СВОЁ НЕБО
Творчество Ники Виноградовой (Виктории Голомидовой) знакомо забайкальским любителям поэзии. Стихи автора печатались в средствах массовой информации, а по итогам семинаров «Забайкальских осеней» — в литературно-художественном журнале «Слово Забайкалье». Год назад в Чите в издательстве «ПОИСК» вышел поэтический коллективный сборник молодых забайкальских авторов «Калейдоскоп», в котором Виктория была представлена очень достойной подборкой.
Но первый сборник, свой, собственный — это как твой первый ребёнок! Пройдут годы, окрепнет рука, появится «тугая завязь мастерства», будут другие сборники, но вот этот, далеко пока не совершенный, с ошибками, которые автор видит лишь через временное расстояние, навсегда останется любимым.
Самое главное слово в стихах Виктории Голомидовой — «небо». И производные, связанные с этим словом. Или образы неба. То есть, горнее.
И — дольнее. Всё, что связано с землёй, миром низменным, приземлённым. Пространство между двумя этими стихиями, похоже, мало интересует Викторию. Юношеский максимализм. Очень знакомый трамплин для начинающих авторов, с которого в своё время начинал и я. А, может, другого начала для поэта и не существует?
Мне очень знакомо это состояние, когда мир делишь на чёрное и белое, высокое и низкое, злое и доброе, друзей и врагов. Это этап, который необходимо пройти. Потом уже понимаешь, как трудно всё время смотреть только на белое — глаза устают. Как и видеть только чёрное — самоуничтожительно для души. А ещё понимаешь, что самое интересное находится между, находится там, где полутона. Но это придёт позже.
С каждым новым стихотворением автор — как начинающий, так и зрелый — научаются по-новому смотреть на мир, научаются под другим углом видеть знакомые вещи. Если молодой поэт способен к подобной трансформации души, у его творчества есть будущее.
И автора, и читателей поздравляю с первой самостоятельной книжкой!
ВЯЧЕСЛАВ ВЬЮНОВ, член Союза писателей России
Небо моё
Всё осмеяно и потеряно,
что когда-то спасти могло.
А ведь раньше ещё не верилось,
что и Ангелы Божьи — зло.
А ведь раньше ещё надеялись,
что хранит нас небесный страж.
Распылён по дороге смелый наш
и безудержный тот кураж.
Всё растрачено и раздавлено,
и течёт чернотой из вен.
Сколько раз мы добром оставлены?
Сколько раз поднялись с колен?
Сколько раз били в спину крепкую,
кто спасти и помочь могли?
Сколько раз нашей кровью терпкою
мы кормили простор земли?
Но не дрогнул ни Ад с треклятыми,
но никто не простёр крыло!
Только небо моё распятое
над пропащей главой цвело…
Ввысь и вниз
Небо холодом мёртвым дышит.
Небо слёзы мои не слышит.
Ты мне отдал ключи от крыши:
«Может, прыгнешь?» — смеясь, сказал.
И металл оцарапал пальцы.
Все мы в чьей-то судьбе скитальцы,
Все мы рвёмся наверх, безумцы,
Хоть дорога одна — в подвал.
Я бреду по ступеням пьяным,
И твой голос в крови дурманом!
Где-то тишь облаков кудрявых…
А меня уже ждёт асфальт.
Мне поддался замок со скрипом.
Я встаю на карниз со всхлипом,
А в груди разорвётся хрипом:
«Обещай меня снизу ждать!»
Лишь на миг высота — свобода.
И я в воздух срываюсь гордо,
Ключ роняю под шёпот Бога:
«Ну, куда вам, бескрылым, ввысь?»
Ты мне отдал ключи от крыши
И под небом осенним дышишь.
Небо крики твои не слышит:
«Умоляю, не вниз! Вернись!»
Небо в огне
Небо в огне. А чего еще ждать с небес,
Если сам ты послал в облака озорную
искру?
Небосвод обгорел, облупился, совсем облез.
Синева расползлась, стала теменью
слишком быстро.
Небо мертво. Отпылал, отболел закат!
Ты и сам разглядел, как срывались Луна
и Звёзды.
Пусто было тогда, а теперь пустота —
стократ.
И молчат небеса, только сердце рыдает
слёзно.
Небо нигде. Мы и сами уже нигде.
И пора бы понять: не осталось ни тьмы,
ни света.
Мы чужие с тобой: то ль во благо,
а то ль к беде?
Пустота ничего не ответит уже на это.
Небо расплакалось
Облака рассыпаются каплями.
Бьют в лицо эти слёзы холодные,
До тепла и надежды голодные, —
Это небо седое расплакалось.
Мы стоим под простывшими струями,
Мы их ловим губами разбитыми
И над этой землёй неумытою
Мы забытым покоем любуемся.
Всё утонет в том море отчаянья,
Разобьётся о лёд нашей осени,
Наградит снова пепельной проседью
И заставит смотреть нас в молчании.
Облака рассыпаются каплями.
Мы лежим, опалённые холодом.
Отдано всё тепло неба голоду,
И оно нас с лихвою оплакало.
Тёмное небо
Тёмное небо дождётся и наших слёз.
Капли солёные звёздами на щеках.
Верили в чудо, блуждали в объятьях грёз.
Кровь почерневшая — росчерком на руках.
Тёмное небо узнает и нашу боль:
Крики гортанные глотку когтями рвут.
Думали глупо: любой этот путь пройдёт.
Гордо хрипели: без боя нас не возьмут.
Тёмное небо смеётся под горький грай:
Мы на коленях, осмеянные дождём.
Где-то за тучами наш долгожданный рай:
Сквозь преисподнюю к райским вратам
ползём.
Кучка ободранных, мёртвых и злых солдат:
Лезем по лужам. Здесь каждый к земле
прирос.
Вороны грают: «Нельзя вам до Райских
врат!»
Тёмное небо танцует горохом звёзд…
Небеса свинцовые
«За окном — небеса свинцовые.
Ты один прозябаешь здесь…»
Сканди
За окном — небеса свинцовые.
Ты один прозябаешь здесь.
Это небо — оно не новое,
В этом небе свинца не счесть.
Небо виснет седыми пулями,
Небо каплет отравой в нас.
Ты сидишь под чужими дулами,
Ты боишься отдать приказ.
За тобою пойдут немногие,
Но хоть несколько — да пойдут!
Ты сидишь на чужой дороге,
Ждёшь, когда твою жизнь возьмут.
За окном небеса свинцовые.
Ты лежишь в красноте своей.
Не успел, не поднялся снова.
Так свинец холодит людей.
Выбирай своё оружие
Время смято и простужено,
Время в бой зовет размеренно.
Выбирай своё оружие:
То, что временем проверено.
Ты клинок возьми, чтоб лезвие
Жгло и плоть, и камни твёрдые,
Чтобы вражеское шествие
Захлебнулось кровью тёмною.
Подними своё оружие,
Будь ты храбрым и отчаянным!
Не смотри, что храмы Божии
Умываются печалями.
Не смотри, что горы красные,
Воды пурпуром подёрнуты,
Небо душами несчастными,
Словно ранами, исколото!
Небо ждёт, и враг куражится.
Время движется размеренно:
Твой клинок с тобой останется,
Тот, что временем проверенный!
Не трясись! Тут вольно дышится!
Вскрикнешь ты, грозой разбуженный…
Это сон.
Но в громе слышится:
— Выбирай своё оружие!
Затушив о небо сигарету…
Затушив о небо сигарету,
Слыша, как шипит оно дождями,
Я плюю на всё: на наше лето,
Флирт, любовь… и заново встречаю
Новою затяжкой хмарь рассвета,
Лужи на асфальте, грязь и пепел.
Я готова, видишь, я одета!
Я ушла, а ты и не заметил.
Затушив о небо сигарету,
Видя, как оно от боли плачет,
Я несусь с разбега в чьё-то лето.
Под ногами слякоть. Это значит,
Что не ждёт меня чужое небо,
Раз своё дождём, слезами слепит.
Но бегу, бросаюсь в жижу эту
И стремлюсь, чтоб кто-нибудь заметил,
Чтоб накинул плед, смеясь, на плечи
И увёл туда, где я согрета,
Где любую боль затяжкой лечит
Горькая, как небо, сигарета!
Затушив о небо сигарету,
Слыша, как ругает в спину ветер,
Под крылом холодного рассвета
Я ушла, а ты и не заметил.
Птицы
Мы, нелепые и уставшие,
Птицы с крыльями обгоревшими.
Мы — свободы ветра поймавшие,
Да пред Солнцем чужим ослепшие.
Мы спешим к берегам непознанным.
Воздух бьёт нам по ранам плётками,
Душит штормами, бурей, грозами:
Нам погода всегда нелётная!
Перья грязные солью жгучею
До костей и до вен проедены.
Мы летим под седыми тучами.
Нам пути эти небом велены!
Не дотянем, увы, до пристани,
Захлебнёмся пустыми хрипами.
И свободу свою придётся нам
Солью терпкой из лёгких выхаркать!
Нам погода всегда нёлетная,
И на картах путей не писано.
Просто небо святое, звёздное
Нам на перья дождём нанизано!
Мы, нелепые и уставшие,
Мчимся вниз на свиданье с водами.
Небеса и моря познавшие
Мы умрём. Но умрём свободными!
Не птицы
«Пойми же милая, мы не птицы…»
Krredis
— Пойми же, милый, что мы — не птицы, —
Твердила мать, доставая нож.
На старой полке лежали шприцы,
А за окном колосилась рожь.
А за окном наступала осень,
И журавлиный усталый клин
Уже скрывался за неба проседь.
На сердце грелся холодный сплин.
А за спиною редели перья,
На пол слетая, как первый снег,
Напоминая: увы, теперь я
Совсем не птица, а человек.
— Ты срежь их, мама, чтоб не зудели
И чтоб не рвали под облака!
Наркоз бессилен, но всё теплее
Твоя заботливая рука!
А как без неба бескрылым буду
Я в сером сонме осенних лиц?
Не знаю, мама!
Пророчит чудо
На старой полке стеклянный шприц…
Отпусти
Послушай! Мой бой окончен.
Приди на поле — сказать «Прощай».
Я разобран и обесточен.
Вместо топлива в венах чай.
Не ищи ты меня средь павших,
не стенай, не зови в ночи.
Я, как прежде, такой — пропащий.
Надо мною пурга кричит.
Вот она и оплачет рьяно,
освистает и проклянёт.
Я лежу, долгим боем пьяный,
и хрустит под затылком лёд.
Всё моё! Этот ветер стылый,
эти звёзды и эта глушь.
Ими проклятый, им же милый,
утонувший в просветах луж,
Я с рассветом слепым растаю,
стану облаком на пути.
Слышишь? Я тебя отпускаю!
Но и ты меня отпусти?
Никто не разбился до смерти
Посвящается В. П. Крапивину
Никто не разбился до смерти,
Никто не взорвался всполохом,
О неба седые росчерки
Никто не помял крыла.
Остался мальчишка в памяти
Героем, что звонким голосом
Позвал за собой на подвиги.
Свобода двоих влекла.
Никто не разбился! Правда, ведь!
И он в облаках по-прежнему:
Серёжка, что ночью жаркою
Бывал ни однажды сбит.
Остался мальчишка в жизнь смотреть
Двенадцать ему. Безбрежное
Всё небо — его. Украдкою
Опять в облака манит.
Никто не разбился до смерти!
Огня золотые всполохи
Угасли давно: вы выплыли,
И ветер тоску унёс.
А горе твоё напрасное,
Да тучи давно разогнаны,
И детство твоё незыблемо.
И сказка сильнее слёз!
Приходи, скучаю…
Мне на плечи ложится холодный вечер.
Измозолил руку о гриф гитары.
Бьёт в лицо, матерясь, неуёмный ветер,
Торгаши предлагают свои товары.
Суета. Чьи-то лица мне костью в горле,
С самой жизнью сегодня я в диссонансе.
Словно туфли чужие мозоль натёрли,
Будто пьяно кружился в чужом я вальсе.
Всё чужое кругом: хоть плачь, хоть смейся!
Хоть гитару разбей о звенящую мостовую
И хоть сам об нее ты, смеясь, разбейся!
Не мои тебя губы сейчас целуют.
И не я для тебя, все забыв, играю,
И не мне посвящаешь хмельную песню.
Я ведь сам тебе бросил ключи от рая!
Я в лицо их швырнул с горьким словом вместе.
Мне на плечи ложится холодный вечер.
И куда я бреду? Видит Бог, не знаю!
Телефонным звонком заиграет ветер.
И два слова всего: «Приходи… скучаю!»
Не причина
Я старше стал почти на целый век —
На одного родного человека.
Ещё вчера, казалось, падал снег,
И таяли снежинки в танце ветра.
Ещё вчера, сжимая гриф в руках,
Играл я для тебя свои сюжеты,
И были губы на твоих губах…
Но так внезапно кончилось всё это.
Я старше стал практически на жизнь,
На целую симфонию мелодий.
Кричу тебе, зову вослед: «Вернись!
Кому ты дорог, просто не уходят».
Ещё вчера твой голос в унисон
Звучал с моей натруженной гитарой,
Ещё вчера не шёл обоим сон,
И было этой музыки так мало…
Сегодня снег растаял поутру:
И в новую мелодию. В пучину.
Вчера казалось, я один умру.
Сегодня оказалось — не причина.
Гнилая дружба
Гнилая дружба, лживые друзья.
Лишь музыка не врёт. Она живая!
Я, словно одержимый, вновь играю:
Уйти со сцены в этот час нельзя.
Мне некуда идти — безликий мир,
Похоже, смазал с лиц живые краски,
Остались только пепельные маски,
Остался пепел и пустой эфир.
А здесь живёт мелодия, душа
Звучит через гитару нежной нотой,
И песня набирает обороты,
Я слушаю тебя, едва дыша!
Так пой же, не молчи, мой лживый друг!
Лишь здесь так сыплют правдой твои губы,
Лишь здесь твой голос чистый и не грубый,
И нежные объятья грязных рук.
Гнилая дружба, лживые друзья…
И занавес упал, пора со сцены!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.