Бесплатный фрагмент - Неторопливо жизнь дойти

Детство и юность

Пусть все будет хорошо

Детства думка небольшая

Мне под голову легла.

До сих пор не понимаю,

Как поднять ты нас смогла?

Шесть внучат не лыком шиты,

Всё одно — озорники

Убегали от набитой,

Крепкой дедовой руки.

Укоряла со слезами,

Научая и стыдя,

И кормить ораву щами

Шла немного погодя,

И о краешек стакана

Беспорядочно стуча,

«Корвалолом» шила раны

До прибытия врача.

Одинокая подушка,

На душе вороний грай,

Детки, грядки, постирушки —

Непочатый жизни край!

И хотя не так теснится

Нынче внуков огород,

Слётыш бойкий только птицу

Избавляет от хлопот.

Не познав любовь иную,

Близких пестуя душой,

Просыпаясь и тоскуя

Вьешь молитовку простую:

«Пусть все будет хорошо!»

Учителям начальных классов

Моей маме, учителю от Бога,

посвящается это стихотворение.

От первого за партой часа,

В канун ребячьих одиссей,

Учителя начальных классов

Кладут начало жизни всей.

Нам по судьбе идти вьюнками,

Не зная будущих времен,

И навык быть учениками

В три первых класса умещен.

От образцов чистописанья —

С любым характером в ладу

Привычка добрая к старанью

И ежедневному труду,

От исправления ошибок —

Почин работы над собой;

И каждый раз летит «спасибо»,

Где у доски — учитель мой.

Его копеечною мздою

Достойно здравствовать нельзя.

Не заросла бы лебедою

Неблагодарная стезя,

Но в мерном четвертей круженьи,

Умом, и сердцем, и душой

Он — кормчий верного движенья

Из милой сказки — в путь большой.

И станут научаться детки,

Как просто: жить, друзей любя,

Как — просто жить, свои отметки

Не примеряя на себя.

От первого за партой часа,

От первой буквы, от нуля

Учителя начальных классов —

Всех наших лет учителя!

Про мишку

Говорят, что где-то там в Сибири,

Ходят мишки по шоссе пешком.

В самом деле, случаи-то были!

Вот, к примеру. Теплым вечерком,

В Уруше, на речке, на мосточке,

Миловались двое. Вдруг мосток

Стал раскачиваться. Голубочки

Обернулись: мишка, без порток,

Из поселка, мимо них — и в чащу

Дунул под покровом темноты.

Перетрусив и глаза тараща,

Те — к домам. А утром — все кусты,

Все сарайки, ямы в том поселке

Жители облазили гуртом.

Где же днем он прятался? Под елкой,

В дальнем закутке полупустом

Детского единственного сада.

Там помои ел и счастлив был.

Так что, мишки ходят где-то рядом,

Кто бы там чего не говорил!

Рыбки

Подрастают хулиганы.

С листопадом, в первый класс

Двинет старший, утром рано,

Но я не о том сейчас!

Был у нас совет семейный,

На котором решено:

Живность в доме, хоть убей, но

Завести пора давно.

Чтоб нимало не нарушить

Лоска дома своего,

Заключили: рыбок лучше

Не придумать ничего!

Помню, в банке трехлитровой,

У разделочной доски,

Плавали в воде лиловой

Первые мои мальки.

Позже, убедившись прочно

В увлечении моем,

Дед принес однажды с почты

На пять литров водоем,

То ли он из-под соляной,

То ли серной кислоты —

Я сидел весь вечер, пряный

От стеклянной красоты!

Вскоре стало их четыре,

На серванте у окна.

Вы в трехкомнатной квартире

Не видали пацана?

Аэрация, подсветка,

Трубки, сетки, подогрев —

Все бурлило бойко, метко,

И ни разу не присев,

Но… оборвалось со школой,

С окончанием ее.

Передам, пока я молод,

Увлечение мое!

Так же будет интересно

Им когда-то, может быть,

Как в моем далеком детстве,

Просто — рыбок покормить.

Сказка про Кобылу Семь Верст

По одноименному рассказу моего деда, Юрия Семеновича Афанасьева.

Давным-давно, когда старшая сестра Нина долго и безуспешно учила меня завязывать шнурки бантиком, у нас в семье любили сказки. Помню,

Светит керосиновая лампа,

Начинает кто-нибудь из старших

С жуткими подробностями сказку.

Братик Толя все в ролях играет:

Бабка Ежка и Кощей Бессмертный

Меж собой беседуют чужими,

Сиплыми такими голосами —

Страх берет! Ведь для меня в ту пору

Змей Горыныч был почти таким же

Настоящим, как соседский мерин,

Только Змея — никогда не видел.

И Кобыла, что Семь Верст, все время

Тоже где-то рядышком бродила

В наших сказках. Это, говорили,

Добрая, отличная лошадка.

Только вот обидел ее кто-то,

И ушла она, и дни за днями

Нового хозяина все ищет,

Доброго, хорошего. И чтобы

Запрягать умел, да без ошибок.

И тогда хозяина добросит

Хоть на край земли, хоть на край света,

Ведь сама она семь верст длиною:

Шаг один — семерку отмахнула,

Снова шаг — еще семь верст. А версты

Эти, как до во-о-он той дальней сопки…

Был я самым маленьким в семье.

Старшие шутливо уверяли,

Что меня приметила Кобыла,

И ночами слышится в ограде

Тихое, настойчивое ржанье.

К встрече с ней готовясь и волнуясь,

За собой таскал кусок веревки,

Что служил в моем воображеньи

То уздой, то чем-нибудь похожим.

Часто запрягал и выпрягал я

Лавку неширокую за печкой.

Пробовал запрячь однажды кошку —

Оцарапала. К тому театру

Старшие, бывало, подключались.

Целая комиссия, в составе

Брата Анатолия, сестренок

Нины, Лиды, Клавдии, Галины,

У печи экзамен принимала.

Долго запрягал я ту «кобылу»!

Или же, хомут не засупонив,

В спешке я глушил чересседельник.

Или же, с уздой не разобравшись,

Лез с вожжами раньше на телегу,

А когда уже готовы были

Мне открыть ворота, выяснялось,

Что забыл овса насыпать в торбу,

Или не проверены подковы —

Приходилось выпрягать лошадку,

И вести ее до кузнеца…

Годы шли. Не все сложилось гладко.

Не найти на Колыме отца.

Не найти и розвальней у дома,

Где мы всей гурьбой играли в прятки.

Я уже в ту пору обучался

В Благовещенске, на первом курсе,

Стать по окончании готовясь

Машинистом паровых машин.

За училищем была конюшня.

Иногда, во время перерывов,

Подходил я к бочке у навеса,

Черпал горстью, и давал коняге.

Теплых ее губ прикосновенья

Тихой грустью в сердце отзывались,

Уносили мысли к тем беспечным

Дням, когда в подобной обстановке

Я ходил бы на руках, а может

Прятался в яслях в охапке сена.

Как-то раз, когда мне так мечталось,

Быстрым шагом подошел к конюшне

Дядя Коля, наш завхоз безсменный,

И сказал мне: «Запряги Гнедую,

На Лазо кати, там где-то конюх,

Колесо у них… Ну, в общем, мимо

Не проедешь, тут подать рукою,

За библиотекой». И исчез он

Так же быстро, как и появился.

Я остолбенел. Сказать хотелось,

Что не запрягал ни разу в жизни

Я коней, вот разве что Кобылу

Семи Верст, но даже за ворота

Я на ней не выезжал! Гнедая,

На меня уставясь правым глазом,

Вдруг заржала тихо, одним горлом,

И кивнула: «Справимся, не бойся!»

Под навес шагнул в поту холодном,

Ощущая точно всей макушкой,

Всей спиною, как в меня вонзились

Пять пар глаз «комиссии» далекой.

Со штыря в стене снимаю сбрую.

Умница Гнедая потянула

Мне навстречу голову — уздечка

Как-то очень просто оказалась

На привычном для уздечки месте.

Со стены — хомут. Провел ладонью

Вдоль по мягкой войлочной прокладке —

Ни колючки, чисто. Осторожно

К морде подвожу я лошадиной,

И Гнедая, милая Гнедая,

Ко всему внимательно нема,

Чуть ушами ласково прядая,

Потянулась к хомуту сама!

На плече — дуга. Идем к телеге.

Так. Одна оглобля. И другая.

Что еще? Супонь. Чересседельник.

Торба? Нет, не надо. А подковы?

И коняжка мне дает спокойно

Осмотреть копыта. Не успел я

Завершить, как на одно колено

Дядя Коля рядом опустился.

Я ему: «Да тут нормально, только

Левая передняя подкова

Хлябает». Он по плечу мне хлопнул:

«Я давным-давно уже заметил,

Ты, Семеныч, видно: сын крестьянский!

Вот, зачем пошел ты в машинисты?

Ладно, дорогой мой человек,

Ты иди, а я сгоняю быстро!»

Лошадь с места перешла на бег…

Улыбаясь мне, светило солнце.

Я запряг-таки свою Кобылу,

Что Семь Верст! И в это же мгновенье

откуда-то появилось улыбающееся лицо Лиды. Вот Анатолий учит меня через локоть собирать вожжи и завязывать их особой петлей. Вот Галя сказала, как отрезала: «Седелку кладут уже в оглоблях поверх спинного ремня». Нина все беспокоится о здоровье лошади, ходит вокруг, выискивая потертости, и мажет, мажет их дегтем до тех пор, пока и до меня не доносится его запах. Я ловлю его, а вместе с ним в памяти вдруг возникают другие запахи, звуки, видения той, уже далекой, но и близкой сердцу поры.

Шорох зейских гор

В час, когда на небе вспыхнут облака,

Когда луг омоет чистою росой,

Разбросаю я дымящиеся угли костерка

И потопаю по камушкам босой.

Запах дыма на одежде принесу,

Кину берцы на скамейку — и под душ.

Разогреет мне бабуля на плите вчерашний суп:

Закемарила под утро, сторожа ночную глушь.

Детство праздное

Машет юности

И по насыпи за поездом бежит.

Стали разными

Наши глупости,

Но, как прежде, жить спешим.

Когда сумерки укутают закат,

Раскраснеются на вышке огоньки,

Под горячую картошку, крупно рубленый салат

Выпьют пива по стакану мужики.

Так на дачу мы ходили с ночевой,

Пели песни, ворошили пену дней,

Поутру брели в лесок за родниковою водой,

А теперь всех раскидало по стране.

Словно в первый раз

Прихожу сюда

По заросшим тропкам милых сердцу лет.

Где же мы сейчас?

В шумных городах