Бесплатный фрагмент - О филантропии древних евреев: словами Закона и устами Пророков

Итак обрежьте крайнюю плоть сердца вашего и не будьте впредь жестоковыйны; ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, …Который не смотрит на лица и не берет даров, Который дает суд сироте и вдове, и любит пришельца, и дает ему хлеб и одежду. Любите и вы пришельца, ибо [сами] были пришельцами в земле Египетской»

Втор. 10:16—19.

«Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу…; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся… Когда …отдашь голодному душу твою и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой [будет] как полдень…»

Ис. 58:6—11.

Предисловие

Очерк истории филантропии у древних евреев был написан несколько лет тому назад, когда автор, работая над книгой об американской филантропии, опубликованной в 2013 году, пытался разобраться в социальных и религиозных истоках этого уникального феномена.

После существенного обновления и редактирования этот очерк был в 2015 году опубликован в США на русском языке отдельной книгой. Настоящее российское издание этой книги, в которое внесен ряд уточнений, предпринято с целью приблизить ее к заинтересованным читателям в России и в других странах б. СССР.

Публикуемая книга представляет собой популярный обзор эволюции социальной этики и филантропической практики в древнем иудаизме и их влияния на благотворительность иудеохристиан и ранних христиан. В ней автор, не будучи специалистом в этой издавна полной острых споров сфере, опирается на работы ее ведущих исследователей, опубликованные на английском и русском языках. Прямые ссылки на источники помещены в тексте. Полный список использованной англоязычной и русскоязычной литературы приведен в конце книги. В обоих случаях используется упрощенный «чикагский» стиль библиографического описания (CMOS).

Особое место в ряду работ, посвященных рассматриваемой сфере, занимает не так давно (2001) опубликованная книга американо-израильского социолога и историка Фрэнка Лоувенберга. В этой прорывной работе проведено кропотливое исследование книг еврейской Библии и Талмуда, связанных с ними древних документов и исследовательской литературы, относящихся к данной теме. В ней также обобщены основные опубликованные до того работы по ней. На этой основе прослежена эволюция древнееврейской социальной помощи за полторы тысячи лет — от эпохи Давида и Соломона (10 век до н.э.) до «завершения» Талмуда (5 век н.э.) и ее влияние на раннехристианскую благотворительность.

Подготавливая настоящий очерк истории филантропии древних евреев, автор опирался, прежде всего, на труд Лоувенберга, а также на другие специальные работы и на общеисторические источники, в которых освещались те или иные аспекты рассматриваемой темы.

В книге предпринимается попытка рассмотреть следующие вопросы:

Какие библейские заповеди формируют социальную этику древних евреев?

Как еврейские мудрецы и пророки относились к истокам и росту неравенства, бедным и богатым?

Что такое «доля урожая» для неимущих и «десятина бедняка», спасительные для должников заповеди Субботнего и Юбилейного года?

Какими были у древних евреев трудовое право для наемных работников и контрактных рабов, здравоохранение и образование для бедных, поддержка вдов и сирот?

Когда и как библейская практика персональной помощи бедным была дополнена деятельностью общинных фондов?

Помогали ли древние евреи и их организации чужестранцам и иноверцам — как и когда?

Чем отличались библейские идеи и опыт социальной помощи от тех, что действовали в древней Греции и Риме?

Что из традиций еврейской филантропии унаследовало христианство при своем рождении по цепочке «иудеи-иудеохристиане-христиане» и в чем обе традиции расходятся?

Подобная книга просветительского характера может оказаться полезной сотрудникам и волонтерам светских и религиозных благотворительных организаций, а также студентам и преподавателям образовательных учреждений, в частности — в системе еврейского образования.

Книга может в какой-то мере представить интерес для исследователей, изучающих концепцию социальной помощи и практику филантропии в различных религиях и системах этики.

Не исключено, что книга привлечет и более широкий круг читателей. Среди них могут быть, например, читатели, которым интересна не только история филантропии в библейскую и талмудическую эпоху, но и общие рамки и главные события этого захватывающего периода, длившегося полторы тысячи лет. Или те, что пребывают на полпути между историческим и религиозным взглядом на мир, и которым интересно знать можно ли их сочетать, находясь на стороне истории.

В книге по понятным причинам часто цитируются различные места из книг еврейской и христианской Библии и Талмуда, приведенные в использованных автором источниках. Преобладающая их часть опубликована на английском языке, причем в разное время и, вероятно, с использованием различных вариантов перевода. Поэтому в книге соответствующие цитаты на русском языке, как и названия книг Библии, приводятся в целях единообразия по их Синодальному переводу, наиболее распространенному в русскоязычной научной, художественной и публицистической литературе.

Ссылки на эти цитаты приводятся вслед за ними в скобках, в которых указаны номер главы, стиха и строки, а при необходимости и сокращенное название книги. В ряде случаев, в зависимости от контекста, приведены названия книг и ссылки на цитаты по еврейскому канону, как они указаны в используемых источниках. Там в тексте книги, где цитаты из этих источников пересказываются автором, они даны в его переводе.

Особенно часто упоминаемые в книге термины «благотворительность» и «филантропия» используются в большинстве случаев как взаимозаменяемые, за исключением тех мест, когда контекст требует однозначного определения. Такова практика большинства англоязычных авторов в этой сфере. Ее придерживается также Ф. Лоувенберг, который в упомянутой выше работе показывают сосуществование в Древней Иудее норм и практики как индивидуальной помощи бедствующим (благотворительности), так и коллективной их поддержки со стороны общины в целом (филантропии).

Преобладающая часть датировок истории древних евреев и эволюции их филантропии, используемая в настоящей книге, принята по упомянутой выше работе Лоувенберга, а в ряде случаев — в версии авторов других использованных источников. Чтобы облегчить читателям ориентацию во времени в течении огромной исторической эпохи, охватывающей полторы тысячи лет, в конце книги приведена хронологическая таблица главных периодов и событий древнееврейской истории.

Чтобы познакомить англоязычных читателей с содержанием книги, в конце приведена ее краткая аннотация и оглавление на английском языке.

Сердечно благодарю всех коллег и друзей, членов семьи и сочувствующих — как тех, кто рядом, так и тех, кто вдали — великодушно поддерживавших меня в желании написать и решении издать эту нелегкую для автора работу.

Особая признательность моим «ученым друзьям» из разных стран — Э. М. Торф, И. А. Болдыреву, И. Лифлянду, Е. С. Шагалову, Г. А. Кречмеру, М. С. Каменецкому, Э. Т. Гайсинскому, прочитавших в разное время рукопись книги и сделавших полезные замечания по ее улучшению.

Моше Навон, раввин и доктор философии из Израиля взял на себя нелегкий труд прочитать начальный вариант рукописи и дал ряд важных советов по ее структуре и источникам, за что я ему премного благодарен.

Неоценимая помощь при подготовке книги к печати пришла от профессора Р. Г. Апресяна (руководитель отдела этики Института философии РАН, Москва). Хочу выразить ему сердечную благодарность за внимательное прочтение рукописи, ее в целом позитивную оценку, а также за весьма ценные замечания и советы по улучшению содержания и оформления книги.

Рукопись не могла бы появится, а книга не была бы издана без исключительной поддержки моей жены Елены Святской, взявшей на себя также труд строгого читателя и корректора, без замечательной работы Дмитрия и Екатерины Фурман по компьютерной верстке текста и дизайну обложки. Им в этом важном деле помогла примерным поведением и учебой, и, конечно, здравыми советами Лиза Фурман. Всем им моя искренняя благодарность.

Ответственным за все ошибки, неточности и упущения, обнаруженные в книге, конечно, является ее автор.

***

На лицевой стороне обложки:

Вверху:

Иерусалим, вид с горы Скопус, фото ок. 1895 года.

Источник: https://www.flickr.com/photos/trialsanderrors/2884957719/

Внизу:

Одна из кумранских пещер у Мертвого моря в Израиле.

В этих пещерах в 1947—56 гг. были обнаружены сотни свитков с древними библейскими и иными текстами из «библиотеки» одной из мессианских еврейских общин II — I вв. до н.э., спрятанные накануне Иудейской войны 66—70 гг. н.э.

Источник: https://www.google.com/search?q=Qumran-Dead-Sea-Scrolls-Cav

Введение

Альтруистический импульс сострадания и поддержки бедных и обездоленных в обществах с далеко зашедшим социальным неравенством, особенно ярко выразился в благотворительности древних евреев. Таково мнение авторов «Энциклопедии истории идей», изданной в Нью-Йорке в конце прошлого, двадцатого, века.

Они отмечают, что иудаизм превратил благотворительность в центральную и беспрекословную обязанность каждого верующего, идентифицировав ее со справедливостью. И что этот подход находится в заметном контрасте с необязательностью, или рекомендательным характером помощи бедным в большинстве древних религиозных и этических систем, а также с передачей ответственности за них государству в греко-римской цивилизации

Столетием раньше энциклопедия «Британика» в статье о благотворительности, подготовленной лордом Чарльзом С. Локом (Сharles S. Loch), известным деятелем британской филантропии конца 19-го века, отмечала, что евреи, начиная с древних времен, занесли в эту сферу, опираясь на моральную природу своего единого Бога, жар «этической лихорадки». Эта страсть к справедливости и честности — пылающее моральное и духовное усердие, пронизывающее все стороны их жизни — вышла за границы их мира и проникла в христианство и магометанство.

Эфраим Фриш (Ephraim Frish), цитируя в своем капитальном очерке истории еврейской филантропии (1924) столь примечательную оценку деятеля христианской филантропии, отмечает, что эта этическая страстность с ее заразительной теплотой, поднимает благотворительность евреев выше уровня обыденной нужды в помощи. И тем самым удерживает ее от того, чтобы погрязнуть в рутине повседневности и принудительности. Именно того недостатка, который ей часто ставят в упрек исследователи и практические деятели христианской благотворительности.

Между тем многие из них, как считает Фрэнк Лоувенберг, упускают или недооценивают роль иудейской традиции в формировании христианской и, следовательно, всей западной филантропии — особенно в сравнении с ее греко-римским вариантом. Стремясь объяснить эту односторонность, Лоувенберг отмечает наличие большого числа работ о благотворительности и филантропии в греко-римском мире и сетует на почти полное отсутствие подобных работ, относящихся к древней Иудее и еврейской диаспоре той эпохи.

Вот, по его мнению, объективные тому причины.

Во-первых, раннее христианство, родившееся и развившееся, как известно, в иудейской среде, после разрыва — по инициативе апостола Павла — с иудаизмом, переключило свой интерес с еврейского на греко-римский мир идей, отказавшись от большей части идей и обычаев иудейского канона.

Во-вторых, иудаизм известен, прежде всего, как религия, базирующаяся на священных текстах Библии (Танаха), прежде всего — Пятикнижия (Торы), в которых записаны главные заповеди, относящиеся к еврейской благотворительности, ее нормам и учреждениям. Многие ученые, включая исследователей общей истории филантропии, безосновательно полагают, что за более чем тысячелетие после создания древнейших текстов Торы и вплоть до возникновения христианства в 1 веке н.э., в этих текстах, их толковании и применении не произошло никаких изменений, что весьма далеко от истины. Поэтому в их работах, как правило, цитируются лишь библейские заповеди относительно помощи бедным, вдовам и сиротам, но не приводится информация о том, как существенно изменилась, отвечая на драматические перемены в истории еврейского народа, концепция и практика его социальной помощи в последующие века.

В-третьих, послебиблейские иудейские первоисточники, особенно литература, создававшаяся в талмудическую эпоху (1—4 вв. н.э.), оказались недоступными для большинства исследователей, не являющихся специалистами в этой сложной и весьма специфичной области. Хотя сами специалисты по Талмуду пишут о ненадежности его книг как исторических источников (его авторы были заняты, главным образом, вопросами религии, права и ритуала), они являются единственным и весьма ценным источником эволюции еврейской благотворительности в христианскую эпоху, требующим, однако, умелого использования.

Стоит также указать, замечает Лоувенберг, что для большинства социальных работников, особенно в англоязычных странах, история западной филантропии начинается с Закона о бедных Елизаветы I (1601 г.), хотя эти акты лишь кодифицировали существующую практику или слегка изменили ранее — в течение многих веков — действовавшее законодательство. Немногие из этих специалистов, не говоря уже о широкой публике, информированы о том, что уже ранняя христианская церковь (с I века н.э.) систематически и по-другому, чем греки и римляне, занималась поддержкой бедных и обездоленных. И лишь некоторые имеют представление о том, что происходило в сфере социальной помощи и благотворительности в древней Иудее и еврейской диаспоре до возникновения христианства.

Между тем бедность, как известно, сопровождает человечество с древнейших времен вплоть до наших дней. Она имеет место и в странах постиндустриального общества, которое также не в состоянии полностью с ней справиться и которое, в дополнение к обширным социальным программам, по-прежнему нуждается в развитых системах благотворительности и филантропии.

Тем более в них нуждались древние общества, особенно еврейское, учитывая его драматическую судьбу на протяжении тысячелетий. Еврейская община, ее лидеры и мудрецы, неизбежно должны были, опираясь на библейские заповеди, выработать и развить определенные нормы и законы о поддержке бедных и обездоленных, создавать и обновлять структуры и организации, осуществляющие эту поддержку.

Поэтому, заключает Лоувенберг, богатый опыт меняющейся еврейской благотворительности в талмудическую эпоху, начавшуюся в I в. н.э., когда шло становление христианской благотворительности, наверняка использовался последней, и эта тема заслуживает специального исследования.

Свой вклад в разделение христианской и иудейской концепций и практики благотворительности вносят также исследователи и практические деятели с еврейской стороны, стремясь подчеркнуть особую роль иудаизма и его священных книг в длительной и сложной эволюции еврейской традиции поддержки бедных и всей общины.

Их задача сейчас, как и в прошедшие века, заключается в том, чтобы отстоять независимость еврейской общины, уберечь внутренние ресурсы ее благотворительности и поддержку доноров от неубывающей угрозы их ассимиляции в господствующем христианском обществе.

О различии двух подходов к социальной помощи настойчиво пишут и говорят проповедники, комментаторы и популяризаторы еврейской Библии, когда они убеждают своих еврейских читателей и слушателей жертвовать для неимущих и всей общины. Но — по еврейскому, а не христианскому обычаю.

Детальные разъяснения принципиальных отличий двух концепций благотворительности предлагаются, например, в работах таких известных исследователей социальной этики иудаизма как Ноам Цион (Noam Zion), Джозеф Телушкин (Joseph Telushkin), Джил Джэкобс (Jill Jacobs).

Д. Джэкобс в книге «Не должно быть бедных среди нас: продвигая социальную справедливость через еврейский закон и традиции» (2009) отмечает, что противопоставление еврейского понятия tzedakah (цдака) и христианской концепции charity (любовь-милосердие) издавна имеет широкое распространение. Если последний термин, происходя из латинского caritas, означает пожертвование, сделанное исходя из сочувствия-сострадания, то согласно первому человек жертвует, основываясь на праведности-справедливости. Если в случае charity руководящим мотивом пожертвования является душевный порыв милосердия, диктуемый христианской верой, то в случае tzedakah даритель, проявляя заботу о ближнем и общине, исполняет долг-обязанность, установленную еврейским Законом.

Ноам Цион, проводя в своей монументальной трехтомной монографии сравнительный анализ иудейской концепции благотворительности с древних времен до наших дней, уделил особое внимание ее отличию от христианского канона. Характерно название главы, специально посвященной этой теме: «Милосердие Павла против цдаки Маймонида: доброжелательный жертвователь или послушный долгу донор?» В ней Цион сопоставляет два подхода к благотворительности как они сформулированы у апостола Павла в его «Послании к Галатам» (1 век н.э.) и у еврейского философа и законоучителя Маймонида (1135—1204) в его капитальном кодексе еврейского права «Мишне Тора» (Повторение Закона).

И Павел, и Маймонид, хотя и с разрывом в почти тысячелетие, отмечает Цион, не только проповедовали милосердие и цдаку, но и сами занимались сбором пожертвований для нуждающихся.

Павел собирал их для членов иудеохристианской церкви Иерусалима, чья бедность была вызвана не только их преданностью Иисусу Христу, вынудившей их оставить работу и раздарить наследственную собственность, но и нуждами их миссионерской деятельности.

Маймонид, бежавший с семьей от религиозных преследований в испанской Кордове и оказавшийся в 1166 году в египетской Александрии, занял в местной еврейской общине ведущее место. Вскоре он провел здесь сбор пожертвований для выкупа еврейских пленников, попавших в 1169 году в руки крестоносцев. Возглавив затем местную общину, Маймонид был вовлечен во все дела тогдашнего еврейского фандрайзинга. Поскольку, собирая обычные, требуемые мусульманскими правителями Египта налоги, он по необходимости занимался также всеми делами цдаки — иудейского «благотворительного налога».

Однако религиозные идеалы и мотивация их благотворительности, утверждает Н. Цион, весьма различались.

Если проповедь Павла об агапе, или любви-милосердии требует самопожертвования и самоотвержения, то наставление Маймонида о цдаке и ее восьми уровнях касается защиты личности — самосохранение благоразумного жертвователя и сбережение уязвимого достоинства нуждающегося получателя при его обязательной заботе о самом себе.

Для Павла важно, чтобы даритель не жертвовал из тщеславия и не думал, что этот поступок искупит его грехи перед Богом, тогда как Маймонид требует, чтобы даритель, в первую очередь, позаботился о достоинстве получателя, продуманно выбирая способ пожертвования. В обоих случаях доброжелательные поступки дарителя могут привести к греху — греху своей гордости и греху уязвления гордости другого.

Для Павла — проблема в еврейском Законе, который, как он считает, препятствует истинной благотворительности и который он предложил заменить верой в пожертвовавшего собой ради всех Христа-Спасителя.

Для Маймонида — именно Закон, установленный единым Богом и соблюдаемый его приверженцами, является для нее основой.

Еврейский подход, имея свои причины, также приводит к односторонности, вызванной тем, что не принимает во внимание общие истоки обеих концепций. Истоки эти, между тем, кроются не только в иудейском Пятикнижии и книгах Пророков, но и во многовековой эволюции опыта и учреждений древней еврейской филантропии.

Как бы ни расходились в стороны теологические толкования агапы и цдаки, они по-разному интерпретируют и применяют сходные по духу, хотя и различные по толкованию, библейские заповеди. Одна из них стала Золотым правилом нравственности как в иудаизме (к примеру: Возлюби ближнего твоего, как самого себя — Лев. 19:18), так и в христианстве (к примеру: И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними — Лук. 6:31).

Чтобы понять, как и в чем, когда и почему случилось это расхождение, до сих пор сказывающееся в деятельности христианских и еврейских, светских и религиозных организаций филантропии, необходимо рассмотреть, хотя бы в общих чертах, библейскую концепцию еврейской благотворительности, а затем, более детально, условия и практику ее применения в сравнении с ее греко-римским и христианским вариантом. Это позволит лучше выяснить, в чем состоял подлинный вклад иудаизма в концепцию не только христианской благотворительности, но и всей западной светской филантропии.

Без этого будет также труднее понять, почему ее историки нередко пишут об иудео-христианской — в отличие греко-римской — традиции филантропии. Но не разделяя их стеной, а отыскивая точки их неизбежного пересечения в течение первых веков христианства на огромных просторах греко-римского мира.

1. Библейская концепция «творения блага»

Смысл библейской концепции благотворительности, размах и глубину ее проникновения в повседневную жизнь древних евреев невозможно представить себе, если не принять во внимание, что иудейская Библия, прежде всего, Пятикнижие (Тора) были в течение многих столетий настоящим сводом заповедей-законов, регулирующих эту жизнь.

Вот как об этом говорит Геза Вермеш (Geza Vermes), известный исследователь истории иудаизма и происхождения христианства. Закон Моисея не ограничивается лишь подробностями религиозного ритуала, он охватывает полностью всю сферу еврейской жизни. Он устанавливает правила занятий сельским хозяйством и торговлей, владения движимым и недвижимым имуществом. Закон этот занимается супружескими отношениями и их финансовыми последствиями, а также компенсациями за материальный ущерб пострадавшему, включая телесные повреждения, нанесенные человеку другим человеком или принадлежащим ему скотом. Тора содержит правовые нормы насчет воровства, изнасилования, убийства и других гражданских и уголовных дел, относящихся к компетенции судей и органов правосудия.

Короче говоря, заключает Г. Вермеш, большая часть Моисеева Закона представляет собой хартию, точнее — устав цивилизованной жизни иудейского народа. И конечно же, тех ее сторон, что связаны с поддержкой бедных и обездоленных и нужд всей общины, то есть благотворительности и филантропии, — добавим мы.

Помимо регулирования этих секторов социальной жизни, которые сегодня называют, по большей части, гражданскими, или светскими, (а древние евреи, как и другие народы античности считали, что и они Божественного происхождения), Тора занимается и чисто религиозными, ритуальными делами, которым в ней по необходимости уделено достойное, но не решающее место.

Исследуя библейскую традицию социального служения и ее роль в развитии западной цивилизации, известный американский социолог и еврейский общинный деятель Морис Карп (Maurice J. Karpf) пишет, что в книгах Библии (ее самые древние книги относят к 13–12 вв. до н.э., а самые последние — к 3–2 вв. до н.э.) рассеяно множество — и нередко повторяющих друг друга — заповедей, требований, советов и рекомендаций, относящихся к благотворительному поведению древних иудеев.

Казалось бы, без специального отбора и группировки нелегко выявить их последовательность и взаимосвязь, так же, как и место в иудейской концепции и практике благотворительности. На самом деле, утверждает М. Карп, библейское социальное поучение, прежде всего о помощи бедным, можно свести к следующему, как будто простому, логическому рассуждению.

Бог есть создатель всего Сущего, следовательно, все богатство мира пришло от Него; Бог есть Отец всех людей, значит, все люди — братья; таким образом, все люди имеют право на долю земного богатства и, следовательно, богатые обязаны делиться своим богатством с бедными.

Раз так, бедные находятся под особой защитой Бога: доброжелательное и заботливое к ним отношение вознаграждается, а пренебрежение их нуждами наказывается. Поэтому тот является идеальным и угодным Богу человеком, который, кроме прочих добродетелей, являет собой также пример сочувствия и помощи своему ближнему.

Поскольку на этот, лишь кажущийся простым, силлогизм опирается здание всей иудейской, а впоследствии и христианской благотворительности, следует, продолжает М. Карп, рассмотреть более детально то, как в библейской литературе представлены ее главные «конструкции-идеи».

Идея о том, что Бог — Создатель всего в этом мире появляется, как известно, уже в первом стихе книги Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю» (1:1). Как Творец всего сущего, Бог, разумеется, есть и его Владелец, и потому имеет право по Своему усмотрению распоряжаться всеми земными благами.

Эти блага переданы людям в пользование лишь по Божьему милосердию и — временно, о чем говорится в книге Левит: «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у Меня» (25:23).

Еще яснее о том же сказано в 1-й книге Паралипоменон (книга Хроник): «…Ты превыше всего, как Владычествующий. И богатство, и слава от лица Твоего, и Ты владычествуешь над всем, и в руке Твоей сила и могущество, и во власти Твоей возвеличить и укрепить все» (29:11—12).

А вот как разъясняет своим слушателям идею Бога-Владетеля в 1-й книге Царств пророк Самуил, живший в конце 11 в. до н.э.: «Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает. Из праха подъемлет Он бедного, из брения возвышает нищего, посаждая с вельможами, и престол славы дает им в наследие; ибо у Господа основания земли, и Он утвердил на них вселенную» (2:7—8).

Идея о том, что Бог есть Отец всех людей и что поэтому все люди — братья, проведена в Библии многократно.

Вот как во Второзаконии: «Вы сыны Господа Бога вашего» (14:1). Чуть иначе в книге Притч: «Богатый и бедный встречаются друг с другом: того и другого создал Господь» (22:2). Когда пророк Малахия обличает пороки своего времени (6—5 вв. до н.э.), он гневно вопрошает: «Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? Почему же мы вероломно поступаем друг против друга, нарушая тем завет отцов наших?» (2:10).

Вопросы к Богу отчаявшегося Иова напоминают об установленных Богом требованиях гуманности и справедливости в отношениях между людьми: «Если я пренебрегал правами слуги и служанки моей, когда они имели спор со мною, то что стал бы я делать, когда бы Бог восстал? И когда бы Он взглянул на меня, что мог бы я отвечать Ему? Не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его и равно образовал нас в утробе?» (Иов 31:13—15).

Мысль о том, что Бог — Отец всех людей и что все люди — братья, отражена в Библии многократным использованием слова «брат» не только как ближнего родственника, но и как любого члена всей общины. Вот что об этом говорится в книге Левит: «Если брат твой обеднеет и продаст от владения своего, то придет близкий его родственник и выкупит проданное братом его» (25:25).

И вновь там же: «Когда обеднеет у тебя брат твой и продан будет тебе, то не налагай на него работы рабской: он должен быть у тебя как наемник, как поселенец; до юбилейного года пусть работает у тебя, а [тогда] пусть отойдет он от тебя, сам и дети его с ним, и возвратится в племя свое, и вступит опять во владение отцов своих» (25:39—41).

О том же во Второзаконии: «Если же будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих, в одном из жилищ твоих, на земле твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе, то не ожесточи сердца твоего и не сожми руки твоей пред нищим братом твоим» (15: 7).

Если верно все, о чем сказано выше, следовало бы ожидать в Библии и заключения о том, что все люди, но особенно — бедные, имеют право на долю в земных богатствах. Отсюда, у богатых, по справедливости Бога, возникает обязанность делиться с бедными, вдовами, сиротами и — обратим особое внимание — с пришельцами, странниками, чужестранцами.

По той же высшей справедливости богатые будут за это Богом вознаграждены. Не только в отношениях между людьми, но и в отношениях Бога и человека требуется поощрение, стимул, дар. В Пятикнижии и книгах Пророков рассеяно много утверждений на эту тему. Вот лишь два из них.

Из книги Исход: «Шесть лет засевай землю твою и собирай произведения ее, а в седьмой оставляй ее в покое, чтобы питались убогие из твоего народа, а остатками после них питались звери полевые; так же поступай с виноградником твоим и с маслиною твоею» (15:10—11).

Из книги Левит: «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай, и виноградника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в винограднике не подбирай; оставь это бедному и пришельцу» (19:9—10).

Особенно богато на заповеди о бедных, вдовах, сиротах и странниках Второзаконие. Вот одна из самых знаменитых: «Если же будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих… открой ему руку твою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается; …и когда будешь давать ему, не должно скорбеть сердце твое, ибо за то благословит тебя Господь, Бог твой, во всех делах твоих…; ибо нищие всегда будут среди земли [твоей]; потому я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей» (15:7—11).

Здесь, во-первых, устанавливается обязанность «одалживать» — в смысле безвозмездной помощи, ибо в седьмой год все долги могут быть отменены. Во-вторых, размер помощи должен быть достаточным — «по нужде его». В-третьих, должна торжествовать справедливость: бедным — помощь по их нужде, богатым — вознаграждение за щедрость в виде Божьего благословения «во всех делах». И все это заповедано потому, что «… нищие всегда будут среди земли [твоей]».

Итак, задолго до нашей эры бедность у иудеев признавалась неустранимой частью не только их социального устройства, но и всего Божьего мира, отчего и требовались столь строгие и детальные заповеди о том, как не только поддерживать бедных, вообще — обделенных судьбой, но и как их поднять из бедности и несчастья.

О том, каков исток обязательности всех заповедей Бога, включая и заповеди иудейской благотворительности, и о том какова практика их исполнения, во Второзаконии — прощальном завете Моисея народу от имени Бога — сказано так:

«…вывел нас Господь из Египта рукою сильною и мышцею простертою, великим ужасом, знамениями и чудесами, и привел нас на место сие, и дал нам землю сию, землю, в которой течет молоко и мед… В день сей Господь Бог твой завещевает тебе исполнять постановления сии и законы: соблюдай и исполняй их от всего сердца твоего и от всей души твоей. …и Господь обещал тебе ныне, что ты будешь собственным Его народом, как Он говорил тебе, если ты будешь хранить все заповеди Его, и что Он поставит тебя выше всех народов, которых Он сотворил, в чести, славе и великолепии, что ты будешь святым народом у Господа Бога твоего, как Он говорил» (26:8—9, 18—19).

Во Второзаконии говорится и о том, как следует исполнять те из заповедей, что относятся к нуждающимся: «…Когда ты отделишь все десятины произведений [земли] твоей в третий год, год десятин, и отдашь левиту, пришельцу, сироте и вдове, чтоб они ели в жилищах твоих и насыщались, тогда скажи пред Господом Богом твоим: я отобрал от дома [моего] святыню и отдал ее левиту, пришельцу, сироте и вдове, по всем повелениям Твоим, которые Ты заповедал мне…» (26:12—15).

Все приведенные выше отрывки из Библии ясно демонстрируют идею о том, что Бог — покровитель бедных, вдов, сирот и пришельцев.

Но в ее книгах существует немало свидетельств и того, как Бог их защищает.

Вот пример из книги Исхода: «Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской. Ни вдовы, ни сироты не притесняйте; если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их, и воспламенится гнев Мой, и убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами, и дети ваши сиротами. Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста. Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, до захождения солнца возврати ее, ибо она есть единственный покров у него, она — одеяние тела его: в чем будет он спать? итак, когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд» (27:21—27). И еще более красноречивый пример из Второзакония: «…Итак обрежьте крайнюю плоть сердца вашего и не будьте впредь жестоковыйны; ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный, Который не смотрит на лица и не берет даров, Который дает суд сироте и вдове, и любит пришельца, и дает ему хлеб и одежду. Любите и вы пришельца, ибо [сами] были пришельцами в земле Египетской» (10:16—19).

Казалось бы, сделаны все распоряжения, произнесены все угрозы, названы все наказания и поощрения, но нет — еще не все. И в других главах Второзакония, как, впрочем, и в других книгах Библии, Бог устами своих священников, мудрецов и пророков не устает напоминать, увещевать и грозить тем, кто не исполняет или скверно исполняет заповеди благотворительности.

Например, вот так: «Если ты ближнему твоему дашь что-нибудь взаймы, то не ходи к нему в дом, чтобы взять у него залог, постой на улице, а тот, которому ты дал взаймы, вынесет тебе залог свой на улицу; если же он будет человек бедный, то ты не ложись спать, имея залог его: возврати ему залог при захождении солнца, чтоб он лег спать в одежде своей и благословил тебя, — и тебе поставится [сие] в праведность пред Господом Богом твоим. Не обижай наемника, бедного и нищего, из братьев твоих или из пришельцев твоих, которые в земле твоей, в жилищах твоих; в тот же день отдай плату его, чтобы солнце не зашло прежде того, ибо он беден, и ждет ее душа его; чтоб он не возопил на тебя к Господу, и не было на тебе греха» (25:10—15).

Раз были нужны многократные усилия по «пропаганде» заповедей благотворительности, значит, не все было в порядке с ее древними «донорами», и следовало взяться за их воспитание.

Особенно усердно этим занимались иудейские пророки.

Исаия (жил на рубеже 8 и 7 веков до н.э.) — один из самых страстных обличителей человеческих пороков и возвышенных воспитателей благонравного поведения — перечисляет от имени Бога награды и милости, ожидающие праведного, и не только лишь в благотворительности, человека: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Когда ты удалишь из среды твоей ярмо, перестанешь поднимать перст и говорить оскорбительное, и отдашь голодному душу твою и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой [будет] как полдень…» (58:6—12).

Примерно в том же духе, хотя и не столь возвышенно, проповедует пророк Иезекииль (жил в начале 6 века до н.э.): «Если кто праведен и творит суд и правду, на горах жертвенного не ест и к идолам дома Израилева не обращает глаз своих, жены ближнего своего не оскверняет и к своей жене во время очищения нечистот ее не приближается, никого не притесняет, должнику возвращает залог его, хищения не производит, хлеб свой дает голодному и нагого покрывает одеждою, в рост не отдает и лихвы не берет, от неправды удерживает руку свою, суд человеку с человеком производит правильный, поступает по заповедям Моим и соблюдает постановления Мои искренно: то он праведник, он непременно будет жив, говорит Господь Бог» (18:5—9).

Как видим, пророк относит заботу о бедных к числу главнейших этических добродетелей и житейских правил. О том же кратко, но весьма выразительно сказано в книге Притчей Соломоновых: «Благотворящий бедному дает взаймы Господу, и Он воздаст ему за благодеяние его…»; или так: «Радость человеку — благотворительность его, и бедный человек лучше, нежели лживый» (19:17, 22).

Если благожелательность к бедным — особая добродетель и объект поощрения, то и пренебрежение их нуждами — исключительный грех, заслуживающий Божьей кары. О культивировании этой добродетели наказанием многое уже было сказано выше.

Но Библия словами Бога, вложенными в уста пророков, повторяет это раз за разом.

Иезекииль среди грехов жителей Содома, заслуживших ужасной Божьей кары, называет пренебрежение бедными: «…Вот в чем было беззаконие Содомы, сестры твоей и дочерей ее (пророк обращается к Иерусалиму, называя другие города Иудеи „сестрами и дочерьми“ — Ф.Ф.): в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала. И возгордились они, и делали мерзости пред лицем Моим, и, увидев это, Я отверг их». (16:49—50).

А вот что говорится в Псалтири (Псалмах) о наказании обидчиков бедных и нищих: «Нечестивые обнажают меч и натягивают лук свой, чтобы низложить бедного и нищего, чтобы пронзить [идущих] прямым путем: меч их войдет в их же сердце, и луки их сокрушатся. Малое у праведника — лучше богатства многих нечестивых, ибо мышцы нечестивых сокрушатся, а праведников подкрепляет Господь» (37:14—16).

Но наиболее полный список Божьих кар за пренебрежение нуждами бедных дан в книге Иова (написана не ранее 5 в. до н.э.).

В ней один из трех друзей Иова, сочувствующих, казалось бы, незаслуженным им Божьим карам, красноречиво перечисляет целую серию ужасающих наказаний угнетателей бедных, включая самого Иова:

«Если сладко во рту его зло, и он таит его под языком своим, бережет и не бросает его, а держит его в устах своих, то эта пища его в утробе его превратится в желчь аспидов внутри его. Имение, которое он глотал, изблюет: Бог исторгнет его из чрева его. Змеиный яд он сосет; умертвит его язык ехидны. Не видать ему ручьев, рек, текущих медом и молоком!

…Ибо он угнетал, отсылал бедных; захватывал домы, которых не строил; не знал сытости во чреве своем и в жадности своей не щадил ничего. Ничего не спаслось от обжорства его, зато не устоит счастье его. В полноте изобилия будет тесно ему; всякая рука обиженного поднимется на него.

…Небо откроет беззаконие его, и земля восстанет против него. Исчезнет стяжание дома его; все расплывется в день гнева Его. Вот удел человеку беззаконному от Бога и наследие, определенное ему Вседержителем!» (20:12—19, 27—29).

Второй друг Иова столь же возвышенно, как ранее пророк Исаия, обличает тех, кто вроде бы праведен, но отступает от заповеданной Богом заботы о бедных и нищих, и посему заслуживает страшной расплаты:

«Что за удовольствие Вседержителю, что ты праведен? И будет ли Ему выгода от того, что ты содержишь пути твои в непорочности? Неужели Он, боясь тебя, вступит с тобою в состязание, пойдет судиться с тобою? Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца. Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду. Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе; а человеку сильному ты [давал] землю, и сановитый селился на ней. Вдов ты отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками. За то вокруг тебя петли, и возмутил тебя неожиданный ужас, или тьма, в которой ты ничего не видишь, и множество вод покрыло тебя» (22:3—11).

Но вот и сам Иов, доведенный до отчаяния несправедливостью, как ему казалось, самого Бога, протестует против угнетения бедных и слабых и спрашивает Всевышнего, почему, преследуя его, безвинного, Он терпит истинное зло в мире:

«Почему не сокрыты от Вседержителя времена, и знающие Его не видят дней Его? Межи передвигают, угоняют стада и пасут [у себя]. У сирот уводят осла, у вдовы берут в залог вола; бедных сталкивают с дороги, все уничиженные земли принуждены скрываться. Вот они, [как] дикие ослы в пустыне, выходят на дело свое, вставая рано на добычу; степь [дает] хлеб для них и для детей их; жнут они на поле не своем и собирают виноград у нечестивца; нагие ночуют без покрова и без одеяния на стуже; мокнут от горных дождей и, не имея убежища, жмутся к скале; отторгают от сосцов сироту и с нищего берут залог; заставляют ходить нагими, без одеяния, и голодных кормят колосьями; между стенами выжимают масло оливковое, топчут в точилах и жаждут. В городе люди стонут, и душа убиваемых вопит, и Бог не воспрещает того» (24:1—12).

Наконец, доказывая свою невиновность перед Богом и незаслуженность его кары, Иов риторически вопрошает Бога, перечисляя при этом заповеданные Им поступки милосердия:

«Отказывал ли я нуждающимся в их просьбе и томил ли глаза вдовы? Один ли я съедал кусок мой, и не ел ли от него и сирота? Ибо с детства он рос со мною, как с отцом, и от чрева матери моей я руководил [вдову]. Если я видел кого погибавшим без одежды и бедного без покрова, — не благословляли ли меня чресла его, и не был ли он согрет шерстью овец моих? Если я поднимал руку мою на сироту, когда видел помощь себе у ворот, то пусть плечо мое отпадет от спины, и рука моя пусть отломится от локтя, ибо страшно для меня наказание от Бога: пред величием Его не устоял бы я». (31:16—31).

Библия не только угрожает и наказывает, но и наставляет древних евреев в том, как должно относиться к бедным и обездоленным.

Кто, даже в наше циничное время, станет спорить с этими краткими и мудрыми назиданиями об отношении к бедным из книги Притчей?

«Кто теснит бедного, тот хулит Творца его; чтущий же Его благотворит нуждающемуся» (14:31).

«Кто ругается над нищим, тот хулит Творца его; кто радуется несчастью, тот не останется ненаказанным» (17:5).

«Кто обижает бедного, чтобы умножить свое богатство, и кто дает богатому, тот обеднеет» (22:16).

Кто и сейчас не согласится быть столь же почитаемым за свое милосердие и благотворительность, как в древности Иов, рассказывающий о своем благонравном поведении и искренней заботе о бедных:

«…когда я выходил к воротам города и на площади ставил седалище свое, — юноши, увидев меня, прятались, а старцы вставали и стояли; князья удерживались от речи и персты полагали на уста свои; голос знатных умолкал, и язык их прилипал к гортани их… Я был глазами слепому и ногами хромому; отцом был я для нищих и тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно. Сокрушал я беззаконному челюсти и из зубов его исторгал похищенное» (29:7—8,16—17).

Концепция благотворительного поведения столь красноречиво и возвышенно представленная в приведенных выше текстах иудейского «Закона и Пророков», в большой мере вошла, как мы увидим далее, в христианскую традицию благотворительности и во многом сохранилась в современной светской филантропии.

2. Эволюция неравенства и бедности в древней Иудее

В библейской Иудее, как и во всех древних обществах, всегда были бедные люди, но лишь с течением времени бедность становится для нее социальной проблемой. До появления в 13 веке до н.э. еврейских племен в Ханаане бедность никому не бросалась в глаза, ибо, пребывая на грани выживания, бедны были почти все. Это вынуждало иметь для обширных семейств общую собственность и почти равное потребление.

Однако между приходом 12 израильских племен в Ханаан и концом эпохи Талмуда, а это примерно 17 столетий (1250 год до н.э. — 450 год н.э.), произошли столь значительные, зачастую решающие, экономические и социальные изменения, что они полностью изменили характер иудейского общества.

Вот те из них, что оказали, по мнению Лоувенберга, наиболее сильное влияние не только на состояние бедности и благотворительности, но и на всю сферу социальной защиты еврейского народа за этот огромный исторический период:

— в его начале главным источником существования было сельское хозяйство, позднее его в этой роли сменили ремесло и торговля;

— на первых этапах этого периода в общине преобладало равенство, в дальнейшем ее характеризуют социальное расслоение и появление эксплуатации и угнетения;

— поначалу семья и племя были основой идентификации людей, затем стали более важными принадлежность к общине в целом и связь с местом проживания;

— в начале периода процесс принятия решений был децентрализованным — на уровне семей и племен, позднее ему на смену пришла централизованная власть — монархия и теократия, управлявшие жизнью всей общины;

— на первых порах культура народа была защищена от иностранного влияния географической изоляцией, затем она подверглась многочисленным внешним воздействиям, и сама оказала значительное влияние на культуры окружающих ее народов.

Как же эти важнейшие перемены повлияли на эволюцию бедности и неравенства в древней Иудее?

Какие реальные условия и события ее социально-экономической истории привели к тому, что именно здесь зародилась и получила развитие ее уникальная система благотворительности, унаследованная затем как христианством, так и исламом?

Или если сформулировать последний вопрос в религиозном ключе: в силу каких исторических условий именно иудеи оказались способны воспринять и истово исполнять заповеди благотворительности своего грозного и справедливого Бога?

Чтобы ответить на эти весьма непростые вопросы, следует рассмотреть эволюцию бедности и неравенства, благотворительности и филантропии в древней Иудее на различных этапах ее ранней истории.

Эпоха Судей и Царей

Уже не одно столетие ученые ведут бесконечный спор насчет истинности и датировки различных событий и явлений начального периода еврейской истории. Причина спора в том, что вплоть до появления монархии о них нет (или почти нет) других исторических документов или свидетельств, кроме так называемых «исторических книг» Пятикнижия, включающих книги Самуила, Царств, Хроник, Рут и Эстер.

И все же большинство исследователей того времени согласно с тем, что, когда 12 израильских племен появились в Ханаане, у них почти не было разделения между богатыми и бедными. Жизнь в деревнях на склонах гор было весьма примитивной, временами бедной, причем почти для всех, и уединенной. Деревни эти обычно основывали не на развалинах ханаанских поселений, а на ближайших горных склонах, и состояли они из трех-четырех поселений-компаундов родственных семей с общим населением до ста человек.

Около 11 века до н.э., ко времени появления монархии, многие из этих деревень, не защищенных стенами, оставляют, чтобы переселиться в города, где жить оказалось легче и безопаснее. Именно в это время появляются сведения об имущественном расслоении между племенами — некоторые получили в уделы по жребию тощие земли и стали беднее, другие, получив плодородные земли, разбогатели, как о том сообщает книга Иисуса Навина (см. гл.15—20).

Священническому племени левитов, как известно, земли в удел вообще не полагались. Они, исполняя функции священников, изначально были в роли бедных, которым полагалось специальное содержание за счет пожертвований всех остальных. Внутри же племен разрыв между бедными и богатыми оставался незначительным, поскольку примитивный уровень сельского хозяйства позволял обеспечить всем лишь насущные нужды, не образуя излишков.

Появление социальных различий и групп крайне бедных, нередко безземельных людей обнаруживается еще до установления монархии — в эпоху Судей. Когда библейский Иеффай, как незаконнорожденный, был изгнан своими сводными братьями из отцовского поместья, он собрал вокруг себя немалое число таких же нищих изгнанников, и они стали разбойничать (Суд. 11:1—3). Вскоре, однако, его за справедливость и военную доблесть призвали в судьи. Несколько поколений спустя (конец 11-го века до н.э.) «все притесненные и все должники, и все огорченные душею присоединились к Давиду», когда он, опасаясь мести, бежал от Саула, образовав крупный отряд тогдашних маргиналов общины (I Царств 22:2).

Различия в экономике и уровне благосостояния израильских племен, расселившихся в Ханаане, а также большинство событий не только библейской, но и послебиблейской истории во многом объясняются тем, что земли этого региона расположены близко к границе засушливой зоны, подверженной длительным и частым засухам и неурожаям. При таком типе земледелия, а именно им занялись древние израильтяне, перейдя к оседлости, крестьянская семья, как прикинули историки, может выжить при трех удачных урожаях в течение четырех лет.

История библейского Иосифа и его братьев, когда засуха продолжалась семь лет кряду, является образцом тех последствий, которые наступают, когда природа грубо нарушает названный выше порог выживания (см. Бытие, гл.42—46). Те племена, чьи уделы были расположены на горных склонах в центре страны и на бесплодном юге, вынуждены были разводить овец и коз. Это занятие, хотя известное издавна, теперь, в пору оседлости, особенно в первые века монархии, стало считаться презренным. Им занимались там, где земледелие было полностью исключено, и лишь те, что считались неудачниками и ни к чему другому не пригодными.

Когда пророк Самуил пришел в Вифлеем искать замену царю Саулу и обратился к богачу Иессею, требуя — по указанию Всевышнего — выбрать и помазать нового царя среди его сыновей, Иессей постеснялся представить ему Давида, бывшего у него нищим пастухом. Сам Давид из-за своего низкого статуса поначалу отказывался внять призыву пророка, говоря о себе: «Чужим стал я для братьев моих и посторонним для сынов матери моей» (Псал. 68:9).

Социальное и имущественное расслоение особенно усилилось, когда при царях Сауле и Давиде в земледелии стали вместо ручного рыхления почвы применять вспашку железным плугом с упряжкой мулов. Ведь покупка столь продвинутого для того времени «агрегата» требовала серьезных денег, а они были на руках у немногих. Большинство земледельцев могло купить его, лишь заняв деньги под будущий урожай, и, если он был плох, приходилось отдать за долги часть или всю свою землю.

Неизбежным следствием становилось укрупнение землевладений в руках немногих и появление сельской бедноты и безземельных работников в крупных поместьях. Нередко долги превышали «цену» отданной за них земли, и тогда, чтобы покрыть их полностью, приходилось отдавать себя, а нередко и своих детей, в договорное (контрактное) рабство на столько-то лет, чтобы трудом рассчитаться с заимодавцем.

Число «договорных рабов» начало резко расти именно после установления монархии в 10-м веке до н. э. С этого времени начинаются и другие социальные перемены, усилившие разрыв между богатыми и бедными. При Сауле у евреев впервые возникли центральная администрация, регулярная армия и организованный сбор налогов. При Соломоне, полстолетия спустя, появились в большом числе царские купцы, монополизировавшие торговлю для нужд двора, армии и знати с окрестными и дальними странами — Египтом, Месопотамией и Аравией, а также с Африкой и Индией. Эти торговые связи принесли огромное богатство как царю, так и его приближенным. Количество золота, поступающего в казну Соломона за один год, составляло 666 талантов (при 1 таланте, эквивалентном примерно 25 кг золота), не считая тех денег, что зарабатывали оптовые и розничные торговцы (3 Цар. 10:14—15). При торговле такого масштаба появление купеческой элиты и усиление имущественного неравенства было неизбежным.

Данные археологических исследований подтверждают переход от относительного равенства к реальному неравенству.

Так, в 10-м веке до н.э. все дома израильского поселения близ Шхема (теперь — г. Наблус) были примерно равного размера и расположения, свидетельствуя о сходном уровне жизни. Дома, построенные там же два столетия спустя демонстрируют поразительную разницу — у богатых дома становятся больше размером и лучше устройством, чем небольшие и убогие жилища бедных. Особняки богатых размещены в отдельной части поселения, расположенной в лучших местах и вдали от скопления домов бедных.

Хотя появление бедных не связано лишь с установлением монархии, она сильно ускорила процесс имущественного и социального расслоения. Понятие о бедных и богатых, как и они сами, вероятно, существовало задолго до эпохи Царей, но в Библии богатые впервые упоминаются лишь в книге Самуила. Когда в 933 году до н.э., после смерти правившего 40 лет Соломона, десять израильских племен, чтобы избавиться от тяжких налогов и гнета Иерусалима, образовали Северное царство (Израиль), именно здесь блеск дворцовой жизни, роскошь царских сановников и богатство торговцев достигли новых высот. В то же время Иерусалим, оставшийся столицей Южного царства (Иудеи), сильно обеднел по сравнению с богатыми северными городами. Причина понятна: на севере были сосредоточены наиболее плодородные почвы, тогда как Иудея была, в основном, страной гор и полупустынь. Если Израильское царство, имея выход к Средиземному морю, сосредоточило у себя почти всю международную торговлю, то Иудея была практически лишена этого источника богатства из-за географической изоляции и враждебного окружения.

Вопреки этим важным различиям, в экономическом и социальном развитии обоих Царств было много сходного. Оба царских двора, каждый своим путем, содействовали усилению имущественного расслоения и, как следствие, формированию отчетливых групп богатых и знатных, бедных и угнетенных. Хотя крупные землевладения существовали и до периода монархии, именно при ней возникло большинство из них — благодаря царской политике дарения земель своим сторонникам за счет конфискации земель у своих врагов и завоевания новых территорий (1 Цар. 22:7).

Об этой нечестивой практике хорошо знал пророк Осия, когда он осуждал «вождей Иудиных, передвигающих межи», и пророчил падение обоих царств от иноземного владыки. Вскоре, после неоднократных вторжений Ассирии, это и случилось с первым из них. В 721 г. до н. э. Израиль, ослабленный внутренними распрями и угнетением народа, был захвачен Саргоном II, уведшим в плен десять израильских племен, проживавших на его территории.

Нравственное разложение Северного царства обличает и пророк Амос. Состоятельные люди занимались ростовщичеством и взыскивали долги с особой жестокостью, не останавливаясь перед продажею должников и их детей в рабство. Вот почему в голодные годы израильские рабы переполняли рынки тогдашнего мира. Правды в суде не было, ибо судьями были сами притеснители, или взяточники. На защиту подавленного народа восставали лишь пророки, но их речи имели только моральное значение и часто даже не доходили до ушей правителей и знати. Бесконечные конфискации земель сторонников и противников часто сменяющих друг друга царских династий и непомерные налоги были одной из главных причин недовольства, а то и ненависти к существующему социальному порядку.

За примерно 200 лет существования Израильского царства (931—721 гг. до н.э.) здесь правило 10 династий, и все, кроме двух, сменились после правления лишь одного или двух царей. Подобная политическая нестабильность была разрушительной для экономики страны и явилась, наряду с усилением эксплуатации и налогового гнета, одной из главных причин резкого усиления бедности и увеличения числа бедняков. Среди бедняков было особенно много мелких землевладельцев, вынужденных продавать или отдавать свои участки для покрытия долгов и высоких (нередко удваивавших долг) процентов на займы.

Вот как виновников этого бедствия обличали пророки. Исаия твердил в гневе: «Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что [другим] не остается места, как будто вы одни поселены на земле» (Ис. 5:8). Михей же скорбно констатировал: «Пожелают полей и берут их силою, домов, — и отнимают их; обирают человека и его дом, мужа и его наследие» (Мих. 2:1—2).

Когда в 6 в. до нашей эры вавилоняне и их союзники завоевали Южное царство — Иудею, они разрушили не только Храм и весь Иерусалим, но и другие города. В плен были угнаны все богатые и зажиточные люди, ремесленники и мастера, короче — вся элита той эпохи, включая священников. Остаться позволено было лишь беднейшим крестьянам, призванным поддерживать земледелие в покоренной Иудее для нужд Вавилонии. Опираясь на свидетельства Библии, историки предполагают, что в этих целях завоеватели провели здесь перераспределение земли, домов и имущества, разрешив таким грубым способом социальное расслоение той эпохи (4 Цар. 24:14, 25:12; Иер.40:7,10).

Эпоха Второго Храма

Восстановленная после возвращения из вавилонского плена (6—5 вв. до н.э.) еврейская община занимала теперь значительно меньшую территорию и имела намного меньшую численность, чем прежнее царство Иудея. Теперь это была одна из самых маленьких провинций огромной Персидской империи с территорией, составляющей лишь 10% площади современного Израиля. Такой она оставалась и в следующие 4 столетия — от персидского царя Кира до воцарения в Иудее еврейской династии Хасмонеев. Элиас Бикерман (Elias J. Bickerman), известный историк той эпохи, описывает тогдашнюю общину Иудеи, «как небольшое племя, затерявшееся в бескрайней империи персов, народ земледельцев — на небольшом уединенном плато и чуждый прибыльных дел…».

Из Вавилонии вернулось лишь менее 15% изгнанников, остальные не захотели оставить комфорт и изобилие, к которым они привыкли за почти 50 лет проживания в плодородной долине между Тигром и Ефратом. Вернувшиеся были радостно встречены в Иудее небольшим числом бедных евреев, оставленных здесь крестьянствовать, и враждебно — гораздо большим числом расселенных здесь вавилонянами «чужестранцев», боявшихся потерять занятые ими дома и земли.

В течение почти шести следующих столетий евреями Иудеи правила та или другая мировая империя, за исключением одного века, когда при Хасмонеях (Маккавеях) была восстановлена независимость страны и расширена ее территория. Иностранные правители Иудеи были, как правило, терпимы к общине, ее религии и традициям и не покушались на Храм и Иерусалим. Преследования при Антиохе IV (175—164 гг. до н.э.), вызвавшие восстание во главе с Маккавеями, были исключением из этого правила. В остальное время иерусалимская община имела значительную автономию, независимо от того, какой здесь был губернатор — персидский, греческий, египетский или римский. Большинство внешних политических пертурбаций не оказывало серьезного воздействия на внутреннее развитие общины. Зато внешнее культурное влияние, например, со стороны эллинизма, имело, особенно в конце рассматриваемого периода, гораздо большее значение.

Хотя политическая ситуация в Иудее после вавилонского пленения резко переменилась, социальные проблемы остались практически теми же. Бедность, неравенство и эксплуатация были по-прежнему распространены и имели тенденцию к усилению. В течение всего периода Второго Храма пропасть между бедными и богатыми лишь углублялась. Процесс этот ускорился с возрождением старых и появлением новых городов, где бедность, как всегда и везде, сосредоточивается и усиливается.

В книге Нехемии, пророка и назначенного персами еврейского правителя Иудеи, дана яркая картина ее повседневной жизни и проблем в 5–4 вв. до н.э., из которых он особо выделяет взаимоотношения двух основных социальных классов — богатых и бедных. Нехемия описывает как первые угнетают последних, одалживая им деньги под высокие проценты и требуя залог за них, что запрещалось заповедями Торы. Наследственные земли переходят в руки заимодавцев, оставляя многих безземельными и без средств к существованию. Из них немалое число, как и раньше, вынуждено было продавать себя или детей в рабство, особенно когда возврата долгов требовали другие кредиторы. Первоначально и сам Нехемия был одним из них. Но увидев масштабы причиняемых этим бедствий, переменил свое поведение и провел решение, призвавшее отменить долги или смягчить их условия, а также освободить контрактных рабов, отработавших 6 лет за долги (Нех. 5:1—12). Вряд ли эта реформа, предполагавшая сохранение мелких хозяйств на наследственных землях, имела серьезные последствия. Процесс образования крупных поместий и обезземеливания большей части населения стал с течением времени необратимым.

Однако отдача за долги или продажа своей земли в древней Иудее персидского периода не обязательно сопровождались, как это было много позднее в Римской империи, образованием в массовом масштабе городского безземельного пролетариата. Многие бывшие хозяева мелких участков продолжали на них работать, как арендаторы или контрактные рабы, и нередко могли жить в своих же домах, выращивая на огородах зерно и овощи для своей семьи. Правление Персии продолжалось более 200 лет и большая часть этого периода была мирной, что обеспечило для жителей всей империи, включая Иудею, относительное процветание.

Когда Александр Великий в 333 году до н.э. завоевал Персию, многие ожидали, что это спокойствие и стабильность сохранятся, и эти надежды оправдывались, пока он был жив. Со смертью Александра, через 10 лет после начала его правления, в огромной империи началась длительная борьба за власть его политических наследников, прежде всего, Птолемеев и Селевкидов.

Особенно острой была борьба за право владения Иудеей как стратегическим — военным, торговым и культурным — перекрестком античного мира. В течение 20 лет Иерусалим семь раз переходил из рук в руки. Каждое вторжение и многочисленные сражения противоборствующих армий приводили к новым человеческим жертвам, разрушениям и разграблениям. Экономика маленькой Иудеи была разрушена, что неизбежно привело к массовой бедности ее жителей.

В первое столетие после смерти Александра Иудеей чаще всего правили Птолемеи. Их, как и большинство античных повелителей, мало волновал порядок общинной жизни их подданных, им нужна была их покорность, безопасность границ, а, главное, получение от них вовремя разовых контрибуций и ежегодных налогов. Иерусалим должен был ежегодно платить царям из династии Птолемеев 20 талантов того времени, или более 500 кг серебра. Знатные граждане Иудеи, а позднее и ее первосвященники, назначались сборщиками налогов, часто проводившими их сбор весьма грубыми, а то и беспощадными методами. Результат был предсказуем — большинство жителей, кроме немногих самых богатых, становилось беднее, тогда как многие впадали в крайнюю бедность или нищету.

К исходу 3 века до н.э., в жизни ранее изолированной иудейской общины произошли существенные перемены — она стала интегральной частью греческого, точнее, эллинистического мира, и прежде всего, его экономики. Цари из династии Птолемеев активно поощряли распространение греческой торговли по всему региону Средиземноморья. Греческие торговые караваны регулярно шли из Египта в Сидон в Финикии (ныне Ливан) и в Заиорданье, пересекая Газу и Иудею. Здесь можно было повсюду встретить греческих торговцев и греческие товары. В свою очередь, иудейские товары, в особенности, вино и масло, вывозились в Египет, где их продавали с 60% царской пошлиной. По всей империи была широко распространена торговля рабами из Иудеи и, хотя их происхождение запутанно, среди них, несомненно, было много евреев.

В коммерческую деятельность втянулись и многие из жителей Иудеи. Но лишь немногим она принесла богатство, большинству же — неустойчивое благополучие, чаще всего заканчивающееся разорением. Не только сохранилась, но и получила распространение практика продажи себя за долги в договорное рабство, известная в течение столетий не только в Иудее, но и во всем регионе. Но теперь редко оставалась возможность жить на своей бывшей земле, работая на нового хозяина, как было в прошлые столетия. Появление избытка таких рабов привело к тому, что их «хозяева», вопреки заповедям Торы, стали все чаще продавать их работорговцам, а те вывозили их во все концы известного тогда мира.

Для еврейских рабов отрыв от родной почвы, семьи и религии означал особенно болезненную перемену образа жизни. Они подвергались перекрестному воздействию чужих культур и религий и, если возвращались, то нередко с потерянной еврейской идентичностью. Тяжелым испытаниям подвергалась и жизнь их семьи, которая теперь особенно нуждалась в поддержке своих соседей и всей общины.

Менялся образ жизни и евреев, остававшихся в неотвратимо эллинизировавшейся Иудее. Как показывают археологические раскопки в различных ее местностях, здешняя община испытала мощное воздействие «смеси» греческой, персидской и египетской культур, названной затем эллинизмом. Повсюду видны явные следы использования домашней утвари, одежды, рабочих инструментов, оружия и других предметов быта и культуры со всех концов средиземноморского мира.

Э. Бикерман считает, что Палестина в 5–4 вв. до н.э. принадлежала к средиземноморскому поясу эклектичной греко-египетско-финикийской цивилизации, протянувшемуся от Нила до Сицилии. Поэтому постепенное, а нередко и ускоренное (если стимулировалось культурной элитой и правителями) распространение эллинизма не могло не затронуть Иудею.

О том, каковы были его масштабы и роль в развитии еврейской культуры и религии, спорят многие поколения историков, замечает Лоувенберг.

Одни, как например, Алан Ф. Сегал (Alan F. Segal), полагают, что иудейская и эллинистическая цивилизации могли сосуществовать в форме симбиоза, так что даже Хасмонеи, представляемые обычно в качестве ярых борцов с эллинизмом, легко воспринимали плоды этой культуры. Другие, как, например, Фергус Миллар (Fergus Millar), твердят, что евреи Иудеи в своей массе не были затронуты этой чуждой им языческой культурой, оставаясь «не-греками» по своему составу, обычаям, религиозным обрядам и праздникам, языку и взглядам вплоть до начала 2-го в. до н. э. Есть, наконец, радикальные историки, которые заявляют, что, если бы не восстали Маккавеи и, если бы они не завоевали вновь независимость Иудеи, она бы полностью эллинизировалась, растеряв свою религию и еврейскую идентичность. Они добавляют для обострения, что поскольку угас бы иудаизм, не возникло бы христианство и ислам, и мир до сих пор оставался бы языческим…

Как бы то ни было, небольшая еврейская община, даже ортодоксальный Иерусалим, при всем их сопротивлении, не могли не подвергнуться за несколько столетий воздействию этой культуры. Ее особенно ярким проявлением было основание в этой издревле сельскохозяйственной стране большого числа новых городов, часть которых появилась еще при Птолемееях. Но еще больше эллинизированных — по устройству, архитектуре и образу жизни — городов появилось при Хасмонеях, последней династии иудейских царей.

В 1-м веке н. э. еврейский историк Иосиф Флавий насчитывал в Римской Иудее одиннадцать только крупных городов эллинистического типа. Их большинство было основано при поздних хасмонейских царях — Яннае (103—76 гг. до н.э.) и царице Саломее-Александре (76—67 гг. до н.э.). Прежде всего, на завоеванных ими и их предшественниками богатых и плодородных землях в Идумее, Самарии, Галилее и на приморских равнинах, где они обратили в иудаизм проживавшие здесь другие семитские племена. Эти завоевания обеспечили крупный избыток продовольствия, получаемый на новых территориях, и это вынудило многих крестьян покинуть малопродуктивные участки в засушливых районах и переселиться в новые города. Поскольку города эти ввозили продовольствие из полностью эллинизированных регионов, воздействие эллинизма на их повседневную жизнь стало в результате этих контактов еще большим.

Урбанизация Иудеи при Хасмонеях привела к появлению ощутимой разницы между сельской и городской жизнью, и рост влияния городов в стране становился все более определяющим. Вскоре выяснилось и непредвиденное следствие урбанизованной жизни в Иудее. Города, как и повсюду, становились благоприятной средой для притока бедных, появления и расширения очагов бедности и нищеты, захватывающих целые городские районы.

Впервые широкое использование в Иудее чеканных денег (монет, выпускаемых государством) началось еще в персидский период, хотя деньги как средство обмена, в виде весового золота и серебра, были здесь известны давно, о чем имеется немало свидетельств в Пятикнижии. Греческие монеты стали использоваться в торговле еще в 6 веке до н.э.

Но лишь начиная с 4-го века, особенно при эллинских правителях, стали широко применяться разменные монеты — даже погонщики верблюдов стали регулярно ими пользоваться. За аренду все еще платили натурой — примерно одну треть урожая, но для покупки ввозимого продовольствия и уплаты налогов нужны были серебряные монеты. Чтобы получить их в долг, крестьянину приходилось нередко заложить свою землю. Многие мелкие землевладельцы, балансируя на грани выживания и не имея шансов возвратить накопившиеся долги, могли при плохом урожае ее потерять. Урбанизация жизни и быстрое развитие денежной экономики в Иудее еще при Птолемеях привели к особенно значительному росту числа бедных, усилению социального неравенства между ними и богатыми, нарастанию напряженности и конфликтов в их отношениях.

Вот как, используя проповеднический стиль своего времени, говорит об этом иудейский мудрец Бен-Сира («Книга Премудрости Иисуса, Сына Сирахова», прим. 2-й век до н.э.): «Какой мир у гиены с собакою? И какой мир у богатого с бедным? Ловля у львов — дикие ослы в пустыне, так пастбища для богатых — бедные. Отвратительно для гордого смирение: так отвратителен для богатого бедный. Когда пошатнется богатый, он поддерживается друзьями; а когда упадет бедный, то отталкивается и друзьями» (Бен-Сир.13:22—25).

Как уже отмечалось, ухудшение жизни в Иудее началось еще в 3-м веке до н. э. из-за введенных Птолемеями высоких налогов, уже тогда казавшихся крестьянам нестерпимыми. Когда же Иудея во 2-м веке была оккупирована правителями Сирии из династии Селевкидов, население провинции было обложено еще более высокими податями. Особенно при Антиохе IV Эпифане (175–163 гг. до н.э.), который должен был платить Риму, покорившему его царство, огромную дань.

Эти налоги легли, как обычно, наибольшим бременем на бедных, составлявших к тому времени основную долю населения. Начавшийся еще ранее процесс обезземеливания, приобрел теперь массовый характер по известной цепочке. Чтобы вовремя уплатить выросшие налоги, берется ссуда под залог земли, инвентаря, дома; когда ее не возвращают, теряется заклад и, как правило, навсегда. То, что ранее было горем для одиночных хозяев, теперь превращается в социальную проблему.

Из истории известно, что быстрый и массовый рост числа безземельных крестьян обычно заканчивается социальным взрывом. То же случилось и в Иудее. Именно эти крестьяне, потерявшие землю еще при Селевкидах, составили главную ударную силу бунтов и восстаний против римских правителей, часто вспыхивавших в Иудее в 1-м в. до н.э., а также в 1–2-м вв. нашей эры.

До эпохи Хасмонеев большая часть населения Иерусалима и близлежащих поселений была так или иначе вовлечена в занятия сельским хозяйством, но c растущей урбанизацией жизни ситуация круто переменилась.

Все большее число жителей, не только лишь столицы, но и других городов, становилось ремесленниками — кустарями, мастерами и подмастерьями, полностью оставляя занятия сельским хозяйством. Бен-Сира называет их людьми, которые полагаются лишь на умение своих рук. Если несколько столетий тому назад Нехемия в перечне ремесленников Иерусалима называл лишь золотых дел мастеров, то Бен-Сира во 2-м веке до н.э. добавляет к ним резчиков, кузнецов, гончаров и парфюмеров. Все большее число крестьян переходит к ремеслу, считая, что это не столь тяжкий способ заработать на жизнь, как земледельческий труд.

Когда Бен-Сира осуждает это явление, он не столько сожалеет о прошлом, выражая свои консервативные взгляды, сколько предвидит его социальные последствия. В городской общине бедность преодолевается труднее по сравнению с сельской. Когда наступают трудные времена, житель города не может больше поддержать семью продовольствием со своего участка и вынужден обратиться за помощью к соседям и общинной благотворительности.

Бен-Сире, вероятно, были известны многие случаи, когда бедняки были лишены этой поддержки, и он убеждает своих сограждан быть более щедрыми: «И к бедному простирай руку твою, дабы благословение твое было совершенно» (7:35). Он не раз напоминает своим слушателям о помощи бедным, например, такими словами: «Но к бедному ты будь снисходителен и милостынею ему не медли. Ради заповеди помоги бедному и в нужде его не отпускай его ни с чем» (29:11—12). И в то же время он осуждает богатых, «приносящих жертву из имения бедных», говоря: «Кто приносит жертву от неправедного стяжания, того приношение насмешливое, и дары беззаконных неблагоугодны» (34: 20, 18).

Репрессивные антиеврейские меры, включая запрещение Субботы, обрезания, изучения Торы, а также осквернение Храма, предпринятые Антиохом IV, и сверхвысокие налоги, введенные его оккупационной властью, способствовали начавшемуся вскоре социальному бунту, особенно среди низших слоев. Подобная обстановка в решающей степени способствовала успеху восстания во главе с Маккавеями (60-е гг. 1-го в. до н.э.).

Это массовое восстание позволило добиться в последующие 25 лет полной независимости Иудеи от Селевкидской Сирии и создать мощное Хасмонейское царство, просуществовавшее почти 100 лет — вплоть до римского завоевания Иудеи. Хасмонеи избавили страну от изнурительной иностранной дани, укрепили страну и армию, добившись при этом создания мощного еврейского государства с расширением в несколько раз его территории, включая выход к морю.

Однако они не смогли даже частично решить главные социальные проблемы страны — безземелие и бедность большинства ее населения. Эти проблемы неизбежно приобрели еще более острый характер после захвата Иудеи Римом в 63 году до н.э., поскольку ее жители вновь были обложены высокими налогами в пользу победителя. Результатом хищнической социальной политики римлян и корыстолюбия собственной знати и богачей стало резкое расширение границ и углубление бедности еврейского населения Иудеи.

Эпоха Рима

Три ключевых события характеризуют этот период еврейской истории, и они были тесно связаны с эволюцией социального неравенства и социальной защиты в древней Иудее.

Разрушение Второго Храма в 70 году н.э. представляет собой первый поворотный ее пункт. Начиная с этого рубежа иудаизм, как религия, культура и образ жизни евреев, становится совсем иным почти по всем своим компонентам.

Появление талмудических мудрецов (фарисеев, или книжников) в качестве лидеров еврейского народа, где бы он не находился, стало вторым — после разрушения Храма — главным событием еврейской истории. Это не было ни внезапным, ни неотвратимым событием — к нему привел длительный процесс, тянувшийся столетия.

Третьим переломным моментом еврейской истории той эпохи было принятие Римской империей в 4-м веке н.э. христианства как государственной религии. В языческом Риме иудаизм был одной из многих терпимых религий. В христианизованном государстве его статус радикально переменился — иудаизм и его последователи систематически подвергаются гонениям.

Эти три события имели решающие последствия для еврейской истории в целом и для истории еврейской филантропии и ее организаций, в частности.

Особенно важными для понимания этих процессов были события, развернувшиеся в Иудее на рубеже старой и новой эры. В последние десятилетия правления Хасмонеев внутри царской семьи шла разрушительная борьба за корону, и каждый из претендентов обращался за поддержкой к Риму. В середине 1-го века до н. э. римский Сенат пришел к заключению, что вместо сменяющих друг друга слабых правителей, не гарантирующих безопасность направляющихся на восток римских легионов, стратегически важную Иудею следует просто аннексировать.

В 63 году до н.э. легионы Помпея навсегда положили конец ее полной независимости. А после неоднократной смены лояльных римлянам правителей Иудеи из представителей бывшей царской семьи, они в 37 году до н.э. привели к власти в качестве нового царя и «друга Рима» Ирода I (Великого), до того — римского губернатора Галилеи. Эпоха Ирода (73 г. до н.э. — 4 г. до н.э.), потомка знатной идумейской семьи, которая приняла иудаизм всего лишь двумя поколениями ранее — весьма противоречивый период в истории древней Иудеи.

С одной стороны, почти 30-летнее правление Ирода вернуло ей многие достижения, добытые ранее в упорной борьбе Хасмонеями. При Ироде I римляне вернули Иудее ранее отобранные территории, включая Галилею, а также приморские земли и города. С их же поддержкой он завоевал новые территории. Считают, что границы его царства почти совпадали с границами Иудеи при царе Давиде. Благодаря его увлечению строительством, Иерусалим при Ироде стал одним из самых блестящих эллинистических городов. Им же было построено много новых городов того же стиля. Его преклонение перед греческой культурой привело к эллинизации царского двора, а также управления, культуры и повседневной жизни в столице и других городах страны.

С другой стороны, широкие массы еврейского населения, особенно в провинциях, крайне враждебно относились к Ироду, считая его узурпатором, установившим режим, противный канонам иудейской религии, и тираном, правившим жесткой рукой с помощью наемной армии и за счет огромных налогов.

Желая понравиться массам, Ирод обновил и украсил Храм, созывал народные собрания, пытаясь разъяснять им свою политику и достижения, был щедрым филантропом, оказывая поддержку евреям вавилонской и египетской диаспоры и помогая нуждающимся в стране в неурожайные годы. Однако ничто не могло преодолеть враждебности к нему широких масс, оскорбленных в своих религиозных и национальных чувствах и выражавших их в неоднократных бунтах против него и его римских покровителей.

Вскоре после его смерти Иудея, Самария и Идумея перешли под именем «провинция Иудея» в прямое подчинение римскому наместнику (прокуратору), тогда как остальные части Иродова царства, включая Галилею, остались в руках его наследников.

Период римского владычества, включая наместничество Понтия Пилата (26–36 гг. н.э.), при котором и начались антиримские беспорядки, был на несколько лет прерван царствованием в Иудее потомка Хасмонеев царя Агриппы (41–44 гг. н.э.). Хотя он вырос и воспитывался в Риме, в народе его приняли как «иудейского царя» — не только из-за происхождения, но и потому, что он защищал иудейские ценности и сотрудничал с религиозными лидерами. При Агриппе сильно выросла роль Синедриона, действующего религиозного, судебного и административного органа еврейской автономии, решения которого признавались римскими властями. Наряду с саддукеями — священнической аристократией, в его составе появились старейшины и соферим (писцы, нотариусы и толкователи Устного Закона и Торы). Представляя в Синедрионе поддерживаемых большинством еврейского населения фарисеев (книжников), они соперничали с саддукеями в борьбе за руководство общиной.

Когда после смерти «истинно иудейского» царя Агриппы римляне возобновили свое прямое правление, страну захлестнул новый взрыв антиримских настроений. В народе стала массовой идея о том, что любая чужеземная власть, тем более идолопоклонническая, есть зло, борьба с которым является религиозным долгом всякого еврея, ибо по строгости Закона евреям вообще запрещено подчиняться какой-либо власти, кроме велений иудейского Бога и его земных представителей.

Опираясь на эту идею, в стране распространились различные мессианские движения антиримского характера, а в селах и провинциальных городах усилилось всеобщее брожение масс и начались многочисленные беспорядки. В Иерусалиме соперничество внутри правящей элиты, прежде всего, между саддукеями и фарисеями, нередко переходило в кровавые уличные столкновения. Вскоре грубо действующая римская администрация и раздираемые противоречиями органы еврейской автономии утратили контроль над страной, в которой воцаряется анархия, закончившаяся антиримским Великим Восстанием 67—70 годов.

Кроме религиозно-национальных и политических факторов, к этому восстанию, как и к предшествующим бунтам против римлян, вспыхивающим почти каждые 10 лет их правления, привело нарастающее социальное недовольство населения Иудеи. И, в первую очередь, в связи с непосильными налогами и пошлинами. При наместниках Рима большая часть доходов римской казны в Иудее поступала от поземельного налога, усиливавшего обезземеливание и обнищание крестьян. Везде, кроме того, взималась подушная подать, а с жителей Иерусалима еще и особый подомовой налог.

Особое недовольство евреев вызывали привилегии, предоставляемые римлянами греческому населению. В Кесарии, новой столице провинции, в результате порядков, введенных Помпеем и его преемниками, греческая верхушка превратилась в высшее сословие провинции, что вызывало неоднократные конфликты еврейской и греческой общин. Один из них вылился в вооруженное столкновение, в котором римский наместник Флор встал на сторону греков и арестовал верхушку еврейской общины в Кесарии. Это стало толчком к восстанию евреев в Иерусалиме, где был уничтожен римский гарнизон, после чего кровавые столкновения прокатились по всем крупным эллинистическим городам.

Так началась Иудейская война, закончившаяся разгромом страны, разрушением в 70 году Второго Храма и Иерусалима римскими войсками под началом Тита. Продолжительность и упорство еврейского сопротивления в этой войне были в огромной степени вызваны не столько участием в ней религиозных и националистических экстремистов, сколько массовой базой восстания. В нем приняли участие все ограбленные и недовольные на селе, особенно те, кто потерял землю и иную собственность из-за непосильных поборов и долгов, а также бедные и голодные в городах, число которых повсюду, прежде всего в Иерусалиме, при римлянах резко выросло.

После разрушения Храма и Иерусалима, а вместе с ними и около 500 синагог, при каждой из которых имелась не одна религиозная школа, жизнь в Иудее характеризуется непрекращающимися беспорядками и хаосом, интеллектуальным упадком и резким ухудшением экономической ситуации, сопровождавшимся массовой бедностью и нищетой.

Эта бедственная ситуация представляла собой резкий контраст с положением во всей остальной империи, где наступил «золотой век» мира и экономического процветания, продолжавшийся более чем два столетия. В поверженной Иудее стихийно вспыхивающие бунты и восстания местных жителей сменялись новым усилением репрессий и поборов со стороны римских властей, разрушением селений и городов и изгнанием их жителей. Вслед за этим приходили всеобщая анархия, безудержная инфляция и великий голод.

Так было и после восстания Бар-Кохбы в 132–135 гг., еще более жестоко подавленного Римом. Иерусалим сравняли с землей и запретили евреям поселяться на его территории. Хотя зерно в эпоху «имперского мира» было весьма дешево, Иудею в то время неоднократно поражал голод, ибо у многих просто не было денег на покупку хлеба. Характерны поговорки книг Талмуда того времени. В одной из них говорилось, что заработать на жизнь было тогда так трудно, что, если это случалось, то успех приравнивали к чуду исхода из Египта, в другой — что заработать на жизнь вдвое труднее, чем выносить и родить ребенка.

Бедность в Иудее конца 1-го века н.э. была столь массовой, что прежняя система благотворительности в Иудее уже не могла с ней справиться. В Иерусалиме она вообще не функционировала. Традиционные и новые бедные, включая бывших богачей, были вынуждены в разрушенном городе заботиться о себе сами, вплоть до поисков съестного на мусорных свалках. Добровольных же пожертвований — там, где они еще были возможны — просто не хватало для всех из-за большого числа нуждающихся.

Даже бедные рабби, которых в прошлые времена щедро поддерживали, теперь голодали, и впервые в еврейской истории многие из них шли просить милостыню. Эта новая ситуация породила специальную молитву, сочиненную позднее, в 3-м веке н.э., учеными одной из галилейских академий: не дай нам Бог зависеть от подношений людей — ведь они дают так мало, а наш стыд оттого, что мы выпрашиваем, так велик.

После разрушения Второго Храма император Веспасиан конфисковал в свою пользу многие из принадлежащих евреям в Иудее земель. Большие поместья на этих землях в качестве награды получили высшие офицеры его армии, видные римские политики и лояльные к Риму известные евреи, например, Иосиф Флавий, перешедший, на его сторону в ходе Иудейской войны. Большинство же мелких владельцев осталось на этих землях арендаторами или издольщиками.

Спустя 60 лет, после подавления восстания Бар-Кохбы, император Адриан провел новый цикл конфискаций земель, еще остававшихся в руках евреев. Но, как видно, у них было еще немало земель, так как столетие спустя, как следует из диспута в одной из книг Талмуда, ученые рабби спорили о том, кому принадлежит большинство земель в римской Палестине — евреям или язычникам. Из-за продолжающихся земельных конфискаций со стороны римлян, а также объединения и слияния мелких участков в крупные поместья, сельское хозяйство постепенно перестает быть главной отраслью иудейской экономики.

Это был, однако, очень медленный процесс. Об том свидетельствуют множество правовых решений, притч и диспутов, рассеянных по всему Талмуду. Ведь в течение всей талмудической эпохи займы и долги гарантировались большей частью закладом земли, а вдовы и разведенные жены получали свою долю наследства или имущества чаще всего от доходов, связанных с землей. Да и размеры богатства продолжали выражать в терминах, связанных с земледелием.

Рабби Тарфон (1 век н.э.) называл богатым такого человека, который «владеет сотней виноградников, или сотней полей и имеет сотню рабов, чтобы их обрабатывать». И все же земледелие, падение роли которого началось задолго до римского завоевания, перестало быть основным источником дохода именно в талмудическую эпоху — ему на смену пришли ремесло и торговля, облегчающие и ускоряющие рост еврейского рассеяния. Авторы Мишны — свода записей Устного Закона (1–2 век н.э.), перечисляя 39 видов работ, запрещенных в субботу, упоминают только 7 работ, связанных с сельским хозяйством, тогда как работ, связанных с шитьем одежды — тринадцать.

Как известно, ни один народ, завоеванный Римом, не сопротивлялся так яростно его правлению, религии и культуре, как евреи Иудеи. Конечно, за исключением тех из них, кто крупно выиграл от римской оккупации и сотрудничал с властями. Но они составляли незначительное меньшинство. Большинство же иудейского населения провинции активно выражало свое недовольство и порыв к свободе — прежде всего, религиозной — как словом, так и действием.

Евангелие от Иоанна цитирует диспут Иисуса и сомневающихся иудеев: «Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными?» (Иоанн 8:31—33).

Бунты и восстания вспыхивали неоднократно в течение всего римского управления Иудеей, ибо большинство ее еврейского населения не признавало саму законность здесь римской власти. В этом была одна из главных причин низкой репутации тех, кто занимался здесь сбором налогов — были ли они римскими чиновниками или людьми из своей среды. Хотя мудрецы Мишны ненавидели и запрещали ложь, они постановили, что допустима даже фальшивая клятва, если она позволяет избежать уплаты налогов и ограбления. По Галахе (религиозному еврейскому праву) сбор налогов завоевателями приравнивался к краже.

Всеобщее восстание во главе с Бар-Кохбой, состоявшееся при императоре Адриане в 132–135 гг. н.э., было последним всеобщим восстанием против римлян. Но как до, так и после него неоднократно имели место локальные бунты евреев — и не только в Иудее, но и в диаспоре. Особенно кровавым, как о том свидетельствует христианский историк Евсевий, так же, как и мудрецы Талмуда, были восстания евреев в Египте, Киренаике (Ливия), на Кипре и в Месопотамии в 115–117 гг. нашей эры. Евреи провинции Киренаики, возглавляемые неким Лукой, объявившим себя иудейским царем и мессией, разрушали здесь языческие храмы и изгоняли из городов греческих верующих. Последние, собравшись в Александрии, где проживало в то время около 150 тысяч евреев, разгромили при поддержке местной греческой общины иудейский квартал и перебили многих его жителей. Через год евреи Александрии, собравшись с силами, ответили разрушением в городе языческих храмов и римских памятников, включая бюст Помпея, и новыми убийствами греков.

Наконец, император Траян, воевавший в те годы с парфянами в Месопотамии, где также началось брожение среди местных евреев, потребовал любой ценой покончить с иудейским сопротивлением в своем тылу. Его генерал из Мавритании Луций Квиет проделал это с редкой даже для римлян беспощадностью, перебив многие тысячи иудеев в городах Месопотамии, Сирии и Кипра. После своего назначения правителем Иудеи, он, как утверждается в Талмуде, продолжил и здесь свое кровавое шествие. Много позднее, в 351 году, римский губернатор Галл Цезарь подавил еврейское восстание во главе с очередным «мессией» в Сепфорисе (Галилея) — одном из талмудических центров и месте неоднократных восстаний в прошлом.

Антиримские восстания в Иудее имели много причин, но среди них тяжелые экономические условия, при которых большинство населения вынуждено было жить ниже «порога бедности» того времени, были, вероятно, главным фактором.

В ранние времена иудейской истории правители страны и общины были, как правило, выходцами из высших слоев общества — таково было большинство первосвященников, царей и крупных торговцев. Эту традицию поддерживали и римляне, что продолжалось вплоть до разрушения Второго Храма. Все первосвященники назначались с их согласия, ибо они были ответственны за сбор налогов. После 70 г. назначение патриархов, заменивших первосвященников, а также местных еврейских правителей, происходило в упорной борьбе внутри общины, продолжавшейся не одно столетие. Лидеры общины из священнической и бывшей царской знати, а также из торговой элиты, охотно и активно сотрудничали с оккупантами и нередко содействовали им в экономическом ограблении населения при сборе налогов. Поэтому они не имели массовой поддержки, тогда как ее все чаще получали ученые мудрецы, в большинстве своем, выходцы из простого народа. Хотя некоторые из мудрецов и были богаты, среди них были, в основном, ремесленники, мелкие торговцы, земледельцы и просто бедняки. Не все, однако, готовы были принять лидерство в общине талмудических мудрецов с их ортодоксально жесткими религиозными требованиями. Ведь при эллинизированной знати, хоть и сотрудничавшей с римской властью, повседневная ритуальная жизнь была облегчена.

Лишь постепенно, спустя столетия, к лидерству в общинах, как в Иудее, так и в диаспоре, пришли мудрецы, а впоследствии раввины. Основной причиной тому стала решительная перемена в еврейском менталитете, вызванная в немалой степени безгосударственностью и рассеянием. Ученость человека стала более важным критерием лидерства, чем его общественное происхождение. Повсюду в древнем мире, как в Греции и Риме, так и в Иудее, когда она бывала независимой, отношение к простому народу, как к черни, представители которой недостойны и неспособны управлять, было привычным. Еще во 2-м веке до н. э. Бен-Сира сказал об этом так: «Все они надеются на свои руки, и каждый умудряется в своем деле; без них ни город не построится, ни жители не населятся и не будут жить в нем; и однако ж они в собрание не приглашаются, на судейском седалище не сидят и не рассуждают о судебных постановлениях, не произносят оправдания и осуждения и не занимаются притчами» (Бен-Сир. 38:36—38).

В талмудическую эру подход этот решительно переменился. Одни мудрецы были бедняками, другие занимались презренным ремеслом, третьи имели сомнительное происхождение. Но если их ученость и мудрость становились общепризнанными, они приобретали права на лидерство в общинах, тогда как привилегии, основанные на наследственном статусе и семейном праве, отходили на второй план. Теперь при выборе супруга генеалогия, игравшая ранее решающую роль, перестает быть важной. Сами мудрецы неоднократно напоминали о том, что Руфь, прабабушка царя Давида, была моавитянкой, перешедшей в иудаизм. Прозелиты (новообращенные) и их наследники могли в талмудическую эпоху стать национальными лидерами — главным требованием к ним становится высочайший уровень учености. Некоторые из выдающихся талмудических лидеров, включая Шемаю и Абталиона, руководивших Синедрионом около середины 1 века до н.э., а также рабби Акива, вдохновитель восстания Бар-Кохбы, происходили из семей прозелитов.

Не только знатность происхождения, но и богатство перестало считаться непременным условием общинного лидерства. В Иудее появилось немало богатых евреев, особенно в период римского «золотого века» при императорах из династий Антонинов и Северов (138–235 гг.), но никто из них не стал лидером общины. Они нашли выход своей праведности и тщеславию в строительстве замечательных синагог, подобных той, например, что была воздвигнута в Капернауме в 3 веке.