Бесплатный фрагмент - Ночь в Затеихе

От земли к бетону

Шурик плёлся к своему общежитию — старому, брошенному, цвета депрессии. От «Крюково» ему каждый день приходилось пройти не меньше сорока минут. За это время он успевал трижды подумать о покупке самой дешевой бутылки водки, которая хоть немного могла притупить его усталость.

В его совсем обессиленной голове крутилась безвкусная мелодия, которую его попутчик по «Ласточке» с упоением слушал на повторе. Шурик бы с огромным удовольствием напрочь забыл эту песню, но вместо этого подпевал ей. Он бубнил про себя о счастье, о лазурных берегах и ярком солнце, ласкающем кожу. Ощипанные, как курица, деревья с окружающим их грязным снегом вглядывались в Шурика с презрением, отчего ему хотелось петь громче.

Три последних года Шурика казались днём сурка: с утра нужно было добираться по два часа до университета, где матёрые педагоги с постной мордой ему рассказывали о тайнах строительства. Закончив с учёбой, он бежал до метро, где старые вагоны, пропахшие потом, несли его по зелёной ветке на станцию «Аэропорт». Там его ждала молодая женщина с обрюзгшим и злым лицом, которая с порога втюхивала Шурику фартук и гнала его скорее обслуживать столы.

Так день за днём и месяц за месяцем жил Шурик, мечтая скопить немного деньжат и открыть своё дело. Он не знал, что это за дело будет, но был уверен, что так должен поступить каждый добропорядочный мужчина, ведь именно об этом и говорили успешные люди из интернета. А им он часто верил. Амбиций у него было не занимать, он был готов хоть каждый день умирать на учёбе и работе, лишь бы не возвращаться обратно в деревню.

Шурик был родом из Затеихи, маленькой и уютной деревни в Ивановской области, максимум на сто жилых домов. Однако он с самого детства возненавидел абсолютно всё, что с ней связано: огород, над которым почему-то нужно работать всё свободное время, уличный туалет с видом на соседний участок и улицы, по которым ходят одни и те же лица, необремененные мечтами. По поводу мечт он, конечно, ошибался, но думать об этом совершенно не хотел.

Сдав ЕГЭ на приемлемый балл, Шурик сбежал из деревни. Ему, честно говоря, было совершенно плевать, куда поступать, но из-за того, что с самого детства он вместе с дедом занимался домом — строил баню, ремонтировал вечно перекошенный сарай, красил забор… Он решил поступать на строительный факультет. Каково же было его удивление, когда за три года обучения он узнал о строительстве гораздо меньше, чем за неделю совместной работы с дедом… «Издержки города», — думал он.

Каждый раз, когда однокурсники Шурика собирались отдохнуть на природе, он их игнорировал, предпочитая прогулки по Старому Арбату или московскому Эрмитажу. От природы его тошнило, ещё несколько лет назад ему достаточно было выйти из дома, чтобы все прелести тайги впечатались в его душу и тело. То ли дело архитектура! Белокаменная манила его к себе. Шурик мог ночами напролёт гулять по Садовому кольцу, разглядывая дивные здания разных эпох. Он ничего не понимал в этой архитектуре, да и история, которая пронизывала абсолютно каждый камень, не сильно интересовала его. Ему достаточно было слушать бесперебойный гул от вечно мчащихся машин, глядеть на нежно мерцающие фонари, аккуратно раскиданные по всем улицам города, рассматривать весёлые лица жителей столицы, у которых ночь плавно переходит в утро, а утро быстро перетекает в ночь.

Шурик, наверное, и хотел бы размышлять о чём-то вечном, гуляя по ночной Москве, однако в его голове крутились мысли о работе, учёбе и деньгах, о деньгах мыслей было больше всего. Нужно думать о том, как заплатить за общежитие, как оплатить проездной, как распланировать бюджет так, чтобы денег хватило на еду до конца месяца и не нужно было бы занимать очередную жалкую порцию грошей у соседей по общежитию, которые и сами вечно думают об этих грошах.

Шурик был убеждён, что так и должно быть. Когда у тебя есть деньги, то перед тобой открываются все двери. Что бы ты ни захотел — всё можно быстро и легко получить, поэтому думать о деньгах он заставлял себя чаще. В какой-то паршивой статье, которая случайно попала под его взор среди тысячи глупых новостей в ленте, он прочитал, что мысли материальны, значит, думая о деньгах, можно ускорить процесс их зарабатывания. XXI век вообще много всего странного привнёс в жизнь людей, но вездесущая психология, психосоматика и ещё тысяча слов с корнем «психо» парадоксальным образом заставили почти всё население планеты перестать доверять себе и своим близким, перенаправив это чувство на высокомерных незнакомцев, вещающих о счастье и успехе за тысячи километров от «душевнобольных».

Каждую неделю, по субботам, ровно в 20:00 и ни минуты позже ему звонил дед. Звали его Пётр Михайлович. Несмотря на замученные руки от постоянной работы и желтизну на усах, которая, кажется, прицепилась к нему ещё в молодости из-за «Беломора», дед был невероятно статным мужчиной, обладал бархатным голосом и практически никогда не бранился.

Вам, возможно, покажется странным, что деревенский дед не использовал в своей речи мат, но это полная правда. Он умел так сказать, что и без ругани все начали ходить по струнке. Словно заворожённый, слушал его и Шурик. По правде говоря, это ведь именно дед подбил его на обучение в Москве. Пётр Михайлович говорил ему с улыбкой: «Тебе тут делать нечего. Езжай и получай образование, а как пробьёшься в люди, то и про деда не забывай. Возьмёшь в Москву. Будем вместе гулять по Красной площади». Особенно он выделял «Красную площадь», с одной стороны, он вроде говорил это с издёвкой, как о нечто недостижимом, с другой — в его словах чувствовалась невероятная гордость.

Дед для Шурика был буквально всем, что у него есть. Не буду вдаваться в подробности его семейной трагедии… В семье Шурика осталось только два человека. Это он и Пётр Михайлович. Несмотря на то, что они остались вдвоём, жизнь их была по-настоящему счастливой.

Так, когда Шурику было 16 лет, с ними произошла забавная ситуация. Ближе к концу весны, когда трава уже так и норовила стать с человеческий рост, Шурик вместе с дедом решили устроить между собой соревнование: кто быстрее скосит добрую половину заросшего участка, тот и забирает 1000 рублей. Деньги небольшие, но азарт увеличивают в разы. Газонокосилок в деревне не было, траву приходилось косить, как сотни и тысячи лет назад — простая деревянная ручка с железным лезвием. Борьба была ожесточённая: на всю деревню играла музыка на кавказский манер, дед вместе с Шуриком, сбросив с себя майки, пытались попадать в такт. Они обливались потом, но бесперебойно шли вперёд. Эта картина собрала вокруг участка пару десятков соседей. Они даже разделились на два лагеря. Одни, что постарше и поматёрее, болели за деда, а другие, что притягивали взгляды мужчин, — за Шурика. На финишной прямой, буквально, когда оставалось ещё пару метров нескошенной травы, соседи начали скандировать обратный отсчёт: «10, 9, 8… 3, 2…». Они кричали неутомимо, но вдруг, за мгновение перед концом соревнования, затихли. «Кто победил?» — кто-то выкрикнул из толпы? Началась неразбериха, каждый пытался доказать, что именно его кандидат выиграл. Дед с Шуриком тоже оказались в замешательстве — они оба видели, когда их косы одновременно упали на землю, символизируя законченность работы.

В результате повсеместной ругани было решено, что сегодня ничья взяла верх, но завтра нужно провести реванш уже на другом участке. В этот раз будет всё серьёзнее. Будет введён судья. На каждого участника будут делаться ставки, а победитель забирает треть от них.

На следующий день в деревню пришло палящее солнце, и это вызвало ещё больший интерес уже у всей деревни к соревнованию между Шуриком и Петром Михайловичем. Все собрались около самого большого и нетронутого человеческим трудом участка. Судья, будучи по профессии главой лесничества, где-то нашёл футбольную форму и даже достал жёлтую с красной карточками, чтобы удалять с поля особо буйных. Парочку особо предприимчивых ребятишек поставили прямо перед местом событий небольшую лавку, где продавались шашлык, овощи и самогонка. Кто-то взял водяные пистолеты, дабы остужать своих игроков во время состязания. В конце концов начался сбор ставок. Местные ставили обычно не более 2000 рублей, а приезжие из Москвы, которые всегда возвращаются в Затеиху на весенне-летний период, начинали свои ставки от 10000 рублей. После долгого расчёта судья объявил: «Собрано 121550 рублей. Ставки сделаны. Пошла русская гульба!»

В деревне воцарился праздник. Смех, крики, драки… Бабки запели в унисон какие-то старые песни на весёлый манер. Молодая ребятня носилась, не жалея ног, разнося самогонку и шашлык из говядины. Люди, несмотря на жалкие пенсии и низкие зарплаты, не щадили денег. Так обычно чувствуют себя русские только в Новый год, когда все знакомые и незнакомые люди неожиданно становятся друг для друга друзьями, говорят добрые слова и вместе проводят самые счастливые дни в году.

В этот раз победа была однозначной — победил Шурик. Его молодость и азарт взяли верх над опытностью и мудростью. Как и было обещано, Шурик получил в качестве награды 40 516 рублей. Деньги приличные и для того времени, и для того места. Пока люди расходились, они вместе с дедом уже решили, куда потратить случайно приобретённое богатство: купить палатку с тентом, раскошелиться на большой запас всяких вкусностей, заправить старый «жигуль» на полный бак и отправиться на две недели к берегам Волги. У них ещё и осталось больше половины, что решено было оставить до момента поступления Шурика в Москву.

В эту субботу звонка не раздалось. А Шурик блуждал в своих мыслях, забыв о том, что ему по-настоящему ценно — он плёлся с электрички и напевал невероятно глупую песню о солнце, ласкающем кожу. Завтра у него был единственный выходной, поэтому Шурик всё-таки разрешил себе зайти в ближайший алкомаркет и купить огненную жидкость. Вечер был недолгим. Несколько опрокинутых рюмок, и студент отправился на боковую.

Продрав глаза, Шурик первым делом потянулся к телефону. На главном экране высветилось: «37 пропущенных звонков». Соседи, больничные работники — все пытались самыми первыми поделиться с внуком Петра Михайловича новостями. В этом была какая-то ужасная издёвка. Люди так и норовили оказаться вестниками чумы. Первой дозвонилась баба Зина, ближайшая соседка Петра Михайловича. Она была нагловатой женщиной бальзаковского возраста, любящей ругаться без повода. В этот раз голос её звучал нежно, без эмоциональных скачков. «Инсульт», — сказала она. Выждав пару мгновений, пока оторопь хотя бы немного отступит от Шурика, она продолжила: «Но всё хорошо, уже пришёл в себя и дерётся с медиками за право выкурить сигарету».

Собирая вещи для поездки к деду, Шурик позвонил на работу. Та самая женщина с обрюзгшим лицом устроила истерику: мало того, что Шурик разбудил её в «законный выходной день», так ещё его было некем заменить. «Я тебе не разрешаю никуда уезжать!» — визгливо заявила она. Староста группы тоже не очень была рада новостям: «У всех есть проблемы, но это их проблемы, они не должны касаться других людей. Ты подставляешь нашу группу, кто будет делать твою часть по практике?» Шурик пал в отчаяние. Он никогда в жизни себе не позволял прогуливать работу или занятия в университете, ему казалось, что он уже давно заработал доброе имя, которое вынудит окружающих его людей относиться к нему по крайней мере с пониманием.

Шурик любил деда всем сердцем. Он достойно выслушал всех этих праведников, которые запретили ему уезжать и купил билет на автобус до Пучежа — городка неподалеку от деревни Затеиха, куда отвезли его деда.