Бесплатный фрагмент - Обере'ги Амара'нта

КАЛЕЙДОСКОП ДУШИ ПОЭТА

«Стихи не пишутся — случаются»… Эти слова А. Вознесенского вспомнились после прочтения одного из стихотворений Андрея Сутоцкого. Именно так: они у него случаются. Приходят в виде отдельных эпизодов из жизни, живых картинок, образов… Поэт и сам признаётся: Мне порой кажется, что я их достаю из заветного ларчика… Вот только бы ключик не потерять».

Давно убеждена, что каждой строке свой час, минута и свой читатель. Это момент, когда встречаются две души человеческие — душа писавшего и душа читающего. Встречаются не просто так, а ПОТОМУ ЧТО. Чтобы энергетика поэтического слова перелилась лёгкой волной в читающего, вызвала ответные мысли и чувства… Именно так я встретила поэзию Андрея Сутоцкого. С большим интересом, пониманием, волнением. Меня поразила глубокая поэтическая наполненность его строк, яркая образность, прекрасная ритмика. В такие стихи нужно вчитываться и всматриваться.

Поэзия Андрея Сутоцкого самобытна и многогранна. У него своя волна, напор, смысл. Поэт отличается внутренней убеждённостью, чистотой голоса, достоверностью чувств. Его художественный мир выразительный и чёткий, каждое поэтическое произведение читается легко и запечатлевается в памяти своей неповторимостью. У него свой стиль и почерк, он умеет наполнить слово живой конкретикой, стремится уйти от старых, надуманных представлений, открывает новые горизонты Мира:

Внутри, бесспорно, что-то есть —

Моей, довольно складной формы.

И это что-то — Света взвесь.

Все остальное — жутко спорно.

Темы, которые затрагивает поэт, многоплановы и разнообразны. Он пишет о любви к родной земле и отчему дому, о человеке и его предназначении, о любви к женщине, о добре и зле, о современной жизни со своими сложностями и недостатками, о братьях наших меньших… а также о войне, которая тёмным пятном легла на совести тех, кто развязал её…

Тема природы у А. Сутоцкого тесно переплетается с самобытностью человека. Его пейзажная лирика часто приобретает философский оттенок. Земная жизнь, бытие природы и человека воспринимаются поэтом как часть особого «действа», развёртывающегося в просторах Вселенной:

Неведомо где лечу.

Остаться в живых хочу.

А мимо несутся звезды

Сквозь вакуум, а не воздух.

Взгляд поэта приобретает вселенскую масшабность, где человек — лишь малое дитя бесконечного мира…

Образ Родины складывается в его стихах исподволь незаметно, строки звучат без пафоса, но в них столько любви, искреннего чувства… Впечатления от родного Севера, где прошли детские и юношеские годы, выражены в стихотворении «Нижний Нюд»:

В Заполярном краю,

В трех шагах от безмолвной Вселенной,

Средь промерзлых природ,

На петроглифах ягельных мхов

И возник он, мой Нюд,

Дерзновенных вождей по веленью,

Чтоб обжечь небосвод

Металлическим жаром цехов.

Поэта волнует сложная ситуация, возникшая в России, а также судьба русского народа, испытывающего нужду и безысходность:

Но жизнь трещит по швам, рябая от заплат.

Как больно быть людьми, — людьми второго сорта.

В стихотворении «Состав, стоящий в тупике» выражено отчаянье и неверие в лучшее будущее:

Отечество — плацкарт, где узкий коридор —

Дорога в два конца без выхода и входа…

Дай бог не упасть в беспамятство, не опуститься, не уничтожить в себе историческую память, иначе не будет возврата, — так размышляет поэт.

Беспамятство — страшнейшая беда!..

Былого нет. История абстрактна.

Еще чуть-чуть и больше — никогда.

Как и много других поэтов России, — в частности, М. Лермонтов, А. Блок, С. Есенин, А. Сутоцкий не может принять окружающую действительность, которая давит на него, как бремя:

Без маски нельзя — эпидемия.

Метут по углам непривившихся.

Союзы богатых бездельников

Меняют Отчизну на пиршества.

Поэзии А. Сутоцкого присуща высокая степень поэтической независимости, при которой органически сливаются лиризм, ирония, иногда драматизм.

Изобличая недостатки современной жизни, он прибегает к аллегории, иронии и сарказму. Вот как, например, в стихотворении «Свиньи»:

Их спасти можно только харчами,

Чтоб не сдохли, живя на миру,

Чтоб в загонах своих не скучали

Под родное «хрю-хрю» и «хрум-хрум».

В стихотворении «Ненастоящий» автор создал образ современного человека, спрятавшегося в своём мирке и не замечающего происходящего:

Человек живет в айфоне,

Как рачок в своей ракушке,

Неоправданно довольный,

Прогрессивный и нескучный.

В интимной лирике А. Сутоцкого отчётливо просматривается отличие от других поэтов. Это отличие проявляется в облике лирического героя, далёкого от восторженности, избегающего надуманностей и красивостей. Для него Любовь — понятие сложное и почти необъяснимое:

За что я тебя люблю?

За то — что нельзя увидеть.

За то — что нельзя почувствовать.

За то — что приходит светом,

Не объясняя счастья…

Читая стихотворения этого талантливого поэта, прислушайтесь к его поэтическому слову — выразительному, мелодичному, искреннему, проникновенному. Всматривайтесь в образы, проживайте с ним сюжеты судеб, дышите временем… И пусть залетают в ваши окна шустрые ласточки, пусть Анри Брессон с фотокартин разбрызгивает Солнце. Пусть рассыпаются лёгким биссером звёзды, льётся свет, звучит музыка. Пусть шепчет босанову классический дождь, по-доброму улыбается синелобый бог Вишну, а мечтательная девочка пусть пишет стихи об ангелах…

Ольга Мусиенко, поэтесса

стихотворения

ЛОВЦУ КРАСОТЫ

Фиксируешь время, как будто воруешь,

Торопишься выхватить, вырезать, спрятать

И думать над снимком абстрактно и трудно,

Внутри ремесла убеждаясь в обратном.

Поэзия очень похожа на фото.

И ты, выбирая эффекты и смыслы,

Изящною страстью приятно измотан,

Летишь, как младенец, счастливый и лысый;

Летишь, как младенец, не зная законов,

Сверкая лиловым глазком объектива,

И снова боишься людей незнакомых,

Моменты любви упуская. Противно

Терять эти строки и образы эти,

Пасуя пред главным. Иль смелости мало?

А дух несогласный упущенным бредит,

Последний вагон провожая с вокзала.

Но страсть не проходит и новым захватом

Опять поднимает усталое тело.

Опасно, сомнительно, страшно, но — надо,

Пока не тошнит от банальных подделок.

Пока не защёлкали мыльницы в селфи

И гладким пером не прошлись графоманы,

Слетайтесь, незримые феи и эльфы,

Ловцу красоты обостряя вниманье!

ТАКОЙ ЖЕ ЛУНЬ, БЛУЖДАЮЩИЙ ВО СНЕ

Давно слывя невидимым соседом,

Штурмуя с мокрым веничком палас,

Живёт в хрущёвке дядька Грибоедов,

В квартирке однокомнатной, в припляс.

Сидит себе на кухне он часами:

То кофе пьёт, то вяжет свитерки,

Глядя в окно печальными глазами

С насквозь промокшим словом «помоги».

И в долгих зимних сумерках колючих,

Когда изводит мысль, что ты один,

Заходит он, как свой, на всякий случай,

В условный мир задёрнутых гардин.

Хоть сны ему несут отдохновенье,

Где он всесилен, ярок и любим,

Но жизнь — не сон, а…

честное мгновенье.

И где он будет завтра…

Хрен то с ним.

Не числится, не трудится, не бьётся;

Плывёт себе, как фикус в уголке…

Что будет с ним? состарится? сопьётся?

А дальше — тьма…

— Так ты ж на волоске!.. —

Вослед ему слюною брызжет бабка:

Сто лет в обед, горбата, словно крюк.

Но, дверь открыв, он впрыгивает в тапки

И… исчезает.

— Где же ты, мой друг? —

Другая дама, скукою воспета,

К нему с вопросом, прям из пустоты:

— Возьми грибков, отведай, Грибоедов,

И…

Отравись… (рецептики просты),

Чтоб кто-нибудь, невидимого вспомнив,

Брезгливо сплюнул, малость поумнев…

…другой его отсутствие восполнит:

Такой же лунь, блуждающий во сне.

В КИНО

Предполагаю явную опасность,

Когда в итоге все «единогласны».

И снова страх внушает промолчать,

Чтоб о любви костями не стучать.

В извивах дум меняются режимы

И всё «правдивей» пишутся, с нажимом,

Законы жизни группою лгунов,

Желающих оставить без штанов

Простецкий люд, что вынужден покорно

Смотреть кино и мучиться попкорном

Да волновым бурленьем в животе

И… вот ещё — шептаться в темноте.

К чему слова? И так предельно ясно,

Что, как один, мы все — «единогласны».

Никто не спорит: спорить — не резон.

Кому охота чалиться в СИЗО?

Растёт в народе градус недовольства.

Под транспарант использована простынь.

Гудит толпа, как рой нервозных пчёл.

Опять кино? И снова ни о чём?

Расслабьтесь. Опасения напрасны,

Поскольку вы уже в «единогласных».

Но еж ли вдруг один фольклорный рак

Присвистнет с горки, так вас перетак —

Спасайтесь, черти: буква не поможет…

— А автоматы?..

— Автоматы тоже.

КОТИК С ПОНИМАНИЕМ

Он выжидает терпеливо,

Когда, закончив пить компот,

Я подойду к нему игриво

И почешу ему живот.

Он всё прекрасно понимает

И… не стремится торопить,

Хоть ушки, двигаясь, внимают,

Желая ласку уловить.

Он знает все мои привычки:

Куда, когда, зачем и где.

И не печалится, обычно,

По всякой разной ерунде,

Когда в серебряных потёмках,

Оставшись дома на три дня,

Поёт он голосом ребёнка

И ждёт на пуфике меня.

Питья и корма дав с запасом,

Я тоже, в целом, не грущу

И, с расставаньем не согласный,

Скорейшей встречи с ним ищу.

…приду домой, что будет скоро,

Включу ночник над головой

И…

баритоновым мажором

Украсит встречу котик мой.

Разубеждать меня не надо,

Что звери мозгом не сильны…

— Ты что, считаешь, что… Да ладно…

— Понаблюдай со стороны.

В ПОРЯДКЕ ОЧЕРЕДИ

Не падай духом, деятель кефирный!

Ещё представит мученик эфирный

Тебя с тетрадкой нотною в руках

И в длинноносых красных сапогах.

Поверь, как только выветрится запах

Зловонных студий, всем им будет — амба!

Ни блат, ни амбра… — кафельный сортир!

…и с новой песней выйдешь ты в эфир.

Не может мир держаться на обмане.

Ты думаешь, что я немного странен?

А ты свечу к фарсёру поднеси…

Ужель потухла, господи спаси?..

Да-а-а,… сколько было пафоса и масок!..

Чтоб вновь неубедительно промазав,

Мешки с деньгами кинуть в грузовик,

Скривить лицо и спрятать в воротник?..

Ну, ничего, мой труженик кефирный:

Представить увертюрою «квартирник» —

Не так-то плохо. Было бы те что

Изображать…

В малиновом пальто

Ныряешь ты в аквариумный Питер…

Каким он будет, первый твой эпитет,

Подаренный гудящею толпой?

Раз взял аккорд, напомни и напой

Вчерашнюю, что исполнял на кухне.

Вот видишь, и свеча уже не тухнет…

Допит кефир, горбушкой стал батон…

Всё сбудется.

Всё явится.

Потом.

*********

Забыться хочу, забыться,

Уйти от вранья и боли,

Догнать и переродиться,

Став просто свободной волей;

Укрыться от «нужных» знаний,

Риторики пустобрёхов…

Другими хочу глазами

Взглянуть, не ища подвоха,

На всё это «то и дело»

С молитвами и крестами!..

Тошнит уже от подделок

С намёком на оригами!

Но где там: быдло хабалье —

За каждым углом и храмом!..

Тогда уж — бомжом подвальным,

Чем гнить, упиваясь срамом.

И стыдно мне думать, други,

Что вылеплен я из смерти

Для долгой холодной скуки,

Одобренной злым экспертом.

Петля за петлёй… Сверкают

В руках золотые спицы,

Но… Камни, повсюду камни…

Забыться хочу, забыться.

ЗА ЧТО Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ

За что я тебя люблю?..

За то — что нельзя увидеть.

За то — что нельзя почувствовать.

За то — что приходит светом,

Не объясняя счастья, —

Подобно лучу на бусине,

Что вновь поместят в шкатулку

До лучших времён…

Об этом

Поют золотые токи,

Моё оживляя тело.

За что я тебя люблю?..

За то — что за этим взглядом.

За то — что зовётся Солнцем,

А ночью ясней луны…

Хочу подобрать на слух

Звучащее где-то рядом…

Но не уловить эмоций

На серую сталь струны.

За что я тебя люблю?

Молчи, подсознанье… Мысли,

Молчите, не искажайте

И не раскаляйте печь!..

Всё просто, как дважды два:

Почти незаметный признак,

Что больше похож на призрак

С капризом открытых плеч.

Не знаю, но я — люблю,

Любви объяснить не смея.

Что скрыто за этим па

И сном мадригальных строк?..

Но если б не этот сон —

Греметь бы дождям о камни,

Сживаться, не существуя,

По чёрным летя орбитам,

Без света светясь во тьме.

Но тонут в глазах цветы,

Как будто бы смотрят в душу

Твои голубые глаза

И блеску их — не остыть.

НЕТ, ИЗВИНИТЕ, Я — САМО ВНИМАНИЕ

Я не могу оспаривать вас, женщина:

Вы так умны, что звёздочки дрожат.

Но стоит ли заигрываться Вечностью,

Слугой покорным Вечности служа?

Вопросы, удивления, эпитеты…

А доводы ответов — не ахти.

Хоть чем-нибудь, прошу вас, помогите нам,

Чтоб в тёмный дом хозяином войти.

Ах, знал я это всё ещё студентиком

И в «микро-макро» с мостика нырял.

Пытливый ум, ка б если вы заметили,

Давно уже странички пролистал.

А вы всё в прошлом, за трибуной топчитесь,

Боясь попасть по глупости впросак,

Ведь всё иным предстанет скоро, в общем-то, —

Без доказательств: видно по глазам.

Не так, отнюдь, напротив, не по правилам…

Какие кванты? Стыдно и смешно.

А может быть, вам, матушка, в Австралию?..

От липких дум решиться на прыжок?..

Нет, извините, я — само внимание.

Но мозг молчит, не вторя вашим снам,

Ведя меня тропинками финальными

К другим, несостоявшимся мирам.

ТЕАТРАЛЬНЫЙ ОСВЕТИТЕЛЬ

Я вырос на ваших спектаклях,

Мой трагикомичный соратник,

Прожив до последнего акта

Сто судеб, гармонии ради.

Влезая в костюмы и платья,

В галантных скользя реверансах,

Я верил Шекспиру и плакал,

Я жил по Камю и влюблялся.

В партере под бархатной пылью

Сижу, фантазируя как бы…

Признаться, неплохо бы было

В лафитничек водки накапать

И выдать такие пасьонсы,

Такие рондели-центоны,

Что даже захлопало б солнце

В свои золотые ладони.

А трагикомичный соратник,

Оставив на фото автограф,

Шагнул в дорогой «Maserati»,

Нажал на педальку и… — с богом.

Помчалась машинка кометой

Над городом, морем и миром…

Ну, что мне ответить на это?

Пускай полетает… Счастливо…

Пойду за кулисы, в гримёрку,

Открою бутылочку виски…

И будет легко мне и горько,

И будет светло мне и близко.

И пусть не докличутся (к чёрту!)

Меня, осветителя сцены,…

Поскольку я в Гамлета, чё там,

Серебряной шпагою целюсь…

И жив остаюсь, несомненно,

Ведь завтра включаться мне первым…

Известно: без света — нет сцены,

А свет — это творчество. Верно?

НЕСВОЕВРЕМЕННЫЕ СТИХИ

Посвящается основоположнику стиля Джит Кун-До мастеру боевых искусств Брюсу Ли

С дацанов, как птицы, взлетают крыши.

Встают императоры всех династий,

Чтоб встретить героя театром пышным,

Но, кажется, спит, отдыхает мастер.

Пестрят по Гонконгу афиши смело.

Томятся мальчишки у касс билетных,

Смешно кулачишки пуская в дело

За Брюсом вдогонку, вполне победно.

Упругие мышцы. Прыгучесть кошки.

Достань, атакуй, прояви таланты!..

И пулей — кулак, что почти возможно.

Хозяин тай чи… — сама аккуратность.

В искусных движеньях — не вижу тела:

Ифу повторяет поток энергий.

Вот серия цепких бросков петельных

И… хлёсткий чуайту'й, что быстрее нерва.

…………………………………

…сценарий одобрен с билетом в Штаты.

Легко на посадку заходит «Боинг».

…и с первого дубля — всё так, как надо:

Удары точны, но…

слабеет воин.

Куда ты?.. Останься!.. Какие силы

Тебя отзывают?.. смеются что ли?..

Как выжатым соком из апельсина

Стекает в иероглиф остаток воли.

Ты где, несгибаемый гений боя?..

Листаю рисунки твои часами,

Чтоб в долгом уроке сойтись с тобою,

Вне боли и слабости сдав экзамен.

А Ци говорит, что учитель — умер.

Так быстро и сразу?..

Но злой фломастер…

В нажим, по привычке рисует суммы,

Что должен в боях отработать мастер.

*********

Внутри, бесспорно, что-то есть —

Моей, довольно складной, формы.

И это что-то — Света взвесь.

Всё остальное — жутко спорно.

Всё остальное — искры мечт,

Молитвы, грёзы и желанья.

Чтоб жажду жить в себе зажечь —

Людьми творятся оправданья.

РЕАЛЬНОСТЬ ОТРАЖЕНИЯ

А есть ли они, отраженья,

Обманных зеркал умноженья

Того, кто в них смотрит с вопросом?..

Иль это иллюзия просто?..

Иль это шарада сознанья?..

Тропинка миров объездная?..

Ошибка?.. Блистательный промах?..

Влияние страха и брома?..

Проекция?.. Кто его знает.

Вся жизнь — непонятными снами.

Так стоит ли, мистики ради,

Себя на предчувствия тратить?..

Фантазмы — пасьянсом, чего там…

Неведомой тайны охота?..

А тайна — совсем и не тайна,

В своём зазеркалье пространном

Глядит на меня с выраженьем,

Являясь моим отраженьем.

А СОЛНЦЕ ЗА УГЛОМ

На первый взгляд — вполне апрельский день.

Гостит залётный дождь по три минуты.

Но всё не так в отсутствии людей,

Спешивших на работу каждым утром.

Теперь они, ответов не найдя,

Запуганные словом «пандемия»,

Как саженцы в домах своих сидят,

Накапливая к маю витамины.

Из каждой щели рвётся к ним сигнал,

Расстраивая чувства, ум и разум.

И мнится им безрадостный финал:

«Вакцины нет. Мутирует зараза…».

Стучат не в такт пустые поезда,

Кричат авто с сигналками на крыше…

И только просьба: надо подождать…

И жизнь — под ключ, чтобы чего не вышло.

Да кто и есть такие мы с тобой,

Что микромир нас гнёт-перегибает?

Кого, скажи, мы вызвали на бой,

Несмелыми шажочками ступая,

Всё продолжая грезить о своём,

Нехарактерном тонкостям природы…

Вот-вот умрём… А, может, не умрём…

«Ах, вы за мной?.. Ну что же, как угодно…»

Гнетут слова влиятельных персон…

Их лица — маски, взгляды — без эмоций.

И жизнь — как сон…

И лишь… Анри Брессон

С фотокартин

разбрызгивает

Солнце.

КУРЬЁЗ

Случился с тополем курьёз:

В нём поселился абрикос,

Назвавшись веткой тополиной

И… по весне… за-зе-ле-нел…

Нет-нет, он, право, не хотел

Укореняться в исполине…

Но против Неба — не попрёшь.

А что же тополь? Непохож

Стал на себя он. Посмотрите:

Кора суха, суха листва…

Да не ищите вы родства

Меж ними. В новом фаворите

Теперь всё дело. Минул год.

Опять весна пришла… И вот,

На месте тополя сухого,

Зевая, тянется, подрос,

Кустится юный абрикос,

Не ощущая ночи холод.

А тополь где же? Спилен он.

Лежит в овраге. С двух сторон

Сидят на нём две карих птицы.

И говорит одна из них:

«Мы» сочиняли этот стих,

Что явлен вам в одну страницу

С несложным выводом в конце:

Свести на «нет» любую цель

Способна малая частица.

И не заметишь, как сгоришь,

Отдав заслуженный престиж

«Тобою» ставшему убийце.

НОЧНЫЕ ОТКРОВЕНИЯ

(этюд №9)

Глухая ночь и… звёздочки дрожат.

Огромный мир стал тесным светлым кругом.

Горит костёр. Гуляют алым угли.

И в темноту от света не сбежать.

И не уснуть. Мерещатся во тьме

Потусторонцы… Эти не спасли бы…

Словам не внять: стенания и всхлипы.

А время — полночь — фактор перемен.

Подкинуть дров?, чтоб треском устрашить

Голодный взгляд, слепой и луноглазый,

Искрящий сзади, в чаще непролазной,

Лишённый сердца, духа и души…

Но кто же ты, сидящий у костра,

К его огню протягивая руки,

Что гнёт в калач еловых веток дуги,

Маня тебя с ним малость поиграть?

Не может быть!!!..

Но, в чём ты видишь связь?!..

Пиноккио, очнись!.. Сгоришь, полено!..

Но тянет руки пресловутый пленник

К огню костра, обжечься не боясь.

В ПРОЗРАЧНЫХ СТЕНАХ ИЛЛЮЗИИ

Гляжу в экраны, а там — объёмы…

Забыв про плоскость, забыв про «нано»,

Питаюсь наспех плодом банана,

Примату в клетке равноподобен.

А мышцы ноют, суставы тянут, —

В экран ЖК их не затолкаешь…

И в то же время глотаю кашу,

Что кто-то варит с утра лентяю.

Пойду на воздух, пойду на ветер

Пускать воланы, мячи и змеи!..

Ужель и вправду они посмеют

Смеяться, черти?… Но даже дети

Блестят неоном, как голограммы, —

С умом на вынос, с мечтой о кнопке…

А дни листами пылятся в стопках

И пахнет пылью в театрах драмы.

И вновь экраны, где узнаю я,

Что жизнь реальною не бывает,

Что наши чувства вконец провальны…

Как будто только вчера проснулись…

И вновь — экраны. И сны — экраны.

А кто включает?.. Откуда знать мне…

Иное видя, мы стали сами

Чужой игрою, опасной крайне.

ДИАЛОГ НА ЛАВОЧКЕ БУЛЬВАРНОЙ

А кто-то всё никак не успокоится

В желании дотронуться до звёзд.

Ни жив ни мёртв стоит и… Богу молится,

Длинноволосый, лёгкий, как Христос.

Пойди к нему, нарушь его молчание…

Ответа не последует…

Отстань.

Не возбуждай дремотное отчаянье

И хоть на час сомкни свои уста.

Что сделал ты, что этак ерепенишься,

Задиристо снуя по «чердакам»?..

Чё прыгать-то с банкнотиком копеечным

В нестираной джинсе через века?..

Сядь, отдохни, не сохни в реституции,

Себя считая правой стороной…

И дай ответ: мятежники найдутся, не,

Когда тошнит земелюшку войной?

Да не смеши… Очнись, душа-Ефимушка!..

В какой ударить колокол зовёшь!..

Не знаю, доплетёшься ли до финишной

Среди, тебе подобных, красных рож…

Кому нужна твоя необразованность,

Эмоций вулканическая грязь?..

Садись на лавку, наэлектризованный,

Угомонись, по дурости резвясь.

Пивной графинчик? Что? Открыли?! Господи!..

Какая радость!.. с горем пополам…

Что наша жизнь? Сплошной военный госпиталь,

Где костылями бьют по головам.

НОВЕНЬКИЙ

Тутан Хамонова Федора

Цветёт отличницею в классе.

Не от того ли у Федоры

Характер вспыльчивый и властный?

Никто фактически не может

Перечить царственным решеньям,

Когда, с мурашками по коже,

Он смотрит чуть повыше шеи

На узкий рот, на острый носик,

Слова стыкуя неумело…

А так охота впрыгнуть в позу

И дать отличнице портфелем,

Что сводит скулы… Педагоги

Роняют мел, слюну глотая,

Глядя на то, как смотрит строго

Их ученица золотая.

Себе одеть позволив мини

(десятый класс, оно понятно),

Федора хитро корчит мину

Юнцам, откинувшись развратно

На спинку парты. Но как только

Заметит ушками вниманье,

Так сразу бьёт, подобно току,

Словечком, вызов принимая.

И только новый рыжий мальчик,

Смешной, губастый, конопатый,

Посмел однажды под задачку

Расхохотаться с задней парты.

Смеялся так, что даже крыши

Тряслись в окне за тонкой шторой,

Когда он в первый раз услышал:

— К доске пойдёт… Ну-ну, потише…

Ту-тан-ха-мо-но-ва Федора.

…И ТЕ, ЧТО ВСЕГДА НАГОТОВЕ

Они всегда стоят и ждут.

Их вёдра по'лны чёрной краски.

Закрасят жизнь за пять минут, —

А коль заплатишь, так и сразу.

Но стоит глянуть в их глаза,

Как тут же — Ах!.. — сама невинность…

Друзья и только, что сказать…

Помогут, да… — отправить в минус.

Ты с ними чикаться не смей,

Делиться самым сокровенным;

Умри, закройся и забей,

Чтоб не впустить их внутривенным…

Не поддавайся на игру,

Не аплодируй опоясно,

Приняв за стойкою на грудь

Текилы с лаймом…

Это ясно?..

Поверь, они всё также — здесь.

Они не спят, их вёдра полны,

Пока верти'тся на шесте

Судьба царицею танцпольной.

Но танец твой уже не тот.

Не блещут «медные»… Гитары

Покрылись трещинами… Вот.

Раз-раз и…

Всё элементарно.

Черноквадратник подтвердит,

Что антитворчество — скабрезно.

А ты рисуй, пиши, пиит,

Цветным посверкивая перстнем,

Чтоб даже этим молодцам

С ночною краской наготове,

Не захотелось отрицать,

Задав вопрос:

«Простите, кто вы?..»

ИНФОДЕМИЯ

Спутаны мысли. Гнетут всевозможности.

Вирусной армией злых микродемонов

Завтрак уменьшен до кофе несложного

В два-три глотка… А виной — инфодемия.

Вирус запущен. Нужна консультация?

Бьются динамики в тахикардии, что

Время закончилось цивилизации, —

Если по правде сказать, то четырежды.

Нервы всё время и так на пределе, но…

Что ослабляет иммунную тонкую?..

Вирусный страх, что введён инфодемией

В наши умы и ослабшие органы.

Далее — смерть иссушенного овоща,

Что проиграл поединок с инфекцией…

Главный на троне взывает о помощи?

Потные сёстры готовят инъекции?

Маски, перчатки, напруга, статистика…

Часто и больно, как капли по темени,

Делятся с нами искусственной истиной

Распространители зла инфодемии.

Полно, ребята… Не нужно истерики.

Не поддавайтесь тревожному времени…

Ластиком страха стирают растерянных,

Трансформируя цветы в удобрения.

По небу — тучки… Ручьятся по стёклышкам

Капли дождей, удивляясь отсутствию

Шумных людей, ни бегущих, ни мокнущих,

Верящих на» слово лжи институции.

ЦВЕТУЩИЙ ГЕРБАРИЙ

Прячась на кухне от запаха хлорки,

Скудными днями, что злы и протестны,

С глянцевым томиком Гарсиа Лорки,

Знаешь, приятно мне быть неизвестным.

Взявшись за усики старой антенны,

Чувствую — вот он, контакт с ноосферой…

Запах герани, портрет вдохновенный,

Кот под ногами и рюмочка веры:

Веры в бессмертье, что, может, наступит

Солнечно, ласково, молодо…

Вечность,

Вытеснив время нервозных раздумий,

Бархатным светом разгладила вещи

До неустойчивых воспоминаний…

Где ты, священное новое утро?..

Где вы, энергии?..

Мир оригами.

И… грим-уборная с припуском пудры.

Там за стеной говорят о болезнях,

Бьются проблемы, грохочет будильник…

Здесь же, на кухне, товарищ любезный

(под псевдонимом «LG») холодильник,

Мне предлагает кальмара в салате,

Бутик с икрою да эль… по желанью,

Чтоб успокоился я, в результате…

Но… ограничусь икрой баклажанной.

Тесный мой мир… Да какой же он тесный,

Если во мне мелким бисером — звёзды?..

— Выйдешь из кухни сегодня?..

— А если…

— Три часа ночи…

— Не так уж и поздно.

ВИЛЛАНЕЛЬ

Холодный мир оттягивает время,

Когда в словах почувствуется лето

И листья в солнце блеском диадемным

Украсят лоб Девицы Благолепной.

Ну, уступи, хоть малою приметой,

Холодный мир… Измученный запретом

Стоит поэт у кряжистого древа

И на коре рисует незаметно

Пророческие страсти по апрелю.

А час капели проще теоремы,

В которой озарённый мистик метром

Нашёл число, когда пернатых трели

Сплетут узор над бесконечно древней

Планетою… Но позабыв об этом,

Планета спит наложницей в гареме,

Закрыв лицо… Лишь волосок кипрея

Спешит признать весенний луч рассвета

Скорее ветра южного, скорее

Звучащих лютен в ритме вилланели.

В СЕРО-БЕЛОМ ЦВЕТЕ

(акварель)

Ветер с озера дует напористо,

Остужаясь ледовою коркою.

Слёзы марта. Агония, попросту…

Сесть у печки и…

выбулькать горькую.

Хорошо бы дровишки… — подводами…

До сарайки хожу поминутно я…

Эй, откуда такая ты бодрая,

Варьетешка пернатая, тутная?..

…стоячком на головке три пёрышка,

Хвостик жёлтенький, крылья — малиновы…

Как, скажи ты, не мёрзнешь, стыдобушка,

Клоунесса моя бесфамильная?..

Ни листочка ещё, ни травиночки…

Снег да грязь: голубая распутица.

А схожу-ка я в гости к Кузьминичне, —

Не в трактир за вином, не к распутнице…

Посидим с ней над Бхагавад-гитою,

Да чайком угостимся горяченьким,

Чтоб пришёл к нам в момент чаепития

Бодхисатва, огнями охваченный.

И сказал: «Ну, чего же вы мёрзнете

У Защитницы вашей за пазухой —

В безупречности чистого воздуха

И воды?..»

Но, тревожны и пасмурны,

Обволочены снежными тучами,

Иссушённые серыми мыслями,

Мы не спим, наготове по случаю…

И, наверное, смотримся кислыми.

Ночь пугает какими-то вспышками,

Завываньями, тресками, скрипами…

Кто мы, где мы — случайные, бывшие…

И куда мы, товарищи, прибыли?..

До свидания, тени и сумерки.

До свидания, печки и лавочки.

Усмехаетесь, местные умники?

Я вернусь,…

Только — с первою бабочкой.

СТРАСТЬ БОТАНИКА ВАЛЕРЫ

Жил на свете ботаник Валера —

Обладатель незыблемых нервов:

Был спокоен, как камень в лесу…

Вот, случалось, стоит, на весу

Держит длинный сачок над красивым

Мохноногим жучком красно-синим

И не слышит, что рядом, в отвал

Разгружает песок самосвал.

Или вот ещё: в школе, бывало,

Подойдут к нему девять амбалов,

Отмутузят ребёнка вконец…

Ну а он — всё одно огурец:

Отряхнётся, очочки поправит,

Если стёклышки целы в оправе,

И обратно шагает в поля

С мотыльками цветы опылять.

Удивлялись мы этому другу:

Почему в нём ни зла, ни испуга,

Будто тело — дырявый мешок…

Эх, Валера, ну, что ж ты, дружок?..

Записался б на секцию, что ли…

Проявлял бы себя на танцполе…

Одноклассниц бы в вальсах крутил…

Позади тридцать лет. Без пяти

Долгожданных минут — академик.

Слава, почести, нолики денег…

Как-то раз в перелётном пути

Вдруг почувствовал боль он в груди.

Всё поплыло куда-то… Фортуна,

Где ж ты, сволочь?!.. Летит он с трибуны

В темноту…

Энтомолог, а-у!..

В кулуарах, глотая слюну,

Удивлённые шепчутся тени:

— А ведь был без пяти — академик…

ПРО СОЛОМИНКУ

А в аптечной среде безмятежной

Ожидает больного — надежда, —

Пусть сомнительная, неживая,

Но дающая смысл и желанье…

В странном запахе взвешенных смесей

Не шути о плохом и не смейся:

Неуместно, сойдёшь за болвана,

Называя лекарство — обманом.

— Сомневаешься?.. Что за причина?..

Погремушкой гремят витамины…

Витамины, как бусины держит

Очень крепкая нитка — надежда.

Изучай фармацевтику, если

Хочешь жизнь провести свою в кресле,

Разжижая себя аспирином,

Что томится в аптечных витринах.

Там названий полно, как известно…

— Дормипланта мне, будьте любезны…

Вот стоишь ты, сомненьями полон,

Исстрадавшись по женскому полу,

И не веришь, что действом несложным

Возвратить себе силу возможно.

Нет, по-моему, в химии этой

На любовь твою, парень, ответа.

И вообще, ты подумал бы прежде,

Чем входить в этот погреб надежды.

Но… звенит на дверях колокольчик,

Предваряя желанный укольчик;

«Дзинь-дзинь-дзинь», язычочком играя,

Старичков-простачков зазывая.

ВРЕМЯ НЕПРИЯТНЫХ ОЖИДАНИЙ

(эскизы, почти сложившиеся в картину)

С гербом, как у советского полтинника,

Меня с утра встречает поликлиника, —

Затоптанная, серенькая старь,

Дрожащая за бедный инвентарь.

В числе других больных я, словно устрица:

Всё спрятаться хочу, но не опустится,

Упав на сцену, занавес… Смешон,

Гляжу-гляжу, забыт, опустошён,

Когда фонарь объявит мне: «Пожалуйста…

Входи, больной… Садись больной и… жалуйся».

А жаловаться — это не моё.

Вон, кто-то прямо здесь уже даёт

Концерты по заявкам ожидающих,

Слюну неуспокоенно глотающих.

Но что-то успокаивает… Что?

Беспроигрышное тихое лото:

Не торопить в молчании обыденном

И слушать, как бегут, стучат копытами…

Не лошади — сестрицы. Каблуки

Уходят прямо им под колпаки.

Час подойдёт и, позабыв про принципы,

Ничто не утаю. И от полиции

Ничто б не утаил… Чего таить?..

Не исповедь, где можно…

подзабыть…

Насквозь пропахнув духом поликлиники,

Сверну я в парк, и в ягодном малиннике,

Подобно мишке, где-то на часок…

И вот уж не пульсирует висок,

Не беспокоят взгляды ожидающих,

Таких же, как и я, смешных товарищей.

ЦЕРЕМОНИАЛЬНОЕ ПИОНЕРСКОЕ

Зал спортивный залит тёплым светом.

А по окнам — солнечный Китай.

Пионерка с запахом конфетным,

Ритуалу важности придав,

Вносит знамя. Следуя за нею,

С барабаном подле живота,

Выступает медленный Савелий,

Филантроп и полная беда.

Жаля дробью в блюзовой манере,

Барабанщик вдруг теряет такт…

Пронесло: не слышит вождь фанерный,

До бунтарских лозунгов мастак.

Прозорливым взглядом меря дали,

Устремлён он в будущее… Но,

Друг горнист по имени Виталий —

Не вступает… Хмурится фано…

Даже, вроде, «Аппассионаты»

Прозвучал фрагмент, как проступил…

А в линейку — сонные ребята,…

Молча ждут… «ту би ор нот ту би».

Но решают здесь иные силы,

Что повяжут галстук на груди

И…

отсалютировав красиво,

Вновь забродят призраки беды.

Мир кровавый, красного краснее,

Упетлит пунцовым узелком…

Это ж мы… — покладистые змеи…

И кого считали мы врагом?..

И кого наотмашь наши деды

Отмечали шашкой на лету?..

Стёрлись грани. Блёстким пустоцветом

Под метлою бряцает латунь.

ВСПЛЕСК

Я стараюсь, ищу замещения —

Не усталости, не одиночеству,

А, представьте, живому общению,

Чтоб без всякого имени-отчества,

Чтоб без всяких там звонких эпиграфов,

Предисловий, пустой отвлечённости

В утвержденьях, что жизнь не проиграна…

Отвечаю вам чуйкой печёночной:

Всё сведётся обратно к простейшему, —

Хитрым сделкам, проектам да выручкам.

Ну, чего не живётся вам, бешеным,

Короедам отбросов опилочных?!..

Вот сижу я в своём кабинетике,

Проглянцованный, злой, отвратительный

И монеткой крутящейся медною

Сделать страх свой пытаюсь невидимым,

Чтоб вообще раствориться, рассеяться,

По примеру воришки в примерочной…

Но они говорят: «Перемелется…»,

Говорят: «Не срывайся на мелочи…»

И… плетётся байда увертюрная,

Философия, в смысле — амбиции…

А сказать бы мне: «Парни, придурки вы…»…

А прицыкнуть бы, ссука: «Убийцы вы!..»

Без улыбок, ровны, как коробочки,

Запустив пятерню в узкобрючие,

Улыбаются сытые сволочи,

Диалогу с врагами обучены.

Восклицают они: «Что за паника?!..

Ты ж такой же, как мы… Удивительно!..

Или, может, поднимешь восстание,

Став на часик пластмассовым лидером?..»

И сижу я, молчу, жажду мщения,

Головою кручу полимерною…

Ну, никак мне нельзя без общения:

Нет ему замещенья, наверное.

«ПОБОРНИКАМ» ВЫСОКОГО ИСКУССТВА

Похоже, вы зациклились на классиках?

А как же не зациклиться, когда

Раскручивают вас они, как пассики

И ток дают в ночные города.

И памятники им, и книжки критиков,

Исследованья, фильмы… — всё о них,

Совсем забыв, что есть иные винтики,

Входящие в единый механизм.

И каждый год, и заново, и сызнова,

Посверкивая глянчиком брошюр,

Отвлечь хотят вниманье от «непризнанных»

Двенадцать обоюдных полудур.

А снег летит за окнами, — он выбелит

Для новых строк равнины и поля.

Конечно, издавать Шекспира прибыльно,

На домик с «тачкой» выручку деля,

Но как же в остальном, друзья-товарищи,

Редакторы зелёных кошельков?..

О, алчная, когда же ты подавишься,

По головам

шагая

широко!..

СТИХИ ИЗ БЛИЖАЙШЕГО БУДУЩЕГО

Немного рассеян, немного спонтанен,

Пропахший духами доверчивой девы,

Плывёт по Неве стихотворец Виталий

На старенькой барже в страну Понедельник.

И может быть — справа, а может быть — слева,

Из прошлого века, конвою неровной,

Под лёгкие вздохи волны кантиленной

Мерцают дворцы, холодны и бескровны.

Не ждёт мой герой полуно'чного часа,

Когда он в гостиной, луной освещённый,

Проявит стихи и…

порыву подвластный,

С кипящей души переводит защёлку.

«Кричи, моя ба'ржа, распугивай чаек,

Раскачивай чувства бортом чёрно-белым

Всё мимо паромов, всё мимо причалов,

Чтоб, не прерываясь, закончить успел я…»

Но строчки не льнут… Голубеют страницы

От радужных брызг, затеняясь мостами…

Рванулись за баржей — гранитные львицы:

Бегут-громыхают, ожившими стали.

Но берег всё ближе и… плащ — нараспашку,

И волосы — в ветре, как мысли, буквально…

…и баржа проходит вблизи Эрмитажа…

Да только вот строфы пусты и банальны.

Стихи — это чувства, что вспыхнут позднее,

В просторной гостиной, луной освещённой…

Но критик взыскательный ждёт пояснений,

Ведь стих не дописан…

— Катренчик ещё бы…

ГИПЕРБОЛЫ И ЯМЫ

Расходуйте правильно время на жизнь.

Не стройте дворцов за глухою стеной.

Иначе два знака в один — не сложить,

Иначе, увы — никакого кино.

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

…и новые строчки, сплетаясь в стихи,

Найдут ваши перья, что вновь заскрипят…

Тоску межсезонья отправив в архив,

Начнёте во всём вы весне уступать.

Слепыми дождями по крышам дробя,

Вернётся к вам лето и скажет: «Привет!..»

И…

быстро промчится, забыв второпях

Оставить в саду хоть какой-нибудь след.

А там, за стеною, в ущербности мечт,

Где сны и подушка превыше всего,

Пунктиром едва обозначилась речь

Предельно противная слуху богов.

Там не до поэзии, не до Любви…

Окутаны мысли мангальным дымком…

Минута, другая и… Кто это? Львы?

Но не перепрыгнуть, не взять: высоко.

Дешёвая роскошь, обёрточный толк,

Животная азбука вздохов и поз…

Но… через бетонку проглянул цветок:

Сиреневый, яркий, эффектнее роз…

А вот уж и осень. Листва по холмам

Шевелится в ветре, огня горячей…

Не время ль всё бросить и… встретиться нам,

Без глупых претензий и острых мечей?..

Но нет, на воротах не лязгнет затвор

И пёс избалованный не заскулит…

Богатые спят. И, вернувшись во двор,

Вы, други, всё те же поэты на вид.

Что может быть лучше, когда ты в друзьях

С дождями, цветами, весёлым лучом…

Понять это сложно. Несложно сказать,

Услышав в ответ, как всегда:

— Ты о чём?..

СТИХИ О ЗАБЫТОЙ ГИТАРЕ

Гитара, странным образом забытая,

Оглохшая от временных обид,

В углу неромантично и обыденно

Полгода зачехлённая стоит.

Да что теперь её происхождение

С наклейкой бренда в голосовике,

Когда она больна пренебрежением,

Как старый недоделанный макет.

Не верится гитаре, что без музыки

В её существовании есть смысл,

И, чувствуя саму себя обузою,

Оглохшая кричит она: «Возьми!..

Возьми меня, настрой меня, и заново

Открой мою поющую струну,

Чтоб не уйти безмолвною под занавес…

Воздушными триолями блеснув,

Тебя бы я продвинула, прославила…

Но всё пустое: золото — не медь.

…а потому что есть проблема. Правильно:

Уж лучше так, чем невпопад звенеть».

А ПОПРОСТУ…

А по TV транслируется небыль.

Стараясь правду вымыслу придать,

Почтенный муж меняет в доме мебель…

Лицом к лицу лица не увидать.

Но при агонизирующем теле

Невозмутимость трудно сохранить.

И зная, как оно на самом деле,

Срываюсь я в желанье закурить.

А по TV — всплывающие окна

Открытым текстом — «Спрятаться и ждать!..»

Но господа, вы что?.. Побойтесь Бога!..

Лицом к лицу лица не увидать.

Иль мы фарсёры жалкого театра,

Чтоб свято верить маскам шутовским?..

Отвратны ваши действия, отвратны!..

Кому вы, черти, пудрите мозги…

Ах, перестаньте вымыслом дешёвым

Нас то и дело, дяденьки, пугать:

На расстоянье видится большое:

Лицом к лицу лица не увидать.

О РЕШИТЕЛЬНО НАСТРОЕННОМ ПИНГВИНЕ

(мини-легенда)

Одурев от ветров Антарктиды,

Перебравшись на льдине один,

По Зеландии с царственным видом

Мчит на велике смелый пингвин.

А навстречу отважному другу

(нет, не поле белей молока) —

Грузовик, доставляющий уголь

В кочегарку, что топит… слегка.

И устроившись в ту кочегарку,

Подзабыв фейерверковый лёд,

Мой пингвин привыкает к цигарке

И внушает себе, что живёт.

А в уме то и дело всплывают

Камни Родины, словно киты…

«Представляешь, на краешке ванны —

Как на льдине у самой воды…».

Ни уют, ни вагон удовольствий

Не заменят отсутствие стен.

«Эх, скорей бы на холод, на воздух

Согреваться в живой тесноте!..»

И, поставив шуровку на место,

Обращается парень к огню:

— Уезжаю, дружок… Бесполезно

Пребывал я здесь… Так что — адью.

Сел на велик, педалькой крутнул и…

Только пыль серым шлейфом взвила'сь.

Ну а дальше — попутной акулой,

Что по-дружески вышла на связь.

Долго будут бескрылые птицы

Обсуждать кратковременный срыв,…

И бродить по ледовой границе

Двух манящих миров, на разрыв.

РИТУАЛ

«В неначатом деле змея сидит»

(русская пословица)

А Вальтер Брук стихов не сочинял,

Как вдруг решился на стихотворение:

Очистил стол, достал листок, пенал,

Взял гелевую ручку… На мгновение

Задумался… В уме всплыла она —

Кудрявая простушка деревенская…

Чертополох, тропинка, тишина,

Косматый дождь над синим перелеском и…

«Смартфон — на «выкл», двери — на замок,

Беруши — в уши… Верно!.. — освещение…»

Погашен свет, свечой заменен ток,

Ведь всякий знак несёт своё значение…

…зажмурился, напрягся что есть сил…

В глаза глядит она ему, наивная…

…и вот уж, было, строчку ухватил…

Но тут упал горшок с комода глиняный,

Задетый лапой бодрого кота

И… всё решил в два счёта с написанием.

А что простушка, кудреница та?..

Рас-хо-хо-та-лась!..

Да уж, наказание…

И Вальтер Брук поёт себе впотьмах:

— Раз чувства нет — не выразишь в стихах.

МАСТЕР-КЛАСС

Не умея творить — критикуйте,

От колючих разборов ликуйте,

Упражняйтесь, — задача проста…

Начинаем. Займите места.

Ты гляди, вы почти виртуозы!..

Лихо перекрываете воздух

Начинающим авторам. Эх!..

Предрекаю скорейший успех,

Шантеклёры-завистники. Ну же,

Продолжайте… Критически нужен

Нам ваш опыт, бездарная тьма.

По изданиям множа тома,

Вы вот-вот завладеете миром,

Нападая, подобно вампирам,

На живую пульсацию фраз.

Мастера, вся надежда на вас!

То, бесспорно, хорошая сводка…

Но есть явная недоработка…

Удивляетесь?.. Сколь не строчи,

А к замочку найдутся ключи,

Что откроют врата этой клети,

Ведь не все же бездарны на свете…

Вон их сколько, кудесников чувств!..

Им любой ваш удар по плечу.

Но, мерзавцы, не падайте духом!..

Непрестанно жужжите над ухом

Юных гениев, признанных звёзд

И… всегда им садитесь на хвост.

Для чего эта тщетная мука?..

Но ведь зависть такая наука,

Что без пакости — не обойтись.

Так что, критик, давай, не ленись.

СОСТАВ, СТОЯЩИЙ В ТУПИКЕ

Отцепленный состав томится в тупике.

Привычен стал пейзаж за окнами вагона.

Но где же паровоз?.. Растаял вдалеке

И памятником стал на стыках перегона?..

Отечество — плацкарт, где узкий коридор —

Дорога в два конца без выхода и входа.

И скучный проводник, что мягок и нескор,

Приносит нам в ущерб сомнительную воду.

А тамбур — на замке. Вот если бы открыть…

И выйти на луга за воздухом и цветом!..

Но лгут диспетчера, спокойны и хитры,

Что надо подождать: свобода под запретом.

И кто на что горазд, и кто на что талант…

Мы силимся создать иллюзию комфорта…

Но жизнь трещит по швам, рябая от заплат.

Как больно быть людьми, — людьми второго сорта.

А кто-то всё поёт, что, вроде бы, к утру

Подцепят нас и вновь потащат по маршруту…

В оседлости своей нам страшно:

— Не к добру-у-у…

— Да вы не бойтесь так: они ведь просто шутят…

Но где же паровоз?.. Разносчики газет,

Не ведая стыда, по кнопке возникая,

Ответствуют:

— Друзья, а паровоза — нет.

Счастливого пути. Судьба у вас такая.

ЭКСКЛЮЗИВ

У нас на Малой Бронной

Вовсю идёт ремонт,

Где в спаленке укромной

Устроил я бомонд.

Ко мне пришли три друга

И пять лукавых дев.

Я усадил их кругом,

В глаза им посмотрел

И был слегка взволнован,

Не зная, что сказать.

Непросто в доме новом

Живую речь связать.

О чём-то актуальном?..

Но всё, как мир, старо.

Молчать?.. Феноменально!..

Раскладывать таро…

Гадал я: «кто же первый?..»

И вскоре «номер три»

Сказал:

— Ребята — нервы…

— Да ладно те, умри… —

Ответил «номер пятый».

И, где-то, через час,

Под горький вкус салата

Вино попало в нас.

Потом дурацкий хохот,

Тупой банальный стёб…

И стало мне так плохо

В кругу пяти особ…

Но вот ушли три друга,

За ними — пять девиц…

Сменяя их, без стука,

Проник в квартиру Фриц.

В руке держал он книгу

(закладкою — вопрос)

И, вмиг создав интригу,

Устроил мне разнос.

Мы спорили до ночи

И понял я не вдруг,

Что Фриц, промежду прочим,

Мой самый лучший друг.

Мораль проста, как спичка:

Когда во взглядах — ложь,

Спасёт не «косметичка»,

А тот, кого не ждёшь.

ШАРИКОВАЯ ШТУЧКА

Пропита вся получка.

Крутится под ногами

Шариковая штучка,

Твёрдая, будто камень.

Или я к ней привязан,

Или я к ней прикован…

Это же, блин, опасно…

Это же, блин, фигово…

Ни побежать, ни прыгнуть

В «двадцать седьмой» трамвайчик…

Ни интервью, ни выгод,

Чтобы поймать удачу.

Не передать — измучен,

Следую к психиатру:

— Шариковую штучку

Мне отцепить бы надо…

— Употребляли херес?..

— Это же ненаучно…

— Certe cadaver, eris —

Ваша зовётся штучка.

Вы бы на всякий случай

Гробик себе купили,

Чтоб никого не мучить…

Оп-па!.. — и вы в могиле…

— Что же мне делать, доктор?..

Может быть, водки с перцем?..

— Нате, коль есть охота,

Или второе сердце…

И при плохом настрое,

Выйдя из кабинета,

Вижу, у стенки — двое,

И с вискарём, при этом.

Кинул я взгляд на рожки

Да на хвосты козлячьи

И пробубнил:

— Немножко

Повоздержусь… Иначе —

Вмиг под баян… Обидно.

В образе неразлучных,

Бесы вздохнули:

— Видно,

Шариковая штучка…

Глянул я тут се в ноги,

И не увидев груза,

Выдохнул — «Слава Богу!..»,

Только вот как-то грустно…

ПРОЗА ЖИЗНИ

Шептал босанову классический дождь

(Как щётки* — играл он на томе рабочем*),

И был он слегка на джазмена похож,

Особенно в профиль похож был он очень,

Особенно — тучей одной, за углом

Гранитного дома с глазастой аркадой.

А подле неё, где богиня с веслом,

Сидел на скамейке художник Аркадий.

И струйки, что вились в его волосах

Каштаново-русых, спадавших на плечи,

Стекали по драпу пальто в небеса,

В которых за музыкой пряталась вечность.

И был тот Аркадий немножко влюблён,

Отнюдь не в актрису с четвёртого курса,

А в дочку завмага, всем правдам назло…

Что варит супы она, умница, вкусно —

Вне всяких сомнений. Теперь и ему…

Ну как не влюбиться голодному брюху

В такое сокровище? Чем не l’amour,

Пухлявым Амурчиком дышащий в ухо?

А в сумрачном зале с десятком рядов

И маленькой сценой, пропахшей духами,

Скучала актриса и, плача в подол,

Краснела от злости к кухарке «нахальной».

Но кто его знает, что будет потом…

А может, действительно, через желудок

Лежит этот путь?.. Но пока что о том

Страдать не хотелось Аркадию. Трудно

Несмазанным стрелкам старинных часов

Крутиться по кругу… И дождь, не стихая,

Смешным тополям наводя причесон,

Какими-то глупыми лился стихами.

Щётки* — барабанные палочки с металлическими

щётками на конце.

Рабочий том* — малый барабан ударной установки.

В ЛУЧАХ НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ КОНТАКТА

Более чем уверен, это, как пить — они:

В рыхлом дождливом небе, напоминая брошь,

Нагло летит-сверкает, наши тревожа сны

И оставляет шлейфом тусклое серебро —

Нечто.

— Заходит слева, — передаёт пилот

(нервно мерцают кнопки, страшно дрожит штурвал), —

Переместилось вправо… И над крылом и под —

Пу'рпурное свеченье. Сильный толчок. Провал —

Хуже воздушной ямы!..

Не самолёт — модель

В быстрых руках мальчишки, склеенная на раз…

Где же ты, грозный Шива?.. где же ты, Прометей?..

Где же вы, Боги мира?.. Мы призываем вас!..

Странно: понять хотели, слушали темноту,

Переполняли небо волнами и мольбой…

Что же случилось с нами, смелыми, на лету?

Чем, непонятно, вызван аппаратуры сбой?

Сфера, а может, призма, чиркнув лучом о борт,

Переместилась влево и… отошла назад.

— Следуйте прежним курсом…

И над крылом и под —

Пурпурное свеченье.

Острая боль в глазах.

Пренебрегая гулом выдохшихся турбин,

Будто не видя смысла в выходе на контакт,

Нечто ушло в иное с большим числом орбит,

Вновь запустив на время песенку про «тик-так».

Мало ли что мечтаем, мало ли что хотим,

Выставив достиженья на стеллажи витрин!..

Да, попытаться вспомнить, кто мы себя внутри…

Да, попытаться вспомнить, вспомнить и…

раз-два-три…

ТЕНИ ИЗ «НИКОГДА»

Когда же вы все уйдёте?..

Товарищи, надоели!..

Не глупо ли на излёте

Болтать о каком-то деле? —

С игрушек снимая плесень,

Опять воскрешать ушедших,

Смыкая союзом «если»

Ряды аморальных женщин…

И в области реставраций,

Спасая себя значками,

Вы тащитесь от оваций

Сверкающими сверчками…

Я вижу, вам безразлично

В какую влезать одежду…

Лишь только б иметь добычу

Да «кругленькую» надежду.

Ну что мы поделать с вами,

Сидящими в ложах, можем?..

У каждого есть призванье.

Видать, и у вас есть тоже…

Из жалости, не иначе,

Мы слушаем ваши речи,

Шурша папиросной пачкой,

Отпущенной нам на вечер.

Конечно, у вас солдаты…

Конечно, у вас валюта…

И мы понимаем — надо,

Боимся, что будет худо…

И всё же уйдите, ради

Самих же себя, придурки!..

Но, слипшись, при всём параде,

Как в пепельнице окурки,

Вы снова о том же самом,

Всё время ползком, по кругу…

И ждут вашей смерти замы,

Съедая пока друг друга.

НОКТЮРН ДЛЯ СТРУННОГО КВАРТЕТА

В синих соснах, где сны — туманами

И от хвои хрустит земля,

Чем-то странным привлёк внимание

И увлёк за собой меня

Удивительный дом, построенный

В стиле… Впрочем, не всё ль равно…

И мерцали в нём окна строгие

Заоконною стороной.

А по соснам — зерно сусальное,

Как предчувствие января…

Дверь открылась… И вот я в здании,

Если там вообще был я.

Коридорами тёмными, залами,

Проплывал я и видел сны,

Что казались вполне ирреальными

В тусклоцветии не весны.

Чувства сбились, смешались во времени,

Параллельностях, зеркалах…

Кувыркался гитарным тремоло

Совершенно спокойный страх.

А навстречу — всё люди знакомые…

Дальше — больше: в потоке лучей —

Старый стол, очертание комнаты

И… как будто уже ничьей…

В этом доме, за тюлем-инеем,

Где ни старости, ни забот —

Голоса не имеют имени,

Мандолины поют без нот…

Я б остался в том доме призраком,

Чтоб безвременье отражать…

Ну а если б грустил, то изредка,

Дав им повод поутешать…

И любовь, и друзья, и близкие —

В неразлучности, на века!..

Это вам не земные искорки

Да холодные берега…

Я скользнул по стене, и тот час же,

Как в мозаике из стекла,

Обнаружились все неточности

С гравитацией пополам.

И летел я меж сосен в синее,

Догоняя огни машин,

Примеряя обновку зимнюю

Для пропавшей на миг души.

Всякий раз, когда ночь — за шторою

И над люстрой… таятся сны…

Засыпая, крадусь коридорами

В тусклоцветии…

не весны.

ДЕВОЧКА ПИШЕТ ОБ АНГЕЛАХ

Девочка пишет об ангелах.

Девочке хочется радости.

Но, к сожалению — алгебра…

С этой своей нагловатостью,

Вызовом математическим!..

Дескать, какие там ангелы…

Нет их, родная, фактически…

Есть только цифры и алгебра.

Девочке верить не хочется.

Девочка ищет возможности,

Чтобы идти по обочине

Или в потёмках, что, может быть,

И принесёт ей открытие

Неподкреплённое цифрою…

«Здравствуй, земля инобытия,

С феями, замками, цитрами!..»

Люди придумали алгебру.

Люди придумали многое.

Знать, позволяют им ангелы,

Чтоб только Бога не трогали,

Жили в своей вариации,

Страстно плодили гипотезы

И получали овации,

Отклики, отблески, подписи…

Девочка пишет об ангелах,

Девочку ждут превращения,

Если задачке по алгебре

Ум не находит решения.

НЕНАСТОЯЩИЙ

Человек живёт в айфоне,

Нервно ползая по цифрам;

Засыпает, счастья полный,

Убаюкиваясь мифом.

Человек обманут током,

Ничего не понимая,

По теченью, самотёком,

Виртуальному внимая…

Человек живёт в айфоне,

Как рачок в своей ракушке,

Неоправданно довольный,

Прогрессивный и нескучный…

Но зарядка на исходе…

«пик-пик-пик» и… где он, спящий?..

— Но ведь был же он, позвольте…

— Да, но не'был настоящим.

ВОЙНА МИРОВ

В то время, когда он стихи создаёт,

Что капают в чашу откуда-то из,…

Ужасно мешает один идиот,

Знакомый набором банальных реприз.

Как будто бы знает, когда начинать

Греметь перфоратором, тарой звенеть

И прямо на ухо поэту орать,

Что страшно охота кого-то иметь.

А если решиться, с напругой в руках,

Подняться, раз выше живёт этажом,

Тем боле, что шатко стоит на ногах,

И… по-го-во-рить, чтоб до сердца дошло?..

Но скромный поэт не приемлет сего,

Себе выбирая иную мораль,

И, через ступеньку вбегая легко,

Протяжно поёт:

— Пе-рес-тань-те ор-а-а-а-ть!..

— А шёл бы ты лесом, — сказал идиот

И дверь, что естественно, тут же закрыл.

Но дух оскорблённый не дрейфит:

— Вперёд! —

…и серою мышкой спускается в тыл.

— А что же тут можно ещё предпринять? —

Страдает поэт, от бессонницы вял, —

А может быть, мне рукопашником стать? —

И сразу в нокаут?.. Уж больно достал…

Да разве проймёшь идиота?.. А жаль.

Всё ярче желанье «отблагодарить»…

И плавно стихи переходят в скрижаль:

«Смирись, невозможно врага возлюбить».

ХОЛОД

Уставший защищаться от попсы,

Ревниво отфильтровывая небо,

Он раздражённо смотрит на весы

И видит мир бесцветным и враждебным,

Где люди представляются ему

Ордой паразитирующих тварей,

К которым он, по глупости примкнув,

Стал походить…

на старый столб фонарный.

Искать иное — времени в обрез.

А жить условно — жутко надоело.

Любить? Кого? Внушать фантомный стресс

И раздражать бесчувственное тело?..

И он поёт… ни Богу, никому…

Поёт своё, что понято не будет…

…и поезд мчит, летит…

на Колыму

Через рассвет проигранного утра.

ГОЛОДНЫЕ БОГИ

Когда выживание — цель и задача,

А боли всё чаще гуляют по телу,

Приходится падать, ползя наудачу,

Цепляясь за ручки «китайских подделок».

Но есть среди нас — абсолютные Люди,

Что, падая телом — взлетают душою…

А всё потому, что в сознанье простудном

Главенствует Небо… такое большое…

Они, эти люди, как правило — боги.

Их Родина — сказка, далёкие звёзды…

Но сытые формы не видят «убогих»,

Вдыхая сквозь ноздри особенный воздух.

А боги, ступая, почти невесомы,

Среди заведений, где копятся блага,

Себя предлагают, что, в общем, резонно,

Их взять на работу, вручают бумагу…

Кому они, боги, нужны в этом мире:

Открытые, добрые, честные души?..

И бесы смеются над их пантомимой,

Наушники с рэпом напялив на уши:

«Зачем упражняться в любви, сострадая,

Когда облачён ты в иную одежду?..

Да мало ли кто тут под носом летает

И просит копейку в порыве мятежном!..»

И сладко вздыхая, забыв, что мы люди,

Забыв, что достойных иным отмечают,

Мы дохнем в согласье с собой обоюдном

В процессе заслуженного одичанья.

«АРГЕНТИНСКИЕ ТАНЦЫ»

Заедает игла на пластинке.

Повторяются ссоры в семье.

И летает воланчиком льдинка,

Наклоняя планету к зиме.

Но конфликты глупы изначально:

В пререканиях разума нет.

И свистит истерически чайник —

Примирения ангажемент.

Вот и чашки, считаясь друзьями,

Намекают на то, что опять

Оппоненты не сдали экзамен,

Потому что его им не сдать.

Посидим и подумаем в ссоре,

Поглядим, помолчим, позвеним

И самим себе сдаться позволим,

Словно штангу подняв «извини».

Да, всё сгладится скоро, до глянца,

На неделю… А дальше — опять

Задробят «аргентинские танцы»,

Не сейчас, так потом задробят.

ДИАГНОЗ

Поставленный мне диагноз

Я нёс в потайном кармане.

Обманут мирком диванным,

В костюмчике от «Армани»

Я был безутешно счастлив!..

С отливом медовой сливы

Костюмчик мой был, отчасти.

И что же? Попал под ливень.

Свернул я в салон, где мебель

Скучала по страстным взглядам,

И долго слонялся Фебом,

Искусных предметов рядом.

И были мне безразличны:

Проигранный матч «Динамо»,

Фигурка электростати'чной…

Ведь там, в потайном — диагноз…

А менеджеры удивлённо,

В пределах одной минуты,

Косились из-за колонны,

Пытаясь проникнуть внутрь

Корней моего сознанья…

«Отстаньте, неидеалы,

С инструкцией наизнанку,

Когда не по вам диагноз…»

А ливень — в последней фазе.

А облако — на просушке.

И, выйдя под солнце праздным,

Я был молодцом нескучным…

Цвела и звала Диана —

Богиня хмельного лета!..

Хотите узнать диагноз?..

Так весь мой стишок об этом.

ЧУЖИЕ СРЕДИ НАС

А может быть, ты — это он,

Что осведомлён в именах?

Звенит в автомате жетон.

Фонарик мерцает со дна.

Но если не ты, то другой

Пронзительно смотрит в глаза…

Теряет планету изгой.

Слезами сочится лоза.

Теряет планету изгой,

Забыв, что Земля — его Мать.

Стоит у штурвала чужой,

В котором любви не узнать.

Чужая, чужие… Их — тьма.

Фантастика тут ни при чём.

Иная манера письма.

И даже нагрудный значок…

Просветка, прослушка, шаги

(уверенно, ровно, след в след…)

Заметил? Срывайся… Беги…

А впрочем, тебя уже нет.

А может быть, ты — это он?

Но может быть, он — это я?

Неважно, что будет потом:

Ответы от нас утаят.

Забудь о свободе. Забудь.

Ныряй в свой игрушечный мир.

Из Космоса

капает

ртуть

Всё время

с «восьми» до «восьми».

ОКНО ОДИНОКОЙ ДАМЫ

Дама мается в квартирном одиночестве,

В полумгле отреставрированной дочиста.

Глянцем — роль отрепетированной пьесочки…

Если б занавес, а то ведь — занавесочки.

Но зато ничто не связывает-мучает,

Хоть и небо за окном покрыто тучами,

Хоть и дождик, но какой он, право, солнечный…

Вот и пусть себе идёт до самой полночи.

Дама в комнате: то с книжкою, то с телеком…

Дышит свежестью, зовёт бельё постельное

Отдохнуть, как провалиться в сказку синюю:

Утомляет работёнка непосильная.

А вот взять бы да и враз умчаться в Грецию,

Чтоб под солнышком, под греческим прогреться и

Раствориться в шумном шёпоте экскурсии,

Эпигонионы сравнивая с гуслями.

Слышишь, плещется эгейская экзотика?..