Бесплатный фрагмент - Нейтральной полосы нет!

«Года пройдут, и все уйдет

Пойдет своею чередой

Но память жить нам не дает

И совесть мучает порой…»

От автора

Чеченская война. Внезапно началась она, да и закончилась неожиданно. Это сегодня мы открыто, называем ее войной. А тогда мы шли восстанавливать «Конституционный порядок». Думали все обойдется малой кровью, а главное были уверены, наши действия правильны и оправданы.

Это было тогда. Мы вернулись. Но вновь встают в памяти события тех дней. Не дает покоя мысль, что наши усилия, напряжение силы, воли, нервов, смерть товарищей, — все это никому не нужно. Страшно сознать, что мы стали пешками в чужой игре. Что, опираясь на святые слова о долге и чести перед Родиной, строгом выполнении приказа, нами манипулировали, в чьих то корыстных интересах.

Памятник воинам-десантникам 119 ПДП, г. Наро-Фоминск

Начало…

Год 1994. Конец осени. Вот уже второй год я служу в прославленном 119-ом гвардейском парашютно-десантном полку, расположенном в подмосковном Наро-Фоминске. Сюда он передислоцирован из некогда дружественной Прибалтике, из г. Мариямполе (Капсукаса). До недавнего времени полк был лучшим в Воздушно-десантных войсках, награжден переходящим Вымпелом. Он имел хорошие традиции в воспитании личного состава.

Перемены, происходящие в стране в связи с перестройкой, последующие события, не обошли, конечно же, и наш полк. Поначалу все верили, что они действительно принесут обещанную свободу действий, мыслей и поступков, надеялись на хорошее будущее. Чем все это обернулось, знаем не понаслышке, так как явились непосредственными свидетелями происходящего.

После Беловежского соглашения Союз начал распадаться и, как следствие, началась дележка армии. Многие офицеры после раздела оказались в новоиспеченных государствах. До чего же больно вспоминать время, когда офицеров заставляли принимать присягу повторно. Нас учили, а мы в свою очередь других, что присяга- это священный ритуал: ты клянешься защищать Родину, и это остается с тобой на всю жизнь. А здесь отчетливо видно явное пренебрежение к тому, на чем основывался один из самых главных воспитательных моментов. Ведь после принятия присяги и новобранец, и курсант становится солдатом, которому Родина доверила оружие.

В офицерской среде с горечью говорили об этом. А тут еще ввели новый гимн России, но почему-то без слов. Раньше стоя на вытяжку под звуки гимна, слова которого знал со школьной скамьи, ощущал гордость за свою Родину, а на глазах наворачивались слезы. Человеку военному необходимо точно знать, что все его поступки и действия направлены исключительно на защиту и на сохранения безопасности государства. Оно же в свою очередь должно всячески оказывать поддержку и защищать свою армию от всех нападок и обвинений. А у нас зачастую выполняются только первый пункт, а второй часто забывается, а то и вовсе игнорируется.

Нетрудно было догадаться, что вслед за разделом государства будут возникать конфликты по разделу территорий, национальной политики, которые повлекут за собой всяческие стычки, перерастающие в прямую агрессию друг другу. А, исходя, из исторического опыта, все конфликты, а особенно вооруженные, разрешались исключительно армией. У нас уже есть печальные факты в Баку и Вильнюсе, где в конечном итоге, какие доводы и оправдания не приводились, виноватыми оказались военные. Словом наша армейская жизнь вступала в новую стадию, а в глубине души напрашивалась мысль: сколько еще ошибок будет сделано.

Москва, путч

Время не стоит на месте, оно семимильными шагами стремительно летит вперед. Еще свежи воспоминания недалеких московских событий, в которых полк принимал непосредственное участие в восстановлении «Конституционного порядка».

1993 год. Осень. Когда после поступления сигнала полк построился на плацу.

Командир полка подполковник Игнатов объяснил поставленную задачу: полк идет на усиление патрульной службы и предотвращения массовых беспорядков, если таковые буду иметь место. Мне и еще нескольким офицерам приказано остаться для несения караульной службы. Часа через четыре из Москвы пришла колонна с приказом взять со складов один комплект боеприпасов, что явно говорило о том, какие дела начинают разворачиваться в столице. А они разворачивались с неимоверной быстротой. В центре города идет по всюду стрельба. Толпы зевак высыпали на улицу, что бы посмотреть на все происходящее и подвергая себя смертельной опасности. В такой неразберихе могло произойти все что угодно. Было много раненых и убитых, морги столицы в эти дни значительно пополнились. Все закончилось, как мы знаем, обстрелом и штурмом «Белого дома».

Благодаря четким и умелым действиям офицерами полка, удалось избежать многих человеческих жертв. Командиру роты капитану Емельянову пришлось лично вести переговоры с генералом Макашовым, что в итоге повлияло на быстрый исход штурма. Для полка итог этих печальных событий обернулось гибелью двух офицеров и пяти солдат, не говоря уже о раненых. Кому нужна была смерть наших братьев по оружию, да и всех погибших, ради чего они сложили головы? Да они выполняли приказ. Но до чего же надо довести страну и людей, если русский стреляет в русского, а армия выступает против своего народа! Никогда не забуду один эпизод. Мы с другом возвращались из Москвы электричкой. Пожилой мужчина, глядя на нашу форму, сказал: “ Что ж вы, сынки, творили в Москве? Так поступали только фашисты!», и, махнув рукой, пошел прочь. Что мы могли ответить старику. Что выполняли приказ, что иного пути разрешения конфликта не было, Да это ли ему надо… Он простой человек, выражал мнение многих людей, Мы это понимали. Под пристальными взглядами пассажиров мы, глядя в окно, ехали до своей станции.

Конечно же, были награды и поощрения, в полку появилось сразу два Героя России — командир полка Игнатов и его заместитель подполковник Беляев, который был ранен. Награждены орденами и медалями офицеры и солдаты. Вот так произошло «боевое» крещение полка.

Через некоторое время, после того как все улеглось, в полк неожиданно нагрянула комиссия из московской прокуратуры. Офицеров вызывали для беседы, спрашивали, в основном, о приказах, которые они получали и которые отдавали лично, о том кто и как выполнял эти приказы. Поползли слухи. Развязка не заставила себя долго ждать — все управление полка, за исключением командира и его заместителя по тылу поменяли. Могли ли мы подумать, что жертвы осени 93-го не последние в полку и самое страшное нас ожидает впереди.

Тревожные предпосылки

Неспокойной была осень 94-го. Как следствие распада страны, начали появляться гнойные нарывы и в первую очередь на Кавказе. В истории России этот регион всегда считался проблемным. И как-то само собой считалось, что пошумят немного и успокоятся. Но как оказалось впоследствии, это стало главной ошибкой руководства страны, да и всего русского народа. При каждой встречи с сослуживцами — первые слова о Чечне. Уже ни у кого не было сомнения, что в виду чрезвычайной обстановки, сложившейся там, будут вводиться войска. Но всю масштабность предстоящих боевых действий мы не могли даже себе представить. Заверения министра обороны П. Грачева: «Дайте мне один десантный полк, и я наведу там порядок», казались нам более чем убедительными.

Как обычно, приняв доклад у дежурного по батареи, иду в расположение: посмотреть уборку помещения, заправку постелей, порядок в тумбочках. «Товарищ старший лейтенант — говорит младший сержант Волковицкий — порядок что надо, комар и носа не подточит». Хороший он парень, чувствуется в нем сибирская закалка. Хотелось бы побольше таких ребят, но, увы, в последнее время приходит на службу совсем не тот контингент. Многие указы и законы, которые принимались в последнее время, негативно сказываются на поддержании боеготовности и обучения личного состава. Ну, хотя бы взять пресловутый закон об отсрочки призыва студентов ВУЗов. Я, конечно, не хочу ущемить достоинства парней из ПТУ и школ, но в таких войсках, как ПВО, Ракетные, Артиллерийские, требуются грамотные, уже с хорошей базой, специалисты. На обучение уходит очень много времени, сил и нервов. А когда подготовишь хорошего, первоклассного специалиста, на которого можно положиться, и веришь, что в нужный момент он не подведет, приходит срок его увольнения.

По сложившейся армейской традиции в 8.30 — построение офицеров и прапорщиков у штаба полка. Всему личному составу доводиться новые задачи и уточняются старые. Тут же самые шустрые решают с начальством служебные вопросы. Но сегодня все ждали от командира то, о чем уже много дней говорили между собой. Наконец командир, заметно волнуясь, сурово произнес: — “ Сегодня по сигналу поднялись Тульский и Рязанский сводные батальоны, и ушли в Чечню. Наш полк пока не будет задействован». Все разошлись по своим рабочим местам, в возбужденном состоянии, ведь у каждого еще теплилась надежда, что довооруженного конфликта дело не дойдет, что правительство найдет решение этой проблемы и не придется воевать у себя в стране.

Позже на совещании, командир дивизиона майор Мальцев, исполнительный и требовательный офицер, сказал: — «Чует мое сердце, что все это так не кончится, а посему лучше готовиться заранее». Каждый из нас уже прокручивал в голове, какие мероприятия необходимо провести в первую очередь: дополучить обмундирование, проверить и обслужить технику, средства связи, подбить документацию, произвести расчет сил и средств и т. д.

В середине декабря пришло печальное известие: при подходе к Грозному войсковая колонна была обстреляна из реактивной установки «Град». Машина, в которой ехали начальник артиллерии дивизии полковник Фролов и офицер управления штаба ВДВ, была подбита, все погибли. Не хотелось верить в случившееся. Совсем недавно я видел полковника Фролова на боевых артиллерийских стрельбах под Псковом на полигоне «Струги красные», где он лично жал мне руку и хвалил как лучшего начальника контрольной группы дивизии. И вот его не стало, как сурова реальность. Его похоронили недалеко от г. Наро-Фоминска в п. Кубинка со всеми почестями.

Через некоторое время в полк прибыла комиссия из Москвы во главе с заместителем командира дивизии полковником Дегтевым. На построении он объявил, что полк приводится в состоянии повышенной боевой готовности. До середины января необходимо укомплектовать личным составом формирующийся батальон и провести плановые занятия по слаживанию подразделений. В составе комиссии был начальник разведки артиллерии дивизии подполковник Григорьев. Собрав офицеров в штабе дивизиона, он довел обстановку. По замыслу движение к Грозному планировалось осуществить тремя колоннами в северо-западном, западном и юго-восточном направлениях. На данный момент только группировка Тульской дивизии выполнила поставленную задачу к намеченному сроку, а движение остальных войск остановлено упорными сопротивлениями дудаевских формирований. «Товарищи офицеры — там идет настоящая война, уже есть многочисленные жертвы, готовиться необходимо со всей серьезностью ”- закончил он.

Две недели пролетели в сплошной суматохе. Получали вещевое имущество, оружие и боеприпасы, готовили технику. Не все проходило гладко, случалось, элементарный инвентарь становился проблемой. Взять хотя бы артиллерийский бинокль. Часть из них выдавали старого образца. Он конечно хорош, но в условиях современного боя малоэффективен, так как обладает малым полем зрения. А ведь артиллерист должен корректировать огонь, ему необходимо быть в курсе болевой обстановки. Лазерные дальномеры собирали со всей дивизионной артиллерии, но и как потом выяснилось, батареи к ним в большинстве были или разряженными, или испорчены вовсе. А ведь не на прогулку выезжали!

Но самой острой встала проблема укомплектованности личным составом. Средний возраст офицеров и прапорщиков нашего сводного батальона составлял около 23—27 лет. Солдатики 18-ти и 20 летние призывники. Имеющих боевой опыт среди солдат не было вообще, а среди командного состава лишь управление сводного батальона, да и то не полностью, имели опыт войны в Афганистане, участие в конфликтах с различными «дружественными» государствами, и событиях по штурму «Белого дома» в 1993 году. Весь багаж знаний по ведению боевых действий в основном состоял из планового учебного года.

Молодые лейтенанты полгода, назад пришедшие из училищ, имели в основном лишь книжные знания, без практических навыков даже в работе с личным составом, не говоря уже о проведении элементарных занятий. Набор проводился в добровольном порядке. Солдат набирали прослуживших не менее года, у которых уже имелись кое какие понятия и навыки в боевой подготовке. Бойцов, которым не было доверия, старались не брать даже в случае проявления огромного желания и стремления поехать. Все понимали — едем не в бирюльки играть, в боевом товарище должен быть уверен полностью. Времени на перевоспитании там уже не будет. Недостающих специалистов брали из других подразделений. А значит, солдата, сержанта ставили на должность, о которой он не имел никакого представления. Вот такому контингенту противостояли уже закаленные войною и обученные убивать 25-ти 40-ка летние мужики.

Случалось, солдаты заболевали, отказывались ехать, а случалось — приезжали матери и забирали своих сыновей. К солдату моего подразделения приехала мать, она просила отпустить сына в комнату посетителей, а на вечерней поверке обнаружилось, ни матери, ни сына нет. Как позже выяснилось, она забрала сына и увезла его домой, спрятала у родственников. Пришлось отправлять офицера. Он объяснял, доказывал, что это карается законом, но она упорно твердила: «Уедет полк, тогда верну!». По несколько раз меняли списки из-за постоянных нестыковок штабов батальона и дивизиона со штабом полка.

Несколько раз приходил новый штат группировки, а ведь это составление новых списков, новый отбор личного состава. Не обошлось без инцидентов и в офицерской среде. Хотел, кто ехать или не хотел трудно ответить. Не поехавших сослуживцев осталось большинство. Для офицеров и прапорщиков встал квартирный вопрос, в связи с окончанием постройки нового девятиэтажного дома. Складывалась вполне анекдотичная ситуация хочешь, езжай, а хочешь не езжай, тебе за это ничего не будет. Ни квартиры, ни продвижения по службе, ничего.

Вот тут-то и пошло поехало. Военные, я имею в виду настоящие военные, оставшиеся до конца честными и верными долгу и присяге, не колебались в своем решении. А случайные и чужие армии люди, просто отбывавшие номер в армии, стали всячески избегать. Сразу же можно было определить кто, на что способен и чего от кого можно ожидать.

На общих построениях офицеров и прапорщиков резко сократилось число присутствующих. Для многих так и осталось тайной, куда же все они подевались, хотя специально этот вопрос не поднимал и не искал ответов. Со всего полка нашелся лишь один порядочный офицер, который открыто, заявил о намерении остаться, и подал рапорт на увольнение. Прискорбно лишь то, что этим офицером оказался заместитель командира дивизиона по работе с личным составом.

Конечно же, каждого убывающего грызли сомнения в правильности выбранного решения. Сомнение это естественное состояние нормального человека. И поэтому все убывающие старались избегать разговоров на эту тему. Мне крайне было неприятно, когда провоцировали на подобные разговоры. Все кто уезжали, были заняты подготовкой, а не обсуждением. Кто не ехал, всячески себя выгораживал, искали оправдания для себя и окружающих.

Очередной раскол дружного прославленного парашютно-десантного полка прошел «успешно». Старая гвардия, уцелевшая после второй чистки «белым домом», претерпевала третью. Первый раскол дружного коллектива офицеров и прапорщиков, произошел после вывода из Прибалтики, во время перевода к нам, для дальнейшего прохождения службы, «близких», к определенным кругам людей. Но бог им судья, в конце концов, каждый выбирает свой путь.

Отправка

Наступил Новый год. Встретили его без особого веселья. Все началось 12 января 1995 года. Утром, выходя с женой и дочерью из общежития Академии им. Фрунзе, я и не предполагал, что вернусь только через три долгих месяца. Поцеловав жену и дочь возле КПП, мы разошлись по своим делам.

Первым по прибытии самолетов должен был уйти батальон, а вторым эшелоном артиллерийский дивизион и спецподразделения. В 16.00 батальон тронулся, оставив за собой клубы дыма. Прошло около двух часов, и началось уже смеркаться. Наконец появился командир дивизиона, и нам была дана команда на выдвижение. Что меня удивило больше всего, так это люди, которые стояли на обочине дороги и махали нам в след, Состояние было какое-то непонятное переходящее от гордости и волнения до страха того, что ждет нас впереди.

Уже в начале марша появились проблемы, начали вставать машины, колонна растянулась. Опыта у механиков было маловато, некоторые садились за рычаги после учебки первый раз. Машины цепляли за трос и тянули на аэродром, где их ремонтировали. Встала и одна из моих машин. Прицепив ее к БРТ-у, сел за рычаги сам, так как ночное вождение это всегда сложно. Прибыли на аэродром. Зампотех Володя Меркутов и механик рядовой Кулаев, занялись починкой. Совсем низко, почти над нашими головами ИЛ-76 уносил наших сослуживцев. Наверное, первые корабли уже приземлились в Беслане. У зампотеха золотые руки, через 20 минут взревел мотор, машина заработала, и мы двинулись к самолетам. Командир полка, стоял в окружении офицеров и, не переставая, курил и на прощание пожелал нам удачи. С нами загружалась машина зенитно-ракетного взвода со своим десантным расчетом. Зашвартовав технику и рассадив личный состав, после взлета позволили себе немного расслабиться. Перекусив, легли немного вздремнуть.

Проснулся от ощущения, что самолет снижается, Взглянув на часы до посадки еще далеко… Приземлились. В Иллюминаторе виден заснеженный аэродром. Это было полной неожиданностью. Оказывается, при взлете не убрались шасси, пришлось летать до полного сгорания топлива. Приземлились в Твери. “ Пойду, узнаю, что с нами будут делать “ — сказал начальник штаба майор Строгов и отправился к летчикам. Вернувшись, объяснил, что дадут новый борт, а сейчас необходимо выгрузить технику и отогнать ее от самолета. Командование летной части выделило автобус — нас отвезли в столовую. Работницы столовой, узнав, куда летим, с сочувствием кивали головами и с особой теплотой относились к солдатам. К вечеру дали новый борт, и мы покинули гостеприимную Тверь.

Беслан

Ночной перелет, сигнальные огни аэродрома, прикосновение шасси о посадочную полосу. Разгрузились, огляделись и увидели скопление техники на кромке аэродрома. Начальник артиллерии полка подполковник Орехов и командир батальона майор Прусаков указали место и расположение в колонне, где уже кипела работа по выдаче на руки личному составу медицинских перевязочных средств, боеприпасов, сухих пайков. Отдав распоряжение замкомвзводу, я пошел проверить состояние второй машины, которая прилетела другим бортом. Чумазый механик-водитель копался внутри машины, “ Как дела?» — спросил я у него. «Все нормально, товарищ старший лейтенант. Машина работает как часы».

Около одиннадцати часов вечера прибежал посыльный и сообщил, что офицеров собирают в диспетчерской аэропорта для постановки задач на совершение марша. Поднявшись на третий этаж, гурьбой зашли в комнату, где расположился штаб. Тут же солдатские кровати, составленные в два яруса, оперативный дежурный на телефонах, в углу карта Чечни, где отмечены расположения наших частей и очаги сопротивления дудаевцев. Офицер штаба ознакомил с обстановкой на текущий момент. Из его доклада выяснилось, что дудаевцы оказывают упорное сопротивление продвигающимся частям. Если уступают по численности, то обстреливают колонны из засады. Но в основном атакуют малочисленные тыловые колонны и блокпосты. Основная группировка, к которой мы будем относиться, находиться на северной окраине Грозного, мы ее позже прозовем «ямой». В пять часов утра колонна должна тронуться, Ее поведет офицер, неоднократно проводивший колонны по этому маршруту и знавший вероятные рубежи встречи с противником. Для ночевки нам отвели зал аэропорта. Всюду спящие солдаты. Пришлось искать местечко для себя. Расположив подчиненных, примостился на скамейке и долго не мог заснуть.

Марш

Проснулся от разговоров людей, команд офицеров, которые поднимали подразделения. Поспешили и мы. Проверил экипировку, рассадил по машинам, занял свое место в командирском люке и стал ждать сигнала. Вдоль колонные еще бегали солдаты и офицеры, укладывая в машины остатки имущества. Взлетела ракета, колонна тронулась. На перекрестке дорог начальник штаба батальона капитан Мовчанюк и комбат Прусаков отдавали распоряжения и регулировали порядок следования машин. Увидев, как они умело, и спокойно руководят действиями подразделений, и я почувствовал себя уверенней. Наступил рассвет, но туман все еще осложнял видимость. Из-за неисправности машины мы прилично отстали от колонны, поэтому ехали на предельной скорости.

Впереди показалась окраина города Назрань. Нас предупреждали о жителях городка, которые не очень рады появлению Федеральных сил и необходимо соблюдать все меры предосторожности. Всматриваясь в лица горожан, мы уже не сомневались в правдивости сказанных слов. Рука невольно сжала приклад автомата, а палец потянулся к спусковому крючку. Миновав город, дорога спускалась в долину. Здесь она делала крутой поворот, за которым появился и хвост колонны. Настроение сразу улучшилось, напряжение немного спало.

Остальная часть маршрута проходила вдали от густонаселенных пунктов. Двигались в основном по пересеченной местности, один чернозем, с одного холма на другой. Вокруг было тихо и спокойно, и только порванные провода, поваленные столбы высоковольтных линий, сгоревшая машина напоминали, что на этой земле — горе. К вечеру проехали больше половины маршрута. Хотелось до наступления темноты добраться до назначенного места. Ведь ночью двигаться небезопасно, так как в темноте могут обстрелять не только дудаевцы, но и свои, с блокпостов.

Так и случилось. За нашими спинами вдруг раздались выстрелы. Трассера пуль и снарядов уносились ввысь. Ощущение было не из приятных, не хотелось попасть под свои снаряды. При очередном подъеме на холм на БТР-е полетел каток — развалился пополам. Снимать его в темноте невозможно, да и запасного не было. Техник прапорщик Алексей Кяжин, предложил отрезать его сваркой. И хотя ночью она и светит, как факел и может выдать наше местонахождение, мы на свой страх и риск, решились. Расположив личный состав по близлежащим сопкам, на случай отражения нападения, принялись резать кривошип. Все обошлось благополучно.

Мы продолжили путь. За это время часть колонны ушла далеко вперед, и штабной батальона принял решение всем отставшим машинам, чтоб не потеряться окончательно, двигаться своей колонной, не отрываясь друг от друга. Продвигаясь вперед, мы наткнулись на машины нашего тыла. Два из четырех заправщиков глубоко застряли в черноземе. Пришлось заняться тыловиками. «Уралы» подцепили к гусеничной техники и потащили буксиром.

Ближе к полуночи добрались до окраины какого то селения. Обогнув его, обнаружили основные силы батальона. Он расположился на огневой позиции наземной батареи. Расположившись в указанном месте, дал команду своим отдыхать, а сам пошел выяснить обстановку. До конечного пункта назначения осталось не более четырех километров. Что бы не напороться в темноте на своих, решили сделать привал, а с рассветом возобновить движение. Постелив спальный мешок прямо на броне, накрылся бушлатом и попытался уснуть. Днем солнышко припекает, а ночью все быстро остывает, мерзнут ноги, но я все-таки постарался уснуть. Проснулся от ощущения жуткого холода. Светало. Взглянув на часы. Проспал три с половиной часа.

Командир батальона собрал офицеров, проверил, все ли подразделения подтянулись. Оказалось две машины, одна из дивизиона, другая из батальона, из-за серьезных поломок оставлены на блокпостах. После небольшого инструктажа колонна тронулась в путь. Преодолели очередной подъем, и перед нами открылась панорама Грозного. Серый окутанный дымом и туманом город. В некоторых местах пылают пожары. Густой черный дым валит со стороны нефтеперерабатывающего завода. Едва просматриваются заводские трубы, отдельные высотные здания да большие нефтяные цистерны.

В низу на равнине, расположилась наша группировка. В центре — подразделения связи и артиллерии. А по краям опорные пункты морской пехоты с приданными им танками. Нам отвели место где-то в центре и дали время на обустройство. Мы принялись размещаться. Механики занялись техникой, остальные ставить палатки и рыть щели для укрытий на случай обстрела.

«Яма» северная группировка

Уже полдня мы на месте, но пока ни одного выстрела или взрыва. Все-таки еще не до конца осознаешь все то, что происходит вокруг. Похоже на обыкновенный полевой выход, где все идет по плану, своим чередом. Среди нас всего несколько офицеров с боевым опытом Афганистана. Но как говориться, начинать когда-то надо, для этого мы и выбрали эту профессию. Вдруг стихли разговоры, мы замерли и устремили свои взоры на тягач, который шел со стороны города. На командирском месте сидит человек с большой бородой, продымленный и грязный.

На левой руке белая повязка, над ним трепещется кусок белой материи. Позади, на настеленном ковре — несколько убитых бойцов. Лица закрыты, видны только грязные закопченные руки вперемежку с босыми, почему-то, ногами. На броне написано приблизительно следующее: — “ Если ты мужчина, то не будешь стрелять в мертвецов». Это могильщик, который собирал в городе трупы солдат. Пошли слухи, что это еще вывозят после новогоднего штурма Грозного. Переглянулись, и каждый прочитал в глазах другого сослуживца то, что сам прятал в глубине души.

Я задумался о своих ребятах. Не дай бог, кто-то из них окажется на этом же месте. К вечеру лагерь был в основном готов. Орудия расположили в боевом порядке на огневых позициях. Командир сводного батальона подполковник Глебов решил провести совещание в штабной палатке дивизиона.

«Яма» северная группировка.

Лучшие сыны пехоты 119 полка

«Яма» совещание

Лампочка в 12 вольт горела не слишком ярко. На столе расстелена карта Грозного. На совещание прибыли, начальник артиллерии полка подполковник Орехов, командир батальона майор Прусаков, начальник штаба батальона капитан Мовчанюк, управление дивизиона во главе с майором Мальцевым. Согласно плана, северной группировки войск и соответственно распоряжения командира Тульской сводной дивизии полковника Дягтева, батальону надлежало выступить в город на рассвете и занять район обороны вблизи железнодорожного вокзала. Наметив маршрут движения, оценив обстановку, пришли к мнению, что на выполнение приказа требуется больше, чем имеется личного состава. Так как артиллерию решено было оставить, подполковник Глебов распорядился взять усиленный противотанковый взвод, которым командовал капитан Володя Андрияхин. Слово взял начальник артиллерии. Он сделал упор на то, что каждый должен выполнять свои должностные обязанности и если с самого начала заставлять людей делать не свое дело, то возможны непредсказуемые последствия. Но эти аргументы почему-то не убедили командира, и его приказ остался в силе.

Честно говоря, в полку к артиллерии относились с некоторым пренебрежением, но в последствии эта точка зрения в корне изменилась. Из артиллеристов вызвался ехать сам начальник артиллерии с таким расчетом, что остальные корректировщики придут через сутки. Совещание закончилось. Проинструктировав личный состав, расставив часовых, улеглись спать. Но уснуть так и не удалось. Вдруг застрекотали автоматные очереди, взметнулись ракеты, грохнул выстрел из танка. Потом все затихло, как будто ничего не произошло.

Утром батальон ушел в город. Новостей пока никаких. Каждый занялся текущими проблемами и приготовлениями. Новоиспеченный замполит старший лейтенант Игорь Кузьмин решил настроить походный радиоприемник, что бы быть в курсе событий по стране и доводить их до личного состава. За время переброски мы уже чувствовался информационный голод. Я попытался выяснить о ночной стрельбе. Оказывается, было замечено передвижение людей, которые не ответили на запрос установленным сигналом, поэтому и открыли огонь. Дело в том, что здесь часто попадаются вооруженные группы чеченцев, специально провоцирующих стрельбу. Постреливали и снайперы. Но главная проблема заключалась в совершенно другом аспекте. Не всё благополучно было и среди наших подразделений в плане дисциплины и порядка.

Свидетельство заместителя командира дивизиона по работе с личным составом старшего лейтенанта Кузьмина: — «Всеобщее ощущение бардака. Каждая воинская часть сама по себе возится, очень много пьяных, ведущих беспорядочную стрельбу. Армия деморализована, грязная, голодная, без воды. Страшно, да именно страшно, потому как зачастую приходилось ждать опасности не от дудаевцев, с ними все ясно, а от соседей слева или с права. Безоружные солдаты бродили одни, сами по себе. Точно помню, как несколько оборванных солдат говорили, что они мотострелки, просили у нас поесть и что бы мы взяли их служить к себе, так как у нас порядок, а их начальники бросили. Помню, как командир взвода морпехов с Балтики не кормил своих солдат трое суток. Он говорил, что они не заслужили, а солдаты тайком бегали к нам поесть, хоть хлеба…».

Пришел штабной и сообщил не радостные вести. Из всей артиллерии дивизии, которая была до нас, осталась только гаубичная батарея и по два три самоходных орудия при батальонах. Остальные подбиты или сожжены при входе в город. Так что самая мощная боевая единица, на данный момент, наш самоходно-артиллерийский дивизион.

С самого начала большой проблемой стало взаимодействие и устойчивая связь между частями. Начальнику штаба артиллерии дивизии сложно контролировать боевую работу артиллерии, Нет информации, какие цели поражаются, на каком направлении ведется огневая обработка, нет точного расхода боеприпасов и т. д. От него же требуется взаимодействие с авиацией. Если она работает, то артиллерии стрелять запрещено. Нередко приходится стрелять, в городских условиях, мортирной стрельбой, а это в свою очередь опасность для авиации. Таким образом складывалась ситуация полного отсутствия централизованного управления войсками.

Выезд на позиции в Грозный

К вечеру был получен приказ выехать на корректировку в город. С утра двинулись на двух машинах. При въезде в город, предстала ужасная картина. Разрушенные обгорелые дома, разбитые стекла, груды бетона. Жителей почти нет, город словно вымер. Подобное я видел в документальных фильмах о Великой отечественной войне. Все дороги были усыпаны осколками строений, изрыты воронками артиллерийских снарядов или авиационных бомб. Всюду была видна работа гранатометчиков и танкистов. Во многих местах горели различные по величине и происхождению факелы. Особенно хорошо они были видны по ночам. Некоторые по нескольку месяцев освещали своим светом округу, не принося ни какой пользы. А ведь это был газ, который по коммуникациям подавался в дома, хотя в них давно никто не жил. К нам подбежал мальчишка и попросил закурить. Он отнес папироску пожилому мужчине, наверное, своему деду. Все вокруг было серым, низко висели облака, пахло дымом и гарью.

Прибыли в расположение нашей дивизии, штаб которой находился на территории бывшего городского парка. Нас представили исполняющему обязанности начальника артиллерии дивизии подполковнику Васильеву, начальнику артиллерии Тульского полка. Отличный грамотный офицер, афганец. Всегда сдержан, никогда не повысит голос на подчиненного, готов помочь и научить. Очень любит петь под гитару. Мне запомнилась его фраза. Когда он брался за гитару, то всегда добавлял: — “ Предупреждаю, про Афган не пою принципиально!». В нескольких словах он довел нам обстановку. Она выглядела не совсем привлекательно. Наши батальоны на данный момент углубились в город на 3—5 километров и занимают с тыла городской парк, а по флангам: с одной стороны — по улице Хабаровской и дальше по крайним железнодорожным путям, с другой стороны — ориентировочно вдоль улицы Поповича, частично улицу Рабочая, до пересечения с улицей Гвардейской.

Из скудных сведений, которые стекались в штаб, наши соседи на северо-западе и несколько южнее находятся мотострелковые части, но никто не знал, где конкретно и какая у них задача. “ Ребята, обстановка крайне сложная, нашего брата бьют, как мух. Особенно большие потери от наступления, которое организовали под Новый год. Было очень много трупов, им завалили весь фонтан в парке. Воевать в городе опыта мало, набирались знаний в ходе ведения боевых действий. Из десяти артиллерийских корректировщиков осталось только два. Троих убило, остальных ранило. Снайперы охотятся за каждым бликом бинокля. Поэтому все приборы наблюдения и дальномеры сдать. Отклонение разрывов определять визуально, корректуры определять в уме. Из окон не высовываться, сохраняйте свои жизни, иначе артиллерия останется без глаз» — закончил подполковник Васильев.

Переночевали в холодном и сыром подвале. Утром на командирском БТР-80 отправились в район, где расположился наш батальон. Чем ближе к назначенному месту, тем отчетливее видны места недавних боев. Трупы людей, их еще не успели захоронить. Хорошо, что зима и нет запаха разлагающейся плоти. Тут же бегают собаки. Для них настало неимоверное раздолье. Глядя на обглоданные скелеты оставалось лишь ужасаться тому, что никому не нужны брошенные на произвол человеческие останки. Не так страшны изуродованные войной трупы, как обглоданные собаками желтого иногда синюшного отлива покойники. И не важно, какой он национальности и какого вероисповедания. На ум приходила лишь одна мысль, неужели доведенные до такого состояния собаки, попробовавшие трупного мяса, не станут кидаться на ослабленных войной людей. Покойники были укутаны, в какие то обесцветившиеся, от натиска природы, лохмотья.

Теперь уже нельзя было разобрать, кто, во что был одет и лежали они там, где их настигла смерть. Это вызывало чувство горечи, но виду не подал, что б подчиненные не заметили моего беспокойства. Подъезжая к вокзалу, выпустили зеленую ракету, она рассыпалась на три ярких звездочки. Это был условный сигнал — свои. Прибыли. Я построил людей и ждал дальнейших указаний. Из здания диспетчерской вышел Орехов. Увидев нас, обрадовался, хотя в его усталых глазах была видна тревога. За прошедшую ночь ему уже пришлось многое повидать. Мою участь он решил сразу, назначив комендантом штаба. Указал место для отдыха людей и объяснил мои обязанности. Они заключались в охране штаба батальона, несения караульной службы на постах, прикрывающих подходы к штабу. Отдав необходимые распоряжения, пошли размещаться и офицеры. Вечером собрались в штабе батальона, где уже была поставлена печь, и можно было немного согреться. Начальник штаба батальона Василий Мовчанюк подвел итоги выдвижения батальона в город. В основном все прошло без эксцессов, за исключение одной машины, которая слетела с дороги и спрыгнула с крыши гаража с высоты более двух метров и небольшой стрельбы в городе.

На сегодня поставленная задача по захвату кварталов выполнена, и батальон ждет дальнейших распоряжений. Но неприятную новость он оставил напоследок. Непоправимую оплошность допустил командир пятой роты. Он вопреки предупреждениям, решил пристрелять гранатомет. После второй или третьей очереди к ним прилетела граната, выпущенная дудаевским гранатометчиком. В результате один солдат погиб, а сам капитан с ранением в голову увезен в полевой госпиталь. Вступал в силу закон выживания и самосохранения. Лучший враг — убитый враг. Можно было еще много красочных эпитетов можно написать, но суть остается одна. Чтобы выжить, надо убивать. И об этом задумывается каждый. Кто то говорил уверенно, кто то робко, но все же говорил. Все стало подчиняться одному. Прав тот, кто сильнее. Жизнь настала как в джунглях, где выживает сильнейший. Лишь с той разницей, что вокруг не заросли, а развалины.

В первые дни ведения боевых действий стрельба казалась бестолковой и беспорядочной. Ведь правило одно — если не ты, то тебя. Так уж лучше быть жестоким, чем убитым. И это было для всех оправданием. Довольно быстро всем было уже известно как стрелять и куда. Стали по звуку и по рикошетам определять, откуда и из какого оружия стреляют. Бойцы научились правильно вести наблюдение, и не открывать беспорядочной стрельбы в случае обстрела позиции. Если прилетела пуля — значит, надо посмотреть, кто и откуда стрелял. Только не с того места, а с другого. Дырок хватает, лишь надо отползти в другую сторону, понаблюдать, и стрелок обязательно обозначится. А там уж кто кого.

Шло время, настал период затишья, и никто не предпринимал никаких действий. Спать приходилось по четыре-пять часов. Выставляя на посты людей, инструктировали, что б не спали, рассказывали все до мелочей, как необходимо сделать при возникновении той или иной ситуации. Каждая смена подвергалась проверки. Помогали по возможности и офицеры штаба. Было очень трудно. Солдатам приходилось в холод сидеть, а то и лежать на снегу, подстелив под себя плащ — накидку или какой ни будь подсобный материал.

Параллельно занимались и штабной работой. Объем документации резко возрос, в боевых условиях приходилось обрабатывать документы, с которыми в мирное время не работали. В основном это учет личного состава батальона. Нам была придана танковая рота из трех танков. Как рассказал ее командир роты, капитан (фамилию к сожалению не помню), остальную технику подожгли, на его глазах в танке сгорел его лучший друг. Он говорил со слезами на глазах, столько горечи было в его словах. Мы всегда относились к танкистам по-братски, с дружеским участием и пониманием. Они получали в первую очередь дрова, пищу, боеприпасы. Все понимали — в случае чего танкисты окажут нам мощную огневую поддержку, и они выручали нас не раз.

Однажды меня разбудили громкие голоса, вокруг суета. “ Что случилось, Иван?» — спросил своего друга, командира 1-ой самоходно-артиллерийской батареи. “ Да черт его знает, говорят, передали по рации, что танк, похоже, чеченский, проехал мимо наших блок постов и двигается в нашем направлении. Видимо, отстал от своих или заплутал». Нетрудно было догадаться, если он выйдет на прямую наводку, то у нас появятся большие неприятности. Вот тут то и пригодились друзья танкисты. Комбат приказал выехать прямо на рельсы и, в случае появления танка, встретить его прямой наводкой. Мне же приказал выставить пару человек с гранатометами. И вот уже три бронированных громадины медленно, но уверенно полезли на рельсы. Сноп искр посыпался из-под гусениц, но, казалось, для них нет никаких преград. Это придало нам уверенности. Пошли томительные минуты ожидания. Все было готово для встречи: танки опустили стволы, бойцы заняли свои места. Подполковник Глебов запросил блокпосты. Оттуда доложили, что танк прошел мимо них. Но тут ко мне подбежал рядовой Савостьянов и доложил: — “ Товарищ старший лейтенант, я его видел, он свернул на другую улицу и скрылся из виду». Определив по карте улицу, на которую он свернул, все облегченно вздохнули — пронесло.

Начали ходить на корректировку огня и наши ребята — артиллеристы. Это Иван Лылов, командир 1-ой самоходно-артиллерийской батареи, Сергей Глуховской, командир 2-ой САБ. В след им заработала и наши ребята артиллеристы. О напряженности боев можно было судить по такому показателю: за сутки боя одна батарея в составе четырех орудий выпускала по 600—800 снарядов. Случалось (в последствии это стало правилом), когда три боевика держали под огнем целую улицу, а иногда и квартал. Ведь боевики ходили тройками — снайпер, гранатометчик, пулеметчик. Выкуривать их из домов было непросто, а так как наша задача была сохранить человеческие жизни, предпочтение отдавалось артиллерии, которая выбивала боевиков из опорных пунктов. Корректировать огонь приходилось в очень сложных условиях. На протяжении всей операции в городе офицеры могли рассчитывать только на профессиональное чутье, интуицию. Ведь под огнем могли попасть и свои подразделения. Нередко на одной стороне улицы находились свои, а противоположной — дудаевцы. А попасть необходимо именно в тот дом, иначе цель не поразишь и грош тебе цена как артиллеристу.

Все это требовало хорошей профессиональной подготовке расчетов орудий, и, надо сказать, они с честью выполняли свою работу. Особое спасибо офицерам, работавшим на огневых позициях — старшему лейтенанту Смирнову и старшему лейтенанту Зорину. Согласно правилам стрельбы, разрывы снарядов должны быть не ближе 400 метров от своих войск. В наших случаях расстояние сокращалось до 50—100 метров. Риск был велик, но практически во всех случаях оправдан — это позволило сохранить много человеческих жизней в тех случаях, когда опорные пункты пехота брала штурмом. Наблюдая, как на их глазах неизвестно откуда прилетал снаряд и падал точно в цель, солдаты-пехотинцы выражали восторг и одобрение.

Конечно, не все складывалось благополучно. Один раз наблюдательный пункт, где находился командир 2-й САБ, засекли

Лучшие сыны артиллерии 119 полка ВДВ

дудаевцы, и лишь по чистой случайности, от взрыва гранаты, выпущенной из гранатомета, никто не пострадал. Дудаевцы охотились за корректировщиками, так как артиллерия приносила им большие потери. Вот что рассказал командир роты старший лейтенант Федянин. На его участке стала появляться старушка лет 70-ти. Она появлялась с детской коляской во время перерыва между боями и заходила в дом напротив. Поначалу этому не придали значения. Старушка как старушка, живет там, наверное, пожитки ищет. Но потом из этого дома все чаще стали раздаваться автоматные очереди. После чистки дома от дудаевцев увидели коляску, а в ней патроны и гранаты к гранатомету. Оказывается, бабуля носила им боеприпасы

Первые потери, на этот раз раненый

Прошло уже больше половины месяца, а мы все еще стоим на месте. Будет ли приказ о наступлении, неизвестно. Еще достаточно холодно хорошо, что привезли буржуйки. Хоть какое то тепло. Большая напряжёнка с питьевой водой, об умывании и думать не приходиться. Недалеко от вокзала на разбитом складе бойцы раздобыли трехлитровые банки виноградного сока, этим пока и спасаемся. Но как говориться человек — это такое существо, которое привыкает ко всему. И мы за время пребывания уже чувствуем себя почти как дома.

Вчера около полудня нас обстреляли из миномета, судя по воронкам, калибра 82 мм. Выстрелить в ответ успели три раза но, скорее всего, миномет был установлен на машине, которая скрылась из-под обстрела. Разрывы легли недалеко от штаба, в метрах 20—40, в месте скопления техники. У меня там стоял на посту младший сержант Кузнецов. Я быстро оделся, спать приходилось с утра до обеда, ночь уходила на проверку постов, и побежал к месту, куда упали мины. Подбегая, увидел, что он сидит возле одной из машин и машет мне рукой. На бегу кричу: «Живой?». Он отвечает спокойным голосом: “ Живой! Только немного оглушило, в голове гудит». Я ему: — “ Давай я тебя поменяю, ляжешь отдохнешь». А он: — «Не надо, все нормально. Сейчас пройдет». А у меня на душе радость, какие ребята хорошие попались. На этом обстрел не прекратился, дня через два все повторилось. Но на этот раз недолеты. Складывалось впечатление, что кто-то навел на нас дудаевцев, и они знают расположение штаба. Необходимо было усилить бдительность по охране штаба. Я построил личный состав и стал проводить инструктаж об изменениях в несении постовой службы.

Вдруг над нашими головами раздался оглушительный взрыв. Мина угодила в окно второго этажа, где находилась комната командира сводного батальона Глебова и начальника артиллерии Орехов. Тут же выбежал командир, весь в побелке и говорит, что на верху остался младший сержант Савельев из моего взвода. Я побежал туда. Наружная стена дома, большей частью разрушена, уцелевшие стены, посечены осколками. Дверь от удара взрывной волны была открыта в обратную сторону. Савельев сидит у печки, из которой валит дым. Во время взрыва его ударило дверью по голове и оглушило. «Это все мелочи. Главное — живой остался» — отвечает он. Мне нечего было добавить, он был абсолютно прав. Как все-таки тонка человеческая нить жизни. Ты живешь, но в один прекрасный момент может все прерваться.

Сегодня утром обсуждали переданное по радио сообщение. В нем говорилось, что на днях дудаевцы предприняли попытку захвата железнодорожного вокзала. Она им удалась, в результате десантный полк из Наро-Фоминска полностью уничтожен. Мы так давно не смеялись. Ведь мы находились на этом самом месте и не куда не уходили. Но смех наш граничил с ужасом. Это сообщение мог услышать кто нибудь из родных. Страшно было представить, что сейчас могло твориться дома. Здесь хочется несколько слов сказать о прессе. В погоне за очередной сенсацией журналисты порой выдают то, чего на самом деле нет. А ведь в таком деле ошибки недопустимы, если это касается тысячи человеческих судеб. Их слушают миллионы людей, и на их сообщениях складываются ошибочные представления о том, что происходит. И вообще, откуда они взяли такую информацию. За время нашего пребывания на вокзале ни один корреспондент у нас не побывал. Не знаю, какие цели он преследовал, передавая такие материалы.

Вернулся с очередной проверки постов. На улице пошел мокрый снег, а бойцам приходиться сидеть или лежать. Но солдатская смекалка всегда выручает в трудную минуту. Раздобыли фанеру, постелили сверху тряпье да плащ-палатку. В штабе батальона офицеры отдыхают. Только за радиостанцией сидит начальник связи капитан Петров и штабной. У Василия клепаются глаза, но он пытается писать какие то документы. После двух трех слов голова его опускается на грудь, а рука скользит по листу, оставляя замысловатые линии.

После того, как мы вошли в город, я ни разу не видел его спящим. На должности начальника штаба он недавно и штабную науку ему приходится изучать уже применительно к боевой обстановке. Склоняюсь к нему и говорю шепотом: — «Василий, иди, ляг, поспи, а я допишу». Он устало кивает головой и говорит, что нужно доделать.

Наступление

Сегодня планируется захват двенадцатиэтажной гостиницы и здания МВД. Эту задачу должны выполнить Тульский и Рязанские батальоны. Мне необходимо было известить свои посты, так как батальоны будут выдвигаться через наши позиции. Накануне гостиницу обстреливали из танков прямой наводкой. Казалось живого места не осталось, но все равно снайперы и гранатометчики умудрялись наносить оттуда ощутимые удары. Дело в том, что она была самой высокой точкой в этом районе Грозного, ночью снайперы пробирались в нее, а днем прохода не давали, было решено очистить ее полностью и посадить туда наших. Я сказал Василию, что оповещу посты, и он лег спать. Не прошло и минуты, как он уснул. Сказалась напряжение и жуткая усталость.

Я пошел на посты. Снег уже прекратился, на ночном небе проглядывали звезды. Обойдя посты, задержался на крыльце, прислушался к тишине. На мгновенье забыл о происходящем, вспомнил жену, детей. Написал и отправил им недавно письмо, наверное, оно еще не дошло.

Вдруг тишину нарушил топот. Пригляделся со стороны домов, прилегающих к вокзалу, тянется цепочка людей. Это пошли батальоны, которым предстояло сегодня ночью брать гостиницу. Только батальоном их уже не назовешь. В ротах осталось чуть больше половины личного состава. Шли молча, не разговаривая. Слышны только отдельные команды офицеров. Лица суровые и сосредоточенные. Казалось, война состарила этих 18—20 — ти летних парней. Когда прошел последний боец я мысленно пожелал им удачи, остаться живыми. “ Боже мой! Молодые ребята, им жить и жить. Ради чего это все, кому это надо?..»

Утром уже бодрый штабной сообщил, как прошла операция. Но, прежде увидев меня, улыбнулся и сказал с мягкой интонацией: — «Я ж просил разбудить меня через два часа, чего не разбудил». Я отшутился, что мол, как комендант штаба я должен о нем заботиться. Посмеялись. Ведь мы с ним почти одногодки. По поводу штурма сообщил, что ее взяли еще к шести утра. Без потерь, только несколько раненых. Уничтожили человек двадцать боевиков. Рассказывали, что те от безысходности прыгали с девятого этажа. Но самое неприятное, с чем столкнулись наши ребята, это когда при осмотре трупов обнаружили молодого паренька. По паспорту установили, что он русский, ему 17 лет и родом из Пскова. Стало чертовски противно и обидно за все происходящее в стране. Идет, по сути, братоубийственная война. А ведь это был не единственный случай. Одни якобы сражались за независимость, другие за деньги.

После взятия гостиницы, здания МВД, а потом и президентского дворца штабы зашевелились, и все заговорили о предстоящем дальнейшем наступлении. Если раньше продвижение в город проходило медленно из-за отчаянного сопротивления дудаевцев, державших президентский дворец, то теперь линия группировки выровнялась. Это позволило перейти к активным действиям. На очередном совещании подполковник Глебов поставил задачу на перемещение батальона и на карте отметил место, куда необходимо переместиться, число и время — 3.02.95, 22.00. Центром района был Дом культуры железнодорожников. С утра, загрузив имущество в машины, экипировав личный состав, тронулись, в пешем порядке, вытянувшись цепочкой. Наш путь начинался вдоль железнодорожного вокзала. Проходя по привокзальной площади, увидели удручающую картину — результат предновогоднего наступления. Множество подбитой и обгоревшей техники, танков, БМП, даже система ПВО «Шилка» и все еще лежащие трупы. То ли боевики, то и местные жители, разобрать было трудно.

В связи с этим хочется рассказать о бездарном управлении подразделениями, в экстремальных условиях, командиром Тульской группировки, который командовал ею до прибытия заместителя командира тульской дивизии полковника Дягтева. Фамилию его называть не хочется, так как он и по сей день находиться на своей должности и, наверное, считает, что был прав, поставив такую задачу. Нас в это время не было в Чечне, поэтому выражаю мнение многих офицеров, которые не остались равнодушны к происшедшему.

Дело в том, что войска, начавшие наступление в предновогоднюю ночь, оказались в безысходном положении. Наши танковые части и мотострелки почти без сопротивления прошли через весь город и вышли на привокзальную площадь. Командиры решили, что боевики ушли из города, и поспешили доложить о выполнении задачи. Танки скопились на площади и в узких улицах. Местные жители поначалу хорошо встретили наши части, поздравляли с новым годом, приносили спиртное.

Потеряв бдительность, военные и не подозревали, что попали в смертельную западню. С утра все и началось, вплотную из гранатометов дудаевцы начали жечь танки, расстреливать солдат и офицеров. Управление нарушилось, в панике никто точно не знал, кто, откуда стреляет, танки оказались практически бесполезны. Побросав технику, начали разбегаться и занимать круговую оборону. Видимо по рации запросили помощь. Но, не зная конкретной обстановки, было трудно предпринимать какие то шаги. Если послать войска на выручки, не зная, где находятся свои, вероятен риск ввязаться в бой со своими. Ведь в горячке не разберешь — кто свой, а кто чужой.

Этот «командир», посчитав, что Воздушно-десантные войска способны выполнить любую задачу, решил бросить на выручку парашютно-десантную роту. Я не хочу вдаваться в подробности, какие он давал указания командиру той роты. Не это главное, Результат оказался трагическим — рота потеряла боле 50% личного состава. Оставшиеся в живых заняли круговую оборону и держались еще несколько дне без воды и пищи, пока их не отбили свои. После случившегося большинство офицеров перестало уважать его как командира.