Бесплатный фрагмент - О писательнице под псевдонимом С. Свириденко

Памяти моего педагога,

музыковеда Зинаиды Борисовны Юферовой.

ВВЕДЕНИЕ

Когда говорят о неизвестных или забытых именах в истории культуры, почти всегда речь идет о малых величинах, о фигурах локального значения, которые представляют интерес не столько для искусствознания или литературоведения, сколько для краеведения. Однако в данном случае дело обстоит по-другому. Когда наследие С. Свириденко сделается доступным для общественности, станет очевидным, что ее творчество — одно из самых крупных и важных явлений в культуре первой четверти ХХ века.

Я натолкнулся на эту фигуру почти случайно, когда занимался изучением музыки Роберта Шумана. Среди немногочисленных русскоязычных книг о композиторе привлекла внимание книга С. Свириденко «Шуман и его песни» (СПб., 1911). Та книга была настолько своеобразна, что захотелось прочесть и другие работы ее автора. Большинство из них оказались о Вагнере. Таким образом, С. Свириденко привела меня своими книгами к Вагнеру и вагнероведению, и когда я там осмотрелся, стал читать современных вагнероведов (а с некоторыми из них и общаться лично), то с удивлением обнаружил, что почти никто из них не знает трудов Свириденко — автора семи книг и девяти статей вагнеровской тематики (в это число входят лишь изданные работы). Но писательница эта настолько основательно забыта, что даже те музыковеды, которые занимаются Вагнером и хорошо ориентируются в литературе о нем на русском языке, не всегда знают о существовании ее работ.

Другим стимулом моего интереса к Свириденко стала занимавшая меня новая научная дисциплина, изучающая творчество либреттистов и переводчиков либретто и названная мною либреттологией. Либреттология — наука о словесном компоненте музыкального произведения. В качестве особой музыковедческой дисциплины либреттология была впервые названа мною в докладе 1976 года, а статус и терминология — кратко определены в статье «О либреттологии». На этот раз С. Свириденко снова попала в поле зрения, но теперь — как выдающаяся переводчица вокальных текстов.

Чтобы понимать произведения того или иного автора, бывает важным иметь определенное представление и о нем самом. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы доискаться сведений о С. Свириденко, а потом сделать эти сведения и само имя писательницы известным другим исследователям и читателям. Работая в архивах Петербурга и Москвы, я нашел документы, связанные со Свириденко, некоторые из них впервые опубликовал.

Публикаций по данной теме я сделал не много, поскольку занимался ею как бы между делом, в свободное от основных занятий время. Два письма С. Свириденко к И. В. Ершову впервые опубликованы мною в 1988 году в московском журнале «Литературное обозрение», рассказ «Колдун» — в харьковской газете «Зеркальная струя» в 1997 году, перевод Баллады Ф. Дана «Песнь Валькирии» и фрагменты писем — в московском журнале «Музыкальная академия» и в киевском научном сборнике «Українсько-німецькі музичні зв'язки минулого і сьогодення» в 1998 году. Обобщающий очерк о С. Свириденко с приложением впервые опубликованных ее писем к А. Блоку и И. Ершову я поместил в малотиражном ведомственном музыковедческом сборнике 2008 года «З музично-педагогічного та дослідницького досвіду. Вип 2».

Две статьи о Свириденко, написанные по моей просьбе харьковским музыковедом Еленой Рощенко включены в сборники, издававшиеся Институтом музыкознания под моей редакцией в 1995 и 1997 годах.

Четырежды я выступил с докладами о творчестве С. Свириденко — на международных научных конференциях в Киеве «Украинско-немецкие музыкальные связи прошлого и настоящего (1997), «Рихард Вагнер и современность» (1998), в Харькове на специальном заседании Вагнеровского общества (1999) и в Москве на конференции «Украинская диаспора в России» (2001).

Сведения о личности и судьбе С. Свириденко

С. Свириденко — поистине трагическая фигура. При жизни она была по разным причинам гонима, время и обстоятельства ее смерти неизвестны. Большая часть ее наследия утрачена. Из уцелевшей части наследия главные работы до сих пор не опубликованы. Изданных ее работ сегодняшний читатель не знает и зачастую даже не подозревает об их существовании. (При том, что за свою жизнь она успела напечатать более десяти книг и несколько десятков статей.)

Происхождением и некоторыми фактами творческой биографии С. Свириденко связана с Украиной. Сфера ее профессиональных интересов имеет отношение в основном к Германии и скандинавским странам. А жила она в России и сочинениями своими обогатила литературу на русском языке. Вот что она пишет об особенностях своего национально-культурного самосознания: «На Россию я все-таки смотрю извне. Русского патриотизма во мне нет. Мое тройное происхождение оставило мне атавистически тройное национальное чувство: украинское — еврейское […] — немецкое […]. Но это все относится к чувству национальному; а на первом плане для меня просто человеческое».

Сведения о судьбе этой писательницы скудны и фрагментарны. Не всегда просто бывает идентифицировать ее публикации, подписанные псевдонимами или инициалами. Нужно учитывать, что родилась она и прожила первую половину жизни под именем Софии Александровны Свиридовой, писала под псевдонимом С. Свириденко (или Святослав Свириденко), а после перехода в католичество приняла новое имя — Жильберта.

С. А. Свиридова родилась в 1882 г. в Петербурге, ее отец был крупный чиновник, к концу службы он носил генеральский чин (действительный статский советник). Семья, имевшая украинские корни, сохраняла связи с интеллигенцией Украины, например, поддерживала переписку с семьей Ивана и Панаса Рудченко (соавторы романа «Хіба ревуть воли, як ясла повні?», известные под псевдонимами Ивана Билыка и Панаса Мырного), а сама С. Свириденко в ранние годы печаталась в газетах Полтавы, одну из работ опубликовала в Киеве.

Была она поэт, прозаик, переводчик-эквиритмист, музыковед, музыкальный критик, ученый в области истории, филологии и… оккультизма; знала 15 языков, была автором книг и статей о творчестве Р. Вагнера, Р. Шумана, Ф. Листа, Й. Брамса, исторических повестей, поэтических переводов, сотрудничала в «Большом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона», в журналах «Русское богатство», «Мир Божий», «Родник», «Современный мир», «Солнышко», в «Русской музыкальной газете», газетах «Новости», «Полтавщина» и др. В разные годы с нею творчески соприкасались А. Блок, М. Шагинян, академики И. Гревс и Ф. Браун.

Человеком она была весьма необычным: намеренно создавала себе мужской имидж (этому служил и псевдоним Свириденко, не обозначающий пола), глубоко знала мистические учения, и, по некоторым сведениям, научилась преодолевать пределы обычных психических возможностей человека. В этой части ее биографии много таинственного и даже пугающего.

После Октябрьской революции С. Свириденко, лишившаяся всего, бедствовала, несколько лет была на грани голодной смерти. В этот период она писала о себе так: «Для меня вовсе не важнейшее значение имеет поддержание физического существования. Я живу не изо дня в день с главною заботою, как бы прокормиться — у меня своя поставленная цель в жизни, путь бытия, намеченный вполне ясно и дающий мне большое счастье и такой безусловный покой, что для меня имеет очень второстепенное значение — приходится ли мне идти этим путем сытому или голодному, босиком или обутому».

Что же это за своя цель в жизни? Если не касаться мистической стороны, связанной с практикой оккультизма, а рассматривать только творческую — научную и литературно-художественную — сторону ее деятельности, то центральной сферой творческих интересов С. Свириденко, насколько можно об этом судить по оставшимся материалам, была северогерманская мифология и отражение ее в искусстве. Поэтому главным объектом искусствоведческих штудий С. Свириденко был Рихард Вагнер. Она стремилась воссоздать на русском языке «Эдду», а также основанные на эддических мотивах либретто опер Вагнера и Баллады Феликса Дана.

Обзор наследия С.Свириденко

1) С. Свириденко принадлежит первый полный русский перевод «Эдды», выполненный стихотворными размерами подлинника с применением (впервые в таком масштабе) русского аллитерационного стиха и с обширным научным комментарием. (За эту работу переводчица в 1911 г. удостоена Ахматовской премии Императорской Академии наук). Том I (песни о богах) был издан в 1917 году. Том II (песни о героях) не издан. Долгое время рукопись второго тома считалась утраченной, потом была выявлена в архиве издательства Сабашниковых и ныне хранится в РГБ.

Чтобы дать представление о стиле и об аллитерационной технике, применяемой Свириденко, привожу два фрагмента.

Лишь Один причиной всему, что случилось:

Разрознил он бранными рунами род.

Шорохом шумным трава зашуршала.

2) Поскольку в дошедшем до нас подлинном тексте «Эдды» утрачены некоторые фрагменты, — соответствующие пробелы намеренно оставлены и в переводе С. Свириденко. Однако в том месте, где зияет в особенности досадный пробел — там где отсутствует часть текста, повествующая об истории Зигфрида, — Свириденко не удержалась и сочинила вместо утраченного фрагмента «Эдды» собственную оригинальную поэму «Песнь о Сигурде». Сделано это в техниках рифмованного стиха (в отличие от переводных песен «Эдды», которые она писала аллитерационным стихом без рифм). За эту работу, изданную в 1912 году, автору присуждена Пушкинская премия Императорской Академии Наук (1915 г.). Даже при том, что в России жанр поэмы чрезвычайно богат шедеврами, при том что в этом жанре существуют и «Демон» Лермонтова, и «Медный всадник» Пушкина, поэма Свириденко для читателей, которые ее узнают, становится одним из самых любимых произведений.

В качестве образца стиля цитирую одну из строф поэмы:

[Сигурд Брингильде: ]

Боги даруют мне счастье с тобою,

Вечную славу и раннюю смерть;

Лучшаго жребия я не желаю,

Лучшаго жребия нет!

3) Известно о существовании исследования С. Свириденко об эзотерическом содержании «Эдды». В одном из примечаний она пишет: работа над эзотерическими текстами Эдды «составляет в течение ряда годов мою специальную задачу […] (вышедший мой перевод Эдды — I том — сознательно не касается вовсе оккультной области. Разбор Эдды эзотерический — я предпринимаю в специальном труде)». Рукопись этой неопубликованной книги С. Свириденко пока не разыскана и, вероятно, утрачена.

4) О северогерманской и скандинавской древности С. Свириденко создала ряд прозаических произведений, рассчитанных на широкого читателя. В числе таких работ: «На Севере. Повесть из далекого прошлого северных германских племен» (СПб., 1907.), повесть «Колдун», написанная для журнала «Нива», но так и оставшаяся в рукописи (впервые опубликована нами в Харькове в 1997 г.).

Образец стиля прозы С. Свириденко:

«[…] германския имена — звучныя, как рокот арфы или всплеск волны, иногда резкия, как удар меча […]»

5) По вагнеровской проблематике С. Свириденко издала научно-популярные книги и статьи, тексты которых сочинены на уровне художественной прозы и заставляют вспомнить стиль прозы М. Цветаевой. Написанные в качестве популяризаторских работ для слушателей, книги С. Свириденко об операх Вагнера содержат немало оригинальных свежих идей, что делает их интересными и важными также и для ученых-музыковедов. Те направления мысли, которые там вычитываются, могли бы быть развернуты в десятках диссертаций. При этом манера изложения настолько далека от академизма, что вызывала у современников бурные страсти и провоцировала полемику в печати. Так, книга М. В. Станиславского «Вагнер в России» (СПб.,1910) была написана как полемическая отповедь в адрес книги С. Свириденко «Вагнеровские типы Трилогии „Кольцо Нибелунга“ и артисты Петербургской оперы», а дирижер Э. Ф. Направник в раздражении назвал эту ее книгу «смесью экзальтации и поношений».

Привожу уникальный фрагмент главы о валькириях из книги «Кольцо Нибелунга» и артисты Петербургской оперы». Там, где Вагнер в своей музыкальной драме сочиняет «Полет валькирий», применив изощренную оркестровую технику, там Свириденко в своей книге дает этот неожиданный, не имеющий аналогов фрагмент — один из лучших образцов применения техники ритмической прозы в русской литературе.

«В облачной выси, в воздушном просторе, слышится буйный полет: вольно и дико, бешено мчатся летучие кони Вестниц побед. В голосе бури, в грохоте грома, грозно несется ликующий клич, — мощные крики, бранные песни, — чудныя, страшныя песни битв. Молнии светят. В тучах сверкают очи могучих дев; блещут доспехи — золото шлемов, золото броней, светлая сталь мечей. Звонко бряцают блестящия брони, гулко гудят щиты; в мощном полете, ветер взвивает с шумом и свистом тяжелыя волны длинных кудрей… Подняты копья; мечи наготове; дикие кони храпят… Гордыя всадницы шумно ликуют, с радостным смехом несутся в бой. Лёт всё быстрее; громче их крики; очи горят огнем. Шибче и шибче — неудержимо — бурею, вихрем — мчится над миром горняя рать!..»

6) Главным трудом С. Свириденко был полный эквиритмический перевод либретто Тетралогии Вагнера «Кольцо Нибелунга». По устному сообщению А. А. Гозенпуда, этот перевод был вписан в нотные клавиры, хранившиеся до войны у певца И. В. Ершова, дальнейшая судьба тех клавиров неизвестна.

История этой работы такова. С. Свириденко знала вагнеровские оперы в оригинале и в русских переводах, принятых в постановках Мариинского театра. Близкое знакомство с И. В. Ершовым, выдающимся исполнителем теноровых партий вагнеровского репертуара, дало стимул для первых попыток улучшения существующих переводов. По утверждению С. Свириденко, некоторые фрагменты переводились ею совместно с Ершовым. Сведений об отношении С. Свириденко к переводам ее предшественников не много. Привожу здесь фрагмент ее письма к В. П. Коломийцову от 25.02.1911.: « […] не могу не написать и по поводу вашего «Золота Рейна». Не мудрено, если Ершов с ним так «носится», как Вы говорите, — и я также буду носиться! Потому что это действительно великолепно. […] Говорю по совести: никогда бы я не подумала, что возможен такой сплошь удачный текст. И за аллитерацию спасибо, мое германское сердце радуется».

Фрагменты собственного перевода вагнеровских либретто С. Свириденко приводила в своих книгах в виде цитат. Например:

Вотан:

Должен ли вслух я

Высказать то,

Что живёт лишь в воле моей?

Бриггильда:

Своей лишь воле скажешь,

То, что скажешь ты мне!..

Не я ли воля твоя, отец?

Вотан:

Чего не сказал никому я —

Тем не делюсь я с другим и ныне:

С тобой, — ведь это — с самим собой!

В 1921 году либретто «Кольца Нибелунга» в новом полном переводе С. Свириденко готовилось к публикации в издательстве «Всемирная литература» и по рекомендации А. А. Блока было передано для редактирования М. С. Шагинян. Сведения об этом сохранились в протоколах заседаний редколлегии.

8 февраля 1921 г.: « […] Сообщение Блока о том, что М. Шагинян, которой было поручено просмотреть перевод «Кольца Нибелунгов» Вагнера, заявляет, что перевод нуждается в значительной переработке. По мнению Блока, Е.М.Браудо и Зоргенфрея, редактировавшего работу Свиридовой, перевод сделан талантливо. Самый главный его недостаток тот, что ритм не везде выдержан. Постановили: Ввиду того, что книга уже набрана, просить М. Шагинян отметить те места, которые она считает нербходимым изменить и затем передать ее работу на просмотр поэтической коллегии и Е. М. Браудо.»

18 февраля 1921 г.: « […] Сообщение Блока о том, что М. Шагинян просмотрела первые листы «Золота Рейна» Вагнера, причем все свои замечания представила на отдельных листках. Постановили: просить Блока просмотреть все замечания Шагинян и доложить о них в Коллегии в одном из ближайших заседаний.»

22 февраля 1921 г.: « […] Сообщение Блока о том, что переданная ему на просмотр работа М. Шагинян по редактированию «Золота Рейна» Вагнера в переводе Свиридовой произведена, по его мнению, очень тщательно и талантливо. А. А. Блок предлагает поручить М. Шагинян закончить редактирование тетралогии Вагнера. Постановили: Принять предложение А. А. Блока».

Из письма А.А.Блока:

«Работа М. С.Шагинян исполнена очень талантливо и внимательно. В редких случаях, когда у меня возникали сомнения, я делал заметки или предлагал варианты. Перевод, несомненно очень выиграет от таких поправок; поручение их переводчице может помешать делу (не потому, что перевод плох — он очень хорош, а потому, что от своего труднее отказаться). […]»

Этот эпизод известен и по мемуарам М.С.Шагинян «Человек и время»:

«[…] в первой половине 1921 года, когда я так остро нуждалась в хлебе для семьи […], „Всемирная литература“ предложила мне отредактировать новый перевод вагнеровского „Кольца нибелунга“, создаваемый переводчицей Свириденко. Я должна была исправлять этот перевод, а над моими исправлениями редактором стал Блок. Эту совместную работу мы делали, не встречаясь друг с другом и не знакомясь лично: исправленные мной листы я отсылала в издательство, а оттуда их посылали Блоку. […] Блок внимательно следил за этой работой, правил изредка красным карандашом мои поправки, и они опять отсылались мне. […] Так и работали мы оба некоторое время, не встречаясь и не знакомясь друг с другом до самой его смерти.»

Впоследствие перевод готовился к печати и был доведен до верстки в издательстве «Academia», в архиве которого сохранился корректурный экземпляр гранок. Этот главный труд С. Свириденко всё еще ждет опубликования.

Ныне, в связи с распространившейся практикой постановок опер на языке оригинала, у многих возникает сомнение в необходимости вообще публиковать вокальные переводы либретто, в частности, переводы С. Свириденко. Сомнения эти — результат укоренившихся заблуждений, связанных с неосведомленностью в области либреттологии.

Вокальные переводы вагнеровских либретто — особая область искусства поэтического перевода. Как выразился в 1912 г. А. А. Сидоров (впоследствие академик-искусствовед), «язык Вагнера — блестящий, кованный, меткий, слагается в свойственную лишь ему одному поэтическую речь, сверкающую, как чешуя змеи». Публикация вагнеровских переводов С. Свириденко в добавление к уже имеющимся вариантам Тюменева, Званцова, Чешихина, Коломийцова и др. — важна и необходима, если помнить о том, что смысл оригинала, по словам О. А. Алякринского, подобен некоему пределу, к которому переводчики могут бесконечно приближаться, никогда его не достигая, а значит — нужны разные переводы одного и того же либретто, чтобы, по выражению А. Лободанова, «окружить смысл и не дать ему ускользнуть».

Распространена тенденция недооценивать значение вокальных переводов либретто. По разным соображениям театральные постановщики используют текст вагнеровского оригинала даже тогда, когда публика не знает немецкого языка. Но восприятие музыки процесс интимный, при котором мелодия и поэтический текст произведения затрагивают глубинные структуры мозга. Если туда, в глубины подсознания и может попадать слово, увлекаемое всепроникающей мелодией, то лишь слово родного языка. Иностранные языки осваиваются человеком в зрелом возрасте рациональным путем и воздействие иностранного текста затрагивает в основном сознание, верхний слой интеллекта. Чтобы войти в более глубокие слои, необходимо оперировать языком, усвоенном в раннем детстве и укорененным в подсознании. Таким качеством обладает только родной язык (немцы называют его материнским, Muttersprache). При восприятии музыкальной речи происходит неосознаваемое усвоение смысла, вносимого элементами музыкального языка, такой же подсознательный механизм действует и при восприятии текста либретто. Поэтому принципиально важно, чтобы вагнеровские оперы были доступны каждому человеку на его родном языке.

6. Жанру Lied посвящены следующие публикации С. Свириденко:

а) книга: Шуман и его песни. Очерк.- СПб., 1911.

b) статьи: Лирика песен Шумана. «Эскиз» //РМГ.-1910.- №22—23; О песнях Брамса //РМГ.-1913.-№34—35.

с) Первостепенное значение для современной концертной практики сохраняют выполненные С. Свириденко переводы текстов песен Шумана, Брамса и Грига, опубликованные в дореволюционных нотных сботниках (некоторые из переводов перепечатывались и в советское время).

Бытуют, как известно, два принципа исполнения вокальной музыки: на языке автора и на языке слушателя, каждый из этих принципов проявляет и свои преимущества, и слабые стороны. Оба варианта имеют право на существование, однако, с точки зрения либреттологии, исполнение иностранной вокальной музыки на языке аудитории (то есть в переводе) предпочтительнее, и вот почему. Стихотворная основа вокальных произведений, как известно, включает два слоя — фонетический и семантический (звучание и значение). Если слушатель не знает иностранного языка, то чем-то одним (фонетикой или семантикой) приходится жертвовать. При переводе пропадает первоначальная фонетика (но сохраняется семантика), а при исполнении произведения для иноязычной публики без перевода (на языке оригинала), пропадает семантика. Однако, сохраняется ли в этом случае фонетика? Нет, почти никогда. Обычно произношение иностранцев таково, что смысл понятен, но фонетический строй речи иной. При исполнении песен или оперных партий на немецком языке, русскоговорящие певцы обычно камня на камне не оставляют от фонетики оригинала. Происходит двойная потеря: разрушается одновременно и семантическая, и фонетическая конструкция произведения.

Но даже когда фонетика оригинала сохранна, иноязычный слушатель, лишенный стихотворного перевода текста, остается ни с чем. Гейне говорил: «Чудные стихи охватывают твое сердце, как ласка любимой женщины; слово обнимает тебя; мысль — целует». Иноязычный слушатель воспринимает слово, но не мысль. Это означает (в терминологии Гейне) объятие без поцелуя. Понятно, что если вас обнимут и не поцелуют, вы будете недовольны.

Избежать таких досадных потерь при восприятии иноязычной вокальной музыки можно лишь благодаря талантливому переводчику: он сохраняет семантику оригинала и при этом выстраивает средствами своего языка новую фонетическую конструкцию, которая во взаимодействии с мелодией воссоздает и возвращает первоначальную силу художественного воздействия, присущую подлиннику. Такими качествами обладают лучшие вокальные переводы С. Свириденко.

Тексты вокальных переводов создаются не для чтения отдельно от музыки и во многих случаях сами по себе обычно не проявляют силы художественного воздействия. Поэтому трудно бывает выбрать такие образцы, которые позволили бы оценить достонства стихов этого жанра при чтении. В качестве такого примера привожу здесь перевод одного из поздних романсов Р. Шумана, Ор. 89 №4, сочиненного композитором в 1850 г. на немецкий текст Вильфрида фон дер Нёйна (Wilfried von der Neun):

Прощание с лесом

Вот лес умирает неслышно.

Прощается странник с ним:

«Как кров твой любил я пышный,

Как песням был рад твоим!

Я все твои знал сказки,

Я сам с тобой певал;

И, полон грустной ласки,

Твой голос друга звал…

Теперь меня он гонит,

Он в душу скорбь мне льёт!

То осень в чаще стонет…

То смерть кругом поёт!

Удивительным образом две финальные строки перевода (при неточном следовании оригиналу) с непостижимой точностью вносят настроение, присущее шумановской музыке.

8) Чрезвычайно важны для понимания работ С. Свириденко вагнеровской тематики — примыкающие к ним ее переводы Баллад Феликса Дана. Рукопись этого труда С. Свириденко сохранилась в архиве издательства «Academia», содержит редакторскую правку Н. Гумилева (как это ни странно, но правки Гумилева не улучшают, а ухудшают текст С. Свириденко). Почти все переводы баллад еще не опубликованы. Привожу текст одного из лучших произведений этой серии — «Песнь Валькирии», где при переводе удалось сохранить воссозданный Ф. Даном в немецком стихосложении древнегерманский «Stabreim», аллитерационный стих, в данном случае своеобразно соединяемый им с рифмованным стихом.

Из многочисленных неопубликованных переводов баллад Ф. Дана привожу здесь именно «Песнь Валькирии» по двум соображениям. Во-первых, потому что это не только эддический, но и характерно-вагнеровский образ, во-вторых, потому что это стихотворение особенно симптоматично для С. Свириденко, которая ощущала себя носителем потустороннего знания, каким, по идее, должен быть данный текст. Как полагали в древности, валькирию может увидеть лишь тот, кто видит в последний раз, слышать песнь валькирии может только мертвый, стало быть песнь валькирии — это потустороннее знание, откровение, вещие звуки, что слышит убитый воин, чью душу валькирия уносит в Валгаллу. По эмоциональному настрою это одновременно оплакивание и ликование.

Песнь Валькирии

В дни юной весны твоей видела я,

Мой витязь, расцвет твоего бытия,

Любуясь тобою, заботясь, любя,

От бед и скорбей я хранила тебя.

Я белою лебедью в море плыла —

От бури губящей корабль твой блюла;

Неслышно, незримо паря над тобой,

Тебя провожала я радостно в бой.

Блюдя беззаботную юность твою,

Не раз храбреца я спасала в бою:

Не раз отклоняла я вражье копьё

И недругу в грудь направляла твоё.

Когда же настал предназначенный срок,

И смерть тебе рек неминуемый рок —

Тому, чей удел я при жизни блюла —

Скорейшую, лучшую смерть я дала.