Бесплатный фрагмент - Новогодняя Проза

Что может быть краше не тронутой таёжной глуши в самые первые часы рассвета. Когда после ночной прохлады ещё не поднялся рой гнуса и ночные обитатели примолкли, устраиваясь в своих логовах, а дневные только-только разминали затёкшие члены и голосовые связки. Тишина и благодать. Но громадный грохот и скрежет раздираемого металла, внезапно разорвавший эту идиллию, заставил всю живность этих мест всполошиться. Затрепетали кроны вековой чащи, всколыхнулся подлесок. Общий гомон и паника усилили и без того ужас происходящего.

Из палаток на склоне чуть полысевшей сопки, сразу повыскакивали встревоженные геологи.

— Похоже это на КВЖД!

— Ребята! Быстро экипируемся и туда!

— Катерина! Ты здесь остаёшься!

— Готовь медикаменты на всякий случай и пожрать! Вернёмся неизвестно, когда!

— Парни рации переносные захватите!

Проводив обеспокоенным взглядом удаляющуюся группу мужчин, недолго вглядывалась в тут сторону откуда доносился затихающий лязг и где над местом трагедии из тучи пыли начали подниматься клубы чёрного дыма. Спохватившись юркнула в палатку. Включила радиопередатчик, надела наушники, поднеся микрофон к губам.

— Всем, всем, кто меня слышит! Говорит начальник геолого-разведывательной партии Торилина Екатерина. На участке железной дороги у Кедровой Пади, по-видимому произошло крушение поезда. Был слышен страшный грохот и лязг металла. Сейчас наблюдаю клубы дыма. Геологи в составе двенадцати человек вышли к месту аварии. Всем! Всем! На перегоне…

Первыми ответили пограничники, потом с управления железной дороги, охотхозяйства и лесоохраны. Последними отрапортовали военные.

Снова выбралась наружу, из-под руки разглядывая огромные чёрные изгибающиеся столбы дыма и пара. С придыханием покачав головой, подошла к затухающему костру, подбросила наколотых дров. Устроив котёл над ним, налила воды, собираясь чистить картошку.

Но что-то вдруг женщину заставило резко обернутся и вздрогнуть. Полог её палатки колыхался, а возле неё стоял мужчина среднего роста азиатской наружности, в гражданском френче китайского образца, с лоснящимся пучком волос на затылке. Приподняв руки в успокаивающем жесте, затараторил на непонятном языке, боком обходя хозяйку. Ещё пару мгновений и он бесшумно растаял в ближайших зарослях.

Катерина не успела отойти от шока, как послышался топот сапог и громкое дыхание загнанной собаки. Пограничный наряд с овчаркой вывалился на поляну.

— Кто был? — Еле выдавил сержант.

— Китаец! Туда побежал, — ткнула пальцем, указывая направление.

Четвёрка стражей границы метнулась в указанную сторону. И вскоре с другой стороны сопки отдалённо послышались крики, автоматные очереди, визг собаки. Катерина с тревогой поднялась, ожидая возвращения пограничников с задержанным нарушителем. Напрасно. Ни кто не пришёл. Только вскоре над ней пролетел военный вертолёт и всё смолкло.

Не вернулась в этот день и вся её бригада. А вечером устраиваясь на ночлег обнаружила у себя на лежаке потрёпанную толстую книгу, испещрённую иероглифами и картинками с людьми в кимоно, показывающими различные приёмы рукопашного боя.

***

Новый учебный год, за открытыми окнами шелестят листвой, только чуть позолотившиеся берёзы. Солнышко жарит по-летнему, забрасывая в класс легким ветерком полуденный зной. Историчка шастает вдоль доски, бодро объясняя, чем пахнет новый изучаемый материал, делая кратковременные паузы под стук колёс, проходящих за оградой школы трамваев. Галдят галки, вторя гомону разбредающихся учеников младших классов.

— Блин, как тошно то, — шмыгнул носом Пашка, вытягивая затёкшие ноги.

— И не байка, дружище! Ща бы, как вчера на озеро, — с сожалением выдохнул Алик, рисуя на последней странице тетради танковое сражение. — А ещё литература и классный час. Сдохнем здесь, к седьмому то уроку.

— Я слышал, по русскому училки ещё нет.

— Так, чё может классный час, Пилорама проведёт вместо литеры.

— Нет. У неё десятиклассники в это время.

— Жалко Петровна от нас ушла, — облокачивая щёку на локоть, чтобы лучше видеть художества Алика Шмакова, прогнусил Павел. — Видел, что Егорка с Филей ей в подарок от нас купили?

Друг утвердительно мотнул патлатой головой.

— А знаешь, сколько эта брошь стоит?

Алик заинтересовано уставился своими узкими глазками на товарища, бросив своё занятие.

— Четыре пятьдесят, — прошептал, с удовольствием наблюдая, как очи одноклассника принимают европейский овал. — Вчера заглянул в галантерейный и случайно узрел.

— Мы собрали пятнашку на цветы и подарок, — изумился Алик, оборачиваясь в сторону последней парты на среднем ряду.

— А цветочки они у малолеток из букетиков при входе в ворота надёргали. Сам видел.

— Во уроды! А я думал с утра показалась, что перегаром от них прёт. — Шмаков снова взялся с остервенением за ручку, сжавшись всем своим нескладным телом в подобие клубка. — Ни говори, никому. Дойдёт. Прибьют наглухо.

— Торилин, Шмаков! Я, что не понятно излагаю? — Не выдержала учительница. — Вы так активно обсуждаете мою речь или никак не можете излить свою новейшую историю?

— Да, что вы, Татьяна Сергеевна, всё ясно и разумно, — развел руками Алик.

— Нам вот только не понятно, после вашего урока домой идти, или все сорок пять минут в догонялки по школе бегать до классного часа? — Брякнул Пашка.

Дремавший класс встрепенулся. Только дай предлог побузить.

Но. Входная дверь неожиданно распахнулась и на пороге появилась завуч. Испепеляющим взором окинула вмиг присмиревший класс. Все разом вскочили, гремя отодвигаемыми стульями, виновато потупясь в парты.

— Здравствуйте! Садитесь.

Грузное тело в темно-вишневом костюме, утиной походкой проследовало к историчке, строго погрозив толстым пальцем. Отвернув преподавателя к доске, припухлостями своих губ, прошлёпала, что-то ей на ухо, размахивая рукой в сторону входа. Затем поманила кого-то оттуда.

— Девушки проходите.

В смущении прижимаясь, друг к другу, вошли две девчонки, прикрывая здоровенными портфелями голые коленки.

При их появлении Пашка вздрогнул и заледенел. Все звуки разом пропали для него. Плотный туман рухнул с потолка, как ему показалось, отстранив окружающих не проницаемой пеленой. Только она! Её чёрные колодца глаз! И он, как кролик перед ними, готовый нырнуть туда, не на секунду, не задумываясь о последствиях.

— … Горохова Лена и Сысоева Маргарита, переведены к нам из 72 школы. Прошу не обижать и во всём помогать…

Слова завуча пробивались, словно отголоски радиопередачи у соседей за стеной.

Рита с улыбкой взирала на него, не удостаивая вниманием остальной класс. Чуть вытянутое личико с задорным остреньким носиком, изящная лебединая шейка, точёный подбородочек, опахало ресниц, притягательный изгиб розовых губ, тёмно-русые волосы в прическе Марлен Монро, фигура с обложки журнала «Мода».

…проходите, садитесь, — указала на последние свободные парты Татьяна Сергеевна.

Павел пришел в себя только, когда новенькие прошли мимо их с Аликом парты. Куда подевалась завуч, он даже не зафиксировал.

— Ну вот, дорогие мои Торилин и Шмаков, теперь я могу ответить и на ваш вопрос. Следующий урок то же история, — раздался всеобщий гул неодобрения. — И что бы нам всем не терять попусту драгоценное время проведём коллоквиум или так сказать небольшой экзамен. Я вам раздам вопросы на листочках. На них напишите свои фамилии. Ответы на вопросы краткие. Даты, соответствующие события и их участники. Оценка за это мероприятие пойдёт в зачет этой четверти. Учебники за восьмой класс, которые вы сдали у меня на столе. Время на коллоквиум — двадцать минут, ну может чуть больше. Пока ваш новый классный руководитель соизволит здесь предстать. Всё. Время на подготовку пошло.

Класс бросился к учительскому столу, устраивая лёгкую потасовку в проходах.

— Будите шуметь, опрос проведу без подготовки, — от раскрытой двери почти прокричала историчка, покидая подопечных. — А у кого ещё детство играет, милости прошу на кросс по лестницам до директорского кабинета.

Последние слова явно большей степенью относились к Торилину. Ребята притихли, залистали учебники, послышалось выдирание листов на шпаргалки.

— Ты чё присох? — бросая перед другом учебник, хихикнул Алик, помаячив своей ладошкой у его лица. — Таня Сергевна кейф медитации обломала? Или бывшая соседка столько радости принесла, сразу не переварить? — Он обернулся в конец их ряда. — Ритуля, привет!

— Привет, Алик! Не ждали?

Павел, молча, подхватил книгу и с таким же застывшим взглядом и каменным лицом, не оборачиваясь назад, вышел в коридор.

Отойдя ко второму окну аппендикса, в котором находился класс истории, раскрыл учебник. Тупо уставившись на попавшийся параграф, старался утихомирить чехарду взбудораженных мыслей.

— Ну, объявилась. И чего? Как к ней сейчас подкатить? Идиотство! Во, морока! Столько времени прошло, а не отпускает! Снаружи вдруг, как деревянный стал, внутри дрожалка — желе.

Она появилась перед ним неожиданно, протянула прелестную ладошку и спокойно произнесла:

— Привет.

— Привет, — так же тихо выдавил из себя, протягивая свою ладонь, озираясь на распахнутую дверь и пустой коридор.

И в следующий миг, почувствовав, как между их руками возникло непонятное приятно покалывающее поле, не сдержался. Обхватил за плечи, прижал к себе, нежно прильнув в поцелуе к её губам. Сразу ощутив волны трепета, пробежавшие по телу Маргариты.

Секунда, другая, третья. Она вся напряглась, как сжатая пружина. Резко оттолкнула его от себя. И широко размахнувшись для пощёчины, увидела ополоумевшие глаза Павла, замерла.

— Больше так, никогда не делай, — опустила руку, и резко повернувшись быстро пошла по коридору.

— Рит, я дождусь тебя после уроков, провожу, поговорим, — с безысходной дрожью в голосе, бросился ей в след, пытаясь остановить.

— Пусти, мне в туалет нужно. Сволочь такая! — Отбилась кулачками девчонка. — И о чём говорить, я тебе уже не раз сказала — противен! Люблю другого! Дубина стоеросовая! Гад ползучий!

Её каблучки быстро зацокали вниз по лестнице со второго этажа. А Пашка, проширкал в актовый зал залез с ногами на подоконник, прислонившись к открытой раме. Сквозь горькие слёзы обиды уставился на асфальт школьного двора, глотая жечь переживаний.

— Ведь успокоился уже, столько не видел. Смирился. И на тебе! По самые не хочу! Нет не смогу! Чтобы была так близко и такая чужая.

Мимо лица пролетела пушистое семечко чертополоха. Плавно опустилось на паркет, мерно покачиваясь из стороны в сторону, попыталась зацепиться за мелкие царапины лака. Но внезапный резкий сквозняк протащил пушинку по полу. Задул под стулья, уставленные вдоль глухой стены кабинетов. Подбросил между их ножками и впечатал в свежую паутину бабьего лета, растянутую там.

Пашка безучастно проследил всё это никого не касающееся событие.

— Вот так и моё счастье, появилось вдруг, поласкала сердце. Дунул ветер, скребануло по живому, оставляя кровавые борозды на миокарде своими нежными прикосновениями. Стерло с души пылюку и в чужие сети. А ты смотри со стороны. Теперь тебе какой интерес, — подытожил он случившееся, поворачивая голову снова во двор. — Может свистнуть репой в асфальт? И все мучения разом…

Наклоняясь всё больше наружу, представил приближающиеся вкрапления гравия и мелкий песок на чёрном, не ровном фоне, вздрогнул. В следующий миг слетел со своего насеста, сдернутый за рукав.

— Что думаешь, мне стыдно и больно будет за твою дурость? — Прошипела Маргарита, не выпуская его из рук.

— Ты это о чём? — Оторвался от неё Пашка.

— Всё о том же! Я тебя, как облупленного знаю. Все твои идиотские мыслишки и подленькие поступки, как на ладошке. Сигануть видите ли он хотел! Только кому-больно-то сделаешь? Родным — не мне! Мне ты давно уже по барабану. Давай топай в класс, историчка истерит. Пропал, понимаешь, массовик затейник посмеяться не над кем.

— Раз тебе по барабану, чего хватаешься?

— Маму Катю жалко. А ты уж подумал, что тебя?

— Сама-то чего не в классе? Пасёшь?

— Нужен больно! К завучу за документами отправила.

— Надо же такому быть — я люблю такую яз… — Пашка махнул рукой на полуслове и поплёлся к кабинету. — Жизни без неё не представляю! Не встречались, успокоился. Явилась!

— Шевели ходулями. Времени мало осталось. Пару схлопочешь за четверть, — назидательно бросила Рита, провожая искрящемся взглядом понурую спину парня.

— Ну и где? И что?

Татьяна Сергеевна выпалила и тут же осеклась, увидев серое лицо ученика.

— У врача был, — буркнул Павел, усаживаясь на своё место.

— Может, домой пойдёшь? — тихо проговорила, склоняясь, над ним и прикладывая ладонь ко лбу.

— Нет. Всё нормально. Отсижу, — отстранился от учительской ладошки.

— Ну, смотри.

Думая о вдруг возникших перипетиях, на автомате отписался на все десять вопросов за пять минут. Сунул листок преподавательнице. Собрал свои пожитки и под изумлёнными взорами одноклассников и учителя, успевшей бегло просмотреть его ответы, покинул кабинет.

***

На классный час не пошёл, проторчал у ворот школы. В надежде дождаться всё-таки её и, хотя бы попросить прощения. А там, куда кривая выведет. Недавняя слабость плавно перетекала в раздражение. Раздражение в злобу на себя и на всё окружающее.

Девятый «Б» тянулся из парадного мелкими группками. Первыми, как обычно вылетели Егор Ялов и Вовка Филатов. Встали на проходе и начали стрелять мелочь у проходящих. Егор здоровенный, за метр восемьдесят, под девяносто кило с лицом первого блина с холодной сковороды. Вовка чуть похудосочней, занимался до седьмого класса штангой. Кулачищи — тиски из кабинета труда. Рожа — в ворота ставь, не забьют. Увидят его гримасу, от страха на пути сдохнут. Чёрные сосульки волос до плеч, на пальцах наколки. В общем, приблатнённые пацаны. Свои, кто их хорошо знает, ещё смогут отмазаться как-то, посторонним не позавидуешь. Настучат по «крыше» от души.

Маргарита появилась в окружении Гороховой и Алика.

— Вас чего из той школы турнули? — В голосе Алика чувствовался легкий подвох.

— У них выпускные профильные классы и всего два, по пятнадцать человек, — спокойно поведала Елена.

— Ясно. Успеваемость портили, — хохотнул Шмаков.

— Алька, кончай издеваться. Мы сами ушли, — пристыдила Сысоева.

— Ритк, а ты куда переехала? Давно тебя не наблюдали.

— В новостройки Прибрежного.

— Ни фига! Из такой дали и сюда?

— Там школ ещё нет. А тут на четыре квартала всех с детсада знаешь.

— Эй, красавицы, выручите гривенником на проезд. Завтра обязательно вернём. Чё жалко? Алик и ты пяточёк подкинь, ради дружбы, — Егорка наглел всё больше от безнаказанности. — Бабка больна, навестить надо.

— Пацаны, вам, что общественных на похмелку не хватило? Перед девчонками унижаетесь, — Пашка прямо подлетел к компании.

— Ба, Филь, глянь-ка, у нашего мопса голос прорезался, — удивлённо хихикнул Ялов.

— Ты к нам с претензиями по поводу общака, что ли? — скривил рот Вовка. — Так двинули, потолкуем за школу. Обрисуем тебе и дебет, и кредит.

— Девчонки пошли. Пошли. Ребята без нас разберутся, — Алик поволок новеньких за забор к остановке.

— И все документы выдадим с печатями и росписями, — свирепо добавил Егорка.

На крыльце появился Чулин Валерка. Сбитый, жилистый с угловато прилизанной фигурой легкоатлета. Прямые не послушные пики поросли на голове, коротко стрижены, лицо волевое. Кандидат в мастера спорта по гребле на каноэ. Не завсегдатай данной шайки, хотя общался с ними с удовольствием.

— О, Валера! Пошли, поможешь нам отчёт Торилину составить по подарку бывшей классной руководительнице, — обрадовался Ялов.

— А чё, парнишка наглеет?

— Ну да!

Они встали полукругом, притеснив Пашку к стене, побросав папки вдоль неё. Вся компания знала, он никогда не встревал, ни в какие конфликты. Был безобидной тушкой для тумаков и тычков. И сегодняшнее его хорохоство забавляло троицу.

Зато для их оппонента это сейчас был выход для кипящей, бухающей в мозгах ярости и самобичевания. Выплеском презрения к себе и к этим критинам.

— Сломают! Ну и пусть! Значит заслужил. Но просто так не получится! Зубами рвать буду! — мысли ускорялись с каждой долей секунды, быстро реагируя на все изменения и движения, тормозя реальное время. — Валер, я знаю, ты не при делах, так что будет возможность, не вмешивайся, пожалуйста, — спокойно, чуть растягивая слова, наконец, оборвал молчание Пашка.

Все заржали. А Егорка, решив ещё больше постращать жертву и посмеяться, сделал ложный выпад правой, в её строну. В следующий момент сложился, схватившись за пах и замычал. Филя поднял сжатые кулаки. Но было уже поздно. Пашка подпрыгнув, оттолкнулся одной ногой от спины скрюченного Ялова и с разворота, заправским ударом футболиста, ботнул Филю по черепу. Егорка не естественно крякнул и завалился на бок. Вовка столбиком рухнул на земь, ударившись головой о парапет школы. Кровь ручьём хлынула из раны.

Дальше у самого Торилина искры брызнули из глаз, затмевая белый свет. Он грохнулся на бедолагу Ялова, почувствовав, как в нём, что-то хрустнуло. Дикий вопль содрогнул остатки побелки на стене родной школы.

— Давай поднимайся, — Валерка протянул руку. — В травмпункт этих надо тащить. Ты с чего вдруг взбесился? Парней покалечил, — Чулин занялся головой Вовки, заматывая рану куском его же рубашки. — Егора в чувство приведи, а то не дотащим.

Тормоша и тиская Ялова, Пашка поведал про пропитые деньги класса.

— Я в этом не участвовал, — заверил Валерка.

— А я тебе сразу сказал, не вмешивайся, — наконец поднял на ноги Егорку Пашка. — Только не пойму, за что ты мне отвесил?

— Нельзя без наказано авторитетов валить. И тебе беда и мне потом проблемы и насмешки. Да придерживай его покрепче! Видишь в шоке ещё, того гляди долбанётся.

— Чего в травме будем петь?

— Чего, чего! С велосипеда кувыркнулись. Последствия похожи. И где ты только так сандалиться научился?

— Мать из экспедиции самоучитель привезла.

— Понял. Хвала значит Аллаху, что я первым не дёрнулся. О и Вовик оттудубел. Поднимаемся и топаем на трамвай.

***

На следующий день, потратив кучу времени, гуаши и материной пудры на фонарь под глазом, Пашка на первый урок явился со вторым звонком. Прошёл до своей второй парты в крайнем ряду, не поднимая головы. Плюхнулся на место и зыркнув на Алика, вопросительно вздёрнул подбородок.

— Не больно заметно. Только глаз красный. Здорово навтыкали?

Вошла математичка. Все сели, раскрывая тетради.

— Есть маленько.

— А этих видел?

— Нет. А чё?

— У Фили чалма, у Егорки золото — бриллианты на правой руке, — усмехнулся Шмаков. — Говорят, с велика упали. Набуздались наверно вчера по рубль восемь.

— Шмаков, Торилин! Ну, как обычно в своём репертуаре, — начала урок математичка. — Я ещё и пары слов не связала, а они уже обсудили все слухи и политическое положение. Бабки базарные. Давно рассадить вас надо!

— Извиняемся, Элеонора Викторовна, — Пашка чуть оторвался от стула. — Мы уже всем кости облизали, теперь до следующей четверти, берём обед молчания. Только не рассаживайте. А то вдруг не укоренимся на других местах, завянем и пропадут семена просвещения.

Класс тихонько прыснул и зашушукался.

— Обед ваш, отроки принимаю. Так, что учтите, язык ваш — враг ваш. — И уже более серьёзно с раздражением в голосе: — Всё! Шутки кончились. Тихо. Пишем число и тему!

Пашкины вставки во время уроков, почти всегда сходили ему с рук. Почему так повелось? Скорее всего, из-за его легкого и безобидного характера. И шутки его никого не задевали и не обижали, были всегда уместны. Преподаватели сами не раз пользовались этим, разряжая обстановку в классе.

— Ялов, а ты почему ничего не пишешь? — Элеонора разглядела бездельника, когда у доски Галка Кашина закрепляла новый материал, решая задачу.

— Ich bin больной, — помахал гипсом Егорка.

— Что с вами произошло? Я смотрю и друг у тебя в бинтах.

— Да, бабушка у меня болеет. Мы с Вовиком её решили навестить. Поехали на велосипеде. Бормоглот какой-то на дорогу выбежал. Ну, мы в канаву…

— Да, плохие из вас Красные Шапочки. Бабушку бедную без пирожков оставили, — не оборачиваясь, сказал Павел.

Хихикнула только математичка.

— Вы этого серого волка к нам поближе пересадите, — свирепо выдавил Филя. — Мы его шкуру быстро по парте растянем. А язык на ластики настрогаем.

Все застыли, опасаясь даже пошевелить головой в сторону покалеченных. Одна только Галка, перестав стучать мелом по доске, округлив рот, вытаращилась на Павла серо-голубыми очами. Белокурые локоны её причёски мелко задрожали, белёсые губы втянулись в рот.

— Проштрафятся, пересажу, — почувствовала неладное математичка. — А пока, Егор, учись писать левой. Это у тебя я чувствую надолго. К тому же, учитывая, что вы с Владимиром взяты в девятый с испытательным сроком, получите двойки в первой четверти — вылетите. И никакие материнские слёзы больше не помогут. Вас уже об этом предупредили, надеюсь?

Оба насупившись, мотнули головами. Егор неуклюже взялся за ручку. Кашина вновь зачиркала мелом по доске. В классе появились обычные звуки.

Алик толкнул Павла в бок. Тот скосил подбитый глаз на товарища. Шмаков покрутил пальцем у виска.

— Ритку с подругой вчера докуда проводил, — поинтересовался на первой перемене Торилин.

— Ленка тут, оказывается, через два дома за перекрёстком живёт. Они к ней пошли. В каком подъезде точно не скажу, — почесал затылок Алик, озираясь на приближающегося Филатова. — Там их встретили пацаны. Не наши. Сразу дали понять, не желательный я элемент. Пришлось прикинуться придурковатым прохожим.

— У них там один высокий такой, бровь рассечена, Волосы на прямой пробор? — Поинтересовался Павел.

— Ага. А ты откуда знаешь? Встречался уже?

— Было дело. Они из семьдесят второй. Вместе с Ритулей и Лен…

Он не успел договорить. Филя вдарил обидчика по пояснице у всех на виду и прошипел:

— Сегодня сочтёмся, волчара позорный.

Остальное время в школе прошло боле-мене. К последнему уроку Пашка с Аликом разработали план экстренной эвакуации через окно первого этажа. Который в этот день удался.

Что не скажешь о последующих.

Сначала были десятиклашки, из компании Ялова. По два — три человека. Потом появись пэтэушники от Филатова. То же не большими группками. После первых нескольких побоищ, Пашка вообще озверел. Валил всех подряд не жалеючи. Хотя порой доставалась тоже хорошо. Егорка с Филей на эти представления уже не ходили и в школе держались подальше. Зато появились зрители, специально ждавшие после уроков гладиаторских боёв. А он уже и не убегал. Просто сразу увидев новую компанию перед парадным, шагал за угол школы. Туда, где кусты скрывают обзор с дороги и кроны деревьев закрывают окна.

— На тебя уже ставки начали делать, — укоризненно, как-то заметил Алик. — Смотри, допрыгаешься. Вон сколько врагов нажил. Опасно с тобой рядом ходить стало. Огреют, как ни будь сзади чем потяжелее за компанию и в канализацию.

— Ладно. Не каркай, — отмахнулся Пашка. — Главное вовремя папку мою забирай и сматывайся. А там, глядишь, кому та наскучит зубами плеваться и гипсовый лапсердак надевать. Отстанут.

— Во, во! Закапают и отстанут. Ты вон только ногами больше махаешь. Припрут толпой, сгрудят. А кулачки у тебя с грецкий орех. И сучишь ими ты плохо.

Слова Шмакова вскоре стали пророческими.

***

На улице уже похолодало. Зарядили дожди. Дорожки услал разноцветный ковёр опавшей листвы. После занятий все ломились в раздевалки, побыстрее схватить своё, пока не оборвали вешалки.

Пашка, не спешил. Апатия и злость ко всему происходящему — эти два не совместимых чувства, крутили нервы в разные стороны. Сысоева игнорировала его по полной программе. Будто его вообще не существовало.

Вошёл в раздевалку, когда оттуда основная толпа уже свалила. Поднял с пола свою куртку и, выпрямившись, столкнулся взглядом с её очами. Снова сработал эффект кролика перед удавом.

— Почему только в твои глаза я могу смотреть, не моргая и не отворачиваясь? — Кому был задан вопрос? Себе или ей? — Ты прости меня, пожалуйста, за всё, — с судорожной мольбой в голосе, Пашка сделал шаг на встречу.

— Никогда!

Маргарита отшвырнула его с прохода и выбежала. Он ещё долго стоял между оставшейся висеть одёжкой, прижимая куртку и папку к груди. Уставившись пустым взглядом в окно. Сам не понимая, о чём думает. Меланхолично фиксируя, как она вышла за ворота и присоединилась к стайке девчонок. Хотя моросил дождь, разбредаться они не собирались. Чего-то шептались, бросая косые взгляды во двор.

Вышел в холл. Натянул, не застёгивая свой болоньий и плюхнулся в деревянное кресло, поставив папку на колени. Пустота внутри такая! Проглоти слюну — услышишь, как смачно плюхнется плевок о прокладку между деревяшкой и остальным телом.

Алик выдрал папку неожиданно.

— Иди. Тебя уже заждались.

Павел не двинулся с места.

— Проснись! Твою так! Прикончат ведь сейчас!

Торилин глубоко вздохнул, поднялся и, шаркая, поплёлся на выход.

— Паш, давай сегодня сбежим? — ухватился за локоть Шмаков.

Безучастной походкой, засунув руки в карманы, приблизился к четвёрке нахохлившихся парней.

— Ребят, может в другой раз? — Не поднимая головы, устало попросил Павел, остановившись перед импровизированной стеной.

Те взирали, на него молча, с высоты своего роста. Тот, кого они пришли воспитывать, был совсем не их комплекции и возраста.

— Пошли, — еле выдавил из себя, модно одетый, стоявший с правого края, с разбитыми губами. — Другого раза может и не случится. Вдруг, кто опередит.

— Этого я позавчера приласкал, — отметил, между прочим, про себя отрешённо. — Ну, как хотите, — обреченно произнес вслух.

Медленно, будто на прогулке в парке, подковыривая, носками ботинок мокрые кленовые листья, компания начала передвигаться к полю битвы. Зрители за забором, то же пришли в движение. В этот раз их хватило бы на пол зала в местном клубе.

Выйдя на середину, уже вытоптанной за предыдущие столкновения арены, Торилин обернулся. Воспитателей уже было семеро.

— Троим из них, я уже подпортил репутацию, — с неведомо откуда-то появившейся жалостью подумал Павел. — Моя персона явно становится популярней, — без страха и улыбки пошутил он. — Пацаны, прежде чем начнёте меня колбасить, разрешите попросить прощения у тех, кого прошлый раз обидел, — обвел отрешённым взглядом безучастно злые лица. — Начинайте. Сопротивляться не буду.

— Нам твои извинения и одолжения ни к чему, лошадь педальная, — буркнул ближайший с квадратной рожей.

— Зассал, ублюдок, — подходя с боку и дёргая за рукав, процедил с разбитыми губами.

Болоньевая куртка крякнула, выбрасывая на свет божий своё содержимоё. Лучше бы он этого не делал. Вакуум внутри Пашки взорвался. От недавнего обречённого мазохистского настроения вмиг след простыл.

— Ты это зачем? — Остервенело, с удивлением выпалил, сжимая кулаки. — Мне же больше ходить не в…

Кто-то из-за спин стоящих перед ним ударил прямо в лоб. Тут же сделали подсечку и начали пинать ногами, в сумятице мешая друг другу.

Прикрывая голову руками, завертелся как волчок. Сердце застрочило пулемётной очередью, ударив адреналином по всем мышцам. Мозг вскипел, тормозя реальное время, переводя все движения в рефлекторные.

— Стопой в колено, того кто на одной ноге в замахе! Лёг рядом! Перекат за него. Уже не достают. Удар сзади между ног, этого ближайшего, что не успел обернуться. Прыжком вскочил! Ребром ладони по шее третьего, с квадратной рожей. И бежать! Бежать пока все разом не навалились, — чёткие команды, неизвестно кем диктуемые, заставляли тело повиноваться в микросекунды. А собственное сознание отстранено констатировало второстепенные факты. — Ноги промокли, ботинки порвал. Ещё одна проблема. Растянулись в погоне. Ближайший — в полуметре. Затылком чувствую его горячее дыхание. Спортсмен вроде. Сейчас хватанёт за шиворот! — Резко встал! Присел! Нагнулся! Выпрямил колени! Выше его бросай, чтобы перевернулся на спину. Обе руки резко вдоль ног! Левая нога вверх! Каблуком по челюсти следующего! Разворот! — Говорят, мной участковый последнее время интересуется. Теперь уж наверняка встретимся. Вон сколько зевак и из окон сейчас видно. Обязательно кто-то донесёт. Эх, как он спиной дорбалызнулся!

Те, что немного отстали, затормозили по влажной клеёнке листьев, как по ледяной дорожке, разбрызгивая веером отжатую воду. Испугано застыли в ступоре. Чего ещё ждать от этого психа?

— Зашибу! — Рявкнул Пашка и ринулся на оставшихся.

Страх — великая сила. Уцелевшие обогнали свист ветра в собственных ушах, под улюлюканье довольной толпы.

Других, кто не смог ретироваться, недавняя жертва оттащила на спортивную площадку школы. Усадив всех на бревно. Они даже не пытались ему сопротивляться.

Присев перед ними на корточки, Павел вновь почувствовал к ним жалость. Термоядерный огонь в теле затухал, оставляя ноющую вязкость во всех мышцах.

— Парни извините, что так вышло. Честно, если куртку бы не порвали, рукой не шевельнул. Простите. А?

Ребята сидели, молча, временами покачиваясь от боли. Отворачивая глаза, держась за свои раны.

— У меня сейчас настроение — самому повеситься хочется. Нет, правда. Вы кстати были. Но одёжку, зачем рвать? Кто только вас на меня науськивает? — Победитель шмыгнул носом и смахнул слезу. — Просто прибить путью не можете?

— Что, так всё достало? — Спросил тот, что держался за спину.

Русоволосый, нос картошкой, с насмешливым серым переливом в глазах и волевым подбородком.

Пашка утвердительно мотнул головой.

— Ладно. Не переживай. Всё обойдётся. Меня Лёвкой зовут, — он протянул широкую ладонь. — Это Славка, ты ему подбородок рассёк. Зашивать надо. Витьку, коленку выбил. А он у нас вратарь. Из спортшколы мы. Саньку вон придётся в растопырку молот бросать.

Все засмеялись.

— Ты Петруху у нас в прошлый вторник ботинки свои заставил целовать, — не разжимая зубов и держась за кровоточивший подбородок, простонал Славка. — А мы с Лёвкой с ним дзюдо занимаемся. Обидно стало, да и местные на слабо взяли. Пузырь мы им теперь должны.

Лицо у Вячеслава светлое, с еле заметными оспинками. Нос прямой, массивный. Волосы с рыженой, зачёсаны назад. Александр фигурой квадратнее друзей и лицом зрелищней. Мощный лоб, чёрная верёвка бровей, почти сросшихся воедино. Тёмно карие глаза, острый нос, добродушные широкие губы. Виктор в компании самый высокий и худой. С длинными ручищами, резкими скулами на вытянутой шее, копной вьющихся волос до самых бледно-зелёных глаз с хитрым прищуром.

— Тогда понятно, откуда ветер дует, — догадался Торилин.

— Пашк, ты нас тоже извини. Обрисовали тебя — чисто людоед. Повелись. Теперь видим, ошиблись, — Лёвка попытался подняться, но скривив лицо от боли, снова опустился на место. — Нам бы сейчас отмыться всем где-нибудь. А куртку тебе Петька компенсирует. Слово даём.

— Ну, раз даёте, тогда пошли до моих стариков, — Торилин поднялся и подставил Льву плечо. — Тут не далеко.

— Слушай, удобно ли такой грязной толпой? — прокряхтел Славка.

— Да они ещё с дачи никак не выберутся. Дома никого. Отмоемся и обсохнем.

Пока отмывались и сушились, Пашка отварил макарон с тушёнкой, достал из погреба компот. Славке промыли рану и Лёвка, как заправский хирург, наложил под его стоны пару стежков шёлковой нитью. Приложив кусок алоэ, замаскировали всё это дело пластырем. Уселись за стол.

— Настойки достать? Бабка у меня мастерица на этот счёт, — поинтересовался хозяин, немало удивлённый действиями своих гостей.

— Нет. Не употребляем, — улыбнулся Санёк, наворачивая макароны. — А ты тут живёшь?

— Если бы. Мы с матерью и братом в прошлом году квартиру получили на Ильича. Жили здесь через три дома в коммуналке. Мать должность получила. Вот и выделили трёхкомнатную. Младшего, там в ближайшую школу определили, а я уж тут заканчивать буду. Приходится оттуда мотаться.

— Понятно, — произнес Виктор, отхлёбывая вишнёвый компот. — Слушай, вкусный какой! Мужики, попробуйте, — залпом допив остатки, протянул пустой бокал. — Плесни ещё. А мать у тебя кто? Я имею виду — кем работает?

— Геолог. Была начальником партии. Теперь повысили, всё равно мотается весь сезон. Должна, уж вернутся, но ни телеграммы, ни звонка, ни денег. А я там ремонт никак не закончу и младшего кормить одевать не на что, — Павел тяжело вздохнул и сложил руки перед собой. — Не знаю о чём и думать.

— Ни чё у тебя житуха! — Удивился Виктор. — Ты это всё один тянешь? Отец то где?

— Пять лет назад на Урале пропал. То же геологом был, — мрачно поведал Торилин. — Нет, летом нормально. Андрюха, брательник, у деда с бабкой, а я с матерью в экспедиции выезжаю, или то же у них в грядках швыряюсь.

С осени все дома. А тут так вышло…

Пашка заложил руки за шею и уткнулся носом в тарелку.

— Мужики, надо помочь, — произнёс Лёвка, вставая из-за стола.

— Возьмём в бригаду и Ефимычу покажем, — собирая пустые тарелки со стола, решительно заявил Славик.

— Если согласиться в бригаду возьмём, — Лев стащил Пашкину куртку с батареи и уселся на диван зашивать. — А вот Горынычу показывать не будем. Хоть он и классный тренер, но не для него. У парня свой стиль. Непонятно, правда, откуда.

— Это каратэ? — Спросил Виктор, приканчивая третий бокал, вытрясая ягоду. — Кирпичи рукой ломаешь?

— Я не знаю. Мать с Дальнего Востока книжку привезла. Она с картинками, а текст — иероглифы, — отозвался Пашка. — Так по картинкам в свободное время занимаюсь. Пару красных кирпичей рубить научился.

— Секции каратэ у нас запрещены, — вставил Александр. — И я видел подпольщиков, кто этим занимается. Тут совсем другое.

— В общем так! — Славка вернулся с кухни и выдрал у Виктора из рук бокал. — Нам тренер помог устроиться вагоны разгружать и сыпняк зачищать. Деньги хорошие, а главное мышцы и выносливость тренируем. Работаем с вечера до полуночи и с полуночи до утра в две бригады.

— У нас часто соревнования и сборы, бывает, нужна подмена, — продолжил Лёвка. — Если хочешь подзаработать соглашайся. Заодно нам поможешь заменить отсутствующих. А то там, на железке жёстко, обеспечил простой — выкинут, и назад не жди, не примут.

— Парни, согласен, — обрадовался встрепенувшийся Пашка. — Когда возьмёте?

— Дома телефон есть? — Виктор приложился прямо к банке, набивая вишню за щёки.

— Да.

— Напиши. Мы тебе позвоним. Заодно и за курткой к Петрухе подойдёшь, — Лёвка полюбовался своей работой. — Хорошо тут у тебя, а нам пора. Режим.

Все быстро собрались, и уже прощаясь в дверях, Славка твёрдо заверил:

— Больше драться к тебе никто не придёт.

— А если что, нас найдёшь. Поможем, — добавил Санёк.

— Пока! Приглашай на компот!

***

Проводив новых друзей, Пашка убрался и намыл посуду. С удивлением рассмотрел аккуратный шов на куртке, напялил её и, захлопнув дверь, направился к Шмакову за папкой.

Минуя Ленки Гороховой дом, остолбенел.

Три пацана стояли у подъезда в компании Маргариты и её подруги. У одного кавалера, что повыше, в руках букет цветов.

— Блин! Сегодня же Ритке день рождение, — вдруг вспомнил он. — А дурак, только с извинениями к ней.

Ленка заметила застывшую фигуру и, помахав рукой, крикнула:

— Живой? Мы за тебя изпереживались! Ты как?

— Лучше всех, — буркнул, Торилин резко отвернувшись.

Недавнее приподнятое настроение опять увяло. Сплюнув в лужу, в которой отразилась круглая физиономия с наметившимися усиками, мокрой челкой на правый бок и перекошенными губёшками, поплёлся дальше.

До намеченной цели добрести не удалось. Уже в конце следующего дома его нагнали. Он вяло оглянулся на торопливые шаги и сразу получил удар в переносицу. Каким-то образом среагировав, упал набок, сильно ударившись плечом. Перед глазами всё поплыло, поблёскивая яркими мушками. Его тут же подняли, сунули ещё раз в поддых и затащили в палисадник между домами.

— Смотри-ка на ногах не стоит! А пели — семерых одним ударом! — Били по корпусу со всех сторон, держа за воротник, как боксёрскую грушу. — Тебя предупреждали на глаза нам не попадаться? Говорили близко к Маргарите не подходить? На падла кривая!

Бросили мутузить, когда силенки не стало удерживать скрюченное тело.

Сколько провалялся в мокрой пожухлой траве в полубессознательном состоянии, представить себе не мог. Очнулся в подъезде на лестнице. Не понимая, кто и куда его тащит. Окружающее шаталось, цвета не естественно менялись, тошнило.

Воспринимать бытие начал, когда за окном уже горели фонари. Рядом сидела Маринка Большакова, статная, с не большой полнотой одноклассница. Фамилию свою оправдывала полностью. Выше всех девчонок в классе. Даже Филя с Егоркой боялись с ней заигрывать. Занималась триатлоном и лыжами. Постоять за себя умела.

Накладывая на лоб мокрое полотенце, причитала сквозь слёзы:

— Что ж ты за урод такой? Все тебя стараются побить, поржать над тобой. Вообще ты кому-нибудь кроме меня нравишься? Горе луковое. Давай приходи в себя что ли. А то скорую побегу вызывать.

— Ты как меня сюда затащила? — Еле простонал Пашка.

— Под мышкой. Как же ещё? — Обрадовано махнула хвостом причёски Марина. — Слава богу, очнулся.

— Курносая, белобрысая, даже бровей с ресницами не видно. Веснушки и те не рыжие какие-то, — отметил про себя Павел, будто увидел впервые. — Щёчки яблочки и губки бантиком. Симпатичная. Жаль жениха по росту долго искать будет.

Попытался подняться и чуть не заорал в полный голос.

— Время сколько?

— Восемь доходит, — девчонка натирала ему виски «Звёздочкой».

— Предки где?

— Они во вторую оба, — поджав губы, она стрельнула глазками по его обнаженному торсу, прикрытому одеялом. — Всё в кровище и грязи. Я застирала, — перехватила изумленный взгляд парня. — Отлежишься у меня до завтра. Я родителям объясню. Утром отец тебя проводит, а я ночью за тобой послежу, — надежда проскользнула в её ласковом голосе.

— Ты чё! У меня брат там один. С ума сойдёт! — Первая трезвая мысль помогла сесть. — Анальгин есть?

— Угу.

— Неси! И одежду захвати! — Бросил ей уже в след, после первой фразы.

— Она ещё влажная! — Донеслось из соседней комнаты. — Может, подождёшь до девяти?

— Там трамваев потом не будет. А я не дойду. Далеко, — на выдохе бормотал Торилин.

Она принесла всё сразу, и присев рядом аккуратно подала ему.

— Если бы не вскрикнул, к окошку не подошла. До утра окочурился. Там не разглядишь, что лежит, — произнесла с глубоким вздохом сожаления, помогая одеть рубашку.

— Выйди, пожалуйста, или отвернись, я брюки одену.

— Как будто я чего не видела, — усмехнулась Большакова.

— Ты меня совсем раздевала? Всё разглядела? — Пашка почувствовал себя оскорбленным.

— Вот ещё! — Зарделась Маринка и выпорхнула за дверь.

Вышли на улицу. Окружающие двух и трёх этажки качались в такт каждому шагу. Весь организм ломало от нестерпимой боли. Дышать и то приходилось сквозь сжатые зубы.

— Ты хоть знаешь, кто тебя отделал?

Большакова тащила полусогнутого Пашку, как здоровенную корзину, крепко прижав к себе.

— Нет, — поддерживать разговор не хотелось.

— Зато я знаю. Это ухажёры Ритки и Ленки. Постоянно тут ошиваться стали. Им-то чем насолил? — Ноша промямлила в ответ не членораздельное. — Хотя тебя сейчас все рады, похоже, помутузить. Удасца навтыкать — сразу герои. Толкуют, что началось это всё из-за подарка Петровне? Правда?

— Не помню.

— Вон и трамвай идёт, — с сожалением констатировала Маринка. — Может с тобой до дома доехать?

— Спасибо. Ты и так можно сказать мне жизнь сберегла, — обрадовался Пашка, что не пришлось ждать.

— Тогда должен будешь, — пошутила, не улыбаясь Большакова. — Давай садись, — помогла подняться на ступени в распахнувшуюся дверь. — Вернёшь, как попрошу!

До квартиры дополз по стенке. Сам дверь открыть не смог. Позвонил.

— Ни фига себе, тебя разукрасили, — ужаснулся брат, вздрогнув, открыв обитую чёрным дерматином дверь.

— Ел чего? — с большим усилим, стягивая одежду, поинтересовался старший.

— Нет. Тебя ждал, — дрожащим голоском, суетясь вокруг брата, ответил Андрейка.

— Сам яичницу с колбасой пожаришь? — бухаясь на диван, простонал Пашка.

— Да. На тебя тоже делать?

— Нет. Плед принеси.

— Уроки проверять будешь? — Накрывая брата и не зная, чем ему ещё помочь, волновался младший.

— Сделал. Хорошо. Мне сейчас не до чего. Сам давай справляйся.

***

— Пашка! Чего случилось! — Алик встревожено орал в трубку. — Вчера ждал тебя до самой ночи! Сегодня на занятия не пришёл! Телефон долго не берешь? Я папку твою, замучился по школе таскать.

— Отделали меня. Еле ползаю, — чуть выдохнул Торилин.

— Это те, которых ты угваздал у школы?

— Другие.

— Завтра появишься?

— Вряд ли.

— Сегодня не могу, а завтра заскочу вечером. Поговорим. Чего в школе вещать?

— А Большакова разве…

— Чего Большакова?

— Да ни чего. Заболел.

— Лады. Всё. Жди.

Не успел отойти от телефона, как раздался междугородний звонок. Забыв про боль, судорожно схватил трубку.

— Алло! Слушаю!

— Сын, как вы там? — Возбужденно радостный голос, вперемешку со всхлипами.

— Ма, всё отлично! — Бодро заверил Пашка. — Ты где? Скоро домой?

— Я в Томске, — сказала и замолкла.

— А чего ты там? — Встревожился сын.

— В краевой больнице лежу. Под обвал попала, — зашмыгало на другом конце провода.

— За тобой приехать! Ты в каком состоянии? — Закричал Пашка, задёргав трубкой у уха.

— Вот уже встаю. Руки и рёбра поджили. Нога осталась. Обещают ещё месяц продержать.

— Я за тобой приеду!

— Не дури. Всё в норме. Деньги на тебя переведут завтра. Дед с бабуськой как?

— На даче ещё торчат. Снега ждут.

— А Андрюшка?

— Не болеет. Двоек не носит. Скучает.

— Ну, ладно мой хороший! Время заканчивается. Я всего три минуты заказывала. Теперь звонить буду часто. Обо мне не беспокойтесь, поправляюсь быстро, кормят хорошо, лечат профессионально. Дай бог к новому году приеду. Всё. Целую. Не переживайте. Пока.

Потрясённый Пашка минут пять стоял, ощущая, как бьют в грудь телефонные гудки из прижатой трубки. Губы подёргиваются в неразборчивом шепоте, глаза застилает солёная пелена.

Алик, как и обещал, прилетел вечером, когда братья ужинали.

— Проходи, поешь с нами. Правда у нас только картошка с огурцами и помидора маринованная, — пригласил, оправдываясь друга за стол. — Завтра материны деньги получим, оторвёмся.

— Ни чего себе прожектора! — присвистнул Шмаков. — Сам весь сплошной синяк! Рот не открывается и локаторы перпендикулярно. Кто тебя?

— Риткины ухажёры. Да ты садись, — хозяин придвинул табуретку.

— Есть не хочу, спасибо. А чаю похлебаю. Давай выкладывай, за чё они тебя? — Не терпеливый взгляд пожирал Торилина.

— Помнишь того, со шрамом?

— Ну, да, — потвердел гость. — Батона тоже в этом доме нет? — С надеждой зыркнув по столу Алик.

— И сахара, — подтвердил Андрюшка.

— Хлебай с вареньем, — открыл вазочку Пашка. — Так вот, — продолжил он повествовать дальше, не шевеля губами. — Вся эта компания в секции бокса занимается. Меня тут у ихней школы просветили. А этот, с рассеченной бровью, на Ритку запал. Не понравилось ему видно шибко, что я с ней общался когда-то. Приревновал. Результат на лице.

— И на теле то же, — хмыкнул, младший.

— А ты поел? Вали к телевизору. Не чего ухи греть, когда старшие планы мести разрабатывают, — выпроводил младшего из-за стола.

— Мстить будешь, — утвердительно с одобрением произнес, довольный Алик.

— Буду. Для этого ты мне выследишь, где они живут.

— Как?

— Они у Ленкиного дома постоянно трутся.

— Понятно. Сделаю. И чё?

— Я их поодиночке…

— Да, — спохватился Шмаков. — Тут Серёги, Фитиль и Аммонал, бомбочки смастерили. С солью. Приходи в воскресенье, на болоте опробуем. Тебе отбиваться от всякой сволоты, — увлечённо потёр ладошки, показывая большой палец.

— Ты мне ещё пистолет предложи, — усмехнулся саркастически Павел.

— Поджиг, у меня есть. Можно и его, — потвердел, не замечая насмешки. — Прилажу второй ствол, курки сделаю. Самое оно!

— Посадить меня стараешься?

— А ты ждёшь, когда тебя окончательно прикончат? Серика Кананбаева из себя корчишь? Так тебе до него, как до луны пешком! Только ногами дрыгать научился. А ручонки с кулачками вроде ниточек с погремушками, — Шмаков язвительно помахал перед собой ладошками. — Комаров отгонять! Поймают, навалятся ордой, останется потом с асфальта лопатой соскребать.

— Ты уже об этом вещал. Повторяешься. Биться к школе больше никто не придёт, — вспылил хозяин, прерывая запал друга. — Это Егорка с Филей на мне пузыри зарабатывали, пацанов из спортшколы науськивали. Я с ними перетолковал. Нормальные ребята, сразу врубились, что и как. Обещали вступиться, если чего, — Пашка ненадолго примолк, остужая горячность речи. — С этими блатными, как приду на уроки, перетолкую. Скажу, если кто ещё припрётся драться, в первую очередь буду им башки пробивать и кости ломать, а потом уж с теми разбираться.

— Напугал слона гармошкой! Он забздел, а ты полетал немножко, — съязвил гость. — Других найдут. И на твои угрозы им начхать!

— Посмотрим.

***

В школе объявился через неделю. В субботу. Желтизна под глазами ещё держалась, но была уже не так заметна. Губы приобрели прежнюю форму, уши встали на место. Материнская пудра кончилась. Пришлось маскироваться солнечными очками. Вокруг все шушукались, провожая его заинтересованными взорами. Но никто не подходил.

Зато Пашка сам сразу подкатил к Филе и Егорке на перемене, заметив, как те подались в туалет почадить. Встретили они его ехидными улыбками, пуская дым в лицо.

— Вот, что орлы! — Тихо, без предисловий начал Торилин, остановившись перед ними. — Предупреждаю. Любая следующая компания по махаловке со мной — ваши переломанные кости и пробитые черепушки. Ясно.

Ялов покраснел и схватился за лацканы костюма, уронив сигарету.

— Совсем оборзел! Вообще нюх со страхом потерял! Так сейчас макнём в сортир, сразу всё появится, — массивная челюсть со слюнявыми пузырями на губах, почти упёрлась в лицо неожиданного нахала.

— Ладно. Считай, всё поняли, — Филя рывком оторвал друга от Пашки. — Топай куда шёл! Мы тебя услышали.

— Ты чё! Эту сявку испугался! — Изумлённо вырывался Егорка.

— Остынь. Ему может жить до понедельника осталось. Так пусть повыпендривается. Нам всё какая-то развлекуха.

Все учителя весь день косились на появившегося прогульщика. А перед последним уроком химии, новый классный руководитель затащил Пашку к себе в подсобную лабораторию.

— Значит, побоища у школы устраиваешь? — Обнажила она два ряда металлических зубов, удерживая ученика за рукав.

— С чего вы взяли, Елизавета Викторовна? — Невинно удивился Торилин.

— Все видели, как ты тут парней дубасил. И нечего из себя корчить невинную овечку. Вон на лице всё написано! — Задёргалась химичка, тыча пальцами в глаза. — Да ещё и прогуливаешь занятия. Решил уподобиться Ялову с Филатовым. Или превзойти их уж надумал?

— Никого я не дубасил, — обиженно потупился подопечный. — Кто только слухи такие распускает? И не прогуливал, а болел.

— Ага, болел! Синяками!

— Нет простыл. Надо, справку принесу, — бурчал, выкручиваясь, Пашка. — А синяки… Дома ремонт делаю. Полку не удержал, по переносице стукнула.

— Успеваемость съехала! Учиться не хочешь? Так иди в ПТУ или дворы мести! Чего тут нормальных детей распугиваешь? Не дерётся он! — Распалялась химичка.

— Нет, конечно! — Встрепенулся ученик. — Покажите мне хоть одного человека, которого я избил!

— Надо же, врёт и не краснеет! — Взбеленилась Елизавета Викторовна. — С матерью ко мне в понедельник. Жду до шести!

— Не дождётесь, — с сожалением вздохнул Пашка.

— Ты мне ещё и хамить вздумал! — Линзы очков не вместили округлившиеся зрачки.

— Да ни в коем случае! — Озабочено успокаивающе воскликнул Торилин. — Просто мать в больнице лежит. Как выпишут, придёт обязательно.

— В какой! Я навещу! — Нервы у классной дамы сдали окончательно.

— В Томской краевой, — его ответы звучали уже язвительно.

— Издеваться надо мной! — Взревела химичка, аж мензурки в шкафах задребезжали. — Пошел вон отсюда! Я поставлю вопрос о тебе на педсовете. Вылетишь из школы!

Выйдя из лаборантской изумился любопытству, зависшему в классе. Все с напряжение вслушивались в крики за стенкой.

— Чего Пилорама на тебя орала? — Прошептал Алик, когда Пашка рухнул рядом.

— Кто-то накапал про прошлую драку. Вызвала мать. А когда сказал, что она в больнице, решила её навестить, — усмехнулся Торилин.

— Так она же в Томске, — прыснул Шмаков.

— Я ей так и сказал, — улыбаясь всё шире, подтвердил друг.

— Ну и она чего? — Дергаясь всем телом, еле выдавил Алик.

— У педсовета денег на дорогу решила одолжить.

— Ясно. Ещё проблем нахватал. Что они к тебе последнее время прямо в очередь становятся?

— Полоса видно такая, — тяжело вздохнул Пашка.

Елизавета к началу урока не остыла. И вызвав основного раздражителя к доске, влепила ему двойку. Хотя Пашка ответил всё верно. Класс неодобрительно загудел на такую несправедливость. За что тут же поплатился самостоятельной работой, с вывертами для поступающих в ВУЗы.

***

В воскресение Торилин пошёл навстречу со старыми друзьями. Подходя к дому, в котором раньше жил, заметил их издалека. Они сидели у подъезда на лавочке. Серёга Фитиль — в дебатах между соседями просто Михалыч, худой и длинный, с мосластыми обезьяньими руками. Нечёсаной копной соломы на голове и резкими, как рублеными, чертами лица. Рубаха парень. Серёга Аммонал — он же Григорич, колобок, коротышка с бусинками глаз и серьёзным нравом. Оба оправдывали прозвища своими хобби.

— Привет, алхимики! — Пашка брякнулся рядом, пожимая им руки. — Алька говорил, вы тут для меня расстарались. Новых гранат наизобретали.

— Конструкция старая. Помнишь ту, которой торфянок глушили?

Фитиль достал из кармана целлофановый пакет с тремя чёрными шариками и протянул другу.

— Шмак сказал, колотить тебя начали серьёзно. Ну, мы покумекали немного и состряпали, — Аммонал вытащил один шар из пакета. — Может когда народу много будет — поможет.

— Гляди, запал вот, — Фитиль ткнул пальцем в головку трубки выступающей наружу из чёрного мячика. — На семь спичек. То есть на три секунды. Сверху гудрон, под ним соль, а начинка из магния с марганцовкой.

— Разлёт, метров семь, — продолжил его друг. — Будешь использовать, рассчитывай, — хохотнул Григорич. — А то самому гудрон с солью по морде съездит! Боль жутка и не отмоешься. Чёрные веснушки на всю жизнь останутся.

— Вон и Алик топает, — увидел друга Михалыч. — Поджиг тащит. Давеча хвастался вечером.

— Здорово, бродяги! — Весело поприветствовал Шмаков, приближаясь к товарищам. — Всё готово? Идём на точку проверять?

— Ща пойдём, — кивнул согласно длинный Серёга. — Сеструху из магазина дождёмся, я ей ключи отдам и пойдём.

— Чую, вчера ты напугал наших приблатнённых, — хихикнул Алик, тряся Пашкину руку.

— С чего так решил? — Удивился Торилин.

— Филя сейчас впереди меня шагал, увидел вас и бегом за угол.

Парни посмеялись. Фитиль рассказал новый анекдот на эту тему. Потом просто разговаривали и обсуждали предшествующие события. Увлекшись беседой, сразу и не заметили, как с обоих концов дома появились две группы парней, человек по шесть. В одной впереди Ялов, в другой Филатов. В руках арматура и доски от забора.

— В подъезд! — Вскочил Аммонал.

— Позняк метаться, — гаркнул Егорка, бегом преграждая путь к отступлению.

Алик сунул руку под куртку, нащупывая своё оружие. Серёги, быстро разобрав бомбочки, зашарили по карманам в поисках спичечных коробков. Пашка весь передернулся, входя в боевое состояние.

— Всё братцы. Хана, — прошептал Аммонал.

Окружили плотным кольцом, выставив перед жертвами мужика лет тридцати, похожего на марионетку. В распахнутом пальто и расстегнутой до пупа рубашке. Худой, стриженный под ноль, весь как на шарнирах, постоянно дергающий плечами и головой. Выкинув вперёд руку, он щёлкнул откидным лезвием. И выпятив челюсть, с зажатой в уголке рта беломориной, процедил:

— Ну, щё, которого мочить?

— Эй, аллё! Чё за кипиж мне здесь устроили? — Послышался неожиданный окрик от подъезда.

— Атас! Чита! — Пискнул еле слышно кто-то в толпе.

Несколько человек прыснули врассыпную, остальные разворачиваясь, попятились, роняя атрибуты нападения, открывая обзор на говорившего.

— Можете не смываться. Я всех уже сфотографировал. Лучше присохнуть здесь, а то хуже будет, — донеслось вдогонку убегающим.

— А это ещё, что за хмырь с бугра, тявкнул? — Не оценив произошедшей перемены, выкрикнула марионетка, пытаясь разглядеть говорившего.

Раздвинув мощным корпусом, прижавшихся друг к другу друзей, пред ним предстала скала мускулов, упакованная в клетчатую рубашку и потёртые шаровары. Причём, то и другое было готово лопнуть в любой момент от легкого напряжения хозяина.

— Ты фраерок случайно рамсы не попутал? Ну-ка, быстро ксиву свою покаж, — глубоко посаженные глаза безразлично следили за манипуляциями с ножом.

— На, мусор, смотри, — мужик сунул разрисованный кулак под нос Чите.

— Что ты мне корочками машешь, разворот покажи!

— Да на! — Худой сбросил пальто с рубашкой на согнутые локти и сделал стремительный оборот на месте. — Усёк, падла?

— А теперь зырь сюда, баклан залётный! — рубашка выстрелила всеми пуговицами враз, обнажив наколки на рифлёных холмах.

Мужик моментально сник, упал на колени, выронив нож и папиросу изо рта.

— Прости, — простонал он. — Бес попутал.

Чита обвёл строгим взглядом окружающих.

— Кто знает, где Янтарь живёт?

Двое подняли руки.

— Отведите это к нему. Доложите о всём базаре слово в слово. Пусть разберется с этой перелётной птахой. Мне пакши о него марать в лом, — он присел на скамейку и достал пачку Герцеговины. — А теперь встали все здесь, — рука обвела полукруг. — И поведали, что за совет отряда состоялся у моих окон. И кого мочить собирались?

Выслушав невнятные объяснения сторон, Чита подёргался всем телом, подавляя смех.

— Ладно. Всё ясно, — поманил Павла, указывая на место рядом с собой.

Торилин понуро опустился на лавочку и тут же получил такую затрещину, едва зубы не выскочили.

— Так! Что бы все слышали! Трогать моего братана могу только я! — Рявкнул, Чита так, что все вздрогнули и сделали шаг назад. — Прав он или нет — решать только мне! Кто ещё хоть раз на него бочку покатит, в собственных кишках по битому стеклу ходить будет. Всё. Рассосались все, кроме бомбистов и Ворошиловских стрелков.

Двор моментально стал просторнее и светлее.

— Алик, пистолет, — раскрылась могучая пятерня.

Шмаков обречённо выудил из-за пояса самострел. Потом с жалостью наблюдал, как тот превратился в комок щепок и колечки трубок.

— А вы террористы, чего затылки чешите? Когда прекратите третью мировую? Неделю, как откинулся, — он провел пальцами по густому ёжику своей головы. — Заснуть вечером не могу. Всё жду, когда шарахнет. Потому что, если усну и шарахнет, точно потом идиотом стану. А кому я такой на хрен нужен!

— Чита, да мы уже на болоте бахаем, тут не слышно, — попытался оправдаться Фитиль.

— Не слышно, — утвердительно мотнула головой гора мышц. — Только окна дребезжат! И блин, какой я тебе Чита! Инвалидом сделаю, ещё раз услышу! Всё оставили нас, — он пнул вслед отходящим ребятам оставленный нож. — Это тоже на своё болото захватите. Понятно?

— Да.

Друзья ушли за угол. А Пашка получил ещё один подзатыльник.

— Вась, а сейчас за что? — Обиженно с удивлением Торилин зачесал ушиб.

— Дал бы и третий, но опасаюсь, ты мне ответку пришлёшь, — могучая рука Василия легла на плечи Пашки, и прижала к груди.

— Я что слабоумный, с тобой тягаться? И почему три?

— Слабоумный конечно! Ты зачем местную шпану уродуешь? Бугром хочешь стать? На моё место целишься?

— Нет.

— Поясни.

— Понимаешь, — замялся Пашка, раздумывая всю правду выкладывать или утаить сокровенное. — Да из-за Ритки сорвался. Отшила она меня. Пропала, а потом вдруг объявилась. Вспыхнул я. Не знал, куда себя деть, — выпалил неожиданно для себя самого.

— Небось, и на тот свет хотел заглянуть? — Сочувственно спросил Василий.

Пашка утвердительно кивнул.

— Тогда первая по делу, — констатировал Чита.

— А другая…

— Я матери твоей обещал, что по моей тропке ты никогда не пойдешь. А она была единственным человеком в этом доме, кто за меня не раз ручался, переживал и старался частицу своей души подарить. Не говоря уж о простой жратве. Сам помнишь, в каком шалмане я существовал. Только благодаря ней я по мокрому не прошёл, ещё живой и дураком себя не ощущаю, — Василий с надрывом глубоко вздохнул и снова достал папиросы. — Поэтому до сих пор считаю, её свой матерью и за неё глотку порву любому. И тебе не дам по тюрьмам чалить. Надеюсь, понятно разжевал?

— Ага.

— Ты не агакай, а внимай дальше. Участковые на днях заявились. Местный и с твоего участка. Про тебя пытали. Пришлось зуб давать, что ты не при делах и на учёт тебя упросил не ставить. Слово дал! Усёк?

— Мне бы Риткиным ухажерам воздать должное, — умоляюще, попросил Пашка, поднимая голову. — По тихой. Никто не узнает. И потом, завяжу. Клянусь.

— За бабу надо биться. Одобряю. Но если только действительно есть чувство, а не показуха. Смотри третий подзатыльник в запасе. Нарвёшься, любая психушка с распростертыми объятиями примет. Да кстати, — опомнился Василий. — Мать как?

Павел поведал о случившемся.

— Хорошо. Свяжусь с кем надо. Помогут ей там.

***

С друзьями ухажёра Сысоевой разобрался в один вечер. Набуздав почти так же, как они его. И предупредил что, если появятся рядом с Ритой, сразу вспомнят колясочное детство и застиранные пелёнки. Основного оставил напоследок. Но потом передумал. Вдруг поняв: приведя свой план в исполнение, получит мученика в глазах любимой. А самое главное сделает ей больно.

— Нет уж, лучше я буду страдальцем, чем затмевать её счастье. Пусть Васька на меня обижается, оплеухи вешает, считает слабаком. Но причинить ей хоть толику горя больше не смогу.

В школе Егорка с Филей, и те, которые раньше ходили во врагах, начали набиваться в кореша. Всё получили от ворот поворот. Пашку теперь старались обходить стороной или откровенно заискивали перед ним. То и другое раздражало, хотя порой приносило удовлетворение.

Педсовет прошёл не в пользу Пилорамы. Двойки у Торилина появились только по химии. Про драки никто не слышал или сделали вид, что не в курсе. Определили срок контроля и нейтрального куратора на этот период. Таня Сергевна должна была навестить в месячный срок семью Пашки, представить отчёт по успеваемости и поведению за это время.

Новые друзья из спортшколы не обманули. Подарили куртку и начали приглашать на подмены в бригады.

А Маргарита всё чаще стала попадаться ему в трамвае после уроков. Оба постоянно делая вид, что не знакомы, даже не смотрели друг на друга. Оказавшись рядом, старались, протиснутся подальше в разные стороны.

Продолжалось так до первого снега.

Снег выпал ночью, пушистый, рыхлый. Повис на проводах и деревьях, обратив город в сказочное царство. Прикрыв все недостатки людской деятельности.

Пашка встретился с Маргаритой на остановке после уроков. Трамвай уже подходил, когда он заметил боковым зрением её фигуру среди толпы. Не стал сразу лезть в распахнувшиеся двери, проследив в какой вагон она сядет. А она явно целилась в тот, у которого он оказался. Дождавшись пока Рита поднялась на ступеньки, бросился в соседний вагон. Не хотелось портить приподнятого настроения. Ведь такое очарование кругом! Только любуйся!

Выпорхнув на своей остановке, не спеша зашагал по белизне целины, сокращая расстояние до подъезда. Смакуя, как хрустит под ногами свежесть и чистый воздух бодрит обоняние.

— Стой!

Торилин чуть не подпрыгну от неожиданности, втянув шею в плечи. Интонации её голоса, всегда заставляли трепетать каждую жилку организма.

— Столько месяцев игнорировала, близко не подпускала. А тут сама…

— Ты долго будешь трепать мои нервы? И обернись, когда с тобой разговаривают!

Пашка изумленно оглянулся. Сысоева стояла в оставленных им следах. Из снега торчали стройные ножки в колготках. Коротенькое полупальто бежевого цвета, на голове мохеровый берет. Лицо с алым румянцем. В глазах строгая решительность.

— Хочешь устроить киношную сцену прямо на улице? — Беззлобно ухмыльнулся Торилин. — Может лучше дома? Без свидетелей. Заодно уведешь, где обитаем.

Она застыла в нерешительности, оглядываясь по сторонам.

— Пошли. Чаем с лепёшками угощу. Сам пёк вчера. Выслушаю. Приставать и претензии предъявлять не буду. Обещаю.

Рита, молча, сделала шаг в следующую лунку.

Не пророня ни слова поднялись в квартиру. Он принял у неё верхнюю одежду и подал тапочки.

— Проходи в зал, — показал на раскрытую дверь. — Сейчас чайник поставлю и подойду.

Она ушла, осматривая обстановку, а он вдруг обратил внимание на мокрые отпечатки босых ног, оставленных на свежевыкрашенном полу.

— Промокла? — Поинтересовался Пашка, расставляя на столе заварник, бокалы, сахарницу и тарелку с лепёшками. — Сапог что ли нет? В демисезонных ходишь.

— Нет, — отрезала Маргарита.

— Извини. Подумал, форсишь.

— Ты много, чего надумал! А натворил ещё больше! Всё мне назло делаешь! — Вспыхнула она. — Дерёшься! Синяки под глазами не успевают сходить. Друзей моих распугиваешь и казнишь! Вон Марат и тот перестал нас встречать! — Между ресниц блеснули слёзы, голос осел, перехватываемый сдержанным рыданием.

— Значит, его Марат зовут, — меланхолично заметил обидчик. — Что ж он так быстро от тебя отступился?

— Да потому, что ты его друзей отметелил. Неделю из дома не выходили. Он сам опасаться стал к нам с Ленкой приходить, — плотину ресниц прорвало, и слёзы устремились к подбородку. — Гад ты паршивый! Из-за тебя с Гороховой поссорились!

— Тихо. Давай без оскорблений, — попытался успокоить девушку хозяин. — Я сейчас чайник принесу, а ты слезки вытрешь и популярно мне объяснишь, в чём моя вина в вашей размолвке.

Пока бегал за чайником, язвительно подумал: — Достал я вас все-таки голубчики, — и тут же спохватился. — Что же теперь, буду должен сам её в руки этому боксёру отдать? Лишь бы быть уверенным, что это действительно Ритино счастье. Расшибусь! Всё сделаю! Только не видеть бы её слёз!

Она сидела, уткнувшись в ладошки, и вздрагивала всем телом. Бросив чайник на подставку, опустился рядом, нерешительно обняв за плечи. Ожидая очередной пощёчины. Но её не последовало.

— Извини любимая, — не представляя, как дальше поступать, начал Пашка. — Ты появилась. Обезумел от радости. Затем понял, что тебя потерял окончательно. Когда это осознал, жить не захотелось. Потом озлобился на весь мир. Начал искать выход всем чувствам. Тут Ялов и Филатов под горячую руку подвернулись. И закрутилось. Честно, хотел, чтобы прибили сначала. А потом… — Торилин тяжело вздохнул. — Потом докумекал: тебе это доставляет только боль. Но было уже поздно. Засосало. — Он нежно, дрожащей ладонью погладил вздрагивающую спину. — Обещаю всё исправить. Лишь бы ты была счастлива. А парням вашим навешал, из-за того, что не стерпел. Они меня, какой раз уже мутузят безнаказанно. Да так, что…

— Ты меня бросил, — раздалось сквозь всхлипы.

— Я тебя не бросал! — Удивился Пашка.

— Попользовался и бросил!

— Вы же переехали и адреса не оставили!

— Оставили. У соседки. Тёти Дуси, — раздалось прерывисто из рук, прикрывающих лицо.

— Она сказала, не оставляли, — не переставал удивляться Торилин.

— Ты у школы объявился только через два месяца после первого сентября! — Маргарита подняла голову и испытывающее уставилась на парня.

— Вернулись из экспедиции, вас нет. У самих переезд. Подхватил воспаление лёгких. В больнице провалялся полтора месяца, — Пашка отстранился, разведя руки в стороны.

— Правда? — С непонятной надеждой, спросила девушка.

— Правда, — мотнул головой Торилин. — Потом ты сама дала мне понять — всё кончено. И эти обломы не раз подтвердили. Месили так, что сомнений не оставалась. В последний раз хватили через край, — он отвёл взгляд, заговорил спокойнее. — Я вроде даже повода не дал, когда мимо вас прошёл. Взыграло. Отомстил. А потом спохватился. Но ты не переживай. Не трону я твоего Марата. Пусть приходит не боится. Ведь я тебя безумно люблю и обещаю больше не доставлять тебе ни каких переживаний, — Пашка вдруг весь встрепенулся и снова слова его зазвучали в плафонах люстры. — Я за твоё счастье в лепёшку разобьюсь! Пусть даже будешь не со мной.

Она улыбнулась сквозь слёзы, обхватила его и прижалась к груди.

— И никакой он не мой, — радостная улыбка тронула её губы. — Я просто хотела тебя проучить. Попросила один раз тебя попугать. А он вообразил не весь чего. Я, правда, не знала, что они тебя избивали. Ты пропал. Подумала плохое, — ласкаясь, Маргарита вытирала слёзы о его рубашку. — Паш, скажи ещё. Любишь?

— Люблю! Больше всего на свете! — Ошалело выпалил Торилин, крепко прижимая её к себе.

— Поцелуй меня, пожалуйста. Я так по тебе соскучилась.

***

Опьянённый недавней близостью с любимой и таким неожиданным поворотом в жизни, Пашка ласкал её обнажённое тело. Не веря до конца свалившемуся счастью.

— Ущипни меня, — целуя горошины грудей, прошептал, прикрывая веки.

— Зачем? — Весело хохотнула Маргарита, запуская свои пальчики в его шевелюру.

— Хочу удостовериться, что не сплю, — она выполнила просьбу. — Ой! — На глаза попался будильник.

— Что так больно? Я же тихонько, — расстроилась Рита.

— Да нет, Андрюха из школы должен был давно явиться!

— Во, блин! Давай быстрее! Не хватало, чтобы в таком виде застукал, — засуетилась Сысоева. — А мама Катя, когда придёт?

— В Томске она в больнице. Под обвал угадила. Обещала к Новому Году приехать, — торопливо натягивал одежду Пашка.

— Там сзади застегни, — попросила Рита, подставляя спину. — А бабушка с дедом?

— Снег выпал, значит, на днях с дачи прибудут.

— Вы что одни всё это время?

— Ну да. Справляемся, — довольно похвастался хозяин.

— Я заметила, — укоризненно кивнула гостья.

— Мы ещё ремонт в ванной и в спальне не закончили, — оправдывался Пашка.

— Телефон есть? Где? — Рита, облачившись, начала обход квартиры.

— На кухне. Тебе зачем?

— Матери звякну, — она прошла в указанное место.

И пока Павел застилал покрывало на диване, оттуда послышалось бряканье кастрюль и хлопанье дверцы холодильника.

На входной звонок Торилин не успел добежать, Рита уже щёлкнула замком.

— Ура! Маргаритка нашлась! — завопил Андрюха, повиснув у неё на шее.

— Ну, привет, школьник! — Закружила она его по прихожей. — Мокрый весь какой! А вырос то!

— Мы с мальчишками крепость начали строить и снеговика лепили. Там такой снег! — Взбудоражено весело тараторил младший Торилин. — А Толик к нам придёт?

— Да куда же он от нас денется! — Поставила, наконец, мальчишку на пол. — Раздевайся и за стол. Сейчас ужинать будем.

— Не, я только портфель бросить. Меня там пацаны ждут, — возразил Андрюха, направляясь к двери.

— Стоять, — Рита ухватила беглеца за воротник. — Распустились тут совсем с брательником без хозяйки, я чувствую. А ну живо переодеваться, руки мыть и за стол. Подождут твои друзья десять минут.

Андрюха вяло повиновался, уставившись на улыбающегося брата, прислонившегося к двери кладовки.

— Я у вас тут живо порядок наведу, — раздалось шутливо от плиты.

Младший вопросительно кивнул Пашке. Тот безысходно скорчил рожу и подёрнул плечами.

Пока парни стучали ложками, Маргарита воспользовалась телефоном.

— Алло, мам. Ты домой, когда? Поздно. Тогда я Тошку заберу со всем скарбом, и мы к Торилиным перебираемся. Да нашлись. На Ильича. Нам отсюда ближе до школ добираться, и присмотр за мужиками нужен. Да одни. Мама Катя в больнице. Уже поправляется. Выпишут скоро. Чего они наготовят? Пельмени и колбаса в холодильнике только. Бардак у них кругом, чисто мужицкое логово. И ремонт никак не закончат. Мам перестань ерунду выдумывать. Да уже не маленькая. Да не терпится, — Сысоева не давала почти матери вставить слово. Говорила тоном, не терпящим возражений: — Ты лучше подсуетись и Толика в Андрюшкину школу переведи, — обернулась к младшему, задав ему вопрос. — Номер школы и класс?

— Шестнадцатая, второй «Г», — запрыгал на табуретке от такой новости, младший.

— Павла? Сейчас дам трубку.

— Здравствуй, мам Вер, — перехватил трубку хозяин.

— Здравствуйте, пропадущие. Наконец-то нашлись. Мы извились все вас искавши. Мне сейчас некогда длинные разговоры говорить. Так, что слушай и на ус мотай. С Риткой у меня во взрослость не заиграйтесь. Принесёте нам ещё в подоле позора.

— Да ты, что, мам Вер, — перебил Пашка. — Даже не помышляли о таком.

— Знаю я вас оглаедов. Подарите подарочек, пришибём обоих.

— Мы Ритуле отдельную комнату выделим. У нас их три. На счёт этого не беспокойся, — убедительно заверил парень.

— Ладно, деньги на пропитание возьмёте в серванте, Рита знает где. Оставите мне десятку. Посмотри входной замок, барахлит и краны на кухне. Чиркнешь записку с телефоном и адресом. И смотри, построже со всей оравой. Спуску не давай, на шею сядут, не стряхнёшь. А я в субботу загляну. Всё понял?

— Да. Денег не надо. Есть. Я подрабатываю.

— Подрабатываешь? Хорошо. Только всё равно возьмёте. Всё, мне некогда. Встретимся, обо всём перетолкуем. Пока.

— Ну, чё, — Маргарита бросила хитрый взгляд на жениха. — Получил ценные указания? Что делать намерен?

— Для начала поедем в Универмаг, купим тебе сапоги и приличную шапку, — выдохнул озабоченно Павел. — Потом к вам. Замки, краны чинить и Толика забирать.

— Ты хоть представляешь, сколько это стоит? Откуда деньги. У нас с этим переездом только на еду хватает. И у вас не Сбербанк, — попыталась возразить претендентка на хозяйку в этом доме.

— У нас. У вас, — передразнил Пашка. — У нас с тобой денег хватит и ещё останется. Одевайся.

— Он устроился вагоны разгружать. Знаешь, какие деньжищи заколачивает? — Потряс кулачками Андрюха. — Меня с собой возьмёте?

— Ты же крепость не достроил, — улыбнулась Рита.

— Да, я Тошку давно не видел. И тоже помогать хочу, — взмолился младший.

— Воду не мути, — отрезал Павел. — Говори, чего задумал.

— Клюшку, когда обещал? — Насупился брат.

— Хорошо. Поедешь с нами.

Андрюшка с радостными возгласами вприпрыжку убежал в свою комнату одеваться. Маргарита обвила шею любимого и заговорчески спросила.

— Ты мне сейчас предложение, что ли так сделал?

— А что мне ещё остаётся, после того… — он счастливо улыбнулся. — Как в доме появилась хозяйка и заявила на всё свои права.

— Я тебя люблю, — она нежно прикоснулась к его губам.

— И я тебя, — заключил в крепкие объятия любимую. — Слушай, а мать по Тошке, вопрос точно сможет решить? — Вдруг вспомнил Павел.

— Конечно. Она сейчас председатель профкома.

— Тогда ещё один вопрос. Чего с Ленкой не поделили?

— Тебя, — она убрала свою голову под его подбородок, ещё плотнее прижавшись всем телом.

— Это как? — Удивительные новости не прекращались.

— Сначала она на Маратика запала. Он на неё ноль внимания. Поэтому всё время со мной крутилась. Мне это только на руку было, чтобы наедине с ним не оставаться. А когда нас перевели, и ты начал свои представления, прямо с ума сошла. Всё упрашивала с тобой свести поближе. Затем, Маратик с дружками исчез, и я ей объяснила, что с тобой сводить не буду. Самой может, пригодишься. Ну, она начала разглагольствовать, не много ли у меня кадров. Предложила определиться и можно сказать потребовала отдать тебя.

— Ясно, — подытожил Павел. — Ревность обуяла, и ты решилась.

— Угу, — всхлипнула Рита.

— Надо Ленке спасибо сказать и шоколадку подарить.

— Стоят. Обнимаются! — Андрюха с укоризной растолкал влюблённых. — Сейчас жди их, потей. Кода ещё соизволят одеться?

***

Пашку всё чаще стали звать на подмены. Времени на домашние тренировки по самоучителю не оставалось совсем, и он решил заниматься этим на работе. Прыгая в вагонах на зачистке ногами и руками выбирая место и силу удара. Сначала слетал постоянно. Парни замучились выгребать его из куч угля и гравия. Подарили верёвку с крюком.

— Обвязывайся, цепляйся за край вагона и прыгай, сколько хочешь, раз лень инструментом работать. У нас времени отнимать меньше будешь, да и шею себе не свернёшь, — посоветовал Лёвка.

— Мылом её не забудь натереть и вокруг шеи обернуть, тогда точно не свернёшь, — дополнил Славка под общий гогот.

Но вскоре Пашкина затея обернулась для всех выгодой. Наблатыкашись, он отбросил страховку и с такой скоростью обрабатывал вагон, что парни стали у него в подручных, выметая остатки. Свои новшества применил и на разгрузке, увеличив общую выработку, раз в пять. Друзья посоветовались и взяли Торилина в бригаду на постоянку.

В середине декабря показали Ефимычу. Тот пригласил на просмотр друга, мастера рукопашного боя. Попросили исполнить в танце, всё чему смог научиться. Просмотрев показательное выступление, угрюмо посовещались, притащили деревянный брус десять на десять, тоньше не нашлось, стопку кирпичей и два манекена для отработки приёмов. Брус закрепили вертикально. Один манекен подвесили, другой держали руками.

— Работаешь в полную силу, — приказал Горыныч.

Брус треснул с первого удара, ощетинившись щепками. Три кирпича ребром ладони и два локтем. Привязанный спарринг партнёр, разлетелся кусками, осыпав начинкой пол зала. Второго изуродовать тренер не дал.

Подозвали Пашку к себе. Ефимыч щёлкнул по носу и с сожалением пробурчал в пышные усы:

— Что это такое я не знаю. В дзюдо восемь тысяч приёмов. Я знаю хорошо около половины. Отлично использую четыре десятка. Коронных только семь. Обозначения некоторых еле заметил. И то с не естественным продолжением. А ты, что скажешь Валерий Иванович? — Обратился он к рукопашнику.

— Честно завораживает, — поглаживая в задумчивости глубокий шрам на лбу, произнёс Валерий Иванович. — Здесь приём в приёме, как матрёшка. Только не естественно как-то. Идут нескончаемой импульсивной цепью. Можно сравнить со взрывами: осколки в разные стороны, пламя, а взрывные волны внутрь взрывов затягивают. И кто попадет в эту мясорубку, сам себя может покалечить. А главное выхода у нападающего не будет совсем. Столько скрытых незаметных смертоносных движений. Ужас! Если сам отчасти до этого в таком возрасте допёр, то ты или бог, или сам дьявол.

Они отошли в сторонку, пошептались и вынесли вердикт:

— Советуем тебе прекратить заниматься этим. Ты уже сейчас натуральная машина для убийства. Не рассчитаешь силёнку в запале, в считанные секунды несколько человек приговоришь. Сядешь сразу и надолго. К себе брать не будем, всё по той же причине. Показательные выступления больше никому не демонстрируй и не вздумай обучать этому пацанов. Засветишься, попадёшь в компетентные органы, всю оставшуюся жизнь будешь работать палачом. Тебе это надо? — Горыныч передёрнулся всем телом при таком заключении своей речи. — А манекен мне восстанавливай или доставай где хочешь.

Дружеский совет наставников, только подстегнул дальнейший интерес. Пашка раздобыл самоучитель по китайскому языку. Неделю мучился, переводя аннотацию к самоучителю. Потом с гордостью твердил про себя: «Действия — языки пламени! Пламя — сила духа! Сила духа — побеждает смерть!»

В школе всё устаканилось. Про недавние побоища стали забывать. Шарахаться и заискивать перестали. С Маргаритой они вели себя, как было, ничем не выдавая своих взаимоотношений. Только все девчонки сразу обратили внимание, как она стала выглядеть и одеваться. А парни начали проявлять повышенный интерес к ней. Чем немало обеспокоили Торилина.

Дома власть принадлежала всецело Ритуле. Кормежка, стирка, уборка, готовка, планирование распорядков дня, бюджета и отдыха. Младшие и старший даже не пытались ослушаться. Пашка только успевал сделать часть своего домашнего задания, проверить уроки у Андрюхи с Толиком и на работу. Приходил в первом часу ночи. Ужинал старательно приготовленное молодой хозяйкой, закутанное в тёплые вещи, чтобы не остыло и осторожненько подваливался к ней под бочёк. Работал, правда, через день, так что времени на хозяйство и отдых вроде хватало. Ремонт, под чутким руководством, пришлось закончить за пару выходных и навести идеальный порядок.

Иногда забегала мама Вера с ревизией. Ставила всех на уши со своей проверкой и помощью, создавая весёлую суматоху в доме. А в воскресенье всем скопом заваливались к бабке с дедом на пироги.

Мать Торилиных появилась неожиданно меньше чем за неделю до Нового года, приехав на такси из аэропорта среди ночи.

Тихо открыв дверь и раздевшись, не включая света, обошла всю квартиру, осматривая обстановку. Благо свет ночного города, увеличенный снежным покровом, позволял это сделать. Заботливо поправила одеяла на младших, занимавших диван в зале. Обнаружив старших в большой комнате, переплетённых в объятиях, присела в их изголовье. Слёзы покатились сами собой.

— Мама Катя? — проснулась от неожиданно всхлипа Маргарита. — Приехала! — Приподняла голову с груди любимого. — Я сейчас встану. Накормлю, помогу намыться с дороги.

— Да лежи уж ты. Спи. Я сама справлюсь, — прошептала, вытирая слёзы.

— Мам Кать, осуждаешь? — Спросила виновато, снова прижимаясь к Павлу.

— Осуждаю, радуюсь и жалею, — её рука погладила завитки волос девушки. — Больно рано всё это у вас, вот и осуждаю. Радуюсь за ваше счастье, за порядок и уют в доме. Жалею, что детство ваше оборвалось, а ты в такие лета уже женщиной стала. Наверно мы плохие матери, раз так всё произошло.

— Да ты что? Вы у нас самые лучшие! — Теперь и у Риты глаза стали влажными и голосок задрожал.

— Ладно, всё. Прекращаем сырость бабскую разводить. Поговорим утром, а то Павла разбудим, — выпрямилась мать.

— Да он дрыхнет, как сурок пока я рядом, тем более только недавно с работы пришёл.

— Он, что школу бросил? — Торилина старшая схватилась за сердце.

— Нет. Просто нашел место. Подрабатывает. Вагоны по вечерам разгружает, — успокоила Сысоева.

— А мне ничегошеньки не говорили. У-у, поганцы! — Беззлобно погрозила пальцем. — Спи. Утром обо всё поговорим.

***

— Ты чего так рано вскочила и уже в полном облачении?

Павел, потягиваясь, появился на кухне. Широко зевая, уселся за стол, наблюдая за тем, как Рита готовит завтрак.

— Тише ты разбудишь всех. И иди оденься. Мать ночью приехала.

— Вот эта новость! Чего не разбудили? — Обрадовался он, сразу потеряв сонливость.

— Пожалели основного работника, — на пороге незаметно появилась Торилина старшая, торжественно улыбаясь.

Пашка бросился к ней.

— Осторожней, тискай! Медведь! Человек только восстановился после травм, — Маргарита отжала сына, включаясь в общие объятия.

— У-у, мои пригожие, как же я по вам соскучилась, — мать, обхватив ребят, целовала обоих. — Вам к скольки в школу? А то за обниманиями голодными побежите.

— К половине восьмого, — выдохнула Рита. — Я всё приготовила. Садись с нами завтракать, раз уж встала.

— Так. Павел одеваться! Живо! И к столу, — оторвала сына от себя и предала ему нужное направление. — А ты сама садись и рассказывай. Теперь командовать и ухаживать за всеми буду, пока здесь, я. Истосковалась по домашним хлопотам.

— Ты, что уже опять куда-то собираешься уезжать? — Расстроено Сысоева опустилась на табурет.

— Пока валялась в больнице, собранные материалы геологических партий отправили в Москву и Ленинград. Теперь придётся мотаться. Обобщать, анализировать, сдавать и отчитываться. Ужас, что предстоит!

— И когда?

— С двадцатого января, — потухшим голосом, поведала Торилина, присаживаясь к столу. — Опять вы тут не прикаенными остаетесь. Буду упрашивать Веру, что бы к вам перебиралась.

— Не надо. Мы сами справляемся. Тем более у неё там кто-то появился, — Рита в смущении взялась переставлять посуду на столе.

— Так это ж хорошо! — Повеселела мама Катя, перехватив руки девушки. — Наконец, может быть, жизнь свою наладит. Мужчина в семье — великое дело!

Пашка влетел в кухню, бухнулся на свободное место и схватил бутерброд.

— Давайте быстрее завтракать. Уже время поджимает! Все расспросы на вечер, — забубнил с полным ртом. — Маме Вере звякни. Номер в записной книжке под телефоном. А мы сейчас к деду с бабкой заскочим. Готовь банкет. Деньги в шкатулке.

— Смотри, подавишься, торопыгин, — довольно усмехнулась мать.

— Мальчишкам сегодня к часу, — Рита тоже заспешила. — Посмотри, что бы сменку взяли. Жалуются на них. С обедом разберёшься. Всё в холодильнике.

— Ну и деловущие вы у меня стали! Страсть!

Проводив молодых, мать, позавтракав, прибралась на кухне. Ещё раз обследовала квартиру, поглаживая руками отремонтированные стены и косяки, проглаженные шторы, покрывала и занавески. С довольной улыбкой вернулась к телефону. Полистав записную книжку, набрала рабочий телефон Сысоевой.

— Алло! Пригласите, пожалуйста, Веру Александровну. Верунь, привет! Эта Катерина.

— Катька, приехала! Выздоровела! Молодец! Как ты?

— Честно — в шоке.

— Это из-за старших, что ли?

— В общем-то, да. Хожу по квартире, как по царским палатам. Прямо млею от всего.

— Ну, а я-то думала от их отношений.

— Да с этим уж смерилась. Давно было понятно, чем у них всё кончится.

— Вот и я так думаю. Вмешиваться уже поздно. Пусть хоть они у нас счастливы будут. И нам радость.

— Согласна. Ты давай вечером к нам приезжай. Давно не виделись.

— О чём разговор! В обязательном порядке. Если не выдержу, с обеда отпрошусь. Никуда не умотаешь?

— Младших по магазинам зашлю и готовить буду.

— Тогда жди. Прилечу.

— Жду.

Младшие, проснувшись, долго не слезали с коленей наперебой, рассказывая новости. Выкладывая все домашние тайны.

— Мам, а они постоянно целуются!

— Мам, Кать, они ещё и спят вместе!

— Ну, хоть вас не обижают?

— Ритка затрещины выдаёт, когда не слушаемся, — оба тяжело вздохнули.

— А Пашка нас трогать боится!

— Мам, знаешь, какой у него удар!

— Позавчера тренировался, вотакенну доску на стульях рукой хрясть, — мальчишки мельтешили руками перед её носом. — И стулья и доска на кусочки!

— Ритка потом его этой доской…

— Я смотрю новой обстановки прибавилась, — рассмеялась мать.

— А он нам ещё лыжи и клюшки купил!

— Мам, Кать, мы тоже будем, как Пашка! Вжик! Вжик!

— Только ты ему скажи, чтобы книгу эту нам давал!

— А то он, если берём, по носу щёлкает и отжиматься заставляет.

— Значит, терроризируют старшие вас немного?

— Есть маленько, — поубавив пыл, согласились оба.

— И по-китайски не дают учиться разговаривать.

— Но мы в тихоря пока их нет, сами штудируем!

— Ага, лучше Пашки уже можем говорить!

— А он, что взялся китайский изучать? — Не переставала удивляться Торилина, переполненная так давно ожидаемым домашним счастьем.

— Да! Книгу переводит, а перевод прячет!

— А мы уже без него читать можем!

— Молодцы! Давайте одевайтесь и завтракать, — прервала откровения мать. — Пойдёте после у меня по магазинам. Я вам список дам, чего купить. Осилите?

— Да мы уж давно за молоком и хлебом бегаем!

— А чего привезла?

— Да. Вон в чемодане. Ещё не разбирала. Смотрите.

За полдня вдоволь позабавившись с мальчишками, накормила и проводила их в школу. Вскоре прибежала и Вера. После обниманий и рыданий, взялись, готовить на кухне, наперебой, рассказывая друг другу все события с момента расставания. Не прошло и часу, явились и старшие школьники со стариками. Младшие прибежали уже к разгару застолья. Долго вспоминали прошлое, веселились, дошло и до песен. Вечер сбора всей семьи удался на славу. Разбредаться по квартире стали уже после семи вечера. Старые и малые уселись играть в карты, молодые уединились в маленькой комнате, под видом выполнения домашнего задания, ну а матери, конечно, на кухню, перемывать посуду и косточки всем знакомым.

— Ты, говорят, жениха отхватила, — хихикнула Екатерина.

— Да. Начальник цеха, — не большая гордость прозвучала в сказанном. — Разведённый. Как мужик вроде ничего. Вот только руки не совсем из того места растут, — Вера с огорчением выдала секрет. — Пашка так хозяйство и тянет. Сама знаешь, дельных мужиков ещё в парнях расхватали. Нам сейчас с тобой не до большого выбора.

— И выбирать то, уж честно, не из кого в нашем возрасте. Алкоголики или ходоки. Редко вдовец. И тот с кучей проблем.

— Это точно, — согласилась подруга. — На Новый Год собираю у себя гулянку. Придёшь обязательно! Познакомлю. Конечно, в основном одни бабы будут. Но… Глядишь кто и примелькается.

— Брось-ка, а ты! Какие мне сейчас женихи, — укорила Катерина.

— Ну, я же нашла! А ты чем хуже?

Звонок в дверь заставил обоих с удивлением переглянуться.

— Добрый вечер, — через порог, представившись, шагнула историчка. — Извините за столь поздний визит, раньше не могла.

— Что-то натворил? — Катерина в испуге, показала Вере сырой рукой на маленькую комнату.

Та быстро засеменила туда.

— Нет. Что вы, — поспешила сразу успокоить Татьяна Сергеевна. — Это всё дела давно минувших дней. Педсовет обязал проверить домашнюю обстановку.

— Да вы проходите, раздевайтесь. У нас сегодня вечер встречи. Ночью только приехала. Вот собрались все, — засуетилась Катерина. — Присаживайтесь, чаю с тортиком за компанию с нами выпьете.

— А вот вам погоны, мелкие генералы! — Послышался престарелый мужской голос.

Сысоева старшая заглянула в зал.

— Мам, Вер, а они шельмуют!

— Давайте по тише. Уже поздно и у нас гости.

— Павел говорил, вы в больнице лежали? — Татьяна скромненько присела на край табуретки, не выпуская сумочки из рук.

— Да, под горный обвал угодила. Почти два с половиной месяца в Томске отлежала. Понимаю, дети без присмотра. Вы, наверное, и забеспокоились? Напрасно. Они у меня давно самостоятельные.

— Конечно и это тоже, — замялась историчка. — Павел, как вам сказать, немного съехал по учёбе. Особенно по химии.

— Хм, — вырвалось неожиданно у Веры, присоединившейся к компании. — Вот уж никогда не поверю. Пашка и двойки по химии? Ладно, русский или иностранный.

— Понимаете, — оправдала поведение подруги Катерина. — Павел с десяти лет со мной по изысканиям. Он уже к седьмому классу втрое больше школьной программы знал. Вы, что-то здесь не договариваете, — забеспокоилась Торилина.

— У него получилась недопонимание с классным педагогом. Елизаветой Викторовной. Педсовет разбирается.

— Эта старая кошёлка всё ещё работает? — Не сдержалась Сысоева.

— Вер! Разве можно так! — пристыдила Екатерина.

— А, как можно? Вспомни Ваську Чистова! Только благодаря ей вылетел из школы и по тюрьмам зашмыгал! Парень — умница был! Сожрала! Сколько ты слёз пролила, сколько порогов оббила? Забыла!

Лицо у Татьяны побелело, губки поджались и мелко задрожали кончики пальцев на ручках сумки.

— Извините, — увидев такую перемену, поспешила реабилитироваться Вера. — Настрадались в своё время из-за неё. Знаем, что это такое. Завтра же сама к директору пойду и поставлю вопрос ребром! Пусть создают комиссию РАНО и делают Пашке отдельный экзамен!

— Вер, я и сама могу, — подала голос Торилина.

— Знаю я тебя! Сама. Ой, извините, простите. Второго Читу из Пашки сделать не дам! С дермом сожру и не выплюну!

— Ладно. Так уж и сожрёшь? — Прыснула Катерина. — Давай успокаивайся. Чаю попьём и послушаем, что ещё расскажут. А то вон, как человека напугала, — она придвинула чашки к учительнице. — Давайте сумочку, я на холодильник пока уберу.

— Ну, Павел был замечен неоднократно в драках у школы, — пролепетала Таня, с опаской скосив глаза на Сысоеву. — Понятно. Переходный возраст. Но…

— Паша, дерётся? — Катерина еле удержала чашку с чаем.

— Что, заявления кто-то подал? — Вера спокойно смаковала торт.

— Нет.

— Вы сами замужем? — Всё так же хладнокровно продолжала Сысоева.

— Да, — непонимающе, застыла историчка.

— Дети есть?

— Двое мальчиков. Погодки, в детсад ходят.

— Тогда понятно, — Вера отхлебнула и поставила чашку. — Пашка у нас давно свой возраст переломил. Мы женщины одинокие, да ещё вон старики. Он у нас один мужик на три семьи. Всё хозяйство самостоятельно тянет. И просто так, от нечего делать, кулаками махать не станет. Стимула нет и времени.

— Может девчонка, какая виновата? Влюбился? Он часто на уроках стал дремать, — выдвинула версию Таня Сергевна.

Вера с Катериной переглянулись и кивнули головами, поняв друг друга без слов.

— Не появилась. Всю сознательную жизнь была, — поднялась с места Сысоева, указывая на дверь. — Вон сейчас только прикрыла обоих. Заснули. И дремлет парень на уроках, так он ещё по вечерам подрабатывает. Собственную семью и наших довесков содержит.

Татьяна нерешительно поднялась и прошла в комнату. Опешивши, застыла у приоткрытой двери.

Павел сидел в кресле с закрытыми глазами. Обхватив за шею и уткнувшись в подбородок, на его коленях спала Маргарита. Учебники и тетради валялись рядом на полу.

— Какой ужас! Так это Сысоева? — Прошептала ошеломлённая историчка.

— Да. Моя дочь. Вера Александровна я, кстати.

— И вы так спокойно к этому относитесь!? Вы понимаете, что может быть? — Татьяна, переживая, схватилась за щёки, замотав головой.

— А что может быть кроме свадьбы? — Подошла Катерина. — Время придёт, распишутся. Мы в их счастье не помеха. Нахлебались, вдовей ложкой жизненной баланды по-полной. Им такого не желаем. Да и времени у нас на домашние заботы нет. Дома практически из-за своей работы не бываем. Маргарита всем заправляет.

— Я думаю, на педсовете вы об этом умолчите, — Вера повернула к себе обескураженную учительницу, ловя её отрешённый взгляд.

Та вздрогнула от пронзительного звонка. А когда дверь широко распахнулась, и на пороге появился очередной гость, опрометью бросилась в кухню на отведенное место.

— Васька! Пёс шальной! Откуда? — Торилина попыталась повиснуть на его плечах.

— Здравствуй, мам Кать, — Чита, словно пушинку подхватил женщину и расцеловал. — Здравствуй, Вер, — прильнул к щеке Сысоевой, повисшей на руке, не отпуская

Торилину. — Кореша отзвонились. Сказали, вылетела вчера.

— Какой кряж! Ты, Кать, только глянь! В общественный транспорт не влезет!

— Зачем? Такси есть, на крайняк грузовики, — отшутился Василий.

— Давно гуляешь? — Катерина попыталась помочь раздеться.

— Мам, Кать, я уж не маленький, — Чита нежно отстранил женщин, освобождая пространство. — Свободно дышу уже пару месяцев.

— Ну, проходи. Мы тебя сейчас подчевать будем.

— Как я по вашей стряпне извёлся! Если б вы только знали. Во сне слюной захлёбывался. Век воли не видать.

— Знакомься, эта Татьяна Сергеевна, преподаватель истории наших старших. Зашла уведомить нас о учёбе и поведении Павла. А эта наш самый старший — Василий Тимофеевич Чистов, — представляла Вера, пока Катерина возилась у плиты и холодильника.

Учительница, уткнувшись в кусок торта, сосредоточенно набивала рот, покраснев до кончиков ушей.

— Не путёвый, правда, потому самый дорогой, — констатировала Торилина.

Василий присев, словно заворожённый, пожирал глазами учительницу.

— А где остальные?

— Стар да мал в карты режутся, их сейчас только поганой метлой разогнать получиться. Молодёжь дрыхнет. Если Ритуля, не почувствует, что ты нагрянул, не поднимутся, — Вера накладывала и разливала Василию и Татьяне.

— Вась, огромная благодарность. Твои дружки мне очень помогли, — суетилась Катерина.

— Спасибо. Извините, я сыта, — попыталась отказаться Татьяна. — И мне уже домой пора.

— Вы что? Мы вас не куда не отпустим! Покуда всё расскажите и всё попробуете! Василий Тимофеевич вас проводит.

— Вась, ты слышал, что парень у нас дерётся?

— Это было давно и не правда. Вразумление он от меня получил. Я стучать, не обучен. Захочет сам расскажет. Этап пройден, не беспокойтесь, — Чита наворачивал после рюмки, так и не теряя из виду лицо преподавательницы.

— Надеюсь, ты его не шибко вразумлял? — Катерина попыталась заглянуть ему в глаза.

— Мозги не вылетели, и своими ногами пошёл, — Василий на миг отвлёкся, обтёр губы и поцеловал хозяйку. — Мам, Кать, всё путём. Я в теме. Не переживай. Дед с бабкой иногда докладываются. Захожу. Да и так есть, кому просветить.

— Вот, Татьяна Сергеевна, тут нам поведала. Твоя «крёстная» Елизавета, теперь и за Павла принялась, — Вера, подливая Чите, вопрошающе кивнула ему.

— Верунь, ты меня сюда только не впутывай! Напугаю до смерти, а по мокрому я не ходок. Лучше разберитесь сами. Извини. Увижу, могу и не сдержаться.

— Простите меня, пожалуйста, но мне пора, — поднялась Татьяна Сергеевна. — Поздно уже.

— Я провожу, — Василий бросил набивать рот и вскочил с места.

Одевшись, учительница выпорхнула на лестницу. Вера вышла провожать, и запоздало начала расспрашивать про Риту. Чита, торопливо нахлобучив шапку и не застёгивая пальто, хотел вылететь вслед за ней.

— Вась, ты чего? — Остановила Торилина. — Глаз на учительницу положил? Она же замужем.

— Ну и что?

— Двое детей…

— Это мои дети, — вдруг ляпнул Чистов.

Катерина, обомлев, отшатнулась в сторону, приложив ладони к груди.

— А как же муж?

— Он не может. Правда, об этом пока не знает.

— Она же старше тебя лет на восемь!

— На шесть, — он обнял хозяйку. — Люблю я её. Ни чего с собой поделать не могу. Мам, Кать, тебе говорю на всякий случай. Сама понимаешь, узнают, корону вместе с головой снимут. А тебе, как самому родному…

— Всё. Убежала наша учительница, — Вера вошла в прихожую. — Не догонишь.

— Ладно. Не прощаюсь. Приду с ночевой договорим. А на счёт Пашки, даже не заморачивайтесь. Я же, в натуре, слово вам дал. Если Пашка сядет — завяжу и повешусь.

***

Новый 1978 год решили встречать дружной компанией у Торилиных. Матери гуляли у Сысоевых. Младших выпросили старики.

Маргарита наготовила, как в ресторане и убежала за подругами. Алик с Серёжками заявился в восемь вечера. Начали накрывать на стол и планировать розыгрыши. Заготавливая всякие прибамбасы и подарки.

Павел подал для этого звёздный мешок, умолчав при этом, что взял напрокат костюмы Деда Мороза и Снегурочки.

Маргарита с Галкой Кашиной и Лариской Воробьёвой, подругами с детства из соседних домов, прибежали к десяти. И сразу набросились на Алика.

— Вы чё нас не дождались! Умотали в тихоря! У, Алька, сумасброд! Без твоих интрижек не обошлось. Дождёшься сегодня у нас! Напоим и закопаем в сугробе!

— Лимонадом, что ли? — Он, хихикая, мотнул головой на накрытый стол. — Вас ждать, так следующий новый год может и встретим.

— Мы уже всё предусмотрели, — Ларка вытащила бутылку шампанского из сумки. — Так, что готовься!

— Где достали? — Удивился Фитиль.

— Мои предки не выдержали, начали встречать вместе с Владивостоком, — Воробьёва торжественно водрузила бутылку на середину стола. — Хватила только до Алма-Аты. Отключились. Я будильник им завела и компенсацию прихватила. Вряд ли потом допетрят.

— Ну, молодчина, — Аммонал прихватил руку Ларисы и потянул к себе. — Дай расцелую!

— Григорич, куда положено не дотянешься, а ниже не позволю, — Лариска оттолкнула колобка.

— Я сейчас за кастрюлей сбегаю, — засуетился Серёга.

— Ага, и газетку ещё прихвати!

Дружный хохот всей компании утвердил дальнейший настрой на всю новогоднюю ночь.

— А вы, смотрю, и торт даже достали, — отметила Галина, выбирая себе место. — Наполеон! Да какой большой?

— Два часа в очереди на морозе у Фабрики Кухни проторчал, — гордо изрёк Павел, подхватив Маргариту за локоток, увлекая её в соседнюю комнату.

— Ты чего? — Опешила она.

— На, одевай, — достал он из шифоньера костюм Снегурочки.

— Вот это да! Ты прямо волшебник у меня!

— Угу, — согласился Торилин, прилаживая бороду. — Чистый новогодний!

В зале стоял общий гомон, исчезновение хозяина и Маргариты никто особо не отметил.

— Григорич, чего увял! — Встряхнул друга Алик.

— Первый раз к девушке подкатился и такой облом, — с удручённой улыбкой Аммонал глянул на Ларису. — Буду ждать Снегурочку, вдруг в новогоднюю ночь она, чем одарит.

— Давай, давай раскатывай губу! Ты ещё её покричи, как в детском саду учили, — подтрунивала Воробьёва. — Глядишь и появиться. Если добьёшься её прихода, соглашусь танцевать с тобой весь вечер и молча терпеть все твои заступы на мои ножки.

— А чё! Сейчас и покричу, — набирая полные лёгкие, решительно согласился Григорич. — Снегурочка! — Его услышали, наверное, и в соседних домах.

— Я здесь! Кто меня звал? — Оборвала общий гогот своим возникновением на пороге Маргарита.

Всё застолье ополоумевши уставилось на неё, дружно указывая пальцами на Аммонала.

— Чего хотел?

— Поцеловать, — заикаясь, еле пробулькал Григорич.

Рита, отстранив в сторону Алика и Михалыча от виновника своего появления, ухватила его за пухлые щёки и поцеловала в кончик носа. Все одобрительно загудели. А Серега, после освобождения своего шаровидного пончика, вытянул шею и показал язык Ларке.

— Иди, включай музыку!

— Алька, это ты всё подстроил? — Пихнула Воробьёва Шмакова.

— Я сам в шоке! Скажи спасибо, что чего похлещи, не успела пообещать. Иди, врубай музон.

— Может, сначала и Дедушку покричим, раз уж внучка тут объявилась, — прыснула та в кулачёк, отворачиваясь.

— Точно, — подхватила Снегурочка. — Давайте все вместе. Дедушка Мороз!

Деда пришлось звать дольше. Но когда, тот ударил посохом о порог, ликования не было предела.

— Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты! Ты чего в мешке принес? Старый пень, горбатый! — Продекламировал Шмаков.

— Счастье и веселье! Пряники, хлопушки! А за такие речи, Алику отморожу ушки!

— Ладно, старый. Шуток не понимаешь? Сразу отморожу! Лучше давай показывай, чего в мешке утаил.

— Лично для тебя — шило. А остальным детишкам отличные подарки, которые надо заработать.

— Стишки с табуретки подойдут? — Галка взгромоздилась на стул, растянув концы юбки в стороны.

— Ой, какая смелая девочка! — Подал голос Григорич. — Пойдут, но лучше со стола.

И тут же получил от неё подзатыльник.

Что растёт на ёлке? Шишки да иголки!

Разноцветные шары не растут на ёлке.

Не растут на ёлке пряники и флаги.

Не растут орехи в золотой бумаге…

— Молодец, Галочка! Давайте ей все вместе похлопаем, — похвалила Снегурочка. — Чем отблагодарит её Дедушка Мороз?

— Вот ей большая конфетка «Гулливер» и разноцветные фломастеры, — Павел достал их из мешка. — Рисуй, разукрашивай, только не своё милое личико.

— А мне, тогда чего? — Алик протиснулся ближе к мешку, стараясь заглянуть вовнутрь.

— Чересчур любопытный и нетерпеливый мальчик попался! Хотелось бы узнать, чего он может и добился за этот год, — Павел спрятал за спину звёздную авоську.

— У меня две пятёрки за последнюю четверть! — Шмаков выпятил грудь и постучал в неё кулаком.

— По труду и физкультуре?

— Нет, Дедушка Мороз, по литературе и НВП.

— Прямо граф Толстой в молодости. На, держи, — Торилин выудил железный пистолет. — Оружие системы «Наган» и рулон пистон. Палит оглушительно, воняет смачно! Будущему славному защитнику Отечества пригодится.

— А шило? — показно расстроился Алик.

— Я уже приладил его тебе куда следует, — прыснул Пашка в усы.

— Получил компенсацию за утерянный самострел и отваливай, — Фитиль потянул друга на место, высвобождая простор для себя. — Иди, садись! Если теперь сможешь.

Дружный смех, больше похожий на гогот гусиной стаи, немного смутил Шмакова.

— Спасибо. Я постою лучше.

— Да здравствует Новогодний суд! Самый гуманный в мире! — Продекламировала, заикаясь от хохота Ларка.

— Тише вы! Дайте мне узнать, чего обрыбиться, — взмолился длинный Серёга.

— А тебе, малыш, за бескорыстную помощь родителям …, — Дед Мороз сосредоточенно закопался в мешке. — Полы моешь? Мусор выносишь? По магазинам бегаешь?

— Конечно! И сеструху воспитываю, когда старших дома нет.

— Вот держи! Спички охотничьи. Говорят, горят даже под водой. Ещё якорь на цепочке и новогодний подарок.

— Чё без подвоха? Настоящий? — Григорич закрутил пакет в руках.

— Поправляйся, сынок. Зима длинная, ветра сильные, гололёд обещаю страшный…

— Так, — встрепенулся, ухмыляясь, Аммонал. — Ему значит жратву и якорь. Мне что нитку, иголку и воздушный шарик? Рот зашивать? А с шариком на весы вставать?

— Нет. Тебе другое средство для стройности.

Павел достал губную гармошку с привязанными к ней пробкой и прищепкой.

— А эти прибамбасы для чего, — удивился Михалыч.

— Предохранители! — Алик, присаживаясь, упал мимо стула, держась за живот. — Что бы донышко ни вырвало и крышку не снесло от усердия!

— Ну, дедушка, вам это даром не пройдёт!

Давясь от смеха, колобок Серёга попытался сыграть «Мурку».

— Ребят! Может, хватит? До слёз уже довели! Ещё немного и до туалета не добегу, — Лариса, вытирая тыльной стороной ладони щеки, обернулась к Деду Морозу.

— Ну, а тебе, прелесть всей этой компании, плетёный из цветных проводков пояс и браслет, — Павел торжественно нацепил подарки на Воробьёву. — Тайный воздыхатель трудился весь этот год и счёл нужным остаться инкогнито.

— Обалдеть! — Лариса рассматривала витиеватые узоры. — И застёжки сердечками!

— Но это ещё не всё! — Торилин выудил из мешка двумя пальцами корону. — Королеве новогоднего балла!

— Э! Э, — Михалыч выхватил корону и нахлобучил себе на чело. — Королева танцует со всеми! Так не пойдёт! Все танцы с Ларкой мои.

— Слышь, узурпатор, — Шмаков, наконец, поднялся с пола. — Я с тобой вальсировать, не намерен.

— Завидно? Я могу, на время поделится, — Аммонал попытался снять венец. — Мать моя вся в саже! Вы чем её намазали? Пристала не оторвёшь!

Смеялись до икоты, пока Галка не опомнилась первой.

— Эй! До нового года осталось пятнадцать минут! Старый не успеем проводить. Включайте телевизор. Алька, давай разливай лимонад и тост с тебя.

— Лады. Только не перебивать! Постараюсь, говорит кратко и пафосно, — поднимая фужер, изрёк Шмаков. — Вот ещё один оборот вокруг нашей звезды сделала Земля. Этот год подарил нам много разного. Кому кучу радости, кому ворох неприятностей и тумаков. Но в целом был счастливым и положительным. Я хочу пожелать нам всем, набирая обороты вместе с нашей планетой, набирать счастье и добро, дарить его близким и малознакомым, не забывать друзей ни в радости не в горе. Быть честными и справедливыми не только к себе. И помнить, что в этот день отныне и до скончания, мы собираемся все вместе за этим столом. Ура, товарищи!

— У, как завернул! — Восхитилась Маргарита. — Прямо трибун.

— А, чё, замётано! — Налегая на салат, промычал Фитиль. — Я — за! Каждый год встречаем вместе.

— Я тоже. Только корону, как содрать? Я что весь новый год в царьках шастать буду?

— Пищевой клей. Водой смывается, — пережёвывая колбасу, успокоил Павел.

— Эта пакость предназначалась для меня? — Воробьёва постучала вилкой по инкрустированной железке.

— Нет, — Григорич бросил косой взгляд на Кашину. — Просто дед старый очень стал. В маразм, наверное, уже впал. Поэтому всё и напутал. Но получилось эффектно!

Под бой курантов откупорили шампанское и после обжираловки, танцев, розыгрышей, вывалились на улицу. Сереги запустили две самодельные ракеты. Восторженных криков по всей улице хватило надолго. Поваляв друг дружку в сугробах, решили двинуть в парк на горки. Но Павел вдруг заметил, как посинели губы у Риты, а мелкая дрожь во всём теле она не состоянии унять. Прикрыв её от друзей своим корпусом, незаметно провёл рукой от коленки вверх.

— Ты совсем сбрендила? Мороз под двадцать три! В чём дома была, в том и выскочила. Без наследников меня оставить хочешь?

— Я думала на пару минут.

— Ну, вы идете? — Галка обернулась уже от соседнего подъезда.

— Идите. Мы переоденемся и придём, — отозвался Торилин, увлекая Снегурочку к дому.

— Чего переодеваться? Так интересней! Я же вон не переоделся! — Михалыч поправил шарф, обёрнутый поверх короны.

— Тебе просто было страшно с мокрой головой на улицу выйти, — выдохнул в скороговорке облачко пара Дед Мороз. — А нам там прохода не дадут. Ни взрослые, ни дети. А мешка конфет у меня нет.

— Классный новый год получился.

Маргарита лежала в горячей ванной, прижав сжатые кулачки к груди. Павел сидел на краешке купели, водя рукой по воде. С любовью созерцая её глаза.

— Всем подарки сделал, а про свою Снегурочку забыл, — усмехнулась она.

Торилин молча, выудил из нагрудного кармана рубашки переливающуюся капельку кулона на цепочке. Бережно закрепил на её шейке.

— Это лунный камень. Оберег любви.

— Спасибо. Так неожиданно и мило, — рассматривала она подарок. — Только он должен быть в паре, вроде.

— Хорошо. На следующий Новый Год будет тебе пара.

— Так хорошо согрелась. Сейчас бы подвалиться к тебе под бочок и вздремнуть. Но ведь эта компания скоро назад ночевать припрётся.

— Поделим квартиру. На женскую и мужскую половины. Нет проблем. Одну ночку поспим в разных комнатах.

— Как думаешь, они догадываются про нас?

— Они давно привыкли, что мы всегда вместе. Внимания не обращают.

— Алька завтра всех потащит на лыжах или на каток.

— Вот и хорошо. Младших с собой возьмём. Им это в радость.

***

Конец февраля выдался морозным. Физкультурой занимались в зале. Но в тот день физрукам попала, как говорится: шлея под хвост. Выгнали в последние два урока на лыжах, не смотря на минус двадцать. Сдавать пацанам десять километров, а девчонкам пять. Рита в этот день собиралась отдохнуть от домашних забот, пойти с Ленкой к подругам. Последний день недели, хотелось расслабиться. Пашка решил по-быстрому отстрелятся и лететь домой, пока никто не мешает, заняться дальнейшим переводом книги и попробовать неконтролируемый боевой транс. Методику его недавно перевёл. Не терпелось испытать.

Но сначала запустили девчонок на малый круг, потом только парней по алфавитному списку фамилий, с интервалом в тридцать секунд. Намерзся основательно. С мазью угадал. Лыжи шли отлично. Но вот суставы отогрелись только на третьем километре. Прокручивая в уме все положения изученной методики транса, сам не заметил, как выровнялось дыхание, действия стали автоматическими, усталость мышц исчезла. Все беспокоящие ранее проблемные мысли пропали. Осталась только поставленная цель, которая всё сильнее давила на работающие мышцы, заставляя больше увеличивать темп гонки. Зрение, не естественно обострилась, резко выделяя очертания кустов, сугробов, фигур одноклассников. Появилось предчувствие будущего и неимоверная злость, накачивающая организм свирепой силой. Догоняя впереди идущих, Торилин не кричал: — Лыжню! А рычал. Кто с удивлением отпрыгивал в сторону, а кто просто шмякался в испуге на бок, сдёргивая с лыжни ноги.

Финиш пролетел метров на пятьдесят, под изумлённый свист физрука и восторженный взвизг девчонок, услышавших результат.

— Двадцать три минуты, пять секунд! Без подготовки! Охренеть! — Вырвалось непроизвольно у Николашки физрука.

Пашка этого ничего не слышал. Он ботнулся на полном ходу на вытоптанный снег, почувствовав, как зашипело под ладонями и лицом. Воздуху сразу перестало хватать. Тело налилось непомерной чужеродной тяжестью, возникло ощущение — собственное «я» отлетело в сторону и взирает со стороны. Моментально стало так легко и безразлично. Назад в нестерпимую общую боль возвращаться не хотелось.

— Девушки! Немедленно поднимите его! — Прокричала физручка Настёна. — Пусть ходит! Не валяется!

Чувство взгляда со стороны не исчезало. Торилин видел, как к нему подбежали Маринка Большакова и Галинка Кашина. Попытались поднять. Не получилось. Маринка плюхнулась на коленки, и они совместно с Галкой затащили его голову на её бёдра. Сразу вокруг образовалась толпа из тех, кто уже пробежал дистанцию. Все чего-то советовали, тормошили, сгибали руки, растирали икры ног. Маргарита с искаженным от испуга лицом, пронзила толпу. Опустилась рядом с Большаковой и попыталась перетащить Павла к себе. Маринка вцепилась мёртвой хваткой в костюм на плечах, с остервенением бросив испепеляющий взгляд на Сысоеву.

— Отпусти! А то глаза выцарапаю! — Прошипела Маргарита в самое ухо Большаковой.

Та изумлённо разжала пальцы, и Пашкина основная оконечность с разворотом тела сразу перекочевала на другие колени.

— Паш, дыши! Я здесь! Ты слышишь! — Наклонилась к самому лицу, растирая снегом виски.

Ему вдруг так захотелось ощутить мягкость её ног, нежность прикосновений и запах тёплого дыхания, что он прямо воткнул ускользающее сознание в организм. Судорога пробежала по всем мышцам, закручивая нервы колючей проволокой. Сердце забилась о ребра, словно птаха в клетке. Ледяной воздух шкуродёром прошёлся по бронхам, иголками инея осыпав лёгкие.

— Пашенька, дыши спокойней. Старайся носом. Сейчас всё пройдёт, — дрожащая ладошка скользила по лбу. — Вот так, всё уже нормально.

— Парни! Ну-ка подняли его на ноги! — Подбежал встревоженный Николашка. — Живо! И пусть ногами переставляет. Шевелись, Торилин! Шевелись! Нельзя на втором дыхании сразу останавливаться! Теперь ты у меня в школьной команде по лыжам!

— Всё нормально, — выдавил из себя Пашка, отстраняя помощников. — Спасибо. Всё прошло.

Рита стояла сзади, вцепившись в подол костюма.

— Отпусти, — попросил не оборачиваясь. — Все же вылупились.

— Домой лучше сегодня не появляйся, — послышался свистящий шёпот. — Топай сразу на работу. Спортсмен — камикадзе.

— Пашка, ну ты и выдал! — Подкатил Шмаков, выбивая сопли об снег. — Смотри, как протаял, где валялся! Даже нос и брови отпечатались! Гравюра Леонардо Недовиченнго «Лыжные проталины»!

Общий хохот одноклассников Алик расценил, как аплодисменты. Прижав лыжную палку к груди, раскланялся на все стороны.

Из-за его спины вылетел Мишка Цилин и плюхнулся рядом с отпечатком Торилина.

— Вот ещё один кандидат в нашу галерею достижений! — Вытянул руку Шмаков. — Но судя по тому, что наш КМС отстал от лидера на четыре с половиной минуты, оттиск будет не глубоким.

— Алька, кончай ехидничать, — обернулся Михаил. — Сам-то автографа не оставил.

— Как не оставил? Ты на них и лежишь.

Смех не прекратился даже, когда общей гурьбой двинулись к школе. Пашка нёс свои лыжи и Маргариты. Она лыжные палки. Плелись последними. Впереди маячили только Горохова и Шмаков.

— Ты специально выпендрился, что бы все узнали об наших отношениях? Или захотел довести меня до инфаркта? — Бурчала Рита со слезами на щеках. — Появись только дома! Мы тебе такую головомойку устроим! То дерётся до увечья, то рекорды смертельные ставит. О чём только думает.

— Прости, не сердись. Я боевой транс неожиданно опробовал. До конца раздел не перевел. Так вот получилось, — процедил Торилин.

— Опробовал! Вон говорить даже не можешь.

— Слюнные железы свело. Язык тянет.

— Балбес! Напугал меня до обморока, — Маргарита понемногу начала отходить. — Зайдёшь к бабушке, возьмёшь плюшки и пироги. Банку компота и банку огурцов. Я приеду часам к семи. Мама Вера обещалась прибыть с ночевой. Явишься с работы, смотри куда плюхаешься. И вообще ляжешь сегодня на кресло-кровати.

Вы, сударь, наказаны!

Павел счастливо улыбался, выслушивая выговоры и наказания.

— И эта тоже, мартышка! Вцепилась в тебя, как клещ. Ещё раз подобное увижу — в шиньоне ходить будет.

После уроков, забрав у бабки банки и выпечку, дождался трамвая. Забравшись со своей ношей в вагон, тут же наткнулся на Ленку с Маргаритой.

— Привет, ещё раз! — Удивился неожиданной встречи. — Далеко следуете?

— Паш, представляешь, сеструха у меня нас встречала у подъезда. Крутила ключи на пальце. Мы подходить, а у неё связка срывается с пальца и в сугроб! — Горохова под недавним впечатлением, показывала произошедшее, размахивая обледенелыми варежками. — Всё перекапали, так и не нашли. До этого сырые были, теперь хоть выжимай! Замерзли, спасу нет. Вот к Ритке едем сушиться.

— Пока до неё доедете к креслам примёрзнете. Вон уже губы посинели и зубами чечётку отбиваете.

Торилин незаметно для Ленки показал связку ключей Маргарите. Он прихватил утром ключи только от квартиры на Ильича, от другой остались на тумбочке.

— У нас кровь молодая — горячая! Сами не задубеем и другим не дадим! — Стрельнула глазками Горохова.

Сысоева озабочено начала быстро шарить по своим карманам.

— Время сколько? — В её вопросе промелькнуло крайнее раздражение.

— Уже половина второго, — Павел еле сдерживал улыбку.

— Во, Ленка, как нам сегодня не везёт! Я ключи дома оставила. А Тошка у меня со школой в театр уже укатил! Чего делать то будем?

— Чего! Чего! Назад по подругам и кто пустит.

— Ладно, так и быть. Спасу вас, — подмигнул Торилин. — Выходим на следующей и ко мне.

— Паш, а удобно? — Хитрое выражение лица Маргариты, понял только он.

— У меня дома до вечера никого не будет. Успеете высохнуть. Кровь у вас горячая, — поддел парень.

— Рит, чё? Пойдём?

— Ну, если по математике поможет к контрольной подготовиться, тогда согласны.

— Нет вопросов. Помогу.

— Верхнюю одежду на батарейки развесьте, — распоряжался Павел, в прихожей, доставая тапочки. — В маленькой комнате в шкафу материны халаты. Ну, там посмотрите ещё, что понадобиться. Переоденетесь в ванной. Верёвки над сушилкой. Можете под душем погреться. Полотенца на полке. А я пока чай поставлю, с бабкиными пирогами похлебаем.

Пока добродушный хозяин крутился на кухне, девчонки копошились в шкафу, подбирая себе одежонку. Из-за не плотно закрытой двери, он слышал их приглушённый разговор.

— …Халат прямо, как на тебя. У него мать, что такая же фигуристая? — Удивлялась Ленка. — Трусы, зачем берёшь?

— А что в сырых, что ли ходить? Или без них предлагаешь?

— Чужое нижнее бельё? Стрёмно.

— Оно же чистое. Потом выстираем.

— Блин, швыряешься прямо, как у себя дома! Я бы постеснялась.

— Под душ пойдёшь? Ну и стесняйся в одном халатике. Глядишь, после в больницу попадёшь, про всякий стыд забудешь.

— Ладно. Уговорила. Пошли.

Гороховой погреться в ванной предоставили первой. Пока она там плескалась, Павел на кухне выяснял отношения с Маргаритой.

— Зачем ты её с собой потащила?

— А куда прикажешь деваться? Мать у неё только после шести появиться. Сеструха в школе. Замерзать, что ли?

— Про ключи даже не вспомнила. Прокатились бы туда в такой мороз и что дальше?

— Я с твоими представлениями обо всём думать забыла.

— Извини, — смирился виновато Торилин. — Я жрать, как из пушки хочу, и в сон клонит.

— Сейчас суп и картошку с сосисками разогрею. А поспать — перетопчишься. После работы только.

Пообедав сели в зале на диван с учебником и тетрадками. Ленка скромно слева, Маргарита забралась с ногами, прикрыв их уголком покрывала, справа. Пока Пашка с увлечением рассказывал, как использовать формулы при решении задач, они переглядывались за его спиной, гримасничали и наставляли рожки. Потом, хихикая, по пять раз переспрашивали одно и то же. Но после приутихли и начали позёвывать, прикрываясь ладошками. А вскоре Горохова обалдело отстранилась в сторону, увидев, как руки подруги обхватили талию парня, и её голова застыла на его плече.

— Тихо. По-моему, кто-то слюни мне за шиворот пустил, — быстро отреагировал Павел. — Лен, подушку и плед из спальни принеси. Мы её потихоньку здесь уложим.

Примостив подушку, аккуратно опустили на неё Маргариту. Прикрыли пледом. После Павел поманил Горохову в спальню.

— Давай тоже ложись.

— Да ты что? — Перепугалась она, запахивая воротник халата у шеи.

— Давай, давай. Через час разбужу. А то челюсти свернёшь зевая. Толку то от моей помощи всё равно нет. Не чего стесняться. Ложись.

— А мать у тебя, когда появиться? — Ленка с опаской присела на кровать.

— Мать? — Переспросил с улыбкой Торилин. — Дай бог к восьми вечера. Вы уже дома телевизоры смотреть будете.

Прихватив учебники и тетрадки, прикрыл дверь в спальню, намереваясь заняться домашним заданием на кухне. На цыпочках прокрался к выходу, проклиная про себя скрипучие половицы. Уже взявшись за ручку, почувствовал, как Рита ухватила его за брючину. Удивлённо обернувшись, вопросительно мотнул головой.

— Иди ко мне, — произнесла одними губами, потянув за штанину.

— Ты совсем офанарела? — Пихнул учебниками в сторону спальни.

— Не могу согреться. Знобит изнутри, — соблазнительно улыбалась любимая. — Ты, одетым со мной ляжешь? — Остановила, увидев его намерение. — Я замучалась рубашки вам гладить. Хочешь сам с утюгом постоять?

— Ленка вдруг выйдет, — озабоченно произнёс, пристраиваясь рядышком.

— Я, полчасика, и встану, — нежно ласкаясь, заверила Маргарита. — Драться один на семерых не боится, а тут у себя дома неизвестно чего…

— Так ты меня простила, что ли?

***

Горохова проснулась через полтора часа. Просочившись в зал, ойкнула от неожиданности, прикрыв в изумлении рот ладонью и выпучив глаза. Замерла под действием увиденной картины, боясь пошевелиться.

Маргарита лежала на Павле, закутав его голое тело полами своего распахнутого халатика. Плед и подушка комом валялись у дивана.

Сысоева приоткрыла веки, приложила указательный палец к губам и знаками показала, что сейчас выйдет за подругой на кухню.

— Ты совсем сбрендила?! Первый раз у парня и такое вытворяешь! Меня хоть бы постыдилась! — Заикаясь, закрутила пальцами у виска, едва та появилась.

— Тише ты, — урезонила Маргарита, оправляя халат. — Он через минуту проснётся, я его в магазин отправлю. Потом переговорим.

— Через минуту? В магазин? — Горохова от непонимания, ошалела совсем.

— Он больше минуты без меня спать не в состоянии, — спокойно заверила Рита, усаживая подругу за стол.

— Так ты чё…

— Да, сплю с ним с пяти лет. А про то, о чём ты сейчас подумала, первый раз в прошлое лето.

— С ума сойти! Это как же с пяти лет?

— Корью или ветрянкой тогда всей квартирой болели. Сейчас точно и не помню. Температурила. Орала недуром. Уснуть никак не могла. Родители и мои, и Торилины рядом суетятся, не знают, чем помочь. А Пашка молча, пришёл из их комнаты, забрался ко мне в пастель. То же с температурой высокой был. Обнял, подул мне на глазки и всё. Куда чего делось. Уткнулась я ему в шею и оба заснули. До сих пор, в каком бы состоянии не была, стоит ему только обнять и подуть, махом вырубаюсь.

— Рит, ты где? — Павел затопал босыми ногами в прихожей.

— Ну, — хмыкнула Сысоева в подтверждение своих слов, показав рукой на него. — Оденься, сбегай в магазин. Скоро пацаны вернутся из театра. А мы подъели малость. Купишь в кулинарии котлет, свёклы варёной. Я винегрет сделаю. В хлебном возьмёшь: батон, половинку ржаного и торт вафельный «Сюрприз». Плюшки умяли все. Мать и парней вечером побаловать не чем.

— Рит, поди, сюда, — поманил он её к себе.

— Чего, — подойдя, прошептала в самое ухо, поглаживая его по руке.

— Я не понял. Ты, перед Ленкой раскололась, что ли?

— Пришлось. Застукала.

— Ум-м, — с сожалением повернувшись, он ушёл одеваться.

— Если обещаешь сохранить нашу тайну, расскажу всё, — Маргарита вернулась к кухонному столу.

Ещё в полном шоке от произошедшего, та утвердительно замотала головой.

— Давай чайком ещё со сна побалуемся, а то мне самой честно сказать не совсем комфортно. Не думала, что так глупо всё получиться, — посетовала она, зажигая газовую конфорку.

Павел объявился у вешалки. Под пристальными взглядами девчонок, угрюмо натянул обувку, напялил шапку и влез в рукава пальто.

— Не дуйся, — Рита подошла к нему, ухватившись за шею, подтянула к себе. — Тебе это совсем не идёт, — чмокнула в щёку. — Давай поскорей, любимый. Мы тебя ждём.

— Вы, что прямо, как муж и жена живёте? — Икая, выдавила Горохова, лишь только захлопнулась входная дверь.

— Да.

— И давно?

— Будем считать с того дня, как он тебе шоколадку после первого снега подарил, — пошутила Сысоева.

— Пятый месяц! А родители? Чего они?

— Мама Катя, с нами месяц всего провела с Нового Года. Теперь в постоянной командировке между Москвой и Ленинградом. Моя вся в работе с утра до ночи. Да и кавалер у неё есть. Ночи тоже даром не теряет, — с глубоким вздохом пошутила Маргарита. — Не понятно серьёзно у них там или так до первой размолвки. Отец у Торилиных в экспедиции пропал. Старики его, им бы самим сейчас кто помог. Так, что мы тут с брательниками сами с усами. Пашка у меня подрабатывает на разгрузке вагонов. Стараемся не зависеть ни от кого.

— Слушай, как же Марат?

— Да ни как. Обиделась я на Пашу по глупости. Думала, бросил после того случая. Долго меня искал после переезда, видите ли. Я же не знала, что адреса ему никто не передал, и болел ещё долго. Когда появился, гордость взыграла. Проучить надумала. Он меня после уроков встретил. А следом Маратик со своими дружками за мной выходил. Я сдуру к нему и обратилась, чувствовала, что неровно дышит в мою строну. Ты тогда со мной была. Может, помнишь? — Голос у неё осел, губки задрожали. — Подумала, попугает и всё. А он его со всей своей шайкой мутузил, не знай сколько времени. Из-за этого только он этим проклятым рукоприкладством занялся, — она зарыдала в полный голос.

— Рит, брось! Перестань! Всё же прошло!

— Да, прошло! Он чуть с собой не покончил в первый день, как нас к ним перевели. Еле успела с подоконника сдёрнуть! Дура! Ведь любила и люблю безумно! Нет, ещё повыпендриваться захотелось. Он после эти гладиаторские бои у школы устроил. Выла ночи напролёт. А просто подойти и поцеловать, раз слов нет… Он сразу бы всё понял. Ну, как же гордость проклятая. Если бы не ты тогда со своими признаниями, до сих пор наверно нос воротила. Ревность дикая обуяла. Поэтому и решилась, — Маргарита уже еле выговаривала между всхлипами. — Вот и сегодня, дылда эта Маринка, вцепилась в него не выдерешь. Пока меня не было, никому не нужен был! Очумела вовсе, как увидела, что не дышит.

— Рит, всё обошлось. Прекращай выть и себя накручивать, — Ленка успокаивающе гладила хозяйку по спине, сглатывая слёзы солидарности.

— Захотелось всем показать, что он мой! Только мой и ни чей больше! Наверно поэтому согласилась тебя к нам пригласить. И весь этот цирк устроила. Ленк, прости меня, пожалуйста.

Девчонки долго сидели, обнявшись, судорожно вздыхая под свист выкипающего чайника. За запотевшими окнами тоскливый вечер забирал дневной свет, будоража тягостные воспоминания начинавшейся вьюгой.

— А я думала, всё кажется, что в столовке он за тебя платит. И сегодня мысли даже не возникло, когда ты в шкафу швырялась. Сразу нашла, что нужно и всё подошло, как влитое, — Горохова встала и выключила чайник. — Вот, шифровальщики! Хоть в разведку отправляй! Слушай, — она прямо вся встрепенулась, лицо заполыхало ярким румянцем. — Ну, а как это?

— Что именно? — Маргарита вытерла остатки слёз полой халата.

— Ну, это самое…

— Нашла о чём думать, — понимающая улыбка поставила точку на недавних переживаниях. — Глупая, придёт время, сама узнаешь.

— Не боишься, вдруг аист навестит.

— Знаешь, как хочется! Только пока нам брательников выше крыши хватает.

В замке входной двери заёрзал ключ и через мгновение, на пороге появилась заснеженная фигура с сумкой.

— Куда такой! На лестнице отряхайся! — Рита, выхватив сумку, вытолкала Павла за дверь. — Чего так долго?

— Потеплело, вьюга страшная. Ходил спиногрызов встречать. Вон два снеговика плетутся!

— Рит, мы «Пеппи — Длинный чулок» смотрели!

— Знаешь, как зекано! Там она одна пиратов раз, раз!

— Отряхайтесь все здесь, театралы.

Парни ввалились гурьбой, наперебой, рассказывая содержание спектакля и содержимое сумки.

— Поздороваться сначала бы не помешало, — довольная хозяйка помогала младшим развесить одежду. — Это Елена, наша одноклассница.

— Привет. Я знаю, — шмыгнул носом Тошка.

— Здрасти. Я Андрей, — протянул ручонку Торилин младший.

— Надо же, как официально, — пожала ладошку Горохова.

— Руки мыть. Переодеваться и за стол, — скомандовала Маргарита. — Сейчас котлет нажарю.

— Как тебе гостья? — Сысоев, обняв друга, спросил вполне серьёзно.

Мальчишки уходили в свою комнату.

— Симпатичная. Пойдёт.

Старшие прыснули, провожая их взглядами.

— Серьёзные у вас женихи.

— Есть в кого, — Рита потрепала Павла по волосам.

***

Растаяла зима искрящейся капелью. Весна стремительно унесла мутными водами последние заморозки, украсив нежной зеленью дворы и парки. Майские праздники выдались по-летнему жаркие. Грезились годовые контрольные и самые любимые школьные каникулы. Дед с бабкой съехали на дачу. Мать Торилиных укатила в полевой сезон на Камчатку. Мама Вера, наконец, дождалась предложения и всецело была увлечена подготовкой к бракосочетанию. Пашка работал теперь только в ночь, оставшись за старшего бригадира. Друзья в спортшколе тряслись перед выпускными экзаменами. Приходилось набирать людей для разгрузки из более свободных учеников и студентов.

К концу праздников вагонов подавали мало и Пашка в то утро возвращался домой раньше обычного. Протопав пешком до дома, транспорт ещё не ходил, а спец подача в выходные отсутствовала, увидел у своего подъезда двух загулявших забулдыг. Сидели на лавочке, спиной к дому. Аккуратно разместив между собой бомбу Портвейна и бумажные стаканчики. Торилин уже взялся за ручку парадного, когда его окликнули.

— Эй, чувак! Ты из этого подъезда?

Павел узнал знакомый голос, но поворачиваться не спешил.

— Иди сюда. Не бойся, не тронем. Спросить надо кое- что.

На его разворот оба присвистнули.

— Ни фига себе, не тронем! Самим бы целыми остаться! — Лёвка вскочил, разводя руки для объятия.

— Привет, рабочему классу, — счастливо заулыбался Славка, протягивая свою пятерню. — Ты чё, тут обитаешь?

— Ну да. Здесь. А вы чего в такую рань, да ещё с бутылкой? Помнится, не употребляете же?

— Мы и не ложились ещё. Садись. Хлебнёшь с нами, всё тогда поведаем, — Лев плеснул в стаканчик.

— Какое горе обмываем?

— Повестки. Позавчера показательно в школе вручили. Меня в ЦСКА, Лёвку в спорт роту внутренних войск. Обреют сразу после выпускного.

Славка чокнулся с собутыльниками, и с тяжёлым вздохом, опрокинул содержимое ёмкости в себя.

— Почему так сразу забирают? Можно сказать, прямо от парты отрывают, — удивился Пашка.

— Восьми лет в школу пошли, — занюхивая рукавом, прокряхтел Лёвка.

— Надо же, я тоже, — удивлённо поведал Торилин.

— Значит, тебя такая же участь ждёт, — оба похлопали по спине друга.

— А сюда-то вас, как занесло?

— Вчера на дискотеке с девчонками познакомились. А перед этим, дураки, выпили. Утямились их провожать. Понятное дело, сбежали. — Вячеслав снова наполнил стаканчики. — Давайте ещё по одной.

— Не частим? — Пашка с саркастической улыбкой глянул на товарищей.

— Мне то что? Вон Лёвка втюрился по самую маковку. Твердит: не уйдём пока ещё раз не увижу, — дзюдоист потёр шрам на подбородке. — Мы их выследили. На втором этаже, первая квартира справа.

— Только, что толку? Не могут же они все втроём в одной квартире жить. Понятно, спрятались у знакомых. Уйдём — потеряю навсегда. Я себе такого не прощу, — Лёвка в расстройстве помотал головой и взялся за горлышко бутылки.

— Не потеряешь! — Уверенно заявил Торилин, хлопая по плечу товарища. — Это моя хата.

— Пашка, ты всегда прямо, как палочка выручалочка! — Обрадованный Лёвка полез обниматься. — Её Ларисой зовут.

— Сейчас поднимусь, посмотрю и из окна скажу. Идёт?

— Отлично! Давай остатки допьём и беги.

В зале сопели Андрюха с Толиком. В спальне Рита, в обнимку с его подушкой. В маленькой комнате Воробьёва с Кашиной на диване и Лилька Хайретдинова, одноклассница Ларки, на кресло-кровати.

Обследовав свои апартаменты, Торилин неровной походкой проследовал на кухню.

— Здесь они. Спят. Послезавтра приходите к моей школе, к часу, — проговорил он тихо в открытое окно. — Сведу.

— Пашка! Гранд мерси! Пока. Отдыхай.

Проводив их взглядом, он защёлкнул шпингалеты, стянул рубашку, бросив её на подоконник, и присел к столу, перекусить.

Разбудил его встревоженный голос Лильки.

— Рит, посмотри, кто это? Я прямо в обморок чуть не тяпнулась. В туалет пошла, а тут вот, мужик полуголый на столе валяется. Ну! Кто?

— Кто, кто! Муж, — Маргарита попыталась приподнять Лилькину находку.

— Чей? — опешившим шепотом выдавила та.

— Мой, — недовольно отмахнулась Сысоева. — И, похоже, в сильном подпитии. Давай помоги в спальню дотащить.

— Это же Пашка Торилин! — изумилась гостья, наконец, разглядев лицо.

— Паш, вставай. Пошли, мы тебя в кровать уложим.

— Угу, — еле поднялся тот, мотаясь на непослушных ногах.

— Ты серьёзно на счёт мужа? — прокряхтела под мышкой тяжелой ноши Хайретдинова, на пути в спальню.

— Шуток не понимаешь, — сбрасывая с плеча, обмякшее тело на кровать, выдохнула Маргарита. — Вам вчера говорила же, когда Галка спрашивала, чего я тут делаю. Пашка в ночь работает, а меня попросил приглядеть за младшими. Нянчусь. Теперь вот и со старшим, — укладывая на пастели бесчувственного хозяина, высказывалась Сысоева.

Непреодолимая жажда похмелья, заставила вскоре подняться. Поматываясь, еле переставляя свои ходули, держась за обстановку, подошёл к раскрытой двери. Мутило. Прислонился лбом к спасительно холодному косяку. Где-то приглушенно шушукались девичьи голоса.

— …Он у нас появился с началом третьей четверти. Такой рослый. Брюнет. Волосы вьющиеся. Глаза карие с жёлтыми лучиками. Лицо с картинки. Девки, все у нас, в него вьюхались сразу. Что не обращали внимание? А он, кстати, и Галкой и тобой интересовался.

— Папаша у него говорят шишка партийная большая. Перевели с повышением из Челябинска к нам, — перебила Лилю Воробьёва. — На гитаре бацает и голос есть. Заслушаешься.

— Костик там, в Челябинске на музыку ходил. Сам говорил, что на рояле и аккордеоне ещё может. А на физре, что вытворяет! Крест на кольцах, без ног по канату…

Пашка, наконец, оторвался от нагретого косяка и протопав на кухню, приложился прямо к крану.

— Очнулся болезный! — Хихикнула Галка из-за стола, за которым все восседали.

— Ща весь район без воды оставит, — поддержала в шутке подругу Ларка. — Мы тебя ещё таким не видели. Пришли к нему защиты искать, понимаешь, а его самого половой тряпкой вози.

— Чего случилось то? — Серьёзно без ужимок спросила Маргарита.

— С вашими женихами у подъезда разбирался, — выпрямился Торилин и кивнул на Воробьёву.

— Ну, ну! Говори, что было? — Галка от нетерпения захлопала ладошками.

— Накачали, — печально бросил, направляясь туда, откуда приплёлся.

— И всё? — Удивленно брякнула вслед Лариска.

— Нет. Послезавтра продолжение. Вы приглашены.

— Ей, алкоголик! Куда? Когда? Нам со своим приходить или принесут? — Не услышав ответа Воробьёва, пихнула Риту. — Иди, допытай, что ли. Сдохнем ведь от любопытства.

— Выкладывай, — она присела на край кровати, инстинктивно помахав ладошкой, разгоняя перегар.

— Славка с Лёвкой, дзюдоисты из спортшколы. Я тебе рассказывал. Повестки уже получили. Обмывали. Просили прощения у девчонок. Хотят лично извиниться. Всё.

— Ладно. Спи. Потом переговорим.

— Парни где? — Пробормотал отключаясь.

— Гуляют.

— Им только не рассказывай.

***

Все контрольные прошли, как обычно. Только вот по химии Пашке пришлось сдавать целый экзамен, почти по всему материалу. Мама Вера в тихоря подсуетилась. Побывала у директора. Предупредила, если у Торилина по химии комиссия из РАНО не проведёт отдельное слушание — школа останется без шефской помощи. А уходя, оставила у него на столе копию кляузы в то же РАНО на химичку.

В результате Пашка за год получил «отлично», ну а Елизавета Викторовна ушла на заслуженный отдых, без привилегий.

Каникулы начались с отработки. Старшие классы направили к Цимлянскому водохранилищу под Семикаракоры. Помогать колхозникам на полях и в садах.

Пашку долго уговаривал Горыныч не оставлять бригады без присмотра. А тому не хотелось оставлять без присмотра Маргариту, отъезжающую под Ростов. В конечном итоге с Управления Железной Дороги на него персонально пришёл запрос на прохождение практики. Пришлось смириться.

Тошку с Андрюхой мама Вера сплавила на две смены в пионерлагерь. Сама укатила в свадебное путешествие в Карелию. Пашка заполнил неожиданно возникший семейный вакуум, усиленными тренировками и штудированием китайского. В книге раскопал отработку приёмов по болевым точкам. Напросился к Ефимычу в спортзал, жалея домашнюю обстановку. Поначалу тот долго отнекивался, потом согласился, компенсируя ему практику на железке. Выделил время до конца лета, когда в помещениях фактически никого не бывает. Пришлось ещё на этот период замещать уборщицу спортзала, под такой шумок вытребовавшей себе отпуск.

Натянув на манекен, чтобы не портить реквизит, старую дзюдоискую форму и мешки на конечности, нанёс на него все точки по самоучителю. Одно дело тренироваться на болване, который, понятное дело сдачи не даст и не покажет результат приёма. Другое дело хотя бы живой спарринг партнёр. Пашка голову сломал, ища варианты. Кто согласится по доброй воле стать на место куклы?

Но вся жизнь состоит из череды случайностей.

— Пашк, дома? Сейчас зайду, — Василий позвонил во втором часу ночи. — Открой, чтобы шухер не создавать.

Плохо проснувшись, Торилин механически открыл замок и с закрытыми глазами, проширкал в зал, плюхнувшись на диван. Уставал так, что использовал каждую свободную минуту, чтобы подремать.

— Проснись, идиот! — Ночной гость отвесил затрещину по шее. — Разве так делают? Расхлебянил и дрыхнуть. Слушай сюда, братан. Нужна твоя помощь.

— Ну.

— Баранов гну! Глаза открой! Шмыкадявка безмозглая, — Чита встряхнул хозяина, аж зубы клацнули. — Уши, в натуре, навостри!

— Я проснулся. Слушаю, — прикрыл зевоту кулаком.

— Меня пасут! Не понятно кто. Вставай, одевайся. Пойдёшь за мной. Выследишь этих пастухов. Пока оторвался, но чую, будут ждать у моего подъезда. Пронюхаешь, чем пахнут, какой базар, куда лыжи вострят. Усёк?

— Угу.

— Шевелись побыстрее!

Читу повели сразу от арки в квартал. Двое, одинакового роста. Одетые, явно, с теневой барахолки. В походке наглая уверенность и мышечная подпружинитость. Проводив до угла дома, начали озираться по сторонам и прибавили шагу, нагоняя Читу.

Василий обернулся в самый последний момент. Вздёрнул руки для защиты и от удивления качнулся назад.

Один стоял на коленях в позе молящегося, уткнувшись лицом в асфальт. Другой застыл в замахе, выкатив глазищи. А Пашка с удовлетворением рассматривал обоих, склонив голову к плечу.

— Смотри-ка! Работает! Даже пикнуть не успели.

— Чё, совсем с катушек съехал? — Чумея от увиденного, Чита еле сдвинулся с места. — Тебя же просили, только… Ты чего натворил, сволочь этакая? Они вообще живы?

— Тебя, похоже, грохнуть хотели. Бойцы профи. Кроме денег в карманах ни чего нет, — Торилин осматривал поверженных. — Ни наколок, ни безделушек.

— Менты?

— Документов нет.

— Может просто по-базарить хотели?

— Ага, счас. Ещё секунда и свернули бы тебе шею, как цыплёнку.

— Ну, ты и зверюга! Никогда бы, ни поверил, что на такое способен, если бы кто рассказал. Они хоть нас слышат?

— Отойдут, спросим.

— И когда?

— Бес его знает.

— Тебя успели разглядеть? — Вдруг забеспокоился Чита.

— Не-е-а. Я их со спины.

— Тогда вали от сюда. Я сам разберусь. Блин такой, связался на свою голову. Ведь обещал матери, ни каких дел с тобой не проворачивать.

Пашка беззаботно запрыгал восвояси.

— Деньги на такси надо? — Тихо окликнул Василий.

Тот отрицательно помотал головой, лихо подпрыгнул и сорвал с американского клёна листок.

— Малолетка безмозглая, — с сожаление прошептал вслед Чита.

Вскоре лафа одиночества на сухомятке кончилась. Объявилась мама Вера с новым мужем Григорием Степановичем и привлекла к обустройству семейного гнёздышка. Потом прикатили младшие. Правда, их тут же определили в дачные подмастерья.

Маргарита с задорным бронзовым загаром, бросив авоськи у порога, повисла на шее, лишь только Пашка успел возвратиться от стариков, сдав им брательников.

— Соскучилась! Страх! А ты?

— Ужасно, — пожаловался, нежно целуя любимую. — Всё в порядке?

— Да. Если не считать, что у тебя появился новый конкурент.

— Это, в каком смысле? — Торилин отстранил её от себя, заглядывая в очи. — Кому рога скручивать? Мне или ему?

— Фу, как пошло. Прямо ничего сказать нельзя. Всё за чистую монету принимает. Знаешь же, что я только о тебе грежу и во сне и наяву. И такое отмочить, — она обижено выскользнула из объятий, закрывшись в ванной.

— Ладно, прости. Пошутил неудачно, — стараясь загладить размолвку, прокричал через преграду. — Повествуй, сгораю от любопытства.

— Да, Костик Краснов из Ларкиного класса. Новенький. Папаша ещё у него областной партийный деятель. — Послышалось под звуки льющейся воды. — Нам с Галкой шибко много внимания уделял. Танцы — только с нами. На свидание в лесопосадку приглашал. Цветочки дарил. В работе всегда помогал. Даже целоваться лез, — она отворила дверь и снова оплела его шею чуть влажными руками.

— Ну, а ты чего? — У Павла неожиданно кольнуло за рёбрами.

— Вроде отвадила. А Галка к нему присохла. Очуметь! Прямо сейчас на всё согласна. Еле сдержала её там, что бы глупостей ни натворила. Неужели не видит, что ему всё равно с кем, лишь бы посимпатичней и престижней? — Рита водила изящными пальчиками по лицу любимого, пристально вглядываясь в его черты.

— А ты у меня симпатичная или престижная? — У Торилина немного отлегло от сердца.

— Не знай! — Она снова покинула объятия и, прихватив Павла за предплечье, потянула в комнату. — Тебе лучше знать. Сам выбирал такую.

***

Лето, как обычно пролетело стремительно. Скучающая осень, вернула всех в уют городских квартир, одарив разноцветьем семейного счастья.

Мама Катя корпела над домашним хозяйством и обработкой материалов экспедиций, редко уезжая на отчёты с накопленными данными. Мама Вера, с новым мужем, трудились на заводе с утра до ночи, мерцая своим присутствием по праздникам. Младшие с удовольствием торчали у стариков, «забивая козла» и вешая друг другу погоны, в тихоря занимаясь у них запрещёнными Павлом делами. А он сам руководил двумя бригадами, прыгая из смены в смену, свободное время, посвящая любимой и тренировкам. Книгу перевёл полностью и довольно сносно начал говорить по-китайски. Быстро восстанавливать силы помогала медитация, которую начал осваивать согласно самоучителю. Рита, вдруг загорелась поступлением в медицинский институт, заведя ворох учебников для абитуриентов. Сыграли свою роль постоянные травмы Пашки и младших.

Школьная жизнь текла своим чередом спокойно. Если не считать одного маленького происшествия, которому Торилин не придал особого значения.

В начале второй четверти переходили в перемену из класса в класс. Маргарита с Галкой плелись по коридору впереди. Павел с Аликом и Лариской, прибившейся к ним по пути, следом в нескольких метрах.

— Лёвка пишет? — Поинтересовался Пашка.

— Угу, — кивнула Воробьёва. — Стабильно по три письма в неделю.

— Как он там?

— Вещает, что уже втянулся. А так… Почти одно и тоже. Строевая подготовка, наряды, тренировки, соревнования, где был, какая погода.

— А куда попал? — Алик не до конца был в курсе этих событий.

— В Подмосковье на спортивной базе внутренних войск. Но, пишет, что по всему Союзу приходиться разъезжать. Говорит, нравиться.

— И всё? И больше ни чего? — Пашка ехидно заглянул ей в глаза.

— Нет, чтой-то, — она замялась в смущении. — В каждом письме: люблю, тоскую, жить без твоего ответа не могу. Заклинает дождаться его. Просит навестить.

— Поедешь? — Шмаков спросил с оглядкой назад.

— Кто бы отпустил! — С сожалением выдохнула Ларка. — Будет на соревнованиях у нас в городе, тогда другое дело.

Мимо них стремительно проскочил статный широкоплечий парень. Хлопнул идущих впереди подруг по мягкому месту и вклинился между ними, обхватив за талии.

— Привет красавицы! Смотрю, скучаете. Как на счёт вечера со мной сегодня в кино?

— Кость! Ты чё?

— Пусти! Не прилично же!

Девчонки пытались высвободится из крепкого захвата курчавого брюнета.

— Эй, ты! Озабоченный! — Пашка рванулся к неожиданному ухажеру. — Я тебе сейчас прямо здесь мультфильмы организую. Неделю хихикать будешь!

Воробьёва вцепилась сзади в пиджак Торилина и тормозила обеими ногами, пытаясь удержать порыв друга.

— А, не потушенная школьная звезда, — выпуская девушек из объятий, обернулся Константин. — Рад знакомству. Вы ко мне с деловым предложением, смотрю? Ну, давайте обмусолим, — в глазах наглая и издевательская решительность, без тени страха.

— Девчонки идите в класс. Алик, проводи, — Пашка уже был на взводе.

— Да, девочки, оставьте нас для джентльменской беседы, — слащаво безразлично изрёк неожиданный возмутитель спокойствия. — Обещаю, с данным каратистом ничего не случится. Не в моих принципах воспитывать быдло кулаками прилюдно.

— Я тебя и без мордобоя воспитаю до поноса! — Прошипел Торилин.

— Фу, как пошло, — вторя ему, понизил голос Краснов.

— Паш, ты не знаешь, с кем связываешься! — Лариска не выпускала костюм. — Брось! Пошли, — кряхтела, сопротивляясь усилиям Шмакова, пытавшегося её утащить в открытую дверь недалекого класса.

— Паш, пожалуйста не надо, — всхлипнула Сысоева, прикрывая дрожащим кулачком посиневшие губы.

— Лар, отпусти, — не поворачивая головы, попросил Торилин. — Не трону я его тут, — он сделал ударение на последнем слове. — Просто перетрем и разойдёмся.

— Да?

— Слово даю.

Алик затолкал взволнованных подруг в класс загородив собой проход.

— Принцесса твоя права, — Костик упёрся своей грудью в грудь Павла, держа руки в карманах. — Ты видно не в курсе на кого батон крошишь, — его ровное дыхание расползлось по лицу заступника. — И не думай, что я не знаю, с кем сейчас имею разговор. Поверь, мне есть чем и как ответить и меня не запугаешь своими приёмчиками. Сами могём.

— Во-первых, эта принцесса не моя, — прошептал Торилин, соткнувшись с оппонентом лбом. — А ёще раз коснёшься Маргариты, или слово про неё дурное пустишь, забудешь, как тебя звать и где живёшь. Уразумел? — Кровь отхлынула из кожи лба от достойного сопротивления.

— Ну, раз эта принцесса не твоя, значит, посмотрим, на что она способна, — в спокойной интонации не чувствовалось никаких прикладываемых усилий.

— Не советую. Выяснять отношений в этом случае с тобой никто не будет. Просто позвонят родителям и попросят забрать из-под трамвая.

— Запомни, подстилка коронованных, что и как делать, мне указа нет. Я всегда добиваюсь, чего хочу. В любых обстоятельствах. И ты не раз ещё пожалеешь об этом наезде. А теперь пошёл вон! Я тебя услышал, ты меня тоже.

— Эй, парни! Что тут у вас происходит? — Татьяна Сергевна ухватилась за рукава упёршихся бычков.

— Да ничего страшного, — Костик с обезоруживающий улыбкой отпрянул в сторону. — Силёнкой меряемся. Кто кого с места сдвинет. А вы, что подумали? Ладно, мне пора, — приветливо помахав рукой, насвистывая, он быстро удалился.

— Павел, это действительно так и было? — Историчка старалась уловить взгляд ученика.

— Татьяна Сергевна, вы сами же всё видели, — он старался растереть онемевший лоб, пряча глаза за рукой. — Не дрались же.

— Ладно, поверим, — в её речи появились горестные нотки. — Мать, надеюсь, у тебя здорова и дома?

— Да, — опасливо выдавил Пашка.

— Вечером, передай, позвоню.

— А чё так сразу то?

Она удалилась, оставив его без разъяснений.

— Ну, ты нашёл с кем связаться, — Ларка выпорхнула в коридор, оттолкнув Алика.

— А, что мне всякую шваль боятся, что ли?

— Не его, его папашу! Думай, дурачок, куда это тебя забросить может! — Раздражённо отвернувшись, быстро потопала каблучками на свой урок.

Пашка почувствовал в ладони холодные пальчики подошедшей Маргариты. В глазах немая озабоченность и осуждение.

— Проехали, всё путём, — успокоил всех Торилин. — Отношения выяснили. Последствий не будет. Чисто джентльменское соглашение.

— Слушай, — хмыкнул Шмаков. — А историчка наша, как не от мира сего. Прошла, мимо вас, не замечая. Потом вдруг вернулась. Постояла у окна, подолбила пальцами по стеклу и назад. Мимоходом растащила и опять в другую сторону. Чего хоть сказала? Я слышал, про мать спрашивала?

— Вечером обещалась заложить по телефону, — Пашка сгрудил всех и просунул в распахнутую дверь. — Звонок! Думайте лучше, где на Новый Год собираться будем. Готовьте почву.

День близился к ночи, вернее сказать уже и так было темно. Младших уложили. Маргарита собирала Пашку на работу, когда раздался телефонный звонок. Трубку сняла мать. После пятиминутной беседы, вдруг окликнула с кухни старшего сына:

— Паш, ты давно Василия видел?!

— Последний раз в июле!

— А не знаешь где сейчас?!

— Нет! Никто, ни чего про него не слышал, — они вышли из своей комнаты вместе с Ритой.

Пока Катерина шушукалась по телефону, она проводила свою половину и закрыла за ним дверь. Увидев, что старшая хозяйка положила трубку, вопросительно кивнула.

— Учительница истории ваша звонила. Интересовалась, как у нас дела. Всё ли в порядке?

— Наговорила про нас чего? Смотрю — расстроилась?

— Нет. Просто у неё самой там не хорошо. Поделилась. Приятная женщина. Жалко.

***

Прошла неделя после того дня, а первые отголоски его вроде не значительных событий не заставили себя ждать.

В начале девятого вечера, Маргарита с Пашкой, Толик и Андрюха вернулись с катка. Весёлую гурьбою вломились в прихожую и застыли на пороге. Наткнувшись на кучу баулов и сумок, изумлённо стали переглядываться и озираться.

За кухонным столом сидели двое мальчишек. Пяти и шести лет. С виновато испуганными личиками, ковыряли манную кашу, стараясь не смотреть на вошедших.

— Вы кто? — сбросив валенки, Андрюха, не раздеваясь, подсел к неожиданным гостям.

— Я Игнат, — не поднимая головы, ответил старший.

— Меня Васей зовут, — младший засунул ложку в рот и заболтал в смущении ногами под табуретом.

— И чьи ж вы будите?

Рита стащила Торилина младшего за воротник, придав ему нужный вектор к раздевалке. Заняла его место, разглядывая поочерёдно мальчиков.

— Я Андрей, это Тошка — он ткнул пальцем себе и другу в грудь. — А это наши воспитатели — нервомататели! Ритуля и Пашуля, — кивнул на старших, снимая одежду и уклоняясь от подзатыльника.

— Теперь только мамкины, — надул губы Игнат, ещё ниже опуская лицо в тарелку.

— Ну, маму то у вас, как зовут, хоть знаете?

Сысоева осторожно погладила по волосам Васю, стараясь разглядеть в глазах, что твориться в душе. Сразу прочувствовав, что-то не радостное и закомплексованное в их поведении.

— Вот и фигуристы мои появились, — из маленькой комнаты вышла Катерина со стопкой белья в руках. — У нас, как видите прибавление в жильцах. Раздевайтесь живее. Поможете разобраться.

Появление Тани Сергевны, с такой же стопкой одежды, вслед за хозяйкой шокировало старших окончательно. На её неловкое приветствие, они только смогли изобразить мелкий кивок с открытыми ртами.

— Шифоньер освободим, небольшую перестановку сделаем, младших спать уложим и переговорим за чаем. Чего застыли? Вперёд!

По окончании суеты небольшого переезда, когда учительница ушла убаюкивать своих отпрысков, а парни начали укладываться у себя в зале, старшие уединились на кухне.

— С мужем она разводится. Выгнал он их из квартиры. Родни здесь нет, родители в Ижевске. Податься некуда, — поведала старшая хозяйка.

— Мам Кать, как думаешь, на долго они у нас?

— До того, как всё образуется, поживут. Мы с Верой постараемся помочь, чем сможем. Сами понимаете ей сейчас очень тяжело. Работа дурацкая, переживания, за мальцами уход, да глаз. Даже с детсада забрать не всегда сможет, не заикаясь уж о питании, — с тяжёлым вздохом, она обняла Маргариту и прижала к своему плечу. — Думаю к лету всё устаканится. Пока я дома, вам заботы не прибавится. А там, поживём и всё это прожуём. Время лечит, — обернувшись на шум из зала, отпустила Риту. — Сходи, угомони ребят. Никак, похоже, не успокоятся после таких неожиданностей.

— Ма, я конечно понимаю, что ты всех обездоленных готова под своим крылышком обогреть. Но историчка то причём? — Павел дождался, когда его половинка прикрыла за собой дверь.

— Василия нашего это дети, — прошептала она ему на ухо.

— Чё! — Отшатнулся сын в ужасе. — Да ты понимаешь, о чем сейчас толкуешь! Узнает кто — абзац по полной программе! Скажи, сама придумала такое или доброжелатели надоумили?

— Тише ты, — мать прикрыла ему рот рукой. — Он сам сказал. Просил помочь, если случится такое.

— Какое — такое?

— Муж у неё попал в больницу. Там при обследовании случайно выяснилось, что детей у него не может быть. Скандал. Заявление на развод. Потребовал освободить его квартиру. Завтра выписывают. Вот, — описала она вкратце случившееся, оглядываясь на вернувшуюся Маргариту. — Про то, что она у нас, надеюсь, в тайне сохраните.

— А мы хотели Новый Год здесь встречать с друзьями, — огорчённо произнесла Сысоева.

— Ну и встречайте. Мы все на дачу уедем. Георгию Степановичу Вериному, там очень понравилось. Они отгулы берут до конца каникул. Татьяну Сергеевну с собой заберём, — успокоила мать. — Да, если хотите, можете к деду с бабкой покуда перебраться. Я справлюсь. А вам до школы ближе и им помощь, — предложила она.

— Ага, сейчас — укорила Маргарита. — Чтобы эти наши довески тебя с ума свели. Мало того вольность почувствуют, так они же постоянно болтаться буду туда-сюда и неизвестно куда. Ищи их потом по всему району.

— Ладно. Подумаем, — прекратил заседание Павел, поднявшись. — Пошлите спать.

— Да, — встрепенулась мать. — Я видела у вас костюмы Снегурочки и Деда Мороза. Одолжите на праздники?

— А нам самим? Я для чего их взял? — опешил сын.

— Георгий Степанович второго числа приедет на дежурство, — пояснила кратко Катерина.

— Хорошо пусть заезжает. Только там их не забудьте, а то я залог в прокате в семьдесят рублей оставил. До двенадцатого вернуть надо. Квитанция в вазе на серванте. Сами сдадите на обратном пути. Захватишь, когда поедите.

***

На встречу Нового 79 года собрались более увеличенной компанией. Прибавилась Ленка Горохова.

Парни, как и в прошлый раз, прикатили первыми. Накрыли стол, попутно разработав приблизительный план проведения новогоднего торжества.

Алик изъявил желание в этот раз быть бородатым волшебником и, собирая заготовленные друзьями подарки, выпросил у хозяина ещё один мешок. Мешка не нашлось. Приспособили старую наволочку, в общей суете, не обращая внимания кто, чем занимается.

— Эй, Григорич, с тебя фант на загадывание желаний! Чего дашь? — Дед Мороз собирал подаяния.

— Там ботинки зимние новые у порога!

— Михалыч, ты чего?

— На ключи от квартиры. Только не потеряй!

Алик, поймав связку, метнулся к двери на звонок. Пришли девчонки. По дороге прихватил ботинок, засунул в наволочку и раскрыл дверь. Они ввались гурьбой, притащив с собой ещё и Мишку Цилина, обвешанного сумками с обувной коробкой в руках.

— Ба! Этого где подцепили? — Удивился Шмаков.

— Дед Мороз нас уже встречает! — Обрадовались подруги. — Забери у Мишки сумки. В магазине встретили. Как дешёвую рабсилу использовали.

— С нами праздновать будешь?

— Нет. Просто девчонкам помог. Привет пацаны, — помахал от порога выглянувшим. — И ещё братцы, выручайте, олово и паяльник. Гирлянда на ёлку не горит. На паяльник денег не хватило, а олово в продаже нет.

— Сейчас найду, — откликнулся Павел.

— Может с нами отпразднуешь? — Предложила Кашина.

— Нет. Меня дома все ждут. С радостью остался бы, но не могу.

— Ладно, брось, не могу! Вон телефон, позвонишь и всё, — Ларка потянула Михаила за руку. — Девчонки! Давайте его затаскивайте!

Они всей толпой навались на Цилина, пытаясь раздеть и протащить в комнату. Коробка вылетела у него из рук, ботинки высыпались в общую кучу обуви.

— Да нет у нас телефона, — отбивался приблудный гость. — Вы что! Меня же с милицией будут искать! Не праздник будет, а дурдом!

— Миш, на держи, — Торилин принёс необходимое. — Эй, оставьте парня в покое, — растолкал взбудораженных девушек. — Он придёт в парк. Там над ним и поглумитесь.

— А вы во сколько там будите, — спросил Цилин подбирая и засовывая ботинки в коробку.

— Часа в три точно будем, — заверила Маргарита.

— Ну, тогда и я к этому времени подгребу. Паш, спасибо! Выручил здорово, — помахал паяльником Мишка, вылетая за дверь. — С наступающим!

— Девчонки с вас фанты! Давайте живее! — Алик, не дожидаясь подаяний, сам выхватывал перчатки, платочки, заколки. — Чего ещё притащили?

— Заливное, холодец, безе, две бутылки шампанского… Ты давай тащи сумки к столу, там всё сам и увидишь!

Снегурочкой нарядили Ленку. От чего та была в неописуемом восторге и в ударе всё торжество.

Загадав желание под бой Курантов, опрокинули в себя шампанское, чтобы с первыми секундами нового времени его пузырьки начали предвещать задуманное. Потом устроили дискотеку. По её окончанию в не остывающем возбуждении разыграли фанты. Конечно на столе не танцевали и на потолке следы первооткрывателей не оставляли, но жителей района в форточку поздравляли, соседям хлопушки на входные двери вешали и звонили, шары надували до немыслимых размеров, предварительно набитые кем-то зубным порошком, в старом дырявом тазу с последнего этажа по лестнице съезжали, на лампочки лаяли. Наконец собрались на свежий воздух. И в последний момент в замешательстве притихли у выхода.

— Вы чего? — Удивился Шмаков, вылетев из зала последним, сбросив костюм Деда Мороза.

— Да вот, — тыкнула пальцем Ларка на ноги Григорича.

— Ты чего натворил, финский «В Ёлки Пуки»! — развернулся Серёга, показывая обувку.

Алька нагнулся и внимательно осмотрел проблему. Оба башмака смотрели в одну сторону.

— А ты пробовал их местами поменять? — Почесал в растерянности затылок.

— Пробовал! Эффект тот же!

— Слушай, я по-видимому в запале твой родовой дефект исправил. Чего загадал, то и сбылось. Радуйся! Теперь будешь правый и левый носить, а не подбирать в магазине по ноге.

— Вовсе сдурел старый! Мне как сейчас на улицу? До дома на карачках ползти или ты меня донесёшь?

— Зачем? Отлаешь оставшиеся лампочки, повоешь на люстру, мы к этому времени и вернёмся с нужной обувкой. Или хочешь я могу вернуть прежнее направление твоим ластам?

Слушая перепалку друзей, вся компания подёргивалась в беззвучном хохоте, прыская в кулачки, укрываясь за спины товарищей.

— Нет! Не хочу! Верни ботинок! А то так и останешься с красным носом!

— Ладно, Григорич, прими валенки с царской ножки, я уж так и быть в своих «прощай молодость» выйду. Только извини портянки застирал. Большие, могут соскальзывать.

Ржали пол дороги до парка. Выдвигая самые невероятные гипотезы новогоднего чуда.

Мишку встретили у центрального фонтана в удручённом состоянии, вяло пинающего сугроб.

— Чё с настроением? — Ларка пихнула его в снег.

— Да, ну, — махнул он рукой не поднимаясь. — Новый год паршиво начался.

— Чего стряслось? — Ленка попыталась помочь однокласснику подняться.

— Купил вчера перед закрытием стильные ботинки. Последние с витрины ухватил. Мерил всё путём. Домой пришёл — а они оба на одну ногу. Мать чуть каблуками черепушку не пробила. Куда смотрел! Что делать не соображу. Сказали домой можешь не приходить пока не обменяешь. Так, что до третьего числа я того… На постой возьмёте?

— А буцалы такие чёрные с остром носом и заклёпкой со снежинкой? — Григорич расплылся в довольной улыбке.

— Ага.

— Сорок первого размера на правую ногу?

— Ты от куда знаешь?

— Брал в «Дом обуви»?

— Ну?

— У меня два левых. Меняться бум?

Расстались под утро в родном квартале. Павел с Маргаритой, сильно уставшие после такого празднования, отказавшись от предложений перекантоваться у друзей, еле доплелись до квартиры стариков. Хорошо ещё предусмотрительно прихватили ключи. Дед с бабкой не отстали от затеи новогодних дачников, поэтому тревожить никого не пришлось.

Терпения хватило снять только верхнюю одежду, и брякнутся на не застеленный диван.

— Кто-то обещал мне пару на этот Новый год подарить, — перебарывая зевоту, уткнувшись в шею любимого, тихо напомнила сонным голосом Рита.

Приподняв её руку со своей груди, пошарил в нагрудном кармане рубашки. Затем, нащупав безымянный палец, надел на него подарок и поцеловал любимую.

— Балбес! Опять, как в прошлый раз. На горке падал, в снегу кувыркались. Потерять ведь мог, — она попыталась рассмотреть, что же поблёскивает. — Мочи нет встать свет включить. Паш, пожалуйста…

Кряхтя и сопя исполнил её желание. Не отрывая руки от выключателя, подождал полминуты, пока она рассмотрит обнову. Щёлкнул клавишей и снова рухнул на место.

— Красивый, — обнимая и прижимаясь к своему избранному, констатировала она. — Но перстеньки близким дарят только к расставанию. Можно было только колечко.

— Кто тебе это наплёл?

— Бабка как-то обмолвилась.

— Не та пара выходит? Камень ведь тот же.

— Не та, — возражение уже шло в полу отключённом сознании.

— А что тогда нужно было для правильной пары? — Лёгкое расстройство Павла, немного превозмогло дремоту.

— Серёжки, — одним длинным выдохом донеслось откуда-то из глубины сна.

— Лады. Исправимся.

***

Старшие конечно забыли впопыхах арендованные костюмы на даче. Ехать за ними долго никто не собрался, а потом и вовсе отложили это до весны. А весна принесла уже другие хлопоты.

Последний школьный звонок раздался с ожидаемым трепетом. Прощальные слёзы выпускников омыли преподавательский состав, заставив забыть все накопившиеся обиды и претензии. Охапки цветов, праздничный концерт, контрольные, выпускной балл и набережная, в ожидании нового рассвета уже взрослой жизни.

Маргарита с Галкой и Ленкой стояли у парапета, наблюдая за горизонтом, и отхлёбывали горячий чай из разовых стаканчиков. Термос оставила Ларка, скрывшись в неизвестном направлении. Ночная прохлада близкой реки заставляла поеживаться и потирать открытые руки.

— Греемся, девчонки? — Краснов с закинутой за спину гитарой, образовался между Сысоевой и Кашиной. — Мне плеснёте, если не жалко? — Положил руки им на плечи. — А я вам сбацаю Летку Еньку, сразу жарко станет.

Из темноты тут же появились Торилин и Шмаков. Оттеснив приблудившегося жениха, ни проронив ни слова, накинули свои пиджаки на плечи подруг. Краснов дёрнулся, попытавшись развязать выяснение отношений, но тут же натолкнулся на грудь Филатова, медленно снимающего костюм.

— Кость, там вон невесты из твоего класса носиками шмыгают, — протянул Гороховой снятое одеяние. — Сходи, подогрей. А мы, извини, со своими сами разберёмся. Без обиды, чувак.

— Ладно. Идёт, — вежливо откланялся приблудный музыкант.

Парни почти бывшего уже десятого «Б», размявшиеся шампанским и плодово-выгодным в стенах покинутой школы, скучковались поодаль от основной толпы, соображая, как дальше поднять градус настроения, чтобы не замёрзнуть в предрассветных сумерках. За тихим разговором с готовым интересом присматривались к происходящему.

— Филь, Паш, мы тут складываемся, — Валерка Чулин окликнул одноклассников, лишь только пропал раздражитель спокойствия.

— Алик, ты как? — Добавил Мишка Цилин, крутя головой и высматривая учителей.

— Мы только — за! — Откликнулся Шмаков. — Где добывать будем в такое время?

— К таксистам курьера зашлём. Вон их сколько выстроилось. У каждого припасено.

— Рит, там под платком, во внутреннем кармане червонец, — протянул пальцы к груди любимой.

На смачный хлопок по запястью оглянулись все близь стоящие.

— Тебе уже хватит. Не дам, — шокировала ответом окружающих.

— Ну как знаешь. Тогда вместо шампанского водку будите пить, — демонстративно достал из заднего кармана брюк три рубля.

— Давай! Последствия будут такие же неадекватные, — её кулачок выпорхнул к носу Торилина.

— Паш, чего это она так с тобой? — Удивлённо выдавил Валерка, когда они подошли к компании.

— Не обращай внимание. С детства в соседях. Привыкла понукать.

— А мне кажется, тут совсем иное, — усмехнулся Вовка. — Колись. Того — этого втихаря уже.

— У вас какай-то не здоровый бабский интерес. Посплетничать охота? — Оглянулся на сразу зашушукавших сзади девчонок. — Ты лучше скажи, Егор чего не появился?

Ялова отчислили со справкой после девятого класса. В ПТУ он не поступил. Ошивался у магазинов сшибая мелочь.

— Да был он. Пришёл уже готовый. Не пустили. Мнёт сейчас, наверное, где-нибудь клумбу.

— Кого зашлём, — Валерка пересчитал деньги.

— Филю, конечно, — послышалось из-за спины. — Он из нас самый подготовленный в этом деле.

— Кто там пискнул? Ушатаю, — улыбнулся довольный Филатов, принимая деньги. — Чего брать?

— Две шампанского девчонкам и нам на оставшееся пару — тройку бутылочек посолиднее — Чулин сунул в руку посланца скомканною холщёвую сумку.

Володька довольно долго обходил таксистов. Уже стало светлеть, когда он появился с долгожданной добычей.

— Шампанское еле откопал. Водки нет. Милиция трижды их трясла. Всё конфисковали. Вот только «Дар Осени» раздобыл.

Из распахнутой сумы четыре бутылки плодово-выгодного исчезли сразу. Предательское бульканье, заставило парней плотно сомкнуть круг.

— Лен, поди сюда, — окликнул Михаил, протягивая руку из толпы с сумкой. — Мы уже открыли. Грейтесь.

Пока девчонки, сразу увеличенным контингентом, хихикая, осушали стаканчики, мужская половина класса, оставляя за собой сизые клубы сигаретного дыма, двинулась вниз по лестнице к воде. Алая полоска светила зацепилась за горизонт, стараясь побыстрее вытащит весь ослепительный диск на общий обзор. Ознаменовав своим, появление начало самостоятельной жизни всех этих ещё только оперившихся и встающих на крыло слёток.

Бумажные кораблики с загаданными желаниями, огромной белой стаей, затрепетали на тёмных волнах, уносимые течением в неизведанное, на встречу восходу.

— Нет, ты видел, как моя бригантина всех обставила!

Шмаков размахивал руками, пихая то и дело Павла. Они поднимались в общей гурьбе выпускников в приподнятом хмелем настроении. Их подруги маячили чуть выше, прикрытые широкой спиной с гитарой.

— Ой!

Торилин вздрогнул от такого возгласа, отпихнув друга и вытянув шею. Маргарита, повиснув на перилах, ухватилась свободной рукой за щиколотку левой ноги. Костик подхватил её за талию, в наклоне поправляя соскользнувший с плеча инструмент, намереваясь поднять на руки.

Павел моментально оказался рядом, подпихнув согнувшегося конкурента в мягкое место. Тот еле успел среагировать, чтобы не ткнутся носом в ступени.

— Чего потерял? — перешагнул поверженного и подхватил любимую правой рукой под колени, оторвал от гранита. — Осторожней надо, могут вообще затоптать!

— Ты у меня не только топтаться разучишься…

— Нет, ты видел, она сразу на стремнину попала, — Алик будто не заметив случившегося, отгородил собой друзей.

— Да, видел. Видел, как она в трёх метрах зачерпнула и расползлась, — усмехнулся Павел. — Накарябал видно там чересчур. Перегрузил и дыр наделал, своими каракулями, — он тоже сделал вид, что ничего не произошло. — Ты как? — Обратился к своей ноше, перехватив её поудобнее.

— Каблук сломался. Стопу подвернула. Больно очень, — ухватилась она за шею.

— Давайте сразу в автобус, — обеспокоенно предложила Ленка, суетливо мельтеша из стороны в сторону перед ними. — Места хоть сидячие займём.

Пока учителя всех собирали в автобус, пока обследовали все ли на месте, пока общей транспортной колонной тронулись, Маргарита задремала в кресле у окна, опустив голову на плечо Павла. Общий гвалт и песни под гитару Краснова, не нарушали её сладкое забытьё на плече любимого. Боль в ноге немного успокоилась, дав организму расслабиться.

Константин долго косился на эту идиллию, перебирая струны и надрывая горло. Потом сунув гитару кому-то из близь сидящих, протиснулся к ним.

— Что с ней? — Кивнул на Риту, пихнув Торилина коленом.

— Спит, — тихо ответил, подняв глаза.

— Я имею ввиду лестницу, — пояснил Краснов.

— Лодыжку подвернула.

— А ты, я смотрю хорошо пристроился. Уступил бы место. Ноги гудят. Да и «подушка» у меня не мосластая.

— Не начинай, а то, папины позументы начнут бренчать в больничной палате у твоей постели, — произнес так, чтобы слышал только Костик.

— Бренчать будет у тебя в башке с сегодняшнего дня, если не уступишь место, — он сжал ворот Пашкиной рубашки, пытаясь его приподнять.

Рука с наколками легла на сжатый кулак.

— Тихо, тихо, — Филя развернул барда к себе. — Кость, я тебе место уступил. Устал? Присаживайся. Все под газом. Чего зря нарываться.

Краснов угрюмо плюхнулся на предложенное место.

Маргарита очнулась, когда Пашка попросил остановиться на остановке Прибрежного.

— По Ильича не поедет. Нам здесь с твоей ногой поближе до дому будет, — ответил на немой вопрос в её взгляде.

Когда автобус притормозил, Краснов поднялся в след за ними. Двери распахнулись и Пашка поднял ногу, намереваясь выйти первым. Поймав этот момент, Костик с резкого размаха пнул его чуть выше пятки опорной ноги.

Носок его обуви едва успел оторваться от сухожилия не уступчивого конкурента, как он уже сам летел на колени сидящих позади. Пашка ударил затылком ему в лицо, превратив кривую усмешку в рваное месиво.

Захлёбываясь и брызгая во все стороны кровью, барахтаясь в бесполезных попытках подняться, орал не понятные слова.

Филя поднял бедолагу за грудки и шипя сквозь зубы, протащил на прежнее место.

— Что за козёл? Говорили же нарвёшься!

Приплясывая на одной ножке Торилин помог спуститься своей испуганной девушке, под страшные визгливые проклятия завуча из распахнутого окна.

— … Завтра же в кабинет к директору! Уркаган проклятый! Мы тебе устроим тюремную характеристику! До экзаменов не допустим! Вылетишь со справкой! — Мясистый кулачек ещё долго маячил из удаляющегося автобуса.

— Мог же стерпеть, — с укоризненной жалостью всхлипнула Маргарита, придерживая суженного за руку.

— Мог, — согласился, пытаясь опереться на больную ногу. — Если бы он до этого меня не завёл. Я сразу почувствовал, чего он хочет, когда за нами вскочил. Рефлекторно сработал, — с громким шипением втянул сквозь крепко сжатые зубы воздух. — Блин! Хоть на карачках ползи. Вот, как теперь на дух ногах на пару добираться будем?

— Я туфли сняла, сейчас полегче. Дойдём. А обувку жалко. Такие красивые были.

— Не беда. Новые ещё лучше сладим.

***

Утром Татьяна Сергеевна подняла Пашку чуть свет.

— Тебе лучше самому сейчас в школу сбегать. Поступать в институт собираешься. Характеристика от школы нужна. А завуч вчера на тебя в милицию заявление накатала. Директор пока притормозил. Вызывает вас обоих на выяснение. Сам должен уже понимать, чем может всё обернуться.

— Хорошо. Схожу, — с глубоким сожалением согласился, пряча глаза. — Маргарита встанет, позавтракаем и она меня проводит. На ногу наступать очень больно. Одному ковылять долго.

— Давай со мной. Я уже собралась туда. Провожу.

— Нет. Спасибо. Сами, — ретировался Торилин в свою комнату, плотно прикрыв дверь.

В школу добрались только к одиннадцати.

— Вот он! Явился изувер! — Приподнялась на кулаки из-за директорского стола завуч. — В глазищах ни стыда и ни совести ни на грамм! Ещё и шкандыбает! Разжалобить нас что ли собрался? Ни получится! Такого парня перед самыми выпускными и вступительными экзаменами изуродовал! Живодёр!

— Тамара Михайловна, — постучал указательным пальцем по краю столешницы директор. — Попрошу немного укоротить эмоции.

— Укоротить надо бы его! — Пучок молний вылетел из очков завуча в сторону провинившегося. — Самим отправить заявление в милицию, не ждать пока Краснов старший сам захочет в этом деле разобраться. А то позору потом не оберёшься. Одни неприятности через эту…

— Так, я чувствую слаженной беседы не получится, — директор тоже встал с места, положив свой отвисший животик на полировку стола. — Тамара Михайловна, можно вас попросить оставить нас на несколько минут. Пожалуйста.

— Герман Абрамович, я хотела бы выслушать этого драчуна. Обещаю: слова не услышите.

Директор молча склонил голову на плечо и уставился на своего зама через горбатый нос, сжав до синевы губы.

— Хорошо, — шары жировых отложений зашевелились к выходу. — Только беседы со мной ему всё равно не избежать и получение характеристики для поступления в институт через педсовет!

— Садись, — он подошел к выпускнику и выдвинул перед ним стул. — Чувствую стоять долго на одной ноге не в силах. — Положил ему руки на плечи, вдавив в сиденье, чтобы не дёргался. — Я в твои годы тоже был рад кулаками доказывать свою правоту и покрасоваться перед девчонками. Но с головой дружил. Знал с кем можно, а с кем нет распускать кулаки. У тебя похоже, вот тут такого тормоза нет, — он ткнул пальцем Пашку в макушку. — Досадно. Не глупый парень. А сам себе с таких лет будущее портишь. Хоть Константин и корчит из себя взрослого мужчину, считая, что все передряги может решить самостоятельно, но … — Герман Абрамович втянул воздух через широкие ноздри. — Дознается папаша от куда у ребёнка появились лошадиные губы и поросячий нос, никакой гонор отпрыска помехой не будет. Загремишь ты батенька лес под Магаданом валить. И нам перепадёт за недогляд. Вот такая каша с пенками, дружок.

— Не я первый начал…

— Да знаю я всё, — оборвал директор. — Знаю. Две делегации тут за тебя блузки и рубашки на груди рвали. И с Красновым был вежливый мужской договор. Но, опять, но. Характеристику мы тебе испортим, без этого не обойтись. В РАНО докладную уже настрочили. И участковому страховую отписку направим. Отсюда, если были планы поступления в институт, то сейчас они почти не сбыточные. И первое мало-мальски незначительное правонарушение — тяжёлые последствия. — Он убрал руки от парня. — Всё иди. Характеристику для поступления в ВУЗ заберёшь у меня через пару дней после экзаменов. После четырех приходи, чтобы без посторонних глаз. И дай бог, чтобы всё обошлось.

Он выхромал из приёмной под проклятия завуча. В коридоре ждали друзья.

— Ну? — Нетерпеливо выдохнули все.

— Пока вроде всё тип-топ. А вы все тут чего собрались? — Расплылся в довольной улыбке, почувствовав облегчение.

***

Действительно всё! Школьные годы остались уже в прошлом. Корочки о среднем образовании в кармане, выбирай себе куда податься. Хоть родители и науськивают на правильное, по их мнению, направление, но уже не указ. Свобода! Как решу, так и будет!

Пашка подал документы в Политехнический институт, не смотря на уговоры матери пойти по её стопам и отца. Проходной бал вроде бы и набрал… Помешала характеристика из школы. Не прошел. Наплыв желающих был громадный. В августе устроился на железную дорогу сцепщиком. Тут его приняли с распростёртыми объятиями. Обещали через год дать направление и характеристику для поступления.

Маргарита в отличии от него в медицинский поступила сразу. Чем очень хвасталась перед всеми знакомыми и друзьями.

Мама Катя впервые в полевой сезон забрала с собой младших. Укатили в Монголию.

Татьяна Сергеевна съехала от них в конце июня, получив общежитие. А в июле уехала со своим выводком к родителям до конца лета.

Чита так и не давал о себе знать.

Прежде, чем всем разъехаться на общем семейном совете наметили время свадьбы. Выбрали Ноябрьские праздники.

Лето выдалось жаркое и сухое. Горели леса и торфяники. Смог стоял ужасный. Поэтому, когда встретили младших с поезда, решили отправить их до первого сентября на дачу. Там всё полегче.

— Слушай-ка, Паш, — Маргарита обратилась за ужином, после расспроса новоявленных геологов к любимому. — Мне завтра в институт на собрание, ты сам их проводишь?

— Не вопрос. Выходные всё-таки, — охотно согласился, наслаждаясь тортом с чаем. — Да, нас Большакова приглашала завтра к себе. Помнишь? Всех наших собирает отметить призовое место. Давно не встречались. Охота узнать кто, как и где? Пойдём?

— Тебе чего туда-сюда по такой жаре мотаться? Отдохни там у стариков пару дней на свежем воздухе. Схожу одна. Расскажу потом, что узнаю.

— Ладно. Давай так. А то устал действительно.

Вернулся вечером в воскресенье. Маргарита встретила его, как-то не естественно. Открыла дверь, пряча глаза, повернулась ни сказав ни слова и ушла в зал, увалившись на диван.

— Ты чего? — Обеспокоился Павел, присев рядом.

— Голова, что-то болит. Наотмечались вчера, никак не отойду.

— Что так широко было?

— Маринка первое место заняла на международных. Премию большую получила. Разгулялись хорошо. Пол класса было. Плясали так, что у соседей снизу наверно вся штукатурка осыпалась, — она нашарила покрывало, не открывая глаз и накрылась с головой. — Фитиль в техникум поступил. Аммонал в Баумский. Шмаков на стройке. Про Ларку сказал, что на бухгалтерско-экономическом, — Маргарита тяжело вздохнула под покрывалом и замолчала.

— И всё? — Удивился Павел.

— И всё, — отмахнулась она. — Давай завтра. Не до чего сейчас.

А через месяц после этого выходного Маргарита ошарашила и обрадовала Павла.

— Я беременна.

***

Утро третьего месяца официальной работы не предвещало ничего дурного. Солнышко поднималось над горизонтом ярким осенним диском, хорошо освещая землю сквозь почти голые ветви деревьев. Ночной морозец, нехотя отступал под его лучами, пуская слёзы в мелких лужицах, перекатывая белёсые пузыри воздуха. Настроение под стать бодрящей погоде.

Но переодеться для начала смены не дал диспетчер. По громкой связи объявил, что сцепщику второй бригады Торилину Павлу Дмитриевичу надлежит явиться в отдел кадров.

— На, распишись в получении и топай, — произнёс кадровик расстроено, протянув полоску бумаги.

— Куда? — Расписываясь в журнале, не глядя на бланк, поинтересовался Павел.

— В военкомат, куда ж ещё, — жалостливые нотки промелькнули в интонации седого мужчины. — Ни дай господи тебе паря загреметь туда, где оружие вместо подушки.

— А, что сейчас такое ещё бывает?

— Бывает. Вьетнам, Корея, Доманский, Африка.

— Тут сказано для прохождения медкомиссии, — прочитал Торилин.

— Ладно иди с богом. Может ещё пронесёт. Времени у тебя всего сорок минут до указанного срока. Успеешь?

— Конечно.

— Документы смотри не забудь!

Только поднявшись в военкомате к указанному кабинету, сразу столкнулся с Красновым.

— Привет, Торилин! — С вежливой улыбкой он протянул руку. — Тебе тоже прислали?

— Привет, — Пашка проигнорировал рукопожатие, проходя мимо. — Прислали.

— Последнее время всё чаще наши пути пересекаются, — не отставал Константин. — Тебе не кажется, что нас что-то связывает по жизни? — Ехидная слащавость скользила в каждом слове.

— Нет, — отрезал, не желая продолжать беседу.

— Зря ты так, вдруг придётся из одного котелка хлебать. Лучше держаться заранее вместе.

— Спасибо. Я постараюсь избежать такой участи. И ко всему прочему, думаю, тебя папаша отмажет от службы.

— Вот тут ты ошибаешься. Он сам, персонально за этой повесткой к военкому ездил, выпрашивал.

— Значит, натворил чего, раз родной папаша решил тебя отправит жизненного опыта набираться подальше от мамкиной сиськи.

— Твоя желчь, здесь не уместна, — Костик не отреагировал на оскорбление. — У нас в семье принято не уходить от трудностей и обязанностей перед государством. И не надо ровнять других по себе.

Из кабинета вышел капитан. Быстро собрал повестки у столпившихся парней.

— Будите входить группами по вызову, — объявил всем собравшимся.

Хотя с Костиком их вызвали порознь, но после прохождения врачей, перед военкомом и комиссией оказались вместе.

— … Краснов, профессия есть? Спортивные разряды, знание языков? Чем увлекались?

— Профессию приобрести не успел. Поступил в университет. Но решил сначала отдать долг Родине. Имею первый юношеский по смешанному единоборству, второй взрослый по лёгкой атлетике. Владею английским на уровне разговорной речи. Играю на рояле, аккордеоне, гитаре.

— Универсал прямо, — улыбнулся довольный подполковник, заглядывая в личное дело. — Вижу, желаешь служить в десанте или морской пехоте. Похвально. Постараемся тебя туда и направить. Вопросы к комиссии имеются? Нет. Хорошо.

— Следующий. Представляться не забываем, — капитан, собиравший повестки, сидел за секретаря. — К тебе те же вопросы, — коротко бросил он, после того, как Павел назвался.

— По профессии сцепщик. Работаю на железной дороге. Увлекался геологоразведкой. Есть небольшие навыки. Полных четыре полевых сезона. Немецкий со словарём. Спортивных разрядов не имею.

— Вот в характеристике у тебя написано, — военком перебирал листы. — Характер взрывной, не уравновешенный. Со старшими и сверстниками не почтителен. Умеет постоять за себя. Это как-то?

Пашка пожал плечами и промолчал.

— Ваше желание — железнодорожные войска, — полковник неодобрительно покачал головой. — А почему не стройбат?

— Работаю. Знаю. Ближе, — комкано выдавил призывник.

— Понятно. Вопросы? — Хлопнул ладонью военком, закрывая папку.

— У меня свадьба через неделю. Будущая жена на третьем месяце. Как можно получить отсрочку? — Взволновано пролепетал Пашка.

— Мы только можем посодействовать в данном случае со срочной регистрацией брака, — отчеканил майор, зам военкома. — Напишем справку, и сегодня же вас оформят. Отсрочку призывник получает, в случае если жена на шестом месяце. Это понятно?

— Так точно, — выдавил Торилин.

— Вы вроде из одной школы. Учителя одни и те же. А как небо и земля. Знаете, друг друга? — полковник явно адресовал свой вопрос Костику. — Что можешь о нём сказать, — указал он на поникшего призывника.

— Прибедняется. Рукопашным боем или дзюдо, точно не знаю, владеет на уровне мастера спорта. И невесты у него, никакой нет.

— Так. Понятно, — констатировал старший офицер. — Товарищ капитан оформить ему призыв с завтрашней группой, — суровый взор обмерил Пашкин рост. — У нас есть места, где воспитывают вот таких горе мужчин. Завтра к восьми ноль ноль быть здесь у подъезда, стриженным. При себе иметь запас продуктов на три дня, предметы личной гигиены и документы. Вам надлежит рассчитаться с работы, и сняться с комсомольского учёта.

Он вдруг сделал паузу в своей скороговорке, подумал пару секунд и сложив оба личных дела призывников, бросил секретарю.

— Призывник Краснов, это так же к вам относится. Его тоже оформляйте.

— Ну, довыпендривался?

Краснов старался не отставать от Торилина, когда они вышли из военкомата.

— Думал, что ты подонок, но не до такой же степени.

— Каков привет, таков ответ, — без ухмылки заметил Константин. — Не захотел хлеб с маслом делить, получи.

— Врезал я бы тебе, если бы военком твою сволочную натуру не просёк! А теперь, сам себе спасибо можешь отслюнявить. Воспитываться будем в какой-нибудь Тьма Таракане рядом, — Павел свернул от остановки, решив больше не испытывать своё терпение. — Что немного успокаивает.

— Даже в аду есть блатные места! И я буду ждать тебя там. Ждать, когда ты появишься у моих сапог, в позе четвероного друга, — выкрикнул с большим убеждением Краснов.

С первой попавшейся будки позвонив матерям, обоим сказал всего два слова. Услышав их одинаковые всхлипы вместо расспросов, вскипел окончательно. Вернулся злой на остановку. Если бы там встретил Костика, наверное, всё кончилось бы очень печально.

Успокоился только в кресле парикмахера, после беготни с расчётом и снятием с учёта. Домой заявился около шести вечера. Там в суете приготовления проводов, заливалась слезами женская половина. Мужская хорохорилась на лестничной площадке в сизом табачном дыму.

Но застолье прошло ровно. Громкие напутствия, пожелания и возливания, чередовались с песнями и рассказами старшего поколения защитников отечества.

Осознание, что впервые покидает семью на длительный срок, пришло рано утром, вместе с синдромом похмелья. Разбудило его тихое поскуливание Маргариты, судорожно сжимавшей руками влажную подушку, уголок которой превратился в лохмотья под её зубами.

— Перестань, — приподнялся на локте, гладя её по волосам. — Всего же два года. Пролетят, и не заметишь.

Она помотала головой. А он вдруг ощутил, как предательский холодок предчувствия, чего-то не хорошего, змейкой обвил позвоночник, позвонил серебряным колокольчиком в мозжечке, соскользнул в грудь, заморозив кровь в сердце.

Этот айсберг растаял только у входа в военкомат, когда из чёрной Волги в сопровождении родителей появился Костик. Разглядев в толпе компанию Торилина, приветливо помахал рукой девчонкам. Рите и Галке. Которые вдруг засмущались, потупив взгляд себе под ноги.

У Пашки от сердца сразу полыхнула по артериям. Не понятно от чего на душе стало тяжело и противно. Он до этого всю дорогу молчал, а теперь и вовсе погрузился в свои не радужные мысли, перестав слышать окружающих.

— Привет красавицы! Очень счастлив, что пришли меня проводить!

Отец, представительно грузный, с блестящей лысиной и колючим взором, быстро шаркнул глазами по их фигурам и пихнув сына в спину, сопроводил в здание. Мать вернулась в машину, укрывшись за зашторенными окнами.

— Выпендряла! — Сплюнул Алик.

— Да, если попадёте вместе в одну роту, абзац полный! — Пожалел Аммонал. — Доведёт он тебя или подставит.

— Сын, это вы про кого? — Поинтересовалась обеспокоено мать.

— Да, пижон из параллельного класса, — опередил Серёга с ответом. — Папа партийная номенклатура большой величины. Всё к нашим девчонкам клеится и Пашку достаёт.

На крыльце появился капитан.

— Призывников прошу пройти с документами и вещами в военкомат! Прощайтесь. Отправление автобусами с внутреннего двора.

— Паш, ты там с ним поосторожней тогда. Ну, давай мой хороший, служи честно. Нас не забывай.

Вся женская половина семьи повисла на нём, омывая слезами и причитаниями. Не проронив ни слова, он еле высвободился из их объятий и побежал к дверям, оглядываясь через каждый шаг, стеснительно махая ладошкой.

Чехарда мыслей про всё сразу, ввела организм в полный ступор. Он даже не запомнил, как выдали военный билет, изъяв паспорт. Как затолкали по автобусам и, что говорили военком с сопровождающими. Очнулся сидя у окна от стука по стеклу. Друзья барабанили, стараясь не отстать от автобуса. За их спинами маячили матери, растирая по щекам слёзы.

— Девчонки ждите! Буду вам писать! Скоро вернусь! — Кричал за спиной Краснов в открытую форточку. — Галь, Рит, целую! Не забывайте!

Пашка еле сдерживая напирающую на глаза влагу, всё так же нерешительно помаячил своим и отвернулся. Выехали на проспект, набирая скорость.

— Чё, земляк, твои мурки? — Завел разговор сосед Костика. — Симпатичные.

— Мои, — удовлетворенно протянул Краснов. — Вернусь, на одной женюсь, а другу в любовницы возьму.

— У тебя куда направление?

— В муз взвод морской пехоты. Папаша подсуетился. Ну я там посмотрю по обстоятельствам, что лучше, — он пихнул Павла в плечо. — Что приуныл, Торилин? Осерчал на то, что девки не на тебя пялились и платочками махали другому? Не печалься! Они не по тебе. Ждать твою личность не будут. Тебе по скромнее нужно.

— Убью гниду, — не оборачиваясь прошипел Павел.

***

Вагон дернуло при остановке состава. Небольшая встряска прервала сладостные воспоминания о прошлом, качнув Павла на нижней шконке. Внешняя дверь тамбура лязгнула затворами. Послышались приглушённые голоса, лай собак, недовольные окрики. Через пару минут открыли и внутреннюю дверь. Свежий воздух хлынул в душегубку спец вагона.

— Первый пошёл! Второй пошёл! — Конвой начал принимать очередную порцию этапируемых.

— … Ты сдурел? Куда столько? У меня здесь не консервный завод! — Послышалось под лязг замков и топот ног. — Приму только по изначальному списку. С остальными кукуй до следующего!

— Старший лейтенант, выручай! Другой, только через сутки. А нам назад четыре часа по просёлкам пилить. У тебя через шесть перегонов первый сброс.

— Да пошёл ты… Каждый перегон больше сотни километров. Плюс отстои по два часа. Жара, сам видишь какая, а у меня вентиляции нет. Сдохнет половина до разгрузки.

— Ладно, лейтенант не кипятись. Двери тамбурные откроешь, и всё будит чин-чинарём. В первый раз что ли?

— Сам знаешь, не положено!

— А мы тебе презент подкатим, в накладе не будешь.

— Чем подмазать хочешь, капитан? — Старший конвоя заинтересованно понизил голос.

Обострившийся за последнее время слух Торилина, хорошо улавливал и шепот в соседних клетках купе, и бормотание офицеров.

— Три литра спирта, вяленая медвежатина, икра, плюс законник. И порядок, и развлекуха. Ну, как пойдёт?

— А девочек случайно не подвёз?

— Скоро большая станция, сам выберешь, каких захочешь. Давай, лейтенант, соглашайся скорее. Время уходит.

— Лады. Гони сопроводиловку и грузи остальных.

Забрякали буфера. Поезд тронулся. Хлопнули тамбурные двери. Обсохшие тела, вновь покрылись липким потом. Зеки загалдели, поднимая дебош.

— Я так понял, в Законе это ты, — несколько человек топтались у решётки каземата Павла. — Что нужно для тихой поездки?

— Пузырь, воровской продел, банку воды и провести меня вдоль «купе».

Голос говорившего показался Павлу очень знакомым. Он оторвал голову от импровизированной подушки из кителя, освобождая второе ухо.

— И всё? — Воскликнул лейтенант нарочито насмешливо.

— Тельник у этого вижу новый. Подкатите. Ещё тех двоих узкоглазых со вшами. Минимум на четыре пролёта от меня. И одну дверь на волю приоткрой, пока жмуры не образовались.

— Куда я этих китайцев суну, по-твоему? Мужики уже по камерам стоят!

— Тебе порядок нужен. Ты и думай. Вон у тебя король, какой! Один целую каюту заграбастал.

— Не твоего ума дело!

— Начальник, тебе решать.

В тюрьме на колёсах, поднялся нестерпимый гвалт. Орали и барабанили, швыряли из-за решеток, чем попало, начиная равномерно раскачивать вагон.

— Хорошо, — вынужденно согласился лейтенант. — Будет тебе белка, будет и свисток. Связался на свою голову.

Привычный перестук колес быстро восстановился. Чуть повеял небольшой сквозняк. Вслед за этим лязгнул запор решётки Торилинской камеры.

— Чего желтомордые жмётесь? — Охранник с грузинским акцентом, матерясь засопел, впихивая кого-то.

Павел сидел, не естественно устремив широко открытые глаза в подволок, сосредоточенно вслушиваясь в происходящее. Ему хотелось различить в приглушенных разговорах голос, который недавно показался ему очень знакомым. Постараться вспомнить и определить, кому он мог принадлежать. От напряжения опять загудело в голове. Мелко задрожали пальцы рук и задёргалось калено.

— Да не псих он. Контуженный, да ещё и слепой. Понятно? Ишь, обдристались хунвейбины!

— Эй, боец! — окрикнул Павел. — Начальника конвоя сюда позови.

— А может самого Устинова сразу, — удар приклада в плечо, опрокинул слепого зека на нары. — Глохни недобиток, пока не урыл вовсе.

Клацнуло железо запора, зазвенели ключи в связке. Охранник ушёл в дальний конец вагона.

— Что сказал солдат? — прошептал кто-то рядом по-китайски пожилым голосом.

— Сказал, что этот контуженный и слепой, — ответил другой помоложе.

— Наколку на плече видишь?

— Да.

— Чего на ней?

— Роза ветров, дельфин, земной шар, подводная лодка и надпись какая-то

— Моряк значит.

— Наверное.

Поглаживая ушиб, Павел вдруг осознал, что понимает, о чем говорят китайцы.

— Надо же не забыл, — удивился сам себе. — В голове полный сумбур, а это всплыло так просто и естественно, будто только вчера повторял за пластинками. Такая боль в затылке, череп о палубу расколот тянет. По-русски мыслить сложно, перевод с китайского — пожалуйста.

— Смотри, он должно быть большой воин, — шепот старика стал ещё тише.

— Тебе уже и в кошке тигры мерещатся! Жилистый, худосочный и только.

— Гляди шрамов на теле сколько. Суставы на руках в мозолях от тренировок. Локти с подушками и ребра ладоней одеревеневшие. Шейные мышцы выпирают. Опасный субъект.

— Тебе после их застенка, в любом человеке палач видится. Перестань. Давай лучше приляжем на верхние места.

Скрипнули петли двери караулки. Пахнуло спиртом и закуской.

— Резо! Ко мне!

— Старлей! — Узнал голос Павел. — Почему не соблюдаете устав караульной службы? Пьёте с личным составом! Вы офицер! Присягу Родине давали, — наболевшее выплеснулось разом по мимо воли. — Блин. А ведь только попить хотел попросить, — мелькнуло в подсознании.

— Ни хрена себе! Это предательское мурло меня строить вздумало! Сержант, напомни этому уроду про присягу! Да, сначала тельник из-под него выдери и мне передай. Пока чистый.

— А ну живо встал, — штык-нож скользнул между рёбер. — Встал! Руки за голову! На колени! — Удар прикладом по бедру. — Я кому говорю!

В доли мгновения, что недавно звенело и ухало в мозгах бывшего морского волкодава, превратилось в пронзительный треск молнии ударившей по всем нейронам. В солнечном сплетении полыхнула взорвавшаяся звезда, запустив сердце в режиме двигателя внутреннего сгорания.

— Действия — языки пламени! Пламя — сила духа! Сила духа — побеждает смерть!

Первые строки самоучителя, как заклинание отключили естественное движение времени, подарив невообразимую картину окружающего. В оттенках грубого красного цвета, Павел увидел испуганные лица китайцев. Озверевшую физиономию с орлиным носом и лошадиными зубами. Довольную улыбку старшего лейтенанта, застывшего в проёме раскрытой решётки и медленно приближающий приклад автомата, нацеленный в его челюсть.

Дальше только происходила простая констатация совершённых действий. Кто руководил его телом, почему не чувствовалась боль, откуда пришла колоссальная сила? Такие размышления появились потом.

Удар в грудь отбросил сержанта на пруты камеры с высоко задранными руками, удерживающими оружие. Прыжок. Грузин ещё не полностью коснулся арматуры, лейтенант уже впечатался в стену вагона. Связка ключей отрикошетила, и она летит в соседнее купе. Колени Павла прижимают локти охранника к металлическим карандашам решетки. Ступни ниже, сами встали в распор. Руки выгибают арматуру, просовывая между ними приклад с одной стороны и дуло с другой. Рывок. Запястья сержанта прижаты к поперечине, собственным оружием. В глазах ещё только удивление. Рука старлея прогибает толстенное стекло окна, распуская по нему трещины.

Он уже на проходе. Время ускоряется. Осколки стекла брызжут в разные стороны, вместе с кровью начальника охраны. А он сам, прикрывая глаза, скользит к полу, оставив в стенке округлую вмятину. В дальнем конце вагона со стула поднимается изумлённый солдат, сдергивая калашникова с плеча. Из караулки выглядывает другой. Искаженное гримасой боли и дикого вопля, лицо сержанта. Звуки текут плавно и приглушённо. Зек в соседней камере поднимает с пола связку ключей.

Три прыжка по ходу поезда. Охранник, складываясь, отрывается от пола. Автомат пролетает за решётку в тамбур. Поворот. От всего тела и рук плывут алые волны воздуха, словно мираж над раскалённым асфальтом. Снова временной скачёк на убыстрение. Звуки усиливаясь, приближаются, становясь более понятней.

Загремел упавший автомат. Мягко шлёпнулось тело. Клацнул передёрнутый затвор у кормовой караулки. Заскрипела дверь открываемого каземата. Эхо собственного бега по проходу. Вращающиеся три пули веером навстречу, в прозрачной полусфере раздвигаемых газов. Небольшой поворот корпуса и они уже сзади, оставив клубящиеся трубки продырявленного воздуха.

Удар носком ботинка и голенью по рукам. Автомат вспорхнул к плафону. Ребро ладони бьёт по ключице, изгибая шею стрелка. Сверху опускается вороньё оружия в снопе искр и осколков светильника. Стремительное движение. Автомат залетает в помещение охраны, разрывая мушкой щеку близь стоящего, задевая прикладом, висок следующего, раскручивается юлой на столе. К переборкам летит закуска, вилки, стаканы.

Колено, пятка, ладонь. Ещё трое закатывают глаза. Снова на проходе. Зеки валом валят из двух распахнутых камер. Лысый сморчок ковыряется в замке третьей.

На встречу здоровенный детина, занимающий весь проход. Его рука выкидывается к горлу моряка.

— Пашка! Сво…

Захват запястья. Ладонь под челюсть. Рывок. Туша под собственной инерцией залетает в тамбур, накрывая охранника. Прыжок. Толчок от ограждения. Кульбит. Ноги вперёд. Пролёт над головами освободившихся. Быстрые касания всех, кто на пути. Тормоз стопой о стержень решётки за шеей лысого. Локтем по затылку. Голова сморчка в камере. Связка ключей уже в собственной руке.

Глаза охранника полные смертельного страха в дальнем тамбуре. Стоит на карачках, шаря по полу в поисках залетевшего калаша. Снова разворот. Тройка оставшихся зеков, прыгая между тел поверженных, старается добежать к спасительной двери. Ещё прыжок. Они разлетаются, как бильярдные шары.

Тёмно красная картина восприятия, окружающего заметно стала меняться на чёрные тона. Дальний конец спец вагона уже походил на неосвещенную пещеру, в которой еле различалась слабая тень охранника, уползающего в безопасное место.

Павел сволок зеков по камерам, замкнул решётки дверей. Прихватив в одной из них трех литровую банку с водой. Прошёл к себе закрылся и бросил связку ключей на грудь старшего лейтенанта.

Присел на своё место. Китайцы, впечатавшись в углы «купе», приобрели форму испуганных улиток. Сержант, потерявший сознание от болевого шока, тряпкой висел на защемлённых руках. Торилин приложился к банке с водой. Внутри всё забулькало и зашипело. Снова навалилась полная темнота. В мозгах загудел, закружил безжалостный буран.

***

— Лейтенант, кончай мне заливать! Признайся: напоролись до поросячьего визга, устроили дебош. Ни черта не помним! — Грозный командирский голос разбудил Павла. — Изуродовали вверенное имущество, передрались, над заключёнными поиздевались, постреляли и вырубились. Проморгали две дистанции по связи и одного зека. Которого сейчас бесполезно искать по тайге. Потому что неизвестно где сошёл и когда, на протяжении этих шестисот километров. Лежит тут мне заливает. Слепой кабыздох весь конвой уконтропупил голыми руками! Два с половиной десятка здоровенных мужиков переломал, как спички! И после всего этого, оказался закрытым в собственной камере с застрявшим конвоиром. Волшебство, да и только! Хорошо ещё люди заметили, что вагон раскрыт, окна перебиты, в тамбуре пьяная солдатня валяется.

Рядом стучали чем-то по железу, сопели и матерились. Стонал сержант.

— Майор Хлопов! Временно принять хозяйство! Выгрузить раненых и провести дознание. Письменный отчёт предоставить за час до сцепки. У вас около двадцати часов на наведение порядка. Новый караул прибудет завтра в одиннадцать.

— Слушаюсь, товарищ полковник.

— А ты, бражник, молись! Лучше тебе сдохнуть, чем дожить до вынесения приговора военной прокуратурой. И что вы там копаетесь с этим сержантом? У него уже пальцы фиолетовые! Подцепите ломиком и багром! Вот так! И вверх! Его в первую очередь отправить, а то без рук останется. Всё, майор, командуй! Я у себя до двадцати одного ноль ноль.

— Верхотуров! Первое отделение! Начать выгрузку доставленных и дознание со второй камеры. Медперсоналу приступить к обследованию! Старшему конвоя принять заключённых по списку! Раненых заключенных в автозак. По ним списки один сразу мне, второй в управление.

Утащили Резо. Захлопнулась дверь решётки. Павел сел и пошарил рукой рядом с собой. Тельника, который он постелил под себя, на месте не оказалась.

— Где то, что тут подомной было? — обратился он к соседям, сопевшим на верхних полках.

Те заёрзали на своих местах, оставив его без ответа.

— Я вас не трону. Говорите, — добавил Торилин по-китайски.

Почувствовалось, как оба вздрогнули и начали сползать на пол.

— Тот громадный, что бежал, украл, — с дрожью в голосе, пролепетал молодой.

— Похоже, Чита, — вдруг сопоставив голос и кроваво чёрную картинку виденного, догадался Павел. — Ну, Васька, в своем репертуаре. Опять видно залетел. Вот так встретились!

— Почему этого ракообразного с прохода до сей поры не убрали? — послышался голос майора.

— Голову вытащить не можем! Уши не пролазают. А прутья разогнуть не получается, — озабочено ответили сразу несколько человек.

— Значит, отпилите, что не жалко! Мешается!

Зажатый заверещал, умоляя перепилить прут.

— Ефрейтор, открыть последнею камеру! И выдерите, наконец, автомат из решётки, — Хлопов приближался к загону Торилина. — Доктор, за мной.

— Сердцебиение в норме. Порез налевом боку заживёт без меня. Зрачки на свет не реагируют. Слепой. Других свежих серьёзных повреждений не вижу, — констатировал врач, ощупывая Павла.

— Тихон Ильич, как по-вашему, мог этот субъект сотворить всё, что тут вы увидели? — Пальцы майора прошлись по мускулатуре заключённого.

— Чего в жизни не бывает, — глубокий вздох сомнения, прозвучал у самого уха моряка. — Так погнуть арматуру и обшивку по всему вагону голыми руками… Переломать кости у двух с половиной десятков человек, это ещё вообразить себе можно. Но нанести почти всем ожоги второй и третий степени, не имея для этого ничего подходящего. Простите меня, батенька, в сказки я давно не верю. Тем паче данный индивид — слеп.

— Ну, и какие предложения, выводы? Что писать?

— Я бы предположил, что было применено психотропное оружие. Под его воздействием всем внушили общую картинку произошедшего.

— В сказки не верите, а сами такую фантастику несёте! — С сожалением ухмыльнулся майор. — И кому это надо было? И на кой чёрт?

— Эксперимент. Проверка. А кто? Это уже по вашей части. Я только могу произвести в лаборатории дальнейшие исследования по взятым пробам крови и мазкам. Привлечь психологов. Да и для всего нашего ведомства это будет веский аргумент. Иначе полетят погоны вместе с головами. Вот так-то батенька.

— Хотите следственные органы пустить по ложному следу? Так после самим придётся отвечать!

— Пока там, наверху разберутся, всех опросят, перепроверят, времени пройдёт уйма. Да и зеки народ смышлёный. Им бы только от зоны и от работы хоть на минуту отлынить. Наплетут, мама не горюй! Большим госорганам тоже сенсации нужны. Под них звёздочки и денежки на исследования. Командировочные. Нам за обнаружение в дальнейшем только лестница вверх и почёт. Срочники с охраны, домой уволятся за это время. Ну, на губе отсидят. Старший лейтенант звёздочки лишится в худшем случае, а так, как сильно пострадавшему ещё и наоборот, могут подбросить.

Доктор и офицер замолчали, обдумывая неожиданно придуманный выход из создавшегося положения.

Солдаты у решётки бряцали, сопели поминая такую-то мать. Наконец, под общий вздох облегчения, раздались довольные возгласы.

— Достали, товарищ майор! Только дуло погнуто и приклад треснул, — доложил кто-то из них.

— Отлично. Молодцы. В оружейку его пока поставьте. Потом разберёмся. А сейчас, конвоируемых накормить. Провести перекличку и навести порядок. Старшину Лапина ко мне с сопроводительными документами на этого морячка, — отдал распоряжения Хлопов. — Ну, а ты сам, что нам поведаешь, — тронул он за плечо Павла. — Подводные силы КСФ, — прочитал надпись на наколке.

— Не помню ничего. После контузии отойти никак не могу. В голове постоянный гул и всё тело ломит, — пожаловался Торилин.

— Вытяни руки перед собой, — попросил доктор. — Теперь пальцем достань кончик носа. Вот, Михаил Антонович, сами видите: руки дрожат, координация нарушена. Кто нам поверит, что он тут один всё устроил. Засмеют и накажут, если напишем всё, о чём тут нам глаголют.

— Хорошо, Тихон Ильич, я доложу полковнику вашу версию, прежде чем буду писать отчёт по предварительному расследованию, — согласился Хлопов. — Пока можете быть свободны. Жду вас с выводами к десяти утра. Успеете?

— Да, конечно, — врач зашаркал ботинками, направляясь к выходу.

— Ой! Тихон Ильич, извините, задел ненароком, — посетовал кто-то басом у переборки. — Товарищ майор, старшина Лапин по вашему приказанию прибыл. Вот то, что просили.

Зашуршали листы бумаги.

— Об, она! — Присвистнул майор в изумлении. — Ни хилые у тебя статьи! Пятьдесят восьмая — измена Родине! И везде сверх строго, чрезвычайно особо. Давненько такого не встречал. Из самой столицы и под Краснокаменск! Офигеть! Старшина, кандалы сюда! Живо! — Послышалось, как Хлопов достаёт и взводит пистолет. — Сто вторая. Убийство. Не выполнения приказов старшего по званию, прямой сговор с противником при ведении боевых действий. Не надлежащее управление боевым кораблём и его экипажем, приведшее к выходу из строя материальной части и гибели шести матросов. И ты ещё живой? И только четвертак? Глазам своим не верю!