Бесплатный фрагмент - неполитконкретно

Александр Тюжин

Путин — Путин

Повесть

Справа — гремело: «Путин!»

Слева — ворчало: «Путин, Путин…»

Справа — Путин возносился.

Слева — Путин песочился по самые помидоры.

Справа — стоял телевизор.

Слева — сидела мазэр.

Я вытянул руку, думаю, возьму пульт и выключу первое. Второе само заткнется. Не, заткнется — это грубо, мазэр все-таки. Второе само замолкнет. В общем, вы меня поняли, и хватит заморачиваться.

Рука привычно хватанула пульт. Факир был пьян! Пульт-то уже вторую неделю не пашет. Тут стоит немного остановиться. Этот самый пульт мне порядком уже крови попортил, потому и заслужил небольшого рассказа. Вы же современные люди, вы должны понимать, что такое в нашей жизни телек. Особенно когда компа нет, а последнего у меня не только не было, но даже и намек на его появление казался куда абсурдней, чем пьесы Ионеско. Так что в подобных условиях телевизор приравнивается по важности к таким событиям, как рождение Иисуса Христа, полет Гагарина в космос и запись первого альбома группы «Сектор газа». В нашей долбанутой семейке это и было главным развлечением — щелкать каналы, словно хорошо прожаренные семечки. Примерно с той же частотой. Потому как смотреть особо нечего, а если и появляется что, то на всех каналах одновременно. Да что вам рассказывать, вы и сами это знаете.

И вот дней восемь назад нажимаю я по привычке на кнопочку, а канал-то и не переключается. Проверил батарейки — работают. Значит, сам пульт вышел покурить и выплюнул легкие. Можно, конечно, было зайти в магазин и купить новый. Но, во-первых, это было бы очевидно и слишком просто, а во-вторых, не было бы это просто, потому что денег на покупку нового пульта у нас с мазэр нет. Итак, я решил сам починить пульт. Но, видимо, я неправильно решил, видимо, я сверх нормы наивный. Я с легкостью разобрал поломанный пульт — техника-то элементарнейшая, а дальше… Короче говоря, нечего рассказывать, а то я в ваших глазах и так уже калекой выгляжу. Нет, собрать я его собрал, но толку от этого ни на пробник не было. Стало просто невозможно сидеть возле нашего зомбоящика. А бегать туда-сюда-обратно тоже не самое веселое развлечение. Но выход я все-таки нашел. Старый добрый совковый пульт фабричного производства. Швабра называется. И длинные руки тоже неплохо иметь. Чем они длиннее, тем дальше от телека можно находиться.

А тут я забыл, что теперь другим пультом пользоваться надо, и схватил сломанный. Видно, мазэр слишком на мозг капала, что я так легко попутался. Не суть. Тыкнув шваброй, я сумел переключить с новостей на мультики. Последние мазэр не так эмоционально воспринимала, поэтому тут же перестала раскидывать слюни и равнодушно уставилась на экран. Опасность была предотвращена. Я облегченно выдохнул и посмотрел на часы, чтобы запомнить, в какое время не нужно включать четвертый канал.

Вообще, конечно, нехилую шумиху подняли у нас в городе. Из-за Путина. Ну да, он объявил, что приедет к нам с проверкой, вот тут и началось, как обычно. Наверное, каждый город уже проходил нечто подобное, у нас же Путин — вся и всё, и прием ему нужно оказать соответствующий. А самое смешное, что тут же на все находятся деньги. Будто из воздуха возникают. Будто у нас в мэрии одни фокусники сидят. Хотя, возможно, так и есть — половина фокусники, половина клоуны. Но это мазэр так говорит. Мне вообще по барабану вся эта политика. Единая Россия, не единая, медведи или еноты — меня не колышет, мне лишь бы бабло зарабатывать, и побольше. А тут оказалось, что бачинские в бюджете есть, и не хило. Сразу же дороги отремонтировали, не все, конечно, только те, по которым Путина возить будут, зато асфальт такой ровный положили, что смотреть приятно. И ведь умеют же, когда заходят. Покрасили дома, не все опять же, но тем не менее. Посадили деревья, даже желтую траву перекрасили в зеленую. В общем, привели город в соответствующий для приема вид. И все это сделали так быстро, что оставалось только удивляться. Хотя чего удивляться — говорю же: в мэрии фокусники работают. Я во двор вышел и обалдел просто. Все расчистили, клумбу забахали и детскую площадку, беседку поставили, в нее тут же местные алкоголики дружно организовались и сидели, соображали на семерых. Да и вообще все сразу на улицу повылазили, то дома торчали, фигней страдали, а тут — почувствовали себя человеками и слетелись, как мухи на свежие опорожнения. Так, собственно, и сказали чуваки в костюмах, которые тут же появились и погнали всех обратно. Опять загадите тут все, а Путину на это смотреть совершенно непривлекательно. Что-то в этом роде. И поставили охрану во главе с бесстрашным полицейским Федорчуком. Он у нас участковый. Так себе мужик, если честно.

Вот мазэр всем этим по поводу Путина уже который день и насиловала мне мозг. Безжалостно так. А у меня и без того проблем хватало.

Я сидел, пялился в ящик и ждал, когда припрется Патлатый. Патлатый — это мой товарищ. У меня немного товарищей, трое всего: Патлатый, Кэп и Рустик. Про Патлатого расскажу позже, а про Кэпа и Рустика сейчас.

Рустик — вообще неадекват. Батя его еще в детстве в бокс повел, чтобы Рустик мужиком настоящим вырос и всегда мог навешать люля-кебаб кому угодно. Вот Рустик с семи лет и пахал на треньках своих. Сначала ни фига не получалось у него, били его все, кому не лень. Он, естественно, захотел бросить все это дело, но батя у него реальный кремень. Он сказал: «Сынок, либо ты ходишь на бокс и учишься всем давать в дыню, либо не ходишь, и тогда я сам каждый день буду давать тебе, то есть учить тебя суровой и жестокой жизни!» Батя у Рустика крепкий, и руки у него огромные. Рустику не хотелось иметь ежедневный болезненный контакт с ними, он принял ультиматум бати и продолжил занятия боксом. И, надо заметить, не зря продолжил. Первое время его продолжали безжалостно валить, но стоило ему подрасти, и вот он уже сам стал вешать всем направо и налево. Его фейсыч был постоянно расквашен так, что его взяли бы сниматься в первоклассном фильме ужасов безо всякого грима. Из-за этих бесконечных синяков батю Рустика без конца вызывали в школу. Но, глядя на родича, учителя понимали, что лучше не связываться с ним вовсе, иначе он легко может и их научить суровой и жестокой жизни. Правда, когда Рустик перевалил полшколы и сломал фиг знает сколько костей не только своих сверстников, но и пары старшеклассников, директор не выдержал и со скандалом выпер Рустика из школы. Родоки заваленных пытались что-то предъявить, хотели даже дело заводить, но обломитесь, дяди, — Рустику было всего двенадцать с половиной, так что все обошлось довольно мирно. Зато батя Рустика был на двадцатом небе от счастья.

Так Рустик попал в мою школу. Я сидел всегда один, а тут он завалился к нам в класс и сел прямо ко мне. Я не стал возражать, только посмотрел на него, а он заржал и спрашивает: «Бокс любишь?» Я посмотрел на него внимательней и понял, что на данный вопрос существует только один правильный ответ. «Люблю» — сказал я, и с тех пор мы стали товарищами. С Рустиком было очень выгодно иметь дружбу. Его все боялись, и, соответственно, никто не трогал и меня. Вскоре он получил третий юношеский, после чего стало совершенно ясно, что бокс в его жизни — это не просто увлечение, а смысл и даже целая философия. Короче говоря, он стал мечтать об олимпийском золоте, а после о чемпионском поясе. Круто, конечно, но адекватности ему явно не хватало. Он всем, кто ему не нравился, голову готов был оторвать в прямом смысле этого слова. А не нравились ему многие, это у него от бати. То криво кто-то посмотрит, то резкий не в меру кто-нибудь. В общем, ни дня без драки. Это девиз его, без вопросов.

Рустик ездил на всевозможные соревнования. Стал чемпионом по городу в своей средней весовой, был третьим по региону. Короче говоря, медленно, но верно выполнял план олимпийского золота. Получил третий разряд, и вот когда до второго ему оставалось всего четыре победы, какой-то известный тренер обратил на него внимание и пригласил в сборную. Вы бы видели в тот момент батю Рустика. Сам-то Рустик всегда все спокойно воспринимает, а вот батя его чуть ли не литр на радостях выкушал и кричал покруче «Рамштайна» до трех утра, пока не приехали товарищи в фуражках и с погонами и не отвезли его в отделение.

Ну, а Рустик укатил в свою сборную, один раз звонил, и больше мы не общались. Скоро он должен в Елабугу ехать на чемпионат России. Так что у него все хорошо. Если не учитывать его неадеквата. Нет, я не только о боксе сейчас говорю. Он частенько гнал, будто барабашку видел, и домового, и еще фиг знает кого. Я сначала думал, что он прикалывается, но оказалось, что нет, у него и мозгов бы на такое не хватило, у него все приколы тупые, про то, как кому-нибудь с полпинка навешать. А тут, видимо, остаточные явления его травм и всевозможных ушибов. И вообще фиг знает, как у него мозг может еще работать после такого количества ударов. Как вообще боксеры живут? Они же в дыни свои чаще получают, чем сами по груше всаживают. У меня такое ощущение, что у них вместо мозгов в черепной коробке такая маленькая груша висит и качается постоянно: туда-сюда, туда-сюда.

А иногда Рустик просто в себя уходил и ни на что не реагировал. Сидит, молчит весь день, потом вдруг заржет и общаться начинает. Спрашиваешь: «Че с тобой?» Не отвечает, плечами только пожимает, типа, все нормально, разве что-то было? Я понимаю, если бы это перед соревнованиями было, но нет, у него такая фигня раз в месяц стабильно происходила, иногда и чаще.

Но так или иначе, дружба и общение большей частью держатся на географии. У него теперь другие товарищи, а я город не менял, так что у меня только Кэп и Патлатый остались.

Вообще Рустик не любил ни того, ни другого, поэтому вместе мы никогда не тусили. А так и Кэп, и Патлатый, и я — мы все с одного двора, можно сказать, с пеленок друг друга знаем. Кэп смешной, но не как Павел Воля, а потому что тупит часто. У него фишка такая: говорить очевидности. Вот и вырисовалась такая схема: Андрюха = Капитан очевидность = Кэп. Смотришь какой-нибудь фильм, рядом сидит Кэп и давай комментировать: «Вон, — говорит, — смотри, он нож вытащил» или «Ни фига — так это она его отравила». Но самое любимое у него — припереться ко мне, увидеть, что я сижу перед зомбоящиком, и непременно спросить: «Сидишь, что ли?» Это реально бесит. Но в целом он ничего так, никогда не жадничает и делится бутерами. Вернее, делился, тут ведь без географии тоже не обошлось. Его два месяца назад в армейку забрали, и пока он, скотина, ни разу не позвонил и даже не писал. Фиг знает, как ему живется. По идее в армии таким людям должно нормально быть. Команды там все простые, в армии любят очевидность и отсутствие фантазии, а с этим у Кэпа все в порядке. Единственное, солдаты могут не любить, когда кто-нибудь тупит, а эта особенность также неплохо у него развита. Он еще тот тугодум. Он и в армию попал, потому что ступил не по-детски. Он в этом году техникум наш закончил, и вот перед самым выпуском звонят ему из деканата и говорят, что завтра ему нужно в кабинет по работе с молодежью припереться. Ну, он и обрадовался — подумал, что будет распределение, предложат ему работу где-нибудь в районе, а он с понтами откажется или согласится, но также с понтами. И вот пришел он туда на следующий день, а ему повесточку из военкомата вручают, получите-распишитесь, такого-то числа, мол, ждем вас в нашем прелестном заведении. Можно сказать, тоже распределение, только тут с понтами не откажешься, да и без понтов тоже. Кэп сходил, медкомиссию без труда прошел, поставили ему «А1», то есть годен без ограничений, хоть в ВДВ, хоть в ракетные — везде возьмут. И жизнь его сразу вектор поменяла.

Впрочем, я даже завидую ему. У нас же всегда срабатывает закон подлости. Кэп не хотел идти, но его взяли, а я мечтал о кирзачах и автомате, но меня жестоко обломали. Вот ненормальный — подумаете вы, нашел о чем мечтать! Кто в наше время хочет в армию попасть? Ага, это так, и я бы не хотел, если бы не обстоятельства.

Ну вот, теперь нужно будет про себя рассказывать, а не очень-то и хочется. Не потому что я скромный такой или не люблю, когда на меня обращают внимание. Просто в тот момент моего существования мне совершенно нечем было хвалиться. Я и деньги — понятия несовместимые, и наши дороги совершенно не пересекаются. Школу я закончил в семнадцать лет, нужно было срочно решать, что делать дальше. Я бы с удовольствием пошел работать, но меня везде безжалостно брили. То лет мало, то опыта нет, то образования, то нужных знакомств, где-то просили дать на лапу. В общем, беда. Мазэр твердила одно: «Нет, ну ты совсем, что ли, тупой? Иди учись. Отучишься, и на работу везде возьмут. В наше время без образования никуда, даже в торгаши не устроишься». Ну, она молодец вообще. Легко сказать: иди учись. Чтобы поступить в универ, надо на лапу дать и в несколько раз больше тем, кто на работу устроит. Вариант пройти конкурс самому вообще не рассматривается, тем более с моими оценками и способностями. Может, кто-то и поступает сам, но я таких не знаю. Это раз. Второе. Ну, куда в нашем захолустье пойти учиться? У нас всего два универа, и то язык не поворачивается их так называть. Остальные — просто филиалы каких-то неизвестных московских академий, универов, колледжей.

В итоге я пошел в технарь вслед за Кэпом, он на год старше меня, и тогда уже на второй курс перешел. В технаре всегда недоборы, там мне рады были. Ну, я выбрал профессию повара, чё, думаю, не тяжело ни фига, мозгов много не надо, а если устроиться куда-нибудь в ресторан, вообще круто может быть: шеф-повара, они ж не хило получают. Пришел домой: мазэр, говорю, я послушный сын, буду учиться на повара. Но она скривилась: «Я думала, ты в юристы пойдешь!» Приколистка.

Студентом я стал, а денег как не было, так и не намечалось. Стипуху мы в первый же день пробухивали. Да там и не стипуха была, это называется «кормовые» — восемьдесят четыре рубля в месяц. Пацаны, с которыми я учился, вообще по-черному квасили. Я столько не пил, не на что было, но частенько они угощали, а раз угощают, то отказываться — это стопроцентный идиотизм. К кулинарии, как оказалось, у меня не было расположенности, то есть полный ноль. Но первую сессию я каким-то чудом сдал. Может, потому что преподы так же, как и мы, не гнушались самогона, а может, все-таки есть кто-то наверху, и иногда он проявляет к нам снисхождение. Хотя, оглядываясь назад, могу уверенно заявить, что ко мне снисхождения никто не проявлял. Там, наверху, всем плевать на меня было.

Несмотря на это, и вторую сессию я каким-то чудом не завалил. Потом пацаны мне объяснили, что это из-за того, что у нас в технаре никого стараются не отчислять. Вместо этого лишают студентов стипухи и потом ее между собой делят. Так же было и со мной. Я получал только кормовые, зато в зачетке у меня не было троек. Своего рода взаимовыгода, но мне все равно было обидно. Четыреста пятьдесят рублей! Это же какие деньги! Но у меня с ними были разные пути.

После этого я совсем расслабился. Чего напрягаться, если все равно не отчислят. Но тут я сильно сглупил. Никогда не стоит расслабляться. И спустя три месяца меня со скандалом выперли. А было это вот как.

К нам неожиданно приехали с проверкой. Ну как, неожиданно, к нашему техникуму уже не первый год приглядываются, так и норовят его прикрыть — мол, прока от него мало, одни расходы, а бюджет не резиновый.

И приехали, естественно, по-тихому, неофициально. А мы-то не знали этого и во время большой перемены пошли и дернули, как обычно. Я тут же окосел. Шел себе по коридору и наткнулся на мужика какого-то. Тот давай орать: слепой, что ли, давай извиняйся и все такое. Я его послал, я ж пьяный был. В общем, оказалось, что он один из проверяющих, тут еще выяснилось, что я бухой. Меня тут же и поперли, технарю тоже не сладко пришлось, но прикрыть его так и не смогли.

Так я остался без образования. Хотя оно мне явно не открыло бы путь к славе и богатству. Готовил я просто ужасно. Зато мазэр не расстроилась. Посмотрела на меня и сказала: «Повар ты все равно был бы хреновый, иди работать грузчиком, как твой пропавший без вести папаша». Фазэр без вести не пропадал, он ушел от нас еще черт знает когда, но мазэр всегда так говорит, она не смогла простить его. Он и правда работал грузчиком и никогда не платил алиментов. Больше мне вспомнить о нем нечего.

А в грузчики меня не взяли, сказали, что у них конкурс больше, чем в театральный, все, кто не поступает в универ, к ним прется. Впрочем, я не удивился. Тогда и решил: если работы не найду, то с первым призывом уйду в армейку. Там кормить будут, одевать — идеальный вариант для таких, как я. Ну, а потом, глядишь, на контрактную останусь. Пока же я сидел перед телеком, смотрел все подряд и мотался по различным организациям, пытаясь убедить разборчивых работодателей, что я прекрасный работник и нахожусь в неописуемом восторге от их компании. Один раз даже в офис ходил курьером устраиваться. Позвонил, меня пригласили на собеседование. Все как в лучших домах Лондона. Я и приперся в чем был, собственно, у меня, кроме рваных джинсов и двух маек, ничего и не было. Собеседовал меня какой-то неприятный тип. Слащавый такой, что смотреть противно. Рустик бы сразу ему двинул. Ну, а этот залыбился, как дебил, и пригласил к себе в кабинет. Кабинет, конечно, был маловат, но у меня и такого не было. Тип быстро сменил дружелюбную улыбку на презрительный тон, хотя внешне это было не так заметно, но у меня глаз наметанный. Я такое за километр чую. В общем, стал он меня расспрашивать, чего я к ним так припер, не в костюмчике от «Hugo Boss», они, мол, фирма солидная, у них все сотрудники должны респектабельно выглядеть, как он или даже круче. Он мне не понравился, такой противный, эх, его бы с Рустиком познакомить. Я ответил, что на костюм денег нет, но если надо, я займу и куплю. Ему явно не понравился ни я, ни мой ответ. Он быстро приуныл, начал нехотя расспрашивать, понимаю ли я вообще, куда меня пригласили на собеседование, какая это великая честь для меня и прочее. Я кивал головой, говорил, что понимаю. Он перевел разговор на мой опыт, я рассказал, что опыта у меня никакого. Он удивился: что же, говорит, вас тогда привело к нам? Как что? Желание работать и получать бабки. Я сказал, что город весь как облупленный знаю, да чё там знать-то, собственно, так что проблем возникнуть никаких не должно. Тип скривился, спросил про карьерный рост, каким я вижу свое будущее в их компании, через год, через пять, десять. Ну, не ярко ли выраженный кретинизм? Респектабельно одетый курьер с зарплатой семь тысяч рублей, мечтающий стать управляющим компанией. Какой вообще у курьера может быть карьерный рост? Курьерный? Примерно это я и высказал: через год, говорю, хочу стать генеральным директором вашей компании. Он расхохотался. Затем сказал, что мне пора валить, они подумают какое-то время и, возможно, перезвонят. Понятно же было, что никто со мной связываться не будет, причем сразу, после того как он в первый раз скривился, глядя на меня, но нет — у нас принято вежливо отказывать. Никто в открытую не скажет: «Чувак, да ты чё, рехнулся, такие, как ты, нам не нужны, нам нужны улыбчивые и мерзкие кретины, от которых тошнит, ты явно не такой!»

Естественно, никто не позвонил. Тип, наверное, еще три дня вздрагивал и крестился, вспоминая обо мне, а дома залез в ванну и весь вечер пытался смыть с себя микробы, оставшиеся после рукопожатия со мной. Уродство просто какое-то.

Я уже начинал отчаиваться. Меня все напрягало: ящик, никогда не выключающийся; мазэр, косо смотрящая в мою сторону; мое отражение — дикое и тощее; и в контраст ему довольные и лощеные физиономии представителей шоу-бизнеса, мелькавшие по всем каналам. Как вдруг притащился Кэп. Есть у него такая фишка — посмотреть какую-нибудь передачу, сериал или киношку и потом долго и нудно пересказывать, пока тебя буквально не вырвет. Меня один раз и правда стошнило, но это потому, что меня весь день тогда полоскало. Я думал, он беситься будет, но Кэп не такой, он только моргнул и негромко заметил: «Чувак, тебя вырвало». Кэп есть Кэп. Не суть. В общем, он приперся и начал рассказывать, что смотрел что-то типа «Пусть говорят» с Андреем Малаховым и там показали чуваков, которые наезжали на какую-то столетнюю-или-около-того старушку, связали ее, чуть ли не отпехали и, угрожая ножом, требовали, чтобы она подписала им свою хату. Ну, сразу видно — наркоши. Я так и сказал Кэпу.

— К гадалке не ходи! — согласился он и ушел.

А я свалил в ванную и проторчал там больше часа, но когда вышел, меня неожиданно осенило. Я даже волосню не стал расчесывать, напялил майку и спустился к Кэпу. Он нисколько не удивился, увидев меня, мы часто мотались друг к другу, а я сразу выпалил:

— Та чиканутая с третьего этажа, помнишь ее?

— Старуха Изергиль? — уточнил Кэп.

Я кивнул в ответ.

— И чё?

— Не понял, к чему я вел, Кэп? Как чё? У нее ж нет никого, кажется. Ни детей, ни внуков.

— Кажется, нет, — пожал плечами Кэп. Ему было пофиг.

— Зашибись! — А вот я наоборот: начал улыбаться, как настоящий дебил.

— Чё зашибись-то? Она такая двинутая, что ее ни один нормальный мужик замуж не взял бы. Я ваще не понимаю, чё она тут делает, ей в дурке лежать надо.

— Кэп, ты вообще не сечешь, в чем фишка. Она одинокая старперка, понимаешь ты это? И когда она копыта отбросит, а это может произойти очень скоро, ее хата освободится, — разъяснил я.

— Ну, это понятно, — закивал головой Кэп.

— Да ни фига тебе непонятно. Те наркоши реальную тему провернуть пытались.

— И чё, ты предлагаешь ее тоже связать? — осенило Кэпа. — Я в таком не участвую. Этим чувакам срок припаяли, это же криминал.

— Да не, думаю, можно без криминала обойтись, — успокоил его я. — Можно ее вежливо попросить, чтобы она нас в наследство включила, ей же реально по фигу, кому хату оставлять.

— Ага, только ты забываешь, что она долбанутая на всю голову, а от таких можно что угодно ждать, некоторые старухи покруче серийных маньяков бывают.

— По-моему, это ты долбанутый, она на ладан дышит. Ты слишком много смотришь тупых американских комедий. — констатировал я. — Впрочем, никто тебя не заставляет, я просто предложил тебе попробовать со мной. Если тебе не нужна половина хаты, можешь не соглашаться.

— Нужна, — сразу же ответил Кэп. — Какой кретин откажется от таких бабок? Ее хата же не меньше чем пол-лимона стоит.

— Так в чем тогда проблема?

— Пытаюсь реально оценить, что к чему.

Меня всегда раздражала эта мнительность Кэпа. Вот и теперь было то же самое. Хотелось даже поколотить его немного.

— В общем, решай: ты со мной или нет? — сухо спросил я.

— С тобой! — тут же ответил Кэп. — Только это, может, Патлатого возьмем с собой? Он же мастер в подобных штуках.

— Вот как раз Патлатого мы брать не будем. Именно потому, что он мастер в подобных штуках, поэтому легко оставит нас с тобой без завещания и захапает себе весь куш.

— Точняк, — согласился Кэп. — Патлатый легко нас уделает. Так чё мы будем делать с этой Изергиль?

— В смысле?

— Мы же не можем просто припереться к ней и сказать, что серьезно и основательно рассчитываем на ее понимание и щедрость. Она решит, что нам чё-то от нее надо, а за это чё-то надо как-то расплатиться. Поэтому нужен какой-нибудь план.

— Про это я не подумал, — расстроился я. — Офигительный план нам бы пригодился. Вообще, старухам обычно предлагают помощь в обмен на наследство.

— Не, я не буду дерьмо за ней убирать, — скривился Кэп. — И потом, это адекватным старухам предлагают такое, а наша даже рядом с черепашками ниндзя и Филиппом Киркоровым не покажется адекватной.

— Ну, — пожал плечами я. — Попробовать в любом случае надо. Вдруг прокатит.

— Может, прокатит, а может, и нет, — выдал очередную очевидность Кэп.

— А вообще, я сто лет ее уже не видел, она, может, коньки уже отбросила.

— Да не, не должна, такие до фига живут. Я у матрены спрошу.

Матрена у Кэпа все и про всех знала, ну, то есть почти все и почти про всех.

— Ма! — громко крикнул Кэп.

Практически в ту же секунду в комнату вошла матрена Кэпа.

— Проголодался, Андрюшенька? — заботливо спросила она. — Сейчас я картошечку твою подогрею.

— Не, я не хочу, потом, — ответил Кэп. — Ты, это, про старушку с третьего этажа знаешь чё, она жива еще?

— Это которая одержимая?

— Ага.

— Жива. Чего ей сделается? Такие сто лет живут. А то и больше.

— А чем она одержимая? — уточнил я. — Я думал, она просто двинутая.

— Демонами. К ней даже священник приезжал, демонов изгонять.

— Когда это? — удивился Кэп.

— Да давно, лет двадцать пять назад. Вас тогда не было еще.

— И как, изгнал? — усмехнулся я.

— Никто не знает. Говорят, что всех изгнать не удалось, а те, которые вышли из нее, вселились в самого священника. Там вообще жуткая история была, рассказывают, что стены ходуном ходили и ор невероятный стоял, а священник, когда вышел из ее квартиры, весь седой был как лунь.

— А кто рассказывает?

— Так, люди, сынок, люди.

— А вы сами не видели? — поинтересовался я.

— А я на работе была, — разъяснила матрена Кэпа.

И потом мы все замолчали, стояли и хлопали глазами.

— Ма, можешь идти! — наконец опомнился Кэп.

— Пойду, что ли, чайник поставлю. — сказала матрена Кэпа и ушла.

— Ну, вот, видишь, живая! — успокоил меня Кэп, — Только не нравится мне эта ее одержимость. С демонами опасно связываться.

— Я прям ржу с тебя! Ты что, веришь в эту бодягу?

— А чё, нет? Я по телеку видел. Демоны в людей вселяются. И чтобы их выгнать, то есть изгнать, приглашают священников или чуваков специальных. Это экзорцизм называется.

— По-моему, это идиотизм называется. Я смотрел «Последнее изгнание дьявола», так вот там весь твой экзорцизм очень круто обстебывается. Это шоу, которое сам чувак и разыгрывает, с различными голосами и летающими предметами. А демонов никаких нет. Просто эта старуха двинутая на всю голову и бухала когда-то тоннами.

— Ну, я не знаю, — ответил Кэп, — только мне кажется, это все правда, а не шоу, и если это так, то я придумал офигительный план.

— И чё это за офигительный план? — с сарказмом спросил я.

— Мы изгоним из нее демонов, она станет адекватной и, когда узнает, что это мы избавили ее от демонов, с радостью впишет нас с тобой в завещание!

— Кэп, ты гений! Офигительнее плана действительно нереально было бы придумать! — вновь включил сарказм я.

— Ну, а чё? — не унимался, Кэп: — Заодно и проверим, правда это все или нет. Если нет, то устроим ей шоу, пускай поверит, что мы ее излечили. Все равно это лучше, чем убирать за ней дерьмо.

Тем же вечером мы решили схватить быка за рога и отправились к старухе Изергиль в гости.

— А чё, как мы изгонять-то будем? Мы же не священники, — сомневался я.

— Не только священники могут изгонять, — резонно ответил Кэп. — Главное — верить в свои силы, я же смотрел передачу.

— Ну, так-то да. Но они же с книгами приезжают, молитвы какие-то читают. Ты знаешь хоть какую-нибудь молитву?

— Господи, прости!

— Я, конечно, не специалист, но что-то мне подсказывает, что это не молитва.

— То есть как? — возмутился Кэп. — Вполне себе молитва, чё тебя не устраивает?

— Да не, меня все устраивает, только чё-то короткая она.

— Ну, вот такая. Чё особо распинаться? И ему все понятно, и тебе язык не надо ломать. Господи, прости. И все путем.

— В конце молитвы обычно «аминь» говорят, — вспомнил я.

— Ну, ты придирчивый вообще! — прогундосил Кэп. — Господи, прости, аминь! Так лучше, что ли?

— Пожалуй, — пожал я плечами. — Это все?

— Все. Хотя нет. Есть еще такая: «Господи, сохрани, аминь!»

— Она же не отличается от первой.

— Как это не отличается? Они разные, там «прости», а тут — «сохрани».

— Тогда можно сколько угодно придумать: «Господи, пожалей, аминь», «Господи, вдохнови, аминь», «Господи, спаси, аминь», «Господи, подари, аминь».

— Ну вот, а ты говорил, что мы молитвы не знаем. Вон уже сколько набралось. Есть еще «Не убей», «Не укради».

— Ну ты и тупорылый, — заржал я. — Даже я знаю, что это заповеди.

— Точняк! — ударил себя по лбу Кэп. — Но все равно мы молитв до фига придумали. Я еще вот взял с собой.

Кэп вытащил из пакета какую-то книгу.

— Все как надо. Вот и книга есть, и крест.

— Так это же крестик. Он маленький.

— Какая разница, демоны же не на размер смотрят, а на крест.

— Ну не знаю, — усомнился я, — по-моему, больших крестов они больше боятся, в них силы больше. А крестики носят те, кого крестили. Ты крещеный?

— Не.

— И я тоже. Так что, может, такой крест вообще силой не обладает.

— Все он обладает, — возмутился Кэп. — Если верить. Главное же — верить, что мы супермены. Мы тоже можем бесов погонять.

— А чё за книга у тебя?

— Коран.

— Ты совсем долбанулся?

— Коран — такая же Библия, только для мусульман. Или ты расист?

— Сам ты расист. Я опять могу ошибаться, но что-то мне подсказывает, что крестик и Коран не совсем совместимые вещи.

— А у мусульман нет крестов? — удивился Кэп.

— А я знаю?

— И я не знаю. Вот и проверим! — нашелся он с ответом.

— Н-да, — вздохнул я. — Где ты вообще надыбал этот Коран?

— У дядь Муслима. У нас-то никаких религиозных книг нету, а он я знаю, что молится, вот и попросил.

— Мозгов бы ты у него попросил. Нельзя было спросить, есть у них кресты или нет?

— Он торопился, не до вопросов было.

— И чё вот нам теперь делать? — разозлился я.

— Да все нормально будет! Ты же вообще в демонов не веришь.

— Ну да, не верю.

— А чё паришься тогда?

— Да потому что ты кого хочешь париться заставишь. Я вот уже вообще не думаю, что это нормальная идея, претендующая на офигительный план!

— Да ладно, расслабься! — успокоил меня Кэп, и я почему-то правда расслабился. Может, он был в тот момент реально убедителен?

И вот мы стояли возле старухиной двери.

— Ну, звони, — сказал я Кэпу: — Ты же у нас главный бесогон.

Он нажал на звонок. Тот, естественно, не работал.

— Он, наверное, давно сломался. Но к ней же никто не ходит, поэтому починить некому, — разъяснил сам себе Кэп.

Я только развел руками. Кэп он и есть Кэп.

Постучали. Никакой реакции. Постучали громче — то же самое. Я уже думал уходить, но Кэп более упертый, чем я. Он решил основательно поколошматить дверь, и тут выяснилось, что она была вовсе не заперта.

Мы осторожно вошли и замерли на пороге.

— Здрасьте, есть кто? — спросил Кэп.

В ту же секунду в него полетела огромная кастрюля. Он едва успел уклониться. Я повернулся к нему, чтобы узнать, все ли с ним в порядке, и чуть не обделался от страха. На меня летела разъяренная Старуха Изергиль, размахивая на ходу ремнем.

Ремень просвистел над моей головой.

— Господи, сохрани! Господи, сохрани! Господи, сохрани! — затараторил Кэп.

А старуха зарычала похлеще любого волка, затем схватила меня за ногу и склонилась над ней с твердым намерением поцапать.

— Кэп, мать твою! — чуть ли не взревел я. — Хватай ее, или она сейчас сожрет меня!

А Кэп словно не слышал моих слов, он наставил на старуху крестик (кстати, я так и не узнал, откуда он взял его) и продолжал твердить: «Господи, сохрани! Господи, сохрани, аминь!»

Каким-то невероятным усилием я смог оттолкнуть Изергиль. Она отлетела и упала на пол. И тут уж Кэп, к моему великому удивлению, проявил небывалую смышленость и вырубил старуху брошенной ею кастрюлей.

— Фух! Валим отсюда! — облегченно выдохнул я.

— Какой валим? — удивился Кэп. — Она же стопудово напичкана демонами, как фаршированный перец!

— И чё теперь делать? Она же чуть не завалила нас с тобой.

— Как чё делать? То, зачем мы сюда и пришли! — хладнокровно ответил Кэп. — Изгонять ее демонов. Смотри, какая хата, ты разве не хочешь владеть ею?

Я огляделся. Сейчас понимаю, что все это выглядело абсурдно, но тогда я так не думал. Я реально посмотрел по сторонам оценивающим взглядом. И то, что я увидел, не особо меня обрадовало. Хата была просто жуть: обои висели на стенах клочками, сверху сыпалась штукатурка, паутина свисала толстенными слоями, а вонь от блевотины и мочи стояла такая, что не передать словами. Но я почему-то решил, что хочу владеть таким несметным богатством. Видимо, мой мозг способствовал обману зрения. Поскольку рядом с каждым углом красовалась толстенная пачка денег, которую можно было выручить за каждый такой угол. И я согласился.

Мы оттащили старуху в спальню. Она по-прежнему была без сознания.

— Надо ее связать! — со знанием дела сказал Кэп.

— Отлично! — ответил я. — И как ты собираешься это сделать?

— Не знаю, — пожал плечами Кэп.

В итоге мы привязали ее ноги пододеяльником к ножкам кровати, а руки связали простыней и закрепили их возле трубы с отоплением. Буквально тут же она пришла в себя, зыркнула на нас и что есть мочи заорала:

— Козлы однорогие! Вонючие ублюдки! Недоноски!

— Видишь, это демоны в ней заговорили! — спокойно произнес Кэп. — Вон она агрессивная такая.

— Грязные свиньи! Псы паршивые! Жабы раздутые! — продолжала извергаться ругательствами Изергиль.

— А вот это уже нехорошо, — сказал Кэп.

— Почему?

— Так она мои ругательства использовала. Я же должен ругать ее демонов, чтобы они свалили.

— Уроды! Подонки! Сучьи потрохи! Гореть вам в аду! — летело из уст старухи.

— И вот это она зря! — обиделся Кэп. — Надо ей кляп вставить.

На полу валялось полотенце, я свернул его, не без труда воткнул в рот старухи и завязал в узел сзади. Изергиль брыкалась, как в конвульсиях.

— Давай уже кончать с этим, — не выдержал я. — Меня это все уже начинает напрягать. Может, я пока завещание напишу, чтобы она подписала?

Старуха активно мычала, на какой-то момент мне даже показалось, что она поднялась на несколько сантиметров вверх, словно кто-то провернул такой фокус при помощи невидимых лесок, которые были к ней привязаны.

— Не. Завещание рано писать. Лучше держи ее. Вон она какая буйная. А я пока начну с демонами общаться.

Честно признаюсь, прикасаться к Изергиль мне не очень-то хотелось. Мог еще заразиться чем-нибудь. Демоны не демоны, но то, что она была двинутая на всю голову — совершенно определенно, а сколько еще зараз сидело в ней — вообще никому не известно.

Я спрятал руки в рукава и таким образом схватил ее за ноги.

— Возьми нормально! — недовольно сказал Кэп. — Как ты ее держишь?

Я взял нормально. Старуха мычала, шипела, потом вдруг перестала. И стала мычать по-другому, словно запела какую-то песню. По типу «Хочу перемен» Цоя.

— Господь! — торжественно произнес Кэп.

И в этот самый момент на кровать полилась желтая струя.

— Кэп! Она обмочилась! — вскрикнул я.

— Вот тебе еще одно доказательство демонов, — ответил он.

— Да не, мне кажется, она постоянно так делает, — возразил я.

— Из-за них и делает. Не мешай, а.

Лицо Кэпа стало таким серьезным, каким я его никогда до этого не видел.

— Именем Иисуса, проклятые демоны, приказываю вам оставить эту несчастную старуху, — он наставил на Изергиль крестик, та стала вновь брыкаться. Сил у нее реально было выше крыши. Я с трудом удерживал ее.

— Получается? — спросил Кэп.

— Чё-то не очень.

— Точняк, надо же сначала определить, сколько демонов в ней сидит.

— И как ты собираешься это сделать?

— Спросить у них.

— Прикол. А ничё тупее нельзя было придумать?

— Все так делают, — ответил Кэп.

— Ну, все так все. Спрашивай.

— Демоны, именем Иисуса, приказываю вам, назовите себя!

Старуха молчала.

— Именем Иисуса, приказываю вам! — громко повторил Кэп.

Старуха молчала.

— Их там четверо, — сделал заключение Кэп.

— Это ты как понял? — удивился я.

— Ну, мне так кажется.

— А, ну раз тебе так кажется, — успокоился я, — значит, так и есть.

И тут старуха замычала.

— Вот видишь, — обрадовался Кэп. — Мычит, значит, их реально четверо!

— А может, ей снять кляп? — предложил я. — Мы тогда поймем, чё она говорит.

— Не, не надо. Они опять ее ругаться заставят! Господи, сохрани, Господи сохрани! Аминь! Смотри, как ее коробит! — обрадовался Кэп. — Мы реально все путем делаем!

Старуха и правда стала проявлять куда большую активность, может, просто устала лежать в таком положении. Мне было уже крайне непросто справляться с ней. Я торопил Кэпа:

— Давай выгоняй их уже!

— Надо еще узнать, что это за демоны, а то они не уйдут.

— У них, чё, еще имена есть?

— А ты думал? Все не просто так!

— Ну, попроси у них паспорта показать!

— Не смешно! Именем Иисуса! — заорал Кэп. — Приказываю вам, гнусные демоны, назовите себя!

Старуха задергалась и что-то промычала.

— Все ясно! Один из них Люцифер! — уверенно сказал Кэп.

— А это ты как понял? — не переставал удивляться я.

— На самом деле, когда их много, всегда среди всех Люцифер оказывается, — разъяснил Кэп. — Я же смотрел передачу, я помню!

— Ну, круто, а остальные?

— А остальных не знаю, как зовут, — пожал плечами Кэп. — Я только Люцифера запомнил. Он у них основной.

Изергиль вновь проявляла активность, и рядом с первой лужей образовалась вторая.

— Кэп, она сейчас всю кровать зальет! — пожаловался я.

— Вспомнил! Там еще Гитлер был!

— Гитлер? Чё за чушь? Какой же он демон? Он недавно совсем жил. Я думал, что демоны все старперы еще со времен Древней Греции какой-нибудь.

— Да не, стопудово тебе говорю! Гитлер тоже демон. Там так и сказали. И Наполеон тоже.

— Хорошая у них там компания, теперь понятно, чё Изергиль такая буйная.

— Ага, осталось последнего определить.

— И кто это может быть? — Старуха в очередной раз достала меня. Я взял и врезал ей по печени.

— Ты чё? — возмутился Кэп. — Ей же больно. Хотя нет. Ей, наверное, по фигу.

— Да плевать мне вообще! Чё там с последним демоном?

— Ну, я не знаю. Кто это может быть?

— Может, бен-Ладен? — предложил я. — Раз уж Гитлер есть.

— Ты чё, бен-Ладен! Хотя, может, и он, смотри, как она опять задергалась! Чувак, ты угадал, это определенно бен-Ладен.

Старуха зарычала и начала подпрыгивать.

— Может, ну ее, — предложил я. — Пойдем домой. Не нравится мне она.

— Домой? Надо ей помочь, раз начали. Господи, сохрани! Господи, спаси! Господи, благослови! Аминь! — заорал Кэп. — Проклятые демоны, вера моя крепка! Я приказываю вам: валите отсюда, свиньи! Ты, мерзкий Люцифер, бери своих дружков: Гитлера, Наполеона и бен-Ладена — и оставьте в покое эту несчастную старушку!

Старушка стала прыгать еще сильнее.

— Ага, так они тебя и послушались!

— А если так?

Кэп достал из пакета Коран, раскрыл его, полистал. Показал старухе, та прореагировала и стала буйная. Я не заметил, как невидимая сила оттолкнула меня, и я отлетел прямо к стене. Кэп занял мое место и со всего размаху врезал старухе по башке Кораном. Та мгновенно вырубилась. Не знаю почему, но я сразу поверил в силу Божьего слова.

— Ты нормально? — спросил Кэп.

В следующее мгновение я чуть не умер со страху. Потому что выключился свет, стало темно, и старуха пришла в себя и каким-то чудом освободила рот. Раздался сумасшедший хохот, а затем она заговорила детским голосом.

— Тупорылые свиньи! Вас ждет долгая и мучительная смерть, мы выпьем всю вашу кровь и будем танцевать на ваших костях!

И вновь заржала. Мерзко так, фальцетом. У меня и сейчас мурашки по всему телу мечутся, а тогда тем более.

Кэп опять заорал свое «Господи, спаси!». Я стал орать вслед за ним. Старуха хрипела и крыла нас восьмиэтажным матом.

Я почувствовал ледяное дыхание у себя над головой, это был явно не Кэп. Он отчаянно размахивал крестиком и кричал. Я закрыл глаза, а через секунду включился свет, и на пороге стояли разъяренные соседи Изергиль. Сама же она освободилась от наших пут и лежала на кровати голая. Зрелище отвратительное. Старуха зашипела, а мы с Кэпом вылетели пулей из квартиры.

Старуху увезли в дурку. Через неделю она отбросила копыта. Добралась каким-то образом до таблеток и траванулась.

Хата досталась государству, а не нам с Кэпом. Но если честно, я не жалею. У меня вообще пропало желание связываться с какими-либо старухами, а уж тем более одержимыми, как Изергиль. Она мне потом несколько раз снилась. Мазэр говорит, что всякий раз я кричал и просыпался в холодном поту. Как бы этот самый бен-Ладен не перебрался к нам с Кэпом.

В общем, это был еще один печальный опыт, не принесший мне ни копейки. К тому же порядком потрепавший мою и без того неустойчивую психику. Вот ни фига не вру: стоило мне только увидеть какую-нибудь старуху, меня начинало трясти. Так и казалось, что сейчас заржет противным голосом и начнет летать. Поэтому я быстрее ноги в зубы и сваливал куда подальше. В общем, неприятно вспоминать.

Еще пару раз я ходил на собеседования. Но это бесперспективняк. У нас же гениальная страна: нет знакомых — можешь вешаться. Путин протащил Медведева. Михалков снимает своих детишек. Екатерина Вторая еще фиг знает в каком веке окружила себя фаворитами. А как-то так получилось, что у меня в знакомых не было ни Абрамовича, ни Бекмамбетова, ни хотя бы Якубовича. Нехорошо, конечно, но даже не знаю, чем это объяснить. Видимо, не сложились звезды, ну или я такой неконтактный. Окончательно разочаровавшись в себе и в мире, я стал с нетерпением ждать весны, чтобы в первых же числах апреля добровольно притащиться в военкомат и отдать себя на растерзание нашей доблестной и несокрушимой армии. И тогда год, как минимум, можно не париться. Этим армия и хороша, что там не нужно самому думать. На это есть офицеры и командиры.

Но я же говорил, что тому, кто сидит наверху, на каком-нибудь пятизвездочном облаке с биркой «All inclusive», совершенно безразлична моя судьба. Как только начался призыв, я сам безо всяких повесток явился в военкомат. На меня сразу посмотрели как на идиота, там, кстати, любят подобные взгляды. Стоит только один раз пошутить или высказать свое мнение, тебя поскорее отправляют к психиатру, чтобы он подробно изучил тебя на предмет адекватности. Парадокс: чем большее ты испытываешь желание носить форму и, не скрывая, говоришь об этом, тем большее чувство подозрительности твои слова вызывают у этих самых людей в форме. Вот и меня буквально сразу направили к психиатру. Вообще, психиатры — самые веселые среди всех врачей. Они сами если не совсем психи, то, по крайней мере, близки к такому диагнозу.

Я вошел в кабинет и сразу вытянул руки. Руки обычно проверяют на наличие следов от шприца. Если просекут, что ты конченый нарик, то ничем хорошим это для тебя не обернется. Я нариком не был, потому не боялся. Психиатр не одобрил мою инициативу. Он привык начинать беседу с фразы: «Закатай рукава», а я лишил необходимости ее произносить. Это раздосадовало его.

— Опытный, что ли? — хмуро спросил он.

— Да нет, — покачал головой я. — Просто вы всем так говорите, я запомнил.

— Садись! — сказал он, даже не взглянув на мои руки.

Я сел.

— Жалобы есть?

— Да нет, — говорю. — Какие могут быть жалобы?

— Со сверстниками конфликтов нет?

Я хмыкнул и ответил:

— Сейчас нет.

Он насторожился и внимательно посмотрел на меня.

— А раньше были?

— И раньше не было, — я улыбнулся, зря, наверное. — Да вы прочтите, там же все написано.

— Все, да не все, — загадочно произнес психиатр и углубился в изучение моего дела.

— Хорошо тут у вас, не дует.

Психиатр кивнул. Ему тоже не дуло.

— А что вы больше ничего не спрашиваете? — удивился я.

— Какой-то вы слишком разговорчивый! — пожаловался он.

— Так всегда такой был!

— Тут вот не написано, что всегда.

Я пожал плечами. Фиг знает, что там было написано, но, видимо, не очень приятное, раз он так напрягался.

— Может, просто вырос? — предположил я.

— Может быть.

— Или, может, нервничаю. Я, когда нервничаю, говорю много.

— А что это вы нервничаете? — заинтересовался он.

Я не нашел что ответить.

— На кокосике сидите? — глядя мне в глаза, спросил психиатр.

— Чего? — не расслышал я.

— На кокосике сидите? — намекал на что-то он, но я никак не мог врубиться.

— Каком кокосике?

— Ну, на кокосике, — скосил глаза психиатр. — Те, кто на нем сидят, тоже много нервничают.

— Да не нервничаю я много, — начал психовать я. — И ни на каком кокосике, а также апельсинчике или ананасике я не сижу! Какие-то вопросы вы задаете…

— Значит, не сидите на кокосике? — расстроился он. — А то хотел у вас попросить.

Я вытаращил глаза, а он заржал, как певица Слава, даже противнее.

— Я в армию хочу! Напишите, что я годен.

— В армию? — вскинул брови психиатр.

— Да.

— Не нравитесь вы мне что-то, — честно признался он. — На обследование нарываетесь.

— Не надо меня обследовать! Я здоров и хочу служить!

Он еще раз с подозрением взглянул на меня, но поставил в нужной графе: «Годен» — и выпроводил из кабинета.

Казалось, что все трудности уже позади, но Всевышний на комфортабельном облаке, видимо, решил, что еще недостаточно поиздевался надо мной.

В кабинете хирурга выяснилось, что у меня подозрение на плоскостопие и мне необходимо сделать рентген. Мне сразу не понравился такой расклад. Я думал, что из-за постоянных недоборов к моему добровольному появлению отнесутся соответственно и начнут закрывать глаза на имеющиеся у меня недуги. Понятно же, что идеальных людей с идеальным здоровьем, особенно в нашей стране, практически нет, но почему нельзя послужить с гипертонией, например? Известны случаи, когда в армию забирали инвалидов, а тут всего лишь подозрение на плоскостопие. Всего лишь какое-то подозрение, но оно, к сожалению, подтвердилось и к тому же оказалось второй группы, а это значило, что мне полагалось освобождение. Полагалось, но я же необязательно должен был им воспользоваться. Так считал я. А вот у военкомата было другое мнение.

Решили со мной не заморачиваться и выдать мне военный билет. Думаю, тут еще психиатр внес свое весомое слово. Короче говоря, побрили меня и в этом.

Мазэр не расстроилась. Она хоть и не идеальная мать, но не стала бы визжать от восторга, узнав, что ее сына забирают служить.

— И хорошо, — сказала она. — Толку от этой армии никакого! А то был бы как твой без вести пропавший папаша! Тот тоже служил…

Фазэр ушел, когда мне было одиннадцать. С тех пор мазэр окончательно скисла. Она и до этого не считала себя счастливицей, но теперь получила все права, чтобы чувствовать себя незаслуженно униженной и оскорбленной. Вот такая достоевщина. Работать она не шла, целыми днями торчала возле ящика, иногда не хило закладывала, когда стригла соседей, а те расплачивались жидкой валютой. Жили на половину бабулиной пенсии. Больше источников дохода у нас не было.

Вот и представьте, каково мне было. Я должен был во что бы то ни стало найти хоть какую-нибудь мало-мальски оплачиваемую работу. Нет, и еще раз нет, и еще — доносилось отовсюду, прямо как в песне у Сергея Шнурова.

Не может так не везти, скажете вы, да, бывает, случаются неудачи, но потом все равно начинаются просветы, и удача стремительно поворачивается лицом. Я тоже на это надеялся, но закончился апрель, затем май, а просвета не было.

В конце июня мы с Патлатым проводили Кэпа в армейку. Вот если меня не взяли по здоровью, то Патлатый вовремя подсуетился, чтобы получить отмазку. Умение подсуетиться и добиться своей цели — это была особенность Патлатого. Еще с раннего детства, когда мы гуляли вместе, он умудрялся нас облапошить: выгонял из песочницы, утверждая, что она принадлежит ему, и пускал только в обмен на игрушки; ездил на наших велосипедах, обещая угостить семками, но, разумеется, не угощал или устраивал лотереи, забирая опять же наши игрушки в качестве призового фонда. В школе он подделывал подписи, зарабатывая на этом не только подзатыльники от взрослых, но и неплохие деньги от их хулиганистых сынков и двоечниц дочек. Он проворачивал аферы в магазинах и жрал на халяву дорогие продукты. Он мог развести практически кого угодно и на что угодно. Он лишился девственности уже в четырнадцать лет. Снял проститку и с гордостью потом нам рассказывал. Мы с Кэпом не могли не завидовать ему. Поиметь взрослую опытную телку в таком возрасте на свои заработанные деньги — это достойно уважения. Патлатый, кстати сказать, уже с тринадцати лет подрабатывал — то на стройке, то почтальоном, то супервайзером. Не то что я. Вот у него и не возникло проблем с оплатой своего первого сексуального опыта. Зато сразу после этого у Патлатого просто отбоя от девчонок не было. Слухи быстро разносятся, вскоре все и узнали, что Патлатый стал мужчиной, а это девчонок, как мед, манит, они его как тридцатилетнего воспринимать начали, и каждая рада была ему отдаться. Так, единожды заплатив, Патлатый приобрел абонемент на бесплатный перепихон. И если уж не пожизненный, то лет на двадцать точно. Сам он считал, что весь секрет не в его врожденной ушлости, а в волосах, стричь которые он наотрез отказывался, только подравнивал, и то не всегда. Чертов Самсон.

Как сказал бы Кэп: «Отсюда и пошло: Патлатый».

Вот такой у меня третий товарищ, которого я ждал, страдая от мозговыношений мазэр. Путин! Путин! Путин! Да он везде был, этот Вэ-Вэ, куда ни плюнь. У меня было такое ощущение, что он всюду за мной следит, даже когда я сидел на толчке. Не знаю, за чем там можно было бы наблюдать, но ощущение мое не исчезало даже в такие интимные моменты.

Патлатого же я ждал вот зачем. Сразу после того, как Кэп отчалил топтать плац, Патлатый устроился торговать пылесосами. Ну, знаете, такие мощные, чуть ли не на реактивных двигателях, и сто2ят от самолета. Я не знаю, кто их покупает, но судя по тому, что этих пылесосов развелось в последнее время нехилое количество, то отчаянные люди в наше время еще не перевелись. Почему отчаянные? Да потому что девяносто пять процентов берут в кредит, не имея возможности заплатить нужную сумму целиком. Наверняка кто-то даже покончил с собой после того, как осознал, в какую долговую яму вляпался. Но не суть. А суть в том, что Патлатый просто создан для подобной работы. Неудивительно, что уже на третий день он продал первый пылесос. И тут же второй и третий. Первое время (от месяца до трех) новички работают в паре с опытными продавцами. Перенимают мастерство, так сказать. Так вот Патлатый уже через неделю мог продавать самостоятельно, а еще через неделю сам обучал новичков. Бабло он сшибал будь здоров. Ну, а что — им достаточно было в месяц продавать по несколько пылесосов. Патлатый в неделю продавал четыре штуки. В общем, вскоре он стал вторым человеком во всей этой шараге, сразу после директора. Как-то он по-другому у них называется, но я не запомнил. Вот это, я понимаю, карьерный рост, не то что у курьера.

— Единственная проблема, — жаловался мне Патлатый, — продавать никто не умеет. Поэтому с неделю походят и сваливают.

Я сочувственно кивал головой. Мне бы такие проблемы. И вдруг меня осенило: а чё бы не пойти к Патлатому в батраки. Продавец я не ахти какой, но попытка не пытка. Не повесит же никто. Но тогда я ничего не сказал, а сам Патлатый не догадался предложить. Прошло еще три дня. Мы снова увиделись. Патлатый продолжил свои жалобы на отсутствие рабочей силы, и вот тут-то у меня уже хватило ума заявить, что я не против ему помочь. Однако Патлатый не очень-то обрадовался.

— Чувак, я же знаю тебя, ну какой ты продавец пылесосов?

Но я не терял надежды, мне терять уже нечего было.

— Ну, а вдруг возьму и стану самым лучшим продавцом в истории вашей компании? Это раз. А во-вторых, ты же знаешь, как мне нужна работа, любая, пусть самая ничтожная и унизительная.

— Не люблю я со знакомыми дел иметь, — вздохнул Патлатый. — Ну да ладно, может, что и получится. Не подыхать же тебе.

— Спасибо! — улыбнулся я и крепко пожал лапу товарища. — Я буду стараться, вот увидишь, у меня получится!

И вот я ждал Патлатого. Нужно было заполнить какие-то бумаги вроде договора, и еще он обещал притащить какие-то буклеты в качестве пособия. Читать — это не мой конек, в нашей с мазэр домашней библиотеке всего четыре книги. Я их прочел еще в восемь лет, через год еще раз, больше не тянет. Но буклеты — это совсем другое дело. Они, во-первых, тонкие, во-вторых, могли помочь заработать. А это для меня было самым необходимым.

В общем, часы тикали, мазэр устала от мультиков и заснула, а Патлатый все не хотел припираться. От нечего делать я стал думать о Путине, раз уж его так безжалостно пиарят. Вот у него, наверное, реально интересная жизнь. По странам всяким мотается, бабла немерено, все его знают, по телеку постоянно показывают, уважают все, подарки дарят, у него, наверное, и пылесос такой есть, даже не один. Хотя навряд ли сам Путин пылесосит. Интересно, он когда-нибудь вообще пылесосил? Было бы прикольно посмотреть на пылесосящего Путина, а то показывают вечно саммиты какие-то, конгрессы. Да не, бред все это. У него даже жена не пылесосит. У него домработница и повар. Жена Путина, наверно, еще круче Путина живет. Ей политикой заниматься не надо, живи в свое удовольствие, хочешь — телек смотри, хочешь — в инете сиди или по клубам мотайся.

Поток моего обзавидовавшегося сознания прервал звонок в дверь. Это был Патлатый.

— А я думал, ты уже не придешь! — высказал ему я.

— Занят был, — спокойно ответил он. — Поперли на кухню.

На кухне он сразу вытащил кучу каких-то бумаг.

— Паспорт давай!

Я протянул паспорт. Он быстро вписал мои данные. Я даже удивился, как ловко у него это получалось. Учился-то он еще хуже меня. Вернее, он совсем не учился, а тут такая прыть.

— Расписывайся! На каждом листе, тут и тут, — Патлатый протянул мне не меньше двадцати бумажек. Многовато будет.

Я стал читать, что там написано, но Патлатый наорал на меня:

— Хорош читать, тоже мне Вассерман. Расписывайся давай.

— Я ж не знаю, чё там.

— Да чё там может быть? Стандартные формы. Я не собираюсь тратить полжизни на твою дотошность. Надо больно мне тебя разводить. Чё с тебя взять-то?

Аргумент был железный, да и спорить со своим работодателем не хотелось. Я стал подписывать. Раз листок, два листок, три, четыре… У меня чуть рука не отвалилась. Патлатый забрал бумажки, мельком глянул и протянул мне одну.

— Нормально. Это тебе копия договора, смотри не посей!

— Не посею, — уверил его я.

Он вытащил из папки буклеты. С этой папкой он такой смешной. Но Патлатому было не до смеха. На его лице застыл такой монолит серьезности, что казалось, будто он уже восьмой год работает над расщеплением атомов.

— На, только не помни2! Они кучу бабок стоят! Прочтешь и по возможности вызубришь. Завтра будешь мне пересказывать! Понятно?

— Что тут непонятного? — удивился я. — Прочитать, запомнить и пересказать.

— Не мни, тупень!

— Само собой! Ты же знаешь, я аккуратный.

— Завтра в пять пойдешь со мной по хатам.

— В пять утра? — удивился я.

— Ты дебил? Вечера, конечно.

— Понятно, — сказал я и закивал, как ненормальный.

— Ох, и намучаюсь я с тобой, — пожаловался Патлатый.

— Да, ладно, чё ты? Все нормально будет. Ты сейчас куда? Домой?

— Не, к Ольке поеду, может, к Танюхе потом. Да, кстати, — Патлатый ударил себя по лбу, — видел сейчас матрену Кэпа.

— И чё, как она?

— Сказала, что письмо от Кэпа получила.

— А мне не пишет. Он нормально там вообще?

— Чё там с ним будет? Там все ему братья по разуму. Так что не парься. Это тебе нужно думать, как бабки зарабатывать, а он там как на курорте.

— Где он, кстати, кирзачи стаптывает?

— В учебке, под Иркутском. Мне матрена его адрес почтовый дала. Нужен тебе?

— Спрашиваешь. Давай, напишу, что я о нем думаю.

Я списал адрес Кэпа, и Патлатый уперся, еще раз предупредив, чтобы я берег буклеты.

Нет, ну Кэп! Я даже обиделся на него, поэтому первым делом сел писать ему гневное послание. Начал с невероятным энтузиазмом, который так же стремительно и пропал.

«Привет тебе!» — написал я и задумался. Собственно, это было первое письмо, которое я когда-либо писал, неудивительно, что я так легко впал в ступор. Проломав голову еще час или около того, я смог родить всего две фразы. На этом силы мои иссякли, и стало понятно, что ни на какие подвиги я просто-напросто не способен. В общем, я закинул куда подальше эту идею с письмом. Обойдется, он мне не пишет, какого фига я ему должен строчить поэмы?

Я даже немного разозлился, но потом пришел в норму и решил потратить вечер на изучение дорогих и ценных буклетов. Пришлось проявить чудеса осторожности, но чтиво, должен заметить, получилось вполне себе неплохое. Было даже интересно. Я думал, что эти пылесосы — полное разводилово, но оказалось, что они реально мощные. У них внутри два мотора от Харли Дэвидсона. Это ж опупеть можно, какая мощь! Трубки сделаны из титанового сплава, куча насадок и прочих приблуд. В общем, все серьезно. А вот когда я стал читать про различные исследования, то у меня волосы на голове чуть не взлетели от страха. Это ж какой гадостью мы дышим! Сколько микробов вдыхаем каждый день. Теперь понятно, почему у нас все так рано копыта отбрасывают, еще бы — столько микробов в себя впихать. А этот «чудо-пылесос», как они сами его называют, реально без проблем всасывает все микробы, какие только существуют, так что, можно сказать, он и жизнь продлевает. Мне сразу захотелось купить его самому. У Путина такой же есть. Он же не кретин какой-нибудь, о здоровье заботится. Интересно, а Патлатый будет обзаводиться им? Может, предложить ему, если буду зарабатывать, на двоих скинуться. Он же не пылесосит каждый день. Будем меняться.

В общем, с этими мыслями я и заснул. Проснулся чуть свет и снова взялся за буклеты, так как, честно признаюсь, мало что помнил из того, что прочел накануне. Но чтение — это не то, с чего хотелось бы начинать день. Поэтому я быстро переключился на ящик. Шла какая-то передача про сны. Я вспомнил, какая чушь мне постоянно снится. В частности, той ночью мне снились Вера Брежнева и Анна Семенович, прыгающие на батуте. Я просто не мог оторваться от их прелестей, которые так и норовили вывалиться из купальников и подарить мне сильнейшее наслаждение, какое только может получить любой мужчина с традиционной сексуальной ориентацией. Короче говоря, это было невообразимое зрелище. Но все хорошее, как известно, скоротечно. Так и мой сон стремительно перекатывался в другое русло. Я зачем-то (вот идиот) перевел взгляд и вместо предыдущей картины, на которую (так же как на огонь и воду) можно смотреть бесконечно, увидел, как Николаю Баскову старая уродливая медсестра ставит огромную клизму. Меня тут же чуть не вырвало, а эти рвотные позывы привели, в свою очередь, к тому, что я мгновенно проснулся. И потом, сколько я ни пытался вернуть первую половину сна, результат оказывался отрицательный: ни Семенович, ни Брежневой, ни батута. Хорошо, хоть Баскова больше видеть не пришлось. Передача была интересная, вот только рассказчик, который был то ли психиатром, то ли психологом, мне не понравился. Противный какой-то и с бородавками. Он рассказывал о том, что мы начинаем видеть сны, как только закрываем глаза. У нас не бывает темноты перед глазами, все время возникают какие-нибудь образы, поэтому если кто-нибудь утверждает, что у него никогда не бывает снов, он горячо ошибается. Просто сны не откладываются у него в памяти, и все. Еще он говорил, что запоминаются нам в основном сны, которые мы видим уже утром, в стадии неглубокого, то есть чуткого, сна. Тогда, по сути, организм уже отдохнул, и мозг начинает нормально работать. В связи с этим у снов и выделяют несколько стадий. Но этот психиатр рассказывал все очень нудно, так что я не стал досматривать до конца передачу. Единственное, что вызвало у меня интерес, так это утверждение, что сны — дело рук нашего подсознания, мол, о чем ты думаешь перед сном, то у тебя в голове потом и вырисовывается. Тут я вспомнил, что сразу, как только вырубился, мне стало сниться, что я нахожусь внутри пылесоса, а вокруг меня куча различных микробов, и они резвые такие — бросаются на меня и начинают душить. Поразмышляв немного, я пришел к выводу, что и о Брежневой с Семенович частенько думаю, точнее, фантазирую на их счет, а вот клизма Баскова выступила в роли постоянного облома, который, как оказалось, преследует меня не только в реале. Далее психиатр затянул песню про Фрейда, и я переключил.

Проведя рандеву с буклетами, я быстро утомился, но смог восстановить в памяти важные сведения о пылесосах. Читая очередной раз про микробов, я невольно вздрагивал и чесался. К счастью, я с легкостью выполнил обещание и не помял буклеты. И не запачкал. Ну разве что самую малость. Просто когда я чихнул, маленькая капля упала на страничку, но я быстро смахнул ее и затер — можно было не беспокоиться, что Патлатый что-нибудь заметит. Мне уже не терпелось рвануться в бой, но времени было всего пятнадцать минут первого, и ничего не оставалось, как вновь засесть у ящика и вместе с мазэр не отрываться от экрана.

А там опять началось: «Путин! Путин! Путин!» То справа, то слева. Долбаный стереоэффект. Рассказали про то, что осталась всего одна неделя до его визита, а сейчас он в Израиле на каком-то очередном форуме и прочее и прочее — какой он у нас молодец и что ему уже давно пора отлить памятник из платины. Мазэр буйствовала, а я взялся за швабру и тыкал, тыкал, тыкал. Потом мазэр переключила свою злобу и стала тыкать мне:

— Ты неудачник! Ты нахлебник, дармоед! Ты кретин! Даже учебу закончить не смог!

И все в таком духе. В общем, мне это быстро надоело, и я решил свалить на улицу. Спускался по лестнице и думал. Вот через неделю приедет Путин, побудет у нас денек, шумиха быстро закончится, а потом весь этот косметический ремонт к чертям собачьим износится весь, и нашим волшебникам опять станет плевать на то, что нам нужны целые дороги, что двор должен выглядеть так всегда, а не только раз в пять лет. Про безработицу даже и вспоминать не хотелось. И тогда у меня мелькнула мысль: вот было бы здорово увидеть Путина вживую, пообщаться с ним. Ага, пообщаться. О чем ему со мной разговаривать, кто он и кто я? Он, грубо говоря, все, а я, мягко говоря, ничто. Хотя нет, я бы про пылесосы его и спросил, есть ли у него такой, пылесосил ли он сам когда-нибудь и не пугает ли его то количество микробов, которое мы вдыхаем ежедневно. Или, еще лучше, какие сны он видит, ему же о стольком думать приходится. Нормальный такой разговор, жизненный.

Не успел я так подумать, как стал свидетелем того, как Федорчук с парочкой своих сотрудников выпроводил из беседки нашу соседку, тетю Ларису. Та упиралась, брыкалась и обещала выцарапать глаза не только Федорчуку, но и самому Путину, пусть только приедет. Вот такая неприятная сцена, которая меня тут же вернула к реальности. Как же будет Путин со мной обсуждать пылесосы, да меня к нему и на пушечный выстрел не подпустят. Обидно.

Прошвырнувшись немного, вернулся домой и смотрел в потолок. К ящику идти не хотелось. Мазэр была явно не в духе. И тогда я вспомнил про Кэпа. Как-то само собой сложилось длиннющее письмо. Я рассказал ему про все, что с нами происходило: и про Путина, и про пылесосы, и про папку Патлатого, даже про сны вставил огромный абзац и спросил, что ему снится в армии. У него там, наверное, не только мозг, но и подсознание окончательно атрофируется. Фу, слово такое дурацкое, кто только выдумал?

И наконец настало время идти к Патлатому. Я собрал буклеты и поперся.

Патлатый лыбился, как ненормальный. Явно не из-за меня. Тем не менее было приятно видеть товарища в таком радужном настроении.

— Читал? — спросил он.

— Читал.

— Не помял? А то — смотри мне.

— Нет, ты чего. Я же обещал. Все нормально.

— Смотри мне.

— Угу.

— Не передумал?

— Нет. Мне же бабки нужны. И потом, я зря вчера все подписывал?

— Тоже верно, — согласился Патлатый. — Ну, давай рассказывай.

Я задумался ненадолго и стал рассказывать.

— Сегодня передачку прикольную смотрел. Про сны. Ты, например, знал, что снами управляет наше подсознание?

— Чё за чушь? — удивился Патлатый.

— Ну, подсознание, — начал разъяснять я, — что-то типа сверхразума.

— Какой сверхразум? Про товар рассказывай, про пылесосы. Или ты не читал буклеты?

— А, вон ты про что! — дошло до меня. — Сейчас.

И я более или менее ровно, без сбивок, стал пересказывать Патлатому все то, что запомнил. Он остался доволен.

— Нормально, — одобрил он. — Только на характеристики больше упор делай.

— А по-моему, вся фишка в этих микробах. Все же подольше пожить хотят. Я вот сразу, как про это прочел, понял, что это обалденный пылесос.

— Тоже верно. Мы для бо2льшего эффекта на презентации таскаем коробку с мусором. Там и пыли до фига, и микробов этих твоих. Вот так вывалишь всю коробку на ковер, народ и балдеет. Тут главное — выдержать правильную паузу, а то многие не дотягивают и сразу за пылесос хватаются. В результате весь эффект пропадает. А если все не спеша и четко делать, считай, что договор у тебя в кармане. Короче, сам все увидишь, тут главное — вдохновение.

И мы поперлись «толкать харлеи», как выразился Патлатый. Коробку он, естественно, заставил тащить меня. А она, козлина, была жуть какая тяжелая.

— Ничё, ничё, тащи давай! — командовал Патлатый, шедший впереди меня вразвалочку. — Заодно подкачаешься! А то вон слабак какой.

— Сам ты слабак! — огрызнулся я.

— Но-но! — остановился Патлатый и погрозил мне пальцем. — Ты мне не груби, ты у меня в рабстве, но могу и уволить!

— Не буду.

— Так-то лучше! К тому же я свое оттаскал уже, — произнес Патлатый и мечтательно замолчал. Видимо, вспомнил те славные времена, когда он так же, как я, пыжился от натуги. Хотя чё там вспоминать, это было месяц назад.

В общем, мы добрались до нужного нам дома. Патлатый с легкостью открыл дверь подъезда. Как оказалось, у него есть универсальный ключ, который любую дверь с домофоном открывает. Для человека его профессии вещь крайне необходимая.

— Нас один раз обломали так не хило. Я в паре с Марком был, — стал рассказывать Патлатый. — Приперлись мы, дверь закрыта, и такое ощущение, что все в округе вымерли. Марку по барабану было, говорит, выйдет кто-нибудь. А вот я напрягся. Ну и реально прошло пять минут, глухо как в танке. Ни туда, ни оттуда. Давай, говорю, позвоним кому-нибудь, скажем, что слесари, нам откроют. Марк оценил ситуацию и ответил: «Ты придумал, ты и звони». Ну, я и позвонил. Никто не ответил. Звоню в другую квартиру — та же фигня. В третьей какая-то бабуля ответила, я ей говорю: слесарь, она мне: мы пиццу не заказывали, я ей говорю: откройте, она мне: у меня носки стираются. Мы с ней минут десять, наверное, протрещали, но она нас так и не пустила. И тут мужик какой-то пришел. Мы рванули за ним, а он остановился и давай нас обратно выталкивать. Вы кто такие, орет, валите отсюда. Ну и вдарил Марку не сильно, тот и выпал на улицу. Короче, мы еще минут десять там проторчали, я звонил во все хаты подряд. И к оленю этому попал даже. Он разорался, что спустится и навешает нам. Ну, мы не стали ждать, свалили в соседний дом, там дверь открытая была.

В том доме, кстати, Патлатый целых три пылесоса продал в итоге. А сразу после того случая он и купил этот ключик. Можно сказать, золотой.

Мы позвонили в первую же дверь. Патлатый просто излучал уверенность и добродушие. Я решил от него не отставать и выжал из себя жалкое подобие улыбки. Он посмотрел на меня и скривился.

— Не, лучше не лыбься, а то как даун выглядишь!

Я убрал улыбку, попробовал изобразить серьезный вид. Вышло еще хуже.

— Да расслабься ты! Все, что от тебя сейчас требуется, это не отвлекать меня и не обращать на себя внимание, — разъяснил Патлатый.

Вслед за его словами открылась дверь, и мы увидели мужика огромных размеров. Просто настоящий шкаф.

— Здравствуйте! — улыбнулся Патлатый. — Разрешите провести у вас презентацию нашего «чудо-пылесоса».

Мужик посмотрел на нас сверху вниз и, не произнеся ни слова, захлопнул дверь.

— Не разрешает, — явно пародируя Кэпа, произнес Патлатый и подмигнул мне. Чертов оптимист.

В трех оставшихся на этаже квартирах нам просто-напросто не открыли дверь. Я не то чтобы нервничал, просто было немного неприятно. Сразу вспомнил свои многочисленные попытки попасть хотя бы на собеседования.

— А ты думал, это будет легко? — задал разумный вопрос Патлатый.

— Да нет, — ответил я, — я ничё не думал. Тяжеловато просто.

— Тащи, тащи мой верный раб. Тут всего пять этажей.

На втором нас не стали баловать оригинальностью. Тупо проигнорировали. Мы поперлись на третий. Мне становилось все тяжелее и тяжелее. Патлатый же, наоборот, делал каждый шаг все с большой и большой легкостью, казалось, что еще немного, и он вообще оторвется от пола и полетит, как апостол Петр.

Не успели мы подойти, как за дверью раздался басистый лай.

— Нехилая там, видать, собачка, — высказал свою догадку я. — Может, ну ее, в следующую квартиру позвоним?

— Ты чё, тупень? Собака — это же верный вариант. От нее грязи сколько, и баблосы, значит, водятся.

— Ну да, такая, наверное, мамонта сожрать может.

Патлатый позвонил. Лай усилился. Я на всякий случай отошел подальше. Сейчас, думаю, если дверь откроется, как выскочит собакомонстр, и пол непременно покроется стройными рядами луж. Но дверь не открылась. Патлатый буквально вдавил клавишу дверного звонка в стену.

— Кто там? — раздался слабый голосок какого-то ребенка.

— Привет, малыш! — ласково произнес Патлатый. — Мы твои друзья.

— Неправда! — ответил сообразительный малыш. — Мои друзья — Колька и Витька, а вы на них не похожи.

— А мы лучше них! Мы принесли большую коробочку! Открой нам дверь!

Тут затихшая было собака напомнила о себе. Я аж вздрогнул.

— Не могу, — сказал вслед за ней ребенок. — Взрослых никого нет.

— Черт! — выругался Патлатый. — Так бы сразу и сказал.

Он повернулся ко мне, и тут открылась дверь. На пороге стоял рыжий пацаненок лет пяти, и в руках он держал ту самую грозную собаку. Я как увидел ее, у меня чуть челюсть не отвисла. Никогда не видел, чтобы ручные собачки умели так лаять. И словно в доказательство моих слов этот самый Чарли (или фиг знает как его звали) залаял так, что чуть стены не затряслись.

— А что в коробке? — спросил с надеждой ребенок. — Конфеты?

— Не-а, — покачал головой Патлатый. — Пылесос.

— У-у-у, неинтересно.

Пацаненок закрыл дверь, а мы еще долго ржали над его собакомонстром.

На следующем этаже нам попалась какая-то шизанутая бабуля. Я сразу же напрягся, на предмет демонов внутри ее сморщенного, ссохшегося тела, а Патлатый двинул прямо к ней. Дверь была открыта, и она сидела на табуретке возле нее и вязала то ли шапку, то ли свитер. Не суть.

— Здравствуйте, бабуля! — завел свою песню Патлатый.

Та приставила к уху ладонь и сильно напряглась.

— Чаго? — спросила она спустя мгновение.

— Здравствуйте, говорю! — повторил Патлатый на порядок громче.

— Чаго? — не унималась и бабуля.

— Вы здесь одна? — еще громче спросил Патлатый.

— Чаго?

— Ясно. Глухая бабуля. Классика жанра.

— Сам ты глухой! — неожиданно ответила бабуля.

— Так вы меня слышите? — обрадовался Патлатый.

— Чаго? — бабуля вновь оттянула ухо. — Ну, чаго молчишь? — прошамкала она.

Мы не стали задерживаться на том этаже.

— От этих старушек можно чего угодно ожидать, — пожаловался я.

— Но про глухую она же услышала.

— Может, просто догадалась?

— Вообще не похоже, чтобы она издевалась над нами.

— Но если это так, то вышло у нее все крайне правдоподобно.

— Угу. Бабушка-Петросян какая-то, — резюмировал Патлатый.

И с нижнего этажа тут же раздалось неизменное бабулино «чаго?».

— Все равно уже последний этаж. Давай свалим отсюда? — предложил я.

Свалили в соседний дом. Там тоже было пять этажей, и, соответственно, о наличии лифта оставалось только мечтать. Дом оказался для нас таким же невезучим, как и его предшественник.

На первом этаже нам не открыли.

— Бывает и похуже. Это всего-то второй дом. Везти обычно начинает с третьего, а то и с четвертого.

Такое известие не обрадовало, но все же несколько успокоило. Единственное, что сильно раздражало, так это чертова коробка, которая с каждым новым шагом становилась тяжелее. На третьем этаже Патлатый сжалился надо мной.

— Тормози! Перекур! Как тренировочка? Чувствуешь уже себя Бэтменом?

— Пока что я чувствую себя чертовым кретином, связавшимся с не менее чертовым кретином.

— Грубишь, рабыня, — спокойно ответил Патлатый. — Видимо, отдых не идет тебе на пользу.

Вскоре мы продолжили путешествие. На четвертом этаже я даже было порадовался. Странная тетка в не менее странном фиолетовом платье впустила нас, даже вежливо предложила чаю. Мы столь же вежливо отказались. Я не хотел отказываться, но испепеляющий взгляд Патлатого заставил меня изменить решение. В общем, поначалу все шло как надо. Патлатый болтал без умолку. Я, честно сказать, никогда не слышал от него столько остроумных и убедительных фраз. Словно невероятной силы вулкан, он извергал из себя пламя остроты и убедительности. Будь у меня деньги, я без вопросов купил бы «чудо-пылесос» после такой замечательной речи. Тетке тоже нравилась презентация, она, не переставая, кивала головой и твердила: «Да, да, да, да…» Казалось, все было на такой мази, что оставалось только забрать бабки и танцевать победную джигу. Но стоило только Патлатому открыть коробку и вытащить пылесос, как лицо тетки мгновенно изменилось. Она спрятала улыбку и нахмурилась.

— Так вот про какой пылесос вы рассказывали! — вздохнула она.

— Ну, да, — ответил Патлатый.

— Спасибо! Не надо.

— Но почему? — удивился Патлатый. — Вы посмотрите, как он работает!

— Я знаю, как он работает! — холодно произнесла тетка. — У подруги такой. Третий раз уже ломается.

— Значит, это не наш! Наши не ломаются! Они самые надежные из всех, что представлены на рынке!

— Идите-ка вы подобру-поздорову отсюда, пока я не наговорила вам все, что о вас думаю! — сказала тетка и буквально вытолкнула нас в подъезд.

— Ну, вот ты и принял боевое крещение! — улыбнулся Патлатый.

— А счастье было так возможно… — посетовал я. — Она же уже готова была подписывать. Может, зря ты его вытащил?

— По-другому никак. Всегда надо демонстрировать товар. Мы же не кота в мешке продаем.

Вообще не очень было похоже на слова моего товарища. Он бы скорее кота в мешке и стал продавать, чем официальный фирменный товар. Но, видимо, контора смогла повлиять на него положительно.

— Ладно, хорош трещать! Говорю же — переть начинает с третьего дома! Не раньше.

На остальных этажах нам привычно не стали открывать.

И вот настало время третьего дома. Я уже надеялся на два процента, обещанных мне Патлатым. Ему полагалось гораздо больше, но сколько, он не говорил. В общем-то, логично. Но чертова судьба-шлюха опять решила оставить нас без сладкого. Едва за нами захлопнулась дверь подъезда, мы натолкнулись на двух прыщавых склизких парней.

— Здравствуйте! — поздоровались они с нами.

Патлатый не ответил. Он как-то напрягся и с ненавистью на них смотрел. Я тоже не стал здороваться. Они подождали еще немного ответа, но, поняв, что наше «здрасьте» им не светит, хмыкнули и свалили на улицу.

— Чертовы «Свидетели Иеговы», мать их! — выругался он. — Все, можем валить отсюда! Они нам всю ауру испортили! Они же всех просто выводят! Только дебилы могут работать после этих кретинов!

— Это чё, своего рода суеверие?

— Это своего рода проверено на практике. Я один раз им люлей хотел навешать, чё, думаю, их всего двое, таких с пол-удара пришибить можно. Так их тут же набежало, как шахтеров во время зарплаты, еле ноги унести успел. А то бы мне навешали по первое число. Так что валим отсюда.

Дом номер четыре был последним в ряду пятиэтажек.

— Ну что, готов грести лопатой? — поинтересовался Патлатый.

— Угу, всегда готов. Было бы только что грести.

— Пессимистам не место в нашем обществе!

Первые два этажа мы преодолели наверное, с мировым рекордом. Уверен, что на олимпиаде по невезению я был бы в лидирующей пятерке. Вдобавок ко всему у меня начала ныть рука.

— Патлатый, я устал! — пожаловался я. — Руки-то не казенные, сейчас отмотаются, чё потом с ними делать?

— Ну, ладно, фиг с тобой! Давай покурим.

— Слушай, — не унимался я, — так же не может, чтобы люди тупо нас игнорили.

— Люди никого не ждут. Тут звонок. Вряд ли это Санта-Клаус с огромным мешком подарков. Многим просто лениво оторвать зад от кровати или удобного дивана. И потом, ты нереспектабельно выглядишь! Они видят тебя и думают, что ты пришел просить милостыню.

— Какую милостыню? Они за коробкой не видят меня даже.

— Все равно они чувствуют это. Мол, вот чувачок, то есть я, одет нормально, а вот тот, что за коробкой, тот нереспектабельно выглядит. Не будем им дверь открывать.

— Чушь какая-то.

— Чушь не чушь, но люди должны испытывать к тебе уважение. А уважают у нас тех, кто дорого одет. Их могут не любить, но уважать будут стопудово!

— Говоришь, как сорокалетний неудачник! — скривился я.

— Так Михаил Анатольевич говорит. Ему, кстати, сорок, но я бы не назвал его неудачником.

— Чё, я должен коробку таскать в костюме за двадцать штук? Ты видел хоть одного респектабельно одетого грузчика?

— Ну, я и не говорю про костюм, но можно хотя бы не в рваных джинсах быть?

— Где они рваные? Нормальные они, чё ты гонишь?

— А это чё? — Патлатый схватил меня за зад.

— Руку убери!

Он убрал, а я пощупал то место, которое успело еще сохранить тепло его руки. На ягодице была дырка. Небольшая, но вполне заметная, и из нее торчали мои черные трусы.

— Вот! — расстроился я. — Последние джинсы порвались, и в таком месте!

— Ниче, — успокоил меня Патлатый, — продадим пылесос, новые себе купишь. Со стразами!

— Да пошел ты!!!

И в следующей же квартире нам не только открыли дверь, но даже были рады.

— Здравствуйте! Проходите! — произнесла пухлая блондинка и подмигнула мужику, стоящему рядом. Мужик был, видимо, мужем. Я облегченно выдохнул и сделал уверенный шаг с твердым намерением не покидать эту квартиру, пока чертова коробка не переберется из моих рук в их огромную и просторную кладовку. Но Патлатый резко остановил меня.

— Извините, — сказал он, — мы ошиблись этажом.

И потащил наверх. Я оглянулся и увидел, как расстроилась эта парочка. Они не хотели закрывать дверь.

— А может, вы и к нам зайдете? — попросила блондинка.

— Нет! — бескомпромиссно сказал Патлатый. — Нас уже ждут.

Дверь с шумом захлопнулась.

— Запомни, раб, что такие, как они, твари дрожащие, никогда наш «чудо-пылесос» не купят.

— Почему?

— Потому что уроды. Сами к себе приглашают. Мол, мы услышали про ваш «чудо-пылесос» и сразу загорелись, продемонстрируйте скорее его возможности. Ты, как дебил, начинаешь им пылесосить один ковер, другой, кресла, шторы. Короче, весь дом вылизываешь. Они радуются, чуть не писаются от счастья. А в конце говорят: все здорово, но мы должны подумать, все-таки стоит он не хило. Мы вам потом позвоним. Ну и звонят через месяц, приглашают еще кого-нибудь, чтобы теперь они им дом вылизывали. И так до бесконечности.

В общем, продать ничего нам не удалось. Наверное, я все-таки принес Патлатому неудачу. Хотя он не особо расстроился. Все-таки не каждый день удается найти такую семью, которая с легкостью решится на покупку пылесоса за сто тридцать пять тысяч.

Мазэр торчала возле ящика. Впрочем, как обычно.

Не успел дотащиться до ванны, как тут же началось: «Путин! Путин! Путин!» Хоть вешайся.

Но вешаться было глупо. Теперь, когда я обзавелся работой и можно было смотреть в будущее с определенной долей оптимизма, это казалось совершенной тупостью. Нужно признать, что день я провел замечательный. Узнал много нового, посмотрел прикольную передачку. Единственное, что руки болели и эти чертовы джинсы. Все это, как говорится, издержки производства.

Следующие три дня прошли не лучшим образом. Первый день Патлатый был по уши занят, и мне пришлось проторчать дома. Я думал о том, сколько проклятых микробов пролезет через мою носоглотку, и чередовал пялинье в ящик и в окно. По ящику показывали кучу всевозможной рекламы. Меня удивило то, что у нашего «чудо-пылесоса» нет абсолютно никакой рекламы. В общем, странно все это. Потом смотрел на то, как чуваки катались на великах. Тут я вспомнил про Путина и подумал: «Интересно, а Путин умеет на велике кататься?» Умеет, тут и думать нечего. А вот падал ли он с него? Падал, наверное, все ж грохаются, особенно вначале. И даже, наверное, веселил кого-нибудь своей неловкостью, как вот этот чувачок. А если бы он сейчас сел на велик и навернулся, заржал бы кто-нибудь? Навряд ли, разве что только его жена или дети.

Потом я, как мог, заштопал джинсы. Вышло не ахти как. И снова по ящику завели про политику. А мне плевать на нее, на политику эту. Мне было интересно, что делает Путин с дырявыми штанами. Да не, у него не должны штаны рваться, он их, скорее всего, каждый день меняет, ну, или через день. Носки! Вот что действительно может у него рваться. И я тут же представил ногу Путина в черном носке, из которого торчал розовый, как поросенок, ноготь. Путин хмурился. Пальцы в носке заплясали, словно клавиши рояля, и после этого он вторым, нерваным носком прикрыл танцующий ноготь.

Во второй день мы с Патлатым обошли всего два дома. У него опять было мало времени, поэтому, нажав на звонок раза два, не больше, он шел к другой квартире, возле которой также не собирался задерживаться. Во втором доме мы наткнулись на конкурентов. Они продавали пылесосы другой фирмы и уверяли, что их товар ничем не хуже нашего. По всем характеристикам их «волшебный пылесос» уступает нашему «чудо-пылесосу». Единственное, в чем они оба на равных, — так это вес. Я понял это по выражению лица чувака, несшего коробку. Корячился он не меньше моего. Патлатый наехал на них и пообещал в следующий раз навешать.

— Так у вас настоящие войны! — восхитился я.

— Угу, пылесосные бои! — недовольно ответил Патлатый.

— А чё ты на них наехал? Здоровая конкуренция вроде не запрещена?

— Вот именно, что она не здоровая! Эти карабасы нарушили конвенцию!

— А чё это за конвенция такая?

— Ну, мы распилили между собой весь город. Ты разве не знал?

— Не-а.

— Да ты что? Я думал, все знают. Короче, все нормальные конторы, по типу нашей, «Орифлейм», там, «Эмвэй», «Нуга бест» всякие, чтобы не перебивать работу друг другу, разбились по районам и могут работать исключительно внутри него. Получилось двенадцать районов. Каждые три года меняемся, и никто внакладе не остается. А эти вечно на нашу территорию лезут, достали уже!

— Подожди, а «Свидетели Иеговы», которых мы позавчера видели, они разве не нарушили конвенцию?

— Неа. Они по-своему районы пилят вместе с баптистами, кришнаитами и еще с кем-то. Их еще больше, чем нас, но они нам не конкуренты.

— Все так серьезно! — присвистнул я.

— Ну, а ты думал!

— Прям как в «Золотом теленке», — вспомнил я. — Дети лейтенанта Шмидта.

— Это чё? — не понял Патлатый.

— Кино такое. Чё, не видел, что ли?

— Неа.

— Ну, ты даешь!

В общем, и этот день не оказался успешным для меня в плане работы.

А вот на следующий я проснулся с невыносимым расстройством желудка. Вернее, я оттого и проснулся, что почувствовал, что мне дико хочется выпустить из себя бурлящий поток в храме очищения и медитации. Собственно, все утро я и не покидал этот храм. Медитируй — не хочу. Но чё-то реально трудно расслабиться и начать общаться с космосом, когда каждые две минуты твой живот скручивает, словно барабан стиральной машины, и вслед за этим… Впрочем, не буду дальше описывать столь отвратительную и мерзко пахнущую сцену. И у вас такое было наверняка, даже не раз, так что вы сами прекрасно представляете себе, каково мне было в тот момент.

Патлатый хотел наехать на меня, но когда я при нем схватился за живот и побежал в туалет со скоростью, никак не меньшей олимпийского рекорда, он трезво оценил ситуацию и дал мне выходной. Я был ему благодарен, но когда узнал, что без меня ему удалось продать целых три пылесоса, чуть не расплакался. Шутка ли, я мог получить пять косарей, а вместо этого получил длительное и утомительное свидание с унитазом. Где справедливость, спрашивается?

Выпив, наверное, таблеток двадцать активированного угля (чего-чего, а этого богатства у нас просто завались), к вечеру я кое-как оклемался и решил подышать свежим воздухом. Каково же было мое удивление, когда, выйдя из подъезда, я натолкнулся на улыбающегося Рустика. Он хлопнул меня по плечу как ни в чем не бывало. Будто мы с ним расстались вчера, а не полгода назад и сегодня договорились снова увидеться и где-нибудь потусить.

— Здорово! — пробасил Рустик.

— Рустик, ты? — никак не мог поверить я. — Ты чё здесь делаешь?

— Да вот соскучился, — признался Рустик.

— По кому?

— Ну, не по тебе же! — и заржал.

— По барабашке?

Он кивнул.

— А как же соревнования? Ты чё, бросил бокс?

— Я похож на идиота?

Я не знал, что ответить. Сомнения были.

— Нет, тебя отпустили? Или ты не поедешь?

— Ты такой трудный? Может, тебе двинуть? К нему друг приехал, а он стоит, нудит тут.

Ведь и правда мог двинуть. Я промолчал.

— Нормально тут у вас все сделали!

Рустик обвел взглядом двор.

— Угу! К Путину готовятся. Ты надолго?

— Да расслабься ты! На день я всего! Пошли лучше посидим!

Рустик приподнял пакет, в котором громыхнуло несколько бутылок. По всей видимости, пиво.

— Давай! — согласился я.

Я был рад его увидеть, но это внезапное появление мне крайне не нравилось. У него ответственные соревнования, тренировки каждый день, а он все бросает и срывается сюда. Может же и влететь. Тренер у него — зверь.

Рустик направился прямиком к беседке.

— Рустик, — окликнул я его, — туда не надо! Давай в соседнем дворе посидим!

— Неа, — уперся он, — я тут хочу. В беседке.

И вошел в беседку. В то же мгновение, как в сказке, из-под земли появились Федорчук со своими архаровцами.

— Молодой человек, — вежливо обратился участковый, — не могли бы вы покинуть беседку?

— С какого такого? — начал бычить Рустик.

И тут у меня снова скрутило живот. Я попытался было сопротивляться, но природа была на порядок сильнее. Пришлось что было сил бежать домой, оставив товарища в беде. Впрочем, я успел заметить, что его это не сильно расстроило. Бросив пакет, он рванулся к стражам порядка с твердым желанием навешать им лиловых люлей.

Спустя десять минут я вернулся во двор и увидел, что желание Рустика было осуществлено в полной мере. Мой товарищ сидел в беседке вместе с поверженным его невероятной силой отрядом и поил всех алкоголем. Нужно заметить, что и самому Рустику досталось прилично: у него распухли нос и верхняя губа. Но больше всех огреб участковый Федорчук. Его китель был весь заляпан кровью, а на лицо было просто страшно смотреть. Тем не менее он обнимал Рустика и дружески хлопал по плечу. Из кровных врагов они превращались в кровных братьев.

Рустик заметил меня и помахал рукой, чтобы я к ним присоединился. Когда я подошел, то увидел, что, помимо пива, Рустик притащил две бутылки водки, которые, естественно, пользовались большей популярностью у сидящих в беседке людей. Они шумно обсуждали шансы Рустика на победу в соревновании и единогласно сошлись на мнении, что те довольно высоки. Федорчук поднял бутылку горькой, кивнул одобрительно Рустику и произнес: «За победу! Порви их там всех!»

Бутылка пошла по кругу. Естественно, в считанные секунды нас окружили местные алкаши, решившие, что табу на нахождение в беседке окончательно и бесповоротно снято и что мы не без удовольствия примем их в свою дружную компанию. Федорчук хоть порядком и захмелел, но разума не утратил, потому как тут же жестко обломал всех алкашей и послал в известном направлении.

Через полчаса мы выжрали весь алкоголь. Федорчук требовал «продолжения банкета», но, к счастью, до этого не дошло. Я поехал с Рустиком на вокзал, откуда он с недовольной рожей и просьбой «не давать барабашке спуску» и укатил к рвущему на себе от негодования волосы тренеру.

Я зашел к Патлатому. Он мне рассказал про пылесосы и испортил тем самым мое и без того кислое настроение окончательно.

— Да ладно, не кисни! — пытался меня подбодрить Патлатый. — Завтра еще толкнем.

— С моим везением навряд ли… — усомнился я.

— Ну, хочешь, пошли со мной к Юльке! У нее тусня сегодня. Познакомишься с кем-нить!

— Не, я уже натусился, — ответил я, вспомнив участкового Федорчука.

— Ну, как хочешь.

Я уже собрался идти, но тут Патлатый что-то вспомнил и попросил подождать. Он полез в шкаф, а я почувствовал, что мой кишечник требует очередного свидания с сортиром. Причем остро так нуждается. Я начал переминаться с ноги на ногу и постанывать. Наконец Патлатый вытащил из шкафа джинсы и протянул мне.

— Держи. Вместо твоих. Будут вроде рабочих, чтобы ты респектабельно выглядел.

Я хватанул джинсы и рванул домой, даже не поблагодарив товарища. Больше сдерживать позывы я не мог.

Мазэр неизменно сидела возле телека. Шли какие-то политические дебаты. Я на ходу бросил джинсы и засел в туалете. Дело шло на поправку. Можно было порадоваться этому, но судьба же та еще шлюха. Неожиданно погас свет, и доделывать свои дела мне пришлось в темноте.

Выйдя, я зашел в ванную, там лампочка перегорела еще неделю назад. Денег на новую, конечно же, не было. Я помыл руки и стал мерить джинсы Патлатого.

Он такой же, как и я, поэтому я даже не сомневался, что джинсы мне будут впору. Так оно и вышло.

Я стоял перед зеркалом, а из телека неслось: «Путин такой, Путин сякой!»

— Путин разэдакий! — поддакивала мазэр.

И, видимо, у вещей есть свой дух, дух их владельцев, потому что, вместо того чтобы любоваться своим отражением, я стал думать о девочках. Ну, например, что неплохо было бы уже лишиться своей беспонтовой девственности, что я с девочками практически не общаюсь, а это неправильно. Было бы неплохо понять, чем они живут, что их волнует вообще. И все в таком роде.

И тут снова: «Путин! Путин! Путин!»

Правда, чего я только все о себе да о себе? А вот интересно: во сколько лет Путин лишился девственности? Легко ли ему это удалось, или он, как Патлатый, воспользовался услугами профессионалок? Да нет, он же Путин, какие, к черту, проститутки? Ему любая дала бы, наверное. Тогда ведь другое время было. А вдруг ему, как и мне, не везло с девочками? Мне-то не то что не везет, для меня поговорить — уже нереальная проблема. Или вот, допустим, любил он какую-нибудь девчонку, смазливенькую, с тельцем неплохим, а она взяла и побрила его. Такое же могло быть? Да легко. Почти всех бреют. И вот побрила она его и думала: «Вот какая я, опупеть, офигенная! Взяла — Вову Путина побрила. А что мне Вова Путин? Какой-то неказистый он, а ко мне кто только не подкатывает, даже Саша Сторожев. Саша Сторожев — он такой красивый, такой замечательный, от него все девочки без ума». Ну, и вышла замуж за этого Сашу Сторожева, детей ему родила, а про Путина, естественно, забыла. А потом раз так телек включает, а там Путина показывают, как он президентом становится. У нее челюсть и отвисла. Могла бы счас женой президента быть, а она — жена Саши Сторожева, которого ваще никто не знает. Вот такой облом. И даже не похвалишься: «Подумаешь, Путин! Он у меня в юности в ногах валялся, а я его послала лесом!» Потому что те, кто услышит, подумают: «Вот дура! Бывают же такие!» Так что фиг узнаешь: брили Путина, или он сам всех брил. Нам же не это показывают, а то как ему тигров дарят или как он на «ладе-калине» разъезжает и вместе с Шойгу пожары тушит.

В общем, я бы долго еще на эту тему загонялся, но желудок вернул меня к нашей приземленной жизни, и я побежал за свечкой, а потом уже в храм медитаций.

Назавтра от моего недуга не осталось и следа. Куда ж еще больше? И так столько гадости вытекло. День был солнечный, облака пушистые. Не жизнь, а праздник. Праздника не хватало, а еще больше — денег. Я приперся к Патлатому. Вид у него был не лучший, значит, вечеринка прошла на все сто.

— Ты чего так рано? — сонно спросил Патлатый.

Ему явно не хотелось выходить из этого состояния. И не потому, что снилось что-то замечательное, а исключительно по той причине, что у спящих не болит голова. В подтверждение моих слов Патлатый застонал.

— Башка раскалывается! — пожаловался он.

— Пить надо было меньше!

— Иди ты, советчик!

Он хотел бросить в меня подушку, но не смог. От резкого движения его голова чуть не взорвалась.

— Попей минералочки!

— Сейчас нос расквашу!

Ага. Расквасил бы, как же! На него смотреть и то было жалко. В общем, минералки у него не оказалось. Кефира тоже. Я сбегал в магазин. Патлатый жадно пил кефир и уже через мгновение был весел и жизнерадостен. На моих глазах в очередной раз произошло чудо, по-другому и не назовешь.

— Я душ приму, и пойдем! — бодрым голосом сказал Патлатый. — Да ты уже в моих джинсах! Нормально сидят! Носи, раб!

И свалил в ванную. Вот эти последние его слова мне не очень понравились. Вернее, совсем не понравились. Они намекали на нехилое неравенство между нами. Черт, я даже штаны носил чужие. Это было унизительно! Снять, что ли, их и вернуть Патлатому? Да нет, сейчас не надо, вот заработаю, куплю себе новые и верну ему эти! Так, должно быть, правильно!

Через десять минут мы уже двинули в дорогу. Сначала зашли в офис. Патлатый стоял курил, а я управлялся с коробкой. Потом мы познакомились с Маратом и Васей — новенькими. А Патлатый уверял, что у них большая нехватка. Словно прочитав мои мысли, он кивнул в сторону новеньких.

— Конкуренция тебе, раб, чтобы не расслаблялся!

— Расслабишься тут! — возмущался я, таща коробку. В этот раз она была еще тяжелее.

Но все мои жалобы были с лихвой компенсированы. Уже через сорок минут, ну, или немногим больше, а если быть точным, то через час восемнадцать состоялось историческое событие. А как еще можно назвать этот грандиозный факт? Патлатый, на этот раз уже в моем присутствии, продал тридцатый пылесос. Своего рода юбилей. Я был рад за товарища, но за себя радовался еще больше. Моя первая зарплата! Две тысячи пятьсот рублей! Даже не стыдно произносить. Я не знаю, были ли тому причиной джинсы Патлатого, придавшие мне респектабельный вид, расположение звезд на игральном столе небосклона или природная ушлость все того же Патлатого. Не суть. Главное, что кто-то там, наверху, не слезающий с облака в стразах, сжалился наконец надо мной и подарил мне так необходимые зеленые и красный дензнаки.

В общем, жизнь налаживалась! Мир предстал в радужном свете. Даже бомжи и мусорки на улицах стали какими-то более доброжелательными. Купила пылесос молодая пара. Им лет по двадцать пять было, не больше. Они недавно только поженились и вернулись из медового месяца. Невеста ниче так была, симпатичная, только нос мне ее не понравился — большой больно, ноги кривоватые, даже не кривоватые, просто кривые, и задница у нее как надувная, вернее, просто раздутая. Потом я пригляделся, она как раз улыбнулась, и зубы у нее с темными пятнами какие-то, и над губой волосики растут. В общем, нормальная симпатичная девушка. Повезло жениху, без балды. Он-то не такой выразительный был — высокий и широкоплечий, даже не запоминается.

И вот им на свадьбу подарили пылесос, но, конечно, не такой понтовый, как наш. Их пылесос вообще беспонтовый какой-то, и они это знали, поэтому и внимательно слушали Патлатого, а он расписывал будь здоров! Клево было еще потому, что они не успели потратить бабло, которое им надарили. Так что с первым взносом у них проблем не было.

В общем, чё тут рассказывать? Я заработал первые деньги!

Естественно, я тут же понесся в магаз. Сейчас, думаю, «Сникерсов» куплю. И купил. Два! Потом еще два! И еще и еще! Десять «Сникерсов» — это же немного! Потом, думаю, надо мазэр чё-нить купить, чтобы она видела, какого сына вырастила. Только чё купить? И тут меня осенило: пульт! Куплю ей пульт, пусть каналы щелкает, а то швабра ее бесит уже. И я понесся в другой магаз и купил там пульт! И запасной еще, так, на всякий случай! И все мне улыбались, и все клево было, и я «Сникерс» ел! В общем, сказка!

Но тут Патлатый меня окликнул:

— Эй, раб! Ты чё, уснул, что ли? Или от счастья обалдел?

Я посмотрел на Патлатого, он стоял напротив и тряс меня за плечо.

— Пошли в офис, чё стоишь?

— А я могу уже забрать свою долю?

— Не-а, — покачал головой Патлатый.

— Как так?

— А вот так! Не заслужил!

— Почему? — я был крайне недоволен.

— А ты подумай!

— Да не хочу я думать! Дай мне денег!

— Ну ты и тупой! — заржал Патлатый. — Я же объяснял уже тебе систему. В конце месяца подсчитаем все твои заслуги, и, исходя из них, начислим тебе зарплату!

Я реально расстроился. Ни «Сникерсов», ни пульта. И число было только одиннадцатое.

— Хочешь, выдам тебе аванс? — он протянул мне сотку.

— И все?

— Все. А чё ты хотел еще?

— Я думал, будет хотя бы пятихатка…

— Будет, будет! И не одна пятихатка! — успокоил меня Патлатый. — Но потом.