Бесплатный фрагмент - С мечтой в кармане

С мечтой в кармане

Романтико-психологическая повесть

От автора

Однажды меня посетила мысль: возможно ли найти в жизни самое радостное, грустное или нелепое событие? Я быстро поняла невозможность данной затеи. Среди тысяч событий и переживаний невозможно найти одно. У каждого человека много восторженных, тяжелых, грустных, глупых, забавных и радостных моментов и периодов. Из них складывается жизнь, настоящие истории многих людей, родившихся в восьмидесятых и девяностых годах двадцатого века, о которых я хочу рассказать.

Данное произведение — небольшой литературный эксперимент. Часть повести написана от первого лица, а часть глав — от третьего, что дает читателю возможность погрузиться в текст и одновременно быть наблюдателем действия. Некоторые главы содержат небольшие фрагменты ритмизованной прозы.

Часть первая

Пролог

О прибытии нового письма меня оповещал звуковой сигнал. Он был не такой звонкий, как «звяньк» и не такой глухим, как «шмяк», с которым могло бы упасть настоящее бумажное письмо в железный почтовый ящик.

За следующие три года я получу сто шестьдесят одно письмо. На сто четыре — отвечу. Письма будут из разных городов. Адресаты — мужчины всех возрастов, различных профессий и мировоззрений. С тридцатью одним из них я встречусь. Так и получится, что моя жизнь станет постоянным перетеканием одного знакомства в другое.

Глава 1

Есть параллельные миры, где хожу я, где бродишь ты.

И мы встречаемся порой в пересечениях судьбы.

2003 год

В студенческие годы моя личность только начинала формироваться, хотелось обрести мудрость, что-то прекрасное, неизвестное, познать и раскрыть многое. Юность — это состояние наибольшей наполненности романтизмом. Тогда все в жизни было для меня новым, привлекательным и возвышенным.

Первое воспоминание, переносит меня в март на улицу рядом с выходом из метро «Проспект мира». Подъезжает черный джип. Его тонированные стекла сияют на солнце. Боковая дверь открывается, приглашая меня внутрь. Это мой новый знакомый: темноволосый, коротко подстриженный, кареглазый мужчина. Пожалуй, это был единственный случай, когда я завела знакомство с человеком почти вдвое старше меня. Из нашей переписки я знаю, что он работает директором в банке. Мы едем в один из самых дорогих японских ресторанов, потому что я сказала, что люблю японскую кухню, и мне нравится, есть палочками.

Его письма были полных ярких, светлых образов: «Мне нравятся путешествия. Поездил по разным странам, почти по всему белому свету. Много обрел знакомых, мало нашел друзей. В людях ценю честность и порядочность. Не тешу себя ненужными иллюзиями, чтоб потом не обманываться в ожиданиях. Чутко прислушиваюсь к тому, что мне подсказывает интуиция. Люблю перемены к лучшему и всегда на них надеюсь». Когда прочитала, решила, что встречусь с ним. Меня притягивали и волновали воображение мудрость и ясность его мыслей. Он казался мне любознательным, открытым человеком, реалистично смотревшим на мир.

Огромная зала, казавшаяся пустой и просторной, устремлялась ввысь. Вокруг не было ни одного лишнего предмета, каждое украшение, будь то картина или икебана, были выверены до мелочей и находились на своем месте. Низкие, то ли из зеленого стекла, то ли полупрозрачного камня, столики, под которыми горела лампочка, мягкие диваны — все это с первых минут поразило воображение. Светлое помещение с высокими потолками понравилась мне, но сюрприза в дамской комнате я не ожидала. Там в стеклянной круглой вазе изящно плавала золотая рыбка!

В это удивительное место я попала не только благодаря своей пленительной юности, зеленым глазам и длинным, волнистым волосам, но в первую очередь благодаря щедрости моего знакомого. Все здесь казалось мне особенным, новым, пронизанным другой жизнью.

— Расскажи что-нибудь о себе, — попросила я.

— Мне нравиться свободный образ жизни, — ответил Михаил.

— А что это значит? — задала я уточняющий вопрос.

— Делать, что хочется, в том числе пройтись с друзьями по барам после работы, потанцевать в клубах, окунаясь в живую музыку. А выходные и праздники ненавижу, потому, что приходится идти домой, туда, где меня никто не ждет.

— Тебе нравиться работать в банке?

— Да, — я прекрасно разбираюсь в том, что делаю. Хотя самым интересным и интригующим для себя нахожу не профессиональную деятельность, а работу с людьми. Приятно видеть плоды своих усилий, когда получается что-то подсказать, чему-то научить. Голос у Михаила низкий, глубокий. Слушать его приятно. Размеренное звучание слов успокаивает. Говорит он так же, как пишет, литературно и художественно. Я мысленно восхищаюсь.

— А почему ты решил общаться в интернете?

— Хочу обрести новые знакомства, людей, с которыми будет интересно общаться. Не теряю надежды найти девушку, в глазах которой смогу утонуть. А то знаешь, как бывает: веришь и разочаровываешься, узнаешь, но ничему не учишься, пытаешься, но не успеваешь. Он сделал паузу, задумался. В лице появилось что-то серьезное и строгое. Но лишь на мгновение. Он улыбнулся и спросил.

— Виоланта, а чем ты занята, как проводишь свой досуг, кто из великих людей близок твоему идеалу?

— Ты очень красиво говоришь. Мне бы хотелось научиться так же. Насчет идеалов пока ничего не могу сказать. Никто из великих не близок моему сердцу. Все, что я знаю: идеал нужно найти. В свободное время читаю. Последним из художественной литературы был Э.- М. Ремарк. Мне нравятся книги, от которых веет спокойствием, когда мысли льются размеренно, и я успеваю обдумать их. Ремарк пишет очень образно, но драматично. Его романы доводят меня до слез. Еще часто пишу письма. И пока даже не знаю, что люблю больше: получать или отправлять их.

— А какую музыку ты предпочитаешь? — интересуется мой знакомый.

— Обычно я не слушаю музыку, но люблю звуки природы: шелест листвы, рокот волн, капли дождя, ударяющие по стеклу. А ты?

— Пожалуй, джаз и клубную, танцевальную музыку. Почаще улыбайся, мне кажется, улыбка тебе к лицу, — заметил Михаил. И, вероятно, чтобы увидеть мою улыбку, рассказал анекдот: «В глубокую яму попал лев. А рядом растет дерево. На ветке этого дерева прыгает обезьяна и радуется: «Ну, все, кошка драная, ты попал! Когти на бусы, зубы на сувениры, шкуру вместо коврика постелют, голову на стену прибьют, так тебе и надо!» И так полчаса. Тут ветка ломается, и обезьяна падает ко льву в яму: «Бл…! Лева, не поверишь! Спустилась извиниться»! Я рассмеялась, анекдот мне очень понравился.

Нам принесли несколько маленьких очень симпатичных десертов и чай с бергамотом в круглых стеклянных чашечках. Рядом на блюдечке лежали тонкие, прозрачные ломтики лимона.

— Расскажи, милая девушка, как любишь отдыхать?

— Летом — в Волжско-камском заповеднике. Несколько раз ездила туда на университетскую практику. Там особая атмосфера, гармония и потому ощущаешь себя частью природы. Кругом умиротворенность — это место, где рождается спокойствие. Прибавь к этому жаркое солнце и теплую воду, воздух настолько свежий, что не ощущаешь его запаха, и ты поймешь, почему я люблю заповедники. Осенью я отдыхала на даче, созерцая красоты леса в лучах еще теплого солнца, чувствовала порывы ветра, несущего аромат падающих листьев. Однажды ночью вышла во двор, залюбовалась светом звезд, летящим ко мне, из темноты космоса.

Михаил внимательно слушал, и мне было приятно его внимание. Я чувствовала себя значимой.

— Что-то выдаёт в тебе натуру мечтательную и увлекающуюся, в хорошем смысле слова, — сказал он. — Как видно, ты тонкая, поэтическая натура, любишь созерцать своё бытие как бы со стороны, — продолжил он свою мысль. Я почувствовал сентиментальные нотки, только нарисованный тобой мир, выглядит немного искусственно, будто тобою придуманный. Ты прекрасно управляешься сама с собой, наслаждаешься развитием своего собственного духовного мира. В таком случае, зачем тебе интернет и новые знакомства? Нужен ли тебе кто-нибудь ещё?

Не ожидала, что мой мир, в котором не придумано ни одного слова, — искусственный. Я почувствовала, как во мне всколыхнулось легкое негодование. Я зачитываюсь романами девятнадцатого века и говорить мне нравится красиво. А все же пришлось признать, что от литературной красоты до моей, как до тех самых звезд. Вслух ответила:

— Надеюсь, вопрос был риторический? — попыталась я выбраться из логического тупика, — конечно нужен, просто я еще не знаю, кто именно.

На следующее свидание Михаил пригласил меня в ресторан с итальянкой кухней. Там было торжественно, помпезно, но не очень уютно. Играла какая-то музыка, зала была наполнена гулом голосов. Круглые столы под белыми скатертями стояли близко друг к другу. Людей было много, мимо постоянно проходили с подносами официанты. Только ароматный запах спагетти с овощами и сыром, поднимающийся из моей тарелки, скрашивал ситуацию. Увидев на столе много разных вилок, ложек и ножей я почувствовала себя, как главный герой в фильме «Титаник», впервые оказавшийся в ресторане первого класса. Я не знала, что делать со всем этим добром, но в отличие от него не особенно переживала в этой неловкой ситуации. Взяла наиболее красивые и удобные для себя приборы и стала наслаждаться радостью жизни.

Потом мы гуляли по маленьким скверикам вечерней Москвы. Михаил читал мне свои стихи. Там было что-то про большое счастье, шум прибоя и многозначительное молчание, про осколки, которые не сложить, невысказанную грусть и стремление к чуду…

Мне было трудно понимать людей слишком старше меня. Я чувствовала пропасть между нами, а потому не стала злоупотреблять его щедростью и продолжать общение.

Невозможно повторить лучшие мгновения, пережить их вновь так же ярко и трепетно. Все, что случается в жизни, бывает только один раз и этот раз всегда первый.

2004 год

Я общалась со всеми, кто затевал со мной разговор, на любую тему и по любому поводу. В теплый, безветренный летний вечер, какие бывают в середине июля, когда воздух наполняется запахом скошенной травы, я сижу на школьном стадионе за домом и читаю. Время идёт, становится прохладно. Собираюсь уходить. Чтобы согреться иду к спортивной площадке. Там тренируются три мальчика. Они пристально смотрят на меня, пока я подхожу.

— К турнику, что ли идешь? Подтянутся-то, сможешь? — спрашивает один из них. Я смотрю на него, оцениваю — симпатичный, рыжеволосый, и удостаиваю ответом.

— Смогу, только очень мало.

— Один раз наверно? Это было сказано с ухмылкой. Звучало неприятно.

— Один это легко, надеюсь, получится, хотя бы два, — ответила я с легкой грустью. Я была худой, но стройной девочкой. Чтобы не казаться совсем хрупкой и прозрачной носила яркую одежду. Вторая попытка увенчалась успехом — получилось подтянуться два раза. Я осталась довольна. Для себя же — не для рекордов делаю.

— Меня зовут Илья, — назвался мой собеседник.

— Тебе очень идет это имя, — нашлась я, что ответить вместо навязшего на зубах «приятно познакомиться». А ты сколько раз сможешь подтянуться? — интересуюсь у него.

— Пять.

— Я бы предпочла увидеть. Он с лёгкостью подтягивается пять раз.

— Телосложение у тебя спортивное, когда повзрослеешь, будет красивая фигура, — говорю я.

— Спасибо, — он с радостью принимает мои слова.

— Сколько тебе лет? — продолжаю поддерживать разговор.

— Двенадцать, — отвечает он быстро и открыто, как человек, которому нечего скрывать.

Другой мальчик спросил, сколько лет мне. Я ответила, что немного старше их и уже окончила школу. Он безмерно удивлён. Остальные тоже не ожидали такого.

— Да, что ты! Я бы тебе пятнадцать дал, — проговорил он в изумлении.

— Спасибо, приятно слышать. Про себя думаю: «Очень в это верю».

— Давно ты окончила школу? — продолжал он свои расспросы. Третий мальчик остался молчалив, ничем не выдав своего интереса ко мне, поэтому я тоже не замечаю его присутствия.

— Да. Уже учусь в университете, — ответила я, понимая, что судя по всему, диалог наш заканчивается. Он что-то сказал по поводу того, что я старше, но в дело включился Илья:

— Да причем тут возраст, — возразил он.

— Действительно причем, — соглашаюсь я шутливым тоном.

— А ты в школе учишься? — спрашиваю у Ильи, чтобы еще минутку полюбоваться на его приятное лицо с веснушками.

— Да в седьмом классе. Я замечаю, что он тоже посматривает на меня, как бы бессознательно заигрывая. На этом наш разговор закончился. Мы попрощались и разошлись, оставив друг другу приятное впечатление от этой случайной встречи.

Далеко не все дни были интересными. Многие повторялись с одним и тем сюжетом. Среди постных будней, что-то другое необычное сразу запоминалось. В октябре такой день пришелся на десятое число. Учитель по международному праву не пришел, поставив вместо себя вести лекции молодую девушку, говорившую очень приятным голосом. Она пожелала, чтобы мы дословно записали текст экологической доктрины РФ, но многие в аудитории, в том числе и я не разделяли ее оптимизма. Три часа она читала сей документ, выразительно делая логические паузы, дабы желающие, а их было сначала десять, а потом четыре человека, могли записать слово в слово, то, о чем мы неоднократно говорили на всех лекциях в течение учебы в университете. Вечером у меня должна была состояться встреча с новым знакомым из интернета. Об этом я и думала.

Он назвался Джей. Я не уточняла имя это или псевдоним. Ведь каждый имеет право зваться, как он хочет сам и придумывать себе личный миф. Это был высокий молодой человек. Русые волосы немного взъерошены, прямой нос и хорошо очерченные скулы делали его не просто привлекательным, а скорее красивым. Мы встретились в метро, он предложил пройтись по центру: «Там фонтаны, а сезон уже заканчивается, скоро их отключат, а сегодня у нас есть возможность погулять там», — сказал он. Мы бродили по центру, говорила в основном я, рассказывала истории из жизни, делилась мыслями. Дошли до Красной Площади, я увидела маленькую церковь и подумала, почему бы ни зайти. Он согласился. Там было тепло, горели свечи, пахло парафином. Я поймала себя на мысли, что запах воска мне нравиться больше. Кажется, я помнила его из далекого детства. Теперь свечи делают из парафина, так дешевле, но запах у него не такой приятный. Ни Джея, ни меня не волновали какие-либо религиозные предубеждения. Мелодично звонили колокола. В этих звуках слышались добрые нотки.

— Ты знаешь о том, кто ты и где сейчас находишься? — поинтересовался Джей.

— Я знаю, кто я. Я это Я. В ответ на вторую часть вопроса последовала длинная цепочка моих рассуждений о том, что нахожусь я в городе, который находится в умеренно-климатической зоне, которая располагается на материке Евразия, а сам материк движется по тектонической платформе по раскаленному слою горных пород, называемым астеносферой.

— Я говорю о том, где ты находишься в глобальном смысле, — не унимался парень.

— На Земле, — ищу я, какой-то разумный ответ.

— А где находится Земля? — он продолжает расспрашивать меня, как ни в чем не бывало.

— В Солнечной системе, которая находится во Вселенной, — отвечаю я что-то мало-мальски вразумительное, пришедшее мне в голову.

— Где находится Вселенная?

— Она не находится. Она есть, — я начинаю немного терять терпение.

— Ты не знаешь, так и признайся? — его голос звучит, будто он готов поставить мне шах и мат.

— Я тебе ответила, — защищаюсь я.

— Вселенная находится в твоем сознании, — заявил он тоном, не терпящим возражений и чувством полного превосходства.

Я молчу и смотрю на него. Думаю, прав он или нет. Потом, тоном, человека, которому предоставили последнее слово, говорю:

— То, что не имеет координат, то не находится. Оно просто есть.

Хотя последнее слово было сказано мною, возможно, этот раунд остался за ним. После прогулки мы зашли в кафе и теперь сидели за круглым столиком. Перед ним стояла чашечка с крепким кофе. С моей стороны — с зеленым чаем.

— Смотрю на тебя и думаю такой ли ты хороший, каким кажешься. Хотя ты можешь быть лучше, чем я предполагаю. Пока не знаешь точно, предполагать можно все, — пустилась я в долгие размышления.

— Конечно, я могу оказаться гораздо лучше, чем ты предполагаешь. Смотря, что тебе надо, — сказал он, пронизывая меня пристальным взглядом серо-стальных глаз.

— Что мне надо, это интересный вопрос. Может быть, я хочу увидеть самые светлые уголки твоей души, а может быть самые темные стороны твоей личности. Я любуюсь то им, то сосредотачиваю свое внимание на теплой, белой чашке в моих ладонях.

— У моей души нет уголков, а по чистоте и ясности она превосходит утреннее солнце, рассекающее своими лучами изумрудную гладь Плитвицких озер.

Когда наши чашки опустели, мы вышли. Свернули на тихую улицу, молча брели какое-то время. Иногда перекидывались парой фраз.

— Ты не носишь часов? — спросила я у Джея.

— Не ношу. А зачем?

— Я тоже не ношу уже два месяца и чувствую себя прекрасно. Но, если где-то нужно быть вовремя и нельзя опоздать, волнуюсь.

— Ты не можешь никуда опоздать. А всегда будешь вовремя там, где должна быть. Когда мы шли через сквер к моему дому, Джей сказал:

— Кажется, иногда все знаешь о жизни, а потом начинаешь идти по своему пути и понимаешь, что ничего не знаешь. И довольно странно продолжил свою мысль. — Я лучше чувствую себя ночью, как маленькая летучая мышь, которой я был в прошлой жизни.

— Тогда не буду желать тебе спокойной ночи, ибо твой «день» только начинается.

— А тебе спокойной ночи.

Проводив меня до подъезда, улыбнувшись, он скрылся в ночи.

Первый виртуальный роман потряс мое мировоззрение, заставив под новым углом взглянуть на жизнь. Незнакомец по ту сторону монитора, хотел видеть все простым, не парадоксальным и не противоречивым. Неопределенность жизни не давала невозможность ничего полностью отрицать или утверждать. Однажды он подумал, что вечность нуждается в описании себя самой. Нуждается в своем предметном представлении. Стало быть, и дух не всесилен и безупречен, ему необходима коррекция материей. В ней он закрепляет черты, осознанные им через материю: стихотворения, картины, музыку, продукты научно-технической революции. Через художника она выговаривает себя и этот шепот вечен. Он искал смысл своей жизни и временами находил его. Путь был под ногами и, отклоняясь от него в очередной раз, он ждал, что жизнь направит вновь, может довольно больно или безобидно, но, заметно.

Он искал ее. Но не мог дать точный ответ о процентном соотношении в пользу удачи обретения родственной души. Верил, что есть люди, которые ждут и самое главное дождутся. Тем, которые дождутся, он завидовал больше всего.

Наша переписка началась с обрывочных, подчас ничего не значащих фраз, непонятных стихов: «Знаешь, возможно, это так просто, просто как дважды два. Мне не понять для чего в этом мире все те слова, что мы говорили. И не понять ход твоих мыслей, во что ты играешь, к чему стремишься? К чему мы идем, от чего мы уходим, ищем слова — мысли находим. Знаешь, не знаешь, веришь, не веришь, но то, что было, ты не изменишь, и в красоте лишь тогда и есть смысл, если она как луч солнца в жизни. Если в словах не найти смысла, глупо писать длинные письма. Так же как я, ты ищешь ответ, когда понимаешь, ответа здесь нет». Это был мой ответ на его пространное письмо ни о чем.

Мы разговаривали о бесконечности, рае и аде, смысле жизни, творчестве, оно было близко нам обоим, хотя и с разных сторон. Он был музыкантом, а я любила сочинять письма и однажды спросила, что он думает о них. Он ответил, как всегда, с маленькой буквы: «красиво пишет Набоков, твои письма доходчивые, но ввиду постоянной заботы о рациональном смысле, в них мало художественного, и теплого. Ты необычный человек, видимо, хороша собой и очень уверена в себе, но когда-то может случиться открытие тобой всей полноты зависимости собственного мышления от похвалы».

Однажды он написал: «…я непрестанно тобой восхищаюсь. Ты человечна и как следствие — снисходительна, а в целом — мудрая. Ты мой талисман, моя драгоценность».

Мы никуда не торопились. Лишь спустя месяц я узнала, что он живет в другом городе, и зовут его Петр. Потом я уехала отдыхать. В следующем месяце уехал он. Я вернулась, ждала его писем. Места себе не находила. Молчание угнетало. А Петр лежал на песке, наблюдая за беготней муравьев, слушал, как гнется стебель ириса, чувствовал притяжение земли, ее тепло и полноту жизни. Мысли его исчезали в облаках, затем проявляясь ароматами трав. Он страну из теней витражей сочинял. Север угрюмый его к себе звал. Грядущей весной он услышать желал, как танцует река, льда оковы прорвав. Потом переписка наша возобновилась, спустя еще три месяца мы обменялись фотографиями. Мне нравились его письма, в них, была какая-то особая не понятная логика. Он писал: «дали мира: что с ним будет — может, не упадет или упадет и теплой — теплой волною хлынет, против воли старых ремесел и тяжести ковчеговых весел — тогда это все сплетенный дым речей, бред ночей бессонных. Идти бы к тебе дальше линии горизонта. Ближе к льняному узору на платье твоем, остаться один на один, только вдвоем».

Пятнадцатого октября от Петра пришло письмо, состоящее из одного предложения: «не пиши мне больше ничего» — значилось там. А я почти привыкла к его заглавным маленьким буквам. Было немного грустно читать это, ибо его слова заставляли работать мое воображение с максимальной силой. Через пару недель я отправила ему свой стих. Он ответил: «очень красивое стихотворение, ты, как я и предполагал, замечательный человек. Мне сейчас очень плохо. Я не знаю, что сказать. Сегодняшний вечер будет убийственным для меня. Черт, неужели я и дальше буду жить? Не хочу так, как сейчас. Давай как-нибудь встретимся. Ты нужна мне. По — поводу последнего неразумного сообщения — от отчаяния. Я ничего не вижу вокруг. Поговори со мной».

Я была мысленно рядом, говорила слова утешенья. В этот миг мне казалось, что сердце его жаждет успокоенья. После этого долгое время он молчал, не ответив ни строчки. Выжидал и терзался в сомненьях. Ночи бессонные полны были мучений.

Петр решился возобновить переписку. Мы хотели увидеть друг друга, и он приехал ко мне в Москву в ноябре. Договорились о встрече в метро. Но не встретились, и это не было случайное стечение обстоятельств. То был его выбор. В последнем письме он писал: «я был на «Театральной», немного опоздал из-за сложной системы переходов, тоннелей. Видел тебя, помимо указанных тобой вещей, на тебе был полосатый красивый шарф. Честно скажу тебе, я не знаю, что происходит, не знаю. Меня сильно взволновали твои искренние, теплые, нежные слова. Не помню, чтоб кто-либо говорил мне нечто подобное. Сорвался, приехал. Я не осмелился к тебе подойти, по причине, глубоко лежащей во мне. Могу ли я говорить о ней, стоит ли? Не знаю. Мое поведение странное, сам ничего не понимаю. Ведь я ехал, чтобы встретиться с тобой, поддался искушению. Я обманывал себя, но тебя обманывать не хочу, да и не могу. Снова оставляю самое настоящее, что у меня могло бы быть. Глупость моя завсегдатая спутница, но ничего поделать не могу. Я всего лишь человек.

Мы с тобой настолько сильно и долго ждем любви, что готовы поверить всему чему угодно. Это неправильно. Так нельзя. Мы находимся на пути полного огорчений, потому что ждем исключительного. Может надо свернуть, заесть этот «голод» чем-нибудь другим? Не знаю. Я желаю тебе счастья. Может случиться чудо!? Может именно тебе и повезет, а я потерял надежду, не ищу, не прошу и сдаюсь».

Сто семьдесят три дня непрерывных переживаний, красивых надежд, завершились страданием, к которому будто, только и стремилось человеческое мышление. Все прошло и повеяло пустотой. Все суета разыгравшегося воображения. Неужели мудрость проявляется, в умении остановится в нужный момент? И было странно знать, что не все дождутся исполнения своих желаний, а значит, не все найдут друг друга. Но почему — вот вопрос, которым я задавалась отныне.

Долго грустить было невыносимо. Я искала впечатлений в новых, постоянно приходящих письмах. Одно, полученное мною письмо, заканчивалось словами: «Я иду по дну моря, по дну моря великой истории. По дну моря, где я могу быть собой. P.S. Молчать может себе позволить лишь тот, кто в совершенстве владеет словами». Это звучало красиво, но меня интересовал практический аспект этой мысли. Как сделать так, чтобы моя история, складывающаяся каждый день из маленьких и часто обычных моментов, однажды стала великой? Как научиться владеть словами в совершенстве? Может величие в том, чтобы понимать, творящееся в глубине человеческих душ? Но смогу ли я все понять? В конце концов, я решила, что можно попробовать понять хоть что-то. Уж очень пленяла перспектива однажды пройтись по дну моря своей великой истории. Была ли моя действительность наполнена счастьем, трудно сказать однозначно. Я все время, как умела, искала свое место в жизни и ответы на свои вопросы. Этим я заполняла свое душевное одиночество, которого боялась.

Люди запоминались мне по-разному. Кто-то своими поступками, другие внешностью. Одного актера я запомнила благодаря, удачно придуманным им фразам. В глубину своей души он заглядывал не часто, только, когда пароль доступа помнил. Он утверждал, что душа его — не потемки, ведь он туда еще в детстве лампочку прикрутил. За словом в карман не лез, потому что обычно не хранил слова в карманах. Он дожидался встречи, которая подарит надежду на великое счастье, любить другого человека. «Люди все время безмерно счастливы, только не все об этом знают. Кто не знает, те невыносимо страдают» — говорил он, и признавался, что сам часто забывает об этом. Во всех прежних отношениях, его что-то не устраивало, или он не чувствовал взаимопонимания, или к нему не чувствовали. Он нарочно говорил, что взаимной любви не бывает, но искал исключение из правил. У меня была та же проблема. Те, с кем я искала встреч, общаться не хотели, зато парни, нисколько меня не интересовавшие, постоянно появлялись в моем окружении. Тогда я подумала, раз мы так похожи, может, стоит узнать друг друга лучше. Но у идеалистов всегда есть ответ, почему не подходишь именно ты. Так что конкурсный отбор я не прошла.

Жизнь продолжалась. Свидания чередовались с виртуальными романами. Денис из Екатеринбурга стал на время источником моего вдохновения. Еще почти ничего не зная о нем, казалось мне, что мы похожи. В дни зимние мы были рождены и лишь года у нас не схожи. Между рисованием, чтением, подготовкой курсовой работы я писала ему какие-то свои стихи. Мы искренне двенадцать месяцев дружили и обо всем на свете говорили. Мечтали встретиться, все думали, решали, но расстояние осталось между нами. Жила я в ожиданье его писем и с удовольствием читала их не раз. Ему я поверяла радости, печали, а он мне добрым словом отвечал тотчас. Мы «встретились» тогда и странно и забавно однажды перепутав города. Теперь на полке памяти так славно лежат давно ушедшие слова.

Шла осень две тысячи четвертого года. Тогда я, увы, была не осторожна с чужими сердцами. Так получалось случайно, и каждый раз я сильно переживала. В ответ получала тоже, но меня обычно щадили. Бывало, приходило письмо или сообщение, так, мол, и так, не специально. Сохранилось только одно: «Я повторяю, как молитву, что не герой романа твоего. Что треугольник, то разбито и фразы, жесты вновь не стоят ничего. Но почему-то в сны вернуться очень надо. Я там не лгал, любить — любил. И за любовь не получал награды, но сон тот был и сплыл. И снова будет чернота и стужа, что же мне опять прощенья нет. Не научился людям не лезть в душу на протяжении очень многих лет. Я не герой романа — очень просто. Я только друг, не выдержит струна, ведь для тебя опять все очень остро, и ты одна, одна, одна». К. 26 октября 2004

Глава 2

Звенящая тишина — натянутая тетива.

Взгляд, устремленный вдаль.

Я сквозь радость лечу и печаль.

Меня всегда притягивали чудеса. В них я находила отдых от сердечных ран. Зачитываясь романами Ричарда Баха, однажды я добралась до его «Иллюзий». На меня произвела впечатление сцена, в которой один персонаж объясняет главному герою, как растворять плывущие в небе облака. Я никому не верю на слово, поэтому проверяю все, что можно проверить. Еще несколько лет после прочтения книги я развлекалась подобным образом. Облака всегда исчезали. Я не знаю, куда, может быть, в другое измерение. Это не важно, главное — метод работал. Я много читала, и считала, что делаю это не для того, чтобы потратить время своей жизни впустую, но чтобы получить новое знание или впечатление, от которого на душе станет радостнее и чище.

Мне нравилось влюбляться с первого взгляда. И это очень легко получалось. Виртуальными знакомствами не ограничивалась. В реальности не меньше проявлялась моя общительность.

Четвертого ноября, возвращаясь с работы, я ехала в метро, оглядываясь по сторонам. Мое внимание сразу привлек задумчивый молодой человек с волосами пшеничного цвета и лазурно-голубыми глазами. Быстро стучали колеса поезда, и так же быстро учащался мой пульс. Он вышел на моей станции и направился к автобусной остановке. Я пошла за ним и остановилась рядом. Пока он ждал автобус, у меня было несколько минут, чтобы решиться и сделать нечто такое, что внесло бы интерес в мою жизнь. Не теряя времени я подошла к нему с весьма незамысловатой фразой: «Привет, можно с тобой познакомиться?». Парень сначала испугался, но вскоре пришел в себя, надеюсь, этому способствовал мой крайне безобидный и дружелюбный вид. Ему было семнадцать. Он учился на первом курсе какого-то медицинского вуза. Мы встречались после его занятий в университете, гуляли и ходили по кафешкам. В середине декабря отметили его день рождения, и тогда же он познакомил меня со своей мамой. Я не понравилась ей с первого взгляда. У нее были свои предубеждения на мой счет, и заботливая женщина сделала все от нее зависящее, чтобы мы перестали общаться. Поэтому спустя ровно два месяца Кирилл сказал, что сегодня наша последняя встреча. Он не стал ничего объяснять, оставляя все на откуп моему воображению. Мне было трудно простить «заботливой матери» эту подлость. В течение нескольких лет в моей душе оставался неприятный осадок от так несправедливо сломанных отношений. Свои страхи и предубеждения она спроецировала на меня, разрушив нашу чудесную историю. А ведь этот мир был только для нас. В моей душе распускались прекрасные цветы и пели райские птицы. Возможно, так случилось потому, что она воспитывала сына одна и слишком тревожилась за него. Она считала, что восемнадцать — слишком рано для серьезных отношений. Боялась, что у ее сына могут случайно рано появиться собственные дети и это разрушит его блестящую врачебную карьеру. Я никогда не узнаю, как сложилась судьба моего юного друга. Но точно знаю: то, кем станет человек, зависит не от его образования, не от желания родителей, а от его способностей и личных переживаний. А еще от того, какая у каждого в глубине души спрятана тайна.

Жизнь прекрасна и удивительна — была… Но вдруг нежданно-негаданно, все изменилось. То ли солнце померкло, то ли черная необъятная тьма опустилась на землю, то ли я перестала видеть свет, то ли свет отвернулся от меня. Какие-то ученые подсчитали, что в течение своей жизни человек выплакивает шестьдесят пять литров слез. Все возможно.

Говорят, один в поле не воин. Однако, быть может, каждый человек и есть одинокий воин посреди поля своей жизни? Куда идти? Что делать? Как? А главное, зачем? Вот я и шла, куда глаза глядят, углубляясь во внутренние переживания.

Чтобы справляться с обилием чувств и последующих разочарований я занималась айкидо. Оно помогало дисциплинировать ум и на несколько часов в неделю отвлекало от переживаний. Но однажды после неудачного падения я была вынуждена оставить занятия. Ушла не от сути, а только от тренировок в зале. Поначалу чувствовала себя ужасно. Ведь мне мечталось, что я посвящу боевому искусству всю свою жизнь, буду участвовать в соревнованиях, побеждать и получать награды. Я не представляла себе точно, как это могло бы быть. Допускаю, что по большей части это были фантазии. Теперь же было ясно, что никогда ничего этого не будет ни так, ни эдак. Потрясение мое не прошло бесследно. Вдруг захотелось что-то изменить во внешности. Я немного подстриглась. Потом сделала челку и начала стричь ее то наискось, то лесенкой. В конце концов, остановилась на каре. Походила с ним какое-то время и снова подстриглась. Теперь длина волос доходила до верхнего края ушей.

Айкидо мне действительно понадобилось, умение побеждать, не вступая в бой. Однажды, около полуночи, возвращаясь, домой после тренировки, идя по плохо освещенной тропинке, по которой и ежу ясно, не следует хоть юным барышням, я встретила, вышедшего из кустов, маньяка. Несколько секунд мы удивленно смотрели друг на друга. И тут мне вспоминается сцена из фильма «Люди в черном». Главный герой, попав на экзамене в комнату с привидениями, стреляет в маленькую девочку. На вопрос принимающего зачет: «Почему?». Он отвечает: «А что делает ночью маленькая девочка одна в квартале с приведениями?» О чем думал в этом момент маньяк, я не знаю, и лица его не видела. Оно и понятно ведь действие происходило посередине тропы, два фонаря на которой были установлены вначале и в конце ее. Соответственно мы находились на самом темном участке. Долго ли коротко ли, но не всю же ночь стоять, в самом деле? Я решительно направилась к опасному субъекту.

— Посторонись! А то выбью челюсть, — сказала я громко и уверенно. Руки мои сжались в кулаки, о том, что отразилось на лице, могу только гадать. Маньяк еле успел увернуться, тут же исчезнув в кустах.

Второй случай, кода мне понадобилось полученное знание, случился через год. Представилась возможность отработать успешные навыки. Я гуляла в центре города довольно поздно вечером. Какой-то подвыпивший мужик стал приставать ко мне. Я же не стала придумывать ничего нового, лишь изменила порядок слов в своей удачной фразе.

— Мирно разойдемся или в челюсть? — спросила я. Победа. Подозрительный тип сразу ушел. Поэтому я любила и верила в айкидо.

Находясь в поисках вечной истины, я отыскала новое безопасное место для познания своей глубинной природы и духовного развития. Им стала одна из московских буддийских общин. Меня привлекала идея следовать пути воина, ставшая к тому времени частью моей личности. Я руководствовалась знаниями о благородном восьмеричном пути в той его трактовке, которая принята в буддизме и это укрепляло мой дух: правильное понимание, правильная мысль, правильная речь, правильное действие, правильный образ жизни, правильное усилие, правильная внимательность, правильное сосредоточение. Мне очень хотелось, чтобы в моей жизни все было правильным. Но я никогда не говорила себе, что нельзя нарушать правила. Наоборот — из всех правил есть исключения.

Периодически мне было интересно общаться с молодыми людьми в чем-то непохожими на меня. Появление новой эксцентричной личности не заставляло себя долго ждать. Я умела притягивать желаемое. Каждый его день — это одно сумасшедшее извивание жизни по прямым касательным и перпендикулярам. Моя жизнь — это спокойствие, размеренность, обдуманность. Он поэт. А я просто летаю в облаках.

Мой первый персональный компьютер состоял из семнадцатидюймового монитора с электронно-лучевой трубкой и системного блока. Именно на него в тот день в августе две тысячи третьего года пришло письмо. Оно было маленькое, всего несколько строк:

«Привет. Давай познакомимся. Меня зовут Марс. Мне девятнадцать лет. С нетерпением жду ответа. 666».

В ответ я написала:

«Приветствую тебя, мой неизвестный друг! Твое письмо пришло, когда мне было грустно, оттого что не с кем поговорить. Я не знала, что мне делать, включила компьютер, и через минуту появилось твое послание. Самое интересное, если, конечно, ты не сам Бог и не Дьявол, в том, что ты и не догадывался, что именно сегодня в этот час твои слова спасут меня».

Он ответил:

«Я обычно появляюсь там, где меня никто не ждет, но не прихожу, когда все уверены, что приду именно туда. Человек, которому я спас сына, назвал меня Ангелом, хотя я уже несколько лет являюсь Проклятым. Пишу странные стихи, веду странный образ жизни, слушаю странную музыку, не верю в Бога, но верю в Дьявола».

Дальше были приложены стихи.

«Ну, что скажешь? С нетерпением жду жесткой критики. 666».

В его стихах, мне показалось, было больше социального, чем личного. Какие-то воинственные и грустные рифмы про свистящие пули и слово чести, которое может нарушить даже друг. Но за простыми словами была глубина. Верить в Дьявола, не веря в Бога — это было революционной точкой зрения для меня. Мне-то, основывающейся на утверждении, что не существует добра без зла и зла без добра, было трудно понять ее. В следующий раз я поинтересовалась, чем так привлекает число 666 моего нового знакомого, и ответ получила исчерпывающий: «Эти три цифры преследуют меня всегда и везде. Они меня охраняют, мне с ними спокойно. А Дьявола я уважаю за его гениальность. Он убедил людей в том, что его нет».

После этой недолгой переписки я решилась на следующий шаг. Отправила письмо, содержащее всего одно предложение: «Как думаешь, может нам встретиться?». Он прислал свой номер телефона, и я позвонила на следующий день. Полночи мы болтали о жизни, рассказывали о своих интересах. Разговаривали по домашнему телефону, потому что мобильных, еще не было. На следующий день Марс позвонил сам.

— Привет, — весело сказал он.

— Привет, — ответила я, узнав, уже знакомый и приятный голос.

— С кем ты пойдешь в кино смотреть «Матрицу»? — спросил он.

— Одна, — ответила я, потягиваясь на диване.

— Тебе составить компанию? — поинтересовался Марс.

— Ты уже посмотрел. Тебе будет не интересно, — сказала я.

— Не страшно, — и по голосу было непонятно, то ли ему все равно, что и сколько раз смотреть, то ли это такой широкий, полный заботы, жест. Я оставила свой адрес и предложила заехать за мной. Вечером следующего дня он позвонил и сказал:

— Я заезжал к тебе сегодня в шесть, тебя не было.

Его голос не был груб, но настойчиво требовал ответа.

— Я знаю, — сказала я как ни в чем не бывало.

— Кстати, звоню сказать, что завтра ты пойдешь на фильм одна. Знаешь, со мной сегодня опять хотели познакомиться две девушки… они подошли в автобусе, — он явно хотел задеть меня. Я бросила трубку. Марс перезвонил вечером следующего дня.

— Как фильм, посмотрела?

— Да, очень впечатляет.

— Какие у тебя планы на завтрашнее утро?

— Никаких, — отвечала я рассеянно, теребя телефонный провод.

— Может, встретимся?

— Подумай, прежде чем пожелать, ведь твое желание может исполниться, — изрекла я одну из своих любимых мыслей.

— Я уверен и мое решение неизменно, — отозвался Марс, с твердостью в голосе.

— Я задумалась, а затем предложила ему выбрать место и время. Он назвал свой адрес.

— Ты ведь все равно придешь, я знаю, — сказал он уверенно.

— Забавно получается, позавчера я хотела, чтобы ты приехал ко мне, а теперь ты предлагаешь мне то же самое.

— Все правильно, ты сама гениальность.

«Ну, нет. За эту иронию он так легко не отделается», — решила я про себя.

— Выбери-ка, пожалуй, другое место. И, кстати, расскажи, как ты выглядишь, — попросила я.

Он ответил на девять моих вопросов, по которым я могла бы узнать его безошибочно. Тогда это был единственный способ узнать человека. Когда я собиралась с кем-то встретиться, мы обговаривали место встречи, время, кто как выглядит и во что будет одет. Это было прекрасное время без мобильных телефонов. Люди были более ответственны и внимательны.

— Ты назовешь себя? — спросил Марс.

— Нет, — сказала я так, будто подобное положение вещей было само собою разумеющимся. И это короткое слово «нет» в мгновение ока сбило с него всю спесь. Теперь преимущество было на моей стороне. Я вела игру по своим правилам.

— Но ты подойдешь, в случае, если то, что увидишь, тебе не понравится? — его голос уже не звучал столь самоуверенно.

— Да, — честно ответила я.

Я сразу увидела его. Темноволосый, голубоглазый парень, несколько выше меня. Он стоял на месте встречи и даже трудно представить, с какой скоростью увеличивался адреналин в его крови с каждой минутой ожидания. Я не стала тянуть слишком долго. Мне и самой любопытно было предстать пред его юные очи. Так мы встретились и познакомились.

Было не понятно, какое впечатление он хочет произвести на меня. Марс много рассказывал о себе. Не знаю, быль или небыль.

— Друзья уважают меня. Не помню, когда последний раз проигрывал в азартные игры. Да, и вообще жизнь — игра. Мне только исполнилось девятнадцать, а на моем счету уже четыре попытки самоубийства: две от скуки, одна из-за предательства друга, и одна была на спор с пьяными друганам. Я прыгнул с четвертого этажа, перелетел через асфальт, упал на деревья и кусты.

Я пыталась представить, как он открывает окно, залезает на подоконник, прыгает. Допустим, один раз он выбрал четвертый этаж. А в другие, какой? Второй, третий, пятый? Что там было за окном: летняя ночь или снежная зима… Замечал ли он что-то или был весь погружен в свои чувства? Но какие: безразличие, разочарование, ненависть, азарт? Почему ничего не боялся? Воображение мое отказывалась давать ответы на эти вопросы. Безумству храбрых, можно песнь слагать, но лучше жизнь свою оберегать.

— Ты счастливчик, если остался жив после всего этого, — сказала я.

— Не просто счастливчик, а с большой буквы.

Марс много шутил. Легко располагал к себе. Чувствовалось, что он хочет блистать и во всем быть первым.

— Я всегда побеждаю в драках. Живу по принципу — Si vis pacem — para bellum (Хочешь мира — готовься к войне — лат.), — хвастался он. Мне нравиться делать то, до чего многие не могут додуматься или повторить. Например, в начале прошлого учебного года я появился в университете, специально опоздав на лекцию на полчаса. Вошел, толкнув дверь ногой, и сказал громовым голосом: «Здравствуйте! Меня зовут Марс. Я буду учиться с вами».

Естественно его действия я восприняла, как хулиганские, но не восхищаться им было трудно. Может не так уж плохо в какие-то моменты позволять себе необычные вещи. Через десять, двадцать лет об этом будет приятно вспомнить с улыбкой. Я выразила ему свое восхищение, и он тут же потерял ко мне интерес. Встреча наша была единственной.

Придя домой, я размышляла: «Его безразличие удивляет. Он красив, словно живая картинка, таких нечасто встретишь. Он знает, природа одарила его сполна — девушки не могут пройти мимо. А он устал от подобных взглядов, хотя свою жизнь иначе, как в центре внимания, не представляет. Сам он не знакомится, зачем утруждать себя. Будешь ехать с ним в одном вагоне, например, стоя напротив, он сделает вид, что не замечает тебя. Взглянешь на него, и по выражению лица поймешь, он думает — „Ну вот, опять“. У него всегда много девушек, он иной раз и не успевает пообщаться с ними всеми, но ни одна его сердце не задевает. Создается впечатление, что его глаза горят холодным огнем, он притягивает, но никогда не греет».

Мне казалось, что за этот год я прожила сотню жизней. Я только что заметила: началась зима, метель на улице, а мне тепло и хорошо. Я помню, была осень, солнце сквозь желтые листья, шуршание под ногами, свежесть прохладного утра, а девять дней назад я еще купалась, точнее, окуналась в пруду. Я помню, было, лето, или оно осталось и мне только кажется, что ушло. Я отдыхала на скалистом солнечном побережье Хорватии, умирала от жары при плюс тридцати в тени без ветра. Море касалось моего тела, я плавала в этом году значительно лучше, чем раньше. Видимо, благодаря занятиям повысилась выносливость; помню вкусное мороженое и прогулки с мамой теплыми вечерами. Экскурсии по всяким достопримечательностям я не очень люблю, больше мне понравилось лететь на яхте по волнам, сквозь ветер сильный, стену брызг, между высоких берегов и скал со стаей чаек по бокам.

И была тишина. Ветра пронесся вой, шелест листвы над головой. И нарушил он молчание, и слово его прозвучало. К тому моменту, когда Марс написал мне следующее письмо, прошло полтора года. Он похвастался тем, что число его девушек перевалило за сотню. Мне было неприятно от этой мысли. Безнравственность в любом ее проявлении угнетала меня.

Мы снова погрузились в философию. Оба за это время многое переосмыслили. Марс стал задумываться о новых парадоксах и постулатах жизни, искать ориентиры, его пытливый ум жаждал неизвестных граней, наверное, это удел всякого, кому стукнуло двадцать лет или около того.

На одно из его писем я ответила:

«Ты действительно так глуп, или притворяешься наивным? Похоже, ты очень запутался в своих рассуждениях. Ты говоришь, „Бог создал человека“, „Я живу по принципу Я — Бог“. Не следует ли из этого, что ты не только признаешь существование бога, но и существование божественных принципов? И если одновременно ты полагаешь, что бога нет, может, ты также отрицаешь и наличие собственной жизни? Между прочим, давно хотела увидеть бога во плоти. Интересно, уж не ты ли создашь более совершенного человека, который бы не ошибался на своем пути? Поначалу, когда мы еще были знакомы только по письмам, мне казалось, мы могли бы общаться друг с другом нормально, по-дружески. Мне даже жаль, что я ошиблась, хотя и испытываю к тебе симпатию».

Марс писал в ответ:

«На это могу сказать тебе одно: когда я в первый раз тебя увидел… Точнее, после нашей первой встречи… Нет, не так. Когда первая наша встреча осталась позади, я много думал о тебе. Даже некоторое время был влюблен в тебя. Но потом мы разлетелись, кажется, всё из-за моего тогдашнего постылого самолюбия. А может, и к лучшему все это. Первое и, пожалуй, единственное и самое верное ощущение у меня открылось тогда, когда я тебя увидел — ты действительно оказалась не простой смертной, но Богиней красоты».

Конечно, мне это польстило, и еще как. Несмотря на мое хрупкое телосложение самолюбия во мне было не меньше, чем на две тонны. Я никогда не увлекалась древнегреческой мифологией, но, придумывая себе псевдоним, остановилась на Афродите неспроста. Образ юной богини любви и красоты был мне к лицу.

Однажды Марс сказал себе: «Я — Бог». И сказал он так, потому что искренне верил в это. Причиной же послужило его желание облегчить жизнь людям на этой планете. Ему хотелось, чтобы бог был не где-то там, в недосягаемости, на небе или еще где, а тут, в его лице. Он не желал считать себя обычным человеком. Он почти не уставал, мало спал, занимался аутотренингом. Казалось, в нем проявлялась способность к быстрой регенерации и меньшая физическая и душевная уязвимость. Он мечтал через два-три десятка лет закончить испытания на самом себе и написать монографию: «Как воспринимать мир через призму «Я — Бог». И все это для того, чтобы людям стало легче жить. Но что является целью любого бога — упростить людям жизнь, или сделать их хоть немного более совершенными?

Будучи бесконечно влюбленным в себя, молодой человек испытывал жалость к людям, считая ее квинтэссенцией любви. Он не сознавал, что жалея нельзя помочь. Для этого нужно проявить сочувствие, а этого он не хотел, ведь тогда пришлось бы отдавать все свои усилия миру. Самовлюбленность этого не позволяла. Понимая, что многие люди очень недооценивают силу самовнушения, он помогал им развивать это свойство. Учил отличать самовнушение от самоуверенности, самовлюбленности и, наконец, от самообмана. И этим заслужил мое уважение. Марс хотел найти разгадку старения, стремился обрести вечную молодость, научиться использовать телепатию. Его ум не мог себе представить ничего худшего, чем смерть, физическая и душевная боль. Затем он решил, что худшее — навсегда остаться на земле. То есть не достичь в течение жизни такого духовного развития, чтобы после смерти перейти на более совершенный уровень. Он учился замедлять процесс старения — взросления организма с помощью самовнушения рассуждая так: «Когда ты не дорожишь своей юностью и жизнью, то довольно быстро приходишь в упадок. Концентрироваться надо на том, что юность прекрасна. Оставаясь молодым душой можно в значительной мере продлить молодость физического тела». Мне нравились эти идеи. Я и сама мечтала о вечной жизни. Только искала ответ в науке и не случайно пошла, учиться на кафедру экологии человека. На четверном курсе писала работу по исследованию биологического возраста взрослых, о том, как развивается организм. Исследование заключалось в биометрической обработке данных по методике, основанной на количественном суммарном учете признаков возрастной перестройки кости. Вывод из моей курсовой, был в том, что изменения, которые человек сам вносит в окружающую среду существенным образом увеличивают темп старения. Но женский организм оказывается, более устойчив к воздействию неблагоприятных факторов окружающей среды.

На пятом курсе я переключила все силы на генетику, в надежде найти окончательную разгадку там. Оказалось, что для определения биологического возраста можно использовать длину теломер — структур, находящихся на концах хромосом человека. Они известны тем, что не способны к соединению с другими хромосомами. При каждом делении клетки теломерная ДНК укорачивается. Это происходит до тех пор, пока деление ее станет невозможным. С этого момента считается, что клетка начала стареть. Это все, что мне удалось выяснить к тому моменту. Не много, чтобы по-настоящему увидеть глубину этого открытия. Я с легкостью переключилась на более близкую моему тогдашнему настроению тему: романтику и стихи.

Марс прислал мне очередной стих, и как всегда с самодовольством заметил: «Зацени, нынче написал». Я не оценила тогда. Мне не понравится такой порывистый слог. В его словах сквозила надломленность души, в которой он сам себе боялся, признался. Теперь спустя много лет должна сказать, что стих мне нравится. В нем четкие рифмы и яркие образы. Хотя и говориться, что «на земле ни счастья, ни покоя», снятся кошмарные сны, кругом лож и позабытые адреса, но в нем есть надежда, что не забудут тех, кто шел свободной походкой и вкладывал в жизнь все свои силы.

Мы с ним чем-то напоминали противоположные полюса одного мира.

«Мы поменяли наши адреса на Северный и Южный полюса», — сказал он.

«Хорошо, что не на положительный и отрицательный», — отшутилась я.

«Знаешь, надо будет как-нибудь снова встретиться, пообщаться. Что-то истосковался я по интересному собеседнику», — добавил он.

Но в этот раз мы не встретились, жизнь Марса была слишком не предсказуемой, планы его изменились в последний момент. Постоянный успех уже начал подливать яд в его стакан.

В его глазах каждый видел что-то свое: влюбленность, преданность, порочность, бешенство и безумие, спокойствие и ум. Я в них увидела «леденящий огонь зеркал души». Такого интересного оборота Марс еще не встречал, хотя, таких, как я, он тоже еще не встречал.

Один из смертных — так Марс называл всех людей, кроме себя — которому он помог поверить в свои силы, собирался писать о нем книгу. Он даже брал несколько интервью у молодого героя, узнавая о его образе жизни. Но все затихло, так как начинающий писатель не смог разобраться в нем и понять, почему его герой, с виду такой белый и пушистый, является обладателем души, заполненной темнотой. Но еще больше его запутывало то, что парень, в душе которого раскрывался ад, все-таки помогает тем, кто стоит в метре от отчаяния.

Сам Марс считал себя в душе романтиком и хотел влюбиться. Но знал ли он что-то о любви? Легкие победы затушили живой огонь в его душе. Она стала темнее ночи, сердце заледенело, став источником, разрушающим все, что видели глаза и до чего дотрагивались руки, чистые прежде помыслы заменило безразличие ко всему живому. Без нравственной опоры внутри себя человек теряет чистоту души, тогда мечты погибают под грузом вседозволенности и нескончаемой глупости.

Когда мне нравилась какая-то черта в человеке, я просто-напросто копировала ее в себе. После этой истории на меня буквально сошла «божественная» волна. Затем в моем характере все больше стали проявляться черты Артемиды, но только в той части, в которой она была богиней охоты. В этом образе выразился мой интерес к холодному оружию. Если бы я продолжала двигаться в этом направлении, то вскоре должна была бы стать Афиной — девой-воительницей, покровительницей военной стратегии и мудрости. Она же — богиня знаний, искусств и ремёсел; наук и мастерства, ума, сноровки, изобретательности. Но я не хотела одевать чужие имена и маски. Мне нужна была своя жизнь, моя история и я хотела, чтобы она была произведением искусства. Как говорил Михаил Задорнов: «Жизнь — это искусство, а многие занимаются самодеятельностью». Из известных людей я уважала только двоих: М. Н. Задорнова и Н. Н. Дроздова, которого видела однажды на вручении национальной экологической премии. Там было скучно. Одни люди в черных костюмах вручали другим людям в таких же костюмах призы за достижения в области экологии. Зал загибался от скуки. Когда на сцену пригласили Дроздова Н. Н., он первым делом рассказал смешную историю. У него мне хотелось учиться остроумию и бескрайней жизнерадостности.

Мне нравится красочное изложение событий. Радость от происходящего, энергия, энтузиазм, порыв восторга, слетающий с кончиков моих пальцев, мягкое щебетанье клавиатуры, которой я доверяю свои мысли. Как здорово, хоть кому-нибудь посвящать, сжигаемые восторженным огнем, строки. Меня не пугают ни пасмурные воскресные утра, ни серое небо, на котором виднеется полоска относительно белого облака, ни льющийся дождь, потому полная новых стремлений я отправлялась дальше по пути своей жизни, и делилась своей радостью со всяким в нее приходящим.

В тот год я посмотрела все шесть серий «Звездных воинов» и восхитилась мыслями, найденными там. Целый месяц я была увлечена восточной философией или точнее стихами хокку. Вот любимое: «Станет с годами скала отшлифованной галькой, не прерывая цепь превращений в этом изменчивом мире…» (Одзава Роан, 18 век). И еще стих: «Осваивая устои, постигнешь нового суть. Что старым слывет, что новым — время не обмануть. Не замутненность духа через годы сумей пронести. Кто пройдет безупречно до конца своего пути»? Я и сама пробовала сочинять в этом же стиле, ничуть не заботясь о том, что не укладываюсь в семнадцать слогов:

Одно мгновенье — взлет меча,

Ощущение тела, наполненность мира,

Совершенство движенья.

27 мая 2005

Раскрывается чайный лист,

В прозрачной форме новый цвет

Вижу свое отраженье.

27 мая 2005

В один замечательный день мы с другом пошли на выставку, называлась она: «У порога нового мира» в музее Рериха. Выставка, посвященная работам молодого скульптора. Меня потрясла глубина духа, которую я увидела в некоторых скульптурах и исходящая от них энергия. Он изобразил всех духовных лидеров религиозных учений и множество святых. Там были образы: Будды, Иисуса, Шивы, Леонардо, Марии Магдалины, Сергия Радонежского. Но из всех изображений Будды мне понравился только один, но понравился так, что я совершенно не могла уйти от него. Потом, сделав над собой усилие, я все-таки оторвалась, и мы пошли гулять, а затем поехали по домам. И вот мы едем в метро, а ехать нам в одну сторону. Осматриваюсь по сторонам и вижу потрясающе красивого парня. Не могу от него глаз отвести и вдруг понимаю, что его лицо — чистая копия Будды с выставки! Мы едем, смотрим, друг на друга, я тону в его одухотворенном образе. Он, кажется, все давно понял по моему выражению лица. Как в замедленной съемке поезд останавливается, мой «Будда» очень медленно выходит и так же не спеша идет по платформе. Две секунды, два мгновения — быстрее, чем моргнуть глазами, два удара сердца, и я могла все изменить. Просто нужно было быстро выйти, а я замялась, будто приросла к этому месту. А ведь мне ничего от него не нужно было, просто интересен сам процесс, подойти, познакомиться, почувствовать адреналин.

Что же на самом деле произошло в моем уме? Глаза увидели красивый объект, и тут же в мгновение сработала цепочка нравиться — хочу. А ведь это всего-навсего привязанность к объекту, которую я, спустя еще несколько мгновений распознала, продолжая наблюдать, как учил Будда. Ведь он учил, как быть свободным, свободным от привязанности и отвержения чего бы то ни было.

Однажды вечером в метро, выходя из поезда, я увидела на лавочке в вестибюле в хлам пьяного молодого человека. Самого обычного, но совершенно беспомощного. У него кружилась голова, и он не мог встать, чтобы идти дальше. Выглядел прилично, только ворот белой рубашки был немного помят. Был ли он пьян с горя или от радости не знаю. Не разбираюсь в таких вещах. Мне было ясно лишь одно: человеку плохо, а у меня есть свободное время. Подойдя к нему, я спросила, не нужна ли помощь. Он промолчал, почему-то испугался и наполовину протрезвел, хотя против укачивания это не помогло.

— Ты кто? — спросил он, почти связно выговаривая слова.

— Сегодня я в роли твоего ангела-хранителя, но у меня такое чувство, что тебе сейчас это без разницы. Фраза была длинной, он сидел с закрытыми глазами, очень медленно вникая в смысл моих слов. Настолько медленно, что я устала ждать.

— Ты где живешь? Куда тебя везти? — нарушила я молчание.

— Я… на Красногвардейской. Но я не могу войти в поезд… меня укачивает…

— Ладно, поедем на следующем. Закрой глаза и обопрись на мою руку. Давай, ты сможешь.

Он встал, мы прошли два метра и стали ждать следующего поезда. Двери открылись, мы вошли. Парень стек на пол, не дойдя до сидения. Я стояла рядом. Мне было абсолютно все равно, насколько странно могла выглядеть подобная картина в глазах окружающих, потому что оставить его одного не было никакой возможности. Наконец, мы вышли из метро, он рухнул на ближайший газон. Я ждала, пока он придет в себя.

— Где твой дом? — поинтересовалась я через какое-то время.

Он смутился и ответил: «Может, я сам дойду. Мне, кажется, уже легче». Я сильно не настаивала, поскольку к этому времени на ногах он действительно стоял почти твердо. Он попросил мой номер телефона и воспользовался им только один раз — позвонил утром следующего дня и горячо поблагодарил за спасение.

2005 год

Молодого человека почти не было видно на фотографии. Так, какая-то фигура вдалеке на фоне замка. Но я почувствовала — надо ответить. Мы встретились в теплый солнечный день седьмого августа. Он был похож на лучик солнца — жизнерадостный, веселый, речь вел непринужденно и поддерживал разговор с интересом на любые темы. С ним было легко и приятно.

Каждый раз, когда я встречала человека, в которого влюблялась, мне казалось, что он самый лучший. Но каждый следующий оказывался еще лучше: симпатичнее или интереснее, и после каждого, с кем я расставалась, оставалось неизгладимое впечатление. Так было несколько раз, и, казалось, что может случиться еще? Но Валера ни шел в сравнение, ни с кем, сразу оказавшись на другом уровне. Он конструктивно решал вопросы, умел прощать, быть приветливым, и всегда улыбался. Только гладя на него, поднималось настроение. Он никогда не думал только о себе, всегда советовался со мной.

Валера приехал в Москву из Бийска. Он был старшим среди своих многочисленных братьев и сестры. Самостоятельно поступив в МГУ на факультет вычислительной математике и кибернетики, стал учиться и жил в общежитии. Мы познакомились, когда он заканчивал аспирантуру. Стали встречаться, открываясь друг другу. Юные оба, красотою сияли. Мы наслаждались нашей любовью, из безмятежности в эйфорию ныряя. И не хотелось знать, что ждет завтра: новая встреча или разлука. Два с половиной года через зной шагали и вьюгу.

Глава 3

«Скорбь мира — это глубина,

Но радость глубже, чем она.

Жизнь гонит скорби тень.

А радость рвется в вечный день».

Ф. Ницше

Если бы я была актрисой, то без сомнения драматической. Через десять лет в один из первых дней марта я шла на занятия танцами и вдруг на улице увидела его. Он возвращался из кафе в офис с обеденного перерыва. Рядом с ним шагал сотрудник по работе, вероятно, приятель. Беседуя, он не замечал меня. Я узнала его за две секунды. Еще одна секунда была у меня, чтобы подумать, окликнуть его или нет, прежде чем мы поравнялись, и он мог пройти мимо. За эту секунду промелькнули в моем сознании годы нашей совместной жизни. Я много раз хотела написать ему, поговорить, встретиться, но не делала этого, уважая право другого человека на личную жизнь. В конце концов, у многих она есть и это величайшее чудо во вселенной. Но так же я поняла, что никто и никогда не знает по-настоящему, что находится, творится в душе и мыслях другого человека. Может ли этот человек представить, что я думала о нем почти каждый день в течение первых лет разлуки? Когда я увидела его, в одну точку сошлись все чувства, пережитые с ним. Я почувствовала, как на меня обрушивается огромная эмоциональная волна. Со стихией невозможно бороться. Она ударяет со всей силы, топит и уносит за пределы твоего понимания. Хотелось выразить свое состояние, но я не позволяла себе поддаться безумному порыву. «Не буду выдавать себя, не позволю крику души вырваться наружу». Надо заговорить с ним.