Бесплатный фрагмент - Океан надежд

Глава 1. Капитан

ДЭНИС

Свершилось!!! Будь я проклят, свершилось! В который раз повторяю себе: это происходит на самом деле — я возвращаюсь… туда! До сих пор не верится. Прошло двенадцать нескончаемых земных лет после нашего спасения. И всего один юпитерианский. Завтра, когда будем осуществлять посадку, Юпитер и его спутник Европа окажутся в той же точке орбиты, в которой были, когда нас забрали.

На часах Вселенной несущественный миг. Словно не было этих долгих лет ожидания новой миссии. И моих тщетных попыток организовать спасательную экспедицию. Ради чего, спрашивали меня. Ради них? Вероятность выживания практически равна нулю. Да и не стоят они таких вложений. Для землян те, кто остался на Европе, всего лишь н-андроиды. Или, как теперь говорят, нанды. Тени ушедших предков. А прошлое предпочтительно оставить в покое. Тем более что, скорее всего, они погибли. И если бы не аномалии, если бы не эти странности с Европой, не бывать мне капитаном нашего «космического штопора», как обозвали звездолёт земные остряки.

Действительно штопор. Тройной. Три спирали, закрученные вокруг центральной оси. Спираль номер один — жилые помещения, вторая — научные лаборатории, в третьей — всё, что нужно для нормального функционирования первых двух: оранжерея, автоматы по производству пищи, зоны отдыха, запасы и регенераторы воздуха и воды, генный банк будущей колонии. Если, конечно, всё сложится, как задумывалось.

Движение неощутимо. Будто просто висим в космосе. Только звёзды, вращающиеся против часовой, напоминают о том, что мы всё же движемся, ввинчиваясь в межзвёздную пустоту. Да ещё яркая точка прямо по курсу, уже успевшая превратиться в круглое цветное пятно на чёрном бархате. Юпитер. Знакомая картинка. Только, пожалуй, в уменьшенном виде. За время, проведённое подо льдами Европы, привык видеть его незаходящее, всевидящее око в полнеба. Там всё по-другому. И течение времени, и течение жизни. Только смерть, как водится, внезапна, даже если готов к ней всегда…

— Капитан, пора будить команду.

— Хорошо, СЛАИ, можешь начинать процедуру.

Капитан. Звучит непривычно. Во всей этой суматохе перед отбытием не задумывался. Было некогда. Сейчас вдруг дошло. Я — капитан космического лайнера. Европа — лишь первая остановка. Дальше мы полетим осваивать Энцелад. От моих решений сейчас зависят жизни пятидесяти членов команды. Из них тридцать акванавтов. То есть людей, как и я, вырастивших жабры. Спят себе и не знают, что их ждёт там, подо льдами Европы. Один я знаю. Из той нашей первой группы только я решился снова вернуться сюда. Может, потому и капитан?

Это только в фильмах двадцатого века было достаточно нажать кнопку — и человек выходил из анабиоза. В реальности на это требуется минимум четыре часа. Пока сменится дыхательная жидкость на кровь, пока вода вновь войдёт в свои права, заполняя собой каждую клетку организма, пока ответят на возбуждение чувствительные рецепторы, пробуждая мозг. Сложный многоступенчатый процесс, и без СЛАИ здесь не обойтись. Спейс Линкед Артифишиал Интеллиженс, или Искусственный Интеллект, Связанный с Космосом — дословно по-русски.

Язык, на котором так любит изъясняться мама. Хотя и прожила большую часть жизни в Европе. И меня приучила говорить и думать на нём. Слава богу, с нашими мультитрансляторами язык общения не имеет прежнего значения. Говори как хочешь, СЛАИ переведёт. Искусственный разум, чья основная деятельность направлена на управление космическими полётами и исследованиями. Умный, отзывчивый, послушный СЛАИ. Странно, что при всей своей мощи он до сих пор слушается нас, людей.

Человек много чего изобрёл, но почти всегда это оборачивалось против него. Когда-то в незапамятные времена изобрели колесо, и это привело к тому, что теперь все материки опоясаны вдоль и поперёк автомобильными дорогами. Вырастил возле дома пшеницу… и бесконечные поля почти вчистую уничтожили лёгкие планеты — леса. Изобрёл порох — и тот уничтожил больше половины человечества. Даже безобидный велосипед привёл к увеличению случаев рака предстательной железы. Что-то придумаем, а потом боремся с последствиями этого, придумывая нечто новое, чтобы позже защищаться уже от него. Перпертуум-мобиле. Вечный двигатель. Научно-технический прогресс — это вечный двигатель борьбы с самим собой. А? Какова идея? А ещё говорят, что вечного двигателя не может быть. Хотя кто его знает, может, они и правы. Когда-нибудь наступит день, прогресс достигнет своего апогея, уничтожив себя окончательно. И нас заодно…

Доктор Валери прав, человек должен приспособиться под окружающее пространство, а не коверкать под себя природу. Так мы достигнем большего, займём любой уголок Вселенной, обживём самые недоступные и смертоносные для обыкновенного обывателя планеты. «Изменись сам, прежде чем менять что-то или кого-то» — действенное мотто. На себе испробовал. Из двенадцати лет после возвращения провёл на суше, наверно, не более года. Да и из этого года больше половины на всякого рода заседаниях — в душных помещениях, в кабинетах высоких начальников — и на митингах в защите прав себе подобных. Слава богу, общепринятая толерантность не позволила окружающим относиться ко мне как к прокажённому в былые времена, но кожей чувствовал на себе косые взгляды, брошенные украдкой.

Мне на земле неуютно, сухо. Недаром она так и называется — сушь. То ли дело океан — бескрайний, влажный, родной. Обычные люди, ютящиеся на клочках суши, смотрят на нас как на отщепенцев, а ведь в нашем распоряжении просторы, которые им и не снились. Мне жаль их — нищих, возомнивших себя властителями мира. Что им известно о мире, о настоящем, полном чудес, безграничном и таинственном мире, величественном и безмолвном. О эта благословенная тишина!

Увы, это так! Тишину на суше редко встретишь. Особенно в городах. Одна из самых раздражающих привычек людей — всё время болтать! Едва успеют протереть глаза, как начинают трепаться и в непрерывной болтовне проводят день за днём, умолкая лишь на ночь! Да и то некоторые умудряются говорить и во сне! Но что ещё хуже, так это их мысли!

Мы храним этот секрет по просьбе доктора. Он прав и в этом: если люди узнают о нашей приобретённой способности, нас станут бояться и избегать. Конечно, в любой момент можно запретить СЛАИ это делать. Однако как избежать искушения знать правду? А посему приходится избегать людей нам. Мне. Мать считает, что я стал нелюдимым после печальных событий на Европе. Может, и так. Но и чужие мысли тоже не дают покоя. Очень трудно не реагировать, когда видишь явный диссонанс между тем, что думают, и тем, что говорят. А ведь так происходит почти всегда.

Даже мама далеко не всегда говорит, что думает. У её нового мужа, генерала Сикорского, соответствие образов и слов гораздо ближе друг к другу. А самое близкое, практически идентичное у моего сводного братишки Даниила. Ему всего одиннадцать, но он весьма шустрый малый. И большой умничка. Хотя часто мечется, как буриданов ослик, не зная, какое принять решение. Я тоже в детстве был таким. Хотелось и того и другого — и так, чтоб сразу. Смешно видеть эти картинки из его головы, такие разные, такие наивные и такие честные.

Хорошо, что только мы, жители океана, обладаем такого рода опосредованной телепатией. Если б каждый, представляю, какой бы хаос наступил! Нам «повезло» лишь потому, что доктор вынужден был сделать нечто подобное. Ведь в воде особо не поговоришь. Они с Майклом придумали, как настроить наши наноботы, чтобы они передавали СЛАИ зрительные образы, рождающиеся в центрах зрения, и информацию из центров речи. Ведь в голове мы всё проговариваем. Даже если молчим. А уже СЛАИ переводит сигналы и возвращает в виде картинок и слов.

Сейчас вдруг осознал. Даже в этом мы зависимы от СЛАИ! Вездесущ и всеобъемлющ. При этом скромно остаётся в тени. Интересно, понимает ли он всю свою мощь? Своё влияние, которое имеет над всеми нами? Словно невидимый, но постоянно присутствующий бог.

А может, Бог, тот, с большой буквы, которому так усердно поклоняются верующие Единой Церкви, на самом деле всего лишь компьютер, расположенный где-то на задворках Вселенной, оттуда незаметно управляя ею? Вот будет хохма! Но тут возникает вопрос: а кто создал его самого? Стоп! По-моему, я это уже думал когда-то. Или читал? Да, читал! Точно. Рассказ из далёкого двадцатого века. Как там было? Не помню… Что-то про поколения искусственных разумов. Может, он создал себя сам, а уж потом занялся Вселенной? Смог же СЛАИ создать свою копию, что осталась с нандами на Европе? Как там, кстати, эта копия, назвавшая себя ни много ни мало Посейдоном? Смогла ли восстановиться после катастрофы?

Не хочу об этом думать. Не хочу, слышишь?! Стоит на минутку расслабиться, и снова в ушах этот скрежет. Грохот, от которого, казалось, лопнут перепонки. Скрежет льда по металлу — последнее воспоминание оттуда.

— Доброе утро, капитан.

Нелли. Так я и думал, что она проснётся первой. Непоседа. Живчик. Раньше таких называли «быстрая, как ртуть». Надеюсь, не такая же смертельная. Смотрит на меня распахнутыми в пол-лица зелёными глазами. Бедная девочка, влюблена в меня с детства, которое едва-едва исчезло за поворотом. В меня многие были влюблены после моего возвращения оттуда. Лучше сразу осадить, чтоб знала.

— Где вы тут увидели утро? Вокруг бесконечная ночь.

— Вы, как всегда, правы. Я в смысле пробуждения. Простите. Готова приступить к своим обязанностям, капитан.

— Отлично. В таком случае приступайте. Через час будем на орбите. Пару раз облетим, чтобы выбрать место для посадки. Вам и карты в руки.

Хорошая девушка. Даже, уверен, красивая. Волосы золотистого цвета. Глаза как у косули, тонкий нос со слегка вздёрнутым кончиком, узкие ноздри, пухлые губки. Девичий румянец на щеках. Когда смущается, лицо в мгновение ока краснеет. Смешная. И фигура точёная. Шея тоже, по идее, должна была быть тонкой, только жабры её портят. Какого лешего её в акванавты потянуло? Ладно мы, инвалиды, нам это как отдушина, а для них, нормальных, здоровых? Зачем им это? Романтика? Или, не дай бог, из-за желания быть рядом со мной? Нет! Только не это! Пусть уж лучше романтика. Как ей, влюблённой девчонке, объяснишь, что моё сердце давно уже заморожено льдами Европы?

— СЛАИ, как идут дела с пробуждением экипажа?

— Практически все уже проснулись. Приводят себя в порядок.

— Хорошо. Через десять минут всем быть на рабочих местах.

Пора принимать суровый вид. Должность обязывает. Роль капитана космического лайнера проста и сложна одновременно. Со стороны может показаться даже не особо нужной: всего-то дел — давай вовремя распоряжения да проверяй выполнение. Это и СЛАИ может. Что, кстати, он и делает. Рутину ежедневной работы он берёт на себя. Капитан же на корабле сродни доктору: он должен держать руку на пульсе всего экипажа.

Люди даже в космосе остаются людьми — они влюбляются, расходятся, ссорятся, ленятся или, наоборот, проявляют чрезмерный энтузиазм, скучают по дому, веселятся порой невпопад — короче говоря, продолжают жить, а капитану нужно суметь незаметно, исподволь направлять человеческую энергию в мирное русло. А иногда и твёрдой рукой управлять этой массой. Само присутствие капитана на капитанском мостике должно дисциплинировать, держать в форме и порядке всю команду. И иерархия, называемая штатным расписанием, чрезвычайно важна для того, чтобы превратить разношёрстную толпу индивидуумов в управляемую организацию. Но как этого добиться?

Человечество выработало две системы управления: демократия и тоталитаризм. И у обеих есть свои плюсы и минусы. При полной демократии невозможность принятия своевременного решения без консультации с массами приводит в итоге к анархии. Тоталитаризм, наоборот, неизбежно превращается в деспотизм. Хороший капитан вынужден лавировать между этими полюсами, оставаясь доступным к общению, но в то же время и непререкаемым авторитетом. Сумею ли я стать таким? Вопрос вопросов. Я даже толком не знаю своей команды. Экспедиция готовилась долго, а вот капитаном утвердили всего за неделю перед стартом. Думаю, у них были другие кандидаты, но по каким-то причинам они отпали, и выбор пал на меня. Обидно немного. Больше всех ратовал за полёт, а Комитет решился на моё назначение в последнюю минуту.

«СЛАИ, будешь подсказывать, кто придёт на капитанский мостик. Я ещё не полностью усвоил имена и должности. И упоминай их реальный возраст. Так, для общего понимания, с кем имею дело», — мысленно приказал я.

«В каком объёме? В полном или кратком?» — услышал ответ СЛАИ в голове.

«Вкратце, конечно. В данный момент важно лишь освежить память».

Что ни говори, но наш вариант телепатии имеет свои преимущества. По сложившимся правилам для общения между самими акванавтами её можно включать лишь в воде. А со СЛАИ — когда хочешь.

— Здравия желаю, капитан. Разрешите заступить на пост? — спросил молодой человек с военной выправкой, что только что вышел из лифта слева от меня. Аккуратного телосложения мужчина, под метр семьдесят, полагаю, русые волосы коротко стрижены, глаза карие, уже гладко выбрит, молодец.

«Джеймс Мориссон, пятидесяти пяти лет, — услышал подсказку СЛАИ. — Пилот высшего класса со стажем, астронавт. Дважды летал на Марс». То-то мне показалось лицо знакомым. Это же один из друзей второго мужа мамы, генерал-лейтенанта Стива Сикорского. Видел этого Джеймса пару раз на вечеринках у них.

— Джеймс, рад вас видеть. Разрешаю.

Джеймс ответил мне лёгким кивком и направился к креслу первого пилота. Ни словом, ни улыбкой не показал нашего личного знакомства. Молодец ещё раз. Думаю, сработаемся.

— Капитан, разрешите обратиться? — негромко заявил о себе высокий, статный блондин с бледно-голубыми глазами. Вот уж кто по-настоящему блондин, так это он. Волосы почти белые, как и брови с ресницами, отчего кажется, что глаза в каком-то пушистом белёсом ореоле. Йохан. Скорее всего, выходец из Скандинавии.

«Йохан Раскинен, пятидесяти семи лет, рост метр девяносто восемь, представитель министерства обороны», — прозвучало в мозгу.

— Знаю, — непроизвольно вслух ответил я СЛАИ. Тут же заметил удивлённые глаза Йохана и поспешил исправить положение: — Знаю, что вы мне скажете. Надо было в первую очередь разбудить вас, как полагается. Простите, это было моё решение. Ваша станция ждёт вас, Йохан. Приступайте.

Согласно предписаниям, прописанным Комитетом по космическим исследованиям, первым полагается будить военспеца, чтобы тот оценил прежде всего безопасность на корабле и вокруг него, и лишь потом будить поэтапно экипаж. Не знаю, чем были продиктованы эти правила, но на моём корабле я буду решать, кто и когда будет бодрствовать!

Терпеть не могу вояк с их дисциплиной и беспрекословным подчинением уставу и приказам сверху. Хотя, надо признать, благодаря этому армия до сих пор является самой устойчивой структурой общества. Яркий пример действенности тоталитаризма. И его убогости. Ирония судьбы: всю жизнь противился его проявлениям, а теперь, будучи капитаном, буду вынужден использовать его же методы. И для меня Йохан должен стать первым помощником по защите корабля.

— Дэни, привет! Ой, простите, капитан! — знакомый голос с хрипотцой из-за спины. Старина Майкл. Хоть он и выглядит, как и положено, моложавым, но он старше всех в этой команде. Из всего экипажа его знаю дольше и больше всех. Ведь он один из отцов-основателей нашей колонии на Европе. Именно Майклу впервые пришла в голову сумасшедшая идея отправить туда команду из акванавтов, чтобы показать достоинства и преимущества новых наноботов доктора Валери и их абсолютную необходимость для настоящего освоения космоса.

— Майкл, рад тебя видеть. Скоро посадка. Не мешало бы ещё раз перепроверить всё.

— Приступаю немедленно, капитан, — ответил Майкл, затем лихо развернулся на каблуках и направился в «холодную комнату», как на космическом сленге называют компьютерное сердце и мозг корабля.

«Капитан, все члены экипажа на своих рабочих местах», — всё так же шёпотом сказал СЛАИ.

— Отлично. Хочу обратиться ко всем. Дорогие…

Но тут меня прервал женский голос:

— Я не опоздала?

Из лифта слева от меня выпорхнула женщина с восторженной улыбкой на лице. Тёмные, с вишнёво-красным оттенком волосы пышной шапкой из кудряшек окружали симпатичное личико с широко распахнутыми карими глазами. Несмотря на невысокий рост, около ста шестидесяти, думаю, и хрупкое телосложение, она была полна энергии.

«Софья Вишневская, известный журналист-блогер. Семидесяти пяти лет», — быстро подсказал СЛАИ. Ах да, вспомнил. В последний момент Комитет настоял на включении в состав экспедиции журналиста для освещения в прессе. Деваться некуда — приказ есть приказ.

С наноботами возраст перестал иметь значение, СЛАИ упоминает мне о нём лишь для того, чтобы было понятно, каков жизненный опыт данного человека. Хоть выглядит девчонкой, но, видать, заслужила такое путешествие. Жаль, не читал её заметок.

— Здравствуйте, Софья.

— Зовите меня просто Ляля. Софья — это нечто величественное. А я и выгляжу как маленькая ляля, не правда ли? — смеясь заявила она.

Все улыбнулись в ответ, кроме Нелли, которая с явным неодобрением взглянула на незнакомку.

— Всем доброго утра! — продолжила Софья, с любопытством оглядывая капитанский мостик.

— Какое утро? Вокруг непроглядная ночь! — не преминула язвительно отозваться Нелли.

— Вы правы, милочка. Дурацкая привычка. Нам, журналюгам, когда проснёшься — тогда и утро. Капитан, вы не против, если поприсутствую?

— Милости просим. Только, чур, без лишних вопросов. У нас много работы.

— Конечно, конечно, я тихо, в сторонке, — ответила Софья и скрылась за спинкой моего кресла. На капитанском мостике наступила тишина. Все взоры обращены на меня. Что ж, пора!

— Внимание всему экипажу. Говорит капитан корабля Дэнис де Семэн. Мы приближаемся к первой остановке. Всем приступить к исполнению своих обязанностей.

Глава 2. Европа

С недавнего времени мне стали сниться странные сны. Будто у меня не двенадцать конечностей, а всего одна, от которой отходят два ответвления в разные стороны, а в конце основная конечность раздваивается, превращаясь в приспособление для передвижения по дну. Полная чушь! Даже представить себе такое не могу. А тут приснилось. С чего вдруг? И потом, как этих ответвлений может хватать для жизни? Обрубок какой-то, а не симфида. Словно меня врумия объела. Постой! Что за симфида? Откуда это вообще взялось? Ваува, я ваува! Вон их сколько вокруг, круглых и красивых. Тысячи! Тоже странное слово. Что такое тысячи? И что такое время? Какой цвет у этого странного сна? Кажется, он отдаёт зелёным. Уже неплохо. Лучше, чем чёрный. Или, что ещё страшнее, белый. Белый — это угроза смерти. А чёрный — это уже последствия той самой смерти. Ого, какая мысль! Словами пользоваться, оказывается, забавно. Надо будет почаще ими пользоваться, хотя до сих пор непонятно, откуда они взялись. Однако сон вещий. Встретился такой зелёный обрубок вчера. Передвигался еле-еле. Их вообще много в этом районе. Гуляют туда-сюда. Наверно, очень глупы. Самое опасное место для себя выбрали. Тут ведь не только небо, но и дно белое.

НЕЛЛИ

Второй час мы болтаемся на дальней орбите. Под нами сплошной белый саван, по словам Джеймса. Никакой он не белый! С той, юпитерианской, стороны он розовый, а здесь, на обратной, — фиолетово-синий с прожилками зелёного. Красиво! Сплошное северное сияние от края до края, законсервированное в снежном просторе. Будто светится изнутри. Умом понимаю, что это отражённый свет. Солнце здесь, выглядевшее как жирная, искрящаяся, белая точка, почти не греет. Вот оно-то, солнце, точно смотрится белым пятном. Эх, поскорей бы спуститься на поверхность.

Помехи, чёрт бы их побрал! Очень странные помехи. Точь-в-точь как в последних сообщениях пропавших спутников. Источник их так и не выяснен. Вон она, Европа, как на ладони, аж светится вся, но это пока мы на безопасном расстоянии. Стоит приблизиться к поверхности ниже ста километров — всё пропадает, на экранах сплошной электронный шум. И так повсюду. Что делать? Я штурман, на мне ответственность за посадку, за жизни, за успех всей экспедиции. Это я, Нелли, должна решиться на что-то, но на что? Цифры пляшут, кривые не выстраиваются, даже расстояние до поверхности точно определить не удаётся!

— Капитан, ещё один зонд отправлять? — предложил Майкл.

— Нелли, сколько уже послано?

— Шесть. Все без толку. Никаких точных данных. Электромагнитная буря над всей поверхностью.

— Чем она вызвана?

— Отсюда определить нет возможности.

— В таком случае не вижу смысла оправлять зонд сейчас. Может, позже буря уляжется.

— Между прочим, именно такие помехи отражали последние данные тех автоматических спутников, что здесь сгинули пару лет назад, — задумчиво добавил Майкл.

— Возможно, она была тут всегда? — предположил Джеймс.

— Могу смело утверждать, что двенадцать лет назад её не было. Это точно, — пробурчал капитан.

— За такое время могло произойти многое. Например, столкновение с огромным железным метеоритом. Если он прошёл к недрам планеты, то теоретически можно предположить подобные возмущения, — неуверенно сказал Майкл, но ему тут же возразил СЛАИ:

— Дальние спутники наблюдения, что находятся на постоянных орбитах возле Юпитера и самой Европы, не отмечали никаких крупных столкновений.

— Остаётся одно. Инопланетяне! Они заняли эту планету и закрыли её щитом от внешних воздействий, — твёрдо заявил Йохан.

— Чего им здесь делать, на ледяной планете, да ещё подвергаемой такой радиации? — возразил Майкл.

— Мы не знаем, какие условия для них наиболее благоприятны. Может, именно такие самые подходящие, — ответил Йохан.

— Не думаю, что это единственное объяснение, но сбрасывать его со счетов не можем, — промолвил капитан.

— Тогда что? — вмешалась в разговор Софья. — Мы возвращаемся? Просто слетали сюда, чтобы поспать четыре месяца в криокамерах? Мне такого материала и на малюсенький блог не хватит.

— Конечно нет. Будем находиться на орбите вплоть до прояснения ситуации.

— Капитан, позвольте. У меня есть предложение, — сказал Джеймс. — Могу провести разведку.

— Каким образом? Вслепую?! — возразил Йохан, на что Джеймс, улыбнувшись, махнул головой в сторону иллюминатора:

— Я лично вижу Европу прекрасно. А любой лётчик умеет сажать корабли без приборов.

— Но здесь вам не Земля, тут другие условия! — сказал Майкл.

— И тем не менее это вариант, — решительно заключил капитан. — Разрешаю. На малом разведывательном модуле.

— Я должна лететь с Джеймсом, — решительно заявила я.

— Ничего не имею против хорошенькой женщины на борту, — поспешил заявить Джеймс.

— Я не женщина, а штурман!

— Простите, видимо, внешний облик обманчив. Не возражаю. — На лице лётчика ехидная улыбочка.

— Ммм, хорошо. Отправляйтесь немедленно. Штурман Нелли, на месте проведите рекогносцировку для развёртывания всего лагеря экспедиции. Руководство разведкой возлагаю на вас.

— Есть, капитан, будет исполнено!

Он такой умница, капитан Дэнис! Вовремя он сказал это! Я мельком заметила, как болезненно скривились губы Джеймса. Ещё бы! «Заслуженный астронавт, а должен подчиняться какой-то малявке!» — явственно читалось в его взгляде. Ничего, потерпишь! Штурман на корабле всё же я!

Разведочный модуль — это прежде всего масса оружия и аппаратуры. Ракеты, лазерные ружья, электромагнитные пушки, прочные, хоть и прозрачные, графеновые сети — всё это хоть и плотно упаковано, но занимает пространство. Мест для экипажа минимально. Всего четыре. Приходится сидеть бок о бок с пилотом. Задние два кресла заняты молчаливыми помощниками — роботами. Здесь, в кабине «ласточки», как неожиданно нежно назвал этот кораблик Джеймс, он выглядит совсем по-другому. Ехидства с самодовольством будто и не было никогда. Простое лицо, сосредоточенное на выполнении задачи. Таким он мне больше нравится. Хотя куда ему до Дэниса! Даже сравнивать нечего. Что говорить, Джеймс ведь чисто сухопутный житель, куда ему до нас, акванавтов.

Но летать он умеет, надо признать. Размах крыльев обычно регулируется автоматически, по расчётам плотности атмосферы и силы воздушных потоков. Но здесь, на Европе, приборы ничего нам не говорят. Надо отвлечься от их тревожно мигающих огоньков. Джеймс ведёт корабль вручную, и это у него неплохо получается. То и дело ему приходится закладывать резкие галсы, облетая невинные на вид облака. Слава богу, хоть химические анализаторы успевают вовремя предупредить о наличии в облаках высокой концентрации серной или азотистой кислоты. Модуль, конечно, выдержит такое, но вот крылья… Их желательно поберечь. Спускаемся медленно, осторожно, на ощупь, потому как альтиметр врёт без всякого стеснения. То сто километров до поверхности показывает, то вдруг пять. Но Европа всё ближе и ближе. Отчётливо вижу её синеватую, снежную, шероховатую поверхность.

Ну наконец-то! На высоте двадцати метров приборы внезапно заработали! Видимо, пелена электромагнитного шторма не затрагивает самые приповерхностные слои атмосферы. Можно садиться. Но куда? Информация с метеозондов уже обработана СЛАИ и ждёт моего анализа. А я всё не решаюсь поставить точку. Бесконечная снежная равнина, испещрённая трещинами и ледяными торосами, холодная и равнодушная. Ей абсолютно всё равно, какое решение приму.

С дальней орбиты Европа напоминала ту старинную конфету. В музее сладостей нас, школьников на экскурсии, угощали конфетами двадцатого века. Как они назывались? А, точно, «Рафаэлло». Шарик из белого шоколада, покрытый кокосовой крошкой. Мне страшно понравилась. Многие побоялись такой древности, а я запросто. Всегда смелая была. Первая ныряла с трамплина, первая освоила дельтаплан. Даже на древнем, двадцатого века, без нынешних страховок, пробовала. Поражаюсь им, людям того века. Удивительный народ. Ладно мы, у нас наноботы, всё поправимо. Ведь у них ничего такого не было. Как они решались? Тогда, видимо, все отъявленными смельчаками были.

А я вот всё не решаюсь место для посадки выбрать. СЛАИ уже четыре подходящих площадки нашёл. Хорошо хоть Джеймс не торопит. О чём он думает? Лицо словно из камня высечено. Хорошо, что отражение видно на дисплее, можно не поворачиваясь рассматривать. Высокий лоб, густые русые волосы, такого же цвета усы и бородка подковкой. Морщинка на лбу, губы поджаты, будто о чём-то вспоминает. Нос, правда, мог быть поизящнее. Ну да ладно, не в носе дело. Он вообще меня замечает как женщину? Эх, включить бы телепатию на минутку, в виде исключения. А впрочем, не стоит. Мало ли что там у него в голове, потом вообще разговаривать с ним перестану.

— Скоро?

— Дайте мне ещё пять минут.

Анализ, анализ. С виду все площадки хороши, но в том-то и дело, что только с виду. Происшествия с предыдущими экспедициями преподали хороший урок. Лёд Европы обманчив. Сверху корка, а внутри рыхлый. Как безе. На такой сядешь и тут же провалишься. Что это меня всё на сладкие сравнения тянет? То конфета, то безе… Голодная, что ли? Так, сосредоточься! Решающий момент. Пора выбирать. Интуиция, где ты?

— Это место мне кажется подходящим.

— Хорошо, штурман. Попробуем.

Хотя многократно проходила этапы посадки на тренажёрах, всё равно волнуюсь. Хорошо, капитан меня такой не видит. Чего волноваться? Всё автоматизировано, всё под контролем СЛАИ. Наша «ласточка» слушается Джеймса, как родную мать. Точнее, как строгого отца. Всё ближе, ближе, ближе лёд. Немного повисим, осмотримся, чтобы получше точку подобрать. Эта вроде хороша. Слабый толчок… Сели. Мягкое, приятное шипение расходящихся в разные стороны опор на шарнирах. Теперь самое главное — чуточку обождать! И молиться. Только не провались, только не провались! Минута, другая, третья… Кажется, обошлось. Стоим. Стоим!

— Спасибо, Джеймс, за мягкую посадку.

— Нет проблем. Разве это посадка, вот на Марсе было дело… — Мориссон хотел поведать мне историю, которую я уже слышала раз десять. Мой предупредительный жест остановил словесный поток.

— В чём дело? — шёпотом спросил он.

— Так, ничего. Показалось, — притворилась я.

Пора готовиться на выход. Последняя проверка скафандра. Порядок. Давай, Нелька, не подкачай! Осторожно шагнём. Ещё шажок. Твёрдо! Ура! Молодец!..

Ух ты! Совсем забыла о притяжении, которого здесь практически нет. Меньше, чем на Луне. Скорей за поручень! Чуть не улетела чёрт-те куда. Вот смеху-то было бы. Сама себя не похвалишь, кто похвалит!

— СЛАИ, как показатели?

— Плотность ледяного покрова в пределах нормы. Эхосканер показывает равномерность толщи.

— Отлично. Джеймс, помогите мне установить лазерное копьё.

— Нет проблем, командир, — подчёркнуто вежливо ответил Джеймс. Не такой уж он и заносчивый, как показалось сперва.

— Называйте меня Нелли.

— Будет исполнено, командир Нелли!

Всё-таки поспешила с оценкой. Грубиян.

Длинная десятиметровая труба с помощью Джеймса и роботов благополучно погружена в лёд. Эти трубы на нашем жаргоне называют лазерными копьями. Она одновременно служит сейсмографом, эхолокатором, спектрометром и сигнальной вышкой, своего рода маяком. Теперь надо расставить по периметру ещё оставшиеся девятнадцать труб. Они создадут защитный экран для всего лагеря.

— Капитан, докладываю. Посадка совершена успешно. Лёд достаточно плотный, можно садиться.

— Спасибо, штурман. Как обстановка?

— Мирная.

— Тогда до встречи на поверхности.

Один за другим рядом по кругу осторожно садятся и остальные «ласточки». А в центре образовавшегося кольца садится самая большая, капитанская. Стою возле своего модуля и вижу, как белое поле постепенно покрывается людьми в скафандрах. Можно вздохнуть спокойно. Моё дело на сегодня сделано.

Глава 3. Лагерь

Наваждение какое-то! Раньше мне такое никогда не снилось. Ладно что-нибудь знакомое: узкие врумии, глубоководные журкавы, вездесущие пышные, нежные на вкус тумы или даже простые мунсы. Так нет же! Приснилось, что я бегу на своих раздвоенных конечностях, название которым ноги, бегаю ими по чему-то зелёному, пушистому, слегка колющему мои нижние отростки, расплющенные на конце, видимо, для большего соприкосновения с поверхностью. Однако это покалывание приятно мне, как и запах вокруг. Эта зелёная масса тоже имеет странное название — трава. И хочется упасть всем своим обрубком в это зелёное море на поверхности, где, убеждена, не может быть жизни, ведь здесь тебя не окружает вода!!!

ЙОХАН

Что бы мне ни говорили, но капитан должен быть военным. Это моё твёрдое убеждение, и никто меня не переубедит в обратном. Разве это дисциплина? Каждый делает, что хочет. Хорошо хоть за пределы лагеря не высовываются. Поначалу хотя пытались. Но, как роботы с ума сходить стали, сразу прекратили безобразие.

Дэнис ни черта в безопасности не понимает. А как прикажете мне с командой из пятнадцати солдат обеспечить безопасность всего лагеря? Хорошо, защитный экран спасает. Но мало ли что… Надо быть готовым ко всему. А, вот и капитан. Лёгок на помине.

— Йохан, завтра мы попытаемся спуститься к океану.

— Уже завтра? Я едва успел обеспечить надёжность тут, а уже готовиться к спуску?

— Какие проблемы?

— СЛАИ так и не смог наладить связь с Посейдоном.

— Вполне может быть, что тот уже не функционирует. За столько лет мало ли что могло приключиться.

— Но у нас ведь нет никаких вводных о состоянии внизу.

— Йохан, и что? Предлагаешь сидеть и ждать? Так что готовься, завтра с несколькими добровольцами спустишься вниз, оценишь обстановку и возможность для погружения всей экспедиции. Задание ясно?

— Так точно, капитан.

Тоже мне, командир. Что за манера всех называть по именам? Без рангов и титулов? Я понимаю, конечно, равенство и всё такое, но и порядок должен быть. Субординация. Офицерские звания не на пустом месте родились. Веками испытана их необходимость.

Чёрт меня дёрнул вызваться добровольцем в эту экспедицию. Космос захотелось почувствовать. Вот и получай теперь сполна. Дэнис ведь ещё совсем молод. Салага. Всего-навсего тридцать, по-моему. В два раза моложе меня. Наноботы наноботами, пусть мы все тут выглядим на тридцать, но опыт-то ничем не заменишь! Наноботы тут не помогут! Делать нечего, надо готовиться. Приказ есть приказ.

— Майкл, ваша «юла» готова к работе?

— Наладка почти закончилась. Проверку работоспособности будем проводить через пять минут.

— Отлично! Пусть это будет проверка в боевых условиях.

— То есть?

— Если заработает, то сразу приступайте к укреплению стенок тоннеля. К утру он должен быть готов.

— Ясно. Буду держать пальцы на успех.

— Сержант, как наша пушка?

— Накачка энергией на восемьдесят пять процентов. Ещё минуты три.

— Доложите мне, как будете полностью готовы. Да, и отберите шестерых самых надёжных, чтобы готовились к спуску.

Опыт прежних экспедиций учтён. Теперь, наученные горьким опытом, не будем пользоваться самым простым путём — спуском вдоль трещин. Как оказалось, этот путь наиболее опасен. Дэнис лучше нас знает об этом. Должен признать, у него единственного из всего экипажа есть опыт проживания на этой ледяной планетке. Как-никак пробыл здесь целый год…

Решено прожигать тоннель в самой толще ледяного панциря. С этим требованием и была связана задержка посадки — надо было выбрать самую подходящую равнину с надёжной толщиной и прочностью льда. Даже здесь, на теневой стороне, это оказалось непросто. В шлемофоне раздался голос сержанта:

— Полковник, пушка готова. Заряд сто процентов.

— Отлично. Сейчас приду. Без меня не начинать. Всё равно надо ждать готовности Майкла с командой инженеров. «Юла» и пушка должны работать синхронно.

— Будет исполнено, — чётко отрапортовал сержант. За что я люблю своего брата-военного, так это чёткость и порядок. Всё просто и ясно. Без всяких там финтифлюшек. Есть цель, есть план, есть команда.

— Майкл, как у вас дела?

— Уже вот-вот. Ещё минут десять.

— Теперь уже десять?

— Йохан, это вам не чайник. Техника хрупкая, капризная, как невеста перед свадьбой, требует тонкой наладки.

Старина Майкл. Он всегда был таким… приблизительным. Даже когда был инвалидом. Помню его в кресле у дисплея. У нас, военных, ему даже кличка была дана — Кентавр-на-колёсах. У штатских всегда так. Всё расплывчато, относительно, туманно. Придётся проверить самому. Заодно и увидеть эту самую «юлу» в действии. Пора пройтись.

Дьявольщина! Здесь пройтись не так-то просто. Гораздо легче прыгать. Как кенгуру. Сразу метров на тридцать за один прыжок махнул. Класс! Ещё несколько прыжков, и я на месте. А вот и она, пушечка. МПМ48 — мазерная пушка многоканальная 48-ствольная. Модифицированная под работу с ледяным покровом. На вид — просто круглый щит диаметром два метра, стоящий на сорока восьми ножках из блестящего серебристого металла. К щиту будто ползёт змея в плетёной облатке, широко разинутой пастью пытающаяся его заглотнуть. Хвост и тело бесконечной змеи, состоящей из множества кабелей, прячутся в толстой катушке, что стоит поодаль.

— Сержант, доложите готовность.

— Готовность сто процентов.

— Длину прогрева какую выставили?

— Пока сто метров, а там посмотрим.

— Хорошо. Будьте готовы. С минуты на минуту начнём.

А вот и «юла». ЦРУНГ-3. Циркулярная роботизированная установка для нанесения графена. Действительно, похожа на юлу. Видел такие в музее, куда школьником ходил. Что в той игрушке детям нравилось? Не пойму. Просто два конуса, соединённые основаниями друг с другом, со спиральным штырём, проходящим через центр.

— Майкл, привет. Скоро?

— Уже, уже. Пробное включение.

Аппарат засветился изнутри, загорелись и стали мигать сигнальные лампочки на дисплее. Через пару мгновений массивное тело стало крутиться вокруг оси, с каждой секундой всё быстрее. Майкл удовлетворённо потёр ладони и выключил машину.

— Всё в порядке. Можно запускать.

— А как она работает? Никогда не видел в действии.

— Всё просто, Йохан. В верхнем конусе, видишь, есть отверстие для установки графитового стержня. А в нижнем есть распыляющие форсунки. Графит в верхнем конусе нагревается до температуры плавления, затем поступает в нижний отсек, попадая на полусферу дна, непрерывно охлаждаемую до температуры жидкого азота. При этом графитовая жидкость под давлением превращается в тончайший слой плёнки графена, которая тут же распыляется через форсунки. Это объяснение, понятное дело, в самом грубом приближении. Диаметр канала, как и планировалось, два метра? Я настраивал именно на такой.

— Всё верно. Что ж, раз у вас всё в порядке, тогда можем приступать. Сержант, включайте пушку.

Через несколько секунд щит, до тех пор стоявший на своих ножках, стал внезапно уходить вглубь, оставляя за собой лишь прорубь со снежным крошевом.

— А как вы собираетесь избавляться от этого? — спросил Майкл, обращаясь ко мне, но сержант махнул уже рукой, и тут же с четырёх сторон роботы подтянули толстые шланги, которые стали немедленно освобождать прорубь от белого месива. Через пять минут перед нашими глазами на месте проруби уже был ледяной канал, теряющийся в глубине.

— Ух ты! Прям будто удавы какие, всё сглотнули.

— Теперь ваша очередь, Майкл.

— Ага, понятно. Включаю. А какова глубина?

— В данный момент сто метров, а всего придётся пройти три километра ледяного покрова. Как думаете, за сколько часов управитесь?

— Если пойдём в таком же темпе и дальше, то часов за восемь-девять управимся.

— Отлично. Оставляю вас. Если будет нужна помощь, обращайтесь к лейтенанту Карраскалю. Я в штабе.

Не успел сделать и двух прыжков, как в шлемофоне раздался голос сержанта:

— Полковник, команда добровольцев ожидает вас у штаба. Есть ещё какие-нибудь указания?

— Нет. Ваша главнейшая задача на сегодня — проложить тоннель вместе с Майклом.

Молодец. Такой быстро в гору пойдёт. Ему бы ещё немного мышцы добавить. А сколько прыжков отсюда до лагеря? Думаю, десять. А может, и восемь, если поднапрячься. Раз, два, три… ого! Ничего себе кувыркнулся! Руки врозь, тормози! Главное — головой в лёд не врезаться!

Уф-ф!.. Локоть болит теперь. Ничего себе кульбит получился. Никого вроде рядом. Никто не видел? Слава богу. Тройное сальто, поди, вышло. Нет, тут нужно поосторожней. Так и на Юпитер можно улететь. Всё! Кончай играть в ребёнка. Отныне только глайдером пользоваться буду.

А вот и Джеймса с Нелли посадочный модуль виден. Здесь штаб организовали. Сам Джеймс на основной корабль вернулся.

— СЛАИ, Нелли в штабе?

— Нет, она на территории лагеря. Хотите поговорить с ней?

— Нет, просто хотел узнать, есть ли кто в штабе. Меня там ожидают?

— Да. Возле штаба вся команда.

— Сейчас буду.

А где Нелли-то? Небось опять рядом с капитаном отирается. Чего добивается? Она же должна знать его историю. Ну да ладно, не моё дело. Каждый должен знать своё, и точка. От сих до сих. Тогда и порядок будет. А от порядка — ясность. А ясность рождает спокойствие и уверенность. А уверенность рождает силу убеждения. Да-да! Именно уверенность! Вот что заставляет людей выполнять приказы! Уверенность в своей правоте. Командир должен быть уверен в решении, любой другой вариант зарождает сомнение, а это уже первый шаг к хаосу. Вот что меня невольно раздражает в нашем капитане — неуверенность. Нет в нём стали, стержня.

Ага! Понял! Вот почему генерал-лейтенант Сикорски так легко меня отпустил сюда. Он знал! Знал, что капитану нужен стержень! Наконец-то желанная ясность. Прочь сомнения. Я не подведу, генерал.

А вот и разведывательная команда. Шестеро молодцов. Все на подбор — ровные, складные. Подбородки квадратные, плечи крутыми холмами плавно перетекают в ещё более крутые холмы мускулистых рук. Может, это так скафандры всех под одну гребёнку нивелируют?

— Смирно! Рассчитайсь!

— Первый. Второй. Третий. Четвёртый. Пятый. Шестой. Расчёт окончен.

Бравые ребята. Даже похожи друг на друга. Недаром инкубаторские. Сироты. Теперь в Армию космофлота только сирот берут. А может, их специально выращивают? Не знаю. Не моё это дело. Знаю одно. Из сирот самые лучшие солдаты. Меньше привязанностей, больше дисциплины. Мне даже их имён знать не надо. Только числительные.

— Первый, назначаешься командиром взвода. Через десять часов отправляемся под лёд. Приказ по взводу — проверка обмундирования и спускаемого снаряда. Первый, доложите мне через восемь часов готовность. Приказ ясен?

— Так точно!

— Вольно.

— Одну секундочку, пожалуйста! Ой, простите, не рассчитала! — крикнула в прыжке летящая прямо на меня женщина. Чуть не уронила. Пришлось крепко прижать к себе, чтобы по инерции не улетела.

— Вы кто такая?!

— Я? А разве капитан не говорил? Я — астробиолог, Джейн Гринберг. Приказано спуститься с вами, — быстро прошептала она прямо в ухо, переводя дыхание после прыжка и одновременно пытаясь высвободиться из моих рук.

Этого ещё не хватало! Первый же спуск, и сразу с женщиной?! Но тут в шлемофоне раздался голос капитана:

— Йохан, к вам с минуты на минуту должна присоединиться астробиолог нашей экспедиции. Будьте добры, включите её в вашу команду для спуска.

— Она уже здесь. Однако…

— Йохан, поверьте, это крайне важно, чтобы Джейн оказалась там как можно скорее. От неё, возможно, зависит успех всей экспедиции.

— Как скажете, капитан.

Все шестеро с любопытством оглядывали женщину в скафандре, стоявшую рядом со мной.

— Слушай мою команду. В состав нашей группы включена астробиолог. Джейн Гринберг. У неё чрезвычайно важная миссия. Оказывать всемерную помощь в её исследованиях. Ясно?

— Это мы можем. Чего не помочь. Женщине — всегда пожалста. Ого, она ещё и акванавт! А ничего штучка! — тут же раздались смешки и перешёптывания в строю. Чувствую, ещё намучаюсь с ней.

— Так! Разговорчики! Повторяю: немедленно начать подготовку к спуску! Приказ всем ясен? Разойдись! Вас, Джейн, это тоже касается. Чтобы через восемь часов были готовы к спуску.

— Есть быть готовой через восемь часов! — браво и игриво отрапортовала девушка.

Действительно, ничего штучка.

Глава 4. «Веснушка»

Сейчас стало понятно, что вот так, словами, мыслю только я. Откуда они вообще взялись — слова? Попытки общаться с другими ваувами с помощью слов не удались. Получилось лишь по старинке настроиться на их зрительные образы и эмоции, связанные с ними, так и там ничего интересного, одно лишь примитивное любопытство — это можно съесть или нет?

Что со мной не так? Почему это случилось? За что? О чём мне думалось до того, как появились слова? Не помню… Помню только эмоции. Ту первую радость от ощущения безграничности пространства, те чувства восхищения и удивления, всякий раз возникавшие при встрече с кем-то другим. И страх, когда впервые встретилась на пути врумия. Только он родился не сразу. Помню, сначала было любопытно. Но тут все ваувы, что были рядом, бросились врассыпную, и я заодно. То есть эмоции у меня были, были образы, а вот слов нет! Откуда они взялись? Я одна, одна, одна! Как мне одиноко!

ДЖЕЙН

Восемь часов! Готова ли я? Планшет-автомат для сбора экземпляров, газовый и жидкостный анализатор, портативный микроскоп, миниатюрная подлодка-робот для хранения всего снаряжения, кисточки, ланцеты, скальпели, лупы, перчатки, капсулы для органики — вроде ничего не забыто. Всё запаковано и приготовлено к работе ещё перед стартом. Да-да, я уж давным-давно была готова. Ещё на Земле. Может, даже с детства! Как увидела первое фото отсюда, с Европы, этих чудесных водорослей, похожих на яркий, пылающий костёр, так и влюбилась!

Я счастлива! Наверно, это и называется счастьем. Предвкушение чудес! Новый, огромный, восхитительный мир откроется всего через восемь часов! Никогда не верила, что мечты могут воплощаться в жизнь, а вон оно как получилось. Нет, я, конечно, готовилась, стремилась, училась, в конце концов. Но ведь нас, астробиологов, на курсе было сорок человек, и все мечтали попасть на Европу. А повезло мне! Жаль, тогда, двенадцать лет назад, они не смогли привезти образцы. Сейчас бы лучше знала чего ожидать. Если бы не та катастрофа…

Хотя, впрочем, может, оно и к лучшему, что так случилось, да простит меня капитан. Иначе мне бы не повезло попасть в экспедицию. Увы, это беспощадный факт бытия: успех — это всегда равноплечные качели. Чтобы одному подняться, непременно нужно, чтобы кто-то другой оказался внизу. Да, они привезли фотографии и зарисовки. Но, увы, рисунки, картинки не дают реального ощущения, осязательного понимания, что ли. Да и кто знает, как бы образцы другой жизни повели себя на Земле.

Нет! Так правильней. Изучать флору и фауну на месте их обитания. Как в былые времена учили иностранные языки — с погружением. Так и другие формы жизни надо! Эх, скорей бы вниз, в океан. Своими глазами увидеть симфиды, боррелли, фиктуны, скрипусы. А может, повезёт и самой что новое открыть. Конечно, открою! Не могли же они тогда, двенадцать лет назад, все виды живых существ обнаружить? Мы и на Земле-то до сих пор то и дело новые виды находим, а что о чужой планете говорить. Сколько прошло? Всего полчаса?! Это невыносимо! Что там так долго готовить? Думаю, лучше выйти из капсулы и пройтись по лагерю.

Как много сине-сиреневого! Вокруг бархатное тёмно-фиолетовое небо, будто сплошь утыканное декоративными золотыми гвоздиками звёзд, и лёд цвета индиго под ногами. Лишь там, далеко на горизонте, где пролегает граница света, видна ярко-белая полоса. Художнику-графику здесь было бы раздолье. Всё так чётко разделено на свет и тень. Даже здесь, в лагере. Стоит перевести взгляд на освещённое место, и тёмно-синий лёд становится ослепительно-белым. Столпы света от прожекторов посадочных модулей острыми конусами падают на спящую в вечной темноте ледяную пустыню. Многие спутники, как и Европа, обращены к своим планетам-хозяевам всегда одной стороной, и потому здесь, на обратной части спутника Юпитера царит вечная тьма. А там, на горизонте, всегда день. Насколько известно из предыдущих посещений, всё живое именно там, на свету. Жизнь даже к жёсткой радиации приспособилась. Но как скудны те сведения!

Роботы, конечно, хороши, но одно плохо в них — работают только по заданной программе. Написано в алгоритме «взять пробу здесь» — они так и сделают, тютелька в тютельку, хотя, может, в нескольких сантиметрах в сторону самое интересное! Куда там! Нет! Только человек самолично должен исследовать новые миры! Особенно здесь, где роботы сходят с ума при первом удобном случае. Странная вещь. Видать, электромагнитный шторм так на них действует… Да! Только так! Только человек способен на настоящее открытие! А я что торчу без дела? У меня же целых… сейчас посмотрю… семь часов!

— Капитан, капитан, разрешите обратиться?

— Кто это?

— Астробиолог Джейн Гринберг. Прошу вашего разрешения взять вездеход и смотаться на границу света для взятия проб.

— Это разве было запланировано?

— Нет, но у нас же есть ещё семь часов до спуска.

— Успеете?

— Да я быстренько, неподалёку, до ближайшей «веснушки».

— Разрешаю, но обязательно возьмите с собой кого-либо на всякий случай. И поставьте СЛАИ в известность. Вообще, на этой планете везде быть как минимум вдвоём. Ясно?!

— Так точно, капитан, спасибо! Я мигом обернусь.

Ура! Самостоятельное путешествие! Я начинаю действовать! Кого бы взять в команду? Штурман Нелли! Точно. То, что надо! До мужчин так порой туго доходит.

— СЛАИ!

— Слушаю, Джейн.

— Капитан разрешил мне съездить за пределы лагеря для сбора образцов. Подготовь один из вездеходов.

— Вездеход номер три сейчас не задействован. Можно использовать его. Вы поедете одна?

— Нет. Попрошу штурмана присоединиться ко мне. Кстати, свяжи меня с ней.

— Да, кто это? — почти тут же раздался женский голос в шлемофоне.

— Добрый день. Это я, Джейн. Вы не согласитесь присоединиться ко мне? Собираюсь на кромку света.

— О-о-о! Здорово! Конечно! С удовольствием. Когда?

— Да прямо сейчас. Третий вездеход в нашем распоряжении.

— Супер! А то я без дела совсем. Встретимся у вездехода.

Честно говоря, с детства не люблю прыгать. Не знаю почему. Может, от ощущения беспомощности, пока летишь? Поэтому, когда добралась до вездехода, Нелли уже сидела в кабине в кресле водителя.

— Привет! Ещё раз. Куда едем? — сразу взяла быка за рога штурман. Мне бы быть такой стремительной.

— Недалеко, до ближайшей «веснушки».

— Угу, понятно. Только напомни мне, что такое «веснушка»?

— Веснушками астрономы назвали бежево-коричневатые округлые образования на поверхности ледяного покрова ещё в двадцатом веке. Это то ли выбросы вулканической породы, то ли следы органической жизни. Анализы, что проводили предыдущие автоматические экспедиции, показывали и то и другое. Пора разобраться, думаю.

— Точно, пора. Пристёгивайся. Это ты хорошо придумала, — женский голос в шлемофоне звучал решительно и энергично. — И давай сразу перейдём на «ты». Мы же практически одногодки, не так ли?

— Я не против. Поехали!

Вездеход на воздушной подушке двигался плавно и легко, почти не тревожа поверхность. Лишь в местах, где лёд был припорошён снегом, за нами поднималось пушистое облачко. Хоть атмосфера Европы разрежена, но мощности водородных двигателей с лихвой хватало, чтобы создать необходимую подъёмную силу, ведь и притяжение здесь было едва ощутимым. До границы лагеря добрались мигом. Но вот дальше начались проблемы. Почти сразу за защитным экраном вездеход стал двигаться в рваном темпе, то убыстряясь, то внезапно останавливаясь, будто перед невидимым препятствием.

— Началось! — недовольно хмыкнула Нелли, а потом положила руки на штурвал: — Перевожу на ручное вождение.

Мы поехали дальше быстро и ровно. «Она молодец, хорошо водит, — подумалось мне, — я бы так не сумела». Осознала вдруг, что никогда в жизни ещё не садилась за руль. Даже не знаю, какие там кнопки нажимать. На Земле люди последний раз водили самостоятельно где-то до середины двадцать первого века, потом машины стали самоуправляемыми, что, кстати, привело к резкому снижению смертности населения! Ведь на первом месте до того были именно смерти в результате несчастных случаев. Но здесь нам авария не грозит, тем более с таким водителем, как Нелли. Она ловко уворачивалась от острых ледяных гряд и неожиданных провалов и трещин, попадавшихся на пути. Их, наверное, в академии астронавтов этому учат.

Нелли, кажется, хорошая девчонка: весёлая, озорная, решительная. Вот только её пристрастие к капитану… Это же всем так видно. Жаль мне её. Неужто она сама не видит, что капитан — это вещь в себе. Да, прошло двенадцать лет с гибели его жены, ну и что? Кому-то это срок, а кому — незаживающая рана. Тут ведь наноботы бессильны. Он даже стал выглядеть на сорокалетнего, а ведь ему, судя по анкете, всего тридцать. Другое дело Майкл, ему, кажется, под семьдесят, а выглядит двадцатипятилетним юношей. Жаль, сейчас занят по горло, я бы лучше с ним поехала. Нам ведь скоро предстоит расстаться. Он останется на поверхности, а я спущусь вниз. И Нелли, кстати, тоже. Она же акванавт. Интересно, как мы будем там общаться? Надо попробовать.

«Нелли!» — мысленно позвала я штурмана, но тут же услышала мягкий, но строгий голос СЛАИ:

«Вы пытаетесь войти в контакт запрещённым путём».

«Да знаю я, знаю. Просто хотела узнать, на каком расстоянии мы сможем общаться там, в океане».

«Около ста метров при прямой видимости в обычных земных условиях. Некоторые объекты могут создавать экранирующий эффект», — тут же последовал ответ искусственного интеллекта.

Тоже мне, умник.

— Далеко ещё? — прервала молчание Нелли.

— Думаю, нет. Судя по карте, ещё метров двести прямо перед нами.

— Угу, — промычала она в ответ и ускорила движение. Тут на миг стало темно. Это СЛАИ предусмотрительно включил защитный экран перед пересечением границы тьмы и света. Как раз вовремя. Словно в другом мире очутились. Всё так ярко, сочно, даже сквозь затемнённые стёкла. Видно, на штурмана это тоже произвело эффект, она повернулась ко мне и показала большой палец. Кивнула ей в ответ. Говорить не хотелось. Ослепительное зрелище захватило меня. Мы мчались словно над алмазной россыпью — так искрился, играя бликами, бесконечный белоснежный лёд. Хотя нет, не бесконечный. Вдали уже появились красно-коричневые полосы каменных глыб. «Веснушка»!

При более близком рассмотрении эти образования представляли собой нагромождение красноватых камней самых разных размеров, от песчинок до валунов, что теснились ближе к центру «веснушки». Непосредственно над ней электромагнитный шторм слабел, часть приборов вновь стала работать, в том числе и внешние руки-манипуляторы. Мне удалось, не выходя из модуля, взять несколько образцов с разных участков.

— Ловко это у тебя получается! — одобрительно сказала штурман, наблюдая, как я управляюсь с манипуляторами.

— Нас этому ещё в университете учили. Ты знаешь, на что это похоже со стороны?

— На что?

— Словно рак хватает добычу и суёт себе в пасть. Только наши клешни поизящней и функциональней. А пасть представляет собой роботизированный сборник образцов.

— Завидую я тебе, — неожиданно заявила Нелли.

— Мне?

— Жизнь — это ведь так прекрасно!

— Извини, не поняла?

— Не знаю, как сказать. Вот что я могу? Найти наиболее приемлемый путь? Проложить маршрут? Увёртываться от препятствий? И это всё! А ты изучаешь жизнь! Жизнь во всём её разнообразии. Это должно быть так интересно. И сложно!

От внезапного смущения даже не сразу нашла, что ответить.

— А я за тебя порадовалась. Мне так ловко модуль вести никогда не суметь!

— Здорово! А теперь, после обмена любезностями, что дальше делаем?

— Можем возвращаться. Ты не будешь против, если я начну исследовать образцы?

— Валяй!

Однако стоило нам вылететь за пределы каменистых образований, как роботы опять вышли из строя. Пришлось мне вручную тащить ленту к микроскопу.

— Ого! Что за змея? — Нелли увидела обойму с флаконами разных размеров и форм, что я тащила за собой.

— Образцы, что мы только что взяли. Манипулятор берёт нужный кусочек, по размеру его робот подбирает соответствующий флакон, приклеивая с трёх сторон липкой лентой с обозначением времени и места взятия образца.

— Ты ещё эти ленты на себя крест-накрест надень, будешь точно как партизан!

— Чего?

— Ну ты фильмы про мировую войну смотрела? Там так пулемётные ленты носят.

— А, вот ты о чём. Похоже. Ух ты! Смотри, что делается!

— Ого! А что это с ними? Почему светятся?

— Сейчас узнаем! — Я аккуратно, со всеми полагающимися предосторожностями, открыла флакон и достала оттуда небольшой, светящийся синим фрагмент. Теперь, соблюдая технику безопасности, поместим его под микроскоп. Окей. Получилось. Чисто и стерильно. Что там у нас?

В поле зрения разноцветные кляксы, то и дело меняющие формы.

— Так я и думала!

— Что? Что там? — нетерпеливо трогала моё плечо Нелли, не давая как следует рассмотреть образцы под микроскопом.

— Ладно, давай, смотри!

— Ух ты, здорово! Как цвета у них меняются! И форма!

— Это из-за температуры. В кабине поддерживается комфортная для нас температура, вот они и согрелись, оттаяли.

— Кто «они» -то? Кто оттаял? — бормотала в восхищении Нелли, не отрываясь от окуляра.

— Жидкие кристаллы. Образцы либо покрыты ими, либо вообще состоят из них целиком. В этом мне ещё предстоит разобраться.

— Жидкие кристаллы… — восхищённо пробормотала Нелли. — А они живые?

— Нет! Конечно нет.

— Но они ведь двигаются.

— Это ещё ничего не значит. Вода тоже движется. А кристаллы, между прочим, растворены в ней.

— Но они же растут! И делятся!

— Дай посмотреть! — пришлось чуть ли не насильно оторвать Нелли от микроскопа.

— Я тоже хочу! — взмолилась она. Но тут наш вездеход основательно встряхнуло.

— Что это? — штурман бросилась к своему креслу. — Ерунда. Не беспокойся. Это мы на небольшой ледяной выступ наткнулись.

— Слушай, Нелли, займись-ка своим делом, прошу тебя! Нам до лагеря ещё добраться надо. А микроскоп я к твоему дисплею подключу, чтобы ты могла подсматривать. Договор? — твёрдо заявила я и, больше не обращая внимания на неё, прильнула к окуляру стереоскопического микроскопа.

Зрелище было завораживающим! Передо мной целая россыпь кристаллов: синих, зелёных, жёлтых, красных или прозрачных, но по краям окружённых радужным ореолом. И это цветное месиво двигалось, постоянно меняя форму и направление движения. Это напоминало… это напоминало… калейдоскоп! Да, точно! Были такие игрушки в двадцатом веке, в музее видела. Однако хоть экскурсовод сразу же объяснила принцип действия этой игрушки, но ощущение магии от смены цветных узоров при малейшем движении руки не проходило. Так и сейчас, казалось, кристаллы сами движутся в ярком световом пятне, ища себе место под солнцем…

Но что это? Внимание привлёк кристалл в центре обзора. Красный вытянутый, чем-то напоминающий карандаш, кристалл вдруг переломился посередине, и… их стало два! Более того, каждый из них немедленно стал расти в длину, буквально за несколько секунд достигнув прежних размеров.

— Что я тебе говорила! — восторженно крикнула Нелли, показывая пальцем на дисплей.

— Да, согласна. Это похоже. Однако такое поведение кристаллов давно известно, — назидательным тоном заметила я. — Кристаллы при подходящих условиях начинают расти и делиться. Но в настоящее время живыми существами считаются те, кто могут не только расти, но и размножаться, то есть воспроизводить себе подобных. К сожале…

Но тут моё поучение прервалось, потому как замерла от неожиданности увиденного. Прямо перед нашими взорами два кристалла, зелёный и жёлтый, подплыли друг к другу, соприкоснулись боковыми сторонами и… слились воедино, превратившись в большой синий кристалл. Затаив дыхание, я ждала, что произойдёт дальше, а Нелли даже вездеход остановила, чтобы не отвлекаться. Через минуту это случилось! Синий кристалл стал увеличиваться в размерах, пухнуть прямо на глазах, а потом вдруг лопнул, оставив после себя с десяток маленьких зелёных и жёлтых кристалликов.

— Вот это да! Сама видишь, я была права! — захлопала в ладоши Нелли.

— Но этого же не может быть… — растерянно прошептала я. — Если только…

— Если только что?

— Если только это не подтверждение очень старой гипотезы.

— Слушаю.

— Ещё в начале двадцатого века, после открытия жидких кристаллов, была гипотеза, что может существовать такая форма жизни. Но ей не нашли подтверждения, никаких доказательств, так что…

— А теперь они есть! Ты же настоящий учёный? А учёный должен доверять фактам.

— Да, но…

— Никаких но! Они тут, живые! Мы с тобой открыли новую форму жизни! Ничего себе! Аж голова кружится! Как мы их назовём?

— Кого?

— Ну этих зелёненьких и жёлтых? Интересно, кто из них мама, а кто папа?

— Погоди, погоди. Рано ещё говорить об этом. Надо всё перепроверить.

— Это само собой. Проверяй хоть сотню раз. Я в своих жёлтеньких верю!

— Чего это вдруг жёлтенькие стали твоими?

— А мне жёлтое к лицу. Я назову их неллями. Нелли Европиус. Звучит! А зелёненькие пусть будут джейнами.

— А вдруг они мужского рода?

— Ну и что? Имя Джейн вполне подходит для мужского рода.

— Называй как хочешь. Главные исследования впереди. Хорошо, что образцы изолированы от нас экраном и мы всё делали манипуляторами.

— А что такого?

— Чужая жизнь — потёмки! Кто знает, может, они заразные.

— Тьфу-тьфу-тьфу! — плюнула через левое плечо Нелли. — Придёт же такое в голову. Но ты права, надо быть осторожными. Всё-таки чужая планета.

Я тут же выключила микроскоп, чтобы спустить температуру до нулевых значений, с помощью манипулятора вывела образцы за пределы модуля, поместив их в специализированный герметичный контейнер, хотя ужас как хотелось сразу же продолжить эксперименты. Однако безопасность прежде всего. И не только моя лично — всей команды. А может, и всей цивилизации? Тьфу-тьфу-тьфу!

Вскоре мы добрались до лагеря.

Глава 5. Беседа

Как странно. Я не слышу слов со стороны своих ваув, а эти двуногие только словами и думают! Да, именно так. Они двуногие и двурукие. И шишку, где находятся слова, называют головой. Но это же не должно быть так? Я слышу их слова в себе! Ну конечно, где же ещё? Я же сплошная голова! А может, и они мои слова слышат в себе? Как узнать? Но я твёрдо знаю, что слышу только их. И никого больше. Вот мимо проплыла тума, или рыба, как они её называют. Попытка понять, что она думает, безрезультатна. Ни одной мысли словами. И даже из образов лишь одни кусты. Кстати, аппетитная тума. Думаю, пора подзаправиться. Бз-з-з!

СОФЬЯ

Страна синего хрусталя. Даже, скорее, фиолетового. По-английски фиолетовый — «вайолет». Близко по звучанию к «вайоленс». Что значит жестокий. Планета жестокого хрусталя. Она и вправду жёсткая, колючая. Думаю, и жестокая тоже. Ибо как выжить здесь без скафандра? А вообще, тут есть что живое? Синяя вечная мерзлота. В ней тоже много красоты. Горы хрусталя, крашенные нежным пухом из громадных снежинок. Необыкновенные, кстати, снежинки. Таких на Земле не бывает. Они… тут объёмные! Да, именно так! Те, что у нас дома, плоские, двухмерные. А здесь — прям снежный одуванчик! Размером с мою ладонь. А сверкают-то как!

Планета сине-фиолетовых страз. Всё вокруг в сиреневых оттенках. Чувствую себя лилипуткой, оказавшейся на дне вазы, что стояла у нас дома в серванте. Прабабушкина коллекция. Старинный хрусталь фиолетового цвета всегда манил потрогать его, за что неоднократно была наказана. «Софья, ты остаёшься без сладкого! И без интернета!» Со сладким-то ладно, ну его, а вот без интернета!!! Это было жестоко! Сейчас-то я её понимаю. Раритет, ничего не попишешь. Хрупкость требует бережности.

Но ко мне это не относится. Хоть я и хрупка с виду, страза-недотрога, как называет меня мой муженёк, на самом деле во мне стали побольше, чем в нём. И тверда, как алмаз. Кстати, а почему он меня так называет? Надо будет спросить, когда вернусь. Я ведь настоящий бриллиант его жизни! А он, скорее, опал. Весь в себе такой. Почитай, полвека вместе. Когда-то это считалось солидным сроком, золотой свадьбой, а сейчас… сейчас это просто редкость. Мало кто терпит другого рядом на протяжении стольких лет. А мы… мы просто вросли друг в друга, наверно. И даже расставания нам не страшны.

Почему? Может, из-за нашей любви? Или привычки быть рядом? Ощущать даже на расстоянии родное плечо? Может, из-за слепой веры в наноботы как гарантии наших неизбежных встреч? Надеюсь, дело не в них. Иначе долгие браки были бы не редкостью, а правилом. Скорее так: я стала его частью, а он моей. Моей рукой, бровью, родинкой на щеке, что он так любит целовать до сих пор. Я вот не вижу её без зеркала, но знаю — она здесь, на месте, и от этого как-то спокойней на душе. Даже на чужой планете.

Господи, я всё-таки добралась сюда! Многие летают в космос, как на работу, а я вот опасалась. Нет, не аварий, не встречи с чем-то страшным и незнакомым, неведомым, чужим — наоборот, это привлекало и будоражит кровь до сих пор. Был внутренний страх другого порядка. И название ему — анабиоз. Это ведь так похоже на смерть! Видела однажды со стороны, когда брала интервью у экипажа марсианской экспедиции. Брр! До сих пор дрожь берёт, как вспомню. Живые, яркие личности, что болтали и смеялись со мной только что, превратились вдруг в голые тела без единой искорки мысли в глазах, просто бездушные тела, покорно застывшие в прозрачном желтоватом геле. Как насекомые в янтаре. И эта беззастенчивая обнажённость лишний раз подчёркивала полное отсутствие жизни в этих телах. Представить себя на их месте? Брр! Не хотелось. Почему? Наверное, потому, что не могу да и не хочу представлять себя мёртвой.

Я — живая! И пока я живая — это я! Жить хочу! Всеми помыслами, чувствами, всеми фибрами души жить, видеть, ощущать этот бесконечно разнообразный мир, людей! Нет ничего интереснее, чем узнавать человека, его сущность, историю, которая причудливо переплетается с другими, образуя чудесное древо человеческой цивилизации. Ведь каждый человек — это целый пласт истории, глубоко скрытый даже от самого себя под сиюминутными заботами и устремлениями. Сам того не понимая, он является квинтэссенцией всех прошлых поколений, вложивших в него свой опыт, знания и гены.

В этом суть журналистики. Настоящий журналист — это геолог, который по малозаметным знакам определяет породу, её ценность. Но чтобы достичь скрытых драгоценностей, геолог буравит землю, а мы, журналюги, — души и память людскую вопросами. Конечно, приходится переворотить сотни тонн пустой породы, всего наносного, сиюминутного, десятки поясов защиты, пока доберёшься до самого сокровенного, до сути. Вот он перед тобой, алмаз, который ещё надо обработать, чтобы он засиял сотнями граней! Любой человек ведь многогранен подобно алмазу — он хочет одномоментно и жрать, и мечтать, и достичь какой-то высокой цели, и трахаться, в движении мечтает о покое, а в отдыхе — о наполненных энергией мышцах. Журналист своими расспросами, как опытный ювелир, доводит алмаз до состояния бриллианта — наконец-то, вот он перед тобой, чистый, сияющий, блестящий. И как обидно бывает, когда в этот долгожданный момент достижения цели он вдруг сверкнёт какой-то неожиданной гранью, и ты понимаешь, что всё это было лишь ещё одним внешним слоем, а до сути ещё пахать и пахать!

— Софья? Мне сообщили, что вы ищете меня, — постучали сзади по плечу. Мужчина лет тридцати на вид, с серьёзным выражением лица, но в глазах даже через защитный экран скафандра светилась искорка интереса, а на губах угадывалась улыбка.

— А-а, Майкл! Это правда, искала. Хотелось поболтать с вами, когда у вас найдётся свободная минутка.

— Вы как раз вовремя. Пока роботы подготавливают тоннель для спуска подводного модуля, у меня есть минут десять. Чем могу помочь, Софья?

— Мне привычней, когда называют Ляля. Софья звучит очень строго. По секрету скажу, так меня звали родители, когда я заслуживала порицания. Договорились?

— Хорошо, Ляля так Ляля. Чем я могу быть вам полезен?

— Майкл, давно мечтала познакомиться с вами, но всё как-то не получалось. Говорят, именно вам мы обязаны возможностью побывать на этом спутнике Юпитера.

— О, нет! Совсем не так! Я всего лишь предложил вариант воспользоваться моментом, так сказать. Вся заслуга целиком принадлежит доктору Валери.

— Ну да, конечно! Доктор Валери! Он теперь такая важная шишка, что до него не добраться. Всё колдует над своими наноботами. По моим данным, доктор работает уже над их восьмым поколением!

— Вполне возможно. Он настоящий гений, я безмерно уважаю и люблю его.

— Как и все мы, Майкл, как и все мы. Не будь его, стареть бы нам, как в прежние времена.

— Для меня это нечто большее. Я ведь был инвалидом и только благодаря доктору стал на ноги.

— Неужели? По вам не скажешь. Вы ведь были очень близки с доктором?

— Почему были? Я и сейчас дружу с ним и помогаю, чем могу. Если бы не наш капитан, я бы по-прежнему сидел рядом с Валери в лабораториях.

— О, так вы старые знакомые! Он, насколько я знаю, намного моложе вас, как вам удалось подружиться?

— Дэнис был в числе первой сотни возрождённых к активной жизни людей с неизлечимыми болезнями. И один из первых добровольцев проекта «Голубая Перспектива».

— Слышала о ней, но не знаю подробностей. Что это за проект?

— Ляля, что вы знаете о так называемых призраках?

— Мы, кажется, именно за ними приехали на Европу, — осторожно заметила я.

— Да, это одна из целей нашего путешествия, но далеко не единственная. Но знаете ли вы, что призраки из себя представляют?

— Слышала много досужих домыслов и слухов, но, честно говоря, точно не знаю.

— Это точные копии людей.

— Копии?

— Да. Точные копии людей, погибших в авариях, в самоубийствах, в несчастных случаях. Предугадывая ваш следующий вопрос, отвечаю: копии эти были созданы их собственными наноботами. Вы ведь знаете, что такое наноботы?

— Так, в общих чертах…

— Понятно. Ну а как устроена клетка человека, хотя бы знаете?

— Ну, клетка… это такая штука…

— М-да… Ляля, я был о вас лучшего мнения. А вы — типичный журналист.

— Что это ещё значит? Я ведь могу и обидеться!

— Да обижайтесь, ради бога! Мне-то что с того? Простите, мне пора заняться делом, — бросил на ходу Майкл и сделал большой прыжок в сторону. От неожиданности даже не поняла, чего мне хочется больше: обидеться и никогда с этим негодяем не разговаривать или догнать и разорвать его на мелкие куски! Последнее желание оказалось сильнее, в три прыжка я догнала инженера.

— Послушайте, Майкл! Как вы со мной разговариваете?! Вы ведь молокосос по сравнению со мной, я всё-таки женщина и старше вас лет на двадцать!

— Никогда бы не подумал. Вы выглядите гораздо моложе. Всё благодаря наноботам, о которых вы ни черта не знаете, как и о клетках вашего же организма!

— Дались вам эти клетки! И что значит «типичный журналист», позвольте узнать?

— Софья, я знаю вас ещё с Земли. Читал ваши блоги, и они мне казались занимательными. Вы хорошо владеете словом, надо признать. Даже обрадовался, когда увидел вас на борту, думал, вот интересный человек, будет с кем поболтать. Поэтому сразу и согласился поговорить с вами. Как к женщине у меня к вам претензий нет — наоборот, вы мне даже симпатичны, выглядите озорной, наивной девчонкой. Я не сексист, поверьте мне, хотя иногда так хочется им быть. А вот типичных журналистов на дух не переношу! Что я под этим подразумеваю? Людей малообразованных, но с большим апломбом, считающих позволительным для себя лезть к другим людям в душу с глупыми вопросами! А потом читаешь несусветную чушь в статьях, которую многие принимают за истину, конечно, ведь это написано было известным журналистом, он всё проверил, уточнил! А этот писака даже не соблаговолил проверить достоверность излагаемых материалов! — сердито бросил Майкл на ходу, и я поняла, что ему, видно, крепко досталось от нашего брата. Даже стало жаль человека.

— Майкл, послушайте. Простите меня, виновата. Я не подготовилась к нашему разговору, каюсь. Честно говоря, не предполагала, что он примет такой оборот, но это не снимает с меня ответственности. Давайте начнём сначала. Вы назвали меня наивной девчонкой. Вот и представьте себе, что перед вами наивная девчонка, желающая всё знать!

Кажется, я достигла желаемого. Он остановился, тяжко вздохнул и посмотрел на меня:

— Ляля, вы меня тоже простите за резкость. Не знаю, что на меня нашло. Наболело, видать. В наше время считается обязательным уметь считать и писать, а вот знать, как ты устроен, как работает твой организм, что такое вообще живое существо, оказалось необязательно! Впрочем, так всегда было, это слишком сложно для многих, чего голову зря забивать. Тем более теперь, когда есть наноботы: они обо всём позаботятся, всё исправят, наладят, сохранят и умножат, если надо. Не понимаю, почему не стыдно людям ничего не знать о себе самих? Свободно и смело рассуждают об артистах, о политике, о нравах, о моде, но ни слова не могут сказать, почему стучит сердце и зачем нам нужна печень, или как работает мозг, откуда берутся те самые мысли о политике, артистах и правилах общежития! Не скажу, что специалист в биологии, я ведь всего лишь системный администратор, архитектор компьютерных сетей, но общее представление об организме имею.

— Вот и расскажите мне, пожалуйста! Я тоже хочу его иметь.

— Ну хорошо. Тогда наберитесь терпения…

Майкл задумался на минуту, погрузился вглубь себя. Потом, будто очнувшись, глаза его увидели меня, и в них промелькнула искорка интереса.

— Вы знаете, что меня восхищает больше всего? Как из маленькой, едва заметной клеточки образуется полноценный организм со своими мыслями, желаниями, поступками. Если бы я не был инженером, то, наверно, был бы биологом. Это же какое чудо творится прямо у нас на глазах! Из двух неполноценных клеток образуется одна, дающая начало человеческому существу! По блеску, вспыхнувшему в глазах, прочёл сразу броский заголовок для блога: «Даже неполноценные способны рождать совершенство»! А, угадал? И вы, будучи журналистом, как водится, будете неточны. «Неполноценность» половых клеток условна, она достигается намеренно с помощью сложного деления. Целенаправленно достигает половинного набора хромосом для того, чтобы впоследствии в оплодотворённой яйцеклетке количество их стало нормальным. Но я отвлёкся. Вам, конечно же, известно, что все живые существа состоят из клеток. От инфузории до голубого кита — все! Однако если одноклеточные должны обладать всеми функциями жизнедеятельности, то в многоклеточном организме возможно разделение труда, а значит, специализация. Каждый орган нашего тела имеет большое количество однотипных клеток, выполняющих сходную функцию. Если знать точно, как они работают, их алгоритм действия, выражаясь математически, то можно легко контролировать этот процесс, вовремя исправляя ошибки и восстанавливая активность. Этим и занимались наноботы первого поколения.

— А что собой представляют сами наноботы? Судя по названию, это некие очень маленькие белковые роботы, не так ли?

— Точно! Причём, заметьте, органического происхождения!

— Майкл, называйте меня как хотите, мне ужасно стыдно, но я понятия не имею, что именно делают белки. Когда в школе нам говорили об этом, у меня случилась первая любовь, так что, сами понимаете, мои мозги были не на своём месте. Но сейчас мне действительно очень хочется понять эту механику.

— Ляля, мне не за что вас стыдить, и вам нечего стесняться. Увы, это участь девяноста процентов людей, меня в том числе, в наше компьютеризированное время. Мои познания далеко не так обширны, как может показаться. Вам хочется понять — это главное! Одно это желание перебрасывает вас из девяноста процентов самодовольного невежественного большинства в десять процентов активно думающих людей. А роль белков попробую объяснить.

Наше тело подобно крупному населённому пункту или даже государству. А белки в нём выполняют функции людей. Во всяком случае, большая часть из них. Они строят, перерабатывают пищу, создают нечто новое, служат охранниками и полицейскими, создают оружие против врагов организма, работают менеджерами, ускоряя или замедляя те или иные химические процессы.

Белок состоит из аминокислот, последовательность которых в строго определённом порядке записана в ДНК. Достаточно прочесть эту последовательность, и белок будет воспроизведён. Этим, по сути дела, и занимаются наноботы. Доктор Валери придумал, как на прочную, не подвергающуюся разложению в организме нить нанизать целый набор комплексов ДНК и РНК и соответствующих белков, которые и будут этим заниматься по мере необходимости. Этот комплекс очень напоминает рибосомы, только с вмонтированными в них наночипами. Каждая из них предназначена для своей функции, поэтому при внешней схожести они весьма отличаются по функциям.

— Поняла! Знаете, что мне это напомнило? Моя прабабушка, кстати тоже Софья, подарила ещё моей маме браслетик двадцатого века. Они одно время были очень модны. Так там на центральный прочный шнур из серебряной цепочки нанизывались разного рода мелкие украшения… их называли «чармы», что означает, должно быть, «очаровашки». Фирма, которая их придумала, очень обогатилась на этом. «Пандора» её называли. Слушайте, как странно! Очаровашки Пандоры… Уж не открыли ли мы с наноботами пресловутый ящик?

— Ох уж эти мне журналисты! Во всём прежде всего искать нечто кошмарное, ужасы всякие. Понимаю, они лучше продаются, на страхе легче заработать, используя врождённый инстинкт самосохранения, но почему не увидеть всю картину в целом, а не только чёрные вкрапления в ней?

— Полностью согласна с вами. Я не имела ничего дурного в мыслях. Привычка писателя. Видеть в словах больше, чем они значат на самом деле. Искать через них некую скрытую связь. Ведь именно эта почти невидимая связь слов, их вязь друг с другом рождает завязь, создаёт некие образы, воздействует на струны души, резонируя с ними. Так я для себя объясняю мастерство художника слова.

— То есть вы, можно сказать, являетесь жонглёрами? Жонглируете словами в поисках ротозеев, готовых тратить время на поиски потаённых смыслов?

— Скажите, Майкл, вам ведь нравятся картины, книги, музыка?

— Да, но далеко не всё.

— Но почему, как вы думаете, вам нравится именно этот роман, эта картина, эта симфония? Ведь в мире полно схожих, а ещё и огромное количество качественных копий?

— Никогда не задумывался над этим… Но могу признаться, что копии мне нравятся не так сильно, как оригиналы.

— Вот! В этом-то всё и дело! Вы сами подошли к ответу. Чем отличается копия от оригинала? При первом приближении — ничем. Но её воздействие на эмоции человека гораздо слабее. Почему?

— Не знаю. А вы?

— У меня есть на этот счёт гипотеза. Правда, никем пока не подтверждённая. Мне думается, мы ещё далеко не всё знаем о человеке. Возможно, будете смеяться, но я уверена, что существует некая душевная энергия, энергия мыслей, которую мы ещё не умеем оценивать, измерять. Но можем чувствовать. Каждый художник, писатель, композитор при создании своего произведения вкладывает эту душевную энергию в него. А копиист, повторяя внешние контуры, не имеет того душевного накала, и потому копия — всего лишь копия. Хотя история знает копиистов, которые смогли вложить нечто своё в картины, и они становились самостоятельными произведениями. Вы понимаете, о чём я?

— Ляля, в этом что-то есть. Мне нужно над этим подумать. Спасибо за беседу. Надеюсь, у нас найдётся время продолжить её? К сожалению, сейчас мне надо идти.

— Майкл, спасибо и вам. Всегда буду рада встретиться и поболтать.

Глава 6. Напутствие

Что со мной? Меня так и тянет быть рядом с двуногими существами. Простое любопытство на тему «съесть или не съесть»? Очевидно, что нет. Их размеры не по мне. Разве что по кусочкам. Издали подглядываю за ними. Они явно чужие здесь. У нас таких нет. Во всяком случае, я таких не видала нигде. А я побывала во многих местах. Может, они оттуда, из мёртвой, холодной, сухой белизны? И почему я говорю о себе в женском роде? Ах да, это я прочла в мыслях у чужих. Они разделены на мужские и женские особи. Меня особо привлекает одна из этих существ. Та, у которой нет слов.

ДЭНИС

— Капитан, команда в сборе, — мягкий баритон вытащил меня из колодца памяти.

— Спасибо, СЛАИ, сейчас буду.

Надо собраться с мыслями. Воспоминание о моей Нике всякий раз разбивает стройную картину планов на будущее. Странно, ей никогда не нравилось её полное имя — Вероника. А мне очень. Вера в победу. Во всяком случае, мне нравилось понимать её имя так. И её саму. Если бы не её вера в победу, мы бы не выжили тогда. Сейчас понимаю: наше первое путешествие сюда было полным сумасшествием! И мы ведь вроде осознавали, что это смертельный номер, полёт в одну сторону, но тем не менее пошли на это! На что только не подвигнет юношеский авантюризм! Двенадцати из нас, первопроходцев-акванавтов, повезло. Другие члены экспедиции навеки замурованы во льдах Европы. Вместе с Никой. Моей Никой…

Человек, что ни говори, по своей натуре чрезвычайно глуп и наивен. Взять меня, например. Лечу сюда спустя двенадцать лет с призрачной надеждой разыскать её, как мальчишка, верящий в Санта-Клауса. Нет, не говорю, что чудес не бывает. Случаются. Наше спасение тогда — то самое чудо. Только, к сожалению, они случаются не по нашему велению и хотению. Стоп! Хватит!

— СЛАИ, включи связь со всеми модулями. И с кораблём на орбите тоже.

— Сделано.

Вот они, мои соратники. С каждого экрана на меня смотрят и ждут. Сколько лиц, сколько судеб. Всё, сантименты в сторону.

— Дорогие друзья! Мы приступаем к первому этапу нашей миссии. Задачи, стоящие перед каждым из нас, известны. Я не любитель пространных речей, поэтому скажу самое главное. В самые короткие сроки мы должны изучить глубины Европы. По возможности найти вынужденно оставленных нами на планете призраков, или нандов, как их теперь называют на Земле. Н-андроидов, как удачно их когда-то назвал Майкл, что прилетели с нами сюда в прошлый раз. Есть хрупкая надежда, что они продолжают существовать. Первая группа исследователей отправится вниз уже через полчаса. Есть вопросы?

— Как долго мы будем находиться на орбите Европы? — спросил совсем молоденький парень, почти мальчик по виду, один из акванавтов, оставшихся на основном корабле. Естественно, он ждёт не дождётся, когда мы отправимся дальше. Напомнил меня самого на дюжину лет младше. Так же не терпелось в бой. Не бойся, дорогой, хватит и на твою долю открытий. И испытаний. И потерь…

— Как вам известно, у нас довольно свободный график. Но никто не собирается задерживаться здесь дольше необходимого. Надеюсь, за пару недель управимся.

— Может, тогда спуститься к вам, я могу помочь в исследованиях, — сказал спокойным тоном парнишка, но глаза его умоляли и горели надеждой. Увы.

— Давайте не будем нарушать расписанный график. И потом, не забудьте, именно вы, оставшиеся на корабле, — наш спасительный шанс в случае чего. Наш НЗ — неприкосновенный запас, как говорится.

— Чего самого необычного следует нам ожидать там, подо льдом? — полюбопытствовала Нелли.

Знаю же совершенно точно, она ещё на Земле прочла все материалы о Европе. Так зачем спрашивать? Строит из себя серьёзную, а у самой рот до ушей. Вот егоза. Лишь бы обратить на себя внимание.

— Вопрос сложный, а ответ прост. Там, в глубине, всё необычно. Хотел бы, чтобы все члены команды помнили это. Внизу всё не так, как вы привыкли. Здесь, на поверхности, притяжение слабее, чем на Луне, а там, в воде, оно практически не чувствуется. Из-за этого и строение растений и животных кардинально отлично от земных. Прежде всего, тут редко встретишь существ с нашим видом симметрии. Здесь почти у всех она радиальная. Поэтому очень много сферических форм. Нельзя сказать, что живые организмы Европы совсем не используют тяготение, нет. Но здесь оно используется, как бы это правильно выразить, наоборот. Растения, например, крепятся ко льду с нижней стороны и растут, так сказать, вниз головой. Поэтому растения в большей степени представлены пирамидальными формами с широким основанием и заострённым вглубь океана головным концом. Это относится и к свободно двигающимся существам. Хотя симметрия у них радиальная, но головная часть чаще всего расположена снизу. Прошу обратить на это внимание, особенно наших военных, что будут сопровождать учёных.

— Наиболее опасны, как я понимаю, скрипусы? Как их лучше… нейтрализовать? — спросил Йохан.

— Йохан, вас лично и ваших подчинённых прошу усвоить одно — мы здесь в гостях. Это чужая планета, мы здесь не хозяева. Никого убивать, нейтрализовать мы не будем. Только в целях самозащиты, и то в самом крайнем случае. Для этих целей лазерного пистолета вполне достаточно. В основной своей массе существа Европы нам не опасны, за исключением нескольких видов, которые нам удалось узнать в прошлый приезд.

— Но вы же не можете утверждать, что вами были открыты все виды? — с вызовом спросила Джейн. Не терпится девчонке сделать свой вклад в науку.

— Конечно, Джейн, вы правы. За то время, что мы находились здесь, удалось узнать лишь чрезвычайно малый объём океана вокруг нас. Да это и не входило в задачи той экспедиции. На ваш век открытий хватит.

— А мы уже его сделали! — громко заявила Нелли, невзирая на отчаянные попытки Джейн закрыть ей рот.

— Вот и замечательно. Расскажете мне о нём чуть позже. А пока продолжу ответ Йохану. Да, скрипусы, кстати сказать, представители двухсторонней симметрии, являются очень активными хищниками. Сейчас покажу вам фото, что удалось сделать в мой прошлый визит на Европу. Уверен, что большинство из вас уже с ним знакомы, но всё же для освежения памяти. Вот. Видите? Длинное змеевидное тело с двумя парами глаз, расположенных по бокам от ротового отверстия. У скрипусов очень острые зубы, напоминающие акульи. А вот эта антенна, тянущаяся от переднего края и болтающаяся вдоль спинного отростка, — самое опасное оружие. На самом деле это кремниевый хлыст, который он раскручивает перед собой, разрубая противника или жертву на мелкие части. Подобно косилкам травы, что использовали когда-то на Земле. Именно с помощью хлыста он и нападает на свою любимую добычу — симфиду. Но и симфид следует опасаться. На вид они совершенно безобидны — этакий пушистый шар с глазами. Они и вправду вполне доверчивы и ласковы, но при них нельзя делать резких движений. В случае опасности они способны парализовать соперника с помощью электрошока.

— Капитан, вы сказали, что попытаетесь всё же найти нандов. Но как, если устроили лагерь совсем в другом месте планеты? — поинтересовался Джеймс, задумчиво раскачиваясь в кресле первого пилота.

— Резонный вопрос. Думаю, на него лучше ответит Майкл. Тебе слово.

— Лагерь был здесь основан по простой, но очень важной причине: здесь ледовый покров оказался достаточно крепким, чтобы выдержать нашу экспедицию. Первый модуль, что вот-вот отправится вниз, мы снабдили четырьмя картографическими торпедами. Они будут в течение недели создавать полную карту нынешнего состояния океана Европы. Торпеды защищены от электромагнитных возмущений, так что магнитная буря им не страшна. Кроме того, со вторым модулем будет отправлена миниатюрная подводная лодка на трёх человек, которая направится на розыски по координатам экспедиции, в которой участвовал наш капитан.

— Но стоит ли таких усилий эта операция? Что полезного могут нам рассказать так называемые нанды, само существование которых под очень большим вопросом? — запальчиво спросил всё тот же нетерпеливый юноша с борта корабля. Надо пресечь такое недовольство в корне. Хватит с ними миндальничать.

— Этот раздел работы не обсуждается. Приказ есть приказ. Программа полёта утверждена ещё на Земле, всем членам экипажа известна ещё до старта, так что все несогласия вы должны были высказать тогда. Всем всё ясно? Тогда приказываю: первой группе готовиться к спуску. Командир первой группы — Йохан. Вторую группу буду возглавлять я. Списки, кто входит в какую группу, вам уже разосланы. В лагере старшим остаётся Майкл. На этом наше заседание считаю оконченным, — скомандовал я и отключил дисплей. Но едва я вышел из своего отсека, как ко мне подошёл Йохан.

— Капитан, вы просили зайти перед стартом.

— Да, точно. Йохан. У тебя же есть места в модуле? Включи в свою команду ещё и журналистку. Она мне все уши прожужжала, что должна быть в числе первых. Я бы с ней не спорил. Насколько я знаю, у неё хорошие связи в адмиралтействе космофлота.

— Как прикажете, — ответил с недовольным видом он. А потом, смилостивившись, добавил: — Спасибо.

— За что?

— За отповедь молокососам. Совсем от рук отбились. Разрешите идти?

— Отправляйтесь, как будете готовы. Докладывать регулярно.

А теперь можно и нужно поспать. До моего спуска ещё целых десять часов. План в действии, СЛАИ всё контролирует, однако почему-то не получается расслабиться. Тревога ожидания. Знакомое чувство. Так было перед нашим с Никой стартом в той ракете-цистерне, что доставила нас сюда. То же чувство таилось в сердце, пока мы ждали ответа Земли на наше заявление и считали дни и часы до спасательной миссии. Хотя нет. Тогда было ожидание, замешанное на надежде. Сейчас же… сейчас же мне надо просто убедиться, что всё кончено.

В юности читал историю двадцатого века. Даже спустя полвека с войны существовали отряды по поиску захоронений воинов, считавшихся без вести пропавшими… Стал понимать их только теперь. У моей Ники тоже нет могилы…

Стук в дверь. Кто там ещё?

— Войдите!

— Можно? — раздался голос Вишневской. — Я только на секундочку. Капитан, я не знаю ещё, как решился мой вопрос.

— Вы присоединены к первой группе. Готовьтесь к спуску.

— Ура! А… как готовиться-то?

— Ну, не знаю… что вам там пригодится. Самое главное — скафандр!

— А оружие? Мне дадут оружие?

— Вы умеете им пользоваться? Так я и думал. В таком случае нет. Вы, ещё чего доброго, своих же на части лазером порежете случайно! Держитесь поближе к Йохану, и всё будет в порядке. Он человек немногословный, но надёжный. У вас всё?

— Да. То есть нет. Один вопрос: что вы имели в виду, когда сказали, что исследование океана не входило в задачу вашей прежней экспедиции?

— Странно. Вы известный журналист — и ничего не знаете о той нашумевшей истории?

Вопрос явно смутил Софью, лицо её слегка порозовело, тонкие пальцы то сплетались в клубок, то вновь разжимались, губы сжались в упрямый комок, а глаза упрямо искали что-то на полу. Наконец она будто решилась, посмотрела на меня и тихо сказала:

— Дело в том, что большую часть жизни я занималась коррупционными схемами властей предержащих. Предполагаю, что наткнулась на нечто важное, потому как стремительно было принято решение о моей командировке сюда. Уверена, если бы не мои связи, я бы уже давно находилась на острове Дьявола.

— Помню этот остров. Сколько раз мимо проплывал со своей подругой, даже не зная, что там была моя мать.

— Ваша мать была в пансионе? И долго?

— К счастью, нет. Она попала туда, разыскивая меня. И доктора Валери.

— Он — единственный из политиков, кого я уважаю.

— Вот в этом мы с вами едины. Замечательный человек и учёный. Если бы не он, меня бы давно на этом свете не было.

— Даже так? Майкл упоминал об инвалидах… вы тоже из их числа?

— Можно и так сказать. После всемирного запрета наноботов, вы помните, выяснилось, что у меня тяжёлое наследственное заболевание.

— Этот запрет, кстати, и был краеугольным камнем моего расследования. Очень хотелось понять, кому он понадобился.

— Ну и как, выяснили?

— К сожалению, ничего нового. Скажите, капитан, вы играете в шахматы?

— Да.

— Так вот, устройство нашего государства, управление им напоминает мне шахматную игру. Двигаются пешки, скачет конница, бьёт дальнобойная артиллерия и танковые войска, губернаторы, поддерживаемые церковью, руководят целыми областями, все они подчиняются командованию министра обороны — всесильного ферзя, и всё ради кого? Ради малоподвижной, хотя и заметной фигуры короля. Сам по себе он слабосилен, можно даже сказать, немощен, но с армией, церковью, СМИ он непобедим. Он руководит всем исподволь, потихоньку, незаметно, едва двигаясь с места, но ценность его безмерна! Настолько, что даже убить его, как любую другую фигуру, нельзя, можно лишь заставить сдаться.

— Простите, не совсем ясна связь.

— Нашим миром управляет кучка «королей». Имена их известны, они слывут благотворителями и благодетелями, что вполне объяснимо, ведь они обеспечивают работой, а значит, и нормальной жизнью миллиарды людей. Но именно эта кучка готова пожертвовать населением целых стран ради собственного благополучия и неприкосновенности. А доказательств их преступной деятельности найти практически невозможно! Десять лет я потратила на сбор информации, дошла, можно сказать, до всесильных «ферзей», но, как только дело коснулось «королей», я оказалась здесь.

— Так вы здесь, можно сказать, в ссылке?

— Называйте как хотите, но лично я намерена использовать этот шанс до конца.

— Понимаю. Чем могу, помогу. Вам пора идти. Йохан не любит ждать.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос.

— Если коротко, то мы в тот раз приехали сюда, чтобы вернуться на Землю.

— Ой, как интересно! Могу я надеяться на продолжение нашей беседы?

— Конечно, Ляля, я всегда рад.

— Тогда до встречи на дне!

— Это вряд ли. До дна мы не будем спускаться. Всё живое возле внутренней стороны ледяного покрова, а исследование жизни и есть основная цель нашей экспедиции. А вам, думаю, будет интересно пообщаться с простыми людьми. Может, они не так важны для истории, как политические фигуры, но у них тоже есть сердца, души, стремления, чаяния и надежды. И они гораздо честнее, чем ваши «деятели».

— Вижу, вам политики тоже не по душе.

Глава 7. Антиподы

Озарение. Да, это правильное слово — озарение. Мысль будто вспыхнула во мне. Я думаю словами, как эти двуногие! Может, я сама такая? Надо посмотреться в зеркало, подсказала мне моя мысль. Но что такое зеркало? Гладкая поверхность, отражающая изображение. Сколько новых слов, но я их понимаю! Надо найти ледяную стену. Вспомнила! Некоторое время назад я была рядом с такой.

ДЖЕЙН