Бесплатный фрагмент - Невидимый рубеж

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

У входа в Долину

Москва, больница скорой медицинской помощи, палата реанимации, 16 июня 2013г., 14.30

Слабый свет едва пробивался сквозь сомкнутые веки. Густой молочный туман, без знаков, без символов, без солнца, висел плотной пеленой перед ним. Вязкое, зыбкое марево. Он повел глазами по сторонам, словно надеялся обнаружить людей, человеческие контуры, размытые тусклым светом, но ничего и никого не обнаружил, даже тени.

«Где я? — мелькнуло в мозгу. — Где, в каком месте?»

Молочный туман вдруг потемнел по краям, постепенно сужая белесое пространство, набух чернильным сумраком, как промокашка, упавшая на кляксу и острое чувство тревоги, захлестнуло сознание, заставило сжаться сердце от нехорошего предчувствия.

Он пристально всматривался в наступившую кромешную тьму, надеясь найти в этой непроницаемой мгле, хотя бы крохотное пятно огонька, едва видимую светлую точку. Но тщетно. Вдруг чернильное облако начало медленно расползаться по сторонам, разлезаться клочками, открывая перед ним темную безлюдную долину, пустое голое пространство…

И вот он стоит на небольшой возвышенности, смотрит сверху вниз. Поднявшийся ветер треплет волосы, рвет одежду, но ему не холодно, а зябко, будто сырая ночная мгла пробирает насквозь до костей. Здесь нет сырости, нет тепла, нет холода. С удивлением он отмечает про себя, что здесь ничего нет, только сумрак и неизвестность.

Впереди лежит черная, отсвечивающая антрацитным блеском дорога, она упирается в серое небо. Вокруг темная сухая земля: ни травы, ни деревца, ни воды. До слуха долетает завывание ветра. Или это не ветер, а плач заброшенных душ, летающих под небесами?

«Неужели это? Это…» Он хочет мысленно назвать место, облечь в слова свою догадку, но боится произнесенного слова, боится даже образа, приходящего на ум. И все же слова находятся: «Это ведь библейская Долина смертной тени!»

Он стоит, не зная, что делать, куда идти. И стоит ли вообще идти? Но затем, из ниоткуда, возникает мысль, которая распарывает острым жалом его трепещущую от страха плоть: «Мне надо пройти по ней. Мне надо пройти по долине!»

Сознание его меркнет, он отключается, снова приходит в себя и вновь проваливается в беспамятство.

— Давно он в отключке?

Этот вопрос озвучил мужчина лет пятидесяти, подтянутый, спортивного вида, навестивший беспамятного больного в палате.

— Почти неделю, — ответил врач, вялый и апатичный молодой парень. Насмотревшись на циничного и бесцеремонного героя сериала «Доктор Хаус», местный эскулап ходил по палате в мятой рубашке серого грязного цвета, джинсах и кроссовках, правда, всё-таки в больничном халате. Халат болтался у него на плечах внакидку, норовя то и дело, соскользнуть вниз на потертый линолеумный пол.

— Никто им не интересовался?

— Вроде нет! — пожал плечами врач. — А что, кто-то должен? У него есть родственники?

Мужчина невольно скользнул взглядом по лицу, лежавшего без сознания пациента.

— Родственники есть! Я родственник! — он усмехнулся. — Скажите, когда он все-таки очнется, когда придет в себя?

— Тут прогнозы давать сложно — пациент нестабилен, давление скачет. Держим его пока на лекарствах.

Молодой доктор, посчитав, что разговор окончен и пора вернутся к другим делам, хотел уже выйти из палаты, но мужчина вдруг твердой рукой схватил его за халат и тот, заскользив по худым плечам медика, свалился на пол.

— Этот парень, родственник, нам очень нужен, — вежливо, но в то же время веско произнес мужчина. Он аккуратно поднял халат, накинул его на плечи парня. — Я прошу вас, сделайте все возможное! Вы меня поняли?

— Понял, как не понять! — ответил врач и зябко повел плечами.

Едва человек, навещавший больного, вышел, в то же мгновение в палате оказалась пожилая медсестра, словно ждала за дверью своей очереди.

— Вадим Андреевич, а это кто? Родственник что ли?

— Дядя его! — саркастично заметил доктор. — Парень-то не простой лежит у нас, в ФСБ служит. А этот, что приходил, его начальник.

— А-а! — понимающе протянула медсестра и подошла к больному поправить подушку. У кровати она обернулась. — А что с ним такое? Ну, что случилось-то?

— Говорят теракт. Впрочем, не знаю, врать не буду!

— Странно! И почему его к нам положили? Я слышала, у них свой госпиталь есть.

Молодой медик пожал плечами.

— Наверное, здесь ближе. Вы посидите с ним?

— Да, — медсестра озабоченно кивнула головой, — присмотрю!

Вадим Андреевич, наконец, пошел из палаты, невольно чувствуя в душе облегчение, точно до этого был заложником, а теперь внезапно получил свободу. Уже в больничном коридоре он столкнулся с двумя мужчинами, крепкими и молчаливыми, стоявшими у входа с настороженными лицами. Доктор всё не мог привыкнуть, что нового пациента охраняют.

Сознание вновь возвращается. Он видит себя, он на улице. Теплый солнечный день, праздная толпа течет вместе с ним по тротуарам. Люди улыбаются в хорошем настроении, ведут за руки детей, покупают мороженое. Он улыбается в ответ, у него тоже отличное настроение.

Вот небольшой сквер. Там гуляют собачники, у которых собаки рвутся с поводков, в надежде заполучить долгожданную уличную свободу. Молодые мамы неторопливо катят коляски с младенцами. Стайками проплывают мимо молодые люди и девушки — в компании веселиться лучше. Раздается их громкий смех.

Он понимает, что сегодня выходной день — суббота или воскресенье и многие вышли погулять. На нем куртка, скрывающая пистолет в наплечной кобуре. Откуда у него оружие? Кто он? Усилия памяти не приносят результата, он не помнит.

— Дима, это ты? — знакомый голос раздаётся сбоку, из сквера.

К нему подходит девушка, лицо её смутно знакомо. Кто она? Откуда его знает?

Сквозь листву бьют яркие лучи солнца, ослепляя глаза, и он прикрывает ладонью лицо. Это… Нет, он не помнит! А девушка, как само собой разумеющееся, берет его под руку, идет вместе с ним по шумной улице.

Её рука невольно касается оружейной кобуры под курткой. Синие глаза девушки настороженно темнеют, губы плотно смыкаются. От хорошего настроения не остается и следа.

— Ты сегодня на службе? — прерывает она молчание.

— Нет.

Он отвечает наобум, потому что не помнит, зачем и куда идет, зачем у него оружие.

— Почему у тебя пистолет?

— Извини, — пожимает он плечами, и немногословно отвечает: — Привычка!

Они идут дальше вдоль солнечной улицы, идут без определенного маршрута, не выбирая дороги, как обычные отдыхающие. Девушка не отпускает его руку, плотно прижимается, но ледок настороженности в её глазах не тает и разговор не клеится.

Он замечает поворот в переулок, который выглядит темным и мрачным после улицы, впитавшей в себя солнечный свет. Кажется, что там, за поворотом, в домах, выстроившихся вдоль переулка, никто не живет, что это не боковая улица города, а картонная декорация, исполненная бездарным мазилой, что за непрочными стенами прячется коварный злодей, какой-нибудь Карабас-Барабас с плеткой.

Невольный холод, как тогда, в библейской Долине, охватывает его, и он чувствует, что пальцы рук, ладони леденеют, приобретают каменную неживую твердость и девушке передается этот холод. Она еще теснее прижимается, как будто хочет отогреть его сердце.

И всё-таки его тянет туда, в этот переулок. Зачем? Неужели у него имеется цель до конца не осознанная, скрытая, опасная?

На мгновение он вновь возвратился к воспоминаниям о библейской Долине, где уже побывал, где стоял на возвышенности у начала пути, у истока антрацитной дороги. Он сделал тогда первые шаги по ней, осознание пришло только сейчас. Первые шаги дались ему просто и нетяжело — он легко переступал ногами, двигался, шурша подошвами, не оставляя за спиной следов, не отбрасывая тени. Тень не появилась даже тогда, когда темные небеса вдруг пронзили золотистые лучи света, подсвечивая дорогу. Они помогали идти и придавали сил. Хотя сама по себе ходьба по виртуальной дороге не утомляла — она, казалась, не опасной и не страшной, лишь только в небесной вышине выли израненные души. Но ведь их голоса можно было принять за вой ветра.

Сейчас у поворота в переулок ему предстоит сделать очередной шаг по долине смертной тени, он понимает это и невольно замедляется, останавливается.

— Пойдем! — смело зовет его девушка. — Пойдем, чего ты встал?

Она тянет его за поворот, в пустоту незнакомой улицы, в неизвестность.

Шаг, еще шаг.

Они сворачивают в маленький переулок, заканчивающийся уютным тупичком, освещенным желтым светом фонарей. Коричневые наличники окон на фоне бежевой стены. По бокам окон корзинки с цветами, как в каком-нибудь европейском городе. «Странно, — думает он, — там всего в нескольких шагах за поворотом плещется солнце, а здесь темно, горит свет. Странно!»

Возле одной из стен приткнулась серебристая машина «Тойота». В ней никого.

Сам не зная зачем, он направляется к машине, и девушка не отпускает его, идет рядом. Несколько шагов, неторопливых, прогулочных. Сейчас они подойдут. Что там внутри? Издалека не рассмотреть, может быть, что-то на заднем сиденье?

Они делают еще несколько шагов, приближаются. Пытаясь за тонированными стеклами углядеть силуэт пассажира, он пристально всматривается в глубину салона. Кто там? Мужчина или женщина? Ему не видно, и он хочет подойти еще ближе к машине. Но тут переулок пополам разрезает яркая вспышка. Это беззвучно взрывается и горит «Тойота» и он чувствует, как огромная мощная сила, похожая на ураганный порыв ветра, подхватывает его, словно пушинку, относит подальше от тупика, туда, где переулок выходит на улицу, а затем бросает на землю. И всё, больше ничего!

Девушки рядом нет, он лежит один, прижавшись щекой к серой тротуарной плитке, и она своими острыми ребристыми гранями напоминает ему гранату «Ф-1». Следом за воздушным ударом возникают звуки и свет. Гул хлопка больно бьет по ушам, а резкий запах горящего металла, пластика и бензина забивает ноздри. Он силится поднять голову, оторваться от холодной плитки, но голова бессильно падает, сознание окончательно гаснет.

Оперативные документы

Аналитическая справка

О состоянии и активности ваххабитских организаций.

(Краткая выдержка)

В связи с эффективными действиями органов безопасности на Кавказе, ряд главарей джамаатов приняли решение о передислокации в места, традиционно связанные с православной культурой. Как правило, в таких местах имеются небольшие по численности группы приверженцев нетрадиционного ислама и контроль со стороны правоохранительных органов за их деятельностью ослаблен.

Так, в последнее время фиксируется активизация ваххабитских главарей на территории центральной России (особенно в Волгоградской, Саратовской, Самарской областях, республиках Башкортостан и Татарстан). После закрепления и расширения связей на новых местах, по информации территориальных органов ФСБ РФ, ваххабитские джамааты планируют активизировать террористическую деятельность путем организации терактов, с привлечением обращенных в мусульманскую веру этнических славян. Попытки вербовки славянской молодежи выявлены в Самаре, Волгограде, Ульяновске, Ростове-на-Дону, Ставрополье и Астрахани.

В начале 2013г. появилась информация о развертывании на территории Москвы и Подмосковья, т.н. «московского джамаата». Лидеры и состав участников в н.в. неизвестен, однако, близость к правительственным органам, а также густонаселенным районам столицы, позволяют предполагать особую опасность со стороны участников незаконного формирования.

Резолюция начальника Управления по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом СЗКСиБТ ФСБ РФ.

«Начальнику аналитического отдела полковнику Баеву Н. А.

Прошу обратить самое пристальное внимание на «московский джамаат». Следует срочно собрать все имеющиеся материалы в отношении возможных связей и пособников ваххабитов в московском регионе. Обобщенные материалы передать в соответствующий оперативный отдел Управления».

Генерал-майор Васильев А. А.

Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, кабинет начальника Управления генерал-майора Васильева А. А., 19 июня, 10.13

— Ознакомился? — поинтересовался Васильев у сидящего в его кабинете полковника Забелина. Васильев имел в виду подборку документов о деятельности ваххабитов в России, которую накануне дал для прочтения Сергею Павловичу.

— Да, впечатляет, — признался Забелин с томительным предчувствием чего-то нехорошего, ненужного ему сейчас, в данную минуту. Всё изложенное в папке о ваххабитах было интересным, давало пищу к размышлению, но в голове Забелина крутились совсем другие мысли — сотрудники его отдела вплотную занялись разработкой операции по пресечению деятельности праворадикальной славянской группировки, разжигавшей национальную рознь. Она активно действовала в Подмосковье. Арсенал экстремистов был разнообразным: от физического воздействия на инородцев до активной пропаганды через сетевые ресурсы интернета. Поскольку подобные группы имели тенденцию к эскалации насилия, то на повестке дня стояла задача их немедленной нейтрализации.

Этим и был занят Забелин.

Между тем, материалы, переданные ему начальником, заставляли насторожиться, ибо по своему опыту Сергей Павлович знал, что такие документы для простого ознакомления не даются. Это не роман и не мемуары известного политика, которые можно обсудить на досуге, мимоходом, чтобы оценить их информативную, эстетическую или философскую стороны. Оперативные документы всегда конкретны, всегда требуют немедленной ответной реакции.

Васильев с усмешкой глянул на Забелина.

— Чего закручинился, Сергей Павлович? Знаю о твоих заботах, об операции, всё знаю. Но это важнее. И не спорь!

— Да, но у нас подготовка в полном разгаре, — не удержался от реплики Забелин, — Сан Саныч, мы уже проделали кучу работы…

— Я же говорю, что всё знаю. Но это, — он показал на папку с документами, — дело первостепенной важности. Меня вызвали наверх и сказали открытым текстом, чтобы я все бросил и лично занялся этой проблемой, вплотную, поскольку московский джамаат ваххабитов угрожает безопасности столицы. Ты меня понимаешь?

— Да, понимаю! — нехотя признался Шумилов. — И всё же, что случилось такого экстренного, ведь о них было известно и раньше? Вторая чеченская началась ведь с разгрома ваххабитской базы в Дагестане.

— Сейчас ситуация несколько изменилась, — озабоченно заметил Васильев, — не знаю, уловил ты или нет, но к ваххабитам потекла наша молодежь — этнические славяне. Раньше, кто выступал в качестве смертников? Если помнишь, то подавляющее количество терактов совершили женщины-мусульманки из Чечни или Дагестана и перемещения их, в общем-то, можно было отследить. А попробуй выявить смертников среди славян? Они ведь такие как мы, ничем не отличишь: те же черты лица, то же поведение, одинаковый говор. Славяне вызывают меньше подозрений, могут проникнуть на любой объект пригодный для теракта. В этом их ценность для боевиков, огромное преимущество перед кавказцами и среднеазиатами.

Забелин, конечно, представлял опасность, исходившую от русских ваххабитов, он согласно кивнул головой и заметил:

— Да, сложно будет их отловить.

— Сложно, но можно! О ком мы знаем уже сейчас, кто проходил по делам? Саид Бурятский, Раздобудько, Павел Косолапов, Виктор Двораковский — это лишь малая доля тех молодых людей, которые пополнили ряды радикального исламизма. Но их больше, я уверен, намного больше! Поэтому подготовку вашей операции передашь заместителю Драгунову. А сам… — генерал помедлил, — сам займешься формированием внештатной спецопергруппы.

— Какой, какой опергруппы? — удивлению Забелина не было предела.

— Понимаю, — криво усмехнулся Васильев, — я тоже о таком слышу впервые. Но дело настолько важное, что руководство пошло на беспрецедентный шаг — тебе даны широкие полномочия. Надо создать небольшую по численности, но эффективную группу. Можешь брать людей, откуда захочешь: из любой службы, из любого Управления.

— Ого! — вновь удивился Забелин.

— Я тут сделал прикидки. Это, конечно, твоя прерогатива людей набирать, но послушайся моего совета. Тебе, во-первых, понадобятся оперативники, курирующие линию по противодействию незаконному обороту наркотиков из Управления «Н», потому как ваххабиты активно используют наркотические вещества: и сами употребляют, и для одурманивания смертников. Ну и во-вторых, я бы взял кого-то из тех, кто курирует полицию. Связи в этой структуре могут тебе пригодиться на весь период работы по джамаату.

— Ну и кого-то из аналитиков? — добавил Сергей Павлович.

— Куда же без них? Само собой! Кстати, я уже навел справки. Из Управления «Н» переговори с полковником Снегиревым Анатолием Ивановичем. Не знаешь его? Толковый мужик!

— А из Управления «М» с кем стоит пообщаться?

Генерал взял в руки и полистал список коллег — сотрудников Службы экономической безопасности.

— Вот с кем! Владимиров Александр Юрьевич. Он начальник отдела в этом Управлении и плохого не посоветует!

Москва, ФСБ РФ, здания на Лубянке, 19 июня, с 13.00 до 19.00

Поскольку порученное дело не терпело отсрочки, Забелин поспешил встретиться с названными Васильевым начальниками отделов.

Снегирев из Управления «Н», оказался энергичным мужчиной около пятидесяти лет.

— Слушай, Сергей! — сказал он, — есть у меня классный парень в отделе, подходит на все сто! Но одна незадача — он сейчас в больнице, приходит в себя после покушения. Я был у него несколько дней назад…

— Так он ранен? Учти, человек мне нужен сейчас и срочно, времени на затяжку не будет. Ты же знаешь начальство — как только доложишь, что группа готова, — так сразу начнет гнать волну.

— Он через неделю на ноги встанет, парень молодой, здоровый! — уверенно пообещал Снегирев. — Зовут его Ковалев Дмитрий, опытный опер, майор.

— А что приключилось с ним, кто покушался?

— История до конца непонятная, разбираемся.

— Если включать его в группу, то мне надо знать обстоятельства. Понимаешь? Чтобы без подводных камней.

— Хорошо, дадим тебе все материалы по парню. Глянешь свежим глазом!

В своем кабинете Забелин ознакомился с материалами расследования покушения на Ковалева, перед этим взглянув на личное дело майора. С фотографии на Сергея Павловича глядело полное жизни и энергии лицо целеустремленного человека, который знал, чего он хотел от жизни, к чему стремился. Молодой, а уже майор!

«Наверное, карьерист», — неприязненно решил Забелин, который не раз встречал таких офицеров. Он знал, что они без всяких усилий могли переступить через товарищей и через себя для достижения карьерных высот. Могли закрыть глаза на совершаемое преступление, например, если становилось известно, что какой-то чиновник берет взятки. Они вербовали этого чиновника и заставляли работать на себя. Беспринципность — в этом был огромный минус карьеристов.

Плюсом же была активная деятельность и креативность, которую эти люди использовали, чтобы блеснуть перед руководством: сыпали направо и налево идеями, проектами, добывали гору оперативной информации, которая на деле часто оказывалась малопригодной.

Сам Сергей Павлович, помня обо всех этих плюсах и минусах, когда сталкивался с такими субъектами, умел обращать их напористость в свою пользу.

В личном деле, внимательно изученном полковником, не было ничего необычного: успешно реализованные мероприятия, хорошие аттестации, частые поощрения. Нет, не такой человек — прилизанный и без видимых изъянов, избалованный вниманием начальства, был нужен Забелину. Он невольно вспоминал Сашу Цыганкова, ершистого, ответственного, толкового, настоящего опера, которого знал когда-то давно. У того было много залетов, но и работать он умел, как следует, засучив рукава, и работал не на анкету, а ради дела.

Утвердившись в мысли, что предложенный Снегиревым кандидат ему не подойдет, Забелин намеревался отказаться от Ковалева, но было одно «но» — на майора совершили покушение. Это выглядело необычно.

Как же так? Благополучный карьерный офицер без конфликтов и острых углов, успешно шествующий по служебной дорожке к большим чинам и вдруг покушение? Это не вязалось с общим представлением о Ковалёве, которое сложилось в голове Забелина, что-то не срасталось.

Он взял следственное дело, внимательно полистал.

Расследование, поскольку был произведен теракт и, вдобавок, Ковалев оказался сотрудником ФСБ, вело своё следственное Управление. Следаки выдвинули несколько версий, которые добросовестно отрабатывали. Сергей Павлович не стал вникать в ход расследования — зачем забивать голову посторонними проблемами? Дело было большим, толстым, материалов много. Он неторопливо переворачивал сшитые листы бумаги, отражавшие итог работы занятых розыском сотрудников, кропотливый и пока безрезультатный. Затем отодвинул пухлый том в сторону.

«Нет, искать надо другого опера, — убеждал он себя, — сейчас не до возни с этим покушением. Вдруг оно прицепится и потянет нас за хвост, будет тормозить. Придётся отвлекаться и тратить время. Нет, нельзя начинать одну операцию не закончив другую, пусть даже это расследование. А может оно и к лучшему?»

Последняя мысль возникла, поскольку он вспомнил о своем неприязненном впечатлении от личного дела майора. Предложенный Снегиревым офицер ему совсем не подходил, и это Забелин понял сразу, едва взглянув на фото. Честолюбивый мальчишка! Чего уж тут лукавить перед самим собой?

Сергей Павлович хотел встать и пойти к коллеге, вернуть бумаги, но на столе еще оставался диск видеозаписи с камеры, висевший над козырьком магазина и запечатлевшей момент взрыва.

Он достал диск из конверта, вставил в дисковод, запустил на компьютере программу просмотра. Перед ним возникла улица с проезжающими машинами, тротуар с пешеходами. Черно-белый цвет записи походил на фронтовую хронику и привносил тревожную ноту, словно он смотрел на последний мирный день в Москве, накануне войны. Где-то там, у границы, уже гудят вражеские самолеты, скоро упадут бомбы…

Наверное, такое впечатление возникло у Забелина из-за того, что он знал о последующих событиях, о взрыве машины и ранении Ковалева, случайной гибели девушки, ведь покушались на сотрудника ФСБ, она была не при чем.

Разрешение камеры слабое, изображение слегка размытое. Несмотря на это, Забелин сразу узнал вошедшего в кадр Ковалева. Майор шел спокойным прогулочным шагом, поглядывая по сторонам, останавливаясь возле витрин магазинов. Совсем как беззаботный горожанин в выходной день. Лица его Забелин увидеть не мог — камера показывала только спину оперативника.

На плечи он накинул ветровку, и это выглядело странно в июньский летний день. Хотя почему бы и нет? Судя по неутихающему трепету листьев и порывистому маху веток тех редких деревьев, что росли на обочине тротуара, дул ветер, и довольно сильный. «Было не жарко», — определил Забелин.

Почти у самого поворота на ту улицу, где потом случился взрыв, к Ковалеву быстрым шагом подошла, почти подбежала девушка — невысокого роста, с развивающимися волосами, в джинсах и легкой блузке. Она, казалось, вынырнула из ниоткуда, будто актер массовки вошел в кадр снимаемого фильма. Только вокруг ни съемочной группы, ни режиссера.

Ковалев без всяких сомнений знал подошедшую девушку, а та проявляла к нему повышенное внимание: трогала за рукав куртки, заглядывала в лицо, держала себя так, будто у них сложились близкие отношения. «Это его девушка что ли?» — озадаченно подумал Сергей Павлович.

Какое-то время два человека в кадре стояли и разговаривали. Забелин обратил внимание, что Ковалев в ходе беседы с девушкой продолжал кидать взгляды по сторонам, словно пытался держать под контролем окружающее пространство. «Он или кого-то ищет, или за кем-то следит! — пришел к заключению Забелин. — Не случайно в куртке. Наверняка, под ней оружие».

Видеозапись непонятно чем заинтересовала его. Он уже позабыл о том, что хотел вернуть бумаги и личное дело отвергнутого кандидата, что испытал стойкую неприязнь к этому мальчишке-карьеристу. Может в нем, Забелине, проснулся интерес розыскника, и стало любопытно, что же произошло на самом деле?

Девушка, между тем, взяла Ковалева под руку, повлекла к повороту, к роковой улице. И все. Дальше они пропали из поля зрения. Камера зафиксировала только клубы пыли, вылетевшие из переулка, после того как там раздался взрыв. Звука не было, но Забелин представил грохот, словно услышал его вживую, грохот, раздиравший внутренности и бьющий по ушам.

Итак, что-то надо было делать, принимать окончательное решение в отношении майора. Забелин, конечно, мог не заморачиваться с ним, не тратить попусту своё время. Он еще раз прокрутил запись.

Ковалев за кем-то следил, и девушка помешала. Специально или нет? Сергей Павлович открыл дело, нужный раздел, пробежал глазами документы. Личность девушки установили, но фамилия никому и ничего не говорила. Оперативники отработали её связи — тоже безрезультатно. Странно, откуда она взялась, как будто из воздуха материализовалась.

Отодвинув розыскное дело в сторону, Забелин решил, что окончательные выводы сделает только после личной встречи с молодым майором. Он поедет к нему в больницу и побеседует.

Со вторым начальником отдела Сергей Павлович встретился ближе к вечеру. Они были незнакомы. Перед Забелиным предстал такой же седовласый, как и генерал Васильев, мужчина зрелых лет. Загорелое лицо, ярко голубые глаза на фоне смуглой кожи и крупные черты лица: нос похожий на клубень картошки, тяжелый подбородок.

— На юге был, Александр Юрьевич? — поинтересовался Забелин с долей зависти — сам всё никак не мог вырваться с семьей на море.

— В Сочи, в нашем ведомственном санатории, — охотно ответил Владимиров. — Было жарковато, но вода холодая, еще не прогрелась. Так что тебя интересует, Сергей Павлович?

Забелин рассказал о полученном задании, о том, что ему нужны люди, хорошие оперативники. Владимиров отнесся, как будто, с пониманием.

— Есть у меня один. Парень, конечно, своеобразный, но грамотный опер, — сообщил он с легкой ироничной усмешкой, на которую обратил внимание Забелин.

— Что значит своеобразный? — сухо осведомился он. — Мне абы кто не нужен, дело ответственное! Возиться с кем-то и перевоспитывать время не будет.

— Да не волнуйся ты! У него были небольшие проблемы со спиртным, но сейчас в завязке. Зовут Гонцов Юрий Юрьевич. Ребята для удобства сократили до «Ю-ю».

— Сильно пил?

— Да так, в зависимости от обстоятельств, — Владимиров задумался. — Послали его в Чечню на шесть месяцев, так он пробыл четыре. Нам сообщили, что Ю-ю ходил на встречи с источниками без прикрытия. У них там оказалось коньяка много, кизлярского, канистрами возили, вот он и прикладывался, вёл себя как отмороженный. А там, как понимаешь, голову могли снести запросто. Короче, повозились с ним, повозились, да отправили обратно. Но сейчас он в норме, без залетов.

— Точно? — с долей недоверия уточнил Забелин.

— Знаешь, как Штирлиц отвечал в таких случаях? «Чтоб я сдох!»

— И где этот Ю-ю, могу с ним поговорить?

— Сергей Павлович, ты сначала скажи: берёшь или нет?

— Я не могу хватать кота в мешке, сам понимаешь! — Забелин шутливо развел руками в стороны, разгадав маленькую хитрость начальника отдела: может Ю-ю и толковый опер, но отчего-то его фамилия выплыла первой, и это наводило на размышления.

Зная психологию руководителей, Забелин подумал, что каждый на месте Владимирова был бы не прочь откомандировать в чужое подразделение наименее нужного сотрудника. И Забелин в определенной ситуации поступил бы точно так же, несмотря на видимую важность предстоящего дела и строгое указание высшего начальства. Что поделать — своя рубашка ближе к телу!

— Ладно, я к тебе его подошлю, побеседуешь! — покладисто, с напускным радушием, заявил Александр Юрьевич, заметив колебания Сергея Павловича. Картошина на конце носа Владимирова покраснела, и он сделался похож на клоуна с красным шариком — носом на резинке, только без рыжего парика.

Москва, больница скорой медицинской помощи, палата реанимации, 20 июня 2013г., 09.45

Через несколько дней здоровье Дмитрия Ковалева после пребывания в коматозном состоянии, заметно улучшилось. Он провалялся в забытьи почти неделю. Дмитрий очнулся, память частично восстановилась, но иногда его мучали воспоминания. Чужие, как он считал.

Ковалев категорически не помнил, совершал ли то или это, был знаком с теми людьми или с этими. Но события сами по себе всплывали в памяти, люди приходили в палату, и он с большим усилием делал вид, что помнит кого-то, что участвовал в чем-то.

Однако кого он точно не забыл, так это своего начальника, полковника ФСБ Анатолия Снегирева. Тот частенько наведывался пока Ковалев лежал без памяти, терпеливо сидел возле, на стуле, вглядываясь в лицо подчиненного и пытаясь уловить знаки возвращения жизни — дрожанье век, шевеление губ.

Так получилось, что, когда Ковалев очнулся, начальника отдела не было рядом, но ему, видимо, сообщили из больницы и он вскоре явился в палату. Однако пришел не один — с ним вместе был другой человек, рослый и плечистый, по возрасту, кажущимся ровесником Снегирева.

— Очнулся, Дима? Наконец-то! — обрадовался Снегирев. — Мы тут все ждали, весь отдел ходил. Врачи говорят, теперь быстро пойдешь на поправку.

— Постараюсь, — едва заметно улыбнулся Ковалев.

— Тем более для тебя уже есть дело, — Снегирев повернулся и указал на Забелина, стоящего рядом. — Это Сергей Павлович. Он из другого Управления, хотел с тобой побеседовать. Ты как, сможешь?

— Да.

— Я приду через пару дней, — сообщил Забелин, — когда окрепнешь.

— А чего тянуть, я и сейчас могу, давайте сейчас!

— Ну, смотри, тебе видней! — согласился Забелин, которому понравился настрой Ковалева.

— Тогда я вас оставлю, — вмешался Снегирев, — извини, Дима, дела! А вечером мы к тебе зайдем с ребятами, навестим.

Оставшись наедине в палате, Дмитрий и Забелин повели неторопливую беседу.

— Что произошло со мной? Анатолий Иванович не успел ничего рассказать! — поинтересовался Ковалев, его голос звучал негромко, лицо было бледным.

— А ты не помнишь?

— Нет, только немногое. Мы с одной девушкой шли по улице, — Дмитрий замолчал, прикрыл глаза, — как же её зовут?..

— Татьяна. Продолжай!

— Мы прошли до переулка, повернули. Там была машина «Тойота». Пошли к ней и всё. Взрыв!

— Что ты делал в том районе? У тебя была встреча с источником или следил за кем-то? Зачем брал оружие?

— Следил? Оружие? Не помню! — Ковалев замолчал, пытаясь вызвать из памяти ответы, но тщетно. — А что с девушкой?

— Она погибла на месте, — осторожно сообщил Забелин, не знавший, насколько близки были Ковалев и его спутница. Но Дмитрий никак не отреагировал на эту печальную новость, лицо его не дрогнуло, глаза смотрели всё так же прямо и настороженно.

— Кто она?

— Это твоя знакомая. Как установлено, вы вместе учились в Университете. К сожалению, оказалась не в то время и не в том месте. Да… — Забелин протянул задумчиво, — кто же, все-таки, устроил взрыв? Как рассказал мне Снегирев, в последнее время вы работали по нескольким группам, распространителям тяжелых наркотиков, но у тебя в производстве было только две сигнальных подборки, никаких серьезных материалов.

— Может диаспоры? — предположил Ковалев. — Нарики с ними тесно связаны. Целые сети под этническими бандгруппами.

— Все может быть, Дима.

Укутанный почти до подбородка одеялом, Ковалев выглядел как мумия в белом. Белое одеяло, белое лицо. На этом фоне резко контрастировали загорелые руки, лежащие поверх одеяла вдоль тела. Он принялся медленно, с длинными паузами, рассказывать Забелину про трудности работы с наркоманами, а Сергей Павлович не перебивая, слушал и молчал.

Он вглядывался в лицо майора, и оно уже не казалось ему мальчишески высокомерным, заносчивым, самонадеянным. «И с чего я взял, что он карьерист? — удивленно думал Забелин, — парень, как парень, хороший опер, вероятно».

На ум ему пришли те гладкие, прилизанные фразы из характеристик и представлений в личном деле, которые сформировали такое негативное мнение: «Зарекомендовал себя только с положительной стороны», «Добился высоких результатов», «Инициативный, добросовестный сотрудник».

«Любят же у нас писать по шаблону!» — резюмировал Сергей Павлович свои мимолетные размышления о бюрократической практике, тщательно фиксирующей движения каждого индивида по служебной лестнице.

Справедливости ради, этот упрек Забелин адресовал и самому себе. Ведь он точно также отписывал характеристики и представления на подчиненных — брал старую бумагу на кого-то, вставлял новую фамилию. В этом, конечно, был большой элемент формализма, но за всю свою службу Забелин не встречал начальников, которые любили заниматься бумаготворчеством.

Он поднялся со стула и расправил затекшие плечи, отчего халат, который был ему мал, на груди туго натянулся, грозя оторвать верхнюю пуговицу.

— Ладно, это вы всё обсудите со Снегиревым, когда выпишешься. Но я из другого Управления и, как ты понимаешь, не случайно здесь сегодня. Ты откомандирован в группу, которую я создаю.

— Какова цель группы? — поинтересовался Ковалев, не выказав особого удивления.

— Получена информация, что недавно в регионе создан ваххабитский московский джамаат. Наша цель выявить всех членов и ликвидировать организацию.

— Понятно! — Дмитрий прикрыл глаза.

Забелин глянул на его бескровное лицо — как скоро тот поправиться, как скоро сможет включиться в работу? Только в этом еще оставались сомнения. Он заметил, что разговор порядком утомил Ковалева, который лежал, не открывая глаз.

— Хорошо, поправляйся! — Сергей Павлович потоптался возле кровати, подыскивая нужные слова. — Да смотри, не залеживайся!

Последнее он добавил в шутку. Ему было ясно, что парень не любитель отлеживать бока и при любой подходящей возможности сорвется из палаты.

После важного разговора с полковником из другого подразделения, Дмитрий вновь вернулся к мыслям о покушении. Он лежал неподвижно на кровати, с закрытыми глазами, но голова у него не кружилось, как, наверное, предположил полковник Забелин, а сонливая слабость была. Не поддаваясь этой, затягивающей в себя круговерти сна, он продолжал размышлять.

Кто мог устроить эту акцию? Врагов у Ковалева не было, но и друзей особых тоже. Никому он не мог насолить до такой степени. Покушение — это всегда сложно: подбор исполнителя, разработка плана, поиск места. Надо еще подловить жертву. Да, тут всё непросто! Особенно, если заложить самодельное взрывное устройство, которое надо еще суметь изготовить.

Он приподнялся на локте, взял с тумбочки стакан с водой и торопливо отпил — ему казалось, что сонная мгла отступит, если он будет что-то делать.

«Бомбу можно взорвать двумя способами, — думал он, — по часам или вручную. Если установить время, то надо точно знать, когда я подойду к машине, она ведь не моя. Надо точно знать, что я сверну в тот переулок. Но как это узнать? Перед этим я шел прямо по тротуару. У меня была цель, я должен с кем-то встретиться. Только с кем?»

Он напряг память, но не вспомнил.

«Короче, я точно знал, куда иду и прошел бы мимо той машины, не повернул бы в тот переулок. Поэтому вариант с таймером отпадает. Во втором случае, за мной должны были визуально наблюдать, чтобы нажать кнопку».

Он принялся вспоминать, кого видел поблизости. Собачники и мамаши с колясками отпадали — они не вызвали подозрений. Молодежь? Эти могли, но не все. Те, кого он заметил никак не походили на молодых наркоманов.

У переулка, возле поворота. Был ли там кто-то?

Он мысленно представил оживленную улицу, поворот в сумрак тупика и будто увидел себя в 3D проекции, как в фильме, где герой ходил среди застывших фигур, расследуя преступление. Вероятно, человек, нажавший кнопку дистанционного управления, мог сидеть в машине на противоположной стороне улицы. В своих воспоминаниях Дмитрий не раз возвращался к этому месту, к длинному ряду машин, припаркованных у обочины. Но они были пусты — без пассажиров и без водителей.

И всё-таки кто-то подал сигнал взрывному устройству.

Ему опять захотелось пить. Он потянулся к столику возле кровати и взял бутылку холодной воды, но не стал наливать воду в стакан, а жадно отпил прямо из горлышка. Однако эти движения его обессилили, и он откинулся на подушку, чувствуя навалившуюся слабость.

«Кто же это был?» — долго соображал он, но разгадка никак не приходила на ум. Бессилие злило. Наверное, он знал ответ — ответ был очевиден, но признать его и принять Дмитрию не хотелось. Если рядом никого не было, то оставалась только девушка, которая шла вместе с ним. Татьяна. Она могла держать пульт и нажать кнопку. Такая возможность у неё была. Оставался лишь один вопрос — зачем ей это? Почему ей надо было погибать вместе с ним? Она же не ваххабитка, потерявшая мужа-террориста во время зачисток силовиков.

Он припомнил разговор с Забелиным, вопросы без ответов. Кто устроил взрыв? Кто такая Татьяна? Та ли это девушка, с которой он учился?

Вопросов хоть и немного, но они очень важные, такие, от которых не отмахнешься, не проигнорируешь. От ответов на них может зависть его жизнь.

В голове туман, противная слабость снова накатывает, вызывая тошноту. Он прикрывает глаза, чувствуя, как голова, всё тело начинает раскачиваться, прыгать, словно он оказался на неспокойных волнах в легкой лодке. Вверх-вниз, вверх-вниз. А может это и не лодка вовсе, а качели? Он катался на них в детстве.

Забытье опять зыбким маревом окружает его.

Москва, СЗАО, Южное Тушино, проезд Стратонавтов, 21 июня, вечер

Теплый пятничный вечер только начинался, суля спокойный отдых и расслабление после длинной трудовой недели. Майор ФСБ Юрий Гонцов, которого сослуживцы прозвали Ю-ю, шел по улице Стратонавтов в хорошем настроении. Во-первых, впереди были выходные, а во-вторых он выпил пару бутылок пива. Только пива и ничего крепче, как он и обещал своему начальнику Владимирову.

До дома было недалеко. Гонцов шел, улыбаясь своим мыслям — дома ждала жена, дети. Он планировал на выходных свозить их за город, подыскать подходящее место где-то возле водоема — небольшого озерца или речушки, пожарить шашлыки, поплавать, позагорать. И еще он подал рапорт на путевки, чтобы съездить с женой в августе в ведомственный Дом отдыха на Черном море. Жизнь была замечательной, особенно, если впереди ожидали такие заманчивые перспективы.

Но это сейчас, а когда-то давно всё было не так. На его лицо легла тень, которая появлялась, когда он предавался неприятным воспоминаниям.

После Чечни он, Гонцов, крепко пил, чего уж там, шила в мешке не утаишь! И об этом знали все: и на работе, и дома. В отделе к нему относились прохладно, несколько раз воспитательную беседу проводил начальник Владимиров, а дома… Дома он скандалил с женой. Особенно запомнился случай, когда выпив, едва не заехал с размаху по лицу Маши, но в последний момент сдержался, выбежал во двор дома. Там на него накатила волна сентиментальности, он вдруг вспомнил Грозный, друзей-товарищей. Тех, кто вернулся, и тех, кого нет…

Приехавший по вызову жителей дома наряд милиции обнаружил его сидящим на горке песка, привезенного для детской площадки, и размазывающим слезы по лицу. Черт его знает, что тогда нашло, но картина была впечатляющей — плачущий чекист у песочницы. Этот случай стал последней каплей. Он сам читал записку сержанта милиции Коновалова о том, в каком состоянии его нашли — впору было сгореть со стыда!

Начальник отдела Владимиров оказался порядочным офицером. Он дал команду изъять рапорт милицейского сержанта и скрыл от руководства, ото всех, эти его ночные слезы и Гонцов был ему офигительно благодарен. Да, Владимиров — человек! После этого Юрий Юрьевич завязал, ну, кроме пива, конечно. Но пиво — это несерьезно, детский напиток.

Он шел по тротуару худой, длинный, весело посматривая по сторонам. Если у хронических алкоголиков лицо обычно опухшее, сразу узнаваемое, то у него было лицо алкоголика в завязке, уже не опухшее, но истончившееся, когда кожа становится похожа на серый пергамент.

Он прошел один дом, пошел вдоль другого. Из-за угла пятиэтажки до его слуха донеслось какое-то непонятное пыхтение, всхлипы, возня. Он прошел дальше и увидал, что возле черного «Рендж Ровера» несколько человек молотили ногами другого. Тот неподвижным кулем валялся на земле, беспомощно закрывался руками, что-то бормотал. Случайно увидев прохожего, лежащий закричал визгливым голосом: «Эй, помоги! Русских бьют!»

— Мужики, вы чё творите? — встрял Гонцов. — А ну, отвалите!

— Ты муд..ла, тоже захотел? — повернувшийся к нему черноволосый мужчина говорил с акцентом.

«Похоже, армяне», — определил Гонцов. Его рука потянулась к карману рубашки, чтобы достать удостоверение офицера ФСБ и ткнуть им в рожи хулиганов. Но пара человек бросила пинать лежащего и подскочила к нему, после чего мирно побеседовать и представиться сотрудником силовой структуры как-то оказалось затруднительным. Они начали драться.

Гонцов получил несколько чувствительных ударов по корпусу, один попал в скулу, вызвав странное ощущение невесомости и тонкий свист в ушах. Но он тоже не остался в долгу, припечатав под дых соперника, который налетел с правой стороны. Впрочем, битва у дома продолжалась недолго. За спиной завизжали тормоза и хлопнули дверцы УАЗа приехавшего наряда полиции.

У него забрали удостоверение, деньги, сотового телефона не оказалось, вероятно, утерял в драке, поэтому позвонить коллегам не смог, а домой было стыдно. Как будто он вернулся в старые недобрые времена, нажрался где-то и наскандалил в пьяном угаре. Его ведь уже не единожды забирали в милицию, но сегодня как раз сложилось по-другому — он был трезв, и от этого становилось еще обиднее.

Капитан, из дежурной смены посмотрев удостоверение сотрудника ФСБ, удивленно хмыкнул и бросил его на стол. Он ничего не сказал, но обозначил чрезвычайную занятость, уткнувшись в бумаги, лежащие на столе.

— Капитан, позвоните дежурному в ФСБ! — потребовал Гонцов.

— Будет время, позвоню, — не глядя на него обронил полицейский. — Посидите пока, до выяснения…

Гонцова отвели в общую камеру, где он встретил своих уличных противников. Это, действительно, были армяне. Неизвестно каким образом, но они уже знали, что дрались с эфэсбэшником и потому их взгляды утеряли былую враждебность, наоборот, в них читалось желание объясниться. Один из армян, тот, что постарше, с сединой в волосах, подошел к Гонцову и, тяжело вздохнув, присел рядом.

— Уважаемый, ты нас вот что, прости, не держи зла! — армянин настойчиво смотрел Юрию Юрьевичу в лицо.

— А чё вы все на одного? — без прежней запальчивости спросил Гонцов. — С одним-то, конечно, легче справиться.

Армянин помялся.

— Слушай, уважаемый, мы сидели в машине, никого не трогали, ждали земляка. А тут этот козел пьяный подошел, нас в машине не увидел из-за тонировки и начал ссать на колесо.

— На какое колесо? — не понял Гонцов.

— На заднее правое. Стоит, шатается. Ну, мы, конечно, не выдержали — это же неуважение, сам понимаешь.

— Понимаю! — протянул Юрий Юрьевич, до которого стало доходить, что он ввязался не в свое дело. Если тот алкаш, действительно, так поступил по-свински, то и поделом ему досталось.

— Так ты, уважаемый, что хочешь? Будешь подавать заявление на нас? Или сговоримся?

Собеседник Гонцова глянул на него с хитринкой.

— Я… ммм, — пробормотал Юрий Юрьевич, в голове которого тут же появились идеи, причем, разные. Но, в конечном счёте, всё свелось к одному — в их отделе один из молодых оперов собирался жениться. «Вот ему бы костюм на свадьбу», — мелькнула мысль в голове Гонцова.

— Сколько бабок дадите? — осведомился он.

— Александр Юрьевич, где же твой опер? Ты обещал его прислать! — Забелин уже второй раз за эти дни звонил Владимирову и всё безрезультатно, майор Гонцов не появился на пороге его кабинета.

— Слушай, Сергей Павлович, — Владимиров замялся, и Забелин сразу понял, что затяжка с Гонцовым возникла неспроста, — он сейчас в ИВС, полиция заграбастала.

Голос Владимирова погрустнел, и Забелин явственно представил, как побагровела картошка его носа.

— Что с ним такое? Напился?

— На этот раз нет, но ввязался в драку и надо разбираться кто прав, а кто виноват. Слушай, если хочешь, я подыщу другого…

— Нет, не надо! — Забелин прикинул, что на подбор нового человека уйдет еще какое-то время, которого уже нет. Генерал поставил задачу два дня назад и Сергей Павлович, чувствовал себя так, словно спортивный судья нажал на кнопку секундомера и крикнул над его ухом: «Время пошло!»

«Нет, посмотрим на этого Гонцова!»

— В каком он отделении? — с недовольством в голосе поинтересовался Забелин, справедливо посчитав, что коллега его подставил, руководствуясь только своим местечковым интересом. Владимиров назвал номер и адрес.

Появившись в отделении полиции спустя некоторое время, Забелин вызвал изумление Гонцова.

— Вы откуда? — спросил тот, едва полицейский из дежурной смены вернул ему вещи, и Юрий Юрьевич нос к носу столкнулся с Забелиным. Сам-то майор ожидал увидеть Владимирова.

— От верблюда! — грубовато ответил Сергей Павлович, решив взять строгий тон в отношениях с будущим сотрудником группы. — Полковник Забелин, Сергей Павлович. Вы откомандированы в мою группу.

— Какую группу? Кто? Я? — Гонцов засыпал полковника вопросами уже на ходу — они пошли из здания отделения внутренних дел.

— Особая группа, создана вчера приказом заместителя Директора ФСБ. Будем заниматься террористами.

— Но я курирую полицию!

— Послушай, Юрий Юрьевич, — Забелин остановился, внимательно посмотрел на осунувшееся после бессонной ночи в ИВС лицо Гонцова, — ты хочешь, чтобы с тобой сейчас начали разбираться? Реально разбираться? С написанием рапорта, внутренним расследованием, опросом армян, с которыми ты дрался… — уловив удивленный взгляд Гонцова, он пояснил, — я разговаривал с дознавателем и всё знаю. Хочешь этого? Или будем заниматься делом?

— Да нет, уж лучше делом!

— Ну, то-то! Сейчас поедем ко мне в Управление. Твоего начальника Владимирова я предупредил.

Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, кабинет начальника отдела полковника Забелина С. П., 22 июня, 10.40

В Управлении, у кабинета Забелина нерешительно топтался молодой человек, круглолицый, в очках, с фигурой явно отягченной лишними килограммами. Он был в клетчатой рубашке с коротким рукавом, синих джинсах с низкой посадкой, которые казались приспущенными на бедра как того требовала мода. Сергей Павлович неприязненно на него покосился — хорош будет оперативник, если во время преследования потеряет штаны!

— Вы ко мне? — поинтересовался он, открывая дверь кабинета. За его спиной маячил Гонцов.

— Мне к вам назначили, товарищ полковник. Я из аналитического отдела.

— Не надо так официально! — поморщился Забелин. — Проходи!

Они вошли, Сергей Павлович махнул рукой, показывая, чтобы его новые подчиненные садились. Он с иронией вспомнил поговорку следователей о том, что садятся в тюрьму, а нормальные люди присаживаются. «Ничего, будем ломать стереотипы», — решил Забелин.

Прежде чем начать разговор, он вызвал своего заместителя Драгунова и едва тот возник на пороге кабинета, Забелин его огорошил:

— Привет тёзка! Придется тебе брать операцию на себя. Там, вроде, уже все готово, остались детали. Справишься?

Они понимали друг друга с полуслова, тем более что о предстоящей операции было уже много сказано, добавлять нечего.

— Конечно, справлюсь, Сергей Павлович! Вы уезжаете? В командировку? — поинтересовался Драгунов и с любопытством посмотрел на сидящих за столом начальника незнакомых ему людей.

— Можно сказать и так. Командировка пока бессрочная, как справлюсь — вернусь.

— Значит надолго?

— Не бойся, соскучиться не успеешь! Короче так, приказом заместителя Директора ФСБ создана внештатная спецопергруппа. Я её возглавляю. Ты возьми на себя все текущие отдельские дела, если будет что-то суперважное, зайдешь, доложишь! Или позвони, я всегда на телефоне.

— Всё ясно! — произнёс Драгунов с заминкой, показывающей, что, на самом деле, ему ничего не ясно.

— Ну, если ясно, то действуй! Нам еще посовещаться надо.

Забелин проводил взглядом своего подчиненного, который направился из кабинета, переживая в душе за положение дел в отделе. Как оно сложится без него? Не возникнут ли проблемы?

— Итак, — произнес он, и поглядел на молодого человека, еще ему незнакомого, — как зовут?

— Александр Ракитин, капитан.

— Бином, значит! — бросил реплику Гонцов, и Ракитин смущенно поправил очки, не зная, чем парировать выпад коллеги.

Забелин строго посмотрел на Юрия Юрьевича.

— Из аналитического — это хорошо, мне аналитик нужен! — сказал он, специально для Гонцова делая ударение на слове нужен. — В нашей группе есть еще один сотрудник, он сейчас в больнице.

— Задохлик что ли? — хмыкнул Гонцов, у которого было хорошее настроение по случаю освобождения из полицейского узилища. — Сергей Павлович, я думал, у нас будет серьезное дело, а тут — один бином, второй инвалид.

— Не твоего ума дело! — оборвал его Забелин. — Никакой не инвалид, боевой парень. На него покушение было, машину взорвали. Понятно?

— Вы про Димку Ковалева? Слышал про него, нормальный опер.

— Успокоился? Теперь, — Забелин взял две тонких папки, в которых были материалы о подрывной деятельности ваххабитов в России, и отдал их Ракитину с Гонцовым, — ознакомьтесь! Это то, чем мы будем заниматься в ближайшее время. После обсудим.

Московская область, дачный поселок «Дружба», сорок километров от Дмитровского шоссе, 23 июня 2013г., 15.00

Постаревший и располневший полковник в отставке Шумилов все лето жил на даче вдали от городского шума и суеты. Он вышел на пенсию несколько лет назад, передав отдел Забелину, и теперь наслаждался пенсионным покоем.

Жене его Ларисе больше нравилась городская жизнь, и она только периодически появлялась на даче, чтобы завезти мужу продукты. Лариса уже не работала, сдала на права и освоила «Фольксваген Тигуан». Вождение доставляло ей удовольствие.

— Проходи, Сережа, проходи! — обрадованно сказал Николай Поликарпович, заметив Забелина возле калитки.

— Николай Поликарпович, давно не виделись! — ответил Забелин, он обнял своего бывшего начальника. — Вот, скромный презент.

Сергей протянул пакет, в котором было пару бутылок виски, набор обычной, в таких случаях, закуски. Глянув внутрь, Шумилов скептически улыбнулся, словно сомневаясь в своих возможностях и возможностях друга — организм уже не тот, не как в молодости, когда они могли продлить застолье до утра.

Забелин приехал с ночевкой, как всегда он делал, когда, предварительно сговаривался с Шумиловым о своем посещении дачного отшельника. Николай Поликарпович знал его программу: сперва банька, где они хорошенько парились, потом шашлыки и за стол. И разговоры, разговоры, разговоры!

Сегодня разница была только в том, что Забелин приехал в воскресенье, а не в субботу, как обычно. Но и в воскресенье баню топить никто не запрещал.

— Шел по улице, особняков у вас добавилось, — заметил Забелин. — Скоро, Николай Поликарпович, будете как на Рублевке.

— Не говори! — махнул рукой Шумилов. — С моим скромным домишкой скоро стыдно здесь будет находиться. Вон видишь, как люди отстраиваются? — он показал на огромный кирпичный коттедж в конце улицы, обнесенный каменным трехметровым забором. Из-за него был виден только второй этаж и крыша особняка.

— Что за магараджа? — иронично поинтересовался Забелин, — какой-нибудь чиновник средней руки?

— Не знаю точно! — пожал плечами Шумилов. — Тут не принято интересоваться кто, да откуда. Хозяин ездит на черном «Мерседесе», а прислуга, что у него работает — вся из Средней Азии. Ходят в одеждах своих национальных, но ведут себя тихо, не пьют, не хулиганят как наши, вежливые. Ладно, давай в хату, чего стоять-то на дворе!

Они пошли в дом, небольшой по нынешним меркам, но двухэтажный. Там Забелин неторопливо переоделся, а затем отправились в баню. В бане обычно разговоров не вели — зачем нарушать удовольствие земной суетой?

Шумилов плеснул на раскаленные камни воду, в которую добавил немного пива и тесное банное пространство заполонили пряные запахи ячменя и хмеля. Забелин, широко вдыхая ноздрями этот ароматный дух, улегся животом на скамью. Он чувствовал, как тело обтекают тугие жаркие струи воздуха, и кожа поначалу влажнеет, а затем делается скользкой от пота. Лежать было приятно.

Сидящий рядом на полке Шумилов бросил взгляд на его спину. Слава богу, хоть шрамов не прибавилось! Под левой лопаткой Забелина длинной бороздой протянулся белесый рубец, полученный Сергеем при обезвреживании группы террористов, захвативших когда-то давно самолет в Уральске. А еще пулевое отверстие на бедре, давно затянувшееся, но остающееся розовым. Пуля прошила его ногу года два назад, когда они проводили операцию в Дагестане — туда привел московский след.

— Давай, что ли попарю тебя! — предложил Шумилов, поднимаясь, и принялся хлестать веником незагорелое тело своего сменщика в отделе.

Потом они делали шашлыки, вернее, делал их Шумилов, который томясь от дачного безделья, освоил это нехитрое, но затейное дело, требующее кропотливого соблюдения последовательности. Сначала мясо в маринад, потом угли, затем, собственно, жарка на мангале. Это тоже, своего рода, был ритуал, как с пельменями, к которым приучила Сергея в Уральске его сестра Маша.

Сергей не принимал активного участия в процессе, он расслабленно сидел рядом, и смотрел на суетящегося Поликарпыча. Когда же шашлыки были готовы, Шумилов снял шампуры и положил благоухающую груду мяса на большую тарелку. Сели за стол.

— Давай помянем ребят, которых нет, — произнес Шумилов, — особенно, Сашу Цыганкова. Сколько прошло? Тринадцать лет уже после Ростова? Время летит, словно вчера было. Да, — раздумчиво протянул он, — наши покойники остаются с нами!

Они выпили и незаметно для себя перешли на дела. Работа не отпускала и здесь, хотя Шумилов уже года два как не работал. Забелин поделился новостями об общих знакомых: кто-то уволился, как Шумилов на пенсию, кто-то перешел в другой Департамент, кто-то покинул столицу и уехал в регион. Жизнь кипела и двигалась дальше, не останавливаясь, не притормаживая, даже если отдельные персонажи покидали сцену.

Это чувство поначалу смущало Шумилова. Как обойдутся без него, если он покинет стены привычного учреждения? Не застопорится ли работа, пойдет ли она в нужном русле? Всегда кажется, что именно ты знаешь, как надо правильно вести дела, что ты один наделен теми качествами и умениям, которые позволяют тебе быть лидером.

Но по рассказам Забелина Николай Поликарпович быстро уяснил, что ничего плохого с его уходом не случилось, наоборот, возникли новые заботы, новые веяния, новые решения. И Шумилову пришлось приглушить, возникшую было ревность.

— Сейчас появилась реальная угроза со стороны ваххабитов, — говорил Сергей Павлович, заедая выпитую водку мясом, которое снимал вилкой с шампура, — они активизировались, и что опасно для нас, их активность распространилась сюда, в Москву, Подмосковье.

— Ваххабиты — это серьезно! Они же подозревались в подрыве «Невского экспресса».

— Да, организовал все Саид Бурятский. Его несколько лет назад ликвидировали, еще при вас.

— Помню!

— Так вот, этот Саид — Александр Тихомиров, он наполовину русский, там сейчас много таких, полукровок или чистокровных этнических славян.

— Переключились на неверных, сменили тактику?

— Как-то так. Были неверными, стали правоверными.

Шумилов покачал головой.

— А как удается ваххабитам их вербовать?

— Так же, как и в других бедных странах. Упор делают на коррупцию, угнетение свободной мысли и подобную фигню. Короче, обыкновенные вербовщики, трогающие чувствительные струны, нащупавшие болевые точки нашей жизни.

— Недавно читал о взрыве машины в Орехово-Борисово. Пострадал наш сотрудник, кажется. Так что, бандитские разборки? Нет, погоди, не отвечай, давай выпьем за близких.

Николай Поликарпович разлил водку по рюмкам.

— Как Рита поживает? — спросил он, после того как выпили, без всякой связи с предыдущим вопросом.

Забелин усмехнулся.

— С Ритой все нормально, занимается бизнесом. Старший учится, по баллам прошел в Высшую школу экономики.

— Бондаренко с ним не видится? — спросил Шумилов о бывшем муже Риты, с которым та развелась еще в Уральске.

— Нет, свалил в Штаты, даже не вспоминает о сыне. А дочка наша младшая еще учится в школе. Так что всё нормально. Рита, кстати, предлагает как-нибудь собраться, посидеть.

— Хорошая идея! — одобрил Шумилов. Он вытащил из пачки сигарету, закурил.

Сергей улыбнулся.

— Всё не можете бросить?

— Несколько раз пробовал, ну ты же помнишь. Теперь уже и не пытаюсь.

— А у меня получилось.

— Так я теперь на тебя плохо влияю? Ну, извини, брат! — с усмешкой бросил Шумилов. Он поднялся из-за стола, вышел на крыльцо, оставив после себя облачко сизого дыма, висящего в комнате без движения, как воздушный шар на привязи. Сергей поднялся и пошел следом, чтобы подышать чистым воздухом. Он встал возле Николая Поликарповича, с той стороны, откуда дул ветер, уносящий сигаретный дым вдоль стены дома, и продолжил разговор.

— Так вот, об Орехово-Борисово. Тот сотрудник, Дима Ковалев, его сейчас прикомандировали ко мне. Теперь разбираемся, кто устроил покушение.

— Прикомандировали? — поднял брови Шумилов.

— Ну да! Руководство решило сконцентрировать силы и средства для удара по московским ваххабитам. У Ковалева я был на днях в больнице, сейчас он потихоньку приходит в себя.

Забелин мелко постучал по деревянному столу три раза, чем вызвал удивление Шумилова. Но тот промолчал и не озвучил, готовую сорваться с языка насмешливую реплику о странной суеверности своего бывшего подчиненного.

Сергей перехватил его взгляд, криво усмехнулся:

— Станешь поневоле суеверным.

— Его тоже ваххабиты? — поинтересовался Николай Поликарпович, затягиваясь сигаретой.

— Вряд ли! Там наркогруппы работали, и он попал под раздачу…

Они проговорили почти до утра и легли спать, едва в окне забрезжил рассвет. Но Забелин долго не мог заснуть — лежал с открытыми глазами. Думал о предстоящей работе, о своих теперешних коллегах — молодых операх. Справятся ли они, смогут ли противостоять возникшей угрозе? Для них это дело новое — раньше курировали совсем другие линии. Хотя почему новое? Оперативная работа, по сути, является универсальной, потому подходы в ней используются одни и те же. И здесь всё равно, чем занимаешься: борьбой ли с наркодилерами, коррупционерами разных мастей или уничтожаешь террористов.

Он повернулся на бок, услышал, как на улице залаяла собака, живущая на соседней даче. Хозяина там не было — не приехал на выходные, вот пес и скучал, бегал по двору, заглядывал через дыры в изгороди к соседям. «Встать что ли, дать ему мяса?»

Сергей поднялся, взял со стола остывшие куски шашлыка, вышел на крыльцо. Он сразу услышал слева от себя, поскуливание и хруст деревянной изгороди. На улицу медленно наплывал рассвет, и фонарь, подвершенный на кончике козырька крыльца, казался совсем бесполезным — и так было видно достаточно хорошо.

Забелин спустился с крыльца, пошел на звук и чем ближе подходил, тем явственнее слышал собачье сопение. По звуку определил, где прыгает пес, подошел туда и забросил через изгородь мясо. Серый пес резво прыгнул, схватив зубами кусок. Но не отошел назад к будке, а поднялся и поставил лапы на доски забора, словно ожидал, что Забелин примется с ним играть.

— Ну-ну, — вслух произнес Забелин, — играть, дружок, я с тобой не буду. Спать пора!

Собака, и он видел это в рассветном воздухе, смотрела не него умными глазами, наклонив голову бок, как бы оценивая.

— Не уговоришь! — ухмыльнулся Сергей.

Он пошел назад к дому, к крыльцу, оставляя за забором скучающего пса.

Из полей, окружающих дачный кооператив, медленно наползал белесый туман, заволакивая дымкой редкие доски забора, соседский дом и пса, просунувшего голову в щель между столбами. Забелин взялся за ручку двери и хотел уже войти в дом, как услышал звук подъезжавшей машины. В тумане показались два лучика света, неторопливо ползущие по грунтовой дороге между домами. Сергей задержался на крыльце.

Он увидел, как мимо дома Шумилова медленно проехали «Жигули», показавшиеся в тумане окрашенными в молочный цвет, наверное, это был светло-бежевый. Забелина охватило любопытство — что делает здесь машина почти в четыре часа утра. Он спустился с крыльца, сделал несколько шагов и подошел к калитке.

«Жигули» уже остановились возле того трехэтажного кирпичного дома, который они обсуждали в момент приезда Забелина. Показались два человека, которых Сергей Павлович не рассмотрел в тумане. Хлопнули дверцы и люди скрылись за высоким забором.

«Чего они делают в такую рань?» — запоздало пришла в голову Забелина здравая мысль — всё это время он только наблюдал за незнакомцами. Впрочем, какое ему дело, куда люди ездят по ночам? Наверное, на заработки — сейчас многие подрабатывают таксистами. В любом случае, эти вопросы не для него и нечего занимать ими голову под утро.

Он вернулся в дом, упал на кровать и сразу заснул, глухо, без сновидений.

Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, кабинет начальника Управления генерал-майора Васильева А. А., 26 июня, 17.38

Генерал-майор Васильев вернулся от начальства озабоченный и недовольный — перед ним ставили новые задачи, а он еще и со старыми не успел разобраться. Опять подняли вопрос о ваххабитах, мол, сочинская олимпиада на носу, а у Васильева по московским ваххабитам сплошные пробелы — ничего конкретного, всё приблизительно и туманно.

И потом, совершенно непонятно, чего так долго возится Забелин с созданием группы, почему он не избавился от неподходящих для этой задачи людей. Сергей Павлович вообще-то славился четкостью и оперативным выполнением всех поручений, а тут его будто подменили.

Это тоже поставили в вину Васильеву.

Что же, любого начальника винить можно за многое, на то он и начальник. Однако среди всплывших в ходе разговора упреков можно найти и рациональное зерно, не всё там было на эмоциях.

У Васильева вдруг заныло в области желудка, и тупая ноющая боль напомнила, что он год назад лечился от язвы. Сейчас он был полностью здоров, не считая мелких рецидивов, но иногда для профилактики принимал лекарства, предписанные врачами. Васильев поднялся, налил в стакан воды, запил ею таблетку. Через пару минут отпустило.

Он вообще редко жаловался на здоровье. Сухощавый, подтянутый, без грамма лишнего веса, Сан Саныч вызывал зависть своих коллег — таких же начальников Управлений, которым, как и ему было под шестьдесят, но которые давно утратили стройность фигуры.

Остановившись возле зеркала и машинально оглядев свою физиономию, генерал пригладил рукой шапку седых волос. Его мысли вернулись к Забелину.

Почему Сергей Павлович не избавился от Ковалева из Управления «Н»? Васильев узнал, что Ковалев в больнице, уже пару недель приходит в себя после взрыва, устроенного, скорее всего, наркодельцами. А ведь он едва не погиб там, возле машины. Ну, какой сейчас из него оперативник? Ему кроме хирургов надо бы еще и к психиатру заглянуть, подумать о реабилитации психики, ведь такие вещи не проходят бесследно. А ну как возьмет пистолет и начнет стрелять по всему, что движется, как печально известный милиционер Евсюков? Между тем Забелин возится с ним, нянчится как с малым дитём.

В глубине души Васильев, конечно, не верил, что у раненого оперативника «поедет крыша», но никто не застрахован от срывов, особенно на их напряженной работе.

Выбор опера из Управления «П» тоже выглядел странно. С этим Гонцовым расставаться надо, если по-хорошему, несмотря на его прошлые заслуги. Алкоголик, разгильдяй, безответственный человек. Непонятно, почему его держит руководство Управления!

В любом случае, эти вопросы стоили обсуждения.

Сев за стол, Васильев позвонил Забелину и пригласил в свой кабинет. Когда Сергей Павлович появился, генерал довольно резко высказался о темпах создания группы и кандидатурах, на которых остановился Забелин. Тот в ответ пробовал возражать, объяснять свои мотивы, но потом прекратил, уяснив, что начальник сегодня не в духе.

— Каково положение у тебя сегодня, на данный час? — выплеснув, наконец, недовольство, Васильев повернул разговор в спокойное русло.

— Гонцов и Ракитин изучали материалы, постепенно вникают.

— Что с Ковалевым?

— Ожидаю его появления на днях, к середине или к концу недели. Думаю, в конце недели он будет точно.

— Хорошо! Пусть сразу включается в работу. Нам как воздух нужны источники в этом, так называемом, джамаате, без них мы слепы и глухи. Согласен?

— Да, Сан Саныч, но подобраться сложно. Сейчас прорабатываем варианты, может, будет легче завербовать кого-то со стороны, а потом внедрить в группировку.

— Действуйте по обстановке! Кстати, возможно, у нас там есть агент, — Васильев сделал паузу, — но связь с ним утрачена.

— Как утрачена? Наверняка, в личном деле есть его контакты, надо их возобновить.

— В том то и дело! — генерал нахмурился и удрученно констатировал: — Нет никакого личного дела. Оперативник, который вербовал, уволился и уехал за границу, а в подразделении регистрации не нашли следов. Имеется только непонятная запись об исключении из агентурного аппарата, но, как я уже и сказал, личного дела нет, хотя сам знаешь, по приказу оно хранится достаточно долго.

Покачав головой, удивленный Забелин признался:

— Знаете, с таким я не сталкивался. Хотя… — он замолчал на минуту, — что-то подобное у нас произошло в Уральске, когда я там служил. Мой приятель Саша Цыганков завербовал одного из крупных криминальных авторитетов, и чтобы его не светить, документально вербовку не оформлял — начальник Управления разрешил.

На мгновение Сергея Павловича захватили воспоминания. Он вспомнил Цыганкова, его опасные «стрелки» с криминальными авторитетами города, жесткую схватку с лидером ОПГ Матвеем и бесславную кончину последнего в пожаре казино. Проблем этот бандит тогда принес немало.

— Да так могло быть в девяностых, — согласился Васильев, — тогда бардак был: то агенты, то конфиденциальные источники. Сейчас у нас всё строго.

Генерал устало растер лицо руками и кинул мимолетный взгляд на толстый ежедневник, в который записывал возникающие в повседневной сутолоке задачи. То, о чем говорили сегодня на совещании у заместителя Директора, он тоже записал — так было удобнее работать.

Генерал пододвинул ежедневник к себе, полистал страницы.

— Известен только псевдоним этого агента — «Старый», — продолжил он. — Это коллеги из другого Управления сообщили, больше про него ничего неизвестно. Кто, где, как выглядит… Ничего!

— Потерянный агент, — пробормотал Забелин.

— Что? Точно! Потерянный агент, правильно сказал. Почему о нем вспомнили? Потому что внедряли в одну из мусульманских организаций, как полагали, связанных с террористическим подпольем. Нашли упоминание, что он учился в медресе в Египте. Последние данные были, что «Старый» уезжал в Сирию, для подготовки в лагере боевиков. Но прошел год, он должен был вернуться назад авторитетным человеком, имеющим опыт войны.

— Сан Саныч, если мы не знаем кто он такой, то эта информация нам вряд ли поможет, будь он хоть главой джамаата или основным подручным амира. Есть только один шанс — он сам выйдет на связь. Но, опять, его куратора уже нет, а других он может и не знать.

— В том то и дело! Хорошо, над этой проблемой подумаем позже. Пока ни с кем в своей группе информацией не делись, а там будет видно.

Москва, Больница скорой медицинской помощи, общая палата, 26 июня 2013г., 14.05

Почти выздоровевший Ковалев, в последние дни чувствовал себя достаточно хорошо и просил его выписать как можно скорее. К этому подталкивала и беседа с Забелиным, о которой Дмитрий думал всё время после посещения палаты полковником; впереди было новое, интересное дело, которым не терпелось заняться.

К тому же белый больничный цвет на кроватях, халатах врачей и потолке палаты, ему уже порядком приелся. Девственная белизна лишний раз напоминала, что Ковалев пока не совсем выздоровел, не до конца восстановился. Однако молодой врач, вообразивший себя доктором Хаусом, к досаде Дмитрия, упрямился, заставлял сдавать какие-то новые анализы, заново проходить УЗИ, томографию. И так можно было лечиться до бесконечности.

После обеда Ковалева всегда клонило в сон, но он не знал отчего. Вроде, пища в больнице не была такой обильной и сытной, как дома; молодой организм еще не реагировал на атмосферные перепады давления, как у стариков. И всё же глаза сами собой закрывались, и он проваливался в пустоту сна. Однако сегодня он решил не поддаваться.

В окно билось послеполуденное солнце, но створки были плотно затворены, и он представил, как на улице хорошо. Он будто вживую увидел свой родной провинциальный городок, откуда приехал в столицу, увидел знакомых людей, невысокие дома, текущую по центру городка маленькую речку. Она благоухала свежестью, принесенной с окрестных полей и это был запах детства. Конечно, он ни в какое сравнение не шел с тем угнетающим запахом лекарств и больничной пыли, который так доставал его в московской больничной палате.

«Сейчас бы на улицу! — мечтает Дмитрий, — пройтись по центру, поглазеть на встречных девчонок, попить пивка…» Однако его фантазии прерываются внезапно зашедшим в палату Забелиным.

— Я быстро! — говорит тот вместо приветствия и присаживается рядом.

— Как ты? Все нормально?

— Иду на поправку. Скоро выпишут, не сегодня-завтра.

— Вот и хорошо, лучше, конечно, сегодня, а то работы невпроворот. Группа у нас уже создана, ждем только тебя. Кстати, коллеги из твоего отдела что-то нащупали по покушению, мне Снегирев звонил.

— А что именно? — в глазах Дмитрия зажглось любопытство, и Забелин с удовлетворением отметил, что Ковалев потихоньку оживает.

— Кое-что, связанное с тем взрывом «Тойоты». Спецы установили тип взрывчатки, нашли остатки устройства. — Забелин сделал паузу. — Тут ко мне Снегирев обратился, попросил не исключать тебя из этого расследования. Вроде у тебя есть выходы на какого-то дилера, которого зовут Антоном.

— Антон? Да, я занимался им.

— Снегирев мне так и сказал, но я ему ничего не обещал. Ты как сам-то, сможешь справиться на двух фронтах?

— Пожалуй, смогу! — уверенно сообщил Ковалев, оценивая свои шансы на успех достаточно высоко; у него осталась агентура среди лиц, завязанных на наркотический бизнес, возможно, кто-то и сдаст заказчиков с исполнителями.

— Но смотри! — предупредил Сергей Павлович, — приоритет за мной. Как только по нашему делу будет аврал — всё бросаешь и подключаешься. А сейчас мне пора!

Последние слова Забелин произносит уже на ходу, исчезая так же стремительно, как и появился. «Будто фантом!» — с удивлением констатирует Дмитрий и прислушивается к себе: его уже беспричинно не тянет в сон, значит он, действительно, поправляется и скоро вернется в строй.

«Строй! Интересное слово. Почему в строй? Какой строй? У нас же не армия, но страна будто мобилизована со времен Сталина. А может и того раньше. Мы всегда в строю, всегда готовы к бою!»

Он лежит и размышляет, улыбаясь своим странным мыслям, пока в палате не появляется медсестра.

Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, отдел полковника Забелина С. П., кабинет оперсостава, 26 июня, 15.40

Вернувшись из больницы, Забелин пошел в кабинет, выделенный сотрудникам его группы на период работы по ваххабитам. Кабинетик был небольшой — там с трудом вместилось три стола, но уютный. Раньше в нем сидел один из начальников направления, а после реорганизации его должность сократили и помещение освободилось.

Кроме столов в кабинете поместились три серых сейфа, вешалка-тренога и тумбочка у окна. Чувствовалось, что кабинет чужой, необжитой, пользуемый для временного пристанища. В нем не было ни обычных в таких случаях висячих календарей, с передвижным красным квадратиком, отмечавшим текущий день, ни грамот, ни личных фото. Спартанская обстановка должна была располагать к тому, чтобы обитатели кабинета долго в нем не засиживались.

В помещении Забелин застал одного Гонцова. Сергей Павлович вернул ему агентурное сообщение, которое тот принес накануне.

За два дня до этого, они втроем сидели у Забелина, обсуждали с чего начать. Ракитин, чувствующий себя неловко и скованно в кабинете начальника, все время ерзал в кресле, норовя найти удобную позу. Как любой аналитик, он привык к определенной свободе, творческому беспорядку на столе, где среди аналитических справок и статданных, могли заваляться черствые булки или засохшее печенье, скрепки и исписанные ручки, которые выбросить было недосуг.

Ракитин сообщил, что изучил почти все оперативные материалы по интересующей теме и пришел к одному любопытному выводу: несколько русских ваххабитов были завербованы в системе исполнения наказаний. Он говорил, волнуясь, периодически поправляя дужки очков, падающих с круглого лица. Его волнение не укрылось от Гонцова.

— Не тряси стол, Ракита! — обронил он в шутку.

Но Забелин, метнув в его сторону строгий взгляд, приказал коротко:

— Продолжай!

— В частности, — Ракитин снова поправил сползающие с носа очки, — два москвича после пребывания в СИЗО №14, которое в Подольске, приняли мусульманскую веру. Потом они отправились на Северный Кавказ, где и были задержаны полицией.

— Вот видишь, Юрий Юрьевич, — назидательно подчеркнул Забелин, испытывая желания приспустить Гонцова с его оперских высот, с которых тот самоуверенно посматривал на Ракитина, — два человека фактически завербованы у нас под носом. У тебя есть кто-то во ФСИН?

— Есть один агент, дает информацию по изоляторам Подмосковья. Могу встретиться, — Гонцов дернул кадыком, точно сглатывая слюну.

— Давай, Юрий Юрьевич, чем скорее, тем лучше. А ты, Саша, — Забелин с одобрением посмотрел на Ракитина, — запроси информацию по агентурным сообщениям и справкам оперативных контактов в отношении обстановки в тюрьмах и местах лишения свободы по Москве и области. Попробуй оттуда что-нибудь выудить.

На следующий день Гонцов принес сообщение, с которым, получив разрешение начальника отдела Владимирова, ознакомил Сергея Павловича.

Оперативные документы

Сов. секретно

экз. №1

Агентурное сообщение агента «Железняка»

Встреча проведена на я/к «Достовалов» 25 июня 2013г.

Источник сообщает, что после проведенной аттестации в СИЗО-14 обстановка остается напряженной. Ряд сотрудников: майор внутренней службы Абрамов Ю. Б., капитаны Бывальцев А. А., Андреев Е. К., недовольны переназначением (считали, что достойны повышения на открывшиеся вакансии).

Отдельные сотрудники одобряют прошедшую аттестацию и удовлетворены повышением денежного довольствия. Среди последних можно отметить Шаманова Б. Р., которого повысили в должности, переведя на капитанскую. Шаманов, являясь карачаевцем, имеет широкие связи среди бизнесменов диаспоры и неоднократно оказывал мелкие услуги руководству СИЗО.

В отношении двух сотрудников: капитанов Слезкина А. П. и Егорова А.А, у источника имеется непроверенная информация о наличии незарегистрированного оружия, которое м.б. использовано в криминальных целях.

«Железняк» 25.06.13г.

Задание агенту:

1. В отношении к-нов Слезкина и Егорова необходимо получить дополнительные сведения о наличии оружия.

2. Установить с Шамановым доверительные отношения в целях получения от него дополнительной информации о ситуации внутри СИЗО, а также в настроениях в диаспоре.

Ст. оперуполномоченный майор Гонцов Ю. Ю.

Резолюция начальника:

«Согласен. В помощь «Железняку» для работы по Слезкину и Егорову подключите оперативные контакты «ПАС» и «ВВТ».

Начальник отдела полковник Владимиров А. Ю.

— Юрий Юрьевич, генерал очень недоволен нами, — Забелин присел на свободное место, — пора уже браться за работу, засучив рукава. Ковалева, видимо, выпишут завтра, и он к нам присоединится, а тебе надо вплотную заняться подбором источников. Есть мысли?

— Может, поизучать Шаманова, о котором говорил «Железняк»? В его СИЗО окопались ваххабиты, вербуют молодых пацанов…

— Свои люди в этом учреждении пригодятся, вот и займись им плотнее. Если он не станет источником, пусть будет доверительным контактом, мне все равно — главное, чтобы давал информацию вовремя, ну еще помогал по нашим вопросам. Да и все материалы по Шаманову передавай мне, не надо Владимирову. Ты сейчас в моей группе, никому не нужно знать, чем мы занимаемся, на каких людей выходим. Понятно?

Бросив случайный взгляд на руки Юрия Юрьевича, Забелин заметил, что тот беспокойно перебирает бумажки на столе.

«Ю-ю почти хроник, — заметил он, расстраиваясь. — Если бы я его не знал, то точно принял бы за конченого алкаша. С другой стороны, физиономию Гонцова ведь можно использовать в оперативных целях. Разве кто-то подумает, что он чекист?»

Москва, СВАО, район «Марьина роща», улица Двинцев возле гимназии №2130, 27 июня, 17.10

Жена Забелина Рита Виккерс подъехала к гимназии, в которой училась их дочь, к двум часам дня. Хотя прошел месяц, как начались летние каникулы, Виккерс пристроила Аню, так звали дочь, в городской летний лагерь при школе. В него ходило много детей, и дочери было нескучно.

Она должна была скоро появиться из школы; ей исполнилось двенадцать, совсем уже взрослая, но Маргарита пока не рисковала отпускать дочь на улицы одну, давать полную свободу. Этих маньяков сейчас столько развелось! А ведь когда она училась, о таких вещах не только не шептались, но и в детективных фильмах никогда не показывали. Кражи, воровство, ну, в крайнем случае, убийство.

Конечно, не факт, что сексуальные преступления по отношению к детям не случались, но они не носили массовый, распространенный по стране характер. Теперь же, что ни день, появляются новые ужасные сообщения, страшные подробности.

Рита повернула зеркало заднего вида, посмотрела на лицо. С грустью пришлось заметить, что от старости не убежишь. Вот появилось несколько седых волосков у виска. Вот возникли две морщинки с края глаз. Она провела пальцами по коже, словно надеясь массажем ликвидировать эти злосчастные следы увядания кожи, но всё осталось как есть. А ведь ей еще нет и пятидесяти!

Прекрасный летний день был уже на излете, но всё равно ласково грело теплое солнышко, на небе не наблюдалось ни облачка. Место, где она припарковалась, было тенистым, закрытым от солнечных лучей густой листвой растущих на обочине деревьев, поэтому её черный джип не грелся, и Виккерс не включала кондиционер.

Она планировала подвезти дочь до дома, а потом вернуться в офис и поработать до вечера. Ликвидировав почти все дела в Уральске, она оставила за собой только торговый центр, переведя основной капитал в Москву. Здесь она создала фирму по оптовой торговле продуктами, не большую и не маленькую — среднюю. На крупную пришлось бы значительно потратиться — набирать солидный штат, думать о логистике, о серьезных кредитах в банке, а с маленькой было скучно.

Рассеянным взглядом она пробежала по тротуару, ведущему к выходу из школьного двора. Двор школы был огорожен зеленым металлическим забором, прутья которого выстроились ровной шеренгой и оканчивался широкой дверцей. Вдоль всего тротуара, до самой автобусной остановки, тесно примостились машины, и Маргарите с трудом удалось втиснуть свой джип.

Она видела, как по тротуару медленно прогуливались женщины, среди которых Виккерс узнала знакомых из класса, где училась дочь. Они тоже отправили своих детей в летний лагерь, и теперь пришли их забирать. Рита хотела выйти из машины, поздороваться, но в последнюю минуту передумала, решив подкрасить губы.

В это время мимо проехал мусоровоз с двумя рабочими. Маргарита краем глаза заметила, что машина притормозила возле остановки, один из рабочих в синем комбинезоне резво выскочил из кабины, забрал из бачка мусор и нагнулся, заправляя пустой пакет.

Она с удовлетворением отметила про себя, что Москва, всё-таки, относительно чистый город, регулярно убирается и облагораживается, разбивают клумбы, высаживают цветы, деревья. И пусть за это приходится платить повышенным числом гастарбайтеров — она согласна.

До уха Виккерс долетел звонкий шум детских голосов, и Рита обнаружила, что учителя уже отпустили детей, закончив работу лагеря. Детвора высыпала на двор. Родители быстро, наметанным глазом находили своих детей и разбирали их, как заботливые наседки своих цыплят. Дети постарше, многоголосой, веселой толпой выходили из ворот и с шумом, гамом, разлетались в разные стороны, точно потревоженные пчелы из улья.

Хлопнула дверца машины — в салоне очутилась Аня.

— Привет, мам! — она чмокнула Маргариту в щеку и Виккерс машинально, материнским взглядом окинула дочку.

Анна чертами лица больше походила на отца, на Сергея: и прямой нос, и голубые глаза, и овал лица — всё было от него. От матери дочка унаследовала только тёмно-рыжие, почти каштановые, волосы.

— Как прошел день, Анюта? — весело спросила Маргарита, заводя мотор — с дочкой они всегда общались в несколько ироничном тоне, словно старшая сестра говорила с младшей.

— День прошел клёво! — так же весело, в тон матери ответила Аня. Она кинула сумку на заднее сиденье и привычно пристегнула себя ремнем.

— Ну что поехали?

— Мам, заедем в «Старбакс»? — Аня умоляюще посмотрела на мать.

Рита не успела ответить. Впереди, по ходу движения раздался громкий хлопок, точно кто-то наступил на пустой бумажный пакет, надутый воздухом, а затем её машину накрыл оглушающий грохот. Как определила Виккерс, звук шел от автобусной остановки и следом сразу раздался крик, визг, косматый густой дым взвился вверх.

Ей было плохо видно, что там творится, но пластиковая крыша остановки уже не возвышалась над машинами, её не было, так же, как и большого куска металлического забора позади. По краям дыры в заборе вверх торчали острые прутья железной решетки, выгнутые силой мощного взрыва.

Подчиняясь инстинкту самосохранения и боясь за дочь, Маргарита вознамерилась нажать на газ, рвануть прочь, пока снова не громыхнуло. От Сергея она слышала, что часто закладывают два устройства и когда на место прибывает оперативно-следственная группа, то срабатывает второе. Но ехать вперед, значить проезжать рядом с остановкой.

Она беспомощно оглянулась назад, чтобы определить расстояние до задней машины, в надежде развернуться и поехать в обратную сторону. В глаза ей бросилось застывшее лицо Маши, её пальцы, судорожно вцепившиеся в ремень безопасности.

— Сейчас дочка, погоди! — успокаивающе пробормотала она. — Погоди, сейчас поедем!

— Мам, а что там случилось? — испуганно спросила Аня. — Кто там на остановке?

Мимо по тротуару бежали женщины и дети с искаженными страхом лицами, некоторые размазывали кровь по лицу и оттого выглядели еще страшнее. Поддавшись общей панике, Виккерс нажала педаль газа, подавая машину назад. Она хотела сделать это плавно, осторожно, но не рассчитала и резко ударила в капот машину, стоящую позади. К общим крикам добавился и вой сигнализации.

— Мам, ну, что там?

Голос дочери, которая смотрела во все глаза в сторону того места, где некогда была остановка, слегка отрезвил и привел в чувство Маргариту. Чего она запаниковала? Они далеко от взрыва, им вреда не будет, до них недостанет. Она взяла себя в руки.

— Сиди здесь, не выходи! — бросила она дочери и выскочила наружу.

На улице запахи горелой резины, пластика, бензина, ощущались еще сильнее, чем в салоне машины. Доставая сотовый телефон из сумочки, Виккерс медленно пошла вперед.

Навстречу уже никто не бежал.

Чем ближе она подходила, тем страшнее ей становилось. У самой остановки, перегородив дорогу, стоял покореженный «Опель» без лобового стекла. Взрыв развернул его и отбросил почти к середине дороги. Рита боялась посмотреть, что сталось в эпицентре взрыва. Её мучила невозможность, нереальность происходящего с ней, с её дочерью, со всеми, кто очутился здесь и в этот час.

Как такое оказалось возможным неподалеку от центра многомиллионного города полного людей, машин, суетливой уличной жизнью? Как такое могло произойти белым днем, мирным и тихим, наполненным звонко-звучащими детскими голосами? Сама мысль о возможном несчастье в такой солнечный день, казалась Рите дикой и бредовой.

Она, медленно шагая и держа в руке сотовый телефон, о котором совершенно забыла, приблизилась к эпицентру взрыва еще на несколько метров. Дым рассеялся, и ей открылась ужасающая картина: она увидела несколько тел — это были женщины и дети, все лежали без движения, не подавая признаков жизни.

Будучи достаточно опытной женщиной и многое повидав в жизни, сама попавшая под пули бандитов, Рита считала себя достаточно хладнокровной, чтобы не терять голову в подобных ситуациях. Но тут её охватила паника. Она вдруг представила себя здесь вместе с Аней, ведь они иногда тоже стояли здесь, ждали автобус, теперь могли бы вот так же лежать, неживые…

Она вспомнила о телефоне и лихорадочно набрала номер мужа.

— Сергей, — закричала она в трубку, едва тот ответил, — тут взрыв, остановку взорвали.

— Где ты, в каком месте? — уточнил муж, и голос его показался Маргарите излишне спокойным, как будто он ей не поверил, не посчитал серьезным её сообщение.

— Я у Ани, возле школы. Остановку тут взорвали. Ты меня слышишь?

— Рита, спокойно! Вы не пострадали?

— Нет, с нами нормально. Аня уже забралась в машину, когда…

— Скорую вызвали?

— Нет. Не знаю. Сережа, так страшно, так страшно! Там же могли бы мы с Аней.

— Рит, послушай меня, возвращайся в машину, вызывай скорую. Я сейчас подъеду. Поняла? Дождись меня, не уезжай!

Виккерс растерянно посмотрела вокруг, повернулась и пошла назад к машине. Она была потрясена случившимся и чувствовала себя опустошенной. Перед глазами стояла картина с разбросанными по остановке телами женщин, детей. Один мальчик чуть моложе её дочери, лежал на спине у края тротуара, неловко подвернув ножку. Рядом валялась женская сумочка, осколки разбитого лобового стекла «Опеля». Кто мог это сделать, кому надо? Убить детей могли только выродки, такие как в Беслане.

Она села в машину и принудили себя сохранять спокойное выражение на лице, хотя горло перехватило спазмом, а глаза налились слезами. Ей не хотелось пугать дочь.

Через полчаса подъехал Сергей Павлович на черной служебной машине. Он был вместе с Гонцовым. К этому времени Рита уже полностью взяла себя в руки, её переживания выдавали чуть покрасневшие глаза.

Место происшествия было оцеплено. Сновали медики, полиция опрашивала свидетелей, Риту уже опросили. В штатском ходили сотрудники следственно-оперативной группы.

— Сергей Павлович, — сообщил Гонцов, вернувшийся к их машине, — там полиция и следственный комитет занимаются. Это не наш объект.

Гонцов имел в виду, что производство следствия по терактам было отнесено к разным силовым ведомствам. ФСБ, в частности, расследовало теракты на объектах, имеющих стратегическое значение, или на тех, где случилось большое количество жертв. На этой остановке погибло пять человек — двое взрослых и трое детей и дело отошло полиции.

Мимо них медленно проехали санитарные машины.

— Юрий Юрьевич, договорись со старшим, чтобы нам сообщили, если найдут улики. Особенно это касается возможного участия ваххабитов.

Гонцов пошел к остановке, вокруг которой работали следователи.

— Это кто? — удивленно спросила пришедшая в себя Маргарита.

— Сотрудник из моей группы.

— А-а, я думала какой-то бухарик из бывших ментов.

Забелин усмехнулся.

— Есть и исправившиеся алкоголики, не все пропадают на дне бутылки. Малыш, ты как? — обратился он к дочери. Дочь смотрела на него непонимающим взглядом синих глаз.

— Пап, а что там?

— Там… — Сергей Павлович замолчал, не зная, как объяснить. Рассказать о теракте — дочь не поймет, да и не для неё это, рано еще. — Там несчастье, Анюта, большое несчастье! Ты пока сиди, не выходи из машины, а потом с мамой поедите домой.

Посмотрев туда, где высокий и прямой как фонарный столб Гонцов разговаривал с кем-то из следственной группы, Забелин поинтересовался у супруги:

— Рита, ты что-то заметила странное, необычное, чего раньше здесь не было?

— Да нет, Серёж, все как обычно: подъехала, припарковалась, немного подкрасилась, вон даже помаду забыла убрать, она на приборной доске. Потом Машка прибежала. Мы с ней и не успели поговорить толком, так что, ничего такого! Потом громыхнуло.

— Подозрительных людей не видела? Может машины?

— Говорю же, ничего такого! И машин тоже не было чужих. У тротуара стояли пустые, я бы заметила кого-нибудь.

Забелин задумчиво посмотрел на здание школы, видневшееся сквозь металлическую ограду. Оно было после ремонта, переливалось на солнце новыми стеклами окон, блестело панелями бежевых плит, которыми был отделан фасад.

— Наверное, в гимназии должны быть видеокамеры! — предположил Забелин. — Потом заберем копию записи, посмотрим, что на них. Я на минуту схожу к Гонцову, посидите пока.

Юрий Юрьевич разговаривал с миловидной шатенкой, у которой было строгое серьезное лицо, но какое-то непривычно яркое. Потом Забелин сообразил, что этот эффект девушке придают ярко-алые губы и густо наложенный макияж, подведенные черной тушью глаза, удлиненные ресницы. «Как Барби, только с юга», — подумалось Забелину, невольно представившему куклу-блондинку с темными волосами.

Выяснилось, девушка работала в Следственном Комитете, и звали её Оксана Яркова. Она была в синей форме, на погонах по четыре звездочки, что соответствовало званию «капитан юстиции».

— Добрый день! — поздоровался подошедший Забелин и представился, но был встречен не очень любезно.

— Я уже объяснила вашему коллеге, что делом занимается полиция, — холодно сообщила Яркова, — вы здесь не нужны! Мы сами справимся. Если будет что-то заслуживающее внимание, получите информацию установленным порядком.

— Да ладно, мы же все делаем одно дело, — попытался разрядить обстановку Сергей Павлович глядя на самоуверенное лицо следователя в юбке. — Я хотел попросить, чтобы записи видеокамеры с гимназии дали нам посмотреть.

Забелин не хотел говорить при Ярковой о записях — пусть бы Гонцов порешал с операми, — но потом будто черт толкнул его под локоть. Яркова оглянулась на гимназию, тоже заметила висящие над входом камеры.

— Мы их изучить, после сообщим вам, — неопределенно ответила она. — А сейчас, извините, работать надо.

Глядя вслед отошедшей Ярковой, Юрий Юрьевич, дергая кадыком, буркнул:

— Серьезная дамочка!

— Ничего, решим вопрос. Только придется выходить на другой уровень у следаков в их Комитете. Ох и не люблю я эти заморочки, когда каждая кочка мнит себя горой! Ты подожди меня в машине, я схожу к своим и еще вернусь.

Думая о Ярковой и удивляясь в душе людям, которые любят создавать проблемы другим абсолютно на пустом месте, Сергей Павлович отправился к джипу жены. Там он сказал Рите:

— Если с тобой уже поговорили следователи, езжайте!

— Мне еще ГИБДД ждать, видишь, помяла, — Рита махнула рукой на машину, стоявшую позади неё. — Если можешь, захвати Машу и забрось её домой. Я боюсь, мне придется часа два ждать, здесь же все оцеплено.

— Хорошо! — согласился Забелин и посторонился — с включенными красно-синими огнями, но без сирены, начали двигаться машины скорой помощи, забравшие погибших от остановки.

Он посмотрел им вслед, испытывая горькое чувство бессилия и ненависти. Враг был вокруг, враг наносил смертельные удары, убивая беззащитных, а они не знали где он, кто он, и, самое главное, куда ударит в следующий раз.

Москва, больница скорой медицинской помощи, общая палата, 27 июня 2013г., 18.22

Дмитрий Ковалев готовился к выписке из больницы. Он чувствовал себя достаточно хорошо — голова уже не кружилась, и больничная палата не плыла перед глазами, не болел бок, на который он упал, когда отлетел от машины, пропала периодически наплывавшая тошнота. И самое главное, бесследно исчезло проклятое черное забытье, в которое он сваливался в первые дни.

Он уже собрал вещи, оделся и готовился уйти из палаты, но его задержал работающий телевизор, стоявший в углу комнаты. Обычно он работал без звука, однако тут пошла картинка школы, возникло встревоженное лицо диктора, и Дмитрий прибавил звук. Так он узнал о совершенном теракте возле гимназии на улице Двинцев.

Он присел на стул, чтобы досмотреть репортаж до конца. Но дверь палаты открылась, и вошел молодой человек с модной небритостью на лице. Он был невысокого роста, подвижный, в джинсах и зеленой майке с надписью «Russia». В вошедшем Ковалев признал однокашника по университету Ромку Песоцкого. С ним они вместе заканчивали юридический факультет, и тот тоже был майором, только служил в полиции.

Роман, насколько было известно Ковалеву, занимался йогой, но ходил туда не столько для приобретения гибкости тела, сколько для того, чтобы познакомится с девушками и потом вместе изучать позы типа «лотоса» или «крокодила». Заниматься сексом, когда твой партнер стоит на руках, казалось ему забавным занятием.

— Здоров, красавчик! — жизнерадостно бросил с порога приятель.

На майке, на груди у Песоцкого расплылись темные круги — на улице было жарко.

— Возьми воду в холодильнике! — предложил Ковалев, показывая на стоящий в углу небольшой, похожий на высокую тумбочку, холодильник.

Песоцкий достал маленькую бутылку и весело забулькал водой из горлышка. Утолив жажду, он бросив взгляд в сторону телевизора и заметил, что показывают следователя Яркову и тут же заулыбался, обнажая крупные, лошадиные зубы. В обрамлении черной поросли под носом и на подбородке зубы казались еще больше:

— Глянь, Оксанку показывают!

Все они: Ковалев, Песоцкий, Яркова и погибшая Татьяна учились на одном курсе и в одной группе, периодически встречались на собраниях однокурсников. Роман, помимо всего прочего, несколько раз выезжал вместе с Оксаной на место преступления.

— Точно, Оксана! — подтвердил Ковалев. — Серьезное дело там, я смотрю, закрутилось. Опять теракт. Сколько прошло с последнего?

Песоцкий задумался.

— Кажется, в Домодедово, в позапрошлом году. Теперь опять. Так что плохо работаете, господа чекисты!

— Да ладно, не мы одни! Всем можно сделать предъяву.

— Ты долго здесь еще будешь? — сменил тему Песоцкий.

— Как раз сегодня выписываюсь.

— Значит, скоро с тобой посидим в баре, пивка попьем?

— А то!

Песоцкий снова посмотрел на телевизор, где показывали развороченную остановку, но уже без тел и лицо его омрачилось.

— Слушай, — обратился он к Дмитрию, видимо вспомнив предыдущий взрыв, когда по телевизору показывали обгоревшую черную «Тойоту», — там же с тобой Таня была?

— Да, Рома, она! Я не знаю, откуда она взялась, гулял по улице, смотрю, идет. Ну и пошли вместе.

О своих подозрениях, о том, что Татьяна могла оказаться тем самым детонатором, который и привел в действие СВУ, Ковалев благоразумно умолчал. Подозрения есть подозрения — их к делу не пришьёшь, а тень можно кинуть.

— Да, Танюшка, — вздохнул Песоцкий, — не повезло ей!

— Еще бы! Если это можно назвать невезением.

— Я не о том, Димон! — Роман хлопнул с досады себя по коленкам, — в жизни ей не повезло, вот о чём! Сама погибла, а брат нарик конченый. Кто о нем будет заботиться без неё? Кому он нафиг нужен!

— А он… Он дома жил с Татьяной?

— Не знаю я. Но если хочешь, пробью адрес, — охотно вызвался Песоцкий, желая быть хоть чем-то полезным своему приятелю. У Ковалева ведь и так есть много возможностей в ФСБ, и без него он легко бы справился.

— Ромка, — Ковалев замялся, у него вдруг возникла мысль, что брат-наркоман мог быть как-то причастен к странным поступкам сестры, угрожать ей, шантажировать, — как думаешь, не мог брат «наезжать» на Таню, просить денег на дурь? Они же такие, эти нарики, им родные — не родные, всё пофигу!

— Да мог, конечно! — пожал плечами Песоцкий. — Но причем тут ты? Думаешь, это он заставил её подойти к тебе?

— Понимаешь, — Ковалев выключил телевизор, по которому закончили показывать новости, — мне кажется, её как-то использовали. Я ведь работал по одной из группировок этнических наркодилеров.

— Вышел на серьезных людей?

— На одного из дилеров по кличке Антон.

— Понятно! И что, тебе адрес братца нужен или уже нет?

— Нужен.

— Тогда за тобой будет должок, посидишь со мной в баре, — заулыбался Песоцкий, показывая большие зубы.

— Не шантажируй, Ромка! Как пробьешь адресок, сбрось инфу эсэмэской.

Дмитрию не верилось, что Таня связалась с наркодилерами, он не мог в этом себя убедить, да и не похоже это было на неё — спокойную, собранную девушку, отличницу. Он вспоминал её лицо, таким, каким увидел в тот последний субботний день. На нем не было отпечатка предательства, того порочного и циничного расчета, который мог читаться в глазах какой-нибудь подосланной девицы. И лицо её не было лицом наркоманки: цвет кожи, зрачки глаз, губы — говорили, что она чиста и не сидит на наркоте. Нет, вряд ли она принимала, вряд ли связана с дилерами.

А вот её брат мог, это реально! С брата следовало начинать.

Что ж, он начнёт, а потом, если нароет что-то полезное, передаст информацию отдельским ребятам. Возможно, это и станет той зацепкой, в деле о покушении на него, которая поможет. Следственная группа ведь не сильно продвинулась в расследовании, это было ему известно. Он, именно он, Ковалев, должен сделать первый шаг в правильном направлении.

Ему невольно вспомнились обрывки снов, видений, захвативших его после контузии. Первый шаг по черной дороге, простирающейся через Долину. Это очень трудно, неимоверно, но сделать его надо. «Опять меня к религии потянуло, — подумал он, — с чего бы это?»

После ухода Песоцкого, он набрал номер Забелина на мобильнике — тот ехал в машине с места взрыва и застрял в столичной пробке.

— Сергей Павлович, я сегодня выписываюсь, — сообщил Ковалев. — Помните, вы говорили, что у меня есть несколько дней, чтобы разобраться со старыми делами?

— С Антоном?

— И с ним тоже. Тут, появились свежие мысли, надо отработать.

В трубке возникла пауза, Сергей Павлович не был в восторге от просьбы майора. Да, он обещал и Снегиреву, и Ковалеву, что не будет наседать. Но, во-первых, много времени он не сможет дать, а во-вторых, эти разговоры проходили до теракта на остановке и если со взрывом «Тойоты» всё было ясно — покушались на Ковалева, то здесь полная неизвестность, сплошной туман. Никаких требований, никаких угроз и никто не взял на себя ответственность.

— Могу дать тебе пару дней, не больше. Пока займись своим расследованием, но перед этим загляни ко мне, переговорим. Сегодняшний теракт на остановке, возможно, дело рук ваххабитов.

— Они сделали заявление?

— Пока нет. И вот еще что, смотри, будь осторожен — не попади опять в историю! Мне сотрудники нужны в целости и сохранности.

— Сергей Павлович, постараюсь! Снегирев учил нас не рисковать без надобности…

— Вот-вот, я тоже своих так учил. Неосторожные, безбашенные люди, Дима, многим нравятся больше, чем осторожные, потому что неосторожность часто принимается за смелость, — Забелин помедлил, подбирая слова, и Ковалеву стали слышны звуки улицы, шум машин, прорывавшийся в трубку полковника. — А это не так, далеко не так! Ты понял?

Из больницы Дмитрий отправился прямиком домой. Он снимал квартиру в Серпухове, и пришлось ехать на электричке, но ему очень хотелось помыться в душе, побриться, поменять одежду, ведь пришлось надеть то, в чем был во время взрыва в переулке.

Эта одежда: легкая куртка, летние брюки и рубашка, даже носки — всё пропиталось насквозь запахом гари, пахло рвотно и гадко. К тому же, после взрыва и падения на землю, куртка покрылась мелкой крошкой, образовавшейся то ли от копоти горящей машины, то ли от разлетевшегося взрывчатого вещества, которое прилипло к куртке, как металлическая пыль к куску магнита. Светло-синие брюки заполучили две длинные белесые борозды, и вдобавок, на них появилось три больших масляных пятна на правой штанине. Словно он при падении угодил в маслянистую лужу.

Да, одежду придется выкинуть!

Не успел Дмитрий доехать до дома, как еще в электричке его поймал Песоцкий по сотовому телефону.

— Слышь, Димон, я тут надыбал адрес нарика. Сейчас кину эсэмэску, так что лови!

— Спасибо! С меня должок.

Сразу звякнул сигнал телефона, оповещавший о доставленной почте. Ковалев открыл послание Песоцкого, прочитал и запомнил адрес.

Подольск, ФКУ «Следственный изолятор №14 Управления Федеральной службы исполнения наказаний РФ по Московской области», 28 июня, 10.34

Получив задание от Забелина установить контакт с сотрудником СИЗО Шамановым, Гонцов прямо из дома, от улицы Стратонавтов, поехал на своем новеньком «Рено Логан» в Подольск, туда, где находилось пенитенциарное учреждение.

Утром еще было свежо, но к десяти, когда он начал подъезжать по кольцевой к Симферопольскому шоссе, миновав злополучные пробки, уже потеплело, и Юрий Юрьевич, решив не включать кондиционер, открыл боковое окно. На правом ухе у него примостился «Блютуз», потому что Гонцов не любил занимать руки телефоном во время езды. Но с утра никто не звонил, не беспокоил.

Он ехал и рассеяно раздумывал, как построить разговор с Шамановым. С чего начать, о чем спросить. Многое, а как оперативник он это знал, зависело от первого контакта, впечатления, которое производишь на человека. Зачастую симпатия или антипатия, возникшая с первых минут встречи, потом определяют все дальнейшие отношения. Если они, эти отношения, конечно, получат продолжение.

«Ему легко приказывать, — раздраженно размышлял Гонцов о своем начальнике Забелине, вспоминая энергичное, волевое лицо Сергея Павловича. — Пойди, установи контакт! Найди подходы! Выяви скрытых ваххабитов! Будто мне кто-то преподнесет их на блюдечке. Тут еще этот долбанный теракт на остановке, где всем заправляла размалеванная девица из следственного комитета. И там мне надо подработать — Забелину вынь да положь записи с видеокамер».

Юрий Юрьевич сглотнул, отчего кадык на его худой шее подскочил к самому горлу. Но он же, Гонцов, не может разорваться! Его на всех не хватит. С «Бинома», Ракитина, толку мало, а Димка Ковалев пока не появился.

Во рту стало сухо, ему захотелось курить. Он достал сигарету и закурил, пуская синеватый дымок в открытое окно.

Конечно, он, Гонцов, отдает должное полковнику Забелину, хотя тот из другого Управления. Как быстро он вытащил его из полиции! В такой ситуации осторожный Владимиров, наверное, неделю бы всё согласовывал, выходил на кураторов, неторопливо решал вопрос. А Забелин все сделал быстро и по-пацански: приехал, договорился, освободил. Так они работали в Чечне, посылая к черту бюрократические формальности, ведь солдаты не чиновники! А там, в Ичкерии, они все были солдатами — кто-то зримой войны, а кто-то невидимой.

Чечня редко вспоминалась Гонцову, горотдел ФСБ в городе Аргуне. Ничего хорошего там не было: грязь, разрушенные дома, смерть, постоянное чувство, будто ты на прицеле снайпера, жесткое пьянство. Может от того он и запил?

Докурив сигарету, Гонцов выбросил окурок в окно. Приближалась развязка, ведущая к выезду на Симферопольское шоссе.

В это время его «Рено» подрезал темно-синий четырехместный «Порше», обогнал и засигналил задними огоньками, требуя остановиться. Юрий Юрьевич вздохнул с досадой — опять автоподставщики! Придется тёрки тереть, всё разруливать. Лицо что ли у него такое? В этом году уже третий случай!

Он остановился, не торопясь вышел из машины. В «Порше» сидело четверо, но увидев худого высокого мужика с лицом ханурика, на разборки решило пойти двое. Оба были типичными кавказцами, чернявыми, крупноносыми, с наглыми лицами. Один был в белых джинсах и белой рубашке, на руке поблескивали золотые часы. Второй оделся попроще, был в синих линялых джинсах, майке и резиновых тапках на босу ногу.

— Эй, мужик, ты машину нашу задел! — крикнул тот, что был в белом. В это время второй тихо, почти незаметно переступая, начал приближаться к «Рено» Гонцова.

Юрий Юрьевич знал эти фокусы. Сейчас парень в шлепанцах сделает метку на его машине — нанесет царапину, сколупнет краску, оставит мелкую вмятину. Гонцов уже сталкивался с подобными ухарями на дорогах.

Он смотрел на этих молодчиков, дергал кадыком, улыбался и предстоящий разговор, будто это детская игра «кто кого обманет», начинал доставлять ему удовольствие.

— Стой, где стоишь! — лениво сказал он парню в резиновых тапках и тон его голоса, улыбчивый, не боязливый взгляд из-под нависших век, заставил парня замереть на месте. Кто его знает, этого бухарика, а ну как он в авторитете? Или знаком с тем, кто в авторитете.

Гонцов между тем почти машинальным, неуловимым движением, поправил пистолет в наплечной кобуре, который не было видно из-за куртки. Но это движение не ускользнуло от внимания парня в белом. Лицо автоподставщика потеряло самоуверенность, наглость, и он без прежнего апломба поинтрересовался:

— Ты, чей будешь?

— Я? — глупая ухмылка наползла на лицо Гонцова. Он медленно, даже картинно, потянулся к карману рубашки и извлек на свет удостоверение сотрудника ФСБ.

Лицо парня потемнело. Юрий Юрьевич уже привык к такой реакции. Обычно после демонстрации всесильного документа, подставщиков сдувает как ветром, но эти стоят, мнутся, не знают, что делать.

— Ну, чё, решили проблему? — напористо осведомился он. — Тогда валите отсюда!

Парни повернулись, чтобы уйти, однако тот, что в белом возвратился, подошел близко к Юрию Юрьевичу, и сунул ему смятую пятитысячную бумажку.

— Мужик, мы… ты нас не видел, лады?

— Валите отсюда! — снова повторил Гонцов, но бумажку взял — пригодится пивка попить.

Следственный изолятор находился на окраине Подольска, с южной стороны, и Юрию Юрьевичу пришлось делать объезд. Он ехал не спеша, решив закрыть окно и включив кондиционер, отчего в машине установилась приятная прохлада, прохлада, располагающая к размышлениям. И Юрий Юрьевич им предался, невольно вспоминая недавнюю драку с армянами. Он мысленно улыбался, когда перед глазами оживала картина, где он сидел в камере вместе со старым, представительного вида, армянином, вел неспешные, серьезные разговоры. Действительно, торопиться им было некуда — оба солидных, уважаемых господина. Только одна незадача: вдруг, вместо приличного ресторана, они очутились за решеткой.

Не успел Гонцов пережить в голове свои злоключения с одной из этнических диаспор, как раздался телефонный звонок. Юрий Юрьевич ткнув пальцем «Блютуз», услышал надтреснутый голос старого армянина.

— Уважаемый, мы деньги перечислили на свадьбу вашего друга, уговор исполнили.

— Да, я знаю! Теперь в расчете.

Гонцов отвечал весело, улыбался довольно, и кадык на его худой шее не дергался, потому что настроение после случая с автоподставщиками и разговора со старым армянином у него было хорошим. Да и с чего ему стать плохим? Забелин нагрузил работой, заставил тащиться в Подольск? Да ладно! Бывало и хуже. Бывало, и нагружали побольше нынешнего, но ничего, он справлялся!

Впереди показывался КПП следственного изолятора.

За высоким забором, ощетинившимся колючей проволокой, видны островерхие крыши режимных корпусов, в которых обретаются лица, находящиеся под следствием, почти преступники. Гонцов уже бывал в таких учреждениях: строгий казарменный порядок, казенные физиономии персонала, колючка поверх стен. А еще запахи. Он не мог сказать, какой был главным, но ветер, временами вырывал их, словно отцветшие листья с веток и приносил: то кислый запах вареной капусты, то бензина и ружейной смазки, то печеного хлеба из пекарни, то свежей эмалевой краски.

Всё это было знакомо Гонцову, пару лет назад он курировал ФСИН, ему приходилось часто посещать подобные заведения.

На КПП он предъявил белесому, бесцветному прапорщику документы, дозволяющие пройти на территорию СИЗО, и вскоре сидел в кабинете старшего лейтенанта внутренней службы Булата Шаманова, пил чай, слушал. Хорошо, что он, Гонцов не торопился и приехал после развода, когда Шаманов оказался свободным.

«Оперуполномоченный оперативного отделения, старший лейтенант внутренней службы», — так представился он Юрию Юрьевичу. Старший лейтенант оказался невысоким, ладно скроенным крепышом, рыжеволосым, с грубым мясистым лицом. Такие физиономии обычно бывают у борцов, имеющих тяжелый подбородок, скрученные, как пельмень уши, сломанный нос. Но ведь Кавказ, как известно, кузница борцовских кадров и у Гонцова мелькнула мысль, что Шаманов, когда-то занимался силовыми единоборствами. А может и сейчас занимается в свободное от работы время.

Еще, на что обратил внимание Юрий Юрьевич — периодически появляющийся странный взгляд старлея, как будто заторможенный, оловянный. Словно Шаманов был под градусом, но пытался это скрыть. Так иногда делают пьяницы — героически изображая, что они трезвы, например, на улице стараются не шататься, но от этих усилий их «штормит» еще сильнее.

На самом деле, Шаманову нечего было скрывать, поскольку он не пил. Уж это, Гонцов определил без труда. Во-первых, Юрий Юрьевич как пьющий человек с большим стажем смог бы сразу уловить сивушные запахи. Во-вторых, Шаманов был мусульманином, а ислам налагал строгое табу, хотя кое-кто и нарушал установленные запреты.

Сейчас они сидели, пили зеленый чай, беседовали и эта картина чем-то оказалась похожа на ту недавнюю, когда Гонцов сидел, беседовал с пожилым армянином в полицейской камере для задержанных.

— Тебя ведь Булат зовут? — осведомился Юрий Юрьевич, дуя на чай, поскольку Шаманов принес кипяток. Они сразу перешли на «ты», как давно знакомые друг с другом опера.

— Да, Булат! — спокойно ответил старший лейтенант, смотря своими неповоротливыми глазами, как будто бы сквозь Гонцова.

— А ты не родственник того самого Шаманова, ну, который десантурой командует?

— Нет! Это наша фамилия, карачаевская. Предок Шабан был родом из майкопских дворян, отсюда пошло.

Шаманов давал пояснения охотно, и Юрий Юрьевич понимал, что с этим старлеем дела пойдут легко, контакт он установит.

Разговор касался переаттестации, карьерного продвижения. Гонцов вспомнил агентурное сообщение «Железняка», о том, что Шаманова повысили в должности или планируют повысить. У Булата не должно быть обид в этом плане и тот, как видится, доволен предстоящим повышением. Такие как он всегда на хорошем счету, они достойны продолжать службу, занимать руководящие должности. Это — мнение о нем начальства, впрочем, совпадающее с личным мнение Шаманова о самом себе.

«А он парень не промах!» — заметил Гонцов.

— Булат, как у вас с ваххабитами? — спросил он, плавно перейдя к цели своего визита. — Есть информация? Попадают они в СИЗО?

— Ваххабиты? — в неподвижных глазах Шаманова проскакивает искорка интереса. — Были два ваххабита полгода назад, потом их перевели.

— Куда?

— Не помню, но если нужно узнаю!

«Нормально! — подумал про себя довольный Гонцов. — Вот уже первое задание! Если так пойдет, то будет источником у меня».

— Ваххабиты представляют большую опасность, — с важностью подчеркнул Юрий Юрьевич, попивая чаёк, — они начали вовлекать русскую молодежь, распространяют, так сказать, дурное влияние.

— Сейчас ваххабитов здесь нет. Пока нет! — Шаманов отрицательно качнул своей крупной рыжеватой головой. — У нас агентура заряжена, поскольку была ориентировка, чтобы работали на выявление…

— Понятно! Спасибо, Булат!

Юрий Юрьевич посчитал, что миссию свою выполнил. Осталось дело за малым — установить прочную связь и он оставил координаты: дал номер своего телефона, взял номер у Шаманова. За время разговора им никто не мешал, никто не входил в маленькую, но уютную комнату, рассчитанную на двух оперов СИЗО, словно вышестоящие начальники дали негласную команду их не тревожить.

Гонцов доволен поездкой, полностью удовлетворен собой, сегодняшним днем. Ему кажется, что и Шаманов тоже доволен, но почему — остается неясным. Кто их знает, этих надзирателей? Может, увидел нового человека, вот и обрадовался. Здесь же скучно, в этом изоляторе: крыши, корпуса, колючка, зеки — и больше ничего! И небо. Ущербное небо, точно большую часть его украли, а над СИЗО оставили лишь небольшое лоскутное одеяло из бело-голубых полос.

Московская область, Солнечногорский район, дорога к садоводческому товариществу «Сенеж» неподалеку от Ленинградского шоссе, 28 июня, 11.58

Ближе к обеду, когда ничто не предвещало неожиданного вызова, и майор полиции Роман Песоцкий сидел в своём кабинете, лениво перекладывая бумажки и перебирая в уме ближайшие кафе, куда можно было отправиться пообедать, раздался телефонный звонок сверху. Надо было срочно выехать на место происшествия к дачам кооператива «Сенеж». Указание руководства, а против него, как известно, не попрешь.

На месте он встретился с членами следственно-оперативной группы, представился. Впрочем, особой нужды в этом не было, поскольку Следственный комитет представляла давно знакомая ему еще по учебе в юридической академии Оксана Яркова. За время после выпуска из «alma mater», Оксана успела выскочить замуж, развестись. У неё был ребенок. Это её вспоминали Песоцкий и Ковалев, когда Дмитрий заметил Яркову в телевизоре, дававшую интервью по поводу теракта на остановке.

Все трое поддерживали те необременительные отношения, которые часто складываются между бывшими однокашниками и которые нельзя назвать тесными. Иногда они встречались на совместных вечерах, отмечая годовщины выпуска, иногда перезванивались и обменивались новостями о знакомых.

В отличие от других сокурсников, направивших стопы в гражданскую юриспруденцию, они надели погоны, и поэтому, их послевузовская связь казалась оправданной. Ведь они принадлежали к правоохранителям, как к некой родственной семье, имевшей один корень, но разные боковые ответвления.

Еще подъезжая к дачам по узкой асфальтовой дороге, Песоцкий увидал на обочине одиноко стоявшую белую «Мазду» третьей модели. В салоне машины лежало два трупа — парень и девушка.

Неподалеку от машины стоял свидетель, обнаруживший тела — житель дачного поселка, отправившийся поутру в поселковый магазин за продуктами. Пожилой мешковатый мужик переминался с ноги на ногу и курил взатяжку, нервно поглядывая в сторону «Мазды». Очевидно, что лицезрение погибших людей подействовало на него угнетающе, ведь не каждому выпадает хорошим утром летнего дня, вместо того, чтобы в магазине в охотку поболтать со смазливой продавщицей о том, о сём, вдруг наткнуться на трупы.

Из поселка, который находился в паре километров, приехал участковый — старший лейтенант. От него пахло укропом, семечками и еще чем-то, чем, вероятно, заедают запах спиртного. «Вроде молодой еще, а бухает, как матерый», — с неприязнью подумал Песоцкий, вглядываясь в обрюзгшее лицо старшего лейтенанта.

— Свидетелей опросили? — поинтересовалась у участкового Яркова, всё так же ярко накрашенная, как и во время выезда на теракт, подтянутая, строгая в своей синей форме. — Что видели в поселке? Посторонние были?

— Обошел дома вдоль улицы по дороге, больше не успел. Никто, ничего…

Старший лейтенант говорил приглушенно и Песоцкий подошел ближе, чтобы его расслышать. Возле лейтенанта запах укропа был еще явственнее.

— Что прямо никто и ничего не видел? — продолжала допытываться Яркова, сама она искоса поглядывала на машину, где уже возился криминалист, снимая отпечатки. Ей не терпелось отправиться к месту убийства и самой всё внимательно исследовать — разговор с участковым её, по-видимому, не интересовал, но формальности стоило соблюсти.

— Говорю же, ничего!

Яркова с недоверием глянула на него, но промолчала — всё равно людей не было, чтобы прочесать весь поселок и найти возможных свидетелей. Она пошла к машине.

— Что дальше делать, товарищ майор? — спросил участковый у Песоцкого.

— Постойте здесь пока, может, еще пригодитесь.

Песоцкий не был членом следственной группы, и совет дал просто так, на всякий случай. Он пошел следом за Оксаной к машине, заглянул внутрь. Трупы Роман видел уже не раз и потому они его не смутили.

На месте водителя сидел молодой парень, склонивший голову к правому плечу и опустивший руки вниз. Убитый не был пристегнут ремнем, его тело скособочилось. Казалось, что он уронил под ноги некий предмет и нагнулся в поисках утраченного. Сейчас разогнется, откинется назад на спинку кресла и окажется живым и здоровым. Но нет, покойник был неподвижен. Выстрел попал ему прямо в левый висок, о чем свидетельствовало отверстие и кровоподтек — засохшая струйка крови спустилась по щеке, текла по голой шее почти до ворота голубой футболки.

Его соседкой оказалась молодой девушкой. Они, вероятно, ехали на дачу провести вместе выходные и могли быть мужем и женой, потому что Юрий заметил кольцо у неё на руке. Правда, у спутника кольца не было. «Может любовник?» — предположил Песоцкий.

Лицо девушки залила кровь, в крови испачкались и её ладони. Песоцкий допустил, что стрелять мог один человек, стоявший на дороге со стороны водителя. Первым выстрелом он убил парня, а от второго и последующих девушка безуспешно пыталась закрыться руками. Но пули все равно попали в голову.

— Похоже на травматику! — услышал Песоцкий голос Ярковой, беседующей с криминалистом.

— Да-да! — задумчиво согласился тот, продолжая ползать по салону в поисках улик.

— Это уже второй случай, — продолжала говорить Оксана, теперь уже обращаясь к Песоцкому.

— Да? А где был первый?

— В другом районе

— Я сводки читал — похожая картина.

— Похожая, да не совсем, — возразила Яркова. — Там нашли один из металлических шипов, с помощью которых преступники остановили машину. А здесь этого нет. Мы осмотрели дорогу.

— Хочешь сказать, что будет висяк?

— Вряд ли. Похоже — это или маньяки, или банда, а такие, обычно, не останавливаются. Поэтому мы их возьмем рано или поздно. А ты чего здесь? Это же не твоя земля.

Песоцкий рассеянно пожал плечами.

— Послали! Слушай, Оксан, а там, в другом районе тоже вещи не тронули?

Роман спросил, потому что на первый взгляд из салона машины ничего не пропало: ни сотовых телефонов, достаточно ценных, чтобы их перепродать, ни бумажника из кармана парня. В нем оказалось четыре тысячные купюры, несколько соток. У девушки на коленях лежал планшет — его тоже не взяли.

— Ты прав, там тоже всё оставили на месте. Я же говорю, почерк одинаковый.

— А зацепки есть, не связывалась с коллегами?

— Всё, как и у нас: ни следов, ни свидетелей. Ладно, надо составить протокол ОМП. А ты чем займешься?

— Осмотрюсь пока, а потом вернусь в отдел, гляну, что у нас в убойном есть.

Яркова вдруг спохватилась:

— Ты вечерком свободен? Сходим куда-нибудь, посидим.

— Свободен. А твой ребенок? Оставляешь с кем-то?

— Да, с мамой…

Роман сошел с дороги на обочину и его ноги утонули в плотной поросли травы, доходившей почти до колен. Он оказался метрах в двух-трех от машины со стороны водителя.

В этой густой и пыльной растительности, среди огромных листков лопуха, полыньи, хвоща, Песоцкий пытался разглядеть на земле хоть что-нибудь, что могло пригодиться следствию. Но ничего не было, даже привычного в таких случаях мусора: банок из-под колы, окурков сигарет, обрывков бумаг, пустых полиэтиленовых пакетов. Земля была такой чистой, словно её каждое утро убирали дворники-таджики, как где-нибудь в Москве.

Джинсы Песоцкого запачкались пылью, зазеленели мелкими каплями от сорванной и смятой ботинками травы. Роман нагнулся и сильными гибкими руками начал бить по штанинам, стряхивая грязь, очищая одежду. От усилий на его лбу выступил пот, майка на спине взмокла.

Это всё солнце! Оно сегодня хорошо пригревало. Он почувствовал усталость и досаду, что зря потратил на поиски время. Надо было не париться здесь, а ехать в отдел, отрабатывать информацию. Пользы было бы больше!

Взгляд упал на примятую его ботинками траву, где он только что ходил; следы вели к дороге, с которой он сюда спустился. Вдруг в примятой траве мелькнула золотистая искорка, похожая на блеск колечка или золотой серёжки. Он остановился, присел на корточки, оглянулся по сторонам. Яркова и эксперт возились возле машины, на него никто не смотрел.

Песоцкий провел рукой по траве, отгибая стебли в стороны, отогнул несколько стебельков и вдруг… Искоркой, которую он заметил, оказалась гильза от пистолета, на первый взгляд девятимиллиметрового, такого как пистолет Макарова. Он, конечно не специалист по баллистике, но… Ему показалось, что гильза, лежащая здесь немного длиннее обычной, чуть-чуть. У Романа был с собой ПМ, он держал его в небольшой сумке-планшете, которую перебросил через плечо.

Еще раз глянув в сторону Ярковой, увлекшуюся осмотром места происшествия, Песоцкий достал пистолет, вытащил обойму, извлек патрон и сравнил. Да, они были похожи, только патрон из пистолета Песоцкого был с тупой головкой, и гильза его оказалась короче, буквально на два-три миллиметра.

Аккуратно, завернув руку в платок, чтобы не дотрагиваться до гильзы, Роман поднял её и спрятал в сумку. Он даже не заметил, что спина затекла от напряжения. И вот тут перед ним возникает дилемма: отдать улику с места преступления Оксане или нет. Не лучше ли передать её Димке.

Чутье опера подсказывало, что эта гильза не простая, не от обычного Макарова. Она похожа на гильзу от оружия спецназа, какую-нибудь «Гюрзу» или «Вектор». Песоцкий слышал о таких пистолетах на вооружении ФСБ и ФСО.

В раздумье, он возвратился к машине, заметив, что Оксана закончила общаться с криминалистом и повернулась к нему. Ей тоже было жарко, к тому же на ней была форменная одежда. Она провела ладошкой по лбу.

— Ох и замоталась я, Ром! Блин, то этот теракт несколько дней назад, сейчас сюда выезд. Достало уже!

Она замолкла с явной надеждой, что Песоцкий произнесет слова ободрения, ведь Рома ей нравился еще со студенческих времен, и она считала вправе получить от него чуточку больше внимания, чем от обычного коллеги. Но тот никак не отреагировал, занятый своими мыслями, и Оксана осведомилась с долей недовольства:

— Ты же собирался уезжать?

— Сейчас поеду!

Он напоследок заглянул в салон, где еще лежат тела парня и девушки, ожидавшие санитаров, и неожиданно для себя обнаружил на заднем сиденье плюшевую панду. Черно-белый мишка неподвижно лежал, забавно поблескивая пуговицами глаз.

— Оксана, а может здесь был еще и ребенок? Смотри, панда!

— Я тоже заметила, но знаешь, никто из свидетелей ребенка не заметил. Вряд ли! Наверное, хотели подарить игрушку кому-нибудь.

— Сколько здесь до дачного поселка?

— Примерно два-три километра.

Нехорошее предчувствие, что могли убить еще и ребенка, а труп бросить на обочине, овладело Песоцким.

— Я пойду, пройдусь в ту сторону, — он махнул рукой на дачные домики, видневшиеся за деревьями.

— Иди! — холодно бросила ему Яркова, но вспомнив, что вечером они договорились встретиться и сходить в бар, она повеселела: — Так вечером в силе?

— Да, конечно!

И Песоцкий зашагал по серому асфальту.

Лента дороги тянулась, изгибалась, скрывалась за коричневыми стволами плотно стоящих деревьев, напоминающих частокол забора. Вокруг было тихо. Звуки остались за спиной, там, где вдалеке бежала и гудела загруженная машинами трасса. Там, где работала Оксана со своей следственно-оперативной группой. Там, где ехала машина скорой помощи, включив мигалку и звуковую сирену, чтобы забрать убитых.

Там шумно, а здесь тихо.

Он идет, внимательно смотрит на обочины узкой дороги — нет ли примятой травы, не торчит ли краешек одежды, не видно ли тела — детской руки или ноги. Ничего такого не наблюдается. Песоцкий сегодня устал, находка надежно обретается в его кармане, но он не уверен правильно ли поступил, утаив гильзу от Оксаны. Ему приходит в голову идея вернуться, сесть в машину, отправиться назад, в город. Встреча с Дмитрием поможет понять, нужно ли было прятать улику, не совершил ли он ошибку.

В голове Песоцкий уже сочинил покаянную речь, которую произнесет за бокалом пива вечером перед Оксаной, в которой и расскажет ей о гильзе. Конечно, оттого что он унес эту гильзу, она перестанет быть уликой сегодня. Но завтра? Завтра он может вернуться на место преступления и случайно обнаружить эту же гильзу, оформить её протоколом, всё сделать, как положено.

Эта мысль позволяет почувствовать себя легче — не так уж он и провинился, здесь всё поправимо. Он идет и думает, что пора возвращаться. Видимо он ошибся с пандой, а Яркова оказалась права — убитые везли подарок кому-то, но не довезли.

Песоцкий дошел почти до поворота, до того самого места где она делает изгиб и в прямой видимости оказываются зеленые металлические ворота забора, ограждающего садовое товарищество «Сенеж». Там, на повороте, он почти натыкается на девочку в красном платье в белый горошек. Ей около пяти лет, она идет одна.

— Подожди! — говорит, ускорив шаг Роман. — Погоди! — он догоняет девочку, присаживается на корточки, заглядывает ей в лицо. — Тебя как зовут?

— Катя, — она смотри на него большими голубыми глазами.

— А что ты здесь делаешь одна? Где мама с папой?

— Они там! — девочка вытягивает руку, показывает в ту сторону, откуда пришел Песоцкий. Лицо её безмятежно, она не знает, что произошло.

— А что с ними? Почему тебя отпустили одну?

— Они заснули.

— Заснули? — Роман в первое мгновение обескуражен. — А ты куда идешь?

— Я иду погулять. Я спала сзади со своей любимой пандой, а потом проснулась.

— Слушай, Катюш, нельзя одной гулять! Давай вернемся, поищем бабушку и дедушку. У тебя же есть бабушка и дедушка? — Песоцкий взял её за руку, чтобы увести назад, прикидывая, успели или нет увезти родителей с места гибели. Ему бы не хотелось, чтобы ребенок увидел их там, залитых кровью в машине.

И в это время большие глаза девочки наполнились слезами, она капризно вырывает руку, кричит, как кричат разгневанные дети:

— Пусти! Я хочу погулять! Я хочу погулять! Ты нехороший!

Москва, ЮЗАО, район Южное Бутово, Южнобутовская улица, 29 июня, 10.20

Брат Татьяны, погибшей от взрыва «Тойоты» при покушении на Дмитрия, жил на Южнобутовской, неподалеку от универсама «Авоська». Улицы в микрорайоне были широкими, просторными и Дмитрий Ковалев, получив точный адрес от Песоцкого, без труда отыскал его дом.

Дмитрий приехал в Бутово на своей машине, была суббота, и ему не захотелось задействовать дежурную машину Управления. Последние дни в городе стояла жара, слабый ветерок едва пробегался по нагретым улицам и спасал только автомобильный кондиционер. Поэтому, когда Ковалев подъехал в пятиэтажке, ему не поначалу захотелось выходить из прохлады машины на улицу, туда, где горячий воздух плотно укутывал тело, как сухой жар в финской сауне.

Дома вокруг были не первой молодости и власти постарались их окультурить, отреставрировать. Старые хрущевские коробки покрыли специальными плитками, разноцветными, в большинстве случаев, светло-бежевыми. Окна и балконы выкрасили белым цветом. Получилось симпатично.

Подъезд, к которому он подошел, имел кодовый замок, и Ковалев решил подождать пока кто-нибудь не проявит инициативу и не тронет эту дверь, всё равно с какой стороны, хоть с внутренней, хоть с внешней.

Он закурил, терпеливо ожидая жильцов.

Вообще-то он ехал наугад — брата Татьяны могло не оказаться дома, они ведь не созванивались заранее. Но у него слишком мало времени, которое выделил Забелин на это расследование и результат нужен уже сейчас, хотя бы предварительный. Оттого приходится дергаться, совершать хаотичные, непродуманные поступки.

К подъезду, возле которого он стоял, приблизилась молодая девушка, похожая на школьницу старших классов или студентку. Она с подозрением посмотрела на Ковалева, и заколебалась, раздумывая открыть ей дверь или подождать еще кого-нибудь — в Москве хватало хулиганов, да и маньяки бывали. А Дмитрий улыбнулся открытой, дружелюбной улыбкой, но промолчал — не скажешь же ей, что его не надо бояться, что он из хороших парней, что он сотрудник ФСБ.

Девушка, наконец, решилась, и Ковалев отправился следом. Консьержа в подъезде не оказалось, не было даже помещения для него, и Дмитрию стали понятны опасения девушки. Чтобы её не смущать, он не пошел с ней в лифт, а остановился возле почтовых ящиков, сделав вид, что хочет проверить почту. Впрочем, ему действительно нужно это сделать.

Квартира, где проживал брат Татьяны имела номер тридцать четыре. Он заглянул в ящик и обнаружил только рекламные буклеты да пару листиков со счетами оплаты за квартиру. «Никто не платит. Он вообще-то здесь живет?»

Поднявшись на этаж, где находилась нужная квартира, он нажал на дверной звонок, и, ожидая ответа, принялся рассматривать дверь. Она вполне приличная, металлическая, такую дверь не ставят люди, которым нечем платить квартплату. Он услышал, как за дверью раздались шаги и понял, что кто-то рассматривает его в дверной глазок. Тогда Дмитрий, не удержавшись, улыбнулся озорной, мальчишеской улыбкой.

Брата Татьяны звали Владимир. Он открыл дверь, представ перед Ковалевым во всей красе: то есть в майке и линялых, порванных на коленках джинсах, с обритой головой. У него преобладал желтый, болезненный цвет лица. Держался парень неуверенно, стоя на полшага позади двери и готовый её захлопнуть в любое мгновение, возможно потому, что до конца не понимал, кто пришел: приятель, сосед по площадке или дилер, притащивший дурь спозаранку.

— Вы к кому? — спросил он без интереса, голова его то и дело поворачивалась назад, в сторону комнаты. Что-то там, в глубине квартиры привлекало его, ждало, звало к себе.

Будь Владимир здоровым парнем, а не нариком, Ковалев предположил бы, что там находится девушка, а он, Ковалев, пришел некстати и теперь отвлекает от занятий сексом. Но Дмитрий доподлинно знал, что Вова наркоман. «Там доза у него, — решил он, — хочет с утра раскумариться».

— Я к тебе, Владимир! — сообщил Ковалев. — Потолковать надо. Я из ФСБ.

— Вы из-за сестры? — голос Вовы звучал неуверенно, приглушенно.

— Точно! Из-за неё.

— Проходите!

Ковалев вошел в квартиру следом за братом Тани и сразу затхлые запахи жилья, давно не убиравшегося, грязного и пыльного, окатили его с ног до головы, словно ушат помоев. Они прошли на кухню под пояснения Вовы:

— У меня в комнате грязно, давайте лучше здесь.

Но Ковалев предположил, что грязь — это не главная причина, где-то там, на столике в квартире лежат косяки или пакетики с дозой. Но наркотики его сейчас не интересуют, пусть этим занимается Наркоконтроль.

На кухне пахло еще сильнее, чем в коридоре и Ковалев начал подозревать, что основной источник вони, как раз и приходится на кухню. Чтобы забить запах, Ковалев потянулся за пачкой сигарет в карман.

— Можно? — спросил он скорее для проформы, потому как заметил на кухонном столе стеклянную пепельницу, забитую окурками.

— Курите! — вяло разрешил брат Татьяны.

— Слушай, Вова, — поторопился задать вопросы Ковалев, которому не терпелось покинуть эту квартиру, — ты не знаешь, у Тани с кем-то были отношения? Был близкий человек?

— Э-э, нет! Она ничего не говорила.

— А в последние дни, ты замечал, что-нибудь необычное, особенное в её поведении? Может быть, новые люди, странные предложения, что-то, что тебя удивило?

— Да нет! — брат Тани сидел отрешенный, безучастный. Его глаза как будто были затонированными, спрятанными под двумя шторками — Дмитрий не смог прочитать их выражения. Что у этого Владимира на душе? Горюет ли он, думает ли о сестре, переживает? Или наркоманская сущность затмила родственные узы?

— А где родители ваши?

— Уехали после похорон в Смоленск, они там живут.

— Понятно. Антон к тебе давно заглядывал?

Услышав последний вопрос, Вова вздрогнул, словно Ковалев его чем-то напугал.

— Нет, он был… — Вова задумался, — перед смертью сестры приходил.

— Приносил дурь?

— Да.

— Что-то еще дал?

Владимир прикрыл глаза, словно ему хотелось спать, и перестал отвечать. У Дмитрия возникло ощущение, что он разговаривает с глубоко не выспавшимся человеком, которого долгое время мучала бессонница.

— Давай, давай, колись, спящая красавица! Я же все равно узнаю! Вот сейчас пойду и проведу у тебя обыск! — пригрозил он. — Конфискую все заначки, учти! Что тебе приволок Антон? Спайсы? Тебя от них прёт?

— Я… Ммм… — Владимир распахнул глаза, — он принес часы, сказал отдать их Тане.

— И ты?

— Отдал. Но он позвонил, сказал, что с сестрой ему надо встретиться.

— Что потом было? Давай, не тяни!

Брат Татьяны неестественно оживился, и его желтые щеки покрылись нездоровым румянцем, глаза разгорелись.

— Антон пришел сюда, говорил с ней.

— Ты слышал разговор? О чем толковали?

— Тут, короче, такая тема, Таня хотел отправить меня в клинику на лечение от зависимости, а для этого нужны бабки. Вот она Антона попросила.

— Так, понятно! А Антон? — Ковалев докурил сигарету, ткнул её в пепельницу.

— Антон попросил её встретиться с каким-то чуваком, сказал, что очень надо.

«Это со мной, — понял Ковалев, — она должна была встретиться со мной. Часы на руке, наверное, передавали сигнал в постоянном режиме. Как только мы подошли к машине, бомба активировалась и сработала. Но Антон еще должен был направить Таню, подсказать, куда меня вести».

— А что с деньгами? Отдал? — поинтересовался он.

— Нет! — оживленность Вовы пошла на убыль и глаза начали медленно затухать, — если бы дал…

— Пошел бы лечиться?

— Да, сто пудов!

Ковалев смотрел на него с недоверием и усмешкой, но в душе пожалел. Он не знал, что у Татьяны такой брат, не знал, что у неё такое несчастье. Вероятно, девушка не посчитала предложение наркодилера странным, тем более опасным. Тот дал ей часы. Может быть, и подарил под каким-то предлогом. Соврал, что тоже хочет помочь её брату, что они с ним друзья, а друзей принято выручать. Теперь этого не узнать, если только сам Антон не расскажет, как обманул Таню.

Ковалеву пора уходить. Он узнал всё, что нужно, узнал, как использовали сестру этого пропащего парня, конченого нарика. Он понял, как завербовал её Антон и подтвердил свою догадку о часах. В этой связи у Ковалева созрела мысль, что хорошо бы выйти на Антона, ведь он, Дмитрий, сэкономил один день из своего расследования. У него возникла твердая уверенность, что этот криминальный наркоделец мог пролить свет на случившееся.

— Не знаешь, как найти Антона? — после затянувшейся паузы спросил он.

— Нет! — уверенно и быстро ответил Вова. — Но у него, вроде, есть брат. Женькой зовут. Я как-то видел его.

— Тоже дилер?

— Он вообще не при делах, работает охранником в магазине.

Ковалев раздумывал. Может брат — это реальный шанс выйти на крупного авторитета, нащупать его базу, наркопритоны? А ещё выйти на его дружков, членов группировки, поскольку имеются большие сомнения, что Антон в одиночку мог провернуть такое дельце, как покушение на эфэсбэшника.

Сам Антон, по большому счету, ему не нужен, сейчас у него другое дело. Но отомстить хочется! Это нужно обязательно сделать — нельзя такое спускать! Ведь если они покушались один раз, могут и другой — никаких гарантий нет. Да и Татьяну жалко, зачем этот упырь сгубил хорошую девчонку?

Нет, он обязательно отомстит! Без вариантов!

Не прощаясь, Ковалев покинул удушливую квартиру, и на улице позвонил с сотового телефона дежурному. Он попросил выяснить адрес Евгения, называл его установочные данные.

Последовавший затем ответ коллеги его удивил. Как оказалось, брат Антона Евгений задержан за нападение на неизвестного мужчину и по заявлению последнего содержится под арестом. Дежурный сообщил и месторасположение узилища — СИЗО №14 в Подольске.

«Можно сгонять туда, — допустил Дмитрий, — встретиться, размять парня, разговорить». Эта инициатива захватила его, и он уже представил, как будет колоть братца наркодилера, как получит от него изобличающие показания, но подумав немного, быстро остыл.

По сути, это уже не его дело, не его кусок с маслом. К тому же, принимать решение о поездке туда — это прерогатива нынешнего начальника Забелина. «Может, ну его, этого Евгения? — спросил он сам себя. — Передам лучше материал ребятам, тем, кого назначит Снегирев, а сам отвалю в сторону».

Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, кабинет начальника отдела полковника Забелина С. П., 1 июля, 09.33

Информацию Ковалева Сергей Павлович воспринял без энтузиазма.

Брат наркодилера? Сидит в СИЗО? Ну и что? В другое время ему, пожалуй, и было бы интересно, ведь Забелин не кабинетный опер, получивший звезды на погонах за прогиб перед вышестоящими, не туповатый исполнитель, без понимания и без инициативы. Он настоящий оперативник, всё это так. Но сейчас только теракт на остановке интересовал его, поглощал внимание полностью и вовсе не потому, что там чуть не пострадала дочь, а потому, что оперативное чутье подсказывало — теракт устроен боевиками-ваххабитами.

Ваххабиты!

Теперь эта тема его и его спецгруппы. Сегодня, в понедельник, он опять пойдет на доклад к Васильеву, будет выслушивать справедливые упреки, потому что доложить, по существу, нечего.

— Ты связывался с Ярковой по теракту на остановке? Что нового? — недовольно осведомился он у Гонцова, сидящего здесь же, в его кабинете.

— Нет, не успел, ездил на объект, встречался с контактом, — Юрий Юрьевич виновато дергает кадыком, как будто коря себя за промашку. — Сегодня позвоню. Нам ведь нужна видеозапись?

— Да, с видом на остановку. А ты, Дима, тоже подключайся! Я слышал, ты с Ярковой учился вместе?

— В одной группе на юрфаке.

— Вот и поможешь Гонцову, если возникнут сложности.

— Сергей Павлович, — не удержался Ковалев от вопроса, — а что с Евгением? Бросаем?

Забелин повернулся к нему, всмотрелся в лицо молодого оперативника, подавляя возникшее раздражение. Какой Евгений, причем тут Евгений? Он уже решил, что братом погибшей девушки они заниматься не будут — не их вопрос. Пусть Снегирев и его отдел пашет на этом поле.

На Сергея Павловича был устремлен дерзкий мальчишеский взгляд серых глаз, лицо, чем-то неуловимо напоминавшее покойного Сашу Цыганкова. Мальчишки! Они оба были мальчишками, ринувшимися во взрослую жизнь в поисках приключений и романтики.

«А ведь лет двадцать назад я сам был таким: упорным, смелым и удачливым опером, — Забелин невольно пожалел об ушедшем времени. — Да, стареем, брат! Я для него как будто человек из другой эпохи — безнадежно отсталый, консервативный, хоть и начальник. Как же тогда он смотрел бы на Шумилова? Как на динозавра?»

— Тебе нужен этот Евгений? У тебя уже заканчивается время, которое я дал.

— Нет, не особо нужен! — пожал плечами Ковалев и озвучил уже приходившие в голову мысли: — Я могу его отдать в мой прежний отдел, они отработают, тем более, сейчас он в Подольске, в СИЗО, а туда мне фигачить не хочется.

— Где-где? — вдруг заинтересовался Гонцов. — Димон, ты чё раньше молчал?

— Так ты не спрашивал? А в чём дело?

Юрий Юрьевич замялся, бросив взгляд в сторону Забелина, как бы ожидая его разрешения, но Сергей Павлович взял инициативу в свои руки и пояснил Ковалеву:

— Там у него контакт есть, только недавно установили с ним связь. Значит, говоришь, в СИЗО?

Забелин снова кинул взгляд на молодое, задорное лицо Дмитрия. «Зато у меня опыт! — в своё оправдание рассудил он. — Хотя опыт, как известно, дело наживное».

— Ладно, только одна встреча, не больше, — пересилил он себя. — Если ничего не получишь, то всё, на этом тема закрыта. Попутно посмотри там, что к чему.

— В каком смысле? — не понял Ковалев, который хотел всего только получить адрес Антона.

— Есть информация, что в тюрьмах, колониях, короче, местах содержания преступников, ваххабиты вербуют сторонников. Будешь разговаривать с Евгением, заодно затронь этот вопрос.

— Давайте я своему контакту по мобиле позвоню? — предложил Гонцов. — Так будет быстрее.

— Давай! — дал добро Забелин.

Подольск, ФКУ «Следственный изолятор №14 Управления Федеральной службы исполнения наказаний РФ по Московской области», кабинет старшего лейтенанта Шаманова Б. И., 1 июля, 11.34

Как выяснилось, брат наркодилера Антона Евгений сидел под следствием за избиение жены, которую застал с любовником. Банальная история. Любовник, кстати, успел убежать через балкон второго этажа.

Шаманов встретил Ковалева на КПП, помог оформить пропуск, провел внутрь. Для бесед с заключенными под стражу существовали отдельные помещения, но Шаманов предложил свой кабинет. Он вообще был очень любезен с эфэсбэшником.

Ковалев сел за его стол, вытащил и положил на стол пачку сигарет — пусть младший брат наркодилера покурит, курево в СИЗО ценность. Дмитрий давно это знал по собственному опыту посещений тюрем, СИЗО, колоний. Опыту, хотя и небогатому, но в целом, полезному.

Оглядев спартанское убранство оперского кабинета, Ковалев нашел много совпадений в интерьере — похожий стол, как у них на Лубянке, похожие офисные кресла. Даже серые сейфы для хранения дел были такими же. Но все же, служить здесь Дмитрий бы не стал. Нет, не по нему это!

Ввели младшего Дегтяря. Парню было лет двадцать пять, бледная кожа, мелкие, как будто высохшие глаза. На левой щеке длинная царапина, похожая на борозду, проведенную по чистому полю. На бледном лице эта царапина производит впечатление ярко горящей неоновой вывески на фоне черного неба. Наверное, жена покарябала ногтем.

— Садись, Евгений! — предложил Ковалев и пододвинул к нему пачку сигарет, предлагая закурить.

Дегтярь взял пачку, закурил.

— Я знаю, за что ты здесь сидишь! Ты же не виноват? Ведь так? — начал разговор Ковалев.

Евгений не ответил, однако засопел, как разогретый чайник и Дмитрий приготовился к тому, что тот согласится с этим утверждением, но ошибся. Дегтярь, прервав сопение, глубоко затянулся, выпустил дым через нос, произнёс:

— Нет, виноват! Это сделал я! — его голос звучал глухо, хрипло. — Я это сделал и точка! Но не жалею. Пусть эта стерва теперь полечится, а деньги за лечение платит её ё… рь, — он произнёс матерное слово, обозначающее ухажера.

— Может то, что ты сделал и правильно, справедливо, — согласился Ковалев, размышляя как построить разговор дальше, — но зачем за это сидеть? С каждым может случиться — муж уехал в командировку, вернулся не вовремя… Житейская вещь! Зачем за это садиться?

— А вы что, адвокат? Вы же опер!

— Да, опер, Женя! Я опер, — Дмитрий смотрел на Дегтяря открыто и дружелюбно, приглашая к диалогу. — Но я могу тебе помощь выбраться отсюда. Хотя и не адвокат.

— Отсюда не выбраться. Если только вы не из… — Евгений показал пальцем на потолок.

— Угадал! Я как раз оттуда.

Евгений вновь засопел, закурил новую сигарету. Это становилось похожим на определённый ритуал — зажженная сигарета вызывала сопение, словно старый паровоз, разжег топку и спускал пары перед отправкой.

— Так вот, хочу тебе предложить нашу помощь.

— А что взамен?

— Нам нужен адрес твоего брата, где он сейчас скрывается?

— Антона? — уточнил на всякий случай Дегтярь.

— У тебя еще есть братья?

— Нет! Но я сейчас не знаю, где он живет. Он в последнее время часто переезжал и мне не звонил. А зачем он вам?

— Грешков за ним много. Наркота, оружие, терроризм…

— Да, ладно! Какой он террорист, не гоните! — Евгений нахмурился, и шрам на его щеке заалел еще больше.

— Он недавно взорвал машину на улице, — сухо уточнил Ковалев, не вдаваясь в подробности. — Погибли люди. Вот так вот!

— Не, ничего не знаю! — продолжил упорствовать Евгений и Дмитрию показалось, что младший брат наркодилера не очень поверил его рассказу. Тюрьма приучает к недоверчивости, в особенности операм.

— Значит, не знаешь, где он сейчас? Может кто-то другой знает, девушка его, к примеру?

Дегтярь ухмыльнулся:

— У него много девок, я всех не помню.

— Мне кажется, ты не хочешь нам помочь! Но нам-то ладно, мы и так найдем Антона. Ты не хочешь помочь, прежде всего, самому себе!

В ответ младший Дегтярь пожал плечами:

— Виноват — отсижу! А брата сдавать не буду!

Лицо его еще больше побледнело, а царапина на щеке, наоборот, показалась избыточно красной, того и гляди проступит кровь.

— Подумай, хорошенько!

Впрочем, Ковалев уговаривал без особого желания. Если человек уперся, замкнулся, а он, Дмитрий, сталкивался с такими, то разговаривать дальше бессмысленно, это пустое дело.

«Упрямство — вывеска дураков!» — писал русский драматург Княжнин, и сейчас они оба демонстрировали напрасное упрямство. Один в том, что не хотел извлечь для себя очевидную выгоду, второй в том, что настаивал на преимуществе этой выгоды для человека, который не видел в ней смысл. В конце концов, каждый выбирает свой крест.

Какое-то время Ковалев вел бесплодный разговор — уезжать ни с чем ему не хотелось. Он взял сигарету и, хотя, практически не курил, все же засмолил её, с неохотой глотая горький дым. Он тянул время, в надежде, что Дегтярь всё-таки передумает в последнюю минуту, что в голове этого молодого ревнивца возобладает здравый смысл. Он курил, мучился, потому что сигаретный дым на голодный желудок, а Ковалев с утра ничего не ел, всегда вызывал у него тошноту.

«Надо было кофе попить после совещания у Забелина», — помечтал он и продолжил уговаривать Евгения.

Кто знает, как долго бы длился этот пустой разговор, похожий на вялую разминку двух футболистов, лениво катающих мяч по полю, если бы их не прервал заглянувший в кабинет Шаманов. Его лицо было хмуро, деловито и сосредоточено. Он обратился к Ковалеву:

— Вы еще долго? Пора его возвращать.

— Уже завершили! — подытожил Ковалев, вставая. Перед уходом он напоследок снова обратился к Дегтярю: — Ты всё же подумай, Женя, над моим предложением. Смотри, не прогадай!

На улице, перед КПП, они остановились, и Шаманов повернул к Дмитрию рыжеволосую лобастую голову с ушами-пельменями. Его глаза казались странно угрюмыми.

— Нормально пообщались? — осведомился он.

«Блин, от такого опера зеки должны бежать в страхе и без оглядки», — заключил Ковалев, испытывая неприятные ощущения неловкости и зажатости, словно этот Шаманов пытался каким-то образом давить на него, навязать свою волю. Правда, было не совсем понятно, в чем заключалась эта воля, чего же хотел неприятный старлей.

«Хорош контакт у Ю-ю! — продолжил размышлять Ковалев. — Не зря пословица гласит: „Каков поп, таков и приход!“ Как был Юрка раздолбаем с большими странностями, так и источников у него такие же».

Впрочем, замешательство Ковалева длилось не больше полминуты — он здесь главный, он выше по званию, он из службы, которая курирует ФСИН, и может сделать жизнь этого старлея с мертвыми глазами по настоящему адской. Несмотря на былые регалии и заслуги.

— Да, полезная беседа, — нейтрально сообщил он Шаманову, пожал руку тюремного опера и отправился из СИЗО.

По дороге в Москву он вспоминал прошедший разговор, анализировал, сравнивал, делал выводы, которые были неприятными, жёсткими, явно не в его пользу. Как же так? Почему он, опытный опер, майор, не смог разговорить этого пацана? Не нашел подход, хотел взять быка за рога в один присест? Наверное!

У него не было времени, вот в чем дело! Мало времени дал ему Забелин. «Значит, ты винишь Забелина? — спросил он самого себя, — значит, это Забелин во всем виноват? Нет, не прав ты! Если хотел заниматься „Тойотой“, Антоном и его нариками, надо было отказать от работы в группе, никому не морочить голову. Но тебе нужны были именно ваххабиты, а борьба с наркотрафиком уже не в приоритете. Вот так!»

Сделав нелицеприятный вывод, Ковалев нахмурился, закусил губу, его мальчишеское лицо огрубело и ожесточилось. Он не привык критиковать себя, и если делал это, то крайне редко, не особо казнясь за допущенные ошибки. В прежнем отделе Снегирев поощрял в нем игру в раздутое самолюбие, соперничество с другими операми, поскольку считал, что завышенные амбиции, раздутое эго, только приносят пользу, а равнодушный человек никогда не будет стараться.

Трудно сказать, прав был Снегирев или нет, но его отдел всегда хвалили за результаты, сотрудников поощряли первыми. А то, что в коллективе установилась склочная атмосфера, выражавшаяся принципом философа Гоббса «человек человеку волк», это начальство волновало меньше всего.

Работая у Забелина, Дмитрий старался быть справедливым и объективным. И оказалось, что это с непривычки трудно.

От неприятных раздумий его отвлек звонок на сотовый телефон. Не отрывая глаз от дороги — движение на шоссе оказалось довольно плотным, — Дмитрий ответил Роме Песоцкому, это звонил он.

— Привет, Димон! — говорил Роман как всегда оптимистичным жизнерадостным тоном и Ковалев, недовольный собой и своей поездкой, с раздражением вспомнил большие лошадиные зубы приятеля.

— Здорово, Ромка! — нехотя отозвался он.

— Слушай, тут тема одна нарисовалась, надо с тобой сегодня пересечься. Давай в баре стрелу забьем? Я угощаю!

— Угощаешь? — машинально переспросил Ковалев. Идти вечером и встречаться с Песоцким ему было неохота, но этот чёрт навязчив, прилипнет — не отвяжешься. Как говорят бабы: «Ему проще дать, чем отказать». — Ладно! — согласился он, — я сейчас в дороге, давай, как приеду на место созвонимся.

— Окей!

— А может, — тут внезапная мысль пришла в голову Дмитрия, поскольку он вспомнил интерес, проявленный Забелиным к Ярковой, — может, и Оксану с собой захватим? Вспомним старые годы, так сказать?

Песоцкий замялся, и после некоторой паузы, отверг спонтанное предложение приятеля.

— Нет, давай пока вдвоем! — сказал он. — А с Оксанкой потом пересечемся, я отвечаю!

Москва, ЦАО, район Полянки, бар-ресторан «Дольче Вита», вечером того же дня

Стоял вечер, теплый, уютный, расцвеченный желтыми огнями фонарей и ярких вывесок. Воздух не успевал остывать, и потому на улице, даже в этот поздний вечер, было тепло, можно ходить в майке, джинсах или даже шортах с босыми ногами в резиновых тапках-шлепанцах. Многие так и делали — слонялись по центру Москвы, отдыхали, перебираясь из одного бара в другой.

Бар-ресторан «Дольче Вита» сегодня оказался полон посетителей, впрочем, как и всегда в эти летние вечера. Из-за разлитой в сумеречном воздухе духоты часть столиков с зонтиками вынесли прямо на тротуар перед входом. Зонтики в эти вечерние часы были не особо нужны, но они прикрывали головы клиентов от навязчивого света уличных фонарей, защищали от сильного ветра, когда тот внезапно поднимался и летел вихрем по улице.

За одним из столиков пристроились Ковалев с Песоцким.

Они сидели и неторопливо пили пиво, наслаждались вечером, покоем, лениво рассматривали публику, фланировавшую по тротуару. Некоторое девушки, одинокие или гуляющие парами, выразительно смотрели на них, улыбались, хихикали, привлекали внимание молодых людей, сидящих в одиночестве. Девушки скучали.

Но Ковалев с Песоцким, улыбаясь в ответ, не делали никаких поползновений, чтобы усадить рядом с собой этих скучающих девушек, жаждущих вечернего общения. Они отдыхали.

Правда, Рома сделал исключение, решив флиртануть с одной из таких скучавших, одиноко шагавшей мимо них, девиц. Та шла, как ему показалось, с грустным выражением лица и Песоцкий, чуть приподнявшись, сказал ей навстречу:

— Девушка, составьте нам компанию! Меня зовут Роман.

Девица ожила и хихикнула:

— А меня поэма!

Дмитрий пил маслянистое пиво, заедал солеными арахисовыми орешками, расслабленно улыбался. Выпив, он ставил пустой бокал на край столика, залитый янтарным фонарным светом, заказывал у официанта новый бокал.

— Как себя чувствуешь, башка не болит? — подал голос Ромка, намекая на недавнюю контузию, полученную при взрыве «Тойоты».

— Не-а, — протяжно ответил Ковалев, — прошло вроде. Что у тебя за разговор? Случилось чего?

Хитро посмотрев ему в лицо, Песоцкий достал из кармана джинсов пухлое портмоне, набитое кредитками, купюрами, мелочью. Он порылся внутри кожаного кошелька, перебрал кредитки и мелочь, пошарил в боковых отделениях, но лицо его вдруг приобрело озабоченное выражение, какое бывает у людей, забывших, куда они положили искомую вещь.

— Вот хрень! Я же положил в карман! — воскликнул он, быстро закрыв портмоне и запуская руку в карман брюк. Оттуда он извлек гильзу, подобранную в траве, на обочине дороги, ведущей в товарищество «Сенеж» и положил её на стол.

Гильза в свете фонаря, падающего на край столика, была почти незаметна в желтом свете, похожа на забытый кем-то золотой колпачок авторучки и потому казалась вполне безобидной.

Дмитрий осторожно подцепил её, вставив зубочистку в отверстие, осмотрел, спросил без особого любопытства:

— Это откуда?

— Понимаешь, Димон, недавно выезжал на мокруху, двух жмуров осматривал. Кстати, Оксана тоже там была. Так вот, в траве нашел эту гильзу.

— Ну и что?

— Показалась мне странной. Сечешь? Гильза чуть больше, чем у Макарова, я сравнивал. Похоже, от «Гюрзы» или «Вектора». И я загрузился: какого лешего здесь стреляли из спецоружия? Там ведь простые дачники были в машине — парень и девчонка. Кажется, «Гюрзой» ваш спецназ оснащен?

Лицо Дмитрия, до того бывшее расслабленно-довольным и вполне безмятежным, сразу напряглось и стало сосредоточенным.

— Думаешь, спецназ? — уточнил он.

— Нет, причем тут спецназ? — поморщился Роман на недогадливость приятеля. — Кто-то надыбал ствол, чуешь? Ствол не простой, не травматика, такой в магазине не купишь для переделки в боевой.

— Прикольно! — пробормотал Ковалев. — А ты что, уволок улику оттуда?

— Если что, я вернусь и найду гильзу на том же самом месте.

— Ты из-за этого не хотел приглашать Оксану?

— Ага!

Дмитрий хмыкнул:

— Фокусник!

Впрочем, в его тоне не было порицания. Он всегда знал, что в Ромке есть доля авантюризма, он ни на йоту не изменился с универских времен, когда они были зелеными студентами.

— Окей, гляну!

Он взял бумажную салфетку со стола, аккуратно закатал в неё гильзу и положил в карман рубашки. После этого продолжил интересный разговор: — Слушай, а пули в теле? Их же найдут и поймут, что там спецоружие применили.

— Пока они обнаружат, пока идентифицируют, — ухмыльнулся Песоцкий, — вы быстрее сработаете.

Они продолжили пить пиво, но былая безмятежность и расслабленность покинула их, словно нечто грозное и опасное повисло над столиком вместе с молчанием. Подняв голову вверх, Дмитрий рассеянно посмотрел на раскрытый над головой зонтик и вдруг представил его щитом от бедствий, грозящих им с Ромкой, по крайней мере, этим вечером. Из-под этого щита уходить не хотелось.

Мимо изредка проезжали машины, чертя по асфальту светом фар, загадочные, замысловатые буквы. Из них, пожалуй, можно было составить сообщения, если бы Ковалев знал азбуку символов. Автомобилей на улице мало — большинство уже покинуло центр Москвы и разъехалось по окраинам, а здесь остались немногие, напоминающие случайных прохожих, заблудившихся в переулках старого города. Они проезжали и не мешали сидеть ему и его приятелю Ромке здесь, перед кафе за столиком, наслаждаться теплым летним вечером.

— Что вам принести? — вдруг услышал он голос официанта, оторвавший его от созерцательного раздумья. Но вопрос официанта оказался адресован не им. За соседним столиком сидела девушка, возле неё стоял официант и принимал заказ.

— Зацени девчонку! — прерывал Рома установившееся молчание, которое, по всей видимости, его — говорливого и жизнедеятельного парня, чрезвычайно угнетало. Но Ковалев и без его слов «заценил девчонку».

Она была в летнем платье из просвечивающей ткани, сквозь которую белели контуры бюстгальтера и трусиков, но в этом не было ничего вульгарного — вся молодежь ходила так жарким летом. Девушка заказала мороженое с кофе «эспрессо», и в большой чаше официант принес три мороженных шарика: желтый, зеленый и розовый.

Взяв ложечку, она стала осторожно отправлять кусочки мороженого в рот, запивая кофе мелкими глотками. Она делала всё нарочито аккуратно, медленно, пластично, словно умывающаяся утром кошка, протирает себе мордочку.

Дмитрий невольно засмотрелся. Надменный лоб, капризные, четко обрисованные губы, короткая стрижка, длинные ресницы. Эти черты он схватывал мгновенно, как художник, который закладывает в память чужой образ, чтобы воспроизвести его на хосте. А может и как опер, чтобы по отдельным приметам создать словесный портрет подозреваемого.

— Ты чё, заснул там? — отвлек его от наблюдений Роман.

— Нет! — бросил Ковалев, — так задумался.

От Песоцкого, как от опытного ловеласа не ускользнуло внимание приятеля к посторонней девушке, и он решил, что Димону надо предоставить шанс.

— Слушай, мне пора! — с хитрецой во взгляде сообщил он и демонстративно посмотрел на часы. — Ты посиди здесь, не торопись, отдохни! Потом созвонимся.

И оставив деньги на столике, он удалился той легкой походкой, какой ходят обычно парни, избалованные женским вниманием, а Ковалев остался за столиком, думая, как найти предлог для разговора с незнакомкой.

Обычно, ему не приходилось лазить в карман за словом, и он не считал себя необщительным и скучным: как-никак, он не первый год он оперит. Но сейчас? Он раздумывал, о чем бы её спросить, ведь вопрос — это самый простой, банальный способ знакомства. Спросить можно о погоде, о мороженом, о кафе, да мало ли о чем? Например, как пройти в библиотеку?

Однако в конечно счете его выручил случай. Девушка уже доела мороженое, выпила кофе, принялась рассчитываться по чеку, оставленному официантом в узкой длинной папке.

— Извините, вы не сможете разменять тысячу? — она обратилась к Ковалеву по-свойски, как к соседу, сидящему рядом за столиком.

— Конечно! — с готовностью согласился Дмитрий. Он порылся в своем кошельке, достал деньги.

— Спасибо! — бросила ему девица и сама затеяла разговор: — Сегодня жарко было! Даже вечером душно.

— Меня спасает пиво! — замечает Ковалев. — А вы не хотите?

— Ой, нет! Я поела сладкое и еще кофе. Нет, спасибо!

Они замолкли, исчерпав тему погоды, и Дмитрий, чтобы не чувствовать себя неловко, предложил наудачу:

— Не хотите пройтись?

Девушка с легкостью согласилась.

— Меня зовут Саша, — сообщила она, когда они уже шли по остывающим плиткам тротуара в сторону Кремля.

— А меня Дмитрий. Иногда друзья зовут Димоном.

Саша улыбается:

— Как бывшего Президента России?

— Точно. Только фамилия у меня другая.

Он шел недалеко от неё, совсем рядом — на расстоянии ладони и видел сквозь прозрачную ткань её тело, чувствовал запах кожи, туалетных духов. Запах тонкий, настойчивый, тревожащий.

Неожиданно Саша проявила инициативу и взяла его под руку, отчего тело её оказалось еще ближе. Она касается его бедром, грудью. И Дмитрий теперь может заглянуть в её глаза, в самую их глубину, затененную длинными ресницами.

— А где ты работаешь? — поинтересовалась она.

— Я? Консультантом в охранной фирме, — зачем-то соврал он, вероятно, из детского желания пошалить, устроить небольшой розыгрыш новой знакомой. — А ты?

— Реставратор в музее. Восстанавливаю картины.

— Да ладно! Никогда не встречал реставраторов. Кропотливая работа! Возиться с картинами, снимать слой за слоем…

— Да, это непросто! — согласилась Саша и её надменные, выпуклые губы нехотя изогнулись в улыбке, словно по принуждению. — Хочешь, проведу экскурсию?

— Ещё бы, интересно!

— А хочешь, прямо сейчас? Тут недалеко.

Его мальчишеские глаза заблестели от удовольствия — что за вечер! Он встретил симпатичную девушку, умненькую, с интересной работой и она предлагает ему приключение. Прямо сейчас. Нет, вечер явно удался! Запоздало мелькает благодарность Ромке Песоцкому за то, что тот просек обстановку и вовремя слинял.

— Пойдем! — кивнул он, соглашаясь.

И они пошли под веселым светом фонарей, слушали друг друга, болтали, беспричинно улыбались — два разных человека, случайно встретившиеся и теперь связанные этим вечером, освещенной улицей, темным небом.

Оперативные документы

ШТ НР 83451/0458 от 02.07.13г.

Запрос в УРАФ ФСБ РФ. Секретно

Начальнику отдела полковнику Староверову Е. О. экз. №1

В отношении агента «Старого»

Прошу сообщить имеется ли на хранении дубликат архивного дела агента «Старого», исключенного из агентурного аппарата, ориентировочно в 2012 — 2013гг.

В случае если дубликат будет обнаружен, прошу выслать в мой адрес ксерокопию дела.

Начальник отдела УБТиПЭ СЗКСиБТ

полковник Забелин С. П. 02.07.13г

Получив отрицательный ответ из УРАФ, Забелин предался размышлениям.

Как найти «потерянного агента»? Через кого? Этот источник мог оказаться чертовски важным для них, особенно сейчас, при отсутствии позиций в джамаате, при остром дефиците любой информации о местных ваххабитах.

Он очень пожалел, что опер, поддерживающий связь со «Старым», уехал за границу. Возможно, тот смог бы пролить свет на обстоятельства вербовки, назвать фамилию агента, сообщить его установочные данные. Но нет! Оперативник уехал в Европу и где его сейчас носит — одному аллаху известно. Хотя…

Забелин вспомнил, что здесь, в Москве осталась его дочь. Недолго думая, он разыскал её адрес и, что самое главное, через «Билайн» получил номер мобильного телефона. Дочь отставного опера ответила сразу, её звали Мариной. Узнав откуда Забелин, она не стала секретничать и дала телефон для контакта с отцом. Оказывается, тот жил в Испании.

С легким трепетом Сергей Павлович позвонил на полученный от Марины номер. Оперативника звали Иван Сергеевич — это Забелин узнал из его личного дела.

— Слушаю! — раздался в трубке глухой голос отца Марины.

— Это Забелин Сергей Павлович говорит. Возможно, вы меня не помните…

— Помню, помню! — перебил Иван Сергеевич. — Вы у Шумилова в отделе служили.

— Да, всё правильно!

— Зачем я понадобился?

— Не можем найти одного человека, — полковник сделал паузу, соображая, как сообщить, что речь идет об агенте — не хотелось, чтобы по международной связи произносились такие слова. Кто знает, может американская программа типа «Эшелон» настроена на их фиксацию? Тогда у Ивана Сергеевича возникнут реальные неприятности — на Западе любят разоблачать русских шпионов.

— Кого? — прерывает минутную паузу собеседник из Испании.

— Этот человек… мусульманин, он пропал после вашего увольнения. Сейчас очень нужно с ним связаться, потолковать о ваххабитах.

— Кажется, я понял, о ком вы говорите. Знаете, вряд ли смогу помочь. К сотрудничеству привлекал не я, мне его передали на связь. А тот, кто передал, уже умер. С самим человеком мы встречались ночью — лицо его было скрыто под кепкой, иногда капюшоном, но чаще он давал информацию по телефону. Вот так!

— А он сам русский или другой национальности? Не обращали внимания?

— Не русский, это точно, больше похож на татарина. Говорил по-русски хорошо, правильно, без акцента. Возможно, узбек. Кажется, он раньше учился в одном из медицинских вузов Москвы, а до этого служил в армии рядовым, был в Афгане.

— Вспоминал бои?

— Что-то такое. Его друзья там пропали, а потом вспылили в плену у моджахедов, устроили восстание. Не помните, где-то об этом писали?

— Нет, не помню! Но у меня еще вот какой вопрос, — проявил настойчивость Забелин, — не можем найти его дело, не знаете где оно?

— Мне его передавали каишником, в другую категорию не стали переводить. А на каишников, как знаете, дел не заводили. Но в агентурном аппарате он числился.

— То есть сейчас он уже в возрасте?

— Думаю, ему около сорока, если дал согласие сотрудничать с нами лет в двадцать.

— Значит никаких зацепок? — в голосе Забелина еще звучала надежда, но это была надежда отчаявшегося человека.

Теперь возникла пауза с той стороны, видимо, пенсионер-оперативник вспоминал обстоятельства своих отношений с агентом «Старым», детали, важные мелочи, которые могли бы помочь Забелину.

— Единственное, что помню, — наконец прорвался голос Ивана Сергеевича через несколько тысяч километров, — он был левша. Я еще шутил, что ему не надо креститься левой рукой, он ведь мусульманин.

— Левша? Хорошо, запомню!

Они закончили разговор. Сергей Павлович бездумно смотрел на свой мобильный телефон, вращал его в руках, касался пальцами черной поверхности экрана. Там оставались ясные, легко видимые отпечатки, и он машинально отметил, что экран телефона хорошее место для таких дел — для получения пальцев подозреваемого.

Он взял со стола замшевую тряпочку, тщательно протёр стекло экрана, доводя его до приемлемого блеска. Забелин любил чистоту, ему нравился порядок во всем. Личность агента «Старого» была стерта, так же как он, Забелин, сейчас стёр опечатки с телефонного экрана. Только кем? Таким же, как Забелин, опером, любящим порядок или уничтожили по ошибке?

Забелин задавал себе слишком много вопросов и не знал на них ответов. В отсутствии конкретики эти вопросы становились риторическими, словно их произносил какой-нибудь глубоко погруженный в себя персонаж Шекспира. «Быть или не быть» и так далее.

Но он, Забелин, не на сцене, чтобы баловаться пространными монологами — его работа требует четких и лапидарных ответов. Поэтому, он вновь и вновь возвращался к мыслями к «Старому» и мучил себя вопросом: «Кто же он и где его искать?»

Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, отдел полковника Забелина С. П., кабинет оперсостава, 2июля, 11.13

Загрузив оцифрованную запись в компьютер, майор Гонцов смотрел видео со школьной камеры, направленной на остановку по улице Двинцев. Обзор был достаточно широким, охватывающим прилегающие переулки и подъезды близстоящих домов. Конечно, качество видео было не таким четким, как хотелось бы, картинка оказалась черно-белой, слегка размытой. Но всё же — это лучше, чем совсем ничего.

Юрий Юрьевич заметил даже машину жены Забелина — Маргариты, которую запомнил, когда приезжал к школе вместе с начальником. Полковник тогда первым делом бросился именно к ней и он, Гонцов видел, как Забелин взволнованно разговаривал с рыжеволосой симпатичной женщиной, сидящей на водительском месте.

На экране монитора было видно, как черный джип Маргариты подъехал к свободному месту у тротуара, совершил сложные маневры, двигаясь туда-сюда, пока не втерся в вереницу стоящих вдоль школьного металлического забора других машин. Потом из школьных дверей побежали мальчишки и девчонки, проводящие свой досуг в летнем лагере при школе. Достигая металлических ворот, они разлетались в разные стороны, словно разноцветные мячики и на мгновение Гонцову показалось, что они и правда, мячики: скачут, подпрыгивают, катятся, а стоящие снаружи взрослые ловят их, широко раскидывая руки.

Перед тем как выбежали дети, Гонцов посмотрел на тротуар возле забора. По нему прохаживались в основном женщины: располневшие, медлительные бабушки, озабоченные матери. Вместе с ними детей ждала и пара мужчин — ничего собой не представляющие пенсионеры.

Один раз из черного джипа выходила жена Забелина, она постояла возле машины, покрутила головой и снова забралась внутрь. Проехала мусоровоз, два уборщика торопливо очистили мусорный ящик на остановке, уехали. Очевидно, торопились, чтобы не попасть в пробки на узких улицах. Затем на остановку зашло несколько человек — один мужчина, три женщины. Их Гонцов смотрел особенно тщательно, прокрутив это место записи несколько раз. Но это были обычные родители, никто из них не вызвал подозрения.

Он еще не закончил просматривать запись, как открылась дверь кабинета, и вошли Ракитин с Ковалевым. Юрий Юрьевич на минуту оторвался от просмотра, поздоровался за руку с вошедшими.

— Нашел что-нибудь? — осведомился Дмитрий, кинув взгляд на монитор Гонцовского компьютера.

— Пока нет. Уже час сижу, и без толку! Это всё Ракита виноват! Надо было изображение цифровать лучше.

У Гонцова уже вошло в привычку подтрунивать над Ракитиным, и тот перестал обращать внимание на его шутки. Он только поправил очки на своем круглом лице, сел за свой стол, помедлив, включил компьютер, улыбаясь рассеянной улыбкой.

Тем временем Ковалев прошелся по узкому маленькому кабинету, подошел к монитору Гонцова.

— А чем тебе эта запись плоха? Извини уж, Юра, Full HD формат не предусмотрен, — Дмитрий покровительственно посмотрел на Ракитина, мол, не бойся, не дам тебя в обиду. При этом глаза его, лицо, осветились озорной улыбкой. — Хочешь, вместе посмотрим? Саша, иди сюда!

Александр Ракитин поднялся, тоже подошел к монитору Гонцова.

— Давай, Ракита! — Юрий Юрьевич сдвинулся вбок, чтобы всем хватило места.

Они просмотрели запись и увидели то же самое, что видел до них Гонцов, ничего нового не обнаружили.

— У тебя есть результаты по взрывчатке? — поинтересовался Ковалев у Юрия Юрьевича, после того, как закончили просмотр.

Тот открыл папку, лежащую на столе, взял один из листков, пробежал глазами.

— Короче, Москва не Сочи! Там был пластид, еще нашли остатки часового механизма.

— Значит, выставили время. Наверное, подгадывали к окончанию занятий в школе, когда дети пойдут по домам.

— А место закладки нашли? — с любопытством спросил Ракитин, которому было интересно принимать участие в расследовании, ведь до этого он только сидел за аналитическими справками.

Гонцов с усмешкой смерил его взглядом.

— Саша, ты же аналитик, бином, не лезь в наши оперские дела!

— Ладно, Юрец, чего ты прицепился к челу? — примирительно произнес Дмитрий, хлопнув Ракитина по плотному плечу. — Так ты узнал место?

Юрий Юрьевич дернул кадыком и скривился, отчего морщины на истонченной коже обозначились еще резче.

— Слушай, у них там в Комитете есть одна следовательша, такая стерва, я тебе скажу! Всё приходится с боем добывать.

— А как зовут? Может, я знаю?

— Оксана Яркова. Слышал?

— Так я с ней учился вместе, в одном универе. Чего ты парился? Сказал бы мне, получили бы всё, что нужно без вопросов. Ну, короче, что с местом? Где было СВУ?

— Вроде, под скамейкой на остановке, в черном полиэтиленовом пакете.

— То есть отпечатков пальцев не осталось?

— А ты как думаешь? — Юрий Юрьевич высоко поднял брови, как бы удивляясь наивности майора Ковалева, вроде бы опытного оперативника. — Там все разнесло в дым, одни обломки и от самой остановки ничего не осталось. Я ходил возле школы — мы были вместе с Забелиным. Ты же знаешь, что у него в той школе дочь учится?

— Нет, не знал! — удивился Дмитрий. — Интересные совпадения бывают! Дочка не пострадала?

— Цела! Её жена Сергея Павловича забрала оттуда.

— Вот фото, Дим, если хочешь посмотреть, — предложил Ракитин, открывший на своем компьютере фотографии с места теракта на остановке. — Здесь их много!

Ковалев подошел к нему, глянул на фотографии.

Картина разрушенного павильона остановки, вывороченных железных прутьев, черных следов гари и копоти, живо напомнила недавний взрыв «Тойоты», когда покушались на него, когда он лежал неподалеку от горевшей машины. С того времени прошло чуть больше половины месяца — вроде недавно, но, кажется, это случилось в другой жизни, давным-давно. Он тогда работал у Снегирева, разрабатывал дилера Антона, имевшего целую сеть наркоторговцев…

Ему вдруг вспомнились те видения, картины, захватившие сознание, когда он валялся в беспамятстве в больнице. Темная долина, черная дорога, воющий ветер в небесах. Дорога, опасная и нелегкая, но по ней надо было пройти, обязательно, во что бы то ни стало. «Но зачем по ней идти? — удивился он своей причудливой фантазии. — Откуда вообще это во мне? Какие-то библейские сказки…»

Ковалев никогда не был адептом христианства, ревнителем веры. Он даже крещен не был, хотя родственники, особенно мать, настаивали и уговаривали. Его не интересовало омовение в купели и причастие, как, впрочем, и другие обряды христианского мира, а эту цитату из Библии — о путешествии через Долину смертной тени, — он услышал из уст киношного священника во время просмотра американского сериала.

Разве он виноват, что именно эта цитата запала в голову? В голове, ведь много умещается всякой чепухи, попадающей туда помимо воли владельца. Всего не упомнишь и не процитируешь! «Интересно, — размышлял он, — что бы сказал Сергей Павлович, услышав о моих бредовых снах? Он точно бы определил, что у меня крыша потекла, и не взял бы в группу. Наверное, так!»

Дмитрий по-новому взглянул на Гонцова и Ракитина. Его новые коллеги работали, спорили, расследовали, и совсем не заморачивались странными вопросами о соперничестве добра и зла в Долине смертной тени.

Юрий Юрьевич, худой, длинный, смотрел видеозапись, не отрываясь от экрана, подперев рукой острый подбородок, а Саша Ракитин взъерошив волосы на голове, что-то быстро печатал. Его пальцы порхали над клавиатурой, и Ковалев невольно позавидовал ему, его скорости печатанья. И вообще, Ракитин ему нравился: веселый, круглолицый, розовощекий, от него веяло оптимизмом и позитивом, а таких людей Дмитрий уважал. Он, Ковалев, когда они только познакомились, невзначай поинтересовался, где Ракитин прежде работал, до того, как попал в ФСБ. Оказалось, тот преподавал информатику в школе. «Там же тяжело! — посочувствовал Ковалев, — офигенный шум, все орут, носятся, как угорелые». «Нет, наоборот, там здорово! — возразил Ракитин, улыбаясь. — Детки! От них знаешь, какая энергетика прет? Я бы ни за что не ушел, если бы не предложили сюда».

— Ты чего стоишь? — удивленно воззрился не него Гонцов. — Не маячь, горизонт закрываешь!

Дмитрий хотел язвительно парировать, но промолчал, сел в кресло и откинулся назад на упругую спинку. Ему хотелось всё взвесить, разложить в голове по полочкам: и разговор с Евгением Дегтярем, и гильзу от неизвестного пистолета с места преступления, и Сашу, девушку, внезапно возникшую из теплого вечернего полумрака. Но из задумчивого транса его вырвал громкий голос, принадлежавший полковнику Забелину

— Спим в рабочее время? Что у вас нового? — на удивление резким тоном спросил Сергей Павлович, остановившись на входе. Он выглядел мрачным и неразговорчивым: не шутил, как обычно, не делился возникшими соображениями по поводу дела, короче, не был самим собой.

Он был чем-то недоволен. Его подчиненные это сразу приметили и почувствовали себя так же неуютно, как чувствуют проигравшие соревнования спортсмены перед строгим тренером, сделавшим на них ставку. Только они не знали, что Забелин в душе был недоволен не ими, а прежде всего, самим собой.

Когда генерал Васильев поставил конкретную задачу, то Сергею Павловичу казалось, что ему удастся быстро наладить дело, получить оперативно-значимую информацию и начать разработку группы ваххабитов. Он уже представлял, как Ковалев или тот же Гонцов, принесут ему корочки ДГОР с каким-нибудь привычным названием типа: «Каракурты» или «Паутина», как начнут плотно работать. Но…

На данный момент у них ничего не было, кроме теракта на остановке; они не знали ни заказчиков, ни исполнителей, увязли в болоте — ни туда, ни сюда! Например, кто совершил преступление возле школы? Причастны ли к этому вообще ваххабиты? Не идет ли он, Забелин, и его группа по ложному следу, занимаясь этим делом и теряя время?

«Из болота без посторонней помощи не выбираются, — угрюмо думал он. — Только здесь на чужую помощь не стоит надеяться, никто не поможет — мы одни!» Это приходилось констатировать как непреложный факт — им никто не мог помочь, не потому что не хотели, а потому что информации о ваххабитах кот наплакал.

Конечно, можно оправдаться тем, что такие дела быстро не делаются и он, Забелин, исполняет всё, что в его силах. Однако нужен прорыв, как воздух необходима любая информация, позволяющая сдвинуться с мертвой точки.

— Докладывайте, кто и что наработал! — снова потребовал Забелин, стараясь приглушить в голосе нотки раздражения.

Послушав отчет сотрудников, он вместе с ними пересмотрел запись из школы, во время которого снова обсудили конструкцию СВУ, имеющиеся улики. Но всего этого было мало! Отпечатков пальцев не обнаружили. Материальные следы на месте преступления оказались уничтожены взрывом и огнем — от мусорного ящика, с заложенной внутри бомбой ничего не осталось. Криминалисты сделали соскобы с поверхностей, подвергшихся удару взрывной волны: с забора, фрагментов остановки, даже с железных прутьев забора. Но пока результатов экспертизы Забелину и его группе не представили, и никто не знал, какое вещество использовалось для взрывчатки.

— Сергей Павлович, я тут встречался со своим однокашником по университету, — вдруг вспомнил Ковалев, — он полицай, недавно выезжал на мокруху.

— Давай без жаргонных словечек, — нахмурился Забелин, — мы не в ментовке!

— Ладно, ездил на расследование убийства. Он мне сказал, что застрелили семейную пару возле одного из садоводческих товариществ.

— Ну и что? — не понял Забелин. — Я читал в газетах об этом. Мы тут при чем?

На его лице явственно проступило то внутреннее недовольство, которое овладело им с первой минуты при появлении в их кабинете. Информация Ковалева показалась ему не имеющей отношения к их розыску и потому бесполезной, отвлекающей от работы. Примерно так мешает делу, не вовремя рассказанный анекдот — нужно слушать, смеяться и как-то реагировать, чтобы не обидеть рассказчика.

— Там гильза странная, Сергей Павлович! — Дмитрий извлёк из кармана бумажную салфетку, раскатал и все склонились над столом, наблюдая золотистый кусочек металла.

— И что в ней такого? — хмыкнул Юрий Юрьевич, насмотревшийся этого добра в Чечне.

— Гильза не от Макарова, — пояснил Ковалев, — я сравнивал. Похоже на оружие спецназа ФСБ, знаете, их вооружали «Гюрзой» или «Вектором».

— Нет! — отрицательно качнул головой Забелин. — Не слышал.

— Я видел такие, — заметил Гонцов, — у ребят из «Альфы» в Чечне были. Хорошие стволы. Главное, емкость обоймы большая — восемнадцать или двадцать патронов, а у Макарова всего восемь.

— Так вот, — продолжил Дмитрий и в его глазах сверкнул азарт охотника, — злодеи стреляли из спецоружия, которое так просто не достанешь. А у ваххабитов оно могло быть.

— Да ладно, не гони! — скептически отреагировал Гонцов, которому казалось, что его линия — отработка взрыва на остановке — гораздо интереснее и перспективнее. — Откуда у этих ушлепков оружие спецназа?

— На подпольном рынке, Юра, можно черта лысого достать, не только пушки, — Ковалев продолжал настаивать из чувства противоречия, поскольку ему очень хотелось, чтобы гильза, которую он забрал у приятеля, тоже пригодилась и вывела на след террористов.

— Серьезно? — усмехнулся Гонцов. — Ну, это полная ерунда!

— Окей! Но им могли помочь и забугорники, братья-мусульмане.

— Это организация или фигура речи? — осведомился Забелин, который был склонен поддержать Гонцова в его сомнениях.

Оружие спецназа у ваххабитов! Как? Каким образом? Все это пахло большой натяжкой и казалось недостоверным. Он, Забелин, понимал желание Димы помочь в продвижении расследования, но не сбрасывал со счетов и честолюбие молодого опера. А честолюбие, как известно, штука коварная.

— В Египте были братья-мусульмане, активно действовали во время арабской весны, — сообщил Ракитин с видом знатока, и на этот раз Гонцов не поддел его, а Забелин вздохнул, вспомнив нечто, о чем не знали его сотрудники.

— Да, знакомая тема! — сказал он. — Мы плотно работали во время президентских выборов в двухтысячном. Тогда саудиты хотели с помощью чеченцев устроить теракты в Москве. Казалось, было давно, но кто знает…

Он на минуту задумался, а потом обратился к Ракитину:

— Саша, можешь посмотреть по полицейским сводкам и отчетам, не было ли чего странного по убийствам в Москве и Подмосковье. Может, оружие использовали специфическое, возможно армейские ножи, другое оружие спецназа?

— Сейчас сделаю, Сергей Павлович!

Александр уселся за компьютер и начал поиск, забив параметры в поисковой строке.

— Так что, Сергей Павлович, будем заниматься гильзой или её вернуть? — подал голос Ковалев, с ожиданием глядя на начальника.

Забелин нерешительно коснулся щеки, потер подбородок, тронул кончик носа. Распыляться сейчас? Отрабатывать сразу две версии? Хотя здесь даже не версии, здесь иное — произошли два события, по его мнению, не связанные друг с другом.

Он вспомнил витязя на распутье с картины художника Васнецова, его задумчивое лицо и руки, нерешительно державшие поводья — безрадостная сцена, если учесть к тому же разбросанные вокруг черепа. Забелина всегда интересовало, что пытается прочесть витязь, остановившийся перед замшелым камнем, ведь надпись, в которую он всматривался, полустерта временем и еле читалась.

«Известно, что там написано?» — однажды спросил Забелин у экскурсовода и тот охотно озвучил текст. Сергей Павлович запомнил эти слова: «Налево ехать — богатому быть, направо ехать — женатому быть. Прямо ехать — живому не быть: ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному!»

«Что же, придется ехать прямо! — наперекор зловещему смыслу, допустил Забелин, иронизируя над собой. — Богатство нам без надобности, а женитьба? Мы и так женаты! Если только Диме Ковалеву, да Ракитину есть нужда!»

— Сергей Павлович, разрешите? — закончил в это время проверку Ракитин. — Я посмотрел сводки. В Москве ничего нет, а вот в Подмосковье пять нераскрытых убийств. Среди них совсем разные люди: есть грибник — шел по лесу, убили выстрелом в затылок, есть велосипедист-спортсмен — ехал по обочине, выехал за город в районе Истры, убит двумя выстрелами. Остальные водители убиты на дороге, машины и деньги не тронуты.

— А оружие, нашли что-нибудь? — спросил Дмитрий, чрезвычайно заинтересованный этой информацией. — Там были гильзы?

— Оружие, в основном травматика. Только в случае с грибником не установлено.

— Почему ты выделил именно эти преступления? — поинтересовался Сергей Павлович.

— Они все без мотива. С места убийства ничего не взято.

— Понятно! Итак, — Забелин решил подытожить свои размышления, — ты Юрий Юрьевич, как и раньше, занимаешься взрывом на остановке. Работай в тесном контакте со следственно-оперативной группой, с этой девушкой, Оксаной Ярковой. Я слышал, Дима тут заявил, что её хорошо знает, вот и используй его связи. А ты, Дмитрий, займешься гильзой, этими преступлениями. Странно, что они безмотивны. Очень странно! У нас было примерно такое дело, года три назад. Тогда некоторые скептики тоже отмахивались, говорили, что оно не наше, а ментовское, что впустую потратим время, но в конечном итоге мы взяли опасную группу террористов. Они готовили теракты во время предстоящей Олимпиады в Сочи. Вот так! Вопросы есть?

Вопросов не было. Забелин сделал знак Ковалеву выйти в коридор.

— Слушай, я забыл спросить, как съездил в СИЗО, помог тебе брат наркодилера?

— Нет, Сергей Павлович, уперся, как баран. Я сдам его ребятам из своего отдела, пусть возятся.

— Ну и славно! Тогда вплотную займись убийствами в Подмосковье — тебе будет легче, если не придется распыляться.

Говоря о Евгении Дегтяре, что передаст его в отдел Снегирева, Дмитрий совсем не лукавил. Зачем ему заниматься этим человеком, тратить на него время? Сразу видно, что тот упрям и недалек, что он примитивный парень. Совершенно искренне думая так, Ковалев не предполагал, что на другой день услышит звонок от Дегтяря и этот звонок всё внезапно изменит.

Подольск, ФКУ «Следственный изолятор №14 Управления Федеральной службы исполнения наказаний РФ по Московской области», 3 июля, 10.14

Утро для Ковалева началось как обычно, он встал быстро сделал зарядку, собрался на работу. По дороге до него дозвонился Рома Песоцкий. Приятель начал приставать с расспросами, чем закончился вечер в баре, когда он, Песоцкий, оставил Диму и девушку за соседним столиком, практически, наедине. Если не считать официанта и еще нескольких отдыхающих.

— Ну, ты как? — допытывался Рома. — Не ударил в грязь лицом? Всё срослось?

— Ты, о чем? — спросил Ковалев вполголоса, так, чтобы пассажирам электрички, в которой он ехал на работу, не был слышен их разговор.

— Да ладно, кончай придуриваться! Как прошла свиданка? Склеил её?

— В норме. Познакомились, прогулялись.

— И всё? А как зовут?

— Ты очень нетерпелив, Рома — это же первое свидание! Зовут девушку Саша, она реставратор.