и стал откачивать коллегу.

Клинт поднялся на палубу. После затемненных уголков солнечный свет слепил, из-за чего он не заметил идущую мимо девушку. Она оттолкнула его и вошла в каюту.

— Осторожней!

Никто не ответил. Клинт пошел за ней разобраться, но дверь захлопнулась перед его носом.

Кругом суетился народ. Кто-то с носа корабля неумолимо звал капитана, но тот либо не слышал, либо целенаправленно игнорировал приставучего матроса. Среди всей неразберихи статично стояли лишь двое моряков у левого борта с канатом.

— Как ловится, мужики? — спросил Клинт, подойдя к ним.

Один из них посмеялся, а второй полностью сконцентрировался на процессе.

— На что ловим? — толстяк глянул вниз. Канат уходил под воду.

— На сморчка, — ответил оценивший шутку. — Не клюет только, зараза.

— Капитан! — надрывал горло матрос с носа корабля. — КАПИТАН!

Дверь каюты распахнулась.

— Вон та вот херня нас всех убьет, если ты что-нибудь не сделаешь! — доказывала девушка, указывая вперед.

— У меня нет правого уха! Я ни Максетта не слышу с этой стороны! — прокричал капитан. Она обошла его.

— Сделай что-нибудь!

— Закрой рот, дефка! Ни одна туча не фпособна убить меня!

— КАПИТАН!

— Бабку твою каракатицу, иду я!

— Ты меня сейчас девкой назвал?..

Капитан попрыгал к носу корабля. За его спиной раздались три щелчка.

— Че орешь? — заорал капитан.

Испуганный до полусмерти матрос указал вперед. Вдалеке единым фронтом посудину встречала грозовая туча, растянувшаяся по всему горизонту. Чернее черного, толще толстого, она словно ждала в предвкушении десерта с названием «Леди Торт» с двойной порцией людей, чтобы вкусить сие угощение, вонзившись в него миллионами дождевых зубов и отправить на дно морского желудка.

Капитан долго думал, пока команда замерла в нетерпении. Его единственная губа растянулась в улыбке.

— Фсем приготофиться! — скомандовал он и развернулся. — Привязать фебя к фпафательным канатам!

— Привязать себя к спасательным канатам! — вторили матросы.

— Гноги! — потирая глаза, худощавый моряк подбежал к капитану?

— Да… — зевота прервала его, — ой. То есть. Да, капитан!

— Проферишь, чтобы фсе канаты были крепко затянуты, и никто не ушел на дно без корабля!

— Слушаюсь, капитан!

— Дорог! — один из моряков встал прямо перед капитаном.

— Да, капитан!

— Прикажи механикам добавить мощности. Пойдем на пролом!

— Слушаюсь капитан! — Дорог было побежал, но поскользнулся, упал и потерял сознание.

— Крабовые мудни!

— Зох’ин! — осторожно ступая по скользкой палубе, подбежал сан в шляпе с большими полями.

— Капитан!

— К механикам! Пусть выкрутят мощность до макфимума.

— С-с-слшуюсь, капитан, — Зох’ан перепрыгнул через лежащего Дорога.

Капитан двинул к рулевому, попутно приказав Гноги не забыть привязать лежащее тело.

Стоящие рядом с Клинтом матросы засуетились, услышав приказ и не зная, что делать с «рыбалкой» и посмотрели на толстяка.

— Порыбачь, пока мы завязываемся? — попросил тот, что понял шутку. Второй помогал ему молящими глазами.

— Быстро, — отвечал Клинт, хватая канат.

Вес оказался не то чтобы тяжелым. Сил толстяка вполне хватало, чтобы без труда удерживать его, однако из-за кем-то отмытой палубы, подошвы скользили, приближая его краю. Клинт осмотрел под ноги, дабы найти, во что упереться, но вместо этого нашел шляпу Флина.

— А где остальное? — сказал Клинт и огляделся. Не найдя друга, он посмотрел на канат, потом на второй его конец под водой.

Рывками он начал вытягивать живца. Скоро на борту появилось бездыханное тело Флина, крепко сжимающее ручку ведра с булыжником внутри. Колеса корабля дернулись, свалив почти всю команду с ног, и прибавили ходу.

Клинт сел перед телом друга и приложился ухом к груди, но не услышал стука сердца. Вернулся моряк, что понял шутку.

— Привяжись! — он кинул толстяку канат и убежал прочь.

Клинт обмотал объемный живот и вернулся к телу.