Горы красивы всегда: освещенные лучами восходящего солнца или же укрытые пушистыми шапками облаков. Горы удивительны и неповторимы. Но иногда смотреть на них лучше издалека, так как, временами, они смертельно опасны, особенно для неопытных чужаков. А осознавать это начинаешь обычно в такой ситуации, когда противостоять той мощной стихии становится почти невозможно.

Вот, как сейчас, например, когда мы оказались в фургоне, на узком горном серпантине, под проливным дождем. Затяжные сезонные дожди всегда не очень-то приятное событие для путешественников, и не то чтобы мы были к ним не готовы, но попасть под такой водяной шквал в этой, довольно засушливой, части Перу, мы все же не ожидали. Однако, налетевший с океана тайфун ударился о высоченные горные склоны и решил оставить весь свой запас воды с этой стороны хребта. Мощные потоки воды обрушивались на скалы, стекали вниз, чтобы ниже по склону наполнить сухие русла рек и принести долгожданную влагу в засушливые долины Коста, западного тихоокеанского побережья Перу. Даже здесь, в высокогорной Сьерре, дожди идут только четыре месяца в году. В это время здесь начинают таять снега и переполняются русла горных рек, но и тогда далеко не все из них доносят свои воды до пустынных нагорий запада, исчерченных сухими руслами. Основную же часть года, в прибрежной полосе, царствует ее величество пустыня, а жизнь сосредоточена только в речных оазисах немногих полноводных рек. С незапамятных времен жители тех мест не только строили сложные ирригационные системы, но и расчерчивали пампу гигантскими астрономическими календарями, вычисляя наступление периода дождей, который принесет им с гор воду, а значит, и возможность вырастить что-нибудь для еды. Когда жители Коста молились о приходе дождя, жители Сьерры пытались их как-нибудь пережить. Каждому — свое.

— Мне надоело повторять «Я же предупреждала!», но лучше бы нам надеть гусеничные насадки! — нервно заметила я, в очередной раз почувствовав, как фургон буквально всплывает под набегающим потоком воды, хлынувшей из очередной расщелины в скале.

— Сейчас это уже не получится, слишком большой уклон! — сквозь зубы бросил мне Кот, который усиленно пытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь сплошные потоки воды, сбегающие по ветровому стеклу.

Дворники не справлялись. Посмотрев на его побелевшие пальцы, сжимавшие руль фургона, я решила не поминать, что предлагала сделать это же самое пару часов назад, когда мы проезжали мимо довольно ровной площадки, на которой еще сохранились руины перевалочного пункта древних инков. Только в подобных местах, у современны транспортных средств, была возможность разворота или безопасной стоянки, так как ширина древней дороги была рассчитана либо на пешеходов, либо на погонщиков лам. Колеса местные жители, до прихода испанцев, просто не знали, как впрочем, лошадей и телег. Нашему же, широкому и тяжелому, фургону теперь только и оставалось, что медленно карабкаться вверх по склону.

— Развернуться мы тоже не сможем, остается надеяться, что мы вскоре выскочим за границу облаков, и дождь прекратится. А судя по тому, как сгущается туман, она где-то недалеко. Тогда, может, и связь наладится, — подал голос Лис, который сидел возле станции связи, безуспешно пытаясь установить контакт с другой частью нашей группы.

Судя по его мрачному лицу, он не мог поймать даже позывные военной авиабазы, расположенной неподалеку, на этой стороне горного хребта, куда днем раньше на мотоциклах уехали Барон и Педро-Пуля.

Вольфа тогда окончательно достала плохая связь с Европой и невозможность нормально поговорить со своим дедом, бароном Генрихом. А необходимость в таком разговоре весьма назрела. За прошедшие полгода мы уже проехали вдоль тихоокеанской стороны хребта от Чили, куда мы прибыли из Европы, почти до северной границы Перу, посетив практически все места, которые нам указали Генрих с Клаусом. И не обнаружили никаких следов его давнего врага — Бруно. Из указанных нам пунктов, на этой стороне гор, необследованным оставался только один крохотный городок, расположившийся высокогорной долине, в непосредственной близости от инкских развалин. Вела туда лишь древняя узкая дорога, вырубленная на склоне гор, во времена Великих Инков.

Как рассказал нам Клаус, в той высокогорной долине находился еще и старый монастырь, где со времен испанского владычества обитали монахини-урсулинки. Испанцы расположились на месте старого военного поселения инков, созданного, чтобы наблюдать за состоянием дороги, которая в этом месте переваливала на другую сторону горного хребта. Старый археолог полагал это место не только весьма перспективным для своих исследований, но и удобным для создания тайной военной базы. Клаус сообщил нам, что в те давние годы какие-то секретные работы эсесовцами в том ущелье определенно велись, потому как археологов оттуда довольно быстро выставили. Ученый сетовал на то, что не сумел достаточно полно изучить остатки крепости и хозяйственных сооружений, но признавался, тот факт, что он не находился в долине на момент завершения работ, спас ему жизнь.

Таким образом, место виделось довольно перспективным, хотя и труднодоступным. Вот только, никакие наши расспросы в окрестных поселениях успехом не увенчались, местные жители не желали говорить о долине «мертвого озера». И было непонятно: то ли они горных духов боятся, то ли людей из долины не любят, то ли еще кого.

— Мы туда не ходим! — вот и весь сказ.

Мы тогда решили разделиться: Вольф поедет и поспрашивает военных, используя дедовские связи, а остальная команда, с фургоном, отправится прямо в долину, осмотрится на месте. Связь собирались поддерживать непрерывно, чтобы была возможность быстро вызвать вертолет военных, но погода внесла свои коррективы, и сейчас мы даже не могли запросить у базы высоту облачного покрова. Поэтому все, что нам сейчас оставалось, это с черепашьей скоростью карабкаться вверх по дороге, надеясь, что фургон не смоет в пропасть. Или один из мотоциклов, на которых впереди ехали Че и Хорек, осматривая дорогу, на предмет возможных оползней. Каково им сейчас там, снаружи, я боялась даже себе представить. Как и то, что случится, если вдруг не выдержит двигатель фургона. А этот вопрос меня очень занимал в последние четверть часа.

— Пашка, а ты полностью уверен, что двигатель работает нормально? — в который раз, спросила я Кота, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам.

— Температура пока в норме, — ответил он, бросив короткий взгляд на приборную панель.

Мне же не давал покоя глухой рокот, громкость которого постепенно нарастала. Поэтому я решила приоткрыть окно из бронированного стекла и высунуться наружу, несмотря на потоки воды, текущие по окну. И сразу поняла, что дело не в двигателе.

— Оползень, прямо по курсу! — завопила я, бросив взгляд на горный склон, который огибала наша дорога.

И в тот же момент по крыше фургона забарабанили камни.

— Попробуем проскочить! — крикнул Кот, давя на газ.

Но тут же ударил по тормозам, так как из-за поворота, нам под колеса, на мотоцикле вылетел Хорек. Дальше всё покатилось, как в самом дурном сне, когда думаешь, что хуже уже некуда, ан, нет — есть куда! Затормозить не могли ни мы, ни он. Кот крутанул рулем в сторону горы, пытаясь, хоть как то, упереться колесом, а Алешка бросил мотоцикл на бок. Но его, вместе с мотоциклом, продолжало нести по мокрой дороге, а наш фургон начало разворачивать поперек. А сверху колотило все сильнее. Фургон вдруг тряхнуло так, что я повисла на ремнях, но затем его движение замедлилось. Видимо, это Дин, который следовал сзади, на моем тяжелом трицикле, с разгону въехал в колесо фургона, прижимая его к горе.

Я не успела даже перевести дух, как увидела, что мотоцикл Хорька ударился о наше колесо и заскользил к пропасти.

— Алешка! — только успела крикнуть я, увидев, что сначала мотоцикл, а потом и Хорек срываются с обрыва.

А затем я увидела Лиса, который почти ныряет с обрыва вслед за ним. И судя по тому, что он тоже медленно начал уползать вниз, Алешку парень поймал.

— Он не удержит Хорька! — в отчаянии крикнула я, отстегивая ремень безопасности.

— Держи руль и ручник! — ответил мне Кот, распахивая свою дверь.

Я перебралась на водительское сидение, а Пашка кинулся к друзьям. Он успел схватить Лиса в тот момент, когда Валерка, уже более чем наполовину, скрылся за краем обрыва. Но вытащить Хорька им удалось только тогда, когда к ним присоединился могучий Дин.

Судя по всему, у Алексея была сломана рука, да, и встать на ноги он тоже не смог. Но мой сердечный друг был жив, а на повороте, из-за которого он вылетел, теперь громоздилась здоровенная груда камней.

— Смените же меня кто-нибудь! — закричала я, увидев, что все парни выбрались на дорогу. Кот вернулся к машине, а я выбралась наружу. Левая рука Хорька, действительно, была сломана, а нога, всего лишь, вывихнута. Дождь продолжал лить, как из ведра, но хотя бы камни пока больше не падали. Усиленный каркас фургона, рассчитанный на то, чтобы не сложиться, даже если перевернется и улетит в кювет, выдержал это испытание, хотя, если бы мы попали под основную часть оползня, от нас осталось бы мокрое место.

— Скажи спасибо парням, ты чудом жив остался! — отметила я, вправляя вывих.

— А мотоциклу — конец! — сдерживая стон, процедил сквозь зубы Алексей.

— Это — мелочи, а вот, что с Че? — сказал Дин, глядя на груду камней, перегородившую поворот дороги.

— Он, как раз перед обвалом, сказал, что хочет поехать посмотреть подальше вперед и прибавил скорость. Надеюсь, что он проскочил, — рассказал Хорек, морщась от боли, пока я пыталась зафиксировать его руку.

Дин только скрипнул зубами, и пошел в сторону завала.

— Осторожней! Может быть, еще не все сползло! — крикнула я ему, понимая, что он все равно будет искать своего названного брата.

Но не успел Дин дойти до завала, как из-за камней послышался крик.

— Ребята, как вы там? Все живы? — услышали мы голос Че.

— Слава богу! — пробормотала я, и попыталась подняться с земли.

Но схватившись за живот, со стоном опустилась обратно потому, что острая боль свела мышцы живота.

— Что с тобой? — закричал Хорек, хотя, на лице его уже проступило понимание случившегося.

— Воды отошли! — простонала я, осознав, что по ногам струится теплая жидкость.

— Барон меня убьет! — прошептал Алешка. — Ведь, предлагал же он тебя с собой взять!

— Мы, как бы, сообща решили сюда двигаться, в фургоне-то надежней показалось. А дальше, если что, вертолетом, — напомнил Лис пытаясь помочь мне добраться до фургона. — А такого катаклизма никто предвидеть не мог!

— Мы, все, были слишком самонадеянны! — ответила я, пытаясь отдышаться после очередного приступа боли. — А горы легкомыслия не прощают.

— Кот! Где у тебя запасной трос? Че хочет перебраться на нашу сторону, — крикнул Дин, подходя к фургону.

Но осознав сложившуюся ситуацию, решил повременить.

— Тебя, видать, всерьез прихватило? — спросил он, поднимая меня на руки и укладывая в фургон.

— Процесс пошел! — невесело усмехнулась я.

— Вниз нам не спуститься, пока не прекратится дождь и не подсохнет дорога, — сообщил подошедший Кот. — А завал, и вовсе, быстро не разобрать!

Я вновь криво усмехнулась:

— Значит, готовьтесь к роли повивальной бабки!

— Не самая лучшая идея! — неодобрительно покачал головой Дин.

— А у тебя есть другие варианты? — ехидно поинтересовалась я.

— Че говорит, что за следующим поворотом виден проход в долину. А там, как нам говорили, монастырь, там, хотя бы, женщины живут, — сообщил он.

Я скептически улыбнулась и уточнила:

— Не женщины, а монашки! Знаний у них, в этом вопросе — не больше, чем у тебя!

— Но Клаус говорил, что у них, при монастыре, больница была, может быть, там и нормальный врач имеется. Ну, или в городе повивальная бабка какая-нибудь найдется, — вступил в разговор Хорек, которому Лис тоже помог добраться до фургона.

— Вот только, город-то с другой стороны завала! — указала я на вполне очевидную вещь.

Дин сосредоточенно нахмурился:

— Но и мотоцикл Че — тоже с другой стороны! Если мы переправим тебя на ту сторону, то я попробую довезти тебя до города.

Он забрал у Кота трос и направился к завалу.

— Ты уверен, что справишься в одиночку? — в который раз спросил у Дина Че, прилаживая на мне что-то вроде шлейки, наспех изготовленной из буксирного троса и страховочных веревок.

— Ну, мотоцикл-то с этой стороны, всё равно, только твой, а если мы попробуем сейчас тащить через завал еще один, то в лучшем случае уроним в пропасть мотоцикл, а то и еще кого-нибудь, в придачу! — оборвал его Дин, закрепляя на себе ответные лямки. — А я, если надо, ее и на руках донесу!

Я, в качестве согласия, только кивнула, стараясь контролировать дыхание, чтобы справиться с очередной схваткой. Солидная порция обезболивающих позволяла мне надеяться, что я выдержу этот рывок.

— Ну, тогда — удачи вам! — пожелал Че, прилаживая на багажник рюкзак с аптечкой и моей шкатулкой.

Они нам, определенно, понадобятся.

И этот путь мы всё же одолели, хотя, последний участок дороги, ведущий непосредственно к монастырю, прилепившемуся на склоне горы, Дину пришлось-таки нести меня на руках. А вот двери, ведущие на монастырский двор, открывать нам не захотели, несмотря на то, что Дин стучал изо всех сил и по-испански кричал, что нам нужна медицинская помощь. Я уже совсем смирилась было, что мне придется рожать прямо тут, в грязи, под дождем, но в этот момент окончательно закончилось действие обезболивающих лекарств, и новая схватка вызвала такой приступ боли, что я заголосила изо всех сил.

И произошло чудо! Тяжелая входная дверь приоткрылась, оттуда вынырнула худощавая девушка в темном платье с покрывалом на волосах и склонилась надо мной. Она коснулась моего живота и о чем-то спросила, но я могла только стонать и кусать губы. Тогда монахиня посмотрела на Дина, а затем открыла пошире дверь и жестом приказала ему нести меня внутрь.

За внешним кольцом стен обнаружилось еще одно, стоящее выше по склону, а между ними расположились хозяйственные постройки и большое одноэтажное здание, в которое и привела нас монахиня. Здесь находилось что-то вроде приемного покоя, стояли койки, кое-где отгороженные ширмами. Молодая монахиня показала на ближайшую кровать. Когда же Дин положил меня на нее, то девушка жестом приказала ему уходить, но я схватила ее за руку и, с трудом подбирая испанские слова, попросила ее не прогонять парня, а позволить ему остаться, в качестве переводчика, а также посмотреть на те лекарства, что Дин принес в своем рюкзаке.

Обнаружив там изрядное количество сердечно-стимулирующих средств, монахиня побледнела и принялась расспрашивать Дина. Мне уже было сложно следить за их диалогом, так как дитя совсем просилось наружу. Однако девушка действовала вполне профессионально, и у меня появилась надежда, что на этот раз всё обойдется малой кровью.

— Ты только не бросай меня здесь, Дин, пока всё не закончится, и не забудь, в каком отделении шкатулки «коктейль» на самый крайний случай, — попросила я его в перерыве между учащающимися схватками.

Тот кивнул, сжав побледневшие губы. А я подумала, что стоило, всё же, послушаться Барона и поехать с ним на авиабазу. Оттуда меня, хоть до Лимы, самолетом довезти смогли бы, а здесь приходилось довольствоваться почти средневековыми условиями. Однако на этот раз я знала чего ожидать, и старалась, по мере сил, помогать своим повитухам. И всё сначала шло довольно гладко.

— У тебя на этот раз дочка, Инь! — радостно воскликнул Дин, показывая мне маленький пищащий комочек.

Но тут же встревожено обернулся к девушке-врачу, которая озабоченно ощупывала мой живот:

— Она говорит, что это еще не конец! Внутри еще один ребенок!

Я почему-то не была удивлена, хотя, на этот раз, живот мой был гораздо меньше и ощущения несколько отличались от первой беременности. Вот только, сил у меня уже почти не осталось. Позже, вспоминая дальнейшие события, я не смогла бы сказать, сколько времени прошло в моих попытках, вытолкнуть наружу второго ребенка. В мозгу отпечаталась лишь картина смертельно бледного Дина, который держит на руках сморщенного синюшного малыша, и тот не плачет. Смертельный ужас пронзил меня с ног до головы, но тут в памяти всплыли рассказы моей прабабки, которая произвела на свет аж пятнадцать младенцев.

— Возьми его за ноги и потряси посильнее! — заорала я, приподнявшись на локтях.

Дин ошарашено глянул на меня, но выполнил приказ. И тут изо рта малышки выскочил здоровенный кусок слизи, и она заплакала. А я провалилась в темноту.

Сквозь сон я почувствовала, как по щеке переползает теплое солнечное пятно и щекочет мои глаза. Приподняв веки, я с удивлением уставилась на древнюю каменную кладку, совершенно не понимая, где оказалась. Затем разглядела на стене распятие, и память вернулась. Я рывком села на кровати, и у меня сразу закружилась голова. Пытаясь прийти в себя, я сосредоточила взгляд на деревянной ширме, обтянутой пестрой тканью, а потом увидела рядом с ней деревянную колыбельку.

Глубоко вздохнув, я сползла с кровати, каменные плиты обожгли холодом мои босые ноги. Те три шага, что отделяли меня от детской кроватки, дались мне с большим трудом. А когда я оказалась рядом и откинула марлевое покрывало, то мой отчаянный крик заметался под высокими каменными сводами. Там лежал только один ребенок. Беспомощно осев рядом с детской кроваткой, я опять провалилась в темноту.

Пришла в себя я от того, что кто-то немилосердно хлестал меня по щекам. Открыв глаза, я увидела перед собой свою вчерашнюю повитуху.

— Зачем ты встала с постели? — рассерженно спросила она по-испански¸ но глаза ее смотрели встревожено.

— Что со второй девочкой? — в ответ спросила я ее, пытаясь приподняться с пола.

Молодая женщина поддержала меня за плечи и прислонила к массивной ножке деревянной кровати:

— Не беспокойся, она жива! А вот, ты, если не перестанешь волноваться, то сляжешь сама. И так уже своими криками дочку разбудила!

Тут–то я поняла, что означают тихие хлюпающие звуки, которые доносились из колыбельки. Я встала, опираясь о кровать, и двинулась было в ту сторону.

— Сиди здесь! — приказала мне монахиня, силой усадив на кровать. — Я принесу тебе ребенка.

Она прислонила меня к высокой спинке кровати и через минуту положила мне на руки крохотный сверток. Девочка смотрела на меня яркими голубыми глазками, морщила носик и тихонько хныкала.

— Покорми ее, а я принесу тебе одежду, и потом мы пойдем посмотреть на вторую девочку, — велела мне девушка-врач и вышла за ширму.

Я развязала тесемки на просторной рубахе, в которую меня переодели в больнице, и приложила малышку к груди. Хорошо хоть, молоко на этот раз не пропало.

Заглядевшись на то, как девочка, с закрытыми глазами, увлеченно чмокает у моей груди, я пропустила момент, когда за ширмой вновь появилась монахиня.

— Как тебя зовут? — услышала я ее голос рядом с собой.

Подняв глаза, я посмотрела на девушку, стоявшую возле ширмы с моими ботинками в одной руке и стопкой пестрой одежды — в другой.

— Друзья зовут меня Инь, — ответила я, внимательно разглядывая ее лицо.

— Странное имя! — произнесла она и, заметив мой взгляд, попыталась прикрыть правую щеку прядью коротких вьющихся волос, выбивавшихся из-под покрывала.

На ней были видны следы старого глубокого ожога, изуродовавшие почти половину лица.

— Я не из вашей страны, — ответила я, не желая вдаваться в подробности. — А как зовут тебя?

— Леонсия, — ответила монахиня, опуская рядом со мной на кровать стопку одежды. — Я поняла, что вы не местные, хотя, мужчина, который тебя вчера привез, очень неплохо говорит по-испански. Я тогда не узнала ваш родной язык, но, судя по всему, вы из Европы. И ведь, вы — не немцы, хотя, приехали сюда, похоже, из Германии.

Что-то странное было в том, как она говорила о немцах, поэтому я решила не поддерживать нашу старую легенду, не смотря на то, что на данный момент паспорт у меня имелся на имя гражданки Германии, Инги Браун.

— Я и мои друзья родом из России, но прилетели сюда, действительно, через Германию, — я почему-то решила сказать этой девушке правду.

Та с облегчением перевела дух.

— Вашу старую одежду сестры постирали, но она еще не высохла. Я принесла Вам кое-что из того, что носят местные жители, — перевела она разговор на другую тему, указывая на принесенную одежду.

В стопке оказались: пестрая шерстяная юбка, просторная белая блуза с длинными рукавами и что-то вроде накидки из грубой шерсти. Всё это, вкупе с тяжелыми высокими ботинками, предназначенными для ходьбы по горам, смотрелось несколько странно, но я понимала, что мой защитный брезентовый комбинезон высохнет еще очень нескоро.

— Я бесконечно благодарна вам, сестра, за одежду, а главное — за помощь мне и моим дочерям! — от всего сердца поблагодарила я монахиню. — Без вашей помощи мне бы не справиться!

Та смущенно зарделась:

— Ну, что вы! Я, всего лишь, выполняла свой долг врача и христианина. И я не монахиня, а всего лишь послушница. Но давайте пойдем к вашей второй дочке!

Леонсия осторожно положила заснувшую девочку в кровать, задернула полог и, отодвинув ширму, поманила меня за собой.

Мы прошли вдоль всего, длинного и высокого, помещения, сложенного из крупных, плохо обработанных, каменных блоков, и в самом конце, за деревянной дверью, обнаружилась отдельная небольшая комнатка.

— Это — мое личное помещение, — сообщила врач, подводя меня к странному сооружению из прутьев и полиэтиленовой пленки. — Ваша младшая дочка родилась очень слабенькой, у нее проблемы с дыханием и сердечной деятельностью, поэтому я забрала ее с собой и попыталась соорудить что-то вроде барокамеры.

Тут и я обратила внимание на то, что к куполу над кроватью протянуты шланги от стоявшего рядом с ним баллона. Я с удивлением посмотрела на девушку, а затем на книжную полку, висевшую над письменным столом, и стоявшее на ней маленькое зеркало.

Заметив мое недоумение, Леонсия невесело усмехнулась:

— Ведь, я уже говорила, что я не монахиня, а всего лишь послушница. Несмотря на то, что я и выросла в этом монастыре, но постриг еще не принимала, и это дало мне возможность, на средства монастыря, пройти обучение в медицинском институте, в Лиме. Я с детства помогала нашему предыдущему врачу, и она порекомендовала обучить меня, в качестве своей замены.

Я с почтением склонила голову и, приложив руку к сердцу, искренне сказала:

— Это должно было быть велением судьбы или божьим промыслом, что в ваших краях нам попался такой знающий врач.

Леонсия снова зарделась:

— На самом деле, у меня не так уж много опыта в области акушерства. Местные женщины предпочитают рожать дома, с помощью родственниц или здешней знахарки. И младенческая смертность тут довольно велика. Мне очень помог ваш друг, который переводил сопроводительные записи из Вашего первого роддома и названия имеющихся лекарств. И я очень удивлена, что Вы, после столь трудных первых родов решились путешествовать по горам, в таком положении!

Я философски пожала плечами:

— У меня не было выбора! Мы должны были закончить свою миссию, ваш город — последняя наша цель, а у меня, по плану, было еще около двух месяцев в запасе. Но наша команда вчера попала под обвал на горной дороге, вероятно, это и вызвало преждевременные роды.

Врач неодобрительно покачала головой:

— Всё равно, это было безответственно! То, что младшая девочка выжила, иначе, как чудом святой Урсулы, и не назовешь!

Я примирительно улыбнулась ей:

— Вот, именно Урсулой мы ее и назовем!

Леонсия одобрительно кивнула в ответ головой:

— Матери- настоятельнице такое решение понравится!

Я с признательностью посмотрела на нее:

— А Вам, еще более, понравится новое оборудование, которое я вышлю Вам сюда, как только доберусь до Лимы! Наличных денег у меня с собой немного, но как только мои друзья сумеют разобраться с завалом и починить фургон, или, хотя бы, восстановится связь, то я свяжусь со столицей, и к нам прибудет помощь. Тогда я в долгу не останусь.

По лицу девушки проскользнула какая-то мрачная тень:

— Давайте, не будем так далеко загадывать! Попробуем лучше, покормить эту малышку, материнское молоко всяко лучше, чем капельница с глюкозой.

Она раскрыла полог, отсоединила капельницу и достала крохотный сверток. Девочка была намного меньше, чем мои сыновья, которые появились на свет примерно в том же возрасте. Неудивительно, что я и не подозревала, что снова ношу двоих детей. Похоже, это давала себя знать наследственность, в семье моей прабабки двойни были весьма частым явлением, правда, выживал обычно один ребенок из пары.

— Это очень необычный ребенок! — сказала Леонсия, подавая мне дочь. — Я еще никогда не видела у младенцев таких глаз и такого цвета волос.

Я приняла малышку и, заинтригованная сказанным, отодвинула с головки пеленку, в которую она была завернута. На свет показались огненно-рыжие кудряшки. Я охнула от удивления, но тут на ум пришло, что у Хорька при светло-русых волосах на щеках вырастала совершенно рыжая щетина. И тут малышка захныкала и открыла глаза, которые были столь ярко-зеленого цвета, что я вполне смогла понять удивление Леонсии.

— Моя прабабка говорила, что у меня с рождения глаза были зелеными! — прошептала я, зачарованно глядя на крохотное чудо. — И рыжие в нашем роду тоже случались.

Леонсия понимающе покачала головой:

— Тогда, значит, одна — в папу, другая — в маму!

Я с сомнением хмыкнула, вспомнив черные брови и реснички, при светлых волосах, старшей сестренки. Здесь, похоже, опять природа всё круто замешала. Но разъяснять молодой монахине все свои соображения я посчитала излишним. И просто приложила к груди голодную девочку, та же довольно уверенно схватилась за сосок и зачмокала.

— Ну, раз ест — значит, будет жить! — облегченно вздохнула Леонсия, с улыбкой глядя на нас.

А затем, отвернувшись, чтобы проверить температуру бутылок с водой, которыми была обложена постель девочки, как бы вскользь, спросила:

— А отец девочек — тот мужчина, который привез Вас вчера?

Я удивленно посмотрела на нее. Леонсия сильно покраснела и начала оправдываться:

— Ну, они как-то не очень на него похожи!

Я постаралась скрыть улыбку, похоже, что наш могучий красавец, Дин, сумел покорить еще одно девичье сердце.

— Вовсе нет! Дин — мой хороший друг, а отец девочек был ранен при обвале и не смог меня сопровождать, — ответила я, делая вид, что занята кормлением ребенка и не замечаю смущения моего доктора.

Однако маленькая Урсула довольно быстро выплюнула грудь и снова начала хныкать. Я обеспокоенно протянула ее врачу, а та, осмотрев девочку, велела проверить грудь на наличие молока, которого там, естественно, не оказалось.

— Вам необходимо договориться, о покупке молока для дочек, своего Вам не хватит! И лучше, если это будет молоко альпаки, а не человека. Меньше вероятность, занести какую-нибудь инфекцию, — озабоченно посоветовала Леонсия. — Молоко в нашей долине — большая редкость, но почти возле самого перевала живет одна старуха, у которой большое стадо этих животных. Старуха эта — со странностями, но если вы придете к ней с ребенком, то сумеете ее уговорить.

— Я готова предложить ей любые деньги или вещи для обмена! Ведь, мне всего лишь надо продержаться, пока сюда не доберутся мои друзья, — горячо воскликнула я. — А впрочем, я же могу позвонить!

Леонсия сокрушенно покачала головой:

— Не получится! Ваш телефон разряжен, и его негде подзарядить, в долине нет электричества. Ваш друг показал мне его перед отъездом и попросил позвонить, когда вы проснетесь. Но утром телефон уже не работал.

Я сосредоточенно нахмурила лоб:

— А нельзя ли кого-нибудь послать к завалу? Я могла бы заплатить!

Леонсия вновь покачала головой:

— Из монастыря никто не пойдет, да, и в городе, вряд ли, кто решиться помогать чужакам. Вот, если Вам удастся договориться с Мудрой Птицей, к которой я Вас посылаю, то она Вам поможет. Но сначала Вам необходимо поговорить с настоятельницей монастыря.

Настоятельница монастыря, очень старая испанка, довольно благосклонно выслушала мой рассказ, где я представила свою команду, как археолого-этнографическую экспедицию. Но помощи пообещать тоже не смогла.

Пришлось мне, с помощью Лео, приладить через плечо плотный кусок ткани, в которых местные женщины носили детей, положить туда старшую девочку, которую я про себя уже назвала Лизой, и, укрывшись с головой плотной шерстяной накидкой, выйти под мелкий моросящий дождь, пришедший на смену временному просветлению. Леонсия посоветовала мне не спускаться в город, а пробираться к перевалу по этому же склону горы, указав, в каком месте располагается жилье Мудрой Птицы. У меня уже появилось стойкое впечатление, что все здесь чего-то недоговаривают.

Именно об этом я и размышляла, пока пробиралась по узкой тропинке, вдоль крутого склона горы. Ботинки на рубчатой подошве помогали не скользить по мокрому камню, да, и то, что вдоль тропинки кто-то плотно уложил крупные необработанные валуны, делало эту прогулку несколько более безопасной. Однако идти по этой тропинке, даже по двое в ряд, было бы невозможно.

Внизу, на самом дне долины, вдоль длинного изогнутого озера растянулась редкая цепь невысоких, в основном двухэтажных, каменных домов с балконами, начинающаяся от небольшой площади с расположенным на ней старинным и весьма обшарпанным зданием собора, от которого к стенам монастыря вела узкая и крутая дорога. Складывалось ощущение, что кто-то наметил контуры довольно большого города в испанском стиле и начал его заполнять, а потом бросил.

Однако монастырь был расположен на выступе горы очень удачно, справа от него с огромной высоты, каскадами, спадала маленькая речка, а выше по склону были вырублены террасы, на которых сестры что-то выращивали. Монастырские стены были выложены поверх полукруглых оснований, сложенных из циклопических валунов замысловатой формы, подогнанных друг к другу практически без зазора. Два ряда стен и массивное здание самого монастыря напоминали о том, что здесь когда-то была горная крепость. Из своего недавнего опыта я могла осознать, что изначальное сооружение должно было отличаться от того, что оставляли после себя инки. Примером же их строительства служили полуразобранные руины высокогорного склада, прилепившегося на противоположной стороне ущелья. Создавалось впечатление, что до прихода испанцев здесь жили, по меньшей мере, еще два разных народа. Что и неудивительно, так как ущелье давало прекрасную возможность перебраться на ту сторону горной гряды. В наш век развитой авиации такие горные дороги почти потеряли свое значение, а еще во времена испанской конкисты альтернативой ей было только многодневное плавание вокруг континента.

Видно, поэтому-то испанцы тоже поставили здесь свой гарнизон, вокруг которого затем вырос городок. Вот только, монастырь сюда не очень-то вписывался. Особенно женский. Что-то еще было в этой долине, что я пока что упускала, а испанцы заметили и начали возводить такое большое поселение. Хотя, и местных жителей тут было немало. В сторону от главной улицы, на склоны горы, карабкались небольшие хижины, сложенные из того же горного камня и выглядящие такими же старыми, как и сами горы. Городок выглядел пустынным, почти заброшенным, там не чувствовалось ничего, что могло бы представлять для меня особую опасность, и всё же, Леонсия сочла нужным меня предупредить.

За весь наш долгий путь в Андах мы всего пару раз сталкивались с агрессивным поведением местных жителей, да, и то, такое случалось в тех местах, где определенно занимались незаконным выращиванием коки, в промышленных масштабах. Правда, такие места располагались в более низких и теплых долинах, а в здешнем высокогорье я заметила лишь несколько кое-как засеянных террас, которые, судя по всему, были вырублены на склонах еще во времена инков или их предшественников. Выше них начинались каменистые склоны с редкими кустиками чахлой травы, а дальше — снега. Наркокартелю тут, вне всякого сомнения, нечего было делать, и всё же, монахини чего-то опасались.

Я поудобнее передвинула матерчатую люльку с девочкой, подумав, что без такой приспособы перемещаться по горам, с ребенком, было бы невозможно. И так уже, почти выдохлась, хотя, прошла всего половину пути от монастыря до перевала. Если бы еще совсем недавно кто-нибудь сказал мне, что менее чем через сутки после родов, я буду лазить по горам, да еще и с ребенком на плече, я бы ни за что не поверила. Но речь зашла о жизни моих детей, так что приходилось мобилизовывать все оставшиеся силы.

Присев ненадолго на большой камень, показавшийся достаточно надежным, я прислушалась. Мне довольно давно уже казалось, что я слышу издалека, усиленное эхом, не то печальное пение, не то плачь. Окинула взглядом озеро, на верхнем конце которого громоздились какие-то развалины, а еще чуть подальше отходила внутрь горы широкая расщелина, полускрытая туманом. Звуки доносились откуда-то с той стороны, но чтобы до них добраться, необходимо было выбраться на другую сторону ущелья. Это, уж точно, для следующего раза путешествие.

Глава 2. Мудрая Птица

Чтобы дойти до каменной хижины, прилепившейся к скале в самой узкой части ущелья, там, где старая дорога вскоре ныряла на другую сторону горного хребта, мне понадобились все мои оставшиеся силы. Рядом с ней располагался небольшой, огороженный камнями, загон, где сгрудились странные длинношерстные животные, чем-то похожие на ламу. Наверное, это и были знаменитые альпаки. Не обнаружив у них сильно выраженного вымени, я задумалась о том, сколько их надо, чтобы прокормить моих дочерей.

В этот момент в дверном проеме, занавешенном пестрой тканью, показалась невысокая сухонькая старушка. Она внимательно посмотрела на меня и произнесла на ломаном испанском:

— Ты прошла долгий путь, войди в мой дом и отдохни!

Я вошла за ней в полутемное помещение, освещаемое лишь неярким пламенем очага. Тут было тепло и пахло сушеными травами, которые свисали с потолка в самых разных местах.

— Проходи и присаживайся к огню, сегодня не самая лучшая погода, чтобы гулять по горам с ребенком, — продолжила она, указав на шерстяной коврик, украшенный странными орнаментами, который лежал на невысоком помосте, возле очага.

— Спасибо, добрая женщина! — поблагодарила я ее, присаживаясь к огню. — Пусть, духи гор будут благосклонны к твоей семье и твоим животным!

Такое приветствие было наиболее распространенным в здешних местах. А затем я сбросила с себя намокшую шерстяную накидку и передвинула перевязь с малышкой на грудь.

И тут же услышала сдавленное восклицание. Подняв глаза, я посмотрела на старую женщину, которая застыла на месте, пораженно глядя на меня.

— Как тебя зовут? — тихо спросила она, продолжая внимательно рассматривать.

— Друзья зовут меня Инь, — автоматически повторила я то, что сказала утром Леонсии.

Мудрая Птица судорожно вздохнула, прижала руку к губам и стала рассматривать меня еще пристальней. Я рефлекторно пригладила волосы, недоумевая, что могло вызвать такую реакцию, а затем вспомнила, что отразилось в маленьком зеркале Леонсии, куда я мельком заглянула перед уходом. Моя короткая стрижка, цвета платины, сильно отросла, волосы были наполовину светлыми, наполовину темными. А возле лица они, за последние сутки, почти полностью поседели. Я пожала плечами, собираясь объяснить их странный вид, но тут услышала новый вопрос:

— Тебе это имя было дано при рождении?

Я затрясла головой, начиная осознавать ситуацию. Древние боги, светловолосые и бледнолицые, пришедшие издалека, несущие изобилие и процветание. Да, еще и имя, созвучное именам Великих Инков. Неужели, здесь кто-то продолжает верить в такие легенды? Я думала, что за столетия, прошедшие со времен конкисты, белокожих европейцев здесь иначе как захватчиков и злых духов, и не воспринимают.

— Оно похоже на то, что дали мне родители, но обычно так зовут меня друзья, утверждая, что этот вариант лучше отражает мою внутреннюю сущность, — ответила я, с трудом подбирая испанские слова, чтобы объяснить ситуацию.

На мой взгляд, получилось не очень складно, но старушка удовлетворенно кивнула и снова взялась за старый медный чайник, куда закладывала какие-то сушеные травы.

— И ты пришла просить молока для своего ребенка? — спросила она меня, заливая туда воду и вешая над огнем.

Ну, об этом нетрудно было догадаться.

— Да, для своих дочерей, они родились сегодня ночью, — подтвердила я, отметив, что старая женщина вновь вздрогнула и оглянулась на меня. — Своего мне совсем не хватает, и сестра Леонсия порекомендовала обратиться к вам за помощью.

Старая индианка покивала головой:

— Она дала тебе верный совет! Хотя, мои альпаки сейчас дают совсем немного молока, но я дам тебе травы, которые помогут увеличить количество твоего собственного грудного молока.

Я с благодарностью поклонилась ей:

— Я буду Вам очень признательна за помощь! Я готова платить любые деньги или обменять молоко на нужные Вам вещи, как только мои друзья сумеют разобрать завал на дороге и добраться до города.

Затем я сняла с шеи висевшую на шнурке нефритовую фигурку рыбки и протянула старушке. Это была одна из последних вещиц такого типа, которые мы привезли с собой для подарков, памятуя наставления Клауса о том, насколько высоко ценят здесь зеленый камень. А рыбка у местных племен считалась талисманом удачи. Рыба подразумевает наличие воды, а вода — это жизнь.

Старушка благосклонно приняла подарок, погладила рыбку сухими, сморщенными пальцами и что-то прошептала ей, а затем остро посмотрела на меня и спросила:

— А с какой целью вы заехали так высоко в горы?

Я тяжело вздохнула и, тщательно подбирая слова, начала рассказывать про то, как наша экспедиция изучает жизнь народов гор и записывает их легенды и сказания. Мы, и на самом деле, следуя легенде прикрытия, провели довольно большую работу в этом направлении. Перечень поселений, которые мы посетили, был весьма впечатляющим. История моя звучала вполне достоверно, но я продолжала ощущать со стороны старухи недоверчивую настороженность, поэтому следующий ее вопрос не стал для меня неожиданностью.

— В нашу долину однажды уже приходили люди, объявлявшие себя учеными из далекой страны, которую они называли Великая Германия, и ничего хорошего они нам не принесли. Вы, ведь, не из их числа? — строго спросила Мудрая Птица.

— Нет, конечно! Наша страна называется Россия, и наши деды даже воевали с немцами, но это было давно, — попыталась успокоить я ее.

Все странности постепенно вставали на свои места, похоже, мы нашли то самое место, которое так долго искали. Вот только, складывалось все не очень удачно. И я решила повременить с расспросами, чтобы не отпугнуть Мудрую Птицу. Мне сейчас очень нужна была ее помощь, и совсем ни к чему лишние слухи и домыслы, которые могли дойти до противника раньше времени. А старая индианка немного оттаяла и с улыбкой предложила мне травяной настой, который налила в маленькую глиняную плошечку.

— Выпей горячей настойки! Она согреет тебя и придаст силы, да, и молоко у тебя начнет прибывать. А пока мой внук соберет немного молока от кормящих альпак, для твоих детей, — предложила она.

А затем повернулась к занавеси, отгораживающей дальнюю часть комнаты, уходящую вглубь скалы, и негромко позвала:

— Пабло!

Я поняла, что ощущение того, что во время разговора за нами наблюдали, меня не подвело. Из-за занавеси выскользнул худенький смуглый мальчик, лет десяти-одиннадцати, его густые черные волосы доставали до лопаток. На мальчике были одеты просторные штаны и рубаха, расшитая по подолу и низу рукавов сложными геометрическими узорами, а на груди висело необычное украшение из пластин, с древних времен столь ценимого в этих местах, зеленого обсидиана. Он слегка поклонился мне и подошел к бабушке. Та подала ему глиняный сосуд и что-то сказала на неизвестном мне наречии. Мальчик кивнул и пошел к двери. Уже выходя, он вновь обернулся и остро глянул на меня огромными желтовато-карими глазами, а я подумала о том, сколько он понял из моего рассказа.

— Я не могла бы послать с Вашим внуком письмо моим друзьям, а то они застряли у завала на дороге, и, вероятно, очень обо мне беспокоятся? — спросила я Мудрую Птицу, допив горячий травяной чай и отдав ей плошку, дно которой было округлым, что не позволяло поставить ее на землю.

— Не сегодня! — ответила она, покачав головой. — Погода портится, дождь снова пойдет сильней, и ночью в горах станет совсем небезопасно. Даже тебе будет лучше, возвращаться в монастырь через город. А завтра я пришлю Пабло к монастырю, и он отнесет твое письмо.

Я посмотрела в открытую дверь и поняла, что моросящий дождь вновь перешел в настоящий ливень. Тяжело вздохнув, я потянулась за своей мокрой накидкой, думая о том, как бы мне не простудить новорожденную малышку.

— Оставь ее здесь, я дам тебе покрывало из шерсти альпаки, оно почти не намокает, в отличие от твоего, которое сделано из шерсти ламы — презрительно сморщившись, предложила Мудрая Птица, забирая у меня мокрую ткань.

Она ушла за занавеску и принесла оттуда прямоугольный кусок ткани, украшенный по контуру затейливым тканым узором, где перемежались стилизованные фигурки людей и альпак. Я накинула его на плечи и принялась кормить расплакавшуюся Лизу.

К тому моменту, как малышка наелась и снова уснула, вернулся Пабло с кувшином молока. С его помощью бабушка перелила молоко в две небольшие бутыли, сделанные из местных тыкв-горлянок. Пабло же все время искоса поглядывал на меня, будто желая о чем-то спросить.

— На первое время тебе хватит, но не забывай заваривать траву, тогда и у тебя молока прибудет. И я надеюсь, что мы вскоре, с тобой увидимся, — сказала старая индианка, помогая мне прилаживать бутылки к поясу, с помощью кожаных ремешков.

Я еще раз горячо поблагодарила ее, надвинула покрывало на голову и вышла под дождь. Отойдя на несколько шагов, я оглянулась и увидела, что Мудрая Птица смотрит на меня из дверей, а Пабло идет в сторону загона с альпаками. Я помахала им рукой и, скользя по каменистому склону, двинулась вниз к городу.

Спускаться вниз по мокрому склону оказалось еще труднее, чем подниматься в гору, и я еще не добралась до дна долины, когда услышала какой-то шум со стороны крутого склона горы, вдоль которого вилась узкая тропинка. Подняв голову, я увидела, что с обрыва, перескакивая с камня на камень, ко мне спускается Пабло. Я остановилась, решив, что он не так просто пустился вдогонку за мной таким кружным путем.

— Будь осторожна, белая сеньора! — выдохнул он, пытаясь отдышаться. — Белые чужаки, что живут за мертвым озером, вряд ли, будут твоими друзьями!

Я кивнула, его слова подтверждали мои предположения.

— Там живут немцы, и уже довольно давно, не так ли? — спросила я парнишку.

Мальчишка утвердительно кивнул и продолжил на вполне приличном испанском:

— Они появились в нашей долине еще тогда, когда моя бабушка была молодой, и с ними пришли бесконечные беды. Ты говорила, что у тебя есть друзья. А у них есть оружие?

Я внимательно посмотрела на мальчугана, у него несомненно были личные счеты с пришельцами.

— Оружие у нас есть, но мы никогда не бросаемся в бой, очертя голову. Однако, я и мои друзья, по мере сил, стараемся помогать тем, кого несправедливо обижают. Может быть, ты проводишь меня до монастыря и расскажешь поподробнее, в чем тут дело?

Мальчуган отрицательно помотал головой:

— Бабушка не хотела, чтобы нас в городе видели вместе. И мне еще надо найти Паулу!

С этими словами он развернулся и вскарабкался обратно на склон, быстро пропав из виду. Мне оставалось лишь позавидовать скорости его передвижений. Надвинув посильнее на голову накидку, я медленно побрела к городу.

Ощущение запустения, сложившееся у меня еще утром, когда я смотрела на город со склона горы, лишь усилилось, когда я вступила на его улицы. Отсутствие на улицах горожан можно, было бы, списать на дождь, но их не было видно и на террасах или в дверных проемах, где обычно любили сидеть перуанцы, потягивая из калебас свой неизменный матэ. Не заметила я и детей, играм которых и дождь не помеха. Да, и сами дома были обшарпанными, с плотно закрытыми на окнах решетчатыми ставнями, будто бы, люди, изо всех сил старались не привлекать к себе внимание. Но я чувствовала, что за мной наблюдают из каждой щели в окнах.

Я осторожно шла вдоль домов, высматривая какую-нибудь лавку или таверну, куда позднее можно было бы зайти с друзьями и расспросить местных жителей. Разглядев в боковой улочке небольшой матерчатый навес, который прикрывал от дождя ящики с какими–то овощами, я свернула в ту сторону. Но не успела я осмотреться, как услышала на улице крики и стук копыт. Я вжалась в стену дома, под навесом, надвинув на лицо покрывало, надеясь, что меня или не заметят, или примут за местную жительницу.

И вскоре мимо меня, вниз по главной улице, пронеслись два всадника, которые преследовали молоденькую девушку. Она с отчаянным криком бежала по улице, длинные черные волосы хлестали ее по плечам. Я скрипнула зубами и осторожно выглянула из переулка. Ни одна дверь не отворилась. Всадники же быстро догнали девчонку, и один из них, поймав за волосы, вскинул ее на седло, впереди себя.

Затем они со смехом повернули коней в обратный путь. Я сумела разглядеть, что лица всадников были вполне европейскими, а девочке было, от силы, лет пятнадцать-шестнадцать. Возможно, именно это, да еще то, с каким безнадежным отчаянием она отбивалась от своих похитителей, всколыхнуло в душе нечто глубоко личное и подвигло меня к действиям.

Оглянувшись на закрытые двери домов, я сняла с плеча перевязь с Лизой и положила ее в ящик с овощами. А затем выдернула один из шестов, на которых крепился навес, и кинулась к главной улице, мимоходом пожалев, что мой пистолет так и остался лежать в рюкзаке, который я оставила в монастыре.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.