Бесплатный фрагмент - Огарочек

Глава первая

Звездочка.

Фиолетовый сумрак опускался на уставший после долгого дня город. Легкий летний ветерок еле слышно шептался с листвой в кронах могучих деревьев старого парка. Аромат цветов парил над землей. Дневной зной отступал по всем фронтам. Волшебство летний ночи уже лилось над землей, пробуждая от крепкого сна звезды в великой пустоте небесной тверди. И у каждой звезды была своя история. Своя цель и свое предназначение. Кто-то вел мореплавателей, кто-то предсказывал будущее, кто-то светил влюбленным. Строгий порядок царил в недрах Великой пустоты. Некоторые звезды жили семьями. Люди называли их созвездиями. Но на самом деле — это семьи. Кому, как не юной вечерней звезде, это знать. Были даже двойные звезды. Результат истинной любви. Но их было немного. Впрочем, как и черных дыр-душ, которые навсегда утратили свет любви, погасли и стали вместилищем ужаса и страданий. Неразделенная любовь высасывает из отравленной ревностью души все соки и весь свет, оставляя взамен боль и скорбь до тех пор, пока душу не разорвет тяжестью невыносимого бремени, а зависть не схлопнет ее в черную дыру, наполненную грехами и муками. Черные дыры. Кошмар для всего живого, ибо нет ничего страшнее, чем угаснуть на веки вечные и прозябать в кромешной тьме, питаясь светом чужих радости и счастья. Но чтобы обрести семью или слиться с любимым в двойную звезду, надо было решиться на великий экзамен под названием «Земная жизнь». А на это нужна недюжинная храбрость: броситься с небес на грешную землю и возродиться в смертном теле. Все звезды ведают будущее. Но даже им неведом их земной путь. Упав с небес в земное, можно было никогда не вернуться в небо. А для звезды это самое страшное: сгинуть без возврата. И этот страх неведения удерживает многих из них в небесах. Но просто сиять в небе не суждено даже звездам. У каждой из них была работа и куча обязанностей.

Наша юная звездочка пока ещё не выбрала себе предназначение. Ей очень хотелось стать предсказательницей и разговаривать с астрологами все ночи напролет, делясь с ними секретами Вселенной. Но судьба звезд, оберегающих влюбленных, манила красотой и бурей эмоций, и, хотя они хранили обет молчания, могли менять ход самого бытия, иной раз поворачивая вспять само время. Только они могли спорить с богинями судьбы, а влюбленные одаривали своих покровителей магическим светом, делая их самыми красивыми на небосклоне. Хотя именно эти хранители чаще всего и падали вниз, не выдержав напора чувств и страстей, бушующих в сердцах их подопечных. Неизвестность и возможное небытие там, или вечное одиночество в небе. Выбор не очень-то, если честно. А внизу, на грешной земле, дни сливались в годы, годы — в столетия, а столетия — в эпохи.

Юная звезда в свободное от изучения великих орбит время с интересом рассматривала мир под собой, наслаждаясь безмятежностью и спокойствием, пока одинокая фигура девушки у белоснежной мраморной беседки не привлекла внимание юной звездочки. Она явно кого — то ждала, в нетерпении теребя листву только распустившегося плюща. Сердце девушки билось любовью, это было отчетливо слышно в вековом безмолвии ночного неба. Звездочка огляделась, пытаясь выяснить у старших соседок, так ли звучит истинная любовь. Ее обеспокоенность заметила большая Белая звезда, чинно проплывавшая мимо.

— Извините за беспокойство, ваше святейшество, но стук сердца этой девушки…

Белая гигантша замедлила свой ход.

— Ты права, юное создание. У тебя талант. Да, это истинная любовь, способная родить Двойную или создать Черную.

При упоминании черной дыры юная звездочка поежилась, а белая гигантша попыталась разорвать сумрак будущего своим проницательным взглядом.

— Если тот, кого она ждет, не явится в течение часа, чувство собственной неполноценности и неверие отравят любовь девушки. Она рано или поздно даст обет первому встречному и, живя в нелюбви и безразличии, будет прятать глаза от мужа, рыдая по ночам в подушку и проклиная сама себя. Муж, не ведая причин ее горя, начнет пить и вымещать на ней зло. Она не вытерпит побоев и зарежет его. Ее повесят, а мы получим новую Черную, возможно, самую тяжелую из всех, кого знаем. Так как она будет Двойной.

— Черные могут быть двойными?

— Могут. Парень уйдет на войну и, не имея надежного якоря, сорвется в бушующее море греха, разврата и убийств. Он никогда не простит себе малодушия в этот вечер и тоже будет проклинать себя. В конце концов он не вынесет тяжести и покончит счеты с жизнью. Он тоже станет Черной, но только его откинет в противоположную сторону Вселенной. Они будут чувствовать страдания друг друга, увеличиваясь в массе, пока не разорвут галактику на части и не возродятся сверхновыми.

— Какой ужас! Но почему же ее возлюбленный медлит?

— Ему завтра на фронт. Он терзается сомнениями и ждет знака с небес.

Звездочка с печалью взглянула вниз.

— А если он получит знак?

— Они проживут счастливую жизнь и, даже если не возродятся в Двойной, то гарантированно образуют новое созвездие. Но знака не будет.

— Почему?

— Хранительница их любви испугалась, зная последствия, и спряталась в Млечном пути. Она не пожертвует собой. Она слишком боится.

— Но ведь сама галактика в опасности?

— Нас потрясет, не спорю. Многим из нас давно пора подправить эпилептику. Мы слишком заездили свои орбиты. Немного новизны будет лишь на пользу — мир не исчезнет. Начнется новый цикл. Новые существа населят Землю.

— Земля не сгинет в катастрофе?

— Нет, конечно, но я тебе этого не говорила. Это самая великая тайна нашего Творца. Земля — краеугольный камень. Его экспериментальная площадка. Мы — лишь декорации. Самое главное творится там, внизу, в мире смертных.

Большая белая поплыла дальше своей дорогой. А звездочка внимательнее всмотрелась в лабиринт человеческого города и напрягла слух.

— О небо, если я хоть как-то ей дорог, дай мне знак. Укажи путь. Пусть даже ценой своей жизни! Я лишь хочу сделать ее счастливой. Смогу ли? Дай ответ. Я не хочу оставить ее несчастной вдовой, ведь если мне уготована смерть в бою, возможно, она сумеет полюбить кого-то еще и все-таки обрести свое счастье.

Сердце юноши тяжелыми тисками сжимали тоска и страх. Он любил ее. Любил больше жизни, любил так сильно, что боялся обидеть или причинить боль. Люди не ведают будущего, и демоны сомнения пользуются этим. Юная звезда уже видела полчища приспешников Вельзевула, жаждущих поживы. Не каждый раз им достаётся в полон чистая душа, да еще наполненная таким сильным чувством. Нить истинной любви ярким лучом соединяла два юных сердца. Только сейчас звездочка поняла, почему звезды называют двойными. Нить земной любви буквально сшивает два сердца в единое целое, объединяя их навеки. Странный звук резанул слух — это самый могущественный из демонов рубанул по нити своим клинком. Струна зазвенела, но выстояла. Девушка у беседки села на скамейку, охватив голову руками. Трепещущая нить наводнила девичью душу отчаянием, гася в сердце свет Надежды. Юноша, сжавшись от душевной боли, рухнул на колени и с тоской взглянул в ночное небо в последний раз. Демон занес клинок.

— Неееееет!

Звездочка с криком рванулась вниз, озаряя небосвод ярким метеором.

— Знак. Знак! Это знак! Она меня любит! — юноша со всех ног бросился к беседке.

Последнее, что видела звездочка перед яркой вспышкой, это объятия двух влюбленных.

Глава вторая

Караван.

Не каждый из нас способен без страха смотреть в звездное небо. Тут, посреди сыпучих песков пустыни, у ночного костра небо казалось огромным, а звезды — бесчисленными. Мысленно перебирая названия звезд, молодой юноша в шароварах и в легком кожаном камзоле поверх стальной кольчуги бросил в затухающий костер очередную порцию саксаула. Огонь, облизнув подношение, приветливо полыхнул теплом. Впервые он, уже почти взрослый мужчина, остался один, а впереди — полное приключений и впечатлений задание старого учителя. Нервозность и возбуждение будоражили юное создание, напрочь разогнав ворожбу Морфея, словно утренний ветерок — туман над рекой. Наверное, каждому из нас казалось, что наша судьба досталась нам по ошибке и мы заслуживаем чего-то большего, значимого. Так думал и Олекша. Тлеющие пурпуром угольки проецировали в его памяти события давно минувших лет.

Безжалостная судьба преподнесла ему свой первый урок, давным-давно лишив его родительской ласки и мудрости предков. Половецкие налетчики напали на пограничную деревушку, мужчины сражались отчаянно, но княжеская дружина не явилась на подмогу. Защитники гибли один за одним, женщины и подростки бились вместе с отцами и братьями, но силы были неравны. Когда последний русич пал, порубленный вражескими саблями, староста, запиравшись в деревенском амбаре вместе с немощными и малолетними, запалил весь собранный урожай и остатки сельчан. Половцы были взбешены храбростью проклятых славян, оставивших их без добычи и обрекших племя на голодную смерть в лютые зимние холода. Единственным выжившим стал он — трехлетний мальчуган в плетеной корзине, укрытой матерью в подполе старой покосившейся хибары на краю села возле кузни. Боги уберегли его от удушающего дыма и смертельного жара пламени пожарища, который сотворили налетчики на месте непокорной деревни. Степняки услышали плач под грудой пепла, а половецкий хан сохранил ребенку жизнь, не посмев перечить шаманке племени — старой угрюмой колдунье Алмауз.

Сколько раз потом она, помыкала этим перед голубоглазым мальчишкой.

Ворожея растила мальчика до десяти лет, учила разбираться в травах и цветах, извлекать из них лекарственные снадобья или смертоносные яды. Олекша рос половцем. Он не помнил ни обычаев предков, ни язык родного племени. Но для всех степняков в племени он был русичем. К нему всегда относились хуже, чем к лошадям и собакам несмотря на то, что собранные им — порой с риском для жизни — травы спасли жизнь не одного степняка.

Сбор трав — дело хлопотное. Особенно в диких степях Каркарии, где за тобой охотятся не только звери, но и злые духи. Старая карга не всегда могла быть рядом, юному травнику не раз приходилось чуять кожей дыхание смерти, а порой и зубы лютых хищников. Благо подаренные небом память и природная смекалка всегда выручали Олекшу из, казалось, совсем безвыходных ситуаций. Походы в степь закалили сердце мальчишки, напрочь лишив его страха. А после того, как один из заговоров Алмауз заставил отступить стаю волков, мальчик внимательно следил за ритуалами старой ведьмы. Он пытался понять их принцип и силу, втайне лелея мечту однажды познать знания, заключенные в старой книге бабки Кампыр.

Читать старая ведьма не умела, но всегда листала черный гримуар, добытый степняками в одном из налетов, и безуспешно пыталась разгадать символы древнего языка, хранившие тайные знания. Хотя это мог быть и просто сборник кулинарных рецептов гиперборейских королей. Но странная энергия, шедшая от книги, лишь усиливала желание владеть ею. Некоторые рецепты, содержащие большое количество рисунков, бабка все-таки разгадала — может, и не до конца, но ее зелья были довольно эффективными и дарили ее покровителю — великому Удегею — многие лета жизни.

Но даже магия трав не всесильна. Великий хан умер, а его преемник возжелал смерти для Алмауз Кампыр, старой степной ведьмы. И бабка бежала с молодым подмастерьем через пески к соленым водам Арала, великого озера-моря. Но пустыня не самое безопасное место для путешествий. Укус сольпуги отнял жизнь старой чародейки. А проходивший мимо караван, спешащий в Аграбу, подобрал обезвоженное и обгоревшее на солнце тело Олекши, сжимавшего в руках странную черную книгу в кожаном переплете. Караван-баши надеялся хоть как-то покрыть убытки, связанные с нападением разбойников, заставших караванщиков врасплох, поэтому мальчика отпоили и взяли в Аграбу в качестве товара.

Базар в столице султаната поражал буйством красок и количеством разнообразных товаров. Северянина продали местному перекупщику за пару рупий прямо у ворот города.

А далее Олекша вместе с группой таких же пленников двинулся на невольничий рынок. Но судьба дарует не только горести и беды, каждому дается свой шанс. Череда рабов шла через торговые ряды, и громкий крик привлек внимание Олекши, отвлекая его от мыслей о побеге. Один проходимец громогласно пытался выдать корень верблюжьей колючки за целебный клубень огонь-травы. Уроки Кампыр не прошли даром, а походы в степь придали храбрости. Мальчик разоблачил мошенника, забывшего про простой способ, известный всем, кто добывал огонь-траву. Сок огонь-травы оставляет темные пятна на стали клинка, поэтому его собирают только костяными заточками. Поясной пучак покупателя сохранил блеск клинка. Пройдоха получил положенные десять ударов палкой по пяткам, а старый астролог Улугбей, чуть не ставший жертвой мошенника, выкупил мальчика у работорговца вместе с его страшным гримуаром и оставил в услужении, воспитывая, как родного сына, и доверив ему все хозяйство в своем минарете.

Позже, лет с четырнадцати, когда зрение старого ученого ослабло и он не мог наблюдать небесные светила через самодельный телескоп, Олекша стал его глазами и его секретарем. Он обучился грамоте в мактабе при дворце и заслужил право вести дневники великого звездочета. Больше всего на свете юноше нравилось смотреть на звездное небо, и вскоре звезды ответили ему взаимностью на эту любовь, открывая для него тайны мироздания, а иногда приподнимая завесу будущего. Предсказания старого астролога, записанные юным подмастерьем, стали неимоверно точны, и к нему стал стекаться народ. Даже великий халиф и султан Агробы, сам Али ибн Юсуф, стал просить помощи, прислушиваясь к его советам чаще, чем к словам визирей и придворных мудрецов. И перед учеником астролога открылись двери королевского замка. Славянский мальчик с голубыми глазами и русыми волосами смотрелся в богатстве азиатской роскоши неуместно.

Султан, опасаясь за жизнь своего советника и одолеваемый желанием иметь звездочета под рукой, предложил ему переехать во дворец или принять в дар отряд нукеров из королевской гвардии. Но Улугбей сослался на удобное Астрономическое расположение своего минарета и учтиво отклонил просьбу о переезде во дворец и также наотрез отказался от услуг телохранителей халифа, попросив взамен записать своего подмастерье в падаваны султанской стражи.

И в жизнь северянина вторглась война со всей ее суровостью и жестокостью. Нечего даже говорить о всех лишениях, свалившихся на русую голову Олекши. Но характер, выкованный в степях Каркарии, насмешками не сломать. Да и кровь воинственных предков очень быстро дали о себе знать. И менее чем за год в Агробе не осталось воинов, смевших бросить вызов окрепшему и возмужавшему северянину. Тогда же звездочет вернул Олекше книгу старой половецкой ведуньи. Давно забытые воспоминания волной накрыли душу юноши. Он легко, без запинки повторил ритуал Кампыр, и серебряные замки, запечатавшие книгу, отворились.

Улугбей был поражен легкостью, с которой северянин открыл гримуар. Единственное, о чем спросил тогда звездочет, так это, читал ли юноша эту книгу. Но знаки, начертанные странными чернилами красного цвета, такие манящие, так и не раскрыли ему своих секретов — даже сейчас, спустя уже почти три года беспрестанных поисков.

Авторитет звездочета при дворце рос, как сосулька весной, и растущую зависть придворных царедворцев было уже не скрыть замысловатой лестью, насквозь пропитанной ненавистью и злобой. Вот тогда Улугбей и снарядил караван в далекий Гулябад — якобы за новыми стеклами для своего телескопа.

Память юноши вернула его туда — в самое начало этого путешествия. Олекша, собирая свой походный мешок, застыл, разглядывая черненную вязь на дамасском клинке широкого палаша, весьма похожую на письмена из черной книги.

— Это не обычные письмена. Это древнее гиперборейское проклятье. Ни одна броня не устоит перед этим клинком. Но рано или поздно душа владельца будет поглощена этой магией.

— Вы же говорили, что магия — это просто сказки?

— Сказка ложь, но в ней намек. Нам с тобой, дружок, урок. Давай назовем магией все неизученные наукой процессы.

— Хорошо, отец, — Олекша покорно склонил голову. — А вы можете прочесть эти письмена?

— Нет, к моему сожалению, этот язык давно утерян. Но я помню, как оно звучит.

Юноша пристально смотрел на учителя.

— «Мууту пергаментикси я хайоа искун алла». Правда, я не знаю, как это тебе поможет, дитя мое.

— Вы про заклятие или про клинок? Вы же сами настояли, хотя базары и торговые ряды Шахристана безопасны, как лужайки в небесных садах. Да и дорога в Гулябад очищена от басмачей янычарами халифа.

— Олекша. Я старался воспитывать тебя, как воспитывал бы родную кровь, но обет магистров большого круга не нарушить. Мы не можем иметь потомство. Это плата за наш статус. Мне позволили выслушивать тайны сильных мира сего и говорить со звездами. Звезды даровали мне тебя, и я благодарен судьбе за это. Но теперь пришло твое время, и я не могу быть рядом, чтобы защитить тебя. Хотя ты уже давно не нуждаешься в защите. Просто помни: не все то золото, что блестит. И не всякий цветок нужно нюхать.

— Ота, я вернусь очень быстро! Вы даже соскучиться не успеете.

— Олекша, скажи мне, только честно. Сколько раз ты исправлял мои пророчества?

— Я не…

— Я стар и слеп, но не глуп. Ты должен уважать мои седины.

— Я люблю вас как отца.

— Ты уже слышал голос звезд? Они начали петь тебе свои песни?

— Это все ваши уроки и математика.

— Далеко не всем дано читать эти знаки, а умение их трактовать — талант, данный лишь немногим избранным.

— Но, мастер…

— Ты корректировал мои пророчества?

— Да, великий учитель, но лишь самую малость, неважные мелочи и нюансы.

— Жизнь — цепь, а мелочи в ней — звенья. Нельзя звену не придавать значения.

— Я запомню ваши слова, учитель.

— Тогда запомни и самое главное: знать путь и пройти его — не одно и то же. И не всю правду можно доверять людям.

Олекша уставился на Улугбея своими небесно-голубыми глазами.

— И помни. Свет, что горит в наших сердцах, бесценен. Не трать его попусту. Наша жизнь — всего лишь мираж. И только две вещи в нем реальны.

— Какие, отец?

— Любовь и смерть. Любовь достойна того, чтобы ее ждать. Ждать, несмотря ни на что. А смерть — того, чтобы жить. Жить вопреки всему.

Северянин поднялся, перекинув котомку через плечо.

— Тебе пора, будь осторожен. Не теряй веры в людей, но и не доверяй первому встречному.

Слезы наполнили голубые глаза Олекши. Он крепко обнял старца, понимая, что прощается навсегда.

— Спасибо за все. И…

— Беги, сынок, не заставляй меня явить слезы.

Саксаул почти прогорел и рассвет уже окрасил восток пурпурными красками, а высоко в небесах одна за одной меркли звезды. Олекша спрятал клинок в ножны и сунул палаш в кольцо на поясе. Ученик звездочета всегда не любил утро. Непонятно почему, но не любил. Хотя поднимающееся над землей светило всегда загоняло нечисть обратно в преисподнюю, неся всему живому радость, тепло и свет. Как бы то ни было, пора собираться в путь. А выспаться можно и верхом на верблюде.

До Гулябада оставалось девять дней пути.

* * *

Верблюды медленно, но уверенно шли сквозь дюны, неся на себе товары богатого каравана. Купцы помельче довольствовались мулами. Вооруженный эскорт из сорока всадников обеспечивал безопасность прохода каравана. Караван-баши Юсуф-бей был жаден и скуп во всем кроме вопросов собственной безопасности. Его всадники не зря получали свои деньги и были проверены не одной стычкой с грабителями пустыни.

Иссиня-голубое небо, нещадно палящий солнечный диск, испепеляющий зной и желтый пески пустыни. Тишину и безмолвие этих мертвых земель нарушали лишь скупые крики погонщиков и стоны перегруженных животных. Пустыня. Проклятые земли. Царство самой смерти, караулящей неосторожного путника, осмелившегося вступить в ее владения. Змеи, пауки, скорпионы, фаланги поджидали свою жертву на каждом шагу, под каждым камнем, затаившись у походных костров и вползая спящим под одежду. Пустыня — земное чистилище. Прошедшие сквозь нее навсегда очищались от всех грехов, совершенных там, в другой жизни. В другой реальности. Своего рода портал в другую жизнь. Странно, но то же самое рассказывали мореплаватели. Если верить рассказам о Синдбаде — отважном капитане и мореплавателе, то морская пучина не менее опасна и смертельна. Тот же зной и таже жажда. То же путешествие в царство смерти. Даже те же налетчики, только там они пираты и корсары, а тут — разбойники и басмачи. Падшие души, застрявшие между мирами. Не имеющие пристанища, потерянные во времени и пространстве призраки, обретающие реальность при встрече с караваном. Питающиеся за счет паразитирования на живых. Поэтому они и не берут пленных? Ибо главная добыча этих тварей — жизненная энергия жертв, которая питает их. А деньги и золото — лишь маскировка для отвода глаз? Может быть, магия порталов и измерений именно так и работает? Чтобы попасть в новую реальность, нужно преодолеть смерть в старой? Может, и нет вовсе ни магии, ни этих песков? Только туннель из одной реальности в другую?

Множество вопросов витало в голове юного ученика звездочета, отправившегося с караваном из Агробы в Гулябад. Белая верблюдица, сильная и выносливая, легко несла скудный скарб и могучее тело голубоглазого богатыря. Улугбей, казалось, пытался дать ему все самое необходимое. Он оплатил легкую, но прочную броню для своего ученика. Серебряная фляга не только хранила воду, но и оберегала от болезней. Зачарованный палаш с крупным рубином в рукояти стоил целое состояние. Столько трат ради пары линз для телескопа? Что-то не вязалось со всем этим. На деньги, которые звездочет потратил на снаряжение Олекши в Гулябад, можно было отстроить новый минарет или обзорную башню. Слишком дорогая поездка, даже если считать письмо в бамбуковом тубусе для магистра Хаттаба ибн Рахима. «Зачем?» — этот вопрос терзал юношу, выросшего в бедности и прекрасно знавшего отношение людей к золоту и деньгам. Осознавать себя пешкой в чьей-то игре, правила которой даже не удосужились объяснить, то еще удовольствие. Мысли текли рекой, а вереница груженых верблюдов медленно, но уверенно пересекала безводные просторы песков.

* * *

Караван растянулся на десятки метров. Небосвод зажег свое третье солнце над головами путешественников. Мулы, нагруженные тюками, семенили в середине каравана. Верблюды, плавно качаясь, замыкали шествие. Резвые скакуны охраны проскакали в авангард, уверенные в собственной несокрушимости. Конная охрана оставили караван без присмотра, уйдя вперед, подбирая место для полуденного привала.

Полдень. Самое страшное время в пустыне. Марево раскаленного воздуха поднималось выше человеческого роста. Куриное яйцо можно было жарить прямо на бронзе щита. Кожа под этим светом краснеет и покрывается волдырями. Зной иссушает влагу тела, вытягивая ее вместе с самой жизнью. Ничто не помогает: ни опахала, ни тень шатров. Белому солнцу пустыни нельзя противиться или противостоять, его можно только переждать. Поэтому умудренные опытом воины Юсуф-бея так торопились. Боевые скакуны — не верблюды, и жар для них смертелен. А без верного скакуна воину в караване делать нечего. Дюны желтого песка возвышались над караваном, словно застывшее бушующее море. Но едва охрана скрылась за барханом, как справа, с подветренной стороны, раздался жуткий боевой клич. И несколько десятков всадников устремились на беззащитных купцов. Засвистели стрелы.

Несколько стрел пробили шею белой верблюдицы. Она, рухнув на колени, завалилась на бок, прижав массой горба лодыжку северянина. Зазвенела сталь. Истошные крики людей сливались с ржанием лошадей и ревом верблюдов. Купцы, понимая, что потеря товара несет неминуемую голодную смерть, храбро защищали свое имущество. Бой распался на серии поединков. Олекша с трудом вытащил ногу из-под раненой верблюдицы, но едва он сбросил путы, связывающие его с верблюдом, как один из разбойников устремился на ученика звездочета, размахивая большой кривой саблей. Палаш сверкнул на солнце. Выпад северянина опередил мах бандита, кровь брызнула на песок и тут же впиталась, оставив бурое пятно. Олекша огляделся. Всюду сверкали клинки и лилась кровь.

Налетчики вырезали караван. Слева пожилой мужчина умело отбивался от двух бандитов, орудовавших копьями. Олекша бросился к нему. Громогласное «ура!» эхом разнеслось среди дюн. Наседающие на старика грабители обернулись.

Зачарованный палаш расколол щит ближнего и, разрубив ключицу, увяз в рядах ребер. Седой купец, умелым ударом рассек второго копейщика, но рой стрел впился в грудь старику, и тот медленно осел на песок. Трое всадников летело на северянина. Олекша поднял копье поверженного разбойника. Оно было великолепным. Длинное лепестковое жало; прочное, гибкое древко. Страха не было. Юноша прекрасно знал, что нужно делать…

Кровь рекой орошала песок. Одолеть торговцев с наскока у басмачей не получилось. Караван-баши Юсуф-бей бился храбро и умело. Несколько торговцев сгрудилось вокруг него. Был среди них и Олекша. С трофейным копьем и большим круглым щитом он могучим утесом выделялся на фоне тщедушного торгового люда. Разбойники откатились назад, перестраиваясь для повторной атаки. Атаман грабителей поднял руку. Его скакун сделал несколько шагов в сторону кучки купцов, ощетинившихся копьями.

— Юсуф, я же предупреждал тебя!

— Абдулла. Висельник из Агробы. Мои телохранители сотрут вас в порошок.

Караван-баши выпрямился во весь рост и поднял к небу странный цилиндр, из которого вылетел в небо со страшным свистом красный дракон. Дракон взмыл в небо и распался на тысячи искр, огласив пустыню страшным громовым раскатом. Торговцы, побросав оружие, рухнули на землю. Атаман разбойников лишь улыбнулся.

— Как раз вовремя, но всадники тебе не помогут.

Абдулла спрыгнул с лошади и направился караванщику.

— Ты умен и храбр, но даже ты забыл, что наемник — это всегда наемник. Он воюет за тех, кто ему больше платит.

— Что же такой босяк, как ты, смог предложить им?

— Не все в этой жизни измеряется деньгами. Знания — вот истинная ценность этого бренного мира. Черные времена наступают, караванщик. Гулябад охватила холера. Город скоро вымрет, как и весь Шахристан. Боги не зря рассыпали тут песок, Юсуф. Он — граница между мирами. А служа мне, можно получить и долю с добычи, и безопасное убежище. Жизнь полна неожиданностей, не правда ли?

Атаман усмехнулся, видя неверие в глазах караван-баши.

Отряд телохранителей, вынырнув из-за дюны, не спеша двинулся к месту побоища. Бывшие охранники вернулись к месту нападения и примкнули к разбойникам, выстроившись за людьми Абдуллы. Юсуф от отчаяния выронил из рук саблю. Он не мог уложить в голове всей подлости предательства.

Многим всадникам он заменил родителей, многих не раз выручал и делом, и словом, и деньгами. Потрясенный, он шагнул к бывшим соратникам, пытаясь заглянуть им в глаза.

— За что вы так со мной? Почему?

Всадники опускали глаза и отводили взгляды. Потерянный и обескураженный, Юсуф повернулся к атаману.

— Ты так и не понял главного, Юсуф. Чем больше золота у человека, тем сильнее он боится смерти.

Страшный вопль разорвал гробовую тишину. Это разум караванщика отказывался принять сложившуюся реальность. Юсуф пал на колени и заплакал. Абдулла замахнулся саблей, но отнять жизнь караванщика не успел — копье северянина пробило его насквозь.

Бой закипел с новой силой. Несмотря на численное превосходство, разбойники не могли одолеть горстку, потерявших все, купцов во главе с голубоглазым юношей, разящим бандитов направо и налево. Может, магия палаша распарывала стальные доспехи, словно бумагу, а может, все дело было в том, что сбившиеся в кучу торгаши бились не за барыш, а за собственные шкуры, а разбойники уже тратили награбленное в своих мечтах. Как бы то ни было, но пылающее светило приближалось к зениту, грозя убить все живое, попавшееся ему на глаза.

Грабители, схватив под уздцы вьючных животных, умчались вдаль, лавируя в тени высоких барханов, оставив купцов среди палящего зноя пустыни. Кучка выживших торговцев со злостью и печалью смотрела вслед разбойникам, уводящих их караван. Но они выжили в бою. А это уже немало. Но солнце огненным шаром повисло над землей, нужно было срочно искать убежище или мастерить укрытие. Окрыленные победой, купцы с энтузиазмом принялись за работу. Адреналин кипел, работа спорилась. Соорудив из подручных материалов подобие навеса, выжившие принялись за мародерство. Ограбление грабителей — не грех. Да и мертвым вода уже без надобности. А для живых она была дороже золота. Купцы не первый раз ходили в пески и знали, что делать. Исключением был северянин, брезгливо посматривающий на обирающих покойников людей. Олекша отыскал труп белой верблюдицы. Его рюкзак был на месте вместе с темной книгой и бамбуковым тубусом с посланием для магистра в Гулябаде. Отыскав в недрах котомки сосуд, русич потряс им у уха. Серебряная фляга все еще хранила запас бесценной влаги. Северянин сделал большой глоток и сунул флягу за пазуху, затем, оглядевшись по сторонам и закинув рюкзак за плечо, двинулсяк шатру. Один из выживших перехватил его на полпути. Бритый наголо купец, с бородой, крашенной хной, обратился к Олекше:

— Прошу меня простить. Вы молоды, но небо наделило вас талантом воина. Законы пустыни беспощадны и жестоки. Воины, павшие от вашей руки, — ваша добыча, но, похоже, вы не заинтересованы в ней. Можно ли нам обыскать их на предмет ценностей? Мы потеряли все, что имели. Это хоть как-то возместит наши убытки и поможет выжить в пустыне.

Купец не смел смотреть в глаза юноше, но его слова запали в сердце ученика звездочета. До него только сейчас дошла вся полнота трагедии и вся опасность их положения.

— Безусловно, уважаемый. Берите все, что посчитаете нужным. Мертвым оно уже без надобности.

— А что делать с ранеными?

После сумасшествия Юсуфа, купцы возвели Олекшу в лидеры и решили следовать за ним, уповая на его силу и храбрость, явленную в бою с бандой Абдуллы.

— Если не могут идти сами, добейте. Смерть от клинка милосерднее, чем от жара светила.

Купец повернулся и провел ладонью по шее. Смертельные вопли вновь огласили пустыню.

Навес был небольшим, но спасал от прямых палящих лучей, что само по себе было уже немало. Олекша расстелил войлочное покрывало и улегся, положив рюкзак под голову. Усталость массивной плитой легла на веки, призывая мозг и душу отдохнуть от навалившихся проблем. Как ни крути, но полдень в пустыне — мертвое время, живым лучше не высовываться.

Глава третья

Орден Лангольеров.

Сон был тревожным, жара заставляла просыпаться несколько раз; несколько раз будили крики и бряцание оружия. Купцы делили добычу, но до кровопролития не доходило. Самые жаркие споры разгорелись вокруг сундука Юсуфа. Солнце перевалило зенит, длинные тени поползли от песчаных барханов. Купцы приготовили ужин и решились разбудить голубоглазого гиганта.

Странная рисовая каша была приготовлена в большом котле. Мясо, лук, морковь и рис, своеобразным образом сваренные на костре, весьма быстро утолили голод и наполнили сердце радостью, а тело энергией. Купцы сгрудились полукругом, ожидая пока Олекша поест; потом, стоило ученику звездочета отложить в сторону пустую чашку, разом загалдели. Но все тот же рыжебородый купец, который осмелился спросить про поверженных врагов, поднял руку, и все смолкли.

— Уважаемый, проявив силу и отвагу на поле боя, вы бесспорно заслужили почет и уважение, а выказав бескорыстие и мудрость, доказали право стать нашим лидером — по крайней мере пока мы не выберемся из песков. Поэтому любезно просим тебя рассудить нас в споре и решить, что нам, бедолагам, делать дальше.

Олекша был обескуражен и едва выдавил из себя:

— Ну и о чем спор?

— Сундук караванщика Юсуфа. Мы открыли его и не смогли разделить найденное.

— Ну, высыпайте на пол, будем делить.

Сундук был набит золотом и драгоценностями. Также в нем имелись свитки с картами и пара книг. Все это горой высыпалось на ковер под навесом.

Юноша с интересом посмотрел на свитки и книги.

— Давайте сделаем так. Пусть каждый из вас встанет и возьмет одну вещь из кучи и отдаст ее соседу справа. Если вы не против, я бы хотел книги и свитки караванщика взять себе.

Купцы, пораженные мудростью северянина, дружно закивали.

Олекша с трепетом развернул завернутый в бязевую тряпку дневник караванщика. Кожаный переплети высококачественный пергамент делали дневник удобным для ношения не только в клади, но и в кармане.

Изучая маршрут до Гулябада со множеством пояснений о тайных колодцах, вечнозеленых оазисах и возможных опасностях — скоплениях змей, зыбучих песках, царстве скорпионов, ученик звездочёта был поражен кропотливостью и аккуратностью бывшего караван-баши. Рукопись хранила не только описания существ, населяющих пески, но и их рисунки. Чем дольше читал юноша, тем больше понимал истинную стоимость этих тяжелых страниц пергамента. Но он едва скрыл изумление, когда дошел до страниц с ориентирами в звездном небе. Юсуф знал звезды не хуже самого Улугбея. Может, звезды и не разговаривали с караван-баши, но знал он их точно. Юноша поднял взгляд: караванщики разглядывали трофеи, подсчитывали убытки, паковали остатки в тюки. Олекша развернул шелковую дорожную карту, первым делом сориентировался по местоположению. До колодца оставалось часов шесть. Но расчеты Юсуфа были сделаны, исходя из скорости каравана. Пешком на это уйдет гораздо больше времени. На пути к Агробе стояли разбойники Абдуллы, да и сам пятидневный переход мог превратиться в двухнедельное шатание по барханам. А без навесов и шатров солнце практически не оставляло шансов. Он махнул рукой, подзывая рыжебородого.

— Выбора у нас нет, надо идти в Гулябад. До него оставалось всего полтора стандартных перехода. Где-то три-четыре дня пешком. Но я не смогу вести вас днем. Ночью же звезды укажут нам путь. Не зря я ученик звездочета!

Рыжебородый согласно закивал головой.

— К утру будем у колодца. Здесь оставаться больше нельзя, трупы вздулись и начали вонять. Это привлечет сюда хищников, да и трупный яд убивает не хуже сабель бандитов. Надо уходить и чем быстрее, тем лучше.

Купец мотнул головой и принялся раздавать команды. Караванщики засуетились.

Олекша не ошибся: остатки выживших купцов к утру вышли к колодцам. Измотанные переходом по пескам, люди буквально валились с ног. Здесь, у свежей журчащей воды, и решили дождаться ночи. С тем, что нужно выставить дозорного и организовать караул, согласились все. Но усталость и бессонная ночь породили жаркие дебаты о том, кто и когда должен нести вахту. Споры прервал пылевой столб, вздымающийся с севера. Купцы были уже готовы броситься врассыпную, но голос рыжебородого заставил их сплотиться и взять оружие в руки.

— Что будем делать?

Олекша не сразу понял, что вопрос предназначался ему. Он всматривался в даль, пытаясь определить, откуда скачет этот отряд. И вскоре в багровых лучах рассвета блеснула сталь.

— Это не купцы. Нам терять нечего по сути. Все, что мы могли потерять, мы потеряли. Брать с нас нечего.

Торговцы сгрудились за спиной Олекшы, подбадривая друг друга.

— Приготовимся. Это могут быть просто странники или передовой отряд каравана, да кто угодно! — подбадривал рыжебородый измотанных коллег по цеху.

— Если нападут? — спросил кто-то из купцов.

— Нападут, будем драться. Абдулле и его шайке зубы сломали; надо будет, обломаем и этих.

Северянин взял в руки щит и, прихватив трофейное копье, вышел навстречу всадникам.

Выбрав для себя более или менее ровную площадку, Олекша поднял щит, закрыв себя от плеча до бедра.

— Стрелой эту бронзу не прошить. Даже из арбалета. Тем более со скачущий лошади сделать прицельный выстрел почти невозможно. Если не ускоряться перед подходом, атаковать не будут…

Восемь закованных в доспехи рыцарей на поджарых боевых скакунах, один кузнец на арбе с походной кузней и с десяток оруженосцев и челяди на мулах остановились в нескольких метрах перед северянином. Один из всадников спешился и, сняв увенчанный крыльями шлем, бросил его подоспевшему оруженосцу. Олекша не шевелился, следуя уставу стражи Агробы. Укрывшись щитом, он был готов к отражению внезапной атаки, а копье, устремленное в небо, говорило о мирных намерениях ученика звездочета. Хотя провести выпад из этого положения — дело мгновенное. Рыцарь остановился в полутора метрах от северянина и положил руку на рукоять меча, висевшего на левом боку. Несколько секунд противники оценивали друг друга. Рыцарь первым нарушил молчание:

— Я Ульфрик, граф туссонский, магистр ордена лангольеров. А это мои рыцари. — Рыцарь, не сводя глаз с северянина, махнул в сторону своих латников.

— Олекша, ученик Улугбея — звездочета из Агробы. Следуем в Гулябад. На нас напали разбойники. Караван-баши погиб при атаке. Я веду выживших в Шахристан.

— У нас неотложное дело к господину Валатапшу. Нам стало известно, что он сейчас в Гулябаде. Мы поможем вам добраться до Гулябада, но наш проводник умер несколько часов назад, ужаленный коброй. И потом, вы должны знать…

— В столице Шахристана свирепствует холера, славный магистр. Если ваш сеньор там, то скорее всего он уже мертв.

— Если он мертв, доблестный Олекша, я должен отыскать его тело и провести обряд. Вы примете нашу помощь и окажете нам услугу? Похоже, небо свело нас тут не случайно.

Ульфрик снял кольчужную перчатку и протянул руку юноше.

— Случайности не случайны. Спасибо, магистр. Мы поделимся с вами всем, что знаем, о дороге в Гулябад.

Перехватив копье в левую руку, Олекша пожал руку магистра.

* * *

Оруженосцы ставили шатры, купцы готовили еду, рыцари проверяли снаряжение и оттачивали мастерство рукопашного боя. Здесь, у журчащей прохлады источников оазиса, путешественники восстанавливали силы перед последним длинным переходом до Гулябада. В принципе зелень лугов Шахристана должна была начать радовать глаз путешественника уже к утру следующего дня, но этот переход считался самым сложным из-за сильных ветров, переставляющих барханы на свое усмотрение, и единственное, чему можно было доверять, это звезды ночного небосвода. Так гласил дневник Юсуфа, караван-баши из Агробы.

Взгромоздившись на ближайшую дюну, Олекша наслаждался почти сказочными видами оазиса — этого небольшого островка жизни в море песка — и заодно нес вахту на вершине. Ульфрик, скинув тяжеленые доспехи, в одной шелковой рубахе и с мечом на перевязи плюхнулся рядом с северянином.

— Не помешаю?

— Нет, в пустыне много места. А учитель всегда говорил, что беседа с умным человеком наполняет время смыслом.

— Вам повезло с учителем.

— А вам?

— Трудно сказать. Главный наш учитель — это смерть. Во всех ее интерпретациях и видах.

— Смерть — лучший преподаватель. Что занесло христиан в глубь песков халифата?

— Мы не совсем обычные христиане, мы, конечно же…

Рыцарь замолк на секунду, словно взвешивая необходимость того, что собирался сказать. Потом его глаза блеснули уверенностью, и Ульфрик продолжил:

— Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимого же всем и невидимого. — Рыцарь набрал полную грудь воздуха и продолжил: — И во единого Господа Иисуса Христа, сына Божия, единородного, сошедшего на землю и распятого за наши грехи. — Ульфрик осенил себя крестным знамением. — Лангольеры — боевой орден. В отличие от инквизиции, мы не ведем дознаний и не используем пытки. Мы экзорцисты. Наши противники сильны и опасны. И нам все равно, есть чистилище, или души умерших сразу попадают на суд к Отцу. И нам наплевать, на каком языке ты молишься Великому творцу. Кроме того, у нас есть пропуск во все земли халифата. Верховный имам благословил наши деяния на этих землях, — голос рыцаря зазвенел сталью. — Неважно, католик, православный или протестант. Важно, что ад существует. И его Владыка не остановится ни перед чем, лишь бы доказать Отцу свою правоту.

— Но не всякое колдовство — зло и исходит от Вельзевула. Иисус, если верить писаниям, тоже творил чудеса. Да и мусульманские пророки тоже имели сверхсилы.

— Наш орден создали задолго до рождения Иисуса. Мы, как жандармы: сдерживающая структура, последний барьер святой Церкви. Если кто-то по какой-то причине терял свою душу за пеленой или терял контроль, становясь одержимым, наша задача была остановить бесов из Зазеркалья и отправить их обратно, в ту дыру, из которой они выползли. Нас отбирали по всей Европе. Натаскивали и тренировали. Мы можем чуять бесов или магические обряды и оставаться невосприимчивыми к магии.

— Магия? Вы верите в магию?

— Описание магов Египта встречается еще в Старом завете. Именно с ними соперничал Моисей, пытаясь уговорить фараона отпустить евреев.

— Так все-таки она есть?

— В нее можно верить, можно не верить. Но ее существование отрицать бессмысленно.

— Раз, по-вашему, есть магия, значит, сказки про колдунов и чародеев — правда?

— Правда и истина вещи суть разные. Мы не подвержены ее проявлениям ни в каком виде. Нас нельзя загипнотизировать или приворожить. На нас также не действуют порча и сглаз. Но и целебные заговоры нам тоже не помогают.

— Так как же вы лечитесь?

— Травами, молитвой.

— Такое возможно?

— Почему нет? Мы — результат того же феномена, мы обратная сторона медали. Маги чувствительны к волшебству, мы — нет.

— То есть вы вообще никак не реагируете на заклятия, заговоры, заклинания?

— Понятие «волшебство» слишком аморфно. Я заменил бы его на «сверхъестественное воздействие на природу человека». Но если вам проще называть это волшебством или магией, пусть будет так.

— Совсем не действует? И вы не верите в гороскопы и пророчества? Предсказания?

— Совсем. И это наше проклятие. Наш крест, если хотите.

— Но вы так смело говорите со мной о магии…

— Чтение звезд тоже магия. И ваш клинок сияет магией не хуже солнца. Его чары питаются пролитой кровью, делая его неистощимым и волшебным артефактом. Он заряжается каждый раз, когда обагряется кровью. Своеобразный вечный двигатель.

— Прошу прощения, что отвлек вас от рассказа о вашем ордене.

— Знания о потустороннем воздействии росли, и пришло понимание о необходимости контроля за магией и самими магами. Подчиняясь верховному магистру и членам совета коллегии — их еще называли «Маги большого круга», мы служили своего рода жандармерией, выявляя и расследуя случаи нерегламентированного применения магии. Потом в мир пришел Иисус. Родилась христианская церковь. И нас приютил Ватикан.

— А как понять, какой магией было сотворено заклятие?

— Магия не так однообразна, как многие ее воспринимают. Законы мироздания нарушить нельзя. Если что-то берешь, должен что-то отдать. И больше всего ценится ворожеями энергия жизни: за нее можно выпросить у демонов что угодно. Кто-то использует кровь, кто-то — смерть, кто-то — жизнь. Кроме того, существует стихийная магия, ее адепты питались энергией стихий.

Ульфрик прервался на секунду, вглядываясь вдаль, словно испрашивая чьего-то разрешения, и продолжил:

— Но были и маги, чья душа сама служила сосудом, источником магии. И каждая магия оставляет свой след. Каждое ее использование — как набат. Нас учили выявлять и отслеживать эти всплески. Мы и вас так в принципе нашли. Когда ты обнажил свой клинок и дал ему испить крови, его колокол зазвучал.

— Так если могущество не утаить, как магам удается оставаться в тени?

— Никак. Беспрестанные войны, ведомые магами, истощили магические запасы.

— Разве можно истощить родник?

— Легенда гласит: после последнего побоища маги раскололи землю. И Пангея распалась на части. Но эффект от раскола был необратим.

— Что случилось?

— Точно никто не знает, но магия перестала регенерироваться. Первыми исчезли чародеи, чья магия питалась силами души самого мага. Их звезда угасла первой. Потом магия ушла и из внешних источников. Найти не вычерпанный внешний источник магии в наши дни невозможно. А с исчезновением этих источников канули в небытие и все стихийные чародеи и волшебники. Но следы их былого величия все еще можно видеть в людях. Искусные ораторы парой слов способны превратить толпу в людей и обратно, поэты, певцы. Все это — последки некогда великого дара. В деревнях все еще встречаются ведуньи, способные словами заговора лечить хвори и раны телесные. Провидцы и предсказатели, астрологи и звездочеты тоже ничто иное, как проявление отблесков магии. Даже писатели и то в чем-то маги, возможно, даже более могущественные, чем все прочие. Их сознание открывает неведомые завесы между мирами.

— Да, но зачарованное оружие, ковры-самолеты, волшебные лампы…

— Артефакты минувшего прошлого. Тот же Грааль и копье судьбы тоже своего рода волшебные предметы. Хранилище вложенной в них энергии, магии, если хотите. Они лишь вместилище и источником стать не могут. Если только ты не отмечен черной меткой некромантов-сатанистов — единственной формы магии, все еще существующей в нашем мире.

— Некромантия реальна?

— Как и все другое. Люди зовут темных колдунов по-разному, но смысл их магии всегда один. Пожирательство. Они пусты внутри и не могут колдовать за счет внутренней силы или внешней стихии. Они творят заклятия силой жизни, отобранной у других.

— Жертвоприношение!

— Это самый главный признак Темных. Для них этот мир — лишь пастбище, кормушка. Сама жизнь — лишь источник его могущества.

— Колдовство за счет жизненной энергии?

— Поэтому и нет компромиссов, не может быть перемирия между нами и ими. Наш орден — лишь остатки от тех батальонов великих и могучих чародеев, что сдерживали темноту в узде Тартора.

— То есть все войны, побоища и эпидемии — дело рук темных колдунов?

— Колдуна. Обычно он всегда один. Они не делятся властью. Ни с кем.

— Но ученики-то у них есть?

— Тоже один. Но то скорее жертва, будущее вместилище для темного мастера. Даже самая мрачная магия преисподней не властна над смертью. Темные путешествуют от тела к телу, продлевая свой срок на столетия. Как они это делают, не отвечу. Не знаю и знать не хочу.

— А может ученик одолеть мастера? Ведь, может, это подмастерье впитал душу учителя?

— Такое было всего три раза за всю историю существования круга магии. Всякое волшебство имеет свой цвет и свой след. И его не подделать. Это как почерк. По следу и видно, кто из них выжил.

— Так холера в Шахристане — дело Темного?

— Однозначно. Он собирает души для чего-то очень большого и мерзопакостного. Крестоносцы долго гонялись за ним по пескам Аравии, но он сумел улизнуть в Европу и там посеять чуму. Тамплиеры ранили его, и он ушел в сумрак, пока не объявился здесь, зализав раны и восстав в полной силе.

— Я могу пойти с вами?

— Учитывая твои способности, ты не можешь не пойти. Только вот беда, местоположение Темного нам не известно. И где искать ответ, тоже скрыто тайной. Нам самим нужна помощь.

— Караван шел в Гулябад, у меня послание к Хаттабу ибн Рахиму, верховному чародею Шахристана. Если и искать помощи, то только там.

— Значит, нам надо спешить. Выходим на закате.

Глава четвёртая

ГУЛЯБАД

Шахристан встретил путешественников смрадом и чадом погребальных костров. То тут, то там стояли недогоревшие остовы, сложенные из свежесрубленных тополей.

Обугленные свидетели размаха гибельной заразы. Опустевшие улочки придорожных поселений и наглухо закрытые ставни, и запечатанные двери. Все это приводило в уныние, рождая страх в глубинах душ самых отважных воинов. И тишина. Необычная тишина для людских поселений. Ни стука инструментов, ни скрипа приспособлений, ни детского гвалта. Лишь ветер шумел, гуляя по опустевшим улочкам и переулкам. Тишина растягивала время, превращая его в кисель. Даже всегда шумные купцы смолкли под тяжестью увиденного.

Старый лысый купец дождался подводы с кузней и сел на край телеги рядом с Олекшей.

— Прошу простить меня за беспокойство. Но вы, как и все, потеряли все при набеге Абдуллы. И если бы не вы, мы, может, никогда не увидели бы Гулябада. Это вот вам.

Рыжебородый протянул Олекше куль.

— Мы с купцами скинулись. У нас хоть крохи, но у вас совсем ничего. Не по-людски это.

Олекша глянул на куль.

— У караван-баши наверняка осталась семья. По прибытию в Гулябад, отнесите это его семье. — Ученик звездочета открыл котомку и извлек из нее дневники и карты Юсуф-бея. — Эти знания спасли нас и, возможно, еще послужат семье караванщика. Отдайте их им тоже. Они стоят намного дороже золота.

— Вы поражаете меня все больше и больше. Червь алчности не тронул ваше сердце. Да будет, как вы сказали.

Купец сунул вещи обратно в свой ранец.

— Я Давид, — караванщик протянул ладонь северянину.

— Олекша, — ученик звездочета пожал сухую и твердую руку торговца.

День тянулся медленно, но вот вдалеке надеждой замаячили сторожевые башни Гулябада. Путешественники заулыбались, зазвучали анекдоты и смешные истории, казалось, даже животные заскакали веселее.

— Ты знаешь, где искать своего магистра? — спросил Ульфрик, поравнявшись с походной кузней, на борту которой сидел северянин, о чем-то оживленно болтавший с краснобородым.

Олекша поднял голову и прищурился из-за яркого солнца.

— Нет. Но обычно ученые мужи живут в минаретах.

— А колдуны, маги, волшебники и чародеи — в высоких башнях.

— Но с минарета легче наблюдать за светилами.

— А высота башни помогает концентрировать манну — квинтэссенцию магической энергии.

— Хаттаб ибн Рахим — величайший ученый нашего времени.

— Как бы то ни было, наш путь лежит в самое высокое сооружение. Не так ли?

— Так…

— Тогда мы отыщем дорогу.

Ульфрик хлестнул скакуна и помчался в авангард.

* * *

Юноша постучал и, выждав время, шагнул в комнату Великого магистра. Восточная стена была одним огромным окном, а обилие книг в кабинете поражало воображение. Две из четырех стен были заняты стеллажами, возвышающимися до самого потолка и битком набитыми рукописными книгами и манускриптами. Кожа, пергамент, папирус, береста, даже пара каменных глыб были исписаны и хранили секреты от неучей. Широкая тахта и гигантский секретер, разложенный в рабочий стол, дополняли убранство комнаты. Канделябры, увенчанные толстыми восковыми свечами, свидетельствовали о том, что их хозяин любил засиживаться до полуночи. Резной столик у тахты венчал серебряный чеканный поднос со свежими фруктами и большим кувшином вина. Хозяин сидел за секретером и оживленно с кем-то беседовал через зеркало. — Даже если учесть максимальную скорость передвижения каравана, на доставку всех необходимых для микстуры ингредиентов понадобится пара дней. Плюс на синтезирование самого препарата — еще пара. Плюс вакцинация — еще пара-тройка. Итого, мы увидим первые результаты не раньше, чем через неделю. Старик глянул на гостя и добавил: — Обстановка в Гулябаде не стабильна. Маги и целители ищут лекарство. Эти травы нужны, как можно скорее. Ситуация может измениться в любой момент. Олекша шагнул вглубь, стараясь не мешать беседе великого магистра. Старик вернулся к полированной поверхности зеркала. — А если просто попытаться телепортировать груз? Ведь без необходимости переправлять людей, это не отнимет критического объема манны. И ускорит получение зелья. Странный, казавшийся почти механическим, голос что-то пробурчал на неизвестном наречии. Ученый старец отчаянно закивал в ответ, но его лицо посерело от переживаемого и плохо скрываемого ужаса. — Возможно, но мне не отыскать в Гулябаде нужного количества грузчиков, чтобы перенести груз в лабораторию, не говоря уже о том, что нужны помощники, чтобы варить этот элексир. Жители напуганы и не смеют высунуть нос на улицу, ни за какие деньги. А принять отправленный груз я смогу только на площади у минарета… Повисла тяжелая пауза. Магистр съежился в комок, глядя в покрытое серебром стекло, словно видел там смертоносную тварь. Олекша решил что самое время. — Прошу прощения за мою дерзость. Я ученик Улугбея, звездочета из Агробы он послал меня к вам, сказал, что вы поможете приобрести линзы для телескопа. Я прибыл сюда не один. Внизу меня ждёт группа сильных и здоровых мужчин. Мы с радостью поможем вам, если речь идёт о судьбе горожан, о великий Хаттаб! Старик повернулся к северянину. — Вести летят быстрее верблюдов, нагруженных скарбом. В Агробе скоропостижно скончался повелитель. Его приёмник обвинил придворных в заговоре. Ваш учитель казнен, его седая голова украшает ворота в город, так же как и головы визирей старого султана. Так что вы зря проделали весь этот путь. Хотя возможно, это спасло вашу жизнь. Известие ошарашило Северянина, его ноги подкосились, а руки выронили тубус с письмами старого учителя. — А теперь прошу вас покинуть мой дом. Я слишком занят… Олекша взял себя в руки и продолжил: — Но нам нужна ваша помощь, есть ещё один вопрос. Очень важный. Разочарование отразилось на лице старика. — Все приходят сюда за помощью. Я не занимаюсь благотворительностью. — Нам нужна помощь в поисках одного человека. Или не совсем человека. — Я что, похож на частного сыщика? — Мы думаем он причастен к мору. — Мне плевать, что вы там себе думаете. Ваше время истекло. Пошел прочь! Мирские дела меня не интересуют. Олекша поник головой и повернулся к двери, но, сделав шаг, вдруг набрался храбрости и выпалил: — Мой учитель считал вас величайшим ученым нашей эпохи и своим другом… нам некого больше просить о помощи… — Возьми их!!! — рявкнул потусторонний голос. Хаттаб вздрогнул, как от раската грома и закивал головой. Зеркало потухло, вновь отражая лишь бесчисленные рукописи. — Все вопросы потом. Я помогу вам, но после того как закончим с зельем. Идёт? Заклятие телепортации уже инициируется у нас почти нет времени. Надо спешить да и ваши друзья скучают без дела, дожидаясь вас у подножия минарета. А у нас на кону жизнь жителей Гулябада. Портал должен открыться с минуты на минуту. Хаттаб ибн Рахим взял в руки посох и сунул ноги в кожаные шлепанцы с загнутыми вверх носами. — Об этом мы поговорим вечером за ужином, — бросил мастер, проходя мимо склонившегося в поклоне северянина. — Времени в обрез. Старайтесь не отставать. — И засеменил вниз по ступенькам шаркающей походкой. Олекше ничего не оставалось, как последовать за магистром.

Глава пятая

Хаттаб ибн Рахим.

Базарная площадь перед минаретом была пуста. Осиротевшие прилавки впервые за многие лета явили Солнцу свои деревянные остовы, обычно скрытые под обилием товаров. Звенящая тишина висела в воздухе, нарушаемая лишь ветром играющим с не убранным с мостовых мусором. — Как же так? Улугбей был великим предсказателем. Звёзды должны были рассказать ему о нависшей угрозе… Слёзы блестели на глазах Олекши. — Что вы знаете о звёздах, Юноша? — с иронией спросил Хаттаб. — Они говорили со мной, когда я смотрел на них в телескоп с минарета в Агробе. Иногда шёпотом, иногда их голоса перекрывают весенний гром. Особенно если они пытаются донести что то важное. Учитель не мог не знать об опасности… Ведь он тоже волшебник. Почему он не воспользовался телепортом. Вы же сказали что люди тоже могут? Гулябадский мудрец посмотрел на юношу. — Телепортировать предмет совсем не то что переместить живую плоть… — Так как работает телепортация? — Неужели вы думаете, что я вот так запросто открою вам свои знания и секреты? Может вам и свой гримуар дать полистать? — У меня есть свой, но язык на котором от написан мне не ведом. — Олекша достал из сумки книгу Алмауз Кампыр. Хаттаб аж подпрыгнул от удивления. — Откуда она у тебя? Ты хоть знаешь что это такое? Рука лангольера легла на кисть русича, усилием заставляя его спрятать чёрный гримуар. Голос Ульфрика звучал тревогой и не терпел возражения. — Это очень темная книга. Настолько чёрная что ночь по сравнению с ней — ясный день. Не извлекай ее на свет божий без надобности. В глазах Хаттаба блеснула зависть и жажда. Но лишь на миг. — Ваш учитель совсем ничего не говорил вам о магии? — Говорил. Но слишком мудрено и замысловато. Я думаю он специально вуалировал истинный смысл. Дабы я не накуролесил чего нибудь ненароком. — Так как по вашему работает телепорт? Старец облокотился на прилавок и поправил чалму. — Я мудрено говорить не умею. Но если посто своими словами… — Не стесняйтесь, я слушаю. Время ещё есть. Олекша набрав в грудь побольше воздуха затараторил. — В моём разумении это примерно так: Если представить, что в процессе нашего путешествия мы меняем пространство согласно нашим о нем представлениях. Если караванщик знает, что до оазиса три дня пути, то его мозг начинает искать следы оазиса только на третий день. Безоговорочно веря в его существование. А если верить, что мы сами формируем данную нам реальность, то искать надо не следы оазиса, а, например, сразу Агробу, и тогда по идее мы можем сразу очутиться у стен города, минуя долгую дорогу сквозь чистилище дюн. Старец оживился. — А что, если тяготы смены реальности или локации несут с собой нагрузки, воспринимаемые нами, как зной или жажда? Что, если это не более чем защитный механизм, созданный специально для нас? Что, если мы не в силах перенести концентрированную жажду или зной? Мудрец встал и начал мерно расхаживать вдоль торгового ряда. — Ваш учитель должен был объяснить вам, что ничто не берется из ниоткуда. А всякое действие рождает противодействие. И если игра не стоит свеч, то незачем ворошить осиное гнездо. — Но ведь это могло спасти ему жизнь? — Ответь мне на один очень простой и в тоже время самый тяжелый вопрос, Олекша, ученик Улугбея: «А что такое магия»? — Процесс получения чего-то из ничего с помощью заклятия… — Очень хорошо для столь юного отрока. Хаттаб остановился и пристально оглядел северянина. — Но тебе нужно научиться смотреть вглубь проблемы. Например, маг создал башмаки. И точно такие же башмаки создал сапожник. В чем разница? — Ну маг сделал это мгновенно, а сапожнику надо купить материал и потратить кучу времени, прежде чем кожа станет башмаками. — Верно. Но если добавить сюда все, что необходимо потратить для получения шкуры и ее выделки, то тогда выйдет очень длительный процесс, который требует немалого количества времени. Старик улыбнулся. — А если время считать не в секундах, а в жизненной силе и энергии, то… — Магия прессует жизненную энергию, перерабатывая ее в материю, причем почти мгновенно? — И для этого нужна сама энергия в первую очередь. А теперь задай себе свой первый вопрос о переходах сквозь пространство. — Я вас понял, о великий… — Хотя загвостка может быть и не в этом. Улугбей мог позволить себе гарем в сотню наложниц. Скорее всего он просто устал. Придворный маг — скорее проклятие, чем благодать.. Мудрец погладил бороду и продолжил. — Зодчий используют меру для расчетов строительства, но они не понимают истинного назначения этой меры. — Строители? — Именно. Сухой треск прервал беседу. Огромная шаровая молния повисла над площадью. Громких хлопок и молния расцвела брешью в пространстве. — Продолжим после. Пора за дело. Старец поправил тюрбан и стукнул посохом бормоча что то под нос. Первые ящики и тюки с грохотом рухнули на мостовую базарной площади.

В ящиках были травы. Некоторые — свежие, некоторые — высушенные. Контейнеры источали чарующие ароматы далекого детства. Большинство трав Олекша помнил. Даже вспомнил, для чего они и как их правильно собирать. Надо отдать должное бабке Кампыр: знания, заложенные ею, впечатались прямо в душу. Северянин невольно нащупал книгу ведьмы в заплечном рюкзаке: она была на месте. Ящики, мешки, просто вязанки трав материализовались прямо в воздухе, в паре метрах от мостовой, и каждый раз мощные молнии разрывали плоть материи, а в воздухе пахло грозой. Задача была в том, чтобы утащить выпавший сквозь портал ящик подальше от разрушительных ударов молний при появлении следующий посылки. Люди работали не покладая рук, плечом к плечу. Рыцарь, оруженосец, подмастерье или сам кузнец — никто не кичился ни происхождением, ни родом. Даже караванщики тоже были здесь. Всех согревала надежда и подстегивал страх. Ящики и контейнеры тут же распаковывали, доски шли на дрова, а травы складывали в отдельные кучи под чутким руководством Хаттаба. Магистр поставил первый чан на огонь и на аптекарских весах подбирал доли для зелья. Олекшу очень удивило отсутствие в прибывающих ящиках с травами верблюжьей колючки, хотя в пустыне ее несметное количество.

— Мастер, прошу прощения за свою наглость, но среди народов, где прошло мое детство, от диареи использовали янтаг — верблюжью колючку. А насколько мне известно, при холерном недуге человек иссыхает от диареи.

— Что? Вы будете мне говорить, как лечить понос? Кора крушины мигом остановит любой понос.

Хаттаб ибн Рахим явно занервничал. Его дрожащие руки выдавали волну эмоций, бушующих внутри.

— Неуч, никчемный выскочка, как смеешь ты перечить мне?

— Мастер, кора крушины — слабительное. Это только ускорит обезвоживание. Это я точно знаю. Да и черный паслен — это смертельный яд. В таком сочетании это скорее яд, чем лекарство.

Ульфрик поднял голову, услышав слова звездочета, и положил руку на меч.

— Не несите ахинеи. Я здесь решаю, какие травы войдут в лечебный сбор. Вам доверили таскать ящики. Вот и таскайте.

Магистр Гулябада схватил свой посох, отложив большую деревянную ложку, которой мешал снадобье. Олекша сделал шаг назад. И, осененный догадкой, выхватил палаш. Знаки древнего колдовства вновь сверкнули на солнце, готовые испить крови. Хаттаб среагировал молниеносно, замахнувшись посохом и бросив в северянина шаровой молнией. Интуитивно, почти инстинктивно Олекша поднял клинок навстречу потоку энергии, готовясь принять удар, но удара не последовало: клинок поглотил заряд, просто впитал его. Олекша на мгновение оторопел. Но и все вокруг замерли, обомлев от увиденного. А может, просто заряд магии заставил время застыть. Как бы то ни было, северянин, воспользовавшись паузой, бросился к Хаттабу. То ли чародей не ожидал подобного исхода, то ли ослаб в процессе телепортации груза, а может, ему просто нужно было время на восстановление манны, но вместо повторной атаки магистр бросился наутек. Ульфрик рванул за ним, но заклятие ступора сбило его с ног. Маг взмахнул рукой и сияющий портал образовался прямо в стене амбара, примыкающего к площади. Хаттаб исчез в светящимся проеме между пространством. Ученик звездочета, не колеблясь, нырнул за колдуном. Портал выбросил их прямо в лабораторию колдуна. Волшебник пальнул в юношу огненным копьем — северянин увернулся. Хаттаб, схватив со стеллажа склянку с каким-то синим порошком, бросил его в Олекшу. Облако пыли, вырвавшиеся из мензурки, начало странно меняться и обретать явно не добрую форму, спустя буквально мгновение, оно уплотнилось и превратилась в морока гунгла — гигантскую тварь с порубежья хаоса. Размахивая огромным тесаком, морок устремился на Олекшу. Значительно превосходя противника в силе, тварь обрушила на северянина град ударов. Колдун засветил зеркальный портал и что-то быстро залопотал на странном каркающем наречии. С той стороны прогремел скорее рык, чем слова разумного существа.

— Куоле сиихен пайккаан!

Колдун вдруг обмяк и мешком рухнул на пол. Падая, чародей опрокинул медную лампу. И масло растеклось по полу огненным червяком. Морок гунгла сначала замедлился, потом рассыпался по полу кабинета синими кристалликами странного песка. Олекша остался один посреди осиротевшей библиотеки. Колдун был мертв. Его скрюченное тело совсем перестало походить на магистра. Борода и лысина исчезли. Кости стали тоньше, а кожа посерела. «Поверженный колдун явно носил лишь обличие Хаттаба. Но где сам магистр?» Ученик звездочета обвел комнату взглядом. Огненный червь уже окреп и, добравшись до папируса, пожирал древние знания. В считанные мгновения пожар охватил все стеллажи, перепрыгивая с бересты на бумагу, с бумаги на дерево. На секретере стояла странная гигантская клетка с большой канализационной крысой или подземным крэтсом. Но глаза животного не бегали в панике; животное смотрело на северянина. И визжало не от страха — оно звало его. Олекша схватил клетку и выбежал из горящей библиотеки.

Лангольеры во главе с Ульфриком бежали к минарету. Олекша остановился, переводя дыхание после скоростного спуска с высоченного минарета Хаттаба ибн Рахима, полыхающего огромным факелом. Поставив клетку с крысой на брусчатку мостовой, северянин открыл дверцу, но животное и не собиралось убегать.

— Ты в порядке? — спросил подбежавший лангольер.

Олекша мотнул головой.

— Ты уверен? — спросил Ульфрик, пряча меч в ножны.

— Нет. Последнее время я вообще ни в чем не уверен.

— Что произошло?

— Чародей бросил в меня молнией; мой клинок поглотил ее; я прыгнул в пространственный портал, а там песок из склянки превратился в зеленокожее чудовище потустороннего мира. Потом колдун умер от пары слов. Пусть не обычных, но слов. Теперь этот крысеныш отказывается убегать на волю.

— Ота ойкеа муотоси! — рявкнул Ульфрик и окатил крэтса какой-то жидкостью из тыквенной фляги.

Жидкость заплясала разными цветами, и крыса начала вдруг расти, преображаясь в престарелого человека. Когда старец обернулся, перед рыцарями стоял не кто иной, как голый Хаттаб ибн Рахим.

— Ты же сказал, что не способен к магии? — пролепетал Олекша.

— Это не магия, это обряд. Тут другое, — ответил предводитель отряда лангольеров, делая знак рукой своим рыцарям, замершим в боевых стойках.

Дрожащего старика укутали в рыцарский плащ и дали ему хлебнуть воды из походной фляги.

— Надо решать, что делать дальше, но для начала неплохо было бы подкрепиться. Тем более нужно отпраздновать окончание эпидемии.

— Но мы же еще даже отваров не сварили?

Ульфрик по-братски потрепал северянина за плечо.

— Любое заклятие держится на жизненной энергии своего создателя. Как только теряется эта связь, чары рассеиваются. Но темный мастер все еще жив, и нам рано расслабляться. Наша миссия не закончена.

— Тут недалеко есть прекраснейшая чайхана с отменной кухней. «Я покажу дорогу», — произнес вновь обретший власть над своим телом чародей. И зашаркал по улице в сторону от рынка.

— Да, но?..

— Потом, друзья мои, все потом. Надо оповестить людей. И, если честно, я очень соскучился по нормальной еде, питаясь отбросами в облике крысы.

— В городе мор. Никто не работает. Откуда там взяться пище? Для кого ее готовят?

— Это же Гулябад, столица! Тут много кто предпочитает заказывать яства с доставкой, нежели стряпать дома. Да и стража тоже должна что-то есть… Идемте, я покажу дорогу, пока северянин не захлебнулся собственной слюной.

Старик вприпрыжку двинулся вглубь улицы.

Глава шестая

Чайхона.

Двери чайханы были плотно закрыты. Но дурманящий запах репчатого лука, обжариваемого до золотистого цвета в шкворчащих шкварках бараньего курдюка, несся с кухни, вызывая слюну у измотанных и уставших путников. Хаттаб ибн Рахим за тарабанил в дверь кулаками что есть мочи.

Старушечий голос ответил из-за толстого дерева ворот:

— Кого принесла нелегкая?

— Отряд храбрых батыров, одолевших черное колдовство и победивших мор. Открывай, старая карга. Мы есть хотим после брани. — Щелкнул засов и дверь со скрипом приоткрылась. — Да открывай скорее и вели детям разнести добрую весть жителям Гулябада! Отступила смерть, изгнан недуг. Пусть народ веселится и празднует!

Голова в чадре высунулась сквозь щель в проеме.

— Шутить таким не следует. Горе кругом.

Бессильная злоба звенела в голосе женщины.

— Фатима! Ты оглохла что ли? Это же я, Хаттаб ибн Рахим.

Бабка уставилась на старца. И тут же пала ниц, причитая, как перед иконой.

— Прости меня, о светлейший! Не признала я вас без тюрбана и халата.

Хаттаб забросил за плечо полу плаща и с гордым видом шагнул вовнутрь. Лангольеры проследовали за ученым. Но едва они расположились на топчанах, а народ Гулябада высыпал на улицу, ликуя и радуясь чудесному спасению, как в чайхану вошел маленький лысый и рыжебородый купец.

Он поклонился рыцарям и, согнувшись, подошел к Олекше.

— Давид? Не ожидал встретить вас так скоро. У вас все в порядке?

— Прошу выслушать меня, о мудрый и храбрый юноша.

Олекша застеснялся и жестом пригласил купца за дастархан.

— Мы отнесли семье Юсуф-бея вашу долю от общего остатка, как вы и наказывали. Они скорбят, но благодарны за новости, пусть и не радостные. Я отдал его семье карты и дневники, как вы просили. И теперь у меня просьба к вам.

Мужчина замялся.

— Продолжайте, почтеннейший.

— Я старый бродяга, перекати-поле. Я торговал во многих местах и многие пути мне известны. В последнем караване погибло все, что у меня было. Я холост и одинок. Не найдется ли подле вас, о храбрый юноша, место для старого еврея? Мне некуда податься. А как торговец я разорен. Денег хватило лишь раздать долги. Так что…

— Я не знатен и не богат. Мою долю вы отнесли семье караван-баши. Но если вы решите присоединиться ко мне в странствиях, я всегда буду рад толковому совету.

— Рад, что не оттолкнули меня. Спасибо вам, храбрейший, — рыжебородый торговец принялся кланяться.

— Вы покушаете с нами?

Давид ответил вопросительным взглядом.

Ульфрик подвинулся, освобождая место для купца.

На улицах заиграли карнаи и забренчали дудары; звон бубнов и ликующие крики слились в один шумный гвалт. Радость людей витала в воздухе и была почти осязаема. Даже суровые лангольеры улыбались во весь рот. Рыцари расположились на топчанах под высоким виноградником, сплетающимся в своеобразное живое канопе, широкие листья защищали посетителей от яркого палящего солнца. Небольшой, выложенный камнями фонтан посреди двора чайханы весело журчал, отвлекая от жары.

Чайханщик принес чайник чая, небольшие пиалы и сушеные фрукты.