Бесплатный фрагмент - Ночь страха. Сборник

Поломанная Богородица

Первое, что вы ощутите при входе в лечебницу — это запах дерьма, мочи и сигарет. Уборку здесь проводят часто, но такие уж здесь бывают пациенты — некоторые не подтираются, некоторые по ночам мочатся в кровать. Хоть таких и меньшинство, но этого вполне достаточно для создания непередаваемых ароматов. Сюда прибавить сигареты — своеобразную внутрибольничную валюту — и получим уникальный парфюм, типичный для большинства лечебниц. Эта стойкая вонь уже, кажется, впиталась в стены и никакими химикатами её оттуда не выжечь — разве что раскатать больницу бульдозером и закопать руины поглубже в землю. Но всё же к запаху привыкаешь. Через некоторое время вонь даже не будет способна отбить вам аппетит.

В коридорах и палатах довольно унылая атмосфера — иного ожидать и не следовало. Полно тараканов, хоть их и регулярно травят. Наверное, мало удовольствия в том, чтобы просыпаться посреди ночи и чувствовать, что по тебе что-то ползет. Однако следует сказать, что наша лечебница ещё не самая плохая — существуют места гораздо хуже и персоналом, и самими условиями содержания. Просто очень сложно из такого безрадостного места, как психиатрическая больница, сделать уютный люкс отель.

Пациентов у нас распределяют по различным отделениям. В сущности, отделение представляет собой коридор, запираемый железной дверью. Тут есть и комната с диванами и телевизором, есть и кухня. В буйных отделениях, конечно, нет кошмаров, какие можно увидеть в кино, как например в «Поворот Не Туда», однако мне в этих отделениях не раз доставалось от пациентов: и кусали до крови, прилетало кулаками в морду, и ногами по рёбрам. Не расслабишься — это уж точно. И если днём пациенты ведут себя терпимо, то по ночам в их голове словно щёлкает рубильник — лечебница превращается в адскую карусель. Например, по молодости меня здорово впечатлил случай, когда я в одиночку шагал по мрачному коридору и вдруг обнаружил, что за мной по пятам увязалась девушка, передвигавшаяся неестественным образом на четвереньках, прямо как паук. Сейчас через призму профдеформации этот случай мне бы показался смешным, но тогда я был готов рвануть к выходу из отделения.

Особо взбесившихся больных крутят санитары и привязывают фиксирующими бинтами к кровати, чтобы дел не натворили. По кумполу санитары получают не редко — сложная у парней работа, проявлению вежливости не способствует, поэтому иногда могут и переборщить с жестким обращением. Оно и понятно — когда тебя заплёвывают, кусают и пинают, то проявлять сердечную доброту непросто. Я частенько слышу истории из других больниц, как там санитары издеваются над пациентами, вымещают на них свою злобу, но в нашем заведении такого не замечал.

Если относиться ко всему происходящему в этих стенах с чрезмерной долей серьезности, что свойственно людям моральным и эмоционально чувствительным, то хорошим это не кончится. Вы либо не выдержите всего концентрата ужаса, творящегося здесь, и уволитесь, либо же сами станете пациентом, словив депрессию. Ваша душа попросту не выработает того огромного количества сострадания и сочувствия, которого заслуживают пациенты, какой бы широкой душа не была. Жутких жизненных историй здесь полно. Например, семнадцатилетняя девушка, еще даже не успевшая окончить школу. Поздним вечером она нарвалась на компанию пьяных отморозков и её изнасиловали, после чего ей и сорвало крышу. Другой пациент ­– мужчина средних лет видел, как его дочь заживо сгорала в обломках автомобиля. После столкновения ему удалось быстро выбраться, но дочь зажало искуроченным металлом. Отец ни чем не смог ей помочь. И это лишь малая часть местного ужаса — всё не перечислить. Некоторые люди просто живут самой обычной жизнью без каких-либо эмоциональных потрясений, но по каким-то причинам их поведение меняется до неузнаваемости. Они теряют способность адекватно общаться с другими, карьеры и семьи ломаются, а через некоторое время эти люди угождают сюда.

Я убежден, что единственное место, по-настоящему достойное фильмов и литературы ужасов — это психиатрическая больница. Здесь кошмары всех мастей воплощаются в реальность. И лучше бы ко всему этому привыкнуть и спрятать своё собственное психическое здоровье за стеной профессионального цинизма и юмора.

За долгое время работы здесь я действительно повидал многое и уже утвердился во мнении, будто не существует вещи, что смогла бы меня пронять — от излишних эмоций я отгородился той самой ментальной стеной. Однако эта холодность относилась к делам обыденным, ко всему тому, что можно было объяснить, что я видел в этих стенах каждодневно. В конце мая прошлого года на моих глазах и развернулись события, перед которыми я оказался бессилен и которым никакого толкового объяснения дать не смог. Эти события до сих пор вызывают во мне ужас, порождённый непониманием природы того, с чем мне пришлось иметь дело.

Ночью полиция направила к нам в лечебницу сразу шестерых — целую деревенскую семью и одного стороннего человека, который был с ними «заодно». Поступившие пребывали в очень возбужденном состоянии и почти утеряли самообладание. «Бились в истерике» — вот наиболее понятная, хоть и не медицинская, характеристика их поведения. С первого взгляда стало ясно, что они чем-то сильно напуганы, шокированы, однако выражали они свои мысли спутанно. Я бы и не обратил на всё это внимания сверх меры, не будь их так много — всё сразу списал бы на вещества или белую горячку. Во время белой горячки люди могут увидеть и не такое. Начинается настоящий цирк: то больные слышат голоса из, например, кастрюли, больные могут видеть проезжающих мимо лыжников, умерших родственников и прочий сюрреализм. А чего уж говорить о психоделических веществах — бэдтрипы никто не отменял. Некую «Поломанную Богородицу», о которой можно было услышать от поступивших, тут можно было посчитать вполне себе подходящим случаем, если бы только не одно обстоятельство — массовость самого явления. Абсолютно все они твердили одно и то же.

Во второй половине того самого майского дня в отделение полиции по телефону обратился обеспокоенный паренёк и передал, что его родственники нашли нечто необъяснимое и теперь бесятся, ведут себя очень неадекватно и пугающе. Конечно, в отделе этим заниматься было некому и незачем, потому что никакого состава преступления или правонарушения даже по описанию не было, но всё же это дело передали участковому, который навестил семью только к ночи. Полицейского у ворот деревенского дома встретил шестнадцатилетний паренёк — ждать участкового ему пришлось несколько часов, поэтому, когда он увидел мужчину в форме, то обрадовался, будто ожидал, что сейчас кошмарный сон закончится.

Дома действительно были найдены люди в неадекватном состоянии, которое участковый вполне справедливо списал на последствия употребления наркотиков. Паренёк же всё не умолкал и говорил, что причина на самом деле крылась в некой «ужасающей иконе», обнаруженной его семьёй во время распашки поля. Сам он вовремя смекнул — в поле лучше не соваться и поэтому представление об опасности имел лишь на уровне обрывочных фраз, что довелось ему услышать от своих родственников. Участковый, конечно, не отнесся к словам юноши серьёзно, однако тот оказался слишком уж настойчивым и поэтому полицейский, вооружившись фонариком, направился осматривать место. То ли из-за темноты, то ли из-за небрежного осмотра (кому захочется марать ботинки о свежевспаханную землю?), а может и из-за того, что «ужасная икона» являлась лишь выдумкой — участковый ничего подозрительного там не нашёл.

Оставлять без присмотра шесть человек, испытывающих крайне негативные психические состояния, участковый не хотел — дело могло плохо кончиться, к тому же он был уверен в наркотической природе происшествия. Участковый вызвал бригаду медиков, чтобы те в дальнейшем провели экспертизы и решили, что с этими людьми делать дальше. С перевозкой пациентов пришлось повозиться.

Следов наркотиков, однако, в их крови не обнаружили, что уже прибавило делу странности, а с алкоголем проблемы были только у тракториста, который в тот день вспахивал поле семейства. Однако даже в его случае это был не делирий. Люди явно оказались чем то травмированы.

Всех поступивших мы расположили в надзорной палате — следовало наблюдать за их состоянием, более точно определить диагноз, перед тем, как перемещать в общее отделение.

Было очень интересно, особенно когда после трудных опросов у нас сложилась общая картина произошедшего. Все твердили одно и то же, будто сговорившись, хотя на сговор это похоже не было — чтобы отыграть так натурально, нужно быть даже больше, чем профессиональными актерами. Это бросало мне вызов, как человеку, привыкшему всё объяснять с позиции науки.

Во время распашки поля тракторист заметил, как из-под бороны вытащился свёрток из грязных полотенец. Подгоняемый любопытством он спустился и развернул свёрток — дальше события разворачивались известным нам образом. Только лишь тот шестнадцатилетний паренёк додумался не заходить в поле — остальные сбегались на крики и из любопытства глядели на то, что было завёрнуто в полотенца. Со слов пациентов — это была некая икона Богоматери. Но не обычная. На ней было отображено нечто до ужаса поломанное и искаженное. Непередаваемый вывих облика, ввергающий увидевшего икону в жгучий кошмар, в бездну страха.

У пациентов очень острая реакция на некое травмирующее событие, говорили они об одном и том же, все описываемые детали совпадали, и расхождений в изложениях почти не было никаких. Однако следовало брать во внимание и факт, что никакой иконы около трактора (а именно только около него и следовало искать) так и не нашли. Пациенты уж точно никуда не брали её с собой — это подтвердил и паренек. В чём же тогда дело?

У этих людей могли иметься схожие мысли, которые постоянно культивировались, тем более люди были религиозными, а так же не исключено, что в деревне могла ходить старая мистическая байка о некой «иконе». К этому прибавить давление группы увидевших «нечто» первыми и этим самым внушивших остальным, будто там действительно что-то было. Все эти факторы сложились и проявились вот таким образом. Короче говоря — массовая галлюцинация и чрезмерная впечатлительность необразованных людей. Такие вещи были вполне объяснимы с позиции учений о бессознательном. Ведь у каждого из нас существует множество неосознаваемых связей, незаметно побуждающих к определенным мыслям и действиям после того, как мозг воспринял некий «триггер»: звук, мелодию, запахи… Пострадавшие могли иметь общий триггер, который и оказался первой искрой внутри пороховой бочки. И это объяснение — лишь первое пришедшее мне в голову, одно из десятков возможных, но сокрытых от взора из-за неполноты картины…

Однако время шло, а тревожность пациентов совсем не спадала, хотя после травмирующих событий такая возбужденность должна идти на спад уже через несколько часов. С самого начала тихо себя вёл лишь отец семейства — он ушёл в себя и отгородился от внешнего мира, вяло и заторможено реагировал на вопросы. К вечеру первого дня он громко разрыдался, а потом уснул и спал очень беспокойно. Остальные же не находили себе места и всё говорили о Поломанной Богородице, будто они никак не могут выкинуть её из головы. Некий пугающий образ буквально маячил перед их глазами, и никуда от него нельзя было деться.

На следующее утро от дежурного санитара я услышал плохую новость — ночью у пациентов произошло ухудшение состояния. Особенно у матери семейства. Обострение случилось у всех — больные видели одну и ту же галлюцинацию, но у матери, судя по симптомам, развилась ещё и зрительно-пространственная агнозия. Женщина оказалась полностью дезориентированной и даже не смогла подняться с кровати. Она не ослепла, но её мозг утратил способность правильно воспринимать окружающее её пространство — всё вокруг чудовищным образом «поломалось».

Именно тогда ко мне в голову впервые закрались сомнения и порожденная ими иррациональная тревога — ещё обитающая на обочине сознания, отрицаемая разумом, но постепенно набирающая силы.

2

В лечебнице ситуация лишь усугублялась, становилась всё более пугающей. Неизвестно по какой причине, но симптомы зрительно-пространственных агнозий стали проявляться и у остальных членов семейства. К полудню они выразились у обоих братьев-близнецов двадцати лет, затем у отца, дедушки, а во время ужина и у Влада — тракториста, который увидел ту икону первым. Влад просто не смог донести ложку с едой до своего рта — его мозг дезориентировался и перестал давать отчёт о положении конечностей, отчего Влад просто не смог определить, как следовало двигать руками, чтобы поднести ложку ко рту. Чуть позже Влад разучился распознавать и совокупность предметов, при этом сохранив способность узнавать предметы по одному — долго в них всматриваясь. И подобные симптомы наблюдались у всех.

Пациенты ощущали, что пространство совершенно изменилось, стало каким-то другим, будто бы в нём «появились некие новые пугающие грани». Они не чувствовали своего тела — оно будто поломалось, разлетелось на осколки, соединилось с пространством, будто бы от всего тела остался лишь один больной разум, которому некуда бежать, некуда деться от этого кошмара.

Состояние со временем ухудшалось. Прогрессирующая агнозия? Такое я видел впервые. Дело в том, что агнозии — это следствие повреждений в различных отделах мозга, а если агнозия усугубляется со временем, да еще и так стремительно — это значит лишь то, что в головах больных происходят некие опасные процессы, захватывающие всё новые и новые участки мозга. Травм головы у больных обнаружено не было, инсульты — тоже исключены. Чтобы выяснить причины развития агнозий, пациентов в срочном порядке направили на МРТ. Но что оказалось ещё более странным — МРТ не выявила никаких дегенеративных процессов, никаких опухолей и повреждений. Однако было очевидно, что нечто всё же происходит. Агнозии не могли развиться в здоровом мозге! Некие глубинные и тонкие изменения в коре, непонятно чем вызванные, которые нельзя зафиксировать?.. Из-за невозможности определить природу изменений — невозможно было определить и метод лечения. Я оказался загнан в тупик и совершенно не понимал, что предпринимать. А ведь помимо агнозий у больных были зафиксированы и галлюцинации. Они проявлялись у них именно ночью — когда обычно и обостряются все психические заболевания. Однако была в этих галлюцинациях одна действительно пугающая вещь — больные видели одно и то же. Я бы мог снова списать это на массовые галлюцинации, но любопытство и та самая тихая тревога в глубине души вынудили меня остаться в надзорной палате на ночь. Я не мог просто уйти и затем спокойно спать у себя дома. Следовало убедить себя, что это действительно массовая галлюцинация, феномен, который можно хитро объяснить.

Я исходил из того, что хоть мысли у больных и могли культивироваться одинаковым образом, но галлюцинация уж точно не могла быть абсолютно одинаковой для всех. А значит, мне нужно было разделить пострадавших, чтобы те не могли даже одним лишь своим взглядом намекнуть своему товарищу по несчастью, где находится эта галлюцинация.

— Где стоит эта старуха? — спрашивал я поочередно у пациентов. Те прищуривались, пытаясь сориентироваться в пространстве сквозь пелену агнозии, находили взглядом изголовье кровати и испуганно отвечали.

— Вон же она… У кровати стоит…

— Как она повёрнута? Куда смотрит и что делает?

— Она смотрит… на вас, доктор… Она просто стоит…

Затем я уводил больного из палаты, заводил другого и получал аналогичный ответ. Все они смотрели в одну и ту же сторону, хоть и не могли ориентироваться в пространстве. Черноволосая старуха с худым лицом — это единственное, что они видели хорошо и отчетливо.

И это пугало. По-настоящему пугало, потому что я совершенно не мог объяснить это. Серия совпадений? Я бродил вокруг кровати, проходил сквозь то место, где якобы стояла старуха, но ничего особенного там не ощущал. Примечательным то место не было совершенно. Что же могло пациентов бессознательно притягивать именно к тому месту и вызывать этим галлюцинацию? Старуха не реагировала ни на мои обращения к ней, ни на слова пациентов, которые опасались к ней обращаться. Я говорил себе, что мы еще многого не знаем, многого не понимаем, что человеческий мозг невероятно сложен и недостаточно изучен. Но всё равно этот ночной эксперимент только лишил меня покоя, разволновал ещё больше.

Перед больными навязчиво проскакивал пугающий образ той самой иконы. У некоторых образ проскакивал реже, у некоторых же он мельтешил почти постоянно, как то было у отца. Он не мог никуда деться от этого образа, закрывание глаз не помогало, вертеть головой из стороны в сторону — тоже. Поэтому он стал пытаться выцарапать себе глаза. Повезло, что дежурный санитар вовремя сообразил, к чему клонится дело и связал пациента фиксирующими бинтами. Тот не успел нанести себе никакого вреда — ведь его глаза попросту затерялись среди обломков тела, в тумане жуткой агнозии. Руки не смогли найти их.

После этого привязанный принялся вопить, будто эта старуха подошла к нему и принялась капать ему на лоб из некоего блюдца водой. По одной капле. Остальные лишь подтвердили его слова. Поначалу отец еще пытался сохранить спокойствие, но потом зашёлся в громком крике, чем здорово напугал своих близких. Капли, якобы, колотили в голову с силой молотка. Нам пришлось успокоить его препаратами, уж слишком тяжелый стресс он испытывал.

К утру я оказался совершенно измотан, как, впрочем, и пациенты. От кошмаров им практически не удавалось спать, жуткая галлюцинация не давала им покоя. Мне удалось проспать в общей сумме часа полтора, поэтому на утро в глазах был песок и я чувствовал некую заторможенность и даже безразличие. Пришлось принять немного кофеина, чтобы взбодриться. Я подумал, что в таком состоянии эти пациенты и мне смогут внушить что угодно и в итоге я сам увижу чёртову старуху с ужасающей иконой.

Симптомы тем временем всё прогрессировали. Когда отец отошел от препаратов — старуха снова пристала к нему и принялась за пытку каплей.

Примерно в два часа дня к нам в лечебницу заявилась рыжая девушка, довольно необычно одетая — в моих глазах даже зарябило от ядовито-разноцветных калейдоскопических узоров на её кофте. Девушка сказала, что хочет поговорить со мной насчёт недавно поступивших больных. Вышел я к ней с большой неохотой — хотел немного выспаться в ординаторской, пока вырвалась свободная минутка.

— Они увидели Икону? — бахнула она безо всяких приветствий, едва лишь я подошёл.

— Вроде того. Вы тоже увидели, раз уж пришли сюда?

— Где икона? Её забрали? — девушка была насторожена и серьезна.

— Вы представьтесь для начала.

Девушка задумалась, будто взвешивая в голове что-то, но потом снова заговорила:

— Мне нужно срочно знать, куда делась икона.

Она была напряжена и явно не спешила представиться, а я оказался слишком уставшим и поэтому не стал давить:

— Нет никакой иконы. Это была галлюцинация.

— Как это галлюцинация? — удивилась рыжая девушка.

— Обычная массовая галлюцинация.

— Эта икона… Она принадлежала моей бабушке… Я её держала в своих руках — это не может быть галлюцинацией.

— Вот как.

— Вы уже наверняка знаете, что икона опасна и видели последствия. Её нужно спрятать от других людей. Где она?

— Бабушке принадлежала, значит? И что это тогда за икона? — спросил я.

— Я не знаю, я не видела изображения… После своей смерти бабушка оставила эту икону мне, завернула в полотенца. А мне завещала зарыть свёрток в неприметном месте, в вишневом саду. При этом ни в коем случае никому икону не показывать и самой не заглядывать внутрь…

— Вишнёвый сад? Вы промахнулись — икону нашли в картофельном поле.

— Вовсе не промахнулась, — нахмурилась рыжая. — Кто же знал, что новозаселившиеся туда люди выворотят весь сад и решат садить там картофель? Спросите у них сами, что там было до этого… Я совсем не придумала места получше, чтобы припрятать чертово наследие… Но кто же знал?..

— Откуда же такая икона взялась у вашей бабушки?

— Я не знаю этого. Но моя бабушка творила нечистые вещи… Короче говоря, как по деревне слух пошёл, что в доме мертвой ведьмы нашли какой-то предмет и потом все увидевшие его сюда загремели — я сразу все поняла.

— Ведьма, значит…

— В поле самой зайти мне смелости не хватило. Но я думаю, что икону могли утащить заинтересованные люди для своих целей… Вы ведь представляете, насколько опасна икона? Вы уж точно видели последствия, поэтому я и думаю, что вы поймёте меня. Икону нужно спрятать.

— Но ведь никакой иконы не нашли.

— Вы искали?

— Полиция искала.

— Вот-вот. И не факт, что полицейские и в самом деле не нашли.

— Во всяком случае, если тут, как в фильмах, замешаны всякие секретные агенты — мы уже ничего точно не узнаем, — ухмыльнулся я.

— Так вы не относитесь к этому серьёзно?

— Не знаю. Я слишком сонный, чтобы толково обдумать эту ночку. Тут происходили удивительные вещи… Чего только стоит одинаковая на всех галлюцинация — видят черноволосую старуху с худым лицом… Уж не ваша ли это бабушка? — спросил я скорее лишь ради шутки, но рыжая девушка испуганно ахнула.

— О, Господи…

***

Оказалось, что по описанию та галлюцинация очень сильно походила на умершую ведьму. Рыжая девушка представилась Дарьей. Она восприняла рассказ об этой галлюцинации очень остро — ведь бабушка заменила ей погибшую во время родов мать. Всё свое детство и юность она провела в доме у ведьмы. По словам Дарьи — ей часто доводилось наблюдать странные вещи, хоть бабушка и старалась оградить свою наследницу от темных дел. Я же слушал её рассказ с изрядной долей скепсиса — иначе и не мог. Любая мистика вызывает у моего мышления почти полное отторжение.

— Что же в таком случае побуждает её «душу» здесь оставаться? — спросил я.

— Её астральное тело, как у любой ведьмы, слишком сильно развилось, поэтому не смогло отпустить душу в иной мир. Потому что астральное тело думает, что погибнет без души.

Я не удержался и всё-таки хохотнул — всякого рода эзотерика у меня, материалиста, вызывала лишь насмешку.

— Что-то не так? Вы ведь сами видите, что творятся необычные вещи.

— Вижу. Но отношусь к этому скорее как к некому необычному феномену, который следует хорошенько изучить.

— Не все вещи в этом мире поддаются объяснению. За Гранью находится совсем иная логика. Но, если не хотите — не верьте, я вас не заставляю.

— Хорошо… И как же сделать так, чтобы астральное тело отпустило душу?

— Ведьма перед смертью должна была передать свой дар кому-то.

— И почему же не передала?

— Этого я не знаю. Когда она мне предлагала его, то я отказалась.

— А чего так? Это же настоящие суперспособности.

— Вы ничего не понимаете. Её сильное астральное тело заменило бы моё, во мне бы жил другой. Подселёнка. Такое и даром не нужно.

— И каким же образом происходит замена астральных тел? — поинтересовался я.

— Начну с того, что её душа — это низкочастотная энергия, потому что при жизни она свою магию производила через нижний астрал, через общение с мёртвыми.

Я лишь кивал головой, с трудом выдерживая спокойное выражение лица типичного психиатра, беседующего с пациентом.

— Она развилась неравномерно. И эта самая сильная низкочастотная энергия не давала ей уйти в иной мир. Оттого и существуют призраки, потому что у некоторых людей заряд энергии очень велик. И эту энергию она должна была передать мне или кому-то ещё.

— То есть необязательно быть родственником? — спросил я. Несмотря на сонливость и рассеянность — очень уж хотелось подколоть её. В голову ничего только не шло.

— Вовсе нет.

— А как же происходит сам процесс передачи?

— Этого я не знаю, я же не ведьма. Просто касается рукой. Но подробного механизма я не знаю.

— Хорошо, допустим… Вы говорили о некой низкочастотной энергии. Если речь шла о частоте, то можно заключить, что это «что-то» имеет колебания. Так? Значит, из курса физики, следует, что это радиоволны? Радиоволны тоже имеют энергию. Значит, мы можем просто поставить заглушки, какие ставят школьникам на экзаменах и это изгонит призрака и спасет пациентов. Так?

— Нет, вы не сможете услышать эти волны по радио. Это психические волны, они мало общего имеют с радиоволнами.

— Ясно, — сказал я вслух, а сам подумал: «Удивительно, что здоровые люди могут нести подобную чушь».

— Почему же вашу бабушку видят только те, кто посмотрел на икону?

— Этого я не знаю. Возможно, это как с телевизором — вокруг нас много радиоволн, которые мы своими глазами не видим, но это ещё не значит, что их нет. А та икона каким-то образом позволила настроить восприятие этих людей таким образом, чтобы они смогли видеть сущности.

— Звучит логично, надо признать, — почесал я затылок. — Особенно если учесть, что у пациентов развились всяческие агнозии — искажения реальности.

— Что в вашем понятии «реальность»? Мы воспринимаем предметы с помощью несовершенных органов чувств — искажать нечего. Вы психиатр и должны понимать, что нервные импульсы в нашем мозгу не дают прямого доступа к реальности. Вообще наше ощущение пространства и времени ограничено сознанием.

— Понятно… — сказал я, подготавливаясь принять массив сектантской словесной эквилибристики. — А икона, значит, позволила им расширить это самое сознание, так?

— Возможно, я не знаю природы этой иконы. Моя бабушка сожгла все свои основные записи перед смертью, чтобы они никому не попали в руки.

— А по-моему зря. Ведь если что-то такое действительно существует, то её поступок лишил науку великолепных исследовательских материалов.

— Науку? Наука находится не в самых лучших руках — по ядерным бомбам знаем. Понимаете, есть вещи, о которых человечеству лучше не знать. Тем более я сомневаюсь, что чёрная магия принесёт кому-то пользу. Разве что горстке олигархов или военных.

— Да, пожалуй, тут вы правы. Но рано или поздно человечество всё равно столкнётся с этим.

— Тогда это будут последние счастливые дни на Земле.

3

Я видел ужасные страдания безнадёжных пациентов, фактически экспериментально доказал, что их массовая галлюцинация вовсе и не галлюцинация, я услышал истории об этой самой иконе от разных и, казалось бы, не связанных между собой источников… Я даже провел допрос пациентов и выяснил, что на месте поля действительно совсем недавно находился вишнёвый сад. Дозвонился до участкового и узнал от него, что в том доме и вправду проживала нелюдимая старуха, о которой по деревне ходило много различных слухов разной степени правдоподобности.

Но этого всего было недостаточно. В голову, конечно, прокрались сомнения, но они еще не были достаточно сильны, чтобы пробить толстую стену материализма. Я старался ко всякой подобной информации относиться, как истинный философ, без излишнего догматизма — не отрицал до самого конца возможности существования чего-то сверхъестественного, хоть и воспринимал любую мистическую историю очень скептично. Мистика обросла различного рода шарлатанством и поэтому ее репутация безнадежно испорчена — тут ничего не поделаешь. Однако электричество и магнетизм совсем недавно могло восприниматься, как нечто сверхъестественное. Нужно было лишь провести исследование и найти всему этому научное объяснение…

Эти события — начало чего-то грандиозного, и я, возможно, стоял у истоков новой науки. Во мне разгорелся азарт, ведь многие в детстве мечтали стать учёными, а тут появилась такая возможность. Я сразу же принялся ломать голову, какой бы ещё эксперимент провести, чтобы доказать или опровергнуть всю эзотерику, услышанную от Дарьи. Однако в голову ничего не шло. Самый банальный эксперимент я уже провёл — он подтвердил наличие чего-то, что видели только пациенты. Однако это могло объясняться чем-то, на что я просто не обратил внимание, до чего не хватило ума додуматься.

Допустим, что призрак существует, и ведьма действительно не упокоена, бродит здесь и с некой целью пытает больных. Почему тогда больные видят то, чего не вижу я? Из-за иконы. Значит, придётся признать, что икона действительно неким образом повредила мозг тем, кто её увидел, развились агнозия и, допустим, способность видеть души мёртвых. Бред, но я заставил себя продолжить мысль в том же ключе… Эти повреждения мозга совершенно не усматриваются на МРТ. Значит изменения очень тонкие. Но за счет чего вообще можно было бы увидеть старуху? Если души не излучают в видимом спектре (а если бы излучали, то их видели бы все), то не значит ли это, что изменился сам глаз больных? Например, видеть в инфракрасном или ультрафиолетовом диапазонах? Ведь изменения лишь структуры мозга недостаточно для того, чтобы воспринять то, чего не улавливает сам глаз…

Гипотеза глупая, но ведь и сама возможность мистики — бредятина. Поэтому необходимо было проверить всё. На следующий день я приобрёл инфракрасные и ультрафиолетовые светодиоды, убедился, что свет от них невидим и протестировал на больных. Пациенты тоже не увидели света. Значит, никакого изменения структуры глаза не произошло. Да и за счёт чего душа была бы способна излучать? Ведь на месте «старухи» я ничего не ощутил, а значит это нечто нематериально, а значит и вовсе требует иного подхода…

Если верить словам Дарьи — то придётся принять эзотерические толкования на уровне астральных тел и прочих психических энергий. Это меня не удовлетворяло, потому что на этом поприще я оказался бы бессильным — никаких психических энергий уловить не смог бы, ведь никаких приборов для этого не существовало, а чтобы разработать их — нужно было знать хотя бы в теории, что собой эти астральные тела и психические энергии представляют.

В Интернете я нарыл несколько эзотерических книжек и прочитал их в спешке по диагонали — здравого объяснения природы этих сверхъестественных вещей я там не нашёл. Оно и логично — было бы здравое объяснение — были бы и эксперименты, а значит и прорывы в науке. Но обнаружил я там одну лишь словесную эквилибристику, хитрые, но пустые формулировки, правдивость которых никак нельзя проверить. Строить собственные теории с нуля? Для этого у меня имелось чрезвычайно мало данных, мало возможностей. Но если бы я отыскал ту самую икону и смог бы её изучить…

Я спрашивал у пациентов, куда они могли деть икону, но безрезультатно. Они просто оставили её около того же места, где и откопали. Вблизи трактора ведь ничего не нашли? Или всё же нашли, но умолчали? И теперь икона на самом деле в руках у других учёных? Или преступников… Вообразить только, каким оружием они обладают. И ведь однажды какой-нибудь обиженный на людей человек может выложить фотографии этой иконы в Сеть или же протранслирует искаженный лик по телевидению — страшно себе представить масштабы последующего за этим ужаса. Миллионы жертв…

Состояние пациентов усугублялось — агнозии прогрессировали, способность людей воспринимать окружающий мир ухудшалась с каждым днём. Пространство искажалось всё сильней, количество неких «новых граней» преумножалось. Отец семейства бОльшую часть времени находился под препаратами — иначе его терзали жестокие галлюцинации. Больные всё так же испытывали изматывающий страх. Мать и два брата-близнеца всё чаще видели проскакивающий перед ними образ «поломанной Богородицы».

Дежурный санитар потерял бдительность и не предотвратил серьёзное происшествие — один из братьев умудрился выколоть себе глаза. Пациенту быстро оказали медпомощь, однако же тот ослеп. После этого случая даже тех, кто еще не испытывал жестких симптомов — привязали бинтами к кроватям. Все в отделении теперь считали, что этот случай не так уж и прост. Ослепление не избавило парня от видений иконы. Он так же видел худую старуху — мог указать на её точное местоположение в надзорной палате.

В конце концов, старуха взялась за близнецов и мать. Пытка каплей оказывалась слишком тяжёлой — никто не мог её выдержать, никто не мог сохранить хотя бы подобие спокойствия. По итогу всё заканчивалось криками и мольбой о помощи. Едва мы переводили одного пациента на препараты — старуха переходила к другому. Для лечения галлюцинаций была необходима шоковая терапия.

В поле я проникать не осмеливался. Не было желания рисковать. Изо дня в день, наблюдая за происходящим в надзорной палате, я всё сильнее уверялся в сверхъестественной природе происходящего. Все теперь были переведены на препараты. На меня влияли и крики больных, их бред. Разговоры санитаров между собой. К нам часто приходили гости из других отделений — всем было любопытно, ведь по больнице поползли завораживающие слухи. Тут было не до скептицизма.

Я уже совсем потерял надежду выяснить природу феномена, но в один из дней — примерно через полторы недели после начала событий — ко мне вдруг обратился отец семейства. Он в очередной раз отходил от транквилизаторов и уже начинал что-то воспринимать, видеть и старуху. Тогда он и сказал мне, что на самом деле в порыве ужаса запустил икону куда-то в заросли малинника. По моей спине пробежались мурашки лишь от осознания того, что теперь я могу прикоснуться к этой жуткой вещи, изучить её или же уничтожить… А так же ощутил что-то вроде облегчения — ведь был шанс, что икона не попала в руки к «верхам». Страшно, но найти икону — мой долг. Нельзя было допустить, чтобы случайно пострадал кто-то ещё.

Сразу после работы я сел в машину и выехал к той деревне. Закупился едой, припарковался в неприметном месте и стал дожидаться темноты — проникать в светлое время на чужой участок было опасно. Только когда темнота залила округу — я направился к месту по дороге. В доме свет не горел, однако шестнадцатилетний паренек мог просто спать. Вызов полицейских по мою душу — событие крайне нежелательное, однако за время сидения в автомобиле я успел осмотреть спутниковые карты и прикинуть возможные пути бегства через огороды. И носил я черное пальто — в темноте меня будет заметить трудней. Проник на участок тоже через огороды — перемахнул через низкий соседский забор, дал крюк и вышел прямо к тому самому полю. Шёл я без фонарика. Редкие и далёкие фонарные столбы с дороги немного разбавляли мрак. Темнота и холод. И тишина. Совсем редко эту тишину нарушал лай собак, а ещё реже — далёкий шум двигателя проезжающего автомобиля. Посреди поля угадывался силуэт трактора, чуть позже я увидел и высокие заросли малины.

В животе похолодело от волнения. Приготовил длинную палку — её я раздобыл по пути из города, когда подумал, что мои шаги по трещащим зарослям поднимут слишком большой шум. Затем обмотал вокруг головы шарф, чтобы закрыть глаза и принялся постепенно прощупывать заросли палкой издалека, стараясь всё проделывать как можно тише. Однако звуки казались громкими, что действовало на и без того взвинченные нервы.

Возился я так примерно минут пять, пока не услышал позади стремительно приближающийся злобный рык. Среагировал я удивительно быстро — бросил палку, развернулся, быстро стянул шарф. Когда я вытащил газовый баллончик из кармана и брызнул — псина была уже совсем рядом. Стрелял я наугад, но по морде, похоже, попал, после чего пёс мгновенно потерял ко мне интерес, просто развернулся и даже без скулежа припустил куда-то обратно в темноту. Только когда я развернулся обратно к зарослям и продолжил работу — адреналин стал доходить до меня. Я стал прощупывать малинник шустрее и держал баллончик наготове. Не знаю, сколько времени прошло, но в состоянии испуга минуты капали быстро. В один момент палка уткнулась во что-то твердое. Судя по стуку — доска. Не стягивая шарфа, я вытащил эту штуковину из зарослей. Небольшая четырёхугольная тонкая дощечка. Дотрагивался я до нее очень осторожно. Кончики пальцев нащупали что-то вроде потрескавшейся краски, раму с узорами на ней… Да — это определённо была икона.

4

В своих руках я держал прямое доказательство существования потустороннего мира. И это было странно. Ведь до самой последней минуты я не верил, что смогу отыскать икону, считал, что это всё-таки выдумка. И даже в тот момент около зарослей малинника — я сомневался, что эта икона действительно способна ужаснейшим образом калечить людей. Проверить на себе, правда, не решался. Я вытащил из кармана плотный чёрный пакет и вложил туда находку, завернул края, достал второй такой же пакет и повторил процедуру. Затем наконец стащил с глаз повязку из шарфа и направился через огороды обратно к автомобилю. Пусть икона и была под большим слоем полиэтилена, но даже так я старался не смотреть в сторону свёртка.

В автомобиле я достал из бардачка скотч и щедро обмотал находку, чтобы пакеты случайно не развернулись и икона не выпала наружу. К своей квартире я добрался без приключений. Замечательно, что за этим артефактом не велось охоты. Ведь иначе по первому же слушку в тот огород наведались бы гости и всё там перерыли вдоль и поперёк. Значит никто, скорее всего, и не знал об артефакте.

На часах было два ночи. Я рассудил, что следовало бы выспаться, чтобы вступить в завтрашний день со свежей головой. Свёрток спрятал в глубинах шкафа, хоть и жил один — на всякий случай. Даже подумалось как-то, что ночью я мог бы залунатить к этому шкафу и, ничего не соображая, гляну на икону. Ведь если существуют души и подобные вещицы, то почему бы не случиться и такому? По прихоти своей паранойи я придавил икону различным хламом, на разгребание которого ушло бы порядочно времени, за которое я бы проснулся. Всю ночь мне снилось, как я прощупывал малинник длинной палкой…

Только на утро я в полной мере осознал, что держу в своём шкафу нечто коварней атомной бомбы. Коварней и непредсказуемей. И так как сам факт существования подобной иконы уже ставит всё человечество под угрозу — я намерен был совершить изучение в одиночку. А если мне удастся с её помощью каким-то непостижимым образом не только доказать существование «потустороннего мира», но и выяснить способы влияния на этот самый потусторонний мир… Тогда в грубых невежественных руках человека окажется оружие гораздо более опасное, чем весь ядерный арсенал сверхдержав.

Становилось страшно просто от одних лишь мыслей о том, каким образом с помощью ведьм, тёмных ритуалов, подобных икон и духов можно было бы подчинить мир. Как войны между государствами перешли бы на совершенно иной уровень. Как беззащитное человечество оказалось бы заковано в цепи могущественными диктаторами, имеющими доступ к тайным знаниям. Нет. Такое ни в коем случае нельзя было допустить к широкой огласке. Это должно стать запретным знанием. Я твёрдо решил никому ничего не рассказывать, но от исследований отказываться не стал — тут сыграла свою роль моя великая природная любопытность. Упустить возможность стать первопроходцем? Я себе этого не прощу до конца жизни! Вторым аргументом к молчанию было моё сомнение в том, что я — первый человек, столкнувшийся с этим и решивший подойти к теме научно. Наверняка были предшественники, которые либо предпочли молчать, либо их кто-то заткнул. Это так же значило, что необходимо действовать осторожно. Вполне возможно, что я стоял у начал некой новой протонауки, которая породила бы новое понимание действительности.

С другой стороны, если такие вещи существовали бок о бок с человечеством на протяжении тысячелетий, то почему они не попали в руки диктаторам? Почему наша цивилизация не приняла оруэлловский облик с оттенками мистики и сверхъестественного? Выходит, что я либо ожидаю от магии слишком большого, либо же наша цивилизация уже находится под безграничной властью какого-нибудь безумца, только мы никогда не сможем этого осознать. Ну, или третий вариант — я действительно первопроходец.

Весь день на работе я был занят размышлениями. Как выглядит икона? Что она содержит в себе такого, раз уж повреждает мозг человека: это некая особая совокупность контуров или же просто действительно страшное изображение? Вряд ли это просто очень страшное изображение — оно бы просто шокировало, но не вызывало агнозии, галлюцинации, способность видеть души… Скорее, эта икона просто воспринимается человеком, как нечто страшное. Очень многое об иконе может сказать её облик. Но как увидеть изображение и сделать это безопасно?

Возможно, дело в контурах и совокупности цветов, определенным образом влияющих на психику. Если это предположение верно, то будет достаточно отразить икону в зеркале, слегка исказить изображение, пропустить через светофильтры. Конечно, это всё равно риск. Икона могла бы «просто обладать некой магией», ведь дело это склоняется к мистике. Тогда никакие светофильтры не помогут и я всё равно получу жестокую психотравму. Поэтому вечером я отправился в магазин животных и прикупил двух самых дешевых попугаев и двух крыс. Насчет крыс я сомневался, что они были способны различить цвета, но если, например, икона окажет эффект только на попугаев, то я буду точно знать, что дело в цвете, а не контурах. Но даже попугаи воспринимали цвета не так, как человек, а чего уж говорить об устройстве их мозга… Пришлось просадить немало денег. Лучше всего было бы купить обезьяну, а еще лучше — иметь подопытного человека… с несколькими жизнями.

Когда я пришел домой, то сразу же достал свёрток, очень аккуратно распаковал его, достал икону и приступил к эксперименту. Первым делом я добился, чтобы на изображение посмотрели крысы. Смотрели они на дощечку с полным безразличием. Себе я сказал, что дело тогда, наверное, в цвете. Но и попугаи не проявили особой реакции. Эксперимент провалился. Зато теперь я выяснил, что на животных икона никак не действует. И это ОЧЕНЬ усложнило мою задачу — изучить икону. Ведь что я теперь смогу выяснить без подопытных?.. Получается, для восприятия изображения необходим человеческий мозг. Если это так, то неужели выходит, что икона изначально заточена против человечества?

Больные, кстати, из всех душ видели именно старуху, а это значило, что они получили способность видеть только её, а не весь потусторонний мир сразу. Учитывая, что на Земле в общей сложности за все времена жило около ста миллиардов человек, то потусторонний мир должен быть населен довольно плотно и пациенты наверняка заметили бы кого-то ещё. Значит старуха и икона связаны. Зачем же старухе пытать тех, кто её увидел? Чтобы каким-то образом накопить энергию и упокоиться? Ведь Дарья отказалась принимать способности своей бабушки, и было бы логично, если старуха решила позаботиться о поиске иного пути покинуть этот мир. Но тогда зачем она завещала прятать икону? Почему бы наоборот всячески не поспособствовать попаданию иконы к бОльшему числу людей? С другой стороны — она ведьма. Почему бы ей не уметь предсказывать будущее?… Я внезапно осознал, что рассуждаю о мистических вещах с точки зрения самых распространённых клише о ведьмах. Имеют ли эти клише право на существование? Я опять напоролся на слепые зоны.

Я слишком переоценил свои возможности, потому что был почти уверен в том, что смогу проводить эксперименты на животных. А больше в голову не шло никаких хитрых экспериментов, с помощью которых можно было бы что-то выяснить об иконе. Наверняка можно было что-то сделать, но я не мог ничего придумать, кроме как провести эксперименты на живых людях.

От совершенной безыдейности я сначала приложил к иконе свой старый крестик, который уже давно перестал носить. Сходил за святой водой в церковь и капнул на икону. В обоих случаях ничего не произошло. Абсолютное безмолвие иконы начинало меня беспокоить. И той ночью мне было как-то тревожно спать — чудилось, будто в комнате кто-то есть, хоть никаких шумов я не слышал. Икона всё-таки создавала в квартире какую-то гнетущую атмосферу ужаса, ведь попробуй спать спокойно, когда в нескольких метрах от тебя лежит нечто настолько страшное, что оно даже способно этим сводить с ума.

На следующий день произошёл любопытный случай. Когда я делал обход — ко мне вдруг обратился Влад.

— А вы тоже видели икону, доктор?

— Нет, с чего вы взяли?

— А почему тогда старуха теперь всюду ходит за вами?

Меня передёрнуло от испуга и я автоматически оглянулся, но никого не увидел. Когда от транквилизаторов отошли и другие пациенты — они подтвердили слова Влада. Старуха теперь ходила по моим пятам. Что еще удивительно — она отстала от пациентов. Те могли даже отдохнуть от препаратов.

За время обеда быстро съездил к дому, взял икону и привез её в больницу. Я уловил момент, когда в палате останутся только пациенты и попросил их пронаблюдать за реакцией старухи, а сам достал икону из пакета, держа ее так, чтобы пациенты не могли увидеть лик. Направил икону я прямо на старуху, в некоторой надежде, что это может её изгнать. Со слов больных — старуха лишь криво улыбнулась.

Остаток дня прошёл в паранойе — старуха теперь не приставала к больным и, судя по всему, вовсе уходила из палаты вслед за мной. Ночью тревога сильно возросла — комната будто наполнилась различными звуками. Я понимал, что это все может быть просто лишь следствием взвинченных нервов — в спокойном состоянии я бы даже и внимания не обратил на эти звуки. Однако мысль, что прямо сейчас рядом стоит то, чего я не могу увидеть… Не убьёт ли оно меня? Спал я с включенным светом и сквозь тревожный сон мне часто мерещилось, что в комнате кто-то есть.

Прошло несколько дней. Симптомы у больных вдруг смягчились, теперь они чувствовали себя лучше, хоть всё еще испытывали страх и видели ведьму. Я уже начал думать, что пациенты не безнадёжны, что ведьме нужно было лишь, чтобы икону кто-то нашёл и отнёс в безопасное место… Вместе с санитаром мы решили освободить их от фиксирующих бинтов. Но едва развязали троих — те на нас отчаянно набросились. Мне неплохо прилетело, но всё же на нашей стороне была сила, против их измотанности и неспособности полноценно воспринимать реальность. Однако было удивительно, что они оказались в состоянии выполнять такие сложные движения. Мы их поколотили, скрутили и привязали обратно. Больные принялись захлёбываться и верещать что-то вроде «умрите, доктор, иначе умрём все мы». Как я позже понял — старуха настроила пациентов против меня. Они совершили сделку — ведьма прекратит пытки, а когда больных отвяжут — они должны были напасть на меня и убить.

Тем же вечером состояние пациентов обострилось и даже стало ещё хуже, чем было ранее. Старуха возобновила пытки с удвоенной яростью. Пришлось снова использовать препараты.

Шоковая терапия не помогала. Инсулиновая терапия тоже оказалась бесполезной. Галлюцинации не прекращались. Быть может потому, что это были вовсе и не галлюцинации. Коллеги разводили руками, а я понимал, что медицина тут бессильна.

«…Иначе умрём мы…». Препараты лишь оттягивали неизбежное. Психика больных под действием постоянного ужаса постепенно истощалась. И сложно было оценить масштабы этого ужаса, ведь им удалось повидать то, что человеческая психика была неспособна воспринять, нечто за гранью. Первым скончался отец семейства. Затем ослепленный близнец. Они были истерзаны жестокой старухой.

Похоже, что икона предназначена лишь для уничтожения людей и более никакой ценности не представляет. Чтобы узнать, что же там такое на ней изображено, все совокупности линий — придется либо самому туда посмотреть, совершив, фактически, самоубийство, либо же проводить опыты над другими людьми. Иначе никак.

Неотвратимость смертей, моё упадничество, безвыходность в изучении иконы — всё это сложилось между собой, и я решился на бесчеловечный шаг — провести эксперименты с иконой над уже обреченными и беззащитными людьми.

Заранее я подготовил фотографии иконы — отзеркаленные, искаженные и пропущенные через светофильтр. Даже по глупости чуть ли сам не глянул на фото — вовремя отвел взгляд. Я дождался, когда от препаратов отойдет ещё живой близнец. А потом показал ему эту фотографию. Близнец испугался, но всё же прореагировал не слишком остро. Я предположил, что у него мог выработаться некий иммунитет к лику и поэтому пошёл дальше — показал ему саму икону. Тот долго сопротивлялся, не хотел смотреть в её сторону, но я силой заставил его раскрыть глаза…

На истинный лик Поломанной Богоматери он отреагировал совсем иначе — кричал и ревел он так сильно и громко, что негде было спрятаться от его пронзающего душу вопля. Этот вопль до сих пор терзает меня в кошмарных сновидениях. Смерть близнеца была поистине ужасна. В содеянном я раскаялся сразу же — внутри стало погано и мерзко. И ради чего? Ради любопытства? Ради науки? Куда эти научные данные сгодятся? Зачем мне всё это?

Для того чтобы потешить своё тщеславие — иное объяснение не годится.

Ночью я так и не смог уснуть. На следующий день взял отгул и, после долгих размышлений, позвонил Дарье и предложил встретиться — по телефону говорить не хотелось — разыгрывалась паранойя. Я рассказал ей о том, что отыскал икону, после того, как один из больных, ныне усопший, вдруг вспомнил, что запустил её в заросли малины, рассказал и о виденьях больных, будто теперь старуха ходила за мной. Рассказал и то, что пытался проводить эксперименты. Но об убийстве близнеца говорить не стал.

— А почему ты просто не сожгла икону? Зачем было рисковать с игрой в прятки?

— Бабушка завещала мне ее ни в коем случае не сжигать и не уничтожать — иначе «будет хуже». Но сама я не знаю, что именно будет и будет ли вообще. Лучше просто спрятать икону и не рисковать.

Я согласился с этим — рисковать не стоило. В тот же день мы отправились на машине Дарьи в какие-то глухие края. Свои глаза я завязал тем же шарфом, чтобы не видеть дороги. Единственное требование, какое я выдвинул — это ехать туда, где точно никогда не будут строить дома, деревни и города. Скорее всего, Дарья направилась в края, далёкие от важных транспортных артерий, в края, где постоянно вымирают деревни, где нет перспективы развития. Я помню только сильную тряску, что говорило об очень плохих дорогах.

По пути девушка мне поведала о своих предположениях по поводу иконы:

— Моя бабушка по жизни была злобной и завистливой. О том не одна история в деревне гуляет. «Злая шептунья» — так её звали. Потому что проклятия на других людей она наводила очень тихим шёпотом… Она и садисткой была, много людей сгубила… поэтому её действия против пациентов понятны. А икона, скорее всего, что-то вроде домика для её души, где она могла бы пребывать в чем-то похожем на спячку. Чтобы облегчить своё существование после смерти. Ведь без этого она была бы вечно неупокоенной.

Когда я снял шарф — машина стояла на какой-то лесной дороге. Слева и справа — берёзы. Пасмурно, дело клонилось к ночи. Дальше — мой черёд. Дарья надела на свои глаза шарф и включила в наушниках музыку — чтобы даже не слышать, в какую сторону я направлюсь. Некоторое расстояние я прошёл по дороге. Как машина скрылась из виду — шагнул в лес. Шёл ровно двадцать минут. Потом остановился и принялся копать яму. Было тяжело, ведь я не привык к физическому труду: разнылась спина и плечо, по лбу ручьями стекал пот… но яма получилась глубокой — остановила меня только неумолимо надвигающаяся на лес темнота.

На дно ямы полетел чёртов свёрток. Следом — мой плевок. Засыпал землёй я всё быстро. Заложил сверху травой, чтобы замаскировать раскоп. Обратно шёл с чувством выполненного долга и завершившегося кошмара, но всё же терзаемый одной мыслью. Мыслью, которая была во многом страшней событий в лечебнице, а может даже и страшней самой закопанной иконы… И неужели всё же существует некое Всесовершенное Существо, Господь, который и стоит за всем этим? Я сильно надеялся, что нет. Однако после всего увиденного стать убежденным атеистом мне уже никогда не получится. Я до сих пор пытаюсь прогнать эту страшную мысль о Боге. Она не даёт мне покоя. Ведь если у этого безнадёжного мира, где существа живут только тем, что пожирают друг друга, где возможны такие ужасные вещи, есть Творец — я не вижу иных причин, подтолкнувших его создать эту Вселенную, кроме как заставить каждое созданное им существо постоянно пребывать в метаниях и страданиях. Не мог Добрый Господь допустить саму возможность страдания. Не мог Добрый Господь допустить всё то, что произошло с теми людьми. А значит он садист — по определению. И что же помешает ему и после смертей швырять всех нас в кошмарную бездну ада?

Место из Сновидений

Я часто видел повторяющиеся сны, в которых бродил по далёким лесам и полям, что-то искал и искал. Они сопровождались состоянием глубокой умиротворённости, и мне постоянно хотелось увидеть их снова. В конце концов, эти сны и подтолкнули меня отправиться в далёкое путешествие. Тем летом на студенческих каникулах я в одиночку колесил по самым глухим местам, до которых только мог добраться на велосипеде. Запасся провизией на несколько дней, туристическими принадлежностями — и в путь, к полузаброшенным и покинутым деревням, к берегам рек и озёр. Однако случилось так, что я никого не оповестил, в какие края направляюсь, никто не знал моего маршрута. И за эту ошибку мне пришлось дорого заплатить.

Солнечный денёк, впереди ухабистая дорога, утыкающаяся в горизонт, и ты едешь по ней на велосипеде, а по бокам бескрайние августовские поля. Пшеница уже начинает наливаться золотом, а тысячи колосьев своим волнением от ветерка напоминают океан. И в небе плывут могучие облака, белые, как мороженое. Пшеничные поля чередуются светлыми берёзовыми лесами, в тени которых можно спастись от полуденного зноя, перевести дух и прислушаться к тихому шелесту листьев. На душе мирно, спокойно, ни о чем не нужно думать, хочется только созерцать и чувствовать. Наедине с природой ощущаешь душевный подъём и величие всего вокруг.

В глухомань лучше всего одному не ходить, однако путешествовать с кем-то — это совсем не то же самое, что и путешествовать в одиночку. Обзавестись компанией — означает убить всю атмосферу, всю суть похода бесконечными разговорами, и выйдет так, что вы пребываете не здесь и сейчас, а где-то в головах друг друга. Чувство единения с природой — глубоко личное чувство, поэтому его сложно испытать, когда рядом есть товарищ. Путешествие было частью духовной практики — я очень много медитировал в тени деревьев, вслушиваясь в окружающие меня звуки и, Господи, это того стоило! Почти неделю провёл наедине с самим собой.

Я уже забрался достаточно далеко от начала маршрута — райцентра, что представлял собой небольшое «цивилизованное» село. Сам райцентр находился на приличном удалении от важных транспортных артерий и Ж/Д путей, поэтому уже его можно было назвать глухоманью, а я забрался ещё дальше — туда, где дороги заросли травой, где изредка проезжают лесовозы. Пшеничные поля уже давно оставлены позади, начались сплошные берёзовые леса, совсем редко сменяющиеся открытыми пространствами.

Я сверялся с картами, в основном спутниковыми — они довольно чёткие и можно было разглядеть даже совсем запущенные лесные дороги. Путь пролегал к заброшенной деревне, где раньше занимались лесозаготовкой, но как только лес в тех местах вырубили и работы не осталось — люди разъехались и поселение вымерло. Судя по спутниковым снимкам — там ещё остались целыми крупные постройки (где, вероятно, обрабатывали древесину) и несколько домов. Заночевать я собирался там же — хоть и жутко, но меня такие вещи всегда притягивали.

Лес расступился, и я оказался на просторном лугу. По всей округе разлились чудесные ароматы диких трав. Дорога вилась через поле, по касательной задевала небольшую речку и снова уносилась в березняк на горизонте. Берег реки оказался высоким, судя по тому, что противоположную сторону реки отсюда нельзя было увидеть. Я решил подойти к краю обрыва, с него открылись красивые виды на ивняк с того берега.

Я уж было достал фотоаппарат, направил объектив вниз и приготовился щёлкнуть кнопкой, как вдруг земля под ногами куда-то пропала. В попытке устоять я дёрнулся назад, отчего со всего маху приложился спиной о почти вертикальный скат обрыва, заодно ушибившись и затылком. В глазах потемнело, желудок подступил к горлу, а сам я кубарем катился вниз, пытаясь в ужасе уцепиться за землю, даже без криков — весь воздух из лёгких выбился при ударе спиной. Ещё один удар, резкая боль в животе. Судорожная попытка вдохнуть. Правая рука, вдруг отказавшаяся слушаться.

Опомнился я уже после того как вскочил на ноги и с дыркой в пузе прошёл под адреналином каким-то чудом около тридцати метров. Куда это я шёл и зачем? Лишь новая волна пульсирующей боли свалила меня с ног. Мысли вдруг заметались, я только что с ужасом осознал произошедшее. Я подошёл слишком близко к краю обрыва, на хиленький козырёк. А потом полетел вниз по очень крутому склону. Резкая боль в животе не давала пошевелиться. По футболке быстро растекалось пятно крови. Это ввергло меня в панику.

Я оглянулся назад. Выброшенное на берег течением во время половодья старое иссохшее дерево. Торчащий кверху короткий, но острый сучок, весь окровавленный. Я вспомнил, как налетел на него со всего маху, как он со странным звуком вышел из моего брюха, когда я в отчаянии вскочил, почти не чувствуя боли. К рези в животе скоро примешалась острая боль в области правого плеча — даже рукой не пошевелить. Сломанная ключица слегка оттопыривалась — приземлялся я на вытянутую правую руку.

«НУЖНО СРОЧНО ВЫБИРАТЬСЯ ОТСЮДА!» — пронеслось у меня в голове. Ситуация казалась абсолютно безнадёжной. Здесь внизу меня никто не увидит. Нужно срочно вскарабкаться наверх, к дороге, пока ещё есть силы. Одновременно я пытался вспомнить, что нужно делать при ранении в живот и тут же пожалел, что не уделял должного внимания изучению медицины. Сколько я протяну? Я понял, что случайно проезжающий мимо рыбак мог бы меня отсюда вызволить. Но для этого нужно выбраться к дороге до того, как меня покинут силы.

Я собрался встать, но не получилось. Настолько резкой оказалась боль. Тогда я пополз, используя только одну руку, при этом стараясь не волочить раненое место по земле. Туда ведь наверняка уже занесена инфекция! Каждое движение выстрелом отдавалось в животе и ключице. Боль нарастала слишком стремительно. Когда я дополз до подошвы склона, весь вспотевший, дрожащий от страха и отчаяния, то уже начал чувствовать, как действие адреналина заканчивается. Я почувствовал, как горит содранная на спине кожа, как ноют десятки ссадин и ушибов по всему телу. А боли от раны и перелома и вовсе стали нестерпимы. Я рухнул на землю, заранее перевернувшись на спину, потому что опасался, что мои кишки вывалятся наружу, хоть ещё и не видел раны. В состоянии неподвижности было легче. Однако боль нарастала, усиливалась и некуда было от неё деться!

Я с ужасом смотрел на высокий берег. Он мне казался Эверестом, гималайскими вершинами, которые невозможно покорить. Я ведь и прополз всего ничего, а тут карабкаться… В голове проскочила мысль «это и есть моя смерть?», но с ней никак нельзя было мириться.

Конечности уже стали ледяными, но я убеждал себя в том, что это от страха, а не от потери крови. Используя целую руку, я аккуратно задрал футболку кверху. Рана казалась небольшой, кровь не останавливалась, однако и фонтаном не била. Скорее всего, никаких крупных сосудов не повреждено, оставалось надеяться, что сами кишки не пробиты, а удар прошёлся вскользь. В животе горело. Карманным ножом я разрезал футболку и приложил самым чистым местом к ране, чтобы хоть как-то остановить кровь.

Теперь следовало думать. До ближайшего полузаброшенного посёлка примерно тринадцать километров по лесным дорогам. На велосипеде не уеду — не смогу встать на ноги. Да что там велосипед! Даже выбраться к дороге — это уже будет подвигом. От этой мысли я совсем отчаялся. Это действительно было похоже на конец.

Но я не мог это принять и совершил несколько безуспешных попыток вскарабкаться по склону. Каждая попытка заканчивалась тем, что я, крича от боли, сползал вниз. Тогда я отдышался и осмотрелся по сторонам. Берег был таким крутым только на этом изгибе реки. Вдалеке виднелось, как склон становится пологим — по такому будет легко забраться наверх, хоть это выведет меня далеко от дороги. Далеко, но другого выхода я придумать не смог и поэтому собрал все свои силы и пополз вдоль берега, совершая частые остановки, чтобы отдохнуть и собраться духом снова.