Бесплатный фрагмент - Одно и тоже

Стихи

Одно и тоже

1

Безликим взглядом мертвеца,

Глаза глядят на темень.

Кругом сквозная пустота

И в пыль растёртый щебень.

Но щель глубокая чадит

Из парапета речки,

Её немного странный вид,

Звёзд отражает свечки.

Шажок, другой и странный бег

По уличным невзгодам,

Вот так устроен человек

Без связи с высшим богом.

2

Терь зима свой ткёт узор,

В морозных крышах неба

И сыплет бело-всякий вздор,

На корку грязи снега.

Вот след копыт на мостовой,

Ходили видно черти,

А за углом с прямой косой,

Лик притаился смерти.

И нет воды, та стала льдом,

И кружит стёкол лужи.

Скорей всего мы все умрём,

От перегрева стужи.

3

Скелет идёт, скелет устал,

Ведь кости вязнут в мясе,

А жил раскладистый накал,

Опять в смиренной рясе.

Жара теперь из разных мест,

Течёт воняя потом.

А ветра нет… и счастья нет…

Зато слышна икота.

Живот урчит кляня жару,

Невольно — без исхода.

Видать всё бродит по нутру,

Слепая вера в бога.

Темнеет будущность в глазах,

Но ангел смотрит в белом.

Сожгут теперь нас на кострах,

Джордано Бруно, где Вы?!

4

Осенний шёпот гниль несёт.

Давно уже в могиле:

И холод, и жары помёт,

Как прах в загробном мире.

А сверху капает числом,

Сопровождая сырость.

Не может осень быть добром,

В ней слякоть и брезгливость.

От пребывания в воде,

Всегда сползает кожа.

Но смерть живёт в такой среде

И топит всех похоже.

5

Опять прикован чей-то взгляд

На полноту картины.

Стекает где-то трупный яд,

Смертельной годовщины.

Весенний рушится притвор,

За частотой ограды.

Несёт и ветер всякий вздор

Рукой немой прохлады.

Блестящий череп без волос,

Всё смотрит в глубь могилы.

Его не трогает склероз,

Он сам земля и глина…

6

Судьбы своей не слыша стон,

Считаешь жизнь пределом.

Каков приход — таков урон,

Из массы чёрно-белой.

Живой иль мёртвый всё равно,

Двойная панацея.

Открыл глаза — кругом темно,

Луна косой белеет…

Закрыл глаза и снова мрак,

Везде одно и тоже!

Косой блестит — луны медяк,

Да панацея гложет…

Не людям свойственны ошибки

 Не людям свойственны ошибки,

А чудеса вменяет бог

И небо корчится в улыбке,

Смотря на дьявольский подвох.

Что человек, он просто смертен,

Концы с концами чтоб свести,

В житейской ищет круговерти,

Начало божьего пути.

Ему бы чуточку вниманья,

Со стороны богемных лиц,

Чтобы обресть то пониманье,

Пред кем изволит падать ниц!

Не божьей кары ждёт душевность,

За то, что сделано, отнюдь,

Ей подавай христову верность

И объясни всей жизни суть!

Слюни вязкие с пылью глотая

Слюни вязкие с пылью глотая,

Наслаждаясь немой пустотой,

Погружаясь в величие рая,

Плоть внимала успех роковой.

Адский запах могильного склепа,

Что со стоном витал в тишине,

Как волнистость шершавого крепа,

Разлагался ничком в простыне.

Теловые движенья спонтанно,

Наносили инертный урон,

Увлажняя мякину, желанно,

Принимали поганость нутром.

Подступая экстазовой блажью,

Разливался смиренный покой,

Чтоб лирической частью пассажа,

Перейти в драматический вой.

Раскалённость пропала металла,

Облегчённость скользнула в Содом

И застыла Гоморра спонтанно,

Зазвучав как немой камертон!

Болото

Здесь комариный гнус пищит.

Деревья бродят цаплями.

Туман стоит как белый щит

И ветки виснут каплями.

Вдали идут на водопой,

Проплешины осиные,

А ветер, как судьбы изгой,

Пары несёт трясинные.

Тихонько дышит полумрак,

На тени однополые.

Болотный тут архипелаг,

Несёт своё безмолвие.

Миру — мир

Порой живые родники,

Ключами бьют из нашего сознанья,

Вот только бога двойники,

Там расставляют знаки препинанья.

Спонтанно речь не предсказать,

Она течёт сама, порой собою,

Мечта наверное ей мать,

Как то тепло, что ветер шлёт весною!

Как бесконечное узреть?

И далеко ль далёкое ютится?

Вопросов вьётся сбивчивая бредь,

Вот только жизнь конечная не птица!

Всё непонятное душой,

Понять даёт порой возможность,

Но ведь она перед собой,

Всего лишь малая ничтожность!

И вопреки видать всему,

Живёт в России слово — нежность!

Оно своим сознанием в быту,

Подарит Миру — мир, как неизбежность!

Тело природы

Невзгоды тёрлись, увлажняясь,

В небесном изредка лице.

Волна из туч прошла вторая,

Застыв на фоновом крестце.

Из звуков только шелест листьев,

Как скрип ненастных простыней,

И серый цвет воздушных мыслей,

Под разграниченность теней.

Ворчливость истинной погоды,

Не факт разнузданных речей,

А ветра разные исходы,

Чтоб шум был светом фонарей.

Ведь сладострастие пороков,

Судьбой кошерной пустоты,

Дождём вливаясь ненароком,

Смягчает внешние черты!

Явь это видимость — по счёту,

Её мечтой не изменить,

Как лик подставленный к киоту,

Лишь живописная финифть.

И по сему всё однозначно,

Хоть так, хоть эдак рассуди.

Природы тело — непрозрачно,

Оно из плоти! И крови!

Годы тёрлись о вехи столетий

Годы тёрлись о вехи столетий,

Что им пять переменчивых лет.

Как и возгласы всех междометий,

Что постельный преследуют бред!

Речь всегда заходила об этом,

С утверждением явным в конце,

С положительным так же ответом

И счастливой улыбкой в лице.

День вносил иногда коррективы,

В озабоченность праздных истцов.

В основном время было учтиво,

К промежутку из пары часов!

И любовь выдавать успевала,

Блажь пикантно отыгранных сцен,

Волосистое щеря забрало,

Без натуги питательных вен!

В лазурном палеве седьмицы

В лазурном палеве седьмицы,

Витают тени разных дней.

Часы мелькают словно спицы,

Сплетая вехи простыней.

Дома кругом в оконных ризах,

От сглаза свой скрывают быт.

Ткань расписная на карнизах,

Порой тяжёлая, как твид.

Услады шорохов постельных,

Под покрывалами любви…

Потом от звуков колыбельных,

Глаз не смыкают до зари.

Грехи людские и пороки,

Своей сокрыты чередой,

Не дни с годами к ним жестоки,

А образ жизненный… Порой!

И перелистывая память,

Как книгу взбалмошных интриг,

Души пытаешься не чаять,

Сопоставляя каждый миг!

Окраина земли русской

Косогоры невзрачными волнами,

По полям и равнинам бредут.

Травы стелют коврами суконными,

Свой зелёный на землю уют.

Все деревья цветущими ветками,

Обнимают российский простор.

Светотени шальными виньетками,

Дополняют воздушный декор.

Кое-где венценосным вкраплением,

Полыхают бутоны цветов,

Украшая своим появлением,

Беспринципность природных холстов.

Чередует с набожной молитвою,

Ветер свой переменчивый глас,

Нечестивцев пугая не битвою,

А лишь тем что господь аз воздаст!

Полукруг белеет полукругом

Полукруг белеет полукругом,

Оголившись кожею крестца,

Словно мяч накачанный упруго,

Розовея щерится она.

Перед ней я встану на колени

И вперёд как водится согнусь,

Буду делать всё без нудной лени,

Пусть меня хоть кто осудит, пусть!

Если эта даже не родная,

Даже незнакомая, совсем!

Уделю я максимум вниманья,

Самой незначительной из сцен.

Буду совершать свои движенья,

Я навстречу может быть другим,

Доводя до белого каленья,

То, что нужно только лишь двоим!

И закончив эту ритуальность,

Омовенье тут же проведу.

Словно надлежащую формальность,

Строго к обоюдному стыду!

Что для девчонки значит слово — нежность

Что для девчонки значит слово — нежность,

Давя на принцип качества любви?

Наверно просто жизни неизбежность,

Чтоб погасить влияния костры.

Раскинув тело, спящей притвориться,

Скатав вокруг клубок из простыней,

Разогревая ткань цветного ситца,

Чтоб выглядеть самой себя бледней.

Потом откинуть томно покрывало

И кожи белой оголить фаянс,

Вздохнуть, чтоб люстра звякнув в центре зала,

Секунд пятнадцать била диссонанс!

И улыбнувшись слиться с полумраком,

Перетекая в сумрачную тень,

При этом чуть блеснуть пурпурным лаком,

Накрашенных с утра ещё ногтей.

Да тут не нежность, тут чего покруче,

Скорей всего божественная страсть!

Которая шевелится скрипуче,

Чтоб предоставить пагубную сласть…

Одна не значимая внешность

Одна не значимая внешность,

Своё познание внесла,

В сиюминутную сюжетность,

Без отторжения добра.

Когда своим открытым видом,

Закрыла совести глаза,

Переписала стиль сюитам,

Как затаённая мечта.

Полураскрыв свои таланты,

Чтоб поменялись берега,

Перебирая варианты,

Не опровергла прелесть зла.

Мораль судьбы перемешалась,

Для познавания греха,

Застыв навеки в слове — шалость,

С последним криком петуха!

Лихим вторжением возмездья

Лихим вторжением возмездья,

Порок обрублен был измен.

Двойным понятием бесчестья,

Вознаграждён зато взамен!

Но сопоставив факт блаженства,

На тихом омуте чертей,

Совсем другое вышло членство,

На весь остаток скудных дней.

Зато сошла общений польза,

Не как награда, а сюрприз.

Теперь хоть сколько хорохорься,

Но уж посажен кипарис.

И образ женственный цепляя,

Как некий груженный вагон,

Цивилизация слепая,

Снесла порядковый заслон…

Реальность

Здесь незаметно черти бродят,

Людей устами говоря,

В своей мифической природе,

Неся зловоние гнилья.

Копыта пряча в белых туфлях,

Скрывают рыжие хвосты,

Тела в багрово — сизых струпьях,

От шерсти палевой черны.

Они вменяют свой порядок,

В полезно нравственный аспект,

С людьми играют, как со стадом,

Сгоняя их в одну из сект.

Учителями выступая,

Иначут веру как хотят

И тянут мрак в глубины рая,

Чтоб воскресить там вечный ад!

Нет букв которыми мы сможем

Нет букв которыми мы сможем,

Оценку дать назло всему.

Поймёт ли нас всевышний боже,

Где всё угодно лишь ему!

Где новобрачные процессы,

Шпыняет даже сатана!?

И рушит праздные эксцессы,

Что выставляет нам судьба!

Мир гонит даже позитивы,

Устои предков превзойдя!

И музыкальные мотивы,

Что слушать попросту нельзя!

Ведь так незыблемо скатился,

Уже давно любви порок…

А глас невинных раздвоился,

Не вняв последствия урок.

Часть жизни русского народа,

Сплошь литургия по Христу

Всё остальное лишь угода,

Потустороннему лицу!

Разорвались цикличности — бусы

Разорвались цикличности — бусы,

Без сплочённости разных идей.

Разбежались опричницы — музы,

От эгиды безвольных людей!

В храмах больше они не толпятся,

Слёз любви по могилам не льют,

Источая оттенки багрянца,

Возникают на пару минут.

А должны представлять ту предтечу,

Что не прячется в душах богов,

А рутинно царапает вечность,

Проявляясь из букв и слогов!

Чтобы люди читали исходник,

Человеческих мыслей в стихах,

Чтоб любой маломальский угодник,

Знал, что время рассыплется в прах!

Иногда музы всё же приходят,..

Чтоб побыть в чьём-то здравом уме.

В основном как мечты на свободе,

Или стынут в любовном письме!

Цилиндрический колодец

Цилиндрический колодец,

Обрамлённый чёрным мхом,

Со своею мутной водью,

Иногда с кошерным дном.

Топят в нём отнюдь не вёдра,

А блаженственный порок,

Выгибая чресел бёдра

И плюя на жизни рок.

Сатаны потребность грея

Или божию причасть.

Но об этом судит время,

Обремененная часть.

Специфические пазлы,

Саркастический цинизм,

Что ещё там в чём погрязло,

Скажет только организм!

Людей ещё в цветущем лике

Людей ещё в цветущем лике,

Сзывает молча на погост,

Для поклонения владыке,

Всегда невидимый Христос!

И люди тянутся с молитвой,

К любым уже святым мощам,

Туша корысти любопытной,

Негодованья скрытый срам!

Не все блестят открытой верой

И соблюдением постов,

А путь дорог обычно серый,

Блюдут со скопищем крестов.

И подношений груз несчастный,

Из копей тянут бедолаг,

Чьих накоплений звон ужасный,

Всего лишь вымысел писак.

Было и есть

Никогда нам «забор» не мешал,

Я скажу как Владимир Иванович.

Рисовал это даже Шагал,

Моисей вполовину Захарович.

Бунтари может с царских времён,

От судьбы были только — поэтами!

И любой их сторонний наклон,

Пресекался потом пистолетами!!!

Годы помню под хрип голосов,

Только с разной для всех интонацией.

Как Высоцкий со всех уголков,

На бобины вползал информацией.

На теперешний быт фраеров

И на жизнь россиян как алкашскую,

Про крутую к России любовь,

Можно белую взять или красную.

До сих пор актуальны они,

Ямбографы тогда митинговые,

А теперь это сплошь словари,

Для любых поколений — толковые!

Поглаживая нити разных тканей

Поглаживая нити разных тканей,

Сквозь осязанье хочется понять,

Зовущий крик отмеренных желаний,

Дающих шерсти призрачную гладь.

Рука потеет или ткани мнутся,

С подкладкою на нужной стороне

И влага отмечает путь безумца,

Пришедшую таинственно извне.

Минута страсти теплится в желаньях,

Подчëркивая белую черту,

В совсем уже иных воспоминаньях,

Всего пытаясь выскрести одну.

И та минута всё-таки приходит,

Откинув ткани начисто — совсем,

И белая черта под сенью бëдер,

Купается сама в одной из тем!

Моих стихов отождествленье

Моих стихов отождествленье,

Как жизни стикер ответвленья,

Дают небрежности оскал,

Но не восторженности шквал.

Наверно просто нет основы,

Но огнедышаше головы,

Четыре строчки, или нет

Две точно, словно скрип штиблет!

Воспринимаемы бессрочно,

Кому нужны безоболочно.

Но чей-то очень пряный вкус,

Осадки стелет в виде бус.

Когда врываются подтексты,

И рушат мир все интеллекты,

Как перемешанный мотив,

Чтоб взрыда сдëрнуть позитив.

Не бойтесь впарить то, что вышло,

Ведь это может просто числа,

Или аспектов разнобой,

Под тем что выдано судьбой.

Не бойтесь плюнуть на дилеммы,

И сковырнуть обидность темы,

Всё оттопырится как вид

И сгинет текст немых обид!

Сегмент

Кем воспеты муки созерцаний,

Радужные прелести извне?

И когда надёжность достояний,

Доставляла радость кабале?

Духи не воспитаны словами,

Воздуху души не передашь!

Это понимаешь лишь с годами,

Как и то что мир земной не наш.

Языка природы мы не знаем

И что осязаем мало чтим.

Чувства это радость не святая,

Ведь они как мягкий пластилин.

Где пренебрежение не фактум,

Этого никак не доказать!

И не хватит переменных актов,

Тиснуть на изменчивость печать!

Вывода здесь попросту не будет,

Вывод это твëрдый аргумент.

А при человеческой причуде,

Это лишь ничтожнейший сегмент.

Полковник

Неверно мысли наши чтут,

Все экстрасенсы строгие.

Наверно ждут когда помрут,

Извилины убогие.

На лист смотря календаря,

Не видишь ты последствия.

Возможно это западня,

А может быть эксцессия.

Не важно где, неважно с кем,

Но выпить ты обязанный!

Зато проснëтся столько тем,

Что будет мир обгаженный.

Твой эквилибр с тобой пойдëт,

Держа тебя за талию,

Но лишь потом прибавит счëт,

За груза аномалию.

Ехидным голосом шипя,

Супруга скажет верная:

«Ты шлялся видимо не зря,

Раз выпил неприменную!»

И снова храп не даст уснуть,

Семейному насилию.

И мысли строгие придут,

К полковнику Василию!

Сиюминутное влеченье

Сиюминутное влеченье,

Мысль вводит просто в заблужденье.

Всё по тому что, что смоглось,

Уже естественно сбылось!

Но повторений кто-то хочет,

Хотя висит уже замочек

И уклоняясь от того,

Желаешь собственно всего!

Но тут специально не охота,

И лезет скрытая дремота,

В мозги спускаясь как туман,

И благ повздоривших обман.

Клубится термин — до свиданья.

Оно же треплет созерцанья.

А вот на следующий раз,

Звучит уже прямой отказ.

Не сразу память обольëтся,

Водой из старого колодца.

Но вот когда поймает нить,

Тогда понятно, где вершить!

Подбирая к мыслям дифирамбы

Подбирая к мыслям дифирамбы,

Невозможно даже пошутить.

Утверждая ветреные штампы,

Разговор мотаешь словно нить.

Теребя словесную ловушку,

Хвалишь то, чем хочешь обладать.

Волю развернув на всю катушку,

Лести увеличиваешь кладь.

И цветок желаний раскрывая,

Скидываешь на пол лепестки.

Достигая пламенного края,

Страсть тревоги рушишь у тоски.

Даже если памяти неймëтся,

Закрываешь попросту глаза,

Чтоб с реальным видом не бороться,

Новые вкушая образа!

Дифирамбы сыплются от счастья,

Если мысль отыщет слово — месть,

А ладони держат не запястья,

А сминают собственную честь!

Послание небес

Туманным росчерком колышется перо,

И не перо какой-то там жар-птицы,

А то перо, что с неба принесло,

Забытой буквицы ничтожные крупицы.

Видать божественный нарушился покой,

Раз господа плывут на небе строчки

И этот белый, чуть прозрачный строй,

Не закрывает фабула из точки.

Возможно буквы — переменчивость небес,

Воздушные, кривые закорючки.

Вот и висят как росчерки словес,

Пока им ветер не устроил сильной взбучки.

Но тают слой за слоем облака,

Переполняя новым светом воздух…

Господь ещё разок, пришлëт свои слова,

Написанные шорохом на звëздах!

Ночь наступает днём порой небесным

Ночь наступает днём порой небесным,

Когда ты видишь только черноту.

Закат краснеет духом бестелесным,

Забвенно раскрывая наготу.

Кусок природы очень тëмной масти,

Сам поглощает переменный свет,

Скрывая всë, в своей глубинной пасти,

Чтоб Солнца потерялся даже след.

Притягивая страсть не чëрным оком,

А этой перетëртой глубиной,

Как будто запад выстегнут востоком,

Но пышит предрассветной теплотой.

То отдаляясь томными мощами,

То приближаясь лишь на сладкий миг,

Топорщась теневыми кружевами,

Пока день новым счастьем не возник!

Дилемма

Невинность то, что может быть и прячут,

А что считают каверзной виной?

Чъë существо без праведных подачек,

Живëт спонтанно, но не в разнобой!?

С годами, только вера может крепнуть,

Неся любви младенческий союз.

Жизнь человека это тоже — лепта,

А не какой-то очень тяжкий груз.

Нет клеветы, которую возложат,

Да не дай бог, на мать Святую Русь!

И если видит всё всевышний боже,

То пусть как будет, так и будет пусть!

Сутки, мнëт природа каждую минуту

Сутки, мнëт природа каждую минуту.

День проходит быстро, ночь ещё быстрей.

Мирно во вселенной кружат по маршруту,

Отрывные листья от календарей!

Как бы не глумились — вечера румяна,

Как бы не краснела — утренняя синь,

Ничего не поздно, ничего не рано,

Лишь бы только длилась, данная нам жизнь!

Зимняя пороша, крепкие морозы,

Ветряные распри, грома шепоток,

Треск небесных молний, дождевые слëзы,

Мощные цунами, селевой поток!

Пусть погода злится — страшным ураганом,

Мы в конце молитвы пропоём: «Аминь!»

Ничего не поздно, ничего не рано,

Лишь бы только длилась, данная нам жизнь!

Три цифры

Здесь терпкий запах пустоты

Спонтанно режет путь,

На две вихлявые бразды,

Скрывая ликов суть.

Мякинный образ бугорков.

Болота нудный вид.

Ползущий книзу грязный мох,

Нелеп, как явный стыд.

Звук нарушает тишину,

Шуршанием листвы.

Слюна стекает сквозь кору,

На простыни травы.

Запреты скомканы в любовь,

Чтоб не мешала ночь.

Часов раскатанная новь,

Грехи не гонит прочь.

Природный образ явь несёт,

Всем тем, что в жизни есть.

Но кто-нибудь предъявит счёт,

Назвав три цифры шесть…

Созерцание

И нет такого в жизни счастья,

Как лицезреть, что хочешь ты!

А если всё в твоей же власти,

С тобой реальность и мечты.

Да будет так, чтоб всё сложилось,

Чтоб это было и сбылось

И ни при чём здесь божья милость,

Как ни при чём и черта злость.

Но правда явь всегда секундна.

Но эта явь на век твоя.

Пусть, что ты хочешь, безрассудно,

Лелеет только лишь тебя!!!

Рубикон

Как, правда может быть являться,

Сермяжной истины лицом!?

Или концом того абзаца,

Где смысл предъявлен ни о чём!?

А может суть там есть иная,

Где спрятан важный позитив!?

Ведь только ракурс изменяя,

Вина ложиться на штатив?

Так значит даже, неизбежно,

Вторая роль творит судьбу?

И ни при чём тут дух мятежный,

С отсылкой веры на на мольбу!?

Пересекаясь постоянно,

Добро само тревожит зло,

А вольнодумствовать спонтанно,

Едва ли всем запрещено!?

Так значит чтоб, добиться сути,

Инстинкт не надо подключать.

Есть только истина в валюте

И правда, что вменяет власть?!!!

Дождик падал как-то непонятно

Дождик падал как-то непонятно,

Интервал меняя каждый раз.

Капли далеко неадекватно,

Сыпались как блёстки крупных страз.

Пасмурность весенней непогоды,

Дополнялась свежим ветерком.

Зыбкий наст из травяного сброда,

Выглядел зелёным языком.

Листья затуманено дрожали,

Повинуясь ветреной воде.

Будь они из самой крепкой стали,

Также подчинились бы среде.

Всё в природе сделано на совесть

И взаимно связано при том.

Словно поведенческая повесть,

Как и что должно быть каждым днём.

Мироустройство

Как много в жизни мест любви безгрешной.

Как много уголков для тайны зла.

Но жизнь хоть и является конечной,

Для нас людей отнюдь не кабала.

Пространство мира и его истоки,

Возможно запечатанная дверь,

Чтобы земли ужасные пороки,

Не нанесли кому-нибудь потерь.

Так и живём мы в очень узком мире.

Вселенная далёка и близка!

Сторон у света только лишь четыре,

А сверху небо в виде потолка.

Глупость

Господь не забирай,

Что хочешь ты забрать!

У берега, где край,

Воды порвётся гладь!

Чистилище богем,

Нарушит жизни путь

И будешь ты никем,

Тогда не обессудь!

Раз и природы нет,

Не будет ни кого!

Исчезнет даже свет,

Раз нету ничего?!!

Творится всё в немой тиши

Творится всё в немой тиши

И это нашей жизни суть.

От муки пагубной души,

Нам никогда… не отдохнуть.

Советский строй, советский люд,

Всё ждали видно перемен,

Кого сошлют? Кто лизоблюд?

А дальше, дальше, что в замен?

Не гуманизм, не коммунизм

А непонятный перестрой,

Заменит нам социализм,

Который был самим собой.

Дай бог сейчас не подведи,

Нас тяжкий, непонятный курс!

Победа ждёт всех впереди,

В тумане мировых безумств.

Творится всё в немой тиши

И это нашей жизни суть.

От муки пагубной души,

Нам никогда… не отдохнуть.

Кто в отношеньях заподозрит

Кто в отношеньях заподозрит,

Какой нибудь лихой подвох?

Да тот кто сам к такому косвен,

И входит в гильдию пройдох!

Вот так живëшь, ни зги не видишь,

Что там творится за спиной,

А где-то ведь плетут интриги,

Что тесно связаны с тобой!

С твоим глубоким пониманьем,

Безукоризненной любви.

Без натуральной филиграни,

Что осязается в дали.

Наступит время, ты узнаешь,

По чëм фунт лиха продают

И не твои, не божьи длани,

Уж не вернут былой уют.

Возможно станешь партизаном,

Иль отношения прервëшь.

Ведь жить не стоит тараканом,

Как и пасти живую вошь!

Решето

Неверье в бога, бранью не осудят,

Анафеме едва ли предадут.

Каких в России не бывает судеб,

Когда для правды выстроен редут!

А болтуны шныряют по знакомым,

Как будто оббегают Вифлеем.

Гора из слухов становясь весомой,

Себе не посвящает реквием.

Ползут куда-то связки аномалий.

Покой спонтанно выбит из седла.

Словесных много роздано регалий,

Из обсуждений вертится юла.

Наверное взошла звезда истока,

В хлеву младенца истины нашли

И замаячила церковная Голгофа,

Как достоверность божьего пути.

Всё впитано ближайшей молодёжью.

К своим знакомым вызван интерес.

Но факт увитый несусветной ложью,

Девичий увеличивает стресс.

Ну если даже, что-то там и было,

Какое дело людям до того!?

Не высохнут зловония чернила,

Раз рты для слухов просто — решето…

Да будут люди не в обиде

Да будут люди не в обиде,

Когда весна спускаясь к ним,

Несëт при зимней панихиде,

Один и тот же светлый дым.

Что застит им глаза туманом,

Из саркастической любви,

С которой правдой иль обманом,

Всегда пытается свести.

Такой весенний образ светлый,

С мечтами оперных забав,

Для двух полов, уже совместный,

Как горечь явственных приправ.

Он актуален для женатых

И тех, кто замужем, порой,

В своих явлениях отвратных,

Бывает истиной средой.

Как факт слепых уединений,

В квартирах или чердаках

И в недостроенных строеньях.

Часами или впопыхах!

Под фейерверки звезд искрящих,

Под сенью белых облаков,

Дневных часов, не настоящих,

В вагонах скорых поездов.

Потом от встреч таких желанных,

Примерно: будущей зимой,

Детей рождают долгожданных,

А может нет!? О боже мой!

Ведь кто-то врëт потом супругам:

«Ты лишь один!» — или — «Одна!»

И вот таким извечным кругом,

Приходит каждый год весна.

И застит снова всех туманом,

Свой циклической любви.

Всегда практически задаром,

Хоть стой, хоть падай, хоть плыви.

Господь примером здесь не служит

И даже дьявол не причëм!

Всë из-за долгой зимний стужи,

С перемороженным лицом…

Вода, гладь тихонько вздымала

Вода, гладь тихонько вздымала,

Волной что-то там говоря.

А двух берегов покрывало,

Слегка обрамляла заря.

Пурпуром в воде отражаясь,

Куражился утренний сон.

И несколько палевых чаек,

Горланили имя времён!

Синие дни

По ночам меня гложат сомнения.

Может жизнь на земле умерла?

На кануне читал я Есенина,

А мне снились одни облака…

Наверху тягомотина белая,

Растянулась в тот самый канун,

Как черёмуха в дым ошалелая,

Повздевала на ветки свет лун.

А под небом лишь сырость зелёная,

А вокруг чернота, чернота…

Эх ты память моя затаённая,

Что же прячет твоя глубина.

Может вести теснились какие-то,

В этом сумрачном мраке тоски,

Или чья-та витала фамилия,

Где не видно буквально ни зги!

Видно смерти кусок не застенчивый,

Откололся от старости лет

И теперь словно мрак переменчивый,

Ищет святость в сознаниях бед.

Помолюсь я рассветам сиреневым,

Чтоб они просыпались и шли,

Чтобы даль, что воспета Есениным,

Нам дарила лишь синие дни!

Равноденствие русской природы

Равноденствие русской природы,

Никому, никогда, не понять!

В ней заложены миги свободы,

И подсчитана каждые пядь!

Руководствуясь мерой тщеславья,

У неё филигранный статут!

Он за гранью того пониманья,

Где нет меры библейских причуд!

Непочатая истина взоров,

На природный предмет бытия!

Это фауна божья и флора,

Рай того, что не славит себя!

Погружение в сладостный омут

Погружение в сладостный омут,

Лихорадит всегда организм.

Ноты разные в воздухе стонут,

Разрушая заоблачный нимб.

Мысли тут же всю важность теряют,

Улетая куда-то за грань,

В заповедные прелести рая,

Или в адскую сыпятся дрянь.

Ограниченной кажется вечность.

Будто время усилило бег.

Порождая немую беспечность,

Словно град или мартовский снег.

Кожный зуд переменчиво сводит,

Ощущений разрозненный миг.

Сырость чавкает гадостью в плоти,

Отсекая позорный блицкриг.

Неизбежный конец непредвиден,

Он возникнет с обоих сторон.

Словно призрак на праведной дыбе,

Распластавшись в мученьях ничком!

Что тормозит, то, что вроде не надо

Что тормозит, то, что вроде не надо?

Что проявляется, а не должно!

Из моего, так сказать звукоряда.

Крови моей разжижая вино.

Может дорога свернула негоже,

Прячась за спинами разных людей

И прочертила мне рану на коже,

В виде сокрытых судьбою ночей.

Перетекая неистовой страстью,

Жизнь всё коверкает может сама?

Или тропинка загробного счастья,

Вьётся вокруг словно шёлка кайма.

Мысли чужие, как мухи витают.

Я отгоняю назойливый рой!

Но лишь одна, как тростинка сухая,

Воздух кромсает невольной чертой:

«Сам ты способствуешь этому видно,

Только не хочешь никак признавать.

Ведь для людей всё давно очевидно,

Собственной жизни ты рвёшь благодать!»

Была одна всего такая

Была одна всего такая

И вот она без нужных слов,

Природе может потакая,

Собой зажгла во мне любовь!

Я думал часто, днём и ночью,

Об этой взбалмошной любви.

В пятнадцать лет судьбу пророчат,

Лишь только клином журавли!

Которым дела нет до судеб,

Уже взрослеющих людей,

Где статус чувствуется грудью,

В тетрадях, только без полей.

Где коридоры местной школы,

Ведут ребят к учителям,

А из сомнения заборы,

Растут, то тут, то где-то там!

И достигая нужной встряски,

Любовь из детства не ушла.