Бесплатный фрагмент - Неделя до конца моей депрессивной мимолетности

«As my life flashes before my eyes

I’m wondering will I ever see another sunrise?»

«And I’m terrified but I’m not leaving»

Rihanna

Глава 1. Потерян в толпе

Где кончается детство? По становлению такого долгожданного возраста в 18 лет? По достижению всеми уважаемой, обществом принятой как возраст всех начинающих взрослых отметки в 21 год? Так ли, иногда мне вправду интересно об этом думать. Встаешь однажды в памятный, но такой на самом деле непримечательный день.. день твоего рождения.. Вспоминаешь, что тебе 18.. 21.. 35, неважно! И как себя чувствуете? Вы.. наполняетесь энергией солнца издалека? Вас посещают мысли о будущем, самореализации и саморазвитии.. о своей полной условной независимости от других.. Та самая независимость, которая, вроде как, была с вами с самого вашего рождения.. но в то же время ее легко отнять, еще легче потерять из виду.. Причем некоторые так лихо теряют свою независимость из поля зрения, что предпочитают делать вид, будто все нашли.. Они и одновременно продолжают жить, как прежде. С ума можно сойти, если только посудить, что таких людей может быть миллионы вокруг. И, пожалуй, им тоже нужно как-то выживать.. Вот они и принципы строят, амбиции специфичные селят в своих районах, идеи вкладывают. Учесть такие моменты, независимый человек теперь — это ребенок или взрослый? Есть между этими понятиями грань?

А если в действительности она по-настоящему есть, могу я учесть ту невеликую, потрепанную весьма, вероятность того, что общество настолько запуталось.. и так безграмотно дала определение двум терминам.. Что теперь каждый высокий — это взрослый, а каждый маленький — это ребенок. Что сейчас всякий свободный — это взрослый, а любой беззащитный — это ребенок?. И я когда-то был ребенком. Не помню, правда, точно, когда и где. Места, где я играл, не воспроизводят тех, должно быть, теплых, жизнерадостных, горячо ласковых воспоминаний о тех днях. Пусто.. Понимаете, ничего. Главное, подсядет какой-нибудь бодрый, но с виду хрупкий старичок, поговорить которому охота о детстве своем. Как тяжело кого-то встречал или провожал; не так важен контекст. Забавно, что если тяжело, то при любых обстоятельствах у человека могут крутиться примерно те же мысли, все то же направление идей. Вот этот старичок заговорит сначала про свой первый выученный стих в 4 года, потом ярко выраженные способности в шахматах в 6. Уже к девяти старик так встрепенется, что начнет казаться, не такой уж он и старый.

А я слушаю.. и думаю, так же ли было у меня? Так же ли все благоприятно и воздушно? Но я сильно не расстроился из-за моего забвения всех объективных деталей родного детства. Знаете, и я когда-то был ребенком. Чувствовал силу одуванчиков в своих венах (все равно, что я не знал, есть ли во мне вены, и что такие сосуды венами зовутся), не представлял значение алкоголя, не задумывался о запутанной логике самоубийц и других больных людей, был наивным, доверчивым, теплым и мягким. Да, и я когда-то бывал в детстве. Бессмысленный период. Я его даже не сильно запомнил, настолько незначимый. Вся эта острота ощущений, особенное восприятие мира..

Бессмысленно, жестоко, печально и грубо, раз каждый ребенок в своей жизни должен один раз, хотя бы этот единственный раз заплакать по причине своей остроты чувств. Когда-нибудь кто-то найдет мотив, выстроит способ и сделает тебе больно, а эта острота переживаний сможет только усилить принесенную боль, тем самым окружив тебя невыносимой для своего возраста тоской, беспроглядной безнадежностью. И абсолютно каждый случай будет вести ребенка либо принять боль, увидеть мир в его истинных тонах, иметь возможность рассмотреть его со всех сторон, либо притупить эту драгоценную остроту переживаний. Как ни странно, часто, очень часто, встречаются люди, относящиеся ко второй категории. Что касается меня, я пока сам не определился. Все походит на то, что я совершил выбор в пользу первого варианта. Зачем? Почему? С чего я так решил в тот момент? Хотелось бы согласиться на второе предложение, однако я не смог понять, как постоянно.. и в какой момент дети принимают подобное решение.

Знаете, и я когда-то пребывал в теплом нежном мире детства. Пока не заплакал от новых, острых и колющих ощущений. Маленький был, помню. Низкий довольно, щуплый какой-то.. и прическа дурацкая была. Плакал, плакал.. Слезы лились, и я утопал в них. Ни одного сухого участка на моем лице: то ли слезы на щеках, то ли сопли вдобавок. И больно, колюче, остро ощущалось внутри.

Чувства не притуплялись, давили на мою уравновешенную систему дыхания.

Мир вокруг был похож на картину какого-то неумелого небрежного художника. Краски полетели. Все еще текут, а никто не заметил проблемы. Рисующим все еще кажется, что картина получается. Мало того, почти будет готова. Атмосфера сохранена, мысль отобразилась, какие еще могут только быть возражения?

А я так и плакал. От меня уходили подальше, кто по каким причинам: чтобы плач не слышать или просто не мешаться поблизости. Все проходили мимо, уклонялись, хоть я и не был тогда самым опасным парнишей в своем квартале.

Так и плакал, пока не остановился. Слезы высохли, нос наконец задышал. Дыхание пришло в норму; краски только, честно вам говоря, остались внизу, промокшими и опустившимися на общей картине. После этого, как я сам считаю, мое детство закончилось. Началась моя взрослая жизнь. Теперь значительная, теперь хоть с какой-то сознательной целью при себе и ровными мыслями. Хоть и, признаюсь, с той же глубокой пылкой остротой ощущений, которую в настоящее время контролирует смышленая дальнозоркая боль.

Джеймс со скромным пристрастием вел разговор с каким-то условным лицом, которого, однако, исходя из своих мыслей, он знал крайне хорошо. Отчего-то Джеймс чувствовал всем своим внутренним миром и устоявшимися ценностями, что нужно обязательно что-то доказать этому лицу. Надо оправдать себя, почему он здесь. На постоянной основе мужчину накрывало нездоровое ощущение легкости, независимости и отчужденности. Будто всякий жизненно важный вопрос принципиально решался без его ведома. Мало того! Его не то что не пускали поучаствовать в решении и разборе какого-либо вопроса, все думающее напрочь отказалось даже как-то представлять, показывать единственному несчастному человеку это. Поначалу Джеймс ушел с головой в рассуждения о том, с каких пор и на каком основании всему миру стал интересен настолько эгоистичный на общественные проблемы, такой скучный любому встречному правительству житель непонятно какого города. Сомнения уровнем глубже дошли до него только спустя значительное время, когда в мужчину удивительным образом стали проникать все чаще детские ощущения, некоторые смутные, такие заманчивые воспоминания о детстве, которые в обычной жизни Джеймс вряд ли смог бы так детально и проникновенно описать для себя. Для других уж тем более, скажете. С каждым приобретенным нежным, детским чувством любопытства, печали, радости или страха он обострял все сильнее накал страстей и интригу ведущих полемик с этим поистине могущественным, наверное, условным лицом. Джеймс всегда знал его, но никогда в то же время не видел. В необходимый час нередко он обращался к нему, вынужден был договариваться с ним, однако ни разу мужчину не интересовал вопрос, с кем именно тот имеет дело. Конечно, вопрос чересчур непримечательный, стоит согласиться. Слишком хорошо для себя Джеймс знал ответ на него.

Сегодня происходил очередной бесчисленный случай незаурядных и неоднозначных бесед главного героя с этим лицом. В который раз приходилось обсуждать и поднимать донельзя важные и тяжелые темы, анализировать многогранные, неясно объяснимые словами проблемы. Иногда Джеймс даже сам порой забывал, из-за чего и на какую тему он вел настолько значимый разговор. Потом старые стойкие мысли проявлялись вновь, заставляя образовываться новым, более грубым и волнительным, и мужчина вспоминал: продолжительно бесконечный час Джеймс упорно доказывал и объяснял, по какой причине именно ему нужно еще какое-то время прожить на бурно оживленном свете, этом самом. Он уверял, что его роль пока еще не сыграна, что тот ничего еще не успел значительного совершить.. что не выбрался из гнетущей ямы депрессии и невыносимой тоски, чтобы действительно по крайней мере пожить день, как зачастую живут люди обычные, скучные и те, кто чуть занятней. Джеймс верил в то, что говорил. Он дивился своей искренности и твердо, целеустремленно добивал спор таким образом.

В какой-то еще один наступивший момент логического и чувственного противостояния мероприятие закончилось раньше обычного. На удивление каждому присутствовавшему был вынесен строгий окончательный вердикт: истинность высказываний Джеймса действительна. Сразу после главный герой успокоился, ведь беспричинные детские наводки и прочие расколотые эпизоды своей жизни пропали. Наступили снова ощущения объемного, увесистого груза на плечах, едва выносимой печали и ноющей тоски. Джеймс вернулся и постепенно входил тем самым в курс дела. Мгновенно открыть глаза не получилось, хотя уже с первой попытки мужчина ощутил небрежный, резкий и колющий свет, готовый разорвать его ослабшие органы чувств. Такие бойкие возражения через несколько осмотрительных секунд смягчились, исходящий откуда-то свет уже не казался таким негостеприимным и душным. В такт с глазами Джеймс пытался пошевелить руками, и так же, как и с органом зрения, поначалу по конечностям пробежала непривычная бодрящая острая искра, приводящая, вероятно, мышцы и нервы по всему телу в порядок, наводя на курс полной работоспособности. Где-то в стороне приглушенно, но очень энергично, одушевленно запищал какой-то аппарат. Джеймс в конечном счете все-таки открыл глаза, неспешно и осторожно. В самом деле, сомнительные отдаленные предчувствия были верны: это больница. В своем истинном типичном, повседневном облике. Главный герой лежал в весьма ухоженной, чуть ли не блестящей от чистоты палате с роскошным ассортиментом необходимой техники и нужных препаратов, предназначенных исключительно для одного пострадавшего. Больничная койка была на редкость удобной, в меру мягкой и твердой, неприятный осадок исходил лишь от его тела. Кратковременными ненавязчивыми волнами по всему телу проходила чуть давящая, на миг сжимающая боль. Вероятно, последствия какого-то более чем важного и серьезного задания. Первое время осмотра больничного помещения в глазах невнятно плыло, однако после нескольких сосредоточениях на определенных предметах зрение будто завело мотор, заработало заметно лучше. Волосы на голове чувствовались гораздо более взъерошенными, нежели раньше. Да и во рту пребывал терпкий специфический горький привкус с некоторыми нотами ржавого железа. Исходя из удивительной тишины и слаженной работы, наверное, целой больницы, учитывая, что, пожалуй, Джеймс находился где-то около реанимационного отделения, можно смело предположить, что клиника скорее частная. Если еще ко всему прочему добавить дисциплинированную чистоту и строгость исполнения своих задач самоотверженных остроумных докторов, клиника недешевая. В дальнем углу на отдельно отведенных стульях и за ними целом диване отменно виднелись четкие и немногословные человеческие силуэты, изрядно, должно быть, предпочитающие темные одеяния и привыкшие взаимодействовать с окружающим миром достаточно небрежно, даже с некоторыми проявлениями волюнтаризма. Не сказать, что эта компания мрачноватых силуэтов спала. Вернее дремала. И, видимо, последний остаток жизни каждый такой труженик именно дремал. На чистый и превосходный просто не оставалось времени! Хоть у каждого коллеги обязана быть какая-нибудь своя уникальная черта, не будем говорить пусть даже о некоей совокупности черт. И ведь надо сказать, под бликами приятно мягкого, немного тусклого солнца заметить в принципе можно: один светленький, блондин; второй чуть темнее, вероятно, имеет какие-нибудь латиноамериканские корни; третий, если вглядываться в его на редкость сдержанное, холодное и тяжелое выражение лица, должен быть самым ответственным и главным в этой образованной недружной и чуждой компании. Несмотря на вышесказанное, довольно непросто вычленить какие-то отличающиеся друг от друга детали характера или манеры поведения у каждого такого рабочего. Все выглядят одинаково опасными, на одном и том же уровне халатными, хладнокровными, и абсолютно каждый на самом деле одинаково красив и противен. Даже имена у всех подобных людей звучат примерно так же, Джеймс никогда не мог запомнить в лицо и по имени всяких таких, честно говоря, вообще не вдавался и не интересовался чем-нибудь таким, что могло бы оправдать глубокую внутреннюю скукоту его рабочего окружения.

Вот один из троих вяло и достаточно лениво приоткрывает свои глаза, машинально массируя рукой при этом свои брови, чтобы, может, видеть лучше; возможно, чтобы соображать ловче. Парень (молодой такой, ему дашь не больше 27-ми) оглядел взглядом целиком всю комнату, то ли выискивая какие-нибудь необычные новые элементы в декоре и оформлении помещения, то ли вспоминая былые теплые, прогрессивно гордые времена. На секунду в его лице Джеймсу показалась некоторая запуганная усталость, битые амбиции. Мужчина не знал, что именно могло дать лицу парня такой окрас в эмоциях. Наконец, процедура разглядывания помещения у того безымянного человека перешла к главному герою, товарищи все же встретились на некоей условной придуманной линии, подобно экватору, установили зрительный контакт между собой. Немая сцена, никто не знал, с чего начать, как продолжать тем более, и как вообще реагировать? Джеймс вопросительно оглянулся на проснувшегося человека, широко раскрыв свои глаза и уткнувшись в него чуть растерянно, но неимоверно спокойно. Сперва тот едва ли отвечал как-то, хотя бы тем же взглядом. Лишь удивленно и задумчиво смотрел в одну точку. В какие-то порывы мыслей казалось, точно ли на главного героя? Затем опомнился; хотел, быть может, что-то сказать, но с утра как будто механизм голосообразования заглох, выражать свои сообщения вслух никак не удавалось. Молодой человек резко встал и на немыслимой жизнеутверждающей ноте стал активно будить своих коллег, в процессе невнятно проговаривая их имена и какие-то побуждающие выражения. Четких слов было нелегко разобрать, слишком не привык тот юноша разговаривать всерьез и выражать свою позицию в простом словесном обличии. Зато эмоциональная подоплека выглядела занятной, даже местами смешной. Двое неохотно и возмущенно проснулись, уставились с тягостным презрением на своего коллегу, чуть ли не открыли рот со стремительным гневным обращением в его сторону. К моменту всеобщего великого пробуждения Джеймс успел немного приподняться с целью на долю лучше и шире иметь обзор больничной палаты. Широкие плечи главного героя и его впечатляющая убедительная щетина из жестких волос невольно и совсем невзначай бросались в глаза как что-то самобытное, особенно при боковом зрении. Выразительно обиженная беседа была моментально прервана тогда, когда те двое удосужились аналогично посмотреть в сторону лежащего пострадавшего. Узкий отстраненный зрачок поразительным образом сменился внимательным широким, первый умчался куда-то прочь из кабинета, как обычно выбегают известные профессоры с гениальным найденным открытием. Вслед первому понеслись все остальные присутствовавшие, заинтересованно и вдохновенно сверкая пятками. На какое-то не представившееся время стало тихо; издали, если затаить умело и настороженно дыхание, можно было услышать прогулочный стук холодного ветра о кристально чистые, широкие, воодушевленные окна палаты, через которые упрямым ходом пробивались слегка уставшие, блекло сверкающие лучи осеннего солнца. Джеймс растерянно осмотрел комнату еще раз в поисках какого-нибудь календаря на стене. Нашел, висел сбоку чуть левей и выше раковины, из которой, кстати говоря, неявно доносился аромат медицинского спирта и перекиси водорода. На датах светился конец ноября. Немного меньше недели осталось до наступления декабря, а ведь всегда с приходом зимы, в первые недели, начинается приятная суетливая беготня по магазинам, за подарками и новогодней елкой, и кафе вместе с предложением выпить с хорошим приятелем зеленый чай с сушеными дольками апельсина, какие подают в одноименном заведении где-то неподалеку, как помнится. Джеймс мог принимать апельсин только в высушенном виде и зачастую только в том месте. Предновогодние прогулки были единственной скромной отрадой мужчины, когда тот в действительности мог погрузиться ненадолго во что-то приятное и доброжелательное. После чего и снова, и вновь нужно было возвращаться к работе без толковых выходных и понимающих компромиссных ситуаций..

Рассуждения и тематически направленные ощущения прервал спешный многообещающий резкий заход в палату долгожданного доктора, судя по белому длинному медицинскому халату. Врач выглядел человеком среднего возраста, носил немного запотевшие от чего-то очки, имел ухоженную маленькую бородку. Может быть, борода и забота о ней была некоторым хобби для этого человека, способным разрядить и поднять настроение ему после длительного насыщенного буднего дня. С небольшим растерянным опозданием за главным врачом вбежал парень лет 19-ти в похожем прикиде, но без бороды и очков. Вместо этого у юноши были выделяющиеся большие выразительные глаза, четко и так подробно излучающие состояние недоумения, бурного удивления с мелькающими примесями искренней радости, если честно всматриваться.

— «Дж-Джеймс, вы проснулись.. как себя чувствуете?» — с первого слова на миг опешив, главный доктор спросил мужчину сдержанно и строго, пристально в это время рассматривая его внешние признаки состояния здоровья.

— «Шутка про то, что я выспался, будет актуальна?» — главный герой перед своим ответом сделал задумчивую приглушенную паузу, затем заговорил несколько язвительно и все же в некоторой степени устало.

— «Я к вам серьезен, Джеймс. Прошу, давайте разберемся в случившемся.. неутешительном происшествии!» — доктор поднял свой тон и стал говорить более смело, выразительно.

Джеймс чуть опустил голову, словно закрываясь от грозной суровой волны возможных режущих воспоминаний, нахмурился. Взгляд потянулся к плиткам на полу.

— «Тело незначительно все еще побаливает, будто получил синяк на всего себя. В остальном ничего убедительного или беспокойного..» — главный герой настроился на получение серьезной и значимой информации, приподнял голову, стараясь не избегать зрительного контакта с другими людьми.

— «Хорошо.. — собеседник успокоился, смягчился, — вы помните, кто вы, Джеймс?»

— «Меня зовут Джеймс Винтер. Мне 37 лет, работаю здесь.. Около 14-ти лет..».

— «Где вы работаете?» — назойливо и слегка неожиданно перебил мужчину доктор.

— «Компания ТриО Янг».

— «Чем занимается эта компания?»

— «Производит покрышки, шины.. предлагает услуги инженера народу».

— «Что это за компания, Джеймс?»

— «Это.. — мужчина нахмурился, взбодрил руками свое лицо, словно пытаясь не скрыться в личных бессловесных необъяснимых мечтаниях, — Организация».

— «Расшифруйте» — доктор не переставал задавать наводящие соответствующие вопросы.

— «Официально Ответственная Организация».

— «Чем занимается Организация?»

— «Представляет людям со специфическими нуждами за разумную плату ассортимент ядов, наркотиков, прочих запрещенных и непростых веществ, оружий.. Также занимается предоставлением услуг преследователей.. наемников» — голос Джеймса будто очевидно протрезвел, стал тверже и издалека, быть может, напористее.

— «Кем вы работаете в компании?»

— «Инженер-механик, занимаюсь машинами, техникой..».

— «Что вы делаете в Организации?»

— «Получаю задания».

— «Джеймс, что вы делаете там?»

— «Убиваю на заказ» — главный герой сказал данную фразу, стараясь мысленно не сорваться и не признать вину чуть ли не всей своей жизни, рассказать про исход каждого заказа в скудной томной жизни

— «Вы помните свой последний заказ?»

— «Я.. — Джеймс остановился, его мозг почти полностью был увлечен корректным логическим построением последних произошедших событий, — был отправлен убить политически ценное звено в жадной упорной схеме высоких планов?»

— «Мудрено, можете более ясно описать?»

— «Я не помню.. последнее время меня отправляли выслеживать персон, чьи идеи угрожают развитию и карьере Организации.. Но я не могу ухватиться за что-то, чтобы определить уникальность последнего задания».

— «Жалко слышать» — произнес доктор несколько отрывисто и скорее надменно.

Затем собеседник, который во время разговора на пару шагов приблизился к главному герою, вновь отдалился, повернулся лицом к выходу. Собираясь уходить, он на мгновение остановился, частично переступив порок помещения.

— «На последнем задании вам нужно было устранить Биэджино Флоретти.. При непосредственной встрече и взятии Биэджино, он что-то вам передал, застав вас врасплох. Лучшего наемника в штате! — говорящий так возмущенно и презрительно выражался, словно не мог поверить в собственные слова. — Затем молниеносно достал пистолет, выстрелил вам в плечо, после чего спрыгнул с здания. Флоретти мертв, а нам представляются важными слова, которые он передал. Надеюсь, Чарльз займется определенными процедурами, которые помогут вам встать на ноги. А меня лично волнует то, что повредили ваше плечо, а травма получена в области головы. Либо кто-то до пересечения с ним вас ударил, либо, что еще загадочней и интересней, совершил это после. Благо, вы пролежали без сознания относительно недолго, около 2-х с половиной недель. Пропустили разве что Хеллоуин».

Доктор в задумчивости ушел, оставивь после себя напряженное послевкусие, только медицинский халат пару памятных секунд, играя, взаимодействовал с ветром. Тут же вслед за ушедшим врачом исчез и второй, молодой человек без имени. Печально думать, что причину его потрясающего удивления на лице придется выяснять самому в настолько широком и неоднозначном мире.

С тех пор время начало нестись как-то иначе. В каждой пройденной доле секунды появился свой бешеный, невероятно серьезный и трепетный смысл. И последующая вступившая в силу суть, истина создавали, переплетаясь друг с другой, занимательный образ задачи, которую непременно нужно когда-нибудь осилить, решить. Джеймс ждал представления ощутимой задачи в наблюдательной тишине и любопытных отдаленных догадках, что будет далее. Через какой-то недолгий промежуток времени в палату ворвалась скромная, но бойкая и профессиональная группа врачей. Кто-то выбрал для себя белый медицинский халат, на ком-то наблюдался и голубой. Где-то в углу пролетел даже розовый, интересная загвоздка; наверное, женский прикид, хотя вполне подошло бы и мужским оригинальным цветным предпочтениям. Джеймса попросили встать. Никто не заставлял мужчину после длительного пребывания в постели сразу блистать здоровьем самому, ему помогли в процессе, чтобы ненароком в какой-нибудь незаметный бок не упал, не свалился. В пределах пары минут главный герой в некоторой мере размял конечности, весь организм взбодрил в целом: пару раз встряхнул руками, попрыгал несколько раз с ноги на ногу, сгорбился, после вновь выпрямился. Может быть, с какого-то ракурса было похоже на элементы специфического стремительно развивающегося волнения или чего-то похожего по аккуратно настороженному характеру, однако по крайней мере внутри Джеймс чувствовал себя явно лучше. Постепенно в его голове начали пропадать сомнения насчет насмешливой потери ловкости и грозности сил после такого таинственного примечательного недавнего поручения. Частная клиника хоть и была требовательно дорогостоящей, однако находила приличный процент жителей данного города, кто не прочь стать пациентом, пусть и за свою собственную плату. Вероятно, какую-то важную роль в авторитете и

привлекательности госпиталя сыграло его больно удобное местоположение в центре населенного пункта. Создавалась история типичного рабочего дня в больнице, должно быть, это была пятница, как заметил в том календаре на стене Джеймс. Возможно, уже суббота, бумажные информационные заметки не так точны в своем исполнении, хотя надо отметить, что в такое время большинство уважающих себя заведений в любом случае в определенных моментах предпочитает бумажное электронному. Зачастую ответственные и управляющие лица подобных высоко оцененных мест сообщают о грамотном распределении средств, трезвой оценке вещей вокруг, что изъявляют желание принять участие в развитии определенной идеи. Качественная электронная техника нужна там, где будет считаться уместной, примерно так всякие такие лица и отмечают. Многое в жизни, приходит мысль, строится на подобной великой утонченной мере. Уважать и отстаивать, терпеть и упираться, решать и ждать, забирать и давать шансы.. Тонкая резвая грань успеха, понимания и принятия всей жизни, которая позволит уметь радоваться пустому и пустяковому, воспринимать то как гениальность. И почти постоянно, как странно.. Почти что всегда становилось так грустно от таких рассуждений. Логическая, условно достижимая цель, которая вполне является возможной, стать счастливым и понять все, что долгое время многих тревожно и незабвенно мучило.. В душе возрастала неясная бушующая волна тоски и печали, будто, не являясь счастливыми и понимающими в полнейшей мере всякую грань вселенной, мы дотошно знаем структуру этой самой утонченной грани.. и прекрасно осознаем ее условие выбора, что в самом деле приносит боль в том или ином результате событий. Всегда многие этак направленные думы вели к такому выводу, что нужно стать невозможно несчастным, чтобы иметь возможность становиться невероятно счастливым. Тогда в голове наступала череда беспокойных суждений, о той ли жизненной границе идет речь.. И, раз делать полученные мыслительные аргументы справедливыми, счастливы ли на самом деле те люди, которые нам все это воспроизводят в убедительные возгласы.? Вероятно, говоря о грамотности и трезвости взглядов, они имеют в виду не жизнь как таковую, а личную уникальную позицию в этой самой жизни. Что перед тем, как начать изучать и анализировать жизнь, стоит начать с анализа и внимательного осмотра своей позиции в жизненном механизме, потому что знание своей позиции позволит не только знать основные положения целой жизни, но и позволит иметь право голоса, выбора и вообще право действия в своем философском смысле. Всегда мне было забавно думать о том, что, каждый раз отдавая аргументам и фактам справедливость, я наблюдал за тем, как она же в скором времени лишалась у остальных. Ловкая, хитрая смена фокуса, будь она в театре!

Джеймса без очередей бесповоротно и вынужденно с особым упорством пропустили ко многим врачам по порядку для общего осмотра и скорейшего действительного оформления выписки из больницы без положенной возможности уделить несколько дней лично на реабилитацию, восстановление. И мужчина глубоко в душе знал, почему, не так сложно ему было вспомнить о своем положении, что заставляет остальных влиятельных лиц обращать объемную долю внимания в его сторону. Работа Джеймса особенно сосредоточенно ценила лучших. Как известно, главный герой являлся именно таким, казалось, с самого начала его появления и выражения способностей в том озадаченном месте. Многие кратко, где-то даже наглядно для себя уяснили, что, главным образом в отношении лучших, работа не оставляла ни единой свободной, раскрепощенной, вольной минуты, если лично не считала необходимым. Пока внутренний стержень выдерживал, и человек выполнял задания успешно, качественно, восхитительно.. Организация охотно займется досугом и полезным времяпрепровождением данного рабочего. Но в случае с Джеймсом все обстоит куда сложнее и интереснее по многим причинам. Во-первых, за уважаемо долгий период службы мужчины, доверия Организации, целых и честных 14 лет отдачи работе важной части своей жизни, та не могла в ответ взаимодействовать с преданным работником чересчур грозно и презрительно. Люди стали договариваться о некоторых уступках, снисхождении со стороны Организации. Во-вторых, если быть честным, ответственные за данное многозначное заведение лица на самом деле приняли Джеймса еще раньше, познакомившись с ним в тот период, когда тот был только подростком. Воспоминания о духовном и умственном развитии главного героя, проявлении его способностей, принятие участия в воспитании бывшего юноши никак не давали Организации полностью объективно оценивать иногда возникавший спорный результат выполненного задания. Она не могла терзать и больно угнетать за вовсе проваленные сделки, потому что по большей мере видела в них прежде всего какие-то свои ошибки, ведь кто так непосредственно, так искренне обучал юношу одерживать победу в подобных условиях?

Джеймсу довольно оперативно и профессионально, в некоторых местах дотошно, провели осмотр. С сердцем все отлично, с легкими терпимо, органы чувств развиты хорошо, ощутимо ярко. Кожа суховата, однако многие люди переживают типичные бытовые проблемы, живут с подобным моментом. Нервная система временами дает разочарованные печальные сбои в виде безвольной усталости и депрессии, но конкретно этим вопросом активно и инициативно занимается мистер Фредерик, Чарльз Фредерик, их местный психиатр, выкладывает свои знания и умение на полном уровне исключительно Организации на данный момент. Анализируя и тщательно рассматривая случай с головной травмой, конечно, медицинские работники выявили некоторые недомогания легкой степени, возможно, вызванные каким-то жестким стремительным ударом обо что-то неприятное, отталкивающее во всех смыслах. Потерянно, но застенчиво заявили о том, что, скорее всего, крохотная амнезия на последние события может быть следствием или побочным эффектом данного приключившегося примечательного удара. С легкими, в принципе, тоже все прозаично и логично выглядит, почему все не так красиво.

Джеймс — заядлый ценитель сигарет, курит постоянно и ежедневно.

Если не считать, конечно, дни его пребывания в больничной палате.

Разумеется, всенепременно!

Записку об удивительно здоровом состоянии Джеймса буквально сразу после пробуждения в каком-то непонятном здании, где лечат и выслушивают больных, как люди Организации просили в мыслях и за внешним контекстом сердитой речи, выдали достаточно быстро и без лишних вопросов, тем более уж без недоуменных возражений в сторону беспокойства о здоровье своих пациентов.

Главному герою сообщили, что все вещи, включая его привычную любимую одежду, аккуратно отнесены в кабинет Джеймса. Если возвращаться к разговору об Организации, можно вполне смело и охотно считать выделение целого, весьма крепкого и многофункционального на вид кабинета подарком, тем самым уступком со стороны верхних рабочих рядов. Обычно простым непримечательным остальным выделяют как максимум единичную комнату тесноватых размеров, чтобы, наверное, только вещи незаменимые и ценные положить. Да сесть на какой-нибудь выделенный для того стул, чтобы в определенном защищенном ноутбуке безнаказанно и скрыто рассматривать в своих интересах какие-либо секретные материалы.

Интересно, невышедшие эпизоды сериала «Секретные Материалы» достойны ли по-настоящему считаться секретными материалами? Мысли вслух, простите.

Джеймс молчаливо, замкнуто и, признаться честно, неприветливо, согласился спокойно доехать до своего места работы. Там же ему поручили обязательно встретиться со своим начальником для коротких переговоров о насущных вылезших вопросах. Мужчине выдали специально привезенное кем-то пальто одного из работников, чтобы не слишком сокрушительно замерзать в больничном легком голубоватом халате в ноябрьский завершающийся день, принесли какую-то странную пару ботинок темно-синего оттенка, которая едва отражала от себя свет, отправили в удобно и лаконично прибывшую вовремя машину с частным сдержанным и вдумчивым водителем, который последние года 3 точно надежно осуществлял свою деятельность водителя с двойной жизнью.

По приезде Джеймс вышел на давно знакомую улицу, перспективно и амбициозно населенную различными идейными предприятиями, с тем же устоявшимся видом на одну довольно немаленькую, чуть броскую при прогулке мимо, фирму. За последние годы она только набирала обороты своей актуальности и обеспеченности, некоторым прохожим людям занятно было временами порассуждать, кто был не так явно силен в бизнес-элементах, за что городу, а то и всему штату так полюбились обычные, иногда даже посредственные покрышки с шинами. Цены дипломатичные, гордость берет житейская за это, в остальном же трудно определиться: сервис словно глухой, грубый и безразличный, а качество товара зачастую зависит от самого сервиса. Если повезет с доставщиками и выданными мастерами, боже, это окажется лучшая корпорация в окрестностях, которую только можно себе представлять! Конечно, фирма не обращает особого внимания на неприметный, жалкий процент жалоб, поступающих на доставленные эти самые покрышки. Основной доход на процветание, возможность поощрить свои вялотекущие хлипкие шины, прикрыть свою двойную жизнь самым совершенным и элегантным образом компания получает от своей скрытной, иного характера деятельности. И именно на более темном, губительно бескомпромиссном, рынке ТриО Янг известен многим конкурентам и выгодным клиентам как Организация. Ни слова более для подробного определения, хотя замечательным образом получается так, что это слово у всех ассоциируется корректно и верно, исходя из их карьерных направлений. Кроме того, в настоящее время кто-то в несерьезные дни перемирия даже признавался, что не видит термин «организация» больше как какой-то обобщенный, широкий.

Везде мерещится след, явственный взор и своенравное дыхание Организации.

Главное, с этим не поспоришь!

Джеймс прищурился к немного удлиненному, сероватому, покрашенным в стильный бежевый оттенок зданию с затемненными устрашающими безмолвными окнами, неспешно направился внутрь помещения. Все подходя ближе, главный герой замечал около себя проходящих по своим делам и нуждам знакомых, которых, к проносящимся своим мыслям, никогда толком не знал. Многих лишь пару раз видел в лицо на общих сборах. В Организации приняты занятные непоколебимые принципы, что расформированная толпа работников по тематическим отдельным группировкам не должна знать имена и официальный очерк всех тех, с кем член определенной группы не был завязан чересчур необходимо и тесно. Джеймс же в свою очередь предложил уверенно работать в одиночку, поэтому знал своих коллег определенно меньше других. Тем не менее, мужчина не мог не знать основных ответственных важных лиц Организации и все же обязательно прикрепленных к нему помощников по заданным областям общественной деятельности. С остальными безымянными он просто продолжал сдержанно и вежливо здороваться при встрече, образовывая на показ всей наблюдательной драматической публике добросовестную миролюбивую атмосферу среди увлеченных работой инженеров.

Джеймс вошел внутрь, откуда-то донесся аромат свежей краски, где-то звенела сталь, которую представляли как производное механизма или вовсе как окончательную аппаратуру. В здании было относительно светло, однако нигде не попадалась на глаза картина яркого света, мощных дорогих упругих лампочек. Огромное помещение освещалось лишь тусклым просветом чуть пыльных подержанных ламп. Сквозь раскинутые специфические провода главный герой неспешно и как-то безучастно подошел к грузовому лифту, предназначенному исключительно сотрудникам Организации. Двери холодно, малость резковато открылись, непосредственно в самом лифте мужчина набрал определенную последовательность кнопок, отдаленно характеризовавшую его как ненароком растерянного, случайно обеспокоенного пассажира, не имевшего полного внятного представления о том, что тот здесь делает и куда держит путь. Заданный шифр предоставлял доступ к закрытому от общественных глаз этажу, расположенному компактным образом ниже официально зарегистрированного подвального помещения. Секретный этаж вмещал в себя все самое опасное для простого житейского быта, всякое особенно важное в вопросах нелегальной успешной деятельности. Туда также были отнесены: склад как специфического, редкого оружия, так и довольно популярного, прогрессивно оформленная лаборатория по разработке высококачественных наркотических веществ, незначительно скромная комната с запрещенной в стране литературой (порой к Организации обращались люди с очень своеобразными, местами совсем нетривиальными ценностями), в приятно размещенном углу вакантную комнату превратили в отдельный благополучный кабинет Джеймса.

Ответственные лица ощутимо сильно заинтересованы в вопросе улучшения и развития необходимых качеств у уникальных незаменимых работников. Для них в первую очередь важно знать, удобно ли таким, как Джеймс, проводить время в оформленном под него месте, развивать свои способности, самосовершенствоваться. И, конечно, стоит заметить, лично сам главный герой многим доволен в отношении своего кабинета. В особенности, включенным в помещение невзрачным замысловатым сейфом, куда тот мог бы без каких-либо замешательств складывать значимые вещи. Только-только спустившись в скрытую зону компании, невзначай у мужчины в голове пробежалась мысль о том, что, кажется, за ним сегодня должен заскочить ненадолго сам начальник, что-то кратко важное разъяснить и объяснить. Может быть, сейчас руководитель находился именно там, занимался проработкой главных последующих задач, время от времени напоминая себе о ценности здоровья Джеймса. Прибыв в пункт назначения, неторопливым темпом с неявными тенденциями к медитации мужчина подходил к своему кабинету, по прибытию на какой-то незафиксированный момент остановился, чтобы оглядеться, вспомнить что-нибудь. Он был уверен, что ни одна вещица в его кабинете не была тронута даже мелькавшими, заходившими в комнату человеческими тенями. Организация тщательно следила за тем, чтобы никто чужой без специального ведома, лично услышав разрешение от Джеймса, не имел права проникать на частную территорию. Каждый день на протяжении значительного движения времени одно доверенное лицо надежно и зорко следила за безопасностью и должным уютом кабинета. На удивление сегодня это доверенное лицо куда-то отошло, хоть и дверь не казалась кем-то тронутой, тревожно и вероломно раскрытой. Наверное, к возвращению главного героя в привычную колею многие как-то приготовились, решились позволить ему тихо, без всяческих лишних разглагольствований влиться в рабочее расписание жизни. Комнатушка у главного героя всегда выглядела на уважение ухоженно; никаким образом не создавалось такого впечатления, что какая-то часть ограниченной стенами территории не была прибрана, разложена на ясные логические полки. Ощущалось на постоянной основе довольно просторно; ковров Джеймс не сильно предпочитал, поэтому здесь едва сверкал от света проглаженный ремонтом пол. Приглушенный яркий свет издавал хлипкий приятный уют, создававший неведомым чудным способом ощущения теплоты и защищенности. В одном углу смирно висела боксерская груша, в некоторых местах неизбежно помятая от силы ударов. Чуть правее, в противоположном углу располагался письменный стол, на котором господствовал стильный минимализм: минимум необходимых документов, минимум канцелярии, минимум заметок. В основном, Джеймс садился за тот стол, чтобы воспользоваться услугами хитроумного наблюдательного ноутбука, знавшего толк в засекреченных конфиденциальных файлах. Иногда информация числилась на государственном уровне, заметно редко, но мужчине приходилось на каком-то смутном уровне бороться с правительством. Ноутбук смело и ловко обгонял, захватывал и такого уровня информацию. В левом ближнем углу красовался небольшой застекленный книжный шкаф, правда, стекло наблюдалось в некоторых местах мутноватым каким-то, где-то подбитым. Там Джеймс хранил разные важные книжные произведения, зачастую этими являлись медицинские, политические, экономические, юридические, географические, исторические, технические, лингвистические или программистские пособия, но встречались и какие-то единицы художественных работ. Там могли быть описаны значительные для его основной работы явления, случаи, происшествия. Джеймс на приемлемом чтимом уровне знал несколько языков, в том числе и язык компьютера, отчего очень любил совмещать и пытаться какой-то воле случая связывать одно с другим. Запомнившиеся и лично тронувшие его мысли на оригинальном языке авторов главный герой с бодрящей охотой переписывал на специфические машинные коды. За шкафом находилась удобная, незатейливо застеленная кушетка, рядом с которой находилась раковина, данные вещи предполагались на не вполне удачную вылазку за целью. Зеркал, заметьте, нигде нет. Если особенно сильно понадобится, ведь порой медицинские самоличные процедуры требовали к себе какой-то внешний анализ картины, как бы в тайне от себя, Джеймс держал маленькое овальное зеркальце на одной из полок у письменного стола. Справа же стоял недлинный ряд, состоявший из нескольких сравнительно узких железных шкафчиков, в которых мужчина зачастую оставлял какую-то свою одежду на всякий попавшийся случай, найденные улики по текущему делу, деньги на встречные потребности, визитные карточки разбирающихся дальнозорких остроумных, полезных в общем людей, где-то он упрятал оружие, похожие оборонительные моменты. В одном из шкафчиков как раз был упрятан сейф, куда главный герой старался класть то, что или являлось на редкость значимым и уникальным для него, или то, что Организация не захотела бы заставать напрямую, скажем так. Чуть дальше у железного ряда было поставлено однажды весьма внезапно кресло для неопределенных обстоятельств, на которое в настоящее время облокачивается слегка изношенный чехол из-под акустической гитары одной хорошей тайваньской фирмы. Помнится, гитара, быть может, где-то дома завалялась в надежде не расстраиваться в городской серой темноте. Непосредственно в самом гитарном футляре было гениально скрыто основное оружие Джеймса, каким ему было распоряжаться удобнее и профессиональнее всего. Катана. Странно, с чего вдруг, никаких японских подобий борьбы герой не встречал, однако, вопреки всяким прочим ожиданиям, полюбилось конкретно такое холодное оружие.

Мужчина глубоко, немного более расслаблено вдохнул, едва заметно улыбнулся, спокойно подошел к одному из шкафчиков, где обычно тот держал свою черную, удлиненную малость куртку. Стоя около железной маленькой хмурой дверки, он подумал и о том, что, вероятно, там могло удержаться в шкафчике помимо самой его верхней одежды. И не прогадал, на полке несколько ниже в сложенном чистом состоянии лежали черные джинсы, темно-синяя рубашка, черных оттенков футболка. В самом низком отделении томились вальяжно его полюбившиеся стойкие и волевые кеды светлых цветов. Джеймс всегда старался выбирать темные цвета, потому что проницательно догадывался о том, что большинство активных наступательных операций приходится ночью, вследствие чего необходимо поразмыслить всерьез насчет обобщенного, принимаемого обществом образа ночи, с каким можно добровольно слиться, раствориться. Чтобы свободные случайные, особенно наблюдательные свидетели не смогли отличить по проявленным характеристикам силуэт ночи от самой ночи. В результате всего на месте преступления обычно так и остаются аккуратно оформленные следы убийства или прочего такого. Наконец-то можно было снять с себя неприятно гладкий снаружи и пушистый внутри больничный балахон, медицинское кимоно, пахнувший тяжелыми лечебными аппаратами и таблетками. Передать одолженное пальто владельцу. В конце всего все же взять и переодеться в привычную комфортную и совершенно свою одежду. В момент переодеваний Джеймс прощупал почти полностью свое весьма накаченное, но все-таки где-то тощее, кожей бледноватое тело с неявно выпирающими ребрами на предмет каких-либо хирургических корректировок или же полученных лихих травм последнего задания. Ничего, кроме небольшой сухости, определенной сухости в каких-то местах и шрама на левом предплечье мужчина не заметил. К окончательному этапу переодеваний, завязыванию шнурков на обуви, в дверь одновременно и любезно, и небрежно постучали.

— «Приветствую на входе..» — вдумчиво и негромко проговорил в ответ на стук Джеймс.

Затем в кабинет вошел терпимо полноватый высокий мужчина с изящно черными, всегда на долю сальными волосами, неочевидными проявлениями усов, крупными щеками, властным, зорким, но проникновенным влиятельным взглядом, крепкими толстыми черными бровями, лет 50-ти на вид, одетый строго и выверенно в чуть современного вида костюм, без галстука, со свободным, воздушным, можно сказать, пиджаком и дорогими часами на левой руке. Это и был непростой, хитрый и ловки босс Организации, Сэмюэль. Назначен был на такую приличную должность тоже сравнительно недавно, лет 15 назад. Зачем смеяться над стандартами серьезных речей, прошлый-то целых 80 лет управлял конторой успешно и грамотно!

— «Привет, Джеймс! Как ты, скажи?» — войдя несколько вальяжно, прогулочным шагом в комнату, весьма жизнерадостно начал Сэмюэль.

— «Держусь. Пара застоявшихся синяков на спине, пояснице, ляжках. Один, почти черный, по внешним признакам если оценивать, над левой лопаткой, как мне доложили в клинике. Спасибо, что вытаскивали, помогли прийти в сознание. Хм.. — главный герой ненадолго отстранился от разговора внутрь себя, свои раздумья, вяло насупился. — Мне сообщали, что сегодня ты придешь с важной новостью ко мне. Какой расклад?»

— «Напомни, почему ты не здороваешься в начале разговора?» — начальник сделался еще более лукавым и чудным, что аж в глазах начало что-то блестеть, как леденящий металл.

— «Потому что я всегда здороваюсь до беседы» — бесстрастно и неэмоционально ответил Джеймс.

— «Точно, значит, после развязной устроившейся маленькой комы все такой же. Рад слышать. Скажи, ты помнишь последние события, произошедшие до твоей головной травмы? Посланный за тобой доктор отозвался критично, со скептицизмом, неутешительно».

— «Я уже говорил. Не помню. В больнице мне поставили диагноз легкой формы амнезии. Касается конкретно последних событий, именно так. Странный случай, мне бы самому разобраться хотелось не меньше вашего..» — холодно, но отдаленно как-то беспокойно отреагировал Джеймс.

— «Даже никаких знакомых фраз с того дня не появляется? Образы какие-нибудь, картины невнятные и путанные в голове не появляются?» — Сэмюэль назойливо и нагло лез в корень проблемы.

— «Совсем» — ловко отрезал всегда его главный герой.

— «Ладно, оставлю эту задачу на Чарльза. Уверен, с ним пойдет увереннее и эффективнее, как и обычно! — босс достаточно брезгливо махнул рукой, закрыл практическую часть вопроса для себя. — Что я хотел сказать.. Конечно, пару нерешенных вопросов и неготовых заданий ты нам оставил после своего неформального отпуска. Пришлось недоделанную работу на других перенаправлять, после согласовывать с новыми сроками выполнения для поддержания заключенной сделки. Благо, наш лучший работник уложился с подобным не самым мягким указанием почти полностью, прочие разгребали немногое, однако в любом случае ты в разы быстрее был бы. Особенно на фоне еще обучающихся, не настолько опытных ребят. С официальной частью, инженерной, мы дали тебе роскошный беззаботный отпуск на 2 месяца. Так что тревожного, жалобного давления с данной стороны ближайшее время поступать не будет. Какое сегодня число.. — Сэмюэль торопливо и чуть суетливо заглянул в экран своего телефона, — Суббота! Вот так дела! Уже вечереет, я еще так посмотрел. Давай так.. Сегодня отправляешься погулять, попытаешься разобраться в себе. Может, вспомнишь относительно недавние события на том непроясненном задании. Отдохнешь, сигареты выкуривать еще тебе никто не запрещал! Завтра навестишь Чарльза, поговоришь о своем здоровье, нынешних немаловажных проблемах. Заберешь свою месячную дозу лекарств. Завтра же, по классическому графику жизненного течения, по идее должен получить документ о содержании новой задачи. Если возникнут трудности, так как никто сполна и до конца четко не знал, когда ты очнешься, в крайнем случае оповестим в понедельник. В первый типичный будний день и продолжишь восстанавливать свой традиционный стиль работы, образ жизни и много чего другого прочего. Судя по ощущениям в планах своих, сказал все, что нужно. Не волнуйся, мы тебе всегда окажем помощь, какую сможет решить Организация. В конкретно данный момент я советую тебе пройтись за ручку с самим собой. Бывай, киллер!»

Сэмюэль энергично, выплескивая и выплевывая подозрительно активные настроения своих идей вокруг, с язвительным топотом ушел. Джеймс остался один, вновь наедине со своими сильными бурными состояниями, с которыми он до сих пор не успел разобраться. Унылый и несговорчивый, мужчина решительно взял из еще одного железного шкафчика темно-бардовую мужского плана сумку, одеваемую обычно через плечо. Там на данный момент Джеймс утаил свой профессиональный емкий фотоаппарат, лихо застающий прекрасные чудеса попадавшихся иногда под ноги, иногда прямиком в лоб виды, а также какую-то слегка дряхлую, запыхавшуюся и уголками побитую записную книжку, куда мужчина записывал всякую приглянувшуюся сложную, полезную, выручавшую мысль. Отчужденно и равнодушно выйдя из Организации на улицу, Джеймс повторно проверил карманы сумки. Его всплывшие смутные догадки оказались верными, в одном отделении главный герой нашел чуть запутанные, столкнувшиеся однажды с мокрой тяжелой пылью от асфальта проводными компактными наушниками. В другом запрятанном невзрачном месте Джеймс откопал любимую начатую упаковку сигарет, английские с легким, ненавязчивым, очень приятным привкусом дикой вишни. Было время, в храброй и самоотверженной молодости он увлекался и корейскими фирмами, и индонезийскими, однако со временем окончательно остановился на английских табачных продукциях, удержавшись от продолжения занятного эксперимента.

Именно сейчас Джеймс не собирался выкуривать по доброй памяти, по просторной воле одну из бесценных. Прежде всего мужчину интересовало добраться непосредственно и действительно в свой жилой район, посетить покинутую на беспрерывный ребус запуганную квартиру. Недалеко от компании, где честно работал Джеймс, находилась непримечательная актуальная автобусная остановка, и маршрут проезжавшего мимо общественного транспорта отчетливо содержал в себе далеко не самый благонадежный район бытия главного героя. Когда тот только-только предпринял финальный шаг в сторону уделенной территории для автобусной остановки, поразительно вовремя появился автобус. Джеймс мирно вошел, сел на последние места в конце транспорта. Погода за окном то ли портилась, то ли, напротив, пыталась преобразиться в классическое наступление зимнего досуга. Снега пока не выпадало, однако почти все деревья вокруг отпустили на холодный глубокий, светло опустевший ветер обесцвеченные листья. Небо все сильней и могучей затягивало облаками, в последнее время, как знакомые отметили, скорее тучами. Может быть, близился прощальный осенний сезон дождей. Чтобы на остывшую мокрую почву упал самый что ни на есть нежный и доброжелательный беззащитный снег, сделавшись тонким слоем. Дни умаляли солнечные продуктивные дни, пышный раскат роскошных пушистых крон деревьев увядал и делался все дальше от настоящего времени. Чтобы Джеймс в один неприметный напыщенный день проходился вдоль набережных, переулков, запустевших древних улиц и молчаливо искренне удивлялся, как много теплоты в печальной беззащитности..

Автобус разъезжал по исторически поломанным, но все еще стойкими на целый износ дорогам штата Миннесота. Северная, весьма немалая по своим размерам территория, граничащая с Канадой. В связи с подобной своеобразной характеристикой, может, становится объяснимым, откуда возник приличный замеченный канадский процент населения в штате. Однако, быть может, не совсем целиком так вовсе нужно всматриваться в проведенную границу, основной дух Америки в любом случае никуда не денешь.

Соединенные штаты всегда были привлекательным и заманчивым местом для всяческих различных других, отдаленных и не очень народов.. Джеймс не родился в этой стране, нет. Он вырос в иных своенравных философских краях Земли. Его обреченное, но счастливое детство было пропитано чисто английскими и датскими настроениями, принципами и моральными ценностями. Отличавшиеся друг от друга семейные корни, многогранное мировоззрение переплетались грамотным и очень любопытным образом, воспроизводя лишь проверенные, уверенно лучшие жизненные позиции в реальность, оставляя паршивые излишки времени и особенностей климата в странном забытие. Так, семья Джеймса никогда не страдала снобизмом, однако, что стоит отметить как вынужденный дефект уютной философии, не придавала большого значения праздникам, многим другим подвернувшимся поводам радоваться. Главный герой был воспитан строго, но в то же время где-то самостоятельно, в детстве он получил нужное умение трезво оценивать окружающий мир, радоваться абсурдным и простодушным вещам, но всегда быть на чеку, стараться не выводить запущенную ситуацию из-под контроля. Нельзя от вас скрывать и того, что самостоятельная доля воспитания Джеймса была невнятно, но грубо связана с понимающей проникновенной философией родителей. Он правда любил их, но не смирялся никак с тем, что многие ответы на жизненные тонкие вопросы найдены, что тот это все просто пока не понимает.. Что философия ясна людям исключительно лишь в определенных условиях, в заданном контексте и распущенном остроумии. Джеймса раздражали излишнее самодовольное занудство, изобретательная особенная гениальность родственников даже по спокойным плавным вечерам с обширной долей креативного потенциального свободного времени. Иногда главному герою было и вовсе выгодно и приятно сводить конфликт, прочую иную дискуссию к тому, что ответа быть не должно. В какой-то момент семья вынужденно, срочно, через силу переехала в другую страну. Теперь же, множество лет спустя после переезда, мужчина временами виновато жалеет о том, что отрекался от законченной логической истины жизни. Сейчас он не всегда понимает, какой образ и содержание обязан иметь тот или иной ответ на его вопрос..

Чарльз является почти единственным близким другом Джеймса. Несмотря на то, что оба в свое время задумывались насчет корректности дружественных крепких уз между пациентом и доктором. Между несчастным и врачом-психиатром. Всякий томительный раз, когда Джеймс сомневался в эффективности представленных Чарльзом терапий и лечебных процедур, вовлекая в свои рассуждения в качестве аргументов личные неформальные удачные отношения, товарищ всегда уверял друга в обратном. В страстных подробностях жадно утверждал, как повезло им двоим оказаться в такой ситуации, когда друг должен и способен вытащить своего человека из беды. В конце каждой подобной такой его речи Чарльз постоянно, мысленно чуть ли не стоя на одном колене как какой-то предприимчивый рыцарь, обещал не подвести приятеля, защитить, помочь, спасти. Все началось еще, дайте припомнить, в студенческие годы Джеймса. Когда воздух ощущался чище и более непредсказуемо, а окружение подписывало невольно контракт с тобой, что в приглянувшийся момент оно обеспечивало бы тебе лютое везение. В какой-то особо отчаянный момент мужчина попал под влияние такого губительного морально явления, как депрессия. Клинически позже подтвердилась, не просто меланхолия. Выходило через какое-то время и так, что лично у него прогрессирующая была, ненасытно и неумолимо сжирая приятные ранимые чувства главного героя, оставляя после себя лишь отвратительный тяжкий осадок из боли, вины, огорчения и безысходности. Как еще один симптом врачи увидели в нем и нарастающие свирепые приступы гнева. Джеймс и без того мог быть вспыльчивым, изредка, но зато как. Такой недуг в определенный момент решил усугубить терпимо выдержанную характеристику человека. Вообще с темпераментом у Джеймса тоже было интересно: сколько бы раз он ни проходил психологические тесты разной сложности, точности и профессионализма, ни один победоносно, зорко не выносил вердикт о выданном психологическом портрете. Прочий за прочим просил перепройти опрос, упрекал главного героя в некорректности своих изречений, неискренности, кто-то даже выкинул пару дрянных слов о скверном характере мужчины как такового. Настоящие опытные специалисты остановились на мысли, что темперамент Джеймса на условном составленной схеме близок к нулю, что могло свидетельствовать о нечастом занятном равновесии всех чувствительных направлений. Разбирающиеся люди описали на своих беседах с главным героем его скрытный, невероятно сообразительный, дальнозоркий, разносторонний, сдержанный, местами для общества противоречивый и крайне неординарный характер. По какой причине почти каждый начитанный психолог выбирал скорее этакую формулировку насчет противоречия? Джеймс в мудреной необычной форме представлял на словах логику своего повествования, образа жизни, многие слушатели проникались в взаимосвязанную цепь, увлеченно забывались, а в конце трепетно ровных объяснений дивились такой логической цепочке, которая в простом закономерном обществе никогда бы не была принята в связи с отменным непониманием. Так и остался в какой-то момент Джеймс около перечисленных отчетов про себя, изученный, но никак не вылеченный и не получивший действенной помощи. Благо, Организация не бросила парня. Она ни в коем случае не возжелала бы подобного итога, чтобы в окончательном дне главный герой загнулся в пучине своих собственных страданий и бесповоротной тяги уйти. Они дали ему несколько высших образований, дали возможности, дали работу, дали второй шанс, подарили жизнь.. Но взамен на свою деспотичную восхищенную любовь они попросили Джеймса забирать жизни тех, кто исчерпал свой второй шанс. Годы непоколебимо и бесстрастно шли вперед, а главный герой безрезультатно впал в философские раздумья: так ли верно забирать жизнь у человека, даже если она обречена? Так ли правильно вообще что-то забирать? Джеймс, погрязший в печальных глубоких размышлениях, так и не определился, примкнуть к хорошим людям, защищая их специфичные интересы, или перейти на темную сторону злых страстей.. Наверняка вас в какой-то мере заинтересует вопрос насчет родителей Джеймса. Где они сейчас? Все ли с ними порядке? Должно ли быть вообще в этом самом порядке? Замешан ли в судьбе любимых родственников лично их сын? Что ж, это весьма непросто объяснить. Главный герой одновременно ненавидит, скучает и скорбит по своим родителям. Он не до конца уверен, потерял ли абсолютно всех своих членов семьи. Мужчина старается не вдаваться в искренне острое содержание вопросов, которые образуются в его голове всякий раз, когда тот думает о них. Джеймс не знает, уже приличный промежуток времени не стоит в курсе дел, что с ними, как, кто они такие.. Для него, для них самих..

Автобус остановился на нужном месте, характерном остановочном пункте, расположенном прямо напротив того района, в котором и обитает мужчина. Территория является далеко не самой благополучной во всем городе, возможно, некоторый усиливающий эффект оказывает на это место расположение, относительно далекое от прогулочного, людного и разговорчивого центра. Во многих маршрутах подобные отметки на расписанной карте города нередко наблюдаются чуть ли не конечными пунктами за полное расписание дня водителей. Опять же, место жительства вручила верная и чувственная Организация, объяснив свой выбор тем, что конкретно в этом районе будет удобнее всего скрываться. Какие-то замеченные проделки, серьезные заявления Джеймса как убийцы, не секрет, довольно хорошо запомнились полиции, а в последнее время, откровенно говоря, не только ей. Пытаясь навести какие-либо занятные, затемненные в заданном логическом повествовании справки о Джеймсе, органы правопорядка, конечно, не добивались значительного успеха, никто до сих пор не имеет примерного представления, где могла располагаться бы этакая защищенная от проблем зона главного героя. Объемная доля анализирующих задумывалась не раз пристально о преступных темных улицах, куда даже правительство в некоторой степени опасается ставить новые фонари. Местные власти попросту считают бессмысленным наводить строгий послушный порядок в подобных местах. Это заметно вредит всему городскому бюджету, охотно подтвердили одни выдающиеся политические деятели. Однако время от времени полиция посещает данные места в своих личных интересах, тогда, в случае настороженной возрастающей угрозы, Организация ловко и проворно решает встреченные вопросы. Нужно лишь хорошее, кардинально непредсказуемое, качественно оформленное стратегическое мышление в таких событиях, как торжественно однажды излагал Сэмюэль. Оттого Джеймс весьма спокойно и несколько смиренно, «без напряга» живет в полученной невзрачной однокомнатной, но приемлемой по размерам квартирке. Когда-то данный район числился новым, многообещающим и вдохновенным для многочисленных ранимых наивных душ. Через какое-то заметное количество времени туда сначала стали заселяться в основном безымянные, слепые в своих амбициях, бандиты, затем стали обосновываться частично прочие серьезные целые банды. Надо отдать должное, между истинными, действительными соседями на этой территории царит почтенное уважение, взаимопонимание, и иногда даже выглядывает какая-то принципиальная умная помощь. Люди здесь скорее от горя занимаются контрабандой, ограблениями, наркоторговлей, нежели от отвратных тривиальных несущихся идей о личной выгоде, столь желанном воцарении над остальными. Места, где вечерами в свободные минуты неспешно и задумчиво прогуливается Джеймс, наблюдаются темными, запустевшими, забытыми, обедневшими и до непотребного развала старыми. Но главного героя устраивает более или менее подобный пейзаж вокруг себя, он привык. Мужчина продолжительное для себя время изучал сознание, настроение.. душевное состояние живущих в забытых, ненормально заурядных условиях, чтобы в конечном результате смириться, привыкнуть, принять их вынужденную горькую позицию. Его манеру прогулки, речь, сущность поведения и роль жизни тоже уже достаточно знакомы этому месту, какой-то банальной доле проживающих только инженерная составляющая. Джеймс уже знал в лицо всякого надежного, болтливого, оригинального, гениального, несчастного, глупого жителя ближайших окрестностей, включая, разумеется, предательских лиц. По приезде официальных оборонительных, справедливых лиц кто-то обязательно найдется такой, который осмелится рассказать всему отделу о чудном, устрашающем и подозрительном типе, скорее всего и являющегося разыскиваемым лакомым преступником. Бывало время, попадались настолько противные, которые, однажды выследив точное местонахождение его квартиры, горделиво и высокомерно провожали требовательных наблюдательных дядь и теть прямо в квартиру Джеймса, в которой, однако, на удивление всем и прочему ничего странного не находили. Ошеломленные и трусливые гады вскоре после безуспешного отъезда полицейских, отчаянно добивавших нераскрытые затянувшиеся дела, осознавали нынешний уровень своей опасности, постоянно на эмоциях пытались глупо и мягко улизнуть от более влиятельных людей черного рынка. Всякий раз профессионалы высшего элитного подразделения запросто вылавливали ненадежных персон, кто убивал таких, после чего кто-то до изнеможения пытал, остальные попадались более ухищренными и язвительными, любители составлять отменный компромат на таких людей, ломая очередную прочную ступеньку к будущему таких вот людей. Коллеги данных взглядов страстно и саркастично потом все время заявляли: «Справедливостью на справедливость». Джеймс в душе уважительно поддерживал последних ребят. Он не верил в справедливость, сколько раз мужчина замечал наглядное отсутствие сего. Порой его под усталое настроение раздражало, как многие вопросы социального характера решаются на основе справедливости. Джеймс издалека видел, что под справедливостью постоянно кто-то подразумевал завуалированные свои собственные интересы, которые могут быть грубы в отношении остальных идейных потоков. Глупо и странно шумно заявлять про справедливость, если человечество само по себе как таковое изначальное является неравномерным, хаотичным, несправедливым. Главный герой был сторонником идей грамотного равноправия, когда более талантливые могли бы взять на себя больше, чем менее талантливые. Что достойные позволят себе когда-нибудь что-то большее, а недовольные, слабые и угнетенные получат меньше. Также Джеймс, долго в своей молодости рассматривая философские работы известных древнегреческих деятелей, эпохи Просвещения и позже, стал верить, что достойное изначальное условие жизни есть средний класс, так как его корректное проявление меры заставляет трезво оценивать себя и свою позицию. Соответственно, если начинать всегда с трезвого, люди станут куда более охотно и решительно делать выбор в пользу большего или меньшего. Однако, увы, Джеймс, как и многие остальные скромно несчастные, осматривается, анализирует, думает, как заслуженно для себя выжить в несправедливом, неравном, местами сумбурно убийственном обществе. Перед каждым посещением своей официально родной и любимой улицы Джеймс не спеша обращал внимание на соседнюю, прямо противоположную, перпендикулярно идущую основной; нередко заходил туда, скажем так, вкладывая железно в свой домашний маршрут посреди всего и вся данное место. В отличие от сырой и сумрачной его улицы, эта отличалась более уютными фонарями, гостеприимными доброжелательными обитателями, приятным неброским разнообразием каких-либо творческих или прочих проникновенных заведений. Там можно было встретить гораздо больше книжных небольших самостоятельных магазинов, независимо развивающихся кассетных магазинчиков. Проходивший мимо, намеренно или невзначай, смог бы приобрести в этом месте немалую часть приятных, пронзительно надобных, духовно умиротворяющих вещей. Признаться честно, баров в данной области было построено заметно меньше. Да и то, если строились, обязательно какие-то второсортные, небрежные и невнимательные к своим посетителям. Больший акцент мечтательные бизнесмены сделали на элегантных симпатичных ресторанах, красивых воздушных выдержанных кафе. Посмотришь этак нечаянно, прищуришься, подумается: сплошное эпикурейство. Не то, что у нас — стоицизм..

Сегодня, как и в большинстве своем случаях, на той улице было спокойно и тепло, в голове, резвясь, вскакивали приятные мягкие мысли о ненапряженном, любопытно цеплявшем. Вообще убедительно направляясь в один из целеустремленных увлеченных книжных магазинов, выпуская из виду очередной переулок, расположенный то с одной стороны, то с другой, в один момент зоркий взгляд Джеймса заметил сбоку, в особенно затемненном и неказистом переулке столь кроткого и любезного места, подозрительно напрягающие движения. Какой-то издали беспомощный высокий худой силуэт безуспешно, своевременными рывками активно, медленно-медленно затухая в отношении своей энергии, препятствовал, мешал остальным двум, более здоровым и ощутимо нахальным теням. Главный герой выразительно сбавил ходу, остановился, на него напали обеспокоенные, возмущенные, болезненно и емко терзающие догадки. Почти посреди благоговейной улицы, недалеко от скрытного ненужного перехода в какой-то безымянный переулок мужчина осторожно и осмотрительно застыл, остро и серьезно прислушиваясь к каждому доносившемуся оттуда вразумительному звуку. Он, притаившись, смиренно вслушивался и дотошно вглядывался в заданную впереди картину. Рассуждения приняли более верный, оттого более чуткий, напряженный вид. Защищавшимся силуэтом оказалась молодая девушка с мягкими бархатистыми на вид волосами цвета распустившегося дуба, со стройной и очаровательной в каком-то смысле фигурой. Она отчаянно и аккуратно, стараясь быть ловкой и шустрой, производила действия, направленные на то, чтобы каким-нибудь образом выхватить обратно взятую отвратительным злоумышленником сумку. Двое небритых, чуть полных мужчин надменно глядели на эту бедную печальную жертву и двусмысленно хитро ухмылялись, словно знали наизусть дальнейший очевидный непроизнесенный ход действий, театральное расписание актов. Судорожно угнетающую неописуемую обстановку сцены. Настала кульминация событий; судя по всему, двоим наскучило выжидать определенный растерянный ужас на лице девушки. Так и не дождавшись экстаза своих специфических легкомысленных интересов, они схватили крепкими решительными руками девушку один за плечо, второй за кисть. Пылкими и резвыми рывками в свою выбранную сторону, они с препятствовавшим усилием пытались увести беззащитную даму в еще более темный, оскверненный нечистыми стремлениями угол, который скрыт многим-многим наивным лицам. В этот момент что-то в Джеймсе несогласно щелкнуло, возмутительно эмоционально внутри отозвалось на такой расклад событий, однако возраставшие внутри со страстной бешеной силой эмоции мгновенно были заглушены внутренним здравым, где-то вполне прагматичным голосом, профессионализм взял верх над главным героем. Не собираясь отсиживаться в стороне от центрального сюжета, он вразумительно, спокойно, сдержанно, для сценического образа вежливо вклинился во все набиравший свои обороты процесс.

— «Простите, господа! — добросовестно и даже как-то празднично, парадно заявил и тут же обескуражил двоих здоровяков Джеймс, — Я, честное слово, не знал, что моя девушка ушла в это время, пока я отвернулся взглянуть на новый ассортимент научной зарекомендованной литературы на прилавке, отошла поприветствовать своих давних друзей, о которых она мне, конечно же, никогда не говорила из-за своего скромного, стеснительного характера, и поинтересоваться их жизнями, необъятными памятными событиями!»

— «А мы только хотели..» — невообразимо возмущенно, судя по всему, непроизвольно выговорил фразу один из здоровых парней, тут же осознав свою неловкую глупую опрометчивость.

— «Сводить ко мне в гости! Вашу подругу очень заинтересовало, заинтриговало, можно сказать, когда я стал рассказывать ей о.. — второй, щекотливо слащавый правонарушитель, бодро и догадливо перебив своего товарища, в какой-то момент озадаченно запнулся. — Мои дребезжащие.. удивительные и очень познавательные поездки по самым заманчивым местам Канады. В роли гида. Я же чрезвычайный ценитель нашего прошлого! Вы знаете, если бы мы не знали, о чем думали много лет тому назад.. как бы мы жили сейчас?. Кроме того, мне чудится, просто поразительно, как люди в тех же.. временами еще более тоскливых условиях ловили в себе гениальную мысль! И преображали мир к лучшему.. Задумайтесь! Просто подумайте об этом..».

Джеймс колко и многозначно усмехнулся. Быть может, изощренный любитель женщин забылся? Быть может, это вовсе какой-то настоящий безрассудный ехидный театр? И люди, которые играют маньяков, на самом деле просто глубоко и честно придаются любви к наукам? Ах, если бы.. Если бы в этом мире было все настолько однозначно, чем бы зарабатывали себе на жизнь обществом не допустимые люди?. Даже не так, нет.. Какой-то из великого процента подозреваемых, морально сломленных, убийственных попросту людей ведь когда-нибудь зачитывался какими-либо философскими идейными изречениями, выплеснутыми восхитительно и сильно, грозно, может, где-то особенно на памятную ценную простодушную бумагу. Проблема, вы понимаете такую занятную закономерность, это сущая проблема, что философия представляет факты, может быть, действительно впечатляющие, решительно целеустремленные положения.. но очень мало кто их соотносит меж собой. Человек одним уникальным доходчивым боком всерьез гениален. Как и собственный организм каждого, для которого развивающаяся личность должна искать незаменимый оригинальный подход. Оттого логика поведения, суть восприятия и понимания, методы усвоения, выражение объективно красочной гениальности у всех различны, все не может выходить за границы установленных физических возможностей.. каждый не может предъявлять претензии к биологии, когда раздумывает о сути гениальности людей остальных. Вы бы могли сказать проще, мол, всякий понимает прочее такое по-своему, абсолютно точно, именно так.. в конце ваши слова уточнения были весьма кстати, без них бы очевидные вещи не прояснялись, пожалуй. Но иногда можно вообразить в масштабах крайне нестандартного и огорченного, зацикленного на чем-то мышления.. очередного, допустим, развернуто представленного убийцы. Философия станет предлагать ему факты, он же может принципиально каждый относить к одной волнующей его проблеме. Смысл жизни и губительную конструкцию бытия имеет возможность отождествлять! Здесь нет осуждений, обвинений.. предложений или каких-либо прочих ранимых идей. Только мягкая оболочка смысла, содержание которого скрыто за скептичными чувствительными страницами человеческих наблюдений и рефлексий. И гений в таком случае есть тот.. кто придает мысли здравый вкус, направление, цвет.. кто грамотно и умно связывает указанные в жизни звенья, лишь в шутку составляя подходящие логические цепочки невозможности и мертвой точки. Увы и ах, в наше время гении зачастую и попросту те, кто придает смыслу смысл. Кому это интересно.

— «Извините, господа — приветливо и все так же почтительно, блистая умопомрачительно прекрасной дикцией, воссиял остроумным чувством Джеймс, — в нашем окружении так много посетителей Канады, что в жизни никогда не поверю, что кто-нибудь, даже самый близкий и незнакомый, смог бы впечатлить моего ближнего друга какими-то выходками в отношении данной страны. Вы слишком простоваты будете для коммерции, жизни там.. Понимаете?»

Здоровяки опешили, прямо, невольно грозно встали, воспряли бандитским снобизмом, недружественными стремлениями, высокомерными стратегиями боя. Сама неудавшаяся жертва в это время, затаив дыхание, максимально тихо, аккуратно и сосредоточенно следила за процессом, машинально в сугубо эффективных точностях соображая, раздумывая насчет выгодной безопасной дороги спасения. Не прошло и длинных томительных сопернических раздумий, как один наивно и со всей легкомысленной силой отправил свой кулак по траектории прямиком к лицу главного героя, несмотря и даже на то, что тот был на несколько существенных сантиметров выше двоих. Быть может, тот нахально рассчитывал на безграмотность и обывательское отношение к преступности людей остальных. Тем не менее Джеймс успел ловко и, казалось, немного азартно увернуться от летевшего удара, одновременно с этим умудрившись расчетливо ударить ногой первого куда-то в область бедра, что получивший разочарованно и неожиданно для себя отскочил на какое-то незначительное расстояние назад. В момент передряги с первым, второй был самостоятельно полностью настроен на принятие участия в бою, где-то уверенно полагая, что справится лучше, красивее, профессиональнее. Увы, нет, простите, досталось этому еще больше. Можно сказать, отделался одним ударом, после которого стремительно и смиренно упал в нокаут. Собравшись убедительно ударить под дых, Джеймс четко просчитал момент своего личного, заранее ответного нападения и, схватив обидчика безобразно за уши, коленом треснул по челюсти. Немного погодя, громко проявляя свою одышку, конкретно шатаясь, второй негодяй встал с неуязвимой страстью дать отпор. Ненароком оглянувшись на этого человека, Джеймс бесстрастно подошел к нему, ловко и шустро обогнул злоумышленника, вмиг сбив его с основной мысли, грубо ударил в область копчика. Чуть слышно издавая жалобные стоны, соперник повалился на колени, затем свалился побежденным полностью на мощеную старую дорожку, время от времени тяжело выдыхая, противно покоряясь резковатой мощной боли. Разглядев побитых сломленных ублюдков, девушка засияла от счастья, облегчения. Кончики ее рта непроизвольно поднялись вверх не в силах скептично опуститься, глаза сделались больше и выразительней, излучая магический переливающийся оттенок промокшей городской дороги. Все тело было готово отдаться объятиям пришедшего спасителя, ни грамма жесткости или представленного условного щита не было видно при ней. Это несколько расстроило Джеймса, ему стало не по себе, отдаленно где-то в глубине души даже тошно. Но последнее явно имело в себе не суть недавних обстоятельств. Нечто щемящее из прошлого заставляло глубоко лезть в проблематику выданной картины, дивиться прописанным характерам действующих лиц.

— «Спасибо, господи, вам огромное! Я даже не могла представить, что бы они… Не знаю, как вас отблагодарить.. Может быть, чай, может, кофе вы пьете..?» — весьма дружелюбно и нежно отозвалась она, что заставило главного героя почувствовать себя еще более уныло, безнадежно.

Мужчина досадно смутился, приглушил свой богатый спектр эмоций, мрачно наклонился к лицу собеседницы, поближе к уху, чтобы проговорить что-то весьма отчетливо, решительно, бессильно.

— «Послушай меня, пожалуйста.. внимательней.. — Джеймс шептал почти в полный голос, утонченно и достаточно душевно, чтобы девушка многие мыслительные операции внутри себя направила в сторону говорившего, подобно фототропизму у деревьев, — Не доверяй.. слышишь, не стоит тебе доверять ни злодеям, ни героям в этой жизни так с полпинка. Спасающие могут точно так же оказаться людьми страшными.. готовыми на крайности. Понимаешь.. Я мог бы защитить тебя от настоятельной угрозы лишь с единственной выпирающей сокровенной целью, таким образом приблизившись к тебе, причем с твоего мечтательного, несобранного согласия. А потом бы очарованную тебя отвел домой. Что бы ты не могла представить, уважаемая моя.?»

Буйный, трепетный, трогательно цепляющий посыл главного героя, составленный из каких-то обществом установленных слов, стал сполна ярким, густым и тучным в ее сознании. Этого хватило, чтобы с каждым оформленным вслух словом девушка бесповоротно и непредсказуемо для многих меняла общий настрой своего настроения на иной, совсем отличающийся своей энергией, внутренним ощущением. По окончанию фразы мужчины она на непроглядную задумчивую секунду ошеломительно замерла, снова такая же потерянная и беспомощная, словно обезоруженная. Ее глаза испуганно и недоверчиво глубоко взглянули в лицо, конкретнее если, именно в глаза собеседника, пытаясь найти в них нечто объяснимое, знакомое, сочувственное. Взгляд метался, осторожно приглядывался, малодушно вдумывался в сказанное. Затем девушку, быть может, отпустило, она впопыхах поднялась; не став отряхивать от ежедневной собирающейся городской пыли свои колени, она нерешительно, скорострельно погнала прочь от случившегося, от мнений, функции мозга запоминать, встречных эмоций, недопониманий и много всего такого, что ей казалось устрашающим. Уже через минуту след несостоявшейся жертвы простыл, словно ничего не случилось. Джеймс умиротворенно и задумчиво продолжил свой путь до знакомого книжного.

Он не до конца верил тому, что наивные доверчивые люди способны усвоить полные высказанные фразы о нынешней жизни. Наверняка та дама однажды снова попадет в удивительный случай собственного спасения и не вспомнит, душа ее не встревожится, восприняв простое послушное приглашение прогуляться как однозначный знак внимания, непосредственной симпатии. Признаться честно, Джеймс просто ненавидел пошлые, бесчувственные и беспринципные действия людей в отношении окружающих. Его невыносимо терзало, чрезмерно тошнило от подобного. Он бы ни разу не обидел пожилых, малых, даже самых прозревших возрастом людей. Надо сказать, главный герой и к пыткам никогда специфической тяги не имел. Когда кто-то нанимал Джеймса с задачей устранить определенного человека, иногда группу персон, то все они должны были иметь в виду, что его убийства отличались особой гуманностью, какой она могла бы быть. Имея практическое представление в области медицины, юриспруденции, психологии, мужчина убивал быстро, безболезненно, чуть ли не незаметно. Как говорится, «комарик укусил, ничего не почувствуешь». Однако ему приходилось не раз воображать из себя неуравновешенного опасного человека с подобными омерзительными склонностями. Ради философии. Чтобы показать таким людям хотя бы образ правды, чтобы научить их наглядным путем не позволять сложным осмотрительным эгоистам обвести вокруг пальца. В Америке такого рода проблема является особо обостренной. Здесь и по взглядам нельзя добиться трезвой предусмотрительной середины. Две крайности: либо человек слишком наивен и прост, либо чересчур недоверчив. Как ни странно, еще никогда на своем пути мужчина не встречал какого-то занятного третьего варианта. Даже скучного дополнительного момента не встречалось, разнообразные позиции двух твердых сторон. Джеймс выбрал довольно странное положение для себя. Он поразительным образом умудрялся привлекать и тут же отталкивать от себя людей, любого попавшегося. Будь то талантливый улыбчивый гений или неосторожный эгоцентричный банкир. Не вспоминая, не задумываясь ни в какой степени о своих чувствах и мучительных терзаниях, он показывал народу образ побитого жизнью, проворного опустившегося морально мудреца. Он выказывал народу образ, который нужно обязательно смотреть, слушать, воспринимать, но после усвоения переданной информации надо его бросать, забывать, остерегаться. В то же время он страдал от душевных увечий, избытка ощущений прошлого, тягостным чувством вины, потери, сожаления.. может быть, где-то несчастно забываясь, он понимал, честно приходил к выводу, что ему нужна помощь. Джеймс в свое время, даже когда-то по-своему, просил обратить на него внимание, умолял упасть не на промокший сырой ничейный асфальт.. куда-нибудь в теплое, независимое, беззаботное место.. где бы ему компенсировали образовавшуюся затягивающую дыру в себе чем-то.. убедительным.. необязательно радостным, можно абсурдным, сумбурным, безбашенным.. Лишь бы не асфальт. Лишь бы не один, оголенный и замерзающий. Джеймс боялся смерти, не всегда для себя уясняя, почему. Особенно незыблемо безмолвной, нездорово тихой и незаметной смертью. Главный герой жил с мечтательными непостижимыми мыслями изменить что-нибудь, добраться до сути, наполниться настоящим, каким бы то ни было способом приняв себя, свою личную историю. Мой дорогой друг жил самой что ни на есть противоречивой, недосягаемой для всех вокруг, бессмысленно тиранствовавшей жизнью, подобно стремительным, горячим, остро восприимчивым жизненным исканиям Лермонтова после встреченных им неординарных, едва вмешавшихся в рамки словесного смысла чувств. Джеймс дошел до нацеленного пункта, остановился, присматриваясь, прямо напротив главного входа в знакомый, постепенно развивавшийся книжный магазин. Главному герою практически сразу запомнилось это место. Среди многочисленных крупных многоэтажных книжных предприятий это являлось одним из самых небольших, умеренных и где-то застенчивых. Однако устоявшаяся в помещении атмосфера, результат стремительно упорных красочных работ, усилий работников там заставляли представлять это место как самое любительское. И каждый знавший, обитавший в тех местах человек обязательно определял степень начитанности и интереса к окружающему миру по большей мере именно по такому стильному незатейливому магазинчику. Снаружи он выглядел слегка выделявшимся, условно обособленным прямоугольником целой жилой невзрачной безымянной многоэтажки, приблизительно занимавшим две малоразмерные терпимые квартиры на двух, собственно, этажах. Внутри решили обыграть чуть более занимательно и по-особому: первый этаж полностью погрузили под задачу рассмотрения, изучения книг разных направленностей с удобно сконструированных и поставленных полок, свободное пространство наверху решили заполнить лишь наполовину. Построив широкую симпатичную лестницу на частичный второй этаж, там приняли решение поставить совсем малый, без претензий, непритязательно огороженный бар, предлагавший простые традиционные напитки по типу чая, кофе, некоторого покрепче. Рядом расположили пару столиков, диванов, несколько засиженных мест мешковатого типа. Добросовестный отзывчивый персонал был всегда рад рекомендовать пришедшему как классную интересную литературную находку, так и приятное какое-то съедобное дополнение к читаемым на бумаге моментам. Главный герой никогда не предпочитал что-то жевать во время чтения, даже старался ничего не выпивать в процессе раздумий, ценил максимальную неторопливую и глубокую сосредоточенность на рассказываемом, однако любил столь жизнерадостную инициативу этого книжного. Впрочем так говоря, никто требовательно и не запрещал заваливаться на выданное кресло без отданной кружки чая или миндального божественного круассана. Джеймс задумчиво и несколько более довольно зашел в книжный магазин, заботливо озаряясь по сторонам, ностальгически осознавая вкус, структуру своего личного чувства свободы, любви, стремлений. Честно говоря, по объективным причинам и случившимся недавно обстоятельствам мужчина вообще не желал долго где-либо оставаться, кроме своего скрытого грустного родного пристанища. Однако ему в целом весьма сильно хотелось зайти в душевно полюбившиеся чем-то места. У Джеймса ненавязчиво находчиво крутилась мысль, что яркие, бодро колыхавшиеся эмоции помогут ему вспомнить содержание, особенность последнего выполненного задания. Он подошел поближе к одной из приглянувшихся полок. В большинстве случаев главный герой не смотрел, в который конкретно раздел литературы он с энтузиазмом направился. Его больше и гораздо чаще привлекали внешние атрибуты книг: цветовая характеристика, положение среди остальных книг, угловатость стиля, чистота и ухоженность. Джеймс верил в какой-то мере в то, что изложенные каким-нибудь устремленным ощущением мысли на бумагу так или иначе повлияют на обложку, просто какой-то.. видимый случай. Присматривая себе самые выдающиеся и выделяющиеся книжные произведения, мужчина открывал условную середину, начинал вчитываться. Если его увлекала манера писания, атмосфера, собственный интерес автора к своей работе, он переходил к последним страницам, обязательно зачитывал финальный абзац или даже страницу. Нашего друга в самом деле удивляла многозадачная возможность логики, работы мозга как таковой. В данном случае Джеймс поражался отдельно сформированной самостоятельной догадке об основной идее рассказа, насколько подобные догадки отличались до и после прочтения. Что казалось мужчине наиболее примечательным, так это необходимость быть всех образованных аргументов. Некоторые начитанные непостоянные знакомые главного героя восторженно хлопали по плечу, выражали искренне одобрение, представляли бескорыстные комплименты ему за его зачастую глубокий анализ текста. Хотя всякий ожидал увидеть однобокого специфического невнятного инженера, у которого любая имеющая значение идея выражала себя в латинских буквах (заметьте, не в словах), числах, уравнениях. Сейчас Джеймс перешагнул порог художественной современной литературы, которая в настоящее время отличалась особо острым чувством стиля и настойчивым несчастным желанием высказаться. Из приметных он выделил две работы: одна окутана была в белую, снежного, холодного оттенка обложку, минималистично; вторая, напротив, обернута в темно-серый, многотонно городской цвет. Приглянувшись, главный герой заметил какой-то зажатый, скрученный силуэт опустившей голову малой девушки. Начал вчитываться в обе книги по порядку, пытался вникнуть в курс дела, освоить направленность сюжета. Спустя определенный промежуток времени закрыл первую книгу, вдумчиво и хмуро отвел взгляд вверх, расслабил губы. Представил себя в нарисованном неизвестным человеком мире. Совершенно обычным, всеми привычном раскладе дел все равно происходила какая-то скромная, прижатая недостатком внимания фантастика, городское замешательство. Обыкновенные солнечные, чуть жаркие, особо людные местами душноватые дни, облачное небо, внушительные отбрасываемые различными зданиями тени. Герой истории уже не первый раз встречается со своей достаточно терзающей, мучающей проблемой, рациональное объяснение которой выглядело бы неуместно, насмешливо. Постоянно, забывая солнечные очки дома, даже оставляя при себе, в каком-нибудь потрепанном кармане, герой сталкивался с колкими ослепительными лучами солнца. А не иначе как с самими очками на своем лице острые солнечные векторы куда-то пропадали, ловко скрывались за массивными проплывавшими облаками, или в нужный момент свет прикрывали вставшие вовремя здания, своеобразные прочие участки. Парню приходилось серьезно выбирать: морщиться от силы световых распределений или получать значительный дискомфорт от приглушенных тонов. Поначалу герой сюжета игрался со своим положением, воображая, что имеет своеобразный неклассический какой доступ к власти. Над людьми, над погодой, человеческими настроениями.. Однако довольно скоро осознал, что такой эффект действует сугубо лишь на него самого. Впопыхах, на страстях и в сожалении он сделал выбор кардинально изменить свою жизнь: ее содержание и общее ощущение. Теперь юноша стал жить ночью, спать днями. Утром просыпавшиеся старые друзья имели возможность пообщаться со своим товарищем накануне каждого начинавшегося вечера, кто-то чаще имел дело, кто являлся любителем ложиться спать к четырем часам. Потом невзначай, несколько тривиально оказалось, что новая жизнь куда более необходима, удивительна, загадочна и мотивирующая. Что правильно принимать серьезные изменения на своем пути, здорово работать над собой, анализировать, воспринимать встрепенувшиеся проблемы как азартную игру, блок занятных задач на логику, проявлять смелость и находчивость в отношении встреченных сомнительных и пресловутых событий. Классно, здорово, весело-задорно, как говорится. Немного отдает, по моему личному мнению, какой-то наивностью, жизнерадостным максимализмом, волевой детскостью. Глядите-ка, и вправду, автор указал источник вдохновения как однажды родившуюся в детстве любопытную философскую мысль. Джеймс перекинул взгляд на вторую неоднозначную находку, раскрыл мастерски какой-то заданный вырванный контекст, стал вчитываться. Следующий по порядку рассказ по своему настроению чувствовался заметно более тяжело, напряженно, депрессивно, трагично. Почти что сразу на Джеймса напало гнетущее чувство безысходности, бессмысленности, беспомощности. Учитывая тот факт, что с подобными главный герой встречался периодически ежедневно, его по-своему впечатлило, насколько в этой истории мрачное познание мира усиленно, обострено. Повествование развивалось вокруг глухонемой очень талантливой, восприимчивой, где-то выдержанно ранимой девочки лет 17-ти. Живя с объемным, весомым чувством потери матери, вскоре та сталкивается с решающим, тревожным в ее особенной жизни случаем, в результате которого она могла бы потерять последнюю сбывшуюся надежду, приятную связь с внешним обыденным миром. Коим стала неожиданная и очень срочная необходимость оказать помощь попавшему в беду, медленно угасавшему в забвении отцу. Времена назывались в то время непростыми особенно многократно, вылетали утешавшие речи в любом незамысловатом разговоре о погоде. Жила такая неполная семья в сравнительно бедных, неблагоприятных условиях, немного отстав от современных мод и житейских радостей. Последний телефон недавно был раздражительно сломан, интернет уныло иссяк, ручки как-то некстати все почти засохли. Вряд ли юная героиня запоминала в лицо искренне преданных друзей отца; еще более неизвестно, знала ли она хотя бы примерное месторасположение их квартир, прочих жилых помещений. Вот она одна, не имея должной необходимой связи с окружающим миром, беспокойно и чуть растерянно, время от времени дергаясь от неясности выражения мыслей, вливается в общество с немым криком о помощи. Наверное, целый рассказ она будет пытаться передать вполне свою основную, самую важную мысль. Единственное, главное такое, чтобы тот, на кого юная леди потратила верх своих обособленных сдержанных, задумчивых усилий, обдумав отчаянную просьбу, не отказался от нее в связи с неугодно вставшими амбициями, принципами, желанными заявлениями. Хорошая история. Быть может, она представит читателям истинную природу мысли, содержание идей, структуру рассуждений. Всегда любопытно цепляло, как пьяные люди, разговаривающие на разных родных языках, позабыв сквозь алкоголь о выученных оформленных предложениях, понимали друг друга практически в любом представшем свете. Или как художник мог передать свою идею зрителю.. Кошка собаке, ребенок взрослому, писатель читателю, глухонемой рассудительному. Интересно, помогут ли девочке.. Занятно, не сломается ли она..

— «Хорошая книга, умная и проблемная» — подумал про себя задумчиво Джеймс, нахмурив понимающе брови и окунувшись взглядом в условные, едва терпимые размеры переживаний этой книги.

Мужчина решительно и аккуратно взял вторую книжку, заинтересованно, где-то накладывая мораль на свой досуг, размышляя о возможном финале рассказа, успешно заплатил половину суммы за книгу, тем самым взяв ее на какое-то время. Кроткие проникновенные работники книжного давали возможность постоянным клиентам брать понравившуюся одну работу на время. Все, связанные так или иначе с данным местом, спокойно осознавали, что полюбившие их книжный с удовольствием, все так же добросовестно и честно вернутся в магазин. Лично Джеймсу это было как нельзя удобно, так как Организация сама по себе крайне не советует оставлять в квартире, по-хорошему и в рабочем кабинете, предметы, относящиеся к различным направлениям искусства. Диски с фильмами, кассеты с видео, радио с новостями.. Всего по минимуму, так сказать. Главный герой до конца точно не знал, какую цель преследует Организация, запрещая размещать у себя на выделенной территории, казалось бы, весьма безобидные своенравные предметы. Он предполагал, соглашался с отдаленными ответами его работы: с таким ассортиментом вещей будет легче выследить, составить характеристику Джеймса как разыскиваемого давным-давно убийцу. Если не объективные детали жизни, то хотя бы предпочтения, любительские занятия, хобби. Нужно проворачивать все тайно. В то же время, несмотря на свободный стиль времяпрепровождения, Организация советовала скептически относиться к статьям психологического характера. Много развелось самоуверенных блефующих и эгоцентричных специалистов в данной области, немногие способны излечить настоящую депрессию у человека.. причем такой.. весьма тяжелой степени. Всегда мужчине говорили: как повезло, что нашелся Чарльз, проверенный и гениальный человек. Ему можно и нужно доверять, он точно поможет. Кассиры улыбчиво и добровольно, без хаотичных полемик пробили по частичной цене книгу Джеймсу (пока он с работниками книжного в таких отношениях, что приветствовать, вежливо прощаться друг с другом, улыбаться уместно, актуально, а заводить тематический атмосферный, комфортный для обоих разговор пока рано). Затем искренне пожелали удачи, мечтательно взглянули на взятую на прочтение работу, многозначно ухмыльнулись, попрощались. До скорой встречи, уважаемый наш друг..

Наконец переступив порог непосредственно своей родной действительной улицы, перейдя граничившую, еще работоспособную дорогу, главному герою пришлось проникновенно прошагать сквозь постепенно затухавшие переулочные углы и выходившие из строя стоки на дорогах, из-за чего, кстати говоря, в дождливые сезоны здесь бывало достаточно мокро. Разворачивалась далеко не курортного уровня водная трасса. Огроменные лужи в скором времени походили на своеобразные полноценные мелководные озера. Джеймс даже некоторым особо узнаваемым давал названия. Так и можно было повстречать в определенный день и «Проезжий залив», и «Озеро четырех плиток», и иногда эксклюзивное «Озерцо у Привалыча», располагавшееся каждый раз прямо напротив минералогического, летом отчего-то постоянно закрывавшегося магазинчика. Вообще саму такую вот тематическую точку продовольствия мужчина никогда не посещал, в лицо этого Привалыча видел лишь считанные несколько раз потому. Однако за эти пару пересечений уверил себя в том, что человек тот являлся уважаемым, ценным, независимым и полным добрых побудительных идей. Понимаете, все же главный герой не интересовался минералами особо за прожитый отрезок существования, разве что однажды загляделся от абсурдного любопытства на книгу, которая так рьяно и пламенно представляла потенциальным читателям, как помню, «всю информацию о мраморе 1931-го года». Интересно, что с ним было не так.? Может быть, вопрос лежит вовсе не в той основе, какую мы себе воспринимаем в связи с конкретными мыслительными принципами. Вероятно, люди за бумажным текстом желали нам поведать о том, что именно 1931-й оказался самым верно нацеленным, благоприятным для мрамора.. И почему какой-то там 1931-й год? Та же самая излюбленная тема вечно задаваемого вопроса или и впрямь какая-то абсолютно отдельная особенность.? Для всего ли мрамора была какая отрада в том году.. или досталось всякое удовольствие лишь отрезанному невзначай камешку.? Постойте, может, дело совсем и не в мраморе вовсе? Это всего лишь на основе обыденного неизменного мрамора рассказывалось про все тот же внутренний мир человека, усовершенствовавшиеся критерии мышления, ремесла, прочих других людских возможностей. И всякая такая книга показывала нетипичным замысловатым, но все тем же образом психологию и уникальность именно человека. Вы все такие странные! Тогда мрамор здесь зачем? Очередная прохлаждавшаяся сцена? Бессмысленно и эгоцентрично.. Мрамор в таком случае так же должен по идее человека, на его основе воспроизводить историю своего развития. Разве нет? Однако, боюсь, конкретно мрамору человека будет весьма мало. Часто уж мы забываемся, что являемся именно звеном, нежели всем руководством. Как уже было где-то когда-то сказано ранее, родная улица Джеймса специализировалась на несколько иных отраслях общественной жизнедеятельности: табак, алкоголь, любительское оружие. Куда в более малом проценте здесь располагались места, направленные на технику, строительное сырье, бойцовский клуб для горячо мотивированных ценителей, один минералогический магазин, буквальная двойка антикварных. Однако нет, простите. Джеймс только что прошел задумчиво мимо одного из таковых, какой-то антикварный, судя по всему, уже навсегда закрылся. Быть может, конкуренции не выдержал. Возможно, ценность редкостных уникальных вещей возросла в обширные разы. Или второй товарищ все скупал куда шустрее первого. Мужчина спросил одного из навстречу шедших насчет скучно и невзрачно закрытого предприятия напротив. Оказалось, и вправду. Магазин закрылся вообще на прошлой неделе, владельцы каким-то умудрившимся боком крайне неудачно вложились неясно куда. После подобного сногсшибательного удара пытались выкрутиться, еще на стойких, чуть трясшихся ногах бороться на рынке, однако получилось не менее безуспешно. В результате приняли строгое, весьма радикальное решение переехать в другой штат, быть может, в климат чуть иного характера с целью начать жизнь заново, как на новом неизведанном рынке, так и личную, внутри себя что. Жаль, неплохие, доброжелательные ребята там руководили, правда, загадочные какие-то, темноватые. Хотя, может, темнота эта являлась каким-то вынужденным отблеском тени самого района. Жили бы в темном месте светлые люди, давно бы место считалось уже если не цветным, то хотя бы красочным. Великого градиента, увы, не дождаться такими темпами. Слегка знакомый прохожий в том числе объявил о молниеносной покупке брошенной территории, в ближайшее время сюда переедет еще один малый бизнес с совершенно оригинальными занятными предпочтениями здесь. Пару раз приезжала незначительная немногословная профессиональная бригада, приводила помещение в должный порядок. Стоит ожидать хороших перемен в жизни. В районе Джеймса новые предприятия обычно сулили именно такие новости, потому зачастую жители радовались, проявляли небольшой добрый, по-своему неуклюжий по причине своей мрачности знак внимания новичкам. Исключения составляли, как бы необычно ни звучало, бордели. Ни один обитатель данного района не воспринимал всерьез проституцию; кроме того, за отдаленное проявление увлеченности как правило выражали свое небрежное отношение, неуважение и надменность к таковым персонам. Выгонять, по правде говоря, за такое никогда не решались. Всем известна двоякая психологическая структура сознания женщин с подобной судьбой. Джеймс подумал о новом винном магазине, данных любителей достаточно давно сюда не заезжало.

По дороге домой главный герой зашел в табачный магазин. Как минимум раз в неделю он заходил сюда за новой пачкой сигарет, выбранных под настроение, или обсудить бытовые, экономического характера дела, приходившие в табачной лавке в какой-то поразительно практичный вид. Если не вдаваться в повседневные задачи, Джеймс любил посещать особенно эту табачную, чтобы просто поговорить с умным, сообразительным таким, ловким и довольно застенчивым парнем, там работавшим. Он занимался всей лавкой, замечательно разбирался в сортах табака, иногда экспериментировал, вальяжно разговаривал с химией в свободное время, парнишка был честным, ответственным, со своим мнением, из-за чего, собственно говоря, главный герой доверял ему больше всяких остальных принципиальных на своей улице. Как минимум два раза в неделю Джеймс мог заходить в табачный магазинчик в случае тяжелого положения, когда смутно представляется дальнейший исход событий. Юноша умел проворно подслушивать, анализировать, искать выводы, его помощь для героя является попросту неоценимой, можно сказать и так. Что касается рабочего помещения, где охотно и со вкусом продавался качественный табак, то сам парень тщательно ухаживал за своим местом. Все выглядело ухоженным, стильным, выполненным в каком-то своем идейном жанре, выдержанно. Наблюдался кругом спокойных деревянных оттенков минимализм с невероятно точным некоторым добавлением определенного декора. Рабочее место по себе было не таким и большим, излишние амбициозные моменты смотрелись бы неактуально, напыщенно как-то. Издалека веяло неназойливой интересной атмосферой прошлого века. Может быть, специфический аромат табака усиливал подобный эффект.

— «Феликс, давно я тебя не приветствовал?» — как ни в чем не бывало, весьма спокойно и расслабленно обратился к тому юноше Джеймс.

— «Уже как недели две, может быть, три. Прошел бы месяц, я бы определенно начал считать, ты же знаешь» — Феликс тут же приободрился, его тон был слышен более оживленным, довольным приходом товарища.

— «Последнее задание содержало в себе некоторые неожиданные, не особо приятные для меня элементы. Прошло тяжело, заслуженный отпуск провел в больнице».

— «В частной, как всегда?» — собеседник мило и непринужденно улыбнулся.

— «Лучше бы в типичной городской. Может, сразу бы вспомнил, как все было» — Джеймс сдержанно, флегматично усмехнулся.

Феликс жизнерадостно рассмеялся.

— «Погоди, ты не помнишь?» — внезапно юношу одолела данная мысль.

— «Как видишь.. как помнишь» — задумчиво и несколько отдаленно от происходивших вокруг действий проговорил главный герой.

— «Ты лучше выглядишь сейчас..» — внимательно и понимающе пригляделся Феликс.

— «Раньше все совсем плохо было?»

— «Пожалуй» — парень робко почесал затылок, немного зажмурившись.

Джеймс, насупившись, уставился в своих мыслях в пол, опечалился.

— «Может, в больнице наконец полежал, отдохнул. В последнее время же вообще не спал, на тебя смотреть было грустно и жалко даже.. Мне, наверное, точно» — Феликс старался разрядить обстановку, представить в ярком свете потрясающие плюсы настоящего.

— «Наверное-наверное. Глядишь, быть может, депрессия меня в конечном счете оставит. Надеюсь-надеюсь.. — мужчина грустно, но невольно широко улыбнулся, явно был рад искренней встрече, — как твоя семья поживает?»

— «В целом нормально. Матери лучше, отец вне себя от радости. На работе ему предложили прийти в себя, побыть с собой наедине, заняться хобби, набраться сил. В ближайшем будущем, как ему сообщили, ждет сложный проект. Придется проявить все свои знания истории. Живут, сильнее становятся» — голос Феликса стал несколько тише и ровнее, однако невозможный оптимизм и целеустремленная смекалка никуда не исчезали.

— «А самое время у вас там на природу выезжать.. Закат смотреть, прочие явления.. заставать.. с поличным?»

— «Холодно будет для заката».

— «У вас в Швеции там постоянно холодно, прекрати!»

— «Да ладно тебе! — Феликс широко и приветливо усмехнулся. — В тебе есть какой-то приличный процент датской крови. Там тоже не Гавайи, простите».

— «В Англии не то. Разные несколько страны».

— «От кого у тебя Дания..?» — юноша немного отошел от легкого разговора по душам.

— «От матери» — лицо Джеймса приняло тяжелый, напряженный, угрюмый вид.

— «О, прости.. я забыл» — Феликс неловко отошел на пару шагов назад от собеседника.

— «Как твой брат.? Нашли?» — мужчина резко захотел сменить вектор беседы.

— «Еще нет. Полиция пожимает якобы сострадательно плечами.. — юноша сделался несколько более раздраженным, возмущенным, — единственное, он мог попасть под влияние каких-то северных банд. И некоторая кучка таковых сейчас вполне расхаживает в этом штате. Может быть, когда-нибудь я хотя бы в примерных и общих деталях разберусь, что происходит с моей и его жизнью вот уже.. 9 лет».

— «Печально как-то все равно.. Обещаю, что постараюсь найти по меньшей мере какой-нибудь оставленный им след. Даже если такой окажется вообще на юге, разбивая тем самым всякие наши ожидания».

— «Спасибо, Джеймс, — Феликс в очередной раз немного взбодрился, стал выглядеть чуть энергичнее, — Но все-таки сначала лучше отлежись. Посмотрим, может, именно этого тебе не хватало в лечении».

— «Три раза ха, как говорится, — Джеймс вслед за своим приятелем тоже получил некоторый заряд оптимизма глубоко внутри, — давай теперь серьезно.

Кто-нибудь заходил спрашивать? Или просто заходил?»

— «Три раза, спрашивали про тебя в общем. И твою квартиру искали».

— «Кем представились?»

— «Один сообщил, что из налоговой службы. Другой какой-то выходец из банка, зачем из банка переть так далеко сюда. Придумают, конечно, такие роли дурные. Я не оценил» — Феликс отчетливо, внимательно и довольно холодно для себя обращался с объективно важной информацией.

— «А третий?» — Джеймс стал звучать тише, более утонченно.

— «ФБР».

— «Даже так?»

— «Вряд ли. Подставной какой-нибудь. Значком убитого пользовался. Может, мафия. Хотя особых столкновений, прямолинейных таких не случалось. Вероятно, даже не к тебе вопросы, к твоему начальству. А тебя пытаются прижать как лучшего работника».

— «Как думаешь, квартиру мою засекли?»

— «Не уверен, что все. Последнему не составило бы особого труда разгадать ребус. Если так, он что-то искал, наверное».

— «Ха! В моей квартире еще что-то искать.. Есть хотя бы, что?» — Джеймс непроизвольно остро и язвительно, грубо улыбнулся.

— «Значит, они тебя совсем не знают. Их поставили недавно к тебе..» — Феликс ловко продолжал анализировать.

— «Скорее всего. Они наши?»

— «Нет, уверенно не сказал бы» — юноша сказал решительно, упрямо.

— «Это уже интересно».

— «Согласен… Из какого района они бы приходились..?»

— «Района ли? Кажется, эти ребята занимают территорию побольше. Маловероятно, что их интересы созвучны с полицейскими. И так ли им нужен я, это вопрос открытый. Думаю, что они еще придут в гости. Там и посмотрим. Более детально и сосредоточенно».

— «Люблю свою работу, пожалуй. Каждый день сплошная серьезная неразбериха» — Феликс довольно и почтительно наблюдательно ответил на реплику своего собеседника.

Парня всегда привлекал риск в проведении собственных дней, он не мог устоять на месте, но только, пожалуй, в умственном плане. Физически Феликс был недостаточно развит для профессионального впечатляющего боя, поэтому старался всегда бывать на расстоянии от своего опасного предложения, что позволило выработать в нем способность умело следить и быстро ориентироваться в различных попадавшихся ситуациях. Разговор очевидным и понятным образом подходил к концу. Восстанавливая свой избитый давний путь до дома, Джеймс под конец приобрел еще одну упаковку свежих ароматных сигарет. В тот момент, когда главный герой одной ногой уже был на уличной прогулочной плитке, Феликс задумчиво и даже как-то обескураженно то ли для себя, то ли для товарища спросил:

— «Тебе помогают твои лекарства?»

Джеймс задумчиво обернулся на вопрос, глубоким взглядом осмотрел выражение лица Феликса, на некоторое время перевел взгляд на дальние неприметные углы комнаты.

— «Не знаю..» — печально ответил Джеймс и скрылся от табачной лавки, прикрываясь легонько тусклым светом разбитых домашних фонарей. Удобным расположением близлежащих нужных мест табачная лавка в свою очередь как раз находилась в соседнем от того, в котором непосредственно проживал Джеймс. Зайдя во внутренний двор, еще более темный и непроглядный по ночам, чем лицевая сторона этакой улицы, главный герой все еще мог разглядеть с одной стороны стеснительно росший многообещающий ряд деревьев с парой неплохих, однако плохо покрашенных, лавочек у определенных деревьев. Внутренний дворик едва ярко походил на приятный, словно застывший во времени задумчивый сквер, как ни странно, резко прерванный грубой архитектурой последующих зданий, какие-то конечные из которых уже относили себя к иной улице. Сквер почти затух, за ним сравнительно давно перестали ухаживать, наблюдать, вообще вспоминать. Правый фактически конечный подъезд, немного проглядывавший по углам терпимой ржавчиной, являлся родным и зафиксированным подъездом мужчины. Войдя внутрь здания Джеймс прошел по длинному, совсем-совсем приглушенно освещенному коридору в самую даль, чтобы подняться по лестнице на девятый этаж из всех десяти возможных. Лифта у здания не наблюдалось, вовсе, скажу так, не планировалось при постройке корпуса, но Джеймсу прогулки были к лицу, он получал от них какое-то философски насыщенное удовольствие, способен был разобраться в разведенных задачах, проскользнувших проблемах, все шло на пользу внутреннему состоянию. Специально отведенное лестничное помещение наблюдалось весьма широким и оттого комфортным, ступеньки были оформлены грамотно, расчетливо; в некоторых особо эксклюзивных углах поставили еще достойную искреннюю имитацию домашнего ковра: немного порванного, промокшего, в каких-то моментах сделавшегося тоньше своей изначальной ширины. Однако это были все те же ковры, о которые можно было спокойно и приветливо (может, не настолько, конечно, но уважение к соседским инициативам являлось обязательным критерием жизни здесь) вытереть ноги. Добравшись до своего этажа, Джеймс прошел еще ощутимо немало метров. Можно заявить, по моим наблюдениям, квартира главного героя находилась почти что впритык к расположившимся квартирам соседнего подъезда. Коридор на девятом этаже чувствовался лишь чуть более неизведанным, неистоптанным и в целом каким-то еще пока свежим в сравнении с нижними. Быть может, выдающиеся памятные местные личности так любили останавливаться и селиться на доступных, невозвышенных этажах. Возможно, лестница или тот же занятный лифт служат неким эмоциональным равновесием, способным усовершенствовать невольно дипломатические и стратегические смекалистые идеи в человеке. И, уже приближаясь к заданному высокому этажу, не хочется впрямь все крушить, вопить, молиться, жаловаться, разрушать и опускаться.. Опускаться.. Иногда мне кажется совсем чудным то, как субъективная, образная деталь мысли имеет возможность выразить себя в объективных, реальных и материальных схемах, механизмах, делах проживаемой жизни. Может быть, и вправду все это как-то связано с общей идеей логосической теории происхождения языка. И то, как слово влияет на создание, структурирование мира, может быть похожим по своей концепции на выдуманную мысль, что влияет на насущный расклад общественной жизнедеятельности. По крайней мере, мысль же откуда-то выдумывается. Всегда у меня получалось приходить к такому выводу, что на пустом месте сознание не заполняется. В любом случае должная быть какая-то закономерность, в любом моменте и пустота является чем-то, она не может быть в прямом своем значении ничем. С прохождением еще одного и следующего дня не перестает казаться, что мысль выполняет функцию как равновесия, так и закрепления полномочий своей позиции, которая опять же влияет на корректность всеобщего механизма обмена энергии и загадочной занимательной сущности правды, фактов, информации, тех самых мыслей обо всем. Выход из равновесия, потеря собственных сил на своей позиции грозит гнетущим восстановлением, которое неизвестно еще, как именно, преобразит условия и структуру образа жизни заданного персонажа. Во всяком случае, поднимаясь на свой проживаемый этаж, Джеймс все меньше хотел морально опускаться, разрушаться, падать сломя голову. Относительно громко прошагав к своей двери, имея возможность при этом отчетливо ясно и хорошо себя слышать, он тянется к дверной ручке и заходит в свою квартиру. Издалека проходит ненавязчивая морозная волна бесшумного сквозняка, свет забвенно выключен, кое-как проявляются многотонные темные очертания узнаваемой мебели. Внутри Джеймса пробежались теплые, но в то же время какие-то тягостные, досадно тоскливые чувства. Правая рука частично где-то машинально дотянулась до переключателя, свет в прихожей включился.

— «Все точно такое же. Здравствуй, неизменный, непоколебимый тихий долгожитель..» — вежливо и гостеприимно прозвучало в мыслях у него. Прихожая, как, наверное, и целиком вся квартира, была несколько пустоватой. Полный стиль и изображенная картина походили скорее на незаселенный, еще вакантный убранный номер в какой-нибудь попавшейся гостинице. Многое необходимого, жизненно важного характера спокойно и бесстрастно располагалось на заданных, компактных таких местах. Что касалось именно прихожей, то ничего, кроме непосредственно шкафа и подвернувшегося незапамятного, терпимо потрепанного замечательного кресла, не бросалось в глаза. Разве что подмеченная незаменимая особенность данного помещения; прихожая являлась единственным местом, содержавшим на своей территории зеркало. Конечно, какое-то побитое, запыленное, мутное несколько зеркальце висело в ванной прямо над раковиной, но это было не совсем то. Джеймс зеркало в ванной использовал исключительно ради рассмотрения возможных шрамов и прочих неприятных недугов на лице, иногда ради простецкого и добропорядочного безучастного общего взгляда на свое лицо. Мужчина не предпочитал иметь в своем доме какие-либо зеркала, и нет, вовсе не так, он не был нисколько каким-то религиозным, чересчур набожным.. Попросту факт заключается в том, что его воротило от собственной внешности, выражения лица, несчастных глаз, исхудалого тела, бледных щек.. Джеймс искренне верил в целительные, научно оформленные свойства тех лекарств, которые бесплатно ему выдает Организация, но все никак не мог дождаться нужного, столь долгожданного эффекта. На подобный вопрос психиатр сводил всякий потенциальный остроумный разговор на неоправданные положения психосоматики, независимости стресса, нечестности и неуверенности в самом себе. Потому Джеймс был вынужден постоянно проводить беседы с Чарльзом, постоянно доказывая всем слушателям свою преданность и неуклонность от принципов жизни Организации. Однажды в какой-то тупиковый час рассуждений Чарльз заявил, что лекарство давно начало действовать на организм Джеймса, просто тот настолько глубоко ушел в самоистязания и самокопания, что не заметил нового себя. После того разговора главный герой небрежно отдалился от своего друга, все меньше посвящая его в свои истинные чувственные размышления. И незадолго после этой беседы произошло печально нахальное решение природы отобрать последние воспоминания о чем бы то ни было, однако, кстати. Джеймс повернулся, снял куртку, повесил на ближайший крючок, озадаченно взглянул на себя в зеркале. Сдержанные, невероятно грустные, большие и выразительные темно-зеленые глаза с небольшими беспокойными синяками под ними, прямой классический нос. Несколько худые щеки, под определенным углом хорошо видимые скулы. Широкие выразительные брови, немногое, что Джеймс мог назвать примечательным и заманчивым в своей внешности. Взъерошенная, свободно оформленная, из принципа тщательно не причесанная прическа длиной чуть ниже ушей, мягкие приятные каштановые волосы. В противоположность милой безобидной мягкости на лице видится слегка колючая, из прочных волос, щетина, тонкие, тоном чуть более яркие на фоне всего лица губы. Приличный статный рост, широкие плечи, правда, неявно горбившаяся спина, сильная и стройная фигура, однако отдаленно наводившая на мысли о некоей истощенности, слабости. Физиономия Джеймса отдавала удивительной сдержанностью, силой воли и неубиенным остроумием, оставленным серьезным отношением к обществу, в то же время веяло какой-то вялостью и некоторой усталостью. Может быть, так проявлялась депрессия запущенного характера.. на внутреннем изгибе локтя оставались давние следы уколов лекарства, которые, между прочим, Джеймс не принимал на протяжении полумесяца. При всем при том было положено, строго на рецептах основываясь, о еженедельной обязательной дозе при нормальных обстоятельствах. До трех раз в неделю можно в случае повышенных проявлений симптомов болезни. Благо, последнее время таковых не замечалось. Мужчина нахмурился, пригляделся. Глубоко внутри от чего-то ему стало тошно, но вместо привычных грубых бросаний идей на этот раз он вдруг стал анализировать, дотягиваться до проскочивших мыслительных мановений. Может быть, Джеймс все такой же пренебрежительный и толковый. Вероятно, до сих пор мужчину в какой-то степени терзало желание вспомнить недавние мгновения последнего любопытного рабочего случая. На каком-то условном другом конце своих идейных изречений и наступательных тактик Джеймс подумал, что когда-нибудь снова пожалеет о данном решении. Что однажды он докопается до истины настолько близко и детально, что не сможет выбраться из гнетущих, томительно давящих обвиненных ощущений. Странно было предполагать, как эффективно ему помогает недавно выдуманная занятная терапия. Однако сама картина как-то лучше или роскошнее, любезнее не становилось. Напрягло еще более бурно. Джеймс стоял перед собой, заглядывал в пучину своего отражения, ненароком боковым взглядом отмечал какие-то неточности, расхождения. Он рассуждал о зеркале, добровольно внесенном в эту квартиру. Что же на самом деле могло таиться за таким необычным показывающим веществом, если, показывая правую сторону, оно представляет левую, толком не зная эту самую сторону.. Но все же разразившееся на эмоциональном уровне зеркало попало в конечном счете прямо в точку. Перед Джеймсом пролетели болезненные, рвавшие и жадно царапавшие воспоминания, мимолетно острые элементы прошлого. Среди данного выброса сентиментальных воспоминаний главный герой изо всех сил пытался держаться, как только мог, ища так трепетно и целеустремленно самые нужные в тот момент. Понимающее и сочувственное безразличие на лице постепенно сменялось на обиженный и терпевший что-то пронзительное оскал. Затяжной круговорот личных неразрешенных переживаний только усиливался, обостренных сердечных и мучительных вопросов появлялось в голове все больше. Джеймс не в силах противиться так же совершенно и в полном объеме атаковавшим образам в голове, суровым умозаключениям в воображении незаметным ослабшим движением чуть приспустил голову, опустив тем самым вниз и глаза. Не желая вовсе рассматривать себя в зеркале, главный герой невзначай увидел оставленный впопыхах как-то раз давних времен свой пистолет, то была и, быть может, все еще является раритетной и уважаемой в тематических сообществах работой. В свое время Джеймс проявил инициативу оставить на память у себя один из револьверов системы Нагана. Где-то на это решение влияло и некоторая небольшая страсть мужчины к историческому, безмолвно известному, давнему. Потому, была бы перспектива какая действительная, удобный случай, мужчина бы в приятные неспешные беззаботные выходные заглядывал всерьез в антикварные магазины с поникшей мечтой собирать определенного типа коллекции, причем самые разные. Увы, собирать и сохранять, таковые действия стали нынче запрещены и осуждены для жизни Джеймса. Ему оставалось теперь, чтобы добиться целесообразности собственных дней, оставлять и забирать. В какой-то проживаемый период черным по белому, яркими чувствительными красками перед главным героем предстали какие-то значительные эпизоды из его прошлого. Ощущалось непроизвольно несчастное потерянное время 29-ти годов жизни. Чувства и внутреннее состояние Джеймса были как-то особенно подорваны после одноименных специфических событий, произошедших с ним лично. Когда мольба о помощи воспринималась и потому принималась обратно мужчине как необходимый надобный философский урок, нравственная великая ценность. Потерявшись совсем в значении правдивых отзывчивых ценностей, Джеймс как раз набрался смелости в дрянной и мутной компании сыграть в классическом стиле русскую рулетку. Самоотверженно и храбро стрельнув в себя пустым патроном единожды, он до крайности необычайным образом познал совершенную суть ценности, потери, смог подробно, верно представить чувство отсутствия чего-либо. Замахнувшись всерьез однажды, Джеймс очнулся, проснулся, поймал, казалось, на какой-то миг настоящего себя. Да так, что по пришествию новой очереди главного героя, тот побоялся стрелять в себя еще раз, рисковать, искать правду, думать о справедливости и забывать о своем будущем. Терзая себя, мучаясь, на последних срывавшихся тонах разговаривая внутри с самим собой, в конце концов он не смог этого сделать. Партия почтенных грозных и властных людей исключила его нагло, позорно как из игры, так и из членов банды в самом деле.

В легком растерянном отчаянии Джеймс и сейчас схватил решительно оставленный револьвер, заставляя себя таким образом тут же, жестоко и боязно вспомнить, собрать себя, перестать ныть, возиться с пораненной душой. Он вновь поднял глаза на себя, смотревшего ровно, хладнокровно на свое отражение, приставил пистолет ближе к глотке, не слишком стремительно. Мужчина смотрел на себя яростным страстным взглядом с огнестрельным оружием во рту, не помня, как и когда заряжал предмет в последний раз. Забывая и бросаясь жестокостью во всех приходивших в голову воспоминаниях, Джеймс хотел абсолютно противоречивого и невозможного, чтобы пришло в голову нечто конкретное, радикальное, действенное. Он смотрел, он обвинял и бил морально себя, не прочь был действительно выстрелить. Не против был закидать себя палками и на могиле, согласен был на разбитый именной камень у обочины. С таким-то жалким и бесполезным человеком..

Глаза Джеймса неожиданно плавно расширились, сделались недоуменными и жалостливыми. Мужчина резко убрал пистолет из своего рта, бросил на то же место, откуда только увидел. Ошеломленно, проявляя сильное жизнеутверждающее сострадание к себе, главный герой попросил себя успокоиться, настроиться, сосредоточиться. Припомнить научное, реальное, забыть наивное невозможное. Главное, иметь в виду, что всякое такое особенно утомляющее было в прошлом, оно прошло. Идет дорога лишь вперед, должна всегда идти туда. Нет, дорога не может кончаться на том моменте, если шествующий неловко перепутал направление своего пути! Не может вообще быть! Джеймс уверенно подумал о душе, нельзя на впечатлительную, обостренную прошлым голову принимать подобные решения, ни в коем случае! Как только умудрился он без душа о чем-то величавом и насущном помышлять..

Ванная Джеймса была скромной, но достаточно привлекательной и чарующей своей чистотой. Хотя если рассматривать комнату объективно, скептически, безынтересно, то ничем непримечательная, совершенная обыденная маленькая, в каких-то углах чуть тесноватая ванная комната. Плитка цвета слоновой кости поглощала собой все четыре стены, а на полу красовалась плитка сероватых, немного более огорченных и городских оттенков. Оба цвета грамотно и гармонично соединялись, взаимодействовали друг с другом. Широкая раковина с округленными краями всегда наблюдалась намокшей, но постоянно чистой. Главный герой очень брезгливо относился к явным проявлениям грязи и в любом возможном случае охотно, чересчур оживленно ее убирал. Кроме того, Джеймс в общем своем представлении был довольно брезглив и мог после невнятного рукопожатия со скользкой, потной рукой мыть руки дважды с мылом. Если руки перепачканы в пыли и затхлых остатках пищи, например, происходило примерно то же самое. Каким-то занятным исключением являлась кровь и некоторые другие внутренности живых существ. Почему-то, ненароком испачкавшись в них, должной отвратной реакции и прочих тошнотных рывков не происходило. На раковине стоял высокий приглушенный матовый стаканчик, всегда на миллиметр наполненный случайно водой, где стояла зубная щетка вместе с пастой. Зубчики щетки в большинстве случаев наблюдались хаотично разбросанными какими-то, в некоторых случаях притупленными, вероятно, чистил зубы Джеймс так же яро и убедительно, как и в принципе ухаживал за собой. Рядом со стаканчиком стояла мыльница с ароматным фирменным мылом, а непосредственно над раковиной и несколько ниже замутненного поцарапанного зеркала располагалась небольшая удлиненная полочка со многими стоявшими гигиеническими принадлежностями на всякие случаи жизни. В правой стороне ванной были размещены остальные другие необходимые предметы быта, включая важнейший элемент санузла, шкафчики с полотенцами и различными ватными дисками, шампунями, прочим таким, стиральная машина. Левее всей экспозиции стоял душ. На саму ванну места, к сожалению, не хватило, однако Джеймс скорее выбрал б последнее в связи с врожденной способностью успокаивать, медитировать и вообще в связи с некоторой

многофункциональностью ванны. Душ, правда, тоже его вполне устраивал. Что касается освещения, то занятно вам заявлять, что именно эта часть помещения лучше всего освещалась. Может быть, всяческие важные принципиальные мысли насчет прожитых дней, произошедших случаев, грянувших событий объявлялись именно в крайних местах: совершенно ярких, приватных, интимных углах и абсолютно темных, освежающих. Это я про балкон, пожалуй, именно так.

Нетрудно прийти к такому выводу, что Джеймс мылся каждый день, даже старался несколько раз в день освежаться под водой. Первый прием душа он осуществлял по одним причинам, некоторые последующие — по отнюдь другим. Все в жизни главного героя имело уникальное, неповторимое и смятенное место быть. В какой-то момент вскоре Джеймс понял, что под чистой приятной струей воды думается лучше и в разы яснее, вразумительнее, скажем так. Однако при всей возможности активно и охотно рассуждать в душе мужчина не предпочитал затрагивать в своей голове вопросы чрезмерно насущного и строго важного характера, крупные такие, серьезные. Нет, он выбирал темы меньше и более ненужные для чего-то грандиозного, великого. Он считал, что работа с подобными бескорыстными, изворотливо непростыми идеями поможет ему не только разрядить обстановку вокруг себя, отвлечься, но и какими-то окольными, нестандартно смышлеными путями добраться до необходимого действенного решения какой-нибудь запущенной или просто неотвязной, назойливой проблемы. Как ни странно, за таковые простодушные и светские он считал глубокие наблюдательные, скоропостижно упрямые и бьющиеся темы, например, страх, боль, предательство, отсутсвие чего-либо, смысл. Надо отметить еще и то, что в душе каким-то занятным образом Джеймс расставлял приоритеты перед собой особенно здраво и оттого рассматривал обсуждаемые вопросы совсем трезво. Сравнительно давно, еще в молодые продуктивные и цепкие годы, мужчина проявил некоторую страсть к нейтральной стороне, удивительно зоркому и мудрому, широкому и дальновидному взгляду этакой уравновешенной личности. Сегодня Джеймс взялся разобрать в себе проблему страха, потому что был уверен напрочь в том, что недавняя его реакция с пистолетом во рту являлась именно какой-то разновидностью страха. И он знал, что всей душой сторонился подобных эмоциональных анализирующих всплесков, потому как вспоминавшиеся картины забытых действий закономерно уводили мужчину далеко-далеко в специфическое прошлое, переживания и ощущения которого организм Джеймса сам определил скрыть от сознания, заморозить в пучине рациональности и прагматизма. Главный герой стоял с мокрыми, падавшими на лицо волосами, пытался воспроизвести более точно, но уже на безопасном от себя расстоянии образ чувств, которые тот недавно принимался испытывать. Страх.. Мужчина помнил, основываясь на истории своего внутреннего состояния, как тяжело и хлипко тянул время. Насколько то было.. полезно, экстремально, практично и.. одиноко. Непостоянная тягучесть времени порой способна подтолкнуть к отдалявшемуся откровенному монологу, которого не возникало продолжительный отрезок времени вообще. И о чем же происходил тот монолог, что сознание самоуверенно решило посчитать пересечение личных скомканных невзгод чем-то бесполезным, неучтенным, безнадежным.. Чем в таком случае отличается страх одушевленного от страха неодушевленного, раз всякий центральный откладывает, забывает, живет прямолинейными непрерывными, гладко ровными днями.? Бессмысленно, глупо, непрактично, будь то человек или камень, которые боятся.. В чем разница была бы.? Камень выполняет широко единственную почтенную роль в жизни; человек в свою очередь, видимо, несколько.. Как доказать, что жизнь человека насыщена перегородками, ямами и прочими неровностями в отличие от бытия речного простецкого камня? Если Джеймс думает, что играет абсолютно ту же одиноко единственную роль в своем существовании, как и тот же камень, как опровергнуть аргумент и доказать обратное? Разве история убийцы настолько однобока и однозначна.? Каждый раз притупившийся статус убийцы не забывает о себе и по-новому впечатляет Джеймса, все сильнее запутывая мужчину. Но ведь это не простая банальная и закадычно проясненная история убийцы. Посещают меня сомнения и неловкость, когда мне вспоминаются сцены отчаянных попыток самоубийства. Да-да, вероятно скажете вы. Как странно наблюдать за тем, как убийца пытается убить себя. Вы знаете, на то он, собственно, и убийца, чтобы.. спрашивать себя, убивая. Многие же убийцы спрашивают, выясняют что-то в процессе основном. Джеймс наверняка стоял в первых рядах по поводу анализа своих действий, продуманных последствий, найденных предшествий. И все же, и все-таки. Страх.. Почему, к примеру, проходя с закрытыми глазами над страхом, мы умудряемся по какой-то неведомой причине открывать глаза? Для чего-то же люди смотрят, идут по направлению к страху так или иначе. Слишком просто было бы утверждать, что для неопределенной причины, в нас это заложено природой. Однако все равно вы признаете, что имелась какая-то образованная причина для составления таковых реакций. Быть может, природа сама как-то раз изъявила стремление подумать, разобрать вопрос, укрепить позиции ответа, уяснить перспективы и проблемы каждой идейной стороны. Обычно в таких вопросах просится встать в предмет рассуждений логика закономерностей и корректного распределения сопротивляющихся моментов. И тогда хочется пробовать выстроить интересного рода закономерность страха и необходимости в нем человека, создать то самое верно подходящее распределение всех основных и вспомогательных точек заданного вопроса.

Вот, зачем могла пригодиться какая-то неприглядная необходимость бояться?

Иначе стоит посмотреть, та самая необходимость есть законченный элемент?

Или на самом деле все это должно существовать в какой-то мудреной связке? И тогда с чем должна связываться необходимость бояться? Непосредственно с фактом наличия то самого страха, наверное, так, раз мы о страхе. Либо данная связка образует нечто, что приносит человеку мотивацию двигаться вперед, ощущать жизнь, либо это очередная интерпретация какой-то зашифрованной философской мысли, деятельность которой способствует искреннему пониманию себя и своих свобод. Оттого человек должен бояться и иметь в виду наличие этого самого страха, чтобы умело выстраивать свои жизненные позиции и прочие приоритеты, прежде всего знать об их действительности. Пожалуй, душа сегодня достаточно. Джеймс довольно успешно и откровенно покопался в самом себе, время от времени чувствуя на себе собственную обиду или прощение. Поправил волосы, свисавшие, намокшие незаметно в шампуне пряди убрал назад, вышел, полотенцем задумчиво вытерся, посмотрел на себя через непрозрачное зеркало. Явно стал выглядеть лучше и в целом свежее, так же бодро ощущалась чистая, незначительно сухая кожа. Переоделся в свободную, немного растянутую белую майку и длинные широкие шорты с набитыми карманами. Направившись в общую единственную комнату (кто бы знал, что Организация отдаст своему лучшему работнику удлиненную незатейливую однушку), уже выйдя из ванной комнаты, Джеймс внезапно, саркастично себе напомнил:

— «Ты до сих пор задаешь себе вопросы, приятель.? Ты все еще стараешься искать эти ответы, не так ли.? Лицемер, который напрочь и попросту боится показать того, кем он является на самом деле. А в тишине он карает себя за маски..»

Джеймс расслабленно зашел в основную комнату, на автомате включив свет в помещении. Если присмотреться внимательней, покажется простоватая, тривиальная однокомнатная квартира с неотложной миссией вместить в себя все самые нужные и прочие другие важные предметы. Комната имеет прямоугольный компактный вид, в левом ближнем углу разместилась кухонная зона. Небольшая, можно сказать, узенькая раковина на кухне была большую часть времени пуста и суха, а мелкая упаковка жидкого мыла почти полна. Считанное число тарелок, весьма примитивных в своем стиле, однотонных, хранилось в определенной, отведенной на то полке в кухонном шкафчике. Столовые приборы были убраны в какие-то остальные, грубо оформленные полочки. Вряд ли вообще можно было увидеть валявшуюся на столешницах какую-либо кухонную утварь, Джеймс зачастую все куда-то прятал из-за того, что не пользовался подобными вещами. Он придерживался такого мнения, что, раз какой-либо предмет замечательно видится, стоит прекрасно на виду, его, всенепременно, стоит использовать. В ином случае обязательным станет убрать из поля зрения неактуальный объект, понадобится в крайне уникальный промежуток жизни. Кухонная плита, кажется, вовсе лишь только один раз в жизни применялась главным героем, и то только в нехитром приготовлении макарон. Микроволновая печь перетерпела случаи взаимодействия с людьми несколько чаще, однако тоже не отличалась особой заметностью. Невысокий серебристых оттенков холодильник в большинстве случаев стоял наполовину пустой, если не целиком. Он содержал в себе несложные частично готовые блюда, которые можно было бы как-то раз взять и без тщательных проблем разогреть, съесть. По правде говоря, порой даже это приходилось Джеймсу слишком затруднительным, массивным. То ли лень, то ли депрессия. То ли все сразу, кто его поймет? На такой расклад дел мужчина время от времени покупал какие-либо фрукты и овощи, которые можно было определенно схватить и поглотить. Главное, не забыть помыть, разумеется.

Прямо за кухней находились всевозможные полки с боковыми прилежащими малыми шкафчиками. На одной из удлиненных стойких полок стоял старый, довольно объемный по своим размерам телевизор, который еще горазд был принимать кассеты для фильмов вместо вошедших в моду дисков. Так сказать. На полках и внутри шкафчиков располагалась скромная бессловесная история главного героя, какие-то задатки и проявления его увлечений, хобби, мировоззрения, устойчивых спорных позиций. Среди потрепанного записного блокнота по насущным наблюдениям и профессионального любимого фотоаппарата в сумке, там можно было отыскать несколько старинных любительских комиксов разных стран в оригинале, пару многозадачных просвещенных книг, забытые, покрытые тонким слоем откуда-то взявшейся пыли карты для покера, гнутый медиатор для гитары, несколько тематических брелков, связанных с различными областями общественных наук, взятых, судя по всему, из многочисленных в свое время поездок Джеймса по отдаленным местам. На верхнюю полку, до которой наш друг едва дотягивался, ради любопытства положил фирменное радио с точно и плавно представленными волнами. Вещи выглядели так, будто нарочно от кого-то спрятаны, скрыты, притаились этак. Все заключалось в двусмысленном непринятии подобных решений Джеймса Организацией; она, конечно, старалась следить за историей покупок и вышвыривать явно ненужные вещи для духовных развлечений, однако, пользуясь излюбленным принципом брать как можно больше всего в прокат, главный герой выходил практически сухим из воды. Он старался тем не менее отдавать обратно взятые вещи, хотя с парой особо понравившихся до конца довести данную операцию возврата не получилось. Напротив телевизора стояла темно-серых тонов двуспальная кровать с маленькими вместительными тумбочками по бокам и строгой выдержанной бра наверху. Джеймс любил располагаться на два фронта, вот так говоря, вдобавок ко всему он предпочитал объемные пушистые мягкие подушки, хотя в то же время наготове держал у себя одну гречишную в исключительно тяжелый период. Например, в болевшие дни. Стоит отметить, главным образом условных таких вмятин на подушках было больше всего на нижней стороне. Забавно понимать, что при всей любви к большим роскошным подушкам во время сна, каждый раз мучившего и несчастного, Джеймс все же склонен был опускать голову в большей степени непосредственно на матрац. Перед сном, чтобы появилось больше шансов заснуть, мужчина зачастую курил на балконе, такое ощущение, что душевнее всего оборудованном. Хоть квартира не казалась обворованной, многие бытовые детали оставались на своих местах фактически нетронутыми, он отлично был осведомлен в том, что это место охотно посещали, изучали, что-то горячо ища. Вряд ли, конечно, что-то дельное нашли на этот счет, однако все же, несмотря на неудачу, незаметно и хитро пропал из виду весь запас дорогих сигарет и элитного алкоголя. Здорово, что новую упаковку сигарет удалось приобрести сегодня, с алкоголем придется в последующие дни разбираться. Джеймс не являлся заядлым алкоголиком, алкоголь воспринимал скорее как повод для какой-то замеченной успешной мысли или как знак внимания гостью. Взяв еще в сумке начатые сигареты, главный герой направился на родной балкон. Ограниченная старым узорчатым забором территория не отличалась от остальных сильно просторными размерами (всего два метра в квадрате.. тождественно ли это одному метру в прямоугольнике?) или запущенным внутренним содержанием: всего два железных прочных и слегка узковатых стула с плетеной подстилкой, низким круглым незначительным столиком с элегантной пепельницей на ней. Однако пуще всяких выделялся такой вот балкон какой-то редкой сердечностью, добродушием и легкостью, пролетавших в воздухе вроде мимо, а вроде в самый центр развивавшихся мыслей. Джеймс несказанно любил свой балкон за то, что именно в этом месте он мог бы задуматься всерьез настолько глубоко о чем-нибудь неважном и непринципиальном. Еще, может, причина кроется также и в том, что это по своей сути единственный кусок квартиры, где не ощущалась та самая убийственная тягостная атмосфера. Впрочем, забудешь о таком неявном пустяке заявить. Однокомнатная классическая типичная квартира, которая просто погрязла в последнее время в таковых чувствах. Джеймс за последний год настолько опустился и потерялся в себе, что тягостные неконтролируемые переживания вырвались на свободу, оставив после себя мрачное томительное послевкусие во всей квартире. Некоторые заходившие с недоуменным усилием сообщали, что, даже находясь жертвой в комнате убийцы, не так невыносимо, как в той убитой попросту квартире. Может быть, грубо, быть может, совсем впечатлительно те люди передавали свои ощущения. Однако, наверное, какая-то емкая доля истины в этом есть. Не в словах, конечно, нет. Как такие люди проговаривали подобное мнение и что туда лично вкладывали, это есть искренняя правда по отношению к отчужденной атмосфере в квартире. Надеюсь, когда-нибудь станет легче.

Может, так все плохо и грустно проявляется в душе, пребывая там, потому что Джеймса настигали нередко в собственной квартире приступы. Страшное дело, надо сказать.. Причем после какого-то пережитого пика этого приступа наступает тягостное неприятное чувство, с которым мужчина боролся довольно давно. Хорошо помогала необходимая сигарета, по моим воспоминаниям о нем. Садился с одной дымившейся у стенки, клал лоб на вертикальную поверхность, выгонял противные мысли и дурные ощущения, все сильнее вдаваясь в аромат и вкус табака. Где-то по этой причине он покупал именно дорогие, чуть ли не лучшие сорта. Который час он мог со стеной разговаривать. Как сказать, разговаривать.. Молчать, об нее облокотившись, и в который раз уже обращать свое внимание на целую этакую жизнь. Открывает глаза, прошел час. Жизнь осеклась, стена прежняя. Еще сильнее от очередной навязчивой мысли о прошлых прибаутках, былых догадках хочется закрыться в табачном дыме, взяться за сигарету, пускай будет новой, очередной. Ох, знали бы мы все, как много Джеймс выкуривает сигарет за день. Знали бы мы, как часто он хотел бы не то чтобы даже забыться, попросту выдохнуть. Каждый раз он наивно вдали приглушенной своей души полагал, что этот дым что-нибудь с собой унесет. Наверняка.

А здесь на балконе хорошо, уютно, прохладно и чересчур по-домашнему как-то. Чаще всего Джеймс выходил в майке и свободных бриджах независимо от того, какая сегодня температура, насколько низкая, насколько пронзительная. Наоборот, ему в особенности приятно было выйти охладить тело, покровы как минимум, наверное. Создавалось какое-то невероятно радостное наблюдательное ощущение тепла и холода, реагировавших друг с другом каждый раз. В конечном счете всегда выходило так, что внутри нежно тепло, а снаружи все прохладно, остыло. Но абсолютно все нравилось в этом балконе Джеймсу, неважно, насколько описание было бы примитивным или чудным. Главный герой догадывался, додумывал многие абсурдные, местами сумбурные, но крайне развлекавшие его умные моменты. В один вечер он представлял включенное радио посреди огромного океана безлюдной планеты.. Будет ли это являться жизнью? Откликом жизни? Как бы инопланетные формы жизни описали сами? Мысль идет, идея есть, цель, мотивация.. все нужное несет в себе радио. Но в то же время за границами данного изобретения все теряет свой смысл, создается пустота. Но в то же время радио развивается, продолжает говорить, думать.. С философской точки зрения в данном случае радио равноправно граням человека. Со всех остальных это выразительно эксцентричное эхо жизни. Вы представляете себе? Даже эхо вкратце, может, где-то чуть более детально повторяет историю развития человечества. Даже простое щадящее эхо, скажете..

В другой день, недавно было, отвечу.. Джеймс забавлялся мыслями о шутке, которая постоянно забывается, потому что в ней заключался случаем секрет всей вселенной. Не вспомнить точно, что конкретно так его заставляло добродушно улыбаться. Что это шутка, что она всегда забывается.. Краткая полная фраза наводила его на миллион различных неплохих размышлений. Что человеку как таковому губительно знать суть вселенной. Что это необязательно не знать. Правда, тогда выдающиеся гении должны и станут понимать дальнейшую свою роль и действия на этот счет. Что смысл-то откуда-то берется, все забывают эту шутку, но кто-то же когда-нибудь точно про нее вспомнит совсем невзначай. И что, конечно же, шутка заключала в себе суть чего-то великого. Сдается мне, смысл имеет характер какой-то саркастичный, насмешливый, несерьезный, абсурдный, но такой остроумный и логичный. Человеку нелегко мыслить абсурдно, он всегда ведь ищет в первую очередь объяснимую доказуемую связь. Надо бы попробовать поразмыслить над искусством абсурда. Было бы весело, задорно еще сильней.

Обстановка балкона не только способствовала склонности Джеймса размышлять над отдаленным, блуждающим, но и примерно в такой же окраске оценивать себя, свои выполненные задачи и выведенные из того исходы. Даже если оценка уходила в какие-то кривые обостренные обвинявшие дебри, главному герою на балконе под силу пережить результат самооценки в разы спокойнее и устойчивее, нежели в неутешительном помещении сзади. Мужчина думал, он смотрел в сторону проведенной дороги, забитых мигавших фонарей, некоторых подвижных живых объектов. Вероятно, то были соседи с этого или ближайшего района, а, может, прогуливавшаяся очаровательная собака с нелегкой судьбой. Раз бездомные животные умудрялись все равно определенным образом добираться до родного места Джеймса, однозначно, надо признать, что и у друзей четвероногих явно дела ушли куда-то за беспросветный горизонт. Небо уже успело погрузиться в темные задумчивые глубокие синие оттенки. Ни одной звезды, лишь единственный, время от времени сверкавший спутник. Даже так многие попросту привыкли с детства путать такой момент с одинокой безызвестной звездой. И вот как людям объяснить, что, если на небе всего одно тело, это уже не звезда, пускай если это что-то хотело бы тем стать? Не звезда, так спутник. Но и у этого есть свои потенциальные шансы, самобытные уникальности. Он светит зачастую ярче всех звезд, заметить его заметно легче, а главное, что в любом случае люди его называют звездой. Может быть, несколько похоже происходило у Джеймса каждый день. Однако отличительной чертой главного героя от спутника, пожалуй, являлось то, что спутника как раз мало беспокоит его роль для большинства, в частности для звезд. Он и как звезда хорош, и как спутник. И абсолютно, думаю, в этом уверен! Джеймс же совсем не придерживался подобной позиции, ему важен ответ и принятие общества, хотя он и сам замечательно осознает, что общество надменно, жестоко к отличившимся персонам, к каждому несчастному. Каждый день он живет невозможной мечтой как-то раз в одночасье, нечаянно этак стать хорошим, способной ячейкой общества. Роль плохого мужчину тяготит, его тошнит, воротит, заставляет теряться в себе такая жизнь. Джеймс наивно верит, что, когда тот будет принятым, общество поможет, рассмотрит, оценит, направит его на путь истинный, наверное, так. За локоть возьмет и поднимет. Кто бы когда сказал Джеймсу невзначай в один день, что таково проявление его искренности. Что общество в любом случае им заинтересованно не займется, людям нужны уверенные, найденные. Однако интересный, любопытный момент постоянно посещает мужчину, когда тот всякий раз рассуждает о хорошей жизни прекрасного человека. Который раз, разбирая данную тему по заданным названным полкам в своей голове, он магическим образом приходит к выводу, что его устраивает и нынешний образ жизни, ему приятно и без этой доброкачественной мишуры, его утопит настоящего роль хорошего человека, ему это не нужно никак. Например, сейчас.. Джеймс думал о старом обыденном том же. Нахмурился, присмотрелся в невидимую точку: «Ведь.. Многие плохие, будучи хорошими, хотят быть замеченными хорошими.. Чтобы они все знали, что этот человек стал хорошим.. В последний день..»

Идея проскочила весьма незаметно, на цыпочках, оперативно, так сказать. Но все же мужчине удалось уловить казавшийся ему тогда действительный посыл непроизвольных беспокойных дум. Джеймсу никогда не стать хорошим, вряд ли существует какая-то придуманная жизнью роль срединного, вряд ли вообще законы и усмотрения хороших сделали бы жизнь главному герою лучше, приятнее, практичнее. Тогда стоит остаться быть плохим. Плеваться, мучиться, однако всяко лучше той жизни, о которой день изо дня шла в воображениях речь. Джеймс докурил сигарету, остатки цепкого ароматного пепла свалил в пепельницу, которая частично отправила на ветер какую-то массу табачных следов. Вздохнул поглубже, на мгновение сдержанно закрыл глаза, задумал эффектную мотивировавшую мысль перед сном, которая помогла бы ему пережить наступавшую ночь. Вошел в общую комнату, закрыл балконную дверь, приоткрыл окна напротив постели, чтобы наслаждаться ночной вежливой прохладой. Лег на спину, аккуратно положил голову на подушку. Смотря в потолок, медленно закрыл глаза, ступенчатым образом задремал.

Глава 2. Придушен в безысходности

Снова этот сон. Постоянно за потускневшими следами потолка оказывалась чересчур знакомая среда, конъюнктура данного пронзительного связанного состояния. Джеймсу вообще нередко снились сны самого разного характера и назначения: грустные, беспокойные, приятные, трепетные.. Однако за последние 2 года приходил, останавливаясь бурно на строго определенное время, в голову всего один. Всегда с тем же образом повествования, таким же исходом событий, по-прежнему мучительный. Главный герой почти наизусть знал основную концепцию своей сознательной ловушки, каждый прогаданный смелый и трусливый шаг на этом поле. Всякий раз, поздним темным вечером закрыв задумчиво глаза, мужчина вдруг ощущал себя посреди давящей толщи безымянного пустого океана. Он тонет. Его тянет вниз. Тянет вниз конкретно акула. Какая-то серая, совсем не похожая на породистую, бродячая запачканная и мрачная акула. Джеймс в бесчисленных попытках понять данный сон как-то раз сумел рассмотреть ее лучше, правда, всегда запоминал смазанный, неточный образ. В другой день ему все же пришла и такая мысль, что это и есть истинный рисунок врага — отчего-то такой неточный и нефиксированный. Занятно полагать, что мужчину никак не смущал тот факт, что акула является самым опасным и злобным по меркам сна существом на свете. Хотя животное даже не кусает его, никогда не посмело бы кусать уже утонувших, бренных. Она просто тащит вниз. Подальше от света, шансов. Именно это и страшит нашего почтенного друга. Он боролся, но ничто уместно не помогало. Теперь, каждую ночь внедряясь в путы беспощадной ловушки, он лишь поддавался акуле, и она погружала его все ниже. Света становилось все меньше, пространство для достойной жизни представлялось все скудней, просыпалась лишь неутолимая волна отчаяния, отчуждения, обиды.. и вездесущей слабости, которая хватким прицепом уносила в тревожный мрак. Джеймс проснулся. За окном блекло светило наступавшее утро. Часы, которые располагались в скромной стороне от телевизора на полке, показывали стремительное пересечение четырех утра с пятью. Каждый раз после произошедших переживаний во сне мужчина встречал либо четвертый, либо уж пятый час. Как-то иначе не выходило: позже ли, раньше ли. Первое время Джеймс приходил в себя уже в холодном поту и стойкой гримасе страха, ужаса. Первейшие встреченные сновидения казались ему особенно реалистичными, убедительными. Тогда и жизнь несколько другой была, человек более восприимчивым являлся. Сон был представлен так лихо и умело в облике закутанного в забытие воспоминания, детского такого, беззащитного и ранимого. Джеймс боялся воды, его передергивало от взбудораженных представлений о погружении. В душе, что уж там, в целой ванне процесс контакта с водой происходил куда спокойнее и ровнее. Даже в каком-нибудь мелководье бывало терпимо, сдержанно, достойно. Когда дело доходило до обширных морей, впечатляющих необъятных океанов, сердце начинало биться чаще, волнительнее, живот стягивало, мышцы подкашивало внезапным нападением слабости и жуткой усталости. В сознании творился полный кавардак, если можно выразиться так. Сейчас же все сравнительно по-другому.

Как с каким-нибудь наркотиком, ощущения приглушались. Тяги восстанавливать остроту сочувствия не возникало ввиду подобных ночных путешествий. Джеймс успел за два года превратиться в равнодушного неэмоционального отстраненного мужчину без стремления быть названным хоть где-то. Поначалу, кстати говоря, он пытался разобрать выглянувшую проблему с Чарльзом. После продолжительных сосредоточенных бесед он повысил дозу лекарств, однако после этого сновидения обрели лишь более детализированный вид и колючий характер. Вероятно, доктор придерживался мнения: чтобы победить, нужно знать излишки проблемы. Правда, забыли про невыносимость и боль после подобных усиленных задач. Джеймс стал терпеть еще сильнее и отважнее, о своей воспаленной проблеме он больше не рассказывал Чарльзу. Доверие пропало, рациональность, пожалуй, тоже. Ноябрь все больше походил на зимний месяц, солнце еще не выглянуло, быть может, его поспешные следы отразились ранним безмолвным утром. На улице время от времени слышались устойчивые заметные ритмичные шаги, но ясно было не так сполна, передвигались там снаружи люди или относительно легкие странствовавшие предметы. Несмотря на привыкшее смиренное состояние чувствовавшегося поражения во сне, сегодняшняя переписанная картина Джеймсу показалась какой-то обновленной, изменившейся. То ли акула более осознанная и вдумчивая стала, то ли плотность воды дала сбой своей непроходимости, то ли света по какой-то причине попросту стало больше. Даже так главный герой все равно с опаской разглядывал удачливые происшествия. Спустя безграничные множественные периоды приятного затишья перед утомленной и обозленной бурей он перестал рассматривать улыбчивые поступки как независимые и состоятельные. Все напоминало ему в один момент так или иначе о составной обманчивой части планируемого сурового удара, чего-то злого и болезненного в любом случае. Насупившийся и осмотрительный, Джеймс неторопливо и плавно встал, сделал пару тихих уставших шагов в сторону шкафа, открыл дверцы, уставившись вниз в охотном поиске чего-то. Отметив взглядом охлажденный темный невзрачный чемоданчик, он поднял его, поставил перед собой на кровать. Открыв, выхватил один небольшой шприц с прозрачной, едва иногда блестевшей, жидкостью, отыскал вену на левой руке, ловко проткнул кожу, вколол лекарство. Стало легче, на невесомую долю стало лучше. Разум успешнее прояснялся, физическая активность брала верх, временами пробегало и такое ощущение, что прошлое решилось уйти, оставить нашего друга в покое. Вместе с этим сероватые пастельные обои в общей комнате Джеймса словно приобрели какой-то более яркий и удрученный цвет, и увереннее хотелось изрекаться, что непредсказуемые повороты сознания уж точно не победят, не навредят терявшейся и запуганной личности главного героя. Сонным полуоткрытым взглядом присмотрелся, остался всего один шприц на всякий должный случай.

Незамедлительно стоит приобрести новый комплект спасения.

Получив желанное чувство безопасности и способности к моральной самозащите, Джеймс упорядочил стремительный ряд своих умозаключений, безосновательных рассуждений, собрался принять душ. Он старался на постоянной основе придерживаться принципа минимально освежать себя потоком чистой воды хотя бы 2 раза в сутки, предпочтительней утром и вечером. После насыщенного дня и перед предстоящим. После спокойных пребываний под струей воды главный герой дополнительно ко всему прочему умывал лицо, в гигиенических целях разглядывал себя в зеркале, вычислял присутствие новых раздражений на коже и состояние некоторых старых шрамов. В каких-то моментах раздумывал, стоит ли именно сегодня приукрасить колючую строгую щетину. Затем шла по условному расписанию яростная надлежащая чистка зубов, после недлительное размышление на тему подходящей одежды для нынешних настроений ближайших и не очень дорог. В любезное пользование ушел фактически фирменный за последнее время костюм: какой был вчера. Рубашка еще не успела помяться, да и куртка всегда внушала крепкие независимые ощущения. На потрепанном поваленном на одну из полок календарике с тематическим любительским изображением Ведьмака наблюдалось воскресенье. С новым днем, с новым конечным планом. У Джеймса на сегодня осталось поручение посетить Чарльза, очевидным тоном поговорить про насущные метания души, получить новую месячную дозу. Может быть, уже в этот день в Организацию поступит новое важное задание для нашего друга. Ближе к шести утра главный герой успел задумчиво и наблюдательно выйти наружу, ощущая при этом нечастый домашний, безопасный и уютный покой у себя внутри. Возможно, так на него действует тихая, еще не проснувшаяся, неоживленная улица. На расстоянии нескольких домов направо стояло непоколебимо и самодостаточно одно скромное давнее кафе, по вечерам предлагавшее гостям принять образ теплого проникновенного бара. Заведением владел какой-то крайне доброжелательный осмотрительный парень лет 25-ти с японскими напевами в виде татуировки традиционно изображенного дракона на левом предплечье. На шее, где условно издалека могла наблюдаться какая-нибудь сережка, было набито словосочетание «Постоянство Планка». Джеймс часто задумывался, когда обращал внимание на тату на шее: имел ли парень в виду Макса Планка и некое его.. может, идейное постоянство, или это какая-то искаженная версия почтенной основной константы квантовой теории.? Руководитель кафе был человеком в принципе непростым, иначе бы, очевидно, не смог достойно жить в подобном районе. Он знал в лицо и даже несколько раз заводил интересные шифрованные беседы с Феликсом, пытаясь найти для себя какую-либо полезную, защищенную информацию. После уже сам главный герой познакомился с тем юношей, его звали Лайонел, основной бизнес прикрывал несколько нелегальной страховкой: он грамотно просчитывал ходы и оттого удивительно незаметно воровал определенные вещи для мафии, выполнял в особо тяжкие дни их нужды. Как человек Лайонел был достаточно мягким, сочувственным, однако при всем при том отлично умел постоять за себя, даже если останется один ввиду неутешительного случая. Выслушав специфическую проблему Джеймса, тот без особых дерганий согласился начинать работать каждый день с пяти утра, чтобы помочь своему клиенту абстрагироваться от нормального общественного порядка таким образом. Это значительно облегчило жизнь главному герою, магазинные полуфабрикаты покупать на завтрак не так сильно хотелось, к тому же придется совершать далекие бдительные прогулки до круглосуточно работавших супермаркетов. Покупать заранее из-за своего строго определенного начала дня никогда так лихо и непринужденно не получалось. Либо мысли унесут поскорее в какое-нибудь одинокое удушливое место, либо объективно момент совсем не тот (скажем, выданное Организацией задание еще до конца не выполнено). Последующее и за ним стоявшее утро Джеймс посещал постоянно в качестве первого гостя, условно и торжественно открывавшего начало рабочего дня, то кафе, изредка на какие-то легкие нейтральные темы мило разговаривая с Лайонелем. Первый час, может, полтора открытия кафе бодрствовали только два человека: владелец и наш достопочтенный товарищ. Так было весьма пустовато и умиротворенно, что иногда можно было услышать эхо от собственного голоса в дальнем углу помещения, потому что руководитель не желал излишне мучить своих подопечных, день за днем грубо призывая к работе, ради какого-то одного ранимого клиента. Последний рабочий двери закрывал в 9 вечера, это значило бы, что в теории ему оставалось бы лишь 8 часов беззащитного необходимого сна, какую-то долю из которых человек возьмет на дорогу, душ, сам какой-то свой уникальный обряд укладывания в кровать. Что касается персонала для формирования целой смены, в таком месте настолько тяжело и странно с такой политикой решений, что едва ли хватает одного рабочего состава на все времена. В каких-то, более неактуальных и тривиальных местах никогда не бывало достаточно полного рабочего коллектива. Тем не менее, Лайонелу зачастую было интересно узнавать мнение Джеймса по поводу сегодняшнего завтрака, так как главный герой придерживался непостоянных настроений, но относительно устоявшегося уже вкуса. И, несмотря на недельное разнообразие утренних скромных блюд, юноша уже прекрасно понимал, какие вкусовые качества лично ценит его, без сомнений, первый гость. Мужчина брал все время небольшие порции, не совсем походившие на полный и сытый завтрак: из предлагаемых трех порций на обед он предпочел бы съесть полторы, а из представленных двух, однозначно, выбирал одну.

Некоторые могли бы возмутиться, встревожиться, с опаской взглянуть на «больного, нездорового». Однако, извольте, Джеймсу вполне хватало, он имел необычную захватывающую способность наедаться с половины порции, скажем так. Где-то, признаюсь, неохотный аппетит перебила у мужчины ненавязчивая частая такая тяга выплюнуть все съеденное обратно, если вы поймете вложенную в предложение суть. Принципиальная закономерная склонность к выворачиванию пробудила в данной персоне требовательную привередливость в пище. Которая, однако, в свою очередь имела довольно противоречивый характер: подойдет для приема пищи совсем и простая по своей натуре, например, но обязательно с определенной характеристикой, структурой. Так или иначе владелец кафе заметил пристрастие Джеймса ко всему утонченному, выдержанному, умеренному. Главный герой никогда не брал много, ничего роскошного, красочного, достаточным для него было нейтральное в оформлении, грамотное по вкусу. Простите, никто, собственно говоря, из приходивших в какие-либо рестораны и кафе не предпочел бы иметь на своей тарелке блюдо в виде последней образованной шахты с активно соблюденными правилами работ. Джеймс к тому же имел особую страсть ко многому диетическому. Не воспринимал всерьез тяжелую кухню, мясное разнообразие кулинарии. Любил наедаться салатами, фруктовыми предложениями, возможно, нежирной приятной рыбой. Вообще неровно главный герой относился к итальянской кулинарной природе. Потому пасты и пиццы (правда, обязательно на тонком тесте) принимались сполна довольно. Сегодня в качестве завтрака Джеймс предпочел видеть омлет с помидорами, глубокую тарелку с листьями салата. Крепкий искусный чай с бергамотом. Лайонел оценил недавние пожелания своего клиента: кислый самобытный привкус помидоров делал интереснее наскучивший неизменный вкус омлета, легчайшая; условно для супа тарелка, доверху наполненная салатом, невообразимо была легкой, Лайонел временами забывает чудную закуску первых посетителей. Что касалось чая, крепкий без сахара и меда напиток всегда вызывал уважение и доверие к пришедшему. Выпивая каждый день хотя бы по кружке этого изысканного дорогого напитка, Джеймс каким-то занятным образом умудрялся показать свой независимый стиль жизни, вкус к ней, самодостаточный трезвый взгляд на остальных, остроумие и бдительность. С руководителем кафе на этот раз душевно обменяться словами неохотно получилось, вежливо и почтительно лишь поприветствовали и на прощание пожелали друг другу доброго охвата дня. Практически всю трапезу Джеймс сосредоточенно, несколько отстраненно от внешних движимых факторов рассуждал о каких-нибудь убедительных логичных осколках воспоминаний о последнем задании, переменах в жизненном темпе с момента появления в той частной клинике, странных, едва объяснимых словами ощущениях в очередном изнурительном сне, обо всем новом для себя и старом после выдуманной состоятельной точки отсчета чего-то. Мужчина порой даже переставал высчитывать минуты и секунды до смены позиций, действия, караула в конце концов; он чаще начал теряться в течении времени, все глубже погружаясь и четче приближаясь к какой-то неведомой, сообразительной, несерьезной истине. Правда, пока тот не в состоянии и без идей распознать содержание окружавшей его правды. Сейчас вокруг наблюдалась тяжелая мнительность, наглядный расчет. Противоречие сталкивалось с оправданием, такое неявное сильное ощущение, будто логика перестала быть действительной, корректной, верной.. Что-то, несомненно, изменилось с каких-то обоснованных пор. Новый расклад жизни начался, судя по всему, с первых выспавшихся суток, но неужели вся загадка скрывалась в банальном запущенном недосыпе? И разве продолжительная затяжная печальная депрессия тут совсем не причем? Нет, дело обязано быть в нечто ином! Все может исходить от понятной условленной мысли, профессиональном дальновидном замечании… сути последнего задания.. С чего бы еще и Организации так бойко интересоваться личными переживаниями главного героя на относительной недавней операции? Что-то здесь определенно нечисто, сложно, запутано. Затем в классическом предсказуемом случае окажется, что, как всегда, верить никому нельзя. И как тогда станет жить? Один на один, на равных с недугом? Уверенность, конечно, есть, что и так спокойно удастся справиться. Только вот какой ценой? Чего стоит позабыть, отпустить? Стать на ступень выше своего естественного кругозора сознания, нигде при этом о том не поделившись.. Правильно, чтобы ступень держать прочной. Только вот какой смысл жизни в том, чтобы победить, знать, гениально рассматривать.. и в то же время не представлять, для чего нужно продолжать биться.. Бесконечный тупиковый круг. Чтобы своими усилиями стать более просвещенным, либо стоит деформировать собственную психику, либо принять в обиход крайне комплексное многозадачное восприятие развивающихся на Земле законов. И каждый вариант ведет к тому, чтобы поддерживать свое личное душевное состояние. Получается, чтобы вправду одному познать сокровенную суть в полном ключе, нужно уметь настолько быстро переключаться между разглядыванием жизни и поддержкой себя.. Даже если возможно.. если получится, времени станет или слишком мало, чтобы завершить мечтательную операцию, или чересчур много. Излишки прожитых дней и постоянство узнанной правды сурово сломают поддержку внутреннего духа. Человек в одиночестве посчитает просвещенную истину оплошностью, мелочью, пустотой. Запутается, потеряется, бросит, умрет. Одному оставаться точно не вариант, стоит победить недуг еще до того, как Джеймс поймет осознанным путем, что вокруг всякий есть предатель. Пока нужно помнить ключевой вопрос ребуса. До того времени, пока ощущаются следы инерции, виден след, слышно послевкусие забытой понятой мысли, есть беспредельно емкий шанс добиться ответов, узнать правду.

На строгих выдержанных часах Джеймса, которые тот постоянно носил исключительно на правой руке, наблюдалось ровно 7:15 утра, когда главный герой отправился неспешным, прогулочным шагом прийти к гостеприимным вежливым дверям Организации. По дороге он заметил какие-то особенно мечтательные и взбудораженные телодвижения на противоположной стороне улицы. Солнце к тому времени способно было сполна осветить некоторые участки и без того мрачного района. Машины по двусторонней дороге ездили изредка, чаще всего в тот самый час пик. В связи с образовывавшимися каждый раз пробками в довольно популярных проезжих ограниченных просторах, некоторые суетливые и обеспокоенные люди беспринципно и равнодушно выбирали проехаться по захолустным обедневшим дорогам. Хотя ничего какого-то захолустного, бедного, провинциального там не было. Уж по части выделки и внешнего вида улицы в объективном ключе сложно к чему придраться вот этак увлеченно, разве что пожаловаться на разбитые тусклые фонари, недостаток освещения. Проблема местного и узко направленного характера, не представлявшая из себя чего-то конкретно раздражавшего, срочного в своем исполнении. Наслушавшись, мэр города оставлял каждый год данное затруднение на последний, почти невидимый, заплесневевший в своей скрытности ряд. Тем не менее все равно же кто-то распускал слухи о дрянных жителях, нахальном отношении, насмешливых претензиях к жизни и противной лени, грубом нежелании работать. Наверное, стоит закрыть глаза, пожав плечами, если мы будем учитывать, что подобный высококачественный анализ района проводили зачастую бродячие зеваки и безработные кретины, обиженно лишенные своего заработка по причине несоответствия рабочей компетенции. Проезжавшие мимо вскоре отказывались от этаких паршивых идей каких-то циничных диффаматоров. Потому из-за редких мелькавших двигавшихся деталей перед лицом можно было более или менее отчетливо для себя разглядеть чей-то вдохновенный, недавно сформированный магазин. Веяло сладким приятным ароматом цветов и всякой некоторой другой терпкой зелени. Судя по всему, вдобавок к прочему, как Джеймс уяснил, намечался открыться какой-то цветочный магазин. Пожалуй, это то самое место, откуда по деликатным причинам съехал бывший малый антиквар. Помещение на удивление быстро арендовали, если не купили. Занятно, и все ради цветов? Да и с чего бы в подобном месте торговать цветами? Главный герой озадаченно удивился, его напрягла несколько столь максималистская энергичная.. резвая идея поделиться цветами с несчастными, повидавшими прелести мучительного людьми. Он присмотрелся повнимательнее, магазин был на финальной стадии своего представления прохожим: на темном дубовом уютном цвете светлыми медового цвета буквами было указано название местечка. «Flower&Ship». Джеймс нежно невольно улыбнулся, ему вспомнился какой-то непереводимый, состоявший из тонны диалектизмов австралийский стишок про какой-то кораблик и найденным золотистым видом кактусов, который был, однако, донельзя колючий, но в решительный час выпускал настолько потрясающие и просто какие-то сказочные из себя цветы. Мужчина не помнил дословно содержание стиха, ему было тяжело даже припомнить какую-нибудь приглянувшуюся строчку. Автора он вообще не рассматривал отдельно. В своем-то детском тогда возрасте. Помнил только ритм, с каким ему читала мама. И то, что вскоре она же Джеймсу и рассказывала, как тот с широкими заинтригованными глазами познавал красоту поэзии. Она надеялась, что сын выберет то, что ему искренне по душе. Она видела в нем актера, прирожденную творческую личность. Вряд ли родной человек захотел на один день перенестись в эту жизнь, чтобы послушать разговоры главного героя о том, как он вынужденно стал, сделал, прожил.. Помимо милого доброжелательного названия и приятно оформленного дизайна магазинчика с некоторой интересной имитацией грубоватых дубовых заборчиков какого-нибудь ирландского домика и обширными, кристально чистыми утонченными окнами внутри наблюдалась отзывчивая миролюбивая атмосфера, теплый уют, засеянный частично хаотично с одной стороны, с другой немного компактно и наглядно занятно так расставлена была по многочисленным полкам разнообразная безобидная зелень. Владелица магазинчика явно в скором времени схватит повод оголить ботанические предпочтения всякого зашедшего: тут вам кактусы давних или модных эпох, нежные взыскательные цветы с роскошными драгоценными лепестками.. или нечто проще, с грубым расположением листов и их состоянием, незатейливым плодом, невзрачным стеблем. Некоторые вещи, очевидно, стояли еще не на своих местах, потому пока общая картина нового малого бизнеса сполна не вырисовывается, несколько глубоко востребованных, ценных предметов стоят пока где-то в забывчивом углу, на наполненных, пухловатых коробках. Переключая внимание после чего на саму руководительницу жизни цветов, Джеймс был одолен странным прыгавшим и безудержным, широко устремленным таким чувством цели, достижения различных поставленных задач, понятием весомых трепетных вопросов. Удивительно, за последние пару лет он практически позабыл без права описать образ подобных ощущений всякое такое: ежедневное значительно давно превратилось в пресное, а нечто емкое и значимое перестало вызывать какого-то толкавшего чувства долга, совести; порой вовсе при таких обстоятельствах не происходило разговоров с собой. Джеймс в первые секунды таких позитивных размышлений вновь подумал, что ему 23. Когда тело еще не грубело, покрываясь занятными уникальными рубцами, и сам внутренний мир пока получал какое-то удовольствие от мотивационных философских идей. Когда имелся предлог верить, доверять, страшно ради себя рисковать. Тем более уж ради других. Мужчина заинтересованно и задумчиво перешел дорогу, неявно уставившись на девушку. Без принципиального оценивания он пытался просто получше разглядеть человека, чтобы хотя бы как-нибудь вскользь поймать мельчайшие излученные частички характера, настроения, переживаний. Симпатичная молчаливая дама лет 28-ми на вид с чистыми ясными голубыми глазами, каштанового приглушенного оттенка свободными длинными, в определенных местах вьющимися волосами, интересными выразительными темными бровями, тонкими неброскими губами, гладкой и невероятно ухоженной, слегка бледноватой кожей, полностью освобожденной от морщин. Нос издалека казался прямым, но по мере приближения все больше проявлялась своеобразная горбинка. Она была одета в облегающие черные джинсы, из-за чего восхитительным образом ненавязчиво проявлялась красота ее фигуры, широкий теплый такой свитер серых пастельных цветов с некоторыми выглядывавшими нитками на рукавах и чуть ниже плеч. Вероятно, это являлось ее любимым элементом одежды, особенно данный свитер, ведь время от времени случайно под рассмотрение бросается его потрепанность, мятое состояние, небольшая мешковатость, изношенность, но сильная эмоциональная привязанность. На свитер девушка надела большую, просторную и очень теплую, не пропускавшую ветер куртку, по моим соображениям, возможно, мужскую. Не столько здесь выглядывает мужской момент аксессуаров и оформления, сколько размеры, явно не рассчитанные на женское телосложение. Оттого плечи владелицы казались более величавыми и широкими, а вид в целом внушал какую-то силу, значимость, самозащиту. На шее был небрежно и впопыхах обмотан вокруг приятный аккуратный черный шарф, а на правом ухе иногда выглядывала серебристая непритязательная сережка.

— «Смотрю, вы недавно у нас» — подойдя заметно ближе к девушке, как-то невзначай высказался Джеймс.

— «С сегодняшнего дня буду теперь здесь о растениях беседовать! Вот красота, надо будет разбирающимся, искренне увлеченным людям по кружке кофе дарить!» — крайне воодушевленно и мелодично ответила дама.

— «Что вас привело продавать цветы и.. прочую другую зеленую жизнь в наш район? Вы же в курсе о его репутации?» — главный герой сделался немного более хмурым и сосредоточенным.

— «В этом все и дело, чтобы разжижать, скажем так, ваш депрессивный коллективный настрой! Вот вы сейчас сомневаетесь, а потом один приобретенный кактус явно спасет чью-то жизнь!»

— «В этом все и дело?. Куда скорее вы станете удобным нейтральным лицом при важных острых переговорах. Кактусы станут прелестным подарком, но вряд ли покупкой в таких случаях» — отводил собеседницу подальше от радостных приливов сил Джеймс.

— «Чтобы подарок стал покупаться, нужно добиться уважения среди действующих и пассивных лиц! И раз для того потребуется вжиться в роль милого дипломата, я совсем не прочь. Начнем разгребать кирпич несчастий, пожалуй, даже с вас! — девушка, в тот момент стоявшая на двух ступеньках выше мужчины прямо за грудой плотно поставленных коробок, сравнительно бодро и вдохновенно прыгнула, на пару шагов приблизившись к оппоненту, восклицательно проговаривала свою речь — Меня зовут Джейн!»

— «Кхм, — главный герой смущенно те самые два шага сделал назад — Джеймс».

— «Будем знакомы?» — собеседница непроизвольно заметила скрытую стеснительность своего нового знакомого, растерянно потеряла свой порыв неугомонной жизнерадостности, потянула на свою смелость доброжелательно руку.

— «Будем» — сдержанно и вразумительно ответил Джеймс, пожал руку в знак своих изначально положительных намерений, какого-то, может, дружелюбия. Рука на ощупь была сухой, мягкой и теплой, что вновь приятно удивило мужчину, проникновенно унесло в какую-то пришедшую легкую мысль. Неужто действительно легкая? У нашего друга были точно такие же по описанию ладони, иногда попросту проявлялись мизерные раздраженные шрамы. Ситуацию обычно выручала определенного рода мазь, шрамы заживали, но оставляли после себя едва заметные волнообразные следы на коже.

— «Так что? Обрадуешься новому зеленому другу? Или, может, вообще это твой первенец? Папой всегда неожиданно и неловко становиться, но не пожалеешь!» — Джейн мирно улыбнулась.

— «Увы, чтобы побороть мою досаду, стоит мне не только растение, но и, думается, целый магазин у вас в первый же день перекупить. И то.. по моим подсчетам, хватило бы на месяц только» — главный герой остро усмехнулся, вошел в свой излюбленный образ.

— «Джеймс, насколько же вы грубы? В первый мой день такие лиричные строки воспроизводить. Поэт же вы..» — Джейн удивленно, по-доброму взглянула на собеседника.

— «Простите. Вежливость в свое время променял на чувство юмора».

— «Умно. Хитро-то как..»

— «Жизнь такова, без последнего никуда».

— «Что же с вами такого случилось, что вам не помогут мои драгоценные, окруженные любовью цветы? Любите сирень?»

— «К цветам какую-то симпатию питаю, к жизни не относится. К моей жизненной печали растения на удивление не имеют никого отношения.. — мужчина грустно озадаченно отвел взгляд вниз, на мокрый участок дороги, где еще не успела высохнуть лужа после последнего дождя — К сирени нейтрален, иногда порадовать может. Вообще кактусы, незначительные такие папоротники для меня очаровательны. В острые волнительные дни роза.. А вообще я бы не отказался от дождя».

Джейн сочувственно задумалась, что-то увидев в глазах главного героя.

— «Понимаю.. Давайте все-таки на „ты“. Если позволите. Во сколько дней обойдется вам покупка самого маленького.. но самого притягательного, у него цвет такой спокойный.. хвойный какой-то, темно-зеленый. Почти что как ваши.. твои глаза» — мечтательно и несколько радушно проговорила Джейн.

— «Мне кажется.. я дал бы неделю такому другу. На первый срок пока что. Обращение меня сполна устраивает, спасибо во всяком случае, что спросила.. да, „а“ на конце, на „ты“ же» — неожиданно добро и нежно для себя заговорил Джеймс.

— «Довольна, жуть! Ура, первый посетитель! Правда, нет, давай не сейчас.. У меня же.. не все готово, не все распаковано — Джейн застенчиво и слегка лениво оглянулась на оставшийся ряд вещей в картонных коробках — Приходи вечером! Или завтра, если слишком много дел будет. А конкретно сейчас мне стоит поспешить, чтобы как можно быстрее начать восхищать заходящих людей».

— «Да, у меня в привычных планах на работу было пойти. Даже в воскресенье, люблю рабочий экспромт, что ли. Зайду как-нибудь, спасибо, — Джеймс вежливо и все равно смущенно, сдержанно улыбнулся на прощание, повернулся в сторону рабочих своих заседаний, на первых порах при своеобразном отступлении внезапно обернулся с захваченной заманчивой мыслью — И зачем спешить, если ты все равно идешь вперед?»

Погода не такими ускоренными, но заядлыми темпами портилась, однако это поднимало настроение главному герою лишь выше и выше. Некогда нежное пастельное небо затянуло однотонными неинтересными облаками, которые все же носили на себе какую-то чарующую атмосферу, великолепный, дивный настрой. Скоро всколыхнет опустевшую былую пыль на дорогах надвигавшийся дождь, может быть, со снегом. Вероятно, вообще сам снег обещал показаться людям, хотя синоптики в ближайшие дни о подобном не разговаривали. Уже на этой неделе придет декабрь, в самом конце-конце. Так странно, начинать рабочую неделю.. и всего лишь со второго числа. Джеймс был в своем роде специфическим перфекционистом. В каких-то местах довольно типичным для этаких личностных типажей, где-то даже на общем фоне странным.

Определенно он любил баланс, который для него символизировал крепкий чистый идеал, утонченное равновесие. Его не волновало не столько всестороннее равное положение вещей, то есть объективно идеально, сколько мужчина пытался склоняться к осуществлению этого баланса. Джеймс знал, смиренно и радушно осознавал, что с самого начала ничего не может быть каким-то идеальным. Общество, кстати говоря, и не понимает даже, какое значение вносит в данное слово.. чего оно хочет? Главное, где понабралось такого невозможного, абсолютно недоступного, неспособного воплотиться в жизнь.. или это фундаментальное положение общества? Которое точно так же обрело смысл, точку отсчета с условного момента рождения общества. Джеймс смеялся, остро и надменно высмеивал подобные идеи, однако удивительно представлять, что когда-то в его молодости к нему подходили с восторженным мнением о заявленном таланте в области дипломатии. Скорее удивитесь здесь вы, мне же привычно. Для дипломатов не ново уж тем более бывать надменными и саркастичными в оценке взглядов других, это их часто встречающаяся эффектная черта. Прежде всего неидеальны внутренние органы человека, здоровье. Наш друг придерживался такой позиции, поэтому баланс продолжительное первое время пытался найти именно в этой области. Добиться существенно прекрасного здоровья невозможно, пускай будет неотъемлемая возможность видеть, взаимодействовать с выявленными проблемами. На улице заметно потемнело, ветер приобрел тяжкие, скованные приземленностью бодрствования элементы, что чувствовалось по непроизвольно вылетавшим из головы ощущениям. Джеймс положил широкую ладонь на сумку так, что она практически полностью закрывала собой внешние атрибуты кожаной выделки сумки. Затем сильно прижал к себе, у него была необычайно своеобразная мысль прощупать все содержимое сумки без лишних добровольных открытий. Он уже не раз промышлял подобными, смягчавшими раздражение от жизни методами; к нынешнему моменту мужчина мог вполне с разовой процедуры выяснить требуемое. К сожалению, нет, зонта Джеймс не взял, даже маленького. При всем при том он очень любил именно длинные, стильные, классические зонты; в его квартире несколько стояло в шкафу, правда, один немного потрепан после какой-то удавшейся стычки в элитном павильоне у французских послов. Да и спица одна выпала из общего плана, все никак не хватало времени обратно вставить в механизм. Очевидно, ему по нраву таковые были и в силу близкого стиля, и в силу какой-то своей любви к классике, и длинные зонты являются все-таки хорошим дополнительным оружием в крайних случаях. Зачастую поддержка неоценима. Был один маленький зонтик где-то в прихожей, складной, на случай реально надвигавшегося серьезного затяжного ливня в городе.. Джеймс брал его всегда впопыхах, как вспоминал или чувствовал занятыми устремленными мыслями. Но сегодня, видимо, не тот день. В сумке было то же, что и вчера. Пожалуй, сам Джеймс вышел точно так же, как пришел вчера. Хотя, если рассматривать внутреннее состояние, все равно что-то не то, каждый день какие-то новые необъятные, иногда вовсе незнакомые ощущения ломились в сознание. Когда главный герой размышлял о пройденном апогее депрессии, об ее отступлении, почти сразу появлялись обостренные болезненные приступы тоски, чувства вины, самобичевания. Его несколько беспокоили волнообразные перепады своего морального здоровья, в частности учитывая тот факт, что лет 5 подобных случаев точно не наблюдалось. Организации нельзя о таком говорить, Чарльзу в том числе, Джеймс им перестал доверять на определенном этапе своей работы. Тем не менее Чарльза приставили под обязательным бескомпромиссным предлогом, избавиться от исчерпавшей себя великой дружбы не получится. Стоит вычленить из планового разговора сегодня все необходимое таким образом, чтобы собеседник не заподозрил ничего формально препятствовавшего, подозрительного, смутного.

Джеймс, дойдя до автобусной остановки, спустя какой-то промежуток времени рывком забрался в автобус, отправился к сегодняшнему сеансу. Найдя благоприятно заманчивое место в самом конце транспорта, он без трепетных длительных раздумий уселся туда, хотя, по правде говоря, предпочитал всегда места где-то в начале. В конце практически во всех случаях потряхивало сильнее, да и увиденная впечатляющая картина доходила в самый последний момент, сразу после полученного экстаза или отвращения людей, впереди сидящих. Однако у места было харизматичное одно преимущество: близкое расположение к окну. От этого факта веяло какой-то самостоятельностью, автономностью. И казалось неважным, что видят люди впереди, под самым носом действительного водителя, главный герой мог вполне свободолюбиво погрузиться в пейзаж своего окна, с очерченными рамками и стремительной траекторией в далекую неизвестность. Подбираясь все ближе к зданию Организации, Джеймс все более широко и необъятно размышлял о всяком. Об особенностях морского климата, о популярных загорелых участках тела, о смысле простой жизни без авантюр, об уникальности потребностей каждой личности и условиях их формирования. Наш друг был замечательным поразительным человеком, до каких мыслей он приходил в своих тематических неформальных размышлениях. В каких-то случаях для него, может, какая-то мысль стала уже формальной, устаканившейся, проверенной аксиомой, но для других-то все равно.. неизведанное, невнятное, странное, мнительное. Какие постулаты мужчина выстраивал в своей голове, которые образы рисовал.. удивительно запоминать особенности каждого сформированного условного образа человека или некоторого другого существа, чтобы с феноменальной точностью эти запомнившиеся детали взаимодействовали с целым арсеналом другого образованного наброска, эскиза. Таким образом Джеймс мог догадываться до интересных скрытых, но верных деталей, тем самым он только увеличивал свой загадочный потенциальный интерес к окружающей жизни. Только присутствовали два беззлобных чудаковатых слегка нюанса. Странно было оформлять в словах, иногда даже в творчестве, тогда бы изучавшему нужно было ступать по рассекреченным замеченным ступенькам логической цепочки, чтобы в конечном итоге отдаться просторному океану математических соответствий. Изучавшим требовалась аккуратность, внимательность, где-то склонность к сочувствию и выдающийся шанс воображения. С творчеством у Джеймса пока шло туго, мало кто выражал свою охоту собирать выданные элементы, строить осознанную цепочку в своей логике сознания. Вторым нюансом здесь был сам главный герой, точнее его восприятие самого себя. Вся эта гениальная трезвость умозаключений, безоговорочно верный логический ход в рассуждениях, тонкий емкий момент детали, скорее ее сути. Если Джеймсу по какой-либо причине потребовалось бы устремиться в причины, следствия и результаты формирования личности, характера, на их основах выстраивать примерный стратегический тематический, похожий только на того определенного человека выход, атаку.. умственную, разумеется, выверять даже непредсказуемые решения в манере выбранной персоны, главному герою этак удавалось. Но, задавая вопрос про восприятие самого Джеймса, он предпочитал оставлять вопрос открытым, дипломатичным, предлагал постоянно отвечать всяким другим лицам. Ему непросто оценить себя в глазах окружающего без сарказма. Самое интересное, его мысли весьма благоразумно оценивают собственный внутренний мир, мужчина о себе внутри себя размышляет разумно, целесообразно понимает возможности, способности, потенциал и их существенное различие меж собой. Однако сказать вполне и сполна никогда не был готов, пускай характеристику определяют остальные, пусть даже с условными результатами выдуманных психологических методов анализа, каких-нибудь тестов. Время от времени это становилось даже занимательным делом — выслушивать представленный в головах остальных свой образ. Где-то все равно явные пересечения деталей находились. Если обращения касались какой-то похвалы, веры, надежды, выражении симпатии к Джеймсу, в нем появлялись довольно спорные, противоречивые чувства, которые раздражали своим присутствием друг друга. С одной, рациональной, стороны главный герой несказанно был рад тому, что он влияет, преимущественно помогает, кому-то точно делает жизнь лучше своей уникальностью манер и выдающихся способностей. С другой же, виноватой, эмоциональной, позиции он осуждал себя за то, что наивно, тривиально улыбался бессмысленно похвале, так и не на шаг не приблизившись к нуждам души, все еще не в силах победить гнетущую депрессию.

Автобус мягко и тихонько остановился на должной остановке напротив Организации. Джеймс собранным и сосредоточенным шагом вышел из транспорта, молча в чуть более быстром темпе направился в здание, хотя в душе не желал приходить на сеанс вовремя. По пути на последний, самый верхний этаж мужчина ничего примечательного среди рабочего коллектива не заметил: все как всегда очень дальновидные, ловкие, молчаливые, наблюдательные, типичные исполнители с добровольно промытыми мозгами. Дверь к психотерапевту находилась буквально через дверь от личного кабинета Сэмюэля. Как действительно неплохой и наглядно уважаемый руководитель Сэм не имел страстных склонностей к аксессуарам, украшениям, бриллиантам. Жизнь Сэмюэля (пускай при том, что Джеймс ни разу пока в жизни не имел хотя бы картинного наброска, какого-нибудь эпизода личной жизни босса) в целом во всех областях своих активных действий являлась характером невероятно строгой, классической, невзрачной, непритязательной, очень взыскательной, принципиальной и весьма напористой. Однако все же дверь именно в рабочее помещение Чарльза можно было узнать по одной видной, но неброской детали: маленькая выгравированная на железной холодной дверной ручке модель головного мозга человека, с многочисленными извилинами и многообещающим амбициозным каким-то характерным привкусом. Чарльз просил допустить подобную несостыковку на один какой-то свой день рождения в честь своей преданной верности науке. Главный герой мельком бросил взгляд на свои наручные часы, толком не разглядев и самого времени тогда, вошел в кабинет, одновременно своеобразно так постучав в нее. Вы знаете, наш друг никогда почти не стучал дважды с тем самым молниеносно коротким перерывом между этими стуками. Тогда ведь почти сразу понимаешь приход какого-то заинтересованного лица, даже скорее ощущаешь эту заинтересованность в стуке, нежели само это лицо. Джеймс же зачастую делает очень ленивый и небрежный один стук в дверь, порой складывается впечатление, что это не мысль привела целого человека в определенное место, а просто что-то, некоторый условный, свободно двигавшийся предмет задел эту дверь. Или кого-то толкнуло, простите, всякое бывает. Хотя данный неловкий иногда стук слышен весьма, представители Организации и другие знакомые люди до сих пор полностью не привыкли к этакой манере появления.

— «Прошу!» — уверенно и весьма строго, грозно прозвучало за дверью. Джеймс спокойно, избегая лишнего повода для напряженных стрессовых мыслей, несколько неуклюже открыл дверь, вошел в кабинет.

За много лет комната практически никак не изменилась. Посередине настойчиво валялся слегка облезший потрепанный ковер с абстрактными вышитыми символами: образ неописуемых значков рядами преображался в виде. Джеймс никогда не мог понять, дизайнерские перемены происходили в более глубокую или более очевидную сторону смысла? Чарльз, по мнению главного героя, временами вполне явно походил на философского дилетанта. В любой вещи скрывался непоколебимый гениальный смысл, разгадку которого, однако, молодой психотерапевт анализировал неторопливо, как истинный любитель. Каждое бурно взятое, оформленное умозаключение напоминало чем-то затяжной логический тупик. Вроде как ответ найден, тема раскрыта, хотя ни разу от этого никому лучше не становилось. Напротив, Джеймса от таких выводов несло в более безнадежное и досадное русло рассуждений, которые точно так же не приводили в завершении к какой-то устоявшейся логической единой цепи. Последнее имело важное место быть в жизни главного героя. Если мысль, пускай несогласная с личными амбициями Джеймса, вступала во взаимодействие, здраво вписывалась в общую структуру всей цепи, значит, все идет в верном направлении. Помимо ковра все было облеплено дорогим деревом, что пол, что стол, что шкаф напротив этакой своеобразно устроенной зоны заседаний. В шкафу постоянно пылились (хотя, занятно подметить, Джеймс никогда не замечал даже мельчайший слой пыли на предметах) различного рода настольные такие сундучки, грубого стиля шкатулки. Вероятно, одна из подобных небрежных была сделана самостоятельно, ввиду специфичных увлечений Чарльза в столярной области. Всегда в какой-то мере удивляло нашего друга такое хобби. И причина весьма обоснованная. Такой инициативный, угрюмый, невероятно целеустремленный человек науки перед ним всегда стоял. Подумать только было чудно, что в свободное время доктор когда-то увлекался созданием кой-каких шкатулок. По крайней мере, это происходило лет 5 назад, сейчас же трудно припомнить другого Чарльза.. С головой ушел в загадку поведения человека; иногда Джеймсу казалось, что вместе с этим друга унесло куда-то абсолютно не туда. Что-то куда более устрашающее и заманчивое одолело юного врача. Среди всяческих деревянных коробочек, очень неоднозначных книг из редчайших собраний 15-го и 16-го веков, документов на какой-то полке скромно стояла фотография в рамке. Женщина, светленькая такая, миловидное лицо, лет 35 на вид. Джеймса зачастую озадачивала эта фотография, так как он прекрасно знал личные принципы Чарльза касательно его отношений. Ни детей, ни девушки у старого друга совсем не было. Что еще бы вы могли ждать от человека, помешанного на чем-то великом и многозадачном? Посередине кабинета располагались два кресла на комфортном расстоянии, без надежды на втиснутый между какой-нибудь журнальный столик. Обе модели немного различались между собой. Та, на которой сидел обычно Чарльз, была чуть более угловатой, резкой в своих очертаниях и немного более темных оттенков. Однако все кресла наблюдались просторными, невероятно удобными и мягкими. Как минимум несколько продолжительных часов располагаться на таких было не так обременительно, обнадеживающе. За креслом психотерапевта находился непосредственно письменный стол Чарльза. Такой же угрюмый, мечтательный и малость хаотичный. Документы, содержание которых обсуждалось в данный момент с Организацией, были ловким образом собраны в тематические стопки, однако в то же время наблюдались под ухоженным небольшим ноутбуком и дивной лампой с индийскими напевами разбросанные, бесцельные и какие-то неопределенные документы, не имевшие права даже на состоятельную обложку. По обе стороны шкафа (скажем так, это служило некоей интересной разметкой в кабинете) впечатляюще находились два широких, всегда старательно чистые окна. Тяжелые темного окраса шторы обычно были завязаны вопреки миролюбивому приятному свету, который проходил сквозь данные окна. Света в помещении часто по ощущениям не хватало, правда, со временем глаза и настроение привыкали к подобной представленной, приглушенной обстановке. Рядом с дверью слева гостеприимно и ненавязчиво стояла напольная вешалка, на которой уже висели деликатная классическая шляпа без всяких дополнительных аксессуаров и недлинное пальто. Джеймс молча, в своих мыслях, снял куртку, повесил на свободный крючок. Без приветствий он недоверчиво сел в кресло.

— «До больницы ты был более приветливым и открытым, как мне кажется» — Чарльз сосредоточенно с пристальным взглядом сел напротив.

— «Переживаю не самый простой период. Отхожу, так сказать» — бесстрастно ответил главный герой.

— «Ты же с нами. В дружественной команде среди надежных людей. Отчего такая мнительность, пока что ты не на задании».

— «Везде нужно быть на прицеле. Расслабляться нельзя».

— «Как долго ты себе повторял эту фразу, Джеймс?» — Чарльз расселся так, что его прагматичность и доминантность в разговоре подчеркнула себя немного ярче.

— «А как у тебя в отчетах записано?» — Джеймс легонько обнял свои локти, пододвинул ноги, устало смутился.

— «Боюсь, это были еще те времена, когда отчеты велись не настолько полно. Когда два человека впрямь дружили между собой, с самого периода жизни в университете» — доктор мечтательно и саркастично заговорил о чем-то неформальном, будто капризничая.

— «Тогда я не поражался.. не задумывался и не пытался ответить себе на вопрос, чем ты так стал интересен для Организации. Простых и, главное, счастливых людей сюда не берут» — равнодушно возразил Джеймс. Чарльз задумчиво притих. В его глазах померещилась странная и непривлекательная волна страсти.

— «Я стану счастливее, когда достигну выбранной цели. Не самой легкой, требовательной донельзя.. но верной цели, друг мой» — строго и с надеждой высказался Чарльз.

— «Перестань меня называть так. Ты сам открестился от этой дружбы. Прошу, давай не об этом..» — главный герой больно закрыл глаза, печально массируя брови.

Чарльз тихо сглотнул, мысли обрывками в виде оголенных букв пытались вылезти в нормальные слова.

— «Что ты хочешь? — психотерапевт достаточно заинтересованно спросил. —

Что ты хочешь от этой жизни, Джеймс?»

— «Я хочу.. удивляться этому миру» — задумчиво и устало ответил клиент врача.

— «Разве ли? Миру? Или себе?»

— «Миру».

— «В прошлом ты был не настолько уверенным в себе. Метался, сомневался, угнетал себя. Думаешь, произошел прогресс благодаря нашим дельным беседам?»

— «Меня не интересует прошлое. Сейчас это препятствует моему спокойствию.. хотя бы какому-то».

— «Прошлое.. Уважай прошлое, Джеймс! Давным-давно человек ударял руку об дерево, и ему было больно. Сегодня человек ударяет руку об дерево, и ему больно. Изменилось ли что-нибудь?» — Чарльз внезапно наполнился взбудораженными эмоциями, горячими идеями.

— «А если надеть железные перчатки?. Больно, скорее всего, не будет. И уже можно заявлять, что что-то изменилось» — умело и остро предположил главный герой.

Чарльз едва заметно встрепенулся, выражение лица его приняло более гневный и деспотичный вид.

— «Изменишься ты, надевая железную перчатку на кулак. Ты изменишь дерево, разрушив его. Ты изменишь руку, поддавшись железу. И в результате не будет ни дерева, ни твоей руки. Будет железо. То, что останется с тобой после гроба. Точнее, не с тобой, а с самим гробом..» — убедительно и впечатлительно ответил Чарльз.

— «Да-да. Как грифель в чай..» — отстраненно и без интереса что-то почти про себя произнес Джеймс.

— «Прости, что.?» — психотерапевт растерянно опешил.

— «Друг советовал что-то из нетрадиционных путей лечения души. Одним из них являлся так называемый грифель в чай. Раз в день просто кладешь в напиток, размешиваешь, чтобы вещество соединилось с ароматными травами, пьешь. Предполагалось, что так появился возможность схватить состояние прошлого себя до начала этой невообразимой сумасшедшей точки отсчета многих тягостных несчастий. Мало чем помогло. Гадость, к тому же, та еще!»

— «Что с тобой такое происходит?» — отчаянно и чрезмерно беспокойно спросил Чарльз, волнительно вглядываясь в хвойных цветов глаза собеседника. Холодные серые глаза доктора показались Джеймсу слишком пронзительными, в каком-то понимании буквально. Он раздраженно посмотрел в пол.

— «Иногда бывает так, что ты внизу.. а тебе сверху хотят помочь. Ты хочешь, чтобы все были на одном уровне. И верхний это понимает.. но он не может тебе помочь, тебя вытянуть вверх. У тебя есть идея, как себя вытащить.. Но он не так все воспринимает, сознает, осуществляет. И тогда тебе приходится сталкивать его вниз, дабы одному забраться наверх, чтобы потом по своей идее поднять его наверх. Вот только теперь докажи, что ты хотел одного уровня..» — высказываясь словно в пустой просвет комнаты, Джеймс отдаленно и в своей манере представлял проблему в виде ситуации, изредка запинаясь в попытке точнее объяснить.

Может быть, в глубине души он все еще хотел привести ту студенческую крепкую дружбу в действие, в силу. Как было этак несколько лет тому назад. Когда главный герой еще не замечал остроту и болезненность каждой обоснованно сформированной слезы. Очередной настоявшейся палитры боли.

— «Ты себя ненавидишь.?» — тревожно нахмурился Чарльз, поправив неосторожно, но очень медленно, свои очки.

Стоит заметить, ко всему строгому костюму, застегнутой на все пуговицы рубашке, душившему стилю одежды, застиранному жалкого галстука и невообразимо вылизанной, расчесанной прическе резкие в своих рамках очки несколько выходили из общего амплуа Чарльза как состоятельного гениального мозговитого профессора. Побитые края очков и затемненные участки стекла выдавали слабую и чем-то обиженную натуру доктора. Но Джеймс все еще верил в его превосходные достоинства друга: находчивость, проворность, великая готовность помочь.

— «Мне трудно определиться в ответе. Знаешь.. Ненависть как искусство, любовь, поддержка, становление и развитие. Это мысль полета.. Она не является неправдой. Но и правдой как таковой пока не может себя называть. Ей нет особой необходимости в доказательствах. Ей нужно раскрыться, расписать себя. Я бы ненавидел.. но раскрываться нечем. Нет причины, повода, сил для ненависти. Может, я с чем-то путаю это чувство.?» — глубоко задумался главный герой.

— «Зависит от твоего отношения к ненависти в целом. Ее проявлении как в личностном плане, так и в общественном. Имеется ли сам смысл развития ненависти для тебя? В мире, здесь.. Это чувство, оно вообще.. требуется хотя бы в малой дозе каждому?»

— «Как говорится, ненависть лучше равнодушия. Для некоторых это и смысл жизни.. Для остальных поставленный надежный таймер на определенные идеи, которые идут вразрез с стремлениями данного чувства. Из-за такого специфического состояния человек может жить, вследствие чего люди в окружении с верными спокойными принципами в возможностях и при времени придумать нечто большее столь горячего, обжигающего чувства».

— «Для тебя смысл жизни — это какое-то из подобных чувств, Джеймс?»

— «Нет, — главный герой расстроенно и сердито опустил глаза, неловко заглядывая куда-то под себя, — Всякое такое есть попросту мысль полета».

— «И на сколько, по-твоему, мир состоит из этаких мыслей полета?» — Чарльз увлеченно и более расслабленно облокотился на правую руку.

— «Ровно на столько, на сколько.. сейчас по миру осуществляется перелетов, экспрессов.. и автобусных остановок». — «Это твой ответ? Всерьез и без сарказма?»

— «А сарказм для тебя не ответ, случись что?» — Джеймс остро и тихо усмехнулся.

— «Джеймс, ты не хочешь.. Я вижу и верю в наш с тобой прогресс. Вот-вот, совсем скоро, ты заметишь, мы одержим победу в борьбе с твоим ранимым.. режущим недугом. Но который раз я.. не могу добиться должной серьезности от тебя, той нежной волнительной искренности. Мы не разговариваем временами, организовываем невольно театральный спектакль.. Попробуй для себя и ради себя.. в поддержку Организации и моей подставленной вовремя руки. Просто прислушайся к речи, которая напрочь является второстепенной по отношению к действию. Загляни в корень своей проблемы, в себя. Будет больно, я могу представить. Но я не отпущу тебя.. пока тебе не станет лучше. Если ты будешь умирать в душевных мучениях.. то только с моей посильной поддержкой» — Чарльз готов был в любой момент прослезиться, однако создалось такое впечатление, будто слизистая глаз слишком сухая и изведенная, что не способна больше производить простых житейских эмоций. Джеймс отстраненно притих, какое-то время в анализировавших детально мыслях рассматривал свою ладонь, приглядывался к каждому пальцу и то, как он освещался в той комнате в данный момент.

В один решительный момент, наверное, когда было составлено в голове меткое, емкое горькое умозаключение, сжал эмоционально кулак, все так же не произнося ни единого слова, даже не шмыгая недовольно и случайно носом.

— «Ты думаешь, я никогда не заглядывал в себя.. не анализировал, не рассматривал в зеркало банально? — главный герой утомленно и с надломом каким-то ухмыльнулся. — Я занимаюсь этим практически каждый день».

Чарльз недоуменно в каком-то обеспокоенном внутреннем испуге поменял положение ног, напрягся.

— «Убивающие.. не убивают просто так, Чарли. Только люди. Понял прикол?» — проникновенно и отчетливо спросил доктора наш друг.

— «Нет».

— «Славно, товарищ. То ли переступил черту.. то ли судорожно ты вообще не переносишь и противишься очертаниям этой системы. Как бы ты сам про себя рассказал?»

Чарльз в одну секунду задумчиво сделал из своих пальцев неубедительную беззащитную решетку, затем вмиг убрал, встряхнул хорошенько руки. Нервно, но в то же время подозрительно хладнокровно встал в неспешном направлении к своему письменному столу.

— «Пожалуй, формальное время нашей беседы истекло, — он уверенно посмотрел на свои наручные утонченные, но безвкусные, часы, — Поговорим вкратце о насущных и основополагающих вещах, Джеймс».

— «Всегда готов» — бесстрастно, непритязательно выкинул военного характера ответ главный герой.

В мыслях пробежало скользкое возмущенное раздражение, что военного в мужчине меньше, чем в простом хилом докторе напротив. Джеймс независимый, своенравный, уважаемый, как он сам считал. Сотрудничество, работу в какой-то коллективной условной связке принимал спокойно, положительно, но раз до того всерьез доходило, никто не имел права выстраивать модель и образ исполнения данной работы. Нужно, всенепременно, полагаться на свои выработанные самобытные принципы, которые, не опираясь на общепринятую систему, производили мысленный поражающий ажиотаж.

Психотерапевт, строго незаметно себе кивнув, молча и ловко достал откуда-то из-под полок, находившихся в слепой зоне за письменным столом, небольшой так называемый одноразовый черный чемоданчик для лекарств.

— «С поставкой возникли небольшие проблемы.. здесь доза только на 2 недели. Тебе стоит зайти завтра еще раз ненадолго, чтобы забрать оставшуюся часть. К тому моменту, уверен, мы разберемся с возникшими техническими несостыковками. — Доктор остроумно и невероятно внимательно поправил очки. — Завтра, кстати говоря, окончательно мы определимся насчет формы и содержания твоего следующего задания. Оно играет достаточно.. немаловажную роль в жизни Организации.. в наших с тобой жизнях точно так же. Очень сложное, тебе рекомендовано выложиться по полной, так сказать. Конкретнее мы с тобой обсудим должные детали по получении наводки. Пока отдыхай, гуляй. Ты же любишь проводить выходные в точном попадании, как у обычных людей, Джейми».

Главный герой неодобрительно нахмурился еще сильней, чем обычно происходило. Не попрощавшись на обратном пути, ответного слова даже при всем при том не произнеся, он осторожно прихватил за собой чемоданчик, тяжелыми, но профессионально тихими шагами вышел в коридор. Джейми, так ведь.? Такой была ласковая и приветливо дружеская разновидность имени Джеймса. Зачастую так к нему обращалась его мать. Собственно говоря, она и начала, можно сказать, эту занятную эпопею с сокращенными и более милыми вариантами произнесения имени сына. Этакая вполне безобидная привычка (или уже традиция?) весьма устаканилась в школьные годы главного героя, в некоторой степени проявила себя и в студенческие. Явно изменился характер Джеймса с перехода школьной жизни к университетской. Особенно после ухода матери. Талантливый, восприимчивый, постоянно задумчивый, искренний, довольный, смышленый и начитанный мальчик очень тяжело переживал эти жизненные этапы переживания потери, горя. Что сказать, нечего добавить.. тягостно. Без емкой и необходимой, кроме того, поддержки. Неясно, что стряслось с отцом. Отношения лишь только ухудшались, местами и определенными праздничными выходными куда с более болезненной и глубокой траекторией удара. В университет (официально технический, какая-то важная область физики, связанная с машинами, самолетами, поездами. Заканчивал он, правда, в основном теорию. На практике по делу мало бывал) пришел опечаленный, замкнутый, отчаянный, бессильный, но все такой же способный и все время задумчивый парень. Однако юношеские свои качества иногда забывались в пьяном угаре, когда дни переживались особенно больно. Алкогольные дозы не доходили до обвального обморока, до посинения. Остановили несуразные и несшиеся пристрастия к спиртному собственные разговоры с собой, отчасти где-то и Чарльз. Тогда они еще крепко-крепко дружили. Джеймс познакомился с будущим приятелем, когда получал второе высшее в медицинской сфере. Совместные серьезные дипломные работы в регулярную обнимку с безрассудным рискованным, смелым поступком укоренили эти отношения. Наверное, это есть одна из главенствующих причин, почему Джеймс до сих пор мечтательно и с надеждой дает Чарли уникальный необъятный шанс на что-то, что сам пока мужчина ясно представить пока не в силах. Не в желании, не в состоянии.. После тяжкого случая с матерью Джеймс попросил не называть его так, как это делали родители. Несколько раз его друг по глупости душевной и неорганизованной забывчивости в первое время нарушал данное обещание, но после много лет такого обращения не наблюдалось. До настоящего времени.

— «Джеймс! Постой!» — на пути к лифту сзади относительно слышно что-то весьма отчетливо проговорил солидный такой, выразительный мужской голос. Главный герой неохотно, но все же несколько смиренно приостановился, обернулся. Пришел повстречать нашего друга Тодд, некая вторая правая рука Сэмюэля, обычно ему поручали вопросы достаточно запутанного и крупных размеров толка. Однако чересчур важные и ценные вопросы ему никогда не доставались, так как глава Организации привыкла решать подобное сугубо лично. Даже нынешнее очень важное в развитии данной компании задание, которое в скором времени предстанет перед Джеймсом, будет по характеру либо не настолько оригинальным, либо главный герой, по задумке начальства, будет играть лишь роль пешки, статиста, страховщика во всей планируемой операции. Тодд всегда был парнем среднего телосложения, слабо дотягивавшего до излюбленной спортивной формы. Взъерошенная простая русая такая прическа, в некоторых местах не до конца расчесанные спутанные, но симпатичные путы волос. Колючие, но всегда, как ни странно, чистые и бритые щеки. Хиленькие плечи, на первый взгляд хрупкие (как оказалось, очень устойчивые) худые ноги. Всему бесхитростному образу добавлялась обаятельная чарующая харизма, выразительные справедливые и искренние черты лица, постоянно настроенные на выполнение самых сложных загадок, принятие тяжелых неоднозначных поручений. Организация с глубоким уважением относилась к Тодду тем более не по причине неудавшейся слабенькой, не впечатляющей физической формы, а из-за накопленного своеобразного, но весьма необходимого опыта. К тому же, как в различных областях общественных наук, так и в некоторых видах боевого искусства. Парень отдавал особое предпочтение азиатской культуре боя, в этом несколько поддерживал его Джеймс тоже. Интересно получается, Тодду на днях исполнилось уже более, чем просто 40. Человек куда постарше самого главного героя, которому в свою очередь пока и сорока нет на своем пути. Однако Джеймс зачастую невольно приучился обращаться и видеть в Тодде именно парня, нежели немолодого, слегка заматеревшего мужчину. Понимаете, характер проявлялся в свободной обстановке весьма этак бодро, весело, свежо. В случайном взаимодействии с ним главному герою временами казалось, что беззаботность и рисковая безмятежность университета вновь нагрянули в настоящем.

— «Очень рад тебя встретить. После всего того недавнего инцидента с тобой.. напрягся, помрачнел, что ли» — Тодд довольно остановился, на его лице едва видимо проблескивала доброжелательная улыбка.

— «Вчера тебя не было в здании?» — главный герой задумчиво и наблюдательно спросил.

— «На задании был.. Характер: разведка, осмотр, изучение. Готовил подробный и детальный такой отчет, собирал должные материалы для следующего обозначенного указания..»

— «Понял, успешно?» — в речи главного героя невзначай проскочили лаконичные и отрывистые фразы.

— «Да, но.. — Тодд досадно напряг брови, заботливо и безнадежно взглянул на своего собеседника. — Ты уже получил его?»

— «Ты про задание? Нет еще.. Обещали завтра».

— «Знаешь, ведь многие умалчивают.. Организация старается лишний раз с этой информацией не выступать, не напоминать, но.. у опытных и доверенных работников, как ты, я уверен, есть выбор.. имеется возможность рассмотреть, проанализировать содержание цели. И отказаться, попросить перенаправить, поставить в качестве исполнителя кого-либо другого..» — Тодд бегло и немного нервно разбрасывался объемным потоком слов с размытым внесенным смыслом.

— «Ты о чем?» — Джеймс серьезно озадачился.

— «Сегодня.. мне донесли дальнейший теоретический расклад действий.. Вчера.. я занимался собиранием информации для твоего задания, Джеймс.. Но.. тебе стоит отказаться. Не потому что ты не осилишь, нет.. Несмотря на это все, ты.. вряд ли справишься. Тебе не надо с этим связываться.. это опасно» — парень заговорил более тревожными и осторожными тонами.

— «Почему.? Что.. что случилось, Тодд? Что ты там выяснил?»

— «Я не могу.. тебе так просто рассказать. Здесь опасно для того».

— «Шутишь? На защищенной Организацией зоне.. от всяких шпионских бригад и хакерских наплывов.. небезопасно?» — Джеймс откровенно и напрямую удивился сказанному.

— «Ты не все можешь понять.. В том числе причину моего поведения.. — Тодд умело и плавно перешел на шепот. — Боюсь, в нашем специфическом агенстве есть и та часть людей.. которой совсем невыгодно открывать правду даже своим сотрудникам. Может быть, такие персоны обитают и на начальственных позициях. Будь бдительным».

— «Но ты уверен, что они мне вообще позволят отказаться от выданного задания? У них и так лучших исполнителей не так много, объективно говоря. Еще же ведь усомнятся, пойдут проверять мою личную жизнь. Которой и так почти не осталось после всего» — наш друг тяжело вздохнул, трезво оценил проблемную ситуацию.

— «Постарайся огородить себя хотя бы от основополагающих и центральных задач. Поверь.. развернется не самая приятная, однобокая, такая вся незамысловатая битва. Где ты будешь играть спорную роль в связи.. с установленными позициями. Но если.. не удастся.. Будь осторожен, Джеймс.. — Тодд резко внес в свой голос удивительный прилив решительности и твердости духа. — Слышал, ты ничего не помнишь о последнем своем задании?»

— «Нет, память отбило на недавние события.. Надеюсь, ничего сугубо важного не пропустил. Правда, отчего-то мне чудится совсем не так».

— «Буду верить, что ты вспомнишь! Мне кажется, восстановленные фрагменты жизни, как им и подобает, помогут тебе справиться с заявленными назойливыми вопросами».

— «Разве обычным, опустившим руки людям.. подобную скидку еще совершают? Редко я соглашался с верой в то, что иногда жизнь разговаривает с тобой несколько более дружественно и самоотверженно, чем обычно» — главный герой бессильно и устало ответил.

Тодд не на шутку нахмурился, какие-то непоколебимые ясные секунды настойчиво всматривался в глаза собеседнику.

— «Джеймс, я помню тебя еще действительным юношей. Знаешь.. Обычно дети любят смотреть вверх, когда на них надевают медали или дают им награды всякие. Им часто интересно, из чего сделана медаль, действительно ли там их имя запечатлено, и как его написали в таком случае.. шрифт, почерк, значение букв, прочее такое. Проходят года, а такие встречные нередко персоны до сих пор привыкли посматривать наверх при награждении. Но ты.. Ты постоянно смотришь вниз. На пол. Даже нисколько не приблизив к себе манию величия и точку впереди! Даже наверху.. ты продолжал смотреть вниз, тебе там нравилось. Обычно, когда так поступают дети, это проявляется раньше, чем у обычных ребят. Такие необычные вот мальцы склонны к осмотру пола, когда они начинают ощущать асфальт и себя. А эти ощущения возникают, где-то когда-то вычитал, когда родители единогласно покидают тебя. И заметь! Они не просто не обращают на тебя внимания. Они.. Их вовсе ты не видишь. Зовешь.. А они… Не там. И тогда тебе приходится раскрыть глаза и куда-то спрятаться. А куда? Что ж.. Здесь есть пол. Пол… На полу стоит стол.. Стул.. Шкаф.. И я… Ух ты! На полу нахожусь я. Пол сохраняет меня» — весьма проникновенно, трогательно выражался Тодд.

— «Смотря вниз, ты удовлетворяешься и восхищаешься скоростью! Посмотрев вперед, ты видишь конечную цель, результат. Часто так бывает.. когда начинается достоверный путь к смыслу жизни, ты хочешь сказать или прямо-таки говоришь: я не знаю, чего хочу. Чего-нибудь такого. Непутевая дорога. Столь же разно, как путь и дорога. Нет никакого смысла, если все пойдет по-старому.? Но что же движет этим смыслом.? Вы же знаете, что если две прямые параллельны, то третья тоже точно станет на путь параллели к ним. А если я возьму и вместо „прямо“ повернусь, выберу „направо“? Станет ли отличаться несчастье и его смотр сбоку?» — Джеймс пылко и трепетно подхватил волну эмоций собеседника.

— «Хм.. Думаю, вы только что нашли неформальность, как она есть. Именно так, Джеймс!» — парень скромно восторженно вник в смысл слов своего приятеля, одобрительно поверил им.

Главный герой глубоко погрузился в размышления, немного приоткрыл рот в желании сказать что-то важное, но робко стал моргать глазами, потерянно осматриваться по сторонам. В конце своих идей он приложил руку ко лбу, чтобы определенным образом перестать плыть в хаотичном течении всяческой информации вокруг. Порой Джеймс просто не мог найти слов, чтобы описать пришедшую к нему мысль. Говорят, есть несколько основных типов подачи какой-либо мысли на бумагу: описание, рассуждение, повествование. Вы так же скажете? В какой-то момент главный герой пришел к выводу, что все строится на том же описании и здраво отходит от него. Суть, вокруг которой крутится подача, так-то ведь одна и та же. Зависит все, пожалуй, от ловкости, упорности, находчивости, запоминании, впечатлениях. Какие-то субъективные невидимые вещи снов врываются в основу реального, материального. Человек, текст которого покажется обществу рассуждением, задействует чуть иные критерии, технику писания; он по-другому воспринимает то, что чувствует. Эта персона будет более находчива, стремительна, проникновенна, нежели та, что привыкла выказывать внутренний мир стилем, называемым именно описанием в народе. Насчет субъективного и материального, кстати говоря уж так. Способно ли выше сказанное доказать в какой-то степени неразрывность чего-то духовного и бесформенного с действительным, формальным? Все показывается куда интересней, чем кажется. Необъяснимый и прозрачный механизм, характеристика которого максимально близка к нулю, но именно он держит и руководствуется тем, что и как происходит на Земле. В силу странности и необыкновенности, пускай даже возможности того здесь наводит на мысли, что это не попросту единичные моменты, кое-как скрепленные меж собой. Все гораздо крепче, обдуманнее, более безумно и противоречиво. Занятно, отчего так люди стремятся сами разъединить с какой-то целью понятия духовного наследия и материального? Объяснить широкое не получится без условного допущенного варианта логической цепочки. Основная задача логики заключается ведь в том, чтобы позиция подходила к общей череде событий, так или иначе способных подойти к заданному случаю. — «Я попробую.. что-то сделать. Спасибо за предупреждение, Тодд» — Джеймс уныло, но искренне улыбнулся.

В ответ собеседник мельком продемонстрировал мужчине доброту и сочувствие своего характера непосредственной безобидной ухмылкой. Далее коллеги разошлись, Тодд вышел из поля зрения главного героя после того, как тот вошел в лифт.

День касательно своих задач, можно полагать, уже закончился. Честно говоря, Джеймс очень надеялся на то, чтобы задание для него было сформировано уже сегодня. Даже после подозрительного и таинственного разговора с хорошим проверенным человеком, как-то познакомившись с необычным первоклассным риском и опасностью следующей цели, глубоко в душе мужчина понимал, что вряд ли откажется. Он не смог бы. Хорошо бы сегодняшнему дню кончиться; как бы перетерпеть гнетущее, душераздирающее свободное время, которое предстало с недавних пор перед главным героем. Постоянные независимые рассуждения о смерти, значимости жизни, ее лишения.. Время от времени какие-то острые углы сознания будут подкреплены здоровым чувством вины, усталости, безысходности. Джеймс отдаленно всерьез задумывался над тем, с чего могло бы начинаться настоящее безумие. Ему было страшно от того, куда в голове несло нашего друга и почему это происходило с ним. Боль, боль.. Явно мозг не сумел проанализировать и пережить какую-то навязчивую раздраженную деталь, потому пытается еще раз, еще раз, снова и вновь наступить на хилую ненадежную ступень раздумий. Джеймсу стало противно, он спокойно достал из сумки очередную сигарету. Первую за сегодня успел использовать еще после завтрака по дороге к Организации, да так быстро получилось, что главный герой едва запомнил тот момент, ему не принесла особого умиротворения и удовольствия та сигарета. Джеймс с надеждой посмотрел на нынешнюю. В этот день попалась первее всех классическая упаковка. Как говорится, беспроигрышный вариант. Сегодня была поистине удивительная дата, главный герой никуда не спешил. Он жутко ненавидел то состояние безмятежности и безудержной рыхлой свободы, с которой ничего нельзя должного сделать. Джеймс всю жизнь как-то надменно относился к людям, которые ни разу в своей жизни никуда серьезно не спешили, никогда впопыхах не умудрялись переходить дорогу ловко на красный свет. Которые всегда послушно ждали зеленого безопасного сигнала. Тем не менее такой неспешный и необъятный расклад дел мужчина ненавидел по личным причинам, с каких-то сторон довольно очевидных, наверное. Когда Джеймсу давалось задание, по своей сути он точно так же имел возможность заниматься всем, чем считал необходимым. В том числе в угодный час организовывать некоторый момент передышки, небольшого отдыха в порыве тяжелых на подъем заданий. Явное преимущество такой жизненной позиции состояла в том, что она уже направляла человека в то мыслительное русло, с которым нужно работать прямо сейчас. Честно и по правде говоря, главный герой старался пересмотреть свои проблемы, начать изучать сначала, говорить с собой немного более откровенно и смело, но никак не мог разгадать основу того ужасного и сурового состояния, в каком тот пребывал несколько лет. Сдаваться, подавать на стол порванный белый флаг в то же время он никогда не любил, постоянно держался до последнего, иногда в его молодости это не заканчивалось благоприятно для его здоровья, однако не поспорить: упорства, терпения, силы воли непросто отнять, весьма. И принципиальность, конечно. Но когда действительно Джеймс был несколько бессилен, слаб для решения настигнувшей его проблемы, то он искал временные официальные причины отставить размышления откуда-то извне. Превосходной временной заморозкой разбора насущных душевных невзгод как раз послужила работа. Правда, Джеймс и здесь немного упал в сомнения, потому как охотно считал, что бесконечная страховка рабочих обязанностей только запускают сильнее воспаленный корень проблемы. И вот уже слово «немедленно» становится все более частым и в тот же момент бесценным.

Джеймс по мере выполнения своих рабочих обязанностей постепенно признавался одиночкой. Ему было комфортно наедине с собой: работать, развлекаться, жить в каком-то таком специфическом понимании. Однако всю свою жизнь он пытался бороться с одиночеством, его томным величием и нескончаемым потоком болезненных ударов в спину, живот, сердце. Некоторые хорошие ценители мысли искренне дивились этому персонажу: замкнутый ранимый интроверт, яростно отбивающийся не от страха остаться одному, а от самого одиночества непосредственно. В этом плане мужчине отлично помогали прохожие люди, лучше не просто проходившие мимо, а останавливавшиеся и решавшие заняться каким-либо простым занятным делом: прогулкой, чтением книг, обсуждением насущной темы, стартом изучения иностранного языка по словарю (забавны те люди, которые начинают именно со словарей, ни разу не побывав в целостной структуре желанного языка). Джеймс глядел, отстраненно успокаивался вдали от них, являясь тем не менее неотъемлемой частью созданного людского пейзажа, задумчиво выяснял то, что прежде доставалось трудно ему. Значимую роль играют какие-то места вдохновения у Джеймса. Там могли распутываться самые сложные душевные невзгоды и страшные колючие переживания. Правда, всякий раз таким местам весьма нужна смелость, искренность и остаток энергии на то, чтобы размышлять над стратегией победы. Увы, в последнее время главный герой растерял два последних критерия для успешного прохождения в подобные закоулки, а смелость превратил в бессмысленную преданную самоотверженность.

Сигарета к концу тревожных внутренних скитаний была докурена, последний густой пепел, не успев толком упасть на промокший осенний сырой асфальт, неуклюже унесся ветром куда-то вдаль. Фильтр мужчина по инерции выкинул в ближайшее мусорное ведро, даже не останавливаясь в пути. Часы показывали лишь только середину дня. Что бы душа желала изволить остальные 12 часов жизни?

Дождавшись бесстрастно автобуса, Джеймс в своих мыслях сел куда-то вбок, поближе к окну. На улице было терпимо светло, чтобы без отдельных усилий и напряга разглядывать дальние силуэты надвигавшейся картины. Однако кругом наблюдалась пастельных приятных оттенков осенняя серость Миннеаполиса. Небо было бесспорно захвачено амбициозными полными облаками: какие-то были на вид явно темней и тяжелей всяких прочих остальных. Правда, стоило добавить, что белые и мягкотелые довольно быстро скрывались из виду. Вероятно, уплывали в города более ясные и солнечные. На окна неторопливо, отдельными каплями лил меланхоличный милый дождь. Джеймс решительно достал телефон из кармана, с всплывшей яркой идеей набрал номер Феликса.

— «Привет, дружище. Напомни, сегодня клубоголики не закрылись на отпуск? Помнится, владелец сообщал, что в скором времени на сколько-то дней прервется, сделает тайм-аут своему клубному бизнесу. Но все на языке останавливается, не уверен сполна: они с этой недели или со следующей?» — миролюбиво, но все равно как-то устало начал главный герой.

— «Привет. Точно слышал, что со следующей. Считай, сегодня у них последний день перед обеденным недельным перерывом. Одни клубники любят спокойный режим на работе перед отъездом куда-либо, другие, наоборот, стараются украсить последний вечер более пышными предложениями и трогательными пьяными концертами.. второй вариант, смотрел, прибыльнее. В любом случае завтра они сворачиваются. Если сегодня удумаешь посетить их, передай, к какому типу относятся эти!» — юноша как всегда жизнерадостно и вежливо общался с давним другом.

У Джеймса появилось стойкое забавное впечатление, что во время данного разговора у Феликса точно поднялись брови. Эта догадка несколько развеселила мужчину, убралась безудержная хмурость на лице.

— «Обязательно при встрече расскажу. Спасибо. Люблю заглядывать к людям совсем вовремя» — Джеймс тепло усмехнулся.

— «Только не засиживайся до потери сознания. Я понимаю, это привлекательная возможность выспаться.. но.. не надо. Не загоняйся, не мучай себя своим прошлым. Отдыхай и расслабляйся. Я-то знаю, что ты весьма впечатлительный. Иногда стоит сказать потенциальным впечатлениям „не сейчас, не сегодня“. Ага?» — в этот раз Феликс прозвучал чуть более обеспокоенным и смятенным.

— «Без волнений, мой друг. У сильных впечатлительных качеств есть одно общее свойство — непостоянство. Или, например, постоянная нужда в пятиминутной передышке, помнишь эту тонкость? На волне первых впечатлений ко второй я вряд ли доберусь, потому что сильно нуждаюсь в смене обстановки. Непостоянный такой вот» — главный герой любезно в завершении попрощался с Феликсом, ловко оборвал звонок.

Через полчаса свободолюбивых вдумчивых широких шагов по улице Джеймс наконец подошел к тому месту, расписание которого так жаждал узнать по последнему телефонному разговору. Данное помещение для светских встреч являлось подвальным, разумеется, арендованным. Оно находилось на углу родной улицы, скромно и условно разграничивая пересекавшиеся остальные оформленные дороги. Взятая для работы площадь на самом деле не наблюдалась ощутимо обширной, там главный герой едва насчитывал 4 соединенные воедино жилищные комнаты, простые квартиры в домах. Исходя из этого, приятным моментом в противовес служили сравнительно низкие цены на алкоголь, кальяны, мексиканские классические чипсы с гуакамоле в конце концов: они были практически в полтора-два раза ниже тех, какие наблюдались на центральных улицах и исторических площадях в городе. Однако Джеймс не смотрел придирчиво на цены, с момента начала развития успешной карьеры мужчина был вполне обеспечен, что получил в какой-то момент возможность выбирать более качественное, нежели более доступное крупному кругу населения. «Клубоголиками» Джеймс со своими знакомыми называл их так потому, что заведение работало фактически круглосуточно, однако имело в то же время некоторую театральную подоплеку. В связи с постоянной необходимостью зарабатывать любым придуманным путем деньги рабочий коллектив полностью взял на себя инициативу днем представляться прохожим в качестве дискуссионного клуба на всяческую заданную тему, что-то вроде продвинутого эксклюзивного анти-кафе для диссидентов или каких-то посредственных персон, а ночью же место превращалось в самый настоящий ночной клуб. Небольшие габариты помещения ничуть не помешали какой-то востребованности среди местных жителей или приезжавших гостей. Ребята работали сменами: более начитанные и смущенные выполняли свои обязанности днем, более смелые и строгие в свою очередь занимались этим после захода солнца. Джеймс достаточно хорошо знал и первый рабочий набор, и второй. Надо сказать, что так было взаимно, весьма. В выдавшиеся свободные несколько часов или в хаотичные бесцельные выходные главный герой старался попасть именно туда, потому как отчего-то данное место содержало в себе нужную обстановку и атмосферу для того, чтобы немного наш товарищ вздремнул. Искренне так и любя. Ощущения некоторого чувства выспавшегося организма являлось одним из немногих жизненных аспектов, которые хоть как-то будоражили великую депрессию Джеймса и заставляли усомниться в ее нескончаемой мощи. Только после знакомства с этаким клубом главный герой отчаянно, с неубиенной теперь надеждой слабо, но верно держался за мысль, что у всякого момента обязано быть логическое завершение. Ведь даже какая-то Столетняя война, которая многим ее участникам казалась абсурдной, безумной, бесконечной, закончилась на определенной здравой ноте. Смущало лишь Джеймса в особо тягостные времена то, что, возможно, в таком случае: запущенном, самоуверенном — сможет поставить точку уж смерть. Клубные ребята уже давно пометили мужчину как некоторого постоянного гостя, они прекрасно знали о его молчаливом намерении вздремнуть здесь. Никто совсем этому не противился, напротив, старались создать более комфортные условия для того. В знак своего почтения и глубокой благодарности Джеймс всегда пытался что-нибудь купить из напитков и прочего предлагаемого ассортимента. Если настроения что-либо потреблять не было вовсе, тогда главный герой попросту оставлял после себя достойной суммы чаевые на близлежащем столике.

Заходя в клуб в этот раз, развязно спускаясь по ступенькам, относительно шумно шаркая вместе с пылью и мелкими бетонными сыпавшимися камнями, Джеймс чуть ли не впервые, как он сам у себя в голове обозначал, собрался так много провести времени там. За распахнутой дверью поначалу в ответ донеслось занятое увлеченное молчание. Вскоре навстречу гостеприимно вышел один из персонала, улыбчиво поприветствовал гостя. Предложил найти место для Джеймса, но тот добровольно отказался и выбрал сам: где-то незначительно далеко от основного места действия в плане всевозможных горячих обсуждений и страстных полемик, в приглушенном темноватом спокойном углу на диване, составленного формой буквы «Г». Для экономии мест мягкие, приятные на ощупь диваны размещали исключительно возле стен, в остальных случаях устанавливались прочные элегантные широкие деревянные стулья. Не все, правда, были с кожаной подушкой в дополнение. Хотя посетители на удивление непосредственную симпатию выразили скорее к грубым, жестким стульям, нежели наоборот. В какой-то стороне находилась впечатлявшая внушительная территория бармена: стойка, простые попавшиеся стулья без спинок, надежные притягательные полки с различного рода напитками. Классика жанра пастельно и интересно переливалась в экспериментальные непопулярные виды спиртных угощений по типу Минту, Кальвадоса, Егермейстера. В свое время Джеймс пробовал ради незатейливого любопытства и не такое и, по правде сказать, не всегда ему охота верить в то, что какие-то алкогольные предметы интереса считаются какими-то непопулярными или безызвестными так вовсе. Помимо нескольких кофейных хороших столиков для простых легких закусок на стену повесили просторный плоский телевизор с решительной целью показывать по настроению либо спортивные какие мероприятия, либо же музыкальные новинки этой жизни. Посередине общей комнаты уделили внимание хотя бы немного пустому очищенному месту с неплохим потенциалом для проведения танцевальных поединков (и не такое случалось в том клубе) и всякого такого прочего. Днем же, если собиралась яркая самобытная компания, туда относили пару кресел-мешков и маленький пушистый теплый коврик, чтобы смягчить хотя бы в психологическом плане стремительный пыл.

Сегодня таковой предмет мебели был найден в центральной зоне, на них слегка напряженно сидели 4—5 человек, заинтересованно следивших за ходом общей беседы в группе, пара людей отстранилась до ближайшего столика, но тоже принимала какое-то участие в разъяренном, но интеллектуально поражавшем разговоре. Время от времени компания оплачивала то ли сгоряча, то ли от хорошего настроения приличную дозу пива, к вечеру постепенно сменявшегося на вино. По словам мимо проходившего знакомого молодого бледноватого официанта в очках: неторопливо собрались еще с утра, начали неинтересно с крепкого чая.

Джеймс аккуратно разложил ноги на диване так, чтобы подошва с улицы минимально задевала нежные участки мебели. Опустил руки непроизвольными движениями, прислонил удобно спину к спинке, устремился взглядом к людям, так точно и примечательно освещенных. Попросил бутылку хорошего коньяка, желательно чуть больше, чем карманных и маленьких размеров. Он смотрел, несколько отстраненно, забывчиво, но не без интереса. Захваченная гениальная мысль, ее страстное раскрытие, любвеобильное понимание со стороны собеседников.. многое в этом месте в каком-то смысле умиротворяло Джеймса, способно было его осчастливить. Пускай это счастье капает в разбитую вазу, из трещин которой своевременно все вновь выливается. В какой-то момент пара действительных слушателей вдалеке его заметили, доброжелательно приглашали принять участие в разговоре, но главный герой с теплой улыбкой мягко отказывался. Ему все сильней становилось сонливо и слабо. Организм исподтишка давал знать, что очень хотел бы упасть в сон. Быть может, буквально. Джеймс охотно слушал ход разговора, иногда отвлекаясь на свои мысли. Зачастую свои темы в голове возникали из-за цепкой идеи, выраженной где-то там, в коллективе. Наш товарищ ее брал, критиковал или интересовался, оценивал свое отношение к надуманному, разворачивал, развивал дальше; все время что-то такое он доводил до величественного, изобретательного, самобытного. Это частично могло объяснить, почему в большинстве случаев Джеймс наедине с собой мог получать тот же фрагмент удовольствий, какой люди обычно склонны принимать именно во время разговора, общения с кем-либо еще. Проблема заключалась в том, что мужчина устал. И уже ни от людей, ни от себя он не ощущал тот самый независимый беззаботный прилив сил и спокойствия, как у него происходило ранее. Тем не менее основа если и разрушается, то всегда не полностью или под самый конец. В данном случае основой этого нетипичного механизма души у Джеймса являлось то необычное, но такое глубокое чувство прозрения и миролюбия при какой-либо людской деятельности.

Постепенно глаза закрывались, главный герой с какого-то момента перестал следить за внешними изменениями в социуме, жизни. Он целиком погрузился в себя, свою среду, природу, мысли. На редкость внутри чувствовалась та искренняя бесстрашная атмосфера, какая скрывалась в досадной тьме огромное количество времени. Будто бы вдали был услышан легкий стул чего-то стеклянного о дерево, полированное и твердое. В голове мимолетно, едва одеваясь в слова, проскочило: вероятнее всего, поставили коньяк. После данных умозаключений Джеймс практически полностью отрубился, можно и так сказать, уже в тот момент наиболее ясно установив контакт с самим собой с высокой возможностью монолога. Тревожные домысли насчет того, что дорогой алкоголь могут утащить к тому времени, как помещение перед своим желанным отпуском превратится в ночной клуб, не сильно напрягали мужчину. Он преданно был уверен, что персонал никогда не допустит этого. Ни при каких обстоятельствах.

Началась в каком-то еле слышном углу беседа. Два донельзя знакомых собеседника, одна волна ощущений, но такие разнообразные скачки рассуждений. Говорят, когда человек разговаривает сам с собой, это развивает мышление. А что, если это не разговор, а мысли вслух? Тем самым, логически все скомпоновав, можно задать вопрос: мысли вслух ничем не похожи на разговоры с собой? Человек у себя в голове не разговаривает разве с собой? И я вам опять же скажу, что здесь так легко спутать тонкие грани общего определения. Человек создает в своей голове тот распорядок подачи мыслей, формы внутреннего голоса, что это может быть далеко не разговор, а какой-нибудь отчет, график.. Но мышление в любом случае будет развиваться. Так вы скажете. Различимы в данном случае лишь оформление и мыслительные приоритеты в жизни, заключенные путем внимания, способностью и складом ума.

В разговоре с собой собеседник задавал все те же вопросы, Джеймс отвечал каждый раз по-разному, но все время вкладывал одну и ту же суть в свои высказывания. Слушавший надменно обронил предположение, что главный герой наивно считает: так возможно решить проблему? Изворотливость, думается, качество не бесполезное, пригодится в определенных моментах, но оно ли так необходимо сейчас Джеймсу? Оно ли является истинным средством достижения разгадки смущавшей тяжкой проблемы?

Джеймс судорожно отбивался, защищал себя, как он сам считал, от себя самого же. Правда, в какой-то момент мужчина точно запутался с тем образом, который его время от времени встречал в сознании. Это его душа просит о помощи или попросту сходит с ума, раз рисует каких-то других, но похожих собеседников? Нет, если вариант с сумасшествием корректен по тем или иным меркам, это все равно значит лишь только, что мозг не нашел никакого другого решения затяжной задачи, кроме как создать вторую, более прогрессивную и дальновидную личность.

Джеймс упал, неясно, куда. Но и это не имело никакого значения. Он почувствовал себя нестерпимо одиноко лишь по той причине, что никак не мог добраться хотя бы до какой-нибудь надежной скрепки. Ему страшно думать о всяческой замене собственного разбитого характера. Это можно расценивать как полное поражение. Но это сущая неправда! Они не имеют права! Даже притом, что главный герой не раз угрюмо задумывался о белом флаге, подставлял к горлу уважаемый страдальческий револьвер, это совсем не означает, что он сдался вообще. Напролом этак. Нет, никогда!

Но ужасно тяжело. Нужно время: посидеть, прострадать, загрустить, подумать, что и как с этим делать дальше. Что внести такого уникального и бесценного в завтрашний день, чтобы только лишь не проиграть. Пока что игра есть некоторый прототип смысла жизни Джеймса. В настоящем смысле он сравнительно недавно запутался, чрезмерно был занят проблемой душевной трещины.

Интересно, куда ведут шаги? Иногда так посмотришь, удивишься: ведь да, именно шаги преодолевают ступени. Твой разум является хоть и главным, но не целым инструментом для того, чтобы поднять ногу и опустить ее на уровень выше. Мало решительно и храбро думать о шаге, должно хватить ума и воли сделать сам шаг. В любом случае опускать станет проще. Главное, задать направление, передвинуть. Наверное, сам процесс падения уже на ступень выше стоит считать одним из самых интересных во всей системе. Ведь всегда кажется, что внизу какое-то непроходимое утопленное дно. Нет, кто бы знал, что при падении можно упасть все равно на что-то высокое? Лишь бы не поехать к действительному бесповоротному дну. Во всяком случае нередко замечалось мной, что каждый раз при ходьбе человека преследуют одни цели и задачи, а шаги — совершенно другие, более последовательные и разборчивые, находчивые.

Джеймс ненароком в полете внутреннего разговора тяжело приоткрыл глаза. Казалось, в самый зрачок остро устремились яркие лучи дискотеки. Судя по всему, дневная компания ближе к предпринимательскому перевороту сменилась новым, более отпетым и развязным.

— «Неужто все происходит так быстро..» — главный герой осторожно, но как-то невыносимо приметил данный факт.

Помещение погрузилось в мелодичную игривую несерьезную темноту, рабочий коллектив клуба частично сменился, однако Джеймс в любом случае узнавал недавно пришедшие лица. Правда, насколько недавно они могли бы прийти. Мужчина посмотрел на часы, они строго показывали время около половины первого.

— «Снова..» — главный герой расстроенно уткнулся взглядом в стоявший рядом нетронутый коньяк.

Кто-то поставил рядом еще специальный для напитка стакан, выполненный, такое ощущение, из какого-то фирменного стекла. Блекло, но несколько привлекательно на нем виднелось название компании, выпускавшей данную стеклянную продукцию.

— «Не прошло и недели после моего длительного сна в больнице.. Мой нездоровый график снова дал о себе знать? — Джеймс безнадежно и беспросветно размышлял об ужасе своего состояния, его губы слегка дрожали.

— Насколько я обречен?»

Когда он бывал в ночном клубе, в своем тихом уголке с точно ярким видом на танцы где-то в центральной свободной зоне, ему приносили всегда искусно стеклянный стакан с дорогим коньяком. Иногда вместо последнего предлагали виски, егермейстер, но исключительно качественный вид. Когда в непримечательном стакане оставался по большей мере лед, а остатки крепкого напитка лишь добавляли оттенок алкоголя в образовавшейся воде, Джеймс думал о том, что он мог бы.. сломать, разбить, расколоть стакан. Но постоянно после этой идеи навстречу шел аргумент, что осколки замахнутся на кожу. Что даже может пойти кровь, слезы. Кто еще что увидит? Так, наверное, всегда:

разрушая, разрушаешь; пытаясь избавиться, освободиться, все равно проливаешь кровь. Вопрос главным становился: Куда и чего ради?

Мужчина растерянно взял стакан в руки, с неопределенным любопытством стал крутить его в руках, каждый недоразвитый его бок рассматривать, на самом деле в это время пребывая в совсем других проблемах и мыслях. Лед почти растаял, его положили сравнительно давно. Время выходит. Что же такого ты сделал выдающегося и полезного за истекающий период, Джеймс? Ты разве все еще мертв внутри? Не оживешь даже в убиенные минуты?

Джеймс в ужасе совсем бесшумно и аккуратно поставил стакан обратно на стол. Задумчиво и медленно встал, по пути привычно умелым путем захватил бутылку алкоголя. Выпьет по дороге, где-нибудь когда-нибудь еще, когда появится должный повод. На выходе он повстречал некоторых из пришедших на ночную смену рабочих. Молодой парень с заметно мягкими и доброжелательными чертами лица сочувственно посмотрел на главного героя, казалось, всеми душевными метаниями пытаясь помочь. Но пока без успешных вариантов. Джеймс непроизвольно прочувствовал это состояние в юноше, его лицо стало еще более отвлеченным. Мужчина грустно улыбнулся, тепло попрощался с клубом. Пожелал чего-то светлого и радостного в надвигавшемся их отпуске. Напряженно вышел на улицу.

Темно, потрепанный, родной, лишенный должных ночных фонарей район. Дом Джеймса находился примерно за единственным, но весьма длинным рядом жилых зданий. Вокруг ни души. Странно, обычно ближе к ночи просыпались мелкие торговцы наркотиками, оружием. Банды посылали своих разведчиков изучить территорию соседей, проанализировать их дальнейшую стратегию: дипломатического будь то или воинственного характера. Может быть, главный герой в какой-то неясно недавний момент перестал замечать всякого. Его чувства обострялись, наш друг вот-вот чувствовал, что произойдет апогей. Этого нужно избежать, спрятаться, снова сыграть маленького беспомощного ребенка без надежного будущего. В первую очередь будущего психического плана. Противно так или иначе доводить до конца полные варианты возможного развития души. Суицид или выпрошенное убийство в связи с резким выбором образа жизни? Еще отвратительнее ощущалось, когда все продумывалось дальше. Сознание доводило всякий возможный вариант, задавая значимой точкой отчета сегодня, до своего убийственного конца. И почему же снова безнадежность?

Джеймс разочарованно насупился, с каким-то внутренним надрывом рванул в сторону своей квартиры. Скорее к лекарствам, скорее к помощи, скорее к решению проблемы, ее исчезновению.. Или хотя бы имитации пропажи.

Имитации..

Ветер плавно переходил в неприятно холодную атаку. Главный герой всерьез стал отмечать подобные впечатления от погоды, хотя прежде никогда не жаловался на холод. Наоборот, это было лучшее, Джеймс получал искренний экстаз от наплыва циклона на город. Неспешно мужчина дошел до более или менее освещенной улицы. Снова никого. В чем проблема? Неужели и вправду здесь он был один? Один..

Джеймс прислушался. Кажется, беспокойным толковым шумом приходился женский голос. Девушка, она.. не то чтобы кричала. Однако наемному убийце впредь удалось прочувствовать все оттенки ее страданий, горя, боли.. отчаяния. Очевидно, беда состояния приключилась с ней именно тогда, когда случилась встреча с кем-то ужасным, нестерпимо жутким. То есть сейчас. В мужчине поднялся дух, он почувствовал резкий прилив уверенности в себе, тревожности, чуткости. Но все такой же какой-то потерянный и несобранный Джеймс кинулся в сторону голоса. Он бежал, рвался, крепко сжимая бутылку коньяка в своей руке как потенциальное оружие, напрочь забыв про спрятанные профессиональные ножи у себя в брюках. Дыхание почти замерло, вынужденно давая о себе знать при беге. Двигаться он стал все громче. Шумные бессильные ритмичные выдохи при быстром темпе превращались все более в какие-то несформированные сдавшиеся плевки. Девушка продолжала тихо плакать от боли. Почему никто не слышит? Где она? Невозможно, чтобы такой пронзительный крик о помощи, и никто не сообразил, не задумался? Где же все? Почему так пусто? Как и в душе. Джеймс растерянно сбавил ходу, прислушиваясь к голосу все сильнее. Девушка была везде; звуковые волны, доносившиеся от нее, хаотично и небрежно мельком меняли свою геолокацию. Мужчина не переставал дивиться, он продолжал твердо и отзывчиво ее искать. Хотя бы в мыслях. Джеймс остановился окончательно на каком-то на удивление хорошо освещенном перекрестке, почти в самом его центре. Не мог должным образом прислушаться, предположить, какую дорогу выбрать, что смогла бы привести к той девушке. Что это за перекресток? Как далеко он от дома? Где вообще Джеймс находился? Зачем он тут был? Дороги были ярко сровнены с тротуаром, здесь не было никаких условных обозначений, знаков. Один асфальт под ногами, четыре мрачных дороги вокруг, один человек. В меланхоличную мелодию девушки вдруг вмешался едва уловимый, щемящий и напряженный, мужской голос. Странно было определять, устанавливать его характеристики. Эта музыка почти не слышна, вообще возможна ли в своем исполнении? Почему Джеймс это слышит? Не говоря ни слова, окутывая жалобной связывавшей атмосферой, мужской голос жестоко и самоуверенно заявил: дама будет в опасности, будет каждую секунду страдать, пока главный герой будет безнадежно искать, потерянно кидаться на какие-то бездарные подсказки. Ее не спасти, так нельзя по условиям. Джеймсу придется принять ее ежедневные страдания из-за него же, попытаться смириться и жить с осознанным трепетным фактом. После чего все послушно затихло, изредка перебивалась по дорогам городская пыль. Ночь, вероятно, самая ее середина. Джеймс, силой сдерживая горестные гнетущие слезы, упал на колени, несчастно склонив на них свою голову и прикрыв сверху руками. Знаком этот момент? Узнаваемо то чувство, мой дорогой друг? Состояние безысходности в непреодолимо расплывавшейся ситуации. Посреди безлюдного, блеклого, монотонного перекрестка. Один. Без помощи, поддержки, защиты. Голый, совершенно. Безоружен. Всегда обязанный страдать за все ошибки, которые не были сделаны на самом деле Джеймсом. Лишь потерянное отчаянное мановение желания жить. Осталось ли сейчас? Родной приятель, насколько важна тебе твоя жизнь? Какова роль этой неразгаданной боли?

Глава 3. Заинтересован в риске

По выданной просьбе пришлось вновь прийти. Организация как никогда приветливо впустила Джеймса на свою зону, каждый раз мечтательно забывая о тяжком бремени лучших работников их выдающейся фирмы. Главный герой несильно выспался, его в очередной раз настиг тот неоднозначный вразумительный гнетущий кошмар. Бутылка коньяка осталась надежно стоять где-то в шкафу дома после всего случившегося. Джеймс устал от губительных трагичных кошмаров настолько, что у него израсходовались силы даже на непосредственную ответную реакцию, хотя бы мысленную, на неповторимый душивший ужас. Это перестало быть чувством, значимым переживанием, необычным трепетным жизненным явлением, обязательно требовавшим к себе немедленное разъяснение в свою очередь. Теперь постоянный натиск страданий стал фактом. Такое попросту было, не принося никаких убедительных описаний в свой приход. Джеймс из любопытства временами гадал: не это ли специфическое мировоззрение так стараются привить склонным к жестокости и агрессии людям?

Мужчина, едва заметно переминаясь с ноги на ногу от потерянной внутри себя некоей точки равновесия, пытался силой духа и собранностью рабочих своих преданных качеств весьма быстро проникнуть в интересы сугубо делового характера, главное, не более. После вчерашнего Джеймс до сих пор располагал защищавшей позой, якобы отгораживаясь от стремительной угрозы одиночества, едкого бессилия. Мужчину тошнило то ли из-за выпитого вчера в малых дозах алкоголя, то ли по причине выкуренных привычных сигарет, то ли от еды как таковой, то ли вовсе от отсутствия в пищеварительной системе движимого питательного момента.

Утро началось непонятно, с необъяснимой невразумительной печальной ноты. Джеймс проснулся уставшим в холодном поту в часа, помнится, 4. Снова кошмар, тот самый, все такой, заученный до изнеможения, выученный наизусть. За окном мягко холодными цветами светало, главный герой пытался с философскими наметками всмотреться в городской ранний свежий пейзаж, заглатывая безысходно воздух из-за все еще пронзительно настигавшего впечатлявшего ужаса во сне. Коньяк мирно стоял на столешнице, будто брошенный. Никак не тронутый, с какой-то стороны выделялась ненарочная мощная царапина, портившая всю ценность алкогольного напитка данной фирмы. Джеймс в собственных разбросанных мыслях ушел в душ, собираться морально, попросту преданно поддерживать свою гигиену. После аккуратно, тихонько вышел на улицу все в том же, в чем он ходил обычно, присел на ближайшие ступеньки, чтобы с началом нового дня выкурить очередную хорошую сигарету. Наш друг был несказанно рад, можно сказать, несколько счастлив вновь прибывшему буднему дню. Оттого горьковатый вкус табака в этот раз ощущался чуть слаще. Странно, отчего депрессия так мучительно и сурово не отпускает человека, раз работа для него есть нечто вроде счастья. А подобный вид деятельности осуществляется практически каждый день. Полагаю, ответ вовсе не будет, не должен и не обязан содержать в себе какие-то вещи, связанные именно с работой, хоть вопрос его напрямую относит к тому. Философская несерьезность. Представляется заинтересованному кругу лиц определенный актуальный немаловажный такой вопрос. Аудитория думает какое-то время, выслушивает аргументы соседних, оценивает потенциальные учтивые ответы, примеряет в логическую общую цепь. В результате все отвечают максимально отдаленно от заданных в вопросе позиций, однако все еще емко касательно основной сути вопроса. Заметьте, каждый ответ про смысл жизни спотыкается о подобные занятные моменты. И ведь прогресс в анализе есть, что воодушевляет. Отдаленность весьма талантлива, раз способна наводить на верную траекторию решения задач. Другой вопрос: как в мире все настолько утонченно и умно связано меж собой, что именно ответвления способны раскрыть истину какого-либо явления, случая. После выкуренной сигареты Джеймс налегке, немного нетвердо, словно позабыв, как шагать так, чтобы держаться на дороге ровно, отправился к Чарльзу, как тот и просил вчера. По пути мужчина повстречал на противоположной стороне улицы Джейн, только-только приступавшую к работе, переворачивая табличку на «открыто», небрежно держа в руке маленький простенький стаканчик, видимо, кофе, из которого время от времени выходили непроизвольные брызги. Заходя в помещение, девушка повстречалась взглядом с главным героем, Джеймс слегка и вежливо смутился. Они едва заметно друг другу помахали в качестве приветствия, но скорее искренний невольный кивок при том справлялся с данной задачей чуть лучше. На выходе из квартиры мужчина успел взять недавно купленную после больницы книгу вместе с карманными комфортными наушниками. Это считался чуть ли не первый раз проявить приятную инициативу восполниться какими-либо выказанными где-то кем-то размышлениями, отвлечься от насущных гнетущих выводов собственного бытия. После определенного периода, когда наш друг читал очень-очень много различного из разных, нежно и чувственно вдохновлялся пережитым и предположенном авторами, наступил своеобразный кризис, сильнейший упадок сил. И несколько лет Джеймс читал лишь только по делу всяческие строгие научные работы, выдержанные документы, высушенные стилем писания справки.

Музыка в последнее время у главного героя звучала не так проникновенно, нежели условный промежуток жизни ранее. Потому Джеймс решил сделать небольшой перерыв в собственном утоплении мелодией и перешел на чтение, пока продолжался путь на автобусе. Бедная девочка, которую представлял автор. Нашему другу было тягостно читать скрепленную стеклянными эмоциональными горячими осколками великодушную драму без счастливого конца, о чем шли догадки уже со вступления. Порывистые пылкие переживания у Джеймса вызывались вызывавшим беспомощным бессловесным поведением немой девочки с глубоким познанием себя, не обделенной интеллектом. Мужчина так же молча и волнительно дивился, задумывался, переживал тревожное, едва сломленное состояние перед плачем. Вряд ли стоял вопрос, насколько Джеймс хотел бы понимать положение особенного.. раненого человека среди беспамятно бесстыжего невежественного общества. Он невольно понимал, будто сам когда-то различал в себе черты немого ребенка.

На мужчину напал легкий колкий ужас. Глаза готовы были погрузиться в нестабильную среду: слишком мокрую или чересчур сухую. Но пока все держалось весьма, казалось таким гениальным. Все гениальное в каком-то смысле обреченное.

Джеймс раздумывал не над девочкой, не над лишенной возможностью слова, нет. Его смущало, что с книгой в душе он более откровенен, нежели внутри с собой напрямую. Лишь только окольными путями сквозь самобытную нечаянную ширму какого-то автора главный герой переговаривается с собой, пытаясь помочь, спасти, уберечь. Или бестолково и неосознанно совершать все наоборот, какие мысли порой приходили Джеймсу. И ведь даже в самом конце, пускай того же поражения, станет же беспредельно ясно: в чем крылась суть разрушенного, разочарованного механизма. Боже, как смешно, если ответ будет так прост. Как забавно, что всякая проблема состоит из таких комплексных тяжеловесных материй, а возделывает и разглядывает с заботливой осмотрительностью простое невзрачное понятное перо. Может, перо сравнимо и с деревом? Та же структура, та же среда, те же наклонности. И людей постоянно путают разрисованные, зашифрованные порой самолично человеком в порыве обидчивой идеи ветки деревьев или те же перышки пера. Джеймс решительно и угрюмо закрыл книгу, положил по-деловому в сумку. Он приехал. Напротив все так же смиренно и властно стояло крупное блеклое здание могущественной, опытной, возвышенной компании.

Перед кабинетом своего лучшего друга главный герой не стал уделять должного времени некоторому гостеприимному вежливому ожиданию ответа после стука, вошел практически сразу же, едва ли достучавшись до этой самой двери.

— «Привет, Чарльз» — невообразимо сдержанно и бесстрастно сказал Джеймс.

— «Ты вовремя. Выспался после нелегких больничных дней?» — родной психотерапевт, задумчиво стоявший позади своего письменного стола, сосредоточенно разглядывая какой-то документ, повешенный неприметно на стену, строго повернулся и так же холодно ответил.

— «У меня сомнения, что мой случай с режимом сна как-то изменился за прошедший сознательный период» — печально и как-то несколько подавленно ответил главный герой.

— «Жаль. Звучит совсем удрученно, неутешительно. Нечего записывать в твою личную психическую карту» — Чарльз по-странному напыщенно и неубедительно расстроился.

— «Сегодня нанят?»

— «Подойди».

Джеймс неторопливыми острожными и немного тревожными шагами приблизился к рабочему столу, тогда его собеседник в спокойном для себя темпе откуда-то из-под всяческих бумажных завалов в едва видимой с позиции нашего товарища зоне твердо вытащил небольшой прочный черный чемоданчик, лишенный умения отражать от себя свет, лишь в непримечательный острых уголках, приглушенно и безобразно.

— «Оставшаяся часть твоего лекарства. За последующие 2 недели. Итого обязательным получится месяц, как у нас с тобой традиционно и выходит» — Чарльз недоверчиво сначала ухмыльнулся, потом, наоборот, расплылся в серьезном сочувственном равнодушии своего характера.

— «Теперь у меня два чемодана за этот месяц. Не припомню, чтобы когда-либо ранее вам было любопытно занимать у меня место в квартире» — главный герой надменно, но все так же досадно усмехнулся.

— «Позволь напомнить еще раз о неожиданных и весьма не задуманных нарочно перебоях в поставках лекарства. Столь дорогое и столь уникальное, подобно твоим душевным колебаниям, которые расшифровываются в моих тематических кругах туго, трудоемко, редкостными временами могут случаться какие-то трудности, связанные с производством, оценкой качества продукта, доставкой в том числе. В чем проблема? В конце текущего сеанса отдашь два вместо одного. Не вижу новейших препятствий» — Чарльз, казалось, откровенно не понимал постоянно выступавшее несерьезное и своенравное отношение Джеймса к окружающему миру и к себе.

— «Каково задание?» — наемник, ощутимо в порывах мысли замолчав, крепко взяв чемоданчик в руку, не проявляя в своих движениях малейшего признака деспотичности, отстраненно, но на самом деле совсем внимательно при том спросил.

— «Истинных инициалов у этой персоны не выявлено, наши службы оказались более предсказуемыми и неловкими, бесхитростными перед ним. Кличка, отданная ему по его же распоряжению, отмеченная нами посреди распри, некоторых серьезных разногласий банд, — Фритц. Кодовое название операции — Фонд. Предположительно, мы вышли на руководителя всей мятежной и столь вызывающей деятельности Фонда или по крайней мере на чью-то ответственную и значимую должность. Связан в каких-то местных боках системы с политикой. Основную проблему составляет его недавнее исчезновение. СМИ не так бурно отреагировали на раскрытие подобной новости, однако высказались самые уважаемые и заметные своей репутацией компании. Мы напрочь отвергаем какой-либо печальный для него исход от таковых спланированных махинаций, так как на неделе была замечена подозрительная активность в намерениях и действиях Фонда, зачастую возложенные на полномочия Фритца. По оценке нарастающей угрозы Организации мы все-таки пришли к выводу, что этакий рост смелого и опасного для нас поведения с их стороны, несомненно, имеет отношение к пропавшему. Твоей главной задачей является то, чтобы ты, Джеймс, успешно и как можно быстрее, ловче, на более схваченном уровне, так сказать, отыскал его, в каком бы зашифрованном или скрытом убежище он ни прятался. По достижении первой задачи тебе остается традиционная привычная обязанность — устранить цель. В связи с впечатляющими продуманными вызовами Фонда к нам, но в то же время и в представлении, что данная группа лиц — далеко не самый простодушный и шибко в чем-либо нуждающийся соперник, мы даем на выполнение операции тебе около месяца, но ни в коем случае не больше. При неудаче молниеносно ворвется в жизнь отстранение от работы, в скором времени и увольнение. Следом порванный контракт на спокойный надежный способ передачи лекарств. Но в тебе никто этак серьезно не сомневается, ты и вправду.. лучший исполнитель. Остальное, знаешь, в твоей власти и мыслях, как поступать. Фактическая информация о заданной цели: возраст, предполагаемая внешность, характерные черты поведения, простейшие следы появления — находятся в этом документе. По прочтении ты уже давно сознаешь, что нужно сделать» — Чарльз рассказывал отчетливо, ясно, стараясь в какой бы то ни было момент не потеряться и не сбиться в глубоких гипотетических пронзительных выявленных описаниях цели, по окончании своего содержательного устного доклада он пододвинул ближе к Джеймсу лежавшую на столе тоненькую папку с несколькими считанными в ней прочными страницами.

Сам психотерапевт, замолчав задумчиво после всего сказанного, в каком-то порывистом гонении отвернулся от собеседника, пристально разглядывая окно, время от времени вглядываясь в вырисовавшийся там городской пейзаж. Главный герой лениво кивнул, словно не ради разговора, а для себя. Он усталой тяжелой рукой осторожно и цепко взял тоненькую, еле составленную, по крошкам, такое ощущение, папку, сел на свое привычное кресло, где обычно работал с нравоучительными невнятными речами Чарльза. За все время этакого периода обучения у Организации, своеобразным искусным образом подготавливаясь к будущей значительной профессии Джеймса. Не сказать, что наш приятель когда-то вообще испытывал желание быть действительным звеном в подобной схеме. Сомнительно полагать, что в своем юношестве он вовсе всерьез раздумывал о принципиальном лишении жизни определенных, выбранных персон. В интересах политических, социальных, экономических. Еще когда жизнь считалась нормальной, некоторые особо изнеженные и обособленные от общественной жестокости дети горестно и въедливо рассуждали о сложно не уравновешенной и чуждой натуре Джеймса. С его угрюмостью, склонностями к злости, бесповоротной подавленностью, но сильным характером, многие верили, что ученый выйдет из него менее выдающийся, нежели военный, участник крупной банды, тот же наемный убийца. Что сейчас дивиться таким детям? Они все же гении, раз сумели предугадать заданное течение жизни? Или такие же простые, банальные и наивные люди, оставшиеся при своем твердом, назойливом мнении? Кто б знал, кто б знал, что никакая это не злость, а лишь ее беспощадная и неуступчивая попытка заключить человека под свое влияние. Джеймсу грустно и тяжко вспоминать таких людей, которые представились миру слишком слабыми и непримечательными, чтобы с ними когда-то вести спорные и идейные переговоры. Знали бы они, как хотелось главному герою озлобиться, каким простым и функциональным, выгодным для него все это казалось. Однако каждый раз по какой-то уже давно утраченной свой словесный понятный облик философии мужчина перебарывал себя, горячими розгами выбивая из себя гадкую, пронзительно вязкую слизь ненависти. Такое чувство может быть с человеком, должно в обозначенный момент жизни случиться с ним, обыграть или, наоборот, уступить. Но никогда нельзя позволять ненависти играть за двоих, руководить собственными духовными стимулами, допускать ошибочные, глупые и бездарные ответы ненависти на важные и неустанные, волнующие вопросы. По резкому и тревожному стечению обстоятельств Джеймс в свое время попал под опеку Организации, стоит сказать еще раз. С полученными несколькими высшими образованиями был назначен обязательный строгий период подготовки тогда еще юноши к уважаемой и высокооплачиваемой даже должности. Поначалу ему и не совсем полно раскрывали истинные назначения и задачи выбранной за парня профессии. Представляли постоянно какой-то уникальный, донельзя секретный и решительный специальный пост агента под предводительством государства. Когда главный герой спрашивал о конкретной области, отчего-то случались в любом случае некоторые различия отвечавших. Хотя бы раз в месяц. Кто рассказывал страстно про ФБР, кому-то по душе более стал ЦРУ, один так вовсе заговорил неоднозначно и вежливо как-то про ОБН. И даже при том случае, когда нашему другу уже официально и окончательно позволили ответственно работать, осуществлять поставленные деловые цели, не сразу, только через месяц, после специфического, достаточно эмоционального для него задания, Джеймс стал догадываться о подлинных обязанностях своего ремесла.

За время учебы главному герою пришлось испытать многое на необычной такой практике. Эффективно, обильными потоками усердий у мужчины тренировали ловкость, быстроту реакций, силу, выносливость, меткость, сообразительность, смекалку, память в том числе. С властной любовью и строгой заботой ему назначали одних из лучших различных тренеров по различным видам борьбы, также приглашались на частной основе умные и опытные криминалисты, патологоанатомы широкого спектра знаний, лингвисты. Главный герой наблюдался поразительно одаренным человеком: довольно быстро и, что главное, успешно познавались многие новые навыки борьбы, тематические способы анализа случая или предмета. Ближе к завершению данного периода Джеймс больше пристрастился к холодному виду оружия, нежели к огнестрельному: его привлекала умиротворенная тишина и некоторое милосердие в отношении жертвы, как ему казалось. Из перечисленных и уже знакомых разновидностей искусств драки главный герой не смог выбрать какую-то свою, более ему логичную и удобную. Честнее, ему скорее больше всего понравился паркур, всяческие незаметные и впечатляющие, независимые на вид, способы передвижения по городу, открывающие широкий обзор на интересующие действующие зоны. Устранять цели Джеймс привык бесшумно, зачастую безболезненно, хотя, судя по измученным потерянным смертным гримасам жертв, определенным образом боль мужчине все же удавалось причинить. Но, опять же, значительных следов побоев никогда не возникало. Организация никак не отреагировала на такой проявленный характер исполнения заданий, хоть, признаться откровенно, была несколько разочарована излишним великодушием своего лучшего ученика, работника. С хорошей, натренированной и хваткой памятью Джеймсу советовали при каждом изучении отданного на задание документа запомнить максимальное количество информации там, после сжечь материал. Подобные действия совершались во избежание каких-либо неловких и совсем неприятных столкновений с корыстными завистливыми соперниками, гордыми, с новоявленными претензиями городскими бандами. Невозможно было утверждать, что с тем сожженным документом уничтожался полностью весь подготовленный сугубо для того материал. Скорее всякое такое хранилось в определенных закрытых и весьма безлюдных забытых архивных помещениях, исключительно в бумажном виде, где-нибудь в беспросветном безымянном углу. Архивы не принято было оснащать лампочками, остальными источниками счета. Каждый посетитель брал с собой небольшой яркий фонарик ради надлежащего поиска необходимого документа. Полки так точно никогда не подписывались и не группировались тем или иным образом. Чтобы по-настоящему и всерьез найти исключительный экземпляр, стоило обращать внимание на внешнее состояние папок (для определения возраста бумажных отчетов) и крохотный штамп, обозначающий дату беспокойных и интересующих событий для данного документа.

С сосредоточенной готовностью вздохнув, Джеймс открыл осмотрительно документ, начиная с раскрытыми глазами строго его рассматривать. Не прошло и пяти минут, как он несколько разочарованно, но увлеченно задумчиво закрыл папку вновь, видно, ничего примечательного там не найдя. То было правдой: кроме неопределенных, неуверенных описаний внешности интересующего лица, смазанной и неаккуратной его фотографии, по большому счету, информации было достаточно мало передано исполнителю поставленных задач. Главного героя слегка смутила такая ограниченность способностей Организации, но тем не менее его весьма увлекла подобная разбитая ситуация. Мужчина, пребывая в глубоком анализе своей позиции касательно хаотично разбросанных и зашифрованных возможностей данной локальной зоны, характерных черт за ней, азартно прикусил губу. Полет собранных разносторонних мыслей остановил свое внимание на саркастической манере поведения Фритца, судя по предложенным статьям о нем. Также в этом человеке Джеймса несколько зацепила его своеобразное стремление к театру и театральности в целом, стилю жизни, который все время строится на искусстве представления. Фритц по первому впечатлению казался человеком требовательным, неравнодушным к бравирующей несправедливости, деятельным, язвительным так или иначе, который восхищался своим особым образом речи: ее содержательностью и живописностью.

С политикой, как изъяснялся недавно Чарльз, он и вправду был связан каким-то неудачным боком. Складывалось такое суждение, будто временами Фритц давил на соответствующих политических деятелей разных областей и полномочий, чтобы те, в свою очередь, приближали к популярным и обсуждаемым темам не то чтобы самого Фритца, а этот самый Фонд, которым тот разумно и занятно заведовал. И многочисленные письменные обращения, комментарии, отзывы и предположения, условно, может, и отправленные именно в сторону конкретного человека, в любом случае поступали в Фонд, умело справляясь с тем, чтобы не раскрывать настоящих инициалов руководителя. Другой вопрос, Фритца могли как-то выследить, позволить принять идеи и принципы Фонда, чтобы в скором времени столкнуться с столь раздражающей и неукротимой личностью, затем же последовали бы узко направленные тематические действия более провокационного и яростного характера. Собственно, звучит вполне логично и подлинно. Тем более, раз Фритц в результате стремительного влиятельного роста репутации Фонда внезапно исчез, стоит чуять пари: достойные претенденты на развитие горячей этакой заварушки все-таки находились. Все же занятно прочитать и в общих деталях изучить структуру Фонда: крупное ли предприятие, насколько вообще оно смелое и откровенное в своих действиях, каких убеждений придерживается. Кроме того, необходимо проанализировать оформленные и теоретические условия и предшествовавшие исчезновению Фритца звонки. Джеймс вдумчиво встал, словно доверху заполненный думами, бесстрастно вытащил из кармана полюбившуюся зажигалку, тихо поджег документ. Вплоть до того момента, пока последние видимые следы пепла не потускнели неподвижно на слабом монотонном фоне пола, главный герой стоял, малость сгорбившись, отстраненно всматривался в какую-то точку, расположенную чуть выше всей пепельной картины, огорченно думал. В какой-то момент его посетило знакомое выдержанное рвение посетить свой личный кабинет, чтобы детальнее и куда эффективнее покопаться в бесформенных должных фактах дела.

— «Пойду почитаю» — бросил неряшливо перед выходом в качестве прощания своему собеседнику главный герой.

В ответ Чарльз, быть может, сказал что-нибудь внятное, опять двусмысленное и безвкусное, но наш друг уже этого бы точно не услышал; вслед за небрежным прощанием молниеносно уверенно закрылась беззвучно за ним дверь. Спустившись в скрытый подвальный этаж, неспешно, держа различные выстроенные гипотезы и мысли при себе, Джеймс вошел в свой кабинет, ненароком легонько осмотрелся с целью выяснить, не пребывали ли здесь какие-либо коллеги из какого-то услужливого принципа. Затем решительно достал ноутбук, расслабленно, удобно для себя расположился на скромной кушетке, стал на ощупь, переплетенную с остроумием, выискивать убедительную и не очень нужную емкую информацию.

— «Странно» — размышлял неизменным образом Джеймс.

Лично отведенных Фритцу статей числилось множествами, правда, не миллионными. Так сказать, интервью второй линии, явственная составляющая общего фона, без которой, однако, журналистике есть путь для развития и совершенствования. Не могло обескураживать то, что абсолютно во всех личных высказанных мнениях и своенравных положениях Фритца непосредственно его фотографии, где мог бы тот бесстрашно блистать в лохмотьях презрительного света и вменяемой четкости, попросту удалены. Без следа хотя бы на какую-либо имитацию внешних черт данного занятного мужичка. Немного чуть более глубоко порыскав, главный герой отыскал устремленные обращения всевозможных журналистов в сторону коллег и некоторых политических деятелей, к которым некогда обращался Фритц. Зачастую сенсационные темы были так или иначе связаны с великодушным митингом или прочим другим отпетым рабочим движением, парой из которых активно руководил должный знакомый человек. На общественных фотографиях был кое-как зафиксирован Фритц средь толпы, обычно где-то неудачно за спиной политиков.

— «Хитрый и ловкий способ постоянно застенчиво укрываться от своих потенциальных врагов?» — заинтересованно и вдохновенно заметил Джеймс.

Когда наш приятель пристально изучал отданный Организацией свежий документ, материал впредь нового задания, то первое время остро насмехнулся над тем, что Организация, по своей сути одна из лучших банд города, а то и какой-нибудь условной совокупности городов, слегка усердно этак дотянулась до минимального исполнения конкретной задачи. Теперь, должно познакомившись с бесшумным, где-то немым взрывом нераскрытых резких интересов, удивительным кажется то, где его работе удалось вообще сделать или достать фотографию?

Нет. Нет-нет-нет, глупый и отдалившийся, неважный вопрос. Нет смысла его беспокоить! Настораживает и склоняет к особо аккуратным и осмотрительным, тактичным действиям лишь то, что одному человеку неясного о себе описания и порванного представления удалось сбежать, так талантливо оббегая по пути профессиональные выработанные уникальные методы выслеживания и борьбы крупных и опытных компаний. Вот, что интересно.

— «Что по фактам..» — продолжал искать прежде всяких устойчивых теорий какой-то грунт, основу, аксиому Джеймс.

Судя по смазанным данным Организации и обрезанному почти что напрочь образу в толпе, Фритц — мужчина возрастом ближе к шестидесяти, однако стройный, имел немалых размеров бороду, которую все же вспоминал в определенные дни брить. Стройность и эти вот определенные дни наводят как раз на мысль, что человек должен быть очень пунктуальным и несколько брезгливым, быть может, перфекционистом, человеком принципа. Не все здесь может оказаться правдой на все 100 процентов, но какая-то доля из продуманного должна быть хоть как-то действительна. Как бы поступил гениальный пунктуальный человек, если бы он владел условной (допустим, что условной) сетью не каких-то там простых законопослушных продуктовых магазинов, а спорных вразумительных мест, именуемых Фондом. Шестьдесят лет, человек принципа. За такой прожитый отрезок жизни обязан был сложиться единый, так сказать, родной и беспроигрышный принцип, которым Фритц бы всегда пользовался. Сложно нащупать беспроигрышный вариант. Если и удастся, скорее всего, этим станет эффектная погрешность этого неуловимого восхитительного принципа. Но похожие элементы поведения должны быть.

Джеймс внимательно рассмотрел информацию, которая прилагалась в первых и последних, популярных и безызвестных интервью мужичка. Он прочитал достаточно тем спорных и крайне субъективных, опираясь и вырисовывая перед собой его позицию касательно философского учения и жизненных приоритетов. Затем главному герою взбрело в голову нечто пронзительное и обязательное, он немедленно, но весьма сдержанно, как и всегда, позвонил Феликсу.

— «ФБР не стучался больше в мои покои?» — Джеймс отчего-то решил начать саркастично, несерьезно.

— «Только местный кот слесаря. Но с такими лапками как не быть ему не из ФБР?» — все так же жизнерадостно и мягко подыграл ему собеседник.

— «Слушай, мне тут дело новое скинули.. Связано малость с неким Фондом. Прочеши в интернете по поводу городского расселения их действующих и закрытых, может, точек. Добавь к должному списку еще и какие-то возможные временные: где могли ребята устраивать какие-нибудь протесты, прочие другие возражавшие демонстрации. И в целом структуру рассмотри, как у них там. Хорошо?»

— «Понял» — Феликс ответил кратко, предприимчиво и рассудительно, после некоторого секундного молчания, после, в ожидании следующих внезапных хмурых поручений, положив смущенно, но собранно трубку.

— «Созвонимся» — специально после завершенного словесного пересечения шепнул отчего-то безнадежно трагично Джеймс.

Удивительный все-таки человек, уже не раз его преследовало неоднозначное подавленное, но сугубо философское настроение прощаться исключительно после какого-либо конца. Свершались еще в жизни главного героя такие наполненные глубокие вещи, само появление и развитие которых заставляли мужчину впасть в трепетные особые закоулки собственного мышления, отдаленно подумать о том, что таковые порывистые и пылкие умозаключения наведут в конечном счете на верный путь.

Джеймс искал дальше. Сам факт неожиданного исчезновения Фритца если даже и гениальным образом сумел оставить в неведении свои последствия, то наверняка был не в состоянии и возможностях тягаться с моментами, предшествовавшими, намекавшими и раскрывавшими ведущую задумку данного авантюриста. Должны были находиться в каком-то заброшенном и забытом состоянии сравнительно недавние мысли, наклонности и тематические сезонные невзрачные интересы, которые составляли непроизвольную тень всего происшествия. Хотя с чего вдруг Джеймс решил, что подобная махинация непременно задумана Фритцем? Неужели нет ни единого третьего лица, имевшего давние неразрешенные обидчивые столкновения с главой Фонда? Нет, ерунда, сегодняшнее ознакомление с выданными сведениями Организации утверждают обратное. Не та сторона закономерных размышлений, сменить вектор гипотезы немедленно! Тем не менее, как бы то ни было, как бы Фритц профессионально не подстроил свое исчезновение, не оставив у порога буквально ничего, даже приглашения в общую комнату быта, обязана быть условная точка, весьма пересекавшаяся бы с его привычным расписанием дня. У всякой аферы происходит такой переломный момент, да, разумеется. Явление, считающееся свойственным обыденному образу жизни и непосредственно злоключением надоевшей, но будоражившей идеи. С чего-то в любом случае что-то должно начинаться. Джеймс с некоторым любопытством и бдительностью осмотрел нейтральные и простенькие интервью Фритца, а также недавний допрос работников Фонда насчет пропажи главенствующей персоны. Ничем непримечательную работу, чем-то похожую на деятельность медбрата временами, однако в основном решавшую вопросы бухгалтерии, другие заковырки ведения бизнеса. Каждый день Фритц проводил в совершенно другой действительной точке Фонда, якобы занимаясь полностью и чересчур локальными проблемами конкретно данной базы. Впрочем, абсолютно то же самое твердили во время следствия работники любого расположившегося ответвления компании. Интересным является то, что, несмотря на всеобщий ответ каждого рабочего насчет того, что последний день нормальной жизни их руководителя он, как и всегда, проводил в одной из местных доступных точек Фонда, фактически ни в одном здании, принадлежавшем им, в тот день камерами не было зафиксировано данного человека. Пожалуй, без «фактически». Вообще ни в каких. Великое совпадение, вряд ли нечто иное.

Может, стоит изучить более подробно идейные позиции Фритца? Сколько спорных тем поднимал Фонд, неужто ни о какой не высказывался лично владелец всего благотворительного движения. В мировой сети довольно много горячего мнения Фритца насчет онкологически больных.. дети-инвалиды, старческие безысходные болезни.. Джеймс немного обиженно смутился. Часто поднимавшиеся вопросы, так ли они хороши для того, чтобы быть поставленными в определенном механизме, по которому человека бы не нашли? Стоит ли затрагивать две поставленные крайности человека? Или гениальность заключается в том, что методы искусной борьбы строятся на срединных моментах? Надо проверить, перечитать. Правда, спустя какое-то время Джеймс стал подмечать в любых статьях, неважно, какая конкретно тема обсуждалась вслух, сдержанное проникновенное неравнодушие в отношении Германии двадцатого века. Точнее, по поводу людей, отказавшихся от идеологии Гитлера, переживавшие опущенный крах своей родины и вообще времена совсем неудачные, несчастные. Отдельной какой-нибудь статьи на подобный предмет разговоров не находилось. Все эти судорожные переживания оставались безымянными в образе Фритца. Если выражаться вкратце, мужичок упорно и уверенно заявлял про слабохарактерность англичан, отвратительное простодушие французов и хладнокровие остальных народов, когда те касались темы простых, честных, но несчастливых и обделенных немецких людей. Никто не мог понять чувства брошенной одинокой женщины в Германии, где ее развалившийся убогий дом находился все там же. Никто не мог представить себе существование раненого, охотно перебитого немецкого юношу, который всю жизнь стал бы носить клеймо позорного отпрыска фашистской жестокости. Ох, каковы были странными и эмоциональными речи Фритца. Здесь должна иметься надломанная деталь, отсюда обязано что-нибудь отталкиваться.

Вовремя перезвонил Феликс.

— «В общем, — парень немного запнулся в конце, его горло слегка запершило, в конце концов собрался с духом, — центра у них нет. Заведения примерно одного и того же формата, площади разбросаны по всему городу, почти бессистемно. Иногда отличаются их пациенты. В большинстве случаев по возрасту: в одних дети, в каких-то других старики, ты понял. Или, если проблема наблюдается весьма многообразной, широкой.. что-нибудь по типу ДЦП.. сложная тема, которой следует обособиться от остальных, менее структурных и похожих болезней.. прости за мою небрежность.. так вот, по такой аналогии тоже есть пара локальных точек у них. Располагается большинство, кстати, почему-то в отдалении с больницами, но близко к лабораториям. Как-то так».

— «Так. Занятно. Что по старикам? Вообще, Феликс.. Есть какие-либо у них места, пребывающие на каких-нибудь исторически важных улицах? Межнациональных? Немецких?» — Джеймс разговаривал напряженно, иногда растянуто, задумчиво.

— «Не сказал бы. Нет. Даже чего-то наподобие..»

— «Понятно.. со стариками в конечном счете как у них все же? Были ли какие необыкновенные.. противоречивые, многозначные случаи?»

— «В каком смысле ты спрашиваешь? — поинтересовался удивленно Феликс, с живым интересом соображая вместе со своим другом. — Правда, ничего особенного. У кого нога когда была сломана, у кого сын надзиратель и шантажист. Классические семейные отношения с родителями, пожалуй.. Жанровая тривиальность».

Джеймс на какое-то время замолчал, озадаченно хмыкая иногда в трубку. Его глаза были устремлены в поиске чего-то важного, что бы подошло под его оголенную бесформенную идею, руки же печатали какие-то факты около основы, выманивая тем самым интернет подать нечто фундаментальное. — «В каком-нибудь переполненном именно пожилыми, возрастом этак.. боже, те, что родились в конце 20-х годов как максимум, ощущается мне.. есть объемное.. по крайней мере заметное количество беженцев.. лиц с иностранным гражданством?» — полностью пребывая в каких-то ощупывавших ситуацию запинках, главный герой произнес свой вопрос ярко, но затруднительно, растянуто.

— «Мне кажется, есть один. В старом захолустном квартале, около Портвейной улицы, за ней. Какой-то.. Лавандовый переулок. Кстати, лишь в 14-ти километрах от речки. Красота.. — доброжелательный, сияющий своим позитивом юноша ненароком отвлекся. — Ой, то есть.. Так вот! Судя по составу их обустроенного крыла, там много стариков, которым требуется помощь психологического характера. И.. лечебная физкультура, ежедневные профилактики организма, здоровое питание и почтенная гигиена?. Ух ты, мощно преобразились.. Что касается самого набора, имена какие-то нетипичные для наших мест: Эмма, Герман, Зигфрид.. Луиза, Людвиг, Отто.. Хельга.. Ты понял, давай я сокращу».

— «Спасибо, Феликс..» — Джеймс с печальной улыбкой в голосе благодарно попрощался со своим собеседником, мягко завершив разговор.