Все персонажи, медицинские учреждения и отели являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно. Памятники архитектуры и места действия, описанные в романе, существуют в действительности.
Посвящается памяти моей бабушки Кушнирюк (Коханской) Марии Николаевны.
Спасибо тебе, родная, за твою безусловную любовь, поддержку и безграничную веру в меня. Будучи филологом, учителем от бога, ты ни разу не написала вместо меня ни одной строчки какого-то сочинения. Сказанная тобой однажды фраза: «Я покажу, как нужно писать, а дальше ты сама сможешь» в конечном итоге привела меня к созданию этой книги. Спасибо. Ты мой ангел-хранитель. Я всегда чувствую тебя рядом…
Пролог
Забытое лет десять тому чувство снова вернулось. Оказалось, что не такое оно и забытое, просто она спрятала его подальше в мозгу и поглубже в сердце. Это мерзкое и саморазрушающее чувство, наверное, родилось и взрослело вместе с ней.
Ненужность…
Впервые она почувствовала ее в три года. Маленький ребенок в один момент стал ненужным самому родному человеку. С каждым годом ощущение ненужности в ней росло, как снежный ком. Она остро ощущала это везде и во всем. Если родные немного опоздали и не успели вовремя забрать из школы — не нужна. Друзья забыли позвонить — не нужна. На уроке подняла руку, а ее не спросили не потому, что учительница не успела, а потому, что не нужна. Парень, в которого она была влюблена, даже не догадывался о ее чувствах. Почему? Да просто потому, что рассказать — это риск снова оказаться ненужной… Слишком? Возможно, но объясните это тому, кто был ранен чувством ненужности в раннем детстве. Раны так просто не заживают.
С годами она выработала в себе кардинальный защитный механизм от этого чувства: если я не нужна вам сегодня, вы мне — еще вчера. Уйти первой, высоко подняв голову. Самой вычеркнуть человека из своей жизни. Так было менее больно.
Дальше все в жизни происходило от потребности быть нужной. И, наверное, даже подсознательно она плыла по волнам жизни в сторону того берега, где в ней нуждались. Добравшись до него, она кирпичик за кирпичиком строила башню своей силы. Башню, где её любили, ценили, где она была нужной: мужу, дочери, друзьям, клиентам…
Сейчас, сидя на обломке двери разрушенной башни, она безразлично наблюдала, как течение ее уносит в открытый океан. Грести обратно к берегу нет ни сил, ни желания.
Она снова отпила горького зелья брошенности и никомуненужности, и ей уже все равно, какой финал будет у этого плавания: ступит ли ее нога на твердую землю или водная пучина примет ее в свои холодный объятия…
Глава 1
Начало сентября выдалось в Берлине по-летнему теплым.
С самого утра окна онкологической клиники «Gute Hoffnung», стоящей в окружении дубов и буков, были открыты, чтоб пациенты могли наслаждаться свежим воздухом и пением птиц.
Медсестра Хельга собиралась домой после ночной смены, но решила еще раз заглянуть к пациентке из седьмой палаты, которую привезли накануне вечером. Это была подруга ее коллеги, доктора Марины Вагнер. Хельга видела ее в клинике не единожды. Молодую женщину звали Ирина Ланке. По слухам, она была владелицей какой-то крупной сети переводческих агентств. Что было известно точно, так это то, что Ирине тридцать один год и у нее рак головного мозга. Так как опухоль была неоперабельной, два месяца тому назад Ирине назначили лучевую терапию, но она не пришла на процедуры. Только вчера снова появилась в клинике, для согласования проведения имитаци лучевой терапии — процедуры сканирования и нанесения на кожу татуировки из маленьких точек, которые помогают следить за правильным положением пациента во время терапии. После этого пациентка уехала домой, а вечером ей стало плохо. Доктор Вагнер сама привезла подругу обратно в клинику и сидела возле нее до полуночи. Если честно, то Хельге, как и некоторым другим сотрудникам, Марина была не очень симпатична. Не как специалист — вопросов о ее профессионализме ни у кого не возникало, а как человек. Коллеги отмечали ее надменность, артистизм и некое притворство. Но подругой она, видимо, была очень хорошей.
Медсестра подошла к двери палаты и посмотрела через стекло на лежащую в кровати пациентку. «Молодая совсем, красивая, как куколка: точеные черты лица, глаза, как голубые озера… Худенькая такая… И несчастная», — подумала Хельга. До нее также доходили слухи, что в то время, как пациентка боролась с раком, ее бросил муж. Еще и ребенка забрал.
«Интересно, она так и не спала?» — в три часа ночи, когда Хельга к ней заглядывала, та лежала с открытыми глазами.
— Ирина, доброе утро, — сказала она, входя в палату. — Как вы себя чувствуете?
Каштановые волосы молодой женщины волнами лежали на подушке, яркие голубые глаза смотрели куда-то за окно, а по щеке текла слеза.
Ирина нехотя перевела взгляд на медсестру и слабо улыбнулась, быстро вытирая слезы:
— Я хорошо, спасибо.
— Вам что-нибудь нужно?
— Нет. Еще раз спасибо, — ответила пациентка и снова перевела взгляд на окно.
— Тогда до свидания. Скоро вам принесут завтрак, — сказала медсестра и вышла из палаты.
За пятьдесят шесть лет своей жизни, большую часть которых она отдала работе с онкобольными, Хельга видела много человеческого горя, но так и не привыкла к нему. Ее сердце болело за каждого пациента.
Хельгу не покидало чувство, что Ирина не их пациентка, и привезли ее не туда.
— Бедная девочка… Психотерапевту бы тебя показать, — пробормотала она. — Но это не мое дело.
Глава 2
Лежа на больничной кровати, глядя, как за окном на зеленых листьях будто бриллианты сверкают в лучах солнца капельки росы, Ирина думала о том, что ничто не вечно: капли высохнут, листья пожелтеют…
«…Домой, хочу домой… Не знаю, сколько еще… Я не выдержу больше…»
Проведя бессонную ночь в клинике, Ирина решила, что откажется от лучевой терапии. Хватит с нее лечения. Нет сил бороться с болезнью. Да и смысла нет.
Она хочет домой. Нет, не в тихий фешенебельный район Груневальд, а на Родину, которую проклинала последние полгода. Каждый день проклинала за приданое, которым та ее наградила. Злокачественное приданое…
* * *
Несколько месяцев тому назад у Иры начались ежедневные головные боли, судороги и головокружение. Муж настойчиво предлагал обратиться за медицинской помощью:
— Ирка, мне не нравится твое состояние. Тебя нужно показать врачам.
— Ой, да ладно. Не паникуй, Паша, все пройдет, — отнекивалась Ира, хотя знала, что муж не из тех, кто паникует или отказывается от задуманного.
Она грешила на свое низкое давление, вечную анемию и магнитные бури. Но по прошествии недели лучше не стало. Ирина подруга Марина, по профессии врач-радиолог, буквально силой притащила ее к себе в клинику.
Утром, перед работой, она заехала к Ирине домой и с порога заявила:
— Так, дорогая, собирайся. Или ты едешь со мной по доброй воле, или я тебя свяжу и повезу в багажнике. Выбор за тобой, но ты все равно пройдешь это чертово обследование.
— Спасибо, что заехала! Сам я не могу ее уговорить, — подключился Павел.
— Так это сговор против меня?! — с напускным возмущением воскликнула Ира. Ладно, ладно, собираюсь. Какие же вы коварные!
Она правда думала, что с ней все нормально и близкие беспокоятся зря. Но обследования показали, что это не так…
Диагноз звучал как приговор: анапластическая эпендимома головного мозга. Врачи объяснили, что это опухоль с третьей степенью злокачественности. Такие новообразования чаще встречаются у детей, но Ире «повезло» оказаться в небольшом проценте взрослого населения… Когда доктора узнали, что она жила в Припяти на момент взрыва Чернобыльской атомной электростанции, то предположили, что онкология стала отдаленным последствием действия радиации.
Ира не могла в это поверить. У нее рак? Она может умереть? Жизнь только началась. Точнее, только наладилась. Умереть сейчас, когда у нее есть все, о чем она мечтала: любящий муж, чудесная четырехлетняя дочка, любимое дело, спокойная и обеспеченная жизнь в Германии, возможность заниматься творчеством, путешествовать… И это все? Это конец?
Кроме отрицания своей болезни, у Иры был страх сообщить о диагнозе мужу. Однако для него эта новость не стала ударом. Павел, как всегда, воспринял все со свойственными ему спокойствием и выдержкой.
— Милая, это не смертный приговор. Мы со всем справимся…
— А если я умру? Что вы с Лией будете делать? — плакала Ира.
— Ну что ты, не плачь. И не говори глупости. Какое умрешь? Нам же на Рождество в Майями лететь. Ты хочешь, чтобы моя мать там Лию перекормила конфетами, а меня замучила нравоучениями? Ну уж нет! — пытался пошутить муж. — Все будет хорошо. Если нужна операция, давай к ней готовиться.
Однако с операцией не сложилось. Обычно такие опухоли сразу удаляют, но хирург сказал, что у Ирины она неоперабельная, поскольку располагается в труднодоступном месте. Никто не станет рисковать и не возьмется за операцию. Химиотерапия при таких новообразованиях не особенно эффективна, поэтому решено было провести лучевую терапию.
Ира сразу согласилась. Она, в принципе, была готова на все, даже запихнуть голову в ядерный реактор, если бы сказали, что это поможет. Только бы жить. Только бы не оставить мужа и дочь одних.
Но вышло по-другому…
Через неделю после постановки диагноза Ирина поехала в клинику на консультацию по поводу лучевой терапии. Муж с дочерью оставались дома. Вернувшись домой, она заметила, что ворота открыты, но машина Павла была на месте.
«Наверное, я не закрыла, когда уезжала», — подумала Ира.
Зайдя в дом, она громко произнесла:
— Я дома!
Дом ответил ей тишиной. Никто не вышел. Но такое невозможно, когда Лия не спит. А днем она не спит с двух лет.
— Паша, Лия, я дома! — уже прикрикнула Ирина.
Тишина.
«Да куда же они подевались?»
Кинув ключи на столик в прихожей, Ира прошла в зал, далее через кухню на задний двор — никого. В траве валялись игрушки Лии.
Ире стало как-то не по себе. Она вернулась в дом, поднялась на второй этаж и зашла в комнату дочери. Там царил жуткий беспорядок. Вещи из шкафа и игрушки были разбросаны по всей комнате. На кровати лежал какой-то листок бумаги.
Ира подошла и, взяв лист в руки, прочла самые страшные слова в своей жизни: «Так будет лучше. Ребенок не должен смотреть, как умирает мать. Прости. Не ищи нас…».
В глазах потемнело…
Очнулась она на полу, там же, в детской комнате. С трудом поднявшись на колени, Ира подняла записку, еще раз перечитала и зашлась в приступе рыдания.
— Нет!!! — кричала она. — Ты не можешь со мной так поступить! Только не ты! Ты же знаешь, что я не собираюсь умирать! Доченька моя! Доченька!
Сколько продолжались рыдания, трудно сказать. Тот вечер и следующие сутки Ира помнила слабо. Она плакала, погружалась в тревожный сон, снова рыдала, слонялась по пустому дому, словно призрак, и постоянно повторяла одно и то же:
— Ты не можешь у меня ее забрать… Она моя, только моя…
Следующим вечером приехала Марина и нашла подругу в комнате Лии.
Ира, свернувшись клубочком, неподвижно лежала на кровати в обнимку с розовым зайцем. Марина сначала подумала, что она спит, но глаза были открыты.
— Ириша, что с тобой? — тронула она подругу за плечо. — Ты меня слышишь?
Ира даже не пошевелилась.
— Эй, очнись! Что с тобой? — повторила Марина уже напористее. — Где все? Ворота не заперты, дверь открыта… Почему здесь такой бардак? Вас ограбили?
— У меня украли ребенка… — шепотом произнесла Ирина.
— Что? Что за ерунду ты говоришь? — возмутилась Марина. — Кто украл?
— Паша… Он украл мою жизнь…
— О, господи… Как Паша? Не может быть! — Марина присела на край кровати.
— Может… Записка… — Ира протянула подруге скомканный лист бумаги.
— О, господи… — повторила Марина, пробежав глазами по напечатанным строкам. — В голове не укладывается… Что будем делать?
— Я завтра начну искать, — тихо сказала Ира.
— Почему завтра?
— Может это все неправда… Шутка… И до завтра они вернутся…
— Может… — согласилась Марина. — Утро вечера мудренее. Давай я отведу тебя в душ и уложу в кровать, а то если они приедут, то испугаются твоего вида.
Ира согласилась. Приняла душ и даже немного поела.
— Может мне остаться? — спросила Марина.
— Нет, Мариш, не надо. Спасибо. Поезжай домой.
— Как скажешь. Но знай — я всегда рядом!
Марина уехала, а Ира всю ночь сидела в кресле гостиной и ждала, прислушиваясь к каждому шороху. Вместе с рассветом к ней пришло осознание, что все взаправду и никто не вернется…
Сухая записка, распечатанная на принтере, словно землетрясение десятибалльной силы превратила ее мир в груду камней. Онкология казалась мелочью по сравнению с предательством.
«Не ищи…».
Но Ира искала. Искала неистово. С отчаянием матери и яростью волчицы стучалась она повсюду, раз за разом упираясь в глухую стену молчания.
Первым делом она поехала к мужу в офис, где опросила всех, включая охранников на парковке. Компаньон Павла, Андрей, удивился, увидев Иру. Он рассказал, что в день пропажи получил от Паши сообщение с текстом: «Брат, все на тебе. Мы на отдых», поэтому думал, что они все улетели. После этого Андрей, вежливо улыбаясь, ответил, что это их семейные разборки, и он не будет вмешиваться. По его настрою Ира поняла, что он не будет ей помогать.
Ирина обзвонила всех родственников и друзей мужа. Наняла частного детектива, который, кроме прочего, проверял все аэропорты Германии. Проблема заключалась в том, что они могли и не улететь, а просто уехать в любую страну шенгенской зоны на автомобиле. Она слетала в Париж и Рим, где у мужа были еще два офиса, — ничего. Полтора месяца тщательных поисков не дали вообще никаких результатов. Никто ничего не знал. Как будто ее мужа и дочери никогда не существовало.
Может она их выдумала? Может они всего-навсего плод ее воображения? Фантомы, созданные пораженным опухолью мозгом?
В какой-то момент у Иры опустились руки, и она сдалась.
Она переехала к Марине, потому что в своем пустом доме находиться не могла. Две недели лежала на диване перед телевизором. Почти не разговаривала, вставала только сходить в туалет и поесть.
Наконец подруга уговорила ее все-таки пройти лучевую терапию. Правда, за последних два месяца Ира не замечала у себя симптомов болезни: не было головных болей, судорог, тошноты, головокружения. Может, в свете последних событий она просто перестала их замечать? Если честно, то ей было уже все равно на свое здоровье, и согласилась она на терапию только из-за того, что Марина терпела ее все это время.
* * *
Сейчас этот больной мозг генерировал только одну идею: «Сразу после выхода из больницы надо лететь домой. В Германии ее больше ничего не держит. Пусть похоронят в родной земле».
Но сердце было не согласно сдаваться, оно не хотело умирать. В нем теплилась надежда ещё хотя бы раз обнять доченьку.
Глава 3
Откинув одеяло, Ира встала с кровати. Ее немного шатало. Она взяла свою сумку, плащ и направилась к двери. Ей не хотелось никого тревожить, переодеваться, вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Девушка подошла на ресепшен и просто сказала дежурной медсестре:
— Доброе утро! Я ухожу.
— Как уходите? — удивилась та. — Если собрались уйти, то вам нужно подписать бумаги…
Не дав ей договорить, Ира четко произнесла:
— Я ухожу. Если надо что-то подписать, пусть доктор Вагнер за меня подпишет.
Медсестра еще что-то говорила, но Ирина уже не слушала. Она повернулась и направилась к выходу. Никто ее не остановил. Выйдя на улицу, девушка надела плащ прямо поверх больничной рубашки, достала из сумки телефон, вызвала такси и нетвердым шагом пошла к воротам клиники. Пока ждала машину, открыла приложение по продаже авиабилетов и купила билет до Киева на тринадцать часов.
Сев в машину, Ира назвала свой домашний адрес. Ей очень не хотелось туда ехать, но нужно было забрать кое-какие документы.
Думала ли она когда-то, что не захочет возвращаться в свой собственный дом…
Красивый двухэтажный белый особняк на улице Беттинаштрассе они с Павлом купили четыре года тому назад, за месяц до рождения дочери. Этот дом стал воплощением мечты. Еще будучи студенткой университета Гумбольдта, Ира мечтала, что у нее будет дом именно здесь, в окруженном лесами и озерами районе Груневальд, расположенном к западу от центра Берлина, где с давних пор жили художники, писатели, аристократы и банкиры. Непонятно почему, но тут она чувствовала себя как дома. Когда девушке становилось особенно тоскливо, она приезжала сюда, гуляла по улицам и любовалась зданиями, которые до сих пор сохранили свой аристократический вид. Во время таких прогулок Ира представляла себе, что она не одинокая иностранная студентка кафедры немецкой литературы, а знаменитая писательница, которая в поисках сюжета для своего нового детектива пытается заглянуть в окна домов, хранящих столетние тайны. В то время ей даже страшно было подумать, сколько стоят дома в этом районе. И она даже представить не могла, что спустя менее десяти лет муж осуществит ее мечту.
Когда они узнали, что ждут ребенка, было решено купить дом. Хотя в Германии жить в съемном жилье вполне нормально, но Павел сказал, что для семьи важно иметь свой дом, чтобы почувствовать себя по-настоящему дома. И даже квартира не подойдет, его семья должна жить в красивом особняке с красивым видом. Тогда-то Ира и рассказала ему о своей давней мечте. Они более полугода искали подходящий дом по всему Берлину. Что-то все было не то. Когда Ира уже думала, что они вряд ли даже при наличии денег успеют приобрести жилье до родов, Паша сказал, что у него есть для нее сюрприз. Он посадил жену в машину, попросил закрыть глаза и следил, чтобы она всю дорогу их не открывала. Доехав до пункта назначения, Павел вывел Иру из машины и сказал:
— Можешь открывать!
Открыв глаза, Ира поняла в каком районе они находятся, но этот прекрасный двухэтажный белый дом, скрытый в тени деревьев, она никогда не замечала.
— Ирина Сергеевна, вы согласны жить со мной в этом доме? — глядя на потрясенную жену, спросил Паша.
— Согласна, — дрожащим голосом ответила Ира. — Паш, мы правда можем его купить?
— Правда. Помнишь, я обещал исполнять все твои желания? Так вот, пусть это будет первое…
Попросив водителя подождать, Ира вышла из такси возле ворот своего дома, вспомнила тот день и с грустью подумала: «Паша-Паша. А как же обещание в болезни и здравии, в богатстве и бедности?»
Глаза наполнились слезами, она открыла ворота и вошла во двор. Во дворе было тихо и чисто, газон аккуратно пострижен, поскольку садовник все так же приходил и работал. Ира заранее настроила оплату на год вперед и не думала ее отменять. Пусть человек работает. Если Павел с Лией сюда вернутся, хоть во дворе будет красиво…
Она поднялась на крыльцо и, глубоко вдохнув, открыла входную дверь. Как же больно возвращаться в пустой дом. Стараясь ни о чем не думать, Ира вошла в кабинет, забрала из сейфа нужные документы и сразу вышла на улицу. Нет у нее сил здесь находиться.
Немного постояв, Ирина подумала, что это ее последний визит в свой дом, и она хочет его запомнить. Снова открыв дверь, она вошла и начала медленно, обливаясь слезами, ходить из комнаты в комнату, нежно трогая все предметы. Тяжелее всего было зайти в комнату дочери. Ира долго стояла в дверях, потом вошла, погладила все игрушки, фотографии, прилегла на кровать и поцеловала подушку, которая, казалось, до сих пор хранила запах Лии.
Подойдя к столику, Ира взяла лист бумаги для рисования, карандаш и почему-то по-немецки написала:
«Лия, доченька моя! Я очень тебя люблю и всегда буду с тобой, даже если нас разделяют километры или другие миры. Ты самое дорогое, что было, есть и будет в моей жизни. Больше всего на свете я хотела бы видеть, как ты растешь, играть с тобой, обнимать тебя…
Прости, пожалуйста, что я не рядом. Прости, что нас разлучили. Не держи зла на папу, он хотел как лучше.
Будь счастлива несмотря ни на что! Знай, что в этой жизни ты обязана быть счастлива. Больше никому ничем не обязана.
Если захочешь о чем-то со мной поговорить, просто посмотри на небо и скажи это — я все услышу. Очень тебя люблю!
Твоя мама».
Дописав, Ира взяла клей и приклеила записку к столу, чтобы ее так просто никто не убрал. Потом она сняла две фотографии дочери со стены и вышла в коридор. Зайдя в гардероб, взяла небольшую дорожную сумку, положила туда фото, несколько своих вещей и уже начала спускаться вниз, как в голову пришла еще одна мысль. Она вернулась в комнату дочери, снова взяла карандаш, еще один лист бумаги и уже по-русски написала: «Паша, я не держу на тебя зла за то, что ты бросил меня больной. Но никогда не прощу за то, что ты забрал Лию, даже не дав мне с ней попрощаться. Прошу только об одном: обеспечь нашей дочери счастливое детство, а когда вырастет, отпусти и дай строить свою жизнь так, как она захочет. Пусть станет тем, кем захочет. Не ломай ей крылья».
Положив лист на кровать в их спальне, Ира немного подумала, достала телефон, сфотографировала записку и отправила Павлу на электронную почту, подписав письмо своей девичьей фамилией «Ирина Завитневич».
Потом подхватила сумку, спустилась вниз и вышла из дома в полной уверенности, что больше сюда не вернется. Не оборачиваясь, она вышла за ворота, села в такси и сказала водителю:
— Zum Flughafen, bitte!
Уже в аэропорту Ирина отправила сообщение Марине: «Спасибо за все, дорогая. Я улетаю домой. Прощай. Не держи на меня зла».
Марина сразу перезвонила, но Ира не взяла трубку.
Когда самолет поднялся в небо, девушка посмотрела на удаляющуюся землю и прошептала:
— Прощай, Германия! Спасибо тебе за все. Я была тут счастлива…
Глава 4
Сидя в удобном кресле бизнес класса, Ира закрыла глаза и подумала, что можно поспать. Но вместо сна на нее нахлынули воспоминания.
Как диафильм, кадр за кадром, прокручивала она в голове свою жизнь, разбирая ее на молекулы, рассматривая отдельные моменты через призму критики, вспоминая счастливые мгновения. В основном вспоминалось почему-то детство…
* * *
Ирина родилась в городе Припять. Она стала долгожданным вторым ребенком в семье Сергея и Нины Завитневичей, у которых был семилетний сын Данила.
В Припять семья переехала из Киева в марте 1985 года, когда Сергей получил должность инженера на Чернобыльской атомной электростанции. Сразу после переезда Нина устроилась в городскую школу №2 преподавать немецкий язык. В сентябре в эту же школу их сын пошел в первый класс.
Солнечным, не по-осеннему теплым днем, в конце октября, родилась Иринка.
Родилась за полгода до аварии, ставшей ядерным кошмаром…
Кто мог знать…
Ее родителям было всего по двадцать семь лет — молодые, любящие, амбициозные, с множеством планов и целей. Никто не думал о том, что этим планам не суждено сбыться. Никто не мог даже представить, что их размеренная жизнь, как и жизнь многих таких же семей, вскоре станет только воспоминанием.
Одна страшная ночь глубокой бороздой разделила их судьбы на «до» и «после».
Ире было всего шесть месяцев, и она, разумеется, вообще ничего не помнила ни о той ночи, ни том тяжелом периоде их жизни. Но воспоминания родных были словно ее собственные.
В момент взрыва отец находился на своем рабочем месте. После аварии его вместе с другими сотрудниками, получившими значительные дозы радиационного излучения, отправили в Москву.
Двадцать седьмого апреля всех жителей Припяти эвакуировали.
После эвакуации маленькая Ира с мамой и братом переехали в Киев, к бабушке и дедушке по материнской линии.
Отца они больше не видели: через месяц после аварии в шестой клинической больнице Москвы он скончался от лучевой болезни. После его смерти мать почернела от горя. Первые дни она постоянно плакала, а потом закрылась в себе. Целыми днями молча слонялась по квартире, словно тень. Несколько месяцев не выходила на улицу. Ее не интересовало ничего, даже собственные дети, которыми занимались только бабушка с дедушкой.
Никто не знает, что стало толчком к пробуждению. Просто однажды утром мама встала, поцеловала детей, умылась, причесалась, приготовила завтрак и сказала своим родителям, что идет устраиваться на работу.
И действительно, через несколько дней она начала снова преподавать в школе, где работала до переезда в Припять.
Казалось, что с матерью все нормально, но она оставалась холодная и отстраненная от всех членов семьи. Очень редко обнимала детей. Постоянно закрывалась в себе.
Дедушка Ирины, Борис Аркадьевич Козуб, доктор медицинских наук, профессор кафедры патологической физиологии Киевского медицинского (тогда еще) института, делал все, чтобы его дочь и внуки ни в чем не нуждались. Он как мог старался заменить детям отца. Бабушка, Мария Петровна, еще молодая женщина, высококвалифицированный врач-кардиолог, вышла на пенсию сразу же, как только дочь с внуками переехали к ним. Все ради детей.
* * *
Прошло два года.
Одними из собственных ранних воспоминаний Иры стали вечера, когда мама брала ее на колени и рассказывала об отце. О том, каким он был хорошим, любящим, как они планировали построить дом и родить еще троих детишек… Далее у мамы начинали течь слезы, а бабушка тяжело вздыхала, забирала Иру и говорила:
— Ниночка, да не убивайся так. Такая судьба… Мы должны жить дальше, чтобы вырастить этих детей.
— Я все понимаю… — тихо отвечала мама.
Казалось, она действительно все понимала.
Раз в несколько месяцев мать ездила в Москву, на могилу к отцу. Ездила одна, хотя Данила постоянно просился взять его с собой.
— Это только мое свидание. Ты поедешь еще, — всегда отвечала мама.
Возвращалась домой всегда спокойная и какая-то воодушевленная. Каждая ее поездка была длиннее предыдущей: сначала два дня, потом три, пять…
Однажды она позвонила и сказала бабушке:
— Мама, я знаю, вы с отцом позаботитесь о детях лучше меня. Я остаюсь в Москве, ближе к Сереже. Он меня не отпускает. Могилка требует постоянного ухода…
— Нина, опомнись, так нельзя. Нельзя жить ради могилы, — сказала Мария Петровна твердым голосом, хотя руки у нее дрожали. — Нельзя менять живых на мертвых.
— Простите, но я все решила…
Это стало ударом для всех. Иринка вечерами плакала и искала маму. Данила страшно обиделся и сказал, что больше не хочет ничего слышать о матери. Он только спросил:
— Бабуля, почему эта женщина так с нами поступила? Мы плохие дети?
— Что ты! Никогда об этом даже не думай! Вы самые лучшие на Земле!
Дедушка попал больницу с сердечным приступом, но, слава богу, в тот раз все обошлось.
Когда немного полегчало, Борис Аркадьевич сразу вернулся домой. Вопреки всем советам и предписаниям через несколько дней вышел на работу. Врачи твердили о необходимости оставаться в больнице под наблюдением, соблюдать постельный режим, предупреждали, что может стать хуже, но он только качал головой и говорил:
— Все со мной будет нормально. Во-первых, лучшего кардиолога, чем моя жена, еще поискать надо, а во-вторых, не дождетесь: я не умру, пока не поставлю внуков на ноги! Извините, не могу себе позволить такую роскошь, как смерть.
В скором времени дедушка с бабушкой продали свою большую квартиру в историческом центре Киева и купили дом в Броварах, чтобы внуки росли на свежем воздухе.
Смена обстановки, новый дом, большой двор, собака стали началом нового периода жизни семьи. Теперь их снова четверо. Только вместо папы с мамой — бабушка и дедушка.
Ира всегда с уверенностью говорила, что у нее было счастливое детство. Она и правда так считала.
Бабушка с дедушкой в них с братом души не чаяли. И если Мария Петровна в воспитательных моментах была еще достаточно строгой, то из Бориса Аркадьевича внуки могли веревки вить.
Мама добровольно ушла из их жизни. О ней было известно только то, что жива и работала переводчиком при немецком посольстве в Москве. Семь лет она не приезжала и не звонила. Правда, ежегодно посылала подарки на Новый год и на дни рождения детей (новый адрес она узнала у родственников). Ира всегда радовалась посылкам из Москвы, а Данила даже не открывал. Он четко обозначил свою позицию: «Мне не нужны подачки от человека, который нас предал».
Впервые мама приехала, когда Ире исполнилось десять. Тот день рождения она запомнила на всю жизнь.
Ира только вернулась из школы. Она вошла во двор и увидела, что Линда, немецкая овчарка, закрыта в вольере. Собаку закрывали, только если приходил кто-то чужой.
Обычно чужими в их доме были бывшие пациенты бабушки (которые после ее выхода на пенсию за ней хоть на край света), их родственники или друзья. За консультацией приезжали даже из других областей. Телефон в доме не замолкал. Все звонили с просьбой их принять: «Мария Петровна, можно приехать еще разочек? А можно жена моего брата тоже приедет? Да-да, кардиограмма и УЗИ сердца на руках».
И Мария Петровна практически никому не отказывала, но в тот день не должно было быть никаких посетителей. Бабушка всем говорила, что у внучки день рождения, и она будет печь торт.
«Наверное, очень просили, и бабуля-красотуля не удержалась», — с улыбкой подумала Ира, тихо войдя в дом.
Она услышала приглушенные голоса из-за закрытой двери гостиной. Сняла в прихожей рюкзак, куртку, кроссовки и уже хотела идти мыть руки, как дверь гостиной отворилась, и оттуда выглянула взволнованная бабушка:
— Ирочка, зайди к нам, пожалуйста. Тут к тебе гостья…
— Мама? — тихо, с надеждой в голосе спросила девочка. Огромные голубые глаза наполнились слезами…
Бабушка кивнула и отошла в сторону, освобождая проход.
Войдя в комнату, Ира увидела элегантную женщину в черном брючном костюме, сидящую на стуле у окна. Это, действительно, была ее мать. Вьющиеся каштановые волосы до плеч, зеленые глаза… Она узнала бы ее даже спустя сто лет.
Под подушкой девочка хранила фото родителей. Она рисовала их портреты. Каждый вечер перед сном Иринка молилась, просила Бога вернуть ей маму и плакала. Она никому об этом не рассказывала, даже любимой бабушке, боясь обидеть. Это был только ее секрет. Веселая, сильная, не по годам умная и самостоятельная девочка, вечером она становилась обычным ребенком, которому нужна была мать.
— Ирочка, — сказала дрожащим голосом мама, вставая со стула. — Подойди ко мне.
Девочка стояла на месте и не могла произнести ни слова. Она так долго мечтала о встрече с матерью, но сейчас просто стояла и смотрела на нее, боясь, что если коснется, то мама растает, как туман.
Мама улыбнулась, подошла к Иринке, обняла ее и сказала:
— Доченька, с днем рождения тебя! Прости меня за то, что я так долго не приезжала.
Ира стояла и прислушивалась к своим ощущениям. Она знала, что это ее родная мать. Это ее материнские руки сейчас обнимали ее. Все как в мечтах, но она не чувствовала какой-то особой близости. Не чувствовала того тепла и спокойствия, как когда ее обнимала бабушка. В голове пронеслась мысль: «Будто простые обнимашки с соседкой, бабой Нюрой. Наверное, мне надо привыкнуть».
— Мама, ты останешься с нами? — наконец выдавила она из себя.
— Нет, доченька, но ты можешь поехать со мной в Москву. Я приехала тебя забрать.
Тут Иринке стало страшно, она вырвалась из материнских объятий и спряталась за бабушкой.
— Я… Я никуда с тобой не поеду! — крикнула девочка. Я тебя не знаю. Бабулечка, не отдавай меня ей! — заплакала она.
— Доченька, ты чего?…
— Нина, иди сядь на стул и не пугай ребенка, — твердым, властным голосом сказала Мария Петровна. — Не бойся, моя родная, я никому тебя не отдам против твоей воли, — добавила она, прижав Иру к себе.
Бабушка всегда умела взять ситуацию под контроль.
— Ирочка, иди помой руки и садись обедать. Я еще с мамой поговорю, и мы к тебе скоро присоединимся.
Ира не знала, о чем бабушка с мамой разговаривали, но в одном она была точно уверена: если бабуля сказала, что не отдаст ее, то так и будет. Есть совсем не хотелось. Девочка пошла в свою комнату и в полном смятении легла на кровать. Почему все так? Каждый вечер она просила Бога вернуть маму, и вот мама здесь, а радости нет. Есть непонимание и страх.
Через некоторое время в дверь постучали:
— Ирочка, можно войти? — услышала она голос мамы.
— Можно.
— Доченька, — сказала мама, садясь возле Иры на кровать. — Я не хотела тебя пугать. Знаю, что очень перед тобой виновата. Перед всеми вами. Я не должна была оставлять своих детей. Надеюсь, вы с Данилой когда-то поймете… Не прошу сразу меня простить, полюбить и все забыть. Но знай: я больше никуда не пропаду. У бабушки есть мой адрес и номер телефона. Можешь звонить мне в любое время дня и ночи. Я буду очень рада, если вы когда-то приедете ко мне. Я всегда помогу, поддержу. Можешь мне не верить, но я никогда не забывала, что у меня есть дети. Всегда вас любила и буду любить до конца своих дней.
— Почему ты тогда не хочешь остаться с нами?
— Я не могу. На это есть свои причины… Но самолет из Москвы до Киева летит всего час. Только позвони, и я прилечу.
— Мама, я тоже тебя всегда любила, — Ира села на кровати и прижалась к матери. — Но я не поеду с тобой. Мой дом здесь. Я не могу оставить бабушку, дедушку, Данилу. Ты, кстати, его видела?
— Нет. Он не хочет меня видеть, и я его за это не виню. Я приезжала в общежитие, ждала на вахте, но он не вышел. Передай, пожалуйста, ему это письмо, — с этими словами мама достала из сумочки запечатанный конверт.
— Хорошо. Передам.
— И скажи, что я его очень люблю. Вас обоих очень люблю.
Мама уехала в тот же день, оставив после себя непонятность и разбив их слаженную семейную команду на два лагеря, где бабушка и Ира были за то, чтобы простить маму, а Данила и дедушка — против. В конце концов было достигнуто соглашение, по которому отношения с матерью основывались на добровольных началах: кто хочет, тот и общается.
Нельзя сказать, что с тех пор их жизнь как-то сильно изменилась. Ира так и не стала с матерью сильно близка. Бабушка — вот кто всегда оставался для нее самым близким человеком. С мамой Иринка иногда разговаривала по телефону, но ни разу к ней не ездила. Мама тоже с тех пор и до сегодняшнего дня прилетала к ним всего два раза: на свадьбу Данилы (он сам созрел и пригласил ее) и на похороны дедушки.
Глава 5
Киев встретил дождем.
Почему-то всегда на подлете к аэропорту «Борисполь» начиналась турбулентность, от чего у Ирины всегда замирало сердце, но в этот раз ее это не беспокоило. Пара немцев, сидевших рядом, тихо охала.
Ира сидела и смотрела через стекло иллюминатора на проплывающие внизу леса, поля, дома, Днепр… Самолет снижался, и родная земля была все ближе. На глаза наворачивались слезы, а в голове пронеслась мысль: «Выйду из самолета, упаду на колени и буду целовать землю».
Самолет легко приземлился и покатил по полосе. После полной остановки все пассажиры начали суетиться, вставать со своих мест, доставать багаж и продвигаться к выходу. Все, кроме Ирины. Она не торопилась. Ей некуда было торопиться.
Покинув самолет последней, Ира медленно спустилась по трапу. Остановилась, закрыла глаза, полной грудью вдохнула холодный воздух и произнесла вслух: «Я дома». Потом спокойно, не торопясь, проследовала к автобусу.
Она уже год не была на Украине.
В прошлый раз в Киев они прилетали еще всей семьей. Маленькая Лия гордо шла по трапу самолета за ручку с мамой, отказываясь, чтобы ее брали на руки. Она сама, все сама. Белокурая кудрявая головка вертелась во все стороны, большие голубые глаза смотрели на все с любопытством, а рот не закрывался от бесконечных расспросов:
— Почему самолет приземлился здесь? А почему все люди садятся в один автобус? Все с нами к бабуле поедут? Ей нечем будет всех кормить. Они всю еду съедят! А где они будут спать?
— Лия, ты точно как бабушка Маша! Все тебе надо знать, — смеялся Павел.
— Папа, я не баба Маша — она старенькая! — парировала дочь, смешно сморщив носик.
— Ну, тогда, как другая Маша, из мультика, — подхватила их разговор Ирина.
— Нет, ма-ам, ты что? Она вредненькая, а я хорошая-прехорошая!
— Да, моя родная. Ты самая хорошая и самая послушная в целом мире! — со смехом согласилась Ира.
В этот раз в Киев прилетела совсем другая Ирина: одинокая, больная, сломленная, с потухшим взглядом.
Погрузившись в воспоминания, Ира не заметила, как прошла паспортный контроль. Багажа у нее не было, только ручная кладь.
Пройдя по зеленому коридору, она вышла в зал прилета.
Там стояло много людей с табличками, листами бумаги, на каждом из которых были написаны чьи-то имена. Ее имени не было. Ее никто не встречал. Она никому не сказала, что прилетает.
— Девушка, такси нужно? — к Ирине подошел какой-то худенький, ниже среднего роста мужчина лет сорока.
— Да, — кратко ответила она.
— Вам куда?
— Оболонь.
— Восемьсот гривен где-то будет.
— Хорошо, — согласилась Ира.
— Пойдемте, тут недалеко. Давайте свою ношу.
Ношу… Давно она не слышала это слово. Разве это ноша по сравнению с той, что у нее на душе? В отличие от багажа, ту поклажу никто не мог у нее забрать. Это только ее крест.
Ира молча отдала таксисту дорожную сумку Louis Vuitton.
— О, дорогая у вас сумка. Моя жена душу дьяволу бы отдала за такую, — засмеялся мужчина.
— Забирайте, — безразлично сказала Ира.
— Что? — мужчина странно на нее покосился.
— Забирайте сумку, подарите жене, — тихо ответила девушка.
— Нет. Спасибо. Таких подарков мы не принимаем. Не жили богато, нечего и начинать. Я на Троещине могу и домой не донести такую сумку, — снова засмеялся мужчина.
Они дошли до серого маленького фольксвагена «Гольф», припаркованного на автостоянке.
— Садитесь, пожалуйста, — водитель учтиво открыл Ире заднюю дверь.
Ирина села. Машина была старенькая, но чистая, внутри чуть уловимо пахло сиренью.
Таксист ловко запрыгнул на водительское сидение и включил зажигание.
— Ох и погодка сегодня. Как будто не середина сентября, а ноябрь какой-то уже! Говорите адрес, сейчас в навигатор забью.
— Улица Приречная, 37.
— Так, готово. Поехали, с богом. А вы откуда прилетели? –медленно выруливая со стоянки, спросил водитель.
Ирина обычно не разговаривала с водителями такси, но сейчас поняла, что или будет болтать о чем-то, или молча плакать, глядя на мелькающие за окном улицы любимого города. И она решила, что лучше все же поговорить:
— Из Берлина.
— О, моя сестра живет в Берлине уже двадцать два года. Редко прилетает сюда. Такая важная фрау — адвокат! Ни одного дела не проиграла! — не без гордости произнес таксист. — Кстати, меня Иван зовут. А вас?
— Ирина.
— Очень приятно. А вы домой или погостить?
— Домой. Навсегда.
— Ого! Знаете, я зарекся говорить «навсегда» и «никогда». Никто не знает, где мы будем и что нас ждет дальше. Я же не всегда таксистом работал. Позвольте представиться: кандидат биологических наук, доцент Кузьменко Иван Иванович. Таксую в свободное от лекций время. Зарабатываю в такси больше, чем на кафедре. Да вы и сами, наверное, знаете, как у нас оплачивается труд преподавателей: не возьмешь денег у студентов — помрешь с голоду. А я взятки брать не могу. Вот не могу и все. Такой я человек. У нас с женой трое детей. Старшему поступать в следующем году. Пилотом хочет быть! Вот я и подрабатываю, как могу.
— Счастливый вы человек, Иван. Берегите свою семью. Дети — это самое важное в жизни, — промолвила Ира, и на глаза навернулись слезы. Наверное, все-таки придется сегодня плакать.
Иван посмотрел на нее в зеркало заднего вида и ему стало неловко:
— Простите за мою болтовню. Я, наверное, вас задел.
Минут пятнадцать они ехали молча. Ира сидела, закрыв глаза, пытаясь ни о чем не думать, чтобы не заплакать.
Иван время от времени посматривал в зеркало заднего вида на молодую женщину и гадал, что у нее произошло. Красивая и несчастная… Несчастье читалось в каждом ее взгляде, в каждом движение. Обреченность, одиночество и страх — вот что он сразу увидел в ее глазах. Иван хорошо разбирался в людях и сразу понял, что с Ириной что-то не так. Он видел, что она сидит, пытаясь не заплакать, и не выдержал:
— Ирина, не мое дело, конечно, и, наверное, вам сейчас меньше всего нужны советы случайного таксиста, но я все-таки скажу. Не знаю, что у вас случилось, и не буду спрашивать, но не бойтесь своих слез — плакать не стыдно. Вообще не бойтесь никаких эмоций, ведь они показатель того, что мы еще живы.
И тут Ира не выдержала — рыдания, которые сдавливали горло, вырвались наружу. Она плакала навзрыд, слезы текли ручьями, и ей было все равно, что она тут не одна, что рядом незнакомый человек, и что он подумает. Иван молчал. Не успокаивал, ничего не говорил, просто протянул девушке коробку салфеток и спокойно, уверенно вел машину дальше.
Ирина так не рыдала с того злосчастного дня, когда обнаружила записку от мужа. Она постоянно себя сдерживала: всегда плакала тихо, как положено сильной женщине, незаметно вытирая слезы.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.