Бесплатный фрагмент - Нечто

Глава 1. Ego

— С режиссёром утвердились, так? Финчер ссытся кипятком с твоего сценария, — говорит продюсер.

— Чудно, — говорю я.

— С Metallica, Limp Bizkit, Prodigy контракты на саундтрек подписаны. Всё верно? — спрашивает продюсер.

— Шнур. Ты забыл Шнура, — говорю я.

— Точно. — Продюсер звонит Шнуру. — Серёга, есть работа, подъедь.

Я сижу в офисе Ego Production в кабинете Максима, директора и продюсера этой кинокомпании. Мы готовим к запуску мой первый фильм. Сценарий я писал где-то год, и он вышел на четыре часа. Классный будет фильм.

— Уже можно? — спрашивает Мила Кунис из-под стола. Люблю её акцент.

— Давай, погнали, — говорю ей, и она начинает.

— Оскар в силе? — спрашиваю я Макса.

— Хартман? — отвечает Макс и улыбается.

— Хорошая шутка, запиши себе балл, — говорю я.

— Оскар, Санденс, Бафта, Ника… — перечисляет Макс, глядя в список.

— Стоп, стоп, стоп, — перебиваю его я. — Кто добавил Нику? У тебя там так и записано — Ника? Типа как мой фильм едет на Нику?

— Сорри, это помощница, — говорит он, вычёркивая Нику из списка.

— I have to be in this movie! — кричит Джек Николсон за дверью.

Он давно пробивается в мой фильм, а я не фанат его последних ролей.

— Jack, go away! You too old! — кричит ему Макс и, повернувшись ко мне, говорит. — А то ещё откинется на площадке, и что с ним делать?

— Тоже верно, — говорю я.

Прикольно, да?

Ну, конечно, правды здесь всего пара строчек: я сижу с Максимом в его кабинете в Ego. Мы обсуждаем мой первый сценарий.

Будь правдой всё, я был бы очень рад. Ведь примерно это я фантазировал, когда писал сценарий. Но реальность такая, какая есть. С другой стороны, довольно большое количество сценаристов вообще никогда не попадут в этот кабинет, не говоря уже о простых парнях. А я здесь, так что в целом всё отлично.

Сценарий, который кому-то понравился

Я написал сценарий. И хочу снять по нему фильм.

С неделю назад, когда я закончил сценарий, разослал его по 79 киностудиям. Просто набрал в Google «киностудия россия», зашёл на сайт каждой, раздел «Контакты», e-mail, отправить. И лёг спать. Это было утро после ночной смены в баре, я валился с ног.

Люблю массрассылки: пишешь текст и просто шлёшь всем претендентам подряд. Изи.

Полагаться на пару-тройку студий — так себе идея: могут прочитать и забыть, не заметить, нажать «в спам» на автомате. Им плевать, кто ты и есть ли ты вообще. А ты сидишь и рисуешь в голове классные ожидания. Они сами рисуются. И имеют шанс сбыться, пока ответа нет. Ты расселяешься в ожидаемой картинке с вещами, а потом приходит письмо: «Не интересно». Недели через две. И настроение падает.

Пока ждёшь ответа, сидишь, считаешь себя никчёмным. Потом получаешь своё «Не интересно», следующий адрес, ожидание, тишина, «В данный момент мы не заинтересованы». Довольно легко такими темпами самоуничижиться до смятого окурка и довольно сложно держаться молодцом.

А когда шлёшь всем подряд — обязательно кто-то ответит. Даже если десять из ста — уже что-то. Ты быстро получаешь либо контракт, либо контакт, либо информацию. И плевать на неэтичность. Если это работает — пусть работает.

Через пару часов после рассылки мне позвонили:

— Илья? — спрашивает пока неизвестно кто.

— Да, — отвечаю я с закрытыми глазами, под веками ощущение песка.

— Здравствуйте. Меня зовут Максим, я из Ego Production. Мы получили ваш сценарий и хотели бы его обсудить.

Забились встретиться завтра на Мосфильме. Дальше спать.

***

Вчера разослал сценарий, сегодня сижу в огромном кабинете влиятельного продюсера. Второй или третьей фразой после нашего знакомства он спросил:

— Дизайн этого света делала моя жена. Нравится?

За ним, на потолке, в линию метра четыре длиной висит рельса с прожекторами. Они светят в разные стороны, подсвечивая разную срань. Жена Максима поломала какое-то время голову над задачей — куда направить прожектора, что ими подсветить? В каком-нибудь модном журнале использованный ею приём называется каким-нибудь модным словом, и особо одухотворённые типы, глядя на эти прожектора, уверенно цокают языками. Я хочу продать сценарий. Мне насрать на сам факт существования дизайна света.

На мне вязанная красная водолазка с высоким горлом, узкие тёмно-серые брюки в тонкую полоску и высокие чёрные полуботинки из тонкой кожи с чуть острыми носами. На голове — длинные волосы, убранные в пучок на макушке. Как у самураев.

Эту водолазку прислала мне тётя Лена из Германии, она чуть коротковата в рукавах и поясе. Брюки Mexx, из дисконта в Олимпийском, подшиты под меня там же, полуботы из какого-то ноунейм магаза. Я стопудов смотрюсь отлично.

Его здоровенный кабинет на последнем этаже Мосфильма находится в конце длинного коридора, увешанного плакатами фильмов, снятых его студией. Напротив кабинета санузел, в котором куча сантехники, зеркал, мраморные стены и душевая в пару квадратных метров с дверцами из стекла. Если поставить там кровать — будет полноценная квартира-студия. Пока я там отливал, представил, что творится в этой душевой с молодыми актрисами во время корпоративов.

Весь этаж снимает единственная студия — Ego, студия Макса. А его кабинет раньше принадлежал Эльдару Рязанову, о чём сообщил мне Максим, и у меня нет поводов сомневаться.

На проходной я прошёл вперёд экскурсионной группы. Мимо музея кино с окнами в пол и тачкой из «Семнадцати мгновений весны», мимо Вадима Галыгина, который просто шёл мимо. Потом лифт на последний этаж, где какой-то чел что-то учтиво рассказал мне из новостей индустрии и что-то спросил. Он провёл со мной короткую лифтовую беседу на актуальную в киношной среде тему и в процессе настороженно следил за моей реакцией. Этот тип не знает, кто я, и по умолчанию считает, что я имею вес. Ведь я еду на этом лифте на последний этаж. Никто просто так не едет на последний этаж на Мосфильме. И если я кто-то влиятельный, то этот парень должен не упустить шанс показать себя ласковым.

Приятно быть тем, кого по умолчанию считают влиятельным. Особенно когда на самом деле ты просто тип, который написал сценарий, который кому-то понравился.

Сценарист

— Ты когда писал это, прямо представлял, что ли? — спрашивает Максим.

— Ну да, — говорю я.

— Это потрясающе! — говорит он, и его это правда потрясает.

— Ну класс, — говорю я из вежливости.

Мой сценарий занимает восемьсот тысяч знаков без пробелов. Для сценария это дичь как много. Я узнал об этом совсем недавно, прочитав сценарий «Умницы Уилла Хантинга», в котором всего сто тысяч знаков без пробелов.

Я несколько раз «снял» этот фильм в голове, прежде чем сказать себе:

— Готово.

И разослать по киностудиям.

Ж.-д. вокзал, общий план кассовой зоны, кассы слева, справа небольшая очередь на фоне стены с информацией, большой зал, камера, за камерой высокие окна, съёмка от окон. Справа — вход. Даша входит в кассовый зал и идёт к кассам, где стоят остальные из группы.

Каждый кадр, каждую эмоцию, каждый эффект, каждое затемнение, каждую песню для саундтрека. Я «снял» это в голове несколько раз и перенёс в Word.

Квентин Тарантино сказал как-то: «Если ты не знаешь, какая музыка играет в сцене, у тебя нет фильма». Согласен с ним, детали решают.

Максим восхищён, я просто в норме. Как можно писать сцену, не сняв её в воображении?

Перед написанием своего сценария я прочёл единственный — «Бесславные ублюдки». Мой хороший знакомый из Челнов, Нияз, тогда переводил его. До выхода на экраны. Он переводил с pdf-ок, отксеренных с оригинального сценария, набранного на машинке самим Тарантино. Да, он до сих создаёт сценарии на печатной машинке. Мы о чём-то базарили в «ВК», Нияз сказал, что переводит сейчас сценарий «Бесславных ублюдков», испытывая священное благоговение перед оригиналом. Мне тоже захотелось.

Нияз долго отказывался в стиле:

— Братан, мне нельзя. Могут уволить. Большой секрет.

Но я был убедительней.

Читая сценарий Квентина Тарантино, я думал, что писать надо так, как он. А у него всё очень подробно: каждое затемнение, описание местности, каждая эмоция. И, конечно, музыка для каждой сцены.

Кроме того, мне просто близко быть подробным. Я хочу, чтобы моя история была снята классно, а я единственный, кто знает, как это — классно.

Так и получился сценарий на 800 тысяч знаков без пробелов.

Каскадёры

Как я вообще начал писать сценарий? Я, который ни разу в жизни не писал сценарий, не сценарист и вообще не понимающий, как это делается. Очень просто.

Пару месяцев назад я познакомился с каскадёром Андреем. Он пришёл стажёром в бар, в котором я работаю, мы разговорились. Он признался, что каскадёр, я — что писатель.

Кого только не встретишь по ту сторону стойки в московском баре. Один каскадёр, другой писатель. Оба разливают бухло, потягивая Сингапур Слинг, одетые в униформу заведения.

— Напиши нам сценарий, — предложил мне Андрей.

— Ок. О чём? — спросил я.

Вот так, буквально за пару секунд, я стал сценаристом.

— Мы иногда ездим в лес на несколько дней, чтобы позаниматься. Отрабатываем трюки, которые нам нравятся. И типа мы поехали заниматься, а на нас напали террористы или там военные. В общем, нужна какая-то заварушка, чтобы мы показали побольше трюков, — так Андрей описал желаемую историю.

Сюжет его беспокоил мало. Ему нужен был фильм, битком набитый трюками. Лес, туча плохих парней и уничтожение их с большим количеством гимнастики.

— То есть я могу написать вообще любой сюжет? — спрашиваю я у Андрея.

— Что угодно. Главное — чтобы мы могли себя показать, — отвечает Андрей. — Напиши нам просто какую-нибудь историю, чтобы она смотрелась логично. А мы поставим трюки.

Отлично. Ему кувыркания, мне сюжет.

— У нас есть база с реквизитом, — говорит Андрей. — Мы тренируемся всё свободное время. Постоянно придумываем новые трюки. А показать негде. Что толку показывать друг другу? В кино требуют всё самое простое и безопасное. Мы сейчас на самом пике форме. И она тупо проходит зря.

***

Сознательно я захотел делать кино где-то в девятом классе. Батёк дал мне тогда сборник вузов, чтобы я выбрал, где продолжить образование, я выбрал ВГИК, батёк сказал:

— Если бы ты действительно хотел снимать кино, то ходил бы сейчас и снимал экспозиции. В тебе нет режиссёрской жилки. Ты пойдёшь в мед.

Послушать батька, так я вообще какой-то калечь — ничего интересного во мне нет. Но на врача подхожу отлично.

Бессознательно меня тянуло в кино с детства. Лет с семи, когда я смотрел на Алису Селезнёву и испытывал дикую необъяснимую тоску. Нет, не по Алисе, она же страшная и губы на пол-лица. Она была похожа на мою школьную училку в молодости. Не какую-то конкретно, а вообще училку как собирательный образ женщины, которая заставляет тебя учить неведомую хрень непонятно зачем, при этом она офигенно права, а ты малолетний дегенерат.

Позже такую же тоску я испытал, посмотрев Титаник с Кейт и Лео. Сначала я решил, что влюбился в Кейт, потом, что не в Кейт, а в Лео. Потом понял, что дело не в Кейт и не в Лео. Я тосковал по возможности делать невозможное. Что-то до краёв наполненное смыслом, эмоциями, новыми ощущениями. В кино я видел реализацию этой потребности. И потому хотел туда, быть частью мира исполнения желаний. И очень желательно — ключевой частью.

***

Я сижу перед пустым листом и представляю, как Андрей со своими парнями кувыркаются в лесу. Ну и чушь. Как без сюжета?

Сюжет.

Сюжет.

Сюжет.

Какой сюжет?

Какой сюжет в лесу?

Экспедиция. Ну конечно. Экспедиция. В Карпаты. На поиски Долины Судьбы. Класс!

Место, где ты обретаешь духовную чистоту и становишься наполненным на весь остаток жизни.

А кто туда идёт? Семь олицетворений смертных грехов — дураку понятно.

Откуда такая идея? Всё просто — я сам всю жизнь ищу такую хрень. Волшебное место, где ты можешь обрести себя на максималочках. Окончательно и бесповоротно. В жизни я его не нашёл и вряд ли найду, а в кино могу создать. Я могу создать любую сказку, которая станет реальной на экране.

Почему Карпаты? Лёха Манзюк из Сангейта рассказывал про Карпаты и магию. Там полно легенд про всяких Батори и Дракул. На фотках Карпаты выглядят захватывающе: горы глубокого зелёного, дымка, хруст веток под ногами… Если где-то и есть судьбоносная долина, то она в Карпатах.

Волшебником я тоже пытался стать. В детстве. У меня была видеокассета с фокусами и я пробовал распилить Олегодруга. Так что к магии я неровно дышу.

Ну а смертные грехи просто для эффекта. Это же кино. Ты не можешь отправить простых людей в лес. Это должны быть либо хоббиты, либо эльфы, либо… Семь смертных грехов, как в «Семь» Финчера.

Пара месяцев перенесения истории из моей головы в Word 12-м кеглем — и сценарий готов!

В нем полно метафор, психологизма, духовных трансформаций и костюмированных воплощений потустороннего. В нём полно Даррена Аронофски, Тима Бёртона и Джима Джармуша. Но ничтожно мало каскадёрских трюков, Марка Дакаскоса и Джеки Чана.

Начал писать для Андрея, а написал для себя.

— Что-то трюков тут почти нет, — говорит Андрей, глядя в сценарий.

— Братан, в фильме должен быть смысл. Иначе зачем его смотреть? — говорю я.

На этом наш совместный фильм закончился. А мой сольный начался.

Очень русское кино

— Знаешь, я ещё раз прочитал твой сценарий… — говорит Макс.

Ещё раз? Ещё 800 000 знаков ты прочитал плюс целый раз?

— …Это очень дорого, — Он держит паузу. — Это очень дорого. Локации, костюмы, оборудование. Зарплаты, аренды на такие сроки. Если даже сильно порезать, это выйдет часа на 4. И сам сюжет — его будет очень дорого продвигать.

Интуитивно я чувствовал, что не может быть гладко. В нашу первую встречу.

Я думал: «Сисек в сценарии почти нет, шуток про жопу тоже. Нет войны и глубокомысленных взглядов вдаль сквозь поле, усеянное трупами. Нет даже трудных подростков и семейных собраний на кухне с максимально драматичными лицами. Почему именно он заинтересовался?».

Собственно, развязка.

— Но ты отлично пишешь, — продолжает Макс. — Ты чувствуешь сюжет, у тебя в голове потрясающие визуализации. Я думаю, мы сможем сделать с тобой романтическую комедию.

— Ок.

Ну да, вот так просто. Я потратил два месяца на сценарий, и мне нужна всего секунда, чтобы задвинуть его в стол и написать что-то другое.

Я умею мгновенно менять курс под обстоятельства. Это не какая-то врождённая способность, не «дар», как называет моя тётя любой мой развитый навык. Это ещё один скилл, который я развил в процессе жизни.

В шесть я увлекался кладами. Сидел над картами и искал места, в которых зарыты клады. Искал прямо знак — тут зарыт клад. На полном серьёзе, прям так и искал. Закономерно не нашёл. Ну какой составитель карт будет обозначать на карте клад?

Я решил зарыть собственный, чтобы через какое-то время найти, выкопать и обрадоваться. Зарыл. Вместе с моим другом Данилом мы зарыли два клада рядом. Там было всё самое для нас важное: значки, вкладыши от жвачек, ещё что-то и шпажки. Такие маленькие пластиковые шпажки для канапе. Как у мушкетёров. Через пару месяцев мы пришли с Данилом выкапывать клад и с ужасом обнаружили, что на нашем месте в радиусе метров 100 всё раскопал экскаватор.

Я очень расстроился и долго не хотел ничего делать. Потом пришёл в себя и устроил следующую акцию по реализации своих хотелок. И следующую, и следующую. Какие-то срабатывали, какие-то нет. Чем чаще я делал акции, тем короче были периоды разочарований. К сегодняшнему дню я научился восстанавливаться после неудачи мгновенно.

Не зашло? Ок. Следующее.

Некоторые люди даже во взрослом возрасте по-настоящему переживают, когда реальность не оправдывает их ожидания. Вот я приглашу всех на событие, они придут и будет весело. Приходит только лучший друг и с порога на кислых щщах сообщает:

— Знаешь, братан. Я вообще не хотел приходить. Но я понимаю, что никто не придёт и ты будешь расстроен. Поэтому я пришёл тебя поддержать.

И виновник «торжества» расстраивается. Уходит в себя. Считает себя неинтересным.

Или наоборот: пишет всем приглашённым смски типа «А я-то думал, ты мне друг… Я горько ошибался… Не звони мне больше… Никогда-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..».

А что ты ждал? Что реальность подстроится под твоё воображение? Реальность, включающая в себя миллиарды живых существ, природных явлений, неодушевлённых предметов и хрен знает сколько возможных комбинаций событий! Под тебя. Одного. Что ты куришь?

У меня с этим всё отлично. Я знаю секретный секрет: все падают. И чем чаще падают, тем лучше научаются вставать. Восстанавливаться после поражений — это навык, он прокачивается.

А ещё я знаю одну классную фразу Уинстона Черчилля:

«Никогда, никогда, никогда, никогда не сдавайтесь».

Если бы у моего духа было тело, а в нём вены, это состояние текло бы в них вместо крови.

Так что:

— Давай, Макс, — говорю я. — Романтическая комедия — тоже отличная тема. Я давно хочу, чтобы кто-то снял Костю Крюкова в романтической комедии. Он идеальный романтический герой, но почему-то этого никто не замечает.

— Илюха, это отлично! — говорит Макс. — Я тоже давно смотрю и недоумеваю — почему этого парня не снимают в романтических комедиях?

А я давно смотрю и недоумеваю — какого чёрта русские романтические комедии такие плоские? Вообще всё русское кино. Почему русские трудные подростки не испытывают радость жизни? Почему русские исторические личности глубокомысленны и эпичны? Почему наши романтические герои такие богатые? У бедных что, нет романтики? Иван Грозный никогда не проливал чай на свой кафтан?

Почему реализм в русском кино — это что-то про наркотики, насилие, грязный секс и под грустную музыку? Какой-то умник скажет:

— Ну должна же быть драма.

Чел, сеттинг — это просто условия. Какого хрена сеттинг должен быть драмой? А, стопори, ты же не знаешь, что такое сеттинг, сорри.

Реализм — это что-то типа:

«Человек просыпается, бодрячком завтракает, едет на дурацкую работу. В процессе где-то сигналит, где-то ему сигналят, где-то ускоряется, где-то тащится в пробках. На работе с переменным удовольствием работает, воодушевлённо общается с коллегами, обсуждая новости и мемчики, чатится с друзьями, подумывает сменить работу на более прибыльную, но понимает, что не стоит дороже. Потом идёт в бар, пьёт пару стаканов, вызванивает бывшую, трахается с ней у себя дома, ложится спать довольный всем».

Реализм в русском кино — это:

«Человек утром торчит в пробке, раздражённо кому-то сигналит. На работе испытывает злость к боссу и негатив к сложившемуся положению. В баре глушит водку. Знакомится со страшной дурой. И трахая её у себя дома, представляет, как его мать насилуют немецкие солдаты в оккупированной Польше».

Реальность разная. Всякая. Синяя, зелёная, красная, фиолетовая. И я хочу показать её такой — взять шаблон «русского реализма» в оттенках серого и раскрасить разными цветами.

С другой стороны, я понимаю: русское кино любит дичь. Харламов с Галустяном должны накуриться на ультрамажорной свадьбе и делать то, что нормальный человек никогда не будет делать. Надо найти компромисс между моим желанием реализма и каноничным русским дичь-драматизмом.

***

Романтическая комедия.

Романтическая… комедия…

Романтическая…

Комедия…

Это когда есть парень, есть девушка, есть слюни, ваниль и розовое мороженое.

Как же, чёрт возьми, мне реализовать себя в таких условиях?

***

А что если?

Мне ведь не обязательно мазать приторную романтику на пустой холст. Я ведь могу взять любой сюжет и налепить на него бабочек. Сделать «Мачете» в жанре романтической комедии.

Я могу выкрутить стереотипы на максималочки и упаковать в зрелищный экшн. Чисто для веселья.

Героиня, серая одинокая мышь, незаметно живет. Однажды она прогуливается по своему любимому парку. Темно, безлюдно. Неожиданно к ней подходит вызывающая красотка, целует взасос и исчезает. На следующее утро жизнь героини кардинально меняется. Она видит в людях скрытые сексуальные желания, а сама одержима единственной страстью — трахаться. Каждую ночь ровно в полночь она превращается в красотку, влажную мечту любого парня. У неё надуваются титьки, удлиняются ноги, кожа покрывается золотистым загаром. Она идёт реализовывать фантазии, с которыми засыпала, прокручивала в голове, принимая душ, представляла на работе. И искушать на сексуальные безумства остальных. Ведь она была правильной. Ведь она держала в голове «Так не принято». Теперь её волнует только одно — хочу! Она секс-оборотень, секс — её оружие.

А потом…

Когда, казалось бы, всё испробовано… Она встречает соперника. Куда более изощрённого искусителя. И влюбляется. Без памяти. На него не действует её оружие. Он куда более развитый секс-оборотень, и только любовь может растопить его сердце.

О да! Эта фраза. Растопить. Вот тут я и разведу ваниль! Затоплю слезами умиления кинотеатры. Всю вторую половину фильма я погружу в настолько нелепую, несуразную романтику, что обычный зритель ни за что на свете не догадается, что это развод. Что даже киноманы не доберутся до истинного:

Я хочу, чтобы все вокруг трахались.

А в конце окажется, что они работают в одном месте. В библиотеке. Отлично! Она библиотекарь, а он… курьер. Пусть будет курьер. И на самом деле она никакая не оборотень, а обычная девушка. Просто в полночь она видит то, что хочет видеть. А красотка в парке своим поцелуем передала ей этот дар.

Или второй вариант: не было никакой красотки в парке. Героиня настолько долго была в себе, что увидела галлюцинацию.

Зато теперь она нашла свою любовь. И им предстоит очень многое реализовать друг с другом…

О, слоган: «Она испытывает жажду тела — она секс-оборотень». И какой-нибудь постер в стиле 60-х, а вместо оружия — сиськи.

Отличная штучка. Так и вижу резонанс. И трахающихся подростков в соцсетях. Класс!

***

— Я не буду снимать постмодернизм, — говорит Макс.

Дерьмо.

— Его поймут только замороченные. Такие, как ты. Кинофилы. Ничего личного, твоя замороченность — это круто. Но нам нужен сюжет для миллионов, — говорит Макс.

Во всех смыслах. Чтобы миллионы смотрели и счётчик кассовой выручки крутился как сумасшедший.

Не зашёл сюжет.

Придётся усложняться. Как-то упаковывать свои смыслы в более перевариваемую массами форму.

***

Я сижу как в анабиозе, смотрю «Правила съёма: метод Хитча» и уже готов блевать радугой. Эта романтическая комедия — 27-я по счёту в марафоне романтических комедий.

Они все одинаковы, как алюминиевые ложки в армейской столовой:

Встретились, влюбились, всё классно, вскрылась ложь, полчаса экранного времени он пытается её вернуть, или она его, в конце воссоединение, ура-ура, катарсис.

Больше всего в жизни меня интересует личность. Интересы личности на первом месте, остальное — на следующих. И если любого человека положить на диван к психологу, окажется, что личность — главное для любого, для каждого. Несмотря на это, в мире принято преклоняться перед авторитетами. Законами, догмами, правилами. Следовать, соблюдать, вестись. И лишь в подсознании оставлять крохотную комнатку для личного, персонального. А потом, теряя контроль над эмоциями, в моменте выплёскивать наружу свой скрюченный, деформированный в микро-комнатке подсознания внутренний мирок. Напившись, накурившись, в ссоре, в стрессе.

Хочу, чтобы максимальное количество человек услышало моё твёрдое: Можно. Всегда можно. Они все ошибаются. Ты — центр мироздания.

И вот, блин, как-то надо вписать моё «можно» в романтическую комедию в русском кино.

А если так?

Герой — приторно-положительный парень. Ни разу в жизни, даже на сантиметр, его поступки не выходили за рамки приличия. Через неделю он женится и устраивает мальчишник. Его друзья — скучные задроты. Единственный раз в жизни Герой хочет оторваться. Но в списке его контактов нет никого, кто знает, как это делается.

И сюда нарезочку «отрыва» друзей в стиле сцены из «Pig’s tale»:

— И тогда мой отец поймал самую большую рыбу.

И все смеются. В этой компании тупая история — максимальный «отрыв» на вечеринке.

Героиня — тотальная отличница по жизни. Школа и красный диплом, два института и две золотые медали. Запусти её, как десант, в любое помещение, и она выйдет с высшей наградой. Через неделю её свадьба, и на девичнике она хочет перепробовать все, чего не позволяла себе в жизни. Хочет выходящего за рамки «можно» веселья. И ей не с кем. Её подруги настолько серы, что даже карнавал в Рио способны превратить в траур одним своим присутствием.

Герои встречаются в баре при гостинице, в которой у него — мальчишник, у неё — девичник. Оказывается, у них общая цель и общая проблема — нет компании. Всю следующую ночь они карнавалят что есть сил, позволяя себе всё то, чего никогда не позволяли, но так сильно хотели.

Утром, проснувшись вдвоем, они обещают друг другу никому ничего не рассказывать, никогда подобное не повторять и расходятся. Но уже через час единственное, что занимает их мысли, — яркие флешбэки воспоминаний. Тут классная нарезка их отжига в позитивном ключе. И ровно через два дня они синхронно звонят друг другу.

На этот раз они устраивают день детского отрыва: прыжки с верёвкой, картинги, дурацкая одежда в магазине одежды, розыгрыши друг друга. И снова — больше никогда, никому ни слова, давай, пока.

День свадеб. Она в дизайнерском платье, он в шикарном костюме в стиле Бонда, друзья, родственники, все накопления родителей пущены в расход. Он смотрит на свою будущую жену, она на будущего мужа, а руки так и тянутся к телефонам. Они сбегают со своих свадеб. На целую неделю. В какую-нибудь экзотную страну с экзотными развлечениями.

Потом чувство вины, мы поступили очень плохо. Мы больше так не будем. Возвращаются к брошенным жениху и невесте, извиняются, втираются в доверие. Происходит классическое предфинальное напряжение. Слёзы, я-была-такой-дурой, я-был-так-легкомысленен, безумные отмазки про помутнение сознания. Назначается следующая свадьба.

И…

Этот шанс последний. Их жизни плотно связаны в клубок с родственниками, родителями, друзьями. Которые ждут свадьбу, которые были сильно расстроены их поведением. Теперь, сорвав вторую свадьбу, они разрушат до основания прежнюю жизнь, связи, карьеру. Как это обычно бывает с «хорошими мальчиками и девочками», все знакомые, знакомые знакомых, родители, начальники и даже соседи знают друг друга со школы. У них не останется ничего, кроме друг друга.

Что в итоге выберут герои: Быть собой или Быть как все?

Конечно, быть собой. Они сбегают. Уже окончательно. Любовь, позитив, новая, полная приключений жизнь, титры.

Да, это норм.

***

Кому: Максим.

Тема: Новый сюжет.

Здорово. Зацени, я написал свежачок. Сюжет в прикреплении.

Кому: Илья Чернецов.

Тема: (Re) Новый сюжет.

Илюх, давай что-то более правдоподобное. У таких персонажей жизнь обычно идёт без встрясок, и они сами не ищут трэша и угара. Твои герои спокойно отметят свои мальчишники-девишники и будут примерными супругами. Это не романтическая комедия.

Фак. Не прошло. Ладно, едем дальше:

***

«…они сами не ищут трэша и угара». А если трэш и угар находит их сам? Что если включить сюда элемент необъяснимого? Как в «Револьвере».

У меня в школе периодически случалось такое: ни с того ни с сего речь путалась, и я не мог говорить связно. Писать ручкой на бумаге. Не мог сформулировать хоть слово, сконцентрировать внимание на одной букве. Однажды такое случилось на промежуточном экзамене. Конечно, я его провалил, конечно, мне никто не поверил, что я был в «том» состоянии и не виноват, что текст оказался бессвязным.

Внешне это очень похоже на сцену с Вавиленом Татарским после грибов в Generation П. Когда он встречает в лесу деда-грибника и спрашивает:

— Вы не скажете, стан пройти до акции? Ну де тритрички хо?

А дед шарахается:

— Не дури. Не дури, падла!

— Де соберичкигро? — говорит Вавилен.

И дед уматывает.

Такое у меня было в школе. И в институте. И без грибов. Вообще на трезвую голову. Оно же иногда случается и сейчас. Правда, сейчас я знаю, что делать, — лечь спать.

Это называется микроинсульт. Он бывает от умственной перегрузки. Мозг как-бы виснет.

Вполне себе правдоподобная причина выдернуть Героя из правильной жизни в объятия безбашенной Оторвы, которая перевернёт его ценности из догматичных в эгоцентрические. А она, например, приезжает погостить на лето в Москву. К маме Героя. Их матери пусть будут школьные подруги.

Летом после восьмого класса я с мамой и сестрёнкой так ездили в Санкт-Петербург. Жили у маминой институтской подруги. Снимать хатку было дорого, а у мамы в СПб подруга — зачем вообще тратиться на хатку? После девятого класса я так гостил у двоюродной тёти на даче в Подмосковье. Так часто бывает, это правдоподобно.

Герой пусть будет офигеть медалист. Прям гротескно правильный. Пусть Гарвард проводит конкурс, в котором от каждой страны отбирает по одному человеку на грант, оплачивающий учёбу. Они таким образом формируют новую мировую элиту. Эталонная же картинка правильности и авторитетности. Герой уже прошёл в финал, и остался один конкурс — ораторство. Америкосы любят ораторство. Как в «Соседке».

Вот бы сценарий «Соседки» дать почитать Максу. Он сказал бы:

— Герой неправдоподобен. Ну какой отличник будет тусоваться с порноактрисой по своей воле? Да ещё и воровать статуэтку члена?

Ладно. Что есть, то есть. Могло бы и этого не быть.

И вот Герой, готовясь к финалу, вдруг обнаруживает у себя болезнь. Идёт к врачу, а врач говорит:

— Чувак. У тебя распространённая у умников болезнь. Так бывает, когда сильно нагружаешь мозг. Тебе нужно просто развеяться и постараться ни о чём не думать. Пройдёт.

А Герой не умеет развеиваться. Но он должен прийти на финал бодрячком. Отличники, медалисты, правильные — они же как фанатики, ради цели готовы на всё.

Герой приходит от доктора домой, а там на кухне с мамой за столом — Оторва. И она бескомпромиссная отжигальщица. Запусти её на лекцию по органической химии, и там начнётся карнавал! Эта девочка выбьет из головы героя Пастернаков и Коперников. И на финальную речь Герой приедет под завязку набитый экстравагантными эмоциями и кипящей жаждой жизни. Или вообще не приедет.

Отправить.

***

Кому: Илья Чернецов.

Тема: (Re) Новый сюжет 2.

Завязывай с отличниками. У героя должны быть недостатки, чтобы зрители его полюбили.

***

Недостатки…

Типа как Харламов, курящий траву на своей свадьбе вместе с Галустяном?

Недостатки…

Пусть Герой будет раздолбаем. Прожигателем жизни. Кирилл. Тусовщик Кирилл. Обаятельный и беззаботный. Авантюрист. В глазах окружающих он успешный, в реальности — спит и видит следующую тусовку. Ведь ему нужно выживать. А как зарабатывать, когда не любишь работать, но обладаешь дьявольским обаянием?

А её зовут Лена. Образцовая карьеристка. Красный диплом, работа допоздна, полное подчинение начальству, унижение подчинённых. Вся её жизнь — сплошное движение по карьерной лестнице вверх.

У Кирилла тоже хороший диплом. Купленный в переходе. У него высокая должность. На словах. И он окунёт правильную Лену в отчаянное легкомыслие.

Лена быстро раскусывает Кирилла. И конечно же, хочет исправить. Он поддаётся ей, чтобы трахнуть и записать на свой счёт ещё одну, Стив-майстер. А в процессе они влюбятся. Она в его обаяние и жизнелюбие, он в её умилительную прагматичность. В конце они бросают пыльную Москву и отправляются в кругосветное путешествие на Волге с обрезанным верхом.

Отлично! Отправить.

***

Кому: Илья Чернецов.

Тема: (Re) Новый сюжет 3.

Слишком вызывающе.

***

— Илюха! Хочешь офигенный сюжет? — спрашивает батёк.

Да, мой батёк использует слово «офигенный», совсем как я. Мой батёк любит длинные прелюдии. Совсем как я. Он любит сначала заинтриговать и поставить в состояние неизвестности и остановиться на паузе, создавая эффект. Наверное, всё-таки мои гены достались мне именно от этого человека, а не от соседа.

— Бать, давай без прелюдий. Что за сюжет? — спрашиваю я.

— Представь две пары, которые изменяют друг другу друг с другом. Ну ты понял? Две пары, и парень из одной пары изменяет своей молодой жене с женой парня из другой пары. А девушка из… — говорит батя.

— Да я понял, — говорю я.

— Классно же? — спрашивает батя.

Классно же, что ты трахаешь жену друга, а друг трахает твою жену?

— Прикольно, бать. Я возьму этот сюжет, — говорю я.

***

Я снова сижу в кабинете Максима и рассказываю ему историю:

— Две молодые пары, три-пять лет брака, только переехали в новостройку. Парень из одной пары встречается с девушкой из другой во дворе, нравятся друг другу. Потом ещё несколько раз случайно пересекаются, потом ещё. А потом она сама инициирует псевдослучайную встречу, а потом он.

— А потом они пилятся, — говорит Макс.

— Ну конечно они пилятся, — говорю я. — Трахаться же прикольно. Классный конфликт, всё правдоподобно. Целая гора комических ситуаций. И брак как мощное препятствие. Считай, кучу всего нужно сделать, чтобы быть вместе, а это сила характера и качество позитивной ценности — любви.

— Идея классная. Отличная идея, — говорит Макс.

— Значит, делаем? — спрашиваю я.

— Так у тебя все идеи классные, — говорит Макс. — Те сюжеты, которые ты присылал, они все классные. Не понимаю, зачем ты постоянно придумываешь новые?

— В смысле? — спрашиваю я, мгновенно оказавшись в ошарашенности. — Ты же сказал: то неправдоподобно, это вызывающе. Ты же зарубил их все.

— Нет, — говорит Макс. — Ты что? Я просто обозначил, что нужно подкорректировать. У тебя отличные сюжеты, но их надо дорабатывать. Я просто сказал, над чем именно поработать. А ты пишешь новый сюжет. Не понимаю, зачем ты пишешь каждый раз новый.

— В смысле хорошист не может оторваться, значит, надо сделать его таким, чтобы он мог оторваться? — спрашиваю я.

— Ну да, — говорит Макс.

— Но тогда он уже не хорошист, — говорю я. — Хорошист, который показушно может оторваться, — это раздолбай.

— Ну а ты не делай показушно, — говорит Макс.

— Так я и сделал непоказушно, — говорю я, — ты сказал — неправдоподобно. Хорошист может хотеть оторваться. И раз тебе нужен тот, по кому видно, что он может оторваться, значит, он должен быть показушно готовый отрываться. А это не хорошист, это раздолбай. Если хорошиста заменить на раздолбая, то весь сюжет надо менять: Раздолбаи не поступают в Гарвард.

Если из борща убрать говяжий бульон за негуманность, то это будет овощное рагу, а не борщ.

— Ты слишком морочишься по логике, — говорит Макс. — Она не особо нужна в кино. Нужна зрелищность. Это же кино, не книги. Тут должно быть вау! Убери из себя писателя, добавь сценариста.

— Как «Самый лучший фильм»? — намекаю я на бредовость некоторых идей.

«Самый лучший фильм» — продукт Максима.

— Людям он нравится, — говорит Макс.

Тупым людям он нравится.

Но он прав. Большинство людей тупые, и если я хочу быть показанным широкой аудитории, то должен писать для баранов. Ведь широкая аудитория — это бараны.

— Почему ты не отстаиваешь свои сюжеты? Почему не бьёшься за них? — спрашивает Макс.

— В смысле?! — спрашиваю я, чуток глубже погружаясь в ошарашенность.

Я в некотором подобии шока. В лайт-шоке. Отстаивать сюжеты? Зачем? Если тебе не подходит — тебе не подходит и я пишу другое. Это же сотрудничество, а не соперничество.

— Ну я говорю тебе, что сюжет не подходит, и ты соглашаешься, — говорит Макс. — У меня возникает ощущение, что ты сам не ценишь свои сюжеты, значит, и мне нет смысла.

Логика из серии «Илья, выключи логику, это кино». Логика типа: он привёл меня в дорогой ресторан и ни к кому не ревнует, не бьёт тех, кто на меня пялится, значит, привёл показать им, попонтоваться, подарил колье вместо цепи, держит меня за игрушку. «Костя, ты меня не ценишь, всё кончено!»

Если я не уговариваю снимать мой сюжет, значит, я сам считаю его никчёмным. Что ты куришь?

Ок, допустим, я могу написать абсолютное дерьмо. И оно будет снято, в случае если я упрусь в него, как баран весом в тонну: сними это кино, сними это кино. Серьёзно?

Миниатюра «Превосходное канапе»

Максим приходит в ресторан, ему приносят человеческое дерьмо на тарелке, он нюхает, морщится, просит унести. Выходит повар, тотально в себе уверенный, и говорит:

— Да ты хоть понимаешь, сколько я сожрал перца чили, чтобы добиться остринки?! А ну-ка ешь!

— Не буду. Это дерьмо. Оно невкусное, — отказывается Макс.

— Ешь, говорю! — настаивает повар.

— Не буду, говорю! — держит свою позицию Макс.

Тут повар одной рукой прижимает голову Максима к своей волосатой груди, а другой ложку за ложкой засовывает в него дерьмо через рот. И Макс такой:

— О, вот это классно! Супер! Теперь ты доказал мне, что оно офигенно. Ещё! Дай мне ещё!

Конец миниатюры

Стоп, а может, именно так в российском кино рождаются дебильные фильмы — сценаристы приносят бред и бьются за него до последней капли крови. А нормальные сюжеты базово зарубаются, и их авторы просто уходят? Потому что только дебил может усираться, чтобы что-то кому-то доказать. Потому что нормальный автор знает, что ценность истории — в самой истории, а не в битве за её съёмку.

Я вот не люблю мюзиклы. Ты хоть в конец упорись, доказывая мне их офигенность, я не стану их смотреть.

— Если ты считаешь, что все сюжеты одинаково хороши и надо их отстаивать, то давай делать про две пары. Считай, что я настаиваю, и поэтому ты соглашаешься, — говорю я.

— Отлично! Вот этого я ждал! — говорит Макс.

И всё? Так просто?

***

— А давай там будет семья мафиози, — говорит Макс. — Знаешь, как в «Клане Сопрано».

Это одна из наших встреч, где мы в очередной раз обсуждаем очередной сюжет. Уже полтора месяца как мы обсуждаем сюжет за сюжетом, сидя за его большим столом, над которым нависает дизайнерский свет его жены и на котором лежит моя тетрадь — третья по счёту.

— Ещё кофе? — спрашивает его секретарша, фигуристая, высокая, черноволосая модель. Которую я вижу так часто, что уже перестал хотеть.

— Да, — говорю я.

И она уходит делать следующий кофе. Она не спрашивает про сливки, крепость, сахар. Она уже знает про двойной эспрессо со сливками на палец и пол чайной ложки сахара без горки.

— В смысле? Как это влияет на сюжет? — спрашиваю я.

— Да никак. Просто добавь семью мафиози. Забавно же, — говорит Макс.

Чувак, ну это забавно, как «Каникулы строгого режима». А я хочу чего-то осмысленного. Чего-то, что останется в мире и со временем не потеряет актуальность.

— Я не буду её добавлять, это бред. Где ты видел реально существующую семью мафиози в России? Даже если и видел, это вхлам маргинально. Обычным людям не близки такие персонажи и их образ жизни.

— Это кино. Оно не должно быть реальным. Оно должно быть зрелищным, — говорит Макс.

— Нифига. Моё кино должно быть реальным, — стою на своём я.

— Ты пишешь сценарий для того, чтобы его снять, или для того, чтобы положить в стол? — говорит Макс.

Кто-то говорил, что нужно биться за сюжеты?

— То есть ты не будешь снимать кино с реалистичными персонажами? — спрашиваю я.

— Это пресно. Нет, — говорит Макс.

— Это тот самый случай, когда мне надо усираться, чтобы уломать тебя на сюжет? — спрашиваю я.

— Нет, это другой случай, — говорит Макс.

— Хрен с ним. Давай добавим семью мафиози. Пусть будет гротеск, — на нет и спору нет, между «в стол» и «на экран» я выбираю второе.

Без дичи никак? Ок, запилю, но по-своему: сделаю настолько яркую дичь, чтобы она высмеивала сама себя. Через диалоги, ситуации, сюжетные повороты.

Например, так:

Интерьер «Гостиная». Семейство мафиози смотрят «Крёстного отца» на диване. У отца в руке поводок, на обратном конце поводка — должник, весь в ссадинах и кровоподтёках.

Дочь окидывает взглядом общую картину своего семейства и говорит:

— Почему у нас такая странная семья?

— Быть обычным — пресно, — говорит отец. И глядя в зал, как в «Забавных играх», продолжает. — Вы же не будете ходить в кино на обычных людей, вам же нужны такие психи, как мы, верно?

Есть миллион вариантов разной степени палевности.

— Вот об этом я тебе постоянно говорю. Ты не отстаиваешь свои идеи, — говорит Макс.

Опять. Как с ним работать? Я пришёл делать кино, а вместо этого мы целыми днями занимаемся каким-то психоанализом. Чувак, вот сценарий. Либо ты по нему снимаешь, либо мы его правим, и ты снимаешь. Какой смысл сидеть тут и биться ментальностями?

— Воля вообще охренел! — в кабинет заходит Вадим Галыгин. — Макс, тебе нужно что-то с ним сделать!

— Сделаем, сделаем, — говорит Вадиму Макс. — Вот, познакомься, Илья, молодой талант.

Я жму руку Галыгину, чувствуя, как расползаются в стороны уголки губ. Прикольно трогать ладонь типа, которого постоянно видишь по телику. Ему на меня насрать.

— Так не может продолжаться! — говорит Галыгин Максиму.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Мы тут сюжетом занимаемся, давай попозже обсудим, — говорит Макс.

— Я на площадке! — Галыгин уходит.

— На чём мы остановились? — спрашивает Макс.

— Мы обсуждаем сюжет. Я добавил семью мафиози. Сейчас обсуждаем Майю.

Ну вот, мне совсем не нужно спорить, считай, съехал.

— Майю, да… Она однолюбка… Она любит дорогие вещи… — говорит Макс, глубокомысленно глядя вдаль.

Дорогие вещи любят те, у кого их нет. Эта девочка выросла в богатой семье, ей плевать на деньги, бабло — данность её реальности.

— Точно! С языка снял. Однолюбка, любит дорогие вещи, — говорю я, записываю.

— А если мы сделаем так: в центре фильма герои сидят на субботнем приеме у семейного психолога, а он оказывается… — говорит Макс, мимически выдавая чувака, который узрел истину.

— Так. Стоп. У кого сидят? — говорю я с уточняющей интонацией.

— У семейного психолога, — говорит Максим, не поняв прикола.

— Давай по героям, — говорю я. А то ещё отправит моих персонажей на Криптон раньше времени. — Стас. Следующий — Стас.

— Раздолбай, да? — спрашивает Макс, переключившись.

— Да, — утвердительно отвечаю я.

— Стас, — начинает рассказ об образе моего персонажа Максим, готовый сделать с ним то, чего не делала советская власть с изменниками Родине. — Давай сделаем его таким: ездит на широком кадиллаке с открытым верхом. Синем. Нет, на белом кадиллаке! И носит красно-белую кожаную куртку, которая принадлежала Фредди Меркьюри. Он купил её на распродаже в Ницце.

Безработный парень, Стас, подрабатывает игрой в рок-группе по барам. Изредка ездит в Ниццу…

— Отличная идея! — говорю я. Записываю.

— Он разработал собственную модель электрогитары… и… и… сейчас… Я нащупал.

Всю дорогу Макс «нащупывает» что-то совершенно дурацкое, отвергает мой реализм, говорит, биться за свои идеи, которые по факту хрен пробьёшь ему в голову. А в итоге мы имеем:

Безработного гитариста на белом кадиллаке с открытым верхом. Который разработал собственную модель электрогитары, а его рабоче-крестьянская семья каждую субботу ходит к семейному психологу. Этого парня похищают братья Героини, чей отец мафиози, он же бывший военный, устроил из своего особняка укреплённый лагерь. И насильно собирается женить его на своей дочери, однолюбке, любящей дорогие вещи. И это только начало…

То, что было задумано в духе «Love actually», превратилось в итоге во что-то цыганско-котопёсное со взаимным поиском родинок в форме конского члена, как в «Просто Мария».

— Илья, почему в России такое дерьмовое кино?

— Потому что вы бараны. А снимают для вас, чтобы вы заплатили за билет. А вы всё равно качаете с торрентов, какая ирония!

Почему?

Ок, это не совсем правда.

Правда в том, что я не знаю, в чём правда. Почему русское кино дно, почему люди ходят на недокино и платят деньги. Почему люди читают недокниги. Почему издатели их издают, а магазины продают гигантскими тиражами. Почему аудитория хочет потреблять сказки вместо того, чтобы воплощать свои идеи в реальности. Почему нормальный чувак вбухивает время, силы, идеи в творение, которое потом нахрен никому не нужно. В то же время кто-то за минимальное время создаёт трэш-продукт, а аудитория уплетает его за обе щеки, просит добавки и отдаёт своё время, силы и деньги в обмен на доступ к этому продукту.

Недопродукту.

Почему Кафка при жизни добился меньшей популярности, чем Улицкая, а посмертно его боготворят, а её никто не вспомнит?

Почему «Неадекватные люди» Каримова не сделали его миллионером?

Почему «Кафе „Донс Плам“» не в топах? И почему Лео пытается стереть этот фильм с экранов земли?

Почему фон Триер и Ханеке для маргиналов?

Почему экспозиция, музыка и спецэффекты важнее применимости в реальной жизни? И почему при оголтелой любви публики к кричащему визуалу интернет забит длинными отзывами на артхаус?

Почему «Револьвер» собрал в прокате 6 миллионов долларов, а «Код да Винчи» 758? Почему при всём этом их рейтинг на IMDb одинаково 6,5? Почему по запросу «Револьвер Гай Ричи» Google выдаёт 268 000 результатов, а «Код да Винчи Рон Ховард» — 48 300? Почему при оглушительном успехе «Код да Винчи» мир больше обсуждает оглушительно провалившийся «Револьвер»?

Почему Кевин Смит превратил Джея в клоуна и, вместо того чтобы копать дальше, пошёл озвучивать «Черепашки-ниндзя»? Чувак, это предательство!

Почему «Брат», «Брат 2» и «Бумер» вместе взятые собрали в прокате меньше, чем «Легенда №17» раз так в несколько? Почему в итоге фразу «Не брат ты мне, гнида черножопая» при поголовной мировой толерастии в России знает каждый, а ты прямо сейчас не можешь вспомнить ни одной цитаты из «Легенда №17»?

Почему, если следующий фильм в России будет про историческую личность, главную роль исполнит Безруков? Почему я в этом уверен?

Почему Нолливуд снимает картонные вертолёты, а в Болливуде парни пробивают соперников рукой? Ведь и у Нигерии, и Индии есть своя история, ментальность и непохожие ни на кого сюжеты.

Почему все знают Михалкова, а обожают Бодрова?

Почему русское кино так любит Вторую мировую? Что с Первой не так?

Почему вообще война так популярна?

Почему ты не знаешь фильмы «Майор» и «Похитители книг»?

Очень много «почему», а на самом деле:

«Во всем вашем человечестве меня интересует только один человек — я то есть. Стою я чего-нибудь, или я такое же дерьмо, как некоторые прочие?» — «Сталкер».

Точно прямо сейчас я знаю одно: хочу снять свой фильм.

***

Кому: Максим.

Тема: Хорош.

Ну всё, хорош. Мне это больше неинтересно.

Глава 2. Дикая поездка

Когда я был школьником, то, возвращаясь домой поздно, с порога слышал от батька:

— Где шлялся?

В ответ я потуплял взгляд, батёк разворачивал меня и сёк ремнём по жопе. Со всеми моими одноклассниками было так же.

Когда моя бабушка нашла порнокартинки, нарисованные мной, то долго удивлялась, откуда во мне идеи секса. Она сказала, что я грязный. Я испытывал пламенный стыд перед бабушкой за картинки, рисуя которые, испытывал приятное вожделение.

Откуда в моей голове женские письки? В 4 года я ходил в сон-час к кровати Кати Пилюгиной, под одеялом которой мы демонстрировали друг другу гениталии. Я создан таким. Это не грязь. Это физиология.

Современные дети ищут в гугле «Секс с Рапунцель», а их родители, обнаружив это в истории поиска, выкладывают на «Пикабу». Вместо того, чтобы называть детей грязными.

Время пропагандистских «Ералашей» прошло. И хотя система продолжает рулить, теперь есть интернет, место, где можно говорить прямо. Вокруг меня всегда было полно людей, мыслящих независимо, принимающих реальность реальной и складывающих с прибором на роли, отведённые системой. Пусть даже в голове. Им нужно другое кино — откликающееся внутри, не навязывающее подчинение, а помогающее освоить мир, найти свой способ действовать в нём по-своему.

Я хочу, чтобы на вопрос батька:

— Где шлялся?

Мелкий пацан отвечал:

— Это было грубо, чувак. Прикинь, ты такой возвращаешься с работы, а я спрашиваю тебя: «Где шлялся?», а ты такой: «Во-от, я был на работе», а я тебе: «Ты ездишь на кредитной „Гранте“, мы питаемся как попало, живём в клетушке, я хожу в дебильную школу, это говно, а не работа». То есть у меня даже больше морального права задавать тебе такой вопрос. Но я же не задаю, я офигенно тактичен. Давай и ты меняйся.

А когда батёк в ответ на это доставал ремень и говорил:

— Поворачивайся, спускай штаны.

Мелкий пацан говорил бы ему:

— Попахивает педофилией, дядь. Могу рассказать кому надо, что ты трахал меня в задницу. А твой ремень будет расценен как отягчающее обстоятельство. Ты уверен, что хочешь заплатить несколькими годами жизни за удовольствие наказать меня?

Я хочу сказать всем тем, кто готов фигачить на своей волне: ты всё понимаешь правильно, законы — условность, социальные функции — фикция, тебе можно всё, действуй в своих интересах.

Я хочу снять фильм, который заменит «Ёлки» более адекватной моделью бытия.

Отличный роуд-муви

Уже достаточно давно в моём компе лежит история роуд-муви про парня с девушкой, которые едут по стране, нарушая правила: государственные, моральные, этичные. Они делают то, что очень хотелось, но всегда запрещалось.

Уважай полицейских? А почему бы не раздеть его до гола, пустить бежать перед машиной и петь «Я резиновый мужик»? Почему бы не опрокинуть мерзотный салат из закусочной буфетчице на голову? Заставить продавщицу есть просрочку, которую она продаёт в магазине. Да пусть ещё вызвонит своего директора и разделит с ним трапезу. Чувак, который тебе сигналит из вредности, пусть посигналит себе в очко, снимет на видео и выложит в свой инстаграм. Реперов на батле можно заставить сделать друг с другом то, что они обещают сделать на словах. А чувак, который бьёт свою собаку, мог бы отпить немного мочи из её организма.

Сколько можно замутить корок, просто сложив болт на правила! На все правила.

«Дикая поездка» — так я назвал фильм.

Переписал историю в сценарий и разослал по киностудиям. Вдруг там будет кто-то вменяемый, кто захочет вдруг снять что-то менее банальное, чем «Любовь в большом городе».

Я понимаю, киностудии — утопичная идея. Да. Ещё пару месяцев назад не понимал, зато благодаря Ego понимаю теперь. Так что я просто послал ещё одну увесистую стопку писем в киностудии и активно занялся поисками режиссёра.

Мой подход к новой теме очень простой. Для меня. И невозможный для всех остальных: я просто долблю во все двери. Мне плевать на негатив и критику. Я просто стучу во все двери подряд, пока кто-то не откроет. Всё.

Мой лоб прикрывает несколько метров ментальной брони против условностей. Поэтому мне легко. Другим сложнее — у них нежные лбы, каждое соприкосновение с которыми вызывает в головах вопросы типа: «Что обо мне подумают», «Как мне начать», «Что потом», «Зачем я там нужен?».

Когда я родился, мой лоб тоже был нежным и ощущал каждый щелбан. Он окреп в результате безостановочных ударов об реальность. Сегодня мне насрать на лобовое столкновение с поездом.

Так что, разослав сценарий по киностудиям, я полез в «ВК», пробивать двери в кино.

Те, кому нечего делать в кино

Клипмейкер Егор, который мечтает о кино, но никогда его не снимет.

Я выложил около сотни объявлений в киношные группы «ВКонтакте». О том, что у меня есть сценарий и я хочу снять по нему фильм. Естественно, без денег. Ведь у меня нет денег.

Посыпалась гора сообщений и комментариев на тему:

«Кто же снимает без денег?»

«Режиссёрам тоже нужно есть».

«Задрали вы уже, долбаные энтузиасты. Займись делом».

И так далее.

Чем бы сейчас был мировой кинематограф без энтузиастов, снимающих без денег? Делающих кино ради самовыражения и в итоге открывающих следующие уровни для всех остальных.

Первым откликнулся Егор, который назвался мне в личку:

— Привет! Меня зовут Егор! Егор-Кустурица, Егор-Феллини, Егор-Параджанов-Тарковский!

Не понимаю людей, принижающих собственную значимость и по своей воле отдающих право главенствовать кому-то. Но для большинства это нормально — ощущать себя ничего не значащим и видеть вокруг десятки значащих. Так что примем как есть. Мне нужно снять фильм, и если я буду фильтровать по мироощущению, то в сите может ничего не остаться.

— Твоё дерзкое заявление очень заинтересовало меня! Отталкиваясь от такой сильной позиции, можно создать что-то действительно интересное! — написал мне Егор.

Он снимает клипы украинских групп и вроде как что-то пробует делать в кино. За клипы платят, за независимое кино не платят, нужно что-то есть, а у него кинообразование.

На тот момент Егор был в Гоа, в Индии, уже третий месяц как. Нифига, да?

Чувак третий месяц живёт на пляже и чувствует себя комфортно. Не снимая кино, не реализуя свой потенциал, проводя время, отпущенное на жизнь, в расслаблении чресл.

В теории это звучит прикольно — 3 месяца кайфа. В реале же гораздо более прикольно быть Ильёй Чернецовым и творить своё настоящее, а не валяться овощем у моря.

Около месяца мы общались с Егором в «ВК», «работая». Сначала он обрушил на меня тонну бесполезной информации:

— В сюжете можно увидеть и внутреннюю борьбу, и нелёгкие испытания, взаимопомощь и индивидуализм.

Прям как по учебнику. Страница 278: «Режиссёр, беря сценарий в руки, убедись, что в сюжете есть внутренняя борьба, нелёгкие испытания, взаимопомощь и индивидуализм».

— Для начала надо создать дизайн-документ: 1. Аннотация проекта; 2. Содержание проекта; 3. Креативный тритмент; 4. Синопсис и режиссёрская экспликация; 5. Предварительные кастинги и возможные партнёры; 6. Сроки реализации; 7. Производственный период; 8. Постпродакшн; 9. Смета производства; 10. Сдача картины, — пишет мне Егор. — Аннотация проекта — это жанр, хронометраж, формат видео и звука, язык, актёры и кастинг, целевая группа…

В общей сложности Егор накидал мне «цитат из учебника по киносъёмке» минут на 40 чтения. То есть чувак сознательно нагрузил мои личные сообщения мусором, занесённым в его голову в киновузе.

Мы тут вроде собрались снимать кино, да? А ты грузишь меня справочной информации из архивов «Союзтелефильм». Пора чинить голову, парень.

Тем временем Егор продолжает:

— Нужно понимать что у каждого участника свои цели и задачи. Инвестор вкладывает средства в расчёте на прибыль. Автор сценария профессионально пишет киносценарий на основе идеи. Режиссёр умеет так скомпоновать движущиеся картинки, музыку, речь и шум, что зритель плачет или радуется, а главное — готов платить за ощущения. Главный оператор умеет так поставить кадр, что он становится не только изобразительным средством, но и произведением искусства, которое вызывает усиленное выделение серотонина в мозгу у зрителя. Актёры красуются на экране для удовлетворения своих эксгибиционистских комплексов. Главная же задача продюсера — собрать всех этих персонажей вместе, чтобы они сделали то, что обогатит продюсера. Продюсер поступает очень выгодно для себя — он навешивает на инвестора все риски и работает с его деньгами, эксплуатирует манию величия режиссёра и творческий голод остальных. Однако продюсер даёт этим людям очень много! Он даёт им смысл жизни и точку приложения усилий. Он даёт им возможность показать себя, возможность роста и, в конце концов, право на ошибку.

Образование такое образование.

Миниатюра «Интервью с киноделами»

Студия 1-го канала, ведущий Андрей Малахов, на диване — команда «Криминального чтива».

— Расскажите, что вами двигало в процессе создания фильма? — спрашивает Малахов.

— Когда я снимаю кино, то, как правило, лелею свою манию величия. Этот фильм не исключение, — говорит Квентин Тарантино.

— Я удовлетворяю свои эксгибиционистские комплексы, всегда так делаю, — говорит Сэмюэл Л. Джексон.

— Да, мы любим покрасоваться на экране, — добавляет Ума Турман.

— Бабки, братан, всё это ради бабок. Но я дал им смысл жизни, — завершает интервью Харви Вайнштейн.

Работник сцены поднимает табличку с надписью «Аплодисменты», массовка аплодирует.

Конец миниатюры

Хочешь денег — иди на рынок валют. Идти в искусство за деньгами — всё равно что идти на овощной рынок за гайками. Они там, определённо, есть, но в магазине крепежа их намного больше.

Тем не менее Егор связан с кинопроизводством больше меня. И если он говорит, что нужны бумажки, возможно, действительно нужны бумажки. Ок, делаем.

Целый месяц я прокорпел над тритментами, синопсисами, экспликациями. И киноязыком.

Киноязык — это священная корова в киновузах. Они там чуть ли не молятся ему с жертвоприношениями. Потом выходят и создают фильмы с таким количеством символизма, что простые зрители чувствуют себя дебилами. Потому что ничего не понимают. Они же не учились в киновузах.

Хотя в целом это язык наглядности.

Например, в реале ты говоришь:

— Блин, умный чувак.

А в кино показываешь крупный план парня в очках. Без слов.

Сама идея наглядности — отличная штука. Это удобный, понятный многим инструмент. Проблемы начинаются, когда наглядность превращается в киноязык: он заменяет собой всё. Диалоги, музыку, сюжет. Киноязык ради киноязыка. Так появляется артхаус типа «Андалузского пса», который могут смотреть только киношные задроты. Всем остальным нихрена непонятно.

За месяц совместной «работы» над фильмом Егор наделил моего главного героя морщинами, усталостью, залысиной, тяжёлыми веками, обезвоженными губами и глубокими глазами, в которых скрыта мудрость поколений. Что за? Был нормальный парень, а стал каким-то больным стариком.

А потом он просто пропал. Вернулся с Гоа в Киев и пропал.

Голова, из которой выходят сценарии российских сериалов

Человек-Олег.

Сначала это был просто мужик, у которого я спросил, какую камеру можно использовать для моего фильма. С режиссёрами у меня особо не срастается, так что я решил найти камеру и снять самостоятельно. В какой-то киношной группе Олег уверенно писал про камеры, я попросил у него совета.

Первым же ответом на моё сообщение Олег предложил прислать ему тритмент. Благодаря Егору у меня целая кипа этих тритментов-синопсисов-экспликаций. И какой-то вообще бесполезный дизайн-документ. Кино? Дизайн? Что ты куришь?

— Я могу помочь с креативной составляющей сценария. Я работаю сценаристом и редактором одного мейнстрим-проекта на телевидении. Для успеха твоего фильма надо очень много времени потратить на подготовку. Снимать экспромтом, по ходу движения, будет однозначно плохо. Но сказать что-то определённое я смогу только после прочтения сценария. Если есть желание, присылай, — это сообщение было вторым от Олега.

Называется, спросил про камеру, а нашёл соавтора. Пусть.

Мы с Олегом занялись «креативной составляющей». Я присылал ему куски сценария, он писал комментарии. Вот такие:

— Первая сцена должна сразу захватить зрителя. Надо показать что-то интересное, цепляющее и т. п. Если первая сцена будет неинтересна, фильм пойдет по наклонной. Хорошо бы драку, скандал, ругань, эпатажную выходку какую-нибудь, — это он написал о начале моей первой сцены.

— Не очень содержательная сцена в плане интереса. Можно сделать такой ход: поют рэп, он перебивается кадрами, как кто-то кого-то бьет. Или бьют главного героя. Потом снова рэп, снова сцена драки. Снова рэп. Потом возвращаемся к Герою, он сидит на асфальте, вытирает кровь. Вот такой ход сделать. Вместо драки может быть все что угодно. Погоня, секс, чье-то самоубийство. В общем, что-то неординарное и интересное, — это он написал о конце моей первой сцены.

Мой фильм начинается со сцены:

Официант в курилке для персонала бара читает «поцанский» рэп. Про волков, волчиц и брат за брата за основу взято. Совершенно безалаберно оперируя рифмами в стиле «любовь-кровь» и держа на фасаде головы лицо, преисполненное важности.

Эта срань продолжается минуты две.

Закончив читать, рэпер-официант спрашивает Макса, главного героя:

— Чокак? Топчик?

— Шлак какой-то, — отвечает Макс, туша окурок и глядя на окурок, не на рэпера.

— Чего? — спрашивает рэпер.

— Тупость какую-то зачитал, — говорит Макс небрежно.

— Ты ничего не понимаешь в жизни! Ты просто ничего не понимаешь! — восклицает рэпер кагбе негодуе.

— Кретин, — говорит Макс и уходит с Лолой в бар, обнявшись.

— Офигеть у них мусора в голове, — говорит Максу Лола.

— Они реально верят в это дерьмо, — говорит ей Макс. — Коры.

Идею начала я взял у Гаса Ван Сента в «Найти Форрестера». Текст рэпа состоит из стереотипов, над которыми Макс и Лола будут надругиваться весь фильм.

Классная картинка современного человека: не понимая цели, транслировать смыслы, внедрённые в его голову системой, и считать себя офигенно правым поэтому. Он хуже мартышки с очками: ему сказали «это модно», он делает. Он не знает, что рэп внедрён в моду, чтобы заткнуть NWA и превратить «Fuck the police» из революции в развлечение. Он — классический раб. А поскольку весь фильм издевается над рабской культурой, это начало прекрасно — я показываю то, что следующие 1,5 часа буду цинично насиловать. Начиная с небрежного «Шлак какой-то».

Миниатюра «Гас Ван Сент и русский сценарист»

Гас Ван Сент и Человек-Олег смотрят «Найти Форрестера». У Олега дома, на диване.

Через силу выдержав минуту начала фильма, Олег говорит Гасу:

— Не очень содержательная сцена.

— Ты уверен? — спрашивает Гас.

— На все сто. Лучше чьё-нибудь самоубийство, — говорит Олег.

— Может, моё? — спрашивает Гас.

— Неплохая идея.

Гас стреляет себе в голову из пистолета и падает замертво.

Конец миниатюры

Олег продолжает:

— Может, лучше она врежет ей кулаком в лицо? Просто, непредсказуемо и эффектно. Сожмет тряпочку в кулаке, якобы будет вытирать, развернется и ударит. Или стакан об голову разобьет? Тоже эффектно будет. Кинуть стаканом в лицо.

Это сцена, в которой Клиентка специально пролила из своего стакана на стол, чтобы Лола вытерла. Ло — официантка, а Клиентка хочет её задеть. В моём сценарии Лола выливает содержимое стакана Клиентке на голову. И это реалистично. Когда девушка-официантка в ярости, это максимум, что она может сделать. В голове российского сценариста девушки-официантки бьют клиенток в лицо кулаком.

Удар в лицо? Кулаком? Серьёзно?

Она обычная девушка. Красивая, жизнерадостная, в меру хрупкая. У неё кулачок сломается от удара им в лицо. Там же череп из кости. Тем временем в голове российского сценариста существует мир, в котором девчонки брутальны как Мачете.

Когда я прочитал следующий коммент, понял — дело дрянь:

— Главному Герою нужен какой-то недостаток. Чтобы зритель отождествлял себя с ним. Какая-то фобия, страсть (тяга к спиртному), или он не может управлять деньгами. Они у него постоянно исчезают, причем он не знает, куда и как. Это крючок, который заставит зрителя симпатизировать нашему герою.

Так считает Олег. Тот самый парень, из-под руки которого выходят сценарии российских сериалов. «Большая разница», «Даёшь молодёжь!», «Кухня» и подобные им.

Тем временем вменяемые парни и девчонки по сотому кругу пересматривают «Друзья».

Потому что кино — это не тритмент, не режиссёрская экспликация, не поэпизодный план.

Кино — это:

— Everybody be cool this is a robbery!

— Any of you fuckin’ pricks move and I’ll execute every motherfuckin’ last one of you!

Начинай с малого

И всё-таки один ценный совет я получил:

— Попробуй придумать историю на 3—5 минут и снять её самостоятельно.

Короткий, простой и полный смысла совет.

Его дал мне Михаил Рубцов. Каноничный мужик: 45 лет, черты лица как высечены по твёрдому дереву грубыми движениями. Во взгляде острота, в теле сухость, курит одну за другой, квартира-мастерская богемно усеяна картинами, холстами и разноцветными кистями. Недавно окончил киновуз и снял пару фильмов.

— Как считаешь, я смогу чисто технически сделать классный фильм без опыта? — спрашиваю я.

Мы сидим у него на Коломенской, за столом, хаотично заляпанным красками.

— Не осилишь, — говорит Миша. — Если сделаешь осмысленный и внятный сценарий, то его, возможно, удастся продать. А так, своими силами — гиблое дело. Попробуй придумать историю на 3—5 минут и снять её самостоятельно. Очень многое станет ясно.

Никаких тебе тритментов, дизайн-документов и вечно дерущихся героев. Сними что-то короткое.

— «Ведьму из Блэр» же осилили, — говорю я.

— У «Ведьмы из Блэр» был бюджет 25 тысяч долларов и крепкая команда профессионалов. Плюс — мощный пиар. К тому же подобный «псевдодок» второй раз не прокатит. Даже «Россия 88» — не самый удачный фильм. Но делал отнюдь не дилетант.

Столкновение с реальностью — это всегда боль. Ты создаёшь в голове нечто идеальное, ты же не дурак создавать дичь. В голове всё гладко. А реальность бьёт по ней, отсекая лишнее. В реальности всё так, как есть. С красотой, приятностью, жопой, циничностью, обесцениванием прекрасного. Там полно всего.

Реальность — как молоток, бьющий по мечу. Если меч из стали, он закаляется, если из трухи — рассыпается. Реальность — отличный способ узнать, из чего ты сделан.

3—5 минут? Разумно.

Печальненько, что не удаётся снять «Дикую поездку». Особенно «Дикую поездку». Но надо быть бараном, чтобы упираться в идею, которая не работает.

Денис и суп с брокколи

Я сижу на диване с Денисом и Аней.

Едим суп из брокколи, смотрим «Бруно».

Рядом отирается их сын Ваня.

Мутно.

Эти двое — самая странная семья из всех, которые я встречал раньше. В комнате больше киношного реквизита, чем чистоты и порядка. Мелкий играет накладной бородой. Ему 5, он уже снял фильм и выложил на YouTube. Сам. Фильм — полное дерьмо. И он знает об этом. От Дениса, который даже ему не папа. Ваню это не парит, Ваня в 5 нормально относится к критике. Аня не пилит Дениса. Ни за что. За критику фильма неродного сына тоже. Ей плевать. Они счастливы.

Ненавижу брокколи, но очень хочу есть.

— Вот, поешь, — сказала Аня, ставя передо мной тарелку супа.

— Это что? Брокколи? — спросил я, зачерпнув ложкой эту зелёную срань. — Ненавижу брокколи.

— Не ешь, — спокойно сказала Аня.

И всё. Никаких тебе обид, «это же очень полезно», «я так старалась». Легко и непринуждённо:

— Не ешь.

Класс. Ем. Ненавижу брокколи, но хочу есть.

С Денисом, как и со всеми остальными, я списался в инете. Предложил снять фильм, разговорились. Потом бухали в каком-то баре, где много говорили о «Таксисте» Скорсезе, кино как катализаторе раскрепощения, постмодернизме. И пили всё подряд. А потом занялись делом.

«Кол»

У Дениса есть опыт съёмок и знакомые актёры. В графе его интересов в «ВК» сейчас единственная фраза — «Илья Чернецов». Она появилась через три дня после нашего знакомства. Всю техчасть по съёмке фильма Денис взял на себя, с меня — арт-часть. Мы знакомы неделю.

У меня есть эпический сценарий на 4 часа и роуд-муви на полтора. У меня нет сценария на 3—5 минут и готовой идеи. Так что пишу с нуля, отталкиваясь от вводных:

Герой. Регнер — крепкий парень среднего роста, с короткой рыжей бородой и здоровой башкой, как у Тактарова. Локация — шиномонтаж. Сцена — работники шиномонтажа взрывают пластиковые бутылки.

Это три условия, которые предложил мне Денис. Регнер — его друг-актёр, шиномонтаж — доступная им обоим локация и взрывание бутылок — развлечение шиномонтажников, которое видел Денис.

Подробности мне, в общем, не интересны. Регнер — это имя, фамилия или прозвище, что он умеет, как выглядит шиномонтажка и на кой хрен ему сцена с взрыванием бутылок. Я просто сажу своё тело за клавиатуру, и через полчаса у меня есть классный сюжет:

Болт (его играет Регнер) работает в шиномонтаже. И его это достало. Наглый босс, манерная кассирша, которая выдаёт зарплату как из своего кармана. Тупые коллеги, слушающие угрюмую музыку и целыми днями обсуждающие бои известных боксёров.

— Га-га-га-га… — Молодец пытается произнести фамилию Гатти.

— Успокойся уже, — Бодрый осекает Молодца.

Я придумал персонажа и назвал Молодец. Это заикающийся парень, ничего из себя не представляющий. Just for lulz))

Болта достало быть здоровым мужиком, который физически и ментально может диктовать свои правила, а вместо этого подчиняется. Его терпению пришёл конец. Он силой забирает заработанные деньги у кассирши и…

Просирает их на первой же разводке. Группка мошенников разводит Болта на все бабки, которые он забрал в шиномонтажке. Болт приходит на рынок купить своей подруге цветы, и его разводят на макгаффин.

Это такой киношный приём: штука, которая непонятно что, но оно всем нужно. Самый известный макгаффин — это чемодан с жёлтым светом в «Криминальном чтиве». Тысячи людей по всему миру гадают — что было в том чемоданчике. Кто-то говорит деньги, бриллианты, душа Марселласа Уоллеса. В пользу последней версии некоторые приводят доказательство — пластырь на шее Марселаса. Типа через шею кто-то вынул его душу, а дырку заклеил пластырем.

Там был макгаффин. Понятие, придуманное Хичкоком.

— Неважно, что это за вещь, главное, что все хотят ею обладать, — так сказал Хичкок в интервью после фильма, в котором впервые в истории кино появился макгаффин.

На самом деле его придумал не Хичкок, а Ангус Макфлай, сценарист. И просто чудо что за светлая голова! Придумать штуку, которая ничто, по сюжету все хотят ею обладать, а зрители не только ведутся, но даже пытаются разгадать — что это? Мало того, что это закрывает вопрос с мотивацией персонажей, так ещё и создаёт длиннющий шлейф поклонников, которые, сами того не понимая, продвигают фильм, ища несуществующий ответ и рассказывая о фильме всем подряд. Гений.

Мой макгаффин — это коробка, из которой исходит фиолетовый свет при открывании крышки.

Я сидел и думал — на что такое можно развести Болта? Ведь он здоровый, умный парень, способный на поступок. Если там материальная ценность — он будет меркантильным. Реликвия — замороченный. Сентиментальность — нытик. Я не хочу окрашивать героя во что-то конкретное, наделять его слабостью. Он — нечто самодостаточное. Свободная энергия, действующая в моих интересах. И я придумал — коробка с фиолетовым светом.

Болт купил подруге цветы, к нему подходит женщина и говорит:

Тётка:

— Молодой человек, не могли бы вы мне помочь?

Болт:

— Вообще я для того здесь и хожу. Каждый день выхожу на улицу и ищу, кому бы помочь. Это шутка. Что нужно делать?

Тётка:

— Просто подсказать. Это особенная вещь. Если не взять сейчас, потом не получится. И вот я волнуюсь, как бы меня не обманули. А вы посмотрите и скажете мне — брать или не стоит.

Болт с Тёткой подходят к Исусику, продавцу. Исусик показывает коробку с фиолетовым светом, и уже Болт хочет её купить, потому что эта срань его завораживает. Исусик предлагает перебить цену тётки и готов отдать тому, кто больше заплатит.

Исусик:

— Поймите меня правильно, мне нужны деньги, а обижать кого-то я не хочу. Вы предложите свою цену, а вы — свою. Кто больше даст, того и вещь.

Болт перебивает цену Тётки, положив сверх того, что он забрал в шиномонтажке, свой перстень.

Отходит, открывает коробку, а света нет. Он несколько раз открывает коробку, света нет. Болт понимает, что его нагрели, возвращается, а там Тётка с Исусиком и Гопниками. Они заодно. Болт наседает, Гопники уводят его и нахлобучивают.

Дома подруга Болта успокаивает его, но он не слышит, его внимание в фокусе: месть.

Инга:

— Котик, главное — мы, остальное неважно.

Болт:

— Они кинули меня, понимаешь? Кинули! Им все и всегда сходит с рук. И это — ненормально!

Инга:

— Котик, ты как-то успокойся. Ты ничего не сделаешь. То есть никто не застрахован, и дело не в тебе. Любой может попасться.

Болт уходит в себя, разговаривает с собой в зеркале, как в «Таксисте», и готовит план мести.

Болт в зеркало:

— Ты хочешь сказать — каждый за себя? Как в джунглях? Тогда все в порядке. Если каждый за себя — я согласен. Если никто не хочет заниматься моей безопасностью, так ею займусь я. У вас все нормально? Так и у меня нормально.

«You wanna play ruff? Okay, say hello to my little friend!» Tony Montana.

Болт выходит на первый экшен. Он выслеживает Гопников и мочит. Прям в мочу лицом. Они отливают где-то в подворотне, он их ловит, избивает и окунает лицом в мочу.

Приходит домой перерождённый в народного мстителя, его уже не остановить. И даже подруга в костюме Красной Шапочки его не интересует.

Инга:

— Большой Серый Волк! Я потеряла пирожки. Ты меня накажешь?

Но ему по фигу.

Инга:

— Ты никогда не был равнодушен к Красной Шапочке. Что с тобой?

Болт закрывается в комнате и готовится к настоящему экшену.

Он натирает ваксой чёрный плащ, достаёт свои армейские ботинки, врезает нож в молоток. Да, я придумал оружие Болта — молоток, с обратной стороны которого выскакивает лезвие.

Подруга тем временем идёт на кардинальные меры: чтобы отомстить Болту, она идёт на вписку — бухать и трахаться.

Болт надевает чёрный плащ, высокие боты, выслеживает Исусика и приходит к нему домой.

И тут начинается экшен.

Болт стучит в дверь Исусика.

Исусик:

— Кто там?

Болт:

— Сантехник. Вы затопили соседей.

Исусик (взволнованно, открывает дверь):

— Как затопил? Чем затопил?

Болт:

— Кровью.

Болт бьёт Исусика ногой в грудь. Тот влетает обратно в квартиру.

Подруга тем временем танцует на вписке. Потом она трахается с несколькими парнями и девчонками вперемешку с экшеном, который творит Болт.

Исусик пятится и заползает в комнату. Болт заходит за ним, а там…

Ребёнок в колыбели.

Оказывается, что у Исусика умерла жена, остался ребёнок, больной, лекарства стоят дорого, а Исусик школьный учитель. И типа жизнь толкнула его обманом находить деньги на ребёнка.

Болт решает просто забрать деньги и уйти. Исусик отдаёт деньги.

Болт:

— Перстень.

Исусик:

— А, перстень? А перстень не у меня. Я сейчас позвоню — его принесут.

Исусик кому-то звонит, через какое-то время стук в дверь. Болт выходит на площадку, а там куча парней в кожанках, с кастетами и битами. Как в «Олдбое». А у Болта молоток с лезвием. И эти парни зря такие самонадеянные…

Болт с особой изобретательностью мочит парней и возвращается к Исусику, выбив ногой дверь. Тут я оставляю трэш на усмотрение зрителям и не показываю, что Болт сделал с Исусиком.

Следующим планом Болт выходит из подъезда с дитём на руках. По локоть в крови, белое одеяло, в которое завёрнут ребёнок. Он тоже в крови, кровь капает на ступени. Конец.

Офигенно я завернул! Тут и реализм, и цитаты, и харизма, и костюм, и постмодернизм. И концовка как олицетворение пропаганды «разумного насилия» в поп-культуре, когда хорошие парни могут что хотят делать с плохими парнями, но это нормально, потому что они хорошие парни.

Что может делать парня более хорошим, чем ребёнок на руках? А сам ребёнок ещё и как уничижение бездушности культуры, не гнушающейся эксплуатировать детей в своих корыстных целях. Ну тонна смыслов, куча экшена и откровенный секс. Топчик!

— Офигенно! Просто бомба! Ты долбаный гений! — говорит Денис.

— Ну кайф. Погнали? — говорю я.

— Понимаешь, у тебя довольно много динамичных сцен, с кровью. Это не так просто сделать технически. Я в восторге от твоего сценария, ты большой творец… — начинает Денис свою постоянную срань, которую он прогоняет актёрам, потому что считает, что они все ранимые и с ними нужно как с дурачками.

Денис падок до пафоса, одежды типа бархатного синего пиджака и побрякушек.

— Актеров нужно готовить, они как дети, их нужно воспитывать, — так любит говорить Денис.

Частенько эту же позицию я испытываю с ним на себе. Денису нравится образ гуру, который знает всё обо всём и планомерно добивается от каждого нужного результата. Образ, ему нравится этот образ.

— Мужик, давай без этого, — говорю я. — На меня это дерьмо не действует. Я могу, конечно, поддержать твою игру, чтобы тебе было комфортно, могу сделать вид, что ведусь. Но, чувак, мы же взрослые люди. У тебя вон уже волосы на груди. Давай прямо — снимаем?

— Конечно! Это офигенный сценарий! Давай снимем это! — говорит Дэн.

— Ну погнали. Давай своего Болта, давай своих актрис, и камера, мотор, экшен! — говорю я.

— Да, мне нужно будет провести пару кастингов, — говорит Денис пространно, как бы глядя в сторону. Сама по себе фраза не самая пространная в рейтинге пространных фраз. Именно он говорит её пространно, туманно, обтекаемо. — Они такие все ранимые, эти актёры, такие творческие. Их нужно подготовить…

***

Прошла неделя. На протяжении которой мы продолжали разговаривать о кино, постмодернизме, раскрепощении через искусство. И совершенно не делали никаких действий к съёмке.

— Ну ты чё там? Подготовил? — пишу Денису в «ВК».

— Да, три актрисы уже смотрят «Таксиста», — отвечает Денис.

— Чёрт, чувак. За неделю ты добился того, что они смотрят фильм, который могли бы знать наизусть, если бы реально любили кино? Целую неделю? — офигеваю я.

— Ну это актёры, они очень трепетные. Им нельзя всё рассказывать с ходу. Их нужно подготовить, — отвечает Денис.

— Ладно, хрен с ним, давай начнём с твоим Регнером, — пишу я. — Давай найдём локации, порепетируем там. Я могу читать за женские роли.

— Илюх, ты же талантливый писатель. Наверное, самый талантливый из всех знакомых мне современников, — начинает умасливать Дэн.

— Сосать друг другу концы — это, конечно, приятное занятие, но давай к делу — о чём речь? — спрашиваю я.

«Сосать друг другу концы» — это выражение, которое я взял от Дениса.

— Ты же можешь написать сценарий попроще? — предлагает Денис.

Приехали.

— Я могу написать любой сценарий. Но зачем? Тебе же понравился «Кол», — настаиваю я.

— Там очень много экшена и реквизита. На это нужно очень много ресурсов… — отмазывается Дэн.

Раскрылся. Как-то я смотрел одно видео, в котором старый чел говорил, что интроверты всегда говорят фразами, которые можно интерпретировать по-разному.

Когда нормальный экстраверт типа меня говорит: «Этот парень мудак».

Нормальный интроверт говорит: «У этого в целом приятного во многих отношения человека, кажется, довольно часто проскакивает в речи необъективная оценка обстоятельств, что по-своему, конечно, интересно».

То есть не то чтобы Денис специально говорит туманными фразами, а это какая-то полуфизиологическая особенность его личности. Он не может иначе. Он рождён мудаком. Кроме шуток. Это как родиться альбиносом или прогериком. Вот он родился мудаком.

— Короче, этот сценарий сложно снять, и ты съезжаешь? — спрашиваю я Дениса.

— Я бы не стал рубить с плеча. Ты очень экспрессивен. Это, конечно, отличное качество для достижения своих целей. И оно, конечно, сослужит тебе хорошую службу, если ты усвоишь кое-что… — говорит Денис.

Неужели получится узнать у него что-то конкретное? За то время, что мы занимаемся моим фильмом, мы только и делаем, что разговариваем об околокино, а самим кино не занимаемся даже около.

— Хорош. Давай. Что там? — говорю я, готовый снова написать другой сценарий.

— Если ты научишься усмирять свою неуёмную страсть к действию, то научишься получать от жизни то, что она тебе готовит, — говорит Денис «истину», которую я называю «вода».

Мой батёк часто советует: «Обожди. Потерпи. Дай время».

Мой батёк до сих пор чего-то ждёт. Я уверен: он умрёт, так и не дождавшись. Потому что не ждёт чего-то конкретно. Это стиль жизни — ни к чему не стремиться. А чтобы окружающие не считали тебя плесенью, есть отличная отговорка: «Я жду своего часа. Всё придёт».

Не придёт.

У Фрейда есть тест. Состоит из восьми вопросов. Один из них:

«Ты идешь по пустыне — впереди стена. В ней маленькое отверстие, за которым оазис. Что будешь делать?»

Я в своё время ответил так: «Посмотрю в дырку, суну палец, перелезу через стену, сломаю её».

Когда я прочитал, о чём говорят ответы, то дал и маме, и батьку пройти этот тест.

Батёк ответил так: «Присяду, пережду».

Ответ на этот вопрос символизирует основную жизненную стратегию. Лично у меня в голову не укладывается, на кой хрен сидеть возле стены в пустыне и чего-то ждать.

Да, я понимаю, и более того — знаю наверняка, что моё бесконечное движение, неуёмность сделали меня тем, кто я есть, — сотни профессий, в которых я не профессионал, сотни начатых и брошенных проектов, бесконечный океан разочарований и зашитое сердце. Ах да, ещё и левая грудь меньше правой. Не знаю, что там со мной делали, но они зашили мне грудь так, что теперь левая меньше правой по объёму.

Так вот, я знаю, я понимаю, что мой способ жить убивает меня и внутри, и снаружи быстрее естественного износа. И я сознательно его использую. Он самый классный!

— Дэн, я не буду ничего усмирять. Я кайфую с себя и моего способа жить. Ты хочешь более простой сценарий? Чтобы было меньше экшена? Ну смотри, можем сделать что-то в псевдодокументальном реалистичном стиле. Чтобы вообще без экшена и камера может быть любой. Сфокусируем всю драму на принимаемых решениях, сделаем кайфовые диалоги, — предлагаю я.

— Вот это я называю мастер! С большой буквы. Давай! Давай псевдодокументалку, — радуется Денис.

Ну ок. Напишем.

Гопник и малолетка

Ночь. Стол. Ноут. Я сижу в квартире один. Окна открыты. Приятно шелестит листва на высоких деревьях, весна. В комнате комфортная прохлада с улицы. А в моей голове шестнадцатилетняя девушка и девятнадцатилетний парень.

Трахаются.

Нет. Их двое. Парней. Они спускаются в подземку, обсуждая Машу. Её будут звать Маша. И они идут к ней, чтобы развести и оттрахать её в два смычка. Как в старые добрые времена. Как мы с Цуриком. Класс.

В мире, который снаружи меня, секс — это нечто ценное, полусакральное и неразрывно связанное с любовью, ответственностью, взятой на себя за другого человека, с жертвенностью в каком-то роде.

В мире, который внутри меня, секс — это физиологическая потребность, удовлетворяемая довольно простым способом. Это скопление большого количества нервных окончаний на половых органах, посылающих сигналы удовольствия в мозг в результате трения слизистых.

В моей интерпретации позиция мира к сексу — это валюта, ресурс, как морковка перед ослом. Способ приручить мужика, сделать мулом и способ сделать бабу наживкой. Позиция мира к любви — это способ продлить порабощение на максимально долгий срок. И ответственность — это способ сделать из объединения мужика и бабы ферму по созданию, выращиванию и подготовке новых мулов и наживок.

Так что мои герои сначала надругаются над сексом, потом над любовью и на концовку — над институтом брака. В два смычка. Как в старые добрые времена.

Когда мне было 20, я трахал некоторых тёлок по разу. Тех тёлок, у которых в головах были белоснежные простыни, фата и розовые розы, я трахал по разу, выражая тем самым протест пропаганде. Они влюблялись, писали сообщения, звонили, плакали, забивались дома в угол. Мне приятно, когда красивая, нежная, наивная и пропитанная пропагандой девушка плачет. С одной стороны, я испытываю угрызения совести, с другой — удовольствие. Совесть, мораль, добропорядочность — всё это дерьмо всунуто в меня системой, желающей от меня одного — впахивания на её благо. Лично я испытываю ментальное удовлетворение, нарушая правила системы. Девочки — наверное, самое сильное правило.

Кто-то скажет — ну они же не виноваты. Кто-то такой же, как они, — согласный с собственным рабством. Добровольно отдавший собственную аутентичность и согласившийся носить ярмо дальше. Когда тебе 5, это нормально — ты ещё слишком глуп, чтобы осознать что происходит. Когда тебе 15 нужно быть окончательно отбитым куском дерева, чтобы не замечать что происходит. Все замечают, все всё видят. Кто-то не принимает, а кто-то, коих большинство, — принимает. Я никогда не приму их правила. И пока они не поменяют их на нормальные, я буду протестовать против них.

В два смычка. Один в рот, другой в перед.

О! Ещё они замочат её батька. Точно! Они зайдут к ней, позовут в подъезд.

Поцик:

— Маша, ты такая классная, прям конфетка. Давай, выходи в подъезд. Потрещим. Есть тема.

Маша:

— Хорошо, только куртку накину.

А он популярный парень. И она по-любому с ним выйдет. Ведь он топчик, все девочки на районе с него текут. Как они говорят: «Бог красоты».

Конечно, она к нему выходит, как бабочка, летящая на лампочку. Ведь Джастин Бибер, Роберт Паттинсон и Ченнинг Татум не зря получают свои гонорары.

Поцик:

— Короче смотри, такая тема, у меня хата сейчас свободна…

Естественно, он зовёт её к себе на хату, чтобы отшпилить с корешем по всем законам жанра и отпустить на все четыре стороны.

А она, конечно же, против. Она же правильная, она же хорошая, она же сама непорочность.

Прям всю вот эту вот дичь сюда воткну, которая сидит в головах девчонок, напичканных пропагандой. Всё это дерьмо из серии «Я женщина, а значит, я богиня». Она прям так и скажет.

Маша:

— Уважай в женщине женщину!

И крупный план. На весь экран её лицо, с трепетными глазками, нежной кожей, молодым румянцем и старательно скрытым страхом перед существованием в мире зла.

А у Поцика на лице нарисую единственную мысль, посетившую его голову: «Что за хрень несёт эта лунка?».

Поцик:

— Ну я сейчас просто пару раз тебе в печень пропишу. Согласись, не лучшая перспектива.

А тут я добавлю ей характера. Она не будет слабой. Она умеет манипулировать.

Маша:

— Зачем ты такой грубый? Я же девушка. И ты мне нравишься.

Да, да, да, она станет дёргать за тонкие струнки его мужской души. И это сработает. Это всегда срабатывает. Ведь его с детства учили мечтать о Мальвине и благоговеть перед Моникой Беллуччи. А очень сложно вырвать из себя с корнем то, что посажено в детстве и к самостоятельному возрасту занимает мироощущение практически целиком. Ведь если вырвешь это — ничего не останется. Нужно быть действительно отчаянным парнем, чтобы начать познавать мир с нуля своими мозгами в 20.

Поцик ведётся. Ещё как ведётся.

И тут я вставлю первый проблеск собственного ума. Монолог «Почему люди не трахаются?». Прям как «Отчего люди не летают?». Он будет смотреть вдаль через заляпанное плевками окно в подъезде и говорить:

Поцик:

— Да, я хочу тебя. И что? Разве есть на Земле место где люди не трахаются? Этого все хотят. И ты тоже. Я простой пацан и говорю как есть: Маша, ты нужна мне.

А тут выходит её батёк и кидается на Поцика. И тут, а тут, а там… Музычка из «Забавных игр» и мочилово. Кровища. И заваленный батёк на лестничной площадке.

Кайфовая группа в саундтреках у Ханеке. Не только в «Забавных играх». Naked city часто у него встречается. Потрясающий саунд, абсолютно самобытный и до головокружения глубокий.

Потом Поцик идёт в квартиру к Маше, сообщает ей, что убил её отца, и трахает. А трахаться они будут в стиле «Мой личный штат Айдахо» — без движения. Мне нравится эта фишка: Замершие в фак-позе голые тела на пару секунд, и чтобы продолжали дышать, чуть-чуть чисто физиологически двигаясь. Чисто номинальный секс. Не для удовольствие, а ради обозначения привязанности. Ровно из современной культуры. И музычку туда возьму Nookie. Огонь. Такая тонкая вещь!

«I did it all for the nookie

Come on

The nookie

Come on

So you can take that cookie» Limp Bizkit.

Какой-то американский тип сделал кавер на Nookie Limp Bizkit в стиле Фрэнка Синатры. И в сам этот кавер уже вложен стёб над тем, как система использует оружие против неё средством манипуляции в собственных интересах, делая протест попсой. Кроме того, эта песня звучит задорно и приятно любому уху, даже слуху распоследнего быдлана. А nookie на американском сленге означает «трахаться». Смыслов прям тысячи, в тысячах плоскостей одновременно. Совершенно пронизывающая своей многомерностью сцена, никто не поймёт. А если кто-то вдруг поймёт, я вдруг узнаю, что у мира есть шанс.

А потом они лежат и курят. Тут я выражу всю красоту курения с девчонкой после секса, чисто ради эстетики.

Маша радуется, что теперь квартира её, быстро берёт пацана в оборот и вешает на него все свои женские хотелки. А он, баран, соглашается, оправдывая это для себя тем, что:

Поцик:

— Кажется, я понял, что значит любовь с первого взгляда. Вот я раньше не верил, а теперь поверил.

Занавес. Всех отодрал. И наивность, и невинность, и семью, и родителей, и женское, и мужское. Всю эту вашу пропаганду. Надругался и плюнул сверху.

Кайф. Топчик. В лучших традициях Тарантино: сказал всё, что хотел, и умные легко прочтут между кадров. А для тупых просто угарное зрелище, просто по приколу. Если бы у меня стоял на мужчин, я бы дрочил на это ноу-хау: простой, понятный экшен с остроумными диалогами и тотальное распесочивание современной культуры в подтексте. Гениальное изобретение гениального режиссёра: тупые кайфуют с экшена, не напрягая голову, умные читают смыслы, а автор и при бабках, и высказался.

Теперь только снять. Нет, Дениса в эту движню я не впишу. Он не стоит этого сценария. Человек-изваяние, стоящее на полке и заботливо протираемый от пыли женщиной с детьми, брошенной мужем и слишком не желающей напрягать хоть немного голову, чтобы исправить своё дерьмовое положение.

Сниму сам. Только пока не знаю как.

Глава 3. Линза

Повар с шилом в заднице

Я работаю ночным пекарем в ресторане «Старый телеграф» на Тверской. Это совсем близко к Кремлю. Когда мы со старшим пекарем заканчиваем ночной заказ, то до начала следующей смены остаётся часа 3—4, так что мы спим в клиентском зале. На диванах, за которыми уже через пять часов будут завтракать клиенты ресторана. Занятно ложиться спать, видя Кремль через окно. Всё моё детство я видел Кремль только через экран телевизора.

Наш шеф-повар, Кристоф, француз. Работать с французами так себе удовольствие, они считают себя полубогами, а всех остальных челядью. Они неплохо готовят, действительно любят кухню и относятся к ней особенно. Проблема в отношении: ты для него априори мусор, ведь ты не француз на кухне.

Что они там считают — это их личные проблемы. Я отличный парень и твёрдо в этом уверен. Даже твёрже, чем Кристоф уверен в своём крем-брюле. Так что коры я с него жарю наиболее отменные.

— Клюбьникь! Клюбьникь! — орёт Кристоф на всю кухню.

У него такое выражение лица, как будто в зале сидит тот, кто уже две недели морит голодом у себя в подвале жену и трех дочек Кристофа и от того, насколько хорошим будет десерт, зависит, выйдут ли на свободу дочки Кристофа и его жена.

Я специально долго несу клубнику. Мне по кайфу поиздеваться над ним. Нет, я не зол на него за то, что он не считает меня за человека, я не злорадствую, это не месть. Мне просто приятно поугорать над его напряжённостью. Чувак, расслабь мимические мышцы, выдохни!

— Почемю? Почемю клюбьникь? — он показывает на клубнику.

Он имеет в виду, что клубника выглядит вяленько. Я специально такую принёс.

Горящий зад французского шеф-повара забавнее шоу Бенни Хилла.

— О! Руссия! — обреченно вздыхает Кристоф и несётся за клубникой сам.

Он реально сейчас думает, что я ввиду умственной неполноценности не могу отличить свежую клубнику от подвядшей. Что я беру первую попавшуюся, не понимая важности момента. Чувак, я специально потратил время, чтобы найти самую грустную ягодку! Чтобы твоя пятая точка подгорела и ты полетел в холодильник найти правильную, аппетитную клубничку, принести и показать мне с видом победителя.

Не думаю, что он когда-нибудь догадается, что я просто жарю коры. Его сознание, скорее всего, вообще не способно принять тот факт, что кухня намного менее важна, чем жизнь, человеческие отношения и экзистенциальный опыт, передаваемый друг другу.

Зато последнее отлично понимает Серёжа Коновалов. Он же повар с шилом в заднице. Чел, с которым я стою сейчас в курилке:

— Кино — это круто, — говорит Серёжа.

Мы знакомы около 20 минут. С первого взгляда мы распознали друг друга. Людей, которые относятся к миру, как к детской песочнице. Людей, которым чуждо отношение к миру, как к яйцу Фаберже, которое нельзя трогать и на которое можно смотреть через стеклянную оградку. Мы оба отлично отделяем зёрна от плевел: экспириенс на первом месте, остальное на следующих.

Коновалов приехал из Якутии, решение приехать в Москву было принято им за несколько часов до поезда. Вся его жизнь проходит так: есть идея — делаю. Он не знает цели действования, он просто действует. Я остановился в Москве после Казахстана, Татарстана, Урала и Дальнего Востока. Каждое моё действие имеет конкретную цель — самовыражение. В этом мы разные.

— У меня есть знакомый оператор, — говорит Сергей.

— Класс. А ты отлично подходишь на главную мужскую роль, — говорю я.

— Делаем, — говорит Серёга.

Обожаю это. Когда человек ввязывается во что-то не думая. Это самый классный способ провести время, и этим способом почти никто не пользуется. Это нас и объединяет: ты узнаёшь о чём-то, что коррелирует с твоими ценностями, и соглашаешься сразу же, не выслушав условия. Что угодно менее важно, чем возможность освоить мир на пару сантиметров дальше.

Команда мечты

Высокий, худой пацан с дредами. Часто улыбается. Быстро и с головой включается в процесс. Ездит на мопеде с большим багажником. Дэн, оператор. Единственный друг Коновалова в Москве.

— Это из «Мой личный штат Айдахо», — говорю я.

— Шикарная идея. Очень крутой приём, — говорит Дэн. Другой Дэн, оператор Дэн.

Нет, мы не обсуждаем мой фильм как сферическое кино в вакууме, как это было со всеми предыдущими киношниками. Мы не пытаемся привести сценарий к правильному виду. Мы решаем, как это снять. Сидим в парке на Чистых прудах, стыкуем детали, рисуем кадры, выбираем цвета.

— Камера у меня есть. Её хватит. Нужен будет стедикам, его я возьму у друга. Когда снимает Хохол, сделаем такую дрожащую картинку, как от ручной съёмки, — говорит Дэн.

Мы знакомы где-то час. О Дэне я знаю, что его зовут Денис Извольский, он оператор, который однажды переехал из Якутии в Москву с родителями. Обо мне Дэн знает примерно столько же.

— На звук я позову своего знакомого, Джерри. Со светом тоже проблем нет. Есть пара парней, которые знают, что делать. Приборы возьмём со студии, — решает вопросы Дэн.

Кругленький, модненький, располагающий парень, вокалирующий в своей рок-группе. Джерри, звукач. Его привёл Дэн.

— Монолог «Почему люди не трахаются» — гениально! — говорит Джерри. — Абсурд в стиле Хармса.

— Ты читаешь Хармса? — спрашиваю я.

— Это мой любимый писатель! — говорит Джерри.

Мы сидим у меня на кухне, и Джерри — первый, кто до конца понял фишку с абсурдом монолога.

Высокий и сухой как жердь, морщинистый, но нестерпимо позитивный Юрис Лауциньш. Человек, про которого написано на «Кинопоиске»: «Юрис последний студент в мире, который сдавал предмет „научный коммунизм“». Мужская роль второго плана.

— Если еще актуально предложение, то могу помочь как актер. И вообще, видимо, наступил такой жизненный период, когда возникает желание поучаствовать в проектах, создаваемых молодыми мозгами и душой, — пишет мне Юрис в «ВК».

В поисках актёров я запостил объявления в нескольких актёрских группах. В числе прочих откликнулся Юрис. Его портфолио самое классное, про него есть статья в «Википедии». Утверждён.

Улыбчивый, молчаливый Кирилл с юной кожей лица. Помощник оператора. И депрессивно-молчаливый Костя, живое воплощение обложки Joy Division Unknown Pleasures в форм-факторе человека. Осветитель.

— Костя, — говорит Костя и жмёт мне руку.

— Кирилл, — говорит Кирилл и жмёт мне руку.

На этом наши диалоги завершены. Мы стоим в подземке на Рижской всем составом, отмечаем знакомство и собираемся проводить кастинг. Команде не хватает всего одного элемента — актрисы.

— Братан, мы в натуре снимаем кино. Чувствуешь? — радуется Коновалов. Экзистенция — его способ мыслить.

***

Подруга матери Коновалова держит магаз со шмотками. Она согласилась предоставить его нам под кастинг. Мы стоим с Серёгой, Дэном и Джерри у её шмот-магаза, через 10 минут будет 18:00, начало кастинга. Магазин закрыт. Номер подруги матери Коновалова недоступен.

На кастинг я позвал штук 20 актрис из «ВКонтакта». Встреча назначена у двери магазина. На 18:00.

— Ладно, парни, давайте подождём актрис и пойдём в «Ростикс», — говорю я.

— Норм, — говорит Джерри. — Независимое кино.

Подходит Лена. Лена Яруллина:

— Привет, ребята. Я правильно пришла на кастинг?

— Да, пошли в «Ростикс», — говорю я.

Кроме Лены никто не пришёл. А нам и нужна всего одна актриса. Мы идём в «Ростикс» сразу репетировать и снимать пробы. Кастинг упразднён за необоснованностью — у нас всего одна актриса.

— Хотела бы поучаствовать, — написала мне Лена в «ВК».

— Читай сценарий: (ссылка). Если понравится — обсудим, — написал я.

— Здравствуйте, прочитала сценарий, — написала Лена на следующий день.

— Прёт? — спросил я.

— Да)), — ответила Лена.

— Ты понимаешь, что нужно будет сунуть руку в мужские штаны? — спросил я.

— Да, — ответила Лена.

Утверждена.

Гоп-арт

Уже почти месяц я живу в двушке на Рижской. Снимаю место в комнате с каким-то парнем, который постоянно работает, и я видел его всего дважды. В соседней комнате живут парень с девушкой. Обычные люди с кредитным телефонами.

«Люди с кредитными телефонами» — это такой тип личности. Они хотят всё иметь, но у них нет ни на что денег. И зарабатывать они не хотят. Большинство потребительских кредитов в мире взято такими людьми. Если ты к чему-то стремишься, делая каждый день хоть маленький шаг на пути к цели, тебе не о чем поговорить с ними. Багаж их знаний составляет сумма просмотренных сериалов и подобного бесплатного контента, который льётся отовсюду: мемчики, жизнь знаменитостей, мировые манипулятивные новости, сеющие хаос и панику среди тех, кто не готов мыслить самостоятельно.

Когда живёшь с такими людьми, они постоянно завязывают разговоры. А говорить с ними не о чем: ты достигатель, они прожигатели. Но избежать разговора не получится. Они вечно лезут со своими:

— Как дела?

— Слышал про Васю Степного и Варю Лесную?

— Знаешь, а рубль падает. Что делать?

И еще миллион вещей, на которые они не способны повлиять, но «Это же важно!».

Мало того, что ты по-любому пересечёшься с ними где-то в квартире, так ещё и почти каждый вечер они оккупируют крошечную кухню с пивом и чипсами. А главное — если ты занимаешься рядом с ними хоть чем-то, кроме прожигания времени, — они тебе мешают. Это их святой долг — не дать хоть кому-то хоть что-то создать.

— Ребята, я тут кино снимаю. Оно без бюджета, делаем за свой счёт, а денег толком нет. Вы не будете против, если я буду репетировать в своей комнате? — спрашиваю я «кредитчиков».

— Мы только «за!», кино — это круто. Мы сами киноманы. Каждый день смотрим какой-нибудь фильм. А в своей комнате ты можешь делать вообще что хочешь, мы так же, как и ты, снимаем комнату, — отвечают они мне чуть ли не в один голос.

На следующий день мы репетируем, Серёжа в образе читает Лене монолог:

— Почему люди не трахаются? — говорит Сергей и драматично смотрит в дверь, там типа окно.

Дверь открывается. В проём всовывается голова соседки «кредитчицы»:

— Ребята, а можно поменьше пошлости?

И так через каждые пятнадцать минут:

— А можно потише?

— А можно не стучать?

— У вас всё нормально? А то шорох какой-то странный.

— Это одежда шуршит на теле, когда тело двигается, — говорю я, не скрывая презрения.

— А можно без сарказма?

В итоге я полностью забиваю на соседей, команде говорю поступить так же. Мы репетируем, не обращая внимания на реплики «кредитчиков», а местами и открыто игнорируя:

— Кто здесь? — говорю я на очередное «а можно?».

Отношения с соседями окончательно испорчены.

Мои сцены с Серёгой мы репетируем где угодно, только не у меня: на улице, в магазинах, в парках. Репетируем, просто гуляя, а гуляем мы часто.

Едем в метро:

— Смотри, короче, расклад такой — я её развожу… — говорит Серёга свою реплику.

— Не разведешь, — говорю я свою реплику.

— Ты давай завязывай. Вот так, — Серёга щёлкает пальцами, — на раз-два. Короче, развожу, начинаем с ней дела делать, а ты такой типа: «Во-от, я то-оже хочу», — ну она уже заведется и такая типа: «Давай, че». Я тебе говорю: «Пройдет, как пирожок через сраку».

— А зачем в сраке пирожок? — произношу я реплику Хохла, моего персонажа.

— Ты в натуре чумной! В обратку выходит, — произносит Серёга реплику Гопника.

— Какую обратку? — спрашиваю я с лицом, выражающим крайнюю заинтересованность.

— Ты жрешь пирожок, а он потом выходит в обратку. Через сраку, — говорит Серёга.

— А-а-а, — убедительно «понимаю» я.

— Давай, соберись. Короче, развожу и даем жару. Понял, да? — завершает «сцену» Серёга.

Серёжа в олимпийке с одной полоской, на моей — три, оба лысые. Репетиция прошла на ура — на нас смотрят как на гопников, которые едут разводить девчонку на DP. Взрослые тёти презрительно морщатся.

***

Снимаем первый эпизод. Подтянулся знакомый Коновалова, Иван. На бэтмобиле: чёрной «Приоре» со значком Бэтмена вместо шильдика. Ваня появился случайно — приехал посмотреть на киношную движуху чисто из интереса. А оказалось, что без него мы бы не сняли:

Аккумуляторы для техники, которые привёз с собой Дэн, довольно быстро разрядились. Осветительные приборы вообще не работают на аккумуляторах. Позарез нужна розетка. Мы снимаем в одной аутентичной подземке в районе Коломенской. Я нашёл её, когда ездил к зубному. В сцене мы с Серёжей идём по подземке и разговариваем. Чтобы подсветить нас и снять, нужно в районе пятидесяти метров проводов, четверник и розетка.

Дэн принёс с собой несколько удлинителей, у Вани в багажнике внезапно оказалось ещё несколько. Он припарковал бэтмобиль на тротуаре впритык к подземке, и оборудование получает питание от его аккумулятора. А чтобы он не разрядился, тачка заведена. Да, так не делают, я знаю.

Всю дорогу по подземке ходят люди. Кто-то говорит:

— Молодцы, ребята!

Кто-то:

— Займитесь делом!

А один тип таскается за нами всю дорогу и просит его не снимать. А его и так никто не снимает. На кой хрен нам тратить гигабайты памяти, чтобы запечатлеть ничем не примечательного придурка?

— Не снимайте меня, я сказал! — орёт тип в самом начале подземки в то время, как мы снимаем в середине и камера смотрит в обратную от него сторону.

Я смотрю на Джерри, он сконфуженно мотает головой. «Не-снимайте-меня» крик записался вместе с репликами. А у нас по сценарию его нет. У нас есть диалог Хохла с Серёжей. И вокруг них как бы реальность, а не съёмки кино.

— Ладно, давай ещё, — говорю я. — Дэн, переписываем.

— Мужик, ты достал! Заткнись! — орёт мужику Дэн.

Для Дениса в принципе не свойственно орать, тем более на человека. Этот парень генерирует мир в помещении одним своим присутствием и освещает тьму лучами зарности своей улыбки. Но даже Дэна достал мужик «не-надо-меня-снимать».

Несколько раз я пытался поймать его и накидать подсрачников, несколько раз его пытался ловить Серёга. Безуспешно. Мужик отлично бегает. И возвращается. И орёт:

— Я не разрешал меня снимать!

Когда на остановку рядом с подземкой приезжает автобус, мимо нас рассеянной толпой проходят местные. Им всем интересно, что мы делаем. Нет бы просто идти по своим делам — они все заглядывают в кадр.

Когда я нашёл эту локацию, подземка была безлюдна и аутентична. Я подумал: «Идеальное место!». А прохожие реалистично сработают в качестве массовки. Я упустил тот момент, что, проходя мимо снимаемого кино, каждый хочет заглянуть в кадр — а что там, по то сторону экрана?

Мы с Коноваловым идём по переходу и играем сцену, Дэн снимает, идя спиной вперёд, за ним — Кирилл, страхует Дэна, чтобы тот не упал, Джерри пишет звук, а Костя несёт свет, подсвечивая кадр. «Не-снимай-меня» мужик орёт:

— Не снимай меня!

А рандомные люди суют свои лица в кадр и дают советы.

Записали фразу, пропустили поток с автобуса, записали ещё фразу. То, что в фильме занимает десять секунд, мы снимаем час. В итоге мы решаем вообще не писать голоса, а озвучить на постпродакшене. Светлая мысль, которая пришла ближе к вечеру и позволила полностью снять эпизод за один день.

— Круто! Это очень круто — снять эпизод за один день! — говорит Дэн.

Мы просто сняли всё подряд с криками стесняшки-неснимашки и советами прохожих. Не снимали только заглядывания в камеру. Коих было немного, поскольку снимали между прибытиями автобуса на остановку. Так что управились довольно быстро.

Пацаны говорят, что для одного дня мы сделали очень много. А по-моему, ерунда — всего эпизод.

Собираем оборудование, Джерри сидит в подземке, пишет шумы. Когда оборудование погружено в машину, оказывается, что Ваня не может выехать — вечер, плотный поток машин. Выхожу на дорогу, развожу руки в стороны и блокирую движение.

Нормальные киношники получают разрешения, готовят локацию, аппаратуру, полноценно репетируют до автоматизма и снимают. Мы приехали на тачке, припарковали её у самой подземки и снимаем, несмотря на то, что мимо нас ходят недовольные местные жители. Эй, если вы у себя в головах всё усложнили — это ваши проблемы.

***

Следующий эпизод происходит в подъезде, потом — в квартире. В воображении я вижу относительно длинный коридор с подсвеченным передним планом. В нём — Героиню, наивно-невинно-привлекательную. В поисках коридора я обзвонил всех знакомых, ни у кого нет. А если и есть, то их соседи будут сильно против съёмок в их квартире.

С подъездом проблем никаких — он есть везде. Например, за дверью квартиры, где я арендую место в комнате. Опыт съёмки в подземке подсказывает: чтобы снять кино, нужно прийти и снимать кино. Выпили кофе, проиграли диалоги, погнали!

Гопник:

— Тут, короче, такая тема. Смотри, у меня хата пустая на два дня, давай, пошли ко мне. Винища возьмем, посидим, поугораем. Ты какое вино любишь — красное или белое?

Маша:

— Ты вообще, что ли? Ты сам понимаешь, что ты говоришь? Красное или белое… (пауза) Я люблю, когда во мне уважают женщину!

— Нормальные люди снимают в специальных павильонах! — орёт соседка.

— Так, стоп, это не по сценарию. Кто-нибудь, уведите посторонних с площадки, — говорю я команде чисто поугорать.

— Очень смешно! — орёт мне соседка. — Петросян прям!

Команде шутка зашла, соседке не очень.

В целом сложностей куда меньше, чем с подземкой. Ну да, проходящие по лестнице соседи, которые:

Тип «А». Советующие, как мне лучше распорядиться моей жизнью.

Тип «Б». А вы что тут, кино снимаете?

Тип «В». (молча проходящие на свой этаж, старающиеся не особо задевать аппаратуру, тем не менее осознающие своё доминирующее право на нахождение в этом подъезде).

Зато рядом электричество, значительно меньший трафик местных, не снимающихся в этом фильме людей. И сцены не на ходу. Я в кадре вообще всю дорогу стою и снимаю. А-ля тупой кореш, который фиксирует на камеру, как ты снимаешь местную популярную девчушку.

Тип «Б» в принципе ничего так. Я очень «за» любые проявления живого интереса к чему-то, что можно сделать по-своему. Но:

— Чел, мы тут хотим снять. Мы сейчас сосредоточены. Ты приятный чувак, но если мы сейчас погрузимся с тобой в диалоги, то нихрена не снимем. Свали, плиз, — говорю я типу формата «Б», трущемуся рядом с Джерри. Который сидит перед столом звукозаписывающей аппаратуры, как диджей Крис из «Все ненавидят Криса». В красной кепке Kangol, царапающий мамин любимый Playback Джеймса Брауна.

С некоторым количество неудобств, а в целом на позитиве сняли несколько сцен и пошли попить кофе. Сидим на кухне, пьём кофе, обсуждаем что-то по сценарию.

Заходит здоровый мужик, небрежно одетый и с гневом на лице.

— Какого хрена вы тут расселись? — говорит мужик.

— Да вот, сидим пьём кофе, — говорю я, не особо обращая на него внимания.

— Это моя квартира! А вы кто такие? — спрашивает мужик, как будто он важнее меня и вообще важнее любого самого важного существа во вселенной.

Можно подумать, он не знал, что его квартира сдаётся риелтором. И съёмщики квартиры по совершенно непредсказуемым обстоятельствам живут именно в этой, снятой ими квартире.

— Мне Марина сдала здесь койко-место, — напоминаю я мужику факт сдаваемости его квартиры и логичность моего прибывания здесь. Хотя по тону мужика понятно, что это для него ничего не меняет.

— А х**ля вы тут устроили? — спрашивает мужик так, как будто мы тут варим «крокодил», а на полу валяется пара отъехавших в Вальгаллу торчков.

— Мужик, ты вменяемый? Мы просто сидим, — говорю я, улыбаясь.

— Я тебе не мужик. Что вы в подъезде устроили? — продолжает мужик давить важного, оскорблённый моей улыбкой.

— Кино снимали, — говорю я, глядя на Коновалова и синхронно с ним угорая.

— Вы больные, что ли, в подъезде кино снимать? Вы вообще здесь никто! — говорит мужик, придавая внутри себя колоссальное значение последней фразе. Всем плевать.

— Слушайте, да мы просто снимали кино, — встревает Лена, включая в конфликт смягчающую составляющую.

Спасибо, Лена. А то если я продолжу, он точно поймёт мою нормальность и на почве своей психованности вызовет милицию с мигалками, и они увезут меня в дурку, колоть препаратами, снимать это на видео и выдавать за симптомы по месту придуманной болезни.

— А кто вам разрешал? — мужик немного смягчён Леной.

— Чел, расслабься, никаких разрешений на это не надо, — возвращаю я мужика на землю. Достал.

— Собирай манатки и вали отсюда! — завершает конфликт мужик.

Вот блин. Жить теперь негде.

***

Оказывается, ему все подряд нажаловались, что мы репетируем в хате толпами. И что фильм у нас про то, как два гопника разводят малолетку на секс. И вообще по итогу мы мерзкие ублюдки.

Звоню Марине, риелтору, договариваюсь, что ночь я ночую тут, а на утро она переселяет меня куда-нибудь. Марина умасливает мужика, тот сваливает. Но у меня всё ещё остро стоит самый главный вопрос — где снимать следующие сцены в подъезде?

Звоню Юрису:

— Привет, слушай, меня тут из хаты выгнали. Можно снять у тебя в подъезде? — говорю я сходу.

В одной из подъездных сцен снимается Юрис, играет батька Маши. Он выходит покурить на площадку, видит, что его дочь разводят пара гопников, и пытается отправить их по домам парой подсрачников. Но гопники запинывают батька, Хохол убегает, а Серёжа идёт с Машей в квартиру.

Вчера мы с Юрисом договорились, что если успеем, то снимем его сцену. А поскольку он живёт всего в паре домов от меня, то договорились созвониться в случае успевания.

— Как выгнали? Почему выгнали? — милейший Юрис сходу переживает за наименее важное событие.

— Это неважно. Мелочи. У тебя в подъезде можно снять? — спрашиваю я тоном, возвращающим картину мира в здоровое русло.

— Я поговорю с соседями, — говорит Юрис.

— Ты не понял. Мы через полчаса придём к тебе снимать. Можно? — спрашиваю я, утверждая.

Юрис Лауциньш. Человек, про которого на «Кинопоиске» написано: «Последний студент в мире, который сдавал предмет „научный коммунизм“. Это было 30 июня 1988 г. в 21 час 30 мин. в Щукинском училище, а с 1 июля его отменили как предмет».

Здорово, что он с нами.

Он так удивлён, что меня выгнали, даже взбудоражен. И ему стопудов непривычно, что мы скоро припрёмся к нему в подъезд снимать. В его привычном жизненном укладе просто ни разу не было Ильи Чернецова и Серёжи Коновалова. Пацанов, которые не парятся. Как две ящерицы: отвалился хвост? Едем дальше, отрастёт новый.

Юрис живёт в четырёх домах от меня, так что идти недалеко. Собираем оборудование, допиваем кофе, с шутками, на позитиве идём к Юрису.

***

— Ребята, я, конечно, за кино. Но как-то это… — растерянно встречает нас Юрис.

Он обеспокоен съёмками в его подъезде, спонтанностью и семью телами, на его глазах превращающих его квартиру в гримёрку, а лестничную площадку в локацию. К такому повороту жизнь его не готовила. Ну, никогда не поздно начать относиться к вещам проще.

— Ты золотой человек, Юрис, — говорю я, начиная раскладываться.

— Юрис — талисман нашего фильма, — говорит Коновалов, обнимая Юриса и отвлекая тем самым от нас, активно распаковывающихся и готовых снимать.

Стены его подъезда выкрашены в унылый коммунальный зелёный. Высокие потолки, широкие площадки, натёртые деревянные перила. Атмосфера идеально подходит для подката поцика со слабым словарным запасом к девахе, чья голова занята постингом фоток своей круглой попки в соцсети.

Юрис поговорил с соседями. Они оказались чуть более позитивными, чем мои уже бывшие. Плюс любящими и ценящими Юриса, так что сопротивления съёмкам нет вообще. Несмотря на сюжет.

Лишь изредка кто-то проходит по своим делам, кто-то выходит покурить, а заодно посмотреть, что такое кино, вместо телика. В итоге мы снимаем весь эпизод в подъезде полностью, за один день.

Менструация

Я переехал на Щёлковскую. В хату с двумя клушами. Это трёшка. Одну комнату занимают две девчонки, другую я, третья пустая. На двери моей комнаты дырки для замка, и девчонки сказали, что замок лучше бы повесить. Но я забил на это.

— Девчонки, я тут снимаю кино, вы не будете против, если я сниму его здесь? — спрашиваю я новых соседок. Они сидят в своей комнате, оформленной в стиле девственниц ими же.

— Да мы всегда за инициативы. И за искусство, — говорит одна.

— Да, за искусство, — говорит вторая, не отрываясь от пялец или чего-то подобного, лежащего на её коленях и занимающего всё её внимание.

— Ну только чтобы это нам не мешало, — произносит первая фразу, которая как пук в озеро — даёт локальную рябь и быстро рассеивается.

Где вы видели такое искусство? В музее искусства в качестве экспоната?

— Да мы тихо, — вру я, не испытывая даже малейших угрызений совести.

Семь тел с кучей оборудования, с утра до ночи. Когда начнём, главное — не давать им опомниться, а молча снимать себе божественный гоп-арт и почаще произносить: «Тишина на площадке!».

Да, по отношению к новым соседкам это нахально: обманом получить согласие и делать своё дело, игнорируя их недовольство. Но как ещё снимать? Арендовать павильон, поставить декорации и получить разрешения? Я работаю пекарем два через два за 30 штук в месяц, из них 15 я отдал за эту комнату.

Получить грант? Заполнить тучи бланков, выждать полгода и сделать ставку на то, что кто-то выделит деньги на мой фильм? Про то, как два парня разводят девушку на секс, тем самым показывая фальшивость отношений между полами.

Пойти в киношколу и выждать пару лет, пока мне дадут резолюцию? А если это не моё?

Окружающим плевать на меня и моё самовыражение. Так что я обманываю, пользуюсь добротой, напираю на неумение отказывать. И делаю своё кино. Мне плевать на них ровно так же, хочу и делаю.

***

На третий день проживания на Щелковской у меня украли ноут. А в нём сценарий, поэпизодный план и все мои медиа, созданные за жизнь. Все зарисовки книг, рассказы, эссе.

Воры оказались милейшими — разложили мои документы по кровати типа «А вообще мы классные ребята».

— Я говорила, что нужно купить замок. Этот Артём, который жил здесь, это он 100%, — говорит соседка мусорам.

Когда я зашёл в комнату и обнаружил, что меня ограбили, то расстроился и вызвал мусоров. Пока они составляли протокол и делали свою работу, я успокоился.

Мы идём с Коноваловым по ночной улице, пьём пиво, и мне уже плевать.

Есть какое-то незначительное и непонятное ощущение тоски по ноуту, оттеняющее общее настроение. Однако оно очень далеко от того, чтобы задавать тон моему самочувствию. Из ценностей я потерял только мой арт. И то на время. Я постоянно рассылал свои произведения на конкурсы, знакомым, едва-едва знакомым, всем подряд. С любого компа я могу зайти на свою почту и скачать из переписок всё, когда-либо мною созданное. Удобно быть экстравертом.

— Стрёмная у тебя хата, братан, — говорит Коновалов.

— Я знаю, — говорю я.

— Стопудов всё твои соседки, — говорит Коновалов.

— Я знаю, — говорю я.

— Но тебе, конечно, плевать, — говорит Коновалов.

— Конечно, — говорю я.

— Ты самый ненормальный из всех, кого я встречал, — говорит Коновалов.

— Я знаю, — говорю я.

Недели три назад, когда мы были знакомы всего неделю, мы шли по Тверской мимо магазина Benetton. Он попросил:

— Займи мне 27 тысяч.

Я знал про Серёгу, что он очень духовно близкий мне чел и его номер телефона. Больше ничего.

— Ок, — ответил я на просьбу занять.

У меня было накоплено что-то около 32 тысяч, себе я ничего особо не покупал. И почему-то в этот момент я был готов без слов занять ему 27 000. При том что я вообще не люблю занимать кому-то деньги.

— Ты не шутишь? Ты готов занять мне 27 штук? Ты же ничего обо мне не знаешь, — удивляется Коновалов.

— Я чувствую. Мне не нужно знать, — говорю я так, как будто каждый день занимаю почти все свои деньги незнакомым людям.

— Там висит пальто, которое я очень хочу, — он показывает на Benetton. — Когда месяц назад я приехал в Москву, то сразу зашёл в этот магазин. И очень захотел это пальто. Я не могу его украсть, я могу его только купить.

Я снимаю с карточки 27 штук, даю Серёге, он идёт в Benetton и покупает пальто.

Вообще он обычно ворует. Еду, одежду, всё, что ему нужно. Он заходит в магазин и выносит что хочет. Даже когда ему ничего не нужно, он ворует по привычке. Но это пальто он почему-то решил купить. Правда, в процессе примерки всё равно повыносил с собой всякого разного.

***

Лена молчит уже неделю. Я нашёл хату, как вилами по воде, но всё же договорился с соседками. Пацаны готовы. Лена пропала. Я еду в метро к Джерри за распечаткой сценария, который я посылал ему по почте. Надо же как-то снимать дальше, а ноут спёрли.

И тут она пишет: «Я не могу. У меня менструация».