Бесплатный фрагмент - Невеста морского чудовища

Добис — дай обещанье, бейся и сбереги.

Пролог

Время тянулось в морском замке, словно липкий мед. Тягуче ползло, как всегда бывало с приходом осени. Место главы рода пустовало. Махна Вечный так и не появился, оставив своих детей в полном неведении. Младшие убежали с обеда первыми, кто-то случайно задел вилку локтем, пронзив молчание в зале звоном, кто-то унес лакомый кусочек с собой на улицу. Еда вкуснее на свежем воздухе, а не в старой и сырой от высокой влажности трапезной.

Старшие дети вяло ковыряли вилками рыбное филе, косясь друг на друга. Первым не выдержал Хрут. Горячность его рассудка всегда уступала холодности морского характера. Он не был похож ни на отца, ни на братьев, но в чем-то был даже этому рад.

— А я не прочь размяться, — размазывая маслянистый рыбий сок по тарелке, произнес Хрут. — Илей, когда мы в последний раз проводили Добис? — Он повернулся к брату. — Когда вы поженились?

Илей что-то шепнул жене на ушко, и та заулыбалась, смущенно отведя взгляд. Неспешность женщины, носящей под сердцем дитя, заставляла мужчин ей сочувствовать. Но Крена стойко принимала свое положение — она очень хотела детей и наслаждалась тяжестью живота, налитостью грудей и неспешностью мыслей. Илей тоже поднялся и протянул руку жене. Хрут искоса наблюдал. Он не любил, когда женщины принимали участие в мужских разговорах, но к избраннице брата привык. Ему нравились ее кротость, учтивость и простота, но на этом ее притягательность обрывалась: Хрут не заглядывался на чужих жен, в его характере имелись более дерзкие замашки. Так он думал.

— Желаешь победить? — Илей присел на свое место, следя за удаляющейся фигурой жены, и только после того как она скрылась из виду, вдоволь отпил вина из бокала.

Взгляд, пронизанный трепетом и сосредоточенностью, исчез, и тогда мужчина смог расслабился. Как бы он ни был счастлив, а мысленно все равно боялся самого худшего. И вдали от жены чувствовал, как с плеч его спадает груз усталости.

— Как и всегда! — скривился Хрут, крутя нож в руках.

Братья усмехнулись и вместе отпили вина.

— Посмотрим, в этот раз у тебя будет новый соперник! — Олли перекинул хвост блестящих волос со спины на плечо, красуясь.

Элегантный и утонченный, он терялся в догадках и уже не единожды представлял писаную красавицу. С черными волосами и льдистыми глазами, высокую и статную, такую же, как его мать.

— Она уродка, раз не нашла никого в Птице, — припечатал безразлично Ригир, избавляясь языком от кусочков пищи, налипших на зубы.

— Да-да, — грустно задумался Олли, снова сомневаясь, — отец слишком быстро согласился!

Илей, как самый мудрый и самый опытный из всех, без сомнения развенчал сплетни:

— Глупости! — Вино немного развязало его язык, и он, почувствовав себя знатоком женской красоты, сказал больше необходимого. — Я видел ее портрет. Необычная, не наша масть, но такая… — Он запнулся, а Олли, умирая от любопытства, не давал договорить.

— Чарующая?

— Нет, — улыбнулся глазами Илей, качая головой.

Остальным тоже было любопытно узнать, какая все-таки заморская невеста, но они терпеливо слушали.

— Удивляющая? Прекрасная? — не унимался Олли, обдумывая, какое слово еще может подойти к его будущей жене.

— Чистая, — наконец подобрал слово Илей.

Он сказал это «чистая» так, словно то была заморская сладость. Благоговейно подарил это знание, этот секрет, словно самый хрупкий подарок. Но Олли задумался. Чистая, только и всего. Какая же принцесса не будет чистой? Только та, которая живет в болоте… Эти мысли его ужасно раздосадовали.

— Отец согласился лишь потому, что зараза может дойти и до нас, — завершил Илей.

— Мы окружены морем, — в несогласии Хрут опустил уголки губ вниз, будто съел что-то кислое, — ничего до нас не дойдет, — надменно поднял брови он, отчего на его лбу образовалась складка.

— Поэтому тебе и не стать королем. — Илей сказал лишнего не от того, что хотел нагрубить, он действительно считал именно так. — Ты делаешь лишь один гребок, когда нужно доплыть до берега.

Хрут взбеленился, отбросил нож, насупился, всем видом показывая, что презирает новые порядки. Ему так хотелось вызвать брата на поединок, как когда-то сделал его отец, и доказать, что именно он заслуживает право быть первым! Он едва ли согласился бы со словами Илея. В ушах стоял звон и, как язычок колокола, отбивал от ушной раковины одну и ту же фразу: «Тебе не стать королем». Хрут покачал головой и вышел из зала, не удосужившись прикрыть за собой дверь.

В молчании Илей пожал плечами и подлил себе еще вина. Ригир вздохнул, подумывая, не пойти ли размяться, и только Олли терзали мысли о заморских принцессах.

— Я не смогу жениться на женщине, которая будет страшнее меня! — замучено проскулил Олли.

Красота для него имела большое значение. Его мать была особенно красивой, она и сейчас оставалась такой. Темные волосы подчеркивали изысканность лица и чистоту кожи. Он был ее первенцем и всегда считал, что ему досталось от матери самое лучшее. Такой же утонченный и элегантный образ, присущий больше девушке, нежели парню. Большие голубые глаза, которых едва коснулась льдистая серость, всегда выделялись на фоне цвета глаз других детей моря. Олли обращал особое внимание на красоту чужих черт лица, наблюдал, сравнивал и видел отличия. Длинные густые волосы струились шелком. Мягкость улыбки и румянец щек делали его «живым». Девушки таяли, видя его перед собой. И принцесса наверняка растает. Олли никогда не сомневался в себе, но загадка не распаляла интерес, не манила. Загадка вызывала в нем грусть. Красота Птицы не должна уступать его собственной красоте. А тут так некстати Ригир встревожил его, и мысли снова темнили разум.

— Пройди хотя бы этап обещания, а там уж и рассуждай. — Ригир зевнул, бесполезные разговоры наскучили.

То ли посмеялся, то ли посочувствовал. Олли так и не понял.

В залу вошел воин. На волосах его еще не высохли соленые капли.

— Ин! — с грустью и надеждой воскликнул Олли. — Ты что-нибудь знаешь о Птицах?

Илей посмотрел недобро. Ну разве можно опаздывать на совместную трапезу!

— И-и-ин! — протянул Олли, капризничая. — Садись к нам!

Ин на ходу размял затекшую шею, разогнав кровь, и прошел на свое место. Он убрал волосы за уши, проводя по голове открытыми большими ладонями, сплошь покрытыми мозолями. В отличие от братьев он не заплетал их в косу, не делал хвост и не носил иных причесок. Так уж повелось с самого детства, а Ин никогда не изменял себе.

Ригир налил ему вина, прохладного и сладкого. Тот жадно выпил все до капли, ставя бокал на стол с шумным выдохом. Все ждали ответа, пауза затянулась, и Олли, кусая в напряжении ноготь на большом пальце, подумывал повторить свой вопрос.

«Точно уродка», — движения пальцев сложились в слова.

Илей рыкнул:

— Ин, не за столом!

Руки Ин сразу опустил, но искоса покосился на Ригира, пряча от старшего Илея задорный оскал. Шалость удалась! От такого выражения на его носу по-звериному залегли морщинки. Лишь это смогло заставить скучающего Ригира еле заметно хмыкнуть. Ин невоспитанно, руками, положил на свою тарелку большой кусок мяса и с жадностью откусил. Никто так и не узнал, что на самом деле творилось в его голове.

Глава 1. Гром среди ясного неба

— Вура, — с благоговением прошептала я, придавая смысл каждой произнесенной букве.

Сложила пальцы, мягко провела две линии в воздухе и указательным пальцем закончила узор, с надеждой смотря сначала на руку, а потом и на шкаф. Мгновения текли. Долгие, неспешные. А я терпеливо ждала. Знака? Неведомой силы? Трепета? Сама не знаю. Я повторила вновь. Зажмурилась. Затаилась. Неспешно открыла глаза и вздохнула.

— Не получается! — зарычала я, падая на мягкое покрывало.

На потолке лукавой улыбкой светился месяц.

— Что смотришь? — насупилась я, складывая руки на груди.

Книга лежала рядом. Лучше бы я ее вообще не находила! Бесполезная! А может, дело в ней, может, в ней ошибка! Но я читала об этом символе и в другой ведьмовской рукописи!

Я подняла книгу над головой и снова перечитала до дыр заученные строки. «Значение руны Вура — открытие пути. Свят путь тот, что проложен благими мыслями. Открыт тот путь, что Вура освещает». Дверь в комнату тихо приоткрылась. Не нужно было смотреть на вошедшего, чтобы понять, кто это.

«Две зигзагообразные линии, неспешно проведенные по воздуху, необходимо скрепить…»

— Отец выдает тебя замуж, — плюхнулся на кровать рядом со мной старший брат, Валлен.

Я поморщилась, отвлекшись от чтения, и безучастно ответила:

— Лжешь. — Пришлось перечитывать последний абзац.

«Две зигзагообразные линии, неспешно проведенные по воздуху…»

В этот момент он растянул губы в усмешке и быстрой хваткой вырвал книгу из моих рук. Его пальцы так небрежно держали нежные страницы, что мне стало жалко книгу, но я не отпускала. Валлен лишь оттолкнул меня и устроился поудобнее, занимая мое место, пролистал страницы назад, а затем вперед. Насмешка переросла в надменное и брезгливое выражение. Я надулась и снова потянулась за книгой.

— Ла-асточка, ла-асточка… — проговорил, нарочно растягивая гласные, — знаешь же, магия не для нас. Мы выше этого.

— Отдай, — прошипела я, пытаясь его ущипнуть.

Мы находились в покоях Истара, нашего среднего брата. Комнату регулярно убирали: меняли простыни, вытирали пыль с изголовья кровати — из-за этого казалось, что время здесь просто застыло после его ухода, никаких видимых изменений, ни одного напоминания, что его давно здесь нет. Он ушел на войну четыре года назад. Я часто приходила в башню, когда тоска становилась непреодолимой. Первый год его комната служила мне убежищем, пока Валлен не проследил, куда же я сбегаю.

— Поверь, сестренка, у морских полно своих не менее интересных книжонок.

Я хватала его за руки, щипала и толкала, теряя силы в безуспешных попытках. Он крепко держал книгу, уводя ее над моей головой, но я сумела ухватиться за переплет. Валлен насмехался, а я покрепче схватилась за корешок обеими руками. Я чувствовала, что сумею сделать рывок, вырву ее окончательно!

«Отец выдает тебя замуж». Мне на голову как будто вылили ведро ледяной воды, и я опомнилась. До меня наконец-то дошел смысл его слов. Ошарашенная, я отпустила книгу, и Валлен повалился назад на подушки, теряя равновесие.

— Ты ведь шутишь? — Я села напротив, все еще тяжело дыша после перепалки, и забрала книгу у распластавшегося на кровати старшего брата.

Валлен закатил глаза и лениво вздохнул, опуская руки на живот. В отличие от меня, он уставшим не выглядел.

— Сказать по правде, я и сам не рад этой затее. — Он стучал пальцами одной руки по костяшкам другой. — Птицы не должны показывать свою слабость, — с горечью в голосе все-таки произнес он.

— При чем здесь я, Валлен? — Шутка затянулась, мне стало не по себе.

За дверью раздался голос ищущей меня служанки. Только ее сейчас не хватало!

— У тебя опять новая забава, — усмехнулся он, — и как они все еще соглашаются тебе прислуживать? — С лица брата не исчезала насмешливая улыбка.

— А тебе? — съехидничала я и схватила его за ворот птичьего камзола. — Не уходи от темы!

Валлен окинул мои руки строгим взглядом и надменно произнес: «Где твои манеры?!» Пришлось отступить. С протяжным громким вздохом он все же продолжил.

— Договор с Моще-Рехта уже заключен. Ты выйдешь за принца Морского королевства.

Я уставилась на него в ожидании объяснений. С какой стати я должна выходить за кого-то замуж?! Валлен смотрел на меня холодным взглядом, совсем не выражающим братскую любовь. Для него было в порядке вещей бросить мне фразу и ждать, пока я сама начну задавать вопросы.

— Отец бы никогда так со мной не поступил! — сгоряча выпалила я.

— Ласта, идет война! Нам нужен этот союз, нам нужна армия. — Брат с усталостью посмотрел на меня, будто я маленький несмышленый ребенок, которому нужно много раз повторять одно и то же.

Я кинула в него книгой, от чего он поморщился.

— Не верю ни единому твоему слову! — Я встала с постели.

Как только я подошла к двери и протянула руку, готовая выйти, дверь открылась: в комнату вошла причитающаяся служанка.

— Ваше Высочество, вот вы где! — Она всплеснула руками и замерла, тяжело дыша из-за долгого подъема по крутой лестнице.

— Не смей ходить к отцу! — перебил ее брат, пока я не захлопнула дверь. — Не вздумай, Ласта!

Не верю! Не может этого быть!

Служанка причитала за спиной, все еще пытаясь догнать меня. А я, наоборот, лишь набирала темп, громко отстукивая каблуками.

— Ваше Высочество, подождите! Куда вы так торопитесь! Принцессы должны ступать мягко!

Моя новая служанка не отличалась ни расторопностью, ни учтивостью.

— Беги-беги, — подбодрила ее, еще больше ускоряя шаг.

Матушку нашла сразу — хорошо знала, где она может быть в это время. Сейчас не час трапезы. Мы не принимаем гостей. Ясно, значит, точно отыщу ее в саду. На прогулке все лучше, чем в четырех стенах. К тому же это самая красивая часть замка, яркая, сочная, живая. А это ценный дар, сейчас особенно.

Я знала ее доверчивую натуру, но не верила, что она так просто может продать мою жизнь!

— Ты знала?! — Путь до сада нисколько не остудил.

— Добры души в это утро, дорогая. — Мама повернулась ко мне, отвлекаясь от вышивки.

Ее полный умиротворения и безучастности взгляд не сулил мне ничего хорошего. За спиной послышались тяжелые, полные усталости, медленные шаги догоняющей меня служанки.

— Как такое вообще возможно? — Я ходила взад-вперед. Злость плавила мысли, будоражила кровь! — Я не могу выйти замуж! И за кого?! Моще-Рехта?! Они вообще люди? — Я буравила мать недобрым взглядом. — Ты хоть раз в жизни их видела?

Королева отложила вышивку и мягко произнесла:

— Присядь. — Она похлопала по месту рядом.

Не оправдывалась, не отпиралась. «Присядь»?! Это меня еще больше разозлило!

Служанка почти приблизилась к нам, я слышала за спиной ее тяжелое дыхание. Вдохи сразу же превращались в выдохи, она даже не могла произнести ни единого слова.

— Я и с места не сдвинусь, пока ты не ответишь! — твердо произнесла я, сжимая челюсти.

Она вздохнула, расправляя складки, которые образовались от ее хлопков. Да ей все равно! Посмотрела на меня так же мягко и продолжила:

— Девочка моя, — матушка грустно улыбнулась, — мы не в праве решать, что нас ждет. Твой отец — король!

Я со стеклянным выражением лица смотрела в ее чистые, незамутненные тьмой глаза и не могла поверить, что эта женщина считает свои слова правдой.

В горле образовался ком, я почувствовала подступающие слезы. Почему она так со мной? Брат принес мне эту весть, насмехаясь над моим отчаянием, а матушка и вовсе будто обо мне не подумала. Любящая женщина, которую, возможно, тоже выдали замуж по расчету, наверняка чувствовала то же самое, что и я сейчас.

— Ты могла прийти ко мне и подготовить. — Голос предательски дрогнул. — Я узнала об этом от Валлена, мое мнение никто не спросил!

Матушка встала.

— Твой брат как раз вернется из армии к твоей свадьбе. — Ее руки заботливо потянулись к моим плечам.

Я сжала губы, чтобы не рассмеяться, а после точно расплакаться. Одной Светлой известно, понимала ли матушка, что каждым словом, каждым своим поступком дает мне пощечину. Я увернулась от ее рук и ответила:

— Ты уже отправила одного сына на войну. Тебе плевать на своих детей! — бросила я сквозь зубы и побежала прочь.

— Ласта! — окликнула меня матушка.

— Ваше… — вдох, — Высочество!

— Истар в армии, он скоро вернется домой! — убежденный, даже злой голос матушки кричал в мою удаляющуюся спину.

Но я не обернулась. Я не подчинюсь так просто. Договор подписан?! Прекрасно!

Бежала, перепрыгивая через ступеньки по высокой каменной лестнице. В большом коридоре тень от колонн будто пыталась остановить меня. Удержать темными руками, скрывая от света, цепляясь за мою тень и смешиваясь с ней. Но освещенная лучами солнца, я опять становилась свободной.

Большая деревянная дверь резными узорами смотрела на меня, мощная и непреклонная. Два стражника по бокам твердо стояли, охраняя покой собравшихся внутри людей.

— Откройте, — приказала я.

Мужчины даже не шелохнулись, будто статуи.

— Такое вы проявляете уважение к члену птичьего рода?!

Я оглядела их и выбрала худощавого. Подошла вплотную, смерила долгим взглядом.

— Открой. Мне. Дверь, — по словам произнесла я, давая последний шанс.

Стражник держался, казалось, даже не дышал. Я легкомысленно посмотрела на дверь, театрально обозначая, что ничего плохого и в жизни не помышляла. Улыбнулась, посмотрела в лицо стражнику и подошла ближе. Ещё ближе. Мне нравилось, что он искал взглядом помощи у товарища, а я надвигалась на него, беспомощного, как букашка. До чего мне противны эти чурбаны! Я с чувством исполненного долга и радости наступила на его сапог каблуком и вдавила в пол. Совсем не та легкая поступь, которую служанка показывала мне. Со лба стражника стекла капля пота, он часто заморгал и в тот же миг повернулся к напарнику.

— Ваше Высочество, — все-таки решился подать голос второй. — Король велел не впускать вас.

Какой-то слуга будет указывать мне?!

— Открывайте! — холодно произнесла я, держась из последних сил.

— Не положено, Ваше Высочество, — произнес первый, не успев прийти в чувство.

Я рассмеялась. Это какая-то шутка?!

— Отец! — заорала я, не в силах более терпеть такое отношение. — Если тебе так угодно, женись на нем сам! Слышишь?!

За дверью послышались шаги, я перевела взгляд со стражников.

— Открывайте же! — Я встала посередине, слушая, как скрипят петли, отворяя засов. Щель между дверями и стеной росла. Секунды текли, от ожидания свело ноги. Свет осветил темный коридор. Глаза обожгло, я на секунду зажмурилась в надежде, что через мгновение увижу отца.

Двери открыли взору мерзкого низкого старикашку с бородавками на лбу. В его темных бровях затаились белые волоски старости. Королевский советник отнюдь не птичьей породы. Он смерил меня давящим, нахальным взглядом, а я старалась не выказать отвращения.

— Добры души, принцесса, — оскалился советник, открывая желтые клыки. — Сопроводите принцессу в ее покои.

Он смотрел на меня надменно, а я видела в нем самого явного женоненавистника. Готова поспорить, это его идея сосватать меня невесть за кого и отправить куда подальше!

— Король навестит вас позже. — Советник быстро поклонился, до последнего не отводя от меня взгляд.

— Я не выйду замуж за чудовище! — прокричала я вслед закрывающейся двери и пошла прочь.

На ступенях мне снова встретилась служанка. С ее лица сходил уже ручей пота, лицо раскраснелось, в ногах не осталось силы.

— Ваше… — выдох-вдох, — Высочество. — Она тяжело дышала и, увидев меня, остановилась, ухватившись за стену.

— Ты словно свинья на вертеле! — выплюнула я слова, проходя мимо, не в силах утаить скопившийся внутри меня яд.

Глава 2. Протест

— Он обязательно вас выслушает, Ваше Высочество.

— Если потребуется, я встану перед ним на колени. Буду умолять до потери пульса! — рассуждала я, ходя по комнате из стороны в сторону. Во мне расправляли крылья несгибаемая решимость и твердость мысли.

— Это точно поможет, Ваше Высочество.

— Если они действительно надеялись, что я так просто подчинюсь… — не договорила я угрозу.

— Не тревожьтесь, разговор с отцом все решит. Вот увидите, он послушает вас и все уладит.

Служанка складывала мои вещи, зачарованно разглядывая вышивку на моем платье, и с упоением проводила руками по золотой вязи. Глаза ее выражали не только любовь, они были наполнены очарованием. Ее восторгала моя жизнь: убранство спальни, еда, одежда. Все вызывало в ней восхищение и наверняка зависть. Но понимала ли служанка, чему она завидует?

Услышав снова: «Да, Ваше Высочество», я хитро прищурилась.

— Знаешь, как мы сделаем, — шагнула я в сторону служанки. — Вымоем тебя в купели с травами и цветами. — Я ходила вокруг нее кругами, смотря, как восхищение сменяется удивлением.

Я не торопилась, давая себе вдоволь насладиться моментом.

— Нарядим тебя в эти красивые платья. — Служанка затаилась, слушая, как я воркую подле нее. Не знаю, чему она больше удивлялась, моим словам или тому, что я больше не грублю. — И отправим тебя такую краси-ивую, ми-илую, в белом наряде, расшитом золотом… к чудовищам! — увидев, как ее глаза округлились от обиды и ужаса, я так и мечтала добавить: «На растерзание!»

Служанка обожглась моими словами и вздрогнула.

— Ну что же ты молчишь?

Она ахнула, рот так и застыл, приоткрытый от страха, а затем с громким глотком закрылся.

— Ваше Высочество… — оторопело проговорила она, быстро-быстро моргая и складывая платье в сундук. — Что вы, Ваше Высочество. — Она попыталась улыбнуться.

Вот только мне не было весело, от чего она смутилась и потупилась еще больше.

— Мне показалось, тебе нравится все это, — обвела я комнату рукой.

Губы ее сжались.

— У меня семья, — почти шепотом произнесла она, надеясь, что я вовсе не услышу сказанного.

— Вот оно как получается, — ударила я в ладоши, — и тебе нельзя! — язвительно вскрикнула, не отводя взгляда от служанки.

Служанка продолжила собирать мои вещи, плакала, утирая мокрый нос серым платочком, только бы не запачкать красивую ткань и золотые вензеля на платьях. Она смирилась? Обиделась? Пожалела меня? Все равно! Я лишь закатила глаза и плюхнулась на кровать.

Желтое выцветшее солнце, которое нарисовали на потолке еще в моем детстве, улыбалось и, как всегда, согревало, хотя и не отдавало тепла, как настоящее светило. Служанка торопливо перекладывала тряпки, но безмолвные копошения стали еще больше меня раздражать.

— Уходи.

— Но, Ваше Высочество…

Она замерла, притянув к груди синие ленты. Я видела растерянность в ее глазах, и кровь во мне еще больше закипала. Как смеет она меня жалеть? Как смеет помогать этим извергам отправлять меня в логово чудовищ? Гнев волнами бежал по коже. Я схватила первое, что попало под руку, и, приподнявшись на локте, замахнулась.

— Вон! — прикрикнула я, кидая подушку куда-то в ее сторону. Пусть уйдет! Пусть все уйдут! Исчезнут и оставят меня одну!

Тишина затянулась, и мне пришлось поднять с кровати голову. Служанка так и стояла с лентами в руках, будто вкопанная в землю березка. Я увидела слезы на ее щеках, разводы на лентах и закатила глаза, однако не стала цепляться и за эту оплошность. Силы вдруг оставили меня, и стало безразлично все. Мокрые разводы от слез на дорогих тканях. Брошенные в угол книги. Глупая служанка, которая наконец выпустила из рук ленты и, поклонившись, удалилась. В комнате стало пусто. Тихо. Я разглядывала старую трещину у края солнечного рта и никак не могла справиться со своими чувствами. Моя жизнь — как это солнце, расходилась по швам, трещала и лопалась, некогда такая радостная, наполненная счастьем, а теперь никому не нужная. Внутри этой дыры плескались чувства и неуслышанные никем слова. Они переливались через рваный край и ядом растекались внутри меня.

Казалось, в мире нет человека, способного мне помочь, защитить. Да и кто захочет защищать вещь? Моя жизнь имеет свою цену. Я не лучше породистой кобылы.

Я прошла к сундуку, присела на корточки и осторожно коснулась ткани кончиками пальцев. Гусиные перья были пришиты одно за другим на тонкие нити. Мягкие и пушистые. Я прижала ткань к носу и вдохнула аромат. Она пахла детством и хрустящей хлебной корочкой, свободой и свежей травой, воском от свечей и холодом камня. Она пахла мамой, любящей и понимающей. Аромат погрузил меня в воспоминания, счастливые, далекие. Я больше не пробегу свободно по каменному коридору, не просижу в саду до заката, спрятавшись от истошно орущих служанок, не стащу с Истаром из кухни яблок, сахарных и хрустящих. Не запью сладость родниковой водой.

Я с яростью стала отдирать перья одно за другим.

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — кричала я, разрывая ткань, вымещая всю злость на перьях, тесьмах, вышивке. Какая, в сущности, это ерунда! Зачем они мне там, где люди не знают ничего о красоте? Да и люди ли они?

Лишь когда от платья остались лоскуты, а перья усыпали пол, я снова легла на кровать. Сил не осталось. Ночь прошла в агонии. Все снились чудовища да бескрайние моря, где не было ни кусочка суши. Мелькали лица и тела, полностью покрытые чешуей. Я и ждала утра, чтобы закончить этот кошмар, и боялась его. Открыв глаза, я надеялась, что вместе с жабрами и водорослями мне приснилась и дурная весть. Но все было реально.

Весь день я провела в кровати. Пожилая служанка, помощница матери, легко постучала и вошла в мою комнату. Зудела у постели, собирала остатки нарядов и все причитала: «Принцесса, вас матушка ожидает. Как можно провести в кровати весь день? Принцесса! Принцесса!» Мне стоило великого терпения не реагировать. Что моя дура, что эта… Однако что бы она ни сказала, у меня не осталось сил, чтобы встать с постели.

Но когда начали опускаться сумерки, я умылась, оделась, как умела. Расчесала волосы и пошла бродить по замку. Сделала лишь круг по саду, сорвала яблоко. Аппетита не было, и мысли мои не облегчил даже свежий вечерний воздух. Я вернулась в комнату. Там я долго сидела у окна, упершись взглядом в трещину на стекле. Как давно она там появилась? Услышав чьи-то шаги, я резко обернулась, испугавшись звука. У двери стоял отец и смотрел теплым, знакомым взглядом. Я подбежала к нему на трясущихся ногах и обняла. Надеясь получить защиту, прижалась к родной груди. Я ведь его принцесса, маленькая ласточка. Его сильное, мужественное тело согревало, баюкало.

— Ты знаешь, как я дорожу тобой, — скупо начал он.

Я похолодела, еще больше сжимая отца в объятиях. Такое нехорошее начало. Я готовила речь для отца. Что ему сказать? Упрекнуть? Просить милости? Молчать? Но стоило лишь увидеть его, такого родного, что самой себя стало жалко. Слезы снова наполнили глаза, а в горле комом встали невысказанные слова. Сейчас я соберусь с мыслями! Сейчас я все скажу!

— Я… — хотелось ответить, обличить в слова все, что за этот день успело скопиться в душе.

Отец меня поймет. Подхватит на руки, совсем как в детстве, обнимет и не даст в обиду. Как хотелось почувствовать его тепло, его сочувствие! Как хотелось услышать, что ему жаль! А вдруг это все чудовищная ошибка?!

— Я… — пролепетала я трясущимся голосом. Совсем не так, как планировала. — Не хочу, — закрыла глаза, утыкаясь ему в грудь.

Он молча гладил меня по голове. Тихо баюкал шепотом:

— Лети-лети, ласточка,

В дальние дали.

Над небом кружись;

В гнездо возвратись.

Отец придумал считалочку, для меня придумал. Сейчас уже и не вспомнишь, когда это случилось… В этот короткий миг он был моим отцом, а я его ласточкой. «Я знаю», — так и не произнес он очевидный ответ. Хотя бы этого я ждала. Пусть не ответит взаимностью, но хотя бы пусть скажет, что знает, что ценит… Вместо этого я услышала:

— Они переправляют нам морскую рыбу, жемчуг, соль. — Он продолжал гладить мои волосы теплой ладонью, как будто любил крепко, но слова… — Они способны помочь нам победить.

Я разомкнула объятия и отошла от него, отвернувшись к темному ночному небу. Чувствовала, как лечу в обрыв с огромной высоты со связанными крыльями, но все же смогла произнести:

— Это должно меня успокоить?

Глаза закололо, а звезды, как слезинки, сияли на чистом небе.

— Это должно тебя вразумить! — снова сухой королевский тон.

Я повернулась и уперлась взглядом в морщинку между его бровей. Сил смотреть в глаза не осталось.

— Ты меня продаешь!

Отец сжал кулаки и отвел взгляд, произнося с укором:

— Долг превыше всего.

Я не ответила, а он почти сразу вышел, оставив дверь в мои покои открытой. Я упала на месте, мне было абсолютно наплевать на взгляды слуг и их будущие сплетни, перешептывания по углам. Больше сдерживать слезы не имело смысла.

Глава 3. Ядовитые методы

Не дожидаясь рассвета, я встала с постели, привела себя в порядок еще до прихода служанки. Вплела ленты в волосы, выбрала подходящий наряд со струящимися рукавами из летящей ткани. Краснота с глаз все еще не сошла до конца, но нарядиться, чтобы отвлечь внимание от заплаканного лица, куда лучше, чем видеть чужую жалость. В дверь тихонько постучали. Служанка заглянула в комнату.

— Ну чего ты жмешься у стены? — благосклонно позвала я напуганную служанку.

— Ваше Высочество, вы больше не сердитесь на меня? — Голос ее дрожал, красные глаза и нос выдавали пролитые слезы.

Я покачала головой, а в душе радовалась. Не мне одной было грустно.

— Хватит плакать, — остановила неозвученные извинения рукой. — Скажи лучше, у моих покоев стоят стражники? — прошептала я, когда за служанкой затворилась дверь.

— Да, Ваше Высочество, четверо. Я слышала, как они говорили, что отпускать вас без надобности никуда не положено.

— Так и знала… — шепотом проговорила я, но не огорчилась.

Опасаются моего побега. Отец, конечно, знает меня, но недостаточно хорошо… Куда бежать? Где скрыться? Да и кого взять в проводники?.. Нет. Побег в мои планы пока не входил.

— Ваше Высочество, я могу помочь вам собраться?

Служанка достала из потайных карманов пузырьки и невесомо провела по моим щекам пальцами, румяня щеки.

— Что это? — с сомнение спросила я, отводя ее руку в сторону.

— Только не переживайте. Моя бабушка — травница и все-все-все, что знала, передала мне.

Я взяла склянку в руки и принюхалась. Пахло ромашкой.

И вздохнула и махнула рукой, соглашаясь. Пока она наносила мазь на кожу под глазами, я попросила:

— У меня будет к тебе поручение.

Служанка оживилась, «колдуя» над моим лицом.

Я украдкой посмотрела на служанку. Глаза ее загорелись в предвкушении.

— Не копошись. Нужно будет, попроси чужой помощи! Главное — незамедлительно предупредить меня.

— О чем, Ваше Высочество?

Она чем-то мазала мне губы, поэтому ответ получился скомканным:

— О появ-вении в Пице мовских.

— Почмонькайте губами, — простодушно сказала она, показывая ожидаемые движения. Я чуть не расхохоталась от этого «почмонькайте». Слышала бы матушка… Я посмотрела служанке прямо в глаза и медленно сомкнула и разомкнула губы несколько раз. Глаза ее блестели, искрились вспышками, радовались проделанной работе, и лишь после того, как она оглядела меня с ног до головы и удовлетворенно кивнула, глаза ее округлились — разобрала мои бормотания, вспомнила ценный разговор. Хотела что-то сказать, но прежде задумалась, сжала кулачки, будто считала в уме. Кивнула.

— Я все поняла, Ваше Высочество.

Я мягко улыбнулась ей.

Отражение уже не грустило от вчерашних слез. Цветущие, игривые глаза не выдавали ни следа усталости. Румянец ласкал щеки, блестел, будто яблоки, растущие на солнечной стороне. Я рассматривала себя в зеркале, пока служанка ворошила одеяла.

— Я чувствую себя гораздо лучше. Твоя бабуля точно травница? — насмешливо поблагодарила я за проделанную работу.

А сама мысленно договорила: «Так вот почему ты такой цветочек». Истар бы пошутил именно так.

Служанка смутилась и от чего-то выглядела расстроенной.

— Что с тобой? — уточнила я, поднимаясь на ноги.

Она нахмурилась, как ребенок, и расстроенно пробубнила:

— Обычно у меня лучше получается…

Я лишь отмахнулась и прошла мимо нее.

— Куда вы, Ваше Высочество? — недоуменно проговорила служанка, увидев, что я направилась в сторону двери.

— Не тревожься, я скоро вернусь.

За закрытой дверью действительно стояли стражники. Мужчины выжидающе смотрели на меня. Мгновение, и они будут готовы пуститься мне вслед. Забавное занятие — догонялки, но сейчас на это попросту нет времени.

— Добры души, Ваше Высочество. — Поклон, и я в ответ поприветствовала их кивком.

Один из мужчин чуть выше и держался увереннее — в этой четверке он старший. Красивый, статный. Я не сумела скрыть улыбку, смотря на него. Он пытался меня просчитать. Но делал это одним только взглядом. Искал в моих движениях новый хитроумный план. Оно и понятно, касаться меня без разрешения не имеет права, а приказ короля выполнять обязан.

— Как хорошо, что вы здесь оказались! — восторженно воскликнула я, осматривая всех четверых.

— В самом деле? — удивился старший.

Любопытно, я точно видела его раньше, хотя никогда не обращала внимания на прислугу. Они все для меня как платья — появится новое, и не заметишь.

Я нахмурилась и опустила уголки губ, отвела взгляд, рассматривая пол.

— Вчера я имела неосторожность повздорить с матушкой, — робко вздохнула я, тайком посматривая на его реакцию, кажется, он поверил моему виноватому выражению: сосредоточенно слушал, ища в моих словах подвох. — Хочу нарвать ей цветов и извиниться.

Они переглянулись, безмолвно решая: поддаться мне или не перечить воле короля.

— Мы сопроводим вас.

Я вновь отвела взгляд и словно в смущении невинно ответила:

— Благодарю.

Мягко развернулась и легко двинулась, измеряя маленькими шагами расстояние длинного коридора, еле сдерживая смех. Напускное спокойствие стражи не дало мне повода обмануться. Да, они согласились, но это не значило, что нужно потерять бдительность.

Примыкающий к задней части замка сад можно было сравнить лишь с лабиринтом. Укромные улочки, извилистые тропинки, маленький фонтан в центре, изобилие кустарников, трав и других растений. Один из сопровождающих любезно принес мне корзину и нож. Цветы срезала избирательно, подбирая один к другому, переплетая синий, сине-фиолетовый и белый. Я рассматривала их, крутила в руке, перекладывала в другую и снова повторяла все по кругу.

Время тянулось, мужчины румянились на солнце, однако старший неотрывно следил за мной.

Я улыбалась и делала очередной круг по саду. Какой же цветок будет следующим? Вон тот или все-таки этот?

Снова присела, выбирая стебель покрепче.

— Как думаете, эти розы подойдут?

— Не могу знать, Ваше Высочество.

— Ну как же, вот мой букет, а вот роза, — надула я губы.

Старший нахмурился, ему явно не пристало думать о цветах. Он пытался понять, найти этот правильный ответ. Я видела, как его голова розовеет, а из ушей будто идет пар.

Он встряхнул головой. Обескураженный взгляд сменился холодным, строгим и выверенным, он отошел на пару шагов, лишь бы не говорить со мной. Я вновь побоялась, что не сдержусь и засмеюсь.

Завела нож над стеблем, и меня осенило:

— Этот нож! — воскликнула я и приложила палец к губам, будто поранилась.

— Принцесса… — вновь приблизился старший.

— Порезалась, — с грустью произнесла я и невинно посмотрела на него снизу вверх. — Принесешь другой, поострее? Этот совсем затупился.

Мужчина, еще не успевший оправиться от мыслей о цветах, присел на корточки и потянулся было к моей руке осмотреть рану, но вовремя опомнился. Его взгляд, прикованный к моим запястьям, застал меня врасплох. Я посмотрела на свои руки, потом на него, забегала глазами туда и обратно, не понимая, почему он замер.

— Принесешь? — с нажимом уточнила я.

Наши взгляды встретились, и он скованно ответил:

— Да, Ваше Высочество.

Он резко встал, развернулся и покинул меня. Я выждала пару мгновений, самой до конца не верилось, что это сработало. Быстро проверила остальных, осторожно выглядывая из-за кустов. Солнце разнежило стражу, и они, словно наевшиеся до охоты псы, потеряли к своему заданию интерес и лениво стояли, прикрыв глаза, и даже не заметили отсутствие сослуживца.

Опасаясь быть пойманной, я прошла чуть вправо, выходя на укромную тропку. В этой части росли старые кусты колючей малины. Мелкие ягодки могли прийтись по вкусу лишь птицам. Я обогнула заросли и присела, прячась ото всех за зеленью. Подле кустов, у самого основания зарослей рос шпорник. Красивое растение с маленькими синими цветочками. В осеннюю пору он уже отцвел, но мне без надобности были его бутоны.

Я отложила в корзину нож, достала салфетку и ухватилась за стебель. Рывком достала из земли растение.

— Ай! — прошипела я.

Сухая ветка оставила на костяшке указательного пальца царапину.

— Ваше Высочество! — окликнули меня издали.

Я снова оглянулась. Из-за кустов меня было почти не видно. Сердце бешено колотилось в ушах. Давно я так не веселилась! Надрезала стебель ножом. Сок растения выступил на месте среза большими каплями и стек, пачкая мне руки.

— Принцесса! Где вы? — Звук приближался.

Голова кружилась от бешеных ударов сердца. Трясущимися от волнения пальцами промокнула платок в соке растения, положила его обратно в потайной кармашек и бросила растение в кусты. Выходя, едва не наткнулась на мужскую спину.

— Что такое? — изображая полное непонимание, произнесла я.

— Ваш нож, — ответил старший, обернувшись.

Глаза его щурились от яркого солнца или пытались предугадать мои следующие шаги, а возможно… Мне лишь на мгновение показалось, что это может быть не только предположение, но… Он беспокоился обо мне.

— Спасибо. — Передала ему свой.

Мужчина снова стал ходить за мной, не отходя ни на шаг, но я уже и не пыталась улизнуть.

Когда в букете было достаточно белых роз, я оглянулась к солнцу и достала платочек, убирая излишки выступивших от яркого света слез.

Глаза обожгло.

— Думаю, я готова идти к матушке, — криво улыбаясь, произнесла я.

Стражники неохотно отлепились от забора, и мы двинулись к замку.

Картинка размывалась, я часто заморгала, распространяя сок и жжение по всему глазу. На лестнице покачнулась — пропустила одну ступень.

— Ваше Высочество, вам плохо? — взволнованно произнес стражник.

— Мне что-то попало в глаза, — потерла переносицу и стала размахивать ладонью у глаз, пытаясь остудить жжение.

Меня подхватили на руки.

— Что ты делаешь, Кайруан?

— Надо отвести ее к ведьмам, Вэл, — услышала я голос старшего.

— А если король узнает? — ответили встревожено.

— Если он узнает, что она ослепла, то нас тут же казнят.

— Если король велел вам стеречь меня, то вы не нарушили его указание, я все еще в замке, под вашим присмотром, — так же мягко я ворвалась в чужой разговор.

И поспешила продолжить:

— Кайруан, поставьте меня на землю. Я способна идти сама.

Мужчина не ответил мне, спокойно поднимаясь по лестнице, будто я весила не больше синички.

Один из стражников кашлянул, пряча за этим кряхтящим звуком смешок.

— Даруна, я прошу вашей помощи и даю разрешение на колдовство, — уже на входе выпалила я.

Мои глаза протерли теплой мокрой тканью.

— Видно, грязь попала в глаза, — отчитался старший.

— Вижу-вижу, ступай! — ответила ему Даруна. — И вы, девочки, займитесь делами! — назидательным тоном закончила ведьма.

— И еще, — помедлил старший. — Ее рука. Нужно залечить порез.

Мы остались наедине с Даруной. Я уже могла открыть глаза, но все еще жмурилась и усиленно изображала на лице самый обреченный вид. Дверь закрылась, а я начала:

— Даруна, мне нужна ваша помощь!

— Я слушаю тебя, принцесса.

— Я выхожу замуж!

— Поздравляю. — Я слышала смешинки в голосе даже с закрытыми глазами.

— Даруна, вы должны мне помочь!

Глава 4. Клетка для ласточки

Для пущей убедительности хорошо было бы заплакать, но во мне больше не осталось слез. Оттого и радовалась, что глаза мои скрыты холодным полотенцем.

— Отец любит только Валлена, только его… — Голос сломлен.

— Дитя, тебе стоит успокоиться.

Даруна накладывала влажную ткань на мою шею, убирая волосы за спину. Я почувствовала аромат гвоздики и мяты.

— Я не хочу! Я не хочу туда, Даруна!

С моих глаз ушла тяжесть: ведьма сняла с них ткань и протерла лицо сухим полотенцем. Следом я почувствовала движения двух пальцев на закрытых веках. Мазь ложилась легко, как свежий снег, и приятно холодила кожу. Чувство жжения тут же прошло.

— Ласта, ты ведь уже не ребенок. Ты должна понимать, что происходит, — терпеливо объясняла она.

Я снова начала видеть, поэтому посмотрела на нее снизу вверх, насупившись.

— Почему я должна чувствовать во рту привкус морской соли?

Наигранно, сама слышала. Но как еще объяснить, что меня хотят забрать из дома, лишить устоявшейся жизни? Всего лишить!

Ведьма цепко посмотрела на меня, попеременно переводя взгляд то на мои глаза, то на щеки, которые она разминала большими пальцами.

— Отец уже послал Истра на войну и…

Я хотела сказать что-то еще, искала слова, но не могла подобрать нужных. «Давай же, — говорила я себе, — найди что-то колкое, пробей брешь в обороне этой ведьмы. Ты знаешь ее с детства! Может, сыграть на жалости? Или наоборот…» Закончить мысль я не смогла, жуткая боль прострелила центр лба, и я поморщилась, так и не закончив свою речь.

Даруна цыкнула и принялась массировать мой лоб.

— Яд шпорника очень коварен, не стоило подвергать себя таким истязаниям.

Я аккуратно посмотрела на ее реакцию. Недовольной она не выглядела, хоть и раскусила меня. Ведьма добавила твердо:

— Тем более сейчас.

Я забегала глазами по полу, не в силах найти на нем то, что могло бы меня успокоить, а затем ответила:

— Да, — не смогла сдержать язвительную улыбку. — Особенно сейчас, когда меня выдают за простолюдинов!

— Это вовсе не так, — спокойная и рассудительная Даруна убрала руки от моего лица.

— Они рыбаки! — Пауза. — Г-л-у-п-ы-е, — произнесла по буквам. — И невоспитанные!

— Ласта! — строгим тоном оборвала меня верховная, повысив голос.

Иногда мне кажется, что эта ведьма считает своим долгом вразумить меня. Будто бы иногда она забывается и считает себя моей матерью.

— Они настолько необразованы, что уже и сами превратились в зверей. Дикие рыбы. И ты сама знаешь, каким образом устроена их власть!

Я тяжело дышала, сгорая от желания выпалить что-то ядовитое. Хотелось сказать о них больше, много больше…

— Неважно! Кем бы они ни были сейчас, как бы себя ни называли, они останутся дикарями!

Сказанное распаляло меня еще больше. Задыхаясь, я открыла рот, но меня прервал вскрик:

— Ласта!

Я пыталась сдержаться. Сомкнула губы, задержав невысказанное внутри. Закрыла глаза и подумала о брате. Но, как назло, передо мной предстал образ вольного, свободного, ни перед кем не отчитывающегося принца. И я разозлилось вновь. Почему ему можно делать что вздумается, а мне нет?! Почему он ушел и оставил меня?! Рыбы, холодные и бездушные! Дикари!.. Я никому не нужна…

— Меня удивляет то, что все восторгаются этим союзом! — с воплем продолжила я. — Мы и они… Смешно!

Меня снова прервала короткая жалящая боль, пронзившая лоб. В этот раз яд шпорника ни при чем. Это Даруна меня остановилась, выпустив из кончиков пальцев жалящие магические лучи.

— Что ты делаешь?! — завопила я, подскакивая.

Лишь морщинки у ее глаз выдали насмешку. Она издевается? Надо мной?!

— Ты можешь говорить о них все что хочешь в стенах этого дома, — перебила мое возмущение Даруна.

— Я буду говорить о чудовищах одну лишь правду, и буду делать это где угодно!

Я отвернулась, подняв подбородок повыше. Никто мне не указ, я принцесса и сама вольна принимать решения о своем будущем.

Даруна вернулась ко мне, встала близко и провела по ладони, будто погладила. Тепло проникло под кожу, ниткой сплело что-то крохотное во мне. Я опустила взгляд. Царапина на пальце едва затянулась по краям.

— Снова не вышло… — устало повторила я.

И такая зависть вспыхнула внутри, что непрошеные слезы снова обожгли уголки глаз. А я уж думала, что они кончились, что грусть позади. Вот все время со мной что-то не так!

Даруна завязала ранку тряпицей.

— Это все, чем я могу помочь тебе, можешь идти, — неожиданно произнесла она.

Я красноречиво вытаращила на нее глаза, но ей было все равно. Ведьма развернулась к столу, собирая порошки и лекарства по местам. Спокойная, размеренная. Мысленно подсчитывала количество порошка, смотря на одну из своих баночек, загибая пальцы.

— Так вы не поможете мне? — Я скрипнула зубами.

Смотрела на нее в упор. Ждала. Она сделала вид, что не услышала меня.

Я встала, продолжая ждать ответа. Потопталась на месте, оглядела цветы, которые собрала для матушки. Медлила, все-таки ожидая услышать хоть что-то.

Я говорила, а ведьма словно не слышала меня. В бессильном желании обратить ее внимание на себя я схватила одну из баночек и занесла руку, угрожая разбить склянку. Но даже тогда ведьма не повернулась. Она продолжала пересчитывать снадобья.

Такого я не прощаю!

Баночка не просто выскользнула из руки. Не-е-ет. Я с силой швырнула ее на пол! Осколки вместе с сухими ягодами разлетелись по полу, сверкая в отсветах пламени от камина. Но и тогда ведьма не обернулась. Даже не вздрогнула от громкого звука! В последний раз я крикнула:

— Даруна!

Лишь звон склянок говорил со мной, лишь шелест бумаг шуршал на прощанье. В носу что-то закололо. Я не понимала, почему она делает вид, будто я пустое место. Ребенок. Я вышла, громко хлопнув дверью.

Стражник ждал меня. Лицо Кайруана, так звали старшего, исказилось. Он все слышал и, очевидно, понял мою уловку. Не страшно, скоро все узнают, какая участь ждет птичью принцессу.

Он указал рукой на коридор и пошел в том же направлении. Я следовала за стражником. Шаг. Еще. И снова. Он вел меня в мою комнату. Он был слугой, а я принцессой, хотя сейчас он управлял мной, а не я им. Грузная поступь сторожевых сапог разносилась по коридору четко, с одинаковыми паузами между движениями. Его и мои движения все больше и больше шли в разлад. Стук собственного сердца отскакивал от стен. Тук. Тук. Тук. Будто по ним кто-то стучал, пробираясь в щели между каменной кладкой. Я остановилась. Наклонила голову, зажмурилась, напрягая слух. Звук шагов полностью стих, оставляя меня наедине с еле разборчивым скрежетом стен.

— Ваше Высочество? — озадаченно проговорил стражник, ожидая меня.

Я посмотрела на него, все еще слушая. Голос стен был моим голосом, моим пульсом, моим решением. «Что ты делаешь?» — кричали стены, щели между каменной кладкой, пылинки в укромных местах светильников.

«Что ты делаешь, Ласта?»

И я побежала!

— Принцесса, стойте! — крикнул Кайруан вслед.

Замок — мой дом, я родилась здесь. Я знала каждый проход, каждую трещинку, каждую потайную дверцу. С каждым мгновением я отдалялась от тяжелых и натужных шагов стражника. В легком платье и без оружия я едва слышно бежала по длинному коридору, выигрывая драгоценные мгновения. Он не умолкал: «Остановитесь, принцесса! Стойте!» Его голос разлетелся эхом, не позволяя мне сбавить темп, наоборот, я ускорила шаг, завидев драгоценный поворот. Наконец-то я скроюсь из поля его зрения! Заворачивая, я со всей скорости ударилась плечом о массивное раскрытое крыло. Как не закричала, не знаю, лишь зажмурилась и сжала до бела ладошки. Захотелось пнуть тупую птицу, и чего она вообще здесь стоит! Шаги стражника вновь приближались. Глаза бегали от коридора, вновь возвращаясь к статуе. Недолго думая я, нырнула в выступ у стены, рядом с каменным филином. Хоть бы не заметил! Я пригнулась к пьедесталу, морозя ладони о каменный пол, и стала вслушиваться в натужные шаги. Время будто пошло с удвоенной силой, кровь бурлила, хотелось и плакать и смеяться от избытка чувств. До дрожи в коленях не хотелось, чтобы он нашел меня! Когда стражник заверну за угол, как и я мгновение назад, я зажмурилась, перестала дышать, замерла, будто не пряталась за статуей, а сама была ею. Однако Кайруан пробежал мимо, а я осталась незамеченной.

Выждала и пустилась в противоположную сторону, возвращаясь в тот коридор, где начался мой побег. Все и так знают единственное мое укромное место, мне лишь нужно поторопиться и опередить стражу. Я пустилась по коридору беззвучно. А едва добежав до лестницы, перепрыгивая через ступеньку, побежала наверх.

Боялась, что дыхание собьется и я запыхаюсь, потеряю время.

В отдалении коридора уже слышались чужие шаги. Но я успела! Комната Истара. Мое умиротворение и спасение в беспокойные дни. Здесь меня быстро найдут. Нужно торопиться. Я обошла кровать и открыла шкаф. Белые и бежевые хлопчатые рубахи, шкура, пара брюк, башмаки, костюмы.

Как много вещей!

Залезла и закрыла дверь, оставив маленькую щель, через которую в окно можно следить за уходящими облаками и дышать не одной пылью. Затаилась, переводя дух. Одно небо было бескрайним, тихим и предсказуемым. Комната — рама, двери — кованая клетка. Почему именно я?! Почему никто не хочет мне помогать? Вообще никто.

Я вздохнула.

Почему я сейчас одна и меня некому защитить? Почему все отвернулись? Почему, почему, почему? В мире полно принцесс, способных выйти замуж!

— Ваше Высочество! — послышалось за дверью.

Впопыхах я прощупывала стену. Как же он говорил?

«Чтоб от месяца уйти,

Ты смени наряд родной.

В темном месте за спиной

Дважды вверх тяни рукой».

Я проговаривала эти слова, прощупывая стену за спиной. Кажется, нашла! Маленькая ручка снизу у выступа. Я потянула ее дважды вверх. Щелчок. Дверь открылась, впуская в комнату голоса служанок и стражи.

— Осмотрите тут все! — рявкнул старший.

Появился просвет, дверь приоткрылась, и я тихо повернула ручку.

— Это ее место, она постоянно проводит здесь время. Днями напролет, — сказала моя служанка.

— Можно подумать, у нее нет своих покоев, — съехидничал кто-то из стражников.

— В комнатах брата ее тоже нет, как видишь! — Голос Кайруана клокотал, он злился, а я тихо спустила ноги в проход, прячась за рубахами.

— Может, она у принца Валлена? — скромно сказал кто-то.

Двое засмеялись.

— Ну да… Ну да. Он же не Истар.

У шкафа кто-то встал, заслоняя дневной свет. Сердце замерло, я пыталась аккуратно спуститься, задержав дыхание. Обычно в потайную дверь я просто спрыгивала, а тут нужно быть осторожной.

— Осмотрю шкаф, — сказал кто-то из стражников.

Мое сердце подпрыгнуло. Я не успею!

— Стой! — спас меня старший, даже не зная об этом. — Я сам этим займусь.

Я услышала приближающиеся шаги, Кайруан подошел вплотную, собираясь потянуть на себя дверцу. Щелчок механизма, закрывающего проход, совпал со скрипом двери шкафа. Звуки из комнаты брата стали едва слышны. Я на секунду застыла, слушая шум своего дыхания. Нащупала на стене светильник, осторожно достала из него световой камень и потерла в руках, согревая. После того как я вернула камень на место, постепенно все светильники загорелись. Один за другим. Букашки разбежались от света, а я пошла вглубь прохода. На лице с каждым шагом оставалась паутина. Я дергалась, смахивала ее с себя и надеялась, что на волосах не останется пауков. И спускалась все ниже, по тихому старому тоннелю, едва освещенному светом магических огней.

Глава 5. Сделка с чувствами

Старые тоннели. Скрежещущие, дикие и темные. Ступени вели прочь от комнаты брата. И я шла по ним, спускаясь вниз. Сейчас меня ничто не могло остановить. Я провела в заточении столько лет, и теперь… Лучше умереть!

Проход сужался, я услышала чужие голоса. Здесь, в старых тайных ходах сотни мест, через которые можно наблюдать за жителями замка. Где-то капала вода в лужу на полу. «Изнанка» неприветливая и холодная, к таким местам невозможно привыкнуть, но только так можно узнать чужие секреты: подслушать, понаблюдать и узнать то, о чем даже прислуга будет молчать под угрозой смерти.

Шепотки слуг растворялись, переходя в завывающий ветер, который пробирался в щель между дверью и полом. Тяжелая дубовая дверь снизу обозначена полоской тусклого света. На двери замок, разбитый когда-то тяжеленным булыжником. Камень все еще лежал здесь, им подпирали проход, когда уходили и когда возвращались. Оплетающий дверь плющ рвался, когда я, отодвинув камень, с силой навалилась на нее. Все еще зеленые листья потихоньку краснели.

Со стороны замка лес выглядел как и прежде. Лишь желтая пелена, заметная не каждому глазу, искажала пейзаж. Пушистые ветви кедров играли шишками на мягком осеннем ветру. В детстве мы вместе с матушкой и Истаром играли здесь в прятки. В воспоминаниях пронесся заливистый детский смех — Истар свалился с дерева, не удержавшись за ветку, измазался в смоле, расстроился, колотил ногами по «плохому» дереву, а мы хихикали до упада.

Я сделала шаг, чувствуя, как разводы магического купола проходят насквозь. Я, конечно, уже выходила «на свободу», но лишь единожды. И только чтобы удостовериться, что делать это могут не только курицы, которых я использовала как проверку.

Грязно-желтые отблески тускнели у земли. Ощущение невесомое, быстрое. Как надеть платье через голову. Сначала тесно, а потом в самый раз. Магические искры будто цепляются, проверяют.

Я вышла наружу и первым делом почувствовала резкий запах гари. Скорбящий лес, не скрытый магией, еще не скоро смоет его. Обугленные деревья просили лекарство, просили забрать их с собой под магический купол, который защищал замок от темных сил. Как хотелось провести пальцем по одному из них, прикоснуться щекой, забрать скорбь, оставив на себе черный след.

Я сделала лишь шаг, не решаясь идти дальше. Темных я никогда не видела, поэтому не знала чего бояться. Однако в книге по магоплетению говорилось: желтые потоки способны остановить, удержать, превратить в камень. А значит, выходя за пределы купола, я лишаю себя защиты. Я не способна подчинить колдовство, и лес не подскажет, не почувствует угрозы — он не способен больше говорить. А когда-то лес был другим…

Тревога в моей груди росла и норовила вырваться на волю, терзая мою стойкость. Даже в день, когда ушел брат, я не чувствовала себя настолько разбитой и преданной. Я так надеялась на Даруну, а сейчас, кажется, в мире не было человека, способного мне помочь.

— Почему ты далеко, братик?

Истар не допустил бы этого, защитил бы меня. Брат — герой, я и сейчас не переставала в это верить. Он готов был отдать свою жизнь ради семьи. А я? Готова ли я на подобное?

Тишина пронзала лес, терзала мысли холодным шелестом.

— Почему?! — крикнула я в никуда.

Отвечать мне было некому. Я сделала еще один шаг навстречу свободе, потом еще один и еще. И побежала, ломая сухие ветки. Лучше умереть так, чем жить против воли! Дыхание сбилось. Глупое, непутевое дыханье. Я оперлась ладонями о колени, тяжело дыша. Я не кричала, а выла, будто угодила в капкан. Звала на помощь, плакала. Вдруг мысль острой иглой уколола разум. Светлая Матерь, это опасно! Я прикрыла рот ладонью, снова натыкаясь на звенящую тишину, в которой ни птица не запоет, ни кузнечик не застрекочет. Всхлипнула и тут же зажала рот второй ладонью. Тише нужно, как мышка, что прячется в листве от филина. Глаза чесались от сухости, ночью я выплакала все без остатка. Другие это были всхлипы, отчаянные и горькие. Рана затянулась, но еще не зажила. Я зажмурилась. Руки тряслись, ноги примерзли к земле. Больше не сделают шагу в неизвестнось. Я вдохнула поглубже и повернула обратно.

Снова путь по ступеням. Сменялись бесчисленные развилки, коридоры, проходы, пока я не добралась до жилой части замка. Здесь начинались комнаты прислуги, дальше кухня. Краем уха я услышала чужой разговор, звуки пробивались сквозь стены, преследуя меня. Повинуясь внутреннему чувству, я замедлила шаг и начала прислушиваться. Дурные мысли потихоньку вытеснялись сплетнями, которые я подслушивала.

— Рульда, а сколько картошки чистить?! — спросил звонкий девчачий голосок.

Кухарка запричитала, заохала и будто побежала, махая тряпкой в разные стороны.

— А ну пойди прочь, опять всю переведешь! Я тебе что сказала, иди на конюшню и там помогай!

Слушая разговоры, я ощущала, как становится легче. Жизнь шла дальше, не спотыкалась о мое замужество.

Прижала ухо к стене. В одной комнате ворчали на плохую охрану замка, в другой нерадивую служанку ругали за мятые простыни, а потом и за непостиранное другой служанкой белье. Холод от каменной кладки пробирал до костей, а я все шла, следуя за теперь уже неразборчивым бормотанием.

Картина! Я вспомнила, что за большим полотном в одном из коридоров есть отверстие. Прижала ухо к стене и двинулась на звук неразборчивого шепота. Холодная кладка пробирала до костей! В детстве мы следили за Валленом, а после бегали проверять, правда ли этой дырки не видно снаружи. Оказалось, она спрятана в черной сердцевине цветка на женском портрете. Я заглянула в нее и увидела служанок. Они стояли посреди одного из залов и лишь делали вид, что работают.

— И вот как ей самой не страшно? О них ведь столько историй гуляет. Варвары, чудовища. Помнишь сказку про нерожденных дочерей? — огорченно произнесла служанка, медленно натирая медный кубок.

— А когда у принцесс был выбор? Вспомни, как бабка нам рассказывала про ее матушку.

Служанка цыкнула и добавила, качая головой:

— Тоже верно.

Похожие меж собой, будто сестры. Только у одной лицо худощавое, а у другой щечки румяные, наливные, и волос кучерявый.

— Это ее долг. Извольте подчиниться, Ваше Высочество, — передернула худощавя и раскланялась, будто не подруга была перед ней.

Я закатила глаза.

— Тьфу ты, — засмеялась другая. — Плохо это, вот так, без любви.

— Артиша, ну ты как всегда! — протянула худощавая. — Кто такую полюбит! С ее-то характером!

Кудрявая махнула на подругу тряпкой и пошла вытирать пыль в другое место. Характеры будто совпадали с их внешностью.

— К тому же тебе-то что переживать, — обиженно продолжила худая.

Я удивилась смене их разговора. Однако наблюдать со стороны за происходящим было любопытно. На моих глазах назревала самая настоящая ссора!

— Вы все равно скоро сбежите!

Стоя ко мне спиной, кудрявая стала усерднее натирать стоявшую у стены вазу. Не получив ответа, ее собеседница разозлилась еще больше, поэтому ехидно добавила:

— Уже решили когда?

— Да! — Кудрявая встала, демонстративно встряхнула пыльную тряпку и вышла из комнаты, оставив подругу наедине со мной. Худощавая обиженно посмотрела на прикрытую дверь и прокричала ей вслед:

— После праздника?

И тише, будто только себе, добавила:

— Принцессу ей жалко. — Она усердно терла уже вычищенный до блеска кубок. — Да вам этот праздник только на руку! Все делом будут заняты! Любовь… А мне в этих стенах всю жизнь сидеть?!

Со злостью она поставила кубок на место, отрахнула тряпку и, ускорив шаг, будто хотела нагнать обиженную подругу, пошла прочь.

Услышанное заставило меня и удивится и задуматься. Показалось, что у слуг жизнь даже интереснее моей. А если бы мне предложили сбежать? Я бы согласилась?

Я выбралась из шкафа. До комнаты каждый встреченный мной стражник провожал меня удивленным взглядом. Думали, сбегу?

В комнате меня ждала служанка. Она сидела на полу и изучала книги, которые я год за годом выискивала в закромах замка. В них текла магия. Обряды, привороты, зелья, обереги, да все мне не в пору… А я все равно собирала, изучала, хранила, тщательно пряча рукописи.

— Ваше Высочество! — Моя служанка вскочила на ноги и отряхнула фартук. — Вас все потеряли!

— Что ты делаешь?

Она подбежала ко мне, запыхавшись.

— Сначала я искала вас со стражей. Мешалась. Меня отправили к вам, чтоб, если что, могла подтвердить, что вы спите. Я протирала пыль, поменяла простынь…

— Никому не сообщили?

Она замялась.

— Кайруан, ваш стражник, — поспешила объяснить служанка, — сказал, если вы вернетесь до захода солнца…

Закатные лучи еще облизывали землю теплом.

— Немедленно сообщи, что нашла меня, если этого еще не сделала прочая прислуга. Я была в библиотеке.

— Но мы искали там, Ваше Высочество! — воскликнула служанка, округляя глаза.

— Скорее, — учтиво настояла я, — и еще…

Я подождала, пока служанка вернется от двери и сосредоточенно посмотрит на меня, специально выдержала паузу.

— Больше никогда не трогай мои книги.

Она поклонилась и поспешила удалиться.

Книга осталась лежать на столе. Я развернула сверток. Том преданий и пророчеств я нашла в одном из старых тоннелей несколько лет назад. Ходила в библиотеку после, проверяла, есть ли в замке остальные тома, и нашла все пять. В первом говорилось о общей магии, ее видах и зельях, а остальные рассматривали каждый вид по отдельности. И только этот, шестой, был мной еще не прочитан.

На первой странице шестого тома все еще красовались мои каракули. Я закрыла книгу. Лучше спрячу туда, где никто не подумает искать. Даже если сейчас она не может принести пользу, в неумелых руках ничто может стать злом. За все годы попыток я так и не смогла овладеть магическим потоком, лишь научилась различать цвета свечений, а вот смогла ли что-то понять глупая травница-служанка — остается только гадать.

Глава 6. Сильные руки

Утром, когда сон еще не до конца отпустил меня, я даже подумала, что на самом деле меня никуда не увезут и все это было шуткой, пока ко мне вновь не постучали.

Я смотрела на дверь. Та тихо открылась и так же тихо закрылась. Шаги, тонкие, невесомые, для любого ребенка они как отпечаток на сердце. Матушка присела на краю кровати. Я притворялась, что сплю, она смотрела на меня. Изучала. Что уж было в ее голове, мне не ведомо. Может, не узнавала вовсе.

— Добры души, — коснулась она меня мягким шепотом.

— Добры души, — потерла я заспанные глаза.

Матушка теребила в руках белый лоскуток с синей вышивкой, но не решалась заговорить.

— Спасибо за цветы, — начала она издалека. — Истар бы тоже подарил розы.

Я спрятала улыбку в складках одеяла. Да, он бы сделал именно так. Провинился, а потом бы подхватил, закружил и нарвал цветы.

— Я сшила платок для него. — Как горячий чай глоток за глотком согревает тело, так и ее слова согревали мою душу.

Нежная работа, сделанная заботливыми руками. Белая хлопковая ткань с инициалами в уголке, вышитые синей лентой. Я улыбнулась и перелегла к ней на колени. Матушка перебирала мои волосы, и я чувствовала, что ссора, которая встала между нами стеной, исчезает. Прижалась к ее теплой руке щекой, зарылась, будто спряталась от всего мира.

— Мне каждый день горько, что мой ребенок не со мной. Ласта, у тебя нет детей, и ты даже представить не можешь, насколько это тяжело.

— Не могу, — согласилась я, еще больше «кутаясь» в ее руку.

— Он ведь сбежал от нас, никто не тащил его в армию. Да и от кого он хочет нас защитить…

Убеждать матушку в обратном мне не хотелось, поэтому я продолжила:

— Может, его что-то тяготило?

Мамины руки, самые сильные, самые родные на свете с нежностью касались моей души, в этих руках я всегда могла быть маленькой девочкой, перелетной пташкой. Как можно убежать от таких родных рук?

Хотя Истар всегда бежал впереди всех, прятался лучше всех, не боялся леса, был неуловимым. Даже Валлен отказывался играть, когда матушка брала нас с собой на лесную прогулку. Против воли вспомнилось, как она, словно ребенок, бегала за нами, смеялась, не зная усталости. Помнит ли матушка эти моменты? Они полны счастья и тепла. Несмотря на расстроенные чувства, я чувствовала ее любовь и всегда буду чувствовать.

— Мое сердце рвется, говорит, что я должна знать, но я не знаю, дорогая. Лишь молюсь, что под ликом Светлой он все-таки образумится и захочет вернуться домой.

Я перевернулась и посмотрела на нее. Мягкие черты, доброта в глазах и светлые волосы отражали всю красоту ее чистой души. Мы с ней похожи, как две капли воды. И я порой боялась, что тоже когда-то лишусь рассудка.

— Не убегай больше в лес, ладно?

Как она узнала?

— Ты видела меня? — испугано засуетилась я, поднимаясь на локтях.

А что, если она знает о тоннелях…

— Ты всегда сбегаешь в лес с той девочкой.

Матушка поднялась, а я изумилась, запутавшись окончательно.

— С какой девочкой, мама?

— М-м, — цыкнула она, — не могу вспомнить имя. Мужское будто, военное, но какое — и не припомню.

Она взяла с моего стола расческу.

— Повернись, — покрутила матушка указательным пальцем. — Хочу расчесать тебе волосы.

Решение далось мне нелегко. Однако новый день продиктовал свои правила.

В замужестве я не могла найти ничего приятного, однако… Как бы сложно ни было, я просто должна это сделать.

Глава 7. Так слуги говорят

Дни пошли своим чередом. Я дышала и чувствовала себя живой, хоть и носила внутри горе. Пила, ела, гуляла, находилась под взором стражи, присутствие которой мне стало безразлично.

В библиотеке нашлось немного морской литературы… Ни обрядов, ни ритуалов. Конечно, все страшные сказки мне уже рассказали слуги, но был ли в них толк? Мне хотелось отвлечься или найти то, что помогло бы смириться, узнать о морских побольше. Я стала примером послушания и кротости, ровно так, как и хотел отец. Не заштопала чувства, а накрепко зашила.

Карта гласила — Морское королевство от Конринхола отделяло большое Мощеное море. Я буду так далеко от дома… «Зато я увижу мир», — пыталась подбодрить себя я.

Стражник поставил передо мной поднос с обедом. Я не отвлекалась, но почувствовала запах свежеиспеченных пряников, и в животе заурчало. Рука сама потянулась за сладостью. Как знали, положили побольше.

Испокон веков в морском королевском роду рождались лишь юноши. Им передавалась ловкость и умение отца и матери. В королевской семье было принято заводить от восьми до тринадцати мальчиков. Чем больше детей, тем счастливее и величественнее королевская семья, гласил морской обычай.

— Светлая Матерь, они там будто не рожают, а икру метают! — пробурчала я под нос.

Из коридора доносились шумные суетливые шаги:

— Кайруан, прикрой дверь.

— Да, Ваше Высочество.

«Моще-Рехта — двенадцать объединенных одним правителем островов», — прочитала я в старом учебнике. Затем, почувствовав на себе взгляд, отвлеклась. Стражник все еще стоял у закрытой двери. Я вытащила изо рта так и не укушенный пряник и вопросительно посмотрела на него.

— Что? — испытывающе спросила я.

Старший будто хотел что-то сказать, но так и не решился:

— Простите, Ваше Высочество, — поклонился он и отвернулся.

К чтению я не вернулась. Перелистывала от скуки страницы и разглядывала картинки. Взяла следующую книгу, открыла на середине. Праздник осенних даров, показалась расписная надпись. Ежегодный день сбора урожая. В его честь люди делятся между собой яствами. Мужчины в этот день показывают лучшую свою находку, найденную в море или за его пределами. С наступлением ночи разжигают костер, у которого танцуют собравшиеся. Все веселятся до прихода дождя. Его появление — это знак божьего промысла, благословение на весь следующий год.

Я читала и разминала затекшие ноги, прогуливаясь по библиотеке. Листала книги, открывая их на случайной странице. Вдруг именно на ней будет что-то про свадебный обряд? В коридоре снова закопошились. На этот раз грозно шептались прямо возле библиотеки. Надоели! Топая, я подошла к двери, двумя руками взялась за ручки и распахнула.

— Ваше Высочество, простите меня, — сразу затараторила служанка, сбивая меня с толку. — Светлой клянусь, я пыталась вас предупредить, пыталась, но вы, но я… а они такие… они такие!

Глаза ее с каждым словом становились все круглее и круглее.

— Остановись. — Я прервала ее жестом и посмотрела недобро на не пускающих ее стражников. С них спрошу позже!

Служанка так и замерла с широко распахнутыми глазами. Я приказала ей взмахом руки идти за мной. Вот что за суета… Морские прибыли, а этот хитрец хотел сказать и промолчал. Вот Кайруан!

В комнате сразу прошла в ванную и стала наспех стягивать ленты с волос. Служанка не мешкалась, включила воду, достала склянки с маслами и мыло. Мы обе все делали быстро. Избавили меня от наряда, распустили волосы, пока в купель набиралась вода. Я айкала и ойкала, потому что непослушные волосы постоянно цеплялись за расстегнутые пуговицы.

И вот наконец погрузилась в купель сначала одна нога, затем другая. Горячая вода обожгла ступни, затем щиколотки. Я аккуратно легла, давая себе пару мгновений. Умылась, намочила волосы.

— А теперь с самого начала и не тараторь, — произнесла я с закрытыми глазами.

— Делегация появилась с первыми лучами. Я, как увидела корабли, сразу к вам, — уточняла служанка, и правильно делала. — Пришел их доверенный маг. Ух и шумо-то было! А после порталом прибыл король. Морской король, — последнее сказала, будто призрака увидела.

Я как открыла глаза от удивления, так и застыла. К чему готовилась — не знаю, но голова все равно от неожиданности помутнела. Страхом наполнилась. И будто по плечам побежали многоножки во все стороны.

— Да, а еще его советник и стражники, четыре человека. Они с нашим королем как с побратимом скрепились и скрылись за дверьми зала советов.

— Это и так ясно как день: где король, там и подданные, — раздраженно проговорила я, морща глаза от жжения — забыла о мыле на лице. — Как они выглядят? — раздраженно спросила я.

— Люди как люди, только бледные, будто и неживые вовсе. Наряды у них чудные, чужие. Воины так вообще… Горы, не люди. Костюмы их эти… — задержалась служанка, воображая, — это мне Мартиша сказала.

— Мартиша их видела? — Я надеялась, что ее можно привести сюда и расспросить лично.

— Мартиша нет, и я нет, — со вздохом проговорила служанка, — нас бы не пустили.

Она все вздыхала и медлила — перестала мылить мне волосы, я стукнула ее по рукам.

— Кто же тогда тебе об этом сказал?

— Прислуживает гостям Артиша, а Мартиша у Артиши спросила и все мне передала. Сестры они.

— Она говорила что-то еще?

— Нет, Ваше Высочество.

— И ради этого ты пробежала больше половины замка… — Одна новость сквернее другой. — Давай сюда полотенце. Оденешь меня и возвращайся!

Служанка помогла мне нарядиться в выбранное матушкой платье. О купании напоминали лишь мокрые волосы и капли, которые холодили кожу, стекая с локонов. Служанка заулыбалась, оглядывая меня с ног до головы, и снова легкомысленно застыла.

— Чего ты тут стоишь, беги к Артише!

— Мартише, — поправила она. — Я вам не нужна?

— Иди же! — разозлилась я.

Тоже мне! Одежда у них красивая… У рыбаков-то? У нелюдей!

Без служанки в комнате стало пусто. Слово злого сказать некому! Одна. А может, душа моя инеем покрылась… от страха. Я все смотрела на дверь. Вот-вот войдет. Кто? Сама не знала. Чего ждала? Всего сразу и ничего вообще. Сейчас не убежишь, да и нет нужды, зал советов в другом крыле, тоннелей там нет, не подслушать, не подглядеть. Томление — вот лучшая сердечная отрава. Не знаю, сколько прошло времени, ощущения мои растягивали мгновения.

— Лицо удалось разглядеть. Лицо короля! — зашептала служанка, только дверь в мои покои затворилась.

Он ведь сын его, мой жених. Против воли затаилась. Хотелось услышать, что скажет. Знала же, жуткие, грубые, необразованные. Нет! И слышать ничего не хочу! Все равно. Наплевать!

— Бровей нет, — с сомнением в голосе прошептала служанка, будто стены нас подслушивали.

От удивления я даже перестала мысленно брыкаться. Мне показалось? Или она действительно это сказала?

— Совсем? — И все равно ужаснулась.

— Торчат три волосины. Я сама не видела. Передали. Носы какие-то, как не носы, огрызки от орлиного профиля. Губы бледные, как у утопленника… — Служанка осеклась и продолжила дальше, словно сама с собой. — А-а! То, что бледные, я уже молвила. Так и не потеплели они!

Я стояла у кровати. Так там и присела, хорошо хоть не расплакалась. А то что же это, из-за мужской красоты слезы лить? Только грустно стало так, за урода-то замуж… Еще и за нелюбимого…

— Я пойду. — Печаль мою с горы разглядеть можно было, а служанка в двух шагах стояла.

— Иди.

Теперь время побежало быстрее, только вот мне уже вовсе не хотелось, чтобы служанка приходила. Не зря боялась. Она вернулась с таким лицом, один в один утопленник. На морских, что ли, переглядела? Кровь от щек отлила, глаза-бусины распахнулись, как у кошки, а зрачки — точечки, точно призрака увидела.

— Что там? — с порога спросила я.

— Ваше Высочество…

— Говори же!

— Ваше Высочество…

Служанка бросилась ко мне, упала на колени у моих ног, обняла. Крепко-крепко так обняла, будто сестра младшая, и затараторила.

— Ваше Высочество, нельзя вам туда, это стыд!

— А ну, успокойся, — холодно одернула я ее, сама не на шутку испугавшись.

Только вот говорить спокойно не могла, лишь злилась. Устала бояться, устала неспокойной ходить. От злости своей устала. Думала ведь, что смирилась! Где там… Всякая гадость наружу лезет.

— Говори же!

— Ваше Высочество, четверо их!

И чего перепугалась, сама-то поняла?

— Ты так и сказала, порталом прибыло четверо. Забыла?

— Нет же, Ваше Высочество, четыре портрета, — почти шепотом сказала она и потом перешла на писк: — и все по вашу душу!

Я нахмурилась, не до конца понимая, что это может значить.

— Ваше Высочество, нельзя вам, как же можно, Ваше Высочество! — Слеза покатились из ее девичьих глаз.

— Можно что? — не понимала я. — Это нормально, присылать разные портреты. Если у морского короля много сыновей, могу я хотя бы выйти замуж за самого достойного из них?

— Нет же! Нет, — пищала она. — У вас будет четыре мужа!

— Ты брешешь?! — отмахнулась я.

— Но как же, Ваше Высочество…

— Что тебе еще твои подружки нашептали? Не бывает так, чтобы у одной жены четыре мужа. — Задумалась и от мыслей своих тоже отмахнулась. — Не бывает!

Ко мне постучали, и мы обе замерли, сдерживая тишину за узду, будто нас застали за тайным заговором.

А сомнение кольнуло в бок. Маленький камушек, да так неприятно. Но его не вытащишь, душа — не башмак.

Ко мне зашли мужчины в черных одеждах. По их спине и плечам рассыпалось множество черных звезд. А меня передернуло. Это они! Они. Я от удивления даже на лица не посмотрела, рассматривая необычную ткань, как будто капли так и не стекли с одежды, застыли, будто их зима пригрела. Я поклонились молча, и лишь тогда на них, белолицых, глянула. Не испугалась. Очень уж мне хотелось верить, что не испугалась. Все слова, сказанные о внешности, чистая правда. Они на меня не посмотрели, лишь на служанку искоса, и стали уносить мои вещи, ничего не сказав.

Я вытаращила глаза. Забирают вещи, значит, отъезд совсем скоро?

— Ваше Высочество, но их же четверо. — Громкий шепот пронесся по всей комнате. Или то было лишь в моей голове. Мужчины не обратили на это внимания, выполняя свою работу.

Я посмотрела на служанку и цыкнула. Куда уж с ней-то еще браниться!

— Не ходите, прошу вас! — Она кривила в истерике рот и цеплялась за мое платье.

А я вдруг задумалась, что хочу обратиться к ней по имени.

— Как зовут тебя? — обескураживая служанку, спросила.

Она замешкалась, утерла нос серым платочком.

— Ави, Ваше Высочество. Ави зовите.

— Веди себя как подобает королевской служанке, Ави. — Я выше подняла подбородок. — Встань с пола и помоги мне собраться.

Глава 8. Недосказанность и откровенность

Я шла, окруженная стражниками, опустив взгляд. Казалось, если хоть на мгновение подниму глаза, магическая сила пронзит меня, порежет мне руки тонким лезвием. А я и так себе больно делала, куда еще больней? Не хотелось смотреть на свое прошлое, которое заморозится в каменных стенах моей памяти. И никакая пыль, сквозняки не разрушат ее красоты. Как же хочется запомнить лишь хорошее! Как страстно я хотела кинуть тягостное в воду, словно булыжник, чтобы оно навсегда скрылось от взора и мыслей под толщей воды.

Я проходила коридор памяти и боялась, что не сдержусь и все-таки посмотрю на портрет брата и тут же услышу из его безмолвного рта упрек: «Ты плохо боролась». Десятый портрет, одиннадцатый, еще один. В груди закололо. Если бы мы только сумели поговорить, я бы узнала, что он думает, какой даст совет. «Старание — путь к совершенству. Где же твое старание, Ласта?» У самого портрета ноги будто проваливались подпол. Трясина переживаний замедляла шаги, идя вразрез с моим дыханием. Стены зашептали мне, затягивая на моей шее петлю. Четырнадцатый. Грудь словно иголками кололо с каждым шагом. Я не удержалась и, почти минув золотую раму, у самого края, обернулась. Брат смотрел на меня тепло, он видел, что я чувствую, даже когда я сама не понимала этого. В нарисованных глазах не было осуждения, ни единой капли. Я свернула за угол и лишь на лестнице сумела вдохнуть свободно. И тогда голос в моей голове стих.

Зал украсили в честь прибытия морских. Я впервые видела черные бутоны роз, искусно сплетенные в венках с фиолетовыми лентами. Каменный замок стал еще холоднее, утонув в мрачности и строгости, но содрогался от роскоши.

— Ее Высочество, принцесса Ласта, — представил меня глашатай.

Я почувствовала на себе взгляды заинтересованных глаз. Матушка смотрела тепло, отец строго, а Валлен одарил насмешкой. Я вернула ему кривую улыбку. Пусть и не помыслит поймать меня сегодня на слабости!

Пожилой поджарый мужчина с короной на голове, усеянной россыпью черных жемчужин, следил за моими кривляниями, сидя подле птичьего короля. Вид его безжизненных глаз по-страшному тяготил. Я не посмела так же испытывающе осмотреть его, быстро отвела глаза и присела на место рядом с матушкой.

— Держи спину ровно, — заученно проговорила она, разглядывая морского короля.

Она так хотела, чтобы я ему понравилась, чтобы все гордились, ставили в пример. Чтобы долго и с придыханием вспоминали меня.

— А глаза — долу, — шепотом закончила я присказку матери.

С ранних лет мне твердили: «Спину держи ровно, а глаза — долу. Украшение принцессы — осанка и скромность!» Не справившись с нахлынувшим чувством, добавила:

— Простите, матушка.

От моей кротости она растерялась:

— Что с тобой? — удивленно подняла она брови, повернувшись ко мне.

— Привыкаю к статусу невесты, матушка, — подарила мягкую улыбку я.

Она удовлетворенно хмыкнула и продолжила подслушивать завязавшийся разговор двух королей. Мне слушать их не хотелось вовсе. Бордовое вино билось о стенки бокала. Я гоняла его туда-сюда, наклоняя. Люди ели, звеня приборами. Разговоры наполняли зал, толпа то и дело взрывалась хохотом и визгами. Танцовщицы двигались под музыку. Я услышала, что танец назывался русалочьим. Они и выглядели как русалки, сошедшие с картин. Ленты на юбках, словно хвосты, развевались то в одну, то в другую сторону.

Отец снова звонко рассмеялся и похлопал собеседника по спине, будто близкого брата. И эта искра в его глазах заставила меня насупиться. Не буду я на него смотреть!

На столе красовались яства, споря между собой спелостью, вкусностью и ароматностью. У румяного барашка яблоки водили хороводы, по картофелю растекалось топленое масло, а аппетита не было. Мне совсем не интересно, о чем там отец говорит с морским. Нисколечко! Я оторвала виноградину от грозди и положила ее на тарелку, покатала, проткнула вилкой. Матушка, не отвлекаясь от разговора, осторожно потеребила меня за рукав.

— Поешь, — сказала, еле открывая рот.

Я вздохнула и положила на тарелку картофелину.

— Доган, а что же вы держите ланей на службе? — спросил морской у моего отца.

Я не понимала, почему в глазах семьи столько… Уважения. Они же варвары!

— Рыжие хорошо служат, что тут еще сказать. Помню-помню, вы их не жалуете у себя. — Отец поднял бокал.

Морской король поднес бокал к губам, но не отпил, вдыхая цветочный аромат. Я не видела ещё людей столь холодных. Безжизненных. Все слова служанки были как наяву. Я даже не могла до конца понять, нравится ли мне это или, наоборот, отталкивает, но мне хотелось наблюдать, изучать черты. То, как чужой король изящно держал бокал, как орудовал вилкой. Не этим могли похвастаться морские в моей голове. Точно не этим!

Он обладал какой-то своей тусклой красотой, не только сам по себе. Отец считал его равным, и это придавало его тусклости особую огранку. Он не был стар, но глаза его видели многое. А может, для морских такой цвет в почете?

— А чего ж дочь твоя сидит? — громко сказал морской король, и я смутилась.

Заметил, что я гляжу на него?

— Пусть слово скажет! — и поднял бокал повыше.

— Ласта, поприветствуй наших гостей, — обратился ко мне отец.

«Не пожалей доброго слова!» — диктовали глаза матушки. Я встала, музыка стихла, давая слово принцессе:

— Выпьем же… — Я замешкалась, решаясь. — За такой ценный союз, — и подняла бокал. — Даже купцам хочется оценить товар, что уж говорить о наших гостях!

Я не побоялась и посмотрела в лица окружающих.

— И выпьем же за отцов наших, что готовы… — Отец напрягся. — Продавать собственных детей в угоду своим прихотям.

Отец поморщился, я видела его неосознанный жест, точно такой же, как в момент, когда муха садилась на еду. Туда, где ее точно не должно быть. Муха — такая мелочь, но изрядно портит настроение. И все становится как будто несвежим. Вот так, папочка, и пропадает аппетит.

— Как вы думаете, отец, — не унималась я, вспомнив слова служанки, — они по приезде разрежут меня на части или все-таки брачный ритуал предполагает присутствие в спальне четырех мужчин?!

Я понятия не имела, что говорила, и, конечно, не верила в сказанные слова. Однако мне хотелось разделить с ним горечь, ужалить его посильнее.

— Довольно!

Я осушила бокал и отбросила его на стол. Он покатился и со звоном упал на пол. Рубиновые капли намочили скатерть. Зал застыл. Я смотрела на отца, а он на меня.

— Уведите ее, — безжизненно закончил немой диалог он.

Я фыркнула и пошла в свою комнату, напоследок услышав:

— Вот видите, Ваше Величество, что бывает, если потакать ребяческим капризам. Дети никогда не повзрослеют! — бросил королевский советник мне вслед, словно гальку под босые ноги.

— Ласта, — окликнул меня отец. — Что ты скажешь?

Я проморгалась. В голове, перебирая своими ехидными лапками, зудела непрошенная муха: «Скажи, не бойся!»

— Долг превыше всего. — Улыбнуться не получилось, я отставила бокал, не сделав и глотка.

Отца явно не впечатлило сказанное, но он и не мог знать, что в моей голове растворились куда более унизительные слова. Он и не узнает.

Я прогуливалась по залу. Люди вокруг шумели и веселились. Их не пугал завтрашний день, как не был страшен и день сегодняшний.

— За тебя, — отсалютовал мне бокалом Валлен, идя в мою сторону.

Я давно не видела его таким расслабленным. Старший брат всегда хотел таковым казаться, будто он мечтал превзойти Истара даже в этом, но в глазах его всегда виднелась лишь расчетливость и педантичность.

— Не хочешь потанцевать со мной? — певуче предложил он.

Я нехотя протянула руку. Пир выдался удачным, и музыка на нем грела слух.

— У меня есть для тебя кое-что, — прошептал у моего виска Валлен, притягивая меня ближе.

Мелодия уводила с собой, манила.

— В следующем году меня выдают замуж за тигра? — решила кисло пошутить я.

И новый поворот, теперь я смотрела ему прямо в глаза.

— Чувство юмора тебе досталось от меня, — гордо произнес Валлен.

Еще один поворот. Брат указал на стол с едой, пока остальные хлопали в такт музыке.

— И что там? — с каплей заинтересованности спросила я.

— Скоро узнаешь. — Он перегнал слюну во рту с цыкающим звуком.

Последнее он произнес с особым удовольствием, растягивая шипящий конец предложения. Его способности обескураживать и интриговать год за годом раздражала меня все сильнее. И если в детстве я надеялась, что он проявит ко мне хоть каплю сердечности, годы показали — не стоит ждать чего-то иного от искусного «кукловода». На каждом круге танца мне казалось, что вот-вот это закончится. После каждого рефрена все порывалась броситься к столу, но вновь и вновь меня останавливали то грубые руки брата, то толпа, то музыка.

Едва мелодия стихла, я припустила к столу. Среди яств лежала скрученная ткань. Сбросила ленту. Развернула. Юноша, улыбчивый и крайне необычный. Волосы — мокрый камень, глаза — вода в горной реке, через которую проглядываются рыбки. Я провела по нарисованному лицу. Бровей на рисунке не было, все как сказала Ави, но вид принца это не портило. А что принц, это я поняла почти сразу. В его чертах с легкостью угадывались изгибы губ, носа и скул, точно как у морского правителя.

— Гляди, из четверых я решил показать тебе самого красивого. Остальных увидишь вживую. Будешь завтракать с одним, обедать с другим, — протягивал он по-кошачьи слова, — ужинать с третьим, ну а…

Валлен многозначительно поиграл бровями и закончил:

— Ночи проводить с ним.

«Ригир, сын Махна Вечного», — красовалась надпись внизу. И опять кольнуло сомнение, вспомнились слова служанки.

— Я не понимаю тебя, братец, — с напором произнесла я.

Холодок неприятно пробежал по спине. Не хочу я верить в это. Не хочу!

Брат не торопился остановить поток моих мыслей, он наслаждался выражением на моем лице.

— Скажи мне, что это неправда! — чуть не топнула ногой я.

Валлен хмыкнул:

— Что Ригир твой жених? Где же тут ложь, Ласточка?

Я насупилась, поджимая губы.

— А остальные? Это не смешно!

Он ядовито усмехнулся.

— Скажи что их не четверо, Валлен! — завопила я, схватив его за руку.

Окружающие люди покосились на нас. Мне было все равно! Раз они не понимают! Раз готовы пойти даже на такое! Теряла ли я что-то, устраивая сцену… Брат отмахнулся, стряхнул меня, букашку, одернул руку. Наклонился к моему лицу, делая страшное и безумное выражение. Затем раскрыл перед моим лицом ладонь и стал загибать пальцы, считая:

— Первый.

Он смотрел на меня исподлобья, следя за каждым изменением на моем лице.

— Второй.

Вслед за мизинцем брат загнул безымянный палец.

— Третий, — настала очередь среднего.

— Четвертый.

Досчитав, он наигранно опустил уголки губ вниз и развел руками.

— Не скажу, — закончил он, и тут же звучно рассмеялся. Мне хотелось взять нож со стола и приставить к его горлу, только чтобы он перестал издавать этот гогочущий звук.

Сердце в моей груди снова застучало, ускоряясь все сильнее. Голова закружилась или это я кружилась, а мир стоял на месте. В платье стало тесно или замок сжимался до размера горошины. Как вышла из зала, не помню. Все неслось перед глазами.

— Проводить вас в покои? — спросил старший стражник.

Я отмахнулась. Не могла ни думать ни говорить связно. Кайруан придержал меня, не давая упасть.

В голове моей роем жужжали мысли, и ни одна не могла решить ворох свалившихся проблем. Смогла лишь кивнуть, язык распух, будто пчела укусила.